Аннотация: Зеленые твари тварят с нами что хотят! Твари! Земля в исключительной опасности!
Пикап Геры остановился возле турбазы. Ее стена была побелена, совсем недавно, но быстро заросла вьюном. Мы с Герой кощунственно поссали на нее. Окно на втором этаже распахнулось, оттуда выпрыгнула кошка, потом высунулась голова, крикнула, что стену недавно побелили. "Не ссыте больше на нее! Слышите, никогда!" - заключила пьяная, нетрезвая, убранная полотенцем голова. Вроде женская. Из колонки, стоящей на подоконнике, гремела линия басовой гитары в композиции "Another brick in the Wall. Part II" группы "Пинк Флойд". И Гера тогда сказал:
- Раствор не помешает! Я имею в виду, что
- Хорошо тут все-таки, - произнесла Алиса, с умилением глядя на детвору, что высыпала из дверей и смешалась с пылью двора, играя то ли в пятнашки, то ли в прятки, в то время как Клара разливала по жестяным кружкам черный байховый чай.
Громко прокричал удод, предвещая закат солнца. Глядя сквозь заляпанное мушиным дерьмом окно, мы проводили светило. Оно разлилось напоследок по всему внутреннему пространству нашей комнатушки, и деревья округ глотали вечер, медленно насыщаясь серым соком сумерек.
Когда дети убежали внутрь базы, окно на втором этаже раскрыло пасть пошире. Двор начал жадно поглощать звуки, зазывая мужчин в джемперах: по-летнему потея, они танцевали в объятиях женщин - милых дам в змеистых туфлях, беленьких платьицах с вышитыми шелком розами. С угрюмым вниманием мы следили за ними, не покидая нашего пикапа. Две брюнетки долго не отпускали толстяка, запутавшегося в их руках и ногах, но он упал на карачки и выполз; сел на качельку и вгрызся в расщелину меж двух половинок фисташкового панцыря. "Я толстый, толстый!" - шептал он, терзая орех.
Перед сном мы устроили битву единственной нашей кожаной подушкой, в которой перекатывались два пластмассовых шара. В азарте борьбы Клара оглушила Геру ударом ноги, и Алисе пришлось сделать ему компресс на лоб - из мочи Клары-виновницы и винного уксуса. Через соломинку, одним концом всунутой в рот Геры, а другой - в бутылку, мы влили ему в рот вино. Глаза Геры налились кровью, веки распухли, - чрезвычайнейше хотелось ткнуть туда гвоздем.
Я свернулся клубочком на соломенном тюфяке, Алиса скособочилась на деревянной скамейке, положив голову и руку на металлическую ручку, в полуметре от меня, и я слышал ее дыхание, в котором звучали ноты близкого кошмара. И он пришел, когда Гера и Клара уснули в обнимку, помирившись. Кошмар Алисы имел запахи лука, чеснока и водочного перегара, ее дыхание пахло кровью и насилием. А от запаха крови Алисы смердело гнилью и смертью. Разложением. Я подложил под ее лицо кожаную подушку, и пластмассовые шары равнодушно впитывали ВСЁ. Это.
- Эта... - сказал Гера, зевая и щурясь. Он обвел нас тусклым взглядом, в котором читались голод и скука. - Мы едем?
- Нет, - отрезала Алиса.
Гера:
- Вот как! Почему? Мы теряем время!
Холодная осечка.
- Мы не теряем время. Оно никуда не девается, вот оно, с нами, - и Алиса воздела кверху ладонь. Сквозь ее пальцы просачивалось время, воздух. - Не будет воздуха - и никуда-то ты не успеешь, - сказала Алиса, вынимая из рюкзачка зубную щетку. - Да и не опоздаешь, если воздуха не будет вообще.
- А потому не рыпайся! - толкнула его в ребра Клара.
- Я все понимаю, - сложил руки Гера. - Не будет воздуха - и мы все умрем. Но ведь воздух же есть. Что ты, Алиса, просачиваешь сквозь свои пальцы, как не воздух?
- Воздух, - ответила Алиса. - Хороший деревенский свежий воздух. Ты думаешь, что где-то воздух лучше?
- Да, - сказал Гера и уклончиво добавил: - Тут очень хороший воздух, но человек не может питаться одним воздухом.
Он кивнул на наши съежившиеся в углу рюкзаки.
- У нас нету пищи, даже на завтрак, - кивнула Алиса. - Но легко решается и этот вопрос. Ведь туристическая база как-то функционирует? Где они берут свежее молоко, творог, фрукты и овощи? Наверняка ведь где-то поблизости, иначе эти продукты не были бы свежими.
- Конечно, ты рассуждаешь правильно, - согласился Гера. - Но откуда ты знаешь, какие продукты употребляют в пищу эти люди?
- Да, ты угадал, Гера, я рассуждаю правильно, и я предполагаю, что горожане не поедут на изолированную от внешнего мира туристическую базу, где будут вынуждены питаться одними консервами, а поскольку я рассуждаю, как ты метко заметил, правильно, то тебе не остается ничего иного, кроме как согласиться с моим предположением.
- Хорошо, Алиса, я бы согласился с твоим предположением, но только в том случае, если бы не был склонен признавать свои собственные ошибки. Совершенно случайно я оговорился, что ты, дескать, рассуждаешь правильно... Теперь же я признаю свои слова ошибочными...
- Э, нет! - залилась непосредственным смехом Клара. - Ты сказал! А слово не воробей - его не поймаешь.
- Секундочку, девочка...
- Подождите секундочку, дети, - сказал я. - Сейчас я доберусь до деревеньки и накуплю нам свежего творога, молока, может быть, рыбы, может быть чего-нибудь еще. А вы, дорогие мои, пока что планируйте наш день - только запомните, никуда отсюда мне двигаться не хочется...
Закончив свою речь, я выпрыгнул из нашего вагона и провел пальцем по рельсу - блестящему, нержавому рельсу, в котором отражалось утреннее солнце.
Засунув голову в нутро ларька (стекло, металлическая основа, покрытая облупившейся голубой краской), я вежливо сказал:
- Девушка, миленькая, дайте мне пожалуйста две бутылки пива и, если вам нетрудно, то еще и того подлещика.
Поскольку пиво было только одного сорта, то выдача пива у девушки не вызвала затруднения, но подлещиков было много, я б сказал, дохуя, - и телочка долго металась между развешанными по всему ларьку рыбками (да рыбьими тушами, блять, ебанись, чувак, я хохмы ради сказал, что это подлещики - то лещи натуральные были! Киты, бля буду!).
Наконец она выцыганила здоровенную рыбеху, взяв за нее какое-то копье - во, ебт, провинциа! а я
к тому времени ебанул уже одну бутылочку, ну, заебись она вставила после стольких дней воздержания! Не, я понимаю, что все это чиста психологическое явление - не бухать давно, так тебя один запах пробки даже какого-то сраного пива вставит, не говоря уже о вотке. Второй ботл я ибанул прям тут же, вместе с лещом, тока леща об стенку ларька предварительно ебнул, штоб размять его, соленую заразу, потом, куснув, сунул харю к продавщице, грю, а вотка-то есть у тебя, дивица? Ну, она там че-то замялась слегонца, вроде бы не свой, иногородний, хуй его знает, кто такой. Я ей тогда грю: да ладно, не ссы, свой я, местный. Давай, ну хотя б чекарь.
А она еще так зарделась, грит: ну мы тут, хуё-маё, самогончиком балуемся, да спиртом, но самогонка дороже стоит. Во, бля, гурманка, думаю.
Да мне до песды, говорю. Давай че-нить. И со мной выпей. А еще спрашиваю ее: у тебя тут река есть, чтобы искупаться, освежиться, потому что - веришь-нет - не хочу я пьяным возвращаться туда, откуда пришел.
- А откуда ты пришел? - спрашивает девушка из ларька.
- Из ларька, - ответил я. - С той стороны земли. На практику приехал. Шучу, шучу...
- Ха-ха. Оченно смешно!
- Ладно... - ласково потрепал я ее по щеке и пошел по грунтовой дороге, недавно покрытой дождем.
- Руки-то не распускай! ...Э! Так что? Тебе спирт нужен-та?
- Нет, спасибо!
Ответил я ей, и двинул себе дальше, ради хохмы вышагивая как аист.
А у перекрестка стояли они... Семеро...
Стоят в землю, поплевывают туда. У главного - харя в шрамах. Остальные сплевывают и ухмыляются, сплевывают и ухмыляются, взглядами перекидываются. И только он плюет, не улыбаясь, лишь меня взглядом подрезает.
- Ну, что? - подходит ко мне, руку на плечо кладет. - Куда идешь-та?
- Да заебали вы меня! Откуда идешь, куда идешь?.. - и непринужденно улыбаюсь: - Шучу, шучу... Где вы тут отрываетесь?
- Да на реке! - говорит главный и, не снимая с моего плеча руки, ведет куда-то. Вся шобла тянется за нами.
- Там у вас местная тусовка, наверно? - спрашиваю.
- А как же, - отвечает главный. - Тусовка, она самая. Дискотека, танцы. Специально электричество провели, к твоему приезду! Лучших девок отобрали!
- О! - говорю.
- Да-а... - говорит главный. - Уж поверь... Да мы там, вообще-то, звезды. Диск-жокеи. Чувачок, не знаю как тебя зовут, видишь того паренька? Петь, подойди... Петя прется от Бадди Холли. А вон тот, Вася, прется от Бо Дидли. Другой Вася, как бы тезка, млеет от Чака Берри. Андрюха торчит с Эдди Кокрэна. У Федьки перехватывает горло от Литтла Ричарда. А Питирим мужик ваще необычный, он с Роя Орбисона тащится... Ну а я, как ты думаешь, от кого прусь?
Я посмотрел в его мелкие, свинячьи глазки. Перевел взгляд на его друзей, таких же, как и он, простоволосых ублюдков, одетых в ватники, хотя на дворе стояла самая что ни на есть жара, самое засушливое лето, что я помнил в своей жизни. И тогда я сказал:
- Да хуй тебя знает, чувак...
И главный терпеливо вздохнул:
- Чувак, ты не подумал. Ты совсем не то
Я посмотрел по сторонам и подумал: "н-да-а..."
- Чего ты?! - вскинулся главный. - Чё не нравится, ссс...
- Ты куда нас завел? - спросил главный, оглядевшись по сторонам и схватив меня за воротник, явно намереваясь оторвать его.
Все дворы и огороды округ нас были завалены металлическими обломками, светящейся зеленой стружкой, битым стеклом, вспузырившейся пластмассой. Из-под этой неоднородной массы робко высовывали свои коньки крыши деревянных домиков; а буквально в трех метрах от меня, за канавой, жалостно торчала рука огородного пугала, потонувшего в море металла.
Из перелеска прямо перед нами стремительно выкатились какие-то блестящие круги. Разомкнув свое "я", превратились в букву "С", раздвинули ножки, раздвинули ручки, в которых оказались БЛАСТЕРЫ. Началась стрельба. Чувак, который перся от Бадди Холли, отлетел метра на три. На месте его рокенрольного сердца дымилась дыра.
- Ссс...
Повторился главный, упав одними костьми на асфальт. Я побежал в обратную сторону, время от времени припадая к земле, чтобы уклониться от зеленых и красных смертоносных лучей. Так я добежал до огородов, не занятых металлолом, и на крыльце одного из домов узрел распахнутую настежь дверь.
"Сон-сон-сон, - подумал тогда я, - надо спрятаться под одеялом или под кроватью!"
Влетев в дом, я замер на пороге двери, ведущей в горницу. Хрупкая девушка сидела за накрытым белой скатерью столом и расчесывала свои дивные, густые и длинные волосы цвета созревшей ржи. Деревянный гребень выпал из ее тонких рук, когда она услышала мое дыхание. Она повернулась ко мне. Встала на ноги и подошла поближе, так, что я почувствовал суматошное биение ее сердца.
- Я ждала тебя столько лет, - сказала она, обняв меня наикрепчайше.
Впилась в меня пухлыми губами цветущей яблони окраса, уронила меня, крепкого, здорового Ивана на грубо отесанные доски пола, искровавили они мне колени. Содрав с вашего покорного слуги рубаху и расстегнув ширинку евонных брюк, нимфа разорвала свое платье от самой шеи до подола. Лишь пуговица, пришитая к простому домотканному платью на уровне ее лобка, да несколько жалких ниток мешали
- Что... что это, мать??
Я повернул голову, не отрывая руки от груди так называемой нимфы. Ее сосок настороженно смотрел на ворвавшихся людей через кольцо моих сомкнутых пальцев - большого и указательного.
Как следует встряхнувшись и осыпав нас пылью настоящей деревенской соломы, маман моей нимфы разжала пальцы и широко раскрыла рот. Несколько мгновений ее нёбо пристально наблюдало за нами, потом из этой скважины резко пахнУло скорой истерикой, громкой ломкой суставов. Но папаша опередил всех: схватив дочь за горло, он швырнул ее куда-то в сторону, оказалось - на кровать, и там она замерла, уставившись в потолок коленями и напряженными грудями.
- Миииитяяяя!!! Чужоооооой!!!! Мы вернулись с работ, а тут - чужоооой!!!! - заколосились голосовые связки крестьянки.
На пороге, где десять минут назад стоял я, нарисовался плотно сбитый кудрявый юноша в красной шапке с вилами в руке. Нисколько не размышляя, он замахнулся на меня именно той рукой, в которой были зажаты вилы, и я, тоже не особо размышляя, подскочил к нему и воткнул в его глаза два пальца, указательный и средний.
А потом выскочил в раскрытое окно.
Несколько минут я провел в оцепенении: меня снова посетило неприятное ощущение, что я убил человека. Его глаза вытекли мгновение назад. Не помню толком, как вернулся в город, не помню толком, что было раньше, а вот это - помню. "Да не было ничего", - ворчливо сказал я себе, стряхивая пепел за окно. - "Ведь я же ничего не помню".
Но что-то внутри меня помнило и мазохистски страшилось и ждало наказания.
Яркий сентябрьский день. Все за окном пылает и в то же время мерзнет, летят первые сухие листья под сильными порывами северного ветра. По двору прошли пятеро пацанов. Приглядевшись, я различил знакомые черты. Вон тот прется от Литтла Ричарда, этот - от Эдди Кокрэна. И еще трое незнакомых - подмога. Расположились на скамеечках возле подъезда, курят, лузгают семечки.
Наверняка ведь ждут меня, чтобы отомстить! А если свалить через черный выход?! ...А если ждут и там?
На кухне затрезвонил телефон. Трезвонил и трезвонил. До тех пор, пока не пришла бабушка и не сказала раздраженно:
- Иди... Твоя бывшая...
- Алё... - говорю трубке.
- Че не звонишь?! - на повышенных отвечает та. - Давно ведь из отпуска вернулся! Димка по тебе скучает. Как из детского сада ни вернется, так сразу начинает канючить: где папа, где папа... А папа - в жопе!
- Угадала... - говорю.
- Чтобы сегодня был здесь!
- Да хрена там... - вяло возражаю. - Мне не выйти. У меня завтра контрольная. Если напишу на трояк, будут ебать все полугодие, и следующее, кстати, тоже. А нахрена мне в аттестате тройка по химии?
И действительно, нахрена? У меня всегда четверки с пятерками чередовались. Да и кто она вообще такая, Катя эта? Уже год как никто. Вот и паспорт то же самое говорит.
А трубка долдонит своё:
- Или ты приедешь сегодня, или я тебя достану!
А ведь может достать. Вернее, уже достала. А то еще в школу припрется, скандал там устроит...
- Ладно, ладно, приеду, отъебись только.
Трубка лежит на рычаге ровнехонько, я чешу репу: "Что делать?". Ход мысли останавливает звонок в дверь, он же стимулирует действие.
На цыпочках подкравшись к двери, заглядываю в глазок и вижу перед собой лицо с двумя засохшими потеками крови на щеках. Красные, но целые глаза смотрят в пол.
Открываю дверь.
- Ты жив?
- Как видишь, - ухмыляется чувак. - Я - Жека.
- Я Иван. А что те приперлись?
- Так они не знают, что я жив. Они вообще ебнутые. Сидят там, тебя ждут.
Я открываю дверь пошире и вижу, что за ней притаилась та "нимфа", из-за которой весь сыр-бор и приключился. Смотрит на меня своими похотливыми глазищами, потом своей задницей мои пальцы покрепче к двери прижимает и начинает о них тереться.
- И что делать? - спрашиваю Жеку, стараясь не обращать внимания на его сестру.
- Пиздюлей им навешать. Давай, я тебе помогу. Меня они тоже заебали. И потом, не будешь же ты здесь всю свою жизнь торчать.
- Действительно...
- Ну, короче, так: выходим из парадняка и бежим. Они - за нами. Ты хорошо бегаешь? Бежим долго, эддикокрэневец выдохнется первым, потом литтлричардовец, потом лысый, потом чернявый, потом бежим еще немного, поворачиваемся и даем пиздюлей оставшемуся. Бьем быстро, резко и жестоко. Потом переводим дух, ждем чернявого и вешаем ему... И так далее... Понял?
- Ну.
- Тогда пошли. Нечего ждать. Ух, как я ненавижу этих пидарасов! Ленка, жди здесь.
Мы с подрагивающими коленями выходим из парадняка и задаём стрекача.
- Э... Ёб... - слышится вдогонку. Обернувшись, замечаю за собой пять бегущих фигур. Мы бежим мимо кирпичного завода, бежим по пустырю, перепрыгивая через разорванные тетради, балки, битые бутылочные стекла, скомканные пачки, мертвые презервативы, лужи, щепки, отрезанное ухо, рублевую монету, собачье дерьмо, вату, зеленую траву, пробегаем мимо винно-водочного магазина и овощного ларька, выбегаем в лесопарк, и тут мне под ноги бросается какая шавка, и я, споткнувшись о нее, лечу в кусты.
Через канаву, отделяющую лесопарк от дороги, перескакивают пятеро наших преследователей, изрядно запыхавшихся, но не слишком друг от друга отстающих. "Вставай!" - кричит Жека, но дыхание у меня уже сбито, и я не могу бежать, поэтому я поднимаю с земли камень и запускаю его в голову эддикокрэновцу, который вопреки словам Жеки бежит почему-то первым. Тот уклоняется, и камень врезается в лицо чернявому.
Они, суки, останавливаются, а чернявый так даже падает. Катается по земле, хватаясь за разбитую рожу руками, в то время как остальные подбирают с земли камни, чтобы отомстить за друга.
Мы с Жекой успеваем швырнуть пару камней и услышать пару "охов" в ответ, а потом камни летят в нас, и тогда Жека встает передо мной, раскинув в сторону руки, принимая на себя удар.
- Я пожертвую собой ра... - его пафосный крик обрывается хрустом зубом - метко брошенный камень попадает ему прямо в рот...
Я успеваю кинуть только один камень из-за спины падающего Жеки, да и то он летит как-то странно медленно - не быстрее, чем Жека падает. Фигуры наших врагов начинают колебаться в воздухе... Все вокруг начинает колебаться, таять...
Сидящий передо мной зеленолицый человек с сухой морщинистой кожей, свернувшейся комками на воротнике длинного черного полупрозрачного плаща, несколько секунд смотрит куда-то вправо, после чего задает в пустоту вопрос:
- Можно?.. Хорошо...
Его умное тонкогубое лицо с большими черными глазами, как у насекомого, поворачивается ко мне. Инопланетянин ставит локоть своей худенькой ручонки на колено, чтобы подпереть тяжелую конусообразную голову кулачком. Средний палец выпрастывается из кулачка и начинает теребить крупный прыщ на подбородке. В то же самое время пришелец начинает говорить, и голос его по-своему мелодичен:
- К сожалению, сильнейшее недоумение, появившееся на вашем лице с момента пробуждения, до сих пор не может покинуть его. И, к нашему величайшему сожалению, мы не можем позволить вам жить с лицом, носящим отпечаток перманентного изумления. Буду откровеннен, нам кажется странной подобная физическая реакция, ибо во время ВСЕХ экспериментов вы держались... как это... молодцом! (Пауза). Вполне вероятно, что единственное, чего вам сейчас не хватает - знания. Вашему мозгу необходимо заполнить пустующую нишу, и почему бы не заполнить ее правдой. (Пауза). Пожалуй, мы несколько поторопились, полностью стерев ваши воспоминания об эксперименте, хотя, должен заметить, частичное удаление памяти было необходимо в целях его чистоты. По сути, мы стерли ваши воспоминания дважды, и воспоминания, удаленные первично, восстановлению не подлежат. Впрочем, эти моменты как раз и не важны, большую часть времени вы провели в анабиозе. Факты вашей погрузки, пробуждения, кормления, физических отправлений вашему мозгу неинтересны, да и не столь уж нужны...
- А может все-таки нужны?
- Не нужны... Только необходимая информация!... И прежде всего усвойте: вы были выбраны не случайно. (Пауза). Из шестидесяти отобранных особей мужского и женского пола именно вы продемонстрировали покорность... как это по-вашему... силам судьбы; именно вы были первым среди тех, чей болевой порог максимально приближен к минимуму (пауза, странная улыбка); и, самое главное, именно вашему заторможенному восприятию дана фантастическая возможность удивляться как можно меньше самым невероятным предметам и, между прочим, событиям. Феноменальная вялость вашей мысли, а также силы воли, поистине вызывает восхищение. (Пауза). Если остальных подопытных приходилось оглушать, прежде чем отнять у матери-земли, то вам мы сказали "пошли", и вы пошли, нисколько не задумываясь о последствиях. Конечно, можно было предположить, что каким-то немыслимым образом вы догадались, что бежать бесполезно - о, тогда мы преклоняемся перед вашим умом и, в то же время, полным отсутствием паникерства. Как бы то ни было, мы выбрали вас. Для окончательного тестирования. (Пауза). В искусственно созданных условиях вы приобрели трех попутчиков разных возрастов, естественно, "подсадных уток" - Алису, Клару и Геру. Во время сна вы могли почувствовать их инопланетную сущность и, наверняка, чувствовали, но ничем это не демонстрировали. Люди с турбазы, состоящей в целях экономии из одного фасада, были смоделированы нашими биопрограммистами: вы видели перед собой голограмму, созданную на основе вашего восприятия популярной песни “Hotel California”, с которой ассоциируется ваше представление о полноценном отпуске. Вам хотелось влиться в эту веселую толпу, но, поскольку ваши попутчики не двигались с места, на месте остались и вы, несмотря на то, что являлись старшим в группе и, по сути, должны были являться лидером. Великолепный результат! Далее, вы приняли участие в нашей национальной игре "цшеолвяровчси", заключающейся в борьбе за кожаную подушку с двумя перекатывающимися внутри пластмассовыми шарами. Вы не слишком понимали правила и не очень горели азартом, но участие приняли и играли до победного конца, который не наступил из-за травмы участника. Здесь вы опять проявили себя с лучшей стороны: все это время, терзаясь от алкогольной зависимости, вы не притронулись к бутылке вина, которое, в соответствии с правилами вашей религиозной догматики, признавалось мистическим, освященным продуктом. Сложнейшим экспериментом, на удачный исход которого никто, по правде говоря, не надеялся, была подмена вашего пикапа отцепленным от состава вагоном, но тут вы показали просто блестящий результат: всего лишь потрогали рельс и продолжили свой путь. Нам хотелось выяснить, какая среда обитания вам более всего подходит - сельская или городская. Сами понимаете, что мы предпочитаем деревни: там мы менее заметны, к тому же поля, луга - идеальные места для посадки. Но тут вы проявили принципиальный снобизм. (Пауза). Необходимо было удостовериться в предварительно замеченном в вас отсутствии ксенофобии - то, что вы не сопротивлялись при похищении еще ни о чем не говорит: вы могли быть шокированы, вы могли принять нас за детей, отмечающих хэллоуин, и, что играет наибольшую роль, в тот момент вы были сильно пьяны. Группа сельских "людей" вывела вас за пределы деревни, и вы очутились на кладбище автомобилей. Да, декорации мы строили именно на кладбище автомобилей, потому что это очень дешевое место - мы немногим отличаемся от вас. Затем на напали...как это... дроиды. Вы видели земной фильм "Звездные войны" не один раз, поэтому образ дроидов показался нам наиболее соответствующим вашему представлению об инопланетянах. Вы побежали только тогда, когда они открыли стрельбу. Оказавшись в доме с приглашающе открытой дверью, вы позволили нам определить уровень тестостерона в вашей крови и уровень вашей безответственности: вы думать забыли о дроидах. Вам показали девушку, и вы лишились головы. А потом случилось самое занимательное: мы, наконец, нащупали наиболее чувствительную точку вашего сознания. (Пауза). -Убийство человека. Вы убили человека, проткнув ему глаза пальцами. (Пауза). Это оказало на вас столь сильное психологическое воздействие, что дальнейшие "казусы", связанные с временем, пространством и логикой, не имели для вас никакого значения. С потрясающей легкостью вы воспринимали любые объекты и события, внушаемые вам с помощью направленных галлюциногенов. И более всего вы были благодарны этому "умершему" "человеку", когда он пришел и сообщил, что жив. Фактически, вы были готовы служить ему до... как это... гробовой доски. Теперь мы знаем, как можно манипулировать вами в экстремальной ситуации, ежели таковая случится: нам нужно всего лишь заставить вас убить человека. (Пауза). Соответственно, чтобы снять с вас это "проклятье", нам пришлось убить его дважды, уже без вашего участия. На этом эксперимент был закончен.
Зеленый человек отнимает средний палец от подбородка, и я вижу, что прыщ на его подбородке расковырян до самой крови, сине-голубой, жидкой крови с белыми сгустками гноя.
- Теперь вы можете идти. В ваш мозг встроен датчик, вы будете нашими глазами на Земле. Вы наблюдательны, вы бездейственны, вы ничему не удивляетесь и поэтому не сойдете с ума. Вы будете жить, как жили раньше. Нам нужно знать о вашем быте всё. Идите!
За моей спиной открылась дверь, и в помещение ворвался яркий поток солнечного света.