Большой морозильный рыболовный траулер "Казалинск" стоял у причала рыбного холодильника перед выходом в рейс. Как всегда в таких случаях, на судне царили оживление и суета: грузили продукты, орудия лова, концы, бочки, рулоны бумаги, мешки, и прочее. Все делалось быстро, но далеко не молча. Несколько матросов, загрузив "парашют" бараньими тушами, ждали, пока подадут следующий. Один из них вдруг закричал:
-Николай, ты когда-нибудь в школу ходил?
Матрос, который сидел, свесив ноги, на "беседке" за бортом, и старательно выводил бортовой номер, недовольно обернулся.
-А в чем дело?
Матросы повернулись в его сторону, и дружно засмеялись.
-Какую цифру ты сейчас пишешь?
-А ты что, зрением слаб?
Цифры были едва ли не больше самого Николая.
-Да ты посмотри, как пишешь тройку, это же буква "Е"!
Николай откинулся назад, и смущенно крякнул.
-Дайте ветоши!
-Ветошью не сотрешь, пусть немного подсохнет, потом закрасишь.
Машину разгрузили, и она уехала. Боцман перегнулся через фальшборт и сказал, что пора на обед. Матросы шумно направились к трапу.
-Грыша, а ты куда?
-Земли принесу.
-Земли? Откуда? И зачем она тебе?
-Пригодится. Вон, видишь - куча, хорошая земля.
В руках у него было два ведра. Недалеко от проходной на асфальте виднелась куча земли, которая, вероятно, предназначалась для клумбы.
Григорий Гриценко, которого называли Грыша за его неистребимый украинский акцент, работал машинистом рыбомучной установки на БМРТ, и отличался замкнутым нравом, и чрезмерной бережливостью. Эти два качества отнюдь не вызывали почтения к парню. На флоте он был уже не новичок, но его трехлетний флотский стаж никак не отразился на его внешнем облике и привычках. Ему казалось естественным ходить в город в рабочей телогрейке, а морской свитер занимал весьма почетное место в его скромном гардеробе. Григорий вел очень замкнутый образ жизни, ни с кем из экипажа близко не сходился, радиограмм не получал, никто никогда не видел его с женщиной. Впрочем, работал он хорошо, на стоянках всегда соглашался отстоять чужую вахту у трапа, что давало некоторый выигрыш в зарплате, и безропотно выполнял любую просьбу. Только редко его о чем-нибудь просили. Единственным существом, с которым Григорий общался с удовольствием, была судовая собака Пальма, которая с радостью выполняла все его команды. Матросы шутили: "Что Грыша, легко с Пальмой дружить: взаймы не просит, и в ресторан вести не нужно. Было бы странно, если бы такая личность в среде довольно бесцеремонных рыбаков не стала мишенью для насмешек. Но не так просто было пронять этого флегматичного крестьянского парня. Самые ядовитые шуточки и обидный смех он воспринимал с невозмутимым видом, и даже не пытался уйти, предоставляя возможность осаждающим использовать весь свой арсенал.
Это тоже было тактикой, единственно доступной для него: парировать шутку он не умел, а невозмутимый вид его был чуть-чуть наигранным.
Рыбаки - народ беззлобный, как бы они не осуждали Григория за его необщительность и странное поведение, каждый в душе сознавал, что этот человек никому не делает зла, никому не мешает, а его причуды - его личное дело. И все же хотелось найти в нем черту, за которую его можно было бы уважать. Вероятно, поэтому за обедом матросы завели разговор, недоумевая, зачем ему понадобилась земля. Сошлись на том, что Григорий затеял сделать на судне клумбу, и посадить цветы. Судно готовилось к промыслу пристипомы между десятой и двадцатой параллелью в районе Гавайских островов. Пять месяцев тяжелой работы, жары и тоски по родному порту - и цветочная клумба - красивая мечта, осуществить которую взялся не кто иной, как неуклюжий Грыша.
Земли он наносил много, и ссыпал ее на палубе мостика, в большой ящик за трубой. Вася Кочкин, жизнерадостный реф-машинист, пытался острить:
-Он что, репу сажать собрался, чего доброго, еще и поросенка притащит!
На него неодобрительно покосились:
-Чего зубоскалишь, парень цветы посадит, чтобы тебе, дураку, приятно было.
Весть, что на судне в рейсе будут цветы, прокатилась по всему судну, и дошла до Григория. Он неопределенно хмыкнул, и по обыкновению промолчал. С этого дня отношение к Григорию круто изменилось. Обидные шутки больше не сыпались в его адрес, каждый стал относиться к нему с уважением, причем с таким усердием, что скоро Гриша стал на судне центральной фигурой.
Между тем подготовка к рейсу закончилась, и наступил день отхода. Траулер медленно отвалил от причала, и в сопровождении двух буксирных катеров торжественно и важно направился на рейд. Началась нудная и бесконечная процедура пограничного контроля и таможенного досмотра. На следующий день траулер уже качался на ленивой океанской зыби, держа курс на юг, под чужое жаркое солнце.
Боцман развил кипучую деятельность, пользуясь переходом, когда обработчиков и трал-вахту можно было привлечь к палубным работам. На промысле все работы ему придется выполнять одному.
Григорий сколотил широкий плоский ящик и установил его на палубе мостика. От всякой помощи он отказался, только у боцмана попросил брезент.
-Зачем он тебе?
-Тент сошью.
Боцман понимающе улыбнулся, и махнул рукой на свою профессиональную боцманскую скупость.
-Сколько нужно?
-Четыре метра.
-Ладно, подойди к плотнику, скажи, что я разрешил.
Наконец судно прибыло в район промысла, и началась работа, жаркая, трудная, мужская работа. Первый трал. Весь экипаж собрался на шлюпочной палубе, чтобы не мешать трал-вахте, и все видеть. Низко и натужно гудит траловая лебедка, вибрируют туго натянутые ваера и нервы всех зрителей. Трал уже на слипе. Чайки за кормой носятся во всех направлениях с громкими криками. Несколько перехватов, и вот уже куток с рыбой на палубе.
-Тридцать тонн наверняка!
-Пристипома легче скумбрии, не будет тридцати!
Все заговорили сразу, шум, спор, смех, поздравления. Первое же траление оказалось удачным.
Гриша со своей клумбой отодвинулся на задний план. Люди втягивались в работу: двенадцать часов в сутки напряженного труда - большая нагрузка, да еще при температуре сорок в тени. Все же матросы наведывались время от времени к маленькому клочку земли: когда же зазеленеет?
Как-то утром в столовую вбежал Вася Кочкин.
-Где эта сволочь?!
-Вася, ты чего?
-Пойдите, посмотрите! Клумбу!
Все вскочили с мест.
-Что с ней?
-С ней то ничего. Проросла...
Все бросились наверх. Назад шли молча. Гриценко только что сменился с вахты, его встретили в коридоре, он шел из умывальника с полотенцем в руках.
-Гриша, ты что там посадил?
-На грядке? Лук, конечно, а что?
-Так ведь ты говорил, что цветы посадишь!
-Это вы так говорили. Цветочков им захотелось! Вот жрите свою рыбу во всех видах, а я люблю свежий лучок!
Сергей Шабанов подошел к нему вплотную:
-Ах ты мразь!
Короткий удар его сухого жилистого кулака был точен и неумолим. Со слабым стоном Гриценко повалился на палубу. Это был его последний выход в море.