Серафима застыла с утюгом в руке и уставилась на экран телевизора. Там пел седовласый красавец, стройный и подвижный, хоть и видно, что не молодой: А костру разгораться не хочется... тара-пам, тара-пам, тара-пам. Просто встретились два одиночества - вот и весь разговор. И чего Серафима так разволновалась? Это же просто песня. Нет, не просто, а про одиночество.
Об одиночестве она знала если не всё, то многое. И не по чужим рассказам. Серафима давно жила одна после смерти мужа, но и при нём не было у неё ощущения, что вот это - её
половинка. Нормальная замужняя жизнь, где внешняя её часть текла по одному руслу, а внутренняя часть жизни Серафимы, извиваясь и гремя по камушкам, катила воды совсем в другом направлении.
Кто-то из умных людей сказал, что нет ничего хуже, чем одиночество вдвоём, но Серафима этого не знала и ярлыки на свою жизнь не вешала. После смерти мужа она пережила это новое состояние, когда обед надо готовить себе одной, постель стелить для себя одной, и по воскресеньям не знаешь куда себя одну девать. Но удивительное дело, когда внутреннее одиночество сомкнулось с внешним - им обоим стало как-то не так одиноко. Чепуха какая-то! Внешнее, внутреннее... Просто Серафима стала жить в ладу с самой собой. Но иногда ей всё-таки становилось тошно, и от этого тоже никуда не денешься.
Она пробовала чем-то себя занять, чтобы не сидеть в четырёх стенах и не травить душу вспоминая кто чего когда сказал и кого чем обидел. Обид было много, но сейчас, когда Серафима осталась одна, всё прошедшее поворачивалось в памяти и так и эдак. Иногда ей вообще приходило в голову, что в их ссорах с мужем виновником не всегда оказывался он.
А уж это было вообще невмоготу. Чувство вины начинало разъедать душу, как кислотой - и не зальёшь ничем, Серафима сроду не пила ничего кроме газировки.
С тоской, поселившейся в доме, она боролась как могла: пробовала заниматься йогой, но их гуру посадили за что-то. А вообще ей на занятиях нравилось, народ улыбчивый, доброжелательный, одним словом братья и сёстры . Пробовала вязать кофточки - шапочки, но это занятие для рук, а голову куда деть? Мысли-то рукам не подвластны: шасть туда, шасть сюда - и опять эта кислота в душе.
И подруги у Серафимы тоже есть, но у каждой свои болячки ноют ,свои тараканы в голове водятся . Посидишь с ними , пожалеешь их - и опять сама с собой , один на один со своим житьём-бытьём. Разными способами Серафима пробовала свою жизнь повеселее устроить. Только одного не приняла наотрез: это вечера Кому за 30 - всё равно, что в метро по вагонам ходить: Поможите, люди добрые, сами мы не местные... Тьфу!
Ещё Серафима любила книжки и кино. Там, в искусственной жизни, всё было ясно и понятно: кто друг, кто враг, как поступить с предателем, как спасти обиженную сироту.
И такие там все красивые, такие благородные, что Серафима думала, думала и надумала, что от искусства - один только вред. Если по нему равнять свою жизнь, то вообще никакой жизни не будет: этот - не Ален Делон, а тот - не Косталевский, а эта - не Софи Лорен.... А других нам не надо....И где их в этой жизни искать? А она, жизнь-то одна, и не стоит и не идёт, а прямо бежит, пробегает - не угонишься, ну где найдёшь таких красавцев и красавиц , таких благородных любовников, если в жизни их днём с огнём не сыщешь ?
Когда Серафима была девочкой, мама учила её, что на улице знакомиться ни с кем нельзя. Народу много всякого вокруг ходит, мало ли кто попадётся. И это надо было твёрдо запомнить: нельзя - и всё! И она помнила. Долго - долго помнила. И когда с мужем жила, и после. А однажды, когда Серафима прогуливалась по парку, подошёл к ней мужчина, пожилой такой, вежливый и спрашивает разрешения познакомиться. Она чётко помнит - нельзя, а вдруг это бандит. Но, с другой стороны, а может не бандит. Ну ходят же по улицам и приличные люди. Как быть? Мамы давно уже нет, спросить не у кого, но, если подумать, она и сама, Слава Тебе, Господи, не девочка - пенсию не первый год получает.
А мужчина из кармана достаёт документы, военный билет, справку из поликлиники. Умора! Хотела Серафима посмеяться и пройти мимо, но пожилой кавалер не отстаёт, идёт рядом, уговаривает: Случай редкий, больше не повторится. Вы необыкновенная, я таких не встречал. Она не то, чтобы уши развесила, но все же деловую походку сменила на прогулочную. Ну и разговорились, конечно, погуляли немного по дорожке вокруг озера.
Нельзя сказать, что Серафиме кавалер понравился. Она точно знала какие мужчины ей симпатичны. Где же ещё искать идеалы, как не среди киноартистов? Взять хотя бы Зиновия Гердта ( царствие ему небесное ), или Льва Дурова. Конечно, она имеет в виду их героев, но ей кажется, что и в жизни они такие же благородные, верные и любящие. А этот, с улицы, выглядел самоуверенным, напористым и деловым. И что ж удивительного: в документе у него значилось - лётчик, даже полковник, правда в отставке.
Да она, вроде, и не придала значения этой встрече. Так, случайное приключение - смех один. Но новый знакомец не шутил. Стал он регулярно названивать. Серафима не приучена была к кокетству, поэтому сразу ему выложила, что они очень разные люди, друг другу не подходят, поэтому встречаться им больше не надо. Ага, как же! Не на такого напали. Выдержка у этого мужичка была железная. Серафима ему - своё, он ей - своё: Вы, мол, сейчас не в настроении, я подожду . И что вы думаете? Ждал.
С тех пор, как они познакомились, прошло три года, а Серафима всё продолжала диалог сама с собой: А зачем мне этот лётчик? - думала она. Смотри, пробросаешься - угрожал внутренний голос. А вдруг это проходимец какой-нибудь? - пугала себя Серафима. А вдруг это судьба? - возражал внутренний голос. И всё-таки когда долго не было его звонка, она поглядывала на телефон с неодобрением. Привыкла что ли?
Однажды, когда она копалась в старых книгах у себя на полках, ей попался на глаза
Гранатовый браслет Куприна. Перечитала в десятый раз. Старые книжки с возрастом совсем по-другому читаются, и видится в них совсем иное, чем в юности. Конечно, Серафима - не княгиня Вера, но любовь, преданность и смерть телеграфиста Желткова взволновали её глубоко и искренне. Неужели, - спрашивала она себя, лёжа в темноте на своём одиноком диване, - человеку нужно уйти в мир иной, чтобы его наконец заметили, оценили и пожалели о нём?
Серафима была не дура, и ценить хорошее отношение умела. С тех пор мысли её потекли несколько в ином направлении. Ну что ж, - размышлялось ей в кухонном уюте, - не каждому же быть киногероем, сама - то она тоже не кинозвезда. А вот нашёлся человек, который её, Серафиму , называет единственной и неповторимой. Это ж надо! Дожить до седых волос, чтобы такое услышать от мужчины. Умора!
Она уже видела в своём лётчике кое-что и хорошее, ну а то, что не укладывалось в её рамки, то оставалось за рамками.
Утюг в руках Серафимы совсем вышел из себя, он шипел и плевался паром. Красавца-певца на экране телевизора давно сменили длинноволосые не то девки, не то парни. Они плавали в голубом дыму и орали что-то нечленораздельное. Серафима очнулась от своего сна на яву - будто всю жизнь на экране пересмотрела. И маму вспомнила, и покойного мужа...
Много воды утекло за все эти годы, а что хорошего она видела? Хорошее, доброе по крупицам собирать можно. Про эти свои последние три года она тоже подумала. Не то чтобы с теплотой...
Хоть и не так, как мечталось...
... А костру разгораться не хочется, тара-пам, тара-пам, тара-пам. Просто встретились два одиночества...
Да. И всё-таки покойная мама была права: нельзя знакомиться на улице. Случайные знакомства - это знаете ли.... Вот и весь разговор.