Воронов Леонид Григорьевич. "Pontos eukeynos@

PONTOS EUKEINOS.

ПОВЕСТЬ.

Воронов. Л.Г.

В СЕРЕДИНЕ апреля я взяла отпуск и отправилась в Крым, чтобы вступить в права наследства, оставленного мне тетей Клавой. В начале осени прошлого года она тихо ушла в мир безмолвия, и теперь я стала единственной наследницей ее небольшой двухкомнатной квартиры в западной части Алушты. Я ездила к тете Клаве почти каждый год, иногда с Юрой, иногда одна, и, честно говоря, одной мне нравилось ездить больше, потому что при Юре тетя Клава чувствовала себя скованно, а я так любила разговаривать с ней. У нее был чудный, высокий, чуть дрожащий голос и странное построение фраз. В молодости она увлекалась живописью, и одна стена в спальне была увешана ее акварелями.

В Симферополе шел дождь, и было довольно холодно. На троллейбусе я отправилась в Алушту, с грустью думая о том, что больше никогда не увижу этой милой старушки. За перевалом вдруг сверкнуло солнце, и грустные мысли меня покинули. Я подумала, что через две недели можно будет купаться, а загорать можно хоть сейчас.

Наталья Николаевна, соседка и подруга тети Клавы, напоила меня чаем, мы поговорили с ней, немного поплакали, затем пошли в квартиру. Вопреки моим ожиданиям, здесь было убрано, полы вымыты, и все находилось на своих местах.

-Мы с Васильевной убирали здесь третьего дня: Клава любила порядок и чистоту.

Мы еще немного поговорили, потом соседка спохватилась:

-Валюша, Вам же нужно отдохнуть с дороги. А вечером заходите ко мне, я пирожков испеку.

Она ушла. Я прошлась по квартире, зашла в спальню полюбовалась акварелями, они всегда мне очень нравились. Я знала их с детства, и в каждый приезд я как бы сравнивала те акварели, которые видела в детстве, с этими, и было странное ощущение, что они как-то неуловимо меняются

Часть моего времени занимали скучные юридические проблемы, и я мечтала, чтобы они быстрее закончилось, и все же свободного времени у меня было достаточно много. Я много гуляла по набережной, много

читала, благо у тети Клавы была большая библиотека. Погода стояла чудесная, я стала ходить на пляж. Пансионатский пляж обслуживала Лидия Васильевна, хорошая подруга Натальи Николаевны, так что проход на этот пляж был для меня всегда открыт. Вода была еще очень холодная, никто не купался, но солнце припекало так, что было даже жарко, и я покрылась уже легким загаром.

Мне нужно было выполнить заказы моих коллег, да и себе кое-что купить, и я решила посвятить один день этому скучному занятию. В Ялте магазины были богаче, и я отправилась туда. Самой удачной покупкой оказались чудные босоножки. Я купила две пары разного цвета для себя и для сотрудницы. На радостях я посидела немного в ресторане и даже выпила немного шампанского. В Алушту вернулась в восьмом часу вечера.

Следующий день начался для меня весьма скверно, к тому же раньше на добрых пять часов. Какой-то кретин в половине четвертого утра стал сигналить под окнами, пока его кто-то не урезонил. От возмущения я долго не могла уснуть, а когда стала дремать, вдруг вспомнила, что забыла с вечера выключить утюг. Утюг оказался выключенным. Раздражение вызвало не то, что пришлось встать, а то, что тревога оказалось ложной: утюг был мрачен и холоден, как гималайский ледник. "Еще бы он был не выключен, - с досадой подумала я, - он всегда бывает выключен, когда мне приходит в голову проверить это". Я послонялась по квартире и снова легла, но сон не шел. А вскоре дом стал понемногу просыпаться, и мне пришлось прослушать всю бытовую симфонию, сопровождавшую этот процесс. Эта музыка, как и инструменты, издававшие ее, бодрости мне, отнюдь, не прибавили. Когда я намыливалась под душем, вдруг перегорела лампочка, и я оказалась в кромешной темноте. Пытаясь на ощупь приткнуть куда-нибудь мыло, я задела полочку, и все, что на ней стояло, с веселым грохотом посыпалось в ванну. Что- то разбилось. Боясь шевельнуться, чтобы не наступить на стекло, я обращалась к злобным мистическим силам, которые сегодня так рьяно взялись донимать меня в такую рань: " Теперь Вам осталось перекрыть воду, пока я не успела смыть эту мыльную пену". Кое-как я закончила процедуру. Запасной лампочки, естественно, не оказалось, и мне пришлось вывернуть лампочку в прихожей, чтобы оценить масштабы убытков в ванной комнате. Разбился мой любимый лосьон. Кроме прочих мелочей в ванне сиротливо лежала одна сережка. Ее подружка, вероятно, мирно покоилась на дне сливного отверстия. Лучшего места она найти не могла. Я нашла алюминиевую чайную ложечку, согнула ее надлежащим образом, удлинила ее вязальной спицей, и стала старательно выгребать мусор из недр сливного отверстия. В результате моих долгих усилий, сопровождавшихся отборными комплиментами в собственный адрес, мне удалось выудить три осколка стекла. Тогда я решила посмотреть, как устроена труба под ванной. Весело подмигивая рубиновыми гранями, под ванной лежала, чрезвычайно довольная собой, вторая сережка. "Жаль, что мне так и не довелось разворотить всю ванну", - разочарованно подумала я.

За окном ярко светило солнце, и этот контраст с моим настроением действовал на нервы. Кое-как приведя себя в порядок, я отправилась на почту. На лестнице я встретила соседа с пятого этажа. Похоже, бывший ловелас, а теперь горький пьяница, он, широко улыбаясь щербатым ртом, отпустил сомнительный комплимент по поводу моей фигуры на фоне окна. Я любезно посоветовала ему застегнуть молнию на брюках и закрыть рот, поскольку ни зубы, ни другие органы ему уже не понадобятся вследствие их полной непригодности.

На троллейбусной остановке жирная потная личность с плоским лицом и крысиными глазками визгливым громким голосом сообщала по секрету городские и мировые сплетни своей собеседнице с лошадиным лицом и рыбьими глазами. Остальной народец жадно впитывал каждое секретное слово. Сейчас мне пригодились бы розги.

В троллейбусе я имела удовольствие наблюдать толстые дрожащие складки на загривке впереди сидящего необъятного борова. Мне очень хотелось написать фломастером какое-нибудь слово на его розовой лысине.

На почте, несмотря на ранний час, обреченно стояла мрачная толпа, как на похоронах. А за стеклом прозрачная особа, вся в фальшивых драгоценностях и гриме, медленно и сонно выписывала квитанции. Ее глаза похотливо затуманивались всякий раз, когда в окошке появлялось мужское лицо. Сейчас мне пригодилась бы плеть.

Я не знаю, что выражал мой взгляд, но строй шумных, пестрых, нахальных цыганок дрогнул под моим взором, и все обошлось без воображаемого хлыста. Я оказалась на рынке среди наглых порочных кавказцев, содрогаясь от их раздевающих грязных взглядов и циничных шуточек. Мне захотелось иметь коня и нагайку.

-О, роза души моей, прекрасный цветок моего сердца, посмотри, какой товар! - залопотала какая-то тюбетейка.

Я покосилась на его прилавок.

-Я вижю, обув тебе нужен, несравненная отрада глаз моих. Пасматри, какой босоножк!

Я невольно взглянула на собственные босоножки, купленные накануне, и ахнула: левый был розовый, а правый голубой! С трудом, сдерживая смех, я устремилась к выходу.

-Куда же ты, прекрасная сказка моей жизни?- вопила вслед тюбетейка.

Я боялась встретить чей-нибудь взгляд - тогда уж я не удержусь, и буду смеяться до слез и очень долго. Мне пришлось бороться с приступами смеха до самого дома, а в моей темной прихожей мне удалось снять только один босоножек - я устала сдерживать свой смех и каждая деталь этого утра вызывала новый приступ. От моей злости не осталось и следа. Я перекусила, взяла пляжные принадлежности и прогулочным шагом, уже в одинаковых босоножках отправилась на пляж.

Я немного посудачила с Лидией Васильевной, затем взяла лежак и устроилась поближе к воде. Сезон еще не начался, и на пляже было человек десять. Некоторых из них я уже видела раньше, но ни с кем из них я не знакомилась. На волноломе сидел мужчина. Я мельком взглянула на него и взяла книгу. Это был Натаниэль Готорн - жуткие новеллы. По вечерам мне было страшновато ее читать, другое дело - при ярком солнце. Стала читать, но тут поймала себя на мысли, что сидящий на волноломе мужчина достоин более внимательного взгляда. Лет ему было около сорока, стройный, как юноша, хотя в фигуре чувствовалась мужская основательность. Не атлет, но крепкий, то, что называется жилистый.

Он уже немного загорел, на смуглом животе было много жестких складок, и я невольно сравнила этот живот с рыхлым животом моего Юры.

Но не его фигура меня заинтересовала. Что-то было в его лице. В серых глазах была легкая грусть, лицо обветренное, волевое, но не жесткое. На лбу и вокруг губ наметились морщинки, а в общем, лицо обыкновенное, но чем-то оно привлекало мой взгляд. Ну да, интеллект явно просматривается, что еще? Самоконтроль, следы сильных страстей, интересно, он пьет? Вроде непохоже. И явно не наркоман: яркие, чистые глаза. Подстрижен совсем коротко - может быть он зек, беглый каторжник? На убийцу не похож, на мелкого воришку, тем более. Может он игрок?

Тут он спрыгнул на песок, и я вздрогнула. Спокойно и не торопясь, он вошел в холоднющую воду, и поплыл в сторону буйка. По его поведению не было похоже, что его волнует температура воды. Он плавал минут двадцать, иногда висел на буйке, и видно было, что купание доставляет ему удовольствие. Плавал он хорошо, но этим меня не удивишь, я наверняка плавала лучше, и была уверена, что могла бы обогнать его. И мне этого хотелось, черт возьми! Но как войти в воду? Я порывалась последовать его примеру, но вдруг я не смогу себя заставить войти в этот жидкий азот? Я представила, как вода доходит до моей талии, как я визжу от ужаса, а этот гад хохочет, и отказалась от этой затеи. Вот когда этот мерзавец уйдет, я попробую. Остальная публика меня не волновала.

С агрессивной враждебностью я наблюдала за его неуклюжими движениями - хватит рисоваться, негодяй, вылезай на берег, и сделай пробежку в тридцать километров, чтобы не дрожать своей мерзкой, синей, гусиной кожей! Наконец он вышел на берег. К сожалению, его кожа была не синей, а ровного розового цвета, и к моему большому неудовольствию, он не дрожал, и было незаметно, что он собирается делать пробежку, он даже не стал растираться полотенцем, лишь вытер лицо и нахально улегся на живот в трех метрах от меня.

Я отложила книгу - почитать не удалось и расхотелось. Настроение опять испортилось, к тому же по груди потекла струйка пота, спина тоже стала влажная, а войти в воду, чтобы охладить ноги, как я обычно делала, мне уже не хотелось. Я поднялась на волнолом, прошла до его конца.

Здесь был легкий ветерок. Я немного постояла, затем села на край. Небольшие волны доставали до ног, и это было приятно. Еще я распустила волосы. О! Волосы - мое главное достояние. Я не красавица, у меня крупноватые черты лица, глаза широко расставлены, правда, достаточно большие, карие. Грудь, не ахти какая, но хоть не висит. А ноги, пожалуй, хороши. Когда я надеваю короткую юбку, Юра вечно шипит, что на меня "пялят глаза". А мои волосы он обожает. Мне они тоже нравятся. Они очень густые, волнистые от природы, темно-русые. Правда, они отнимают много времени, но я привыкла, и укорачивать их я даже не помышляю.

А ведь этот нахал даже не взглянул на это богатство. "Стоп, девочка, а не это ли обстоятельство тебя так возмутило? Тебя он явно заинтересовал, а то, что он не "пялил" на тебя глаза, еще вовсе не значит, что он негодяй". Я посмотрела в его сторону. Он лежал в той же позе и, возможно, дремал. Я вернулась к своему лежаку, села. Мысли все вертелись вокруг этого субъекта. Я попыталась честно разобраться в себе. Юра был первым и единственным мужчиной в моей жизни, но мы прожили 12 лет, и я считала, что мой практический опыт дает мне основания думать, что о взаимоотношении полов я знаю достаточно много. Мои теоретические познания о сексе из разных случайных источников были значительно шире, чем-то, что происходило у нас в реальной жизни, но никакого противоречия я здесь не видела. Изменять мужу я никогда не собиралась. Мне даже не приходило в голову проверять на прочность ту стену, которая отделяла нас с Юрой от остальных мужчин. Я знала, что нравлюсь мужчинам, и это тайное знание давало мне приятное ощущение уверенности в том, что чувства и поступки полностью под моим контролем. И вот впервые моя уверенность слегка покачнулась. Что же такого особенного сумел разглядеть мой дисциплинированный женский взгляд в этом человеке? Сейчас я могла встать и уйти, и быть в безопасности, но я чувствовала, я знала, что это бегство каким-то неизбежным образом наложит мрачную тень на всю мою дальнейшую жизнь.

Тут краем глаза я заметила, что он пошевелился, лениво перевернулся на спину, сел. Пошарил рукой под одеждой, достал бутылку, и сделал из нее несколько глотков. Немного посидел, снова пошарил под одеждой и защелкал зажигалкой. Однако зажигалка не сработала. Мне почему-то стало смешно. Сдерживая смех, я посмотрела на него, он виновато развел руками. Я глупо прыснула и полезла в сумку. Показала ему зажигалку. Он подошел, встал на одно колено, слегка поклонился, поздоровался, взял зажигалку:

-Благодарю вас. На всякий случай меня зовут Евгений. Если вы отдыхаете в пансионате, нам предстоит часто встречаться.

-Нет, Евгений, я не отдыхаю в пансионате, я сама по себе.

-Как же вы попали на этот пляж?

-По знакомству. А вы, значит, отдыхаете в пансионате?

-Нет, я тоже сам по себе, я купил себе право посещать этот пляж.

-- У кого?

-- У Лидии Васильевны. Но Вы так и не назвали свое имя.

-- Вы и не спрашивали. Меня зовут Валентина.

У него был приятный голос, чуть ниже, чем можно было предположить и четкое произношение, слов. "Значит он не москвич", - подумала я. Мы беседовали ни о чем, а что-то в нем, а может быть, во мне - меня тревожило, я чувствовала внутреннее напряжение. Чисто механически я фиксировала мелкие детали: его странную манеру сдержанно жестикулировать одними пальцами, - получалось у него довольно изящно, умение легко и точно подбирать слова, и еще он умел не дать повиснуть паузе. Его взгляд был похож на прикосновение и слегка меня будоражил. На минуту он замолчал, потом, нисколько не смущаясь, осмотрел меня задумчивым взглядом и сказал:

-Валя, я думаю, вы также проголодались, как и я. Тут рядом есть ресторанчик. Давайте сходим, перекусим.

От его взгляда я невольно затаила дыхание, а заметила это лишь тогда, когда мне потребовалось ответить на вопрос.

В ресторане Евгений заказал красное сухое вино, мы плотно пообедали, и он спросил, курю ли я. Я ответила, что выкуриваю в день 2-3 сигареты и сейчас самое время закурить. На этот раз зажигалка зажглась с первого раза.

-- Она же у вас была сломана на пляже.

-- Так я газ перекрыл.

-- Зачем?

-Чтобы познакомиться с вами.

-Мне казалось, что вы меня даже не заметили.

-Ошибаетесь, я заметил вас еще вчера, когда прогуливался по набережной. Поэтому и оказался на этом пляже.

-- И заранее разработали весь сценарий, а я играла в вашем спектакле, даже не догадываясь об этом. Считаете, что ваше признание должно привести меня в восторг? - насмешливо спросила я.

-- Валя, не сердитесь, для этого нет никаких оснований. Я не дельфийский оракул, чтобы предугадывать события. Мне понравилась женщина, и чтобы познакомиться с ней, я должен был что-то предпринять. Так я оказался на пляже. Остальное - дело случая, подтолкнуть который удалось именно вам. Впрочем, если вы настаиваете, что знакомство - ваша инициатива, я не стану оспаривать ваш приоритет, - тонко улыбаясь, добавил он.

Я набрала воздуха, чтобы дать достойный отпор такому нахальству, однако, он примирительно поднял руки и предложил совершить морскую прогулку.

Весь день мы провели вместе. Мне было интересно с ним. Евгений много читал, умел делать неожиданные выводы, держался раскованно, но деликатно, был вежлив и хорошо воспитан. О себе он ничего не рассказывал, я тоже помалкивала, беседовали на отвлеченные темы.

Вечером в каком-то сквере он дал понять, что хочет поцеловать меня. Я отклонила попытку:

- Евгений, давайте не будем торопить события, я не ханжа, но для меня поцелуй значит нечто иное, чем для вас. Проводите-ка лучше меня домой.

Мы договорились встретиться завтра на пляже, но на всякий случай он попросил мой телефон. На прощание он поцеловал мне руку. Такое несколько раз случалось в моей жизни, однако, это всегда напоминало мне сцену из спектакля. У Евгения это получилось легко и непринужденно.

Я долго не могла уснуть, перебирая события этого длинного дня. Евгений мне нравился, и я понимала, что в таком виде наши отношения долго не продлятся. Мне хотелось принять решение, но было страшно и стыдно, а главное, я уже чувствовала себя бесконечно виноватой перед мужем.

Мне приснился сон, как будто я на берегу, а вокруг совсем безлюдно. Я вхожу в воду, она совсем не холодная. Я плыву, затем ныряю и плыву под водой. Вода настолько чистая, что я вижу все далеко вокруг. На ногах у меня, оказывается, ласты и мне так легко и приятно скользить недалеко от дна. Я рассматриваю какие-то водоросли на дне, камни, раковины, иногда мелькают яркие рыбки. Дно становится все богаче, ярче, интересней. Я уже не то плыву, не то лечу. Потом я замечаю, что у меня на ногах вовсе не ласты, ноги превратились в красивый, гибкий хвост, как у дельфина. Я хохочу, делаю какие-то пируэты, мои волосы развеваются в воде, щекочут лицо. Мне совсем не хочется на поверхность. Мягкие струи воды ласкают мою кожу. Эти ласки становятся все смелее, и вдруг я чувствую, что это не струи, это чьи-то руки. Кто же это рядом со мной? Где же вода?

Я с трудом открываю глаза. Справа окно, за окном раннее утро. Сердце громко стучит. Я перебираю подробности сна, постепенно успокаиваюсь. Опять всплывает в памяти лицо Евгения, его приятный голос. А если бы он лежал рядом? Я вспоминаю его поджарую фигуру, его жесткий живот и понимаю, что хочу этого. А может у меня родится ребенок? Ведь я ни разу не беременела. Первое время мы с Юрой тщательно предохранялись, потом перестали. Как-то особенно нас не беспокоило наше бесплодие. Но вот уже два года я постоянно возвращаюсь к этой мысли. Врач мне сказал, что у меня нет никакой патологии. А заставить Юру обследоваться я так и не смогла. Что же мне делать? А если бы Юра мне изменил? Это трудно представить. Не в его духе и большой грех. Он весь положительный, домашний, а в последнее время еще и религиозный. Кроме меня, других женщин для него и не существует. Он пуританин, и иногда меня это злит. Как-то я вышла из душа, всего лишь завернувшись в полотенце. Он был шокирован, и так укоризненно на меня посмотрел. Я вспомнила, как мне было обидно и стыдно тогда. Больше я себе такого никогда не позволяла... "Надо же, даже поцелуй руки может быть таким приятным", - подумала я уже сквозь сон.

Проснулась я бодрой и отдохнувшей, и мне было почему-то радостно. Я сварила кофе, протерла пыль в квартире. "Пусть все идет своим чередом, а я пойду на пляж", - сказала я себе.

Евгений прогуливался по набережной, я издалека заметила его белые джинсы. Он тоже заметил меня и устремился навстречу. И в руках у него был маленький букетик, который меня очень тронул.

-Евгений, я видела чудесный сон. Я была русалкой, а вам как спалось?

-- Неужели вы думаете, что после вчерашнего вечера я смог бы уснуть?

-- По вашему цветущему виду не скажешь, что вы страдаете бессонницей.

-- С одной стороны похоже на упрек, с другой - на комплимент, уж не знаю, благодарить мне вас, или обижаться, - отвечал он со смехом, - зато вчера я долго думал о вас и понял, кого вы мне напоминаете.

-- Утопленницу из "Майской ночи"?

-- Типичный случай заниженной самооценки. Будем лечить. Вы - русский вариант Софи Лорен.

-- Издеваетесь, да?

-- У вас высокие скулы, большие глаза...

-- Большой рот, - подсказала я, кстати, доктор, это тоже лечится?

- А кто сказал, что это недостаток? Я бы сказал иначе: широкая, искренняя улыбка. А за ваши волосы Софи отдала бы всю свою славу.

-Евгений, если вы хотите попросить у меня взаймы, то не нужно начинать так издалека.

Нам было весело, мы удачно шутили, и я с удовольствием отметила его эрудицию и тонкое чувство юмора. Незаметно наш разговор стал принимать нежелательное для меня направление: мне пока не хотелось говорить, что я замужем. Я решила сменить тему разговора.

-- А почему вы сегодня не купаетесь?

-- А давайте-ка, русалка, искупаемся вместе.

-- Но для меня вода сейчас очень холодная, да и не только для меня. Во всей Алуште, кажется, вы единственный, для кого она в самый раз.

-- Уверен, что это чисто психологический барьер. Просто вам нужно настроиться и спокойно войти в воду. Вы любите купаться?

-- Обожаю. Я попытаюсь, если вы обещаете не поднимать меня на смех, в случае моей неудачи.

-- Валя, я буду только немного огорчен, и мне там будет одиноко.

Я смогла войти в воду почти по пояс, но преодолеть еще хоть сантиметр была не в силах. Евгению пришлось плавать одному.

Минут через десять он вышел из воды и сел рядом. Я непроизвольно провела рукой по его спине.

-Какой ты холодный!
Мышцы его спины напряглись, он повернул ко мне лицо, хотел что-то сказать, но не сказал. Впервые повисла пауза. Но эта пауза была заполнена больше, чем иной разговор. Я не ожидала, что мое мимолетное прикосновение окажется таким значимым для нас обоих. Во время этой паузы и он, и я поняли, что уровень нашего интереса и взаимной симпатии примерно равен и очень высок.

В этот день мы ездили в Ялту, катались на подвесной дороге по моей инициативе. Когда под нами проплывала церковь, я спросила, не без умысла, не хочет ли он в нее заглянуть.

-- Во времена прежнего режима я иногда заходил в церкви в разных городах, а теперь перестал.

-- И в чем причина?

-- Раньше церковь существовала вопреки властям. Материальных благ она практически не приносила, и быть служителем церкви мог только человек верующий и убежденный. А убеждения, даже ошибочные, на мой взгляд, я уважаю. А сейчас церковь превратилась в мощную финансовую организацию, которая не гнушается ни торговлей, ни политикой, ни агрессией. Уж слишком активно она внедряет свои идеи в нашу жизнь. Роскошные офисы, которые они называют церквями, растут сейчас, как грибы после дождя. И эта очень доходная фирма стыдливо прячет свое лицо за иконой. Вера - это нравственность, основанная на страхе, в то время как истинная нравственность - категория разума, и основана на чувстве справедливости. Поэтому вера ведет к фанатизму и деградации.

-- Так вы не верите в бога?

-- В этих мужчин с разными именами и разными биографиями: Аллах, Саваоф, Иисус, Кришну, Зевс, и которым убеждали и убеждают поклоняться, я не верю. Да и сама идея спасения выглядит как-то эгоистично. Вымаливать для своей жалкой, подлой и мелкой душонки вечный рай, к тому же незаслуженно, поскольку невозможно прожить без греха; жалко, низко и эгоистично. Есть ряд понятий, которые всеми людьми воспринимаются однозначно: отвага и страх, страдание и радость, зло и добро. И что же проповедует христианская церковь? Страдание и страх, угроза ада. А это как раз и есть зло. Более того, даже своим символом церковь избрала символ страдания - крест, распятие. Не радость, а страдание. И тупую веру вопреки разуму. И вот, чем ниже интеллект, тем больше веры. Вот скажите, - воодушевился Евгений, - что существует такое, чем вы не устаете восторгаться, любить всей душой, чья красота приводит в экстаз, чье могущество приводит в трепет одинаково и дикаря, и монарха, перед чем человек совершенно беспомощен и бесконечно мал?

-- Природа.

-- Да, все просто, Космос, природа. В природе не существует понятия: добра и зла, и поэтому ругать ее или поклоняться ей - одинаково глупо. Она бесстрастна. Но мы ее любим и поклоняемся ей, выражая свой восторг. Однако это не приносит дохода в отличие от выдуманных богов. Поэтому они так живучи. Космос бесконечен, а слово "ВЕЧНОСТЬ" отвергает саму возможность создания мира, поэтому все религии не более чем удачная выдумка.

Я тоже не верила в бога, но такие мысли никогда не приходили мне в голову и ни от кого ничего подобного я не слышала. Наверно, с ним можно было поспорить, но то, что у него есть собственные нестандартные убеждения, вызывало уважение к нему.

"Кто же он такой, чем занимается?", - думала я. Спросить прямо, я не решалась, тогда и мне пришлось бы все рассказать о себе, а в этом случае наше знакомство превратится в банальную любовную интрижку. Кажется, и Евгений, как-то незаметно, обходил эту тему. Мне казалось, что он щадил меня, и решил не касаться ее, пока я сама эту тему не затрону. И я была благодарна ему за это. Мы немного посидели в ресторане и даже танцевали немного. Вернулись в Алушту уже после одиннадцати, и я подумала, что если он сделает попытку меня поцеловать, я не смогу ему отказать. Но попытки, увы, не было. У подъезда мы снова договорились встретиться завтра на пляже в два часа. Я чувствовала, что если вот так сейчас уйду, у нас останется на сердце какой-то неприятный осадок. И тогда я обняла его за шею и подставила свои губы. Его поцелуй был неторопливый, долгий и приятный.

В десять часов утра впервые в этой квартире зазвонил телефон. С удивлением я взяла трубку. Звонил Евгений. Он приглашал меня на пикник:

-- В Ялте у меня есть один очень хороший знакомый, у него машина. Мы могли бы, например, подняться на Ай-Петри или еще куда-нибудь съездить.

-- Так нам придется ехать в Ялту?

-- Да нет же. Приятель, его зовут Миша, сидит у меня, а я звоню из автомата. Скажите, когда нам подъехать, я так понял, что вы согласны.

-- А что с собой брать?

-- Ну, я думаю, немного нежности и побольше хорошего настроения, а ваше обаяние всегда с вами.

-- А ваши комплименты очень милы, - в тон ему ответила я, - я буду готова через полчаса.

Миша оказался мужчиной лет пятидесяти, невысокого роста, коренастым, с добродушным лицом. Он осторожно пожал мою руку, которая утонула в его широкой ладони, и сообщил, что сегодняшняя программа включает в себя, кроме прогулки, еще шашлыки и распитие спиртных напитков. У Евгения в глазах прыгали веселые искорки, по всему было видно, что свою долю хорошего настроения он взять не забыл. Сидеть ему пришлось на заднем сиденье одному, так Миша распорядился. Его видавшая виды "Лада", резво бежала по серпантину, а Миша что-то гудел своим трубным голосом по поводу Крымских красот. Мы остановились возле отделанного мрамором красивого колодца. Кристально-чистая родниковая вода вытекала из отверстия. Такого мне нигде не приходилось видеть. Не знаю, что больше понравилось мужчинам: вкус воды или мой восторг. Потом мы бродили возле известняковых скал, ехали дальше. Наконец, мы оказались на плоской каменистой местности.

Здесь почти не было растительности. Поверхность известняка была отполирована ветрами. Все дышало глубокой древностью, казалось, что со времен Эллинов здесь не ступала нога человека. Мы молча шли по неровной, скользкой поверхности против сильного ветра. И вдруг я увидела море! Оно было далеко внизу, отсюда волны казались мелкими параллельными складками на сверкающей ярко-синей поверхности, которые очень медленно двигались к берегу. Панорама была так торжественна и грандиозна! Я подумала, что Евгений был, безусловно, прав, когда говорил о красоте и могуществе природы. Все, что мне довелось увидеть сегодня, было яркой иллюстрацией к его словам.

-Понтос Эукейнос! - торжественно произнес Евгений.

-Так древние греки называли Черное море - море гостеприимное, - пояснил Миша.

-Как красиво звучит, как будто аккорд на арфе, - прошептала я.

Я опустила глаза. Под нами раскинулся город, он был такой маленький, как будто игрушечный. Горизонт был едва различим. Казалось, что отсюда можно увидеть Турцию, Грецию, Италию. От избытка чувств я повернулась к Мише и поцеловала его в щеку. Он смущенно прогудел:

-Я понимаю ваши чувства.

Наверно, мы долго простояли над обрывом. Здесь был сильный ветер, и я продрогла. Миша предложил подыскать место для костра, а сам ушел за дровами, которые предусмотрительно привез с собой.

Мы сидели у костра, ели шашлык, пили водку. После таких впечатлений я предпочла именно этот напиток, хотя почти не пью его. Евгений готов был отказаться от спиртного, чтобы вести машину, но Миша не согласился, хотя, выпить, видно, был не прочь.

-- А на Камчатке море другое, - задумчиво сказал Евгений.

-- Да уж, на вашей Камчатке есть, наверно, еще более живописные места. Непуганый край, - согласился Миша, - жаль, не довелось побывать там.

-- Миша - тоже моряк, - заметил Евгений.

-- "Так вот кто он", - подумала я. Мне не хотелось, чтобы Миша понял, что мы с Евгением ничего не знаем друг о друге, и я спросила:

-- А как вы познакомились?

-- В Ялте есть маленький пляж для моряков. Я как-то забрел туда. Вход по удостоверениям, я показал свое.

-- А я в резерве был и подрабатывал на воротах, - пояснил Миша, - Смотрю - "Камчатское морское пароходство", заинтересовался, конечно.

-- А потом мы часто встречались и выпивали не раз, - подмигнул Евгений.

-- А то как же, - солидно ответил Миша, - было о чем поговорить, а всухую разговор все же не тот. Мы уж лет пять, как знакомы.

Мне было с ними хорошо, но солнце уже садилось, пора было собираться домой. В машине Евгений сказал:

-- А теперь едем ко мне. Я требую продолжения банкета.

-- Что же мы сегодня празднуем, в конце концов? - спросила я.

-- О, сегодня, например, родился Кулибин, очень достойный человек.

-- Да, "Кулибиных" на флоте уважают, - заметил Миша.

-- Почему же мы не подняли за него ни одного тоста?

-- Потому, что самое главное я приготовил на потом, - ответил Евгений, - и почему столько вопросов? Вы что, Кулибина не уважаете?

-- Конечно, уважаю, но не уверена, что он родился именно сегодня.

-- Валя, если это не так, я съем эти башмаки.

-- Не думаю, что вы бы проделали это артистичнее Чарли Чаплина. Так что придется вам поверить на слово.

-- Женя, ведь мы не поместимся в твоей конуре, пардон, то есть я хотел сказать в твоих апартаментах,- усомнился Миша.

-- Что, у него так тесно?

-- Ну, уж для вашей улыбки там места хватит, - успокоил меня Евгений.

-- Я бы с удовольствием, но у меня завтра с утра дела и нельзя мне пить. Лучше я заеду за вами в субботу и поедем ко мне. А вы, Валюша, не отказывайтесь, последние пять лет, он производит на меня впечатление не самого скучного человека и, пожалуй, даже порядочного.

-- Да, - он порядочный человек. И к тому же, у него во дворе растет платан, на котором когда-то висело золотое руно, - заявил Евгений.

-- Женя, насколько я помню, тот платан рос в Колхиде, а не в Тавриде и на вашем месте я бы уже покраснела за свое невежество или за столь очевидный обман.

-- Наполеон сказал, что в любви и на войне все средства хороши,- изрек Евгений, - и маленькая ложь во благо - даже полезна.

-Маленькая ложь рождает большое недоверие. Поэтому на вашем месте я бы поостереглась в ближайшее время блистать своими довольно спорными, хотя и небезынтересными познаниями истории, - заявила я.

В это время мы подъехали к громадному платану, и я поняла, что славный Миша решил все за нас. Евгений уже галантно открывал мне дверцу. Мы тепло простились с Мишей, и он уехал.

Обстановка комнаты, которую он снимал, была чисто спартанской: журнальный столик, тумбочка с электроплиткой, кровать, два стула, раковина с краном.

-Валюша, у меня есть коллекционное вино двенадцатилетней выдержки, и если мы его
сегодня не откроем, я буду безутешен.

Вино в красивой черной упаковке называлось "Бастардо". Бутылка была упакована в целлофан, а внутри целлофана была горсть земли.

-Да это впечатляет.

Он достал бокалы, открыл вино.

-- Женя, вам удалось добыть благородное вино, но даму шокирует одно обстоятельство.

-- Что такое? - переполошился он.

-- Я бы не рискнула наливать этот напиток, пока бокалы в таком состоянии.

Он в панике посмотрел их на свет, и... поставил обратно.

-- Это Мишка, гад, в среду их залапал, - обреченно сообщил он, собираясь налить вино.

-- Так это уже необратимо? - сдерживая смех, я накрыла рукой бокалы.

-- Ну почему же, в принципе, я мог бы их помыть.

-- Теоретически, - я уже едва сдерживалась.

-Ну, наконец-то мне удалось вас рассмешить: дегустация этого напитка требует именно такого, я бы сказал, несколько легкомысленного, настроя. "Бастардо" - значит незаконнорожденный, а такие объекты появляются именно от легкомыслия.

Пока он мыл бокалы, я заметила гитару. Похоже, инструмент был дорогим, хотя и старым.

-- Вы привезли ее с Камчатки?

-- Нет, это Миша привез. Она принадлежала его отцу, который виртуозно на ней играл. А у Миши вы же видели, какие руки, этими руками можно рельсы выпрямлять, для этого инструмента они не подходят.

-- Зачем же он ее привез?

-- А он очень любит слушать. Может, мы и подружились потому, что моя игра ему понравилась.

-- Очень хочу, чтобы вы сыграли.

-- Сначала по бокалу вина.

Потом он взял гитару. Я ожидала услышать бардовскую песню, а он стал играть какую-то латиноамериканскую мелодию. Я чувствовала, что вещь технически очень сложная. Играл он замечательно, мне казалось, что звучит целый оркестр. Потом он негромко пел романсы, большинство из которых я не слышала:

"У берега синего моря

С тобою вчера я гулял

И сердце, бедное сердце,

Гуляя, с тобой, потерял..."

Слушая его негромкий баритон, в котором чувствовалась скрытая мощь, глядя в его глаза, которые сверкали в полумраке, я почти теряла сознание. А он снова пел:

"Целую ночь соловей нам насвистывал..."

Он отложил гитару, поцеловал меня долгим поцелуем, а я шептала, что я вся в его власти, просила петь еще. И у меня текли слезы.

"Ночи безумные, ночи бессонные,

Речи несвязные, взоры усталые..."

Мы целовались, пили вино, постепенно куда-то исчезала моя одежда... А потом я утонула в море нежности. Его ласки были неспешны, деликатны, изысканны. Я и помыслить не могла, что мужчина может так относиться к женщине. Его жесткие руки знали какой-то секрет легких прикосновений. Всю ночь мы не уснули ни минуты. Я чувствовала, что устала, но мне не хотелось упустить ни одного мгновения этой волшебной ночи. Каким-то непостижимым образом Евгению удалось заставить меня преодолеть свою стыдливость и это преодоление явилось еще одним, неведомым мне, источником наслаждения. И он был ненасытен. "Так вот что такое мужчина", - думала я. И я почувствовала себя обманутой, я поняла, что у меня украли двенадцать лет, мне стало так себя жалко, что я расплакалась, как ребенок. Женя, конечно, не мог понять причину моих слез, спрашивал и целовал мое мокрое лицо, выглядел растерянным, и был в этот момент таким родным для меня.

Мне нужно было время, чтобы все осмыслить. Я была не в силах сосредоточить свое внимание ни на чем, кроме нашего знакомства и того, что за ним последовало. Я вновь и вновь переживала все случившееся. Никогда в своей жизни я не переживала такого потрясения. И мне стало страшно. Как же я буду жить после всего этого? Ведь я не смогу вычеркнуть все это из своей жизни и продолжать свое существование, как будто, ничего не случилось. Оказывается, жизнь способна на такие зигзаги! Что же теперь делать? Уходить от мужа? Но куда я пойду? Мне ведь даже уйти некуда, ведь квартира его. Стоп. Как это некуда? Я же сижу на своей постели, в своей квартире. С невероятной ясностью я вдруг осознала, что мир вокруг меня чудесным образом изменился: я нахожусь в другой стране, в другом городе, по иному мыслю и чувствую, у меня другие желания, иной образ жизни, и метаморфозы продолжаются. У меня впервые в жизни есть все свое, и даже деньги. Тетя Клава оставила мне довольно значительную сумму. Таким образом, моя судьба полностью в моих руках. Вот уж действительно время потрясений!

А что же Юра, как он будет жить, что он обо мне подумает? Я представила его полное, высокомерно поднятое лицо. Да, он был доволен собой, а меня это раздражало. Любил ли он меня? Вероятно, по-своему любил, но скорее, как вещь, которую сам создал. Да, он любил подчеркнуть, что без него я бы пропала. Способен ли он на любовь? Скорее он любит свои привычки, и я одна из них. Теперь я думаю о нем с неприязнью, а раньше мне нравилась спокойная, размеренная жизнь. Страсти в литературе и в кино раньше мне казались красивой выдумкой талантливых людей. И не то, чтобы я не верила в роковую любовь, это мне казалось каким-то исключением, как игра в лотерею, в которой всегда выигрывает кто-то другой.

Но люблю ли я? Или это просто страсть женщины, впервые познавшей упоительный секс? Но такой секс возможен только с любимым мужчиной.

А Евгений, кто я для него? Он опытный любовник и наверно ведет себя так со всеми женщинами - очень неприятная мысль - я поежилась. А если он больше не появится? Нет, только не это. Вряд ли он имеет серьезные намерения, но пусть это продлится как можно дольше. И я хочу от него ребенка. Я представила младенца, мальчика, своего сынишку. Я скажу Евгению, что мне нужно стать матерью, что я очень хочу этого. И чтобы ребенок был от него. Он выполнит мою просьбу. А когда я буду уверена, что у меня будет ребенок, он может делать, что захочет. Если посчитает нужным уйти, пусть уходит. Или нет. Ведь своей просьбой я могу его просто спугнуть, мужчины стараются избегать таких ситуаций, когда их свободу пытаются ограничить. Я сделаю по-другому: как только узнаю, что беременна, я скажу, что я замужем, и мы должны расстаться. Я посмотрю на его реакцию. И если она будет не такой, как мне бы хотелось, пусть уходит. Я проживу и одна.

Мысли опять вернулись к мужу. Нет, теперь он мне неприятен, Я не хочу к нему возвращаться. Уж лучше жить одной. Жаль его, но, в конце концов, он мужчина, как-нибудь переживет.

Интересно, что сейчас делает Евгений? О чем он думает? Может он тоже сейчас думает обо мне, строит планы на будущее. Черта с два, если и строит, то только на сегодняшнюю ночь. А может, подыскивает очередную жертву? Нет, едва ли. У такого мужчины не должно быть коротких случайных встреч. Это ему не к лицу. У него должны быть красивые, длинные романы, безутешные женщины, которых он оставил. И я буду одной из них. Вспомнилась фраза: "Женщина скрывает от мужчины свое прошлое, мужчина скрывает от нее ее будущее". Я немного поплакала от жалости к себе.

Прошло две недели, две самые счастливые недели в моей жизни. Я совершенно точно знала, что если существует любовь на свете, то это именно тот случай. Ради Евгения я была готова на все. Никаких слов сказано не было, да и к чему слова. Свои или чужие, слова всегда накладывают какие-то обязательства, хоть и в ничтожной степени, но все же ограничивают свободу.

Евгений тоже молчал, но я видела, я знала, что я ему небезразлична.

Накануне мы договорились встретиться утром и съездить в Ялту. Идея была моя. Я испытывала детский восторг перед канатной дорогой, и мы всегда катались на ней по несколько раз. И еще мне хотелось пройтись по магазинам. Утро показалось прохладным и я надела теплый белый свитер. На ялтинскую автостанцию мы приехали часам к десяти и отправились в центр пешком.

-А хочешь увидеть пляж, где мы с Мишей познакомились?

Я хотела. Пляж оказался рядом с морским вокзалом. Местечко оказалось очень уютное, и мы решили вернуться сюда позже. Когда мы шли обратно, я увидела через распахнутые ворота белоснежный лайнер.

-Давай зайдем, я хочу посмотреть на него поближе.

Мы беспрепятственно прошли на территорию. Теплоход назывался "Молдавия". У трапа стояли два "Икаруса" и толпился народ. Евгений вдруг резко затормозил. Я удивленно посмотрела на него. В его глазах прыгали веселые огоньки.

-А хочешь на борт?

-Конечно хочу, но нас ведь не пустят.

-Есть два варианта: я могу показать удостоверение и попросить вахтенного пустить нас на экскурсию, А можно разыграть рассеянных пассажиров, которые что-то забыли. Мне больше нравится второй вариант.

Это было чертовски заманчиво, и мы быстренько разработали сценарий. Под прикрытием автобусов мы подошли к судну и смешались с толпой. В этот момент подошли гиды, и пассажиры стали занимать места в автобусах. Тут Женя схватил меня за руку, и мы побежали по трапу. Вахтенный матрос удивленно посмотрел на нас, Женя виновато улыбнулся ему и сказал:

- Представляете, забыли деньги взять с собой!

Матрос равнодушно улыбнулся, и мы прошли мимо него в дверь, Теперь на нас никто не обращал внимания.

-Куда мы идем, Женя? Мы ведь заблудимся!

-Главное, идти спокойно и уверенно. Мы направляемся в бар. Это судно я знаю не хуже боцмана. Я работал точно на таком же, оно называлось "Петропавловск".

В баре Женя заказал сок, шоколад, армянский коньяк. Играла негромкая музыка, стояло несколько человек у стойки. Мы сели за треугольный столик у иллюминатора. Только теперь я заметила, как стучит у меня сердце. Мы выпили по крошечной рюмке коньяку, и я немного успокоилась. Мне было чуточку тревожно, но весело.

-Валюша, ты приносишь нам удачу. Давай, используем твой потенциал полностью, - его глаза сверкали.

-- Судя по твоему виду, следующий наш шаг - захват судна. Как ты думаешь, получится из моей юбки пиратский "Веселый Роджер"?

-- Стать флибустьером мне не позволит моя высокая нравственность. Речь о другом. Видишь ли, я случайно захватил с собой денег гораздо больше, чем нам могло бы понадобиться в Ялте. Судно идет в Батуми. По моим расчетам нам их должно хватить, чтобы вернуться обратно. Давай попробуем сходить "зайцами" на этой "Молдавии" в Грузию.

-- Женя, ты - сумасшедший, как ты себе это представляешь? А твоя нравственность? И где мы будем спать, в бочке из-под яблок?

-- В "люксе". Я конечно не уверен, но, скорее всего, каюта "люкс" не занята. Она здесь единственная, а судно совершает круиз. Путешествие в "люксе" слишком дорого, поэтому, я думаю, он свободный.

-- Как мы туда попадем?

-- Валюша, на судне имеется ключ, который подходит почти ко всем помещениям. Из всех судовых ключей он самый простой, и я помню его форму.

-- И где он находится?

-- У старпома, у пассажирского помощника, но главное, его нетрудно сделать.

-- Гениально, а если нас поймают?

-- Пустяки: два раза протянут под килем, и высадят на острове.

Я возражала, но скорее по инерции, я уже была согласна рискнуть и хотела рискнуть.

Мы поднялись на шлюпочную палубу. Здесь был бассейн, а над ним, в надстройке, иллюминаторы каюты "люкс". Зеленые шторы на них были задернуты. Мы разделись и с удовольствием искупались в бассейне. Хорошо, что на мне был купальник под платьем. Потом мы нахально улеглись загорать.

-- Женя, у нас нет ни полотенца, ни мыла, ни зубных щеток.

-- Там все есть.

-- И еда?

-В ресторан нам идти не следует, там накрывают по количеству пассажиров. Будем питаться в баре. А теперь мне нужно идти в машину. Постараюсь управиться за полчаса. Если не вернусь через сорок минут, сойди на берег, на всякий случай.

Я не особо беспокоилась, мы ведь пока в Ялте. Евгений вернулся через двадцать минут и показал вполне симпатичную отмычку.

-Я вспомнил про аварийный люк, он ведет прямо к ГРЩ, а под ГРЩ мастерская электриков. В мастерской никого не оказалось, а там у них и наждак, и тиски, и полно инструментов.

-Миша это имел в виду, когда сказал, что на флоте, "Кулибиных" уважают? - ядовито спросила я.

Евгений подошел к двери по левому борту, вставил ключ, повернул, дверь открылась. Он заглянул в щель, потом скрылся за дверью. Через минуту дверь открылась, показался его настороженный нос. Я кивнула. Он вышел и запер дверь.

-- Валя, каюта свободна, можем вселяться хоть сейчас.

-- А вдруг в Ялте кто-нибудь вселится?

-- Маловероятно. Там давно не убирали, значит, никого не ждут

-- Тоже мне, сервис, могли бы и убрать, - я стала входить, в роль.

-- Нам нужно купить еды и коньяк. Или вино? Я схожу в бар. - Сказал Евгений.

-- А давай я схожу, для конспирации.

Он полез в карман за деньгами.

-Слушай, я не знаю, сколько их там у тебя, но у меня, наверняка, не меньше. Я собиралась таскать тебя по магазинам. Так что, отдыхай.

В баре я взял, а курицу-гриль, батон колбасы, хлеб, коньяк и еще много чего. Барменша удивленно на меня посмотрела.

-- Что-нибудь не так? - невинно спросила я

-- Извините, все в порядке.

-Вы видели моего мужа? Весь наш бюджет уходит в его тощий живот. Барменша заулыбалась:

-- Дешевле мужа поменять.

-- Вот поэтому я здесь. Ваш старпом женат?

Расстались мы друзьями. Евгений ахнул, увидев мой пакет:

-- Ты ограбила судовой продовольственный склад?

-- Гулять, так гулять!

-- Теперь нам нужно немедленно поселяться, пока не засекли твою суму.

Я любовно погладила пакет.

-Я готова.

Он улыбнулся, и пошел открывать. Все прошло благополучно. В каюте был приятный зеленый полумрак. Она состояла из двух помещений и ванной комнаты. И здесь действительно было все необходимое. Перед полукруглым зеленым диваном изящных очертаний стоял овальный столик на точеной ножке и два кресла в тон. В баре стояли напитки. Я была довольна. С лица Евгения не сходила улыбка.

-- Валентина Дмитриевна! С прискорбием должен заметить, сударыня, что ваш преданный поклонник уже бесконечных три часа не имел чести целовать вашу прелестную ручку-с.

-- Ах, сударь, эти хлопоты с новоселием так утомительны. Боюсь, у меня разыграется мигрень.

Я грациозно опустилась в кресло и милостиво подала ему руку. Он важно встал на колено и припал к ней губами.

-О! Сударыня! Ваш образ преследует меня во сне и наяву. Позвольте мне побыть у ваших ног, моя душа полна восторга. Как нежны эти пальчики, как изящны эти руки! Но ваша мигрень приводит меня в отчаяние. Позвольте предложить вам одно верное средство, а впрочем, даже два средства, душа моя!

-- О, сударь, Евгений Матвеевич! Вы так заботливы, пожалуй, я попробую вашего средства, однако, окажите любезность, проверьте бокалы на случай, если до нас здесь побывал приятель ваш, Михаил Иванович.

-- Ваш тонкий намек относительно моего верного друга я вполне понял, жаль, что вы, моя драгоценная, предпочли второе средство излечения мигрени. Уверяю вас, первое - гораздо более надежный способ. Хотя, если вы настаиваете, мы начнем со второго.

Мы дружно расхохотались.

-- Тише, в этот священный час сиесты мы разбудим всю "Молдавию"

-- Моя ласточка, должен тебе сказать, что исключительно в целях конспирации нам следует выпить по изрядной порции коньяка.

-- О, господи, ты опять что-то задумал!

-Я ничего не задумал, а следую логике: если нас застукают выпившими, то, скорее всего, посмеются, и отпустят, а если трезвыми, то расстреляют.

-Наверно, таким вещам учат в шпионских школах. Наливай!

Мы выпили почти полбутылки коньяку, при этом нас смешил каждый пустяк. Я давно уже столько не смеялась. Потом Женя увлек меня в спальню, но и здесь смешливое настроение нас не покинуло. Я рассказала ему про то, как гордо и независимо прошла через весь город в разных босоножках, с высокомерием и презрением глядя на все вокруг. Мы смаковали каждую подробность того дня, буквально катаясь от смеха, благо широкая постель позволяла нам это делать совершенно свободно.

После шести вечера мы определили по шумам, долетавшим до нас, что жизнь на судне оживилась. По-видимому, вернулись с экскурсии.

-- У пассажиров ужин в семь, а в девять будут, наверно, какие-нибудь культурные мероприятия и мы можем в них поучаствовать, если хочешь.

-- Но это не опасно? - спросила я.

-- Если мы сумеем незаметно выскользнуть, то опасности нет.

Прозвучал мелодичный звон, и приятный женский голос сообщил:

"Судовое время девятнадцать часов. Пассажиры первой смены приглашаются на ужин".

Евгений внимательно осмотрел квадратные иллюминаторы.

-На палубе никого нет, я попробую открыть, может нам лучше выйти через него.

Кормовой иллюминатор с трудом поддался его усилиям. Прямо под ним стояла скамейка.

-- Выйти будет легко, а как его закрыть снаружи?

-- У тебя шпилька есть?

Шпилек у меня было достаточно. Евгений подошел к динамику, пощелкал ручкой. Зазвучала музыка.

-Имею честь ангажировать вас на танго, мадам!

-Благодарю вас, сударь. Слушай, а ты умеешь танцевать танго по-настоящему?

-- Буду учиться. - Однако я сразу почувствовала, что танцует он прекрасно, но давно не танцевал. Танго закончилось, и я попросила выключить динамик, чтобы не сбивал с ритма. Евгений негромко изображал голосом "компарситу" и мы тренировались минут двадцать. Места было маловато, но нам удалось попробовать также и вальс. И опять я была от него в восторге. Впрочем, Евгений был тоже мною доволен.

-Ты пластична, как сама Грация!

Его комплимент был уравновешен моим поцелуем. Я занялась своей косметичкой, судно вздрогнуло, послышался ритмичный шум. Евгений поднес мне рюмку:

-Счастливого плавания, Валюша!

Вскоре судовой динамик сообщил, что в салоне первого класса начинается вечер отдыха.

-- Как я выгляжу?

-- Тебе позавидовала бы сама Афродита.

-- Что мне делать, если попадемся?

-- Встряхни волосами и улыбнись.

Он подвинул кресло поближе к иллюминатору.

-- Путь свободен. Валя, сначала в иллюминатор ногу, потом голову и корпус, затем - вторую ногу.

Сам он так делать не стал, он ухватился за верхнюю кромку и ловко улетел ногами вперед. Подстраховал меня и захлопнул иллюминатор крючком из моей шпильки. Мы немного погуляли по палубе и отправились в салон. Играл небольшой оркестр, работал бар. Мы заказали коктейль, кофе, мороженое. Потом смешались с танцующими парами. Во время танца Евгений предложил, на всякий случай, взять псевдонимы

-- Я буду Анисьей - успешно свершающей.

-- Прелесть! А я Валерий и мы супруги Зайцевы.

Были какие-то конкурсы, игры, викторины, мы в них не участвовали. Потом объявили танцевальный конкурс. Он состоял из двух туров: вальс и танго.

-- Как я и предполагал.

-Ты случайно не медиум?

Во второй тур прошли три пары, в том числе и мы. Эйфория, которая завладела нами с самого утра, наиболее полно проявилась в этом танго. Все эти четкие движения, резкие повороты и остановки получались сейчас у нас совершенно синхронно, даже лучше, чем во время недавней репетиции. Нас единодушно признали победителями конкурса и вручили мне цветы и коробку конфет, Евгению - коньяк. После этого все потребовали показательный танец. Оркестр играл нам "Осенний сон", мы кружились по салону, и у меня было ощущение полета. Я чувствовала, какие сильные руки у Евгения и умирала от любви к нему.

После танца мы подошли к бару, чтобы выпить сока. Я почувствовала чей-то упорный взгляд. Евгений тоже заметил и нахмурился.

-- Милый не хмурься, на тысячу миль вокруг, кроме тебя, нет никого, кто мог бы хотя бы привлечь мое внимание.

-- Я думаю, это старпом и его внимание таит в себе некоторую опасность для нас.

Я прижалась к нему, глядя влюбленными глазами - мне не нужно было имитировать такой взгляд, и этот субъект, кто бы он ни был, должен был понять, что у него нет ни малейших шансов

-Черт возьми, Валя, ты редкая женщина и безумно мне нравишься, в голосе Евгения чувствовалось какое-то волнующее напряжение.

Я сжала его руку:

-Кажется , я чувствую то же, что и ты.

И мы торопливо направились в свое тайное убежище, сгорая от нетерпения и страсти.

Проснулись мы в Новороссийске. В других обстоятельствах мы бы, наверно, прогулялись по городу, а сейчас я была даже рада, что наша свобода ограничена. Нам не было скучно. Мы дважды купались в бассейне, немного загорали, но, в основном, день провели в постели. В Батуми мы решили не идти: растягивать приключение не имело смысла, и было не вполне безопасно. Мы решили сойти на берег в Сочи.

Во второй половине дня Евгений был особенно щедрым на ласки, но мало улыбался, был задумчив. Я тесно прижалась к нему, уютно устроилась на его плече и попросила что-нибудь рассказать о флотской жизни. Он помолчал, собираясь с мыслями.

-Ну что ж, пожалуй, я расскажу тебе одну историю, которая начиналась, в общем-то, довольно весело:

"Лет двенадцать назад я работал электромехаником на небольшом судне "Марс". Геологи зафрахтовали его для работы на Чукотке. Мы выходили в море на десять дней, геологи включали аппаратуру, и мы ходили параллельными курсами по определенному квадрату. За судном тянулся кабель, по которому в воду подавались электрические разряды с частотой два разряда в секунду. При работе этой аппаратуры у экипажа было ощущение, что по борту стучат здоровенной кувалдой, Несколько дней никто не мог спать под эту музыку, потом привыкли и стали просыпаться от тишины. Наша база была в поселке Эгвекинот в заливе Креста.

Мы заходили туда на три дня и развлекались там, кто как мог. В поселке был довольно приличный пивбар и ресторан, который назывался "Рам кыль ыран". Как нам объяснили, по-чукотски это значит: "Зайди, выпей, отдохни", не ручаюсь за достоверность перевода, однако если судить о непосредственности этого народа, другого названия у такого заведения и не должно было быть. Мы часто посещали ресторан, чтобы добросовестно исполнить все то, что требовало от нас его название. Этот ненавязчивый призыв был гораздо приятнее, нежели призыв, выписанный выше на жестяном трафарете во всю длину этого же здания. Но об этом лозунге я еще скажу чуть позже.

На судне была повариха, единственная женщина из всего экипажа. Однажды, перед очередным заходом в поселок, она попросила меня как-нибудь взбить крем для торта, который собиралась испечь к своему дню рождения. Я приспособил дрель для этой цели, и мы успешно сотрудничали. Во всяком случае, остатков крема после яростного вмешательства моего самодельного миксера оставалось еще достаточно в трехлитровой кастрюле, а в случае нехватки его благополучно можно было соскрести со стен камбуза. Как большой ценитель тортов, я авторитетно заявил, что плохих тортов не бывает, и Зина, сокрушавшаяся еще и по поводу теста, которое плохо поднималось из-за качки, несколько успокоилась.

Торт получился добрых три квадратных фута. Глотая слюнки, мы потащили его в ресторан, куда Зина пригласила весь экипаж на свой день рождения. Когда подошло время десерта, боцман взялся резать торт. Он долго с ним возился, бормотал что-то по поводу то ли тупости столовых ножей, то ли сотрудников ресторана, что-то откромсал и сник. Тогда за дело взялся второй механик, однако тоже не преуспел и уступил место матросу, у которого был знаменитый пареньский нож.

Матросу удалось одолеть почти треть торта. Но если нож с тортом еще кое-как справлялся, то ничьим зубам этого сделать не удалось. Должен отметить, что при этой торжественной дегустации торта качественным кремом, изготовленным с моей помощью, перемазанными оказались все. Это сражение с тортом так всех развеселило, что такого веселого дня рождения, по словам, Зины, у нее никогда не было.

В разгар веселья в ресторане появились женщины. Аборигены редко посещали ресторан. В основном посетителями были моряки и приезжие. При ресторане была гостиница, и там разместились учителя из Уэлена, которые возвращались домой после какого-то важного мероприятия в Анадыре. Вот эти учителя, в основном дамы, и спустились в ресторан. Первыми их атаковали мы с радистом. Мне досталась симпатичная мулатка. Радист тоже тесно общался со своей пертнершей. К концу вечера они пригласили нас в номер. Однако старушка-администратор наотрез отказалась нас пропустить. Ни дипломатия, ни взятка не смогли поколебать ее понятий о нравственности. Пришлось нам ретироваться. Тогда мы решили проникнуть в номер через окно. Настроение было как раз такое, когда тянет на подвиги. Нам нужно было попасть на третий этаж. Над рестораном был достаточно широкий козырек. В каком-то дворе мы нашли лестницу, и я на него взобрался. А нужно сказать, что в этих широтах летом стоят белые ночи, и светло так, что можно читать газету.

Самое трудное было добраться до окон третьего этажа, которые призывно светились. Между вторым и третьим этажом и был начертан лозунг: "Слава строителям коммунизма!" Жестяный трафарет шел через все здание. Мне удалось ухватиться за верхний край трафарета и вскарабкаться к вожделенному окну. Далее все произошло как в типичной голливудской комедии: все это сооружение отрывается от стены по всей длине, и с ужасающим жестяным грохотом обрушивается на козырек вместе со мной. Кошмарный этот грохот разбудил, наверно, весь поселок. Кое-как я выбрался из-под кусков этого злополучного лозунга.

Нам удалось унести ноги, хотя у радиста они подкашивались от смеха.

Вот об этом радисте я и хотел рассказать тебе подробнее. Его звали Вадим. В этом рейсе у нас с ним сложились приятельские отношения. Он был весельчак, "свой в доску", как говорят на флоте. У него было много знакомых, и он всегда был в курсе всех пароходских сплетен. Потом мы вместе с ним работали на другом судне и тоже плотно общались. Одна черта у него мне не нравилась: он вечно был озабочен какими-то махинациями.

Прошло несколько лет. После известных политических событий все изменилось. Пароходские суда честные коммунисты под шумок стали быстро распродавать за границу, появился избыток моряков. Получить направление на судно можно было только за хорошую взятку. Вадим попал в свою стихию. Ходил в Японию, возил оттуда машины, торговал ими.

Знакомый старпом предложил мне сходить на рыболовном траулере на красную путину. Я взял в пароходстве бессрочный отпуск и ушел в рейс. Рейс растянулся на восемь месяцев, но заработал я неплохо. Через несколько дней после моего возвращения, ко мне примчался встрепанный Вадим. Таким я его никогда не видел. Чуть не плача, он рассказал мне, что связался с криминальными кругами, и ему заказали привезти из Японии дорогой джип. Снабдили его деньгами. Джип он привез, но, якобы, оказалось, что у него старый двигатель, с фальшивыми номерами и много неполадок в машине. Как я понял, заподозрили, что часть денег он присвоил. Избили его, забрали машину, установили срок возвращения денег.

- "Если не уложусь в срок, меня убьют", - сказал он.

В общем, я дал ему в долг 12 тысяч долларов, почти все, что заработал. После этого я не видел Вадима два года. Пытался выяснить где он, но так и не нашел концов. Совершенно случайно встретил его в порту. Он рассказал, что пришлось уехать, уйти в подполье. Теперь все наладилось, он открыл автомастерскую, дела пока идут неважно, но долг вернет через месяц. Он изменился, располнел, появились какие-то снисходительные манеры. Через месяц я его разыскал. Он стал юлить, и я его предупредил, что через месяц приму свои меры, если он не вернет долг. Через два дня в дверь моего частного дома позвонили. Открываю дверь, она распахивается, и я лечу прямо на кулак. Избили меня изрядно. В какой-то момент я потерял сознание, а когда пришел в себя, увидел троих незнакомых парней. У меня хватило злости спросить почем нынче такие услуги.

-Не злись, браток, работа у нас такая.

Вот тогда, ползая по снегу в своем дворе, я дал слово отомстить этому подонку. Лицо пришло в норму недели через две, и пару месяцев заживали сломанные ребра. Но двигаться я мог и навестил его мастерскую. Вадима не застал, оставил для него записку, что достану его, чего бы мне это ни стоило. Потом я узнал, что мастерскую он продал и куда-то уехал. Пришлось хорошо напоить участкового, и он по своим каналам выяснил, что Вадим в Симферополе.

И вот я приехал в Крым, нашел его адрес, несколько дней следил за его домом, а потом приехал в Алушту и встретил тебя".

-- Женя, миленький, я так счастлива, что ты мне это рассказал. А можно мне узнать, что ты собирался делать дальше?

-- Прежде всего, как следует набить ему морду, прости меня за грубость, ну и, по возможности, вернуть деньги. Я хотел подготовиться, как следует, и приехать в Симферополь в следующие выходные. Хотелось бы, чтобы это для него было сюрпризом.

-- Как ты думаешь, Миша дал бы тебе машину на день, два?

-- Я об этом не подумал, ты - умница, очень хорошая мысль Мишка не откажет, он мало на ней ездит, в Ялте все близко.

-- А где Миша работает?

-На портовом буксире, у него суточная вахта.

-- Женя, я хочу тебе помочь.

-- А вот это, моя хорошая, исключено совершенно. Ты уже помогла мне хорошим советом. Эту тему мы даже не будем обсуждать. Я даже Мишку не хочу втягивать в это дело. И рассказал я тебе все это только для того, чтобы мое исчезновение, если, что-то произойдет, не было тобой истолковано неверно.

Он категорически пресек все мои попытки возражать, и я решила отложить разговор до более подходящего момента.

Мы не покидали каюту до поздней ночи. А ночью гуляли по палубе, поднимались на верхний мостик, любоваться звездами. Евгений показал мне с десяток созвездий, пока я окончательно в них не запуталась. Мерное покачивание судна скоро перестало ощущаться, и, казалось, что звездный купол совершает замысловатые движения. Такое же ощущение было и у Евгения, потому, что он вдруг сказал:

-Кажется, Атлант увлекся амброзией и слегка захмелел.

Я улыбнулась в ответ этому очаровательному сравнению. Хорошо!

Утром мы поднялись пораньше, я привела каюту в порядок и спросила, не написать ли нам благодарственную записку для персонала. Евгений одобрил идею и положил на постель симпатичную купюру:

-Надеюсь, ее прочитают нижние чины, и у них хватит ума промолчать.

Во время завтрака мы покинули каюту, чтобы в неё больше не возвращаться.

Когда мы, вместе с другими пассажирами, вышли к трапу, к нам обратился старпом. Он был безупречен в своей белоснежной форменной одежде:

-- Как вы провели вчерашний вечер, вас не укачало?

-- Не знаю, - сказала я, - а почему вы спрашиваете?

-- Вас не было на вечере отдыха, и поэтому он показался мне более скучным, чем предыдущий. Обращался к нам обоим, но смотрел только на меня, и это меня покоробило.

-- Мы нашли более интересное занятие в каюте.

-- Приходите к нам в гости сегодня вечером, - вмешался Евгений, - в девять часов.

-- Спасибо, приду обязательно, какая каюта?

-- Двадцать шесть, - сказал Женя, пожимая ему руку.

Мне показалось, что на лице старпома появилось озадаченное выражение, но мы уже спускались по трапу.

В Сочи мы не стали задерживаться, немного погуляли по городу и в тот же день вернулись в Крым.

Когда я осталась одна в своей квартире, на меня вдруг обрушилась лавина мрачных мыслей. До конца моего отпуска осталось меньше двух недель. Я представила себе нашу квартиру в Красноярске, своего мужа в ней, я в постели с ним, и все это показалось мне таким ненавистным, что все мое существо содрогнулось от отвращения. "Да уж лучше в тюрьму", - подумала я. Итак, все ясно, к мужу я не вернусь. Я даже не стану забирать свои вещи, теперь они мне казались чужими и вызывали брезгливость. Я напишу мужу письмо и подам на развод. А вот с работой нужно будет все утрясти по-человечески. Месяц-два я смогу пожить у приятельницы. Дальше что делать?

Женя! Господи, как я люблю его! Я ему это не говорила, но он знает, я уверена. О своих чувствах он тоже не говорил. Он молчит, но еще бы он не молчал! Кроме имени он не знает обо мне ничего. Что же я наделала! Какая кошмарная ошибка, ведь расскажи я ему раньше обо всем, он бы понял и не осудил. Я сама себя загнала в угол, и теперь не знаю, как мне перед ним оправдаться. "А может, это и к лучшему", - вдруг пришла мне в голову новая мысль. Ведь теперь у него будут полностью развязаны руки. Никаких обязательств передо мной. Он может гордо и с достоинством удалиться, не в чем будет его упрекнуть, ни как мужчину, ни как человека. Может, он и не задавал мне вопросов, чтобы оставить себе вот такой путь к отступлению! Да, но он должен был понимать, что я могу рассказать о себе в любой момент, и тогда ему бы пришлось принимать решение. Да и эта его откровенность, я же видела, ему не просто было об этом рассказывать. Просто он честный благородный человек, и очень деликатный. О, хоть бы эта его предстоящая акция закончилась благополучно! Вряд ли у меня получится, но я постараюсь его отговорить, и уж приложу все силы, чтобы ему помочь. Итак, если после нашего разговора он захочет, чтобы мы были вместе, я буду точно знать, что говорит не его благородство, что это его искреннее желание. Ох, Валентина, восторженная девчонка, все твои мысленные построения лопнут, как мыльный пузырь, и останешься ты ни с чем. И сынишка у тебя не родится". Я долго и горько плакала и готова была читать молитвы, если бы знала хоть одну.

Егений позвонил Мише, и предупредил его, что в субботу мы нагрянем к нему в гости.

К большому удивлению Евгения, Миша ждал нас не один. Он открыл нам дверь, улыбаясь во весь рот. На нем были тщательно выглаженные серые брюки, серо-голубая рубашка, симпатичный галстук. За его спиной стояла и тоже улыбалась миловидная, невысокая женщина.

Я оглянулась на Евгения, он был в крайнем изумлении.

-- Аллочка, это - мои друзья, Валя и Женя, рекомендую.

-- А кто - Валя, кто - Женя? - спросила она.

Мы рассмеялись. Миша пожал мне руку в своей манере, затем обхватил Евгения в могучем объятии.

-- Так, где же вы были, я уже дважды к вам ездил?

-- Погоди, Миша, все по порядку. Сначала объясни, кто эта неотразимая женщина, как старый друг, я имею право это знать.

Аллочка, моя любимая тихая гавань, в которой я, потрепанный штормами старый дредноут, очень надеюсь встать на прикол, - прогудел Миша, обнимая ее за талию.

-- Моряк - романтик по профессии, а когда влюбляется, становится поэтом, - проговорил Евгений, глядя на Аллу, - такие сравнения доступны лишь истинным ценителям прекрасной половины человечества!

Алла не делала попыток высвободиться и все так же улыбалась. Левая бровь у нее была слегка изломана, и это придавало ее улыбке ироничный вид.

-- Миша, - сказала она, - может быть, ты пропустишь гостей в комнату, наконец?

-- Да, да, - засуетился Миша,

-- Проходите, присаживайтесь, у нас все готово.

В комнате со вкусом был накрыт обильный стол, у меня немедленно проснулся аппетит. Женя вернулся в прихожую, принес пакет, отдал его Мише.

-- Ну, коньяк - это я еще понимаю, а продукты зачем? Вот заставлю тебя тащить все это обратно.

-- К холостяку без этого ходить опасно, по себе знаю. Кто же знал, что здесь все под контролем такой милой женщины?

Кстати, о милой женщине. Аллочка кое-что знает о тебе от меня, и очень хотела послушать твои песни. Она и сама хорошо поет. Так, что готовься услаждать наш изысканный музыкальный слух.

-Ну, это уж как поить будешь.

Вечеринка удалась на славу. Мы с Женей наперебой рассказывали о наших приключениях на "Молдавии". Миша называл нас авантюристами, непрерывно шутил. Алла была в восторге от нашей авантюры. Женя тихонько аккомпанировал нашим разговорам.

Мы с Аллой прониклись взаимной симпатией, и когда мужчины ходили курить, она рассказала мне, что встречается с Мишей полгода, а сегодня мы празднуем, как раз, эту круглую дату. Она жила без мужа с двумя детьми, работала бухгалтером и была хорошо обеспечена. Миша ей очень нравился, но менять в своей жизни она пока ничего не хотела.

Под конец вечера наше возбуждение немного улеглось. Женя спел романс и песню, Алла пыталась подпевать, у нее был хороший голос. Миша предложил им небольшую репетицию, и они ушли на кухню. Потом спели на два голоса "Светит месяц", "В низенькой светелке", потом Алла спела одна "Степь, да степь кругом" и романс "Под лаской плюшевого пледа" и заслужила бурные аплодисменты. Они еще пели, Миша расчувствовался, звал Женю в Крым, а Аллу - замуж, предлагал ей свою жизнь, а Жене - свою машину,

В прихожей мы все долго целовались на прощание, но так и не простились, они пошли нас провожать, и мы пешком дошли до самой автостанции. У нас было очень светло и радостно на душе, мы всю дорогу держались за руки.

Утром мы с Женей проснулись поздно и сразу после завтрака отправились на пляж. Вода потеплела, и я смогла, наконец, искупаться, Мы вместе вошли в воду, немного поплавали, потом Женя предложил плыть к буйкам. Всю дистанцию я преодолела хорошим "кролем", и очень старалась, Он отстал метров на двадцать, хотя тоже старался,

-Я подумал, - сказал он, когда отдышался, - что ты несешься верхом на дельфине. А может, сбылся твой сон? Можно потрогать твой русалочий хвост?

Я поцеловала его в мокрую щеку.

-Ты тоже молодец. А это - мой маленький реванш. И я рассказала ему, как злилась на него в первый день.

К пятнице у Евгения все было готово к предстоящей акции. Мои попытки отговорить его, или хотя бы принять мою помощь были отвергнуты коротко и жестко. Накануне он пригнал Мишину "Ладу", а перед отъездом передал мне пакет для Миши, в котором были записка и деньги.

Евгений распорядился передать пакет в понедельник, если не вернется до обеда. Мне лишь удалось взять с него слово, что он все подробно мне расскажет,

В субботу на рассвете Евгений уехал в Симферополь. Всю субботу я не находила себе места и почти не отходила от окна. Я знала, что Евгений намеревается проникнуть в квартиру этого Вадима, желательно в его отсутствие, поискать какой-нибудь компромат на него, дождаться его возвращения и "набить морду". К вечеру мое воображение разыгралось и услужливо рисовало мне ужасные картины. Я гнала от себя свои чудовищные мысли, но они все лезли мне в голову, доводили меня едва ли не до истерики. Господи! Как дорог мне был этот человек! Я обещала себе, что сохраню ему верность до самой смерти. Стемнело, я все сидела у окна, напряженно следя за светом фар каждой проезжающей машины.

После часа ночи я уже не могла оставаться в квартире, я вышла и бродила вокруг дома, как привидение. Все мое существо тянулось к Евгению, а я перебирала в памяти события всей своей жизни, которые казались мне теперь такими ничтожными. Господи, не допусти, чтобы все это закончилось, позволь мне хотя бы родить сына от него, - взывала я. Я назначила себе время, когда вернусь в дом. "Вот до двух часов здесь подожду и вернусь в дом... Нет, до трех часов буду ждать". В четыре утра я уже сильно продрогла, и решила через пятнадцать минут уйти в дом.

Из-за соседнего дома на большой скорости вылетела машина, ослепив меня фарами, и резко затормозила рядом со мной. Из нее выскочил Женька, негодяй, и схватил меня в объятия.

-- Ты что тут делаешь?

-- Мусор выносила, - меня всю трясло.

-- Да ты вся как ледышка, пойдем в дом!

Он все понял, посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом, достал две рюмки и налил в них до самого верха.

-Я думаю, Валя, тебе следует выпить, Да и мне не помешает.

Я одним глотком опустошила рюмку.

Теплая волна прокатилась по всему телу, прогоняя озноб. Наши глаза цепко держали друг друга, в голове вертелась фраза, как будто бы, совсем без эмоций: "Живой, невредимый, живой..."!

И он рассказал мне невероятную историю;

"Я приехал к его дому без двадцати восемь, его джип стоял под окнами. Около десяти он вышел и колесил по городу до двух часов. Как здорово, что я был на машине! Он побывал на автостоянке и в автомагазине, которые, как потом выяснилось, принадлежали ему. Еще он побывал в ресторане и в администрации рынка. Потом он зашел в продовольственный магазин, я остановился прямо перед витриной, и видел, что он купил хлеб, батон колбасы и минеральную воду. Потом он поехал на окраину, там были расположены старые гаражи, В один из них он вошел, пробыл в нем минут пятнадцать, потом запер дверь и поехал к себе домой. Я ждал, когда он снова выйдет, и, вдруг, меня насторожило одно обстоятельство: Я точно помнил, что когда он входил в подъезд, в руках у него ничего не было. Куда же девался пакет, который он вынес из продовольственного магазина? Он мог, конечно, остаться в машине, но, мне казалось, что с этим пакетом он входил в гараж. Я надел очки и шляпу и, не спеша, прошел мимо его машины. В машине пакета не было. Я решил ехать обратно к гаражу. В гараже он мог держать собаку, но зачем тогда хлеб и минеральная вода? Здесь была какая-то загадка.

Я подергал дверь, надеясь все же услышать собачий лай. Ни звука, На двери был навесной замок, взломать который можно было без особого труда, но я понял, что внутри есть мощная гаражная задвижка, которая открывается специальным ключом. Такая кустарная система замка мне была известна, Мне потребовался час, чтобы на свалке найти подходящие детали и смастерить ключ. В гараже был подвал, и на нем тоже был замок, с которым я, в конце концов, справился, Я уже ожидал увидеть нечто подобное. Найдя выключатель, и включив свет, я увидел испуганный детский взгляд! Это была девочка лет восьми. Она была привязана к стулу, а рот заклеен скотчем. Ну что рассказывать, как мог, я ее успокоил, освободил, пригласил в машину. Она меня очень боялась, пришлось сказать, что я из милиции, что вся милиция ищет ее, но она мне не очень-то поверила и в машину садиться не хотела. Тогда я сел за руль и сказал ей, что она может сесть в машину или идти пешком, а я уезжаю. Тогда она села на заднее сиденье, но дверь не захлопнула, держала в руках. Мы, не спеша, доехали почти до центра, и лишь тогда она немного успокоилась и захлопнула дверь. Я спросил, куда ее везти, в милицию или домой. Она немного поколебалась и стала показывать дорогу к дому. Я спросил, сколько она просидела в подвале.

-- Очень долго.

-- А как ты туда попала?

-- Я шла из школы...

-- Сегодня?

-- В четверг. Подъехал дядя на машине, сказал, что мой папа попал в аварию, и мне нужно ехать к нему. Я села в машину, и мы приехали к этим гаражам..., - и она расплакалась.

Мы подъехали к ее дому, поднялись на второй этаж. Девочка позвонила в дверь, и тут сзади возник здоровенный парень. Дверь открылась, и девочка бросилась к отцу. А меня легонько подтолкнули сзади, пришлось тоже войти.

-Папа, он меня связал, он держал меня в подвале, - лопотала девочка.

Я встретился глазами с отцом и прочитал там приговор.

Меня крепко взяли за руку. Когда мы протискивались мимо отца и дочери, девочка сказала:

-А этот дядя меня нашел, он из милиции.

Меня тут же отпустили. Я попал в очень богатую квартиру. Через минуту в комнату зашел отец, мужчина лет пятидесяти пяти.

-Рассказывайте, что произошло, - велел он.

Я начал издалека, но он перебил:

-Подробности потом, сейчас коротко, - кто, где.

Я назвал фамилию Вадима и его адрес.

-Мне нужно позвонить

Через пять минут он вернулся.

-Кто вы?

Я сказал, что моряк, показал удостоверение.

Хорошо. Сейчас мои парни едут к нему. Вам придется подождать, так что теперь можете рассказать все подробно

Я вкратце рассказал ему всю историю. Он пожал мне руку:

-Меня зовут Рустам Ибрагимович, теперь я ваш должник.

Он извинился, и ушел к дочери. Мне принесли коньяк, кофе, фрукты. Парень пригубил рюмку только из вежливости, зато я себя не стал ограничивать. Я спросил, к кому я попал. С кавказским акцентом он сказал, что я попал к большому человеку, к "хозяину". Хозяину чего, мне так и не удалось выяснить. Парень был неразговорчив.

Я спросил, что теперь будет с Вадимом.

-Этой гнидэ канэц!

-Его прикончат?

-Нэт. Хозяин - татарын. Мудрый татарын. Скорее висэго он сдэлает из нэго инвалида - настоящего инвалида, и он будет работать на хозяина нищим на рынкэ.

Я подумал, что Вадиму здорово не повезло. Если бы мой план удался, он отделался бы разбитой мордой.

Примерно через час в комнату вошел "мудрый татарин", и сказал, что Вадима везут сюда.

-Вы не боитесь посмотреть ему в глаза, после всего, что произошло?

Я сказал, что для этого и приехал в Крым.

-Хорошо. Сколько он вам должен?

Я ответил.

-Рафик, посчитай.

Рафик наморщил лоб, потом взял со стола калькулятор.

-Тридцат восэм тысач.

-Тамара!

В дверях возникла восточная женщина.

-Принеси пятьдесят тысяч зелеными.

Вернулась она с пятью тугими пачками.

-Положи их в сумку.

-У нас тут своя арифметика, - сказал он, когда женщина ушла. - И немного от меня. Благодарить не нужно, за все платит ваш недруг, а я по-прежнему ваш должник. Я могу предложить вам работу, хорошую работу. Можете думать до осени. И еще. Вот вам телефон. Если будут затруднения, любые, позвоните. Для вас меня всегда найдут.

Тут раздался звонок в дверь. Рафик пошел открывать, я встал.

Они его хорошо отделали, я бы так не смог. Его было трудно узнать, однако меня он узнал сразу.

-Ты!

-Я же обещал, что достану. А за последние грехи перед отцом ответишь.

Его увели.

-Евгений Матвеевич, у нас сегодня большая радость. Я не знаю, чего ожидать от таких подонков. Он хотел потребовать выкуп, но ведь дочь видела его лицо. Если бы не ваше вмешательство... это моя единственная дочь, мой единственный ребенок. У нас заказан ресторан, я вас прошу разделить с нами нашу радость.

Вот поэтому я и приехал так поздно", - закончил свой рассказ Евгений.

Пошло несколько дней. Мы проводили вместе много времени. Евгений подарил мне роскошный янтарный гарнитур, который идеально гармонировал с моими волосами.

До конца моего отпуска оставалось меньше недели. Можно было оттягивать разговор до последнего дня, но я уже устала от этого молчания, и решила, что разговор состоится завтра. Вечером я сослалась на головную боль, и отправила его домой. После его ухода голова действительно разболелась. Я провела ужасную ночь с этой болью, с болью в сердце, и с кошмарами. Утром я была вся на нервах, как будто все мои рецепторы вышли наружу. Я не знала, чем занять свои руки, и чувствовала себя отвратительно.

Евгений пришел перед обедом с какими-то планами, но что-то заметил в моем лице и притих.

-Ты хочешь мне что-то сказать?

-Да, Евгений. Скоро я должна уехать. Спасибо, что ты меня не спрашивал, но пришло время сказать, что у меня есть муж.

Он побледнел, и молча смотрел на меня. Потом сказал изменившимся голосом:

-Я догадывался.

В комнате вдруг стало невыносимо душно и неуютно, мы стояли друг против друга, и я чувствовала, как между нами вырастает прозрачная непреодолимая стена. Это внезапное отчуждение меня ошеломило. Мозг отказывался работать, язык отказывался повиноваться. Я не помнила слов и жестов, я только чувствовала, как растет и ширится эта отвратительная стена. Я уже не могла выносить его присутствие, мне хотелось, чтобы он ушел. Он опустил глаза.

-Мне можно будет тебя проводить?

Я представила аэропорт, нас, разделенных этой мерзкой стеной, и отрицательно покачала головой.

Он подошел к двери, обернулся:

-Будь счастлива, Валя.

И ушел.

Мне было невыносимо горько, я знала, что если сейчас не разревусь, то сойду с ума. Но слезы не шли. Я чувствовала, как в груди накатывались одна на другую тяжелые, мрачные волны отчаяния. И больше ничего. Я стояла совершенно оцепеневшая. Хотелось вернуть Евгения хоть на минуту, но и голоса не было.

Резкий звонок болезненно ударил по обнаженным нервам. Телефон.

-Позовите, пожалуйста, Свету. - Детский голос.

Ошибка. Нет, не ошибка, неужели я слышала ангела? Я поняла, что была на грани, за которой нет ни мыслей, ни разума.

Нужно двигаться, нужно немедленно что-то делать. Я заметалась по комнате. На глаза попался паспорт. "Ехать за билетом в Симферополь. Завтра же улечу". Я схватила деньги, и выбежала из дома. По пути в Симферополь я думала лишь о предстоящем отъезде. "Возьму билет на двадцать восьмое до Москвы, на двадцать девятое до Красноярска", - думала я - "А почему на двадцать восьмое, что мне делать в Крыму? Вот дура, нужно было сегодня же собрать вещи, и уезжать сегодня же. Ах, да! Вещи я собрать не могла. Стоп! Об этом не думать". Я стала думать о Красноярске, о работе, так незаметно добралась до Симферополя. Зашла в агентство. Оказывается, я могла улететь из Москвы в тот же день. "Ну, вот и прекрасно", - подумала я. Задерживаться в Москве мне совсем не хотелось. Я купила билет, вернулась в Алушту. До конца дня была еще уйма времени, сидеть все это время в квартире было немыслимо. Решила идти на пляж, на городской пляж, чтобы уединиться в этой густой толпе незнакомых людей. Домой вернулась около девяти. "Соберу вещи, и спать, - подумала я - хоть бы не забыть билет и паспорт". Подошла к столику, похрустела новеньким билетом, положила то и другое в сумочку. "Зайду к Наталье Николаевне проститься, потом буду собирать вещи".

Наталья Николаевна странно на меня посмотрела.

-Заходите, Валюша, сейчас я чай поставлю.

Я отказалась от чая.

-Ключ у вас есть, а эти два цветка можете унести к себе, чтобы лишний раз не ходить.

-Не беспокойтесь, Валюша, у меня и забот-то других нет.

Мы тепло простились, я вручила ей пакет:

-Это подарок вам.

В пакете был оренбургский платок, который мне удалось купить в Сочи.

-Спасибо, деточка, храни тебя бог.

Я быстро собралась, завела будильник, и уснула почти сразу. Утром вызвала такси, и поехала в аэропорт. Во время перелета до Москвы я старательно гнала от себя мысли о недавнем прошлом.

В Москве я приехала в аэропорт Домодедово за два часа до вылета и через несколько минут услышала объявление:

-Объявляется регистрация на рейс N... по маршруту: Москва - Свердловск - Красноярск - Хабаровск - Петропавловск-Камчатский.

Мое сердце подпрыгнуло, затем сжалось - Петропавловск-Камчатский. Перед глазами, как в калейдоскопе, промелькнули эти тридцать восемь дней. "Я не буду плакать". Однако запоздалые слезы потекли ручьем. Я отвернулась к окну. Простояла так около часа. Пора было идти на регистрацию.

Борт - проводница проверила на трапе мой паспорт, билет.

-Ваше место в первом салоне 6-а.

Я прошла в самолет, села на свое место у иллюминатора и смотрела в него, пока самолет не поднялся выше облаков. Все происходящее в салоне было как будто за глухим забором.

"Все, Валя, сказка кончилась". Только теперь я по-настоящему поняла, что это конец. Я села прямо, и сердце опять подпрыгнуло - белые джинсы - спазм сдавил мне горло. Я подняла глаза - он серьезно, в упор смотрел на меня.

-Нет, Валя сказка продолжается.

Я не могла выдавить ни звука и только в мозгу крутилась одна фраза "Ты демон, ты демон, ты демон"!

-Валя успокойся, приди в себя, возьми себя в руки. Ты меня слышишь? Сейчас я попрошу воды.

Он потянулся к кнопке.

-- Нет-нет. Я тебя слышу, я тебя слушаю.

-- Валя, сейчас мы летим в Петропавловск. Я не хочу тебя никому отдавать, понимаешь? И никому не отдам.

-У меня билет до Красноярска.

-Где твой билет?

Я полезла в сумку. Я не поверила своим глазам: Симферополь -- Москва -- Петропавловск-Камчатский.

-- Этого не может быть!

-- Как не может, если он у тебя в руках.

-- Это - мистика. Ты - демон!

-- У тебя на них аллергия?

И тут на меня напал смех. Я задыхалась, я не могла остановиться, у меня началась истерика, мои зубы стучали о край стакана, который он держал в руках. Потом началась икота. Постепенно я стала успокаиваться. Он с тревогой смотрел на меня. В проходе стояла стюардесса.

Только после посадки в Свердловске я рискнула спросить, как такое могло произойти.

-Сначала, после твоих слов о муже, я подумал, что меня опять надули.

"Кто был охотник, кто добыча?

Все дьявольски наоборот".

Я стоял у твоего дома и размышлял. Но тут ты промчалась мимо меня хорошей рысью, не заметив меня, хотя едва не сбила с ног. Я подумал и пустился вдогонку. Однако мне за тобой, видно, никогда не угнаться, я опять сильно отстал. Тогда я поймал такси. В Симферополь я приехал раньше тебя. Когда ты купила билет, я вошел в агентство и уговорил девушку продать еще один билет на твое имя, но до Петропавловска. И для себя купил. Вернулся в Алушту, дождался тебя. Потом ты куда-то ушла, а я зашел к Наталье Николаевне, взял ключ, подменил твой билет.

Красноярск. Я гуляла с ним по аэропорту и прислушивалась к своим ощущениям. Нет, ничего меня не привлекает в этом городе. Чужой он для меня. Я находилась здесь, а мечтала увидеть незнакомый, но уже родной - Петропавловск-Камчатский.

Ноябрь, 2002.

Оставить комментарий © Copyright Воронов Леонид Григорьевич (voronov.pillers@yandex.ru) Размещен: 10/01/2011, изменен: 10/01/2011. 93k. Статистика. Повесть: Проза Морская		Ваша оценка:

Воронов Леонид Григорьевич : другие произведения.

"Pontos eukeynos@