Аннотация: Попытка не пытка. Подкорректировала; так, кажется, симпатичнее...
Поднебесье
- Поедем во Флоренцию? - Кристиан держал в руке венчальную фотографию, которой в июне должно было исполниться пять лет.
Алёна сидела в большом кресле в бесформенной майке, в тапочках не по размеру, без косметики, с неуложенными волосами. Часы показывали восемь вечера. Кристиан только что вернулся из офиса и застал ставшую привычной картину: неубранный дом, пустая и холодная кухня, и жена - с бутылкой вина, уставившаяся в пространство пустым взглядом.
Когда они познакомились, она была совсем другой. Рыжеволосой русской девчонкой - жизнерадостной хохотушкой. Она очень хотела детей, и мечтала о большой семье. Но не суждено, видимо... Полгода назад прозвучал безжалостный вердикт врачей. Алёна вскоре потеряла интерес к чему-либо, - в том числе и к нему, Кристиану, - топя тоску на дне бутылки. Он старался отвлечь её путешествиями, большими дружными компаниями, - она собиралась, ехала с ними, но была всё такой же остылой. Она пила тихо, без истерик, продолжая жить по инерции, отвечая невпопад на его вопросы, умываясь тогда, когда он напоминал ей об этом, чуть ли не насильно принимая пищу. Он перепробовал множество способов, чтобы вернуть её, привлекал именитых докторов, возил в места, где им было хорошо вдвоём, но результат не менялся. Она не воспринимала внешнее, замкнувшись в своём горе. Он предлагал усыновить ребёнка, - ведь так много детей, обездоленных судьбой, - она согласно кивала, но ничто не меняло её безжизненного взгляда. Он не мог бросить её, отречься от того, что когда-то связало их воедино. Он любил её, как в первый день, и, страдая, оставался рядом, чтобы хоть как-то заботиться о ней. В его памяти жила рыжая девчушка, пронзившая сердце раз и навсегда.
Вот и теперь она молчала, не реагируя на слова. Он подошёл к ней, взял из руки наполовину пустой бокал, поднял с пола бутылку, отнёс на кухню. Приготовил наскоро ужин, вытащил Алёну силком из кресла, усадил на угловой диванчик, поставил перед ней наполненную тарелку.
- Поешь, пожалуйста.
Она сидела, не притрагиваясь к еде.
- Елена, - он назвал её полным именем, надеясь привлечь внимание, - поедем на выходные во Флоренцию? Там есть очаровательный отель, и нас приглашают погостить. Ты давно не была в Италии...
Она механически кивнула, встала и, ничего не говоря, пошла к креслу. Он знал, что она ещё полночи проведёт, сидя в темноте, - так и задремлет до утра. У Кристиана не было особых надежд на эту поездку, но он хотел увезти жену от чёрных дум, от омута, в который она добровольно нырнула. Сильный, высокий, добившийся успеха, он сейчас напоминал маленького мальчика, потерявшего пристанище. В глазах стояли непролитые слёзы, а уголки губ прятались в горьких складках. У него было всё, - кроме сил спасти любимую женщину.
Всю дорогу Алёна смотрела в иллюминатор, потягивая из объёмного бокала коньяк. Кристиан говорил с ней, ведя, по сути, монолог. Она отрывалась от окна, чтобы отправить стюардессу за новой порцией, скользила по мужу бессмысленным взором и, получив желаемое, отворачивалась к облакам, будто решила обжаловать у неба несправедливый приговор.
Водитель семьи встретил их по прибытии. Сложив чемоданы в багажник лимузина, закрыв шторку, соединяющую салон с местом водителя, он погнал авто в сторону города. Алёна устала от перемещений и задремала, изредка просыпаясь на неровностях шоссе, - её не волновали прелестные виды вдоль пути, не беспокоило, сколько ещё придётся ехать, чтобы принять душ. Тишина выключенного мотора разбудила её у серого здания, расположенного в тихой улочке.
- Нам сюда? - она не столько проявляла любопытство, сколько определяла для себя дальнейшие действия.
- Да, - Кристиан, опередив шофёра, открыл дверь и протянул руку, помогая Алёне выйти из машины.
Её мутило от выпитого и транспорта. Она прошла в небольшое, украшенное букетом свежих цветов, фойе и присела в мягкое кресло. Пока занимались их багажом, они заполнили на reception документы и получили ключи от номера.
- Ну, что, милая, идём? - он взял её под руку, направляясь к лифту.
- Добрый день, - произнесли за их спиной.
Кристиан обернулся к маленькой круглой женщине, смуглокожей и светловолосой, с серыми веселыми глазами.
- Сеньор Буонотти, я Тициана, генеральный менеджер 'Relais Santa Croce'. К вашим услугам, - она протянула руку, приветствуя гостя.
- Рад знакомству, - он несильно пожал пухлую ладошку.
- Как добрались, сеньора Буонотти? - она улыбнулась гостье, приглашая её к разговору.
- Спасибо, всё хорошо.
- Приятно слышать, - пристально посмотрев на Алёну, она обратилась к Кристиану: - Пожалуйста, задержитесь на минутку.
Переговорив со служащим reception, предложила:
- Позвольте рекомендовать вам другой номер, я сама вас провожу.
Сеньора Тициана засеменила к лифту.
Третий этаж начинался миниатюрным холлом, скопированным с райского уголка. Низкие деревянные балки перекрывали потолок, с которого свешивалась люстра с зажженными свечами. Подоконник был уставлен подобными же светильниками. Сеньора Тициана прошла немного по петляющему коридору и остановилась перед тёмной дверью.
- Несмотря на усталость навестите эту комнату, - она повернула ключ в замке.
Алёна, перешагнув через порог, ступила на дощатый настил. Орнамент брусьев и балок над деревянной полусферой под мостком напоминал кадр из фильма "Собор Парижской Богоматери". Для пущего сходства не хватало Квазимодо, скачущего с перекладины на перекладину. Алёна провела пальцами по прочной древесине.
- Необычно, правда? - сеньора Тициана осталась снаружи. - Моё любимое место! Нынешний хозяин отреставрировал палаццо, но здесь - с семнадцатого века всё сохранилось неизменным! Улавливаете дух столетий?
Как ни странно, Алёну тронула атмосфера давно прожитых жизней. Она быстро прошла к центру и, раскинув руки крестом, издала тихий гортанный звук, отразившийся от тёмных углов.
- Это помещение создаёт акустику музыкального зала и называется "поднебесьем". Завтра я вам покажу остальные достоинства дворца, - продолжила сеньора Тициана. Алёна выбралась из "поднебесья", и сеньора Тициана повела их дальше, бросив мимоходом:
- Я говорила вам, что одно время здание принадлежало княгине Трубецкой? Великая история дома, и никто не знает, какие свидетельства хранятся в памяти этих стен... Вот и пришли!
Она открыла дверь, пропуская гостей. Алёну кольнуло разочарование: низкий скошенный потолок, исчерченный всё теми же деревянными балками, простое убранство, - комната, отличающаяся от мансарды наличием балкончика. Сеньора Тициана лукаво усмехнулась и, проворно проскочив между четой, попрощалась:
- Ciao!
Они остались вдвоём в скупо обставленном номере.
Кристиан проснулся от ощущения покинутости. Алёны не было. Он вскочил, бросился в ванную, накинув халат, добежал до холла, - кругом царили тишина и покой. Запыхавшись от волнения, он ворвался в номер, зачем-то открыл шкаф, захлопнул его, и, постояв в нерешительности, вернулся к просторной, по-прежнему пустой, кровати. Невесомая занавеска, затенявшая окна, слегка колыхалась. Кристиан откинул её. На балконе стояла Алёна, - распустившая волосы, залитая светом полной луны. Ветерок перебирал витые локоны, меняя их цвет от позолоты до медно-красного. Кристиан замер, любуясь совершенством - и ведьма, и фея. Лицо было обращено к звездам, и лунное серебро выбеливало профиль на фоне огненного каскада волос. Тонкая белая кожа казалась прозрачной, сияющей изнутри. Словно ощутив пристальный взгляд, Алёна медленно оборачивалась к двери. Кристиан тут же отстранился, опасаясь нарушить то хрупкое, что возвращалось к его любимой.
- Я хочу есть, - Алёна сидела в кровати, скрестив по-турецки ноги.
Кристиан исподтишка наблюдал за ней, ожидая, чем начнётся утро.
- Cara, любимая, сейчас всё организуем!
Алёна, потянувшись, спрыгнула с высокого ложа и сунула ноги в пушистые тапочки.
- Тогда я - в душ, а ты закажи чего-нибудь вкусненького. Интересно, круассаны у них выпекают?
- У них выпекают всё, что угодно моей принцессе! - он схватил трубку телефона, набирая номер room servic'а.
Кристиан велел сервировать столик на терраске, приглянувшейся Алёне. Если этот крохотный выступ безотказно действует на его жену, он готов не покидать его вплоть до отъезда. Алёна появилась в банном халате, с чалмой из большого белого полотенца на голове. Лицо, освобожденное от гривы волос, походило на античный лик. Кристиан купался в лучах медовых глаз, - он уже и не помнил, когда она смотрела на него, не отводя взгляда. Алёна присела на отодвинутый стул, он протянул ей холодное шампанское, - сердце Кристиана обмирало от страха, когда он подавал бокал. Жуткие картины последних месяцев пугали, и он шёл на осознанный риск, чтобы закрепить едва наметившуюся нить доверия. Она приняла напиток за тонкую ножку, приподняла в заздравном жесте и, сделав маленький глоток, зажмурилась, подставляя лицо неяркому солнцу так же, как ласкала его под звёздами. Кристиан разлил обоим кофе, приоткрыл корзинку с выпечкой и придвинул к ней вазу с отборной малиной. Алёна бросила ягодку в шампанское, и та закружилась на невидимых пузырьках. Кристиан, боясь не справиться с нервами, залпом осушил бокал.
- Дорогой, напрасно ты пьешь натощак, - она сказала это естественно, между прочим, без двусмысленных интонаций и намёков.
- Слушаю и повинуюсь, моя богиня! - Кристиан облегчённо рассмеялся, смакуя вкус слова "дорогой".
С его женой и вправду происходили молниеносные превращения, - будто лунная ночь исторгла из неё горечь и наполнила сосуд души ключевой водой.
Они вышли из палаццо, свернули в проулок налево и через несколько минут уже стояли на площади с возвышающимся величественным собором Santa Croce. Алёна, не обращая внимания на прогуливающихся туристов, фотографировала: собор, статуи, целующуюся парочку, пишущую с натуры художницу, отца, несущего на плечах смуглого мальчугана, живописные группки тинэйджеров.
Они пробирались торговыми улочками к площади Республики, где ресторанчики, перетекая один в другой, выстраивались в пёстрые ряды. Выбрав один из столиков под тентом, они заказали по бокалу белого вина и сырную тарелку. Кристиан перестал опасаться, что Алёна сорвётся со спиртным. Откуда-то появилась уверенность, что всё изменилось. Кристиан любил Флоренцию - трепетно, понимая её суть. Город, в его представлении, был волшебным, и Кристиан радовался тому, что Алёна, безразличная до сих пор, наконец, ожила. То ли подлинная красота, то ли доброжелательные, но не навязчивые, флорентинцы, - нечто безыскусное, витающее в воздухе, источаемое древними камнями, воскрешало её.
Они весь день бродили по улицам и площадям. Рассматривали украшения, выставленные в витринах Золотого Моста, покупали милые безделушки, лежали на зеленом берегу реки. Они были вместе, - Кристиан наслаждался, казалось, навсегда потерянной близостью. Он прикасался к руке Алёны, убирал со лба непослушные золотистые завитки; когда она примеряла сережки с бирюзой, сделанные в форме виноградной грозди, поднимал в хвост пушистые волосы; приносил вещи в примерочную, безошибочно выбирая нужные; снимал с неё босоножки, массируя усталые ступни, - он был с нею, он был частью её.
Не все мужчины знакомы с простой истиной, - в шопинге есть эротика. Мужчина, исповедующий эту религию, не жалеющий сил, - владеет сердцем женщины. В походе по магазинам сокрыта высокая степень доверия, - женщина признаётся в слабостях, позволяя знать о себе больше, чем обычно. Нет, не купить шубку или украшение, одарив любимую, облагодетельствовав её. Но - разделить с ней тревоги и переживания о том, в чём она красива, а что ей не к лицу. Потратить на неё время, не находя трату бесцельной. Важны не только зоркий глаз и хороший вкус, но и знание своей возлюбленной, умение убедить, что именно она самая-самая из всех существующих. И тогда - путешествие по магазинам превращается в подлинное приключение, призом в конце которого становится благодарность избранницы. Кристиан знал религию и знал Алёну, более того - понимал: любое изменение в ней он улавливал, как антенна, постоянно настроенная на её волну.
К вечеру они выбрали небольшую таверну с благодушно-хитроватым хозяином и расположились за столиком у окна. Алёна принялась изучать меню.
Она не вздрогнула, не попыталась освободить пальцы. Кристиан, развернув руку, поцеловал запястье и следом - раскрытую ладонь. Расторопный официант наполнил бокалы красным домашним вином и принес закуски. Для Кристиана время остановилось, - чувства, взбудораженные терпким напитком, обострились: он вдыхал аромат любимой женщины, чудилось, осязал каждый сантиметр её тела - до головокружения, до томления в паху. Она о чём-то увлечённо рассказывала, но он почти не слышал, не в силах отвести взгляд от её говорящих губ. Мысленно он раздевал её, - то с нежностью, постепенно обнажая плечи, грудь, живот, то - разрывая тонкое платье, чтобы безудержно ласкать извивающееся в страсти тело.
- Кристиан, о чём ты думаешь? - Алёна удивлённо смотрела на него. - Уже принесли горячее. Ну и выбор!
Он очнулся и нехотя посмотрел на средних размеров разделочную доску. На ней красовался внушительный кусок запечённого на открытом огне мяса.
- Трапеза для монстров? - Алёна, смеясь, положила себе один из слабопрожаренных кусков.
- Cara, это флорентийский бифштекс. Подаётся с кровью. Тебе понравится, - Кристиан улыбнулся, видя её озадаченность.
Алёна поморщилась, переворачивая мясо на тарелке.
- Попробуй. Это блюдо нужно есть только во Флоренции, оно необычайно вкусно и полезно, - Кристиан, подавая пример, отправил в рот первую порцию.
Алёна, посидев в нерешительности, наконец переборола страх цивилизованного человека и, почти не жуя, проглотила малюсенький кусочек. Видимо, вкус удовлетворил, потому что второй кусок она съела с заметным аппетитом. Распробовав, она потянулась за следующим, ловко перекладывая его с разделочной доски. Кристиан видел, как бледность лица сменяется нежным румянцем, в глазах появляется азартный блеск, а в скованных жестах - свобода. Алёна всё дольше задерживала взгляд на Кристиане, словно читая его мысли. Она смотрела на него и думала о том, как они были счастливы, прежде чем она всё разрушила, поддавшись отчаянию. Мужчина поступался - ради неё - несоизмеримо большим. Это ей отказано в материнстве, а у него есть шанс быть отцом. Но он не ушёл, не ринулся искать другую. Как можно быть такой жестокой? Отвести ему роль сиделки при здоровой молодой женщине... Почему она ни разу не задумалась о том, каково ему, мужчине, обреченному на то же наказание? В конце концов, они действительно могут взять малыша, чтобы заботиться о нем. К чему и без того болезненную ситуацию доводить до трагедии? Он не только хороший человек, он любимый и желанный. Всегда им был. Страдая над вымышленными обидами, она умудрилась забыть главное.
- Кристиан... прости меня... - она взяла его руку и приложила к разгоряченному лицу.
- Я люблю тебя, Cara... Всегда буду любить...
- Всё. Закончилось. И... не повторится!.. - она подняла бокал. - За нас!
Певец, до сих пор услаждавший слух посетителей эстрадным репертуаром, выключил синтезатор и, словно угадав величие момента, запел одну из неаполитанских песен акапелло. Хозяин погасил верхний свет, и зал, освещаемый лишь свечами на столах, погрузился в полумрак. Голос, усиленный вогнутым сводом, полно лился по таверне, выплёскивался за пределы кабачка в распахнутые окна. Кристиан встал, поднял за руку Алёну и закружил её между столиков в такт лиричной мелодии.
Номер встретил их свежими цветами и лепестками роз в ванне, наполненной тёплой водой. Круглый столик на балкончике был сервирован фруктами и шампанским. Повсюду горели свечи, спрятанные в высокие плафоны. Тонкий аромат роз наполнял согретый пламенем воздух.
- Откуда? - Алена рассматривала преображенную комнату.
- Ах, эта маленькая бестия! - Алёна рассмеялась. - Откуда она знала, когда мы придем?!
- Вот уж не предполагаю!
Кристиан не стал говорить, что несложно предсказать время возвращения постояльцев, если рестораны закрываются не позже двенадцати ночи. "Пусть будет магия", - подумал он.
Алёна приняла ванну и, облачившись в коротенькую сорочку, вышла к столу. Как только Кристиан зажёг светильник со свечой, голос скрипки встревожил тишину ночи, - внизу, в маленьком патио отеля, играл скрипач. Кристиан знал много романтических историй, но впервые понял, как простые, на первый взгляд, вещи преображают мир. Он разлил сладкое шампанское по бокалам и устроился напротив Алёны. Она встала, молча подошла, села к нему на колени, и, неотрывно глядя в глаза, скользящим движением придвинулась почти вплотную. Она забрала у него бокал, и, отпив из своего, отставила оба на стол позади себя. Алёна склонилась к губам Кристиана, и согретое её ртом шампанское стекло по его языку в горло, перехватывая дыхание. Из Кристиана хрипло вырвалось:
- Amore...
Скрипка, надрываясь, взывала к ним. Руки мужчины уверенно легли на бёдра женщины. Одежда мешала, и мужчина, задыхаясь от желанной близости, попросил:
- Amore, пожалуйста...
Она быстро справилась с 'молнией' брюк и, приподнявшись, помогла освободиться от них. Оседлав голые колени, она вновь скользнула по ним, распаляя Кристиана до умопомрачения. Мужчина резко дёрнул лёгкую ткань, обрывая бретельки сорочки, и жадно склонился к небольшой груди. Женщина прогнулась навстречу, поддаваясь прикосновениям. Он подложил ладони под прохладные ягодицы и, сжав их, направил женщину к себе. Она застонала от вожделения и, откинувшись назад, распахнулась - похотливо, до бесстыдства, обнажилась перед ним. Мужчина обхватил её за талию и плавным рывком проник в женщину. Она издала протяжный стон, содрогаясь напряженным телом. Он удерживал её, - застыв, покачивал на себе медленно, мучительно-тягуче. Она прильнула к нему, обняв за шею, прижалась горячей щекой к его губам. Он гладил ей спину; погрузив пальцы в длинные волосы, целовал грудь, покусывал ушко, накрывал ртом послушные губы, ласкал языком нежное нёбо, - он обладал ею неистово, вездесуще. Женщина изнемогала, и мужчина ощутил, как сошлись её бёдра, теснее обвивая его. Он снова обнял узкую талию и, крепко держа, отстранил от себя Алёну, чтобы в следующий миг вонзиться в неё с новой силой. Ритм ускорялся, вслед за скрипкой, разрывающей покой ночи. Женщина, всхлипывая, билась в мужских объятиях, волосы взлетали рыжим облаком и опадали, касаясь каменного пола. Падали со стола и бились бокалы, разбрызгивая шампанское и сверкающий хрусталь. Скрипка взвилась пронзительно-виртуозным пассажем, и по телу мечущейся женщины прошла дрожь удовольствия. Кристиан, боясь упустить хоть каплю её наслаждения, замер, прижимая Алёну к себе. Музыка смолкла, уступив место ночи...
Двое, целуясь в тишине, смущённо посмеивались над разбитой посудой и потревоженными соседями. Вернувшись в постель, они снова и снова предавались любви под низким потолком небольшой комнаты. До утра. До ясного солнечного зайчика из открытой балконной двери...
- На третий этаж, конечно, - Никола заговорщицки улыбнулся.
- Молодец, Никола! - сеньора Тициана довольно хохотнула. - Пора переводить тебя с reception в офис.
Она прошла в свой номер, ставший её домом, скинула с отёкших ног тесные туфли, присела на кровать и распечатала письмо. На покрывало выпали фотография и исписанный листок, в котором после обычных вопросов о здоровье и добрых пожеланий сообщалось: "Дорогая Тициана, наша дочь родилась в январе, и мы единодушным решением дали ей Ваше имя. Будем рады, если Вы найдёте время, чтобы навестить Вашу тёзку. Искренне преданная Вам семья Буонотти". Сеньора Тициана провела рукой по седеющим волосам, подошла к невысокой этажерке и поставила фотографию рядом с двумя другими.
- Ну, и кто теперь скажет, что я одинока? Что никому не нужна? - сеньора Тициана, счастливо улыбаясь, обращалась к виднеющемуся в окне собору Santa Croce.
Вечерняя заря осветила круглое, в сети мелких морщинок, лицо и, вспыхнув напоследок, осталась яркими искорками в весёлых серых глазах, - непобедимо живых и мудрых.