Аннотация: Мир "Пути Империи": В России не стало Николая II, в виду малолетства Алексея Империей управляет Регент - Великий князь Николай Николаевич. И в этот мир из недалёкого будущего попадают трое бывших одноклассников. Вскоре их дороги расходятся...
НЕПАРАД
Но в искушеньях долгой кары,
Перетерпев судеб удары,
Окрепла Русь. Так тяжкий млат,
Дробя стекло, кует булат.
А.С. Пушкин 'Полтава'
Не так всё просто: всё ещё проще, чем кажется, но сложнее, чем можется
ГЛАВА 1
Андрей
Так-так-так-так-так-так-так-так-так!
Брезентовая лента спешит-торопится отдать латунную начинку, перед дульным срезом трепещет язычок пламени, стреляные гильзы с весёлым перезвоном падают на слой своих предшественниц.
Ладони удобно обнимают дерево рукояток, доворачивая тело 'максимки' то вправо, то влево, туда, где в отдалении набегает цепь фигур в серо-зелёных мундирах, стальных шлемах и высоких фуражках. Бегут, бегут, бегут... И почти никто не падает!
- Да что там за Маклауды, холера им в душу! Они ж залечь уже должны, и пойдёт работать артиллерия...
Пулемёт выплюнул опустевшую ленту. Лады, сейчас вторую коробку оприходуем... Так: крышку ствольной коробки вверх, вставляем новую ленту, закрываем дважды дёргаем рукоятку перезаряжания...
- Щас, панове, продолжим, щас!..
Оп-па! А впереди, через прорезь щитка, уже и не видать никого из атакующих... Залегли.
И почти тут же чуть в стороне неподалёку от бруствера окопа с грохотом вздыбилось пламя разрыва. Второй взрыв - чуть правее, третий - позади. На спину посыпался песок.
- Серый! А ну-ка, помогай 'макс' снять! - Вместе со вторым номером опускаем тяжеленный пулемёт на дно и сами приседаем на корточки.
Пиротехники здешние, конечно, профи, но рисковать зря - нема дурных!..
***
После 'боя' наваливается усталость. Сидим на бруствере, дымим трубочками. У Сергея аутентичная пенковая, заказанная у хорошего мастера в Лодзи за хорошие же денежки. Я свою смастерил сам из камышины и сухого кукурузного початка: получилось нехарактерно конкретно для реконструируемых событий 1919 года, но такой тип вполне себе существовал. Самокрутки вертеть я толком не научился, а папирос в этой Польше днём с огнём не отыщешь: Европа... Курить же на реконе сигареты с фильтром - это даже не покемонство, к этому вовсе слова не подобрать! Да и вкус вываренного в уйме химикатов содержимого современных сигарет - со-о-овсем не тот, что у классического трубочного табачку, доложу я вам! Хотя, конечно, и то, и другое - отрава, но трубка для организма наименее зловредная, потому как спешки не допускает. Если рядовой курильщик пускает на дым в среднем одну, а то и полторы-две пачки - поскольку оно как семечки: вытащил, зажёг, затянулся, сдымил, выкинул, опять достал - то с трубочкой такой суеты не может быть по определению. Хорошая трубка в процессе употребления требует солидности, размеренности и, я бы сказал, созерцательности. Ну и кроме того, многие 'трубочники' в кисетах держат не чистый табак, а подмешивают для вкуса разные добавки. Мой дед, к примеру, добавлял мелко нарезанную сушёную вишню: от него и я это перенял - возни, конечно, больше, зато вреда здоровью чуточку меньше. Хотя, конечно, надо бы завязывать с курением, да силы воли не хватает. А жаль...
Куда ни глянешь - вокруг траншей толпится народ. Смешались серые мундиры с гороховыми гимнастёрками, между рогатыми германскими касками с намалёванными во весь лоб белыми орлами виднеются мягкие фуражки и русские папахи со звёздочками и алыми лентами наискосок. Речь польская, русская, немецкая, литовская: сплошной Вавилон после ветхозаветного башнепада. Куча цивильных, покинувших огороженные барьером места для зрителей, тоже ломанулась на поле, со смехом подбирая стреляные гильзы 'на память' и фотографируясь с реконструкторами. Их по-весеннему яркие современные одежды испестрили общую серо-зелёную массу участников.
Над зданием усадьбы за нашими траншеями провисает красный флаг с орлом. Владелец дома, предоставивший свою землю для проведения 'сражения', сейчас, небось, подсчитывает прибыль с мероприятия: помимо платы за аренду 'поля боя' и укрытого за старинной аллеей лагеря противоборствующих сторон, в его карман пойдут проценты за раскупаемые зрителями сувениры и за парковку автомобилей. Ну и, само собой разумеется - халявная реклама его пансионата, созданного на месте бывшей панской усадьбы.
Оно, конечно, правильнее бы было проводить реконструкцию исторического сражения на том месте, где это самое сражение происходило. Но учитывая слегка напряжённые в последние месяцы отношения Польши с прибалтийскими 'братьями по ЕС', отмечать с пальбой и взрывами юбилей захвата поляками Вильно близ окраин разросшейся за годы советской власти литовской столицы - как-то не комильфо. Так что мероприятие устроили на правобережье нижнего течения Вислы: тут и к Варшаве, где проживает основная масса польских камерадов, поближе, и добираться не сложно. Мы с ребятами из ВИКа на 'Полонезе', а потом заказанным заранее автобусом доехали всего за двадцать часов. Поскольку на всё обмундирование и снаряжение были заранее заготовлены бумажки, что это никакие не 'предметы, представляющие историческую ценность', а современные реплики, а об СХП и расходниках позаботилась принимающая сторона, то с таможенниками проблем не случилось и мы доехали до лагеря всей дюжиной, как по той пословице: 'сыты, пьяны и нос в табаке'.
Вообще-то наш ВИК специализируется на Русской Императорской армии периода Великой войны 1914-1918 годов, а в мероприятиях на Гражданскую почти все выходят в качестве белогвардейцев, но отказывать пригласившим клуб польским камерадам не хотелось. А поскольку в реальных литовских боях 1919 года поляки дрались не против белых, а против Красной Армии, пришлось поснимать погоны и кокарды, а вместо них укрепить звёзды с молотом и плугом. Впрочем, когда речь идёт не о междоусобице, а о борьбе с внешними врагами, русский солдат всегда себя покажет, вне зависимости от цвета знамён.
Вот какая-то съёмочная группа неподалёку обступила нескольких мужчин как в форме польских легионеров, так и в дорогих костюмах. Берут интервью у 'офицера', 'пиджаки' самодовольно улыбаются рядышком. Видно, чиновнички из воеводства, а то и из самой Варшавы приехали лишний раз попиарится: эта порода, считай, везде одинакова. Небось твердят: 'Славный юбилей, неподлеглосць, героизм предков'... Ну и бес с ними: хотят мелькать в телевизоре - на здоровье! Мне и за пулемётом было неплохо. Для того и ехал: в эпоху вжиться, пострелять вволю, хоть и холостыми, с народом тесно пообщаться. Люблю это дело: почти что машина времени получается.
А тут этих киношников понаехало с нескольких стран: норовят свои полминуты в вечерних новостях урвать...
О, об сером речь - так тут и серый навстречь! Ещё какие-то рядом свой штатив для камеры устанавливают. Пойду-ка я отсюда: много народу - мало кислороду. Поднимаюсь, отряхивая шаровары, киваю на пулемёт:
- Слышь, Серёга, ты присмотри за машинкой, а я прогуляюсь малость.
Сергей Страшук, мой второй номер по реконструкции - мужик флегматичный, бывший спортсмен-гиревик. По жизни он крутится в ресторанном бизнесе, а при кухне, понятное дело, мало кто может сохранить впалый живот, так что лишний раз ему подрываться лениво.
- Не вопрос, давай.
- Андрей, не спеши! - за моей спиной, в кожанке самоходчика поверх офицерского кителя, торчит тёзка Андрей Хлыстов, один из аксакалов-основателей нашего клуба. В этом выезде он отыгрывает большевистского комвзвода, временно сняв погоны штабс-капитана и заменив оловянные орлёные пуговицы на костяные. С ним какой-то тип в чёрной шёлковой рубахе с русой бородкой 'под Чехова'.
Да, ВИК, дело, конечно, добровольное, но армейское правило 'подальше от начальства' действует и здесь.
- Ну, не спешу. А чё хотел?
- Да вот, представитель дружественных литовских СМИ, с канала NKL, мечтает заснять работу пулемётчиков крупным планом. Стрелять не надо, только попозировать.
- С каких пор нам лабусы друзьями стали? Как Союз разваливали - так они первые были. Я мелким был, а помню... И вообще: реконструкция это хобби, а всякие фотосессии - это уже работа, даже специальность есть: фотомодели! Работать я и дома могу, а сейчас у меня честно заработанный отпуск. А в отпуску работать грустно.
- Пожалуйста, господа! Всё будет оплачено: тридцать евро каждому! - На чистом русском языке встревает в разговор прибалт. - Всего за четверть часа съёмки!
- Слушай, Андрюха, а давай! Всё одно делать нечего пока. А вечерком на эти евры возьмём чего вдогонку, посидим, туда-сюда...
Напарник уже всё для себя решил: несмотря на солидный живот, он шустро прыгнул в окоп и принялся извлечённой из кармана шаровар ветошью обмахивать максимовский станок от припорошившего его песка. Ну ладно, раз такое дело и слинять не удалось, то отрываться от коллектива не будем.
- Ладно. Но с условием: по тридцать евро и по пиву каждому! И чтобы хорошего пива!
- Замётано, всё будет чики-пики!
Это 'чики-пики' мне показалось очень знакомым, вот только от кого я его мог слышать? И часто слышать, факт...
Хлыстов тоже прыгнул в окоп, примащивается у 'максимки'. Наш 'аксакал' тот ещё жучара, заработать тридцатку ни в жизнь не откажется, хотя дома у него довольно доходный бизнес. Это мне вот не свезло: по молодости да дурости загремел по 158-й, бэ-вэ, хорошо, что удалось получить 'условно'. Впрочем - был сам виноват, что уж теперь... И хоть судимость и погашена, даже в армии отслужил после этого - водилой на топливозаправщике АТЗ-10 в ОБАТО - но устроиться на солидную работу на гражданке до сих пор не удалось. Солидные конторы подразумевают наличие серьёзных кадровиков, а кадровики нашего брата - судимых - не особо жалуют. Так что то, что удалось, наконец, по знакомству устроиться автослесарем на СТО - это моя самая большая удача. Жена помаялась с полгода, когда у меня проблемы с работой да финансами шли особо густо, да и подала на развод. Потом, правда, пыталась вернуться, как всё наладилось - да только зачем мне такой 'семейный тыл', который чуть что всё бросить способен? Так и живу бобылём. А реконструкция - это для души: историю я со школы любил, благо наш 'историк' Лев Артёмович Аваков был Педагогом от Бога и многое нам, обалдуям, сумел привить! Особенно интересно мне было собирать модели самолётов, главным образом 'этажерок' Первой мировой и Гражданской: в отдельную тетрадку я наклеивал портреты легендарных лётчиков и кривым своим почерком переписывал их биографии. Всё мечтал пойти в авиационное... Но вот не срослось. От детских увлечений осталась любовь к истории, да привычка выводить под настроение старые народные и военные песни на баяне. Покойный прадед-фронтовик в своё время настоял, чтобы родители отдали меня в музыкалку, да и результат по большей части я перенял тоже от него.
А ведь, пожалуй, припоминаю эти 'чики-пики'...
- А вы откуда так язык хорошо знаете? - С интересом спрашиваю у бородача.
- Так я же родился и вырос в России, а на родину предков вернулся только когда Литва стала независимой! Но до сих пор вспоминаю наш город на трёх ветрах... - грустно улыбнулся литовец.
- На трёх ветрах, говоришь?
- Ну да, так в народе называют.
- Будка, ты, что ли?
Мужик обиженно вскинул голову:
- Сам ты!.. Погодь! - Взгляд из злого становится пристально-узнавающим: - Дрей Ю?
Да, интересные дела. Не думал-не гадал, что встречу однокашника чёрт знает в каком польском захолустье! Чуть не ухнув вниз, перепрыгиваю траншею, и вот уже пошли хлопки по плечам, рукопожатия и весёлый разговор.
- Слушай, Дрей Ю, вот же встреча! Я-то смотрю: вроде лицо знакомое, но у меня работа такая: сто лиц в день видишь!
- А ты, Будкин, чего литовцем заделался? Помню, всегда русским писался, да и фамилия твоя же типично русская? Или ты из неграждан, что ли?
- Я не Будкин, я Будкис! Это дед при СССР фамилию сменил, чтобы не сослали. У него брат был в 'Шаулю саюнга', потом воевал против красных. А после войны из-за этого родным могло быть плохо. Поэтому дед с бабушкой сами уехали в Россию, чтобы не попасть в Сибирь. А теперь я всё восстановил, потому что все документы есть. Только имя как было русское, так я Борисом и остался.
А вот твою фамилию никак не вспомню, извини. Дрей Ю - помню. Андрей Юрьев, нет?
- Нет, Андрей Воробьёв. А погоняло - это такой был крутой мужик у Булычёва, помнишь, когда 'Химия и жизнь' с продолжением по рукам в классе ходила, а я лазер сделал из фонарика, на доске всякую фигню им писали!
- Верняк! Теперь вспомнил: ты ещё придумал пыль от мела в тряпки заматывать и узелки из окна кидать, как бомбы!
- Было дело.
Тут нашему бессвязному трёпу помешали: степенный оператор борисовой группы что-то недовольно сказал тому по-литовски, указывая рукой на солнце. Будкис с досадой в голосе ответил, потом обратился ко мне по-русски:
- Извини, Андрей, давай всё-таки заснимем вас с пулемётом. А то солнце скоро облаком закроет, качество будет не то. Работа, сам понимаешь... Успеем ещё потрещать.
- Ну, работа так работа. Понимаю... - с этими словами я в последний раз хлопнул Борьку по плечу и спрыгнул в окоп. - Врубай свою технику, Феллини доморощенный!
Борис
Да, ностальгия - это штука пострашнее цунами. Накроет - не вынырнешь. Вот уже восемь лет прошло со школы, а встретил человека - и затеплело внутри. Всё-таки воспоминания с тех времён остались в основном хорошие, хотя, конечно, хватало всякого: и драться приходилось, и учителя были придирчивые слишком, и с девчонками как-то не складывалось. Это уже потом, когда отец подарил за поступление на журфак в Вильнюсском университете - без блата и взяток, между прочим, просто я такой талантливый! - BMW-'семёрку', девки поняли, с кем им лучше водиться.
Нет, конечно, в школе с Андреем мы особо не приятельствовали: так, общались постольку-поскольку, в волейбол-футбол вместе играли, хулиганили понемножку. Вот, помню, как раз с ним и с другими ещё решили 'лабу' по химии сорвать: затопить туалет - он как раз недалеко от кабинета был - и карбид кинуть. Идея была моя, чего теперь скрывать: химичка ко мне придиралась. А что, я виноват, что её формулы плохо запоминаю? Позатыкали все раковины, воду пустили, а пакет карбида сыпануть не успели: физрук засёк, мы и рванули оттуда. Но он всё равно нас запомнил, так что досталось мне потом! Ведь обидно же: отец на месяц оставил тогда без карманных денег, пришлось на переменах бутербродами с колбасой и сыром давиться.
Хотя отец мой, конечно, человек очень мудрый: он и сам умеет жить, и другим даёт. Нас с братом приучил покровительствовать таким вот русским неудачникам, как Воробьёв: там жвачкой угостишь, там наклейку подаришь - и вот уже бедный 'иван' начинает тебя считать чуть не лучшим другом и готов помочь в любом твоём деле, причём практически безвозмездно. Вот как сейчас: потратил меньше сотни евро, ну, ещё пиво вечерком - но зато получил картинку чики-пики с разных ракурсов, да ещё успели отослать по инету прямо в студию. Там уже смонтировали как надо, да в очередной блок новостей вставили. А в нашей работе оперативность и эксклюзивность - первое дело. Ну, и оплачивается это довольно неплохо. Босс меня ценит, и есть за что: кто, как не моя группа в позапрошлом году чуть ли не первой из балтских новостников стала давать репортажи с АТО на Донбассе? Жаль, при монтаже процентов семьдесят материала выбрасывалось, да и поверх картинки часто дикторский текст шёл, как бы это сказать... не идеально соотносящийся с видео. На тех репортажах я тогда неплохо приподнялся: хватило достроить дачу в сосняке неподалёку от Вильнюса. А если бы в эфир пошёл весь отснятый материал - это ж какие деньжищи удалось заработать бы? Мы, литовцы, народ работящий, и сильно уважаем, когда наш труд хорошо оплачивают. А откуда эти деньги появляются - мне, например, всё равно. Украинцы там или русские, или немцы с американцами - я не вижу особой разницы. Главное, чтобы нас не трогали, а сами пускай хоть живьём друг дружку слопают.
Съёмку наша группа, конечно, продолжила, как и полагается, поскольку работа есть работа и нужно её делать. Как писал когда-то Симонов:
'Жив ты, или помер -
Главное, чтоб в номер
Материал успел ты передать!'
А что? Классный был он репортёр на своё время! Не даром стал чуть ли не первым официальным миллионером в СССР. А чем я хуже? Нужно использовать опыт профессионалов, чтобы самому достичь успеха, тогда и будет всё чики-пики.
К половине третьего по среднеевропейскому времени я отпустил оператора и осветителя-стажёра отдыхать, а сам отыскал в лагере реконструкторов Андрея. Всё-таки моя ностальгия требует обмена воспоминаниями в достаточно узком кружке причастных, а не посреди толпы совершенно незнакомых типов.
К этому моменту 'красноармейцы' из России и Беларуси уже сдали своё выхолощенное 'оружие' представителям принимающей стороны. Поляки же в подавляющем большинстве прибыли на мероприятие со своими личными винтовками и пистолетами - разумеется, также лишёнными возможности стрелять боевыми патронами - и, поскольку 'красные' расположились в лагере в окружении 'пилсудчиков', то в первые мгновения казалось, что русские попали в плен к вооружённым парням с белыми орлами на фуражках. Неприятно. Я, конечно, не являюсь поклонником 'иванов', но всё-таки рос в России, а такое не забудешь. Да и поведение поляков по отношению к свободной Литве забывать тоже не стоит: вот и сегодня что они празднуют так радостно? Формально - вековую годовщину независимости. А по факту - оккупацию Речью Посполитой нашего Вильнюса и окрестностей! Двадцать лет наша Литва была разделённой, и только большевики вернули отнятое в девятьсот девятнадцатом!
Так что выдернуть Андрея из лагеря и уволочь за выпивкой удалось влёгкую. Поскольку на сегодня больше никаких сюжетов не намечалось, я отзвонился в Вильнюс и подучил разрешение взять выходной на завтра. До города добрались на арендованном для нашей съёмочной группы 'Рено Эспейс III'. Высадив нас двоих у супермаркета, парни укатили: ребята семейные, им интереснее к вечеру вернуться домой, под тёплый бочок. А я птица вольная, мне отчитываться 'где был' да 'с кем пил' не требуется. Так что в магазине мы подзакупились основательно и не торопясь, как подобает двум солидным людям, тем более, что чего-чего, а выбор водки и закуски у поляков всегда очень широк. А что вы хотите: как-никак Польша - родина краковской колбасы и водки. Если вам кто-нибудь из русских попытается утверждать обратное - не верьте! Когда Москва платила день татарским ханам, польские и литовские шляхтичи уже пили крепкий алкоголь в неограниченных количествах! Возможно, в этом одна из причин польской безбашенности и источник постоянных рокошей в Речи Посполитой? А 'иваны' были лишены возможности угощаться чем-то крепче ставленого мёда вплоть до той поры, когда Пётр Первый принялся насаждать в Московии ценности западной цивилизации. А поскольку мудрый царь постоянно нуждался в деньгах для своих проектов, он использовал монополию на табак и водку - причём и курить и пить русским было напрямую предписано царскими указами! Очень разумный и европейский подход к делу, я считаю: большому правителю нужны большие деньги - так почему бы их не получить с подданных?
Одним словом, вышли мы из магазина уже с основательно загруженными - главным образом, 'горячительным' - сумками. И вот тут-то и возникла проблема:
- Слуш, Дрей Ю! А как нам назад добираться? Я тутошнего транспорта не знаю, и на чём до усадьбы ехать - без понятия.
- Да фигня война, главное - манёвры! Сейчас такси отловим, да и прокатимся.
Ага-ага, щас! Аж два раза! Как сразу же выяснилось, ни у меня, ни у Андрея номера диспетчера не оказалось: он-то ехал со всей своей толпой из Варшавы заранее заказанным автобусом, а я - со съёмочной группой. Так что пришлось 'голосовать' прямо на улице. Безуспешно! Ни одной машины с надписью 'Taxi' без пассажиров отчего-то мимо не проезжало, частники же вообще не реагировали на нашу жестикуляцию. Впрочем, ничего удивительного: за нелицензированное таксование и у нас в Литве можно получить такой штраф, что надолго закаешься пассажиров подвозить. Конечно, я слышал о том, что стоянки такси есть не только возле вокзала и гостиниц, но и в других специально отведённых местах. Но вот где конкретно эти места находятся?
Вот же блин блинский!
- Ка-акие люди - и без конвоя! - От неожиданности я даже вздрогнул. Позади, сияя радостной улыбкой и чуть покачиваясь с пятки на носок лакированных туфель, в которых могли бы, наверное, отражаться идеальные брючные стрелки старомодного коричневого костюма-тройки, стоял пан, не узнать которого с первого же взгляда было невозможно.
- Рад тебя видеть без петли на шее, Стас! Ты тут откуда нарисовался, весь такой красивый?
Станислав
Эту колоритную пару, возвышающуюся над 'редутом' из набитых до упора магазинных пакетов, и безуспешно 'голосующих' чуть ли не каждой легковушке, видно было чуть ли не за квартал. Учитывая знак 'остановка запрещена' неподалёку и камеры слежения, ничего удивительного, что никто из водителей и не думал притормозить. В принципе, я тоже не собирался... До того момента, пока не подъехал поближе.
В старинной красноармейской форме, какую я помню ещё по фильму 'Государственная граница', только что без винтовки со штыком, у края тротуара торчал Андрюха Воробьёв, которого я не видал с тех пор, как родители решили перебраться из российской хрущёвки в унаследованную 'родовую усадьбу' в киевском переулке Одоевского. А рядом с ним нервно взмахивал, 'голосуя', ни кто иной, как Борька, сидевший в классе прямо за моей спиной. Откуда они здесь? Проехать мимо - это, возможно, никогда больше не повстречаться. Что мы, не русские, что ли? Я - точно русский. Но поляк. Но - русский поляк! Так что, миновав ребят, я завернул в ближайший переулок, где и оставил 'шкоду'. Затем быстрым шагом возвратился к Борьке с Андрюхой.
- Ка-акие люди - и без конвоя! - Парочка резко потеряла интерес к проезжающим автомобилям. Постепенно на лицах недоумение стало сменяться на узнавание, чьё место, в свою очередь, заняли чуть удивлённые улыбки:
Первым заговорил Борис, вспомнивший продолжение школьного приветствия:
- Рад тебя видеть без петли на шее, Стас! Ты тут откуда нарисовался, весь такой красивый?
- Живу я тут неподалёку. А вот вы двое откуда?
- Откуда-откуда... - Включился в разговор Андрей. - Тут неподалёку Будка съёмки затеял. Кино и немцы. В смысле - кино и ляхи. Он теперь у нас большая шишка, телевизионщик. Вот и меня с ребятами снимал для новостей.
- Судя по твоему видону, новости были года эдак девятьсот семнадцатого: Зимний взяли и царя скинули.
- Малость в обратном порядке: сперва царь отрёкся - такую страну просрал, козёл! - потом всякие Керенские и прочие 'временные' звездоболы за полгода всё испохабили, а уже потом господа большевички Зимний взяли. И, между прочим, всяким финнам с Польшей независимость дали. Ты, как ясновельможный, ценить должен! А нынешние новости с реконструкции были: столетие штурма Вильны белополяками отмечали тут неподалёку.
Реконструкция... Не слышал. Сейчас, впрочем, второй год по телевизору то и дело идут передачи к годовщине независимости Польши. Один фильм 'Битва за Варшаву' раз сорок крутили, не менее. Я, конечно, патриот, но, - вероятно потому, что мы, Трошицинские, ещё с царских времён жили вне собственно польских территорий, - проникнуться насаждаемым официально презрением к 'кацапам', так не сумел. Впрочем, и не стремился. Меня раздражает показ в кино русских как диких номадов, эдаких гуннов, сменивших бунчуки Аттилы на красные знамёна. Будь это так на самом деле - то как Россия сумела в сороковые разбить немцев с их лучшей в мире армией, покорившей почти всю Европу?
- Вот что, парни! Вы как знаете, но я вас к себе утащу: такая встреча! Посидим у меня - чего вам в гостиницу тащиться! А то я тут скоро по-русски разговаривать разучусь! Берём вашу хурду-мурду, и айда! Тут у меня тачка, в багажник всё спокойно войдёт!
- Погодь, Стас! Мы, вообще-то, собирались в лагерь сейчас, народу, опять же, пиво обещано... - Попытался спорить Воробьёв.
- Ничего не знаю. Сперва ко мне, а уже потом - хоть в 'Артек'! Лично отвезу. И без споров: на всю жизнь обидите!..
С этими словами я подхватил ближайший пакет, в котором узнаваемо звякнуло, и устремился к оставленной в переулке машине, слыша за спиной топот волей-неволей последовавших за мной бывших одноклассников.
И вот мы разместились в 'шкоде':
- Так, парни! Всё-таки славно, что мы так пересеклись. Ведь сколько лет прошло: без звонков, без телеграммы. Кому рассказать, скажут: брехня!
- Угу, а вдоль дороги мёртвые с косами стоят! - усмехнулся Андрей. - Вот если бы ты за новостями следил, то ещё и на реконструкции побывал бы. Вон, Борька не даст соврать: зрелище было классное, почти как на войне.
- Подтверждаю, всё чики-пики было. Только что пули над головами не свистели. А так и стрельба, и взрывы, даже броневик ездил и уланы конные. Но ты, Стас, лучше расскажи, как ты сам тут очутился? Ты ж после восьмого класса уехал.
- Не 'после восьмого', а 'в восьмом'. Как раз как зимние каникулы закончились. У нас перед этим тётя в Киеве померла, отцова сестра старшая. Вот отец в наследство вступил, да и переехали на 'нэзалэжну'. Думали, что хороший вариант: свой домик в столице, цены там, опять же, в те времена пониже российских были. Школу закончил, в Политех поступил, отец на неплохую должность устроился... Кто ж знал, что эти уроды Майдан устроят и война будет?
- Не война, а АТО - сумничал Будка.
- Да иди ты в пень! Какая, к чертям АТО, с бомбёжками и артиллерией? Да ещё мобилизации одна за другой? Сорок первый, что ли?
Ну вот от мобилизации я сюда и перебрался. Ещё не хватало за Каломойшу с гоп-компанией башку подставлять.
- Поня-ятно... - протянул Андрей. - Выходит, вынужденный мигрант ты теперь? А что же сюда, а не в Россию уехал? Отбил бы телеграмму, я б тебя встретил, жильё на первое время, работу нашли бы...
Добрая душа, что и говорить!
- Не-е, ребята, в Россию что-то не захотелось. Там ситуация непонятная была: а вдруг и там чего случится? Санкции-эмбарго всякие, Крым, опять же, Запад ссался кипятком... Вдруг тоже война? А Польша, как-никак, родина предков. У нас в семье даже шляхетские грамоты хранились и паспорт прапрадеда: приедем - покажу. Здесь этническому поляку проще гражданство получить, законы такие. А с польским гражданством по всей Европе кататься можно невозбранно: Шенген! Вот я и уехал.
- А родные?
- Отец к тому времени помер, сестра замуж вышла ещё пока в России жили. Племянников вон, двое на Урале растут. Это я пока что - вольный орёл, никто не окольцевал. Вот и приехал сюда, работу нашёл на первое время не сильно денежную, но с перспективой. Подал документы на гражданство, но тут ведь как: хоть мне, как этническому поляку и льготы с этим полагаются, но всё равно: пока безвыездно два года тут не прожил - так и был в статусе иностранца, хоть и репатрианта, конечно. А жены пока не нашёл: не сложилось как-то...
- И не спеши, наше дело ещё молодое! - Будкис хитро подмигнул. Ты гляди: в школе, как сейчас помню, не меньше трёх девчонок сохли по нему, блондину голубоглазому, а выходит, никто до сих пор так и не 'окольцевал'.
- Что, 'орлы в неволе не размножаются'? - припомнил я древний анекдот.
- А то как же!
Так, за дружеской болтовнёй, мы доехали до моей 'берлоги'. Хоть домик я снимал и в селе, вследствие чего приходилось вставать пораньше, чтобы успевать на работу в город, но весьма гуманная арендная плата вкупе с хорошей экологией и прекрасной охотой в близлежащем лесу, до которой я всегда был большой любитель, вполне компенсировали некоторую отдалённость от 'цивилизации'. Кроме того, владелец дома за всё время проживания приезжал сюда раз пять-шесть, поскольку сам проживал в Гдыне, а домиком в деревне, доставшемся ему в наследство, планировал заняться не раньше ухода на пенсию. Вернее сказать, в Гдыне проживала, главным образом, семья хозяина, сам же он большую часть жизни проводил в дальнем плавании в должности судового штурмана.
Так что на моё уединение здесь никто не покушался. Иногда захаживали по-соседски местные крестьяне, из которых я ближе всего сдружился с егерем Мареком, который сам был из семьи репатриантов из СССР. Но поскольку его семейство покинуло Союз ещё в период, когда нынешний повелитель местного охотхозяйства ещё лежал в коляске и марал пелёнки, ни русского языка, ни особенностей жизни в СНГ он практически не знал. Зато великолепно изучил все окрестные леса, поля и болота, по которым таскал богатеньких приезжих, возжелавших приобщиться к древней польской забаве охоты на пернатую и четвероногую дичь. Я тоже не раз хаживал с ним, сперва с арендованным ружьём, а после получения разрешения на оружие и сдачи экзамена в Охотобществе - уже и со своей вертикалкой ИЖ-27ЕМ ещё советского выпуска. Конечно, не 'бенелли', но ружьё надёжное, да и нет у меня лишних пенёндзов, чтобы 'бенелли' с 'ремингтонами' скупать. Мне главное не понты, а душевное спокойствие.
Загнал машину во двор, выгрузились, втроём заволокли покупки парней на кухню. Вот же хомяки запасливые, руки оторваться могут! Набрали всего столько, что неделю гулять можно... Это если на троих.
Врубили музыку, на пару с Будкой принялись мастерить холостяцкую закуску: чтоб за такую встречу, да не выпить? Что мы, не русские, что ли? Пусть не по крови, конечно...
Воробьёва погнали в душ: наш 'красноармейчик' на своей реконструкции набегался-настрелялся с утра так, что от амбрэ пота и пороховой гари на маленькой кухне стало просто не продохнуть. Ему-то что, он принюхамшись...
Андрей
Отмывался я у Стаса довольно долго: ружейная смазка, копоть и окопная грязь позапачкали одежду и солидно измазали кожу. И это мы 'воевали' да стояли в бивуачных условиях всего ничего. А каково было предкам на настоящей войне, с недельными пешими переходами, окопной жизнью месяцами в траншеях, дрянной водой, вшами и рвущимися над головой крупнокалиберными 'чемоданами'? Так вот же...
Натянув предоставленные щедрым Трошицинским безразмерные бермуды, которые пришлось прихватывать на талии солдатским ремнём с орлёной пряжкой, чтобы не сваливались, и фиолетовый махровый халат, я стал похож на эдакого русского барина-отставника, каких любили писать передвижники вроде Федотова. Форму с аутентичным исподним, кроме фуражки да сапог, закинул в автоматическую стиралку на быстрый режим и, весь такой из себя вымытый, завалился обратно к парням.
Стол уже был накрыт: помимо закупленной нами в супермаркете закуси будущую пиршественную арену украшали добротная, литра на два, фаянсовая миска с овощным салатом, три пиалки маринованных грибочков, украшенных луковыми колечками и источающая даже из-под закрытой крышки запах жареного мяса супница. Ну и бутылки стояли на своих местах, чуть подрагивая прозрачным содержимым в такт наших шагов.
Будка с Троцким, как и положено настоящим товарищам, не стали начинать отмечаловку нежданной встречи до моего прихода: игнорируя до поры 'достархан', оба стояли возле книжных полок, разглядывая какую-то крупноформатную книгу.
- А вот и я, почтеннейшая публика! Что за манускрипты штудируем, орлы-соколы?
Оба разом оглянулись:
- Да вот, решил показать Борису свою коллекцию. Он, оказывается, тоже бонист и нумизмат. Знать бы заранее, можно было бы ещё и поменяться дублями. - Стас протянул аккуратно прикрытую плёнкой клеммташа древнего вида купюру с изображением Петра Первого в треуголке - вот этих пятисоток у меня, к примеру, целых три штуки и все, попрошу обратить внимание, в идеальном состоянии, как только со станка.
Машинально взяв банкноту, я поглядел на прихотливо украшенную орнаментом бумагу. В той, навсегда ушедшей в Историю, Империи, это были большие деньги. Простому человеку, вроде меня, пришлось бы трудиться не один год, чтобы заработать такую сумму. А сейчас эта пятисотка стала всего-навсего простым экземпляром в нумизматической коллекции... Всё течёт, всё меняется...
- Ну что, народ? Садимся? А то водка греется и тушёный заяц скоро в мороженого превратится! Что я, зря за ним по полю с ружжом гонялся?! - Весело позвал к столу Стас.
Мы принялись рассаживаться. Заметив, что всё ещё держу в руке клеммташ, я протянул его Трошицинскому. В последний момент мне показалось, будто нарисованный император хитро подмигнул мне, будто Распутин из старой рекламы.
На правах хозяина Станислав скрутил пробку и в стопки забулькала пахучая жидкость...
- Ну что? За встречу!
- И за дружбу!
Звякнуло, сдвинувшись, стекло...
Борис
Нежданную встречу отмечали вдумчиво и основательно. Времена, когда на нашу подростковую толпу хватало одной, много - двух бутылок 'Агдама': не столько пьянки ради, сколько пацанячьей солидарности для, давно прошли. Ну и попонтоваться, само собой, собственной взрослостью и крутостью пофорсить друг перед дружкой. Где он сейчас, тот азербайджанский напиток? Там же, где тот добрый и радушный к гостям Азербайджан, не обожженный всякими карабахами и межнациональной резнёй: в далёком легендарном прошлом...
Сейчас двух бутылок - и не слабенького 'Агдама' - нам, естественно, хватило ненадолго. Но слава богу: мы, литовцы, очень практичный народ, и очень запасливый. Из пакета были извлечены ещё несколько ёмкостей и торжественно водружены на законные места на столе. Как Стас убирал со стола третью бутылку, утверждая, что оставлять пустую - плохая примета, я помню чётко. Помню, как Дрей Ю требовал баян, но в конечном итоге согласился смягчить запросы и взялся за гитару. Чего не отнять, того не отнять: к музыке у Воробьёва всегда был талант: вот и сейчас он то аккомпанировал песням, то, оборвав пение, переходил сразу к быстрому ритму фламенко, то тревожил душу мелодией 'Города золотого'...
Потом воспоминания идут как-то скомкано. Вот Стас показывает заинтересованному Андрею бог знает как сохранившиеся паспорт, дворянскую грамоту и карманный молитвенник своего пра-прадеда. Понятное дело: они ещё в школе на истории были малость 'подвинуты', а у Троцкого ещё и понты шляхетские пёрли. Было б с чего: того дворянства, небось, у них было - штаны да сабля! Вот парни заинтересованно слушают мой рассказ о том, как однажды залп украинского 'Града' прошёл прямо над головами нашей съёмочной группы во время моей донбасской командировки. Вот Троцкий хвастается своим ружьём, а Андрюля ему с типично русским упорством доказывает, что трёхлинейка - не в пример способнее. Он бы ещё с миномётом на зайцев агитировал поохотиться: кто же в Польше Стасу дал бы ту самую винтовку приобрести? Тут, насколько я знаю, и с покупкой дробовушек дела обстоят сложновато, даже, пожалуй, сложнее, чем в России. Это не наша Литва, гораздо более европейская страна: у нас даже пистолеты разрешается носить: в целях самообороны, разумеется. Потом, почему-то, оказалось, что Воробьёв успел каким-то образом вновь сменить фиолетовый халат на большевистскую форму, а Трошицинский, нелепо опоясанный старомодным ремнём-патронташем, уже стоит у двери, опираясь на ружейный чехол. Потом, помню, мы шли по полевой дороге, и я освещал путь тяжёлым и неудобным аккумуляторным фонарём завезённым в Польшу не иначе, как вояками Гудериана, если не кайзера Вильгельма: поскольку в наше время самое место этому артефакту электротехники - в каком-нибудь политехническом музее.
А потом мы стреляли. Каждому хотелось побахать из ружья, доказав тем самым свою мужскую самоценность. А как же иначе? Мы же не бабы и не гомики, чтобы душой не тянуться к оружию! Даже великий Ахиллес, как знает любой культурный европеец, попал в ту историю с осадой Трои, потянувшись к мечу, положенному между женских побрякушек хитрыми античными военкоматчиками.
Ну вот и мы попали. Вернее, попал я, чисто рефлекторно выпалив навскидку по вылетевшей откуда-то сове. Честно говоря - пальнул с перепугу, но не попал. Вернее сказать - попал. Но не в сову, а в изолятор на высоковольтной мачте. Последнее, что я увидел перед вспышкой, за которой встала АБСОЛЮТНАЯ белизна - падающий сверху прямо на нас толстый провод...
ГЛАВА 2
Станислав
- Ы-ы-ы-ы-ы...
Ой-ё, холера вашу ж душу! И так погано, а тут ещё этот вой...
И вообще - что за нафиг в нашем доме? В смысле, не в доме, а в луже и уж явно не нашей: у меня весь дворик заасфальтирован, а здесь - явная грязь. И спрашивается, что я тут хряка изображаю?
Не с первой попытки, но всё же встаю сперва на четвереньки, потом - в рост. Слава богу, похмелья нету. Уже хорошо: видно, проветрился как следует. Где я - непонятно. А вот 'когда' - ясно абсолютно: ни разу не апрель месяц: Стою по щиколотку в луже посреди разбитой вусмерть грунтовки, причём вокруг всё покрыто ровнёхоньким снежным покрывалом. Снег, благодаря сокращающейся луне, даёт возможность хоть что-то разглядеть, а то ведь вокруг нигде ни одного придорожного фонаря, ни одного светящегося вдали оконца, только где-то вдали слышен звук движущегося поезда.
Борис сидит у края лужи, подвывая на одной ноте. Рядом бестолково суетится Андрюха, что-то шипя сквозь зубы насчёт долбодятлов и рук из задницы. Выбираюсь из воды к парням.
- Цо таке, хлопцы? Чего орём?
- Тебе такое - не так бы заорал, - вызверился Будкис. - Вот, все руки поспалил!
Свечу фонариком телефона. (Надо же, работает! Хорошо шведы делают, раз купание в луже ему нипочём!). Ну, все не все, но внутренняя часть борькиных пальцев, действительно, сплошной волдырь. Да уж, картинка...
- Так, ясно. Не вой, не паровоз! Сейчас подлечим, полегчает! Давай сюда лапу! А ты, Дрюля, 'Скорую' набирай!
- Я номер не знаю! На '03' вызов не идёт, я пробовал.
- Три девятки подряд! Хотя нет, ты ж с сотового, значит, '112'! - Пока Воробьёв тычет пальцем в мобильник, шарю по карманам. Где же он есть? Ведь всегда с собой таскаю, по разной одежде рассовываю... А, вот!
- Лапу держи на свету, говорю!
Распотрошил аптечную пластинку с пилюлями рыбьего жира: почти полная, девять штучек! С детства обожаю, да и витамин D в нём... Давлю пальцами желатин капсул, аккуратно смазываю ожоги. Будкис шипит, но уже без фанатизма, что называется.
- Ничего, Борь, терпи! Скоро медики приедут, настоящим лекарством подлечат, бумажки оформят... Тебе же оправдательные бумажки на работе нужны, чтоб больничный там оформить, ещё чего там, что у вас полагается?
- Угу...
- Не соединяет, нет связи! - Лицо Андрея, перемазанное грязью, похоже на маску чёрта, в каких колядуют на Рождество.
Борис пытается залезть во внутренний карман куртки, но, видимо, зацепившись болючим местом, отказывается от этой идеи:
- Достань мой айфон, с него попробуй. Наверное, у тебя труба барахлит после провода. Заодно по жипиэсу глянь, где мы очутились. Что не там, где были - точно: ни линии электропередачи, ни столбов вдоль дороги, ещё и лесок какой-то со стороны села, а я точно помню: через лес мы не проходили.
Андрей, нашарив борькин коммуникатор, вновь принялся за попытки связаться с медслужбой.
- Так, а теперь подробнее и понятнее, Борь: что за провод и вообще, какого дзябла мы здесь торчим? И вообще: почему вокруг зима? Только не надо про летаргический сон и кому: после комы если и просыпаются, то на больничной койке, а никак не в долбанной луже.
- А ты что, не помнишь? Провод на нас упал. Высоковольтный, с опоры. Я как раз стрелял, так по рукам жигануло, что света невзвидел.
- Так, теперь понятно, почему пальцы в волдырях. Небось, как раз в тех местах, где металла ружья касался. Снайпер хренов. Непонятно только, почему жив остался, а не валяешься кучкой пепла. Там киловатт сто напряжение...
- Сто десять, как правило. - Андрей протянул айфон владельцу. - Причём не киловатт, а киловольт. Накрылась и твоя техника, Борька: включаться - включается, а связь не работает, навигатор тоже не пашет. Приедешь в Вильнюс, первым делом банку краски купи. Лучше эмали, чтоб блестело.
- Не понял... - Изумление на лице нашей акулы пера и кашалота видеокамеры передать словами просто невозможно. - Эмаль-то зачем?
- Выкрасить и выбросить! Ну, или продай на запчасти: всё равно приборчик 'нихт арбайтен', как и мой, впрочем.
- Вот же свинство... Слушай, Стасик, ты местный: куда нам теперь?
- А вот бы знать... Дорогу эту я не помню, возле нашего города такой точно нет. Я на 'шкоде' всё вокруг исколесил, пока домик себе искал. Хотя Польша - она большая. Сейчас пойдём, отыщем какую-нибудь цивилизацию, там и спросим, куда попали и помозгуем, чего делать дальше. Я слышал, тут поезд где-то проходил, а где поезд, там и люди. Кстати, а где ружьё? Оно на меня оформлено, если пропадёт - бумажки писать замучаюсь.
- А вон оно! - Андрей тычет пальцем куда-то в сторону.
- Где? Темно же!
- Да вот!
Наклонившись, Воробьёв вытягивает из грязюки нечто, напоминающее комковатую дубину неадертальца.
Зар-раза...
- Ладно, пошли, что ли. А то тут без движения пневмонию подхватить - как нечего делать!
Шли долго, часа четыре, периодически загребая снег в обувь. Поскольку луна периодически пряталась за облачками, путь освещали моим и андреевым телефонами. Заряд айфона Будкиса берегли, поскольку никто не знал, сколько придётся топать до зоны функционирования связи. Дорога, похоже, давала крюк, огибая какие-то угодья, или болото: под снегом не понять. Так что когда, наконец, наша компания добралась до железнодорожного переезда, коллективный уровень негатива был уже достаточен, чтобы играть Отелло в каком-нибудь театре не слишком юного зрителя: и рожи грязью извазюканы, и желание одно: придушить кого-нибудь!
Так что после очередной бесплодной попытки дозвониться хоть куда-нибудь или, на худой конец, установить точные координаты по GPS, мы единогласно решили плюнуть на этот долбанный просёлок и продолжить путь уже по шпалам: и к станции какой-нибудь рано или поздно доберемся, и снега на насыпи заметно меньше. А поезда... А что поезда? Поезд бесшумно не катится: услышим, отойдём.
Километра через три оскальзываний, падений и матюков на четырёх языках, включая литовский и украинский, по левую руку мы заметили неяркий огонёк в окошке какого-то строения. Естественно, наша троица ломанулась туда с энтузиазмом забуревшего на островке 'Робинзона', углядевшего на соседнем атолле миловидную 'Пятницу' неглиже. Вблизи оказалось, что перед нами небольшая бревенчатая халупка с пристроенным не то сарайчиком, не то хлевом. Судя по характерному запаху чуть подпрелого сена, навоза и ещё чего-то неуловимо-деревенского, скорее всего как раз второе. Непривычно для обычаев Польши вокруг строения не было никакой ограды: ни забора, ни плетня, ни даже жердевой загородки, не говоря уже о сетке-рабице. Однако пёсья будка у крыльца имелась, причём обитаемая. Не успели мы приблизиться, как оттуда выскочила угольно-чёрная даже в темноте лохматая зверинда и с громким лаем кинулась на нежданных гостей. Я даже струхнул малость: псина ростом мне пониже талии, глаза сверкают в свете телефонного фонарика, клыки в пасти - с мой ноготь каждый, настрой у зверика 'всех порву, один останусь!'. Добро, что привязь крепкая, хотя и не цепь...
- Эй, хозяева! Есть кто дома? Уймите пса, разве так надо гостей встречать? - Как единственный в компании поляк, я решил взять на себя начало общения с местными жителями. Ну, не сильно любят в Польше иностранцев, что тут поделать...
С негромким скрипом приоткрылась дверь. Чья-то рука, непривычно толстая - видимо, из-за зимней верхней одежды - повесила на крюк справа от проёма зажженный фонарь древнего вида - явно керосиновый. Ну, столбов с электропроводами я тут не заметил, так что понятно. Сам хозяин дома, тем не менее, выходить не стал, оставаясь в затемнённом коридоре.
- Тихо, Кулька! Назад!
Послушный пёс умолк, но отошёл недалеко, так же ненавидяще глядя на нашу компанию и утробно рыча сквозь оскал. Да, серьёзная собачка...
- Кто такие? Зачем ходите по ночам, тревожите людей? Вон, пса напугали!
Это ещё кто кого напугал...
- Добрый вечер, пан! Прошу прощения за беспокойство. Мы в город идём, но вот заблудились. Не пустит ли пан отдохнуть до утра?
- Давно уже не вечер, ночь, благодарение пану богу! А чего москальский жолнеж с вами? Жолнежи по едному не ходят. Или беглый? Вон, нет шинели, и вы тоже без кожухов.
- Так уж случилось, что без кожухов. А пан Анджей - не жолнеж, хотя народовосць российска. Но он не враг полякам.
- Не враг? Что ж, такие встречаются. Пока тебе поверю. А что тшетий с вами?
- Я из Вильнюса, плохо по-польски говорю, - вступил в беседу Будкис, уже притерпевшийся к боли в обожженных пальцах за время нашего 'марш-броска'. - Много понимаю, а говорю плохо.
- Не штука, что понимаешь, Вильна - издревле польске место. Штука, что не говоришь, как вот, к примеру, мой Кулька. Он тоже всё понимает, а людской речи ему пан бог не дал. Ну да ладно. Грех по зиме людей на снегу держать. Заходьте в дом. Но глядите: ежели что злое удумали - забудьте! Картечи на всех хватит, а места здесь пустые, до весны не найдут.
С этими словами хозяин дома вышел на крыльцо и, спустившись, затащил за ошейник в будку недовольно рычащего Кульку. Теперь, когда он оказался на свету, можно было его разглядеть подробнее: пожилой, за шестьдесят лет, но весьма бодрый мужчина с сивыми усами и отросшей седой щетиной, казался неуклюжим из-за здоровенных валенок и накинутого поверх тёмной тужурки тяжёлого тулупа, полы которого спускались почти до колен. Мохнатая шапка с суконным верхом прикрывала голову, а в правой руке абориген держал древнюю двустволку со взведёнными курками. Видимо и впрямь: глухие здесь места, раз даже электричества не провели, а путников встречают с заряженными ружьями...
Андрей
Наконец-то можно отогреться!
Одна радость: сапоги у меня яловые, ноги сухие, не то, что у парней: они-то в свои туфли моднячие грязюки начерпали - мама не горюй! А вот остальной организм подмёрз существенно: гимнастёрка с шароварами всем хороши, да только - летние они у меня, тонкая хэбэшка. А на дворе, как-никак, зима. Не знаю, правда, какого года, но имею догадки, что совсем не нашего. Потому как косвенных свидетельств вокруг заметно предостаточно. В наше время в любой деревне Кабыздоховке как минимум - электричество есть, а здесь, пока шли, кроме телеграфных проводов на древних столбах-опорах 'времён очаковских и покоренья Крыма', тянущихся вдоль насыпи железнодорожных путей, ничего электрического в упор не замечается. Опять же тужурка на здешнем хозяине раритетная, с пуговицами молоточными и воротником-стоечкой. Такие годов с пятидесятых не носят, а если вдуматься, то мода и вовсе с царских времён идёт. В горнице, опять же, лампа керосиновая на столе, фитилёк прикручен, не ярко светит, да лампада перед католическим распятием, что по стене распласталось. От движений наших огонёк пляшет, колеблется, пятна света выхватывают фотографии в аккуратных резных рамочках. Там тоже персонажи древние: ни одного пиджака или кофточки легкомысленной, все сплошь в старомодных 'бешметах' да шитых сорочках. А на центральном, групповом снимке, рамка которого украшена бело-красными зубцами-треугольничками, и вовсе народишко в сюртуках да жупанах, с конфедератками на головах. Конфедератки, правда, не военного образца, больше похожие на башкирские шапки, но пара-тройка сабель на виду и пистоли за кушаками у некоторых навевают воспоминания о разбойничьей вольнице и бренности жизни человеческой.
Если бы не железная дорога, причём явно действующая, судя по блестящим рельсам и воняющим креозотовой пропиткой шпалам, можно было бы предположить теоретически, что хозяин - анахорет-сектант какой-нибудь, на старости лет слегка тронувшийся головой и ушедший от мира в недоступные цивилизации места. Но тут - явно не то...
Жаль, не понимаю я по-польски: в этом смысле Стасу с Борькой полегче: вон как со стариком языками зацепились! Борька, конечно, не поляк ни разу, но по верхам нахвататься где-то успел, а Трошицинскому так и вовсе родной язык не знать стыдно. Хотя, подозреваю, родной у него всё-таки русский: в школьные годы мы иначе и не общались, а у коренных поляков в русской речи так или иначе акцент нет-нет, да проскользнёт. Станислав же по-русски речь ведёт чисто, иногда даже слишком по-литературному: это на слух сразу улавливается.
Вот и наш хозяин: за разговором раскочегарил печь, сверху на плиту водрузил аутентичный чайник - с таким ещё в 'Человеке с ружьём' солдат по Смольному шлялся и с Лениным-Штраухом разговаривал. Горячая печка - великое дело: обступили, греемся, от мокрой одёжи парок подыматься начал... Ха-ра-шо!..
- Да вы, панове, разбирайтесь, повесиць убранья. Тераз я дам суше. - Хозяин порылся за занавесью, прикрывающей висящую у двери одежду и выудил нечто, что я бы счёл за свитку, если бы не высоко обрезанные полы и чёрную тужурку, похожую на надетую на нём самом, но со срезанными пуговицами и гораздо сильнее изношенную.
- Облачайтесь! - протянул он сухую одежду ребятам, которые уже набросили мокрые пиджак и куртку на висящую у печи верёвку. Мне сменки не досталось: не то не было ничего для моего роста, то ли просто поляк не посчитал необходимым как-то утеплять 'москальского жолнера'. Вполне допускаю: вон, в армии один хлопец с Кубани родом рассказывал, что там до сих пор в станицах считаются, у кого в Гражданскую прадеды у красных служили, а у кого - у белых. Морды, правда, по этому поводу уже не бьют, но вот дочку замуж за правнука 'классового противника' могут и не отдать. Не везде такое, но иногда встречается. Казаки - они памятливые... Так и поляки: как бойцы Тухачевского на Варшаву шли, а будёновцы с котовцами пилсудчиков рубали, до сих пор детям в школах рассказывают. А нехрен ляхам было на нашу Украину с Беларусью переться! Сами виноваты.
- Усядьзе за стол, гости неочекваны. Я тутешный обходчик, Томаш Лучицкий. А вот вы кто таки и длачего по ночам ходьзте?
Видимо, принимая во внимание присутствие не говорящего по-польски меня и слабоговорящего Бориса, обходчик перешёл с родного языка на лайт-версию русского. И на том спасибо: говорить он стал заметно медленнее и понимать его стало гораздо проще.
По всем правилам вежливости представляюсь:
- Андрей Воробьёв, механик, из России. Приехал сюда в отпуск, отдохнуть.
Резко, 'по-белогвардейски', киваю, протягиваю руку. Лучицкий несколько мгновений смотрит, в светлых глазах колеблются свет и тени. Потом крепко стискивает шершавой ладонью мою:
- Механик - то згодно дело. В жолнежах пан служил? - Кивок в сторону лежащей на скамье красноармейской фуражке.
- Служил.
- Добже. Тшцарю без войска неможно, в жолнежи любого берут, абы не кршывой та хворы. Воювал?
- Нет, Бог миловал.
- Добже!
Старый путевой обходчик наконец выпустил мою руку и обратился к Борьке, уже успевшему усесться у стола на мощную самодельную табуретку:
- А ты, пан, кто есть? Убранье не простое, да и с паном Трошицинским у тебя розмова подобна. Тэж инженер?
Оказывается, пока я тут фотографии при лампаде рассматривал, Стаська уже и представиться успел, и инженером отрекомендоваться. А нам, поросёнок эдакий, и не сказал, кем после школы стать успел! Впрочем, особо времени у него и не было, да и кем ему ещё быть, после Политехнического-то? Не балериной же.
- Я журналист. Репортёр, точнее говоря. Фамилия моя Будкис, я из Литвы.
- Из Литвы? Германец? Мала Литва - она под пруссаками. Цо тогда пан працюе в нашем крае?
- Нет, я из Вильнюса, я литовец, а не немец. Я узнаю новости и сообщаю начальству, для публикации. Вот на реконструкции был. - Лицо Будкиса приняло несколько обиженное выражение: отчего его не понимают?
- Чудной ты, пан Будкис. То мувишь - из Литвы, то мувишь - из Вильны. Як зрозуметь - не вем... Але ж про репортёров слыхал. Пан в газету пише але куда?
- Я на телевидении работаю, сюжеты делаю.
- Не розумем. То пан сильно образованный, цо таке научне дело працюе.
- Университет окончил с отличием. - улыбнулся Боря. Приятно всё же, когда хвалят...
- А цо у пана с пальцема? Спалил? И ницего не мувит! Вот же ж цловек! Але ж у старего Томаша верно средство естьем: после него як ангел скрыдлом махнёт, через две-тши годзыны боль утишит.
С этими словами старик сдвинул вязаную из разноцветных лоскутков дорожку, какие ещё иногда до сих пор встречаются в деревенских домах, с небольшого сундука у стены в дальнем углу, и, откинув крышку, принялся там копаться. Спустя минуту он выпрямился, держа в руках маленький пучок кудели и полуторадециметровую жестяную банку с защёлкивающейся наподобие немецкого газбака крышкой. Впрочем, принадлежность раритетной посудины к продукции германской промышленности на 99% отметалась чётко читаемой надписью 'САХАРЪ', выполненной несколько архаичным, но всё-таки кириллическим шрифтом.
- Нех пан Будкис сидит тихо. Буде жецсь, але не на дулго. А ты, пан Анджей, подь-ка держи его, на всякий случай, як у вас мувяць.
Ну что же, 'держать и не пущать' - этому мы с детства обучены. Зафиксировал борькины запястья ладонями вверх, как тот папановский персонаж, 'сильно, но аккуратно'. Но всё равно чуть не выпустил руку, когда наш горе-стрелок, из-за которого мы, похоже и попали сюда-не знаю куда, резко дёрнулся, шипя сквозь зубы. Лучицкий, не обращая внимание на реакцию пациента, продолжил мазать желтовато-восковой субстанцией, воняющей одновременно мёдом и мазутом, пострадавшие борькины пальцы. Нет, всё-таки правильный дед нам попался на пути. Отзывчивый! А что 'москалей' недолюбливает - это ничего. В Польше многие не любят Россию: слишком долго шло соперничество наших государств. Но, тем не менее, достаточно и тех, кто относится нейтрально и положительно. А вот немцев, к примеру, ненавидят все поляки поголовно (может быть, за исключением служивших при оккупации в польской вспомогательной полиции и их родичей - ну так и в России есть ублюдки, воспевающие Власова с Каминским и прочей шушвалью).
Станислав
Да, хлопцы, рассказал бы мне самому кто-то такое раньше - сам бы за насмешку принял. А тут волей-неволей, а поверить в небываемое пришлось. И ведь вот какая штука подсознание: вроде и видишь всё своими глазами, и нюхаешь, и руками трогаешь, сколько тебе вздумается - а всё равно в голове ничего не складывается. Мозг сам подсовывает тебе привычные стереотипы. Так и сейчас: и то, что по непонятной причине наша троица оказалась не пойми где и совсем в другое время года, и отсутствие связи и GPS-навигации в центре Европы, и лишенный привычных благ цивилизации, начиная от водопровода и заканчивая телевизором и подключённым к интернету компьютером дом нашего гостеприимного знакомца - всё это отмечалось разумом, но выводы как бы сами по себе затушёвывались.
И только когда пан Лучицкий, усадив нашу компанию за стол с круто заваренным чернющим чаем с колотым сахаром вприкуску на блюдечке, горкой ломтей деревенского хлеба на деревянной тарелке и солидным, килограмма на полтора, комом солёного масла, принялся расспрашивать о новостях, все эти странности сложились в голове как два и два. Потому что интересовался-то пан Томаш ни чем иным, как ходом продолжающейся войны с японцами и слухами о 'новых петербургских указах царского дяди'. Какое отношение дядя царя - какого, кстати, царя? Николая Второго? Вот не знал, что у него был дядя! - имел к указам, раз сам не самодержец, ни я, ни ребята не поняли, но углубляться в тему не стали. Я сказал лишь, что мы газет не читаем, да и давно в городе не были, новостей не знаем. Не уверен, что обходчик так уж поверил, но настаивать он не стал.
- А не скажет ли пан Томаш, как в ближайший город попасть?
А на что панам туда? То не были, не были, и срочно стало надо? Добраться-то не сложно, всего-то вёрст двенадцать, если не меньше. Да только ведь паны не доберутся сами. Кто же зимой в таком вот виде, как вы сейчас, путешествовать отправляется?
- Да, холодно.
- Не то штука, пан Станислав, что холодно. Так Бог устроил, что зимой - холодно, весной - тепло. Странно это! Будто из лета в зиму паны перескочили - а как такое может быть? Никак, подобное только в сказках случается. Значит, странно. А что странно - то и подозрительно. А подозрительным, прошу пана, сейчас лучше бы в город не ходить: как царя убили - так москали вовсе озверели, полиция и ухватить может. А нам, которые к железной дороге касающиеся, и вовсе давным-давно указано обо всех подозрительных сообщать. Не дай Господь - какой злодей гайки отвернёт или стрелку испортит - тут и крушение! А кому отвечать? Стрелочнику да обходчику: недосмотрели! Так что по инструкции, пан Станислав, должен я о вас своему начальству сказать, чтобы оно уже решило: сообщать куда следует, или не сообщать... А я ж так понимаю, что панам та полиция без надобности?
Хм, ишь как вуйко линию загнул! И не подкопаешься вроде, и прав он, вообще-то говоря... Ясно уже, что ещё день назад что мне, что ребятам полиция была, что называется, по барабану. Но это та, польская полиция конца дветыщидесятых. Но сейчас, по всем признакам, не дветыщидесятые. А вот какие - это надо бы разобраться... С одной стороны - вроде как идёт русско-японская война. Она, если правильно помню, ещё до революции Пятого года с треском была проиграна. А с другой стороны как то странно: царя же в гражданскую с семейством расстреляли, а до того последний убитый самодержец - это Александр Второй, про которого только и помню, что крепостное право отменил, а за это его бомбой взорвали вместе с каретой. Но это было сильно раньше войны с японцами! Так что пока толком не разберёмся, что к чему - со ЗДЕШНЕЙ полицией лучше бы не встречаться...
- Верно говорите, пан Томаш: без тёплой одежды зимой негоже. И если бы мы тогда трезвые были, и знали, что из всего нашего бенкету произойдёт, то обязательно бы пальто и шапки прихватили. Но пан же понимает: когда водка гуляет, разум отдыхает.
- То так, пан! А где ж так гулять изволили, что до беспамятства дошло? Не дай Боже, всё спустить пришлось до грошика?
- Ну, пили между Варшавой и Плоцком, у меня в деревне. А вот насчёт денег... Холера! А ведь верно: бумажника-то со мной нет!
Торопливо принялся исследовать карманы, выкладывая содержимое прямо на столешницу: чехольчик с ключами, другой - с телефоном, мультитул, платок, зажигалка, пластинка с пилюлями рыбьего жира, жвачка мятная, клеммташ с царской пятисотрублёвой банкнотой - странно, как он оказался тут? Наверное, когда дома коллекцию показывал, в карман сунул второпях, записная книжка с прикреплённым карандашиком на золочёной цепочке, сувенир от визита в Лейпциг... Холера, даже мелочь нигде не завалялась!