Ворон Антон, Ворон Ольга. : другие произведения.

Акуя. Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение романа "Акуя".
    Герои оказались в сложном положении,находясь под постоянным пристальным вниманием Х-Зоны. У них остаётся всё меньше времени на то, чтобы разобраться с истинными причинами такого внимания. И - выжить.
    Когда анти-реальность вторгается в твой мир, когда,защищая тебя,погибают лучшие друзья, когда существование самого мироздания повисает на волоске - всё, что остаётся, быть честной с собой до конца. Потому что - акуя!
    Здесь выложена часть без финала. Полностью текст можно найти на Мастерской Писателей в приватном доступе.

 
 

Часть вторая

Никто не уйдёт обиженным

  

Невозможность первая:

Тени не в счёт...

  
   Это - камень в руке, это - лезвие бритв,
   Настоящие дни, настоящие дни,
   Это - ждущие сны люди в серых пальто
  Настоящие дни, да, да, это ...
   Если будет день, значит тень не в счет,
   Если харакири, то кривым мечом,
   Если тушат свет, значит грех так грех,
   А если минарет - значит выше всех.

"Пикник"

  
   После боя 20.09.20... 00.21
  
   - Даша, девочка...
   Голос Игоря. Только напуганный и растерянный. А вот руки точно не его. У него руки гладкие, ухоженные, с давно сошедшими мозолями... А эти цепляют по коже сухими трещинами. Да и запах не Игоря - тот всегда пользуется сильными одеколонами. Это не от любви к сильным запахам, а от профессии - в "зоне" подчас бывают сдвиги реальностей, которые рассеивают членов группы по разным плоскостям, тогда нужно "выходить" на командира вслепую. Запах - единственное, что не стирается антиреальностью. Я приоткрыла глаза. Надо мной за лёгкой туманностью висело белое лицо чертовски уставшего человека. Я даже знаю, как его зовут... То есть знаю о том, что знаю, как его зовут. Только имя никак не вспоминается. Красивое лицо, с чертами, выдающими сильную волю. Светлые волосы, промокшие от пота, лежат на лбу прядками-полумесяцами. Глаза, привыкшие к насмешливой улыбке, растерянны. Привлекательный мужчина. Как же его зовут?
   - Как ты? - Спросил знакомо-незнакомый симпатяга. Сквозь хмурость его лица проступила виноватая улыбка.
   Как я? Я уж совсем было решила улыбнуться в ответ этому красивому лицу, и сказать о том, что всё отлично, как, наконец, ощутила собственное тело. Началось понимание с головы. Улыбнуться я точно не могла. Судя по всему, лицо у меня было разбито. Мышцы, едва вздрогнувшие от желания отразить внутренние чувства, мгновенно залило жаром боли. Потом стало больно везде. Заболели мышцы и кости, сухожилия и кожа. Всё тело заломило одним сплошным синяком. В дополнение начало лихорадить. Я скривилась, понимая, что на глаза наворачиваются слёзы. Красивый мужчина надо мной потерянно обернулся в поисках поддержки, и она пришла в образе Князя и Рашпиля.
   - Акуя, солнышко... - Рашпиль присел сбоку от меня и провёл по моим волосам мягкой ладонью здоровой руки.
   - Даша... - Князь, оказывается, всё это время был рядом, но не в зоне прямой видимости. Он сидел с другой стороны от меня на земле, тяжело приваливаясь к боку машины. Обе руки он держал на груди, словно пытался ими поддержать расплывающиеся рёбра. Смотреть на Князя было страшно. Но, увидев, я не смогла отвести взгляда. Глаза впитывали его лицо и фигуру так, словно моё сознание уже решило, что я вижу его живым в последний раз. Может быть, это всего лишь свойство разума - останавливаться на картинах смерти, умирания и приближения к нему, дабы научиться распознавать их. Или всё проще, и я, как многие другие, просто радуюсь, что не моя очередь сегодня и внутренне ликую и злорадствую? Поймав себя на этом философствовании, я сощурилась, и заставила глаза пробежать по телу товарища, а рассудок - проанализировать увиденное. Только логическая работа избавляет от излишних сантиментов! Начав осмотр, сразу поняла, что настолько измочаленных людей я в жизни не видела. Игорь словно попал в мясорубку и, с трудом сохранив в целостности общую конструкцию, потерял её жёсткость. Кожа Игоря отливала багряным, кое-где была попросту разбита и звёздочки трещин вяло сочились тёмной кровью. Лицо заплыло с левой стороны, став похожим на подплавленную восковую рожицу. Губы его разбиты настолько, что потеряли схожесть с человеческими чертами, и кажется, что рот заменила глубокая чёрная пещера с ассиметричными краями входа. Глаза... Наверное, только глаза остались прежними. Такими же светлыми и уставшими глазами волевого человека, выходящего за свой предел ради одному ему ведомых ценностей.
   Я судорожно вздохнула - увиденное потрясло меня и раздавило ужасом перед следующим мгновением. И только тут поняла, что вот она я, лежу себе, отдыхаю, перенесённая чьими-то заботливыми руками к джипу Рашпиля. Меня только что обработали и сунули нашатырь под нос... А теперь надо мной висят, беспокойно расспрашивая и боясь, что все серьёзней, чем им кажется извне, боясь, что у меня отбито нутро, или и того хуже... Обо мне позаботились, приведя в относительный порядок первой. А сами?!
   - Как ты, Даш? - Прохрипел Князь. Изо рта вырвалась тонкая струйка чёрного.
   - Норма. - Сквозь боль костей и мышц, сквозь спазм и нежелание мышц трудиться, сквозь слёзы, которые тут же появились в глазах... "Норма" - сказать, значит, поверить!
   Игорь прикрыл глаза, а Рашпиль растерянно улыбнулся. Человек, приводящий меня в чувство, только покачал головой - то ли неодобрительно, то ли удивлённо. Потом передвинул аптечку и повернулся к Игорю:
   - Ложись! - И подхватил его за плечи, приготовившись помочь.
   Князь дёрнул взмокшей от пота и крови шевелюрой:
   - Если я лягу, Глеб, то уже не встану.
   Значит, Глеб... Не в лучших условиях приходиться заново знакомиться...
   - Понесу, - отрезал Глеб и повернулся к Рашпилю: - Вколол парамедол?
   Тот кивнул:
   - И кодеин тоже.
   Глеб помог Игорю лечь и потянулся к аптечке. Пока он распаковывал стерильные пакеты, я обратилась за помощью к Рашпилю. Шамиз подхватил за плечо, и через минуту я уже сидела, наблюдая, как расползается туман перед глазами. Однако всё оказалось лучше, чем ожидала, прохлаждаясь на земле. Возможно, помогла своевременная медицинская помощь. А возможно, - собственное волевое усилие. Темнота и клубы сизого рассеялись, и я огляделась. В пространстве тусклого света уличной лампы на асфальте валялись люди. Живые, мёртвые... Почему-то я сразу же уверилась в том, что есть и мёртвые. Но уважение к жизни и трепет перед умиранием в этот раз промолчали - моё нутро не возмутилась и не разжалобилась. Я не врала себе и не оставляла глупых надежд, что всё обошлось, и те, кто сейчас валяются, собранные в круге света, встанут. Я видела, как дрались Игорь и Глеб... Да и сама выкладывалась в удары отнюдь не для того, чтобы противники безоблачно жили дальше. У меня не было цели убивать, но... Если это произошло, то винить себя я не стану. Как не стану винить в убийстве и своих друзей. На войне - как на войне. Точка.
   Игорь застонал сквозь зубы, когда Глеб начал промакивать края ран спиртовым раствором. "Мотоциклиста" это не смутило. Я на его месте, наверное, постаралась бы создать для раненого больше комфорта, Глеб же продолжил работать, словно ничего не слышал. Он стянул грудь Игоря бинтами, закрепил в недвижимом положении плечо, склеил пару рассечений на теле и ввёл обезболивающее. И всё это - на вполне приличной скорости профессионального реаниматора.
   Игорь приоткрыл глаза и посмотрел на оказывающего помощь. Скривился, попытавшись улыбнуться:
   - Неплохо работаешь...
   Глеб, не отвлекаясь от обработки раны, отозвался:
   - А ещё на машинке и вышивать крестиком...
   Игорь снова опустил веки. Глеб отложил аптечку и положил ладони на грудь раненного. Слабым трепетом отозвались мои пальцы - новый знакомый лечил так же, как умела и я... Чего я ещё не знаю о нём?
   Я с трудом поднялась на ноги и повела руками, обретая равновесие и дожидаясь, когда горизонт станет горизонтальнее. Рашпиль встал рядом, подстраховывая, хотя самого его штормило ничуть не меньше. В конце концов, управившись с телом, я с трудом растянула уголки порванных губ в улыбке Гуимплена:
   - Всё в порядке, Шамиз, расслабься.
   Рашпиль не ответил, продолжив хмуриться. Его напрягало и злило всё - и то, что, я едва держалась на ногах, и то, что время шло, а, значит, увеличивалась вероятность приезда дежурного патруля милиции, и то, что вокруг не было ни души, что слишком странно для нашего города... Многое. Но более всего - то, что не он сейчас занимался Игорем. Мне до мурашек по коже было понятно, что Рашпиль не доверяет новому знакомому. И, боясь выказывать открытое недоверие, косится, чтобы не пропускать его действий и быть уверенным, что всё делается правильно, и угрозы для Князя нет. Пожалуй, при других обстоятельствах, не будь ранен, Шамиз некого бы не допустил к товарищу. И меня, скорее всего, тоже. В этот момент наблюдения за дагестанцем я впервые поняла, что все размолвки ребят и их самцовые разборки - всего лишь внешнее, наносное. В глубине оказалось то, что во всём кажущиеся железными люди обычно скрывают от посторонних - самую щедрую любовь. Рашпиль с жаром южной крови желал бы перегрызть глотки тем, кто положил Игоря. И страстно жалел, что в это время валялся без сознания.
   Глеб оторвался от Игоря, отлепив от повязки горячие ладони. Устало вздохнул. Оглянулся на Рашпиля и кивнул на его джип:
   - Этот гроб на колёсах ещё поедет?
   Рашпиль сосредоточился, внутренним оком оглядывая основные узлы автомобиля. Убедившись, что джип с места стронется, кивнул. Глеб поднялся:
   - Тогда давай Игоря на заднее сиденье. Ты и Даша - вперёд.
   - А ты? - настороженно спросил Рашпиль.
   Глеб нахмурился и пожал плечами:
   - У меня тут мотоцикл.
   - Может, потом у ищеек из своего отдела попросишь, чтобы отдали? - огрызнулся Шамиз. Ему было неловко и, как у большинства мужчин, эта неловкость вырывалась в агрессивных выпадах. Глеб сжал губы:
   - Здесь - не там. Мы в подреальности... Нам ещё пилить да пилить до дома. Если я брошу здесь мотоцикл, то он тут и останется. И свернётся вместе с этой "иллюзией". Так что вряд ли я смогу его допроситься у своих ищеек и...
   - Мужики. Давайте домой, а? - тихо попросила я. Ребята замолкли и заторопились, подхватывая Игоря, который, под воздействием лекарств и лечения расслабился и провалился то ли в сон, то ли в бессознательное состояние.
   Я влезла в джип на заднее сиденье и приготовилась принять и устроить Князя. Ребятам неудобно укладывать его вдвоём. Рашпиль, задействовав раненую руку при поддержке товарища, зло скалился и шипел, заставляя продырявленные мышцы работать. Я приняла плечи Игоря и, стиснув зубы от боли, затянула его на сидение. Вдвоём с Глебом мы повернули Князя на бок и устроили с максимально возможным комфортом. Я подпёрла его спину двумя автомобильными подушками и своей свёрнутой курткой. С ней ли или без неё, меня уже давно поколачивал озноб, и разницы я не почувствовала. К тому же, на переднем сидении была надежда согреться от печки. Сев рядом с едва ввалившимся на водительское место Рашпилем, я тут же попросила включить отопление салона. Шамиз, не слова не говоря, двинул переключатель. Пока мы устраивались в машине, Глеб сходил за своим железным конём и подкатил его к нам.
   - Готовы? - Спросил он и, когда Раш кивнул в ответ, скомандовал: - Держитесь за мной. Я порву грань "зоны".
   Он набросил на голову шлем и одним скачком завёл движок. Оседлал мотоцикл и поехал на выезд из улочки в сторону, в которую меня в начале драки отбрасывал Игорь. Мы тихо тронулись следом. Скорость была - эстонский марафон для пьяных лилипутов.
   Мы ехали, машина мягко покачивалась на неровностях, как люлька. Мотор музыкально курлыкал. Глаза слипались, и только одно заставляло удерживать внимание на окружающем - я не была уверена, что Рашпиль выдержит это испытание покоем. И, понимая к каким последствиям может привести сейчас сон за рулём, я честно таращилась на дорогу, краем взгляда стараясь наблюдать за Шамизом. И всё равно не успела заметить, когда совершился переход. Просто в какой-то момент осознала, что мы уже почти подъехали к дому Князя...
  
   Разговоры по "эМ" и "Же" 20.09.20... 02.15
  
   Квартиру открыли ключом, найденным в кармане княжеской куртки. Сам он в сознание так и не пришёл.
   Ребята доволокли его до дома на руках. Глеб и я взялись искать в доме аптечку, а Рашпиль первым делом отзвонился Паку. Пак приказал ждать его приезда. Сам он сейчас уже подъезжал к дому у Храма Спасителя - запасной квартире нашей команды. Обещал прислать Дядю Сашу, как только разберётся, что там с Виком и Пандой.
   Глеб, как наименее пострадавший, взялся за лекарское дело - устроил в дальней комнате раненого, создав лазарет, совмещённый с хирургией. Я от помощи отказалась, напротив, предложив свою, от которой, в свою очередь, отказался он. В результате добровольный доктор, странно блестящим взглядом заглядывая мне в глаза, молча протянул мне аптечку. Я взяла. И, оставив в его распоряжении нуждающихся в профессиональной помощи Игоря и Шамиза, направилась в ванну, чтобы в гордом одиночестве созерцать то, что от меня осталось и предаваться тихой панике, пополам с громкой истерикой.
   Лицо... Ом-ма-мама-мама-ом! Вдохнули-выдохнули и восстановили присутствие духа... В смысле - не стали терять сознание от увиденного. В конце концов и не такое бывало. Выкарабкаемся. Пусть "Баржуа" и отдыхает, но тело живо, а значит восстановиться. Мало того, что на левой стороне моей мордочки, перекрывая давнишний шрам, разлился сизый отёк, так ещё и щека оказалась порвана. Видимо, влетевший в меня кулак зацепил по пути рот, и надорвал кожу от левого края губы вверх, до скулы. Хорошо, хоть, что только кожу. Возможно, перстнем зацепило. Или кастетом. Хотя... После кастета я бы уже не встала. Ладно, знакомые хирурги-косметологи исправят. Не впервой. Так, дальше. Руки сплошь в синяках. Сейчас только-только появилась жгучая краснота, грозящая перейти в чёрно-синие разводы. Отшибленные кости предплечий и плеч ломило нещадно. Правая кисть почти не слушалась, слабо реагировали пальцы. Что ещё? Обширный кровоподтёк заливал нижние рёбра по левой стороне - по счастью разрывы были внешними, да и излишней подвижности костей я не нащупала. Но трогать себя в этом месте весьма болезненно. Кроме этого кожа, моя замечательно смуглая бархатистая кожа, расцвечивалась мелкими и крупными царапинами от наждака асфальта. Голени тоже краснели, намекая на завтрашнюю радужную перспективу. К сожалению, как не крутилась перед зеркалом, всё не могла разглядеть рану на спине, которая продолжала болеть. То ли свет слишком тусклый, то ли угол зрения не тот - но я не видела ничего необычного на белой коже.
   Итак, номер один. Лидокаин-спрей и перекись водорода на мордашку плюс лейкопластырем стянуть края раны. Номер два - замазать царапины на руках и животе. Номер три - "Гепатромбин" на синяки. Номер четыре - одну капсулу гистаминного и две таблетки парацетамола. На первое время - часа на два - хватит.
   Я поставила чайник в раскуроченной кухне и, надеясь обогреть помещение, включила в углу переносной радиатор, поставленный на период межсезонья.
   Закутавшись в спальник, мимоходом взятый из комнаты, ещё не убранной после вчерашней баталии, забралась на стул с ногами и стащила сигаретку из оставленной на подоконнике пачки. Запалила огонёк зажигалки и долго сидела не раскуривая. Просто смотрела, как дрожат пальцы покалеченных рук и как синим прозрачным полем холодной плазмы поглощается воздух. Мысли вились вокруг происшедшего, подобно деревенским мухам над оставленным на веранде вареньем... Путём недолгого логического анализа стало ясно, что нас затянули в линию альтернативной реальности не для того, чтобы убить. Цель была - похищение. А, судя по тому, что люди не особо церемонились - долго живыми мы не должны были оставаться. Ещё одна догадка - Серый Человек. Иллюзионист высокого класса. Маг-реальщик. Возможно - эмиссар Жрецов. Нападающие оказывались полностью подчинены ему, более того - часть из них, те, что подходили тогда, когда вклинился в ситуацию Глеб, была просто отражением предыдущих. За это говорит то, что всё кончилось, как только я смогла выбить Серого Человека из его реальности. Вот только... Как я смогла это сделать? В то, что я просто его напугала, верилось с трудом. Других же версий не было совсем.
   Зажигалка нагрелась от огня, и я поморщилась, отпуская рычаг. Помахала в воздухе пальцами, остужая лёгкий ожог. Странно... Живёшь себе живёшь, не задумываешься всерьёз о завтрашнем дне, а тут вдруг - бац! И понимаешь, что завтра может и не быть. И появляется желание пожить подольше, сделать в жизни побольше и успеть всем любимым сказать о том, как они тебе дороги и совершить какой-нибудь подвиг. Например... наконец-то, бросить курить! Я решительно откинула зажигалку на подоконник и смяла сигарету. С этого момента - больше ни одной!
   Когда в кухню зашёл Рашпиль, я собирала на стол. Собирала - не то слово. Сперва, преодолевая естественное желание тела лечь где-нибудь в уголке, пришлось немного убраться, чтобы смыть с поверхностей грязь и пыль. Днём я и Глеб не особо обращали внимания на чистоту помещения, но сейчас хотелось вернуться в состояние спокойствия и уверенности. Хотелось, чтобы стало вчера. А без порядка это вообразить сложно.
   Рашпиль посмотрел, как я, шатаясь на ходу, самозабвенно разбираю посуду и прощемился мимо к окну. Сел на табуретку и, как и я десять минут назад, взял курево. Потупившись в тяжёлом раздумье, стал мять нераскуренную сигарету. Я расположила на его углу стола чашку и вазу с найденными в дальнем шкафу крекерами. Налила чай. Отвернулась, занявшись поисками ещё чего-нибудь съестного.
   - Даш?... - Потерянно позвал Рашпиль. - А ведь я ему не верю...
   Я обернулась. Шамиз сидел, сутулясь, спрятав взгляд в бездне чёрного чая. И такой у него был вид, что мне стало жаль его. Сильный, смелый человек, у которого всё в жизни просто - друзья и враги, те, кому должен он и те, кто должен ему. В большинстве жизненных ситуаций рядом с ним всегда оказывались думающие люди, родственные души, готовые помочь и подсказать - Мишка, Игорь, Твикс и прочие. Сейчас он был наедине с собой и оказывался не в состоянии определить, что мешает ему принять нового знакомого как друга. С одной стороны, Глеб помог нам и только благодаря его вмешательству Князь жив. С другой, что-то было в его поведении такое, что не позволяло расслабиться при нём. Я подошла к Рашпилю и села рядом.
   - Что тебя гнетёт, Шамиз? - Тихо спросила я. - То, что не ты, а он отыграл Игоря?
   - Смеёшься? - Вскинулся и ощерился Рашпиль. Но тут же снова опустил голову. - Хотя... В чём-то ты права. Но это не связано с ним. Это обида на самого себя. Потому что Глеб-то мог и не появиться. Но он пришёл, и я ему благодарен. Только... всё равно не верю.
   - Может быть, мешает то, что он оказался более серьезно подготовлен, чем вы? - Вздохнула я. Несложно читать в сердце у мужчины, сложно говорить об этом.
   - Нет. Какой там! - Махнул он рукой. - Ну, серьёзнее и серьёзнее. Бывает. И не таких видали... Но вот ты скажи - скажи! - Разгорячился он внезапно. - Как он нас нашёл? Как узнал о том, что происходит? Откуда вообще взялся этот гонщик, если Пак связался со всеми официальными группировками России - нет таких нигде?! Откуда?
   Я молча подтянула к себе его чашку чая и положила четыре кубика рафинаду. Меланхолично помешала, попробовала на вкус и, убедившись в том, что сладко, вернула обратно к Шамизу. Рашпиль всё это время заторможено наблюдал за перемещениями своей чашки по столу.
   - Пей, - кивнула я. - Глюкоза питает мозг!
   Поднялась и снова занялась поисками съестного по шкафам. Пока я успела обнаружить только место, где лежат крупы. А мне предстояло кормить трёх не вполне здоровых мужчин и себя, любимую. Рашпиль за спиной укоризненно вздохнул:
   - Но портит фигуру...
   Я промолчала, и Шамиз добавил, значительно тише и суше:
   - Ты - взрослая женщина, Даша... Думай сама, кого любить...
   Я остановилась. Руки опустились сами собой. Захотелось развернуться, с маху врезать по роже наглецу и наорать так, чтобы на всю жизнь запомнил. Я - взрослая женщина! Вот именно, чёрт возьми! Я - взрослая женщина и сама решу!.. Я решу... Я медленно обернулась и посмотрела на дагестанца. Рашпиль сидел неподвижно, опустив голову и положив на колени кулаки. По рукам змеились вены... Бугрились, выдавая сильное напряжение. Покатые плечи были приподняты. Эх, Шамиз-Шамиз... Я подошла и присела рядом на корточки. Положила свои латаные-перелатаные ладошки на его кулаки. Рашпиль поднял на меня рассеянный взгляд. Остро корябнуло понимание того, что именно первой моей реакции он и ждал - крика, пощёчины, мата или и того хуже. Такую меня - тихую, грустную и уставшую - он увидеть не ожидал.
   - Что, друг, так заметно? - уныло спросила я.
   - Угу, - отозвался он со вздохом.
   Я скривилась и опустила голову ему на колени. Шамиз вытащил руки из-под моих пальцев и осторожно опустил свои широкие ладони мне на волосы. Успокаивающе поглаживая, тихо сказал:
   - Ты только не думай, что я тебе зла желаю... Я же понимаю. Тебе уже не двадцать. Семья нужна, муж хороший, дом. А с нами всё никак. Просто ты много-много раз подумай, ладно? Глеб, он, наверно, интересный мужчина, но уж больно он странный... Ты - красивая, ты - сильная, ты - умная женщина, Даш. Постарайся не только чувствовать. Постарайся анализировать...
   Он говорил сбивчиво. Он, как и большинство мужчин, не умел говорить. Но сегодня впервые он говорил нечто такое, что позволяло понять его отношение ко мне. И не просто восприятие, поскольку мне и так ясно, что я нравлюсь, что меня хотят, что передо мной распушают хвосты. Нет, то глубинное, которое скрывается за маской приятельства в повседневном общении. То глубокое, что оказывается вровень с первичными понятиями. И внезапно мне стало ясно нечто важное. Третье глобальное понимание за сегодня - у меня есть друзья. Вот именно! Вот эти ребята, с которыми я общаюсь последние восемь лет. Эти ребята, с которыми связывает работа. Эти ребята, которых я всегда называла друзьями... Они - действительно друзья! Именно так. А значит это, кроме всего прочего, что и я - друг. Им. Вот такая странность... Сколько лет жила и никогда не представляла себе, что однажды пойму такую в сущности простую вещь - что мужчина и женщина могут быть друзьями. А то, что подчас они хотят друг друга... Это - приятное дополнение к дружбе. Бонус для щекотки нервов. Он не мешает. Он - просто есть. И дружба - просто есть. И они не связанны. Скрещивающиеся прямые в пространстве.
   Я оторвала лицо от напряжённых коленей Рашпиля и поднялась. Глаза были немного мокроваты, впрочем, у Шамиза тоже. Мы улыбнулись друг другу - смущённо и немного виновато - и тут же занялись каждый своим делом. Я углубилась в разбор продуктов, а Рашпиль в чай.
   Когда зашёл Глеб, на столе уже стояла большая чаша с макаронами. Рядом - открытая банка шпрот и зелёный горошек. В квартире Князя, словно на случай конца света, хранилось большое количество консервов и круп. А вот с продуктами повседневными у него было туго. Рашпиль, вооружившись вилкой, пытался переложить к себе в тарелку макароны. Поскольку делал он это одной - левой - рукой, то получалось это с трудом - макаронины расползались вокруг его тарелки, ни в какую не желая гнездоваться в положенном месте. Шамиз хмуро тыкал вилкой, но воли чувствам, его переполнявшим, не давал. Я же пока была занята разливанием чая. Глеб сел напротив Рашпиля и посмотрел за его персональной битвой. Сказал, ни к кому лично не обращаясь:
   - У Игоря сломано три рёбра, что-то с рукой... Черепно-мозговая однозначно. А ещё я беспокоюсь за печень и почки... Нужно делать УЗИ.
   - Сделаем, - отозвался Шамиз. - Дядя Саша приедет и сделает, что нужно.
   - Кто это?
   - Штатный Айболит с большой универсальной практикой, - поспешила я с ответом. Кто знает, что Рашпиль выскажет под настроение.
   - Это хорошо, конечно, - кивнул Глеб. - Но можно просто вызвать бригаду. Нашу, проверенную... Или, в крайнем случае, сообщить по инстанциям ФСБ.
   - Не можно, - отрезал Шамиз. И добавил: - Дядя Саша справится.
   Глеб помолчал, пожал плечами - дело ваше. Взял тарелку и вилку и занялся сервировкой собственного блюда. У него это получалось значительно лучше, чем у Рашпиля и меня. Дагестанцу мешала рана плеча, а мне - спины. Всё ещё зудело под лопаткой, горело и намекало на серьёзную проблему. От того-то правая рука плохо и слушалась. Но, в конце концов, мы все справились с задачей и застучали вилками по тарелкам, с отвращением поев скромное кушанье. Есть никому не хотелось, но все прекрасно понимали, что необходимо. Поэтому механически сгребали в рот всё, что было в тарелке. Я и то только морщилась, когда распухшая щека давала о себе знать.
   Когда в чашках заплескался традиционный чёрный катализатор беседы, и я потянулась к сахарнице, намериваясь насыпать себе белого порошка с горкой, Глеб задержал мою руку. Я обернулась. Тёплое пожатие было легковесным, но всё равно болезненным - пястья жестоко ломило после ночного сражения. Глеб остановившимися глазами вглядывался вперёд, смотря не на меня, а на сидящего напротив Рашпиля.
   - У меня шоколадка в куртке... - Чуть улыбнулся Глеб. Улыбнулся, но настороженный взгляд продолжал следить за находящимся напротив.
   Я скосила глаза. Рашпиль сидел так, что объяснений не требовалось - плечи сгорбленны, выдавая сжатие напружиненной поясницы, голова опустилась, пряча хмурый взгляд, широкая ладонь, складываясь в кулак, невзначай сгребла нож со столешницы.
   - Угу, - тихо отозвалась я. Дёргаться самой, или провоцировать на резкие движения ребят не хотелось. Мужчины, как коты,- если решат подраться, то предлог найдут. Но! Главное, чтобы у них не возник потом повод упрекать во всём женщину, даже если она и была первопричиной. Хотя бы потому, что за этими упрёками следует обычно самообвинения.
   Рашпиль не отозвался и никак не прореагировал. И, когда Глеб поднялся и неспешно вышел из-за стола, Шамиз не сделал попыток его задержать. В результате через минуту на столе у нас появился вполне сохранившаяся, не смотря на участие в боевых действиях, плитка горького шоколада.
   - Поделимся по-братски! - Провозгласил Глеб и, вскрыв обёртку, начал делёж, раскладывая в горки поломанный шоколад. - Братцам - по три штучки в ручки, а остальное - сестричке...
   В результате мне досталось чуть ли не больше половины. Глеб с улыбкой придвинул поближе ко мне мою порцию, затем сдвинул на сторону Рашпиля его долю. Улыбка при этом осталась висеть, словно приклеенная - он явно делал усилие над собой. Шамиз молча кивнул и занялся чаем. Так. Вроде бы пронесло. Только вот надолго ли - не знаю.
   Этот горький шоколад однозначно был жалким подобием того настоящего чёрного, который я пробовала ещё в Советском Союзе. Была такая страна. И было в неё всё настоящее - и шоколад, и горечь, и чернота, и по-братски... Ненастоящим там был только социализм, о строительстве которого страна кричала на весь мир. Да и то, "ненастоящим" - это по мнению лишь части населения. Но так нередко бывает, что разрекламированный ингредиент оказывается наиболее спорным. В конце концов - для того и реклама. Не смотря на то, что шоколад не радовал вкусом, как сладкий допинг после серьёзной выкладки он был вполне пригоден. Все трое обстоятельно пережёвывали и рассасывали чёрную какао-массу и ощущали, что мир становится светлее.
   - Глеб, - естественно, Рашпиль не сдержался... Он вытер губы собирающим движением пальцев и хмуро уставился на неприятеля. - Ты как нас нашёл?
   Мотоциклист, не поднимая взгляда, задумчиво покачал в руке чайную ложку и равнодушно спросил:
   - А если это из области государственных тайн?
   - Удостоверение, пожалуйста, - Шамиз требовательно протянул вперёд ладонь.
   Глеб недобро сощурился и вытянул из кармана красную книжицу:
   - Ну, держи, коли не шутишь...
   Шамиз одной рукой ловко подхватил перекинутый по столешнице документ и взмахом, словно "выкидуху" открыл. Взглянул и помрачнел:
   - Это что за хрен в пальто? - Пробурчал он.
   - Ты про фото? - Сделал удивлённые глаза Глеб, улыбнулся: - Ты прав, я там не лучшим образом. Обычная похмельная рожа, отнюдь не для блянцевых журналов... Ой. - Последнее относилось ко мне. Глеб сделал вид, что только что заметил присутствующую даму и покаянно склонил голову, прося прощения за полумат. Я флегматично кивнула в ответ - простила.
   - Нет, маму твою, я про прописку! - Шамиз бы рявкнул, если бы не побоялся разбудить Игоря, спящего в дальней комнате. Но громкость он прибавил. Страсти стали накаляться... Пора во спасение душ и тел вмешиваться или ещё окажешься дурой-бабой, ничего не смыслящей в мужских разговорах?
   - Прописка как прописка, - не по-доброму щурясь, ухмыльнулся Глеб: - Особое назначение и в Африке особое назначение...
   - Ху из ху? - Раздельно, выразительно и точно не по-английски спросил Шамиз, бросая удостоверение на стол и тыкая пальцем в зацепившую его строчку. Глеб пару секунд подумал, прежде чем решиться ответить:
   - Ну, допустим, "Раверс". Говорит о чём-нибудь?
   Лицо Рашпиля вытянулось. Всегда считала это литературным штампом, не имеющим ничего общего с реальностью. Оказалось, такое бывает. Лицо вытягивается, когда челюсть несколько приопадает вниз, словно давая возможность реализоваться одной из функций выживания - если не приоткрыть рот, можно ведь и задохнуться от "в зобу дыханье спёрло". Шамиз молчал почти минуту. За это время я успела заглянуть в удостоверение. Глеб был не прав, называя свою фотомордочку похмельной. Вполне даже ой-йой-йой! На фотке он был моложе лет на пять, не больше, и смотрелся отлично. В принципе, если бы не слишком строгая форма, то можно было и в упомянутые им глянцевые журналы на рекламу туалетной воды для настоящих мужчин. А, вот, что дёрнуло Рашпиля, я не поняла - удостоверение показалось мне обыкновенным. Но, приглядевшись внимательнее, углядела, что палец Шамиза утыкался не в строчки, а в печать. Да мало ли каких печатей наставят в демократическом государстве! У нас теперь, что не общественный туалет, так - касса, бланки и печати! И что такое "Раверс"?
   - Что такое "раверс"? - Спросила я. Мужчины будто и не услышали. Глеб пристально смотрел на Шамиза, а тот всё также обалдело пялился в удостоверение. Я повторила вопрос, протягивая гласные - так обычно быстрее доходит. Дошло. Шамиз перевёл на меня взгляд и, облизав губу, глухо отозвался:
   - Не "раверс" - "Р-Аверс". Режим отторжения... Отряд по борьбе с паранормальными проявлениями, опасными для жизни и благополучия населения. - Повернулся к новому знакомому и напряжённо признался: - Я думал, это ещё одна байка для "духов"...
   - Не байка, - пожал плечами Глеб. - И хотел бы я пощупать за живое того, кто об этом трепится.
   - Не получится, - мотнул башкой Шамиз. - У него уже нет ничего живого.
   - Ясно, - отозвался Глеб. Подумал и добавил: - Тогда ничего странного. Там мы тоже работали...
   - Где "там"? - Это опять влезла я. Информации становилось всё больше, а я понимала всё меньше. Сидела тут как провод заземления между плюсом и минусом и тихо материлась про себя.
   - Дашенька... - Улыбнулся мне своей самой ласковой улыбкой Глеб. - Может, ты нам ещё чайку сделаешь?
   Угу. Вот так вот подскочила и понеслась. А вы тут, два хрена, будете отношения выяснять. К тому же меня послав на... кухню. Можно, конечно, просто проигнорировать. Можно сделать вид, что обиделась и гордо загреметь чайником. Можно. Только не Акуе... Иногда меня напрягает моя роль. А иногда она пьянит.
   - Ты кого нах послал? - Душевно улыбнулась я в ответ.
   Глеб вздохнул и нахмурился:
   - Даша, это сугубо мужской разговор...
   Угу. Моя левая коленка свободно разогнулась под столом, выстрелив стопу в направлении человеческого тепла. Ножки у меня маленькие, можно даже сказать, миниатюрные, но тренированные, чёрт возьми! Места для разгона им вполне хватило. Глеб вздрогнул. И живо отодвинулся вместе со стулом. Я опять улыбнулась:
   - Я тебе не домохозяйка, Глебушка. И могу быстро разговор перевести в разряд женских... Стоит только взять прицел повыше!
   Ребро стопы, врезавшее со всей дури по голени "мотоциклиста" ещё гудело, словно колокольный "бом" над золотыми пагодами, но сердце моё уже радовалось и ликовало - на лице Глеба было написано размышление. Что, солнышко, с первой встречи ещё не понятно, что я за зверь? Вкуривай давай, вкуривай... По животу расползлось тёплое томление. Одного прикосновения в боевом режиме мне хватило, чтобы завестись. И не помешали ни ноющие травмы, ни нанесённые оскорбления, ни недоверие друга. Вот ведь какая карусель.
   Глеб молча вернулся со стулом к столу. Хмуро взялся за чашку. Я только сейчас заметила, что чай так и не расплескался - новый знакомый ухитрился аккуратно поставить стакан на скатерть и отринуть от стола, пока я наносила удар. Чёрт! Это весьма печалит. Как минимум снижаем мой триумф...
   - "Там" - это на войне, Даша, - Вращая перед собой нож, хмуро сказал Шамиз. Словно и не заметил нашей маленькой перепалки.
   Он не стал конкретизировать, а я не спросила. Привыкла считать, что ребята были в Чечне. Наверное, потому, что официально у нас была только одна большая война последние десять лет. Однако, потому, как сейчас общаются Глеб и Рашпиль, закрадываются сомнения. И всё же, чего мне действительно не хочется знать - так это то, откуда Рашпиль привёз свои ранения.
   - Ладно, Глеб Юрьевич, - Шамиз перекинул удостоверение владельцу. - Допустим. Только на вопрос тебе ответить придётся. Повторяю в последний раз. Если не услышу ответа - наши дорожки разойдутся. Итак. Как ты нас нашёл?
   Глеб молча сложил книжицу в карман и поднялся. Не спеша вышел из кухни. Вот так-то... Я обернулась к Шамизу, спокойно смотрящему в след уходящему. Вот за это спокойствие, за эту отстранённость, за холодность мне захотелось прибить его на месте.
   - Раш, маму твою! - Зашипела я.
   Рашпиль повернулся ко мне и развёл руками. И кулаки мои разжались. В самом деле - не винить же его за то, что я подобна влюбчивой кошке, а кот-избранник - ходит сам по себе... Ага. Ходит. Как кот учёный. На цепи. Кругом. Кругом! Шагом марш! Это я к тому, что погремев в прихожей, Глеб, к моей великой радости, удачно замаскированной под интерес к чайной чашке, вернулся назад. В руке он тащил кроссовок. Мой. Шамиз даже привстал недоверчиво, наблюдая эту картину. Глеб подошёл к столу и без объяснений сунул в руки Рашпилю тапку подошвой вверх. Тот открыл, было, рот, чтобы высказаться, но тут же сел на место и начал обшаривать мою ботинку... И он, и я уже поняли, о чём может идти речь, но Рашпилю требовалось удостовериться. Глеб же сел на своё место и занялся чаем, пока товарищ щупал кожаные борта и резиновую подошву навороченных "Ла спортива".
   - Твою маму! - Наконец выдохнул Рашпиль и зло отбросил кроссовок под батарею. Потом вздохнул вполне мирно: - Когда успел-то?
   - Ну... - Протянул Глеб. - Мы с Дашей встречались в неформальной обстановке. - И внимательно посмотрел на меня, гад. "Да не рассказала я ему, не рассказала - оскалилась я, - не успела!" Глеб понял, удовлетворённо занялся чаем. - Ещё вопросы будут?
   - Чего тебе от нас надо? - Прищурился Шамиз.
   - Не поверишь, - хмыкнув, отозвался Глеб. - Ничего.
   - Не поверю, - подтвердил Рашпиль и ненавязчиво сжал-разжал кулак. Ножик дзинькнул о блюдце, лишний раз напомнив о своём присутствии.
   Глеб задумчиво посмотрел на вооружённую руку Рашпиля и пожал плечами:
   - Знание - товар дорогой, Шамиз. За него и головой платить подчас приходиться.
   - Это угроза? - На Рашпиля лучше было не смотреть. Горячая южная кровь весь вечер доказывала, что температура окружающей среды на неё не действует. Эдакое исключение из закона передачи энергии...
   - Нет, присказка,- съязвил Глеб. - А сказка впереди...
   Видимо, его тоже стало доставать обращение Раша. Пора вмешиваться.
   - Брейк! Гамэ! - Я сделала разводящее движение руками до того, как Шамиз успел ляпнуть что-нибудь ещё нелицеприятное, а Глеб ответить ему в том же духе. - Хорош, ребята! А то обоих попрошу покинуть территорию лазарета и обосноваться на свежем воздухе.
   Ребята посмотрели на меня, друг на друга, и согласованно нырнули в свои уже почти опустевшие за разговором чашки. Я поднялась и взяла в руки чайник. Вот теперь я точно страшный рефери, писающий кипяточком. Добавила чая по чашкам - беседа продолжилась...
   - А сказочка вырисовывается такая... - Глеб затянулся "Мальборо" и поблагодарил кивком Шамиза, придвинувшего к нему пепельницу. - Слушай, о, звезда моих очей! В уездном городе N, жил да был некий гражданин, официально безработный и бездомный. Бомж, одним словом. И скрывался этот бомж от налогов в казну государственную, поскольку заработок имел пресолидный - не серебром, скажем прямо, а золотом. А всё за то, что умел видеть волшебные тропинки в тридевятые царства - "зоны". Вот и шастал он по этим самым тридевятым-тридесятым и тырил оттуда, что плохо лежит... А потом возвращался в своё родное королевство, в уездный город N, а также по всяким другим городам, особливо - M и П, и сбывал там стибренное из волшебной страны. В частности, лет эдак пять тому назад приволок он и продал некий ящик, который, по его заверениям, мог предсказывать будущее человека и человечества во сне, если возле него покемарить в полглаза. И всё бы ничего, да вот беда: кому бы он ни продавал этот ящик, те после ночки возле него вдруг становились одержимы идеей вернуть ящик обратно, на то место, где сие чудо стояло. И для того они вылавливали нашего сказочного героя и платили ему за возврат артефакта в "зону". Понятное дело - кто-то платил пряниками, а кто-то и плетью. Ну наш герой был тот ещё Иванушка премудрый - он ящик забирал, в зону вносил, но до места не дотаскивал. А потом выволакивал его обратно в наш подлунный мир и снова продавал, уже в другом городе. Понятно, что за большие деньги. Так эта одиссея бы и длилась, но на грех он ухитрился продать ящик дважды одной и той же бригаде братков. Те за плетьми не постояли... В результате наш герой бежал с ящиком через зоны и долго болтался там. Однако, очень-очень долго. Дольше, чем по медицинским показателям до сегодняшнего дня считалось возможным. Из пласта антиреальности он вышел совсем не в том месте, где вошёл. Но - опять с ящиком. Присел сиротинушка на распутье да буйну голову ниже плеч повесил. На ту пору лиса близёхонько бежала. То есть не лиса, конечно, а оперативники "Р-Аверс". И не по какой иной нужде, как по его паскудную душеньку. И очень быстро развели его на ящик. Просто пообещав, что в противном случае помогут в него сыграть... Не долго думал Иванушка-дурачёк. Сел он на коня и поехал подобру-поздорову, оставив в наследство настырным ребятам своё сокровище.
   Глеб потушил окурок о пепельницу и глотнул чая. Шамиз и я переглянулись. Оба мы хорошо помнили, что телефонные звонки с угрозами шли нам с номера Клеща. Значит, меж нами есть связь. Знать бы только какая.
   - "Клещ", - констатировал Рашпиль. - И ящик Пандоры.
   - Угу, - согласно кивнул "РАверсник". - Едем дальше. Ящик - ящиком, нас он сейчас не интересует. А интересуют нас только похождения нашего сказочного героя. Долго ли коротко ли этот паскудник болтался в свободном плавании, но доболтался - язык что маятник, особенно под градусами. Уже обиженные им купцы прознали о том, что он взялся за старое, и попытались сжить его со свету. Герой наш позвонил по оставленному ему когда-то телефону и вызвал к себе Серого Волка. Волк и встал перед ним, как лист перед травой. И забрал его в своё волчье логово - в нашу лабораторию, где герой ещё с годик успешно работал на благо родного отечества, отрабатывая старые грехи и новые червонцы. Тут и сказочки конец, а кто слушал...
   - Тем - писец, - оскалился Шамиз. - По старой доброй традиции - свидетелей не оставлять.
   Я хохотнула. Уж больно складно у них получилось. Рашпиль подстроился настолько, что стало похоже, словно всё сказал один человек.
   - И как это к нам относиться? - Спросил Шамиз, переглянувшись со мной. Действительно, пока ещё Глеб не рассказал ничего стоящего, могущего пролить свет на происходящее с нами в последнее время.
   - А вот тут, господа и дамы... - Вздохнул Глеб. - Сказочки кончаются. А начинается классический голливудский триллер с элементами боевика и ужастика. Значит так... Где-то с месяц назад Клещ, который, кстати, всего лишь Парамон Михайлович Визгля в миру...
   - Ну, ни чего себе фамилица! - Покачала я головой. Чего только не встретишь на свете.
   - Был по служебной надобности в "зоне" на Кольском, - продолжил Глеб. - Зона там, как вам известно, сильно расстраивающая сознание. Что стабилизаторы, что дисстабы там долго не протягивают - нужна специальная подготовочка. У Клеща она была. Но, видимо, недостаточная. Вернулся он оттуда тихий-тихий. И весьма задумчивый. О чём думал - никто не вызнал. Однако в ночь после возвращения он спёр из лаборатории ящик и сгинул из лагеря. Следы шли до входа в "зону". Больше его не видели... - Глеб опять налёг на чай.
   - И? - Поторопил Рашпиль.
   - Моя задача была отыскать и вернуть на базу ящик Пандоры. В его исследованиях группа достигла серьёзных результатов, и Клещ стырил его перед возможным установлением контакта...
   - Так оно живое? - Меня просто раздирало от любопытства.
   Глеб сощурился, невесело хмыкнул и кивнул, но вслух озвучивать не стал.
   - Прежде всего, я сдуру ломанулся по горячим следам. Куда забрёл - лучше не рассказывать. Такого ужаса ни в каком кино не покажут. По счастью удалось выбраться. Тогда, немного отлежавшись, занялся разбором бумаг беглеца. И вот тут-то и наткнулся на множество интересностей. В частности, на ваши имена...
   - Так, - хмуро протянул Рашпиль. Это было что-то новое. Чтобы мы оказались в бумагах неизвестного нам гонщика, с которым жизнь не сталкивала ни прямо, ни косвенно? Новость...
   - В результате недолгого поиска я здесь, - заключил Глеб. - Сначала отыскал, потом наблюдал за вами. Как понимаете - в надежде, что выведете меня на ящик.
   - Так, - повторил Шамиз.
   Я передёрнула плечами. С головой накрыло самоистезающей жалостью, захотелось плакать и говорить гадости всем окружающим... А я-то, дура побитая, лелеяла мечту о принце на белом коне... Тьфу, чёрт! А Глеб, оказывается, навязывался в близкое общение только для того, чтобы пошарить у меня в декольте на предмет завалявшихся там ящиков с оракулами, тихо шепчущих по ночам. Вот и верь после этого в любовь...
   Глеб словно прочитал эти мысли. Он стал ловить мой взгляд, пытаясь заглядывать то так, то эдак. Я демонстративно отворачивалась. Протянул ладонь, чтобы прикоснуться ко мне. Я одёрнула руку. Вот так-то! Я, конечно, в развернувшейся ситуации глупа, как пробка, но тебе, солнышко моё, теперь спуску не будет. Это я только при Шамизе разыгрываю мексиканские страсти. Если останемся наедине - кастрирую на фиг. Вот ей-ей!
   - Даша, - вздохнул Глеб. - Ты неправильно всё понимаешь...
   - Э? - Я не посмотрела. Просто подняла брови, продолжая упорно всматриваться в фаянсовый бок сахарницы на другом углу стола. - А это можно понять неправильно?
   - Я не использовал тебя... - Глеб попытался снова атаковать мою руку нежностью нервно пляшущей ладони.
   Эк как тебя пробрало, молодец! Я ловко переместила руки на столе, будто потянувшись к Рашу за чашкой. Шамиз молчаливо наблюдал за нами, понимая, что пока всё под контролем. Да и счёт в мою пользу.
   - Даша. Ты меня слышишь? - Глеб попытался вновь, но теперь моя рука метнулась в другую сторону. Его пальцы с силой хватанули по столешнице. Судя по всему, если бы схватил, то синяки бы оставил. Глеб заскрипел зубами.
   - Угу. - Слышу-слышу, серый волк.
   - Даша! - Глеб сделал неуловимый периферией взгляда бросок всем телом и схватил меня за плечи. - Послушай...
   Я бы, наверное, послушала... Не каждый день мужчина вот так однозначно и весомо доказывает своё право сильнейшего. Не каждый день хватают за плечи, чтобы встряхнуть как нашкодившую котёночную кошку. У меня даже сердце ухнуло от страха и желания, замешанных в одну гремучую смесь. Захотелось одновременно и двинуть по роже и замереть, чтобы в томлении тела вслушиваться в голос - сильный, гневный мужской голос... Не дали. А я бы, пожалуй, сделала бы и то и другое - сначала выслушала бы, потом врезала коленом в нужное место... Рашпиль недруга спас.
   Он вылетел из-за стола так же, как порою летал через капот своего джипа - одним махом. Благо, ноги у него тренированны, как у кузнечика. И сверху вниз ухнул на Глеба. Тот едва успел отбросить меня назад и в сторону и приподняться навстречу. Я сквозь ватность томления, с трудом владея собой, ступила со стула и выпрямилась, ухватившись за стол. Уж он-то точно останется на месте - эдакая махина. Закружилась голова, поплыло перед глазами пространство, заволокло туманом, сквозь тонкий звон осталось слышно только хриплое дыхание...
   Мужики, неласково глядя, вцепились друг в друга. Шамиз держал Глеба за ворот, удушающее сжав горло предплечьем здоровой руки, "раверсник" же, едва успев приподняться со стула, спиной упёршись в стену и расставив ноги, сопротивлялся, подцепив противника за локоть... Блин. Какая классическая позиция! И - всё тихо, всё без излишнего крика или ударов. Только чашка Глеба опрокинулась, и остатки едва тёплого чая расползлись по столешнице влажными щупальцами. Ребята честно постарались не разбудить Игоря.
   - Мужики... - Я взялась за разламывающиеся виски. По тонким пальцам запульсировали вены. - Хорош. Заколебали, честное слово... Раш!
   Шамиз мгновение продолжал напор, а потом резко оттолкнулся от Глеба и вышел из кухни. Судя по тому, куда удалились его тяжёлый стремительный топот - двинулся он к Князю. Проведать. И остыть. Я села на стул и потянулась к пачке сигарет. По такому случаю определённо нужно было выкурить одну-две... Нда. Взяв в руки "Яву", вспомнила, что больше не курю. Вот жалость! Пришлось сунуть сигарету обратно и со вздохом погрузиться в чай. Чёрное несладкое пойло - слабое утешение, но из внутреннего противоречия, из мазохического удовольствия я не стала докладывать сахар. Глеб опустился на стул рядом. Тоже покрутил в пальцах, поразминал "Мальборо", но закуривать не стал.
   - Даша...
   - Помолчи, я? - Душевно протянула я. - Добром прошу...
   Глеб вздохнул и смял в огромном кулаке сигарету. Хмуро уставился на чаинки, дрейфующие по тёмным рекам на полировке столешницы. Чаинки медленно расползались в разные стороны от опрокинутого стакана, как звёзды Большого Взрыва по рукавам Вселенского Вихря... В общем, картина маслом - философский взгляд истовой печали сквозь призму самокопания на житейские пустяки в сравнении с мировой революцией. Сивая чёлка закрывала нахмуренный взгляд, плечи покато скрывали силу чувств, ладони, устало собранные в кулаки, были подобны знаку "Проезд закрыт!". Эх. Обидно. Но обида, она на то и обида, чтобы понять, кто тебе в этом мире дорог. На не-дорогих не обижаются. Их уничтожают. Физически или морально.
   Осознав такую простую вещь, я смогла сделать и следующий шаг. Заговорить.
   - Я из-за тебя сейчас друга обидела...
   - Даш...
   - Помолчи, сделай милость... Шамиз честно попытался отстоять мою неприкосновенность. Он ранен, он устал, как собака. У него своих проблем хватает, а он пытается тебе, дураку, объяснить, как нужно с женщинами разговаривать. А я ещё и вынуждена его ограничивать. После всего, что ты мне сделал... Понимаешь ты это, безбашенный ты человек?
   Я говорила монотонно, медленно, но жёстко. Потому что именно такое состояние было на душе после происшедшего. Хотелось даже поплакать. Вот только никакого педагогического эффекта это бы не дало. А я, будучи женщиной, а не тряпкой, должна в первую очередь воспитывать своих любимых мужчин. Потому что лучше уж я, чем наша жизнь.
   - И какого чёрта ты вообще ещё здесь?! Выведал, что надо - и катись колобком по закоулочкам! Не буди лихо, покуда...
   - Акуя! - Голос Глеба отдавал металлом. - Ты дашь мне договорить?
   - Ну? - Я поморщилась с явным видом, что, мол, ничего нового от тебя не услышу. Только вид. Услышу, конечно. Потому что хочу услышать - почему тебе, кабелю передержанному, так понадобилось при встрече со мной не о ящике говорить... Совсем не о ящике...
   - Во-первых. - Захватил побольше воздуха Глеб. - Я перед тобой не виноват.
   Угу.
   - У тебя в голове мексиканские страсти, это понятно. Первая же мысль, что я использовал тебя. Но это не так! - Повторил он. - Потому что, когда встретился с тобой, я уже знал, где находиться Клещ и ящик Пандоры. Всё, что я хотел - это помочь тебе. Но ты отказалась от моей помощи. Напрочь! Мне оставалось только стать ангелом-хранителем. К ящику это уже не имело никакого касательства.
   Да? А к кому имело? Догадываясь, я начала остывать. В смысле - сердцем оттаивать. Физически же, напротив, подскочила температура, и меня залихорадило. Показалось, что заметно похолодало.
   - А вот то, что произошло дальше - моя оплошность, - покаянно опустил голову Глеб. - Нужно было предположить, что вас в покое не оставят. Нужно было предупредить. Я не успел, - пока возился с ящиком, на вас напали. Пришлось лететь помогать... В этом, и только в этом, есть моя вина!
   - Гм...
   - Да, ты права, - он вымученно улыбнулся. - А ещё в моём некорректном поведении вчера. Но за него я, кажется, уже просил прощения? Может быть, ещё раз? Мне не сложно...
   - И сегодня! - Отрезала я. - Сегодня ты вывел из себя Шамиза!
   - Ёклмн. - Вздохнул Глеб. - Ну, горячий он финский парень, я-то тут при чём? У тебя, да, у тебя я прошу прощения за то, что дал волю рукам. А Шамиз...
   - А Шамиз влез в это дерьмо вместо твоей задремавшей совести!
   - Ладно. - Глеб поднял обе руки. - Пусть моя совесть выплатит ему компенсацию "Хванчкарой" - вычту из её зарплаты. Устроит?
   - Эх, Глеб... Ничего ты не понимаешь, - с тоской произнесла я.
   - Даша. Я понимаю...
   - Да черта лысого ты понимаешь! - Сердиться сил уже не было...
   - Понимаю. Понимаю, Даш. И прошу прощения... Хочешь, перед Рашпилем извинюсь? - Он протянулся и тронул мои побитые ладони. Его кожа была прохладной. Странно, должно же быть наоборот - руки женщины холодны, а мужчины - теплы.
   - Извинись... - Я не стала отнимать ладоней. Его пальцы прохладой и нежностью окутали мои руки. Пальцы сильные, способные гнуть гвозди и рвать плоть, но пробивалась тихая беззащитность в том, как боязливо и осторожно они трогали мою кожу, уже расцвеченную алым и багровым. Они ласково бежали вдоль порушенных вен, и становилось тепло от осязания тока. В это мгновение в Глебе я почувствовала не всесильного и наглого агрессора, желающего и презирающего преграды, а мужчину, который был полон сочувствия и нежности. Глеб наклонился к моим рукам и тронул их губами. И я... То ли не захотела, то ли не осмелилась их отнять. И губы заскользили по коже. Побитой, треснутой, сухой. Коже, которая сейчас мне самой казалось по-старушечьи старой. Лягушачья кожа... Только не сожги. Только не сожги...
   Я смотрела, как покорно всплёскивается сивая чёлка по моим предплечьям и с тоской понимала, что происходящее - неправильно. Именно так - неправильно. Поскольку вот сейчас нужно склониться к нему и в ответ поцеловать в ключицу, а потом пробежать руками по волосам, впиться пальцами в плечи и заставив подняться, сжать торс. А потом... потом легко и беззастенчиво ворваться в близость, внедрившись ладонями под ткань, сорвать рубашку и опуститься ниже, захватив пульс промежности в ладонь. И стать этим пульсом! И дать мужчине раздеть себя, не отнимая откровенных рук. А потом... потом опрокинуться на спину и, опустившись на стол, обхватить бёдрами упругую мужскую талию и скрестить на пояснице стопы. И - тянуть, тянуть к себе, вынуждая увеличивать скорость и мощь натиска. И, всего лишь отпустив на волю руки и губы, принудить к страсти, которую, быть может, он не ведал в себе сам. Вот так. Так это должно было бы быть. Так было бы правильно. Если бы было...
   Глеб поднял на меня взгляд. Моя холодность и каменность заставили его насторожиться. Бедняга. Как объяснить ему, что мною уже владеет желание, разворачивающееся в торнадо из быстрой спирали силы внизу живота, но... Но нет той мощи, на которой любовь могла бы быть даром и силой, благодеяньем и благословеньем? Слаба я... Как кошка старая, слаба...
   Слабость. Боль. Печаль. Лихорадка...
   - Нет?.. - Карие глаза уже с поволокой томления заполнились пониманием.
   - Нет, Глеб, - тихо отозвалась я, отворачиваясь. - Мне сейчас не тик-так...
   Лишь бы понял... Лишь бы понял... Лишь бы понял...
   - Ничего, Даша, - он улыбнулся. - Я подожду.
   Понял! Спасибо, Пресветлое Небо, - понял! Захотелось обнять, захотелось от всей души сказать о том, как здорово, что...
   И тут в дверь постучали.
  
   Полный сбор 20.09.20... 04.23
  
   Открывать пошёл Глеб - Шамиз оставался в дальней комнате у Игоря, а я чувствовала себя недостаточно хорошо. Откровенно говоря, было весьма дурно - мутило, кружилась голова и потряхивало конечности. Судя по всему, ночные похождения давали о себе знать. И "парацетамол" не помог...
   - И ты здесь, - послышался усталый голос Пака.
   - И я здесь, - вежливо отозвался Глеб.
   Обмен любезностями закончен. Пак узнал "мотоциклиста", а тот, в свою очередь, сообразил, что на пороге не посторонний и его в квартиру впустить можно. К тому времени как Пак и Дядя Саша стали раздеваться, в прихожей появился Рашпиль. Мужики обменялись рукопожатиями. Пришедшие, кивнув мне через коридор, целенаправленно прошли за Шамизом в комнату Игоря.
   Глеб вернулся на кухню. Молча поставил чайник и загремел посудой, вытаскивая на стол ещё чашки, ложки, блюдца. Безрезультатно погремел дверцами шкафчиков, не обнаружив искомого, подумал немного, залез в тумбу под раковину и выудил оттуда бутылку водки. Нда... А я-то по глупости искала спиртосодержащее во всех естественных местах обитания - шкафах, полках и холодильнике. Надо было поискать под диваном и в хлебнице... Глеб несуетливо, но споро разлил вскипевшую воду по чашкам, добавил сахар, кофе и плеснул водочки. Поставил на поднос чашки с импровизированным грогом и двинулся из кухни. Вот так просто и буднично Глеб взял на себя мои обязанности в этом обществе. Мне оставалось только забраться на стул с ногами, закрутиться в спальник и сунуть стопы в прорези батареи - авось согреюсь... Тепло появилось в ногах и стало медленно, но верно распространяться по телу вверх. В какой-то момент его стало достаточно, чтобы расслабиться...
   - Дашенька?
   - Не буди, Раш, не надо, - остановил Пак. Тихо звякнули чашки. Полилась вода. Заскребли ложки по бортам, рождая торнадо в чашках.
   - Сморило, - это уже Глеб. Где-то совсем рядом, но словно сквозь туман. - Надо бы разбудить, а то тело болеть будет от неудобной позы...
   - Это, конечно, верно, - вздохнул Шамиз. - Но лучше пока не трогать - пусть хоть немного поспит, а то потом, когда синяки будут ныть, заснуть будет тяжело.
   - Тоже правильно, - согласился Глеб. - Может, перенести в комнату?
   - Проснётся, - отмёл Пак. - Давай чуть позже.
   - Лады.
   Снова зашуршало. Запахи сигарет, спирта и кофе защекотали ноздри. Тонкое позвякивания ложек и шуршание одежд говорило о том, что ребята неторопливо нагружаются грогом... Сквозь сон лениво было даже слушать, не то, чтобы проснуться... Я снова погрузилась в сон. До прихода "фельдшора".
   - Ну, как он, Дядя Саша?
   - Ну, что сказать... Жить будет, конечно. Я другану позвонил на диспетчерскую - бригада сейчас подъедет, введёт необходимое. А я, что мог - сделал.
   - Что с ним?
   - Переломы... нутро отбито... В общем, долго лежать будет.
   - Нда... Невесело.
   Опять разлили, выпили.
   - Глеб. Может, всё-таки расскажешь подробнее, во что мы вляпались?
   Щёлкнула зажигалка, потянулся дымок.
   - Только о том, что знаю, - отозвался Глеб на вопрос Пака. - Да и то не всё.
   - Знамо дело, - хмыкнул Рашпиль. - Секретность, етит её...
   - Етит-етит, - подтвердил Глеб. - В "зоне" Клещ вышел на организацию людей, которые существуют в условиях антиреальности и намеренно связывают тропами различные её участки для создания единого пространства. Они полагают, что единая антиреальность подавит наш слой и приведёт к появлению здесь Эдема. Они разработали теорию о потерянном раю как о расколовшейся реальности. Клещ весьма подробно законспектировал теоретические доказательства, которые миротворцы ему впарили. Вообще же основная их идея в том, что здесь - плохо, а там - хорошо. Ребята, как вы сами уже догадались, безбашенные - перед человеческими жертвами не останавливаются. На том и строят "тропы". Вот к ним Клещ, сбежав, и присоединился. Ящик вот только для чего им понадобился - ума не приложу. Ну, ладно... - Глеб вздохнул. - Теперь о том, что вас интересует. В своих дневниках Клещ подробно описывает свои входы в антиреальность. Там есть и про то, как он пересёкся впервые с группой Миротворцев, и про то, как чувствовал волю "зоны" и пришёл к выводам о её разумности, и про то, как проявляли себя незримые вмешательства жрецов и ещё одного странного явления - неких хранителей прообразов. В общем, много разного. Кроме всего прочего - ваши имена. Вы обозначены как одни из наиважнейших мишеней Миротворцев. Точнее, даже, не вы, а...
   И почему я всё ещё сплю? Давно пора попытаться открыть глаза и сказать всем что-нибудь приятное. Только веки тяжелы, и мышцы, затёкшие в неудобном положении, ни в какую не хотят двигаться. А, может быть, просто я разучилась ими командовать?
   - Так, - коротко отозвался Пак. - Почему - не подскажешь?
   - Толком - нет, - вздохнул Глеб. - Сам пытался выведать в приватном разговоре, думал - имеет представление... К вам же суть претензий Миротворцев такова, что "гонщики" вообще, - а вы, как наилучшие, в частности, - мешают соединению "зон" в единый мир, что происходит, как вы понимаете, целенаправленной подпиткой антиреальности жизнями. Вы где-то когда-то переступили им дорогу, вот на вас свет и сошёлся клином. Но вот она... она не мишень. Она для чего-то им нужна...
   - Конкретнее?
   - Эх, Рашпиль, если бы я знал! Всё, что известно - строчка из дневника! "Она не только мясо, она не только кровь, она - кость". Мясом миротворцы называют жертв, силами которых выложены тропы. Кровь - высокочастотная энергетика для подпитки "зоны". Что такое "кость", я не знаю. Одно явно: меньшим, чем её жизнь, они не удовлетворяться...
   - Угу. Оттяну концы и в зады вставлю, - мрачно пообещал Рашпиль. - Будет замкнутый цикл самоудовлетворения...
   - Подытожим. - Вздохнул Пак. - У нас определился один враг...
  
  
  Невозможность вторая:
  Один лишь шаг до высоты...
  
  Открыта дверь тебе, я жду,
  В одну из пепельных ночей
  И твои руки обовьет
  Змея железных обручей.
  Один лишь шаг до высоты,
  Ничуть не дальше до греха,
  Не потому ли в этот миг
  Ты настороженно тиха
   'Пикник'
  
  Кофе для Рашпиля 20.09.20... 18.11
  
  Ох... Мамочки...
  Не двинуться. Не подняться. Даже просто не повернуть головы. Ломит всё. Что не ломит, то свербит. Что не ломит и не свербит, то раскалывается. Например, мочевой пузырь...
  Сколько времени?
  Мама не горюй! Проспать четырнадцать часов! Не удивительно, что естественный гидробудильник уже не просто поёт - тоненько воет, как после неудачного обрезания. Можешь - не можешь, а встанешь и пойдёшь. Мы в ответе за тех, кого... гм... наполнили...
  Я с трудом опёрлась на норовящие подогнуться руки и села на диване. Так. Как минимум это значит, что меня перенесли сюда с кухни. Как максимум... Блин! Кто-то стащил с меня брюки и джемпер! Трусики и маечка на месте - это радует. Я совершила над собой ещё одно волевое усилие и поднялась на ноги. Восемь метров до туалета босиком по холодному пыльному полу - удовольствие ниже среднего. Но оно вполне окупается радостью облегчения... Брякнувшись на стульчик, я ощутила, что вполне жива и 'все системы функционируют нормально'. В общем, - 'привет, Земля!'.
  Выползла из санитарного помещения и с удовольствием осознала, что из кухни доноситься мелодичное перезвякивание ложки с чашкой. Гимн всепобеждающего утра! Собрав морщинки в кучку на переносице, я некоторое время соображала - стоит ли тащиться в обратном направлении до комнаты, чтобы одеться, или имеет смысл, наплевав на условности, идти на трубный глас далёкого рая? Победила лень! Я, перебирая руками по стеночке, двинулась в сторону кухни. Остановилась на пороге. Возле стола стоял Шамиз и упоенно вдыхал аромат свежеприготовленного кофе.
  - А? Аааа... Акуя?.. - Рашпиль застыл на месте, так и не донеся чашку до рта. Чем я его так впечатлила - формами или синяками?
  - Угу. Плагиат. - Флегматично констатировала я, просочилась мимо и влезла с ногами на уже хорошо известный стул в углу кухни. Сунула ноги в прорези батареи обогревателя и, счастливо зажмурившись, откинулась на спинку.
  - Нет. Цитата в знак уважения к автору, - ответил Рашпиль. - Как себя чувствуешь?
  - Пять минут - полёт нормальный, - преувеличено бодро отозвалась я.
  Рашпиль хмыкнул. Посмотрел на мой неотрывно-кошачий взгляд, провожающий все перемещения чашки в его руках, вздохнул и подал мне только что сваренный кофе. Я мелкими глоточками начала прихлёбывать настоящий с повышенным содержанием сахара турецкий свежемолотый из кофеварки...
  - Даш, тебе не холодно? - Поинтересовался Шамиз, смотря на мои голые ноги. Ножки как ножки - обводы ничего себе так, изящные, кожа бархатистая... Только выдают вчерашние похождения бордово-синие разводы. На них Рашпиль и поглядывал.
  - Угу, - не оригинальничая, повторила я.
  Шамиз поднялся и, тайком вздохнув, вышел из кухни. Вернулся он уже со спальником. Здоровой рукой набросил мне на ноги и укутал - то ли хотел сделать приятно мне, то ли себе. Я отхлебнула душистого кофе и кивнула верному оруженосцу. На большее меня бы не хватило - личико болело так, словно было рожей... Рашпиль улыбнулся в ответ и полез в полку за чашкой. Налил себе кофе. Не скупясь, насыпал сахара.
  Явление Глеба было подобно летнему шквалу - вот его не было, а вот уже до земли гнёт столбы весёлый ветерок. В проёме беззвучно выросла тёмная фигура. Шагнула в свет.
  - Доброе утро, страна! Бррр! - 'Раверсник' резво потряс головой, выгоняя остатки сна. - О, Шамиз! Ранняя пташка!
  - Медведь-шатун, - хмуро охарактеризовал в ответ Рашпиль.
  - Даша, салют! Подогни спальник, иначе я сделаю стойку на твои пяточки...
  Ну не хорош, а? Ухитрился одновременно, и обидеть, и завуалированный комплимент отвесить. Сделает он стойку на мои пяточки!.. Это с намёком на то, что у меня грудь сквозь футболку просвечивает, что ли?
  - О! Я самый несчастный в мире Карлсон! - Окончательно проснувшись, Глеб сделал большие глаза на кофе в руках Шамиза. - Только глоточек настоящего кофе спасёт несчастного умирающего кота...
  - Угу, - кратко ответил Рашпиль. Посмотрел на меня, на чашку в своей руке, перевёл взгляд на несчастную физиономию 'медведя-шатуна' и медленно-медленно протянул ему кофе.
  - Есть на свете счастье! - Убеждённо отозвался Глеб и, подмигнув мне, погрузился в чашку.
  - И несчастье тоже можно съесть, - проворчал Шамиз. - А особенно наглым можно и не на свету...
  - Втихаря под одеялом! - Глеб поддел ногой из-под стола стул, придвинул к себе и рухнул.
  Вот не представляла себе, что он может быть таким. Озорной, словно мальчишка... Но каков нахал! Почему мне Рашпиль отдал кофе, это понятно - я женщина. Но ему-то за что? За красивые глаза? За лёгкую небритость, которая пробивается колючестью? За наглость? Рашпиль снова занялся варкой кофе... Глеб и я, не глядя ни друг на друга, ни на товарища, витали в нирване, вкушая напиток пробуждения жизни. Рашпиль собрался пить кофе...
  В момент, когда он почти донёс чашечку до рта, тяжёлой походкой командора по коридору прошествовал Пак. Мишка вошел, спросонья щурясь на яркий свет.
  - Привет... - Хмуро поздоровался он. - Все уже встали? Как Игорь?
  - Я заходил. Спит. - Отозвался Рашпиль, не отрывая гипнотического взгляда от кофе, словно желая успеть энергетически поглотить его. Я и Глеб одинаковыми движениями наклонились к своим чашкам, продолжая неотрывно наблюдать за происходящим вокруг. Глаза раверсника смеялись - он, как и я, предполагал, что будет дальше.
  - Кофе? - утвердительно спросил Пак Шамиза. - Настоящий? Да брешешь!..
  Знамо дело, Пак был не только большим любителем чёрного наркотика, но и ценителем. Поэтому то, что не сварено в турке, за кофе не считал. Никогда. Кроме вот таких тяжёлых пробуждений... Шамиз с молчаливым укором смотрел на Пака. Он уже знал, что отказать руководителю не сможет - выучка, традиции, опыт...
  - Вкусный?.. - продолжал допытываться Пак. Шамиз обречённо кивнул. - Не может быть! Из кофеварки только туфта получается! Дай попробовать?
  Последнее было сказано так добро, так ласково, с таким ангельским видом, что я забулькала кофе, будучи ни в состоянии не смеяться. Через несколько секунд, счастливо вздохнув, Пак подсел к столу, навалившись на который, блаженно стонали от смеха я и Глеб. Глеб - стараясь подавить хохот, а я - потому что смеяться было больно, а не смеяться невозможно. Хмурый Рашпиль снова включил кофеварку.
  Мы сидели молча и с упоением наблюдали медитативную картину - Шамиз с упорством камикадзе собирался пить кофе...
  - Аа. Привет, молодёжь, - почёсываясь и зевая, вошёл Дядя Саша. - Кофеи гоняете?.. Налейте и мне чашечку...
  Проговорив с интонацией знаменитого московского 'понаехали тут':
  - Повылезали здесь..., - несчастный дагестанец медленно протянул чашку Дяде Саше.
  Уже наделённые кофе переглянулись и захохотали. Хорошо вечер начался!
  
  Новости дня 20.09.20... 18.45
  
  - Ну и какая бяка меня раздела? - Невинно поинтересовалась я. Однако мой излишне беззаботный вид друзей не обманул и ребята, продолжая дурачится, демонстративно проявили себя: Рашпиль задумчиво перешёл на другую сторону кухни, Пак заинтересовался видом из окна, Дядя Саша вышел проведать больного. Понятно.
  Глеб поднял чистые-чистые глазки и положил руку на сердце:
  - Только раздел, Даш. Вот ей-ей!
  - Глебушка... - сквозь зубы процедила я, плотоядно улыбаясь.
  - Нет, честное слово! А если ты чего потеряла, ну, девственность там, или что ещё... так я не виноват! Я уже так нашёл, правда-правда!
  Ну, вот как на такого можно сердиться?!
  - Глеб... Убью, блин, - простонала я. - Сволочь такая! Мне же смеяться больно!
  Раверсник, виновато улыбаясь, развёл руками. Нда. Это что, реакция на стресс такая, что нас тянет хохотать по любому поводу? Палец покажи - посмеёмся, пошевели - будем валяться и ножками дрыгать? Как-то нетипично для нас.
  - Ладно, замнём насчёт раздевания, - отсмеявшись, захотелось простить всех. - Я так хорошо вырубилась, что не почувствовала бы и большее... Честное слово, давно так крепко, долго и спокойно не спала!
  От окна повернулся Мишка:
  - Благодари Дядю Сашу и Глеба.
  Я удивлённо приподняла брови. С левой стороны кожу неприятно потянуло, потревожило подживающий разрыв.
  Пак пояснил:
  - Фельдшор тебе снотворное вколол, а Глеб весь остаток ночи сторожил.
  Вот хоть убей - не помню. Последнее, что запомнилось - это разговор ребят на кухне. И опять-таки - был он или приснился? Скорее всего, был. А вот после - как отрезало. Даже привычной темноты погружения не запомнила. Просто вынесло сознание куда-то на такой пласт снореальности, что вскроется впечатление от него только через несколько лет. Так всегда бывает, когда сновидение укладывается мягким невесомым одеялом на погашенную рассудочность.
  - Что-нибудь ещё расскажешь? - Спросила я, качая в чашке мокрый кофейный осадок. Состояньице как в том анекдоте: 'Ты как праздник провёл? - Не знаю, ещё плёнку не проявлял'. Бардак, в общем.
  - А что тебя интересует?
  Судя по всему, информации было много. Пак заранее отсекал лишнее.
  - Игорь. Вик. Панда. Тальк. И эти... двое-из-ларца.
  Вот что-что, а люди меня всегда интересовали больше всего. Ещё мама, научая в меру своего разумения жить на этой грешной земле, говаривала, что всё здесь можно получить, и любая потеря восполнима, кроме человека. Я, наверное, воспитана на советском 'не имей сто рублей, а имей...'. Я давно и прочно знаю, что нет ничего важнее, чем люди. И нет ничего более ценного, чем человеческое отношение. С тем и живу. Подчас больно обижая, подчас - глупо обижаясь. И все же наступает момент, когда сознаёшь, что жизнь - и твоя и других - не бесконечна. Тогда нет страха большего, чем не успеть сказать людям о своей любви. Есть такая простая истина: признавайтесь в любви тогда, когда она уже есть, а не тогда, когда она ещё есть!
  - Игорь спит, ему вкатили лошадиную дозу снотворного и антибиотиков. Необратимых последствий избиения врачи не обнаружили. Переломы, гематомы, опущение одной почки, задето лёгкое... Лечь в больницу наотрез отказался, поэтому пусть пока полежит дома. Если в течение суток проявятся сложности, Дядя Саша его определит к своим - бригада выедет по звонку и будет здесь в течение получаса.
  - Зверская скорость! - презрительно бросил Рашпиль. - Если бы у меня была их мигалка, я бы за это время трижды город 'прошил' по диаметру...
  - Угу, - не поднимая глаз от чашки, сказал Глеб. - А я - четыре...
  - А у меня длиннее! - Рявкнул Пак. Ребята вскинулись. - Что за манера всё сравнивать! Им на допотопном драндулете и полчаса - это сверхзвуковая! К обычным пациентам и за пять часов, бывает, не добираются!
  Немая сцена. Пак общается в командирском тоне очень редко, но всегда - метко. Прошлое армейское сказывается. Как наши 'гонщики', Пак в горячих точках не был, но ему довелось командовать сотрудниками подразделения информационной безопасности. По его собственному признанию, 'без мамы и кулака дело не сдвинешь ни фига'. Вот и застыли по краям стола - Глеб над чашкой, Раш в полуприсяде и я в ступоре. Ох, задели ребята Мишку, ох, задели... Но вряд ли отношением к работе медицинского транспорта. Скорее, уже не первый раз сцепляются.
  - Пак, - я влезла, разряжая атмосферу, поскольку если не я, то кто же? - За ним уход требуется?
  - Да. - Судя по тому, что Мишка нервно зачесал двухдневную щетину, он сам смутился своему эмоциональному всплеску. - Пока с ним будет Дядя Саша, а потом, возможно, кого из клинической попросим присмотреть.
  - Ясно. А как Виктор и Пандочка? - Обозначила я следующую тему.
  Мишка нахмурился и привычным жестом полез за трубкой и кисетом. Вот это уже не волнение. Это напряжение. Это - беда. Я, нервно сцепив руки под столом, стала дожидаться, когда Пак набьёт трубку 'Капитаном Блеком'. Уже давно известно, что прерывать это действо Миша не станет.
  - Нет их, - просто ответил руководитель, когда поднялся первый дымок. Увидел мои глаза и печально усмехнулся: - Да, нет, не в этом смысле. Просто нет. До квартиры они добрались, а вот из неё исчезли при - как это называется? - загадочных обстоятельствах в неизвестном направлении. В общем, в квартиру они зашли, из неё не выходили, однако в ней их нет. Знакомый почерк.
  Он прав - знакомый. 'Зона' - единственное объяснение случившемуся. Мир наш и псевдореальность существуют в одних и тех же пространственно-временных координатах. Только частота вибраций основной матричной энергии - разная. Вот и получается, что пропали Вик и Панда не где-нибудь, а в частоте. Они, наверняка, где-то близко, где-то совсем рядом, только вот почувствовать и увидеть их сможет лишь тот, кто настроен на восприятие антиреальности не только в её воплощении, но и в скрытой форме. Нужен 'экстра', одним словом... Я нужна. Акуя.
  - А как Тальк? - Мой голос стал хриплым. Звуки заскребли по горлу, выбираясь наружу. Я хотела добраться до кипяточка, чтобы смыть внутреннее напряжение чаем, но Глеб меня опередил - молча встал и соорудил мне чашечку крепкого чёрного с сахаром. Кивнула значительно, улыбнулась благодарно.
  - Тальк - нормально, - пропыхтел Пак. Дым поднялся под потолок и словно сытый Каа потянулся к дымоходу. Я проследила за его медленным хвостом. Вейся-вейся, сизый дракон над склонами Фудзи. - Сегодня с утра пришёл в себя. Теперь отсыпается в клинической, в отдельной палате, под хорошим присмотром. На всякий случай, я к нему двух телохранителей подсадил.
  - И это правильно, - негромко прокомментировал Глеб.
  Я вдруг вспомнила, что уже вечер, что, говоря про утро, Пак имел ввиду именно утро, а не момент нашего пробуждения. Ко всему прочему, это означало, что руководитель, в отличие от нас, грешных, с утра уже мотался в штаб, перевозил Талька в больницу и договаривался с охранным агентством на пару секьюрити. И делал он это, скорее всего, с Дядей Сашей. А герои вчерашнего побоища всё это время благополучно дрыхли... Я - в том числе.
  - Ну, а Двое-из-ларца, как ты их называешь, - Пак весело хмыкнул, - уже отдыхают по домам. Воздействие само сошло на нет через пару часов после произведения. Когда к ним подъехали, они уже были на ногах и рвали и метали по поводу похищения доверенной им личности. К счастью, их быстро вразумили.
  Хорошо, что Пак соображает с такой скоростью. Я, вот, только сейчас стала задумываться о том, что могло случиться, если бы телохранители обратились в милицию или ещё куда.
  Бросила косой взгляд на Глеба. Тот сидел вполоборота и задумчиво смотрел в окно, словно его совершенно не касалась тема разговора. Судя по тому, что Пак разговаривает спокойно - действительно, уже не касается. Да и что считаться, если 'воздействие само сошло на нет' - на 'нет' и суда нет.
  - Значит, основанная наша проблема - Вик и Панда, - резюмировала я.
  Мишка кивнул, откинулся на спинку стула и стал наблюдать за тем, как дым уходит под потолком в чёрный провал за крашеной решёткой дымохода. Мы тоже притихли, занявшись каждый своим делом.
  - Когда будем снаряжаться? - Спросила я, не без основания подразумевая, что ребят из зоны нужно освобождать, а дорога не будет простой.
  - После того, как я смогу отыскать вход, - вздохнул Пак. - А это ещё время.
  Оставалось только кивнуть. Значит, самое малое - завтра, мне предстоит видеть и осязать. Что ж, будем готовиться. Зашёл Дядя Саша. Взобрался на подоконник.
  - Я так понимаю, народ... - Откашлялся он. - Тута мне делать сейчас нечего... Так что поеду я отсыпаться. За Князем, думаю, вы и сами доглядите.
  - Доглядим, Дядя Саша, - утвердительно пыхнул дымком Пак. - Что прикажешь?
  'Фельдшор' свирепо зевнул и категорично высказался:
  - Постель и утку. Баб, пивко и сигареты - ни в коем разе. Чаи, чаи, чаи! Травки на тумбочке, заваривать по две ложки на стакан. Ну, и наблюдать. Температура, давление, мочеиспускание и состояние лёгких. Всё, что надо - я оставлю. Ещё бы неплохо сегодня повторно анализы сдать...
  - Хорошо, Дядя Саша, - я послушно кивнула. Естественно, что всё вышеперечисленное относилось ко мне. Есть ли в этом доме баночки?..
  - При любой тревоге - поднять меня! - продолжил доктор. - Телефон хирурга на столике, возле Игоря - звонить сразу, если возникнут сложности, - Дядя Саша рыскнул глазами по слушателям и снова остановился на мне, - ну, в общем, сама понимаешь...
  Я понимаю. Я всё прекрасно понимаю, Дядя Саша.
  - Ну, вот. Поеду я, - вздохнул 'фельдшор' и, подхватив со стола бесхозную сигарету, по старинке сунул её за ухо - халява на 'потом'. Вслед за доктором засуетились и другие.
  - Не торопись, Дядь Саш. Подвезу, - тяжело поднялся Рашпиль и повернулся к Паку. - Мне надо в контору подъехать - там за три дня, поди, столько бумаг скопилось...
  - Давай. Может, и меня подбросишь до штаба? Хочу в Твиксовской машине покопаться.
  - Не вопрос, - пожал плечами Шамиз. - Бешенному джигиту семь вёрст лесом.
  Пак обернулся ко мне:
  - Даш, тебе народу подкинуть в охрану?
  Ответить я не успела. Вмешался Глеб:
  - Я останусь здесь.
  Пак посмотрел на него внимательно. Так внимательно, наверно, смотрит снайпер сквозь оптику. 'Раверсник' взгляда не отвёл. Более того, прищурился, и приподнял уголки губ в усмешке сильного. Я уже, было, решилась встрять, дабы не позволить обмену взглядов перейти в открытые вызовы, но Пак уже махнул рукой:
  - Чёрт с тобой, оставайся. Только уговор - при любой проблеме звонить мне! При любой! И с квартиры без разрешения - ни ногой! Это ясно?
  - Так точно, товарищ командир! - Глеб вскочил и вытянулся в струну, по стойке 'смирно'. Ах, как он прекрасно в этот момент смотрелся! Гардемарин! Гусар! Настоящий полковник! Одним словом - мечта!
  - Вольно! - Усмехнулся Пак и, шагнув ближе, процедил: - А девочку обидишь...
  - Ребята! - Вот теперь я живо вскочила с места. Пак драться не любитель. Пак драться - профессионал... А Глеб в накладе не останется. Да и Рашпиль вольётся в драку из-за традиционного 'наших бьют!'. И Дядя Саша включиться просто так - за компанию. Вот и начнётся в том селе совсем другая жизнь... Меня перспектива угомонять четырёх мужчин не радует. - Мужики, ну, хватит, а?
  Ноль эмоций. Пак и Глеб продолжали смотреть друг на друга холодными изучающими глазами. Рашпиль подкатил ко мне сзади и хватанул за плечи. Рваться из его рук бессмысленно, но, если эти коты сейчас сцепятся, я всё равно попытаюсь.
  - Ты мне яйца открутишь... - Глеб равнодушно продолжил незаконченную фразу Пака.
  Мишка кивнул. Кажется, его сбил с толку будничный тон раверсника.
  - Ну, всё. Поехали! - Предложил Рашпиль и первый направился на выход.
  Михаил, помедлив возле Глеба, словно желая что-то досказать ему, промолчал и двинулся за другом. Дядя Саша мазнул меня по щеке щетиной и вышел следом. В кухне остались только я и Глеб. Ребята пошумели в прихожей, в процессе одевания-обувания тесня друг друга неохватными плечами, и выкатились за пределы квартиры. Хлопнула входная дверь и повисла тишина. Я сидела возле батареи, меланхолично крутила в руках пустую чашку и грела ноги о тёплышко обогревателя. Глеб недолго позволял мне оставаться в одиночестве. Он подошёл ближе и присел на корточки.
  - Даш... - Протянул он.
  Я согласно промычала в ответ.
  - Я с командами соглашаюсь. И никого не задираю. Я даже вчера с Рашпилем помирился... - Смиренно начал он. Ну, ничего себе! Чтобы это значило? Кажется, моё состояние отразилось на лице. Глеб отреагировал: - Не сердись, а?.. - Заглянул в глаза и кошачьим движением боднул головой мои коленки...
  Вот ведь. И не скажешь, что совсем недавно этот человек в этой же кухне прижимал меня к столу и был готов сотворить непотребное! Да, сколько мироизменяющей силы в одном коротком ударе! Эта Вселенная жива, благодаря кулаку, дубине и вечной маме...
  
  Иссык-Куль 20.09.20... 19.23
  
  Тихий голос услышал Глеб. Насторожился, отнял лицо от моих коленей, на которых мурлыкал под лёгкие поглаживания, и вскочил. Ну, что за мужчина! - Все повадки кошачьи!
  - Игорь зовёт, - прокомментировал он и направился вон из кухни.
  Только проводив его млеющим взглядом, я осознала, что вряд ли зов Князя предназначался раверснику. И, собравшись, понеслась следом за Глебом.
  Игорь был устроен в спальне. Самая дальняя комната в квартире была обставлена немногой мебелью, но зато шикарно. Огромная королевская кровать на деревянном каркасе, шкаф, комод и журнальный столик из настоящего дуба, кожаное кресло и изящно изогнутый торшер. На окнах - тяжёлые с золотым тиснением шторы, на потолке - люстра, свисающая каскадами хрусталя и светодиодов. В смешении благородной добротности сделанной под старину мебели и рациональности изящества современных светильников просматривался характер хозяина дома. Именно таким я всегда и представляла себе Игоря: для окружающих - яркое свечение, подобное софитам, и такое же поведение, а внутри - рыцарские законы, меч, круглый стол, старый плед и грог. Снаружи - Джеймс Бонд, внутри - Король Артур.
  Игорь пытался выбраться из одеял. Он уже сел на кровати и сбросил вниз ноги. Мама родная... Я закусила итак пораненные губы. Правая половина головы Игоря оказалась тёмно-синей. Под виском и на скуле виднелись насечки - не иначе, Дядя Саша спускал кровь. Грудная клетка была стянута повязкой. Живот, руки и ноги заплывали синим по всей поверхности. Чёрт подери! Я на своём веку видела побитых людей... Но никогда не было так больно! И никогда ещё с такой силой не хотелось самой найти сотворивших такое и сделать с ними что-нибудь нехорошее. Например, взять биту и...
  Пока я, застыв на пороге, всей кожей впитывала видимое, Глеб не размышлял - он подошёл к Князю и, крепко взяв за плечи, опрокинул его обратно на подушки. Игорь взрычал и попытался снова подняться. Ладони раверсника удержали порыв. А тут и я подоспела:
  - Игорь, солнышко! - Чёрт возьми, раньше же он меня так величал... - Вставать нельзя - фельдшор не дозволил...
  - Ты теперь лежачий больной, - хмуро пояснил Глеб. - А мы твои сиделки. А если понадобиться, то и стоялки. Над душой.
  Игорь прекратил бесполезную борьбу, убедившись, что ладони раверсника необоримы. Закрыл слезящиеся глаза, облизал сухие губы. Отдышался. За это время я успела вновь расправить одеяло и подтолкнуть ему под ноги, создав карман для сохранения тепла. Так же, как это для меня делал раньше он.
  - Ребята... - Просипел Игорь. - Мне подняться надо...
  - Зачем? - Спросил Глеб.
  - Надо, я говорю...
  - Зачем? - Поднажал раверсник.
  Князь с тоской посмотрел на него, мол, ты, мужик, и не понимаешь. Вклинилась я:
  - Игорь, правда, не надо рисковать. Тебе бы теперь отлёживаться несколько суток, вообще не поднимаясь, и тогда есть вероятность, что быстро поправишься...
  - Даша... - Вздохнул он в ответ. - Есть дела, для которых нужно твёрдо стоять на ногах. Мужчинам... Иначе можно подмочить репутацию...
  Это он о чём? Глеб с подозрением посмотрел на него. Я тоже призадумалась.
  - Ребята... Мне всего ничего надо - до Иссык-Куля добрести и обратно.
  Вот теперь понятно! Я спешно вытащила из-под кровати оставленную на положенном месте неперелётную эмалированную птицу с несчастной судьбой:
  - Вот! - Безапелляционно продемонстрировала я. - Озеро, пожалуйста, сюда!
  Князь вытаращил глаза на мистически возникший перед ним предмет и из последних сил просипел:
  - Даша! Я ещё ого-го какой орёл! Я ещё вполне сам могу!..
  - Можешь! - Кивнула я. - Я и не предполагаю это делать за тебя. Но подниматься и идти для этого совсем не обязательно. Сейчас всё устроим, не отходя от кассы... - И взялась распутывать от одеяла его ноги.
  Князь завопил, иначе это не назовёшь:
  - А! Акуя!
  - Да!? - Моё тело от его крика отбросило до шкафа, а мой пульс - до потолка.
  - Я... сам дойду! - Твёрдо сказал Игорь, смотря на меня единственным незаплывшим глазом.
  - Игорь, стесняться нечего - у меня образование медсестры и полгода практики в реанимации. Я восприму всё как врач. - Я улыбнулась, бледно и неуверенно, поскольку пульс после вопля друга ещё не пришёл в норму. - Если же ты за мою нервную систему боишься, то, поверь - мне ты Америку не откроешь...
  - Даша. Я дойду... - Повторил Князь тихо.
  В голосе прослеживались нотки паники. Вот те на! Никогда не думала, что для Игоря такая малость окажется проблемой. Гордость, что ли? Высказаться по этому поводу я не успела. Вмешался Глеб и спас ситуацию:
  - Так. Хватит. - Распорядился он. - Даша, ты идёшь на кухню и завариваешь Игорю чай. А мы тут по-мужски устроим ассамблею...
  Глеб безапелляционно отобрал 'утку' и в плечо несильно подтолкнул меня к выходу. Я не артачилась, только прихватила со стола лист с назначениями, а возле двери обернулась - вдруг Игорю присутствие Глеба ещё хуже, чем моё? С него, ведь, станется, отказаться от помощи вообще и попытаться самому добраться до туалета. А силовой метод укладывания Князя в постель может принести проблем больше, чем его хождение до санитарного помещения. Но, вроде, ничего страшного не происходило - Игорь с тоской смотрел на 'утку' в руках Глеба, понимая, что с ним не поспоришь, - и, убедившись в том, что до смертоубийства здесь не дойдёт, я убралась, позволив мужчинам самим разбираться. В конце концов, не маленькие - сами найдут консенсус. Иногда для правильного воспитания любимых людей требуется и такое самопожертвование - дать им самостоятельность.
  На кухне ещё витали запахи кофе. Хотелось погрузиться в тёмный океан и сделать ещё один заплыв на дальность, но звали дела. Я заглянула в список, оставленный Дядей Сашей и начала споро собирать на столе необходимое. Телефонный звонок отвлёк на поиске подходящей кастрюльки для создания водяной бани. Пришлось тащиться в комнату и искать, откуда вибрирует это маленькое гаденькое устройство по порче нервов.
  
  Звонок 20.09.20... 19.36
  
  - Акуя?
  - Хай, Пак. Что-то забыл?
  - Наоборот. Вспомнил.
  - Мм?
  - Я ужин вам заказал в 'Блиннице', скоро подвезут. Так что не шугайтесь. А ещё подъедет Серый и привезёт лекарства для Игоря и вас. Дядя его списком на восемь листов снабдил, так что приползёт не раньше, чем через час... Как вы там?
  - Миш, ты же только что уехал. У нас ничего не изменилось. Игорь, вот, проснулся...
  - Ну вот, а ты говоришь, что не изменилось! Как он?
  - Нормально. С Глебом, вон, по-мужски разбираются...
  - Что?!
  - Да, нет, не то, что ты подумал! Ну... Глеб, в общем, за Игорем ухаживает. Медбратом заделался.
  - И Игорь это позволяет?
  - Криков и ударов не слышно...
  - Ясно. Ты, всё-таки, приглядывай за своими рыцарями, Даш, а то они друг другу глотки перегрызут...
  - Да, вроде, не с чего...
  - Помяни моё слово, не доглядишь - каяться будешь!
  - Ладно. Буду иметь в виду... Что-нибудь ещё?
  - Нет. Просто - будьте аккуратнее.
  - Будем. Пока!
  - Пока.
  
  Князь 20.09.20... 19.41
  
  Пак, наверное, прав. Он всегда прав, аксакал наш... На то он и руководитель. Вот и сейчас, уже добираясь в штаб и будучи занят другими мыслями, он ухитрился вспомнить о нашем пропитании и покупке медикаментов. Первое - для того, чтобы разгрузить меня. Второе - чтобы не позволить нам с Глебом шляться по улице. Заботится... Его голова - сверхточный инструмент для забивания гвоздей. Ему бы науку двигать, как Твиксу, например, а он сидит серенькой мышкой в какой-то средненькой фирме на дохленькой зарплате и чувствует себя свободным. У него нет семьи, единственно ради которой мужчины такого свойства, как Мишка, готовы загонять себя на работе, но у него есть любимое дело. И есть идеи. Пак - автор гениальной психотехнической системы, описывающей состояния людей и свойства миропорядка и их взаимозависимость. Гениальная, потому что никто, кроме разве что того же Твикса, ничего не понимает в этом странном бреде, являющим собой нечто среднее между психологическим трактатом и объектно-ориентированным кодом. Ему бы довести её до ума и продвинуться в сфере докторов и кандидатов - Нобелевку бы срубил, однозначно. Но. Во всём точный и правильный, Пак не способен был пробивать свои идеи в научных слоях - не хватало пороху. Он часто говорил, что, касайся его система технический интеллигенции - и дело бы пошло. 'Технари' способны принимать новые точки зрения, если они содержательно и конструктивно описывают уже имеющиеся факты мира. А вот гуманитарии новых знаний не приемлют. Им хорошо лишь то, что уже подтверждено и, желательно, упоминается в авторитетных источниках. Вот и получается, что любой новый взгляд для них только досадное недоразумение, не стоящее внимания. Вот так гении и оказываются не у дел. Нет пророка в своём... Да. И Пророка нет...
  Толокнянка энд компани мерно побулькивали, когда в коридоре захлопали двери. Выглядывать я не стала, итак ясно, что это Глеб. Раверсник вошёл в кухню и сел возле окна, потянул сигареты из оставленной кем-то пачки. Ой, неспроста... Закурил, зло щурясь в стекло на индиговое пространство. Там, за стеклом желтели в тёмно-синей массе домов окна. В окнах метались тени. В каждой тени - жизнь. Но Глебу было не до их далёких судеб.
  - Что случилось? - Это даже не вопрос - требование.
  - Ничего...
  - Вы поссорились?
  - Нет, - он повернулся, понимая моё беспокойство, и позволил себе улыбнуться. - Нам не до этого было.
  - Ну? - Так из подростка родители тянут содержание последней вечеринки.
  Прежде чем ответить, он покатал по глазам хмурый прищур - то одна бровь опускалась, создавая наклон недоброго настроения, то другая.
  - Ему порядочно досталось. - Наконец сказал он. Спокойно так сказал... Констатировал, не иначе. А вот дальше начал заводиться. - И дома он не отлежится. Я, когда кровью ходил, валялся в реанимационном блоке две недели, а этот железный дровосек мечтает завтра-послезавтра на ноги встать... Терминатор местного разлива! С тем, как он загибается, чтоб облегчиться, на анальгине сидеть надо или наркотиках... И никак не пытаться доказывать, какой ты орёл! Общипанный... Крепкий Орешек, едрит его через колено!
  Я глубоко вдохнула. Угу. Это так он мне сообщает о двух вещах - что, по его мнению, Игорю предельно нехорошо, и что он этим обеспокоен. А то, что форма изложения зла - так это норма для встревоженного мужчины. Так и запишем - 'импульсивен, но сострадателен'. Вместе с пунктами 'сив, но симпатичен', 'нахален, но силён', 'насмешлив, но внимателен' и 'подонок, но желанен' весьма ценный экземпляр рисуется для девичьих грёз.
  Глеб посмотрел на меня с подозрением.
  Тьфу, блин! Так что там с Игорем?
  - Значит, так... - Протянула я. - Серый сейчас подъедет и подвезёт, что надо. А пока я Игорю чаёк дам и анальгетик всандалю. - На вопросительный взгляд пояснила: - Сергей - молодой подован в группе. - Глеб понимающе кивнул.
  Он остался сидеть на кухне, разбираясь с приготовлением чая, а я, прихватив стакан с заваренной травой, направилась в спальню. Игорь ещё не спал. Не мудрено. Судя по тому, какой белизной отливало его лицо, заснуть от боли долго ещё не получится.
  - Это что? - Спросил он, приподнимаясь мне навстречу на локте здоровой руки.
  - Травяной чай по персональному рецепту Дядя Саши. Чтобы быстро встать на ноги! - Я постаралась оптимистически улыбнуться. Получилось весьма натянуто. Практика нарисованных улыбок у меня большая, но быть хорошей актрисой, смотря на то, как близкий друг валяется в помятом состоянии, у меня не получается. Сама была в таком положении, и, по счастью, по своей вине. А вот с ситуацией Игоря хочется не улыбаться, хочется зло скалиться и материться сквозь зубы.
  - Раз для быстрого восстановления, - Игорь улыбнулся непобитой стороной, - значит, препротивное на вкус.
  Я сочувственно вздохнула - так оно и есть - толокнянка всегда придаёт вареву тошнотворную горечь. Поставила стакан на стол, помогла больному приподняться, устроила подушки для посадки сидя. Будучи вполне устроен возле стены, Игорь принял в руки тёплую от чая посуду. А я ощутила, как схватило горло. Ладони Князя с трудом свелись на ручке кружки. Они были опухшие, в разводах гематом... Я знаю, что это значит - сухая острая ломота бьёт по травмированной надкостнице, суставы ноют в ответ на каждое движение, мышцы полны жаркой боли и реагируют на холод и напряжение. В таком состоянии не то, что двигаться - даже находиться в покое сложно. Боли, жара и ломоты не избежать никак. Не заснуть, не подняться, не дышать свободно... Он сделал первый глоток и болезненно скривился, являя, что восторгов по поводу питья не будет. Я выпотрошила оставленную медиками сумку и приготовила шприц. Князь смотрел на мои приготовления с подозрением:
  - Внутримышечно?
  - Да. - Я скинула защитный колпачок с иглы. - Если допил - поворачивайся...
  Игорь с тоской посмотрел на почти опустошённый стакан в руке и хватанул настой одним махом, словно горькую. Признаться, я предполагала, что с инъекцией будет та же морока, что и с 'уткой' - что Игорь предложит сделать укол себе сам. Но этого не произошло. Князь отставил стакан, тяжело сдвинувшись вниз, лёг на бок и скинул одеяло. Бедро отсвечивало палитрой грозового неба... Спирт. Хлопок. Введение. Спирт.
  - Помассировать?
  - Да, нет. Я сам.
  - Ну, держи, сам-с-усам...
   Игорь потянулся и, ловя ватный шарик, прижал мои пальцы к коже. Обдало жаром и болью... Рука расслабилась. Сознание поплыло. Словно окунулась на мгновение в переживаемое другом. Очнулась от того, что тело стало оплывать вниз. Одёрнулась. Выпрямилась. Спустя три секунды мир вокруг вынырнул из белёсого тумана и обрёл правильное ориентирование. Пол и потолок - горизонтали, шторы и торшер - вертикали. Так, всё в порядке... Но всё же - чёрт возьми! - такого удара моё тактильное восприятие давно не получало! Внутри осталось дрожание то ли от пережитой боли, то ли от понимания внезапного резонанса меж мной и Игорем. А он, ничего не заметив, прижал вату к коже и стал водить кругами, разгоняя болезненное лекарство по мышце.
  - Игорь? - Ноги не выдержали, и я рухнула на кровать. Страстно захотелось покурить. Подкралась тошнота от понимания того, что последнюю сигарету я выкурила ещё вчера и с того момента лишила себя и удовольствия и возможности самоуспокоения. Садомазохистка...
  - Что?
  Гм. А что я, собственно, хотела? Скрыть за беседой своё состояние?
  - Я тут подумала... Что мы такого сделали в зоне, что на нас ополчились миротворцы? И, кажется, я решила эту задачку.
  - Ну? - Он оглянулся и по частям стал переворачиваться на спину. Лицо скривилось от переживаемых болезненных ощущений. Ему бы сейчас забыться, заснуть, а тут я со своими разговорами! Чувствую себя последней сволочью...
  - Мы вывели из псевдореальности детей, так? И нам известно, что каждый раз, когда Саша отправлялась в зону, она и её спутники там оставались. Сложи два и два...
  Игорь думал недолго:
  - Жертвы, - однозначно вывел он.
  - Да. И ещё один момент - в последнее десятилетие выходы Саши в зоны участились. И, предполагая, для кого она водила в псевдореальность 'биоматериал', можно предположить, что...
  Я повесила вопросительную интонацию на незаконченном предложении. Князь включился без перерыва:
  - Что миротворцам требуется большое количество живой энергии... Скоро произойдёт нечто особенное.
  Игорь внимательно разглядывал потолок. Возможно, его заинтересовал узор на плитке, но, вероятнее всего, он прятал взгляд. Свирепый и больной. Я кивнула:
  - Именно. Присовокупив к этим догадкам информацию от Глеба, можно сделать вывод...
  - Ящик Пандоры, - устало вздохнул Князь. - Как-то всё просто получается, ты не находишь?
  Просто... Моя квартира (о, мой бесценный длинношёрстный ковёр!), его квартиры, помятые кости и мясо друзей, машина Рашпиля. Если это называется 'просто получается', то, что же такое - непросто?! Несмотря на внутреннее возмущение, вслух я благоразумно промолчала - нельзя сбивать больного с оптимистического настроя.
  - К тому же Глеб появился... очень уж вовремя... - Помолчав, добавил Князь. На меня он, конечно же, не посмотрел. Это и понятно - одного его пристального взгляда в довесок к скользкому предположению достаточно, чтобы разжечь в нашей компании третью мировую. А вот безадресное высказывание подобно намёку. Но лёг он, как тонкий-тонкий ломтик сальца на толстый-толстый шмат сала...
  - Игорь. Я, может, чего-то недопонимаю, - заговорила я. Медленно-медленно, тихо-тихо, но он знает, что этот тон, как слабое дуновение перед шквалом. - Глеб помог нам. Спас тебе жизнь. Избавил нас от плена. Предоставил информацию... И ты после этого можешь предполагать, что он - лазутчик?!
  Его глаза - капли цвета на чёрно-белом эскизе. Яркие, зелёные, то ли с кошачьим миропониманием, то ли с созерцательностью монаха Шао. Сумрак отёков вокруг оттеняет лихорадочный блеск. И такая во взгляде Игоря усталость, такое страдание, что хочется зарыться лицом в его руки и заплакать. Сострадательность, порою, принимает странные формы... Заплачешь, рухнешь как подкошенная, а тебя станут гладить по волосам и говорить ласковые слова, но эти слёзы будут не твои, они будут на двоих - одной сентиментальной дуры и одного сильного мужчины. И это - правильно, это - хорошо. Но в нашем обществе так нельзя. Мне - тем более. Акуя я. Это образ, это стиль, это смысл жизни. И в нём нет места сердцу. Я обязана быть женщиной, подобной мужчинам. И, закусывая губу, я сдерживаюсь. Свет торшера мягок, но я молю небо - пусть его будет недостаточно, чтобы разглядеть моё застывшее лицо.
  - Ты права, Даша, - сказал он.
  И мне захотелось заорать на него, замахать руками и натворить массу непоправимых глупостей. Потому что простым согласием он выбил из-под меня опору. И внезапно стало ясно, что Глеб и вправду появился у нас на горизонте как-то очень уж к месту, и информация, которую он нам впихнул, не особо-то и важна, и спас нас в потасовке не он, а, скорее, наша взаимовыручка. Вот и думай после всего этого, девочка, думай - кто тебе друг, а кто враг. И есть ли вокруг тебя те и другие...
  Я натянуто улыбнулась и отозвалась:
  - Это паранойя, Игорь. Глеб, может быть, и появился внезапно и из ниоткуда, но он помогал нам. И старался не влезать в наши дела!
  - Даша, - Игорь внимательно посмотрел на меня. - Ты только что мой интеллект тестировала. Позволь ответить тем же. Сложи два и два. Встреча. Датчик слежения. Помощь в антиреальности уже тогда, когда ты была захвачена. Ноль информации. 'Р-Аверс'. Ещё можно добавить неугасимый интерес к твоей персоне и нашим общим делам. Есть вопросы?...
  - Сволочь ты! - Грустно улыбнулась я. - Я, может, впервые так серьёзно запала...
  - Красавец мужчина в самом расцвете лет. - Вернул мне улыбку товарищ и протянул руку. Тронул горячими пальцами моё запястье. - Ты не горюй, Даш. Может, это всё, действительно, только моя паранойя. И, на самом деле, он замечательный. И вы предназначены друг другу...
  Я фыркнула и в ответ сжала жаркую ладонь друга:
  - Дурак ты, Игорь! - Я раскатисто прокатила 'рррр' сквозь фразу. Словно старательная девочка на приёме у логопеда.
  - Ну. С кем поведёшься...
  Грустно у нас получалось разговаривать. Печаль закралась в улыбки, усмешки, речи и вздохи. Будто что-то сломалось. Что-то такое, что и начаться-то не успело и, наверное, даже и не могло. Но, вот, поди ж ты, - нет его, и нам тоскливо.
  - Даша...
  Игорь порывисто рванулся ко мне всем корпусом. Так кидаются на добычу, так налетают на врага, так бросаются от опасности. Покалеченное, но всё так же мощное тело вот только что ещё - от меня на расстоянии вытянутой руки, а вот - уже в плотную возле меня. Я дёрнулась от испуга и чуть не навернулась с постели. Но его руки уже схватили меня за кисть и тем остановили падение. Он притянул мою ладонь к лицу и вжался в неё губами. Сухие и жаркие, они плотно прижались и побежали по коже вверх, от пальцев к запястью. Я застыла, боясь пошевелиться. И не только пошевелиться. Таким неожиданным и странным было движение Игоря, что сердце бешено забилось и внутри живота закрутилось винтом, пробегая холодной волной и отдавая в поясницу ощущением выжимания. А Игорь застыл, вжавшись в моё тело. Что происходит?! Господи, что же происходит-то...
  - Игорь?.. - Голос задрожал. Но я и не скрыла этого. Испуг и смущение, волнительное томление и страх непонимания - вот то, что заставляло голос дрожать.
  Князь с трудом отпустил мою ладонь и тяжело откинулся на подушки.
  - Ну, вот, - он облизал сизые подрагивающие губы. - Я хотел поблагодарить тебя за вчерашнее, и я это сделал...
  - Игорь, за что 'вчерашнее'? - Больше всего мне нужно прокричаться, но серое лицо, зависающее передо мной хелуиновской маской, останавливало порыв. С таким цветом кожи за покойника можно принять и напугаться. Я и напугалась. И его действий, и его вида.
  - Ты осталась со мной, - он улыбался, с видимым напряжением растягивая губы, и смотрел в потолок, словно в экран. - Ты должна была уйти, но ты осталась... И, честно слово, Даша, благодаря тебе я жив...
  Господи, что он лопочет!? Я-то тут при чём?! Я даже до него добраться не смогла, не то чтобы помочь! Меня носило где-то по периферии свалки, я стянула не себя только троих или четверых, не помню точно, но он-то, он! Он оказался в центре этого месива, этой чудовищной кучи-малы и с невероятной силой сражался, пытаясь пробиться ко мне! За что 'спасибо'? За то, что дала себя избить и отвлекала его внимание на себя, когда он мог методично и спокойно работать с противниками?! Бред какой-то!
  - Игорь... - Тихо позвала я. - Не хочется тебя обижать, но... Я бы на твоём месте, минимум дурой назвала. За то, что отвлекала от боя. Потому что баба в драке - помеха. Умной нужно бежать и вызывать подмогу, не очень умной - просто бежать. Остаются только круглые идиотки...
  - Круглые идиотки, Даш, - он вздохнул, - остаются для того, чтобы завывать и висеть на шее друга, мешая ему выживать за двоих. Наивные идиотки - для того, чтобы визжать и висеть на руках нападающих, и тем давать фору своему дружку. А есть ещё одна категория идиоток - 'бешенные'. Эти остаются, чтобы драться.
  Он с грустью улыбнулся.
  - Лестно, мать твою, - проворчала я. Краем взгляда зацепила своё отражение в зеркале. Ну и уродище! Говорят, что слово 'уродина' образовалось от понятия 'уродилась', то есть родилась красивой и справной. Всё верно получается - вчера я родилась заново... Второй раз за свою жизнь... И, можно отметить, благополучно уродилась - без переломов и ранений, как ребята.
  - Ты осталась. - Продолжил Игорь, не заметив моего сарказма. - И мне пришлось крутиться не по-детски. С одной стороны - Раш, с другой - ты. Я как представил себе, чем всё закончиться, если не выдюжу... Злости прибавилось. Силы. Если бы за моими плечами был только Шамиз,... не знаю, Даш... Честно - не знаю... А то, что женщина осталась, чтобы драться рядом. Это одновременно и отрезвляет и подхлёстывает. Словно первый поцелуй. Жить хочется. И можется. За себя, за двоих, за троих. За весь мир вокруг. Вот в этом состоянии и дерёшься.
  - Игорёк. - Я осторожно взяла его безвольные пальцы в свою ладонь. Какие слабые! Какие горячие! Парацетамол надо бы ещё... - Я тебе тоже очень благодарна. За то, что ты меня бережёшь. За то, что стараешься понять. За то, что ты такой есть. И ещё - давно хотела тебе признаться...
  Меня понесло, захотелось выплакаться, повисеть на шее, расцеловать и наговорить массу пушистых ласковостей, что давно теснились рядом с сердцем, да всё было некогда выпустить их из грудной клетки... Но звонок в дверь, словно нож гильотины рубанул по состоянию и мгновенно перестроил сознание. Тело, уж до чего больное и уставшее, напряглось и сжалось в звенящую пружинку. Вскочить! Броситься! Защитить! И в Игоре, только что грустно улыбающемся мне с белых подушек, я увидела отражение своего порыва. Пальцы в моих ладонях стали плотными и обрели железную несгибаемость. Тело на постели напряглось, готовясь к рывку. Лицо закаменело. Мне оставалось лишь поспешно улыбнуться, подавив свой агрессивный настрой и постаравшись успокоить друга. Из коридора донеслось далёкое: - 'Я подойду!' - Глеба. Судя по всему, Князя это не успокоило.
  - Это, наверное, Сергей. Он должен был подъехать. - Я ласково сжала пальцы Игоря. - Пойду я, встречу, а то Глеб его не знает, замесит, не глядя.
  - Давай, - Игорь разжал пальцы и отвернулся.
  Показалось или он не хотел отпускать мою ладонь? Показалось или слёзы появились на глазах? Показалось или его дыхание прерывалось вздохом?
  Тяжело ему... Суровая боль скрутила. И понимание своей немощности. Вешение на шее друзей. И неотвратимость будущих бед.
  Да, а парацетамол всё-таки лишним не будет. И снотворное какое-нибудь. Крепче спишь - меньше думаешь.
  
  Глеб 20.09.20... 20.30
  
  Это оказался не Сергей. Пожилой разносчик привёз три пакета с питанием из ресторана. Глеб к моему подходу благополучно принял их через порог и теперь барски давал 'на чай'. Благо, из своего кошелька. У меня денег не было ни гроша, а Игоря дёргать не хотелось. Перенося пакеты в кухню, полюбопытствовала о содержимом. Облом! Всё оказалось дополнительно запаковано в индивидуальные коробочки. Но, судя по запаху, нас ждали куриные деликатесы с рисом, салатики и сладкие блинчики. А жизнь-то налаживается!
  - Ура! - С чувством произнёс Глеб, войдя в кухню. - Наконец-то, еда! А то отощал я в сражениях на 'невидимом фронте'. Вкусненького хочется... - И мимоходом придвинулся ко мне ближе, делая вид, что заглядывает в коробочки. Его бедро будто невзначай толкнулась мне в филейную часть, а ладонь прижалась к талии и соскользнула ниже.
  - А! - Я вскинулась, словно вспомнила о важном. - Вдруг здесь бомба!? Проверь! - И, резко обернувшись, пакетом наперевес ткнула приставалу чуть ниже ватерлинии. Глеб ойкнул и спешно отодвинулся. Под мою удовлетворённую ухмылку паинькой сел на табуретку, скрестил ручки, как перед пенальти и натянуто улыбнулся:
  - Ты за кого меня принимаешь?
  Угу. Хорошо, что упаковки бумажные, и я, не смотря на некоторую слабость, контролирую координацию рук. Иначе бы не этот тембр услышала. Но приятно осознать, что можно так вот легко указать мужчине место на коврике у входа в пещеру, приятно...
  - Я всё уже проверил, - он пожал плечами и потянулся за сигаретой.
  Вот это да! Я-то по наивности думала отвлечь от происходящего и тем получить шанс на удар! А он, оказывается, вполне серьёзно подошёл к вопросу обеспечения безопасности. И теперь мне стыдно за несдержанность. Опять стыдно! Каждый раз, когда нас с ним тесно прижимает друг к другу мир, я не к месту оказываюсь требовательна и зла. А потом жалею о произошедшем и даю мужчине ещё один шанс. И ещё один. И ещё. А он пользуется, гад. Вот какая штука.
  - Так, что там на ужин? - Я опять вернулась к разбору пакетов. Скрыть смущение не сложно - достаточно просто заняться отвлечённым делом, да так, чтобы даже внимания не обращать на собеседника. Это одновременно и снимает агрессию к тебе и интригует.
  Тарелки мельтешили перед глазами, заполняясь вкусностями, потом перекочевывали в недра микроволновки, недолгое время томились там, после чего, завершая круг, возвращались к столу. Часть выстраивалась ровным строем на подносе - для Игоря. Конечно, вряд ли в нынешнем состоянии ему придётся по вкусу ресторанная еда, но подкрепиться организму просто необходимо. Завершающей точкой я положила на поднос хлеб и схватилась за ручки, чтобы унести питание больному. И тут Глеб прервал своё молчаливое равнодушие:
  - Давай, я отнесу, - живо поднялся он и, пока не опомнилась, перехватил у меня поднос. Я, ошалев от его вмешательства, не успела толком возмутиться. Вот ещё выступала в роли официантки, а в следующее мгновение мои ладони были перехвачены поверх мужскими лапищами и оказались пусты. Я только ещё собиралась взбунтоваться, а Глеб уже направился на выход из кухни.
  Зачем? Нет, я, конечно, могу поднапрячь фантазию и предположить, что герои прониклись искренним уважением и трепетной любовью друг к другу и теперь готовы общаться день и ночь напролёт. Но. Не похоже на то. Эти ребята смогут быть друзьями только тогда, когда останутся одни на необитаемом острове, где каждый день придётся сражаться за выживание. Есть такая порода мужчин, которые при любых внешних обстоятельствах продолжают 'самцовые игры'. Их хлебом не корми, дай вдоволь посоревноваться - кто выше? Кто больше? Кто дальше?... В общем, как правильно заметил Пак, у кого длиннее? И успокаиваются они только в двух случаях - если кто-то победил и сломал другого, и если появилась серьёзная внешняя опасность. Не зря мужское объединение по защите от врага называлось 'дружиной'. Друзья в основе. А, если ещё не друзья, то станут таковыми через один-два боя. Друзья, они не для того, чтобы трепаться, а для того, чтобы что-то делать вместе. Представить себе Игоря и Глеба что-то делающих вместе... Ну, если только кого-то реанимирующих... Слишком они похожие - оба сильны, оба воинственны, в обоих есть несгибаемая ось, за которую и уважают мужчин. И вот эта похожесть и не позволяет им быть откровенными друг с другом. В общем, причина объединения может быть только на грани жизни и смерти. А вот причин для открытой ссоры возможно сколько угодно...
  Сама себе кивнув на это рассуждение, я скользнула к комнате Игоря и замерла за прикрытой дверью. И честно заранее простила себя за подслушивание. Потом времени может не быть, да и просто забудется за впечатлениями дня, а внутри непрощённое может подтачивать, давя на нервы. Так что - на войне как на войне.
  - Первое, второе, чай с блинами. - В руках Глеба позвякивали устраиваемые перед Князем тарелки. - Что-нибудь ещё принести?
  - Нет, спасибо. Я и это-то могу не осилить, - вежливо отозвался Игорь. Хорошо зная его, можно услышать в его ответе полкило недоброжелательства.
  - Помочь?
  - В смысле - осилить?
  - Нет. С ложки покормить.
  - За маму, за папу, за Президента, за колхоз? Не надо, сам справлюсь.
  - Как хочешь.
  Кровать коротко всхлипнула под весом. По-видимому, Глеб присел рядом с лежащим. Надеюсь, он не собирается его насильно кормить? Нянька из раверсника получиться изобретательнее домомучительницы Фрёкен Бок. А из Князя послушник получиться опаснее, чем Карлсон... Гремучая смесь.
  - Ты решил у меня над душой постоять?
  - Нет. Посидеть.
  - Шёл бы ты... - Князь задумался.
  - На хутор? - Протянув соответствующую гласную, вкрадчиво спросил Глеб. - Бабочек ловить?
  - На Хуанхэ, - ласково отозвался Игорь. - Стену достраивать. Великую. Китайскую.
  Ох, мужчины. Ждала, что Глеб взорвётся, но тот только хмыкнул в ответ. Спустя минуту тишины зазвякала вилка о тарелку. Игорь убедился, что от добровольного ангела-кормителя не избавиться, и начал ужинать.
  - Игорь, ты давно с Дашей?
  Вот гад! Вот так взял и напрямую спросил!
  А Князь?.. Князь с ответом замешкался. Может быть, его тоже покоробила прямолинейность собеседника? Я вытянулась в струну вдоль косяка, приложившись щекой к холодной доске наличника. Стало страшно. В животе закрутил холодный вихрь, пальцы задрожали. Даже закусывание многострадальной губы не остановило мандража. Чего я боюсь? Того, что мужики сейчас начнут дубасить друг друга? Или того, что ответит Игорь? И не то что очень уж важно его мнение... Просто - оно обо мне.
  - Пять лет, - сдержанно отозвался Игорь.
  - И до сих пор не можешь осчастливить девушку семейной жизнью?
  Что?! Я ж его всего под гжель распишу - синими узорами! Омлет сделаю на сто яиц! Цилиндр недоточенный, параллепипидом ушибленный и конусом уделанный!
  - Ты не понял, Глеб, - глухо ответил Князь. - Пять лет, как мы с Дашей работаем вместе. А личное счастье - это дело, к работе касательства не имеющее.
  - Понятно.
  Звякнула отложенная вилка. Не черта тебе не понятно, Глеб! Опять ты влез не в те двери и снова ничего не понял из увиденного... Но, ёлки-палки, как же хочется заплакать! Просто так, не почему-то, не зачем-то, а просто так.
  - Покурить найдётся? - Спросил Игорь внезапно.
  - Только холостые!..
  - Не понял?..
  - Не стреляй! Тебе доктор категорически запретил пиво, сигареты и женщин. Так что курить возьмёшь спичку, а пить - чаёк.
  - А в качестве бабы что предложишь? Резиновую подружку?
  - Подушку! - Усмехнулся Глеб, но тут же посерьёзнел: - Правда, Игорь, не дури. С переломами рёбер не курят. И с опущенными почками не пьют пиво.
  - А не спят с бабами, по-видимому, с отшибленной башкой, - философски продолжил Князь. - Пора вешаться.
  - Угу. Помочь узелок навязать или сам справишься?
  - Да уж разве я тебе доставлю такое удовольствие?!
  - Ну-ну. А то я уж разбежался... За верёвкой и мылом.
  Снова повисла тишина. А я продолжала прислушиваться, тонко улавливая звуки. Глаза пришлось закрыть для полного сосредоточения - так сила восприятия 'экстры' меняла модальность. Мочки стало покалывать, за ушками по костям побежали электрические разряды. Да, невралгия от переутомления обеспечена.
  Звякнула вилка.
  - Ёмть!
  - Ничего, я поймал... Держи. - Отреагировал Глеб.
  - Спасибо.
  - Да ладно Бога впрягать - сам справлюсь.
  - Ну... Ты и жук, Глеб! - Вздохнул Игорь. Раверсник в ответ хмыкнул. - Слушай, там, может, помощь нужна. А ты со мной тут просиживаешь...
  - Возможно, - равнодушно отозвался Глеб и тут же переключился: - Игорь, раз у вас с Акуей исключительно рабочие и дружеские отношения, то... В общем, по-хорошему с тобой поговорить реально? Как мужик с мужиком? О бабах.
  - Не вопрос, - напряжённо ответил Князь. Да и у меня сложилось не лучшее впечатление от того, с какой лёгкостью Глеб произнёс 'по-хорошему'. - Валяй.
  - Тут такое дело, Игорь... - Помолчав, заговорил Глеб. - Уже понял, наверное, что я хочу подгрести к Дашке с непристойным предложением?
  - Ну.
  Вот тебе и подслушала! Потом уши мыть с мылом... Я плотнее прижалась к зазору меж дверью и проёмом.
  - Я так понимаю, если я что-либо напортачу, то, как минимум, дело буду иметь с тобой, Паком и вашим горячим Маклаудом...
  - Ты и с ними сцепиться успел? У тебя просто невероятный талант... начинающего самоубийцы.
  - Ага. Потому что с вами связался. Скажи мне, кто твой друг... Игорь, меня совсем не радует перспектива оказаться между молотом и наковальней. Надлюблять женщину и, одновременно, думать о том, как потом сваливать от её друзей... Лично мне это возможностей не прибавит. А ей - радости от процесса. Ну, ты понимаешь...
  - Не приходилось драпать от мужей не вовремя вернувшихся из командировки? А я-то думал, ты предпочитаешь острые ощущения... - Задумчиво спросил Игорь. Голос у него на последней теме начал меняться, становясь всё суше и горше. Не в радость ему был этот разговор. Да и Глебу, видимо, тоже. Но вот - разговаривали и даже позволяли себе разбавлять неприятные смыслы улыбками и шутками. Да и как иначе, если оба - и я сторонним слушателем тоже, - понимали, что перейди кто-то один барьер наигранного дружеского стёба и порушиться с таким трудом выстроенная пирамида общения. И закончиться это одним - болью. А кому из них тяжелее - Игорю от ощущений беспомощности и немощности или Глебу от чувств ответственности и всемогущества - я не знаю.
  - Не одно и то же, Игорь, - вздохнул Глеб. - В общем. Вопрос ребром! Могу ли я рассчитывать на фору?
  - Смотря какую...
  - Мне хватит пары спокойных дней, чтобы наладить нормальные отношения с ней. Если, конечно, эти дни никто над душой стоять не будет... Вот я и спрашиваю - дашь ли ты мне возможность? Не будешь в обиде?
  - Во-первых, насчёт спокойных, так этого никто гарантировать не может. На войне, как на войне. Во-вторых, я за ребят не в ответе. В-третьих, откуда вообще уверенность, что Даша тебе простит попытку изнасилования?
  - Ты меня за кого принимаешь, Игорь? Я похож на того, кому нечем взять женщину, кроме силы?.. - Глеб хмыкнул. - Ну, поиграли немного. Нервы это щекочет и градус повышает. Но, если бы она хоть словом обмолвилась, что ей не нравится...
  - Нож по рёбрам - достаточное основание считать, что ей не понравилось? - Устало спросил Игорь.
  - А то, что за сутки мне уже дважды от неё влетало банальным рукоприкладством - достаточное основание считать, что она меня хочет? - Парировал Глеб.
  Вот нахал! Это-то тут при чём? Ну, Игорёк, ответь ему по-мужски, по маме...
  - Любовь детям опаснее, чем спички, она идёт по судьбам, их круша - он дёргал её милые косички, она в ответ палила с 'калаша'... - задумчиво процитировал Игорь. - Достаточное.
  Эй, мужики! Вы в своём уме?! Как, ну скажите на милость, как, отталкиваясь от одних и тех же фактов можно прийти к совершенно противоположным выводам?!. И при чём здесь эти спички-косички? Я же просто ему пыталась объяснить, что он...
  - Ну?...
  - В конце концов, она женщина самостоятельная и свободная, - вздохнул Игорь. - Но если будет хоть одно замечание от неё - держись он нас подальше. Мы люди не посторонние, отыграемся не по-детски...
  - Замётано. Не в курсе, она предпочитает банан или клубнику?
  Он, что, испытывает его терпение? Игорь сейчас с постели не вскочит, чтобы приложить по роже, но чем-нибудь под руку попавшим может и запустить от души!
  Игорь отозвался:
  - В верхнем ящике трюмо. А в серванте на нижней полке - непочатая красного десертного... Где-то в шкафах пара шоколадок... Чем богаты.
  - Ну, роскошный подарок, Князь!
  - Угу. Если обидишь - убью. Обещаю.
  - Замётано! - Весело отозвался сивый мерин. Загремела собираемая посуда, и я отпрянула от двери. Настала пора быстро ретироваться.
  Невозможность третья:
  Ты - из огня...
  
  Я знаю, сны - это легкие птицы,
  А дома - это дети камней.
  Открою дверь, стану тысячелицым,
  Отражаясь в каждом окне.
  Разделяла нас пара шагов. Но до этого дня,
  Я не знал что такое огонь и что ты из огня...
   'Пикник'
  
  Разговор 20.09.20... 21.11
  
  Звонок прервал мои мрачные размышления. Без помех дождаться раверсника и высказать ему, все, что я думаю по поводу мужских договоров на женское внимание, мне, судя по всему, было не суждено. Пришлось идти открывать дверь.
  Сергей, нагруженный четырьмя пакетами с рисунками зелёных листочков и надписями 'Будьте здоровы!', растерянно заулыбался:
  - Добрый вечер, Дарья Антоновна!
  Вероятно, бедного парня не предупредили, что вид я теперь имею ещё более потрёпанный, чем раньше. Он-то меня последний раз видел только на поминках, а тогда кроме повязки, пары царапин на лице и порезанных рук ничего страшного не было. Это сейчас я являю собой учебное пособие для начинающих медсестёр.
  - Добрый.
  Я вздохнула. Заявленное состояние вечера никак не перекликалась с существующей реальностью. Видимо, это так явно было написано на моём лице, что Сергей заторопился втащить сумки через порог. Поспешно присел над развалившимися бесформенными кучками пакетами и пустился перечислять:
  - Тут системы с гибкой иглой, шприцы двух, пяти и десяти кубовые, вот физрастворы для инъекций, а здесь новокаин и...
  - Угу...
  Если он сейчас начнёт лекцию читать о медикаментах, мстя мне за мои недавние разглагольствования об оружии, то я, пожалуй, не сдержусь и запущу в него чем-нибудь тяжёлым. Я уже начала присматриваться к окружающему в поисках удобного предмета, как Сергея спугнула интонация моего неопределённого отклика. Он быстро выпрямился и испуганно посмотрел мне за спину. Я обернулась. Ну, кого ещё там можно было увидеть... Глеб стоял, опёршись о косяк, и вид у него был настороженно-напружиненный. Дёрнись студент не вовремя, и раверсник разорвёт его.
  - Это - Сергей. - Тяжёлыми раздельными словами, равномерно вбивающимися в сознание, я заставляла таять ледяной монолит напряжённости. - Он - юный подован. Из нашей группы. Ясно?
  Глеб молча кивнул и за моей спиной заскользил на кухню. Ранее отложенный поднос, вновь оказавшись в его руках, немелодично позвякивал на поворотах. Я обернулась к Серому. Тот всё ещё продолжал стоять столбом, с лёгким испугом смотря в спину уходящего. Я пощёлкала пальцами, возвращая интерес к моей персоне и глаза 'юного подована' обрели осмысленность. Сергей спохватился, порозовел, вытащил из кармана пачку денег. Толстую, жирную, отъевшуюся. Громким шёпотом, оглядываясь в сторону кухни, произнёс:
  - Это от Пака. На насущные расходы... Просил, чтобы не стеснялись.
  Вот это, действительно, дело! Мишка определённо решил, что нас нужно взять под крыло. Под его большое, белое, пушистое и тёплое крыло. Почувствуйте себя цыплёнком!
  - Спасибо. - Я, не ломаясь, забрала пачку, банковским методом обёрнутую в белую бумагу с грифом суммы. Сумма оказалась порядочной. Где-то стоимость одной моей картины в былые-то времена. Помнится, на столько я жила по полгода. Да, тёплое крыло у Пака. Откуда, вот, только, такие деньжищи? Не из укрытого ли нашего заработка?
  - Дарья Антоновна, - Сергей побледнел и вытащил из кармана блокнотный лист. Десять цифр. Номер сотового. - Я Вас очень прошу... Если что-то будет нужно... Если я помочь смогу... Если...
  И нервно пляшущими руками попытался сунуть мне листок. Я взяла. Вряд ли пацан понадобится, но обижать его в таком пустяке не стоит. Ребёнок он просто ещё. А для того, чтобы вырасти, ему нужна такая малость - подтверждение того, что уже по-настоящему взрослый, что мужчина, что отвечает. Почему бы не воспитать хорошего человека? Найдётся потом девушка ему по душе - спасибо скажет.
  Глеб снова навязчиво замаячил у меня за спиной, и ученик Пророка заторопился на выход. Спешно затянул шнурки на воротнике куртки и виновато заморгал:
  - Ну, я пойду?
  Я в ответ кивнула. Глеб неожиданно встрял и заулыбался как самая доброжелательная акула в мире:
  - Адьёс! Гуд бай! Оревуар! Ауффидерзейн! Саянара! Покедова!
  Сергей даже не рискнул попрощаться - сразу рванул на лестницу. Дверь громко хлопнула. Я взялась за виски и вбуравила в них тонкие гудящие пальцы. Если так пойдёт дальше, то точно кого-нибудь убью...
  - Пойдём ужинать, Дашенька? - широкая ладонь уверенно опустилась на моё бедро.
  - Сволочь!
   Глеб оказался ближе, чем я предполагала. Поэтому въехала ему по лицу не ладонью, а запястьем. Сивая чёлка всплеснулась и опала, когда от удара дёрнулась голова.
  - Гад!
  Второй удар тоже не прошёл мимо цели - кулак остро вошёл в подреберье и заставил Глеба на мгновение склониться на бок. Вот теперь будет знать, как договариваться о женщинах! Его руки неуверенно перекрыли проход к горлу и лицу. Словно не поверил в то, что взбесилась я всерьёз и бить буду также - серьёзно и зло.
  - Козёл! - это уже в корпус и, одновременно, стопой под колено.
  - Дашка, - выдохнул он, отступая в коридор. - Ты чего?
  И глаза такие - удивлённые-удивлённые! Словно и вправду не понимает, о чём идёт речь!
  - Скотина!
  Ещё раз припечатала по открывшейся на миг роже, а потом - уверенно засадила кулак в 'солнышко'.
  - Даш! Ёмть...
  Он согнулся и снова отступил. Выдохнул и стал разгибаться, набирая дистанцию. И, наконец, нахмурился, поняв, что я не играю. Поздновато спохватился. С одной стороны хорошо - у меня было время покуражиться, с другой плохо - видимо, не настолько серьёзны были для него мои кулачки, чтобы с первых движений защищаться по полной.
  - Гондурас!
  Колено в пах оказалось моим последним двигательным достижением. И - недостижением цели. Глеб вовремя обкатал удар и уверенно рванул вперёд, сильными руками завязывая мои движения и весом сбивая с места. Словно бульдозер - примял мне локти к груди, приподнял над землёй и, протащив пару метров, вдавил спиной в дверь.
  - Рррр!
  Я зарычала и забилась, стремясь освободить руки и продолжить увлекательную процедуру. Замолотила пятками по двери.
  - Дашка, уймись! - сморщился Глеб, словно от лимона.
  - Сволочь! - отозвалась я и от усердия врезалась в дверь затылком. Затылок заломило, в глазах засеребрились звёздочки и это пополнило мой счёт к 'гаду'.
  Ещё раз дёрнулась и замерла.
  Кто ни разу не смотрел в дуло пистолета, тот не поймёт... Впрочем, даже глядя в смертельную точку, не каждый осознаёт её как вероятность прекращения жизни. Не у каждого вздрагивает сердце и становятся вялыми конечности. Для того, чтобы так пугаться оружия, нужно знать его мощь. И хотя бы раз быть по другую сторону курка.
  Глеб замер, почувствовав моё состояние. Чуть скосил глаза.
  - Отпусти её.
  Игорь стоял, привалившись к косяку комнаты, и тяжело удерживал оружие в обеих руках. Расстояние - чуть больше возможного для атаки на стрелка. Да и та удалась бы - неизвестно. Шансов нет. Разве только у Князя сил не хватит, или лихорадка собьёт прицел.
  - Конечно, Игорь, - помолчав, отозвался Глеб. - Как скажешь.
  И мягко опустил меня на пол.
  - Даша, - позвал Игорь.
  Я скользнула в сторону. Теперь, стреляя, Игорь меня не заденет. Стоп! Стреляя?
  - Туда! - Игорь указал головой направление.
  Чутко повинуясь движению и задумчиво следя за положением ствола, Глеб сдвинулся в коридор. Слева - стена, справа-стена и так два метра назад и два метра вперёд. Весьма малоподвижная мишень получается.
  - Игорь... - позвала я.
  Он не отозвался. Даже внимания не обратил.
  Глеб склонил голову набок и остановился.
  - Я тебе обещал? - спросил тихо Князь.
  Глеб задумчиво поиграл скулами и едва различимо кивнул.
  - Либо ты сейчас уходишь. И не возвращаешься, - негромко продолжил Игорь. - Либо...
  Доканчивать фразу он не стал.
  - Я-то думал, ты просто будешь исполнять обещанное, - криво усмехнулся Глеб. - А ты из тех, кто ищет повод отступить.
  - Либо - либо, - в Князе ничего не поменялось, но Глеб явно подобрался.
  - Игорь! Нет! - До меня наконец дошло! Жирафёнком по имени Даша я живо подскочила к другу и уцепилась за плечо. - Игорь, не дури! Мы просто играли!
  - Играли... - Негромко повторил Князь и скривился от боли.
  - Играли, - твёрдо повторила я, - просто играли!
  - Жалеешь? - с тоской спросил друг.
  - Нет! Чёрт возьми, Игорь! Всё у нас нормально! Мы просто так развлекаемся! - Я висела на его плече, не рискуя что-то делать. И даже не потому, что Князь может дёрнуться неловко, а потому, что обижать его - совсем уж подлое дело. Он пришёл на помощь, он примчался на зов! А тут всё, как в плохом анекдоте.
  Игорь вздохнул и приопустил пистолет. Руки его дрожали.
  - Любишь его?
  Глеб перевёл взгляд с оружия на меня и вопросительно приподнял бровь. Но смолчал.
  - Да! Нет! Не знаю! - твёрдо ответила я.
  Мужчины задумчиво посмотрели сначала на меня, потом друг на друга.
  Что я говорю? Ужас осознания подхлестнул меня. В голове приятно закружилось, а под правой лопаткой опять засвербело. Успокоилась, перевела дыхание и начала сначала:
  - Я его не люблю, Игорь. Просто... Так получается... В общем...
  Если сейчас не скажу, то дальше совсем запутаюсь! А ребята смотрят одинаково, словно сиамские близнецы, и молчат! Вот так всегда - когда можешь обойтись сама, мужчины обязательно предложат помощь, а когда одной сложно - их не дождёшься...
  - Я его хочу!
  Выпалила и замерла.
  Игорь медленно опустил пистолет. Глеб покачал головой и потянул из кармана сигареты. Подумал, кинул взгляд на Князя и засунул пачку обратно.
  - Любовь детям опаснее, чем спички... - Пробурчал он и предложил, - Игорь, пошли, что ли, чаю попьём?
  - Пошли.
  Когда Князь, пошатываясь, двинулся на кухню, Глеб подхватил его под локоть и повёл, словно пьяного товарища.
  Вот так. Мужская дружба - это святое. А женщине остаётся только глазеть в спину уходящим и пытаться осмыслить происшедшее. А что, собственно, произошло? Ну, поразвлекались. Ну, призналась. Что такого?! Или одного того, что женщина делает первый шаг, кавалерам достаточно, чтобы исчезнуть в неизвестном направлении?! Впрочем, сейчас - в известном. Далеко они не ушли. Расселись на кухне. С комфортом. Глеб помог Игорю рухнуть на стул возле обогревателя и пошёл за одеялом. Скользнул мимо меня, даже не посмотрев.
  Когда он вернулся на кухню, лучшие места уже были заняты - Князь возле окна, а я напротив. Глебу оставалось только место спиной к двери - самое нелюбимое положение для тех, кто стремится к тотальному контролю. Он без слов набросил одеяло Игорю на колени и занялся чайником. Я помогла расстелить плед и замерла в ожидании своей чашки.
  - Замечательно, - вздохнул Князь, когда все трое уверенно упёрли взгляды в чайные поверхности.
  - Что замечательно? - флегматично гоняя ложкой чаинку по кругу, спросила я.
  - Что всё наконец-то прояснилось.
  Сил улыбнуться у него не хватило, но что-то дрогнуло в лице так, что мы с Глебом ответно усмехнулись и снова спрятали взгляды.
  - Полагаю, что сейчас вы поужинаете, и мы все благополучно расползёмся по комнатам, - вздохнул Игорь. - Я могу, чтобы вас не тревожить, лечь в гостиной.
  - Нет.
  Мы сказали это с Глебом одновременно и, вскинув глаза, тут же замолчали.
  - Гм... - Игорь поморщился, потревожив рёбра вздохом, и отвернулся.
  - Дело тут не в том, что мы, скорее всего, будем мотаться по всей квартире, а не тихо-мирно сидеть в спальне. Дело в самом принципе. Гости - мы. А ты - хозяин. И твоё место - в спальне! Где, к тому же, так замечательно устроен лазарет - торшер просто создан для подвешивания флаконов под систему, а тумба идеальна для россыпи таблеток и залежей порошков.
  Это я и пояснила Князю. А про себя добавила, что нам из гостиной будет проще защищать больного от возможного вторжения
  - Сплю в спальне, - покорился он и тут же пригрозил: - Но буду здорово мешать походами в туалет!
  - Утка, - флегматично напомнил Глеб.
  - Сволочь, - мрачно отозвался Игорь.
  - Сам такой.
  - Оба хороши! - фыркнула я. - Аферисты, блин!
  Игорь и Глеб обменялись быстрыми взглядами.
  - А подслушивать неприлично, - задумчиво покачал ложку над чаем Глеб.
  - Все трое хороши, - со вздохом резюмировал Игорь.
  И в этот момент в гостиной зазвонил телефон.
  Игорь встрепенулся, но не успел - Глеб скользнул за дверь и вернулся уже с трубкой. Подал хозяину. Мельком взглянув на высветившийся номер, Игорь отозвался:
  - Настюшко слушает.
  Подслушивать чужие разговоры - действительно неприлично. А сообразив, что Паку Князь ответил бы иначе, я перестала вслушиваться. И отвернулась. Хотя бы потому, что смотреть, как Игорь мучается, удерживая в повреждённых руках трубку, было неприятно - кололо острой жалостью и даже злостью.
  Глеб задумчиво покачивал ложкой над чашкой и смотрел в окно. В противоположном доме свет горел почти во всех квартирах. Будний день, вечер. Кто-то ужинает, кто-то уже ложится спать, кто-то сидит перед телевизором...
  - Ты - сволочь, Глеб, - констатировала я. - Скажу больше - таких сволочей, как ты, ещё поискать. И поэтому можешь не рассчитывать, что моё признание значит больше, чем просто желание попробовать тебя в постели...
  - Ага, - лениво повернулся он. - Если женщина начала объяснять свои чувства - послушай её и пойми наоборот - не ошибёшься.
  - Умник, - протянула я. В чём-то он явно был прав.
  - Профессионал, - склонился Глеб.
  Мы обменялись самыми светскими улыбками. В каждой - по тонне тротила. Первый раунд остался за ним.
  - Не хотелось бы тебя разочаровывать, Даша, но мои интересы тоже не простираются дальше нескольких бессонных ночей. И, если ты в настоящее время не занята и вполне можешь себе позволить небольшой роман...
  - Раздала все долги и изнываю от одиночества! - я откинулась к стене и закатила глаза. Светский стиль выплёскивания друг на друга язвительности начал затягивать. А насчёт нескольких бессонных ночей - так это мы ещё посмотрим. Акуя - это наркотик. Жениться никто не хочет, а вот роман затянуть подольше - это с удовольствием.
  - Замечательно. Так я устрою тебя как партнёр на ночь?
  - Конечно. Я всеядная! - улыбчиво отозвалась я. Больно стянуло порванную щёку, но это того стоило - Глеб стал бесстрастным.
  - Это я заметил, - сухо отозвался он.
  Так. Этот раунд увлекательной беседы - за мной.
  - Однако ты не сказал - свободен ли ты? Или мне придётся выцарапывать тебя из лап конкурентки? - лениво потянулась я.
  - Свободен. Всегда. - Коротко ответил он. - Женщины и кошки - форс-мажорные обстоятельства в моей жизни. Надолго они не задерживаются. Даже самые прекрасные.
  - Удивительное сходство отношений, - с готовностью закивала я. - Представь себе, для меня - также. А вот мужчины - это особенное явление. Они, скорее, одноразовые зарядные устройства! Зарядился - выкинул - нашел следующего, зарядился - выкинул - сразу к следующему. А для тебя?
  Глеб как раз отпил чай. Как только не захлебнулся...
  - Мужчины не в моём вкусе.
  - Это ты зря, - с сожалением протянула я. - Мужчины по-своему хороши. Конечно, им не хватает уверенности в себе, способности переносить боль, умения ласкать и принимать ласки, но есть у них и положительные качества...
  - Какие? - кротко поинтересовался Глеб.
  - Ну... Они такие трогательные, когда их трогаешь. Маленькие, беспомощные, наивные... - захлопала я ресницами.
  - Даш! - Глеб резко поставил чашку на стол. - Вот ты мне скажи, убогому, - почему женщины такие язвительные?
  - Потому что мужчины - толстокожие! А я, кстати, не язвительная. Просто немножко зловредная...
  - Нда?.. А мне-то поначалу показалось, что доброполезная...
  Пожалуй, сейчас счёт стал два-два. Пора завязывать.
  - Знаешь, Глеб, - я болезненно усмехнулась, - с тех пор, как ты появился, у нас стало так весело. Как в цирке.
  - Намекаешь на то, что я тут главный клоун?
  - Нет. На то, что для работы в команде тебе нужно прозвище, - сухо отозвалась я, переходя на серьёзный тон: - Предлагаю - Сатир.
  Глеб сделал вид, что задумался, а потом решительно замотал головой:
  - Нет уж! Пусть будет...
  - Скиф, - докончил Игорь и убрал телефон в сторону.
   Глеб повернулся на зов. Молча посмотрел на задумчивого 'гонщика' и снова углубился в чай.
  Значит, Игорь получил-таки информацию на нашего незваного гостя. Скиф, Скиф - крутилось в голове. Что-то знакомое, известное. Нужно было только немного подумать и вспомнить. Я хмуро вертела в руках ложку.
  - Не напрягайся, - сказал Князь и, закрывая глаза, устало откинулся к стене: - Скиф - птица райская, бродник-одиночка, нигде не 'светился' в нашем деле. Знать его можешь только потому, что он был первопроходцем 'Жигулёвского треугольника'.
  - Спасибо, вспомнила.
  Это оказалось несложно. Как только Игорь назвал 'зону', вспомнились и обстоятельства. Скиф был молодым, подающим надежды проходчиком. Он шёл в связке вторым номером, дублируя своего наставника. Задача была простой - дойти и выйти, составить карту. Как всегда в новых районах. Вход в 'зону' был далеко не первый, но до этого все походы заканчивались неудачами и жертвами. А вот Скиф дошёл. Потеряв наставника, рискнул двигаться дальше и этим заслужил признание гонщиков России. Потом исчез из поля зрения.
  Значит, Скиф...
  - Аплодирую твоим информаторам, - исподлобья посмотрел Глеб. - Это как-то влияет на наши прежние договорённости?
  - Пожалуй, нет, - задумался Князь. - Но вытягивает за собой массу вопросов.
  - Если о затерянном имени Бога, то я отвечать откажусь, - совершенно серьёзно предупредил Скиф.
  - Нет, попроще. Где ты шлялся эти годы? С кем сейчас? К какому движению относишься?
  - Я сказал, что об имени Бога говорить не буду? - заволновался Глеб и тут же облегчённо вздохнул: - Ну, значит, предупреждал.
  - Ну, ты и фрукт... - Покачал головой Игорь.
  - Овощ, - буркнула я, отворачиваясь.
  - Зелень к салатику, - улыбнулся Глеб. - Право слово, ребята, не лезьте вы в моё прошлое. Там только ассенизаторы разгрестись смогут. Сейчас я с вами - это данность нынешнего момента. Так давайте дружить! - И поднял бокал с остатками чая.
  - Давай, - со вздохом поддержал Игорь, и мне ничего не оставалось, как тоже поднять чашку.
  Выпили, словно горькую.
  - Так, - вздохнул Князь, - я перебазируюсь в спальню. Глеб, помоги добраться. Даша, перенеси туда мой ноут - перед сном немного пошарюсь в сети.
  - Игорь! - от возмущения я даже не нашлась что сказать. Ну, не расписывать же ему, что сидеть за экраном при температуре и дурном самочувствии - это опасно затягиванием выздоровления. Не маленький - сам знает. Усталые зелёные глаза убедили меня - да, знает, но будет делать по-своему, и мне тут уж ничего не изменить. Я пожала плечами и двинулась вслед за мужчинами. Нужно было устроить Игоря, вколоть ему обезболивающее и жаропонижающее и скромно попросить не засиживаться за экраном.
  
  В постели раз... 20.09.20... 21.55
  
  Преувеличенно бодро пожелав Князю спокойной ночи, я отшагнула в дверной проём. Зелёные глаза проводили грустной улыбкой. Такой отечески доброй, что, закрывая дверь, почувствовала себя неловко. Плотно прижала дверь, словно опасаясь, что сквозь случайную щель просочатся мои тайны.
  Когда обернулась, Глеб уже оккупировал диван. Разлёгся на расстеленном во всю ширь пледе средней пушистости в маковый цветочек. Словно сытый кот в облюбованной клумбе. Сам поперёк, лапы в стороны. Вот досада! Мне остаётся либо на время стать послушной наложницей падишаха и заслуживать соизволения прилечь рядом, либо снова стать кошкой, которая гуляет сама по себе. Я посмотрела на Глеба с прищуром, лениво оглядела его соблазнительное тело, демонстративно облизнулась и погладила себя под грудью, ненароком приподняв блузку так, чтобы стала видна полоска живота. В полумгле царапины незаметны, а внезапная демонстрация самой возможности обнажения всегда вызывает в мужчинах желание продолжения. Это словно открыть баночку любимого джема, взять ложку и... Гелштальт замучает. Глеб усмехнулся и довольно, в предвкушении потянулся ко мне. Однако рано расслабился. Я отодвинулась и зевнула, культурно прикрыв рот ладошкой и не культурно потянувшись с прогибом, да так, что груди, итак значительно изменившие положение, вскинулись вверх. Глеб с лукавым осуждением покачал головой и сделал вид, что расслабляется, потягиваясь. Я не поверила и, напротив, напряглась в ожидании. И верно - стремительным броском метнулось с постели тренированное сильное тело и угрожающе близко мелькнули мужские руки. Я не далась. Скользнула назад и в сторону, заставляя сивого котика тянуться. И он тянулся, пока почти не выпал с дивана - ноги-то остались, а руками пришлось упереться в пол. Пока он так левитировал в пространстве, из-за необходимости сохранять тишину не имея возможности махом вскочить и наброситься, я скользнула мимо и забралась у него за спиной на диван. Залезла в самый угол, поджала ножки, обложилась подушками и благополучно сделала задумчиво-романтичный вид. Подтянувшись и мягко перекатившись поближе, Глеб довольно усмехнулся и привалился к стене рядышком. Начал разглядывать комнату, стараясь не коситься в мою сторону. Эдакий нашкодивший кошак, застуканный над опорожненной крынкой, но ни в какую не признающийся. Вроде как совсем тут не при чём. Так и сидели. Я - разглядывая свои пальчики, он - рассматривая скудную мебель комнаты и последствия давешнего взрыва. Ни тебе ужина при свечах, ни серенад под окном, ни романтического бреда на ушко... Необычно. Сидим вдвоём на одной постели, в доме на осадном положении, в комнате со следами военных действий, смотрим куда угодно, только не друг на друга, оба побитые и уставшие и - самое главное! - оба знаем, чего хотим, и ничего не делаем! Я покосилась на кавалера. И - поймала его косой задумчивый взгляд.
  Прыснули мы одновременно.
  - Глебка, - я закрыла болеющую щёку и губы ладошками и могла только укоризненно смотреть, - Ну нельзя же так! Мне же смеяться больно...
  - Как же ты целоваться будешь? - хмыкнул он, довольно щурясь.
  - Не буду, - покаянно согласилась я. - Это ты меня будешь целовать.
  - Я? Тебе ж всё равно больно будет...
  - Смотря куда, - я наивно похлопала ресницами.
  Глеб, тихо смеясь, взъерошил свои волосы, став сразу похожим на воронёнка из мультика про 'Антошку' - такой же колюче-перистый и удивлённо-смешливый.
  - Дашка, - вздохнул он, - У тебя ж, поди, не только лицо болит...
  Я покачала головой и чётко отрапортовала, с интуицией профессионального секретаря-референта предвосхищая вопросы:
  - Да, болит. Много чего. Да, я об этом помнила, когда мы договаривались лечь в постель. Нет, там не болит. Нет, мазохизмом я не болею. Я им наслаждаюсь.
  Глеб усмехнулся, но в глазах мелькнула растерянность.
  - Наслаждаешься?
  - Ты всё прекрасно понял, - погрозила я пальчиком, - Наслаждение наслаждению рознь! И то, что тогда произошло на кухне, было за гранью моих сексуальных вкусов! И прекрати так хмыкать многозначительно! Да, мне стало хорошо, но это не отменяет того, что...
  Он сдвинулся ближе и, крепко взяв за плечи, ткнулся лбом мне в шею. Мурлыкнул, тонко дунув на ближайший мой сосок. И тем выбил почву из-под ног. В голове тут же раздался лёгкий звон, а тело наполнилось приятной тёплой тяжестью. И говорить дальше уже не захотелось. Я опустила руки на широкие ключицы и закрыла глаза. Сильные мышцы под моими ладонями быстро стали горячими и потными. Сминая влажную ткань футболки, я протолкнула руки дальше и скрестила их за шеей мужчины, подтягивая его ближе. Грудь обдало жаром разогретого тела. Глеб согласно мурлыкнул и, оставив в покое моё плечо, занялся моими ушами. Уже знакомо дыхнул теплом на мочку, и я застонала, пока ещё сжав зубы, но уже приоткрыв губы. Потом схватил краешек зубами, до тонкой боли, на грани с наслаждением, начал мять. Меня простреливало тёплыми волнами,
  Поддаваясь мягкому нажиму лба, я опрокинулась назад, спиной на подушки... Глеб довольно фыркнул и запустил горячие ладони мне под футболку. Тёплая волна прошла от живота выше, захватила в два быстрых смерча мои груди и рванула одежду вверх. Поднимая руки под давлением сползающей футболки, я застонала - натянутая ткань ударила по соскам. Мгновение меня держали путы, а потом освобождённые руки сами потянулись к рубашке Глеба. На ощупь добралась до пуговиц, пока мужчина, выпрямившись, ласкал мои волосы, запуская пальцы в путаницу локонов. Возле воротника пуговица легко расстегнулась, распуская ткани, но дальше дело застопорилось. Я яростно трепала тонкий диск, но он зло выскальзывал из-под пальцев, словно смеясь надо мной. И нервы не выдержали - зарычав и выгнувшись ближе, я стянула ткань в кулаки и рванула - жестоко, как учили бить. Глеб охнул. Рубашка разошлась. Отлетевшая пуговка больно щёлкнула меня по обнажённому животу, но цель была достигнута. Я приоткрыла глаза. Глеб смотрел ласково, так пьяно-влажно, что не оставалось сомнений - понравилось. Лукаво засмеявшись, я резко выпрямилась, поднимаясь над подушками и заставляя мужчину отступить. Теперь мы оба сидели - я на бёдрах, он на коленях. Грудь Глеба оказывалась как раз напротив моего лица. Кудрявый треугольник между сосков на широкой грудной клетке несказанно привлекал, и я зарылась в него носиком. Он пах мужчиной. Солью, железом, табаком и желанием. Глеб нежно, но всё более требовательно массировал мои плечи, округло лаская их в ладонях, словно груди, и я чувствовала магию его движений - мои соски наполнялись теплом и тяжестью, но одновременно, презирая закон притяжения, поднимаясь вверх, всё выше и выше, так, что, казалось, они готовы выгнуть меня дугой, направляясь в небо, словно египетские пирамиды или купола церквей. И я начинала чувствовать себя церковью - Храмом, куда спешат очиститься от скверны, куда приходят плакать в ложбину между смыслами, где падают навзничь, чтобы закрыть глаза и увидеть божеский промысел. Мир начинал сворачиваться до ощущения тел, до запаха тел, до их взаимно притягивающего магнетизма... И не оставалось меня, как меня - женщины, личности, человека. Всё утекало, истекало, уходило, теплом истекая в промежности. Не оставалось боли или страстей, не оставалось даже чувств - к себе, к мужчине рядом. Оставалось только предрассветная тишина и вязкое ожидание света в пустом Храме, ждущем бога...
  Водя по груди Глеба щекой, я дотянулась до плоского соска и тронула его языком. Ладони на моих плечах остановились. Я повернулась в другую сторону, осторожно прижалась больной щекой к мужской груди и потянулась ко второму соску. И тут же, пока влага не стала прохладной, остро, тонко дунула, словно кольнула. Мужчина в моих руках вздрогнул. Запрокинулся.
  Широкие ладони на моих плечах возобновили кружение, а я опустила руки ниже и расстегнула тесно сковавший сильный торс ремень. Со скрежетом по металлу пряжки пояс раскрылся. Потянула пуговицу - с беззвучным щелчком поддалась. Глеб приподнялся, помогая мне расстегнуть молнию и стянуть вниз джинсы. Ему нужно было подняться, чтобы снять их...
  И я не выдержала.
  Когда он приподнялся, наваливаясь на одно колено, я боднула в торс и помогла руками. Чуть слышно выдохнув, Глеб свалился на диван рядом. И, когда я оседлала его, тихо засмеялся в предвкушении.
  - Дашка... - ласковые руки побежали по моему телу, исследуя каждый сантиметр, каждую скрытую ложбинку, в поисках особых кнопочек и ключей...
  А я, утробно урча, стащила тесные плавки, помогла снять их вместе с брюками.
  - Даша...
  Глеб попытался подняться, чтоб помочь мне снять моё трико, но не тут-то было! Легко, почти невесомо я толкнула его обратно на подушки - это несложно сделать, сидя на мужчине верхом. Особенно легко, когда он не сопротивляется. Потому что нет смысла сопротивляться женщине, никогда нет... Но понимают мужчины это лишь вот в такие вот моменты. Он замер, снизу вверх глядя на меня широко раскрытыми глазами.
  Я не стала терять время. С себя при сноровке трико можно снять и в процессе. А разгоряченный обнадёживанием мужчина не может ждать. Его беспокойные руки треплют диковинные цветы на пушистом пледе, пальцы перебегают, словно живущие самостоятельной жизнью и вздрагивает от моего дыхания плоский, подтянутый живот. На каждый выдох напрягается, обнажая литой рельеф, словно гранитное морское дно в отлив. Я тронула языком кожу - солёную, горьковатую, со вкусом труда и подвига, - провела влажным кончиком вокруг пупка, ощущая каждую жилу напряжённого ожидания. Дохнула ниже - воздух взбодрил его, и между грудей в меня влажно ткнулось тёплая плоть. Глеб поймал мои руки и, перебирая по ним, словно слепой, добрался до плеч. Сжал их, требуя - сейчас! немедленно! - как требуют мужчины, имеющие на это право.
  Я сползла, прижимаясь грудью, и скользящим поцелуем ударила губами. Глеб сжался, вздрагивая. Втянулся, ставший переплетением жил, живот, стиснули мои плечи руки. И, награждая за тихий стон, я ласково тронула мужчину губами. И позволила погрузиться, вытягиваясь напряжённой струной, прогибаясь мостом над бесконечностью, над суетой и бессмысленностью существования...
  Я двигалась, награждая влагой и теплом, движением губ и лаской языка, а сильные пальцы на моих плечах, забытые мужчиной, отпущенные в свободный полёт, взявшие во владение моё тело, ласкали, стискивая до боли.
  Глеб стонал тяжело, сквозь зубы, не желая выпустить неосторожный вскрик или боясь признать свою слабость перед моим влажным горячим ртом, перед самой возможностью излиться, став чем-то большим, чем тот, кто есть. И только руки его - словно наполненные безумством, метались по моим плечам и голове, хватая и отпуская, будто не в состоянии решить. И это метание выдавало пульс бьющейся в нём жизни, ритм его желания...
  И сливаясь с ним, забывая себя, становясь ничем, но становясь чем-то большим, чем есть, я двигалась...
  А в глазах было черно, черно и беспросветно...
  До тех пор, пока мужчина не застонал, выгнулся, прижимая меня за плечи, и по языку моему не покатилась сладко-солёная горошинка его влаги. Тогда сверкнули звёзды! Словно миллиарды шпаг, пронзившие бархат моей тюрьмы. И все - на меня! И все - отринули за мгновение до укола.
  А за скользкой горошиной полыхнул во все стороны разноцветный фейерверк брызг. Каплями осел на коже, уподобив её лепесткам в росе. Осыпал всё, растёкся, заблестел в слабом свете, костенея остывшим воском...
  Приподнялась, взглянула.
  Глеб, лежал, запрокинувшись. Облизывал губы и успокаивал дыхание.
  Я села рядом и пальчиком стала водить по лужице на его животе, размазывая её в маленького симпатичного осьминожка. Меня саму ещё не покидало волнение. Дыхание рвано прорывалось сквозь сухие губы, а грудь туго пульсировала ему в такт.
  - Дашка...
  Запотевшие руки скользнули по моим рукам, снова устремившись к плечам, к шее. Ласково побежали, нежно прогоняя меж пальцев каждую жилку.
  - Дашка... Спасибо... - он приподнялся, сел и взял меня за подбородок. Глаза у него оказались растерянно-смущённые. - Сумасшедшая... А как же щека?
  - Щека? - я тронула скулу, внезапно почувствовав дискомфорт. Пальцы ткнулись во что-то скользкое и неприятное. В отсвете из окна увидела, что ногти вымазаны в тёмном. Из царапины снова пошла кровь.
  - Дашка, - дрожаще улыбаясь, Глеб покачал головой, - Сиди, сейчас аптечку притащу.
  Прижал ладонью весёлого осьменожка на животе, чтоб тот не дрыгал лапками, растекаясь, и спешно удалился в ванную комнату. А я свалилась на постель и вытянулась, позволяя себе несколько минуток отдыха. В глазах всё ещё рябило и искрило - высокая эмоциональность, накрывшая меня с головой в пиковый момент близости, вылилась в лёгкое неконтролируемое видение. Голова кружилась, и казалось, что комната наполнена белёсой пылью, слабо фосфорицирующей на неровностях и углах. В ней, воздушно растекались светлые ниточки разорвавшихся связей от произошедшего энергетического взрыва. Ниточки эти едва заметно отсвечивали мигающим серо-зелёным. То ли мне не хватало сил на полноценное видение зелёного цвета, то ли действительно это был грязноватый цвет...
  Задумавшись, я потянула с журнального столика пачку 'Кэмэл'. Вытащила, покрутила в пальцах сигарету. И со вздохом вложила обратно. Вспомнила. Мазохистка эдакая! Это ж надо было такой зарок себе давать! Во рту стало совсем нехорошо от привкуса железа и страстного желания закурить, помноженного на грусть...
  
  В постели два... 20.09.20... 22.20
  
  В проёме мелькнул и погас свет и быстрой тенью Глеб почти беззвучно запрыгнул на кровать. Потянулся к светильнику, и я поспешно прикрыла глаза ладонью. Отводить не пришлось. Глеб ласково коснулся запястья, чуть сдвигая с раны руку, и мою щеку тронула влажная салфетка. Зашипела перекись, мягкой щекоткой заполняя царапину. Я лежа, не шевелясь, а ласковые, заботливые руки очищали, смазывали и накладывали салфетки... И таким прекрасным казалось мгновение, что даже вновь возникшая лёгкая боль под лопаткой почти не замечалась.
  Светильник щёлкнул, выключаясь, и рядом со мной тут же пристроилось сильное тёплое тело мужчины. Сегодняшнего моего человека Ветра. Куда ветер унесёт нас завтра... Вместе ли? Поодиночке? Сегодня мы принадлежали друг другу... Как небо и земля. Как вода и огонь. Как вдох и выдох...
  - Дашка... - выдохнул Глеб, запуская пальцы в мои волосы. - Какая же ты... особенная...
  Вот так. Пока ухаживаем - столько слов красивых знаем, столько острот можем высказать, так рассуждать высоким штилем, а как только постель случилась, так и... Особенная. Пустое слово. Всё, что угодно, может означать.
  - Даш, - снова позвал Глеб, осторожно пристраиваясь губами к моему уху.
  Тело пробило зарядом, снова вся левая половина стала наполняться мельчайшими искорками, покалывающими кожу изнутри. Я сжалась, ловя сладкие ощущения.
  - А как ты до Алтаря добралась?
  Оп!
  Я одёрнула ухо и, отбросив кавалера, рывком поднялась. В теле ещё бродила расплавленным базальтом горячая нега, но рассудок уже сигнализировал: 'Внимание! Повышенная осторожность!'. Я обернулась, намериваясь врезать по наглой рожице, но задержалась - слишком разогрела меня близость, заставила размягчиться.
  - Ты чего? - Глеб секунду смотрел изумлённо, а потом понимающе хмыкнул и повалился на спину. - Не хочешь, не говори. Я просто пытался понять, что ты такое... Почему так притягиваешь.
  - Да? - насмешливо спросила я. Улыбку больно стянуло. Не только из-за лейкопластыря на надорванной щеке. Из-за того, что хотелось не ухмыляться, хотелось расплакаться от обиды.
  - Да, - Глеб поднялся, потянулся за сигаретами, нашарил спички и закурил. Красный огонёк светился не единым пятнышком, а туманностью красных карликов. - Давай откровенно, Даш. Ты не отличаешься уж прямо модельной внешностью. Шрамы на тебе... Скажем так - вполне заметные. Черты правильные, фигура вполне, но до девочек-задири-ножек тебе далеко. С другой стороны - и этим блондинкам до тебя далече...
  Я стиснула зубы и отвернулась к окну. Мужчина курил, по комнате вился дым, приторно-горький, и в индиговом стекле отражался красный огонёк сигареты. Словно целеуловитель 'Барконтраля'...
   Глеб задумчиво сбросил пепел и продолжил:
  - Но всё это меркнет, уходит куда-то, когда ты оказываешься в непосредственной близости. Ты, вроде и не меняешься, но отношение меняется сразу. Фон твоей личности, твоей ауры настраивает на восприятие тебя как объекта желания, вечного, высасывающего без остатка все силы, все представления, желания. И в этом я вижу особую магию, мне незнакомую. Но мощную, тяжёлую и... тёмную. Откровенно тёмную магию.
  - Гм...
  Вздохнув, Глеб затушил недокуренную сигарету и подсел ко мне ближе. Обнял, поцеловал в обнажённое плечо. Потёрся щекой с пробивающейся щетинкой. Снова вздохнул, чувствуя, что я не оттаиваю:
  - Дурочка ты, Дашка... Я же не со зла. Не обидеть пытаюсь. Просто - что вижу, то пою. Ты знаешь нас, мужиков, - мы лукавить в постели не можем... Не могу я точно определить то, что сидит в тебе, но вижу, что оно чужеродное. И чую, что оно притягивает, как магнит. С каждой лаской всё сильнее. И кажется мне, что не так уж ты и рада этому...
  Вот теперь всё встало на свои места.
  И нежная щека на плече показалась самой мягкой подушкой...
  Я повернулась к мужчине и, обняв его за шею, ткнулась в уже изученный треугольник курчавых волос, скрывая в них свои слёзы. А Глеб подтянул меня ближе, посадил к себе на колени, и, прижав, стал гладить по голове, успокаивая, словно ребёнка.
  Плакала я беззвучно. Стиснув зубы и до боли зажмурившись. Боялась разбудить Игоря...
  Успокоившись настолько, что стала только хлюпать носом, я завозилась на руках Глеба, устраиваясь удобнее, а потом тихо заговорила:
  - Это сейчас до Алтаря легко можно добраться, а тогда о нём только легенды ходили. Как до сих пор об Исполнителе. И никто толком не верил. Тогда вообще всё было по другому... Деревья выше, лужи глубже... Я тогда ни о каком сталкинге не думала даже - дома сидела, замужем. Так вот не повезло. В восемнадцать, дура, выскочила. Мама говорила - не торопись, всё у тебя будет, - но мне казалось, что если не с ним, то вообще не с кем. Вот и... Бог миловал - больших глупостей не наделали... Детей, в смысле. Муж - скотина был тот ещё. Кобель. В период ухаживания, конечно, павлин, а потом... Мне работать запретил, я днями напролёт сидела в четырёх стенах и выла в ожидании его возвращения с работы, готовила, убиралась, прихорашивалась для него. А он сперва приезжал вовремя, а потом всё чаще стал задерживаться... А ещё через полгода его любовницы так прямо домой могли позвонить, не стесняясь. Он напропалую девочкам врал, что я приживалка, домработница или папенькина пассия. А я как дура... любила, ждала. Думала - перебесится. Однажды не выдержала. Знаешь, как кончают собой молодые самовлюблённые идиотки? Травятся таблетками, потом ждут полчаса и идут к соседке - божьему одуванчику - и в течении беседы показывают, как им плохо. А потом под страшным секретом признаются, что кончают самоубийством... Муж в больницу пришёл с цветами, за руку держал, слова красивые говорил о жизни, о семейном счастье, о детях. Когда домой приехали - прямо за порогом, как дверь закрыли, врезал по лицу, потом в живот, а, когда свалилась, ногами... Потом на диван затащил и...
  Рука Глеба на моих волосах дрогнула, но не остановилась.
  Я уже не всхлипывала. Злость на старую обиду высушила слёзы.
  И разливалось тепло по телу от ласково скользящих рук.
  - А я тогда девочкой была - хрупкий стебелёк, маменькина дочка, шмотки-дискотеки-ноготочки-каблучки... Вообще не представляла, что такое может произойти со мной, что меня могут так... Ревела всю ночь. А на утро, когда он уехал на работу, сбежала из дома. Тупо ходила по городу, нигде не останавливалась. Живот болел дико, рожицу перекривило, ноги заплетались, дрожали... Под вечер села на какой-то лавочке и то ли заснула, то ли сознание потеряла. А, когда очнулась, там оказался сбор сталкеров, собирающихся входить в зону. Я, оказывается, заснула как раз на портале.
  - 'Пикник'? - поинтересовался Глеб.
  - Нет, 'Дикарка'.
  - Они, вроде, не соединяются...
  - Для меня - соединились.
  - Понятно. А дальше?
  - Дальше - просто. Напросилась. У меня ни снаряги, ни опыта. Но взяли. Руководитель сказал - она сама нашла, пусть идёт, на счастье, на удачу.
  - И ты пошла...
  - Да. Очень уж доходчиво они говорили, как всё это опасно. Мне и хотелось - чтоб не вернуться. А по дороге попросту потерялась. Ткнулась не туда, вот и вынесло... Локальная воронка была замаскирована под штору. Совсем как в моём доме... Я одёрнула и - всё. Обернулась - а уже другая реальность. Ну и пошла гулять. Мне ведь всё по фигу уже было. Шла, не глядя. Там, говорят, сейчас каждый метр ловушки, которые не всякий пройдёт, а я просто гуляла...
  - Везучесть смертника... - прижал меня крепче Глеб.
  - Именно.
  - А потом?
  - Потом... Дошла до Алтаря. Я тогда ещё не знала, что это он... Просто в какой-то момент захотелось отдохнуть, вот и присела на камень. Обычный такой, замшелый, в кустах стоял. Села, потом прилегла. Живот болел, пах, ломило всё... В небо глядела, думала о чём-то... Не помню уже о чём. И вдруг так хорошо стало... И просто очень захотелось жить. Очень! Я вдруг поняла, что мой брак - это глубокая ошибка, что всё это было не для меня. Поняла, что мир вокруг огромен, что мой путь пролегает сквозь его бесконечность. Я почувствовала, что я - это нечто большее, чем набор косметики на роже и умение хлопать глазами и добиваться своего... Что выйти замуж и состоятся как жене это ещё не всё, что может женщина. Я осознала, что начну всё с начала, что сумею стать другой и тогда смогу добиться того, чего желаю больше всего - быть любимой...
  - Ты добилась своего, - Глеб мазнул поцелуем по волосам.
  - Добилась, - я усмехнулась своему отражению в окне. Ни черта я не добилась! Но знать об этом ему не стоит...
  - Что было дальше?
  - Пошла домой. Холодно было, вот я и припустила. Ну, а по дороге меня выбросило из 'зоны'. Свалилась из окна недостроенного дома. Там, в реальности 'Пикника', на этом месте была дверь, а тут оказалось падение с высоты третьего этажа. Нашпилило меня на арматуру. Лежала, орала благим матом, пока какие-то бомжи скорую не привели. Ну а дальше...
  - Стала сталкером?
  - Не сразу, - покачала я головой. - Сперва разобралась с мужем.
  - Гм... Мне страшно, когда ты говоришь таким тоном!
  - Да нет, ничего особенного. Не кастрировала и не укоротила на голову, хотя и надо было, - грустно усмехнулась я. - Уже оказавшись в больнице, я попросила подъехать своего друга детства, работающего юристом, сфоткать меня и составить протокол по форме. А врачи, по моей просьбе, составили медицинское заключение о последствиях избиения и изнасилования. Хорошо спрятав оригиналы, я позвонила свёкру. Он был мужик богатый и серьёзный. Сына недолюбливал, но всячески ему потакал, как единственному ребёнку и памяти о любимой женщине. Я позвонила и попросила подъехать, сказала, что дело семейное, тихое, но важное. Он прилетел на следующий день, пришёл в больницу. Я дала ему две бумаги - медицинское заключение и составленный протокол. Он был очень умный человек. Ознакомился, сунул себе в портфель и сказал - 'У тебя всё равно где-то есть ещё, поэтому эти я заберу на память. Ну-с? Что ты хочешь?'.
  - И что ты попросила?
  - Развод, - хмыкнула я. - По-королевски.
  - Э?
  Руки Глеба перехватили мои плечи и бережно подтолкнули к подушкам. Видимо, его уже утомила позиция сидя с немалым объёмом женской филейной части на коленях. Я согласованно растеклась по кровати, и мужчина Ветра прилёг рядом и стал ласкать мой обнажённый живот.
  - Ну? - нетерпеливо напомнил Глеб.
  - А... Да. Меня очень быстро развели, фактически вечером того же дня я подписала документы. С бывшим мужем встречаться уже не требовалось - свёкор отправил его за рубеж, отдохнуть и проветриться. А на следующий день мне привезли на подпись бумаги на квартирку. Однокомнатка в спальном районе, без изысков и даже раздельного санузла, но всё-таки - квартира. Свёкор знал, что податься в этом городе мне некуда... Ну и подстраховался, конечно - понимал, что больше претензий иметь к его сыну не захочу. В ответ я выслала на его адрес оригиналы бумаг. А мне пришёл от него букет лилий. Так вот и поговорили. С тех пор уже не виделись.
  Глеб тёплым пальцем задумчиво гладил мой животик на самом краешке брюк, всё норовя скользнуть под ткань. От этого волны тепла пробегали по телу и подчас, от особо смелого движения, налетало такое цунами, что хотелось выгибаться и мурлыкать.
  - Да... Я не знал про причины развода. Полагал, что была обычная любовная история, кто-то задурил домохозяйке голову, она поругалась с мужем и ушла помирать в Зону.
  - Ну... Всё, кроме любовной истории - правда. Так что не сильно ошибался.
  - Да уж... - Глеб потёрся головой о моё плечо. Но уже чувствовалось, что стал серьёзнее. - А ты знаешь, что произошло с командой, с которой ты пошла?
  - Да. Узнавала потом. Двое из зоны прямиком в психушку угодили, один не вышел, а трое, вроде как, до сих пор где-то сталкерят... Только от 'Пикника' подальше.
  - Да, - Глеб ткнулся мне в волосы, поцеловал макушку, - Сталкерят... И считают, что ты их на мёртвую зону вывела...
  Я подтянулась, поднялась. Заглянула в глаза Глебу.
  - Ты всё правильно поняла, - устало кивнул он, - Клещ был руководителем этой группы. И шли они за мифическим исполнителем. В то время, по их подсчётам, могла открыться дорога к нему. Но обнаружить не смогли - сами едва выползли, когда реальность обвалилась от твоего ухода.
  Я снова легла на подушку и тупо уставилась в темноту перед собой.
  Вот так. Прошлое, избывшее, ушедшее выглядывало из-за угла и призывно махало ладошкой. Прошлое знало, что без него не бывает будущего. А подчас и настоящего тоже.
  - Даш?
  - Думаю. О том, почему всё-таки я? - предвосхитила я следующий вопрос. - Неужели только потому, что хотела подохнуть? Что жизнь не мила стала? Или всё-таки есть причины большие? Почему?
  Глеб вздохнул, поднялся. Стянул угол пледа и накрыл мне уже подмерзающие ноги. Сел и снова потянулся за сигаретами. Когда дымок достиг моих ноздрей, я только стиснула зубы - курить хотелось страстно. Больше, чем любить и быть любимой.
  - Может, ему достаточно было того, что кто-то его нашёл? Просто - приз для первого пришедшего. Одноразовая доза счастья.
  - Может быть... Но почему тогда я дошла?
  - Удача.
  - Даже удача не бывает на пустом месте! Что-то всегда происходит за что-то.
  - О, да, - иронично хмыкнул Глеб. - Великий Закон Оплаты... Оплачиваются все поступки по их мере - доброе добрым, а злое - злым. Всё так, но ты забываешь один из приложений этого закона - не всегда оплачивают лично тому, кому следует, подчас можно оплатить просто в никуда, чтоб по колесу взаимосвязей сансары оплата докатилась до адресата.
  Я поднялась. Села, подтягивая ноги ближе и сжимаясь клубочком. Глеб отложил сигарету и предупредительно накинул мне плед на плечи. То ли в комнате становилось холодно по ночному времени, то ли лихорадило остывшее после близости тело, ещё болеющее от ссадин и ушибов.
  - Может быть, ты и прав, - пришлось признать мне. - Я же ничего из себя тогда не представляла. Иногда мне даже казалось, что произошедшее было мне подарком за долготерпение и несчастную женскую долю. Очень, знаешь, выгодные мысли, когда накатывает желание пожалеть себя или когда хочется доказать собственную исключительность.
  - Понимаю...
  Ночь вокруг нас становилась решительнее и, ярко обрисовывая углы, скрывала в складках теней неясные звуки и колыхание. Она обволакивала тьмою и тусклым неровным светом, стучалась в глаза редкими вспышками искр и рисовала узоры на коже обнажённого сильного тела рядом. Мужчина же курил, размеренно вдыхая дым, задумчиво смотрел в окно и казался воплощёнием бога на земле. И хотелось прикоснуться к его уверенности, к его спокойствию всезнания и вседозволенности. И склониться перед его хрупкостью и трепетом души, с таким рвением скрываемым за скупостью движений и мнимым равнодушием.
  И хотелось поделиться тем, чем болело сердце, от чего ломило натруженную хребтину вот уже столько лет.
  - Я лежала на алтаре и думала о том, что потеряла самую большую любовь в своей жизни. Наверное, я была права, потому что с тех пор ни разу так не влюблялась... Столько было мужчин и женщин... Но ни один человек больше не владел настолько моим сердцем. Ни один настолько не заставлял его трепетать. Я стала холодной, стала пустой и ненасытной. До Алтаря я умела верить в то, что есть любовь, что люди разбиты богами на две половинки и надо лишь найти свою, чтобы стать счастливым. Я верила, что любовь и только она - основа счастья. И как все простодушные дурочки, считала, что мужчине нужна одна женщина, всё понимающая, на всё ради него готовая... И что женщине нужен только один мужчина - любящий и любимый. Я думала, что любовь способна изменить человека и придать ему столько сил, что он сможет изменять к лучшему и мир вокруг... Я была просто малолетней дурочкой, несмотря на паспорт совершеннолетия и печать о браке. Алтарь открыл мне глаза. На себя, хоронящую себя заживо в постыдном браке с человеком, который меня не уважает и не любит. На мужчин, по природе своей не способных ни на какие долговременные чувства, кроме самодовольства. На смысл нашего существования в этом мире двумя различными полами, такими разными и необходимыми для выживания человечества вообще... Я много тогда передумала, лёжа на Алтаре и глядя в небо. Мне было плохо. Холодно, одиноко, страшно и больно. И мне очень хотелось уходить из жизни не так. Пусть - в окружении ненавидящих людей, раз любить и быть любимой невозможно, пусть в окружении иуд, под вой нанятых плакальщиц, но уходить так, чтобы каждый понимал - уходит человек, а не шавка подзаборная, о которой никто не вспомнит уже завтра! Вот так я из Пикника и вышла - злая, собранная, ненавидящая. И за полгода после быстро наладила свою жизнь - тренировки, бассейны, косметологи, выставки... Ну и Зоны, конечно. И сталкеры. Общение с ними потянуло выпивку и курево, даже травкой начала баловаться, хотя раньше себе и кофе-то не позволяла. А потом прославилась как уникальный гонщик, и через годик меня Пак нашёл и взял в свою команду. Правда, с условием, что пить по-чёрному я завязываю...
  - Да..., - протянул Глеб. - Жуткая история.
  - Какая есть...
  Глеб закурил уже третью за последний разговор, и мне стало совсем не по себе от скверного желания отобрать сигарету и стиснуть её губами так, чтобы их не потряхивало больше нервной дрожью.
  - Значит, Алтарь так тебя поменял... И ни за что ни про что...
  - Значит. Понимаешь, я же действительно ничего не хотела. И не знала, где я. Мне ничего не надо было от Алтаря, от зоны. Ничего, кроме желания не возвращаться обратно, к миру, который стал для меня чужим и враждебным. Но Алтарь не исполнил моего желания, он дал мне взамен что-то совершенно иное...
  - Алтарь - не Исполнитель, - дохнув дымом в сторону окна, задумчиво ответил Глеб.
  - Но он как-то связан с ним... Иначе зачем бы Клещ туда шёл.
  - Связан. Как колыбель с ребёнком. Он лишь оградка, загончик, который должен ограждать от любопытных и защищать от себя самого. А исполнять - не его функция.
  - Но что-то же он со мной сделал! Что-то такое, из-за чего я стала такой... такой... ненормальной!
  - Он? - Глеб чуть повернулся в мою сторону, прищурился. - Или ты сама?
  И я поняла, что мир ещё раз перевернулся с ног на голову.
  Я сжалась под пледом, плотнее запахнулась, отогревая ставшие внезапно очень холодными руки и ноги. Только в животе остался кусочек тепла, словно в затухшем костре маленький тлеющий уголёк под слоем пепла
  - Ну, подумай, Даш! - Глеб ткнул окурком в пепельницу и обернулся ко мне всем телом, взял за плечи. - Всё, что ты помнишь, никак нельзя назвать влиянием магии. Да, ты поменялась, да, стала другой. Но Алтарь-то тут при чём? У любой женщины, пережившей насилие и крушение идеалов, случается подобное. Тут не надо искать мистической составляющей! Всё просто - обозлилась, стала циничнее и рискнула изменить свою жизнь. А всё остальное - только результат приложения долго копившей силы и неудовольствия жизнью. Алтарь мог сделать только одно и, видимо, сделал - он дал тебе силу. Много, почти неограниченно много силы! Бездонный колодец! А ты приложила её так, как смогла, как захотела.
  - Ты ж сам говорил, что чувствуешь во мне тёмную магию?!
  Меня затрясло. Казалось, что земля под мной ворочается, стремясь сбросить оковы городов, выстроенных мною на песке воздушных замков иллюзий и сокровенных желаний. Грубо и бескомпромиссно проходило потрясение основ представлений о себе, с такой любовью и тайной гордостью выстроенных с нуля, от девочки-с-кукольным-личиком, без единой мысли в голове, до Акуи - сверх-сталкера...
  - Чувствую, - согласно кивнул Глеб и прижал меня к себе. - Но к Алтарю она отношения может совершенно не иметь - не похожа она на Зону. Другое это... Незнакомое.
  - Ну и что? Поменялась же я после Алтаря!
  Паника нарастала, но в глубине души я уже чувствовала тишину будущего, уже ощущала гладь после шторма и нутряным женским чутьём знала - всё к лучшему.
  - Не Алтарь же тебя по визажистам-косметологам потащил? Не Алтарь тебя заставил тренироваться рукопашке. Не Алтарь, в конце концов, вёл по Зонам...
  - Не скажи... - глаз я так и не подняла, но противоречила уже себе, своим представлениям, а не тому, что говорил Глеб. - Ребята подсчитали, что от моего состояния в зоне часто зависит исход входа в неё...
  Глеб фыркнул и горячо выдохнул:
  - Бред! Ты просто сталкер от бога и чувствуешь зону. Когда зона активна - у тебя голова разламывается или живот тянет, как в месячные. Вот и получается замкнутый круг - зона активна - тебе нехорошо - команде работать сложнее из-за вас обоих. Но от тебя это толком не зависит. Дашка, поверь. Я работал с женщинами-сталкерами твоего уровня - для них всех это в порядке вещей. Удержаться в спокойном состоянии, когда зона лезет в душу и физиологию не просто сложно, а предельно сложно. Потому никто никогда девчонок не обвиняет... И своим скажи - пусть на носу зарубят. То же мне...
  
  В постели три... 20.09.20... 23.32
  
  Волнение, пробежавшее по телу, сорвало меня с места. Я распахнула плед и кинулась обнимать своего человека Ветра. Спаситель мой! От съедающего чувства вины, от подтачивающей неуверенности, от понимания исключительности и высокой ответственности, стирающей плечи...
  - Глебушка... - горячо дышала я, втираясь солёными от непрошеных слёз щёками в расправленную тяжёлым дыханием грудь. И шептала, не стесняясь выдать свои переживания: - Спасибо, Глебушка... Спасибо...
  А он уже не мог ждать - задрожал, подтянул, подхватил, втиснул в себя. Поймал волосы в ладони, быстрыми пальцами превращая их в вихри торнадо, поднял моё лицо и захватил губы. Его рот обхватил мягко, податливой упругостью нежа и требуя... требуя...
  Быстрые ладони скользнули по моей спине, откровенно умело зажигая до лёгкого свербения от тепла мышцы меж лопатками. И я выгнулась, поддаваясь и отдаваясь. А ладони уже обежали мою талию и потянули стяжку брюк... А потом... случилось вознесение. Глеб встал в полный рост, его тугая от напряжения рука подхватила меня за подмышки и лопатки и приподняла на миг над диваном. Я от испуга схватилась за плечи Глеба. Свободой рукой он спешно сорвал с меня трико... Повалил обратно, положил на скомканный плед, лёг поверх. Сжал оставшиеся на теле трусики и намотал их на кулак. Полоски ткани взрезались в тело. Стиснули промежность, до боли и набухания теплом и влагой сдавливая самые нежные и чувствительные места. Я вздрогнула, чтоб не вскрикнуть, и вжалась лицом в плечо Глеба. Куснула за напряжённую мышцу - он тихо рыкнул и потянул трусики вниз, запуская под них горячую ладонь. Его пальцы почти невесомо тронули уже горящие, пульсирующие ощущением тяжести места и, когда я, не сдержавшись, охнула, запустил их внутрь. Ничто не помешало и, сложенные копьецом, они мощно толкнули меня. Словно током пронзило, отбросив! И я вскрикнула. И ещё! Настойчивое движение принуждало изгибаться, ища спасения от суровой атаки. Но, закусив губу, я не перечила. Ещё и ещё двигалась ладонь. И я вздрагивала и всхлипывала, чувствуя, как убегает вдаль сознание, как задыхается от бега сердце и влага течёт из глаз. А жар и холод, пересекаясь, схлёстываясь и разбегаясь, носятся по телу. Пальцы, став горячими в движении, усилили натиск. Застонав, я упёрлась руками за головой в стену и, закрыв глаза и стиснув зубы, прогнулась навстречу атакующей ладони. Глеб заурчал, словно довольный кот, и, вонзая пальцы, пробежал губами по моим соскам. Мир на мгновение расширился на два искристых горячих взрыва, заставляя забиться от наслаждения на грани с болью, а потом вновь сузился до влажного туннеля, раздвигаемого внутри горячими пальцами. Казалось, что там, в самом конце коридора, ветвисто истекающего прозрачными соками, затаился цветок. Алый цветочек. Цвета огня. Цвета страсти. Цвета жизни. Он набухал округлым бутоном, тяжёлел сочной ягодой и готовился раскрыть лепестки и запульсировать в такт клюющему копьецу ладони. Внутри становилось тесно от взбухающего шара, там, согласно движениям, покачивалась, способная уже в любой момент взорваться влагой, пустота... Я выгибалась, кусая губы и боясь кричать...
  Пока движение вдруг не прекратилось.
  Пальцы внезапно замерли, а потом медленно вышли. Секунду я тяжело дышала, не давая воли чувствам, а потом всем телом потянулась за ускользающей ладонью. Словно нехотя Глеб тронул промежность, от чего я заметалась, едва владея собой. Снова придвинулась к мужчине, и тот неуверенно, будто сомневаясь - а нужно ли продолжать, - провёл пальцем по ложбинке. Я забилась, застонала, чувствуя, как пульсирует внутри набухший бутон. Готовую открыться кубышку качало на ветру ритма, грозя сорвать в любой момент. Потянулась - горячая ладонь снова наградила прикосновением. Теперь палец скользнул в обратном направлении, на мгновения задерживаясь в каждой чувствительной точке, заставляя меня трепетать и вскидываться. Глеб играл, играл, как кошка с мышкой, дожидаясь, когда я сойду с ума от слишком кратких прикосновений... Потянулась, выгнулась, подавая себя - быстрый язык ударил по соскам, словно бритвой полоснул, так, что ахнула. Чувственность пробудилась настолько, что излишне сильные прикосновения стали болезненны.
  По животу вниз скользнула рука, тронула, почти углубившись и заставив меня стонать в предвкушении, а потом вдруг рывком обхватила бедро. Я не успела понять, как Глеб притянул меня к себе и быстрыми поцелуями покрыл шею и плечи. Обмякнув тряпичной куклой, я успела лишь слабо обнять мужчину, но следующее же его движение заставило опустить руки. Глеб развернул меня, помогая встать на колени. Слабость и тяжесть охватили меня. С трудом прогнувшись, я положила голову на скрещенные руки и замерла, в предчувствии облизывая многострадальные губы. В глубине алый шар качался на тонком стебле, грозя раскрыться навстречу любому движению... По спине пробежал холодок, словно лезвием провели... Глеб взял меня за талию, подтягивая... Меж лопаток засвербело, заболело, заныло невыносимо, заставляя прогнуться, ускользая из мужских рук.
  - Глеб... - пересохшим горлом едва слышно позвала я. - Больно...
  - Что?
  - Больно. Между лопаток... Что там?
  Глеб наклонился, ласково побежал ладонями по спине. И замер, едва не ткнув пальцами в место свербения.
  - Что там, Глеб?
  - Чёрт...
  От потерянного шёпота меня встряхнуло. Словно пробуждаясь из кошмара, я резко повернулась, стремясь своими руками достать до острой боли в спине. Но остановилась, увидев состояние Глеба. Он сидел, замерев, и остановившимся взглядом смотрел куда-то за меня.
  Я обернулась.
  Огромная объёмная клякса индигового пространства влажно посверкивала в лунном свете. Она висела прямо перед окном, чёрными лучами-паутинками зацепившись за все стены комнаты. И вниз с массы тихо слетали мелкие капли активного вещества антиреальности...
  На мгновение я сжалась, застыв.
  Чёрная масса желеобразно задрожала, формируя жерло для выброса вещества...
  И Глеб спихнул меня в сторону. За мгновение до выстрела закрыл собой.
  Отлетая в угол, я успела увидеть, как чёрная масса, словно непогашенный траурный парашют накрывает мужчину. Потом его просто смело.
  А мой затылок врезался в шкаф. Обдало болью и ощущением хруста...
  
  
  Невозможность четвёртая:
  Объятья темноты
  
  Ночь шуршит над головой, как вампира черный плащ,
  Мы проходим стороной - эти игры не для нас.
  Пусть в объятьях темноты бьется кто-нибудь другой,
  Мы свободны и чисты, мы проходим стороной.
   'Пикник'
  
  Зона вызывает 21.09.20... 00.00
  
  В чёрной паутине антиреальности оказалась вся комната. Слизь тянулась из угла в угол, опутывала шкафы и полки, свисала капающей бахромой над дверьми и двумя мазутными кляксами висела по две стороны от меня - у окна и на стене. Сперва мою многострадальную ломящуюся от боли падения головушку заинтересовала 'куколка'. Яйцо размером с импортный холодильник висело над окном на нескольких растяжках, больше напоминающих лохмотья нищего или особо извращённое бельё для любителей садомазо - чёрное, рваное, дырявое, кое-где проблёскивающее искрами. Судя по лёгкому трепету растяжек, 'куколка' вот-вот должна была открыться. Но выпорхнет из неё отнюдь не бабочка...
  Второй сгусток антиреальности оказался Глебом, распятым на стене и спеленованным чёрной паутиной. Видимо, удар, который ему пришлось принять, был слишком силён - Глеб висел с поникшей головой, а по стене вниз ползли тёмные капли, которые старательно слизывали две маленькие чёрные 'ладошки' на тонких стебельках - зона подпитывала 'куколку' жертвенной кровью.
  И только возле меня оставалось чистое пространство, в которое так и не сунулась антиреальность. То ли пороху не хватило, то ли Глеб не прав и я что-то значу для Зоны.
  Я дотянулась до затылка и тронула эпицентр пульсирующей боли, нарастающей с каждым мгновением. Пальцы вонзились в липкую массу и тут же одёрнулись. Страшно. Настолько, что всё остальное теряло остроту. Задрожав, я двумя руками потянулась к голове, начала ощупывать её от висков, с трудом сдерживаясь, чтоб не впасть в панику. Закусила губу и со свистом втянула воздух - показалось на мгновение, что голова расколота и мне осталось недолго. Пальцы суматошно побежали по волосам, перебирая прядки, пока не наткнулись на кровяной колтун, влажный и скользкий, словно только что намыленный шампунем. Вздрагивая всем телом, закусывая губу, чтоб не выть, и не делая резких движений, я продвинулась в поисках дальше. Пронзило болью, словно током, выключая тело, и осклизлая масса выпала из ладони. Оплывая, я снова прижалась к дверце шкафа.
  Почти мгновенно вновь подбросило зарядом адреналина - от 'куколки' раздалось характерное похрустование. Глянула - ахнула. Чёрная масса успела за это время затвердеть, и теперь внизу появлялся портал выхода - трескаясь, масса раздавалась в стороны, чтобы пропустить порождение Зоны.
  Поднявшись по стенке, я на подгибающихся ногах двинулась к Глебу. Тот тоже приходил в себя - встряхивая головой, оглядывался. Увидел меня. Узнал. Глаза побежали дальше и наткнулись на кокон. Рассмотрев ходящие ходуном сухие части в жидкой антиреальности, словно материки в мировом океане, Глеб стиснул зубы - скулы обозначились мертвенно-белым.
  - Глеб. - Я почти добралась до путаницы чёрных жгутов, в которых он висел.
  Перед глазами плыло, мир был белёс и туманен, и даже страха уже не оставалось - время поджимало. Я слышала хруст за спиной, а значит, оставались какие-то минуты до перерождения сущности Зоны.
  - Уходи, - шевельнулись разбитые губы моего человека Ветра - мужчины, который любил меня в эту ночь.
  - Глеб... - Я потянулась к одной из растяжек, схватилась, пытаясь сорвать - растяжка захрустела, теряя на миг прочность, но тут же стала жидкой, липкой, текущей и я налипла.
  Глеб скрипнул зубами, увидев, как я нервно пытаюсь стряхнуть чёрное щупальце, а оно налипает всё сильнее, отвоёвывая себе участки моей кожи. Вяло одёргивалась, я зачарованно глядела, как наползает на меня антиреальность, странная, необычная антирельность, не жидкая - не твёрдая, а так, похожая на старое подсушенное тесто, которое вынули из холодильника и решили перемешать, чтобы сделать хлебную лепёшку - вязко-клейкая в крошеве сухой корочки. Глеб рвался из мазутных пут, напрягая все жилы, пытался разорвать растяжки. Он искрил, словно первомайский салют над Москвой, стремясь собственной силой спалить взаимосвязи в массе, но всё было тщетно. Зона крепко держала жертв.
  - Уходи! - зарычал Глеб, откидываясь на щупальца. По его лбу стекали капли пота, по стене - капли крови.
  - Куда? - криво усмехнулась я и показала на руки, надёжно завязшие в антиреальности.
  Вздрогнув, Глеб отвернулся.
  Я невольно обернулась тоже.
  'Куколка' раскрылась. С легким негромким похрустыванием, раздалась внизу корочка, и появились слизнеподобные лапки создания. Неуверенно задвигались, зашевелились, начали продвигаться и оказались пальцами. Вылезла в слизевой плёнке рука существа - белая, сморщенная, худая, с розовыми мягким ноготочками. Потянулась, вытягивая тело. Лысая голова с трудом пролезла в упругую дышащую напряжением дыру в коконе. Выпала, - страшная, морщинистая, похожая на тыкву-горлянку, - и повернулась, разворачиваясь лицом на спину...
  Всё тело существа свернулось, словно провернулось внутри кокона и... выскользнуло наружу. Мокро шлёпнулось на пол и сложилось бесформенной горкой. Страшное в своём уродстве и анатомичности - блестящее от слизи, белое до синевы, лицом на спину, лопатками оттопыренными, словно крылья ощипанной курицы, худой до того, что кости выпирают острыми углами в каждом суставе...
  Существо зашевелилось, заходило ходуном, приподнялось на четвереньки, дрожа всем телом. Лысая голова с закрытыми глазами, замазанными слизью, вздрагивая, дёрганными движениями повернулась как нужно. И тут же человека вырвало. Чёрная суспензия антиреальности плеснула на пол и расплескалась лужей. Человек закашлялся и, вытирая ладонью рот, пробурчал:
  - Во, блин, ситуёвина...
  - Пётр, - всхлипнула я.
  Человек в слизи обернулся, глянул - лицо перекосило нервным тиком, приподнявшим угол рта в кривой усмешке.
  - Привет, девочка, - прохрипел Пророк и, с трудом совладав с непослушным телом, поднялся.
  Боже, на что он был похож! Итак худой и высокий, он стал подобен сухому дереву, с которого слетела кора - настолько тонкий, что все кости торчали, каждая мышца выпирала нешироким жгутом под болезненной сизой кожей. Словно закаменевший впалый живот казался сплетением проводов, а заросший пах - тёмным провалом. Пальцы заострились, напугав своей хрупкостью и сухостью - словно косточки в кальку обернули. А лицо... Нет, наверное, я бы не узнала Петра, если бы смотрела на его лицо. Другой человек. Узник Освенцима... Скулы выпирали гребнями, ввалившиеся щёки лежали тёмными пятнами, словно после пощёчин смерти, а глаза - чудесные вечно мальчишеские глаза - стали полны запредельностью. Вокруг зрачков радужным кругом плескалась антиреальность...
  Нелепо подёргиваясь, Пётр подошёл и, болезненно морщась от движений, легко сдёрнул с меня налипшие щупальца. Они захрустели и опали осенними листьями, - зона послушалась своё порождение.
  Свободно вздохнув, я с трудом улыбнулась, постаравшись не особо заметно дрожать, и глазами указала на пленённого товарища.
  Петр хмуро глянул на Глеба. Но вместо того, чтобы освободить его, вернулся к кокону, ставшему похожему на декабрьский лист, ещё висящий на ветке, но уже медленно осыпающемуся от любого порыва ветра. Кокон и осыпался - мелкой трухой на пол. Пётр подошёл к дивану и рывком стянул простынь. Завернулся, словно в тогу. От меня. От моего шального испуганного взгляда. Потом вернулся и, встав рядом с Глебом, прижался к стене. Стёр несуществующий пот на лбу - сером, сухом. Кожа тронула кожу, и звук оказался такой, словно змея прошуршала по камням.
  Мы с Глебом переглянулись. Мой мужчина Ветра был хмур. Стиснув зубы, готовился к рывку. Словно загнанный в угол крыс. Внутри у меня захолодело в ожидании взрыва.
  - Ну? Как вы тут? - Вздохнул Пророк.
  - Хреново, - криво улыбнулась я.
  Во мне разрывалось сердце. Хотелось дотронуться, обнять, сказать, как он дорог, как больно без него. Но сухая кожа с сизым отливом, пергаментные губы и плеск чёрных капель в глазах отвращали вплоть до лёгкой тошноты. Или это от сотрясения?
  Пётр едва заметно кивнул, поняв моё состояние. Глянул в сторону, на индиговое стекло в мелких трещинах, светящихся бисером на острых изломах. На стекло, в котором отражалось только два человека...
  - Мне тоже не пучково... Но - прорвёмся! - и подмигнул, на миг став тем же старым добрым Пророком.
  А у меня отпустило сердце. Всего на мгновение. Потому что в поступках, движениях, взглядах, улыбках Петра оставалась скрытая угроза. Нет, не сам он был бедой, но он её пророчил... И от того был так неловок, так малословен и суров.
  - Пётр, - я бледно улыбнулась и снова показала глазами на хмурого пленника. - Позволь тебе представить Глеба... Моего сегодняшнего мужчину.
  Иронизировать о том, что я только вспомнила о нём, Глеб не стал. Хмуро глянул на Пророка и тут же отвернулся. Пётр тоже не поторопился с освобождением моего друга.
  Пророк с ласковой суровостью глянул мне в глаза и судорожно улыбнулся. Словно извиняясь за то, что сейчас убьёт.
  - Пётр...
  Мои губы задрожали.
  Он сполз по стене, сел в привычную позу для отдыха и глянул на меня снизу вверх. Чёрные, плещущиеся плотью зоны, глаза сделали его похожим на сенбернара - вечно виноватого и любящего...
  - У меня мало времени, девочка, - покачал он головой. - А всего не расскажешь... Я хотел, страстно хотел вернуться, чтоб всё объяснить, чтоб объясниться, да так, чтобы для вас хотя бы не оставаться трусом... Но времени нет.
  Он глянул на дверь в спальню Князя и провёл по воздуху, силовым пассом собирая мембрану нынешней реальности в горсть. И тут же дверь задрожала от мощного удара с другой стороны. Видимо, Князь бился в неё с того времени, как понял, что здесь происходит нечто сверхординарное, но сила антиреальности помноженная на человеческое сознание надёжно удерживала комнату в локальной воронке пространства.
  Пророк сделал ещё одно короткое движение и дверь распахнулась.
  Игорь с трудом стоял на ногах. 'Миртраль' в одной руке. 'Контакль' - в другой. Сжатый тугой пружиной суровым намерением драться до конца.
  - Привет, Наст! - устало кивнул Пророк. - Проходи, гостем будешь...
  Игорь напряжённо постоял в проёме, огляделся и, уверившись в том, что я не пострадала, прошёл и сел. Оружие положил на колени, но из рук не выпустил. Мы коротко переглянулись - 'Ты как?' - 'В порядке' - 'Это он?' - 'Да' - и отвернулись друг от друга, скупо уставившись каждый в свой, выбранный для обзора, угол.
  Пётр заметил. Усмехнулся. Отвёл взгляд - тоскливый и сухой, - и продолжил глуше.
  - Про меня вы поймёте... Когда-нибудь. Потом. Однажды. Не сейчас...
  Мир вокруг начал трепетать - стала подёргиваться паутина зоны, дрожать индиговое стекло на окне, и Пророк заторопился:
  - Я пришёл предупредить. Глеб - эмиссар.
  У меня перед глазами поплыло. Подскочивший пульс ударил в голову, словно молоточками, обвязанными тряпками, забил в виски. Посмотрела на Глеба - он не обернулся, только скулы стали жёстче, да брови сошлись на переносице. Значит - правда. Хватанула воздуха ртом и, шагнув, осела вдоль стены. Замерла на корточках, сунув руки между колен, сжалась в колобочек, словно так можно защититься от напастей. Так и застыли - все на корточках в одинаковых позах отдыха для гонщика, а Глеб... мой человек Ветра, мой мужчина - вися на стене, подвешенный щупальцами антиреальности.
  - Он здесь по твою душу, - скупо, монотонно продолжил Пророк. - Ты - хранительница ключа, необходимого для открытия ковчега.
  - Ключа? - мой голос прозвучал глухо, словно из колодца.
  - Тебе его передала прежняя хранительница. Ключ - символ природный, передаётся только при сексуальном контакте... Задача Глеба была добыть его.
  - Как? - вырвалось глупое.
  Жар и холод, гуляющие по телу. Страстные губы, трогающие мочки ушей. Ладони, знающие как зажигать страсть. Томные стоны. Жадные пальцы.
  Боже мой! Мне казалось, что это любовь! Я так была близка к вере в неё, к вере в то, что всё образуется, что я стану обычной женщиной - домохозяйкой, ждущей мужа по вечерам с работы, пекущей тортики и ласково гладящей большой живот. Но всё случилось не так... И осталось только кусать губы и, стискивая кулаки, шептать себе: 'Ничего, девочка! Ты справишься! Не в первый раз всё рушится! И не в последний!'
  Пророк молча потянул руку ко мне и почти тронул за ключицу, но в последний миг одёрнулся. Кивнул на окно.
  Едва понимая, что к чему, на ватных ногах я поднялась и повернулась спиной к стеклу. Рядом встал Князь. Он увидел первый - лицо вытянулось. Сжимаясь в предчувствии, я глянула через плечо... Прямо под лопаткой на белой коже явственно выделялся знакомый острозубый силуэт. Ключ почти проступил на поверхность - кожа в местах зубчиков бугрилась и затекала изнури красным. Меня как подбросило! Всхлипнув, я бросилась к стене, к косяку двери. Прижалась больным местом к холодной поверхности и, остервенев, начала с силой тереться, разрывая кожу.
  - Не надо! - сморщился Пророк, - Не поможет!
  Но, не послушав, с глухим рыком, судорожно дёргаясь, продолжила чесаться, до обжигающей боли, до подтёков на спине, до чувства кровяной плёнки меж мясом и деревом. Остановил Игорь. Подошёл, прижал за плечи. Я, вздрагивая, замерла. Только сейчас дошло, что я стою обнажённая перед тремя мужчинами и единственное, что меня смущает - холод, от которого сводит стопы и пронзает дрожь.
  Облизав губы, кивнула другу. Игорь отодвинулся, по глазам высмотрев, что истерика кончилась.
  Стиснув зубы, чтоб не кричать, я отшатнулась от косяка. Развернулась к окну, глянула - ключа не было. Стервец снова ушёл куда-то. Только разодранная на его месте кожа набухала кровью по царапинам, словно водой свежие борозды в береговом песке. Красиво. Но больно.
  Князь вздохнул и, убрав, наконец, оружие, тяжело протопал в спальню - за аптечкой. Пророк смотрел осуждающе, а с места не двигался. Видимо, уже не мог. Я, стараясь делать поменьше движений, села рядом и кивнула, что могу слушать дальше. Истерика прошла - слишком много душевных сил требовалось для того, чтобы сохранять холодное выражение лица.
  В голове уже толкались вопросы, но Пророк слабо усмехнулся:
  - Времени нет. Да и знать всё необязательно. Особенно тебе. Просто Глебу не верь - он в противоположной команде. Того, кто тебе нужен - ты пока не нашла.
  Ничего себе заявления! Как он смеет, в конце-то концов?!
  - Тебе Зона рассказала? - процедила я.
  - Зона. - Спокойно ответил Пророк. Спокойно и даже с какой-то странной нежностью и грустью.
  Подошёл Игорь, положил на плечо горячую ладонь, придавил, чтоб не дёрнулась случайно. И правильно сделал. От ошпаривающей боли в спине я выгнулась, стремясь убежать из-под струи асептика. Когда вниз побежали холодные капли, а я, шипя по-кошачьи, сжалась в комочек, Игорь бережно расправил на моей коже лейкопластырь. Вот и ещё одной заплаткой больше...
  - Поверь, Дашка, живым и не снится ответ на то, что есть Зона, - мягко сказал Пророк. Щурящиеся подслеповатые глаза смотрели в бесконечность индигового провала, словно сквозь туннель на дальний свет.
  - Тайна стоила того? - тихо спросил Князь.
  Пётр вздрогнул. Перевёл беспомощный взгляд на угрюмого друга. И несколько мгновений набирался духом, чтоб ответить.
  - Стоила, Княже...
  Бледная улыбка.
  Князь кивнул.
  Как бы там ни было, друзья оставались друзьями. Один не обвинял за уход, который большинство гонщиков посчитало бы трусостью, другой не творил себе оправданий в чужих глазах. Просто верил в свою цель, просто шёл к ней. Даже так, сквозь чужую жизнь, сквозь рабство во имя извечного врага...
  - Что ещё?
  Уже хотелось тишины. Тишины и покоя.
  Пророк медленно повернулся ко мне. Показалось или кожа издала противный шелестящий звук, словно пергаментная?
  - В зону не ходи. Она тебя ждёт. Все эти игры - её ловушки. Она зовёт тебя. Ей нужен ключ.
  - Он всем нужен, - хмуро сказал Игорь, садясь на диван лицом к Глебу.
  Мой мужчина Ветра, словно происходящее его не касалось, невидяще смотрел вперёд.
  - Где Вик и Панда? - спросил Князь, косясь на пленника.
  Пророк устало покачал головой:
  - В зоне, конечно. Но не всё так просто, Игорь. Клещ создал зону в зоне. Локальную воронку третьего рода. И туда дойти может только доверенное или ожидаемое лицо.
  Князь покосился на Глеба и Пророк коротко кивнул. Глеб же не отреагировал.
  - Они будут диктовать условия. Им нужна Акуя.
  В горле образовался комок и - ни туда, ни сюда. И затрясло.
  - Если им нужен ключ - я отдам. Пусть от меня и ребят отвяжутся! - на Глеба я не посмотрела, но говорила только для него. Ответил, естественно, не он...
  - Ключ можно передать только через любовь, - не глядя на меня, напомнил Игорь.
  - Они что меня насиловать собрались?! А если я поотрываю?
  Трясло так, что постукивали стиснутые зубы. Сжалась, обняла себя. Но теплее не стало.
  - Убьют, и делов. - Хмуро ответил Князь.
  - Не убьют, - мягко сказал Пророк.
  И я поняла - он прав. Потому что кому-то, убившему Сашу, это не помогло добыть ключ... Напротив, он стал неуловим. Вместе с мёртвым человеком.
  Я тупо уставилась в стену. Вот так. Вот так легко и просто всё объяснялось. Не моя неотразимость в роли женщины-вамп, не подготовленность и уверенное маневрирование, а попросту данная подготовленным специалистом-наводчиком задача прогнала трёх подвыпивших парней, напавших на меня в парке. И она же привела их к Саше... Им был нужен ключ, а не она. И не я. Но именно это и свело наши с ней судьбы. Даже не в насилии дело - не забрали бы они ключ у неё, ставшей странным изломом судьбы не живой - не мёртвой, но тем, что пытались сделать со мной, что делали с ней - всем этим они сплели дороги, заставив нас доверится друг другу и... передать ключ в руки живого. Сделать его материальным, вещественным, тем, что можно взять. С помощью героя-любовника, пришедшего на помощь в трудную минуту, когда всё, что мне дорого, рушится, когда умирают вокруг любимые люди... Я медленно поднялась с пола и на захолодевших, ставших колко-ледяных ногах нетвёрдо подошла к Глебу. Мой мужчина Ветра смотрел куда-то вдаль, не замечая происходящего. Что ж...
  Я размахнулась и врезала по благородно отстранённому лицу.
  От души. Ладонью. Так, чтобы горела красным щека. Словно метка подлеца.
  Голова мотнулась. Глеб прищурился, опасаясь за глаза, но не более. Моё презрение для него лишь комариные укусы. Эмиссар...
  Волна ярости окатила меня. Захотелось вцепиться в эти глаза - серые, смешливые, под чудесной сивой чёлкой - вцепиться и рвать! Расцарапывать, чувствуя, как трескает под пальцами кожа, как лопаются сосуды, как течёт кровь и слизь. Или - нет! Упасть на это лицо! Припасть, словно к сокровенному! И целовать! Целовать, себя забывая! Я вздрогнула всем телом, глядя в его глаза. Всё иное перестало существовать. Только эти серые, словно колодец с далёким дном, отливающим сталью. Глубокие, как портал в зоне. Манящие, как высота, как ряска над омутом...
  - Дашка!
  Руки Князь упали мне на плечи, потянули, потащили, повели...
  Голова кружилась, сердце молотило в рёбра, комок тошноты стоял у горла, а пред взглядом вращалась комната и серые глаза, смотрящие сквозь пелену реальности прямо мне в душу.
  Внезапно захрипел Глеб.
  Обернулась так резко, что свалилась на руки Игорю.
  Пророк стоял перед эмиссаром и стискивал кулаки. Нет, он его не бил. Но сжатия пальцев хватило, чтоб ожила чёрная плоть Зоны и, дергаясь, словно пробуждаясь от спячки, щупальца антиреальности стиснули пленника. Хрустела корочка, вяло перетекала мазутная масса, а человека стискивало, словно вгоняя в зыбучие пески. Глеб вытянулся, задрожав, вжался в стену и вскинул лицо, мгновенно заострившееся, ставшее из невозмутимого - страдающим и, одновременно с тем, яростным. Крепко стиснутые зубы, плотно сжатые глаза, складка меж бровей... И глухой, рокочущий стон.
  - Пётр! - всхлипнула я.
  Аниреальность, шелестя чешуйками поломанной корочки, чуть отпустила пыточное объятие. Всего чуть. Но этого хватило, чтоб Глеб замолчал. По лбу побежали капли пота, но лицо разгладилось, через силу принимая отстранённое выражение.
   Игорь посадил меня на диван и накрыл пледом. Шерстяная полянка накрыла меня, обволакивая мягкостью, нежностью, и запахом... весёлого осьминожки. А вместе с ними охватило понимание тщеты усилий, понимание судьбы. Нет, не как чего-то внешнего, влияющего, сбивающего с курса, словно встречный ветер, а как нутряного, вросшего в душу, ограничителя. Это не внешние обстоятельства каждый раз били меня, отрезая в отношениях или в самой возможности от людей, которые становились дороги, это я сама - нечто во мне, - вступало в противоборство с жизнью, с душой, и не позволяло состояться счастью. Под воздействием ограничителя я выбирала тех, с кем ничего не могло получиться. Пророк, смерть которого - раньше или позже, но нагрянула бы. Сашу, которая не стала бы близка как супруга. Глеб, в котором заранее чувствовала врага. Словно слепой котёнок я тыкалась в чужие руки, не слыша родного зова. И даже не зная, что это такое - родной зов...
  Последний раз всхлипнув, я взяла себя в руки и выпрямилась:
  - Я согласна.
  - Прости - что?
  - Согласна переспать с кем-нибудь из этих... Чтоб передать ключ.
  Вовсю старалась, чтобы голос звучал чётко, но сдерживаемые слёзы всё равно прорывались. И Глеб, наверняка, слышал. И от этого злость на него и на себя только увеличивалась.
  Князь покачал головой, словно я сморозила глупость. С его точки зрения, вероятно, так и есть. Мужчины не склонны сдаваться, даже в ситуации, когда на чашах весов оказываются жизни. Так уж они устроены... А мне противно то, на что иду, но раскаяния нет - это та самая женская жертвенность, о которой мы столько говорили с Игорем. И он понял. Скользнул взглядом по моему отрешённо-холодному лицу и отвернулся, досадливо дёрнув плечом. Меня не переспоришь.
   - Спать не нужно, - Пророк подошёл, присел рядом на диван.
  Белая простынь на его теле показалась тогой на внезапно ожившей скульптуре - хрупкая, ломкая, шуршащая складками, складывающаяся по трещинам, когда он присел, сам тяжело и остро складываясь.
  - Понимаешь, Даш... Если они получат ключ, то откроют ковчег...
  - Пусть, - я гордо закрутилась в плед.
  - Не пусть, - покачал головой Пророк. - Если они откроют ковчег, тогда то, что там находится...
  Я вскинула руку, почти прикоснувшись к его губам. Замолчал.
  Овладев голосом, я раздельно, вкладывая силу в каждое слово, произнесла:
  - Я не хочу знать, что там. Меньше знаешь - крепче спишь. Для меня в этом мире нет ничего важнее людей. Моих людей. И чтобы там не было - я готова это променять.
  Пётр устало покачал головой - сухая кожа зашелестела.
  - Нет, Даша. Не готова.
  Я одёрнулась, закусила губу. Что там может быть такого?
  - Ящик Пандоры?
  Пророк выразительно закрыл глаза.
  - Что там? - дёрнулся Князь.
  - Не спрашивай, Игорь... Не отвечу. Да и вас достаточно знать только то, что, если ковчег вскрыть, то ничто - ни зона, ни люди - уже не будут вольны изменить последствия. А они будут разрушительны. Мир, каким мы его знаем, перестанет существовать.
  - Оружие? - нахмурился Игорь.
  - Кнопка Апокалипсиса? - предположила я.
  - Ребята...
  - Портал в мир зоны?
  - Заключённый Дьявол?
  - Ребята, не стоит...
  - Ещё одна зона?
  - Проклятие?
  - Ребята! - Пророк раздражённо рубанул рукой, останавливая - с белой простыни полетели мелкие крошки рассыпающихся ниток, словно штукатурка со стены. Белые. Как снег. Как пепел. Полетели. Осыпались, мельчайшими чешуйками легли на пол.
  Потрясённые, мы с Игорем замолчали.
  - Говорю вам - не нужно знать! Одно только понимание того, что Это возможно, меня кишками наружу выворачивает! Пусть лучше для вас останется тайной скрытое, чем на всю жизнь вы останетесь маяться, размышляя о его сути...
  Мы промолчали.
  Пророк тяжело поднялся и подошёл к Князю. Они встали напротив друг друга, и ещё явственнее стала видна разница между живым и мёртвым, тутошним и запредельным.
  - Ключ не отдавать. Любой ценой.
  - Понял, - едва разлепил губы Князь.
  На меня они не посмотрели. Уже всё решено...
  - Этот хмырь вас на ребят выведет. Я туда прохода не имею, Зона там не властна.
  Игорь глянул на отрешённого Глеба и снова кивнул. Пророк продолжил:
  - Панда и Вик живы, но долго не протянут - их провели через три портала в ослабленном состоянии. Так что... у вас эта ночь.
  - Понял, - повторил Князь. - А сам?
  - Сам? - Пророк улыбнулся, дергано растянув сизые губы, - Считай, что меня уже нет. Я весь потратился на то, чтобы до вас добраться. Теперь всё. Время вышло.
  Я вскочила, едва не выпустив плед. Шагнула, подхватывая волны зелёного пушистого океана. Заглянула в глаза. Чёрные, плещущиеся...Чувствуя напряжение в груди от потребности высказаться, выплакаться, сказать, как нужен, как дорог, как тяжело расставаться второй раз, потянулась, прикоснулась кончиками пальцев до белой сухой кожи. Мягкие чувствительные подушечки сдвинулись по холодной шершавой поверхности и вниз полетели белые лоскутки кожи. Маленькие. Тонкие. Остроугольные. Словно хлопья снега.
  Всхлипнув, я одёрнулась.
  Пророк отвёл взгляд и хмуро уставился в угол, откуда уже потянулись по комнате светло-сиреневые трещины - с другой стороны реальности к нам пробивался стабилизатор. Вероятно, Пак.
  - Девочка... - Пророк обернулся, и на его шее меж складок пролегла тёмная полоска. - Я - не я. Я - это уже часть зоны... Та часть, которая ещё подчинена желанию того, твоего Пророка. Но и эта часть уже входит в целое... Я уже не могу делать то, чего желал... Но хочу, чтобы ты помнила. Пророк тебе доверял. Пророк просил тебя... Помнишь?
  - Помню, - губы едва разлепились.
  Трясло. Откуда-то из ниоткуда снова появились слёзы. И больно стало. В груди. Сразу напротив шрама.
  Помню. Пророк просил приглядеть за его ребятками. Когда он уйдёт. Я не согласилась и не отказалась, но тогда я ещё не знала, что это будет последний разговор. Тогда я ещё не знала, что это - посмертная просьба. А от выполнения таких не отказываются...
  - Присмотрю, Пётр. - Твёрдо сказала я.
  Пророк кивнул.
  Тёмная полоска на шее лопнула и во все стороны по коже пошли трещинки. Из них густыми чёрными каплями поползла жидкость антиреальности...
  Отшатнулась.
  Пророк посмотрел на меня и медленно поднял руку. Тронул чёрные бороздки и глянул на ладонь. Белая, в чёрных разводах. Сизые губы ломано усмехнулись.
  - Будь осторожна, девочка. И - самое главное! - помни о выходе. Он всегда там, где вход.
  Пророк смотрел с несвойственной серьёзностью, с особым взглядом, стягивающим внимание и расставляющим акценты. Сказанное было важным. Нет! Оно было сверх-важно.
  - Да... - прошептала я. Слёзы застилали глаза.
  Пророк отвернулся к Игорю. Тот держался. Молчаливый. Собранный. Сухой. Но всё равно - другой. Сломленный этой встречей. Не менее меня.
  - Наст, - то ли Пророк, то ли Зона назвали по тайному имени, - Ты только не будь дураком, друг. Живём один раз. И - всё. Иногда приобретать больно, но терять - всегда больнее...
  Князь замер. Взлетели брови, скривились губы.
  Он понял, о чём говорил ему друг. И это что-то было настолько важно и глубоко затрагивало его душу, что на мгновение он потерялся от искренности и силы предупреждения того, кто уже перешёл границу смерти. Наверное, оттуда, из-за границы, всё выглядит иначе.
  - Бывайте, - сказал Пророк.
  И пошёл к окну. Медленной, дёргающейся походкой паралитика. И с каждым шагом с простыни, с кожи слетали белые хлопья. Снегом. Пеплом. Ложились на пол. Усыпали тонко, словно сусальным серебром. А там, где они выпадали больше всего, проглядывала внутри тела чернота. Живая, подвижная чернота, отливающая ртутным блеском. Шаг. Хлопья. Шаг. Хлопья.
  - Пётр! - не выдержала я.
  И он остановился.
  Замер, неловко, подняв плечи, будто напуганный. И резко оглянулся.
  Чёрные пронзительные глаза с усмешкой сильного и усталостью мудрого...
  И - взрыв.
  С громким звуком, словно лопнула камера, оболочка тела разлетелась.
  Лоскутки и хлопья рванули во все стороны, накрывая мир пеплом.
  Я зажмурилась от удара взрывной волны. И почувствовала, как кожу осыпает сухими мелкими клочками. Это было его тело. Ещё минуту назад я прикасалась к нему, я гладила кожу, я чувствовала дыхание, ловила взгляд и понимала - он рядом...
  Схватилась за лицо и стала лихорадочно тереть, снимая налёт. А он, словно не желая расставаться, облеплял, заползал в ноздри, под веки, настырно прилипал к губам. Я тёрла и боялась вздохнуть, чтоб не втянуть хлопья в себя, открыть рот, чтобы не почувствовать вкус, и даже открыть глаза, чтоб не допустить пепел внутрь.
  Человека рядом я ощутила за миг до прикосновения.
  Горячие пальцы легли на мои ладони и осторожно убрали их от лица. Мокрая остро пахнущая тряпка опустилась на лоб и за два коротких движения стёрла ощущение налипания.
  Я открыла глаза. Князь. В руках - футболка, весь белый от хлопьев, за спиной на столе - опрокинутая ваза. Ах, да! Мы же ещё вне своей реальности и выход за пределы локальной воронки, созданной в комнате, чреват неведомыми последствиями.
  Огляделась. Всё оставалось прежним: Глеб в чёрных окаменевших тисках на стене, дрожащий портал у окна, сиреневые трещины по стенам - только останки активной массы зоны белым усыпали все поверхности.
  Князь хмуро поглядел на Скифа и, вытащив из-за пояса пистолет, скинул в ладонь обойму. Пока менял патроны, я коротко привела себя в порядок. Стряхнув с одежды белый налёт, оделась. Брюки, лежащие поверх всего остального, словно в муке изваляли... И ощущения неприятные, словно ткань пропитана клеем и вымазана в песке - дерёт кожу.
  Трещины, ветвисто расползающиеся по стенам, стали ярче, мир на мгновение вспыхнул знакомым сиреневым цветом - аурой Пака. И - с лёгким хлопком реальность вскрылась. Вспышка. Свет.
  
  За границей доверия 21.09.20... 00.46
  
  Каждый раз, выходя из антиреальности, пытаешься некоторое время понять - где ты: уже там или ещё здесь? А уж потом стремишься уловить в окружающем пространстве то, что соединяет две стороны одного мира. То, что остаётся...
  Почему-то я не сомневалась, что им окажется последний, прощальный подарок или памятка от друга. Так и получилось. Когда мир вокруг, оглушив на мгновение, лопнул, и глазам предстала настоящая реальность, ослепляющая светом и гомоном, вокруг лежал пепел. Белый, тонкий, ломкий, он покоился везде и, казалось, проникал даже в самые сокровенные уголки комнаты, в самые мелкие щёлки. Им была усыпана постель, он провисал на паутинках в углах, затемнял лампы, щедро облепляя плафоны и даже в трещинах на обоях, возникших от побочной деформации при агрессивном вскрытии реальности. Он был везде. И мужчины - Пак, Рашпиль и дядя Саша - мрачно рассматривали наш островок заполярья. И нас. И Глеба. Того, уже не смиряемого тисками антиреальности, держал под прицелом сидящий напротив на диване Игорь. И этого хватало. Этого да ещё, наверное, понимания того, что Князь не просто держит на мушке, - он хочет стрелять. Он хочет дырявить, пока хватит патронов. И это настолько явно сквозило в его взгляде, силуэте и обманчиво расслабленных кистях, что Скиф, упавший на пол при выходе из антиреальности, сидел, не шевелясь. Только взгляд блуждал по комнате. В поисках выхода?
  - Ну, вы, блин... - Пак сплюнул и тяжело привалился к косяку. Устал, бедолага.
  Я виновато улыбнулась и осела на скомканную, запылённую постель.
  Живо оглядевшись, Рашпиль по дуге, чтобы не подставляться под линию огня, скользнул к Глебу. Тот поднял взгляда, но заговорить не успел. Рашпиль молча перехватил пистолет и сходу врезал Скифу по голове. Я вздрогнула, пересилила себя и отвела глаза. Звук пары тяжёлых ударов ногами по телу заставил съёжиться. Я стиснула кулаки и настырно продолжила смотреть в окно. Всё. Меж нами - всё кончено. Теперь - он сам. Теперь - я сама. Как было всегда. Потому что единственное, что ему было нужно - ключ, потому что всё, что с нами происходило за последнее время - его рук дело. Мой дом. Мои друзья. Моя Саша. Моя жизнь.
  - Пак, дай ремень...
  - Держи. Этого хватит?
  - Хватит. Глянь в комнате скотч.
  Глеб застонал, приходя в себя. Тут же снова - звуки ударов ногами в мягкое, податливое тело. В ответ - хрип.
  - Лежать! - рявкнул Рашпиль.
  - Может, вколоть ему? - флегматично поинтересовался Дядя Саша.
  - Это эмиссар, - подал голос Князь, - на него не подействует.
  - Мурло скотское! - выругался Рашпиль. Добавил ещё что-то на своём родном языке и сплюнул.
  Ко мне подошёл Дядя Саша, встал бок-о-бок, профессионально взял за запястье. Казалось, что только для проверки пульса. Вторая рука, скрытая от окружающих нашими телами, несильно ткнула в ребра. Фляжка.
  Не оборачиваясь, подхватила, глотнула. Горло стянуло огнём от палёного коньяка. Вроде полегчало. Отдала фляжку с пойлом.
  - Сопли утри, - хмуро сказал Дядя Саша и отошёл, опытным жестом беззвучно закручивая крышку и опуская флягу в потайной карман.
  Смахнула рукавом слёзы с лица. Поздно. Поздно думать о том, что не сбылось. Что всегда не сбывается. Пора принимать жизнь такой, какая она есть...
  Обернулась.
  Глеб корячился у стены. Руки стянуты за спиной. Петля на шее. Пленник, два ремня и немного фантазии и получается самоподдерживающая сбалансированная система. Удобно и практично - если пленник пытается двигать руками, напряжение по гибкой сцепке передаётся выше и тянет за ошейник. Умный остановится, а глупого придушит. Но желающие уйти таким способом от постыдного плена могут быть разочарованны - если рядом знающие люди, то побег на небеса не состоится. Вернут. Живо и болезненно. Дабы было неповадно. Впрочем, Глеб не пытался удушиться или освободиться. Его тошнило, и он часто сплёвывал или даже, скорее, просто открывал рот, чтоб вытолкнуть наружу обильный поток крови и рвотных масс. Лицо заливала кровь и где находится рана, понять я не могла. Судя по всему, Рашпиль сломал ему нос или выщербил челюсть. С ноги такое сделать несложно.
  Внутри дёрнулась, на миг захотелось броситься и закрыть собой. Только на миг. Но это заметил Игорь. Тут же поднялся и хмуро распорядился:
  - В спальню оттащите. Там поговорим...
  Рашпиль и Пак подцепили Скифа под локти и, без сантиментов, поволокли по полу. На линолеуме оставался долгий след. Словно не изломленном в болезненной судороге человеком, а гигантской кистью с красной тушью провели, начав иероглиф дороги.
  Я стояла, смотрела на розовые разводы, и в голове крутились странные мысли о принце на белом коне... И о том, что он жил в тридевятом в тридесятом царстве. И чувствовала предвосхищение этой ситуации. Дежа-вю. Когда-то такое уже было.
  Сбоку, словно из тумана, вынырнул Князь. Взял за локоть. Не больно, но отрезвляюще твёрдо.
  - Даш, иди на кухню. - Он не стал тратиться на улыбки и реверансы, но тёмные, лихорадочные глаза смотрели так, что отказаться стало невозможно. Это был приказ. Но это была и забота.
  Замедленно, словно во сне, я кивнула и пошла. Мимо раскрошившейся стены. Мимо красного следа. Мимо Дяди Саши, перерывающего свою 'полевую' сумку. Комната качалась. Мир застилало радужным дымом. То ли рассудок готовился к нырку в бессознательность, то ли попросту плакала без слёз.
   На кухне всё оставалось прежним. И расколотые дверцы шкафчиков, и почерневшая побелка на потолке, и грязные стаканы на столе. Всё прежнее, почти уже родное, но этим и болезненно бьющее. Словно холодным отблеском на острых зубцах битых стёкол, пылью и осколками на знакомых предметах, она впивалась в сердце напоминанием - ещё три дня назад у тебя была жизнь. Нормальная, человеческая жизнь. Дом, работа, шикарный ковёр и, вместе с ним, уверенность в том, что ты что-то значишь для людей... Я почти неделю не бралась за кисти и краски. И почти неделю не расставалась с мыслями о зоне. Всё это время где-то в глубине жила обжигающая истина - зона вызвала, зона пришла. Она уже тут. Сашей, не живой, не мёртвой, существующей меж миров, соединяющей их на погибель многих хороших людей. Пророком, умершим в день нашей близости и вернувшимся, чтобы успеть предупредить. Воззваниями зоны. Мудрыми глазами Буклея. Глебом - насмешливым и ласковым тигрёнком, бывшим со мной этой ночью... Зона тут. Рядом. Почти во мне.
  И она - там. На другой стороне. На стороне неизвестных, но уже всем сердцем ненавистных Клеща и его группы.
  Я механически включила чайник. Стянула с кресла оставленный кем-то спальник и накинула на плечи. Завернувшись, села перед окном. На столе привлекая взгляд и притягивая руку, лежали сигареты. Непочатая пачка. Золотая. Те самые сигареты, которые, по негласному закону, всегда раскуривались в группе. Словно трубка мира. Покосилась и снова уставилась в фиолетовые пятна стекла. На улице огромной холодной змеёй тянулась ночь. Тащилась медленно и важно, толстой влажной тушей пролезая меж домов. Чешуйками прикасалась к окнам. Шелестела листвой деревьев. Важно косилась жёлтыми зрачками фонарей, приглядываясь и приноравливаясь для броска... Её хотелось ненавидеть. Такую - страшную, напыщенную, сытую, раздутую, жадную и пренебрежительную к жизни. Но уже не получалось. В её рациональной мудрости хотелось видеть правду жизни, сермяжную, грубую, но ту, единое слово которой меняет взгляды, души и судьбы.
  Зашёл Дядя Саша. Угрюмый, резкий, злой. Коротко сцапал пачку со стола и хотел уйти, но я успела схватить за локоть. Глянула снизу вверх и он отвёл взгляд. От 'фельдшора' распространялся знакомый запах палёного коньяка, но глаза старика пугали необычайной трезвостью.
  - Что? - шёпотом спросила я.
  - Молчит, - ответил Дядя Саша и умело вывернул руку из моего захвата.
  Ушёл.
  Я опустилась в кресло и замерла.
  Молчит. Это значит, что где-то там сейчас умирают Вик и Панда. Что мы не имеем к ним дороги. Что эмиссар хорошо подготовлен и не раскрывает их местоположения. А ещё это значит, что...
  И стала ясна необычайная трезвость вечно пьяного доктора. Не от недостатка спиртного - от того, что такие вещи ни одной дозой не запьёшь. И хорошо, что меня там нет... Хорошо.
  Нет, я не маленькая девочка, я всё понимаю. И то, что это необходимо, и то, что другого выхода нет. И даже то, что ребята правы. Но необычайная пришибленность овладела сознанием. И нужно пересилить себя и заставить рассудок работать, принудить не плавать в тягучей волне ощущений и сочувствия, а связывать воедино причины и следствия в поисках пути дальше.
  Вскипел чайник. Налила себе чашечку, и, зачерпнув ложечкой гранулы кофе, задумалась.
  Всё началось много лет назад, когда я вошла в Зону и неожиданно для себя и других прорвала мембрану, прикрывающую неизвестный на тот момент район 'Пикник'. Тогда мы ещё не знали, что Зона - одна, что все её проявления - словно присоски на щупальцах, вонзившиеся в наш мир. Потому, видимо, моё случайное 'выпадение' стало такой сенсацией. Оно да ещё, видимо, то, что я здорово поменялась в зоне, обнаружив себя после неё сволочнее и сильнее. Что это было - озарение или магия - мне до сих пор неизвестно. Тогда же из-за моего прохода группа Клеща оказалась в неблагоприятных условиях 'отката', взрывной волны от прорыва. Возможно, отсюда тянется ненависть ко мне. Возможно...
  Я чуть повернула ложечку, и чёрные гранулы по одной стали высыпаться в кипяток. В воде они растворялись, и кофейная красноватая охра медленными вихрями расползалась по чашке. С каждой новой порцией цвет становился насыщеннее, но вихри всё также вились хвостами диких кобылиц...
  Саша шла вожатой в группе, которую мы не спасли. Вероятно, за свою смерть она и обозлилась и... Стоп! За смерть? Вот уж вряд ли... Но самое главное - по глобальному замыслу неизвестных нам противников мы не должны были спасти эту группу, напротив, детки подразумевались на алтарь и...
  Гранулы посыпались с вздрогнувшей ложки. В кипятке закрутилась медленная чёрная дыра. Дыхание перехватило.
  Если Саша вела детей на алтарь для Клеща, то ключ, который ему нужен, она бы отдала и так! Значит - Саша и Клещ - разные группы! Враждующие! И это объясняет сущность ключа как оберега!
  Я стремительно опустила ложку в самый центр зарождающейся вселенной и перемешала. Кофе приняло насыщенный цвет пристального взгляда чужака. Лихо добавила ещё ложку, и цвет стал близок к окраске плоти антиреальности, портала в бесконечность.
  Итак, Саша и Клещ - разные группировки. Хорошая новость. От сердца отлегло. Едем дальше. Куда и кому Саша вела деток? Судя по тому, что теперь мы знаем о взаимосвязанности всех районов Зоны, то вести к неизвестному жертвеннику она могла из любой точки. Ну, допустим, что пока ответа на этот вопрос нет. Да и несущественен он для общих рассуждений. Посмотрим, что дальше...
  Потянулась к сахару, высыпать стала также медленно, как и до этого кофе. Спешить некуда. Там, через две стены, тишина... Там тоже не спешат. Но это-то и пугает.
  А дальше - моя встреча с Сашей. Допустим, что ещё в зоне у неё возникли причины для того, чтобы познакомиться со мной. Может, я чем-то себя проявила, или и вправду на мне метка какая стоит. Допустим, что об этом знал Клещ. Или догадывался. И ему до зарезу нужно было, чтобы мы с Сашей встретились и ключ передали. Вероятно, для этого меня и выгнали из дома его телефонным звонком... Хотя - нет. Звонок ни при чём - звонили-то всей группе. Скорее уж в 'Корке' устроили проблемы Юличу, зная, что Пак вызовет меня. Только вот беда - на задание пошёл вместо меня Пророк. И только убедившись в этом, решили звонить. Но уж явно не для того, чтобы пошла гулять. Скорее, чтобы выехала к друзьям, вышла из дома и... Нет! Опять не сходится. Бред какой-то, построенный на массе допусков!
  Усмехнувшись, я скинула остатки сахара в чашку и стала помешивать. Кофе грозил стать тягуче-сладким и горьким до свербения в глотке - в нём всё положено с избытком, кроме воды.
  Итак, группа Клеща напала сперва на меня, потом на неё. Причина? Обеспечить нам эмоциональную связь. Зная о моих любовных похождениях, не трудно вычислить результат. Я, как говорят, ни одной юбки и ни одних штанов не пропускаю. А дальше?.. Саша, по неведомой причине, решила передать мне ключ. И с этого момента охота за мной перешла в агрессивную фазу...
  Глотнула получившийся напиток и чуть не подавилась. Густой, до вязкости сливок, обжигающий кофе не просто убивал вкусовые рецепторы, он тяжёлым острым клином падал на доверчивый желудок и буквально взрывал изнутри. Что-то будет с сознанием?
  Ладно. Попробуем сначала. Включая все допуски, разрешая невозможное и позволяя себе пофантазировать. И посмотрим, что получится...
  Икс - Саша. Неизвестным образом проходчик Саша когда-то стала обладательницей артефакта - ключа от некого ковчега или 'ящика Пандоры'. С той поры Саша стала силой внереальности и набирала добровольцев для прохода в зоны. Там они приносились в жертву неизвестному божеству. По приказу Зоны или личной инициативе Саша сошлась со мной и передала ключ...
  Игрек - Клещ. Первоначально обычный проходчик, который затаил на меня злобу и по получении артефакта 'Ящик Пандоры' поменялся, получив способность проникать в любую точку зоны. На данный момент, он, предположительно, подстраивал большинство нападений, которые мы пережили. Зачем? Ему нужен ключ к ящику. И, судя по привлечению эмиссара высокого уровня воздействия на сознание (а ничем иным наши сложности не объяснить), Клещ имеет поддержку на уровне Жрецов и весьма стеснён во времени...
  Зет - Пророк. Он тоже здорово путал карты, влезая совершенно неожиданно и подчас агрессивно, для того, чтобы предупредить. Не наша и не его вина, что мы друг друга не понимали. Гонщики привычны с 'зоной' не разговаривать, а бить везде, где только встретят. Ну, а Пётр по сути уже не являлся человеком. Всё, что оставалось в нём человеческого - душа. Но её не различишь в потоке антиреальности...
  На данном этапе Икс и Зет сошли со сцены. Против нас только Игрек. Но он находится в неизвестном месте и с ним - Вик и Панда. И у нас мало времени.
  Так. Ничего не забыла?
  
  Мужской разговор 21.09.20... 01.32
  
  За стеной зашумело. Выглянула - Рашпиль в коридоре махнул рукой, чтоб не высовывалась, и скрылся за дверью ванной. Редкий случай - я послушалась и поспешно упала обратно на кресло. Перед глазами продолжал стоять образ Шамиза, отталкивающего дверь ванной комнаты локтём, стараясь не задеть окровавленными руками.
  Внутри, словно льда напихали - настолько стало страшно. Пока я тут предаюсь размышлениям на вольные темы, там, за стеной, происходит что-то настолько жуткое, что попросту не хочется туда влезать. Словно здравый женский инстинкт самосохранения не даёт. Я не хочу видеть происходящего, но более этого - я не желаю знать, на что способны мужчины, которых уважаю и люблю.
  Погрузившись в кофе - чёрный, противный, злой - я сжалась, подтянув под себя ноги. Мир вокруг меня стал настолько враждебный, настолько чужой, что захотелось стать меньше и незначительнее. Кофе тревожило нутро, а перед глазами всё ещё мельтешил образ Шамиза. Кровь на руках не его - это точно. Но звуков из-за стены не слышно... Получается...
  Рашпиль хлопнул дверью и, протопав ботинками по коридору, зашёл в кухню. Тщательно отмытые руки странно белели на фоне рукавов рубашки с мокрыми розовыми разводами. Я пыталась поймать взгляд друга, но Шамиз отвернулся к рукомойнику, налил себе стакан горячей воды и залпом выпил. Тратиться на заваривание чая или растворение кофе не стал.
  - Раш?
  Он не отозвался. Открыл потайной шкафчик под умывальником, откуда днём раньше Глеб доставал водку, и, присев на корточки, зашарил в темноте.
  - Раш! - повторила я громче.
  Не отзываясь, он вытащил старую картонную коробку и хлопнул дверцей. Коробку прижал к груди и шагнул на выход.
  - Раш! - крикнула я.
  Обернулся. Глядя куда-то поверх моей головы, сухо ответил:
  - Чаёк нам сообрази, Даш. Дел полно...
  И исчез в проёме.
  Только когда его шаги затихли в коридоре, а я бездумно потянулась к заварочному чайнику, сознание смогло сложить подсунутые памятью затёртые временем буквы на коробке - первая и последняя - только они были видны под прикрывающей название рукой. Не смотря на то, что 'поле чудес' никогда не было моей любимой игрой, а угадывание слов не являлось сильной стороной, тут ответ пришёл быстро. И в голове тут же появились дикие мысли о старых временах постсоветского раздрая, когда в газетах часто появлялись сводки об умерших под пытками братках и о том, что паяльник - не только инструмент электромонтеров, но и очень веский аргумент рэкетиров.
  Я вскочила с места.
  Спальник - в одну сторону. Чайник - в другую. Плевать, что пятна расплескавшегося чая расплылись на стенах - тут и так Бородино маслом! Я рванулась в комнаты, на повороте хватаясь за косяки - носки скользили по холодному линолеуму.
  - Игорь!
  Ударила в дверь, ожидая, что она будет заперта, но, не встретив сопротивления, пролетела вперёд. Дверь распахнулась от толчка, и сразу за ней оказалась крепкая спина. Удар сбил Дядю Сашу с ног, а я благополучно об него споткнулась. В результате возле дивана оказалась неаккуратная кучка из двух сложившихся фигурок - матерящегося 'фельдшора' и меня, наивно пытающейся удержатся от полного крушения.
  - Какого чёрта!?
  Рык Пака заставил меня окончательно потерять равновесие.
  Дядя Саша витиевато выругался, но вытолкнул меня наверх. Оказавшийся рядом, Князь подхватил подмышки и поднял на ноги, поддерживая, перехватил кольцом рук поверх плеч. Фельдшор, кряхтя, поднялся сам.
  Взбешённый Пак, подойдя, собой закрыл от меня комнату:
  - Какого хрена?! Тебе где сказали быть?! Дуй на кухню!
  Лицо белое. Глаза стальные, туманные, словно у наркомана. Скулы острые, и оттого ощущение, что маячит передо мной голова хищного доисторического ящера, готового к броску. Тело оцепенело, нутром ощущая, что в такой опасности никогда ранее не оказывалась. Это настолько чудовищно вдруг оказаться врагом друга... И, не робея противников-мужчин в других ситуациях, увидев в глазах, всегда светящихся уважением и симпатией, не просто злость, но бешенство, я замерла, боясь пошевелиться.
  - Даш, - вынырнул сбоку Рашпиль, - Не дури, иди отсюда...
  Медленно оглянулась на Шамиза. И это меня спасло. Вдруг стало ясно, что Князь уже тащит меня на выход, что Пак отвернулся, и что под окном, за спинами ребят, сидит Глеб...
  Обнажённый, он сидел, по-турецки скрестив ноги. Прикрученные к батарее распятые руки провисали плетьми, и с пальцев текла кровь. Безвольно опущенная голова. Красные полосы и точки на груди, животе и бёдрах. Слипшаяся от крови сивая чёлка...
  Вдох споткнулся. И меня взорвало.
  Нет, не было ни ярости, ни истерики. Словно вошла в туман - белый, вязкий, облепляющий дыхание и движение. И - ни одной мысли в голове.
  Поворот от бедра. Руки через стороны - вверх. Поворот кистей и Князя, безуспешно пытающегося уже не удержать - удержаться - сносит в шкаф.
  Разворот.
  Шамиз сообразил первым - бросился, хватаясь за ворот. Поворот, по кругу рукой в ухо и, когда рефлексы бойца сработали, и Рашпиль приподнял плечо в защите, - скользящим движением по плечу к себе, стягивая, затягивая, завлекая в сферу нового поворота. На собственном импульсе да с моей помощью его отнесло ровно на пытающегося подняться Игоря. Возле двери обнаружилась ещё одна куча-мала.
  Теперь дело за Паком.
  Разворот.
  Тёмное смазанное пятно перед глазами и - в лоб сурово ткнула холодная трубка. Надавила, заставляя прогибаться.
  Я скосила глаза, боясь шевелиться.
  Сзади Князь схватил за плечи.
  - Давай не будем заходить далеко, Даш, - попросил Пак и убрал пистолет. - Ты умная женщина...
  Облизала сухие губы. Туман развелся.
  Михаил смотрел прямо, и не было в его взгляде ни сожаления, ни жалости, ни недавней ярости. Я дёрнулась, вырываясь из рук Князя. Отпустил.
  - Да! Женщина, чёрт возьми! И во имя человечности не позволю!..
  - Дашка. - Князь взял за плечо и развернул к себе. Глянул мрачно. - Ты соображаешь, что говоришь? Ты о Викторе подумала? О Юльке?
  - Игорь, - я умоляюще подняла руки - Я подумала. И всё понимаю. Но мы же не в прошлом веке живём, чтоб идти на такие варварства! Можно же всё решить без подобного фашизма!
  - Даша?
  - Я видела, что Шамиз взял паяльник... - выпалила я и оттолкнула Князя.
  Игорь переглянулся с Рашпилем за моей спиной.
   - Дашка, - вздохнул Князь. - Давай оставим детский бред, ладно? Глеб - мужик подготовленный, говорить просто потому, что мы пригрозим ремнём, не будет, согласна? Потому говорить приходится серьёзно...
  - Но это слишком, Игорь! Понимаешь, слишком! - я вцепилась в ворот олимпийки. - Мы же не звери! Нужно найти способ! Понимаешь, это просто бесчеловечно! Чудовищно! Понимаешь?!
  - Даша! - морщась от боли в потревоженном теле, он схватил меня за запястья и легко отвёл от себя мои руки. - Ты откуда рухнула?! С чего у тебя вообще эти бредовые мысли?
  - Я видела, как Раш...
  Князь перебил, отвернувшись к другу:
  - Дай сюда!
  Молчаливый дагестанец подал уже расчехлённый инструмент. Князь кивнул на розетку - включи - и показал мне жало паяльника.
  - Ты об этом, да? Как девочка, в самом деле, Дашка, - устало сказал он. - Считаешь, что я твоему благоверному во все дырки совать буду? Подготовленному эмиссару? Вот эту дребедень? Да ему это, как семечки! На, смотри!
  Паяльник раскалялся и я, заворожённая, смотрела на то, как меняется цвет металлического жала. Раздражённый рык Игоря совпал с проявлением белизны... Игорь, не глядя, дёрнул рукой, освобождая запястье от рукава, и ухнул паяльником себе по пульсу. Я вскрикнула, отшатываясь. Стиснула кулаки и сжалась. Лицо Князя стало бледным, сухим, выжатым до единого чувства белой ярости, на лбу выступили жилы и пот. И паяльник на коже зашипел.
  - Вот! - Игорь отодвинул от красной вздувающейся кожи инструмент и передал Рашпилю, молчаливой статуей стоящему рядом. - Если я это терплю без слов, то Глебу это масло на его хлеб! Поняла? Мне нужны ответы, а не вытекающее дерьмо. Поэтому никто ему это в задницу тыкать не собирается. У меня тут дом, а не бесплатный туалет. Всё. Успокоилась? Тогда - марш на кухню!
  - Зачем же тогда...? - потерянно пролепетала я.
  - Раш, - устало позвал Князь.
  Шамиз вытащил из кармана нож и без слов одним рывком срезал шнур от паяльника и подал командиру.
  - Провод мне нужен, - угрюмо сказал Игорь. - Понятно? Тогда иди. Чай сделай. Уже в глотке пересохло...
  Всё ещё под впечатлением, я отвернулась и шагнула в двери.
  За моей спиной сдвинулся воздух. Словно вздох облегчения пронёсся. Будто накрыло всех мужчин одновременно чувством радости от успешно провёрнутого дела. Это и подтолкнуло.
  - Игорь! - я резко повернулась. - Я поговорю с ним.
  Князь помрачнел:
  - Не стоит, Даш.
  - Стоит! Вот если у меня не получиться - будешь дальше... - с языка чуть не сорвалось нехорошее слово, но у меня вовремя перехватило дыхание. - Разговаривать по-своему.
  И пошла к Глебу.
  - Даша!
  Ладонь Рашпиля на плече я сорвала одним движением. А Михаил сам подвинулся, глянув через мою голову на Князя. Здесь и сейчас только он был командиром. Между мной и Глебом никого не оставалось, но, всматриваясь в бледное пятно распятого нагого человека, я замедляла шаг.
  Свет тусклого ночника тёплым золотистым цветом ложился на обнажённое тело. И казалось, что не побои - радужные тени, - лежат на коже, что не кровь, а блестящая смола стекает тонкими струйками, с проблёскивающим бисером капель. И тело - литое, сильное, скрученное в тугой комок и оттого кажущееся готовым сорваться в любое движение - чудилось подобно статуям античности, олицетворяя настоящую мужественность. Только тяжёлый запах крови, пота и рвоты отравлял воздух, да ощущение в ладонях как отзвук чужой боли. Но именно от этого и дрожало всё внутри, словно внезапно весь ливер превратился в желе и вздрагивал от каждого шага, от каждого движения.
  Я подошла и опустилась на колени перед пленником. Села по-японски, на пятки, и оказалась вровень с моим сегодняшним мужчиной Ветра. Сивая чёлка, почти слипшаяся в один ком, упрямо топорщилась непокорными волосками, словно насмехаясь над судьбой.
  Выдохнув, точно бросаясь в воду, я позвала:
  - Глеб, - голос всё-таки дрогнул.
  Да, он был в сознании.
  Чёлка дёрнулась и медленно поплыла вверх, открывая белое лицо. Воспаленные глаза - два блестящих серых диска под частоколом слипшихся ресниц. А ниже - сетки морщин, не замечаемых мной раньше, но теперь, ставшие похожи на сплетения суровых ниток. Разбитый рот уже разбух и отливал синевой, подёргивался выброшенной на берег медузой. По вздувшимся скулам ползли кровоточащие трещины.
  - Глеб, - повторила я и тронула кончиками пальцев побитое лицо. Легонько, так, чтобы не причинить лишней боли.
  Он не ответил. Даже не дёрнулся. И глаза - серые, равнодушные, - смотрели куда-то дальше меня, вглубь, вдаль...
  Я опустила руки и стиснула на коленях кулаки - пусть видит, что я едва сдерживаюсь, пусть знает, что это последний его шанс на разговор.
  - Ты можешь мне сказать, где Вик и Панда? Не за что, не потому, что всё прекратиться и от тебя отстанут, но просто так? Потому что мы были сегодня вместе... Потому что я поверила тебе... Можешь?
  Разбухшие губы шевельнулись, но не произнесли ни звука.
  - Глеб, - я наклонилась ближе. - Пожалуйста...
  Вот так. Впервые после Алтаря я сама захотела, чтобы мужчина проникся моим теплом, захотел любить и быть любимым, но, всем сердцем стремясь к этому, я никак не могла добиться, чтобы в серых глазах появился свет. Они всё также холодно и отстранённо смотрели в дальний угол комнаты. И меня не существовало для них.
  - Глеб... Я обещаю. Скажи, где Вик и Панда, и уходи. Никто не задержит.
  Кто-то дёрнулся за спиной, но не встрял. Значит - согласны.
  Серые глаза всё так же тусклы и безжизненно-равнодушны. Эмиссар...
  Бесполезно.
  Я опустила голову и медленно поднялась с колен. В груди кололо сотней мелких холодных иголок. То, что сейчас тут будет происходить, противно моей природе, но и у меня нет уже пути назад. Глядя в сторону, я тихо произнесла:
  - Мне было хорошо с тобой... Впервые за много лет мне действительно было хорошо, спокойно с мужчиной...
  И не глядя, чтоб не сорваться, не потеряться в слезах, шагнула к ребятам, туда, где широкие плечи закрывали дверь, где оставался единственный выход, который всегда там, где вход.
  - Даша...
  Рванный шёпот заставил дёрнуться, останавливаясь.
  - Они в Пикнике.
  Я обернулась. Глеб на меня не смотрел - куда-то вдаль, вглубь, во вне... Но он говорил! Для меня. Ради меня. Но главное - говорил! Я подскочила, бухнулась на колени, потянулась, боясь пропустить хоть слово. Да и мужчины приблизились, вслушиваясь.
  - Да, Глеб, я слушаю...
  - Там, за Алтарём, есть пустырь... Такой... Странный... Помнишь?
  Разбухшие, вывернутые губы едва шевелились и невнятная речь пробивалась со свистом из кровавой расщелины меж зубов. Но он - говорил!
  - Я не ходила туда. Но видела выход.
  Глеб, не глядя, кивнул.
  - Там спираль локальной воронки. Там Клещ. И... , - он заколебался, облизал губы и продолжил: - Ящик.
  С боку подошёл Князь, наклонился:
  - Пароль к воронке?
  - Настройка на волну конкретных людей, - едва приметно качнул головой Глеб, всё также отстранённо глядя перед собой.
  - Живых?
  - Да...
  - Пойдёшь с нами, - кивнул Игорь, выпрямляясь.
  Глеб перевёл на него взгляд и с трудом покачал головой.
  - Даша, выйди, - бросил Князь.
  - Нет, я... - но сзади уже подхватил Рашпиль. Попыталась крутнуться, но бесполезно - второй раз выступить против себя женщине ни один мужчина не позволит. Они быстро учатся на граблях.
  Устало распрямившись, Игорь, поморщился:
  - Дашка, уймись! Ничего не будет - просто уйди сейчас. Поговорить надо... Слово даю!
  В принципе, мне этого хватало. Но Рашпиль меня в покое не оставил - приподнял над полом и попросту вынес из комнаты в кухню. Благополучно донёс - не смотря на то, что худой и жилистый, раненный, но силушкой не обижен - и посадил в кресло.
  Тут же ушёл.
  Я привычно скукожилась на кресле, тревожно вглядываясь в отражения на полированном боку чайника и прислушиваясь к звукам из комнаты. Вполне веря слову Князя, всё-таки никак не могла успокоиться. Случилось странное, случилось невозможное - Глеб сказал! Из-за меня? Или у него на то другие причины? Он сдал своих товарищей, потому что такова их стратегия или ...? В груди теснилось сдержанное дыхание, в животе бродили волны холода и тепла. И мир вокруг стал светлее. И чище. В надежде.
  Пугающих звуков из комнаты не раздавалось. Возможно, ребята тихо разговаривали, возможно, попросту прижали рот и... Но об этом думать не хотелось совсем.
  Когда вышел мрачный Рашпиль, я напряглась - что-то было не то. То ли слишком хмурый вид, то ли руки, убранные за спину, заставляли тревожиться.
  - Даш? Ты в туалет не хочешь?
  Я ошалело поднялась и задумалась над простым вопросом. Шамиз молчаливо ожидая, смотрел выше меня в окно.
  - Нет, вроде. А что? - недоверчиво переспросила я и тут же поняла: - Искупаться хочешь?
  - Ага, - угрюмо вздохнул Раш и стремительно шагнул ко мне.
  Чёрная ткань мелькнула, закрывая мир.
  - Раш!
  Вскинув руки, успела лишь слепо тыкнуть в плечи, отталкивая, да всё бесполезно - не выдержав натиска, локти согнулись и в меня ударилась грудь Шамиза. Я закусила губы, чтобы не сорваться в крик, и, срывая захват, потянулась к лицу - стащить мешок. Уже поняла, что происходящее не остановить, что мужчины что-то своё решили обо мне и, как бульдозеры, пойдут напролом, игнорируя любые крики и просьбы. А значит - мне нельзя просить и кричать! Мне нельзя. Потому что я - Акуя. Даже проигрывая, остаюсь ею...
  Сорвать мешок не удалось. Раш ударил спиной о стену и, пока трепыхалась, прижался, стесняя движение: ногами не ударишь - нет размаха, а руки попросту прижал, да и по одной стал выкручивать...
  На краю восприятия что-то звякнуло. Наручники? Боже мой... На запястье, рядом с кольцом жёсткого хвата, легла полоска металла.
  Вот уж когда я рванулась изо всех сил! Никогда не давай себя связывать! - первый закон выживания. Отчаянье придало сил - бешено замолотила, завертелась всем телом, словно освобождаясь в воде от тянущей на дно одежды. Но - напрасно.
  К Рашпилю кто-то присоединился, и в четыре руки, бережно, словно мумию в музей, меня отнесли в комнату, положили на кровать, даже ноги спеленали одеялом - и чтоб не дёргалась, и чтоб не замёрзла. Взяли за руки и, преодолев сопротивление, завели за голову. Сейчас снимут с одной руки, чтоб перекинуть через дужку, вот тогда я и вырвусь! Сейчас... Щёлк! Наручники так и не сняли, попросту повесив их на другие, уже ожидающие на рамке кровати. Серьёзно подготовились ребята... Даже не знаешь, что делать - гордиться или плакать?
  И только потом с меня стащили мешок...
  Рашпиль.
  Михаил.
  Князь держался возле Глеба, расслабленно сидящего в кресле, уставшего, оплывшего, безвольного. Дядя Саша вкалывал ему внутримышечный в плечо, не тратясь на протирку спиртом, воткнув прямо сквозь накинутую впопыхах рубашку.
  Глеб поглядел на меня и, чуть приподняв запястья в наручниках, усмехнулся рваным ртом, намекая на сходство наших положений. Мне оставалось только стиснуть зубы, чтоб не сорваться.
  - Что это значит? - процедила я в сторону Князя.
  Тот поднял глаза - красные, воспалённые, уставшие, - и ответил:
  - Ты остаёшься дома. Мы идём одни.
  - В честь какого лешего?! - зарычала я. - Я кто, по-вашему? Девочка?
  Дёргаться не стала - бессмысленно. Четверо на одну - с таким раскладом не шутят.
  - Ты - Акуя, - отрезал Князь. - Но сегодня ты остаёшься.
  Стиснув кулаки, я подалась вперёд. Впилась взглядом в друга. Внутри клокотало белое пламя, жгли злые слёзы, прожигая дорогу, и пульсировало ощущением предательства. Второго за ночь. А Князь смотрел в ответ устало и равнодушно, словно я уже перестала быть боевой подругой, за мгновения превратившись в предмет мебели.
  Игра в гляделки отняла последние силы. Я рухнула на подушку и тоже постаралась придать лицу выражение безразличия. За это время Рашпиль и Михаил подхватили с двух сторон Глеба и повели на выход. Сивая чёлка вяло трепыхалась - каждый шаг эмиссару удавался с трудом.
  Подошёл Дядя Саша.
  - Ты полежи, детка... Мы недолго. А я позвонил уже сменщику, он подъедет через часа четыре, если мы не вернёмся, откроет...
  Я не ответила. Взгляд в потолок, выражение безучастное. Уже не потому, что злюсь - лицо нужно сохранять.
  Вздохнув, Дядя Саша тихо прошлёпал за ребятами.
  Князь уходил последним. Задержался в дверях, окинул взглядом комнату, словно решая - не забыл ли чего. Меня забыл, гад!
  - Я тебе этого не забуду, - тихо сказала я.
  Князь кивнул. И ушёл, аккуратно прикрывая двери.
  Всё. Теперь только я, кровать и торшер. И пара браслетов, до которых не добраться...
  Плакать? Беситься?
  А куя?
  Акуя - я.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список