Волознев Игорь Валентинович : другие произведения.

Подводный саркофаг, или История никелированной совы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Никелированная статуэтка совы таит в себе невиданную мощь. Достаточно путём хитроумного нажатия раскрыть её половинки, а затем через определённый интервал времени дважды надавить на скрытую внутри кнопку - и на российскую атомную субмарину, прячущуюся близ островка в Тихом океане, поступит команда произвести ядерную атаку на США. Эту команду экипаж подлодки ждёт уже много лет. Поступит ли она - это зависит вовсе не от политического расклада, а от того, доберётся ли до заветной кнопки "мелкая сошка" - отставной майор КГБ Силуянов, чья мечта - устроить на Земле ядерную катастрофу, новую мировую бойню...
  
  Игорь Волознев
  
  
  
  
  
  
  
  Подводный саркофаг, или История никелированной совы
  
  
  
  Глава 1
  
  Капитан Родионов сидел, не сводя глаз с радиоприёмника. В рубке он был один. Его сегодняшнее дежурство у аппарата подходило к концу. Ещё несколько минут, и его сменит старший лейтенант Одинцов. Одинцова через два часа сменит старший лейтенант Потапов. Потапова сменит Куприяшин. Куприяшина - Копаев. И так далее, согласно графику.
  Офицеры подлодки изо дня в день, из ночи в ночь, сменяясь в строго определённое время, несли дежурство у аппарата связи с Оперативным Центром.
  Продолжаться это должно долгих двадцать пять лет. Именно такой срок определён подводной лодке и её экипажу для выполнения важнейшей боевой задачи. Атомного топлива, имевшегося на борту, должно хватить. Двадцать пять лет всё внимание отрезанных от внешнего мира моряков должно быть сосредоточено на приёмнике, который даст сигнал к пуску ядерных ракет. Загоревшаяся зелёная лампа означала команду "Внимание". Если через минуту после зелёной загорится красная лампа, то экипаж, ни секунды не сомневаясь в правильности своих действий, ударит по вражеской территории всеми имеющимися на борту ракетами.
  Приёмник не был предназначен для радиопереговоров. Он мог только принимать сигналы Оперативного Центра и автоматически посылать ответные. Любые радиопереговоры могли выдать местонахождение субмарины, затаившейся в подводной пещере, в недрах одного из многочисленных необитаемых островков Тихого океана. Пещера как нельзя лучше годилась для выполнения боевого задания. Высокий куполообразный свод, образованный древним, давно потухшим вулканом, защищал от слежки из космоса. На вершине свода имелось широкое жерло, достаточное для того, чтобы через него пролетели выпущенные с подлодки ракеты с ядерными боеголовками. Но главным достоинством этого укромного логова была близость к Соединённым Штатам. Ракеты за считанные минуты должны достичь целей на их территории.
  Сигнал о пуске мог поступить в любую минуту. Поэтому главное, что требовалось от капитана Родионова - не пропустить момент, когда прозвучит зуммер и на панели приёмника загорится зелёная лампа, а потом красная. Это означает, что в Москве, за тысячи километров отсюда, принято важнейшее политическое решение: нанести по врагу ядерный удар. Скорее всего, полагал Родионов, это будет ответный удар. Но он мог быть и превентивным, если ситуация в мире достигнет такого накала, что Советскому Союзу ничего не останется, как атаковать первым.
  Подлодка встала на боевое дежурство в 1983 году, когда напряжённость в отношениях между СССР и США достигла наивысшей точки. Америка, несмотря на решительные протесты Москвы, начала размещать тактическое ядерное оружие в Западной Европе. Президент Рейган говорил о программе "звёздные войны". Вовсю развернулась шпиономания. Американские подлодки следили за советскими военными кораблями по всем океанам. То здесь, то там возникали инциденты, которые грозили перерасти в атомную катастрофу. Андропов, только что утвердившийся на кремлёвском престоле, выступал с крайне жёсткими заявлениями. Ни одна из сторон не хотела уступать. А когда на Дальнем Востоке советские истребители сбили южнокорейский "Боинг" с почти тремястами пассажирами на борту, многим окончательно стало ясно, что мир катится к новой мировой войне. Это понимал и экипаж сверхсекретной субмарины.
  Островок и пещеру в его недрах, которая сообщалась подводным туннелем с океаном, лет десять назад случайно обнаружила другая советская подлодка. Военно-морское ведомство СССР сочло пещеру весьма удобным местом для устройства секретной базы, но на базу не хватило средств, ограничились направлением сюда только одной субмарины. Через туннель она прошла в подземный водоём и встала на прикол. Потянулись дни, недели и месяцы боевого дежурства.
  Около полудня в жерло пещеры на короткое время заглядывало солнце. Свободные от вахты подводники поднимались на мостик посмотреть, как по угрюмым, изъеденным коррозией кручам скользят золотистые лучи. Ночами в жерле виднелись звёзды. Глядя на них, каждый невольно думал о том, что в неведомый час "Х" туда, в это звёздное небо, устремятся ракеты с ядерными боеголовками...
  Капитан Родионов - невысокий, кряжистый, с упрямой складкой посреди широкого лба, не сводил глаз с ламп на панели приёмника. Совсем недавно, во время его дежурства, неожиданно вспыхнула зелёная лампа. Посланный из Москвы радиоимпульс через спутник, висевший на околоземной орбите, достиг подлодки и подал сигнал. Тотчас с субмарины полетел ответный сигнал, подтверждающий принятие команды. Родионов по внутрикорабельной связи соединился с ракетчиками.
  - Внимание! Боевая тревога! Ракеты к бою!
  - Есть ракеты к бою! - отозвался голос из динамика.
  За стенами глухо загудело. Борт субмарины раздвинулся и в широком люке показались верхушки ракет. Грозно, как демоны мщения, застыли они перед стартом. Удар по США должен быть чудовищной силы. Ракеты были нацелены не на военные объекты, а на гражданские - на крупнейшие города и атомные электростанции. Подлодка являлась, по существу, орудием возмездия, последним аргументом в ядерном конфликте.
  Зелёная лампа должна была гореть ровно минуту, после чего следовало ждать вспышки красной лампы. Родионов, вцепившись пальцами в край стола, наблюдал за движением секундной стрелки. Но минута прошла, а красная лампа так и не загорелась. Зелёная погасла.
  Капитан несколько минут сидел с колотящимся сердцем, потом сказал в микрофон:
  - Отбой.
  - Есть отбой, - ответили из ракетной рубки.
  Люк в борту с лязгом закрылся.
  Лампы на панели приёмника в тот день и в последующие дни больше не загорались. Подводникам оставалось лишь гадать, что это было. Возможно, это была проверка. Связаться с Центром и выяснить, в чём дело, они не могли. Раций на борту не было.
  Рация, даже самая маломощная, могла, как представлялось высокому московскому начальству, не только выдать местонахождение субмарины, но и создать в головах экипажа разброд. В долгие часы бездействия, настроившись на какую-нибудь западную волну и слушая её изо дня в день, подводники могли невольно проникнуться чуждой советскому человеку буржуазной идеологией и начать сомневаться в необходимости своей миссии, а там, того и гляди, дошло бы до невыполнения приказа о ядерной атаке. Члены экипажа должны были находиться в информационной изоляции, вне потока мировых событий, быть как бы навечно вмурованными в восемьдесят третий год с его военной истерией. Только тогда они годились для выполнения возложенной на них задачи.
  Уже одно то, что люди двадцать пять лет будут полностью отрезаны от внешнего мира, было небывало смелым экспериментом, единственным в своём роде. Экипаж субмарины подбирался тщательней, чем для полёта в космос. Оценивались личностные и морально-психологические качества каждого подводника, его политическая убеждённость. Люди подбирались с таким расчётом, чтобы каждый, сознавая опасность, нависшую над родиной, готов был до конца выполнить свой долг, пусть даже это выполнение продлится целых четверть века. Именно чувство долга должно было поддерживать членов экипажа все эти годы, не давая им сорваться в депрессию. По сути, это был корабль роботов, которым не полагалось думать ни о чём другом, кроме выполнения боевой задачи. Их семьям было объявлено, что подлодка затонула и экипаж погиб. Подводный корабль стал для моряков домом. Здесь они работали, несли вахту, ловили рыбу, ухаживали за кроликами и развлекались как могли - в пределах дозволенного, конечно. Подлодка, пещера и окружающее океанское дно заменяли им весь мир.
  Ровно в восемнадцать ноль-ноль в радиорубке появился высокий, худой как жердь старший лейтенант Одинцов и сменил Родионова у приёмника.
  Родионов вышел в коридор. Из дальней полуоткрытой двери неслось дружное, хотя и не совсем стройное пение хора, руководимого старшиной Ересько.
  
  Будет людям счастье,
  Счастье на века,
  У советской власти
  Сила велика...
  
  К капитану, виляя хвостами, подбежали Джульбарс и Лайка. Он потрепал их по загривку. Наличие на борту животных было предусмотрено психологами. Собаки, кролики, канарейки, как и хоровое пение и различные настольные игры должны были отвлекать подводников, давать им разрядку.
  Проходя мимо камбуза, капитан уловил запахи жарящегося мяса. Оба кока опять изобретали что-то новое, хотя материалом для их кулинарных изысков служили только крольчатина и рыба. Этой последней было сколько угодно - члены экипажа совершали регулярные вылазки на океанское дно, проверяя расставленные сети и ловушки.
  Родионов, оставив собак в коридоре, вошёл в комнату для культурных мероприятий, называвшуюся "ленинской". С его приходом сюда ворвались звуки хора.
  
  Сегодня мы не на параде,
  Мы к коммунизму...
  
  Он закрыл за собой дверь. Пение как отрезало. В комнате снова установилась тишина.
  За столом под лампой дневного света играли в шахматы матрос Ермаков и старшина первой статьи Самойленко. За соседним столом мичман Боборенков читал "Капитал". Все они, как того требовал устав, поздоровались с капитаном, после чего Ермаков снова погрузился в обдумывание хода.
  - Хороший сегодня денёк, - сказал Самойленко. - Солнечный!
  Родионов улыбнулся.
  - А как поживают кролики?
  - Да что им сделается. Живут, набирают в весе, - тоже улыбнулся старшина, которому было поручено наблюдать за зверьками. - Вот только корму осталось маловато.
  - Сегодня наберём, - заверил его капитан.
  Ермаков сделал ход.
  - Шах! - торжествующе объявил он.
  Теперь настала очередь Самойленко склониться над фигурами.
  - Плохи твои дела, старшина, - сказал капитан, оценив позицию. - Проигрываешь ферзя или получаешь мат.
  - Четыре - два в мою пользу! - сказал Ермаков.
  - Это потому, что ты думаешь как слон, - ответил Самойленко, - а я быстро хожу.
  Боборенков с недовольным видом оторвался от книги.
  - Потише, пожалуйста!
  Он читал "Капитал" уже много месяцев, посвящая этому занятию всё свободное от вахт время. Губы его шевелились, беззвучно выговаривая каждое слово. За ним стоял книжный шкаф, тут же возвышался гипсовый бюст Ленина и висели портреты членов Политбюро и среди них - большой портрет Генерального Секретаря ЦК КПСС Андропова.
  - Сосредоточиться не даёте со своими разговорами, - прибавил он, хмурясь, и снова обратился к книге.
  - Правильно, - поддержал его капитан. - В ленинской комнате надо соблюдать тишину.
  Родионов вернулся в коридор и, сопровождаемый собаками, направился к шлюзовому отсеку. По пути заглянул в блестевшую чистотой столовую, зашёл в матросский кубрик, задержался у вольеров с кроликами. Зверьки бодро жевали подсушенные водоросли. Благодаря морской растительности ушастое поголовье за время нахождения подлодки в пещере увеличилось почти вдвое.
  У входа в шлюзовой отсек стояли два матроса. Один, Гриша Астахов, светловолосый веснушчатый парень, прошедший службу в полярных широтах, был уже в скафандре. В руке он держал фонарь, за спиной висел мешок для сбора водорослей.
  - Григорий к выходу подготовлен? - спросил у второго матроса капитан. - Всё в порядке?
  - В полном порядке, - отозвался тот.
  Вылазки на океанское дно были любимым развлечением подводников. На них даже установилась очередь. Сегодня должны идти Родионов и Астахов.
  - Проверь зажимы в баллоне с кислородом, а то как бы не пришлось возвращаться с полпути, как в прошлый раз, - сказал капитан.
  - Уже проверил, - ответил матрос. - Ошибка не повторится.
  Он помог капитану надеть водолазное снаряжение.
  Родионов с Астаховым вошли в шлюзовой отсек. Дверь за ними плотно закрылась и в помещение стала поступать забортная вода. Когда отсек наполнился, Григорий открыл наружный люк и они с капитаном покинули субмарину.
  На дне подземного водоёма царил полумрак, слабо подсвеченный небесно-голубым пятном жерла и прожектором, светившим на корме подлодки. Оба подводника с включёнными фонарями медленно поплыли над неровным дном пещеры, усыпанным обломками застывшей лавы. Дно опускалось всё ниже. Вскоре исчезло из виду жерло. Потом за каменным выступом скрылся прожектор. Зато впереди, там, где был выход из подводного туннеля, виднелось зеленоватое сияние. Оно расширялось по мере продвижения водолазов. Лучи фонарей скользили по угрюмым базальтовым сводам. Дно ещё какое-то время понижалось, и вдруг своды туннеля взметнулись ввысь и зеленоватый свет залил всё вокруг, сделав ненужными фонари. Подводники невольно прибавили ход и вскоре выбрались из пещеры на океанское дно.
  Они находились у подножия островка, который при взгляде со дна казался громадой, круто уходившей вверх. Здесь, на мелководье, было гораздо светлее, чем в пещере. Дно сделалось ровным, усеянным раковинами и небольшими кущами водорослей, в которых пугливыми стаями мелькали радужные рыбки. Вода наверху зыблилась, а на дне царило спокойствие. Водолазы неторопливо поплыли к скоплению валунов, видневшемуся невдалеке. Там, среди многочисленных выступов, были расставлены ловушки, в которые непременно кто-нибудь попадался. В первой сети, к которой подплыл Родионов, барахтались три крупные тупоносые рыбины с голубоватыми полосками на боках. Эти рыбины, на вкус напоминавшие осетрину, были хорошо известны подводникам. Капитан принялся извлекать их из сетей и засовывать в мешок. Григорий тем временем начал срезать водоросли.
  Солнечные лучи насквозь пронизывали толщу воды и добирались до самого дна. Пещера осталась далеко позади. Когда капитан оглянулся на своего спутника, тот показал рукой куда-то направо. Посмотрев туда, Родионов заметил стремительно проносящиеся тени. Две акулы сделали вокруг людей широкий круг и скрылись в аквамариновом сиянии. Родионов знаком показал Григорию: всё нормально, продолжай.
  Он подплыл к следующей группе валунов, где находилась ещё одна сеть. Между валунами, волнисто извиваясь, проплывала крупная мурена. Капитану пришлось подождать, пока она уберётся. Связываться с этой тварью было опасно. Мурена скрылась в расщелине, и Родионов приблизился к сетям, в которых запуталось несколько рыб. Они тоже отправились в мешок, а вслед за ними и краб, вылезший из-за камня.
  Григорий уже набил свой мешок водорослями и неторопливо приближался к капитану. Тот сделал ему знак: пора назад.
  В пещере они снова зажгли фонари и через четверть часа пути по скалистому туннелю увидели жёлтый луч корабельного прожектора. Субмарина почти неподвижно лежала на глади подземного водоёма. На мостике маячили фигуры моряков, поджидавших капитана. Водолазы всплыли рядом с мостиком. Им помогли взобраться и избавиться от мешков и снаряжения.
  - За время вашего отсутствия никаких происшествий не произошло, - отрапортовал капитану лейтенант Копаев.
  - Очень хорошо, - ответил капитан.
  На судне не занятые на вахте матросы уже разделались с ужином и занимались своими делами. Из кубрика доносилась музыка. Крутили пластинки с песнями военных лет и советской эстрадой. Особенным успехом пользовались песни в исполнении Клавдии Шульженко - "Землянка", "Синий платочек". Капитан поужинал в обществе Одинцова, недавно сменившегося с дежурства. Кроличье филе под красным соусом было приготовлено каким-то особым образом и показалось Родионову чрезвычайно вкусным.
  Идя после ужина к себе в каюту, он по дороге заглянул в радиорубку. Потапов в напряжённом ожидании сидел перед приёмником, уставившись на лампы, и даже не оглянулся на капитана.
  В каюте Родионов улёгся на койку с книгой в руках. Он в третий раз перечитывал "Живые и мёртвые". Сейчас, однако, чтение не шло. Сказывалась усталость после вылазки на дно. Глаза слипались. Родионов отложил книгу, откинулся на подушку и снова задумался о тех людях, которые находятся на другом краю земного шара, в Москве, а возможно, в Подмосковье, в том загадочном месте, которое называется "Оперативный Центр". Скорее всего, это бетонированный бункер глубоко под землёй, снабжённый всем необходимым на случай ядерного удара. Люди, дежурящие в бункере, держат постоянную связь с министерством обороны и секретариатом ЦК партии. И, конечно, с самим генеральным секретарём, который в любой момент может связаться с ними по рации или по кремлёвской "вертушке".
  Родионов попробовал представить себе этих людей. Как и офицеры его субмарины, они напряжённо ожидают приказа к атомной атаке. Наверняка их там несколько десятков, готовых связаться со всеми ядерными расчётами, включая боевые подлодки, патрулирующие в океанах у берегов США. Взглянуть бы на их мужественные лица, думал Родионов, на их твёрдые, уверенные руки, лежащие на рубильниках и кнопках.
  Когда он засыпал, ему показалось, что он воочию видит просторный зал Оперативного Центра. По всему залу, как в амфитеатре, тянутся ряды столов с сидящими военными. Перед ними светятся экраны, мигают лампы спутниковой связи. Но рации пока молчат. Приказа к пуску ракет нет.
  
  
  Глава 2
  
  Родионов очень удивился бы и не поверил, если бы кто-нибудь ему сказал, что никакого Оперативного Центра нет, а то, что он считает "Оперативным Центром" - это всего лишь портативный передатчик, сделанный в виде никелированный статуэтки совы сантиметров тридцати высотой.
  Руководитель проекта - контр-адмирал Дыбов, лично представил передатчик генеральному секретарю ЦК КПСС Андропову. Проект имел кодовое название "Сова", которое предложил сам генсек. Он объяснил название тем, что у древних греков эта птица символизировала мудрость. Дыбов продемонстрировал работу устройства. Чтобы открыть металлический корпус и добраться до пульта, надо, как в шкатулке с секретом, нажать в определённой последовательности пять замаскированных кнопок. Сначала нажимались одновременно две кнопки у крыльев, затем, не отпуская их, надо нажать кнопку на животе, затем надавить на кнопку в хвосте. Самой последней нажималась кнопка на морде совы.
  - Не слишком ли всё это сложно? - спросил генеральный секретарь своим надтреснутым деревянным голосом, следя за манипуляциями контр-адмирала.
  - Сами просили посекретнее сделать, Юрий Владимирович, - ответил Дыбов. - Но можно, если хотите, вернуть на доработку.
  - Нет, теперь уж не надо. Как-нибудь приспособимся.
  - Тут ничего сложного нет...
  Дыбов - невысокий, седой, в строгом гражданском костюме, нажимал на кнопки уверенно. После нажатия на пятую кнопку металлическое тело совы раскрылось на две половины. Автоматически выдвинулся штырёк антенны.
  - Благодаря урановым батарейкам передатчик надолго сохранит работоспособность, - сказал контр-адмирал. - Антенна сразу настраивается на спутник, который связан с приёмником на подлодке...
  В нише, похожей на внутренность раковины, находилась кнопка, прикрытая пластиковым колпачком. Дыбов снял колпачок и нажал на кнопку. Загорелась зелёная лампочка.
  - Э, ты что делаешь? - встревожился Андропов.
  - Не беспокойтесь, Юрий Владимирович, всё предусмотрено. Ракеты после первого нажатия не взлетят. Здесь есть секундомер, который должен отсчитать шестьдесят секунд...
  Разговор вёлся с глазу на глаз. Из кабинета были удалены даже личный секретарь и двое приближённых телохранителей, которые сопровождали престарелого правителя повсюду, особенно после того, как его разбил паралич и он почти не поднимался из кресла-каталки. О проекте "Сова", целью которого было создание ядерной кнопки, позволявшей одним ударом уничтожить Соединённые Штаты, лишние люди знать не должны.
  Сквозь затемнённые очки генсек следил за стрелкой, ожившей на циферблате хронометра.
  - Загоревшаяся зелёная лампа означает, что ваш сигнал принят на подлодке, - говорил Дыбов. - Теперь, чтобы дать команду к пуску ракет, надо подождать ровно шестьдесят секунд, и снова нажать на кнопку. Загорится красная лампа. Это значит, что приказ будет немедленно исполнен.
  - На Америку полетят ракеты?
  - Именно так, - ответил контр-адмирал. - Мегатонные боеголовки сотрут с лица земли двенадцать городов на западном и восточном побережьях, включая Нью-Йорк и Лос-Анджелес, а также разрушат восемь крупных АЭС, что должно вызвать радиоактивное заражение больших территорий.
  Хронометр отсчитал шестьдесят секунд и затих. Зелёная лампа погасла. Штырь антенны автоматически втянулся в совиное туловище, а потом и оно само сдвинулось и сомкнулось. Передатчик снова стал глянцевой никелированной статуэткой. На ней почти невозможно было различить зазор, отделявший одну половину от другой.
  - Ну-ка, ну-ка, - генсек заинтересовался. - Повтори.
  Пальцы Дыбова порхали по кнопкам, как по клавишам фортепьяно. Корпус передатчика автоматически раскрывался и так же автоматически закрывался.
  После Дыбова за сову взялся Андропов. Старческие полупарализованные пальцы дрожали. Генсеку долго не давалась нужная последовательность нажатий. Дыбову приходилось показывать. Только после восьмой попытки Андропову удалось самостоятельно раскрыть передатчик.
  - Хорошо, - сказал он. - Это именно то, что нужно. Мы должны быть абсолютно уверены, что возмездие настигнет Америку неотвратимо.
  Контр-адмирал наклонил голову, соглашаясь.
  Андропов поставил статуэтку на стол перед собой, рядом с телефонами.
  - Секретный щит государства, наш последний аргумент, - прибавил он.
  - Надеюсь, до его использования дело не дойдёт, - осторожно заметил контр-адмирал.
  - Я тоже надеюсь на это, - генсек как-то странно посмотрел на него и слегка растянул губы, обозначив улыбку. - Ну, Кирилл, поздравляю тебя со звездой Героя Советского Союза. А теперь ступай, я вызову тебя, когда понадобишься.
  В дверях кабинета Дыбов замешкался. Мельком оглянулся на генсека. Тот лихорадочно шарил пальцами по поверхности совы. Дыбова кольнуло тревожное предчувствие, но он уже открыл дверь. На него уставились трое стоявших в коридоре мужчин в чёрных костюмах. Медлить не полагалось. Под их взглядами контр-адмирал покинул кабинет.
  Весь остаток дня его не отпускала тревога, причину которой он сам не мог себе объяснить. Перед его мысленным взором неотступно стояла одна и та же картина: трясущийся старик в тёмных очках, лихорадочно, в каком-то сладострастном вожделении ощупывающий глянцевые бока стальной птицы, как будто это были груди молоденькой девушки...
  
  
  После ухода контр-адмирала Андропов минут пятнадцать не мог снова раскрыть сову.
  - Как же это нажимается... - шептал он. - Положить палец на этот выступ, потом на этот... Потом нажать здесь...
  Он уже собирался послать за Дыбовым, как его пальцы, неожиданно для него самого, проделали правильную комбинацию. Передатчик раскрылся. Показались часы с секундной стрелкой и ядерная кнопка. Выдвинулась антенна.
  Стрелка стояла на месте. Если нажать на кнопку, стрелка тут же начнёт описывать роковой круг, по завершении которого повторное нажатие приведёт к немедленной ядерной атаке на США.
  Диктатор задумался. Он мечтал о такой кнопке ещё когда начинал пробивать себе дорогу к власти. В его представлении власть неполна без обладания ядерной кнопкой. Это должна быть настоящая ядерная кнопка, а не пресловутый "ядерный чемоданчик", о котором любят поговорить досужие западные журналисты. Конечно, "ядерный чемоданчик" у него был. Он завладел им ещё при жизни Брежнева, когда тот по старости окончательно выпустил власть из рук. Но "ядерный чемоданчик" - это всего лишь средство экстренной связи с командирами ракетных частей, и, разумеется, не даёт своему обладателю возможности начать атомную атаку. Для такой атаки необходимы согласования с членами Политбюро, генштабом, министерством обороны. А Андропову хотелось иметь возможность запустить атомные ракеты по собственному произволу в любой момент, ни с кем не советуясь. Чтоб только нажать на кнопку - и готово дело: мегатонные боеголовки взрываются в Америке.
  Наверно, он зря заказал ядерную кнопку на двадцать пять лет. К осуществлению проекта "Сова" он приступил осенью 1982 года, едва став генсеком. Тогда он чувствовал себя намного лучше и надеялся дожить до восьмидесяти пяти как минимум. Однако приступ инсульта, который поразил его через четыре месяца после прихода к власти и вызвал частичный паралич, приковав к инвалидному креслу, заставил его с горечью признаться себе, что он явно переоценил свои физические возможности. До восьмидесяти пяти он не дотянет. Сознание собственной беспомощности выводило его из себя. Его власть была абсолютна, голова работала по-прежнему ясно и была полна замыслов, но тело отказывалось служить. Он не мог передвигаться без посторонней помощи.
  Подумав об этом, он снова переключился мыслями на человека, ненависть к которому росла в нём с каждым днём - на президента США Рональда Рейгана. Генсека злило то, что Рейган, будучи гораздо старше его, выглядел намного здоровее и энергичнее, не имел проблем с сердцем и почками и не передвигался в кресле. Временами ему начинало казаться, что именно из-за Рейгана, такого здорового и энергичного, и происходят все последние неудачи СССР. А неудач было немало. Они сыпались как из рога изобилия. Только что советская военная авиация потерпела унизительное поражение в бою над долиной Бекаа, когда израильтяне, не потеряв ни одного своего самолёта, уничтожили сто четыре МИГа. Провалом закончились переговоры в Женеве о ракетах среднего радиуса действия и американцы приступили к размещению в Европе своих "Першингов". Уничтожение южнокорейского авиалайнера вызвало волну русофобии во всём мире. Но главное - СССР катастрофически, безнадёжно отставал от Америки в экономическом плане, что было чревато кризисами, смутой и в недалёком будущем - развалом и гибелью страны. В бессильной ярости советский диктатор пользовался любой возможностью досадить ненавистной Америке и её удачливому президенту. Он поддерживал по всему миру левацкие террористические группировки, предъявлял ультиматумы, разражался гневными заявлениями, развернул в стране компанию против США и лично Рейгана - с уличными демонстрациями, многолюдными митингами на производствах и телевизионными шоу. По его указанию Рейгана сравнивали с Гитлером. Но заветной его мечтой было расправиться с ненавистным врагом одним решительным и страшным ударом. Таким ударом, о котором не узнала бы заранее ни одна живая душа.
  Он раскрывал и закрывал передатчик, гладил пальцами штырёк антенны, ощупывал ядерную кнопку. Кнопка манила и притягивала. Подумать только, она способна вызвать опустошительную войну, привести к ядерной зиме, к гибели всего человечества... Восторженное сознание того, что он распоряжается жизнями шести миллиардов человек, живущих на земном шаре, захлестнуло диктатора с такой силой, что сердце забилось чаще, в груди перехватило дыхание. Внезапно почувствовав, что задыхается, он содрогнулся от ужаса, мгновенно покрылся ледяным потом и, теряя сознание, навалился на стол. Рука потянулась к кнопке вызова охраны.
  Он судорожно, с хрипом глотал воздух. Сомкнувшаяся сова безучастно смотрела на него круглыми глазами. Ему показалось, что она похожа на Рейгана. В кабинете появились люди. Запахло лекарствами. Он ощутил боль от укола.
  Никто из суетившихся возле него не обращал внимания на статуэтку, стоявшую среди телефонов и бумаг.
  
  
  Глава 3
  
  С осени, когда больной генсек окончательно перебрался из Кремля на кунцевскую дачу, Дыбов стал бывать у него чаще. В числе других особо приближённых лиц его вызывали к Андропову почти каждый день.
  Получив передатчик, скрытный и подозрительный правитель начал разными путями избавляться от людей, готовивших проект "Сова" или знавших о нём. Таких было немного, поскольку проект осуществлялся в глубокой тайне. Они уходили из жизни подозрительно быстро. Кто-то погиб в автокатастрофе, кого-то постиг внезапный сердечный приступ, а были и такие, что просто уехали и не вернулись, пропали без вести. У диктатора не было оснований сомневаться в преданности этих людей, но тайна ядерной кнопки важнее. О передатчике и подлодке, ушедшей в долгий поход, не должен знать никто, кроме него. Только когда все посвящённые будут устранены, он почувствует себя достаточно свободным в действиях с кнопкой.
  Тут на руку генсеку играло то, что каждый из этих людей мало что знал или вовсе не знал о других. Всех участников проекта знал только Дыбов, осуществлявший общее руководство. Андропов не сомневался в личной преданности контр-адмирала. Расставаться с ним ему особенно не хотелось. Дыбов проработал с ним в КГБ много лет. Диктатор уже привык к этому статному, немолодому, всегда готовому к любым заданиям сотруднику, к тому же у Дыбова был хороший тембр голоса, а генсек любил, когда ему читали вслух. Его собственные глаза, отягощённые диабетической катарактой, видели плохо.
  Мглистым сырым вечером начала февраля 1984 года Дыбов приехал на кунцевскую дачу в одной машине с генералом КГБ Мелиховым. Дыбов знал его мало, они встречались всего несколько раз, и то мельком, а сейчас ехали на дачу вместе, поскольку их вызвали к генсеку одновременно. О Мелихове он слышал, что тот выполняет особо деликатные поручения Андропова.
  Старинная, огороженная монументальной металлической оградой дача, в которой некогда умер Сталин, встретила приехавших тишиной и почти полным безлюдьем. Но это безлюдье было кажущимся. Здесь каждый знал своё место и всё находилось под строжайшим контролем. Дыбова и Мелихова, продержав с четверть часа в гостевой комнате, ввели в просторное помещение, где лежал генсек.
  Исхудалый, пожелтевший, с уродливыми синими пятнами на высохшем лице, в тёмных очках, Андропов показался Дыбову сильно изменившимся за последние трое суток. Контр-адмирал знал, что позавчера вечером генсека хватил удар и состояние его резко ухудшилось, но действительность превзошла ожидания. Дни больного явно были сочтены. Дыбов огляделся в поисках совы и облегчённо вздохнул, увидев её на столе среди телефонов и медицинских приборов. Она стояла на расстоянии вытянутой руки от генсека, но тот уже вряд ли способен был дотянуться до неё.
  В комнате находились охранники, доктора и секретари - все доверенные лица правителя. Дыбов видел их здесь почти всегда, когда приезжал к Андропову. Доктора сидели у приборов, секретари занимались бумагами или негромко звонили по телефонам. Из приборов, окружавших кровать, выделялись своим внушительным видом два американских аппарата "Искусственная почка", соединявшиеся с больным трубками и проводами. Когда появился Дыбов, один из секретарей читал генсеку какие-то бумаги. Андропов слушал безучастно. Иногда, впрочем, проявлял интерес. Шевелил губами. В такие моменты секретарь наклонялся и ловил его указания.
  Чтение бумаг закончилось. Генсек повернул голову в сторону вошедших.
  - Николай, - чуть слышно прошелестели сухие губы.
  Мелихов с подобострастным поклоном приблизился.
  - Да, Юрий Владимирович?
  - Всё вбросил, что я велел?
  - Всё в точности, Юрий Владимирович. У вас лёгкое простудное заболевание и вы скоро встанете на ноги.
  - А в народе говорят, - прошептал диктатор, - что в меня стреляли, меня отравили, меня вообще уже нет в живых.
  - Мои люди вбросили совершенно чёткую информацию про простудное заболевание, - ответил Мелихов. - Народ верит, что в ближайшие дни вы поправитесь.
  - Да, это правильно, - медленно проговорил генсек. - Я поправлюсь... Встану на ноги... Назло ему встану...
  Никто не осмелился уточнить, кого он имеет в виду, но всем, кто расслышал его слова, было ясно, что он говорит о Рейгане.
  - Может быть, вбросить, что вас лечат каким-нибудь необычным методом? - не слишком уверенно предложил генерал. - Применяют, например, корейский бесконтактный массаж. Народ в такое верит охотно.
  Андропов с минуту молчал.
  - Да, пусть будет корейский массаж, - просипел он. - Это хорошо. В это поверят...
  Он снова умолк и молчал минут пять. Дыбов решил, что он заснул, как вдруг сухие губы снова шевельнулись:
  - Николай!
  Мелихов наклонился.
  - Да-да, Юрий Владимирович?
  - А вот ты мне скажи, почему не выполнил моё поручение насчёт Монтеня?
  - Это о том, что вы читаете Монтеня в подлиннике? - уточнил Мелихов. - Информация вброшена ещё месяц назад.
  Генсек повернул голову в сторону секретаря. Тот быстро подошёл к кровати.
  - Соедини с Алексом, - прошептал генсек.
  - Одну минуту, - расторопный секретарь метнулся к телефону.
  С трубкой в руке он вернулся к генсеку.
  - Алекс на проводе, - сказал он. - Что-нибудь передать ему, или сами поговорите?
  - Сам.
  Секретарь поднёс к нему трубку.
  - Алекс, - прохрипел Андропов в микрофон. - Твои люди слышали, что я читаю Монтеня в подлиннике?... Нет?... Не слышали?... А слух об этом уже месяц назад вброшен... Точно не слышали?... А слышали они, что я читаю Платона и Аристотеля?... Что они вообще слышали?... Стоп, ты по порядку говори... Что я был другом Дубчика и возражал против ввода войск в Афганистан. Это хорошо... Что я свободно владею четырьмя иностранными языками... И народ верит?... Что?... Правда, верит?... Ну хорошо, хорошо... А про Монтеня, значит, не слышно?... Ладно, работай...
   Секретарь оторвал трубку от головы правителя.
  - Твоё ведомство не дорабатывает, - генсек смотрел на Мелихова сквозь тёмные очки. - До Алекса слух про Монтеня не дошёл.
  - Ну, не знаю, Юрий Владимирович, - Мелихов выглядел растерянным. - Мои люди вбросили эту информацию во многих местах... Даже непонятно, почему она до сих пор не зафиксирована...
  - Не справляешься.
  - Такой слух интересен прежде всего интеллигенции, и поэтому медленно распространяется, - пробормотал, оправдываясь, генерал. - До широких масс он может вообще не дойти.
  Дыбов наконец понял, чем занимается этот Мелихов. Он распускает нужные Андропову слухи.
  Настроение контр-адмирала это открытие не улучшило. Будучи по натуре человеком наблюдательным, скептичным и наделённым изрядной дозой иронии, он и раньше подозревал, что ходившие по Москве слухи о событиях в верхах происходят из одного источника - КГБ, поскольку выгодны только одному человеку - Андропову. Теперь он получил этому наглядное подтверждение. В последние годы правления Брежнева, когда Андропов рвался к власти и стремился опорочить не только самого генсека, но и всех возможных конкурентов на кремлёвский престол, не иначе, как именно Мелихов и его люди занимались распространением слухов о брежневской дочке, её любовниках, аферах с бриллиантами и разбитых эрмитажных сервизах. Полуправда в них тонко переплеталась с откровенной ложью.
  "Достиг вершины, а по-прежнему распускает слухи, - меланхолично думал Дыбов, глядя на парализованного правителя. - И даже в большем количестве, чем прежде. Только сейчас про самого себя. Интеллигенции хочет показать, какой он либеральный, а народу - какой он непреклонный в борьбе со взяточниками и тунеядцами... Ведомство Мелихова их распространяет, а ведомство некоего Алекса, наоборот, собирает. То есть, фактически, контролирует работу Мелихова... Удивительное дело. То, о чём нельзя открыто написать в газетах, приходится распространять в виде слухов..."
  В окно Дыбову было видно, как на территорию дачи вползают три чёрных лимузина с занавешенными окнами. Этот кортеж два раза в день, завывая сиренами, мчал по Москве: утром - из Кунцева в Кремль, вечером - из Кремля в Кунцево. Милиция давала ему зелёный свет, а прохожие и иностранные корреспонденты гадали, в какой из машин находится Андропов. На самом деле в них никого, кроме водителей, не было. Наверняка этот трюк с машинами придумал сам генсек, всегда склонный к интригам и мистификациям. Собственно, к подобным трюкам относился и замаскированный под статуэтку радиопередатчик с ядерной кнопкой.
  Каждый раз, когда Дыбов вспоминал о передатчике, ему становилось немного не по себе. Совсем недавно при странных обстоятельствах погибли его давние друзья - капитан Сергеичев и подполковник Коваленко, которые вместе с ним работали над проектом "Сова". А до этого покончил с собой генерал Провоторов, тоже причастный к проекту. Люди, информированные об атомной подлодке, несущей боевое дежурство в Тихом океане, умирали один за другим. Дыбова не отпускало чувство, что их смерти связаны между собой.
  Глядя на неподвижного, с трудом говорившего генсека, он со смутным облегчением думал, что этот смертельно больной человек вряд ли сумеет раскрыть передатчик. И это, наверное, к лучшему.
  К Андропову приблизился незнакомый Дыбову полный пожилой человек в маленьких очках типа пенсне.
  - Тут задержан сотрудник московского НИИ... - заговорил тихо. - Распространял, что у вас другая фамилия...
  - Какая?
  Человек наклонился к самому уху генсека и прошептал. Тот пошевелился, посмотрел на толстяка.
  - Откуда он узнал?
  - Говорит, слышал по Би-Би-Си. Но мы проверили, по Би-Би-Си такая информация не проходила.
  - Узнать немедленно. Спецсредства примени.
  - Хорошо, Юрий Владимирович.
  - Потом убрать. По-тихому. Автокатастрофу ему устрой.
  - Он не ездит на машинах... Думаю, больше подойдёт несчастный случай на воде...
  - Можно и так.
  Принесли катушку с киноплёнкой. Это было сегодняшнее заседание секретариата ЦК, снятое скрытой камерой. На стене засветился большой экран, на нём появились люди, хорошо знакомые каждому жителю страны. Они рассаживались за длинным столом, обсуждая что-то вполголоса. Одно кресло во главе стола осталось свободным. Оно предназначалось для Андропова на случай его приезда. Получалось, что даже члены Политбюро не знали правды о состоянии босса. Перед заседающими возник человек из кремлёвской канцелярии и бодрым голосом объявил, что Юрий Владимирович на этот раз обязательно будет, только позже. Он слишком загружен работой и просил начинать без него. Во время заседания члены Политбюро с почти мистическим ужасом косились на пустующее кресло. Препираясь друг с другом, они кивали на него, как бы апеллируя к отсутствующему генсеку.
  Как причудливо всё складывается, думал Дыбов, глядя на экран. Генсек чувствует себя хуже и хуже, а власть его укрепляется. Сейчас, из этой дачи, превращённой в лечебницу, он может одним движением губ снять секретаря райкома, разжаловать генерала или отправить в тюрьму министра. И только ему самому уже никогда не встать с больничной кровати...
  Контр-адмиралу невольно вспомнился роковой для Андропова сентябрьский день 1983 года, после которого тот окончательно перестал показываться на людях. В здании ЦК партии на Старой площади генсек, неожиданно для себя и своих охранников, столкнулся нос к носу с неизвестно как появившейся там вдовой опального Щёлокова. Будучи при Брежневе министром внутренних дел, Щёлоков как мог противился приходу к власти шефа КГБ, а когда тот всё-таки занял трон, тут же лишился своего поста, из генералов был разжалован в рядовые, арестован, отправлен в Сибирь и там расстрелян. В народ был вброшен слух, что он покончил с собой, когда выявилось его участие в бриллиантовых аферах брежневской дочки. Тогда же арестовали и отправили в лагеря его сына. Вдова в отчаянии решилась мстить. В тот сентябрьский день Андропов чувствовал себя значительно лучше. Его здоровье после весеннего инсульта шло на поправку, он уже вставал с инвалидного кресла. Закончив совещание с руководителями обкомов, он в кресле выехал из зала в коридор. Рядом шли обкомовцы, генсек с ними беседовал и милостиво шутил; тут же охранники, секретари, врачи. Дыбов тоже находился в свите, шёл позади всех. На лестнице два дюжих охранника привычно подхватили кресло и начали спускаться, как вдруг загрохотали выстрелы. В первый момент Дыбов не понял, в чём дело. За спинами обкомовцев и охраны он не разглядел женщину, стоявшую внизу, на лестничной площадке, и непрерывно стрелявшую из пистолета. Всё произошло в считанные секунды. Охранники бросились закрывать генсека своими телами. Кто-то открыл ответный огонь. Женщина упала, изрешечённая пулями, но перед этим успела разрядить в сторону инвалидного кресла всю обойму. Большинство пуль попало в людей, окружавших генсека. Охранники, которые несли кресло, задёргались, повалились на ступени. Выстрелы ещё звучали, когда раздался общий крик. Кресло с Андроповым покатилось по старинной мраморной лестнице, подпрыгивая и ускоряя ход. Голова генсека как тряпичная болталась из стороны в сторону. Тёмные очки соскочили с носа. После короткого замешательства за ним рванулись, но кресло оказалось проворнее, на полной скорости врезалось в труп несчастной вдовы и перевернулось. Генсек вылетел из него, кубарем откатился к перилам, стукнулся о них головой и затих. Он лежал в метре от убитой. Его пиджак и руки были перепачканы кровью. Сознания Андропов не потерял, глаза оставались открытыми. Дыбова поразило, что оловянные глаза генсека даже в эти мгновения не выражали ровным счётом ничего. Позже он узнал, что при убитой нашли короткую записку: "Нет вам прощения, иуды!"
  Единственная попавшая в Андропова пуля угодила в один из надпочечников, причём в тот, что был ещё более-менее здоров. Без почек диктатор слёг. С того дня Дыбов не видел его больше месяца. Последующие встречи происходили только на кунцевской даче. Глубокий бархатистый голос контр-адмирала действовал на Андропова успокаивающе. Дыбов читал ему стихи поэтов начала века, роман Окуджавы "Путешествие дилетантов", последние произведения Солженицына.
  - Я думаю, народу надо показать двойника, - прозвучал голос Мелихова, когда экран погас. - Сделаем специальный сюжет для программы "Время".
  - Вашего двойника будут изучать западные эксперты, - возразил толстяк в пенсне. - Учуят подделку - скандала не оберёмся!
  - Двойник будет мелькать секунд десять, за это время не учуят, а для народа важно, - настаивал распространитель слухов.
  Все посмотрели на генсека.
  - Двойника показать на десять секунд, - сказал тот после долгой паузы.
  - Он должен пройтись или сидеть? - задал уточняющий вопрос Мелихов.
  Диктатор вновь погрузился в молчание.
  - Сидеть... - прохрипел он. - Сидеть и помалкивать... - Он повернул голову в сторону секретаря. - Во Владивостоке всех райкомовцев снять. Всех. Устроить показательный процесс...
  - Директора рыболовецкой базы к расстрелу? - деловито осведомился секретарь.
  - Только к расстрелу. В Узбекистане провести массовые аресты...
  Разговор мало-помалу оживился, коснувшись любимой темы диктатора - открытия уголовных дел, арестов, снятия с должностей и перетасовок в верхах. То и дело, перебивая секретаря, генсек натужно всхрипывал: "Всех расстрелять!", "Всех расстрелять!". Вскоре, однако, его голос начал слабеть. Андропов надолго умолкал, как будто задумываясь, а может быть засыпая. Всем уже казалось, что он и вправду заснул, как вдруг тишину снова прорезывал его надтреснутый шёпот, и головы стоявших у кровати вытягивались. Секретарь спешил записать очередное указание в блокнот.
  Наконец Андропов умолк надолго. Обеспокоенный секретарь повернулся к седоватому сосредоточенному доктору. Тот оторвался от приборов, наклонился над больным и осторожно приподнял его тёмные очки. Это движение, видимо, разбудило генсека. Он шевельнулся.
  - Устал... - прошептал он. - Пусть Дыбов читает.
  Контр-адмирал подошёл к кровати.
  - Стихи? Или "Дилетантов"?
  - Роман читай.
  В комнате зазвучал мерный голос Дыбова. Диктатор лежал не шевелясь, лишь посиневшие губы слегка вздрагивали. За окнами сгущался вечер.
  Неожиданно секретарь, не сводивший с больного глаз, движением руки прервал чтение.
  - Николай... - послышался натужный хрип Андропова.
  - Да-да, Юрий Владимирович? - Мелихов метнулся к изголовью.
  - Ты, это, вот что... Я тут подумал... Вбрось, что я внук Луначарского.
  На лице Мелихова выразилось недоумение.
  - По возрасту вы вполне можете быть и сыном Луначарского... - забормотал он.
  - Внук, - перебил его генсек. - Я всё рассчитал. Я и внешне похож.
  - Очень интересная идея, - вид у распространителя слухов был обескураженный. - Очень интересная... Главное - своевременная. Но, боюсь, она произведёт впечатление только на интеллигенцию.
  - А для народа вбрось, что я инкогнито летал в космос с Береговым, - хрипел Андропов.
  Генерал черкнул в блокноте.
  - Сделаем, Юрий Владимирович. На широкие массы это подействует.
  - Добавь ещё, что я в открытый космос выходил.
  - Очень хорошо...
  Снова наступила долгая пауза. Все смотрели на генсека.
  Секретарь наклонился к нему:
  - Может, чаю, Юрий Владимирович?
  Грудь больного слабо вздрогнула. Пошевелились плечи. Ему как будто неудобно было лежать.
  - Кислород, - сказал кто-то из докторов.
  Секретарь кивнул, и на лицо генсека легла кислородная маска.
  Доктор держал её несколько минут. Кардиограмма на экране походила на ровную линию, иногда прорезаемую слабыми всплесками. Два других доктора энергично массировали сердце. Пульс больного постепенно восстанавливался. Маску сняли. Секретарь водрузил на место тёмные очки.
  Приближённые Андропова посовещались с докторами. Один из секретарей поднял телефонную трубку.
  - Товарищ Чебриков? - расслышал Дыбов. - Состояние значительно ухудшилось...
  Воздух с сухим шелестом вырывался из пересохших губ правителя.
  - Ступайте все, кроме Дыбова, - с усилием выдавил он. - Оставьте нас одних... Я скажу... Я позову вас, когда надо...
  - Врачам тоже выйти? - спросил секретарь.
  - Тоже.
  Присутствующие один за другим покинули комнату. Секретарь, выходивший последним, задержался в дверях.
  - Если что - нажмите на кнопку, - шепнул он контр-адмиралу.
  - Я знаю.
  Дыбов приблизился к изголовью. Неподвижное лицо генсека было словно вылеплено из бледно-жёлтого воска.
  - Что-нибудь нужно, Юрий Владимирович?
  - Почитай мне...
  - Роман?
  - Нет. Стихи... Вон те...
  Андропов слабо качнул головой в сторону стола, где среди других книг лежала книжечка стихов Джакомо Леопарди.
  Дыбов нашёл стихотворение, которое генсек в предыдущие дни трижды заставлял его читать.
  - Давай, - требовательно сказал правитель.
  Контр-адмирал приступил к чтению, поминутно взглядывая на больного. Губы у того дрожали, дыхание прерывалось. В один из моментов, когда ему показалось, что Андропов затих как-то странно, он в беспокойстве наклонился к нему.
  - Как вы себя чувствуете? Позвать доктора?
  - Читай, - выдавил сквозь зубы генсек.
  Дыбов не мог видеть его глаз, скрытых за тёмными стёклами, но ему определённо казалось, что Андропов не сводит их с никелированной совы.
  Помешкав секунду, он продолжал чтение.
  
  ... и часто в поздний час
  На ложе, ставшем мне вернейшим другом,
  Оплакивал в ночном безмолвье дух,
  Нам данный на мгновенье, и себе
  В изнеможенье пел псалом надгробный...
  
  
  Дыбов снова умолк. Ему показалось, что генсек что-то шепчет.
  - Что? - Он наклонился к нему.
  Лицо больного было уже не жёлтым, а пепельно-серым, голова тряслась, очки сбились, открыв стекленеющий глаз. Глаз, действительно, смотрел на сову.
  - Дух... - шептали бескровные губы. - Дух, данный нам на мгновенье...
  Внезапно генсек встрепенулся. Он как будто попытался приподняться. Черты его одеревеневшего лица исказила гримаса. Дыбов растерялся.
  - Я позову доктора.
  - Нет! - яростно хрипнул Андропов.
  - Вам стало хуже?
  Генсек не ответил. Судорожно дыша, он зашевелил рукой и выпростал её из-под одеяла.
  - Пора, - прошептал он. - Пора...
  - Что - пора?
  - Петь псалом...
  Дыбов мельком подумал, что у больного помутилось в голове. Он смотрел на него, не зная, что делать.
  - Я всё-таки позову доктора.
  - Нет...
  Рука умирающего приподнялась и трясущийся палец показал на сову.
  - Не понимаю, - пробормотал Дыбов.
  Рядом с совой стоял стакан воды.
  - Вы хотите пить? - догадался он.
  - Нет... Сова...
  Голова умирающего шевельнулась, и очки окончательно сползли на сторону. Близорукие глаза с усилием вглядывались в окружающее.
  - Сова? - переспросил Дыбов, чувствуя, что покрывается потом. - Зачем?
  - Открой...
  - Открыть? - Дыбов медлил.
  - Это... Приказ...
  Контр-адмирал медленно подошёл к столу. Взял статуэтку и оглянулся на умирающего. Тот наблюдал за ним с жадным вниманием. Трясущаяся рука снова поднялась.
  Дыбов покосился на дверь. В нарастающем волнении заметив, что у него тоже дрожат руки, нажал на все пять кнопок. Корпус совы раскрылся.
  - Дай сюда... сюда... - кривясь и вздрагивая, словно агония уже завладела его телом, шипел умирающий.
  - Зачем вам?
  - Дух... Дух... Поёт псалом надгробный...
  - Зачем, Юрий Владимирович?
  На губах Андропова выступила пена. Рука тянулась в последнем мучительном усилии.
  - Сюда...
  После короткого замешательства Дыбов подошёл к больному. Тот вдруг с неожиданной для его состояния резвостью вскинул руку и вцепился в передатчик. Дыбов отшатнулся, но трясущийся палец генсека успел достать до впадины с кнопкой.
  "Слава Богу, кнопку догадались защитить колпачком..." - подумал Дыбов, и в следующий момент похолодел от ужаса: лицо Андропова перекосила гримаса какого-то дикого безумия. Изо рта вырвался протяжный хрип:
  - Да-а-ай...
  Рука безжизненно свалилась на одеяло. Указательный палец несколько раз скрючился, словно давя на кнопку, и замер. Андропов перестал дышать.
  Дыбов опомнился. Передатчик уже закрывался. Когда обе половины сомкнулись, он нажал на кнопку вызова охраны.
  В начавшейся суматохе он растерянно стоял посреди комнаты, бледный, как мертвец, со статуэткой в руках, и думал о том, что его ожидают крупные неприятности за промедление с вызовом врачей. Но пробегавший мимо секретарь только поинтересовался, почему он держит сову.
  - Юрий Владимирович попросил убрать, - пробормотал Дыбов.
  По поводу статуэтки секретарь слышал, что Андропов считает её своим талисманом.
  - Не помогла, значит? - буркнул он и метнулся к зазвонившему телефону, забыв и о Дыбове, и о сове.
  Дыбов поставил статуэтку на подоконник, недоумевая, почему никому нет дела до такой важной вещи, как передатчик с ядерной кнопкой. На сову никто даже не взглядывал. Внимание докторов сосредоточилось на генсеке. Его пытались оживить, но тщетно. Андропов умер, а значит, назревали серьёзные события. Секретари приникли к телефонам, забыв обо всём остальном.
  Прибыл срочно вызванный шеф КГБ Чебриков. Дыбов ожидал, что тот первым делом заберёт передатчик, но и главный чекист не обращал на сову внимания. Он расспрашивал врачей, обращался с вопросами к секретарям и к Дыбову, просматривал находившиеся на столах бумаги, при этом несколько раз прошёл мимо окна, на котором стояла сова, и даже не покосился на неё. Контр-адмиралу это показалось странным. Он не мог поверить, что Чебриков ничего не знает о тайном проекте своего босса...
  Наконец из комнаты, где лежал покойник, попросили всех удалиться. Дыбов спустился во двор и оставался там до тех пор, пока тело генсека не вынесли из особняка и не погрузили в машину. Из особняка начали выносить документацию, телефоны и медицинское оборудование.
  - Вас подвезти? - раздался знакомый голос.
  Дыбов мельком взглянул на Мелихова.
  - Не надо. Сам доберусь.
  - Ну что ж, как хотите, - в голосе распространителя слухов проскользнула недобрая усмешка.
  "Вот ещё одного врага нажил", - подумал Дыбов.
  Мелихов уехал, а он ещё около часа оставался на даче. Странное безразличие окружающих к передатчику озадачивало его и тревожило. Такое отношение к наиважнейшему, наисекретнейшему государственному объекту говорило только об одном: из всех находившихся на кунцевской даче никто, кроме него, о передатчике не знает...
  
  
  На другое утро он вернулся в особняк. Подъехал на рассвете. На даче с виду ничего не изменилось. Она казалась такой же вымершей, как вчера, как все последние дни. В серых сумерках сквозили металлические прутья ограды. К воротам вышел сам начальник охраны - пожилой полковник, с которым Дыбов, постоянно приезжавший сюда, успел достаточно близко познакомиться.
  - Надо забрать кое-какие свои вещи, - объяснил он.
  - Да уж вчера всё забрали, больше и брать-то нечего, - отозвался полковник, пропуская Дыбова на территорию дачи.
  Просторная комната, в которой умер генсек, выглядела опустевшей и нежилой. Кровать была отодвинута в угол, матрац на ней свёрнут, на столах в беспорядке лежали книги, какие-то открытки, пузырьки с лекарствами, неубранная с вечера посуда. В комнате ещё витал запах больницы.
  Окинув её взглядом, Дыбов замер. Предчувствие его не обмануло: на подоконнике, полузакрытая шторой, блестела в лучах занимавшегося рассвета никелированная сова.
  Сдерживая волнение, он подошёл к окну. Начальник охраны неотступно следовал за ним. Дыбов постоял с минуту, глядя не на сову, а на припорошённый снежком пейзаж в окне, и только потом взял статуэтку в руки.
  - Это я возьму с собой.
  - Может быть, родные Юрия Владимировича... - начал было начальник, но Дыбов его решительно перебил:
  - Статуэтку надо доставить в комитет госбезопасности. Оттуда, если надо, её выдадут родным.
  Не выпуская сову из рук, он подошёл к столу, собрал книги в стопку и сунул их себе под мышку.
  - Книги мои личные, из дома привёз, - прибавил он, и это было чистой правдой.
  Вещи, которые забрал Дыбов, выглядели в глазах начальника охраны настолько малоценными, что он даже не решился попросить расписку об их изъятии.
  Он вышел с Дыбовым в коридор, придержав перед ним дверь, на лестнице подхватил книги, грозившие вывалиться у того из подмышки, и, проводив до самых ворот, любезно попрощался.
  Направляясь к своей "Волге", контр-адмирал ощущал лёгкую оторопь. Предмет, который находился у него в руках, должно было конвоировать не меньше взвода проверенных сотрудников КГБ, и перемещать его надо было не иначе, как в бронированном сейфе. А он запросто держит его под мышкой вместе с книгами, рискуя потерять, например, в результате вульгарного ограбления!
  Ещё в особняке ему пришла мысль немедленно созвониться с Чебриковым и доложить о передатчике. Но рядом постоянно находился начальник охраны, который, разумеется, всё услышит. К тому же Дыбов, как истинный гебист, не доверял телефонам. Он решил прямо сейчас, не откладывая, ехать в комитет, добиться личной встречи с шефом и вручить передатчик ему в собственные руки.
  Статуэтку он положил на сиденье рядом с собой. "Волга", слегка побуксовав на заледеневшем асфальте, тронулась с места.
  На Кутузовском его притёрла к обочине вереница правительственных машин с сиренами, мигалками и сопровождением. Глядя ей вслед, контр-адмирал подумал о том, что в Кремле сейчас жарко. Кому быть новым генсеком - Горбачёву или Романову, - должно решиться в самые ближайшие часы. Силы были примерно равными, значит, борьба ожидалась нешуточная.
  На набережной пришлось снова остановиться и пропустить ещё одну группу лимузинов. Дыбов посмотрел на часы. Не исключался вариант, что Чебрикова он не застанет. Шеф мог уехать в Кремль. Но до девяти утра, как Дыбову было точно известно, Чебриков у себя. Если поторопиться, то его можно перехватить.
  Контр-адмиралу очень не хотелось держать передатчик у себя весь день. С него ведь ни на минуту нельзя спускать глаз. Да ещё выговор можно схлопотать за то, что не сообщил сразу.
  Он перестроился в крайний левый ряд и надавил на газ. Промчавшись через мост, он воспользовался секундной паузой после перемены сигнала светофора с зелёного на красный и влетел в опустевшее от машин пространство перед Садовым кольцом. Наперерез двинулся поток транспорта. Пришлось гнать на полной скорости. Шедшие впереди "Жигули" внезапно затормозили, видимо собираясь перестроиться для поворота на улицу Чайковского. Дыбов, чтобы не задеть их, резко вильнул в сторону. Но туда же поворачивал и КАМАЗ. Дыбов понял это слишком поздно. Колёса, визжа, заскользили по оледеневшему асфальту. Громадина КАМАЗа стремительно надвинулась, раздался грохот удара, и контр-адмирал провалился во мрак.
  Водители проезжавших мимо машин притормаживали и выглядывали из окон, рассматривая искорёженную "Волгу". К месту происшествия устремились постовые милиционеры. Сотрудники дорожных служб оперативно отодвинули обломки и разбитые остовы "Волги" и КАМАЗа к обочине, чтобы освободить трассу, по которой то и дело проносились лимузины с проблесковыми маячками.
  Бездыханное тело водителя "Волги" извлекли из обломков. Судя по документам, погибший был весьма важной персоной - заместителем начальника отдела КГБ. Это ведомство было тут же извещено о случившемся, и оттуда приехал сотрудник, который проследил, чтобы тело было доставлено в морг, а найденные в машине вещи, кроме служебных документов, были в тот же день переданы вдове.
  
  
  Вдова, Зинаида Михайловна Дыбова, высокая, дородная, очень бледная женщина с чёрными крашеными волосами, её дочь, зять и другие родственники ещё до полудня вернулись с кладбища в квартиру на Комсомольском проспекте. Оставляя плащи и пальто в прихожей, проходили в просторную гостиную, где под люстрой, перевязанной чёрным крепом, был накрыт большой стол.
  В прихожей домработница шепотом осведомилась у хозяйки:
  - Так сколько всего народу будет?
  - Все, кто здесь есть, - ответила Зинаида Михайловна. - Больше ждать некого.
  - А те люди, которые были с нами на кладбище? - спросила у неё дочь.
  - Товарищи из органов? Они сказали, что на поминки не останутся. Я с ними ещё у автобуса попрощалась...
  - Значит, восемнадцать человек? - уточнила домработница. - Тогда надо будет ещё две тарелки на стол поставить.
  - Да, да, - вдова нетерпеливо махнула рукой. - Главное, проследи, чтобы не подгорели куры.
  После первой рюмки, выпитой, как водится, за помин души покойного, обстановка за столом стала непринуждённее. Гости оживились. Морские офицеры, бывшие сослуживцы Дыбова, завели разговор о временах своей молодости, о службе на флоте.
  - Это не вы, случайно, сфотографировались с отцом на острове Пасхи? - обратилась дочь Дыбова - Вероника, к одному из пожилых гостей.
  - Ну да, - тот удивился, - было такое. Неужели фотография сохранилась?
  - Конечно, она в другой комнате.
  - А вот пойдёмте, посмотрим, - предложила хозяйка. - Артём всё равно не спит...
  Гости в сопровождении Зинаиды Михайловны и Вероники отправились смотреть фотографии. В соседней комнате в кроватке поднялся годовалый ребёнок и с любопытством уставился на толпу незнакомых людей.
  - Мой внучок Артём, - представила его Зинаида Михайловна.
  - Тоже будет моряком, - сказал один из гостей.
  Ребёнок загукал и начал грызть игрушку. Вероника взяла его на руки. Зинаида Михайловна подошла к развешенным на стене фотографиям в рамках.
  - Тут у нас мемориальный уголок, посвящённый памяти Кирилла, - заговорила она. - Вот здесь он молодой, ему восемнадцать лет. А здесь - только что поступил на службу во флот... А это он уже офицер...
  - А это мы с ним! - воскликнул пожилой гость. - В шестьдесят первом году мы на остров Пасхи заходили, там и сфотографировались у статуи!
  Вдова подошла к застеклённому шкафу. На его полках, как в музейной витрине, были разложены вещи покойного.
  - Тут всё, что связано с Кириллом... - Её голос дрогнул. Она украдкой вытерла слезу. - Эти предметы будут всегда напоминать мне о нём...
  Центральное место в шкафу занимала большая фотография в золочёной раме, где контр-адмирал в парадном мундире был запечатлен рядом с Андроповым. Здесь же стояли на подставках другие фотографии Дыбова, чем-то особенно памятные вдове. Снимки перемежались с фуражками, бляхами от ремней, пуговицами, фляжками, какими-то записными книжечками, биноклями, кожаными папками. Были и совсем необычные вещи, видимо, тоже как-то связанные с покойным: брелок в форме негритянской головы, кокосовый орех, жестяной кувшин, потемневший от времени. Среди всего этого добра выделялась глянцевая статуэтка совы.
  - Кувшин Кириллу подарили на Кавказе, - вспомнил один из гостей. - При мне дело было. Аксакалы говорили, что ему пятьсот лет, не меньше.
  - А сова была с ним в его последний день, когда он... - Голос вдовы снова задрожал. - Так трагически... ушёл от нас...
  Она платочком стёрла со стекла невидимую пыль. Артём заплакал, и Вероника вышла с ним из комнаты.
  - Здесь всё напоминает мне о нём... - Зинаида Михайловна открыла витрину, смахнула пыль с большой фотографии, с кувшина, с совы, и снова закрыла. - По этим вещам можно проследить каждый год его жизни, начиная с детства и кончая самым последним часом... Да, если хотите, это целый музей его имени, и, пока я жива, отсюда ничего не уйдёт... Ни за какие драгоценности... Всё это будет храниться здесь всегда, всегда, как и его незабвенный образ в моём сердце...
  Прочувствованную речь вдовы оборвал грохот разбившихся на кухне тарелок. В соседней комнате громко заплакал Артём.
  - Эх! - махнув рукой, с сердцем воскликнул какой-то седовласый сослуживец покойного. - За такое дело надо выпить!
  Гости с хозяевами гурьбой вернулись в гостиную и застолье продолжалось.
  
  
  Глава 4
  
  Жёлтый овал в потолке освещал узкую рубку, стол, радиоприёмник на столе и застывшую в напряженном ожидании фигуру старшего лейтенанта Потапова.
  Старлей не сводил глаз с ламп на панели аппарата. Зелёная лампа, а за ней красная могут вспыхнуть в любой момент. В мире идёт холодная война. Две общественно-политические системы противостоят друг другу, а значит, в любой момент может разразиться ядерный конфликт.
  За закрытой дверью приглушённо звучали шаги и взволнованные голоса, но Потапов, строго выполняя инструкцию, не реагировал ни на что, кроме сигнальных ламп.
  В это время капитан, офицеры и матросы спешили на мостик подлодки. Только что вернулись водолазы. Один из них, старшина Самойленко, доложил Родионову, что выходивший с ним в одной группе матрос Ногайцев пропал.
  - Его, скорее всего, убил гигантский кальмар, который встретился нам в туннеле, - докладывал бледный как смерть старшина, ещё не оправившийся от пережитых волнений. - Мы эту тварь не сразу увидели в темноте.
  Матрос Андрианов, выходивший за борт вместе с Самойленко и Ногайцевым, показывал свою ногу, которой коснулось щупальце. Мощные присоски оставили на ней жуткие следы. Кожа была содрана вместе с мясом, кое-где виднелась обнажившаяся кость.
  Судовой врач сразу засвидетельствовал, что это следы именно от присосок кальмара. Ему уже приходилось иметь дело с такими травмами.
  - Присоски - страшная вещь, - говорил он, когда Андрианову помогали спускаться по трапу. - Если бы кальмар обвил не ногу, а тело, то конец. Присоски соскребли бы всю кожу вместе с мясом и переломали бы кости.
  - Из объятий крупного кальмара вырваться невозможно, - подтвердил знаток морской фауны Одинцов. - Разве что он сам тебя отпустит. В Южной Атлантике мы однажды напоролись на одного такого кальмара. Некрупного, кстати, щупальца метра три в размахе, не больше. Мы стояли на рейде в виду аргентинского берега, и от нечего делать купались в океане. Устраивали заплывы. А он подошёл как-то незаметно, наверно, всплыл со дна. Я видел, как он только одним щупальцем дотянулся до парня, вцепился ему в ногу и затянул за собой на дно. И всё. Больше мы парня не видели.
  Андрианов громко стонал от боли, когда его несли по коридору.
  - Осторожнее, - повторял врач. - Не раскачивайте его.
  - Мы все что есть духу поплыли к кораблю, - вполголоса продолжал Одинцов. - Не успели доплыть, как смотрим - кальмар снова всплывает, только без парня. Вот мы страху натерпелись! Он боцмана схватил, обвил ему обе ноги и - на дно, а через минуту смотрим - боцман всплывает. Живой. Отпустил его кальмар. Разжал отчего-то щупальца. Спугнуло его, наверно, что-то... - Старлей на минуту умолк, дожидаясь, пока раненого внесут в помещение лазарета. - Боцману все ноги искрошило, как будто его железными тисками тёрли... Обе ноги ампутировали, но он не выжил. Спручьи щупальца ещё яд выделяют...
  Размеренная жизнь на субмарине нарушилась. Все только и говорили, что о гигантском кальмаре и раненом моряке. Не проходило и часа, чтобы в лазарет кто-нибудь не заглядывал и не справлялся о здоровье Андрианова. Тот лежал без сознания. Доктор с помощником занялись подготовкой к пересадке кожи с уцелевших частей тела на пораненную ногу. Капитану доктор объяснил, что надо несколько дней выждать, посмотреть, как будет развиваться процесс. Если начнется гангрена, то ногу придётся удалять.
  К исходу третьего дня на подлодке начались проблемы с продовольствием. Сказывалось отсутствие свежей рыбы. Родионов пока не рисковал отправлять людей за борт, надеясь, что спрут сам уберётся из туннеля, а пока распорядился выдать кокам дополнительную партию кроликов.
  - Товарищ капитан, надо выходить, - обратился к нему лейтенант Яшин. - Разрешите мне взять с собой четырёх бойцов. Подводные ружья у нас имеются, гарпуны тоже. Управимся.
  - Спрута так просто не убить, - заметил присутствовавший при разговоре Одинцов.
  - Ничего, всадим в него гарпунов столько, сколько нужно, и он сдохнет, - ответил Яшин.
  Капитан промолчал, задумчиво сдвинув брови.
  - Он мог зайти в туннель на свет нашего прожектора, - сказал Одинцов. - Стало быть, сейчас он уже здесь, рядом с нами...
  Чтобы проверить эту догадку, Родионов распорядился включить дополнительные бортовые прожекторы и открыть иллюминатор.
  В рубке, где находились капитан и офицеры, раздвинулась часть стены и показалось овальное отверстие. Свет в помещении выключили, чтобы лучше было видно происходящее за бортом.
  За двойным рядом бронированных стёкол виднелось скалистое дно, подсвеченное лучами пяти прожекторов. Офицеры не смогли сдержать удивленных возгласов. Одинцов оказался прав: спрут уже находился в подводной пещере. Он подплыл почти к самой поверхности водоёма, раскинувшись рядом с подлодкой. В свете прожектора поблёскивало его огромное пупырчатое тело с длинными щупальцами. Большие, размером с таз, глаза словно светились изнутри.
  - Ну и чудовище! - воскликнул Куприяшин.
  - В размахе метров пятнадцать будет, не меньше, - определил Одинцов.
  - Не поверил бы, если б не видел собственными глазами, - пробормотал изумлённый Боборенков.
  - Бывают и больше, - сказал Одинцов. - В Индийском океане один такой монстр напал на парусную яхту. Тот спрут был, по сообщениям очевидцев, ещё крупнее этого. Он обхватил яхту щупальцами и увлёк на дно вместе с людьми.
  Огромная тварь, видимо встревоженная огнями, скользнула по водной глади, сжалась в комок, а потом снова раскинула щупальца.
  Около часа люди с подлодки наблюдали за исполинским моллюском. Тот и не думал покидать пещеру. Временами он подплывал к субмарине, обхватывал её щупальцами и пытался сдвинуть с места. Одинцов объяснил, что это он принимает её за кашалота, на которых крупные кальмары иногда охотятся.
  Спрут и весь следующий день плавал возле подлодки, лишь на короткое время скрываясь в туннеле.
  - А он, пожалуй, по своей воле не уберётся, - заметил рассудительный Куприяшин, наблюдая за ним в иллюминатор.
  - У кроликов уже кончился корм, - меланхолично сказал Самойленко. - Сегодня вечером выдадим им последние остатки.
  После полудня Родионов, собрав в капитанской рубке офицеров и старших матросов, отчеканил:
  - Товарищи, кальмар мешает выполнению боевого задания! Придётся уничтожать!
  - У него самое уязвимое место - глаза, - не преминул и тут показать свою опытность Одинцов. - Проткнуть ему оба глаза - и сдохнет, никуда не денется.
  - До глаз ещё надо добраться, - заметил Потапов.
  - Инструкция запрещает мне покидать судно, если существует опасность для моей жизни, - сказал Родионов, - поэтому возглавить отряд поручаю... - Он посмотрел на Яшина. - Вам, Константин Евгеньевич.
  Двадцатисемилетний Яшин, не скрывая удовольствия, взял под козырёк:
  - Есть возглавить отряд, товарищ капитан!
  Известие о предстоящем сражении с кальмаром стремительно распространилось по кораблю. Истосковавшиеся по острым ощущениям моряки, забыв про пластинки, книги, шахматы и хоровое пение, проводили время у иллюминаторов, наблюдая за чудовищем и обсуждая способы борьбы с ним. Поэтому, когда поступил приказ о его ликвидации, от желающих пойти с Яшиным отбою не было.
  За борт вышло шестеро моряков, включая Яшина. В иллюминаторе капитанской рубки было видно, как они, сходя с мостика, один за другим погружаются в чернильную воду пещеры. Капитан приказал включить все прожекторы, но полностью осветить водоём было невозможно. Лучи, пронизывая толщу воды, выхватывали лишь отдельные участки. В них показывались то змеящиеся щупальца, то круглый глаз осьминога, то аквалангист, вооруженный гарпуном.
  Спрут сразу почуял людей. Он весь подобрался, втянул щупальца под брюхо, похожее на огромный мешок. Подводники осторожно подплывали к нему, выстроившись полукругом. Видно было, как Яшин, находившийся чуть позади своих спутников, держит сумку с главным оружием - небольшой глубинной бомбой. Сумку следовало прикрепить к туловищу спрута и привести в действие взрыватель, но с таким расчётом, чтобы расстояние от эпицентра взрыва до подлодки было не меньше пятнадцати метров. Иначе взрывной волной заденет субмарину, а это крайне нежелательно, учитывая, что на её борту находится высокоточная техника, наводящая ядерные ракеты.
  Приближаясь к чудовищу, Яшин вспомнил, какими глазами посмотрел на него капитан, передавая бомбу.
  - Береги себя, Константин, - тихо сказать Родионов.
  Лейтенант и сам знал, что идёт на риск, но ни минуты не сомневался в успехе. Он плыл, внимательно наблюдая за движениями колыхающихся щупальцев, и постепенно заходил правее, туда, где у спрута выпячивался живот.
  Внезапно чудовище, сделав стремительное движение всеми щупальцами, рванулось вперёд и в одно мгновение очутилось возле людей. Столпившиеся у иллюминатора офицеры ахнули от неожиданности, увидев подводника, замахнувшегося гарпуном.
  - В глаз бей, в глаз! - не выдержав, крикнул Одинцов.
  Но гарпун вонзился в ноздреватую плоть рядом с глазом. Щупальца взвились и сразу трое водолазов оказались захвачены ими. Пытаясь отбиться, люди пустили в ход топоры и ножи.
  В иллюминаторах было видно, как щупальца своими твёрдыми и шершавыми, как крупный наждак, присосками рвут ткань водолазных костюмов. Ткань рвалась с лёгкостью, и вода возле захваченных моряков окрашивалась кровью. Но те проявляли чудеса героизма. Не обращая внимания на дикую боль, водолазы продолжали рубить щупальца. Одному из моряков удалось отбиться, перерубив исполинскую конечность, но сам он уже едва мог двигаться.
  - Потапов! - Капитан в волнении обернулся к старлею. - Срочно выпускайте за борт дополнительный отряд! Берите больше фонарей!
  Действительно, темнота, лишь кое-где прорезанная лучами, была союзником спрута. Змеящиеся щупальца были видны лишь частями. Возникнув в одной световой полосе, они в следующую минуту могли выйти из неё и раствориться во мраке, чтобы неожиданно возникнуть в другой полосе. В то время как водолазам ничего не оставалось, как держаться на свету.
  На мостик вышли пятеро облачённых в скафандры подводников во главе со старшим лейтенантом Потаповым. Их вооружение составляли гарпуны и большие ножи-тесаки. Глубоководных ружей больше не было, да они оказались и не слишком полезны в борьбе со спрутом. Стрелы пронзали тело моллюска, застревая в нём и не причиняя гиганту большого ущерба. Куда полезней были гарпуны и особенно острые тесаки, которыми можно было вспарывать щупальца.
  Потапов и его бойцы невольно задержались на мостике, прежде чем сойти в воду. Подсвеченная прожекторами чернильно-чёрная вода бурлила. В ней то тут, то там неожиданно возникала чёрная уродливая туша с огромными круглыми глазами, ужасающе вздымались мощные, толщиной со слоновью ногу щупальца, били по воде, поднимая тучи брызг, и исчезали, а то вдруг появлялась схваченная щупальцем человеческая фигура, вся окровавленная, в разодранном скафандре, но ещё живая, отчаянно сопротивляющаяся.
  Потапов взмахнул тесаком, призывая товарищей следовать за собой, и первым спустился в воду. Через минуту он показался снова. Старлей висел на гигантском щупальце, всаживая в него тесак. Водолазы один за другим вошли в воду.
  У иллюминатора затаили дыхание.
  - Кто это? - Одинцов показал пальцем на водолаза, попавшего в луч прожектора. - Яшин?
  - Кажется, он... - отозвался капитан.
  Яшин, увернувшись от щупальца, подобрался к самому брюху чудовища. Два других подводника оказались у брюха с другой стороны и били его гарпунами.
  - Бесполезно всё это, - глядя на них, Одинцов в отчаянии сжимал кулаки. - В глаз надо бить...
  Словно услышав его слова, кто-то из подводников приблизился к глазу, но в этот момент моллюск отпрянул, сбросив с себя человека.
  В свете прожекторов и мелькающих фонарей можно было догадаться, что люди обступили спрута со всех сторон и рубили его щупальца, подбираясь к брюху. На несколько секунд в луч попал круглый глаз, и с субмарины увидели, как в него вонзился чей-то гарпун. Поднятая содрогнувшимся чудовищем волна качнула подлодку. Спрут в бешенстве заметался по водоёму, увлекая за собой захваченных им людей. Некоторые уже испустили дух, но тварь продолжала их держать, таская за собой.
  Прянув к одной стене пещеры, потом к другой, спрут снова очутился у лодки и обхватил её двумя уцелевшими щупальцами. К иллюминатору капитанской рубки придвинулось его уродливое туловище. За стёклами мелькнул уцелевший глаз, потом возникла часть усеянного присосками щупальца и вдруг показалось захваченное им страшно изуродованное человеческое тело, вернее - только его верхняя половина. Водолазная маска была сдёрнута, безжизненная голова едва держалась на сломанной шее. Повинуясь взмаху щупальца, этот страшный обрубок вдруг ударился прямо в стекло иллюминатора, и зрители невольно отшатнулись. Несколько коротких мгновений мёртвый матрос был прижат к стеклу. Он, казалось, вглядывался внутрь капитанской рубки, пачкая стекло своей окровавленной щекой и шеей. Затем труп провалился куда-то вниз, мелькнуло щупальце и снова возник круглый глаз. Кто-то в рубке, не выдержав, выругался.
  Массив осьминожьего тела несколько минут закрывал обзор. Гигантский моллюск прилип к подлодке, не подозревая, что его неподвижность только на руку водолазам. Сразу два гарпуна вонзились в его брюхо, а третий впился в оставшийся глаз. Спрут отпрянул, и почти в ту же минуту вода за стёклами иллюминатора окрасилась в такую черноту, что её не могли рассеять даже прожекторы.
  - Выпустил из брюха маскировочную жидкость, - нарушил Одинцов молчание, воцарившееся в капитанской рубке.
  Чернота быстро рассеивалась. Вскоре сквозь неё стали пробиваться лучи, освещая хаотично плававшие обрубки щупальцев и растерзанные человеческие тела.
  Внезапно субмарину снова встряхнуло. Родионов и остальные прильнули к иллюминатору.
  - Не иначе, бомба... - прошептал Боборенков.
  Это, действительно, взорвалась глубинная бомба.
  Яшин в продолжение всей схватки выжидал момент, когда спрут отойдёт от субмарины, чтобы можно было взорвать припасённый им "гостинец". Уворачиваясь от щупальцев, а одно из них перерубив тесаком, Яшин в разорванном присосками костюме, с пораненной ногой, на которой был содран основательный кусок кожи с мясом, подобрался к самой спручьей туше и вонзил в неё стальной крюк. Вцепившись в него, он вместе с охваченным паникой моллюском метался по всему водоему, а когда ему показалось, что спрут достаточно далеко отплыл от подлодки, дёрнул чеку на бомбе.
  Яшин рисковал, поскольку за те секунды, что оставались до взрыва, спрут мог снова метнуться к субмарине. Но этого не случилось. Взрыв грянул под самой утробой гиганта. Спрут дёрнулся, мелко завибрировал и вдруг затих. Щупальца поникли. Огромное тело, разорванное взрывом, осело на дно.
  Взрывом оглушило и самого старшего лейтенанта Яшина. Когда через час новая команда водолазов приступила к обследованию водоёма, она нашла его труп.
  Всё время, пока продолжался бой, офицер экипажа нёс вахту у приёмника, в любую секунду готовый связаться с ракетным отсеком. Ракеты находились в полной боевой готовности и ждали сигнала к пуску.
  
  
  Глава 5
  
  В коридорах главного здания КГБ на площади Дзержинского чувствовался запах дыма. Жгли бумагу. Большинство дверей было распахнуто, по коридорам и кабинетам сновали люди с охапками бумаг. Бумаги валялись повсюду. Они устилали полы коридоров, лежали на ступенях лестниц, реяли, медленно кружась, в пролётах. Их отшвыривали, по ним ходили, на них не обращали внимание. Лишь изредка кто-нибудь наклонялся и поднимал валявшийся листок, чтобы, пробежав его глазами, тут же снова отбросить. Во внутреннем дворе горел костёр из бумаг, и дым разносился сквозняками по сумеречным коридорам и лестницам. Света в здании не было.
  Антон Борисович Силуянов, майор войск связи, теперь уже отставной, жалел, что пришёл сюда именно сегодня. Он получил извещение об увольнении с работы в КГБ одновременно с извещением об отставке с военной службы. За десять лет, отданных им комитету госбезопасности, он дослужился только до майора. В этом звании его и уволили. Впрочем, такое случилось не с ним одним. Увольнения из органов в эти суматошные августовские дни 1991 года были массовыми. Сегодня утром ему звонил Вадим Гришухин, его сослуживец, тоже уволенный недавно, и взволнованно прокричал в трубку, что КГБ в ближайшие дни будут громить, и советовал поскорее забрать оттуда свои вещи, иначе они пропадут. На работе у Антона Борисовича остались калькулятор, портфель-дипломат, сменная пара обуви, импортная куртка и ещё кое-что из мелочи, с чем расставаться было жалко. Собираясь зайти на бывшее место работы днём, он задержался и пришёл только к вечеру.
  Его поразило, что на входе у него не проверили документы. Такого в КГБ ещё не бывало. И охрана куда-то исчезла. А перед этим ему пришлось проталкиваться сквозь многотысячную толпу, запрудившую площадь Дзержинского и прилегающие улицы. Люди стояли вокруг монумента основателю ЧК. Истукана обвязали канатами и дёргали под дружные вопли, пытаясь скинуть на землю. Эхо от этих воплей проникало в полутёмные задымленные коридоры комитета.
  Выходило, что Гришухин прав. Что-то назревало. Охваченные каким-то лихорадочным возбуждением, нагруженные папками и бумагами, гебисты, как серые мыши, сновали мимо отставного майора, не обращая на него никакого внимания. Силуянов - невысокий, худощавый, с неприметным лицом, в потёртом тёмно-сером костюме, с виду почти ничем не отличался от них. Он поднялся на шестой этаж и вошёл в кабинет, где стоял его письменный стол. В кабинете никого не было, но всё было перерыто и бумаги из всех столов вывалены на пол. Портфель исчез, зато калькулятор, ботинки и куртка остались на месте. Боковая дверь вела в кабинет непосредственного начальника Силуянова. Дверь была распахнута, и отставной майор, пользуясь случаем, заглянул туда. В кабинете два каких-то незнакомых комитетчика торопливо выгребали из сейфов бумаги.
  Один из них недовольно оглянулся на Силуянова.
  - Тоже, что ль, сову ищешь?
  - Что, простите? Сову? - не понял Силуянов.
  - Тут уже два раза какой-то хрен появлялся, рыскал по сейфам, искал статуэтку совы... - объяснил гебист, снова оборачиваясь к сейфу.
  - Я здесь работаю, - сказал Силуянов. - Вернее, до позавчерашнего дня работал.
  - Вы, товарищ, лучше покиньте здание, - посоветовал ему второй гебист. - Тут опасно находиться. Слышите, что делается?
  Через раскрытое окно в кабинет врывался гул толпы.
  С курткой, калькулятором и ботинками под мышкой Силуянов вышел в коридор и направился к лестнице, но, не пройдя и десяти шагов, столкнулся с каким-то взъерошенным субъектом, выскочившим из ближайшей двери.
  - Извините, - буркнул субъект и со всех ног побежал по коридору, тут же исчезнув из вида.
  Силуянов успел разглядеть лишь очки и коричневый кожаный пиджак.
  - Нет здесь никакой совы! - разъярённо понеслось вслед субъекту из двери, откуда тот выскочил. - Нет и никогда не было!
  В дверном проёме возник раскрасневшийся гебист с папкой в руках и гневно уставился на Силуянова.
  - Что за никелированная сова, вы хоть можете объяснить толком? На кой она вам нужна?
  - Мне? - изумился Силуянов.
  - Ну не мне же! Взламывать сейфы из-за какой-то игрушки! Поистине сегодня все посходили с ума!
  И он, выругавшись, вернулся в кабинет. Дверь осталась распахнутой. В кабинете, как и повсюду на этаже, всё было перерыто, дверцы шкафов и сейфов раскрыты, на полу валялись бумаги. Краснолицый гебист стоял у стола и лихорадочно просматривал содержимое папки.
  - А что, разве тот человек в очках искал никелированную сову? - осторожно поинтересовался у него Силуянов.
  - Он даже взломал из-за неё сейф! Чужой сейф, заметьте!
  - И что, нашёл?
  Гебист удивлённо взглянул на него.
  - Конечно, нет! Нет тут никакой совы! И вороны нет! И воробьёв!... Чёрт-те что творится, честное слово...
  - А что он ещё сказал о никелированной сове?
  - Да бросьте вы, товарищ, ерундой заниматься. Лучше ноги уносите, пока не поздно.
  Отставной майор направился дальше в сильной задумчивости. Он был одним из немногих, кто знал о секретном проекте "Сова".
  С тех пор прошло почти восемь лет, но все эти годы мысль о подлодке, ожидающей приказа к ракетной атаке США, и о замаскированном под статуэтку передатчике с ядерной кнопкой, передатчике, который он конструировал и налаживал собственными руками, не давала ему покоя. Его знакомые - из тех, что тоже были причастны проекту, - как-то уж очень быстро умерли, покончили с собой или погибли от несчастного случая ещё в том же восемьдесят третьем году. Тучи сгущались и над головой самого Силуянова. В последние недели андроповского правления он чувствовал за собой слежку. Скорее всего, он должен был последовать в могилу за своими знакомыми, но каким-то образом он выжил в той автомобильной катастрофе, когда у его новенького, только что купленного "Москвича" внезапно отказали тормоза. Он угодил в больницу, а тут умер Андропов, и всё успокоилось. Слежку сняли. Выздоровев, Силуянов, как ни в чём не бывало, вернулся на работу в комитет. О передатчике с ядерной кнопкой и вообще о проекте "Сова" он больше ничего не слышал. И спросить было не у кого. Все, про которых Силуянов точно знал, что они были задействованы в проекте, к этому времени скончались или бесследно пропали, а сделать официальный запрос о них он не рисковал, помня о судьбе ушедших товарищей.
  "В стране дважды менялась власть, - носилось в мыслях связиста, шедшего по задымленному коридору с курткой, калькулятором и ботинками. - Менялась власть, менялось руководство КГБ. Вполне возможно, что миссия ядерной подлодки давно отменена... Подлодка отозвана на базу, передатчик ликвидирован... Но может быть и так, что лодка продолжает нести вахту, а передатчик заперт в каком-нибудь сейфе... Тогда он наверняка здесь, в этом здании... Недаром тот тип так усиленно ищет никелированную сову... Всё может быть, решительно всё..."
  Ему пришло в голову прямо сейчас разыскать человека в коричневом пиджаке и расспросить о том, что тот знает о сове. Слишком многое с ней было связано в его жизни, чтобы он мог так просто уйти и ничего не узнать, тем более внешность искателя совы он хоть и смутно, но запомнил.
  Скорее всего, тот будет искать сову в кабинетах председателя КГБ и его заместителей. Силуянов поспешил туда.
  Дверь председательского кабинета была распахнута. В кабинете не было ни охраны, ни секретарей. Вместо них два каких-то комитетчика, негромко переговариваясь, стояли у стола и торопливо просматривали сваленные в груду папки и бумаги. Третий комитетчик, молодой парень, вытаскивал папки из сейфов и переносил на стол. На разные голоса трезвонили телефоны, но трубок никто не брал.
  Поглощённые своим занятием, гебисты не обращали на Силуянова внимания. Только когда он начал заглядывать в сейфы, один - пожилой, с наголо стриженой головой и резкими чертами лица, оглянулся на него.
  - Вам что здесь надо, товарищ?
  - Мне нужен секретарь, - брякнул Антон Борисович первое, что пришло в голову.
  - Нету его, не видите?
  И лысый снова обратился к папкам.
  - Тоже сжигать? - спросил у него напарник, показывая очередную извлечённую из сейфа папку с грифом "Совершенно секретно".
  - Сжигать, сжигать, всё сжигать, - ответил тот.
  Папка полетела на пол, в общую кучу.
  Силуянов заметил, как молодчик, достав из сейфа очередную папку и быстро её пролистав, украдкой вырвал несколько листов и сунул в карман.
  Однако ни бумаги, ни эти люди, потрошившие сейфы, Силуянова сейчас не интересовали. Он искал человека в коричневом пиджаке.
  - Товарищи, вы не видели тут... - начал он, но лысый раздражённо его перебил:
  - Вы, вообще, что здесь делаете? Вы откуда?
  - Майор Силуянов, - представился Антон Борисович и показал своё удостоверение, теперь уже недействующее. - Я только хочу узнать, вы не видели никелированную статуэтку совы примерно тридцати сантиметров высотой?
  - Ещё один охотник за никелированными совами! - буркнул второй гебист.
  - Я знаю, её разыскивает один человек, - продолжал допытываться Силуянов. - Он в очках и в коричневом кожаном пиджаке.
  - Зачем вам нужна эта сова? - Лысый, ослабляя галстук под подбородком, словно ему не хватало воздуха, оторвался от бумаг и развернулся к майору всем корпусом. - Кто вас послал за ней?
  Силуянов замялся.
  - Меня просили её найти, я выполняю приказ, - солгал он. - Так вы видели её?
  - Товарищ, у нас нет времени заниматься вашими совами! - багровея от ярости, прорычал лысый. - Попрошу вас покинуть кабинет!
  - Вы хотя бы знаете человека, который её искал?
  - Нет, не знаем! Не мешайте работать!
  За окнами прокатился дружный рёв. Лысый подскочил к окну и матерно выругался. Силуянов тоже подошёл к подоконнику. Зрелище перед ним открылось впечатляющее. Огромная площадь была запружена народом. Луч прожектора скользил по тысячам колеблющихся голов. К памятнику, прорезая человеческое море, медленно приближался кран.
  - Садануть бы сейчас из "Града", - процедил лысый. - Одного залпа хватило бы, чтоб разогнать эту свору!
  Он вернулся к столу.
  Силуянов вышел из председательского кабинета, прошёл коридором и заглянул в кабинет заместителя. Здесь он застал почти ту же картину, с той лишь разницей, что в кабинете заместителя было не трое комитетчиков, а пятеро. Сейфы и шкафы были уже начисто выпотрошены, пол завален бумагами. Комитетчики занимались тем, что пили коньяк и из-за полуопущенных штор смотрели на толпу.
  Силуянов, подумав, что на сову, как на предмет неинтересный, они могли не обратить внимания, прошёлся по кабинету, заглядывая во все укромные места.
  - Ты что тут рыщешь? - пьяно смеясь, крикнул один из гебистов. - Валюты здесь нет, бриллиантов тоже!
  - Я статуэтку ищу, - сказал Силуянов, подобострастно засмеявшись. - Совы. Не видели такую?
  - Не видели, - подвыпивший гебист достал из бара в стене ещё одну рюмку, плеснул в неё коньяку и поставил на стол. - Пей.
  Хорошей выпивкой, тем более дармовой, Антон Борисович никогда не брезговал. Содержимое рюмки незамедлительно перешло в его желудок.
  Толпа за окном снова разразилась криками.
  - Сейчас сносить будут, - сказал сидевший на подоконнике долговязый гебист в расстёгнутой рубашке. - Кто бы мог подумать, что доживём до баррикад! Ещё год назад это казалось невозможным!
  Силуянов остановился у окна.
  - Крючкову надо было застрелиться, как Пуго! - рявкнул седой комитетчик, сидевший за столом перед бутылкой коньяка. - Всё кончено! Допрыгались!
  - Ничего, недолго им резвиться, - мрачно ухмыльнулся долговязый. - Через пару недель, максимум - через месяц всё вернется к прежнему, вот увидите.
  - Ни хрена, - проворчал седой. - Слишком далеко зашли со своей гласностью... Свободы много дали...
  - Поорут и угомонятся, - сказал тот, что угостил Силуянова коньяком. - А куда им деваться? Не вечно же горланить на митингах. Всё устаканится.
  - Большая свобода всегда чревата большой кровью, - зловеще заметил пожилой комитетчик в наглухо застёгнутой полувоенной куртке, стоявший у окна рядом с Силуяновым. - Конечно, всё устаканится. Обязательно устаканится. Но перед этим прольётся кровь. Большая кровь. В России так было всегда.
  Силуянов смотрел, как какой-то человек, взобравшийся на верхушку памятника, под вопли толпы обвязывает металлическую голову канатом.
  - В первую очередь наша кровь прольётся, - сказал седой. - Вот здесь, - он похлопал ладонью по пухлой папке с грифом "Совершенно секретно", - материала хватит, чтоб всех нас десять раз поставить к стенке.
  - Ну да, начнут с нас, - согласился пожилой в полувоенной куртке. - Доказательство тому перед нами, - он кивнул на "железного Феликса" с петлёй на шее.
  Силуянов от этих слов, сказанных тихим голосом, почувствовал неприятное замирание в груди.
  - Слишком много дров наломали за семьдесят три года, - продолжал угрюмо вещать гебист.
  - Такую страну просрали! - рявкнул вдруг седой и со всего размаху треснул по столу кулаком.
  "Железного Феликса" начали раскачивать. Все, кто находился в кабинете, кроме седого, опрокидывавшего в себя рюмку за рюмкой, прильнули к окнам. Силуянов затаив дыхание смотрел, как монумент наклоняется набок.
  В кабинете грохнул выстрел. Все оглянулись. Седой сидел, навалившись грудью на стол. Его рука, медленно сползая, всё ещё сжимала пистолет. Разлитый на столе коньяк смешивался с кровью, вытекавшей изо рта самоубийцы.
  В кабинете воцарилось молчание.
  - Сергеич поторопился, - пробормотал долговязый чекист.
  - Он правильно сделал, - возразил пожилой. - Это лучше, чем скрываться по углам, как крысы.
  Силуянов опомнился.
  - Так вы не видели сову? Никелированная, вот такой примерно высоты...
  - На хрен тебе сова, когда уже сегодня ночью от здания камня на камне не останется! - рявкнул пожилой
  - Если она представляет художественную ценность, то надо искать в спецхране, - заметил долговязый. - Я и тому, в рыжем пиджаке, это сказал.
  - В рыжем пиджаке? - живо повернулся к нему Силуянов. - Вы не знаете его фамилию?
  - Нет.
  - Давно он здесь был?
  - Только что.
  Силуянов, подхватив куртку, калькулятор и ботинки, бросился в коридор. Там не было ни души, но откуда-то всё время доносились возбужденные голоса. И дыму как будто прибавилось.
  Добежав до лестницы, Антон Борисович взглянул с высоты на внутренний двор. Костёр во дворе разгорался. В него постоянно подбрасывали новые бумаги. Дым поднимался клубами и проникал во все этажи и коридоры.
  Когда Силуянов спускался по задымленной лестнице, в пролёте, буквально в метре от перил, пронеслось что-то тёмное. Снизу донёсся глухой звук удара. Перегнувшись через перила, майор разглядел распластанный на кафельных плитах труп. А посмотрев наверх, заметил двух каких-то людей, спешивших убраться с площадки верхнего этажа.
  Не став задумываться о том, было ли это самоубийство или человека сбросили, Силуянов сбежал с лестницы и тёмными коридорами направился к спецхрану.
  Там, как и везде, двери были распахнуты и пол засыпан бумаги. В центральном коридоре ползал с зажжённым фонариком какой-то тощий старик. Трясущейся рукой он подбирал с пола бумаги, быстро просматривал их и, морщась, отбрасывал в сторону. Видимо, всё это было не то, что он искал.
  За поворотом Силуянову пришлось остановиться перед двумя ожесточённо дравшимися мужчинами. Загородив весь проход, они чуть ли не катались по разбросанным бумагам. Майор обошёл их не без труда. В следующем помещении, сплошь, как в библиотеке, заставленном стеллажами, мелькал свет фонариков. Какие-то люди рылись в папках, которыми были забиты стеллажи.
  "Мужчина в очках и в коричневом кожаном пиджаке, - мысленно повторял Силуянов. - Он должен быть здесь... Он выложит мне всё, что ему известно о сове..."
  Человека в коричневом пиджаке нигде не было, зато в одном из "библиофилов" он неожиданно узнал шефа внешней разведки генерала Олега Белугина. Тот только что снял с полки шесть увесистых папок, в которых хранились рукописи Ахматовой, изъятые у поэтессы при обысках в тридцатые и сороковые годы. Когда появился Силуянов, он засовывал их в объёмистую сумку, куда уже были запихнуты рукописи Есенина и Пастернака.
  Услышав, что рядом кто-то остановился, Белугин оторвался от сумки и посветил фонариком на подошедшего.
  - А, Силуянов! - сказал он и снова обратился к сумке. - Тоже интересуетесь?
  Отставного майора не удивило, что тот знает его. Белугин, кажется, знал весь КГБ.
  - Я, собственно... - начал он, придумывая, что сказать, но Белугин вдруг заорал:
  - Тут должны быть булгаковские папки, а их нет! Уже упёрли, сволочи!... Макс, - обернулся он к стриженому субъекту, шедшему между полок с двумя набитыми сумками. - Здесь какой-то горбатый крутился, ты не видел, куда он пошёл?
  Силуянов направился дальше, добрался до последнего помещения и, не найдя искателя совы, повернул назад.
  У выхода из спецхрана он снова увидел Белугина и Макса. Макс держал за грудки какого-то пожилого сутулого мужчину. Тот отчаянно вырывался и даже норовил ударить. Макс его не выпускал. В метре от них генерал Белугин рылся в сумке сутулого.
  - Вот они, здесь... Все здесь... - генерал, не подозревая, что за его спиной остановился Силуянов, достал из сумки одну из папок и перелистал страницы. - Так, Булгаков... Рукопись неизвестной повести... Отлично... А тут у нас что? Дневники, тоже неизвестные... Отлично... отлично...
  - Это не ваше! - захлёбываясь, кричал сутулый.
  Белугин направил на его лицо фонарь.
  - Да? А чьё?
  - Это... народное... - провопил сутулый.
  - А не вы ли, товарищ Поликарпов, сажали этот народ в психушки, плодили стукачей, устраивали обыски в писательских дачах и изымали рукописи? Не вы, скажете?
  Поликарпов перестал вырываться и, тяжело дыша, уставился на генерала.
  - Я спасаю культурные ценности, - прохрипел он. - Через час сюда ворвётся толпа, всё разворуют, уничтожат, сожгут...
  - Знаю, как вы спасаете, - парировал Белугин. - Ворьё!
  - От ворья слышу!
  - Макс, покажи ему, кто тут ворьё!
  Макс въехал Поликарпову кулаком в бок.
  Шеф разведки взял в охапку булгаковские папки и выпрямился. Свет его фонарика упал на Силуянова.
  - Опять ты?
  - Одного человека ищу, - торопливо ответил майор. - Он, вроде, должен быть тут. Такой плотноватый, в рыжем кожаном пиджаке, в очках...
  - Бортновского ищешь. Зачем он тебе?
  Фамилия, названная генералом, ничего Силуянову не говорила.
  - Нужен, - уклончиво ответил Антон Борисович. - Где он сейчас может быть?
  - Его комната триста двадцать первая, - и разведчик, чертыхаясь, принялся запихивать папки в сумку, уже набитую битком.
  - Спасибо, - пробормотал Силуянов.
  Во внутреннем дворе он подбежал к лифтам, но, вспомнив, что электричества нет, бросился к лестнице. Дыма повсюду стало больше. Костёр разгорался. Лестница была безлюдна, хотя постоянно где-то слышались голоса, хлопанье дверей и отдалённый, то нарастающий, то стихающий гул, как будто за стенами билось море.
  На третьем этаже Силуянов свернул сначала в один коридор, потом в другой. Какие-то люди, нагруженные папками и бумагами, на ходу роняя страницы, промчались мимо, едва не сбив его с ног. Справа, из-за приоткрытой двери, неслась матерная ругань. За дверью слева треснул выстрел. Из-за поворота вышел очкарик, уткнувшийся в бумагу. Антон Борисович с трудом избежал столкновения с ним.
  В триста двадцать первом кабинете никого не было. Здесь уже успели похозяйничать: сейф был открыт, ящики письменных столов выдвинуты и бумаги вывалены на пол. Среди бумаг валялись разломанные магнитофонные катушки и ворохи спутанных лент. Силуянов первым делом бросился к сейфу. Убедившись, что в нём пусто, начал рыскать по столам. Найти сову он не надеялся, его интересовал хозяин кабинета, который явно владел какой-то информацией о передатчике. Майор просмотрел записи на страницах перекидного календарика на столе, поднял с пола несколько листов. Фамилия Бортновского мелькала на документах довольно часто. Увидев цифры телефона, явно принадлежащие хозяину кабинета, Силуянов переписал их на клочок бумаги.
  За стеной звучали голоса. Майор вышел в коридор и открыл дверь соседнего кабинета. Там находились четверо. Все были пьяны. В нос майору ударил сильный запах спиртного. Двое сидели за столом, уставленным бутылками, стаканами и раскрытыми консервными банками, третий лежал на диване, четвёртый, лет пятидесяти пяти, без пиджака и галстука, рыжеватый, с красным лицом, взгромоздился на стул и зачем-то снимал со стены портрет Дзержинского. Когда вошёл Силуянов, он вздрогнул, обернулся и, не удержав равновесия, свалился со стула вместе с портретом.
  Антон Борисович оглядел присутствующих. Бортновского среди них не было.
  - Товарищ, - заплетающимся языком проревел краснолицый гебист, поднимаясь с пола. - Товарищ, если ты честный чекист, если ты предан делу товарища Дзержинского...
  - Бортновского не видели? - перебил его Силуянов.
  - Эта жирная крыса только что смылась отсюда, - выдавил один из сидевших за столом.
  - Не захотел застрелиться с нами, сволочь! - рявкнул краснолицый. - Трус он, твой Бортновский! Товарищ, ты должен присоединиться к нам. Уйдём из жизни вместе. Покажем сволочам, что мы были преданы делу партии до последнего дыхания... - Он уселся на стул и поставил портрет с разбитым стеклом себе на колени, как икону. - Застрелимся все! - пьяно ревел он. - Товарищи уже приняли твёрдое решение...
  Силуянову что-то не верилось, что "товарищи" были согласны с ним. Один из них был настолько пьян, что вряд ли вообще понимал, о чём речь, а лежащий на диване и вовсе спал.
  - Пистолет у меня есть! - Краснолицый, едва не выпустив из рук портрет, принялся отстёгивать кобуру. - Товарищ, мы предоставляем тебе почётное право уйти из жизни первым!
  - Вы с ума сошли! Проспитесь сначала!
  - Стоять! - рявкнул краснолицый, видя, что майор собирается уйти.
  Силуянов оглянулся через плечо и похолодел. На него смотрело дуло "Макарова".
  - Стоять, крыса! - краснолицый глядел на него с ненавистью, держа в одной руке оружие, а другой удерживая портрет. - Ты, значит, с ними? - Он кивнул на окно, за которым раскатывался многоголосый гул. - С ними, да? Тоже родиной торгуешь?
  - С вами я, с вами, - Силуянов, поднимая руки с курткой и ботинками, медленно двинулся к нему, и вдруг стремительно швырнул в него свои вещи.
  В следующую секунду он ринулся вперёд и ударил по пистолету. Оружие выпало из рук пьяного. Вместе с пистолетом на пол полетел и портрет.
  Забыв про куртку и ботинки, Силуянов опрометью выбежал в коридор, юркнул в кабинет Бортновского и плотно закрыл за собой дверь. Несколько секунд он переводил дыхание и прислушивался. Убедившись, что его никто не преследует, начал сгребать с пола разбросанные бумаги.
  "Не исключено, что в каком-нибудь из этих документов есть упоминание о секретном андроповском проекте..." - говорил себе майор, вглядываясь в строчки. В сумерках кабинета читать можно было лишь у окна, и Силуянов уселся с бумагами на подоконник. Толпа за окном ревела не переставая. Майор то и дело отрывался от чтения и переводил глаза на людское море. Дружные ликующие крики приветствовали начавшийся демонтаж памятника. Высоченная статуя накренилась набок и повисла на канатах, привязанная к крану. Силуянов заворожённо смотрел, как она наклоняется всё ниже и ниже...
  Он вздрогнул от неожиданности, когда за стеной раздались выстрелы. Три первых прозвучали один за другим, четвёртый - после минутной паузы.
  Силуянов отбросил бумаги. Все они касались дел о коррупции в области рыболовства, что, по-видимому, являлось основной сферой деятельности хозяина кабинета, и были Силуянову неинтересны.
  Он вышел в коридор. Осторожно заглянул в дверь соседнего кабинета. Краснолицый комитетчик, неудачно выстреливший себе в голову, хрипел и дёргался на полу. Силуянов вошёл в кабинет. Краснолицый таращился на него, силясь что-то сказать, но из горла вместе с кровью вырывался только хрип. Майор подобрал свои ботинки, куртку и калькулятор. Попутно убедился, что трое других убиты. Каждый получил по пуле в голову.
  Силуянов не мог не взглянуть в окно. Кран медленно отъезжал, и железный истукан, опускаясь на канатах, отъезжал вместе с ним. Толпа неистовствовала. Когда статуя оказалась возле самой земли, за неё схватились десятки рук. Кто-то брызгал на неё краской, кто-то стучал по ней молотком или камнем. На Силуянова снова накатило знобливое ощущение зыбкости, нереальности происходящего, и одновременно - ощущение чего-то грозного, неизвестного, что неотвратимо надвигалось с каждой минутой. Он вышел из кабинета.
  "Наверняка проект закрыли, передатчик ликвидировали, а я суечусь тут, бегаю как дурак, - думал он, идя по коридору. - Зайду ещё раз в спецхран. Спрошу у Белугина, он всё знает..."
  На лестнице к нему подскочил бледный взъерошенный человек в распахнутом пиджаке.
  - Сейчас они будут здесь! - закричал человек, брызжа слюной. - Их сотни тысяч! Слышите, уже идут! Спасайтесь! Выход на улицу Кирова ещё свободен!
  Он метнулся куда-то вбок и сгинул в дыму.
  Силуянов помчался вниз. Атмосфера в здании изменилась. Всё замерло. Коридоры опустели и умолкли в ожидании, когда распалённая победой толпа кинется на штурм КГБ - цитадели рухнувшего режима. Кто-то ещё выносил к костру какие-то папки, но большинство здешних обитателей исчезло, растворилось в дымном воздухе, как тот полубезумный в распахнутом пиджаке.
  Багряный свет костра ходил по серым стенам и зарешёченным окнам. Майор успел заметить, как сверху, вдоль этих окон, что-то пролетело и упало на каменные плиты. Тёмные фигуры, швырявшие в костёр папки, на мгновенье шарахнулись от очередного самоубийцы, а потом снова подступили к огню, подсовывая в него невыгоревшие бумаги. В разных концах внутреннего двора лежало ещё несколько трупов, кое-как прикрытых газетами. Где-то с грохотом разбилось стекло. Похоже, с улицы в здание швырнули камень. Силуянов ещё быстрее припустился по лестнице.
  В подвальном этаже, сразу за дверью спецхрана, он налетел на старика, который всё ещё ползал тут с фонариком. Они кубарем покатились вдвоём, и вдруг майор увидел Бортновского. Это, несомненно, был он. Тот человек, с которым Силуянов час назад столкнулся у дверей своего кабинета! Подсвечивая себе фонарём, Бортновский уходил по коридору и скрылся за углом.
  Антон Борисович схватил выроненную куртку и один ботинок и бросился за уходившим. Второй ботинок и калькулятор решил отыскать на обратном пути.
  Народу в спецхране значительно поубавилось. У стеллажей мелькало всего два или три фонарика. Майор бежал почти в кромешном мраке, шаря вокруг себя руками, повернул направо и вдруг выскочил на участок, освещённый фонарём, установленным на стеллаже между папками. Двое молодчиков, сноровисто действуя отмычками, взламывали железную дверь шкафа. За их спинами стоял Белугин.
  - Макс, жми сильнее, - приговаривал генерал. - Скобы трухлявые, сейчас сами выскочат... Васёк, а ты сверху дёргай...
  Силуянов остановился, оглядываясь. Бортновского здесь не было.
  Замок вылетел из пазов, дверь раскрылась, и Белугин, отталкивая подручных, бросился к шкафу.
  - Картин нет... - разочарованно протянул он. - Здесь ведь, по идее, должны быть картины...
  Он начал вытаскивать из шкафа какие-то книги и брошюры и швырять на пол.
  - Шеф, слышите? - Макс смотрел направо, откуда доносились какие-то скрежещущие звуки. - Может, это там?
  Белугин схватил фонарь и побежал вдоль стеллажей. Подручные с сумками поспешили за ним. Туда же направился и Силуянов.
  Пройдя коротким коридором и ещё раз свернув, троица вышла к горевшему фонарю, направленному на такой же шкаф, который они только что взламывали. Шкаф был раскрыт, перед ним суетились двое, вытаскивая свёрнутые в рулоны холсты.
  За их спинами на верёвке, свисавшей с потолка, висел повешенный. Это был мужчина преклонных лет, в очках, слетевших с лица и зацепившихся дужкой за ухо. Под его ногами валялась табуретка. В нагрудном кармане торчала записка. Запиской, как и самим самоубийцей, взломщики не интересовались.
  - Встать! - начальственным тоном гаркнул Белугин. - Отойти от шкафа!
  Смуглый брюнет, оглянувшись, смерил его волчьим взглядом.
  - У меня приказ, - ответил он.
  - Какой ещё приказ, - ревел Белугин. - Кто вы такие? Чем занимаетесь тут?
  - Служебная тайна!
  Шеф разведки взмахнул красными корочками.
  - Я - генерал КГБ! Без моего разрешения никто ничего не смеет трогать!
  Он подскочил к шкафу и проворно вытащил оттуда первый попавшийся холст.
  - Точно, Малевич, "Синий треугольник"! Здесь ещё должен быть "Красный круг"... Украл, скотина, мародёр?
  Белугин схватил брюнета за грудки.
  - Руки прочь! - заорал тот.
  - Отдай "Красный круг"! - вопил Белугин.
  Не успели Макс с Витьком прийти боссу на помощь, как брюнет нанёс ему хлёсткий удар по челюсти. Подручные Белугина, матерясь, сцепились с неизвестными. В узком пространстве между шкафами закипела драка. В лучах фонарей метались фигуры и перекошенные от ярости лица, слышались приглушённые вопли, хряск ударов, треск рвущейся ткани.
  Силуянов бочком двинулся вдоль шкафов, как вдруг увидел Бортновского. Тот с фонариком вынырнул из какого-то прохода.
  Антон Борисович устремился к нему, но Бортновский уже подошёл к раскрасневшемуся, утирающему лицо Белугину. До Силуянова долетели обрывки разговора:
  - Всё обошёл, всё здание... Никто ничего не знает...
  - В кабинете у главного смотрел?
  - Где я только не смотрел... Нету...
  Макс с Васьком, как истинные гебисты, знали толк в единоборствах, но брюнет с товарищем оказались для них "крепкими орешками". Так просто уложить себя не давали. Дерущиеся спотыкались о сумки и табуретку, задевали повесившегося, который от их толчков раскачивался на верёвке. В пылу драки Макс схватил его за ноги и с размаху запустил в брюнета. Тот перехватил его и отправил в обратном направлении.
  Белугин подобрался к сумке брюнета, начал доставать из неё холсты.
  - Ещё один Малевич... - слышалось его бормотание. - Шагал... Отлично... О, да тут и Кандинский есть...
  Он откладывал холсты в сторону, явно собираясь прихватить их с собой.
  - Положь на место! - рявкнул брюнет, на миг вырвавшись из объятий противника.
  - Это на какое место? - осклабился Белугин. - Обратно к тебе в сумку, да?
  - Народное добро! - ревел брюнет. - Не трожь!
  - Знаем мы, какое народное. Отобрали у людей, а теперь - народное.
  Белугин подошёл к шкафу и зарылся в холстах, которыми тот был набит. Это были картины запрещённых советской властью художников-абстракционистов, собранные здесь после обысков в квартирах "врагов народа". Генерал не разворачивал холсты, а только прочитывал фамилию на наклейке и, если она была ему незнакома, отбрасывал холст в сторону и брался за следующий. Его сумки и без того были переполнены, чтобы брать картины каких-то безвестных живописцев.
  Момент показался Силуянову подходящим. Он бесшумно подошёл к Бортновскому.
  - Ищите никелированную сову?
  Тот оглянулся.
  - Да, - проговорил удивлённо.
  - Хотелось бы получить от вас информацию по этому вопросу, - сказал Силуянов. - Если передатчик существует, значит, проект ещё не закрыт, так?
  - Что вам известно о передатчике? - резко спросил Бортновский.
  - Я думаю, вы больше меня знаете.
  Бортновский явно был озадачен.
  - А вы кто, собственно, такой? - поинтересовался он.
  - Значит, передатчик существует? - допытывался майор.
  - Понятия не имею.
  - Он здесь, в этом здании?
  - Вам кто-то велел его найти? - вопросом на вопрос ответил Бортновский и направился к Белугину, который кроме холстов ничего вокруг себя не замечал.
  - Из-за передатчика погибли мои друзья, - заговорил Силуянов. - Они погибли только за то, что знали о нём. Я сам чуть не погиб. Это даёт мне право интересоваться им.
  - Олег Иванович! Олег Иванович! - взволнованно закричал Бортновский.
  Белугин оторвался от холстов.
  - Чего тебе?
  - Он знает о сове!
  - Он? - Белугин, отложив очередной холст, уставился на Силуянова. - Откуда ты о ней знаешь?
  - Я участвовал в наладке передатчика.
  Генерал взглянул на Бортновского.
  - А ты говорил - миф. Вот он, живой свидетель, - он поднялся на ноги и подошёл к Силуянову, почему-то рассматривая ботинок, который тот держал в руке. - Очень интересно. А ботинок тебе зачем?
  - Какой ещё, к чертям, миф! - почти прокричал Силуянов, раздражаясь. - Я лично испытывал передатчик, лично налаживал связь! Скажите, он ещё действует? Подлодка стоит на боевом дежурстве?
  - Нам с Михаилом ничего об этом неизвестно, - сказал Белугин таким тоном, что майору стало ясно: расспрашивать о передатчике бесполезно.- Всё, ступай. Вопрос исчерпан.
  Генерал вернулся к шкафу.
  - Надо же, что учудили: подводная лодка, отрезанная от всего мира... - перебирая холсты, насмешливо качал он головой. - Впрочем, Андропов и не такие фортели выкидывал... Большой оригинал был, что и говорить...
  Антон Борисович тихо попятился. Ему вдруг пришло в голову, что зря он проболтался. Теперь его затаскают по допросам, а там, того и гляди, отдадут под трибунал за сокрытие важных сведений. Или за их разглашение, это как повернут дело.
  Макс с Васьком уже справились со своими противниками. Брюнета положили лицом на пол и связали за спиной руки. Второй удрал. Во время драки повесившийся сорвался с крюка и тоже лежал на полу.
  Бортновский, стараясь не наступать на него, нервно прошёлся.
  - Надо уходить, - сказал он Белугину. - Слышите, что делается?
  Все навострили слух. Издалека доносился гул сотен голосов.
  - Сворачивайте холсты в рулоны, и по-быстрому! - крикнул генерал подручным. - В руках потащим!
  У выхода из спецхрана Силуянов начал было искать второй ботинок и калькулятор, но через минуту, убедившись, что в темноте ничего не найдёшь, с досады отшвырнул единственный ботинок куда подальше и выбежал во внутренний двор.
  Костёр здесь ещё горел, но в самом дворе не было ни души. Никого не было и у выхода на улицу Кирова. Охрана отсутствовала.
  Майор высунулся из дверей и тут же подался назад: мимо проходила толпа человек в двести. Он надел куртку, поднял воротник и снова высунулся. Толпа прошла. Силуянов тенью выскользнул из здания, перебежал улицу и юркнул в ближайший переулок. Смотреть, как будут штурмовать КГБ, у него не было никакой охоты.
  
  
  Глава 6
  
  Проснувшись на другое утро у себя в квартире на Волгоградском проспекте, Силуянов из новостей по радио с удивлением узнал, что штурм КГБ не состоялся. Паника была напрасна. Снеся памятник Дзержинскому, помитинговав и выбив пару-тройку окон, народ разошёлся.
  Последующие дни отставной майор пребывал в тягостном состоянии неопределённости. По своему обыкновению, глушил его водкой. Заходил Гришухин, живший неподалёку, предлагал устроиться охранником в коммерческую фирму. Силуянов не сказал ни "да", ни "нет", надеясь подыскать что-нибудь получше. Наведалась и бывшая жена. Оксана уже больше года находилась с ним в разводе и жила у Лигасова, директора садоводческого товарищества, однако оставалась прописана в силуяновской квартире. Изредка она приезжала сюда - для того, чтобы, как она выражалась, "обозначить своё присутствие на жилплощади".
  - Привезла бы картошки, всё равно из загорода едешь, - ворчал Силуянов, расхаживая по кухне в одних трусах.
  Его щёки заросли щетиной, глаз после памятной ночи в разгромленном КГБ дёргался в нервическом тике. Он жарил на кухне последнюю котлету - из тех, что неделю назад купил в гебистском буфете, - и угрюмо размышлял о том, что продукты теперь придётся доставать в магазинах, а магазины либо пусты, либо набиты очередями.
  - Не буду я тебе ничего привозить, - надмено ответила Оксана, проходя в ванную. - У вас в КГБ есть спецраспределитель. В дефиците купаешься, и ещё привозить тебе!
  - Кончился спецраспределитель, - буркнул майор. - Всё похерили демократы.
  - Меня это не волнует... Фу, опять курил в ванной!
  - Тебе-то что? Ты здесь не живёшь.
  - Живу, дорогой. Полквартиры принадлежит мне по закону. Так что готовься к переезду.
  - Бросит тебя твой Лигасов! - рявкнул Силуянов. - Он бабник! На него у нас в пятом отделе материал заведён!
  Оксана высунулась из ванной.
  - Какой материал?
  - Настучали на твоего Лигасова, - соврал гебист. - Он у нас давно "под колпаком". В восемьдесят четвёртом году он воровал бензин, в восемьдесят шестом проходил по делу об изнасиловании...
  - Так я тебе и поверила! - Оксана, хлопнув дверью, скрылась в ванной.
  - Специально узнавал!
  Силуянов съел котлету, выпил чаю и, мучаясь от похмелья, прошелся перед закрытой дверью в ванную.
  - Оксана, слышь? Если не бросишь Лигасова, я застрелюсь, так и знай!
  - Рассказывай сказки! У тебя и пистолета-то нет!
  - А вот есть! Застрелюсь!
  Он поймал себя на мысли, что говорит вполне искренно. Будь у него пистолет, он и в самом деле застрелился бы, но вначале отправил на тот свет Лигасова.
  - Не веришь? - В сердцах он треснул по двери. - А вот увидишь! Увидишь, но будет поздно!
  - Перестань скандалить, а то милицию вызову!
  Силуянов представил себе, как наводит пистолет на рыжую голову директора садоводческого товарищества и нажимает на крючок. Как потом разряжает обойму в остальных членов товарищества, и как, оставшись один, гордо, с сознанием выполненного долга, отправляет последнюю пулю себе в сердце. Он настолько расчувствовался, что его прошибла слеза.
  - Хрен мне твоя милиция. У меня такие связи, что твою милицию в порошок сотру...
  Оксана ушла. Силуянов полдня простоял в очередях, купив сигарет, бутылку водки и сто грамм колбасы. Больше колбасы купить было невозможно - её продавали только по сто грамм в одни руки. Можно было ещё купить банку китайской тушенки у каких-то личностей возле магазина, но она дорого стоила, а денег у отставного майора было в обрез.
  Вечером он пил, думая об Оксане, о Лигасове, о том, что денег осталось мало и надо куда-то устраиваться, о сове с ядерной кнопкой, а ещё о недавней встрече с Бортновским и Белугиным. Чутьё подсказывало бывшему гебисту, что за этой встречей последует продолжение. Возможно, пришлют повестку на допрос. А может, ночью приедут, как в добрые старые времена...
  И правда, однажды утром раздался телефонный звонок. Голос Бортновского был мягок и тёк как масло.
  - Я бы хотел поговорить с вами насчёт известного нам обоим дела... Всего несколько вопросов... Давайте где-нибудь встретимся... Скажем, в ресторане...
  - У меня заминка с деньгами, - пробурчал майор.
  - Не беспокойтесь, я заплачу.
  - Ну, давайте.
  Перспектива выпить и закусить в ресторане на халяву очень понравилась Антону Борисовичу. Он даже подумал, что Бортновский вовсе не такой мерзкий тип, каким показался ему в тот вечер, и с ним вполне можно иметь дело. Может, удастся даже подзаработать деньжат на информации, чем чёрт не шутит.
  - Так я подъеду к вашему дому через час, хорошо?
  - Вы знаете мой адрес?
  - Это было несложно.
  - Хорошо, через час.
  - От вас мы поедем в "Метрополь". "Метрополь" вас устроит?
  "Сто лет там не был!" - едва не рассмеялся Силуянов.
  - Вполне.
  Через час, побритый и наодеколоненный, в своей гебистской чёрной тройке и в галстуке, он спустился вниз. У подъезда его поджидала "Волга". Из раскрытой передней дверцы высовывался Бортновский и приветливо улыбался.
  - Садитесь, коллега, - борец с рыбной коррупцией показал на место рядом с собой. - Мы ведь с вами коллеги, не так ли?
  - Разумеется.
  Силуянов сел в машину. Бортновский взялся за руль.
  - Вы, наверное, удивлены, что я решил возобновить наше несколько странно начавшееся знакомство? - поинтересовался он с лёгкой улыбкой, когда машина тронулась.
  - Вообще-то, да.
  - Скоро вы удивитесь ещё больше.
  Хмурое сентябрьское утро незаметно перетекало в такой же хмурый день. Машина, свернув с Волгоградского проспекта, заюлила по улицам. Силуянов вертел головой.
  - Мы едем в Центр, или куда?
  Не успел он договорить, как в его шею впились чьи-то пальцы. Он захрипел, но человек, вынырнувший сзади, из-за спинки сиденья, зажал ему рот. Скосив глаза, майор обнаружил, что сзади прятались двое.
  - Советую не шуметь, - сразу изменившимся, сухим тоном сказал Бортновский.
  Силуянова перевалили через спинку и он оказался сзади, зажатый между двумя молодчиками. Он узнал Макса и Васька.
  - К чему эти меры? - прохрипел майор. - Я в любом случае не стал бы скрываться...
  - Пока молчи, - сказал Бортновский. - Дело государственной важности.
  В каком-то безлюдном дворе Силуянова со связанными за спиной руками выволокли из машины и провели в подвал. В пустом помещении стояли только две табуретки. На одну посадили пленника.
  - Что ты знаешь о проекте "Сова"? - приступил к допросу борец с рыбной коррупцией.
  Майору стало ясно, что лучше ничего не скрывать. Тем более ему и скрывать-то было нечего. Все люди, с которыми он был связан по андроповскому проекту, давно умерли или пропали. И он рассказал о том, как под руководством контр-адмирала Дыбова проектировал передающее устройство, как настраивал его, как проводил испытания. Называл фамилии людей, участвовавших с ним в проекте, даже подробно объяснил Бортновскому, где на поверхности статуэтки находились сенсорные кнопки и в какой последовательности их надо нажимать.
  - Я слышал, Андропов с совой не расставался, возил её с собой повсюду, - говорил он. - А чем всё это кончилось - понятия не имею...
  Бортновский вышел в соседнюю комнату. За дверью стоял Белугин, слышавший весь разговор.
  - По моему, он выложил всё, что знает, - шепнул Бортновский. - Вряд ли мы добьёмся большего.
  - Расспроси ещё раз, - велел генерал. - Пусть назовёт все фамилии. И главное - факты, которые можно проверить. Требуй факты.
  Бортновский вернулся к пленнику.
  - Выкладывай факты. Учти, мы всё будем проверять!
  - Кто это - мы?
  - Здесь вопросы задаю я! - рявкнул борец с коррупцией и подмигнул Максу.
  Тот въехал Силуянову кулаком в живот. Несколько минут майор не мог выговорить ни слова, только ловил ртом воздух.
  - Меня интересуют фамилии членов экипажа подлодки. Порт её приписки. Её тип. Ну!
  - Я не знаю их фамилий... - прохрипел пленник. - Я и не должен их знать...
  Бортновский снова подмигнул. Получив удар по почке, Силуянов с криком свалился с табуретки.
  - Говори, сука! - прорычал Макс.
  - Не знаю, что говорить, клянусь...
  Оцепеневший от ужаса Силуянов и в самом деле не знал больше того, что уже сказал. Его участие в проекте "Сова" было очень ограниченным, от него многое скрывали. Он честно перечислил всех известных ему участников проекта, но это вряд ли могло навести на след подлодки и приёмника...
  Его водворили на табуретку.
  - Темнишь! - Бортновский наклонился к лицу. - Скрываешь правду!
  - Какой мне смысл...
  - Всё ещё служишь советскому режиму, Силуянов? - Борец с коррупцией кривил рот в зловещей ухмылке. - Героя из себя корчишь? Коммунизм рухнул и больше не вернётся, не надейся! Наступила другая жизнь, где всё продается и покупается, в том числе информация! Если поможешь установить местонахождение подлодки или укажешь людей, которые выведут на неё, получишь хорошие деньги в валюте. Очень хорошие!
  - Но я больше ничего не знаю! У Горбачёва, у Крючкова спрашивайте!
  - Подумай о своём будущем. Ты уже в возрасте, тебя выкинули с работы. В условиях рыночной экономики тебя ждёт нищета.
  - Я всё сказал, всё... - Силуянов едва не рыдал.
  Бортновский кивнул молодчикам, и те снова пустили в ход кулаки. Били профессионально, не трогая лицо и стараясь не оставлять следов на теле. Каждый удар отзывался резкой болью. Силуянов свалился на пол и скорчился, прикрывая коленями живот.
  - Ладно, хватит! - крикнул Бортновский, видя, что ошалевший от боли майор вообще перестал соображать.
  Он пощупал его пульс.
  - Ничего, щас прочухается, - с ухмылкой прохрипел Васёк
  В помещение быстрым шагом вошёл Белугин и сразу направился к лежавшему у стены бумажному свертку. Забрав его, они с Бортновским удалились в соседнюю комнату. Белугин извлёк из свёртка портативный магнитофон. Они тут же прослушали запись допроса.
  - Большего из него не выбьёшь, - сказал Бортновский. - Я думаю, он ничего не скрыл, да и какой ему смысл?
  - Что ж, - задумчиво проговорил шеф разведки, - даже и такой материал, если действовать с умом, можно с выгодой продать...
  Силуянова привели в чувство, окатив водой. Бортновский предупредил его, чтоб не болтал о сове и об их разговоре, и удалился вместе с молодчиками. Избитый майор остался сидеть на полу.
  
  
  После той встречи Антон Борисович больше месяца провёл в больнице. Признаки избиения были настолько явными, что в один прекрасный день его посетил милиционер. Бывший гебист благоразумно не стал говорить о Бортновском, сказал, что его избили и ограбили неизвестные, личности которых он в потёмках разглядел плохо.
  В палате, где он лежал, был телевизор. Почти каждый день в прямом эфире показывали заседания Верховного Совета, многолюдные митинги и публичные диспуты. Страна кипела революционным энтузиазмом, сама не замечая, что кипение это уходит в пустую говорильню. Генерал Белугин сделался убеждённым демократом, вошёл у новых властей в фавор и теперь нередко выступал по телевидению с обличениями коммунистического режима. Однажды его показали на трибуне рядом с самим Ельциным. Увидев его на таких верхах, Силуянов ещё раз сказал себе, что о Белугине и Бортновском надо молчать, иначе его прихлопнут, и что ему неслыханно повезет, если его оставят в покое.
  Его, и правда, оставили в покое. Никаких звонков и повесток не было. Немного оправившись после злополучного допроса, Силуянов устроился на частную фирму заместителем начальника охраны. Долго не проработал. На другую фирму устроился простым охранником, но и здесь не продержался. Его увольнениям весьма способствовали его несносный характер и тяга к алкоголю. Когда бывшая жена явилась к нему в сопровождении риэлтора, который начал предлагать варианты обмена квартиры, подвыпивший Силуянов устроил страшный скандал и стал грозить, что застрелит её вместе с Лигасовым, а потом застрелится сам. Оксана, твёрдо решившая разменять жилплощадь, подала в суд.
  К концу девяносто второго она добилась размена, и отставной майор переселился в однокомнатную квартиру на Каширском шоссе. Он получал пенсию, время от времени звонил по объявлениям насчёт работы, но в основном коротал время перед телевизором.
  Страну продолжало лихорадить. Верховный совет ссорился с президентом, раскручивалась инфляция, на улицах среди бела дня гремели выстрелы бандитских разборок. "Убеждённый демократ" Белугин уехал в США, прихватив с собой украденные из гебистского спецхрана вещи, и в обмен на "вид на жительство" сдал всю российскую разведывательную сеть, которая кропотливо создавалась многие годы ещё со времён Советского Союза. Сотни русских шпионов были тайно убиты, посажены или свели счёты с жизнью. В Москве беглого генерала заочно судили и приговорили к высшей мере, но его это уже мало волновало. Он поселился во Флориде и под сенью пальм начал писать мемуары, заодно приторговывая краденым: продал архив Ахматовой, выставил на аукцион картину Малевича "Синий треугольник". Картина принесла разжалованному генералу восемь миллионов долларов. Белугина такой успех впечатлил. Он извлёк из заветных сумок два холста Кандинского и "Красный круг" того же Малевича и послал их на торги. Поведал он своим нынешним хозяевам и об андроповском секретном проекте "Сова", предъявив плёнку с записью допроса Силуянова. Американские военные эксперты не поверили, что такой проект можно осуществить. Основные сомнения вызвала подводная лодка, способная так долго скрываться от всевидящего ока разведывательных спутников, охватывающих акваторию всех прилегающих к США водных пространств. Подлодка должна время от времени всплывать на поверхность, чтобы набрать воздуха, и в этот момент её неминуемо засекут. Белугин, впрочем, не настаивал на достоверности своего сообщения.
  Прослышав о суде над ним, Силуянов смекнул, что на этом деле можно подзаработать. Он разыскал в своих бумагах телефон Бортновского, который, как ему было известно, ныне занимал важный пост в администрации правительства, и набрал номер. За связь с изменником родины Бортновский мог здорово погореть. Майор не собирался выставлять слишком высоких требований, но кое-какую сумму в долларах за своё молчание желал бы получить.
  - Это ты, Силуянов? - сказал в трубке вальяжный начальственный баритон. - Чего звонишь?
  Антон Борисович ехидно поинтересовался, как продвигаются розыски известной им обоим совы.
  - Не пойму, о чём говоришь, - голос у Бортновского вдруг осип. - Не знаю никакой совы...
  - Не знаешь? Ещё скажешь, что и ночь не помнишь, когда памятник сносили? Когда вы с Белугиным в спецхране картины воровали?
  - В те дни меня не было в Москве.
  - А когда меня в подвале лупцевали, тебя тоже не было в Москве? Ты заманил меня туда по приказу Белугина!
  - Что за бред! - растерявшийся было Бортновский начал приходить в себя. - И вообще, почему я должен отчитываться перед тобой, где я был и что делал? Учти, найти тебя - пара пустяков. Ещё раз позвонишь, и крупные неприятности тебе обеспечены!
  Видя, что шантаж не удаётся, Силуянов положил трубку. Бортновский, как-никак, тоже бывший гебист, а значит, тёртый калач, да и какие факты ему предъявишь, кроме собственных отбитых почек?
  Неудача с Бортновским показалась ему мелочью в сравнении с той, которая подстерегла его пару недель спустя. Торговка с ближайшего рынка - шустрая пышнотелая молдаванка, озабоченная поисками жилья в Москве, согласилась на сожительство с ним и даже прожила у него несколько дней, но однажды утром скрылась, прихватив его сбережения и последние более-менее стоящие вещи. В тот день Силуянов возненавидел женщин до такой степени, что вечером, выпив, поехал на Тверскую, обманом заманил какую-то проститутку в подворотню и набросился на неё с кулаками. На крики путаны прибежали сутенёры и отделали отставного майора так, что он снова попал в больницу.
  В середине девяностых в Москве, как грибы после дождя, возникали всевозможные инвестиционные фонды, сулившие вкладчикам баснословные барыши. Силуянов ввязался в эти игры, стал азартно покупать и продавать акции "Хопра", "Тибета", "МММ" и других фирм, получая с этого неплохие деньги и тут же снова их вкладывая. Он ездил на биржи, носился по городу, разнюхивал и выведывал, где и по каким ценам можно купить или продать те или иные акции, не спал ночами, подсчитывая в уме будущую прибыль. В запале спекуляций он продал квартиру и вложил деньги в фирму "Властилина", обещавшую самые крупные доходы, как вдруг в девяносто восьмом грянул дефолт. Финансовые пирамиды рухнули все разом. Майор остался без денег, без квартиры и весь в долгах.
  Он обитал теперь в подмосковных Люберцах, в старом довоенном бараке с гнилыми полами и протекающим потолком. Барак представлял собой низкое одноэтажное строение и являлся одной большой коммунальной квартирой, в которой на двадцать две комнаты приходилось два туалета и две ванны. Сосед Силуянова за стеной - сорокалетний алкоголик Женя Кирьяков, - почему-то считал отставного майора бывшим ментом, и, когда бывал пьян, грозился зарезать. В коридоре, прямо за силуяновской дверью, ночевали бомжи. В подвале обосновался нелегальный цех по производству пельменей и оттуда постоянно неслась вонь. Дверь Антона Борисовича много раз взламывали, унося из комнаты всё, что можно было унести. Уволокли даже продавленный диван. Майор потом нашёл его на пустыре, грязный и сломанный. На нём ночевали бродяги. Силуянову пришлось спать на полу, лёжа на тулупе, найденном Кирьяковым на свалке и в минуту хорошего настроения пожертвованном соседу. Впоследствии с той же свалки майор приволок матрац и выброшенный кем-то стул.
  Большую часть пенсии он тратил на выпивку. Иногда напивался до того, что не мог найти дорогу домой. Как-то зимой, вернувшись после трёхдневной отлучки, вызванной беспробудным пьянством, он застал у себя в комнате компанию бродяг. Они ни в какую не хотели уходить, и Силуянову волей-неволей пришлось идти заявлять на них в милицию.
  Дежурный капитан, сидевший за перегородкой, хмуро оглядел его. Не успел Силуянов открыть рот, как он грубо потребовал документы.
  - У меня всё украли, паспорт вытащили, пенсионную книжку... - с тоской заговорил бывший гебист.
  Дежурный, морщась от исходившего от него запаха сивухи, показал на дальнюю скамейку.
  - Сядь пока там.
  - Я майор запаса, работал в комитете государственной безопасности... - блеял Силуянов.
  - Ну всё, хватит, - перебил его страж порядка, - сейчас разберёмся!
  Пока он набирал номер справочной службы и ждал данных на Силуянова, в дежурке появился ещё один милиционер.
  - Так это вроде он сумку у женщины вырвал! - Пришедший уставился на отставного майора.
  - Да вы что! - возмутился Силуянов.
  - Был сегодня на рынке? У магазина телевизоров?
  - В гробу я видел ваши телевизоры! - повысил голос Антон Борисович и тут же получил от милиционера увесистый тычок коленом в пах.
  - Не груби, - сказал милиционер. - Тебя русским языком спрашивают: был сегодня на рынке?
  - Не был, гражданин начальник, - прохрипел согнувшийся в три погибели Силуянов.
  - Вот так-то лучше. Учить вас, недоносков, надо вежливости... А щас туда ступай!
  Он затолкал Силуянова в железную клетку и запер за ним дверь. Всю ночь и добрую половину следующего дня бывший гебист просидел в обществе пьяниц, карманников и проституток. Наконец явилась женщина, у которой на рынке вырвали сумку.
  - Да не он это, - сказала она, когда ей предъявили Силуянова. - Я же вам сто раз говорила, он был молодой, кавказец с виду!
  Сержант отпер клетку и выпустил Силуянова. Тот снова к дежурному:
  - Так как быть, товарищ капитан? Бомжи совсем совесть потеряли, в чужие комнаты врываются...
  Дежурный связался с патрульными.
  - Скворцов, - сказал в микрофон. - Сейчас съездишь с человеком. Посмотри, что там у него.
  Явившись к себе в комнату с блюстителями порядка, Силуянов застал там пожар. Пьяный Кирьяков и гастарбайтеры из пельменного цеха суетились, заливая огонь. Матрац сгорел, тулуп сгорел. Бродяг и след простыл.
  Денег на ремонт у майора не было. Он так и остался жить в комнате с обгоревшим полом и покоробленными стенами.
  Долгими ночами, лёжа на рваных телогрейках, он слушал транзистор. Бывший гебист радовался, когда узнавал о скандалах и воровстве в "верхах", и шептал про себя, что "дерьмократы" долго не продержатся. Ещё немного - и страна рухнет, начнутся голод и гражданская война. Всё чаще он болел. Лечился в основном водкой. Иногда по целым дням не выходил из комнаты. Не выходил даже в туалет. Прямо здесь и справлял нужду. Лежал, весь заросший и грязный, и смотрел в потолок. В такие минуты его посещали мысли о самоубийстве. Думая об этом, он давал себе слово уйти из жизни только со своими обидчиками, которыми считал всех обитателей барака. С мрачным наслаждением он представлял, как однажды рано утром разольёт по бараку бензин и бросит горящую спичку. Пусть он сгорит сам, но зато вместе с ним отправятся на тот свет Кирьяков, цыгане из восьмой комнаты, алкаши из четырнадцатой, толстуха-скандалистка из двадцать первой, и вообще все, все! Он ещё полюбуется на их мучения! Он давал себе твёрдое обещание на следующую же пенсию купить канистру бензина. Но болезнь мало-помалу отступала, он вставал и шёл к Кирьякову за стаканом палёной водки. Покупка бензина откладывалась. Пенсии и так ни на что не хватало. Деньги в руках Силуянова таяли, как вода.
  
  
  Глава 7
  
  В конце лета, в один из своих редких наездов в Москву, Силуянов оказался у пивного ларька на Волгоградском проспекте, рядом с домом, в котором он много лет прожил с Оксаной в роскошной трехкомнатной квартире.
  Его тянуло в эти места. За годы "рыночной экономики" здесь многое изменилось, всё было завешано рекламными стендами, появились банки, новые магазины, какие-то коммерческие учреждения, на углу строилось ультрасовременной архитектуры здание. Но дома и скверы остались теми же самыми, навевая ностальгические воспоминания. Майор купил бутылку пива и уселся на скамейку перед своими окнами.
  - Борисыч, какая встреча! - раздалось совсем рядом.
  Он обернулся и с удивлением узнал в приближающемся невысоком седом человеке Вадима Гришухина - давнего сослуживца по госбезопасности.
  - Сколько лет не виделись! - Гришухин улыбался, широко разводя руками. - Двенадцать, а то и больше, да?
  - Да, двенадцать лет, - кивнул Силуянов. - По-прежнему живёшь здесь?
  - А где же ещё. Вот, вышел из дому за сигаретами...
  - А я в Люберцах.
  - Я только когда пригляделся, понял, что это ты, - сказал Гришухин. - А ты ещё ничего, держишься...
  Вадиму, как видно, спешить было некуда, он устроился рядом с Силуяновым на скамейке и начал рассказывать о своей жене, детях и работе на консервном заводе. На его вопрос об Оксане майор соврал, что она умерла, и в дальнейшем старался уклоняться от разговоров про свою нынешнюю жизнь. Зато когда Гришухин завёл разговор о годах их совместной службы, он прослезился. Силуянову, давно расставшемуся со всеми своими друзьями, было лестно, что о нём ещё кто-то помнит.
  - Не ценят таких, как мы, - болтал Вадим, - а ведь мы ещё о-го-го! Силёнки-то ещё есть!
  Вспомнив, что Гришухин старше его на восемь лет, Силуянов едва не задохнулся от зависти. Тот выглядел как огурчик, у него даже передние зубы сохранились. Искоса разглядывая приятеля, его чистую одежду и здоровое улыбающееся лицо, он испытывал к нему неприязнь, как и ко всем, кто жил хоть немного лучше него.
  - Да, да, - кивал он, растягивая губы в натужной улыбке. - Не ценят нас, это ты прав...
  Гришухин дал ему свой телефон и уговорил зайти к нему завтра "на блины".
  "Если бы не дерьмократы, если бы не этот чёртов Лигасов, не "Властилина" воровская, я бы до сих пор жил в удобной квартире, в тепле и семейном уюте, - угрюмо размышлял Силуянов, возвращаясь на электричке домой. - Ну почему везёт только таким мудакам, как Гришухин?"
  На душе у него стало ещё тяжелее. К бывшему гебисту вернулись его обычные мысли о том, что весь мир ополчился против него и что все только и мечтают, чтобы он поскорее сдох. В тот вечер он купил у Кирьякова два стакана водки, что было явным перебором, и на следующий день не мог встать с матраца. По той же причине он всю ближайшую неделю так и не выбрался в Москву, хотя попасть "на блины" очень хотелось.
  Он всё-таки побывал у Гришухина. Забытое ощущение домашнего уюта, нахлынувшее на него в квартире приятеля, вызвали в его душе тоску и новый, ещё более сильный приступ озлобления на весь мир. Жена и дочь Гришухина воротили от него нос, за глаза называя "бомжем". Гришухин после этого визита больше его к себе не приглашал. Они встречались только на улице, пили пиво - чаще за счет Гришухина, - и вели длинные разговоры о политике и хорошей прежней жизни.
  Эти встречи вносили некоторое разнообразие в монотонные будни отставного майора. Он даже почувствовал какой-то вкус к жизни, угаснувший было среди обгорелых стен, пустых водочных бутылок, тараканов и крыс. Теперь почти каждый вечер он отправлялся в подсобку к сантехникам, у которых имелся телефонный аппарат, и звонил Гришухину. Тот встречался с ним охотно - видно, тоже испытывал недостаток в дружеском общении, и захватывал с собой домашние бутерброды и выпечку. Однажды он вынес свои "почти новые" пиджак и куртку, объяснив, что ему самому они малы, а Силуянову должны подойти. Майор принял подарок скрепя сердце. Брать вещи он считал унизительным для себя, лучше бы он нашёл их на свалке. "До чего меня довели, до чего... - горестно размышлял бывший гебист. - Если бы двадцать лет назад мне сказали, что я буду побираться, как нищий, я бы не поверил... или сразу пустил себе пулю в голову..." Он взял и куртку, и пиджак. А потом ещё шарф и стоптанные ботинки, при этом заставляя себя улыбаться и говорить слова благодарности.
  Раза два они побывали у каких-то гришухинских знакомых, где Силуянову удалось поесть вволю и выпить за чужой счёт. Но угрюмый майор, в отличие от общительного Вадима, с хозяевами сблизиться не мог и везде приходился не ко двору. От него спешили избавиться.
  - Слушай, а давай-ка мы сходим ещё в одно место, - сказал однажды Гришухин. - Вдова одного человека каждый год собирает его знакомых, вроде как почтить память. Будут угощение и выпивка. Он, кстати, тоже в комитете работал, только в другом отделе. Ты, наверно, его не знал. Дыбов.
  - Дыбов? - приятно удивился Силуянов. - Контр-адмирал? Почему не знал? Я одно время даже работал с ним!
  - Так и отлично! - обрадовался Гришухин. - Расскажешь об этом вдове. Сам-то я видел его пару раз всего, но, однако, меня приглашают регулярно... Значит, застолье будет в эту пятницу. Ты с утра не пей, побрейся, пиджак мой надень...
  - Кого ты учишь!
  В квартиру на Комсомольском проспекте они явились слишком рано. Приготовления к застолью только начинались, но кое-какие гости уже были: два тщедушного вида старичка, один из которых был в адмиральской форме и при всех орденах.
  Женщина средних лет, как потом шепнул Гришухин - дочь хозяйки, - провела их в большую, старомодно обставленную комнату, где в кресле-каталке сидела вдова - очень располневшая пожилая дама с пухлыми перебинтованными ногами.
  Вадим представил ей Силуянова.
  - Зинаида Михайловна, - в свою очередь представилась она и с любезной улыбкой поинтересовалась у нового гостя, по какому ведомству он служил и помнит ли её мужа.
  - Прошло уже двадцать лет, - старческим басовитым голосом говорила она, сокрушённо качая головой, - а я всё не могу смириться с его нелепой смертью... Кирилл умер не в арктических морях, как он мечтал, а здесь, в Москве, в самой заурядной автомобильной катастрофе... - Она поднесла к глазам платочек.
  Силуянов состроил скорбную физиономию и покосился на блюда с ветчиной и белой рыбой, которые домработница расставляла на столе. Он вдруг почувствовал, что ему до ужаса хочется отправить в рот кусок осетрины. Он не ел её уже сто лет.
  - Вы Кирилла знали по службе во флоте?
  - Нет, я работал с ним здесь, в Москве, в комитете, - ответил Силуянов. - Очень порядочный был человек. После работы мы иногда заходили в буфет пропустить по рюмочке. В этом отношении он был...
  Гришухин громко кашлянул в кулак
  - Кирилл? - изумилась вдова - Он ни капли в рот не брал!
  - Конечно, не брал, - спохватился Силуянов. - Я хотел сказать, мы с другими сослуживцами заходили в буфет, а сам он в этом отношении был человек непреклонный. Сам не пил, и другим не позволял...
  Гости постепенно подтягивались. Это были большей частью морские офицеры с супругами и взрослыми детьми. Некоторые были при орденах. Каждый считал своим долгом сказать что-нибудь вдове о покойном или вспомнить о нём.
  Наконец все собрались, но, вопреки ожидаю Силуянова, за стол сразу садиться не стали, а отправились в соседнюю комнату. Гришухин шепнул ему, что так здесь заведено. Вдова должна сказать своё прочувствованное слово о покойном муже.
  Гости вошли туда вслед за креслом, толкаемом хозяйкиной дочерью. Величественно восседавшая Зинаида Михайловна сделала широкий приглашающий жест.
  - Здесь как будто всё ещё витает его дух, и мне иногда кажется, что я чувствую его, - проговорила она дрожащим голосом. - Как будто сам Кирилл сейчас войдёт и скажет: "Ну, здравствуй, Зинаида. Недурно я поплавал..."
  Силуянов остановился у стены, разглядывая висевшие фотографии. Голос вдовы звучал мерно и торжественно, а Силуянов ловил ноздрями запах, идущий из кухни, и думал о запотевших бутылках с водкой и разложенных на блюде кусочках осетрины.
  Неожиданно что-то его смутило. Он ощутил какое-то невнятное волнение. Он повертел головой, пытаясь понять, что же послужило тому причиной. Причина эта - он был уверен - должна была находиться здесь, в этой комнате.
  Со всей возможной деликатностью он пробрался вперёд, оттеснив старичков, и оказался перед застеклёнными полками. На средней полке, на самом видном месте, стояла никелированная статуэтка совы.
  Несколько минут майор не сводил с неё глаз. Его прошиб пот. Сам не замечая, что делает, он подошёл к самому шкафу и протянул руку к стеклу, словно норовя пощупать металл.
  - Это особенно памятная мне вещь, - сказала вдова, увидев, что он заинтересовался статуэткой. - Она сопровождала Кирилла в его последней роковой поездке...
  Силуянов отдёрнул руку и отступил, весь дрожа. В шкафу находились ещё какие-то предметы. Хозяйка, польщённая его интересом, принялась рассказывать о каждом из них, но очень скоро утомилась. Дочь вывезла её из комнаты. За хозяйкой последовали гости. Силуянов, выходя последним, задержался в дверях.
  Незаметно для остальных он остался в комнате, закрыл дверь и обернулся к шкафу. Несколько секунд он смотрел на сову. Это, безусловно, был андроповский передатчик. Мог ли он его не узнать, когда ему приходилось сотни раз брать его в руки!
  На ватных ногах Силуянов подошёл к шкафу и потянул стеклянную дверцу на себя. Та, скрипнув, отворилась. Силуянов взял статуэтку.
  Его мысли пришли в смятение. Откуда здесь передатчик? Как он сюда попал? Может быть, проект давно закрыт, подлодка вернулась в порт и теперь эта штука - не более чем безделушка с никчёмным секретом внутри? Впрочем, закрыт проект или нет - можно проверить. Недаром Силуянов лично занимался установкой связи с подлодкой, вникая во все тонкости устройства передатчика.
  - Можно проверить, можно проверить... - шептал он, в то время как его пальцы сновали по запылённой поверхности статуэтки, нащупывая потайные кнопки.
  Когда-то он нажимал их быстро, раскрывая сову почти автоматически, а теперь она никак не хотела раскрываться. Трясущиеся пальцы жали как будто на те самые места, но ничего не происходило.
  Внезапно Силуянов подумал, что забыл последовательность нажатий.
  - Не может быть, - прохрипел он, задохнувшись. - Я же помню... Сначала двумя пальцами здесь, потом пальцем здесь, и здесь...
  Пот заливал глаза, ноги подкашивались. Ему во чтобы то ни стало хотелось немедленно, прямо сейчас, узнать, закрыт проект "Сова" или всё ещё действует. По плану, ядерная субмарина должна нести боевое дежурство до 2008 года, то есть ещё пять лет. Неужели проект закрыт? Узнать это он мог, только открыв передатчик и послав на подлодку сигнал.
  За стенами гремели стулья. Гости рассаживались. По коридору то и дело кто-то проходил, и Силуянов вздрагивал, боясь, что сюда войдут, путался и снова начинал нажимать. "Забыл... - мысленно стонал он. - Надо же, забыл..." Ноги уже не держали его. Он опустился в кресло. Сцепив зубы, снова и снова повторял последовательность нажатий, давя пальцами на металлическую поверхность. Наконец туловище совы вздрогнуло. Статуэтка, как шкатулка, распалась на две части, и глазам бывшего гебиста предстали штырёк антенны, циферблат, лампочка и раковинообразное углубление с ядерной кнопкой.
  Силуянов поспешно нажал на её. Мощная урановая батарейка, способная сохранять энергию многие годы, привела в действие передатчик, и зелёная лампочка зажглась. Силуянов от неожиданности едва не выронил сову. Включение лампочки означало, что сигнал принят на субмарине! Она всё ещё несёт боевое дежурство, а значит, может нанести сокрушительный удар по США!
  Одновременно с загоревшейся зелёной лампочкой заработал хронометр. Побежала по кругу стрелка, отсчитывая шестьдесят секунд. Она отсчитает их, и надо снова нажать на кнопку. Загорится красная лампа. Это значит, что лодка даст ядерный залп.
  От волнения дыхание майора пресеклось. Стрелка приближалась к концу своего маршрута, а Силуянов всё ещё не верил. "Неужели действует... неужели... не может быть..."Откуда-то из подсознания всплыло желание ещё раз нажать на кнопку. Вот тогда он окончательно убедится, что проект действует. Убедится, когда Америка нанесёт по России ответный удар!
  Оставалось десять секунд. Палец, помимо воли самого Силуянова, потянулся к ядерной кнопке, как вдруг дверь открылась. Майор, нервы у которого были взведены до предела, вздрогнул и, перепуганный насмерть, обеими руками схватился за створки совы, сдвигая их.
  - Ты здесь? - услышал он голос Вадима. - А я думал, ты в туалете! Чего тут делаешь? Рассматриваешь сову? Стырить хочешь? - Он засмеялся. - Лучше не надо, а то мне из-за тебя достанется...
  - Нет, - пробормотал в замешательстве Силуянов. - Я просто вспомнил... Когда-то у меня была точно такая же, - нашёлся он.
  - Это немецкая работа, - раздался голос хозяйкиной дочери, заглянувшей в комнату. - Мне сказали, что статуэтка сделана целиком из никеля, а это большая редкость. У нас таких не делают.
  - Конечно, не делают, - торопливо согласился Силуянов.
  Вероника Кирилловна забрала у него статуэтку и поставила на место.
  - Ну так вы присоединяетесь к нам, или нет?
  - Конечно, конечно, - Силуянов суетливо поднялся и вместе с приятелем направился в большую комнату, где в эту минуту один из гостей произносил тост.
  Майор сел за стол, взял наполненную рюмку и тупо уставился на тарелку с нарезанной ветчиной. Он всё ещё не мог оправиться от потрясения. Он был ошеломлён, сбит с толку. Он ничего не понимал. Объект огромной государственной важности находится здесь, в этой явно не охраняемой квартире, и даже дверцы шкафа, где он хранится, не запираются. Но из всего этого следовало, что хозяева квартиры не имеют никакого понятия о том, какой ценностью владеют!
  Силуянов опомнился, когда вокруг стали чокаться. Он залпом опрокинул в себя содержимое рюмки, закусил ветчиной и, чувствуя, как по жилам побежало приятное тепло, стал понемногу собираться с мыслями. Только сейчас до него дошло, что с этого дня его судьба может круто измениться. Он будет последним кретином, если не использует выпавший ему шанс и не подзаработает на этом. Ставить в известность о передатчике государственные органы он не собирался. Деньги выложат Белугин с Бортновским.
  Но сначала сову надо заполучить. Хозяева, не знающие о её ценности, вполне смогут с ней расстаться. Он всмотрелся в них пристальнее. Старуха ела мало и в общем разговоре почти не участвовала. Весь её вид говорил о том, что она давно и тяжело больна и вряд ли играет в этом доме первую роль. Внимание Силуянова переключилось на дочь. Вероника Кирилловна, высокая статная дама лет сорока пяти, была энергична, улыбалась гостям и деловито руководила действиями кухарки и домработницы. Муж, рыхлый лысый субъект, выглядел вялым и рассеянным, много пил и, по всей видимости, находился "под каблуком" у жены. Гришухин успел шепнуть Силуянову, что вероникин муж сделал удачную карьеру при подмосковном губернаторе и сейчас "сидит" на жилищно-коммунальном хозяйстве. Их сын, Артём, субтильный двадцатилетний юноша, довольно миловидный, с длинными кудреватыми волосами, показался Силуянову такой же пустышкой, как и вся нынешняя молодежь. Артём явно скучал в обществе пожилых гостей, постоянно кому-то звонил по сотовому и ушёл, не дождавшись конца застолья. Силуянову стало ясно, что в будущих переговорах о покупке совы ему придётся иметь дело исключительно с Вероникой.
  
  
  Глава 8
  
  Неожиданный сигнал на пульте связи взволновал капитана Родионова больше, чем события последних дней, которые бурно обсуждал весь экипаж. Из-за этих событий субмарина пребывала теперь на дне водоёма, всплывая лишь изредка, чтобы набрать воздуха.
  Подлодке приходилось скрываться, потому что на острове появились посторонние.
  Небольшая моторная яхта бросила якорь у северной оконечности островка. Яхту засекли водолазы, которые вышли осмотреть сети и набрать водорослей для кроликов. Снизу, из пронизанной солнечным светом воды им были хорошо видны продолговатые днища яхты и маленькой лодки, которая сновала от яхты к берегу. Старший в группе водолазов лейтенант Одинцов минут двадцать наблюдал за пришельцами. Он подплывал почти к самой поверхности и даже высовывался из воды. Незнакомцы перевозили на берег какие-то вещи. На борту яхты виднелась надпись по-английски.
  Экипаж состоял из четырёх человек: одной молодой женщины и трёх мужчин - молодого и двух постарше. Одинцов следил за ними, пытаясь понять, что им надо на этом каменистом безжизненном островке. Они выгрузили на берег припасы и начали ставить палатку, явно собираясь провести на острове ночь. Мичман Боборенков, находившийся в группе Одинцова, рассказывал потом в кубрике, что выглядели пришельцы необычно: мужчины полуголые, в одних широких цветастых трусах, в тёмных очках и в кепках с длинными козырьками, а женщина в коротких, до колен, облегающих кальсонах. А ещё на ней облегающая майка, такая короткая, что виден весь живот вместе с пупком.
  Это последнее обстоятельство особенно заинтересовало моряков.
  - Неужели и пупок был виден?
  - Представьте себе, - отвечал не склонный к фантазиям Боборенков и осуждающе качал головой. - В кальсонах, да ещё с открытым пупком, она как голая была. Вот стыдобища-то! Ни стыда, ни совести!
  - Небось, приехали сюда для этого дела... - подмигивая, сказал Гриша Астахов, и сделал жест, ясно показывающий, для какого именно дела приехали незнакомцы.
  - Дурак ты, - буркнул Боборенков. - Больно надо плыть на край света, чтобы тут заниматься этим.
  - А для чего ж тогда, Васильич?
  - А вот не для этого, - повторил мичман, и, видя, что от него всё-таки ждут ответа, прибавил с важным видом: - Ничего, начальство разберётся.
  - Может, нас засекли? - встревожился пожилой матрос Лишенин, только что сменившийся с дежурства в ракетной рубке.
  - Если бы засекли, то здесь были бы не эти с бабой, а целая дивизия морской пехоты! - возразил одноногий Андрианов.
  После давней, памятной всем схватки со спрутом он уже приспособился к деревянному протезу, который для него выточил судовой столяр, и ходил на нём уверенно, часто без палки.
  - Молодая баба в кальсонах, с открытым пупком... - мечтательно повторял Астахов.
  Услышав о появлении незваных гостей, Родионов первым делом приказал опустить субмарину на дно. Неизвестным, прибывшим на остров, могло взбрести в голову подняться на его вершину и заглянуть в кратер. Также он распорядился установить постоянное наблюдение за яхтой и палаткой. Водолазы, сменяя друг друга, начали курсировать у острова, иногда всплывая на поверхность, чтобы проследить за действиями пришельцев на суше.
  Те бродили по склонам, как будто что-то выискивая, и постепенно поднимались всё выше, пока не достигли вершины. Как и следовало ожидать, они заглянули в жерло. Субмарина лежала на дне без движения, все её огни были погашены. Полазав у вершины, незнакомцы вернулись к палатке. Покидать остров они вроде бы пока не думали.
  Матросы с большим энтузиазмом вызывались идти на разведку. В основном всех привлекала молодая женщина с открытым пупком. Офицеры брали с собой бинокли, чтобы, вынырнув из воды, понаблюдать из-за укрытия за длинноногой загорелой американкой.
  По мере того, как шли дни, капитан становился всё озабоченнее. А тут ещё вспыхнула зелёная лампа. Она загорелась на пульте ясной лунной ночью, когда большинство членов экипажа отдыхало. Дежурство у приёмника нёс старший лейтенант Куприяшин. Он немедленно связался с ракетным отсеком.
  - Внимание! Готовность номер один! Ракеты к бою!
  Тишину на подлодке разорвал тревожный вой сирены. Каюта Родионова находилась рядом с рубкой связи. На ходу надевая китель, он успел вбежать туда, когда зелёная лампа ещё горела. Куприяшин в сильнейшем волнении стоял, навалившись обеими руками на стол, и не спускал глаз со стрелки хронометра.
  Капитан оттёр старлея от стола и сам наклонился к микрофону.
  - Ракетный отсек, пуск по моему сигналу! - заговорил он твёрдым, властным голосом.
  Глухо гудели двигатели. Субмарина всплыла на поверхность, раздвинулся люк в борту. Секундная стрелка отсчитала шестьдесят делений и встала. Сейчас должна была вспыхнуть красная лампа, означающая приказ запустить ракеты. Куприяшин с Родионовым застыли в напряжённом ожидании.
  Зелёная лампа погасла, а красная так и не зажглась. Зуммер умолк.
  В каюту неслышно вошли Копаев, Одинцов и Потапов и остановились за спиной капитана. Приёмник безмолвствовал. Все были настолько потрясены случившимся, что никто не мог выговорить ни слова, только молча смотрели на пульт.
  С момента последней вспышки зелёной лампы минуло без малого двадцать лет. Все эти годы приёмник молчал. Кое-кому из подводников уже стали закрадываться крамольные мысли о том, что на Большой Земле о них попросту забыли. И вот, наконец, лампа вспыхнула.
  - Товарищи, - взволнованный капитан оглянулся на вошедших. - Товарищи, лишним здесь находиться не положено! Попрошу покинуть помещение!
  Сам он вышел через полчаса. В коридоре его окружили моряки.
  - Нам дают понять, что о нас помнят, нам велят ждать и быть наготове, - сказал капитан. - Приказ о ядерной атаке может последовать в ближайшие дни, если не часы. От нас сейчас, как никогда, требуется повышенная бдительность. Впрочем, - спохватился он, - повышенная бдительность от нас требуется всегда.
  - А тут ещё принесла нелёгкая этих "туристов"... - проворчал Копаев.
  - Вчера они перевезли на берег альпинистское снаряжение, - прибавил Потапов. - Того и гляди, полезут в кратер.
  - Если они спустятся в кратер и доберутся до воды, то мы раскрыты, - сказал Одинцов. - Они нас наверняка увидят. Мы ведь лежим в нескольких метрах от поверхности. Простой фонарь высветит нас!
  - Да, товарищи, ситуация с "туристами" более чем серьёзная, - согласился капитан. - С ними надо что-то делать, и срочно.
  - Ясно - что... - буркнул Копаев.
  - Этот вопрос мы обсудим завтра, - Родионов жестом дал понять, что пора заканчивать разговор. - Прошу всех офицеров и мичманов, не занятых на вахте, завтра в семь утра собраться в ленинской комнате.
  В эту ночь мало кому удалось заснуть. Сигнал из Центра всколыхнул весь экипаж. Об этом старались не говорить, но все были уверены, что где-то там, во внешнем мире, противостояние двух общественно-политических систем достигло наивысшей точки. В ближайшие дни, а может, и часы, следовало ждать ядерного конфликта.
  Родионов лежал в своей каюте, уставившись в потолок. За годы могильного молчания Центра он уже стал надеяться, что все двадцать пять лет боевого дежурства пройдут без ракетного залпа и подлодка в положенный срок вернётся на базу. Он очень хотел, чтобы так и было. И вдруг сигнал. Правда, красная лампа так и не зажглась, но хватило и зелёной, чтобы посеять среди экипажа волнение и тревогу. Капитан пытался представить себе, что происходит за пределами острова, в сумбурном, раздираемом противоречиями внешнем мире, но в голову по этому поводу ничего определённого не приходило, и постепенно его мысли переключились на четвёрку иностранцев.
  Всё как будто говорило о том, что они явились сюда с исследовательской целью. Значит, они неминуемо спустятся в кратер. Меры придётся принимать самые кардинальные. Родионов поймал себя на мысли, что легче приказать дать залп, который уничтожит миллионы людей, чем расстрелять этих четырёх. Те миллионы были умозрительной абстракцией, трудновообразимым фантомом, на уничтожение которого легче было решиться, чем на убийство нескольких очень конкретных симпатичных молодых людей, виновных лишь в том, что прибыли на остров.
  Ещё капитан думал о том, что далеко не каждому члену экипажа можно поручить такое ответственное, а главное - нелёгкое в моральном отношении задание. Он взял бы его на себя, как ни трудно ему это было, но инструкция не позволяла ему покидать субмарину, если это грозило опасностью для его жизни. Перебрав в уме своих офицеров, он остановился на Копаеве. Тот воевал в Анголе и Эфиопии, не раз видел смерть. Операцию он должен провести без колебаний. Четвёрку придётся ликвидировать, потом утопить яхту и тщательно замести все следы.
  Утреннее собрание, улавливая витавшее среди присутствующих настроение, Родионов начал с краткого политического вступления. Ситуация в мире серьёзная, появившихся на острове людей надо рассматривать как вражеских лазутчиков и шпионов, от деятельности которых может пострадать безопасность Советского Союза. Поэтому с ними надо поступить так, как поступают с врагами на поле боя. Все с этим дружно согласились. Впрочем, никто и не сомневался, что "туристов" придётся устранять, всех волновало лишь, кому это поручит капитан.
  - На задание пойдёт группа из четырёх человек, - сказал Родионов. - Я полагаю, этого достаточно... - Он выдержал паузу, оглядывая собравшихся. - Старшим в группе назначаю Копаева.
  Сухощавый, седой, с обширными залысинами Копаев встал со стула.
  - Есть, товарищ капитан!
  Родионов жестом велел ему сесть.
  - Учитывая ваш боевой опыт, думаю, вы сможете провести операцию наилучшим образом...
  Одинцов поднял руку.
  - Можно, товарищ капитан?
  - Говорите.
  - В этом деле, на мой взгляд, надо учесть некоторые обстоятельства.
  - Какие обстоятельства, Юрий Ильич?
  - У "туристов" есть рация, - заговорил Одинцов. - Они наверняка уже передали в соответствующие инстанции сведения о том, где находятся. Поэтому велика вероятность, что после их исчезновения на остров нагрянут следователи и полиция. Тогда нас уж точно обнаружат.
  Среди собравшихся пробежал одобрительный ропот. Офицеры закивали, соглашаясь с Одинцовым.
  - Я думаю, тут надо действовать более тонко, - продолжал тот. - Исчезновение четвёрки, а также их яхты и вещей вряд ли помогут делу. Мне кажется, лучше устроить так, чтобы эти люди сами убрались отсюда. По своей воле.
  - Это как же - по своей воле? - поинтересовался Куприяшин.
  - Они не уберутся, пока не осмотрят пещеру, - послышались голоса. - В кратер уже два раза совались...
  - Товарищи, - Одинцов заговорил громче, знаком призывая к тишине. - Заставить их уйти может какое-то чрезвычайное обстоятельство. Например, гибель или серьёзное ранение одного из них в результате несчастного случая...
  Наступила тишина. Все заинтересованно смотрели на Одинцова.
  - Они часто купаются в океане, - сказал тот многозначительно. - Может ведь кто-то случайно утонуть?
  - И ты думаешь, остальные тогда уберутся? - спросил Потапов.
  - Конечно. Вряд ли они захотят оставаться там, где погиб их товарищ.
  - У острова постоянно шныряют акулы, - заметил Андрианов. - Одного-двух "туристов" они вполне могут загрызть, надо только помочь им в этом.
  Собрание оживилось. Большинству предложение Одинцова показалось дельным. Капитан, заложив руки за спину, прошёлся по комнате. В соображениях Одинцова был резон. Действительно, лучше вынудить пришельцев уйти с острова добровольно, чем устраивать их исчезновение, которое в любом случае будет выглядеть подозрительным.
  Но тогда задача подводников значительно осложняется. Инсценировать гибель от несчастного случая далеко непросто.
  - Пожалуй, вы правы, товарищ старший лейтенант, - согласился Родионов, - только как вы собираетесь всё это осуществить практически?
  - Нашими людьми замечено, что двое из них всё время держатся вместе, - ответил Одинцов. - Вместе купаются, вместе лазают по острову, зачастую скрываясь от двух других. Так вот, надо выждать момент, когда эта парочка удалится от товарищей, быстро наброситься, обездвижить и затащить в воду. А там на их кровь тут же налетят акулы. Когда другие двое вернутся, от этих останутся только растерзанные останки, - Одинцов оглянулся на собравшихся. - Полная видимость несчастного случая во время купания!
  Многие закивали, поддерживая его предложение.
  - Ну что ж, всё выглядит достаточно неплохо, - сказал капитан после паузы. - План можно принять за основу.
  - А если остальные не уйдут? - спросил Куприяшин. - Останутся на острове?
  - Очень маловероятно, - ответил Одинцов.
  Капитан посмотрел на Копаева.
  - Вам в целом задача ясна?
  - Так точно, товарищ капитан, - ответил Копаев. - Дождаться, когда они разделятся, и ликвидировать одну из групп.
  - Действовать будете по обстоятельствам, - прибавил капитан. - Главное - чтобы вас не увидели двое других. Если это случится, то придётся ликвидировать всех четверых, а это нежелательно.
  - Сделаем всё как надо.
  - Людей себе в группу подберёте сами?
  - Сам, товарищ капитан.
  Копаев взял старшину Самойленко и двух матросов из своего отделения - Близнюка и Астахова, хотя пойти на "боевую операцию" хотели многие.
  Через час, облачившись в скафандры и захватив с собой водонепроницаемую сумку с автоматом Калашникова и двумя пистолетами, группа подводников вышла через туннель на океанское дно. Утро было в разгаре. Солнце пронизывало воду до самого дна. Водолазы поплыли к выступающим из воды скалам в пятидесяти метрах от острова. Астахов обратил внимание своих спутников на серебристые силуэты, рассекающие в отдалении подводный сумрак. Копаев кивнул. Он тоже заметил стаю белых акул - самых опасных хищниц Тихого океана. Появление этих людоедов было на руку морякам, акулы должны сыграть важную роль в предстоящей операции.
  У скал водолазы выбрались из воды и сняли маски. Отсюда хорошо просматривались и яхта, и палатка на склоне древнего вулкана. Незваные гости ещё не приступили к экскурсии по острову. Молодые мужчина и женщина купались возле яхты, двое мужчин постарше сидели у палатки.
  - В прошлый раз те, - Самойленко показал на двоих у палатки, - уходили на другой конец острова и поднимались к жерлу, а эти оставались тут. Наверно, и сейчас так будет.
  - Разнюхивать пойдут, - буркнул Копаев.
  Астахов засмеялся:
  - А когда те уходят, чем занимается парочка?
  Сорокалетний Гриша Астахов был одним из самых молодых на субмарине. Двадцать лет назад, ещё совсем юнцом, он отправился в это плавание, а сейчас на его голове было полно седины. Впрочем, лысыми или седыми были на подлодке все. Погрузневший Самойленко выглядел на все пятьдесят. Столько же на вид было и Близнюку, хотя на самом деле обоим было по сорок пять.
  Таясь за скалами, подводники наблюдали больше часа. Незнакомцы завтракали у палатки, потом рассматривали какие-то бумаги, что-то горячо обсуждая. Наконец двое мужчин отправились в обход вулкана на другой конец острова. Оставшаяся парочка улеглась на надувные матрацы.
  - Вот житуха-то, - завистливо прошептал Григорий. - Никаких тебе забот, купайся да на солнышке лежи...
  - Разговорчики, - прикрикнул на него Копаев. - Товарищ старшина, - обернулся он к Самойленко, - вон те двое, кажется, начали удаляться. Проследите за ними, а мы займемся парой. Если те двинутся назад, подайте сигнал, как договаривались.
  - Есть, товарищ старший лейтенант, - отозвался Самойленко и, надев маску, погрузился в воду.
  Выбрался он уже на острове, достаточно далеко от палатки. Пройдя метров триста, обернулся и помахал руками, скрещивая их над головой. Это означало, что всё в порядке, двое "туристов" далеко и в ближайшее время возвращаться не намерены.
  К острову поплыли остальные подводники. На берегу Копаев велел Близнюку вооружиться автоматом. Он сам и Астахов взяли по пистолету.
  - Стрелять только в крайнем случае, - предупредил старлей. - Наносим противникам оглушающие удары рукоятками и относим тела в море. Я беру на себя мужчину. Тебе, - он посмотрел на Григория, - стало быть, достаётся женщина. Действуй быстро, чтоб не успела закричать.
  Парочка поднялась с матрацев и ушла в палатку. Подводники бесшумно приблизились к ней. Прислушались.
  - Похоже, они там сношаются, - еле слышно прошептал Григорий. Глаза у него блестели. - Надо глянуть.
  - Ещё чего, - так же тихо ответил старлей, рукой останавливая его. - Мы сюда не подглядывать явились. - Он помолчал секунду. - Ситуация складывается благоприятно. Застанем их врасплох. И помни насчёт крови. Крови должно быть как можно меньше! Сам отмывать будешь!
  - Всё понял, товарищ старший лейтенант, - матрос жадно вслушивался во всхлипывающие звуки.
  - Врываемся вдвоём по моему сигналу, - Копаев подкрался к входу в палатку.
  Григорий двинулся за ним. Близнюк, согласно разработанному Копаевым плану, остался наблюдать за Самойленко.
  - Пошли! - шепнул старлей и первым ворвался в палатку.
  Обнажённая парочка, действительно, занималась любовью. Григорий, едва войдя, остановился, поражённый видом красотки. Высокая, плечистая, с узкой талией, широкими бёдрами и налитыми грудями, она показалась ему воплощением его тайных ночных фантазий. Взвизгнув, она увернулась от его протянутой руки и опрометью бросилась прочь из палатки.
  - Держи её! - хрипнул Копаев.
  Сам он подскочил к мужчине - красивому лицом, но рыхловатому, с заметным брюшком, приставил дуло к его виску и прохрипел выученную по русско-английскому словарю фразу:
  - Не двигайся, или убью!
  Тот замер, побледнев. Вид незнакомцев в тёмно-серых прорезиненных костюмах настолько его поразил, что он и не думал сопротивляться.
  Тем временем Григорий выбежал из палатки вслед за женщиной.
  - Чего стоишь? - крикнул он Близнюку, который уставился на голую красотку. - Лови!
  Копаев нанёс мужчине сильный удар рукояткой пистолета под подбородок, в яремную кость. Болевой шок заставил американца откинуться навзничь.
  Старлей ещё раз ударил в то же место. Мужчина несколько раз судорожно глотнул воздух и затих.
  Убедившись, что он мёртв, Копаев быстро вышел из палатки. Женщина, Астахов и Близнюк были уже далеко, где-то у прибрежных валунов. Солнце и сверкающая морская гладь слепили старлею глаза, ему было плохо видно, но он всё же разглядел, что матросы уже поймали беглянку и, похоже, оглоушили её.
  Всё шло пока самым наилучшим образом. Судя по неподвижно стоявшему Самойленко, двое других американцев возвращаться не думали. Копаев снова вошёл в палатку. Привёл всё в порядок, вынес труп наружу. Внутренность палатки должна выглядеть так, будто никакой борьбы не было, влюблённая парочка просто ушла купаться.
  Труп он отнёс к кромке прибоя, и только сейчас до его слуха долетели какие-то невнятные возгласы. Они доносились со стороны валунов. Приглядевшись, Копаев с изумлением обнаружил, что Близнюк лежит на земле, а Астахова с женщиной нигде нет. Старлей бегом устремился туда.
  Астахов со спущенными штанами лежал за валунами на пленнице, хрипел и дёргался в сладостных конвульсиях.
  - Товарищ старший лейтенант, он меня ударил... - мычал Близнюк, обеими руками держась за живот. - Я пытался не допустить, а он ударил...
  - Матрос Астахов, встать! - зарычал Копаев.
  Григорий был на грани оргазма. Движения его стали судорожными, он тихонько взвизгивал. Копаев, вне себя от бешенства, взял его за шиворот и резко дёрнул.
  - Встать, говорят вам!
  Раскрасневшийся Астахов отвалился от женщины, уселся на землю. Озираясь мутными глазами, прикрыл рукой своё причинное место.
  - Ты советский матрос, а не насильник! - сдерживая ярость, заговорил Копаев. - Где твоя честь?
  Григорий перевёл дыхание.
  - Да при мне моя честь, товарищ старший лейтенант... Только надоело в кулак дрочить, а тут женщина живая...
  - Пойдёшь под трибунал!
  - За что под трибунал? Она ведь шпионка, враг...
  - Шпионов уничтожают, а не насилуют!
  Смущённый матрос поднялся на ноги, натянул штаны.
  - Двадцать лет без бабы...
  - Мы выполняем важнейшее боевое задание, - сурово перебил его старлей. - Может быть, только от нас зависят мир на планете и безопасность родины! А ты занимаешься такими вещами!
  - Да какими вещами, товарищ старший лейтенант? - Григорий вдруг улыбнулся и подмигнул Копаеву. - А чего, тут нас никто не видит... Почему бы и вам не оттянуться?...
  Не успел он договорить, как рука Копаева с зажатым в ней пистолетом врезалась ему в подбородок.
  - Мразь, подонок, ты кому это говоришь? Мне, боевому советскому офицеру?
  Григорий свалился прямо на женщину. Та не сводила полных ужаса глаз с побелевшего лица старшего лейтенанта. Копаев выдернул из-за пояса Астахова пистолет и засунул его к себе в карман. Женщина вскочила, но старлей схватил её за руку и снова опрокинул. Затем наклонился над ней и с силой двинул рукоятью в то же место, что и мужчине - под подбородок. Через несколько минут она перестала дышать.
  Копаев подошёл к Близнюку, уже вставшему на ноги.
  - Астахов оказался сволочью, недостойной носить звание советского моряка, - тихо, всё ещё не в состоянии отдышаться, сказал старлей. - Насиловать женщину! Позор! И когда? Во время выполнения задания!
  - Так точно, товарищ старший лейтенант, позор, - поддакнул Близнюк. - Я пытался его оттащить от неё, а он как ударит меня кулаком в глаз... А потом ещё вот сюда засадил... Прямо в солнечное сплетение попал, до сих пор дышать трудно...
  Он, конечно, не стал рассказывать, как они с Астаховым, догнав и повалив женщину, подрались за обладание ею. Сильнее оказался Астахов.
  - Посмотри, что с ним, - сказал Копаев.
  Тот наклонился к лицу Григория.
  - Живой.
  - Оттащи его к воде, положи рядом с мужчиной и оставь пока.
  Копаев обернулся в маячившему вдали Самойленко и замахал руками. Тот жестами ответил, что всё в порядке.
  Старлей взял за ноги женщину и поволок к океану. Вскоре у кромки прибоя лежали все трое. На тела накатывали волны, шевеля их головы.
  - А теперь, давай, сталкивай в воду всех, - велел он Близнюку.
  - И Григория? - пробормотал побледневший матрос.
  - И его. Таким, как он, не место на корабле.
  - Да он живой, щас очнётся...
  - Не рассуждать!
  Перехватив колючий взгляд офицера, Близнюк засуетился.
  - Есть "не рассуждать", товарищ старший лейтенант. - Он взял Астахова за ноги.
  - О его грязном поступке не должен знать никто, кроме нас двоих, - сказал Копаев. - Так будет лучше для всех, и для него в том числе.
  - Понял, товарищ старший лейтенант.
  - Его убил американец. Как и чем - ты не видел, тебя не было в палатке. Всё, что нужно, скажу я.
  - Понял.
  Оказавшись в воде, Григорий пришёл в себя, судорожно задышал, поднял голову. Старлей приблизился к нему и взял за горло.
  - Ты должен был сам покончить с собой. Скажи спасибо, что тебе помогают это сделать!
  И он погрузил его голову в воду. Астахов затих.
  Косясь на них, Близнюк думал о том, что если бы Григорий не вырубил его тогда, за валунами, когда они дрались за женщину, то на месте Григория был бы сейчас он.
  В море оттащили и трупы обоих американцев. Прилив норовил выкинуть тела обратно на берег. Копаеву с Близнюком приходилось подхватывать их и снова тащить в воду. К их счастью, дно недалеко от берега круто уходило вниз, и трупы начали погружаться.
  Подводники надели маски и опустились в пронизанную светом глубину. Тела американцев и Астахова были отчётливо видны в зеленоватых солнечных лучах. Копаев жестами велел матросу подтащить трупы влюблённой пары поближе к яхте. Сам он подхватил Астахова и поплыл с ним к туннелю. Добравшись до входа в него, он оставил тело в расщелине между камней. Судьбу этого трупа должен решить капитан.
  Толкая к яхте тела американцев, Близнюк с опаской оглядывался на белых акул, которые продолжали кружить невдалеке. Морские хищницы, почуяв кровь, постепенно приближались. Теперь их острые зубы должны завершить начатое людьми.
  Копаев с Близнюком вылезли на берег. Старлей велел матросу уложить в мешок оба пистолета и автомат, который так и не понадобился, и махнул Самойленко, приказывая тому возвращаться. Акулы кружили под самой яхтой. Кое-кто из них уже попробовал человеческие тела на вкус.
  Группа Копаева вернулась на подлодку. Через час наблюдательный пост у скал заняла другая группа, во главе со старшим лейтенантом Куприяшиным. Моряки смотрели, как двое американцев в водолазных масках до темноты ныряют в воду, вылавливая то, что акулы оставили от их товарищей.
  На другое утро, как и предполагал Одинцов, незваные гости перевезли вещи на яхту, подняли якорь и вышли в океан.
  Капитан Родионов в это время находился в радиорубке. Зелёная, а за ней и красная лампа могли вспыхнуть в любой момент.
  
  
  Глава 9
  
  Октябрь в Москве выдался ненастным, почти каждый вечер шёл дождь. Вероника Кирилловна Белявская с наполненными сумками выбралась из такси и направилась к подъезду. Она хмурилась, на ходу перехватывая сумки и доставая ключи. В последние дни на неё навалился целый ворох забот. Это и дела в медицинском центре, где она работала врачом-дерматологом, и сын-балбес, который прогуливал занятия в престижном ВУЗе, и очередная стычка с соседями по этажу, державшими двух огромных собак. Но больше всего её беспокоило здоровье матери. Та снова слегла с гипертонией.
  Прохожих во дворе почти не было. У подъезда Вероника замедлила шаг. Внезапно из-за припаркованной машины выскочила сутулая фигура в длинном пальто и в кепке, нахлобученной на глаза, и устремилась к ней. Вероника охнула и попятилась назад, к арке, за которой светился огнями Комсомольский проспект.
  - Не пугайтесь, это я, Силуянов Антон Борисович... Я к вам по важному делу...
  - Что вам надо? - дрожащим голосом спросила Белявская. - Вы караулили меня здесь?
  - Видите ли, я не решался вам позвонить, поскольку у меня такое дело, о котором лучше поговорить с глазу на глаз.
  Отдышавшись, она вгляделась в странного собеседника. Его лицо попало на свет фонаря, и она узнала гостя, который неделю назад был у неё на семейном торжестве.
  - Какое дело? - Помешкав, она продолжила движение к подъезду.
  - Прошу вас уделить мне пару минут. Хотя бы в память о вашем покойном отце, Дыбове Кирилле Николаевиче...
  Голос у отцовского сослуживца был глуховатый и торжественный. Вероника удивилась - даже не столько просьбе, сколько интонации, с которой она была произнесена.
  - Видите ли, дорогая Вероника Кирилловна. Я в своё время так уважал вашего покойного батюшку, так тесно был с ним связан, что не могу не обратиться к вам с этой просьбой...
  - Да какой просьбой, господи?
  - Вероника Кирилловна, дорогая, - прокашлявшись, заговорил Силуянов ещё торжественней. - У меня нет ничего, что напоминало бы мне о моём покойном друге, и в связи с этим уважьте, не откажите в покорной просьбе. Дайте мне одну вещь, которая напоминала бы о нём... - Майор снял кепку и приложил её к груди. - Эта вещь для вас бесполезна, вы с лёгкостью можете с ней расстаться, а для меня это память о человеке, которому однажды - вы не поверите - я спас жизнь... Дело было во время шторма...
  - Да верю я вам, верю, - Белявская наконец добралась до подъезда. - Что вы всё-таки хотите? Какую вещь?
  - Статуэтку совы, Вероника Кирилловна, - ответил Силуянов, поднимая на неё воспалённые глаза. - Она будет вечно напоминать мне о вашем отце, о тех днях, когда мы работали с ним рука об руку... Я помню эту статуэтку. Кирилл Николаевич показывал мне её незадолго до своей трагической гибели и обещал подарить, но так и не успел... - Выдержав для значительности паузу, Силуянов продолжал выдавать заранее приготовленную ложь: - Он мне уже дал её. Возьми, говорит, на память. Я же помню, Антон, как ты спас мне жизнь... Возьми, хоть этим я тебя отблагодарю... А тут мне срочный вызов из райкома, неотложное задание, я говорю: спасибо, Кирилл, скоро освобожусь, тогда зайду к тебе за ней... Но мне пришлось уехать из Москвы на целых три месяца. А когда вернулся - его уже не было с нами...
  От Силуянова исходил характерный для хронических алкоголиков запах мочи и перегара. Белявская с трудом удерживалась от брезгливой гримасы. Этот отцовский сослуживец, похожий на бомжа, ещё тогда, во время застолья, не понравился ей. Зная, что его привёл Гришухин, она собиралась поподробнее расспросить о нём Вадима Викторовича, но в тот день в суматохе забыла об этом. И вот сейчас, оказавшись с Силуяновым наедине, Вероника жалела, что ничего не узнала о нём. А главное - она не понимала, зачем ему понадобилось караулить её здесь и затевать разговор о какой-то чепухе. Скорее всего, статуэтка - это только предлог. На самом деле ему нужно что-то другое.
  - Не думаю, что мать захочет с ней расстаться...
  - Это память об адмирале советского флота Кирилле Николаевиче Дыбове! - с чувством проговорил Силуянов. - Память, которая дорога не только вашей матери, но и другим людям! - Он заглянул Белявской в глаза. - Уступите. Я готов заплатить.
  По его тёмно-серому лицу текли дождевые капли.
  "Странно, - подумала она. - Алкаш собирается купить такую дорогую вещь... Зачем она ему? И откуда у него деньги на её покупку?"
  - Я дам за неё пятьсот рублей, - прогудел отставной майор.
  - Что? - Белявская возмущённо вздрогнула. - Пятьсот рублей за немецкий антиквариат? Вы шутите! Впрочем, я в любом случае не смогу продать статуэтку. Вещь принадлежит матери.
  Она потыкала пальцем в кнопки домофона и наклонилась к приёмнику:
  - Леонид, это я.
  - Голубушка, ради светлой памяти вашего покойного отца! - Силуянов остановился за её спиной.
  "С чего она взяла, что сова - немецкая? - носилось в его мыслях. - Цену набивает, дура..."
  - Вы обратитесь лучше к самой Зинаиде Михайловне, - обернулась к нему Вероника, которая ни минуты не сомневалась, что мать со статуэткой не расстанется, тем более за какие-то жалкие пятьсот рублей. - Лично я ничем не могу вам помочь.
  - Как не можете? Почему? - Глаза Силуянова бегали, он поминутно вытирал ладонями лицо. - Родная моя... Ради светлой памяти... Так и быть, дам семьсот... тридцать! Прямо сейчас!
  - Даже разговаривать не хочу на эту тему,
  - Семьсот тридцать рублей, больше вам никто не даст! - взмолился Силуянов.
  - Вы хоть знаете, уважаемый, сколько стоит такая вещь?
  Силуянов замер.
  - Сколько?
  - Не одну сотню долларов, - ответила Белявская, изобразив самую любезную улыбку. - Но вы позвоните Зинаиде Михайловне, когда она выйдет из больницы. Может, она вам её так, бесплатно, отдаст, - прибавила она с сарказмом и раскрыла дверь. - За мной не идите.
  Силуянов несколько минут стоял в глубокой задумчивости, а потом побрел к арке. Семьсот тридцать рублей - это всё, что у него было.
  По правде сказать, он не ожидал, что Вероника запросит за сову так много. Ему казалось, что пяти сотен за какую-то паршивую металлическую статуэтку хватит за глаза.
  После посещения квартиры контр-адмиральской вдовы он потерял покой и сон. Мысль о секретном передатчике преследовала его неотступно. Как ни удивительно, но передатчик работал! Сигнал был принял на подлодке, об этом свидетельствовала зажёгшаяся зеленая лампа. Уж кому, как не Силуянову, было знать, что если бы он ещё раз, спустя минуту, нажал на кнопку, то субмарина, прячущаяся где-то на просторах Тихого океана, выдала бы мощный сокрушительный залп по Америке, который наверняка привёл бы к катастрофическим последствиям для всей планеты. Американские противовоздушные силы, конечно, не смогли бы отразить внезапную ядерную атаку, но они, благодаря спутниковому слежению, вычислили бы, откуда ракеты были выпущены, обнаружили бы советскую подлодку и тут же обрушили свои ракеты на Москву и российские города. Возможно, у России после этого хватило бы сил нанести ответный удар. Америка ответила бы новым залпом, и всю планету окончательно накрыло бы радиоактивное облако.
  Когда Силуянов думал об этом, у него захватывало дух. Белугин и его заокеанские покровители должны выложить за сову не меньше миллиона долларов. С опальным генералом можно связаться через Бортновского, который при Путине, как многие гебисты, сделал неплохую карьеру.
  "Бортновский наверняка не потерял связей с Белугиным... - размышлял майор. - Он, конечно, тоже понемногу шпионит в пользу Америки... Сосёт, упырь, денежки из своих заокеанских хозяев... Они все там, на верхах, сосут... - Стоило ему подумать о нынешней высшей чиновничьей бюрократии, как его захлестнула ярость. - Все они воры и шпионы! Все до единого! Только и знают, что торговать родиной!"
  Делиться с государством такой драгоценностью, как передатчик, он не собирался. "Дерьмократы" в ту же минуту отдадут сову "дяде Сэму" и загребут на этом миллиарды, а ему, Антону Силуянову, заслуженному связисту, вложившему в проект столько сил, достанутся синяки и шишки. Правда, путаться с Белугиным и Бортновским тоже не особенно хотелось. Майор на собственной шкуре узнал, что это за публика. Поэтому его соображения о том, как он поступит с передатчиком, были пока довольно смутными. Прикидывая так и этак, Силуянов в конце концов решил, что сначала надо заполучить передатчик, а уж потом думать, как быть дальше.
  Неопределённости в его планах во многом способствовало ещё и понимание того, что, получив за сову деньги, даже большие, он уже вряд ли поживёт в своё удовольствие. Он был давно и тяжело болен. В последнее время ему стали отказывать почки, отвратительно работала печень, болело сердце, а в кишечнике, судя по результатам рентгена, который ему сделали в прошлом году, росла раковая опухоль. Нет, в своё удовольствие ему уже не пожить. Поздно. Но деньги за передатчик он всё-таки получит. Из принципа получит! Хотя бы последние денёчки проведёт в роскоши на Сейшелах!
  Весь вопрос упёрся в эту чёртову вдову и её дочку, которая ломила за статуэтку совершенно несусветные деньги. "Ну, сотни долларов - это она, конечно, загнула, - думал Силуянов, возвращаясь в тот вечер к себе в Люберцы. - Ничего не поделаешь, придётся предложить ей тысячу рублей... Она точно согласится... В магазинах такие хреновины можно в два раза дешевле купить... Ладно, пусть грабит... Тысяча, так тысяча..."
  Он дождался выплаты пенсии и, захватив с собой не тысячу, а на всякий случай тысячу сто рублей, снова поехал к Белявской.
  Он ждал больше двух часов. Вечер выдался холодный, отставной майор продрог в своём лёгком пальтишке.
  Белявская подъехала в одиннадцатом часу. Вылезла с сумками из такси.
  - Вероника Кирилловна...
  - Что? - Она обернулась - Опять вы?
  - Родная, - Силуянов с чувством прижал руку к сердцу. - Ради вашего покойного отца... Жизнь я ему спас...
  - Ах, отстаньте! Не до вас сейчас!
  - Я деньги принес за сову.
  - Сколько? - Белявская остановилась.
  - Восемьсот пятьдесят рублей. Вот, пожалуйста, могу прямо сейчас дать, - он запустил руку в карман.
  Белявская с возмущенным видом двинулась дальше.
  - Ну хорошо, уговорили! Ради Кирилла Николаевича мне тысячи не жалко! Берите!
  - Долларов? - деловито спросила она через плечо.
  - Каких долларов, голубушка? - взвыл майор.
  Вероника принялась нажимать на кнопки домофона.
  - Ладно, всё, не желаю больше говорить с вами, - она наклонилась к микрофону. - Артёмчик? Это я... Ждите, когда поправится Зинаида Михайловна, - прибавила она, обернувшись к Силуянову. - Вот ей и предложите свою тыщу!
  - А вы сколько хотите? - Сбитый с толку майор попытался было сунуться за ней, но дверь уже закрывалась. - Сотню могу прибавить!
  - Пока мать больна, о таких вещах даже разговаривать не хочу, и не караульте меня больше!
  - Когда ж она выздоровеет?
  Дверь захлопнулась.
  Мысли Силуянова пришли в смятение, а потом заработали только в одном направлении: где бы выпить?
  Это желание настолько захватило его, что он не мог думать ни о чём другом. В ближайшем магазине он купил бутылку водки и две бутылки пива и поехал на вокзал. Там он несколько раз приложился к бутылке с водкой. Пил потом и в электричке с какими-то весёлыми попутчиками. Сам не помнил, как доехал до Люберец. Очнулся в сыром незнакомом подъезде. Пальто и брюки были в грязи, в карманах пусто. Денег при нём не было ни копейки.
  С чугунной головой он вернулся к себе, и на заначку, припрятанную с получки, купил у Кирьякова стакан сивухи.
  Он не мог прийти в себя несколько дней. Почти всё время лежал, питаясь одним лишь хлебом и бульоном из концентратных кубиков. Когда он, заросший, в нелепой кепке и длинном грязном пальто вышел наконец из барака, на него со всех сторон устремились удивлённые или насмешливые взгляды. Торговки гнали его от своих лотков. Он долго слонялся по городу, и в конце концов пришёл к выводу, что будет последним кретином, если не использует шанс, который посылает ему судьба. Сову надо добыть во что бы то ни стало. Кровь из носу, а добыть.
  Ему пришло в голову явиться к Белявским с топором и изрубить их всех в капусту, тем более народу там вроде бы всего ничего - старуха, не встающая с кресла, и её внук-дохляк. Вероника с мужем на работе до позднего вечера. Силуянов в свои лучшие годы бывал в афганских командировках и видел смерть. Убить он сможет.
  Он носился с этим планом довольно долго, пока не пришёл к выводу, что риск велик. У Белявских уже знают, что он охотится за совой, и милиция сразу выйдет на его след. Нет, лучше договориться с Вероникой и купить статуэтку. Придётся заплатить много, но деньги достать можно. Например, продать эту комнату. Хватит на десяток сов.
  Гришухин при встрече с ним сообщил, что состояние Зинаиды Михайловны ухудшилось. Она, похоже, не сегодня-завтра умрёт. Силуянов взволновался. Теперь-то уж Вероника не отвертится от продажи совы. Надо встретиться с ней в спокойной обстановке и выяснить, сколько она хочет за статуэтку. Какова её окончательная цена. А пока через Гришухина он ловил новости о старухе.
  Она скончалась перед самой его пенсией. Силуянов, как всегда оживлённый накануне получения денег, поехал в Москву, выпил с Гришухиным, заодно узнал, когда будут похороны. Приятель, смущаясь, сказал, что Вероника пригласила его, Гришухина, проститься с покойной, а вот Силуянова просила с собой не брать.
  - Почему? - насупился майор.
  Вадим пожал плечами.
  - Хрен её знает. Что-то ты не понравился ей. Баба с заскоками, на таких грех обижаться...
  Однако Силуянов уже настроился на решительный разговор с Вероникой и не собирался отступать.
  
  
  Серый осенний день перевалил за полдень, когда к церкви обширного кладбища на окраине Москвы подкатил похоронный автобус и из него вытащили гроб. Гроб переложили на тележку. Двое носильщиков с провожающими, не спеша, как подобает на похоронах, направились к церкви. Служба длилась недолго. Холодный сквозняк залетал в залу и колебал огоньки свечей на паникадилах.
  Когда гроб везли по кладбищу, громко раскаркались вороны и зашумели, затрещали на ветру остатки листвы на деревьях. Повсюду стояли лужи. Обходя их, пожилые люди замедляли шаг. Процессия растянулась.
  Рядом с могилой Кирилла Дыбова была вырыта яма. Могильщики опустили в неё гроб, быстро засыпали его землёй и, получив деньги, сразу ушли. Провожающие задержались у свежей могилы. Восьмидесятилетний старик, сослуживец Дыбова, сказал краткое прощальное слово - что-то о верности памяти покойного мужа, которую усопшая хранила до последней минуты. Его надтреснутый голос заглушали вороны и тарахтенье экскаватора за забором. Все изрядно замёрзли и облегченно вздохнули, когда больше желающих говорить не нашлось.
  Идя к выходу с кладбища, процессия снова растянулась. Погрустневшая Вероника шла одной из последних. Она чувствовала себя усталой и простуженной, а ведь сегодня ей ещё предстояли поминки и множество телефонных звонков, которые просто необходимо было сделать. Задумавшись, она не заметила, как рядом пристроилась сутуловатая фигура в драповом пальто, вышедшая с боковой дорожки.
  - Сочувствую вам, Вероника Кирилловна, - услышала Белявская знакомый глуховатый голос и в испуге обернулась.
  Опять он! Она ведь его не приглашала. Теперь, того и гляди, на проминки начнёт напрашиваться. Конечно, она ему решительно откажет. Этого вонючего бомжа ни в коем случае нельзя сажать за один стол с приличными людьми.
  - Вы насчёт совы? - спросила она тихо, чтобы не услышали идущие впереди. - Я сейчас не намерена разговаривать об этом. И попрошу вас впредь не преследовать меня, а то так недолго и в милицию попасть.
  - Вероника Кирилловна, выслушайте меня...
  - Говорите быстрее, мне некогда.
  - Вероника Кирилловна, я дважды спасал жизнь вашему отцу, - трагическим тоном сообщил Силуянов, прижимая кулак к сердцу. - На Камчатке он упал с корабля в ледяную полынью, и мы с матросом Онищенко прыгнули в воду, чтобы спасти его...
  Дыбов действительно одно время служил на Камчатке. Узнав об этом от Гришухина, Силуянов вчера весь вечер придумывал историю, которая должна выглядеть волнующе и в то же время правдоподобно.
  - Глубина большая, волнение на море шесть баллов. Волна бросила Онищенко прямо на выступ льдины. Он ударился головой и тут же пошёл на дно. Кирилл тоже скрылся под водой. Я думал - всё, погиб друг, нырнул из последних сил и вдруг нащупал в ледяной воде его руку. Он уже шёл на дно. Я схватил его, тащу за собой...
  - С какой целью вы мне всё это рассказываете? - резко перебила Белявская. - Хотите получить статуэтку?
  - Это моё самое заветное желание, Вероника Кирилловна. Поставлю её у себя на видном месте, буду смотреть на неё и вспоминать старого друга... Как много мы пережили с ним... - Силуянов вытер кулаком сухие глаза. - Одна Камчатка чего стоит...
  - Статуэтка слишком ценна, чтобы я так просто с ней рассталась, - сказала Белявская. - Конечно, я могу её продать, но у вас денег не хватит. А вот хотите, я продам вам его фляжку? Или авторучку? Вам-то, небось, всё равно, на что глядеть, чтобы вспоминать его.
  - Вероника Кирилловна, понимаете, с совой связана одна история, которую мне не забыть до гробовой доски...
  Шедшие во главе процессии уже подходили к воротам. Кое-кто с недоумением оглядывался на Силуянова, которого ни в церкви, на прощании у могилы не было.
  - Некогда мне выслушивать ваши истории, - недовольно сказала Белявская. - Хотите получить сову - платите деньги. Это старинная немецкая работа, девятнадцатый век, первая половина. И стоит она... - Вероника запнулась. - Никак не меньше десяти тысяч долларов.
  Силуянов остановился.
  - Десяти тысяч долларов? Да мы с Кириллом купили её на барахолке за гроши!
  - А вот выяснилось, что девятнадцатый век, - упрямо повторила владелица статуэтки.
  - Как же это - девятнадцатый век? - задрожавшим голосом пролепетал майор. - Это металл, безделушка... Таких полно везде... Ей вся цена - сто рублей в базарный день...
  У ворот к ним подошёл муж Вероники Кирилловны, недовольно оглядел Силуянова.
  - Вероника, не задерживайся, - он взял её под руку. - Все уже в автобусе... Этот тип опять здесь? - прошептал он, наклонившись к ней. - Ты же его не собиралась приглашать!
  - Я и не приглашала, он сам явился.
  - Всего хорошего, мы вас не задерживаем, - нарочито сухо сказал Силуянову Белявский.
  - Да, уважаемый, до свидания, - прибавила супруга.
  Прежде чем залезть в автобус, Белявский что-то негромко сказал двум верзилам, помогавших на похоронах. Те хмуро покосились на одинокую фигуру в тёмном пальто.
  Майор с поднятым воротником, в нахлобученной на глаза кепке стоял, привалившись плечом к столбу. Двери закрылись. Автобус развернулся и покатил по безлюдной улице.
  Он скрылся из виду, а бывший гебист всё стоял, сцепив руки и стуча зубами от холода. Ему казалось, что он держит никелированную сову. Он почти физически ощущал холод её металла и лихорадочно шарил пальцами по складкам и выступам на её поверхности, ища потайные кнопки.
  
  
  Глава 10
  
  Ночью Силуянову приснился сон.
  Будто поздним вечером он идёт за Вероникой, спешащей куда-то с хозяйственными сумками. Рядом маячат кладбищенские ворота, за которыми угадываются кресты и ограды. "Вероника Кирилловна, Вероника Кирилловна", - угрюмо талдычит он. Она не оборачивается, потом резко останавливается. Её лицо попадает в свет фонаря. "Десять тысяч долларов, немецкая работа!" - говорит она. "Я заплачу, - торопливо соглашается Силуянов. - Я прямо сейчас заплачу". Он блефует. Никаких денег у него нет, и потому он волнуется. Пот течёт по нему ручьями. Вероника удивляется: "Откуда вы достали такую большую сумму?" "Да уж достал, Вероника Кирилловна. Только ради вашего покойного отца".
  Он говорит это, а у самого такое чувство, будто кто-то на него смотрит. Тот, кто прячется во мраке кладбища. От этого пристального сверлящего взгляда Силуянову неуютно.
  "Значит, вы прямо сейчас готовы заплатить?" "Прямо сейчас. Только одно условие, Вероника Кирилловна. Я должен убедиться, что это та самая сова". "В каком смысле?" "Ну, та самая, которую мы с Кириллом купили на барахолке". "Что за вздор!" - говорит она. "Я должен сначала её осмотреть, подержать в руках", - настаивает Силуянов.
  Он чувствует, что тот, кто следит за ним, постепенно приближается, и оттого его беспокойство нарастает. Он должен как можно скорее заполучить эту проклятую сову, пока тот, кто следит, не увёл её из-под самого его носа.
  "Покажите мне её, Вероника Кирилловна, и я тут же её куплю. За десять тысяч долларов, как договаривались. Деньги тут, в кармане". Она колеблется. "Ну вот ещё, показывать. Я дам вам сову, а вы, того и гляди, убежите". "Не убегу, клянусь". "Ладно, так и быть".
  Она оборачивается и кого-то зовёт. Подходит её лысый муж с рыбьими глазами, за ним толпа гостей с похорон. Старики с медалями и старухи недоверчиво пялятся на Силуянова и следят за каждым его движением.
  Вероника достаёт из продуктовой сумки сову. "Ну, нате, смотрите". "Знаете ли, Вероника Кирилловна, та сова, которую мы покупали с вашим отцом, была с секретом. В ней были потайные кнопки. Я должен проверить, прежде чем деньги платить. Может, это другая сова. Может, в ней и нет никакого секрета". "Врёт, небось", - шепелявят старики. "Проверяйте, только быстрее", - говорит Вероника.
  Сова оказывается в руках Силуянова и он начинает шарить по ней пальцами. Если он её откроет, произойдёт нечто очень важное. Он ещё сам не знает, что именно, но после этого всё сразу изменится. По-крайней мере, он избавится от слежки, которая его так беспокоит. Тот, кто за ним следит, уже близко, он стоит за спинами стариков и смотрит на него.
  Нажимая на сову, Силуянов оглядывается по сторонам. Из полумрака выныривают какие-то бледные расплывчатые лица, похожие одно на другое. Почему не работают эти чертовы кнопки? - думает Силуянов. Механизм, что ль, заржавел? Он торопится. Сердце гулко стучит в груди, трудно дышать, не хватает воздуха. Он жмёт почти наощупь.
  Неожиданно он чувствует, что следящий находится рядом, за его спиной. Силуянов каменеет, он не в состоянии повернуться. Впрочем, ему и не надо оборачиваться. Он и так знает, что это Белугин с Бортновским. Они здесь. Они явились за совой.
  "Ну, что вы возитесь? - нетерпеливо говорит Вероника. - Врёте, небось, про секреты". "Конечно, врёт, - чуть ли не хором подтверждают старики. - Как бы не удрал с совой!"
  Сова, наконец, раскрылась и все издают дружный вопль изумления, после чего устанавливается мёртвая тишина. Силуянов показывает всем кнопку. "Видите?" - говорит он и нажимает на неё. Секундная стрелка начинает движение по кругу. "Что это? - лепечет в замешательстве Вероника. - В сове ещё что-то есть?" "Есть, - говорит Силуянов. - Секреты ещё не кончились. У совы есть главный секрет!" "Какой?" "Минуту терпения".
  Пришедшие в себя старички зашептались, снова подступили к Силуянову. "Не верьте ему, отдайте сову нам". Это, похоже, сказал Бортновский. Или Белугин. А скорее всего - оба вместе. Их голоса раздаются глухо, их почти не слышно в общем шуме. Громко закаркала ворона, перекрывая все остальные звуки. Силуянов держит сову и почти не видит её сквозь пот, заливающий ему глаза. Секундная стрелка совсем неразличима, он лишь каким-то шестым чувством угадывает, что она завершает круг.
  Кто-то пытается выхватить у него сову. Его вдруг осеняет, что минута прошла, он тычет пальцем в углубление, нащупывает кнопку, жмёт её и загорается красная лампа. В мутном тумане она кажется неотчётливым красным пятном. Все снова умолкают. "Десяти тысяч долларов за такую вещь мало!" - раздаётся в тишине голос Вероники или кого-то другого - для Силуянова это не имеет значения. Для него ничего уже не имеет значения. Он выпускает сову из рук. Её никто не подхватывает. Никому не нужная, она падает к его ногам.
  Земля вдруг закачалась, и всё вокруг стало рушиться. Но вместо страха Силуянова охватывает торжество. Радость теснит ему грудь. Падают обломки, рассыпаются, словно сложенные из кубиков, огромные мрачные дома со светящимися квадратами окон. С новой, ужасающей силой начинает каркать ворона. Старики в панике разбегаются. Луч света на миг выхватывает из полумрака испуганное лицо Вероники. Показываются и пропадают Бортновский с Белугиным. Как две большие крысы, они шарахаются в сторону и их заваливает обломками. Обломки сыплются уже и на самого Силуянова. Он в ужасе, но не делает попытки бежать. Он остаётся на месте, глядя, как вокруг, как в замедленном кино, рассыпаются дома.
  С этим двойственным ощущением - страха и ликования, он проснулся и резко сел на своём жёстком матраце, сбросив с себя пальто, служившее ему одеялом. Сквозь треснутое оконное стекло в комнату сочился бледный рассвет. Где-то на улице громко и надрывно каркала ворона.
  Силуянов какое-то время сидел, тупо глядя перед собой. В эти первые секунды пробуждения он ещё находился в мире своего кошмара, в мире, где разом сгинули все его враги, начиная с Лигасова, Бортновского и Вероники и кончая власть предержащими "дерьмократами", террористами, проститутками, сутенёрами, американскими империалистами и прочей воровской нечистью, разъезжающей на иномарках. И приговор им всем, всему этому погрязшему в воровстве и разврате миру вынес не кто-нибудь, а он, Антон Силуянов.
  Сознание того, что он может вынести такой приговор, наполняло его душу неизъяснимым торжеством. Сновидение ушло, сделавшись смутным воспоминанием, но чувство торжества не исчезло. Силуянов, весь переполненный им, встал, подошёл к окну и вдохнул полной грудью сырого туманного воздуха. Из окна были видны чахлые деревья, бараки, трубы, и надо всем этим висело низкое мглистое небо. Он накинул на плечи пальто и вышел в коридор. Там храпели бомжи, лёжа вповалку на полу. Из подвала неслась вонь от протухшего мяса - гастарбайтеры уже начали лепить пельмени. Спотыкаясь о спящих, Силуянов прошёлся по коридору.
  - Всё это надо вычистить, - подумал он вслух. - Слишком много грязи. Грязь, грязь, кругом грязь. Вычистить надо.
  Он понял, для чего ему нужна сова. С её помощью он самой судьбой призван положить конец всеобщей грязи и безумству. К сожалению, человечество, погрязшее в пороках, вряд ли погибнет в очистительной ядерной войне, но будет отброшено на много столетий назад. Людям придётся сызнова начинать путь к вершинам прогресса.
  "Будем надеяться, - твердил себе Силуянов, расхаживая по полутёмному коридору, - будем надеяться, что во второй раз человечество не повторит прежних ошибок..."
  Он чувствовал себя богом, выносящим смертный приговор всему миру, и задыхался от восторга. Он смотрел на храпевших бомжей и мысленно повторял, что погибнут все, не только эти недочеловеки. Погибнут спекулянты, которые когда-то надули его с билетами "МММ", милиционеры, регулярно останавливающие его у метро, риэлторы с их продажными нотариусами, обманувшая его молдаванка, сволочь Кирьяков, Бортновский, "дерьмократы", вообще все, кто ползает по этим серым улицам и даже знать не знает о существовании отставного майора войск связи Антона Силуянова.
  Размечтавшись, он споткнулся о бомжа. Тот перестал храпеть и поднял голову. Увидев Силуянова, заматерился и запустил в него бутылкой.
  - Ничего, скоро сдохнешь, - пообещал ему Силуянов, скрываясь в комнате.
  - Сперва я тя покромсаю! - свирепо отозвался бомж.
  - Сдохнешь, сдохнешь, - приоткрыв дверь, почти пропел Силуянов. - Все вы сдохнете! - И снова скрылся.
  Люди рождены для страданий и смерти, рассуждал он, а значит, всё в мире бессмысленно и с ним надо кончать кардинально. Человечество должно сказать мне спасибо, что я прекращаю его страдания...
  Он достал из-за батареи бутылку с остатками водки и допил их залпом. Его ликование сменилось ненавистью. Он погрозил двери кулаком и повторил, на этот раз сурово:
  - Сдохнете все!
  Какое-то время он сидел на матраце, глядя перед собой и шепча ругательства. Наконец встал, взял чайник и отправился на кухню.
  В коридоре он задумался и едва не налетел на гастарбайтера, вышедшего с ведром из подвала. Ведро было наполнено вонючей жижей. Гастарбайтер крикнул: "Дорогу!" - и Силуянов шарахнулся. Рабочий вышел во двор и выплеснул жижу в уличную грязь.
  - Лепите пельмени, лепите, - ухмыльнулся майор. - На том свете жрать их будете...
  На кухне расхаживал Кирьяков в трусах и в майке, злой с похмелья.
  - Что, ментура, так рано встал? - буркнул он.
  - Думаю я, Женя, что мне делать с людьми, - сказал бывший гебист, зажигая свободную конфорку. - Крематорий им устроить, или оставить, пусть живут?
  Кирьяков хмуро покосился на него.
  - Ты что это задумал, ты, рожа ментовская?
  - Да вот, подумываю кончить со всеми, а то слишком много людишек развелось.
  Сосед понял его по-своему.
  - Гнида, спалить нас вздумал? Если тебя подпалили, то пусть и другие горят, да? - Он схватил Силуянова за ворот пальто. - Ты, сука, думай, чё говоришь! Нам ведь, падла, новой жилплощади никто не даст! На улице очутимся! Я тя тогда своими руками, гада, задушу!
  Силуянов закашлялся. Сердце его словно защемило прищепкой.
  - Ты что, Женя, ты что... - задыхаясь, просипел майор. - Я же не то имел в виду...
  Он нашарил табуретку и тяжело опустился на неё. Сердце стало понемногу отпускать.
  - Я не то имел в виду...
  - А хрен тя знает, - пробурчал Кирьяков и разбил на сковородку яйцо.
  Кухня наполнилась громким шварканьем и запахом яичницы.
  - Женя, выпьем сегодня с тобой? - заискивающе прохрипел Силуянов. - Я пенсию получил, деньги есть... За мой счёт выпьем...
  Кирьяков посмотрел на него мутными глазами.
  - Нравишься ты мне, ментура, не знаю - за что, а нравишься, - сказал он. - Если б не нравился, убил бы давно.
  Силуянову вспомнился сегодняшний сон, в котором он так ловко провёл Веронику, и ему вдруг подумалось, что совсем не обязательно покупать сову. Достаточно попросить её у Вероники на пару минут. Ему и нужно-то всего две минуты, чтоб вскрыть передатчик и дважды нажать на кнопу. Он может даже вскрыть его на глазах у Вероники, как это было во сне. И деньги для этого не нужны. Скоро ему вообще не нужны будут деньги. Ни ему, ни кому другому.
  Он достал из кармана несколько смятых десятирублевок.
  - На, Женя. Всё равно скоро подыхать, так уж выпьем хоть.
  - Вот за это я тебя люблю, мусорок, - заулыбался Кирьяков.
  На столе появилась двухлитровая пластиковая бутыль, наполовину наполненная мутной желтоватой жидкостью. Силуянов, как бывало с ним много раз, напился до почти невменяемого состояния. На этот раз он не уполз к себе в комнату, а остался лежать на кухне.
  Приходили соседи и бомжи, готовили себе немудрящую еду, ели, пили, разговаривали и почти не обращали внимания на пьяного старика в драповом пальто. В конце концов на кухню явилась толстуха, жившая в этом же доме, и увела Силуянова в его комнату. Тот почти висел на ней, вращал осоловевшими глазами, скалился в усмешке и бормотал что-то про сову, кнопку и ядерные ракеты.
  - До ядерных ракет допился, старый, - качала головой толстуха. - Пора тебе снова в больницу...
  Загул отставного майора кончился тем, чем и все предыдущие: протрезвев, он обнаружил, что у него пропали деньги. С тяжёлой головой он долго искал их по комнате, выворачивал карманы, шарил за батареями и в дырках в стене, но не нашёл ни рубля.
  Не в силах бороться с тошнотой, он отправился к Кирьякову и тот с готовностью и совершенно бесплатно налил ему стакан. Такая услужливость показалась Силуянову подозрительной.
  - А не ты ли, Жень, у меня пенсию стащил?
  - Ты что, Борисыч, как ты мог подумать про меня такое.
  - Женя, побойся Бога!
  - Не брал я, говорят тебе. Бомжары, небось, свистнули, когда ты на кухне валялся без задних ног.
  - Я в карманах пенсию не держу, сам знаешь.
  - А мне по хрену, где ты её держишь. Меня тут два дня не было, спроси у Таньки.
  - Отдай хотя бы рублей двести! - взвыл майор. - Отдай, а то Бог тебя накажет!
  - Жрёшь мою водяру на халяву и ещё поклёп на меня возводишь, - разозлился Кирьяков. - Вали отсюда, гнида ментовская!
  Он спихнул Силуянова со стула и начал толкать к двери.
  - Придётся идти в милицию писать заявление, - применил майор свой коронный аргумент, который обычно приберегал на самый крайний случай. - Со мной ведь никого, кроме тебя, не было... Кому ж стащить, как не тебе...
  - Да пиши, падаль! У ментов только и дел, что бабки твои искать!
  Силуянов взглянул на него волком и скрипнул зубами. Откладывать истребление мира больше не было никакой возможности. Народ совершенно обнаглел. Кругом одни воры.
  
  
  Глава 11
  
  Он ушёл к себе, улегся на матрац и лежал весь остаток дня, накрывшись пальто. Чувствовал себя плохо. Поднялся на ноги лишь на следующий день. Долго сидел в ванной, моясь и бреясь. В шестом часу вечера отправился на вокзал.
  До дома на Комсомольском проспекте он добрался, когда уже смерклось. На домофоне подъезда набрал номер. На вопрос: "Кто там?" - смиренно осведомился, дома ли Вероника Кирилловна. "Ещё не пришла, - ответила домработница. - А кто это?" "Извините", - ответил Силуянов и отошёл к припаркованным машинам. Ему уже не впервой было стоять здесь, поджидая Белявскую.
  Моросил дождь. Во дворе не было ни души. Редкие прохожие торопились скрыться в подъездах. Силуянов не сводил глаз с тёмной глубины арки, настораживаясь всякий раз, когда в ней кто-нибудь показывался или во двор въезжала машина.
  Он видел, как приехал муж Вероники. Он приехал один, без жены, что не могло не порадовать бывшего гебиста. В присутствии мужа он вряд ли решился бы завести с Вероникой разговор о сове. Сама она появилась в одиннадцатом часу. Выгрузилась из такси с двумя сумками и сразу направилась к подъезду.
  Он выступил из тени.
  - Вероника Кирилловна...
  Она мельком оглянулась и ускорила шаг.
  - Я согласен с вашими условиями. Плачу десять тысяч долларов.
  - Да бросьте заливать.
  - Деньги я достал. Когда вам их передать?
  Силуянов произнёс это так уверенно, что Белявская растерялась.
  - Откуда у вас десять тысяч долларов? Вы всё пропили давно.
  - Не всё. Я заложил в банк жилплощадь и получил десять тысяч долларов наличными, - лгал Силуянов твёрдым тоном.
  За его комнатушку в люберецкой коммуналке ни один банк и тысячи долларов не дал бы, но Вероника, не имевшая никакого представления о его жилищных условиях, готова была поверить.
  - Врёте, - сказала она не слишком уверенно. - И вообще не желаю с вами разговаривать. Я вас, кажется, предупреждала, чтобы вы не караулили меня.
  Её замешательство было вызвано прежде всего тем, что статуэтки в доме уже не было. Она подарила её декану факультета, в котором учился Артём, причём произошло это ещё до похорон матери. Поэтому на кладбище, чтобы раз и навсегда отвязаться от Силуянова, она и назвала такую несуразную цену - десять тысяч долларов. На самом деле она понимала, что металлическая птица вряд ли стоила приличных денег. Наверное, со временем, поддавшись настойчивым уговорам Силуянова, она и продала бы ему сову по дешёвке, но тут появился этот Мартынюк. Он лично приехал на квартиру Белявских и долго говорил с Вероникой. Сыну за неуспеваемость и регулярные прогулы грозило отчисление, и ей пришлось выдать декану круглую сумму за то, чтобы её оболтуса оставили в институте.
  Мартынюк вёл себя в квартире Белявских бесцеремонно. Обнаружив в баре бутылку английского коньяка, тут же её выпросил. Понравился запах духов, и Веронике пришлось презентовать ему пузырёк. Увидев в шкафу никелированную сову, он вспомнил, что его супруга коллекционирует статуэтки птиц. Вероника вручила ему и сову, мысленно благодаря Бога за то, что отцовские ордена заперты в ящике стола, а то этот лощёный субъект потребовал бы и их. После его ухода она долго кипятилась и кричала на сына, грозя ему всеми карами, какие только могла придумать.
  - Ради памяти о вашем покойном отце на любые жертвы готов, - трагически возвестил Силуянов. - Вынесите мне сову, я тут же рассчитаюсь с вами и кончим с этим.
  - А вы покажите мне эти десять тысяч долларов, - потребовала Белявская. - Покажите!
  - Сначала я должен убедиться, что это та самая сова, - ответил майор. - В ней есть секретные кнопки. Она раскрывается. Поэтому я должен...
  - Нету там никаких кнопок, - перебила его Белявская.
  - Они замаскированы под оперение. Вынесете мне сову, хотя бы на пару минут. Если я её открою, вы сразу получите деньги.
  - Прямо тут? - Вероника недоверчиво прищурила глаз.
  - Прямо тут.
  - Сперва покажите деньги.
  - Нет, сперва сова.
  - Сперва деньги, хотя бы из ваших рук! - настаивала Вероника.
  - Я их сегодня в банке получил!
  - Так выньте, покажите.
  - Здесь они, при мне.
  - Покажите!
  - Здесь, говорят вам, в этом кармане!
  - Ага, вот видите!
  Белявская облегчённо перевела дыхание, признаваясь себе, что померла бы от досады, если бы этот бродяга действительно вытащил из кармана пачку долларов.
  - У вас ничего нет, так бы сразу и сказали, - она нажала на кнопки домофона. - Костя, это я, открой!
  Замок щёлкнул, открываясь.
  - Вероника Кирилловна, на две минуты, только на две минуты! - Силуянов в волнении шагнул за ней.
  - Не преследуйте меня, а то закричу! - взвизгнула она. - Вы, оказывается, не только алкаш и ворюга, вы ещё и лгун!
  - Вероника Кирилловна...
  - Не желаю больше с вами разговаривать! Уйдите отсюда и чтоб я вас больше не видела!
  Это уже донеслось из-за двери, которая захлопнулась перед носом отставного майора. Как он хотел в эти минуты нажать на ядерную кнопку, чтобы в огне атомной войны сгорела и эта "змея", как мысленно называл он обладательницу передатчика! Он стонал, называя себя последним кретином. Ещё совсем недавно он держал передатчик в руках, раскрыл его и даже нажал на ядерную кнопку. Почему он тогда не нажал во второй раз, чтобы зажглась красная лампа?...
  Он шёл к арке, когда ему навстречу во двор лихо въехали "Жигули" и, обдав его брызгами, затормозили напротив вероникиного подъезда. В парне, который вылез из машины, майор узнал Артёма.
  - Постойте, молодой человек! - задыхаясь, закричал он. - Постойте... Извините ради Бога... Вы меня, наверно, помните...
  Юноша всмотрелся в худощавое землистое лицо Силуянова.
  - Я был у вас, когда поминали покойного Кирилла Николаевича, царствие ему небесное...
  - Конечно, я вас помню, - сказал Артём, пряча брезгливую усмешку. - Ещё бы вас не помнить.
  Силуянов подобострастно улыбнулся.
  - Видите ли, молодой человек, - торопливо продолжал он, переводя дыхание. - Узнав о смерти Зинаиды Михайловны, которую я очень уважал, я подумал, что, может быть, мне удастся получить что-нибудь из вещей, принадлежавших Кириллу Николаевичу, с которым я прослужил много лет... Исключительно ради памяти о нём...
  Молодой человек смотрел на него сначала с недоумением, а потом, сообразив, что Силуянов согласен заплатить за память о контр-адмирале деньги, очень оживился, тем более никаких проблем с продажей дедушкиных вещей не предвиделось. Сразу после смерти бабушки мать занялась капитальной перестановкой мебели в квартире, решив освободить "мемориальную комнату" от громоздких шкафов и устроить в ней рабочий кабинет, в котором могла бы вести частный приём больных. Шкафы, приготовленные к выбросу на помойку, стояли в коридоре, а дедушкины вещи и фотографии уже неделю пылились на антресоли.
  - Короче, что вы хотите из его вещей? - деловито осведомился он.
  - Сову. У Зинаиды Михайловны хранилась никелированная сова.
  Артём кивнул.
  - Знаю такую. Но мне придётся её вынести тайком, а это, сами понимаете, нарываться на неприятности.
  - Я дам вам за неё пять тысяч долларов, - торжественно объявил Силуянов.
  Этот довод Артёма сразил.
  - Когда будут бабки?
  - А чего тянуть. Прямо сейчас дам.
  - Тогда ждите, - и Артём со всех ног припустился к подъезду.
  Силуянов довольно потирал руки. Пацан настолько ошалел от счастья, услышав про пять тысяч долларов, что даже не потребовал показать деньги. Радостно смеясь, майор уселся на скамейку.
  Сейчас малец притащит сову, и он, сказав, что должен её сначала осмотреть, возьмет её в руки. Артём онемеет от изумления, когда сова раскроется. Силуянов прямо на его глазах дважды нажмёт на ядерную кнопку.
  Он довольно смеялся, воображая эту сцену. Вспыхивает зелёная лампа, потом красная. Где-то в Тихом океане сделан залп ядерными ракетами. Через считанные секунды половина Америки взлетает на воздух. "А теперь гоните бабки", - скажет этот юный дурак. "Зачем тебе бабки, когда жить тебе осталось считанные часы, а может, минуты?" - смеясь, ответит Силуянов. "Чего вы лажу порете? Гоните бабки или сову назад!" "Да забирай, на хрен она уже кому нужна!"
  Силуянов размечтался. Пожалуй, этой ночью он не поедет к себе в Люберцы. Он отправится на Красную площадь и там будет ждать ослепительного, ужасающего фейерверка...
  - Слышите? - раздался над ухом громкий голос.
  Майор вздрогнул и выпрямился на скамейке. Он сам не заметил, как задремал.
  Перед ним стоял Артём с объёмистым рюкзаком.
  - Ну что, принёс? - прохрипел заволновавшийся Силуянов.
  - Тут, понимаете, небольшая накладка, - парень замялся. - Совы нет. Мамаша её уже сбагрила...
  - Как - сбагрила? - ужаснулся Силуянов.
  - Фигня, я вместо неё много чего другого принёс, - Артём поставил рюкзак на скамейку и принялся извлекать из него предметы, долгие годы бережно хранившиеся в шкафах. - Всё дедово, вы не сомневайтесь...
  Фляжки, фонарики, жестяные стаканы, фуражка, планшет, бинокли и прочая контр-адмиральская атрибутика, включая треснутый кокосовый орех и кубок за победу в спортивных состязаниях, были вывалены на скамейку без всякого почтения. Здесь было всё, кроме орденов, за которыми мать следила в оба глаза.
  - Я даже фотки кое-какие прихватил, - прибавил он, ухмыляясь. - Отдам их задаром, если хотите. В качестве бесплатного приложения.
  Силуянов не мог прийти в себя. Он молча смотрел, как молодой Белявский раскладывает перед ним дедову рухлядь.
  - Мне нужна сова, - просипел наконец майор, задрожав всем телом. - Сова!
  - Нету её, я же объясняю. Как будто мне жалко. Мамаша её отдала...
  - Кому?
  - Да знакомому одному...
  Артём буквально полчаса назад узнал от домработницы, что матери пришлось подарить статуэтку Мартынюку в уплату за продолжение его учёбы, но рассказывать об этом незнакомцу посчитал неудобным.
  - А вот, возьмите бинокль. Всего за "штуку" баксов уступлю. Дед с ним в кругосветку ходил!
  - Не надо, - выдавил Силуянов.
  - Смотрите: бинокль, флягу, кортик и орех уступлю за две тысячи баксов. Плюс фотографии.
  - Мне нужна сова! - зарычал бывший гебист.
  Парень вздохнул и обречённо махнул рукой.
  - Ладно, уговорили. Ох, чувствую, достанется мне, ну да ладно. Берите за пять "штук" зеленью всё. Я же вижу, вам надо.
  - Ни хрена мне не надо! - разозлился Силуянов. - Сову давай!
  - За четыре тыщи уступлю, - сбавил цену Артём.
  Силуянов молчал целую минуту, собираясь с мыслями. В конце концов он пришёл к выводу, что парень падок до денег и вряд ли стал бы утаивать от него дешёвую металлическую безделушку. Скорее всего, он говорит правду. Вероника её кому-то отдала.
  - Слушай Артём, - заговорил он, придвигаясь к юноше. - Так всё-таки, куда мать сову дела? Продала её, да? А может, в комиссионку сдала?
  Видя, что покупатель попался разборчивый, Артём сник.
  - Что вы всё - сова, сова, - пробурчал он. - Смотрите, тут сколько всего. И отдаю дёшево. Три "штуки", последняя цена.
  - Не надо мне этого барахла и задаром. Сова нужна. Я готов заплатить за информацию о ней, если она будет правдивой.
  В глазах парня мелькнул интерес. Однако он колебался. Артём, в последнее время подсевший на амфетамин, очень нуждался в деньгах и готов был продать что угодно. Пожелай Силуянов получить дедовы ордена, он и их вынес бы, несмотря на строжайший запрет. Однако давать телефон и домашний адрес Мартынюка ему было боязно. Неизвестно, как поведёт себя с деканом этот странный тип, похожий на бомжа. Вдруг всё обернётся крупным скандалом и он с треском вылетит из института?
  - И сколько вы заплатите за информацию? - поинтересовался он на всякий случай.
  - Сто долларов дам, - не моргнув глазом, пообещал Силуянов. - Ты мне даёшь адрес и телефон владельца совы, а я тебе бабки. И смотри, без обмана. Я знаю, как тебя найти!
  Предложение показалось Артёму заманчивым.
  - Пятьсот, - сказал он.
  - Договорились. Так кто купил сову?
  "Ты мне только адресок дай, а вместо денег кукиш тебе с маслом", - подумал майор.
  - Не купил, а получил в подарок, - сказал Артём. - Но я могу достать его координаты только когда матери дома не будет. Например, завтра днём.
  Он мог бы и сейчас зайти в комнату родителей и извлечь из ящика письменного стола записную книжку, где в числе прочих имелись адрес и телефон Мартынюка, но слишком велики были шансы, что его застукают. Лучше было, конечно, проделать это днём.
  - Завтра, так завтра, - согласился Силуянов.
  - Только вы мне сейчас выдайте пару сотен баксов в задаток, - попросил Артём.
  Майор сделал решительный жест.
  - Будет информация - будут бабки!
  - Нет, такой вариант меня не устраивает, - заартачился вдруг Белявский. - Думаете, так просто - достать координаты того мужика? Я же тоже рискую! Выдайте хотя бы сотню... Будет у вас адрес, чего вы волнуетесь...
  - Деньги против информации, - стоял на своём Силуянов.
  Артём, складывавший вещи в обратно рюкзак, пристально посмотрел на майора.
  - Продинамить хотите?
  Силуянов набычился.
  - Ты за кого меня принимаешь?...
  Артём поспешно собрал вещи, отошёл с рюкзаком от скамейки и заявил с нагловатыми интонациями:
  - Да я уж вижу, продинамить хотите. Что вам стоит отломить сотню?
  "Весь в мамашу, гадёныш", - с ненавистью подумал Силуянов, а вслух сказал:
  - Ты ещё условия ставить будешь, да?
  - Так это вам нужно, а не мне!
  Силуянов какое-то время молчал, отдуваясь и соображая, что ответить. Но мысли в больной голове путались и ничего толкового не приходило. Он лишь сказал:
  - Значит, завтра достанешь информацию.
  - Сто баксов сейчас.
  Силуянов, кряхтя, поднялся со скамейки.
  - Приезжай ко мне завтра с адресом того мужика, - сказал он, морщась от мучительных вспышек боли в голове. - Выдам тебе пятьсот долларов, а сейчас нечего. Бегай за тобой потом...
  Артём, осознав всю беспочвенность своих притязаний на сто долларов, кивнул.
  - Ну, лады. Завтра так завтра. Где вас найти?
  
  
  Глава 12
  
  На следующий день Силуянов проснулся в каком-то неопределённом, муторном состоянии. После бессонной ночи желание покарать этот мир только укрепилось в нём, но одновременно усилилась боязнь, что ему снова не повезёт. Больше всего его беспокоил юнец, который может заартачиться. Того и гляди, потребует, как вчера, задаток.
  До вечера ещё оставалось время, и Силуянов решил поискать деньги. Нужно было добыть хотя бы сто долларов, чтобы продемонстрировать их Артёму. Но сто долларов - это три тысячи рублей. Где их взять? Силуянов даже вспотел, думая об этом.
  Первым, кто пришел ему на ум, был Кирьяков. Майор зашёл к нему в комнату, подсел к столу и, уставившись на недопитую бутыль с самогоном, снова завёл разговор о своей украденной пенсии. Кирьяков налил ему бесплатно полстакана, но намёки насчёт того, что это он, Кирьяков, украл пенсию, категорически отмёл. Разговор постепенно перешёл в ругань, и через полчаса Силуянов с разбитой губой вылетел из кирьяковской комнаты. Бомжи, сидевшие в коридоре, смеялись, глядя на него.
  Доев остатки вчерашней вермишели, Силуянов побрёл в барак к сантехникам, чтобы позвонить от них Гришухину. Тот, узнав, что Силуянов снова хочет занять, замялся и сказал, что жена выдала ему только пятьдесят рублей и он уже их истратил.
  Близился вечер. Тревога Силуянова росла. Он вернулся к себе, уселся на матрац, обхватил голову руками и стал думать. Но на ум ничего не приходило. Майора охватывало отчаяние при мысли, что андроповская сова, поманив его, упорхнула навсегда и он не сможет отомстить огромному полчищу своих личных врагов, которые богатеют и жируют за его счёт, бросив его подыхать в эту жалкую дыру. Вспоминая свою жизнь, он удивлялся её серости, тупости и бессмысленности. Оправдать её, возвысить над жизнями других людей мог только небывалый, ужасающий поступок. И судьба удивительным образом предоставляла Силуянову возможность совершить его, надо только найти передатчик. Но для этого нужны деньги. Деньги, будь они прокляты!
  Тот длинноволосый парень с кольцами в ушах наверняка потребует заплатить вперёд. Можно, конечно, попробовать силой отобрать адрес. Парень выглядел хиловато. Но шансов на удачный исход практически нет. На шум сбегутся соседи, и вместо поисков совы Силуянов загремит в места не столь отдалённые...
  Он сидел, прислушивался к боли в голове и, как болванчик, раскачивался из стороны в сторону. Неожиданно раскачивания прекратились. Силуянов вспомнил о Бортновском. Вот кто может дать деньги! Надо только намекнуть, что передатчик обнаружен.
  Запахиваясь в пальто, он снова побрёл к сантехникам. Дождь, который днём только накрапывал, усилился. Небо было обложено тучами, даль тонула в тумане. Силуянов мельком подумал, что Артём может и не поехать сюда в такую скверную погоду. В каморке сантехников он подсел к телефону и, дозвонившись до справочной дома правительства, попросил дать ему номер Бортновского.
  Этот номер пришлось набирать раз двадцать. Наконец на том конце откликнулся писклявый женский голос, видимо принадлежавший секретарше. Она бодро сообщила, что Леонид Константинович на срочном совещании, и поинтересовалась, что ему передать.
  - Детка, скажи, звонит его старый кореш по КГБ, - грубо ответил майор. - Насчёт никелированной совы. Так и передай: насчёт никелированной совы. И скажи ещё, что времени у меня нет!
  Оба сантехника, услышав про "старого кореша из КГБ", посмотрели на Силуянова с интересом.
  Не прошло и двадцати секунд, как в трубке зазвучал бархатистый голос Бортновского:
  - Алло, кто это?
  - Не узнал? Сослуживец твой бывший, Силуянов! Вот что, Лёня. Есть след.
  - Говори толком, какой след? О чём ты?
  - Да всё о том же, о сове. Короче, нужны деньги. Как минимум тысяча долларов.
  Сантехники прекратили свои дела и навострили слух.
  - Приезжай ко мне сейчас, немедленно, - продолжал Силуянов, понизив голос и прикрыв трубку рукой. - Тогда всё объясню. Это не телефонный разговор.
  - Где же ты её нашёл? - поинтересовался Бортновский.
  - Вези бабки, - повторил Силуянов, не замечая иронии в его голосе. - Чем больше, тем лучше.
  Откровенное требование денег только усилило недоверие Бортновского.
  - И сколько конкретно? - спросил он насмешливо. - Сто тысяч? Миллион? Проси уж сразу миллион. А то - тысячу. Мельчаешь, дружище.
  - Ты что, не веришь?
  Бортновский хохотнул
  - Нашёл её в своей люберецкой дыре, да? И всего за тысячу долларов?
  - Я её нашел, говорю тебе! Срочно приезжай!
  - Ты, наверное, сегодня не опохмелился.
  Силуянов в раздражении бросил трубку.
  Последняя надежда оставалась на разговор с Артёмом, но шансов выманить у него адрес было мало. Парень наверняка зажмётся, начнёт требовать деньги вперёд.
  Его опасения подтвердились.
  - Деньги против адреса, - упорствовал Артём.
  - Будут тебе деньги, - отвечал бывший гебист. - Адрес дай.
  - Нет. Знаю я вас.
  - Ты мне не хами! - не сдержался Силуянов. - Ты мне во внуки годишься! - И снова залебезил: - А то пойдём ко мне, выпьем чайку или чего покрепче...
  - Нет.
  Они стояли у крыльца под мелким сеющим дождём.
  Несмотря на непогоду, Артём всё-таки приехал в Люберцы. Сегодня он потратился на наркотик, влез в долги и деньги ему нужны были позарез. Барак показался ему слишком вонючим и подозрительным, чтобы он решился в него войти. Увидев, что туда заходит какой-то человек, он попросил его позвать из четвёртой комнаты Антона Борисовича Силуянова.
  - Деньги я тебе сейчас вынесу, - уговаривал Силуянов. - Они тут, у знакомого. Пять минут.
  - Ничего, я подожду, - отвечал Артём.
  - Я ему должен бумажку с адресом показать, тогда он даст, - хитрил гебист. - Дай бумажку!
  - Пусть мужик выйдет сюда. Я ему сам дам.
  - А я что с этого буду иметь? Он мне сто долларов обещал за посредничество.
  Из раскрытых дверей барака несло протухшим мясом. В нескольких метрах от Силуянова с Артёмом гастарбайтеры загружали "Газель" пельменями.
  - Зачем ему понадобилась сова? - спрашивал Артём.
  - А вот понадобилась.
  - Ладно, ведите сюда мужика, я сам отстегну вам стольник, - согласился наконец Артём. - Договорились. Мне - четыреста, вам - сто. Но всё равно: адрес против денег!
  Сдерживая раздражение, Силуянов зашёл в барак, побродил по коридору и вернулся.
  - Вот видишь, мужик уже сомневается, что у тебя есть адрес, - сказал он. - Ты, говорит, заливаешь. Обмануть хочешь.
  - Как я его обману? Адрес у меня в кармане.
  - А может, это не тот адрес?
  - Ладно, давайте так, - нетерпеливо проговорил Артём. - Пусть он даст три сотни, а двести останутся за ним. Отдаст потом, когда убедится, что сова там. Идёт?
  - Идёт, - Силуянов протянул руку. - Давай бумажку.
  - Сперва бабки.
  - Не даст он, пока не получит адрес!
  - Ну, тогда я пошёл. Мне здесь делать нечего, - сделав вид, что уходит, Белявский отошёл на несколько шагов и остановился. - Дайте хотя бы пять тысяч рублей, - предложил он в последней надежде. - Я уж и так сбросил больше некуда!
  - Дадим, дадим, - заверил его Силуянов. - Дай адрес.
  - Деньги на бочку и получите адрес. Что, я много прошу? Пять тыщ деревянными всего!
  Но для Силуянова даже такая сумма была неподъёмной. Он вытер мокрый лоб.
  - А хоть есть он у тебя, этот адрес? - простонал он, сцепив зубы от внезапно кольнувшей боли в сердце.
  Артём предусмотрительно отступил ещё на шаг, достал бумажку и развернул. В сумерках невозможно было разобрать, что там написано, да Силуянов и не пытался. Минуты две он стоял, опершись на дверной косяк. Наконец боль стала отпускать.
  - Там и телефон есть? - спросил он, переводя дыхание.
  - Даже два, служебный и домашний.
  - Вот сейчас мы позвоним по этим телефонам, и если всё нормально, получишь деньги.
  - Пару тысяч рублей задатка и звоните сколько хотите.
  Майор смотрел на него задумавшись. Он почти наверняка знал, что две тысячи рублей есть у Кирьякова. Выманить их у него очень нелегко, но попробовать можно.
  - Ладно, пошли, - он кивнул на дверь, но Артём отрицательно покачал головой.
  - Нет, сюда несите.
  - Боишься, что ли?
  - Ничего я не боюсь. Ну так что, и двух тысяч не дадите? Это самый минимум. Я за то время, что сюда ездил, мог в другом месте эти две тысячи вполне спокойно заколотить.
  - Ладно, - Силуянов тяжело дышал. - Жди. Сейчас принесу...
  Он снова скрылся за дверью.
  Гастарбайтеры, закончив погрузку пельменей, отошли к стене барака, уселись на корточки и закурили. Мимо крыльца протрусила стайка тощих собак. Сначала одна, а потом и остальные остановились на том месте, где только что выплеснули помои, и начали обнюхивать землю.
  Артём заметил, как в левом конце барака зажглось окно. Он подумал, что свет мог включить его новый знакомый, и быстро направился туда, благо в той стороне никого не было.
  Добравшись до окна, он обнаружил, что на стёклах зияют трещины, а изнутри оно заклеено порыжевшими газетами. В газетах оказалась прореха, и Артём, привстав на цыпочки, прильнул к ней глазом.
  В маленькой комнате никого не было. Её внутренность, освещённая голой лампой, поразила его своим убожеством. Часть пола и стен обгорели, обои кусками отлеплялись от стен, повсюду валялись пустые бутылки и тряпьё. Из мебели имелся только стул.
  "В этом доме, наверно, живут бомжи, - подумал Белявский. - Тут и двух тысяч фиг дадут..."
  Он собрался было отойти, как его внимание привлекли громкие голоса, доносившиеся из раскрытой форточки соседнего окна. В одном из них он узнал голос своего знакомого.
  Артём осторожно заглянул в это окно и увидел искателя совы, разговаривающего с другим мужчиной, небритым, с всклокоченной головой, одетым в майку и тренировочные штаны. Обстановка в комнате была получше. Имелись диван, шкаф, стулья. В углу журчал телевизор. Мужчины сидели за уставленным грязной посудой столом.
  - Ты пойми, она только с виду статуэтка, - втолковывал Силуянов захмелевшему Кирьякову, - а на самом деле это потайной сейф! Я ведь работал в КГБ, я знаю, что говорю!
  - Ты мент поганый, - ворчал изрядно подвыпивший сосед.
  - Не мент я, а бывший работник КГБ в звании майора! Вот те клянусь! Можешь у участкового спросить, у него есть данные на меня! Так слушай сюда... - Силуянов наклонился к нему. - Это не статуэтка, а потайной сейф. Я сам, ещё при Андропове, лично занимался этим делом. В сейфе бриллианты...
  - Последнюю копейку из меня выжать хочешь, да? - хмурился Кирьяков. - Насчёт пенсии своей грёбаной не можешь успокоиться?
  - Причём здесь моя пенсия, дурилка? Мы можем стать миллионерами! Долларовыми миллионерами! Я эту сову нашёл у одной бабы в Москве, вдовы комитетчика... Он при Андропове большой шишкой был, отделом заведовал... А только я хватился, как она её уже сбагрила. Продала за копейки! А это тайник, в нём Галина Брежнева бриллианты через границу перевозила!
  Кирьяков смотрел на него тяжёлым хмельным взглядом.
  - Пургу гонишь, ментовская рожа. Не дам я те бабок.
  - Я своими глазами видел, как бриллианты закладывали в статуэтку! - врал Силуянов. - Чем хочешь поклянусь! Я же и открою её. Так просто её не открыть - в ней потайные кнопки есть.
  - В жопе у тебя кнопки.
  - Мы вместе её отыщем. Возьмём у парня адрес и поедем к мужику, который её купил. А как найдём - вскрываем и делим бриллианты пополам. И надо-то - всего две тыщи! Я с парнем договорился, он сын той бабы, которая продала сову. Он сейчас ждёт у дверей с адресом мужика. Упёрся, хмырёныш, подай ему две тыщи, и всё!
  - За бриллианты? - Кирьяков засмеялся. - Пургу гонишь.
  - Уплывут ведь... - стонал майор. - В эту сову одних алмазов гранёных полтора кило насыпали, а там есть ещё изумруды, рубины... И всё будет наше! Дай две тыщи!
  Кирьяков наклонил голову, как будто задумавшись. Силуянов уставился на него выжидательно.
  - Ну, что ты мозгуешь? Деньги сами плывут в руки!
  - И две тыщи всего нужно? - Женя недоверчиво прищурился.
  - Всего! Ну, давай, парень ждёт.
  - Андропов же лет двадцать как помер.
  - Я тебе объясняю: сова все эти годы хранилась у вдовы комитетчика. Комитетчика убили, а сова пропала. Никто не знал, что она у его вдовы, понимаешь? Я только совсем недавно на неё наткнулся!
  Мысли в голове Артёма путались. Всё, что говорил старик, было похоже на правду, но в то, что в статуэтке, знакомой ему с детства, могли храниться бриллианты, ему что-то не верилось.
  Не верил и Кирьяков.
  - А сколько ты парню заплатил, чтоб он мне лапшу на уши повесил? - поинтересовался он, ехидно скривившись.
  - Нисколько! - почти закричал Силуянов. - Миллионы долларов в руки плывут, дурак! Возьмём адрес, поедем к мужику, отберём у него сову...
  - Завязывай базар, надоело.
  - Бриллианты пополам поделим!
  - Ша, я сказал! - И Кирьяков с такой силой ударил по столу, что повалились стаканы, а один со звоном упал на пол.
  - Дай две тыщи, - не отступал Силуянов. - Уйдёт ведь сова... Миллионы уйдут...
  Кирьяков схватил его за грудки и рывком свалил со стула. При этом сам не удержался и тоже упал на пол.
  - Мент позорный, ещё гнать мне будешь...
  - Не гоню я! - вопил Силуянов. - В сове бриллианты!
  - Значит, это я твою пенсию увёл, гад?...
  Силуянов пытался отцепить от себя его руки
  - Конечно, ты, а то кто же! Ты у меня постоянно воруешь!
  - Глохни, сука! - Кирьяков наотмашь ударил его по лицу.
  Артём привстал, вытягивая шею. Лежащие на полу были плохо ему видны, долетали только голоса.
  - Убью... Убью, мент... - Кирьяков, весь дрожа, встал на ноги, схватил стул и ударил им поднимавшегося Силуянова.
  Тот, охнув, навалился на стол, едва не опрокинув его. Ещё один стакан и пара тарелок полетели на пол. Кирьяков снова замахнулся стулом. Артём заметил, как старик схватил со стола кухонный нож.
  Стул обрушился на Силуянова почти в тот момент, когда взметнулась рука с ножом. Силуянов свалился, а Кирьяков удержался на ногах, только на его грязной майке появилось ярко-алое пятно. Он изумленно уставился на него, коснулся его пальцами, а потом измазанные кровью пальцы поднёс к своему лицу, как будто впервые их видел.
  Силуянов корчился на полу, держась рукой за сердце. Наконец привстал, отодвинул от себя валявшийся стул и вгляделся в соседа. Тот на четвереньках полз к двери, оставляя на полу кровавые отпечатки. Силуянов, тоже на четвереньках, двинулся за ним, нагнал его почти у самой двери и нанёс ножом ещё несколько ударов. Кирьяков свалился на пол и затих.
  Побледневший Артём отпрянул от окна. Дождь усилился. Окрестности с их огнями утонули в его мареве. Собаки куда-то пропали, зато "Газель" стояла на своём месте и гастарбайтеры продолжали сидеть на корточках у крыльца. Внимание Артёма привлёк большой чёрный джип, который только что подъехал к бараку. Из окна внедорожника высовывался шофёр и о чём-то разговаривал с гастарбайтером. Вероятно, спрашивал дорогу.
  Артём направился к улице, где он припарковал свою "пятёрку", но потом, передумав, вернулся к окну. Страшный старик обыскивал убитого. Ничего не найдя в карманах, бросился искать по комнате. Убийца торопился. Раскрыв шкаф, раскидал лежавшие там майки и трусы; от шкафа перешёл к тумбочке под телевизором, от тумбочки - к дивану.
  Силуянов беззвучно матерился. Он совершенно точно знал, что сосед держит деньги у себя в комнате, но чтобы найти их, нужно не меньше часа, а этого времени у Силуянова не было. Артём столько ждать не станет, к тому же в комнату могли заглянуть соседи, которые имели привычку заглядывать к Кирьякову по разным надобностям чуть ли не каждые пять минут.
  Гебист стонал от досады. Неудачи преследовали его одна за другой. Из-под носа упорхнула сова, украли пенсию, парень артачится, не даёт адрес, а теперь вот это убийство. У него и в мыслях не было убивать Кирьякова. Нож случайно подвернулся в пылу драки и удар получился сильнее, чем он рассчитывал. Он хотел лишь поцарапать Женю, чтоб тому неповадно было, а убивать он не собирался. Теперь милиция его вычислит. Наверняка вычислит. Надо как можно быстрее найти деньги и убираться, и нож - орудие убийства - с собой прихватить.
  В коридоре зазвучали шаги. Силуянов насторожился, выключил в комнате свет. Артём постоял немного у потемневшего окна и, видя, что свет не загорается, двинулся было назад, к крыльцу, но, проходя мимо соседнего окна, того самого, что было заклеено газетами, услышал, что там кто-то ходит. Юноша задержался возле него. Посреди обгорелой комнаты, держа в руках сложенный зонт, стоял с виду очень солидный полноватый мужчина лет шестидесяти пяти, без головного убора, в дорогом кожаном плаще, и оглядывался с брезгливой гримасой.
  Артёму стало интересно. Наверняка это пассажир джипа, который подъехал к бараку. Что ему здесь надо?
  Постояв немного, мужчина направился было к двери, как вдруг та раскрылась и на пороге возник бледный трясущийся Силуянов в распахнутом пальто. По тому, как искатель совы выпучил глаза, как вздрогнул и шарахнулся назад, Артём понял, что появление типа в кожаном плаще его изумило.
  - А, Силуянов, - произнёс тот спокойно. - Ну, здравствуй, дружище. Сколько лет, сколько зим.
  Его негромкий бархатистый голос несколько успокоил майора. Он сглотнул, перевёл дыхание и, помедлив, вошёл в комнату. Скулы у него были синими, губы дрожали, глаза лихорадочно блестели.
  Его возбужденное состояние не укрылось от гостя.
  - Что это с тобой? Никак, что-то стряслось?
  - Нет, ничего, - тяжело дыша, прошептал Силуянов.
  Он направился к стулу, но остановился на полпути.
  - Бортновский! - Он оглянулся, и на его тёмных губах появилось подобие улыбки. - Всё-таки приехал? Не утерпел?
  - Где сова? Нашёл её?
  При слове "сова" Артём вздрогнул и навострил слух.
  - Есть кое-какие соображения...
  - Какие? Давай, выкладывай.
  Силуянов медлил с ответом. От Бортновского ему нужны были только деньги, сообщать же, где находится сова, он не собирался. Стоило дать Бортновскому нить к передатчику, как тот сразу заберёт дело в свои руки, отстранив от него Силуянова, причём, может быть, отстранив кардинально, прямиком на тот свет.
  Прикидываясь, будто ему стало плохо, майор добрёл до стула и со стоном сел.
  - Ну, так что? - поторопил его Бортновский. - Я слушаю!
  - Сейчас... - Хозяин комнаты морщился, держась за сердце. - Ничего, сейчас пройдёт... Мотор совсем ни к чёрту...
  - Что тебе известно о сове? - Бортновский наклонился к нему. - Ты получишь очень приличные деньги. Будешь обеспечен на всю жизнь. Ты ведь хочешь, чтобы тебя пролечили в хорошей клинике?
  Артём до того увлёкся подглядыванием и подслушиванием, что не замечал, как с крыши на него потекла вода.
  - Да, хочу... хочу... - хрипел Силуянов, скрючившись в три погибели.
  - Ну? Где эта чёртова статуэтка?
  - Подожди минуту...
  Силуянов лихорадочно размышлял. Времени терять было нельзя. Труп в соседней комнате могли обнаружить в любой момент. Начнётся переполох, приедет милиция и неизвестно, чем всё кончится. А он должен найти передатчик. Найти и нажать на ядерную кнопку.
  Ему так или иначе придётся уносить ноги отсюда, и лучше унести их с деньгами, которые наверняка имеются у этого бобра. Он покосился на Бортновского.
  - Схожу к соседу за лекарством... - Он сполз со стула и, шатаясь, направился к двери. - Подожди здесь...
  Через минуту Силуянов показался на крыльце.
  - Эй, малый! - негромко крикнул он, озираясь.
  - Я здесь, - Артём вынырнул из темноты.
  - Деньги сейчас будут, - хрипнул Силуянов. - Будут, точно! Подожди ещё малость.
  Он вернулся в барак и в сумеречном коридоре столкнулся с Бортновским.
  - Ну, что, выпил своё лекарство? - буркнул тот. - У меня нет времени.
  - Я должен тебе кое-что сказать, - Силуянов схватил его за лацкан и потащил к своей двери. - Но это между нами... И потом, мне нужны гарантии, что я что-то получу...
  Он старался казаться спокойным, но дрожащие руки и бегающий взгляд выдавали его. Бортновский, несмотря на полумрак, заметил его волнение. У него появилось чувство, что он не зря примчался сюда из Москвы. Этот бомж и впрямь напал на след андроповского передатчика.
  Они вернулись в комнату. Бортновский, отдуваясь, расстегнул плащ. Майор плотнее прикрыл за собой дверь и прислушался. В коридоре было тихо, если не считать звуков, доносившихся из пельменного цеха.
  - Видел я сову у одного человека, тоже когда-то работал в комитете, - тихо, почти шёпотом проговорил он. - Занимал высокий пост... Он умер, сова у его вдовы...
  - Как её фамилия?
  Силуянов прошёлся по комнате.
  - Ты должен её помнить...
  Он приблизился к гостю, как будто собираясь сказать ему что-то на ухо, и вдруг стремительным движением извлёк из внутреннего кармана нож. Не успел Бортновский отшатнуться, как лезвие вонзилось ему в живот. Бортновский охнул и шагнул назад.
  - Сука... - выдавил он.
  Силуянов, злобно оскалясь, снова ударил - на этот раз целя под сердце.
  - Я с тобой ещё за подвал должен рассчитаться, - прохрипел он, нанося удар за ударом. - Сову захотел... На, получай сову...
  Бортновский рухнул замертво.
  - Сову... - бормотал Силуянов, обыскивая его. - Сову ему, видите ли, надо...
  В гнойном свете лампы Артём видел, как убийца раскрыл бумажник и извлек из него пачку зеленых купюр.
  Белявский отшатнулся от окна и огляделся. У барака по-прежнему стояли джип и "Газель". Под тёмными окнами перекуривали гастарбайтеры. Невдалеке двое бродяг заглядывали в мусорные баки.
  У Артёма всё перемешалось в голове: набитая бриллиантами сова, трупы, Мартынюк, полусумасшедший старик с ножом, Галина Брежнева, потайные кнопки, но отчётливее всего помнилась долларовая пачка, которую старик вынул из бумажника убитого. В ней должна была находиться очень приличная сумма.
  - Малый!
  Ошалевший Артём не сразу сообразил, что его зовут. Он оглянулся. Силуянов в своём драповом пальто стоял на крыльце и жестами подзывал его к себе.
  Помня о ноже, который наверняка спрятан у старика за пазухой, Артём на всякий случай остановился в двух метрах от него, на виду у водителя джипа и гастарбайтеров.
  - Сюда, сюда поди...
  - Нет, это вы подите сюда.
  Недовольно ругнувшись, Силуянов сошёл с крыльца и зашлёпал по жидкой грязи. Артём, стараясь, чтобы между ними было не меньше полутора метров, попятился.
  - Ну, чего ты, дурак? - зашептал Силуянов. - Я деньги принёс.
  - Пятьсот баксов, - неожиданно для себя выпалил Артём. - Я передумал сбавлять цену. А то зачем я тащился сюда под дождём? Давайте пять сотен зеленью, или ухожу.
  Силуянов сделал ещё шаг, но Артём резво отпрыгнул.
  - Ладно, согласен, только отойдём, - сказал Силуянов.
  - Нет, прямо здесь давайте!
  Майор достал из-за пазухи пачку долларов и отслюнявил пять сотенных бумажек.
  - Ещё триста, - хрипнул Артём, пожирая пачку глазами.
  - А это за что?
  - За молчание, - парень пятился назад, готовый при первых признаках опасности дать дёру. - На хрена вам сова, спрашивается? Что-то тут нечисто!
  Силуянов, не говоря ни слова, отделил от пачки ещё три купюры и протянул Артёму. Тот выхватил их, швырнул Силуянову смятый листок с адресом и телефонами Мартынюка и, всё ещё дрожа, но довольный, что заработал целых восемьсот долларов, бросился прочь.
  На бегу он оглянулся. Кошмарный старик в распахнутом пальто торопливо шёл в противоположную сторону. Гастарбайтеры, скудно освещённые фонарём, сидели на своих местах. Из джипа вылезали двое плотных мужчин в кожаных куртках.
  Артём домчался до угла забора и снова оглянулся. Нескладная фигура убийцы уже растаяла во мгле. Два качка не спеша, как бы в сомнении, поднимались на крыльцо. Артём свернул за угол и припустился что было духу к своей машине.
  
  
  Глава 13
  
  Не прошло и часа, как он начал жалеть, что отдал старику координаты Мартынюка. Он вертел баранку, смотрел на глянцевое от дождя шоссе и думал о том, что в сове и в самом деле могут храниться бриллианты. Уж очень рьяно старик охотится за ней. Даже на убийство пошёл.
  Обдумывая этот вопрос так и этак, молодой Белявский всё больше укреплялся в мысли, что дело с совой, и правда, нечисто. Всё сходилось: дед, Кирилл Николаевич, хоть и был моряком, но в последние годы работал в КГБ по такому ведомству, через которое проходили золотовалютные ценности, в связи с чем в семье держался упорный слух, будто его смерть в автомобильной катастрофе была подстроена; сова оказалась в машине деда в момент катастрофы, но что за сова, откуда взялась и зачем понадобилась ему - до сих пор никто не знает, и бабка не могла это объяснить. Страшный старик тоже работал в КГБ и знал деда, а значит, мог знать и про бриллианты в сове. Но главный аргумент в пользу существования бриллиантов - это солидный мужик из джипа. Он сулил за сову золотые горы, а старик его всё равно прикончил. Прикончил наверняка не за доллары, которые лежали у того в кармане, а за сову!
  "Дворники" мерно скользили по забрызганным стёклам, расчищая вид на московские огни. Артём погрузился в сладкие грёзы о том, как он потратит миллионы, попади бриллианты к нему в руки. Первым делом купит акции какой-нибудь компьютерной фирмы. С акций можно получать хороший доход. Потом отправится в круиз по Средиземному морю...
  Выруливая во двор, он уже ясно понимал, что свалял большого дурака, отдав старику координаты Мартынюка. Он мог бы и сам заняться поисками драгоценностей, тем более о местонахождении совы никому из заинтересованных лиц, похоже, не известно.
  Утром в теленовостях сообщили об убийстве Леонида Бортновского - советника в аппарате правительства и крупного финансиста, когда-то работавшего в органах безопасности. Он был зарезан в Люберцах, как предполагают - одним из своих старых знакомых, тоже бывшим сотрудником КГБ. Этот знакомый исчез в ночь убийства и теперь объявлен в розыск.
  То, что Бортновский тоже был связан с КГБ, окончательно уверило Артёма в том, что статуэтка хранит в себе бриллианты. Весь день он твердил себе, что надо как можно скорее добраться до Мартынюка и изъять сову, но он решительно не знал, как это сделать. Не знал даже, как подступиться к такому предприятию. Единственное, что ему приходило на ум - это уговорить мать выпросить сову у Мартынюка назад. Однако, в таком случае, придётся рассказать ей про бриллианты, убийства и страшного старика, которому он пытался сбагрить дедовы реликвии. К тому же Артём совсем не был уверен, что от этих бриллиантов ему что-нибудь перепадёт. Родители сразу наложат на них лапу.
  Оставался другой путь, рискованный и опасный: ограбить квартиру декана. Но для этого нужны надёжные сообщники.
  
  
  В ночном клубе "Фараон" собиралась в основном публика нетрадиционной сексуальной ориентации. Артём считался тут завсегдатаем. В этот вечер, потрясясь пару часов в толпе танцующих, он поднялся в бар, куда должны подойти Гарик с Романом. В небольшом помещении бара звучала негромкая музыка, порхали цветные лучи. Артём первым делом оглядел людей у стойки. Гарик, сорокалетний гей с наголо стриженой и размалёванной головой, уже сидел здесь, на своём обычном месте, потягивал виски и о чём-то толковал с Романом, парнем вдвое моложе себя, с волосами, выкрашенными в кардинальный жёлтый цвет. Идя к этой паре, Белявский думал о том, что мог бы посвятить их в тайну. Гарик с Романом надёжные люди, при делёжке бриллиантов не обманут.
  Гарик сразу облапил его своей татуированной ручищей, притянул к себе и посадил на колени.
  - На, прополоскай горло, - он сунул Артёму бокал и продолжал разговор с Романом о предстоящих гастролях.
  Потягивая охлаждённое виски, Артём разглядывал публику и ждал момент, когда можно будет заговорить о деле.
  В баре появился Барон со своей девицей. Увидев Артёма, он дружески подмигнул ему. Этому торговцу наркотиками Артём успел задолжать кучу денег. Барон одалживал ему, явно замахиваясь на его почти новую "пятёрку". Он уже несколько раз заговаривал о машине, но Артёму всегда удавалось выкрутиться. Машину ему подарил отец по случаю поступления в институт, и о том, чтобы расстаться с ней, Артём даже помыслить не смел.
  Сказав, что сейчас вернётся, Белявский слез с колен Гарика и направился к наркоторговцу. Тех долларов, что лежали сейчас у него в кармане, было далеко не достаточно для выплаты долга, однако с ними при разговоре с Бароном он мог чувствовать себя уверенно.
  Барон уселся за свободный столик у стены, сделал заказ и заговорил со своей спутницей. Геем он не был, и его фамилии никто не знал. В клубе он был известен только по кличке, как, впрочем, и почти все здешние завсегдатаи. Артём задержался, увидев, как к Барону подошли какие-то молодые люди. Наркоторговец коротко переговорил с ними. Только когда они ушли, Артём уселся на свободный стул.
  - Есть бабло, - он небрежным жестом бросил на стол восемьсот долларов. - Удалось достать.
  - Да? - Барон, улыбнувшись, взял купюры и неторопливо просмотрел их, бумажка за бумажкой. - За тобой ещё четыре "штуки" баксов.
  Барону было около тридцати. Волосы у него были светлые и редкие спереди, лицо - белое и полнощёкое, не лишённое привлекательности. Его постоянное спокойствие и наружное дружелюбие располагали к нему, и многие его постоянные клиенты, потребители кокаина и амфетамина, вполне искренне считали себя его лучшими друзьями.
  - Я отдам, причём скоро, - заверил его Артём. - Только сделай мне сейчас таблетку.
  - Лады, через полчаса на танцполе. Она передаст, - Барон кивнул на свою спутницу.
  Молодая женщина с тёмно-каштановыми волосами равнодушно посмотрела на Артёма и взяла в рот сигарету. Барон поднёс ей зажжённую зажигалку.
  - "Пятёрка" цела? - спросил Барон. - Не разбил ещё?
  - Как новенькая, хотя вчера гонял на ней в Люберцы. Туда и обратно, в самый ливень.
  Разгоряченному выпивкой Артёму вдруг подумалось, что Гарик с Ромой не годятся для того рискованного предприятия, которое он собирался им предложить. Гарик прилично зарабатывает в шоу-бизнесе и вряд ли захочет искать на свою задницу сомнительных приключений, а от мягкотелого Ромы толку и вовсе никакого. Зато Барон - это тот человек, который должен знать, как обделываются такие дела.
  Не успев ещё додумать эту мысль до конца, Артём наклонился к наркоторговцу:
  - Доллары я, кстати, привёз оттуда... Дело наклёвывается офигенное. Можно хорошо подзаработать.
  - Да? - На лице Барона не отразилось никаких эмоций.
  - Я случайно узнал, где спрятаны бриллианты. Много бриллиантов.
  - Ну, и где же?
  - Их надо ещё достать. Если бы я сам мог справиться с этим делом, я бы тебе не говорил.
  Сбивчивый рассказ про никелированную сову, в утробе которой лежат полтора килограмма бриллиантов, и старика, бывшего гебиста, который её ищет, Барон слушал без особого интереса. Сейчас его волновало другое. На прошлой неделе менты разгромили подпольную лабораторию, поставлявшую синтетические наркотики. Начались аресты среди торговцев. Надо было ложиться на дно, а этого Барону совсем не хотелось.
  Нельзя, однако, сказать, чтобы он совсем не верил подвыпившему парню, но более вероятным ему казалось, что тот попросту "пудрит" ему мозги, пытаясь оттянуть выплату долга.
  - Значит, он убил его из-за совы? - рассеянно поинтересовался он, когда Артем рассказал про смерть Бортновского.
  - Я своими ушами слышал, как он выпытывал у старика про сову! - шептал Артём. - Большие бабки за информацию обещал, а тот выхватил нож и хрясть ему в живот. Ты разве не слышал, как сегодня по ящику рассказывали про убийство в Люберцах? Я всё это видел своими глазами!
  - А что ж ты тогда дал старику адрес? - спросила подружка Барона.
  Дарья сидела как будто с посторонним видом, но Артём видел, что она его внимательно слушает.
  - Я только потом сообразил, что не надо было. Он ведь мне восемьсот баксов прямо в руки сунул. Ну, я и дал... Это такой крутой старикан, с ним лучше не связываться. Он мог меня прирезать, как Бортновского... Для него это плёвое дело...
  К Барону то и дело подходили, и Артём умолкал. В конце концов, чувствуя потребность в "заправке", он спустился в зал, где продолжались танцы. Встал в стороне. Когда в зале появилась Дарья, он устремился прямо к ней. Дальнейшее Артёму было известно. Танцуя, он приблизился к ней, обхватил её и прижался губами к её губам, якобы страстно целуя. От прикосновения женского тела он не ощутил никакого возбуждения, зато моментально вобрал в рот таблетку, которую она вытолкнула язычком из своих полураскрытых губ.
  Они разлепили объятия и тут же разошлись. Через пять минут Дарья точно так же "поцеловалась" с другим клиентом.
  Артём ещё немного подёргался в танце, испытывая приятное возбуждение от амфетамина, потом снова поднялся в бар. По просьбе Барона он ещё раз, с самого начала, рассказал о своей поездке в Люберцы.
  - Ладно, подумаю, - сказал наркоторговец. - Завтра вечером созвонимся.
  Прежде чем ввязываться в дело, которое предлагал ему Белявский, Барон решил навести кое-какие справки. Он связался с одним из своих постоянных клиентов, работавшим в МВД, и тот пообещал "раскопать" всё, что можно, об убийстве в Люберцах. Барон интересовался не столько ходом расследования, сколько фактической стороной происшествия. Подробности, которые тем же вечером выдал ему информатор, оказались весьма любопытными. Как ни странно, но Артём, рассказывая о событиях того вечера, был довольно точен в деталях. Похоже, он действительно оказался свидетелем убийства, потому что правильно описал и комнату Силуянова, и джип, и убитых.
  Барон и Дарья встретились с Белявским днём, в одном из кафе. Барон потребовал ещё раз, уже на трезвую голову, рассказать о старике, о поездке в Люберцы и о том, как сова появилась у них в семье. Артём повторил рассказ, но предварительно взял с Барона слово, что они честно поделят бриллианты пополам, если найдут сову. Потом он уехал в институт, обещав появиться сегодня вечером в клубе.
  Барон взглянул на подругу.
  - Ну, и что ты думаешь? - спросил он со своей обычной, чуть насмешливой улыбкой. - Есть шансы?
  Дарья ответила не сразу.
  Бриллианты, которые сулил Белявский, могли перевернуть её жизнь. Она мечтала стать моделью, мечтала о муже-бизнесмене. За этим она и приехала в Москву из небольшого украинского городка. В столице, однако, она попала в лапы к сутенёрам. Её выкупил Барон и сделал своей гражданской женой. За те месяцы, что она жила с ним, она так до конца и не сумела понять, любит он её или нет. В отношениях он был холоден, не допускал никакой страсти. Временами ей даже казалось, что она нужна ему лишь для удовлетворения его физиологических потребностей. Не о таком мужчине она мечтала. Её друг должен быть страстным и щедрым. Появись у неё такой, она немедленно бросила бы этого скуповатого наркоторговца, который за всё время их знакомства путного подарка ей не сделал. Но у неё никого не было, а без Барона ей оставались только две дороги: назад, на родину, или на панель. Теперь же ситуация представилась ей в ином свете. Если Барон будет по-настоящему богат, то она, пожалуй, примирится с его холодностью. Она наконец получит возможность покупать себе дорогие вещи и ездить в шикарных машинах. Может, даже заведёт себе молодого любовника.
  - Сову мы найдём без него, - сказала она, закуривая. - Информацию выдал, и пусть катится.
  - Если мы его отошьём, то он начнёт искать себе других помощников и у нас появятся конкуренты, - возразил Барон. - Пусть он пока будет с нами, так надёжнее. А когда получим сову, и в ней окажутся бриллианты, то тогда мы подумаем, что с ним делать.
  
  
  При следующей встрече Артём выложил сообщникам всё, что удалось узнать о Мартынюке. В основном это были слухи, которые ходили среди студентов.
  Узнав, что декана несколько раз видели с молоденькими девушками в ночном клубе "Парамарибо", Барон задумался.
  - Знаю я этот клуб, - сказал он. - Но мне там появляться нельзя. Все ночные клубы поделены между дилерами... - Он посмотрел на Дарью. - Тебе придётся действовать одной. Ничего, ты сможешь. Побольше сексапильности и клофелин - вот всё, что потребуется.
  - Клофелин? - не понял Артём.
  - Снотворное, чтобы твой декан уснул и мы позаимствовали у него ключи от квартиры, - объяснил наркоторговец. - Ключи возьмём ненадолго, всего на пару-тройку часов. Этого времени как раз хватит, чтобы взять птицу...
  - Ты думаешь, получится?
  Барон пожал плечами.
  - Не удастся - придумаем что-нибудь другое.
  - Мне нужно то бордовое платье, которое мы видели в салоне на Кузнецком мосту, - заявила Дарья.
  - Не слишком ли роскошно для какого-то паршивого декана? - поморщился наркоторговец.
  - Я должна выглядеть эффектно.
  - Ты произведёшь на него впечатление, сто пудов, - сказал ей Артём, подмигивая. - Когда получим ключи, сразу едем обыскивать квартиру!
  - Из вещей берём только сову, - предупредил Барон. - Больше ничего.
  - Мелочёвка, он и не заметит! - засмеялся Белявский.
  - А если заметит, то в милицию, скорее всего, заявлять не пойдёт, - кивнул Барон.
  
  
  Глава 14
  
  Сообщники подъехали к "Парамарибо" в восьмом часу вечера. Артём в чёрном костюме, белой сорочке и при галстуке, и Дарья в облегающем бордовом платье вылезли из "Опеля", принадлежащего Барону. Сам Барон остался ждать в машине.
  - Его нет, - сказал Артём, оглядывая немногочисленную публику. - Но сегодня ребята видели, как он уезжал с одной цыпочкой. Может, он повез её в другое место?
  - Подождём в ресторане, - ответила Дарья.
  Они сели за столик. Пока Артём делал заказ, она коротко переговорила с Бароном по сотовому телефону.
  В ресторане ей нравилось. Она рассматривала обстановку и строила глазки мужчинам. Белявский нервничал, то и дело вставал и, разыскивая Мартынюка, выходил в бар или в казино. Ему казалось, что они здесь теряют время. Их конкурент - старик-гебист, - возможно, уже подобрался к сове.
  - Проще, наверное, просто взломать дверь его квартиры, - делился он своими мыслями с Дарьей. - Практически любую дверь можно взломать.
  - Во-первых, квартира Мартынюка под милицейской охраной, - лениво возражала она, потягивая мартини. - А во-вторых, это будет уже другая статья... Кража со взломом, до десяти лет...
  Декан появился в десятом часу, причём Артём сначала услышал его голос, а уже потом увидел его самого. Большой, вальяжный, очень шумный и общительный, Мартынюк, как видно, многих здесь знал. Идя по проходу между столиками в сопровождении скромно одетой молоденькой девушки, он направо и налево раздавал приветствия.
  Они прошли в отдельный кабинет. Минут через двадцать декан вышел оттуда один и направился в зал, где играли в рулетку и блэк-джек.
  - Кажется, пора, - Дарья встала.
  - Ни пуха, - напутствовал её Артём.
  Он ничего не понимал в женщинах, но, заразившись её уверенностью, не сомневался, что Мартынюк попадётся в сети. Дарья в своём стильном платье выглядела в сто раз круче зачуханной студенточки.
  
  
  В "Парамарибо" Аполлинарий Германович Мартынюк иногда поигрывал в рулетку, ставя по-маленькой. Он и сегодня не удержался, чтобы не попытать судьбу.
  Проиграв пять раз кряду, он в шестой раз ставить не стал и собрался было вернуться в ресторан к своей новой знакомой, как вдруг красотка с каштановыми волосами и высокой полуоткрытой грудью, встретившись с ним взглядом, томно улыбнулась и проворковала:
  - Как вы думаете, на что мне можно поставить?
  Увидев, что она одна, Мартынюк тут же приблизился к ней.
  - Ставьте на чёрное, - сказал он, тоже заулыбавшись. - Трижды выпадало красное, значит, на этот раз будет чёрное.
  Очаровательная незнакомка последовала его совету. Мартынюк задержался у стола, чтобы проследить за шариком.
  Незнакомка выиграла.
  - Как интересно, - она тихонько засмеялась. - Я ведь совершенно ничего не понимаю в этих вещах... А сейчас на что?
  - На красное. Хотя точно сказать нельзя, сами знаете.
  Она снова выиграла.
  - Теперь я вас ни за что не отпущу, - Дарья коснулась пуговицы на его груди. - Вы будете моим талисманом. Хотя бы на полчасика, ладно?
  Её глаза влекли и обещали многое. Мартынюк, который уже успел сопоставить внешние данные Дарьи с данными своей студентки, не колебался ни секунды.
  - Я ваш на весь вечер!
  - В таком случае, перейдём на "ты"?
  - Конечно. Меня зовут Аполлинарий, но ты зови меня Полем.
  - А я - Соня, - она игриво взглянула на него. - Здесь так хорошо. В этой обстановке как-то забываются проблемы и совсем не чувствуется одиночества.
  - Со мной точно так же, - поспешил сообщить он.
  Она достала из сумочки жетон.
  - Поставь за меня.
  - Нет, нет, ты сама! У тебя счастливая рука, а я могу проиграть!
  - Тогда... на что поставить?
  - На чёрное.
  Шарик полетел по кругу.
  - Какая досада... Проиграла...
  - Ничего, такое бывает.
  - Но всё равно ты мой талисман, Поль.
  - Лучшее средство, чтобы рассеяться - это уединение вдвоём и бутылочка хорошего вина, - сказал Мартынюк, который уже и думать забыл о поджидавшей его подружке.
  Дарья сделала вид, что предложение Мартынюка её заинтересовало.
  - Звучит заманчиво, - сказала она. - Ты повезёшь меня к себе?
  Мартынюк смешался. В эту ночь квартира будет свободна, жена уехала на дачу, но везти туда новую знакомую было рискованно. Жена, вернувшись, сразу учует, что тут была женщина, и устроит скандал. А нарываться на него декану очень не хотелось.
  - Зачем куда-то ехать? Здесь такие удобные, приятные номера... Всегда принесут шампанского... Никто не помешает...
  По лицу Дарьи скользнула игривая улыбка.
  - А что, пожалуй, это мысль...
  "Она поддалась моему обаянию, - самодовольно подумал декан. - Нет, что ни говори, а я мужчина ого-го!"
  - Оставлю тебя на пять минут, - сказал он. - Надо сделать несколько срочных звонков деловым партнёрам.
  Как только он ушёл, Дарья позвонила Барону.
  - Он хочет, чтобы я осталась здесь, в номере.
  - Ну и останься. Пусть закажет вина. Когда заснёт, вынесешь ключи и передашь Белявскому.
  - Я поеду с вами!
  - Нет, ты останешься с ним. А то это будет выглядеть подозрительно. Женщина уходит из номера среди ночи, оставив там мужчину. Что подумает администрация.
  - Ну, ладно... Только ты, как возьмёшь сову, сразу позвони!
  - Обязательно. Тем более нам надо будет вернуть ключи.
  
  
  Сидя за столиком в ресторане, Артём смотрел, как его декан торопливо ведёт свою студентку к выходу. Разыгрывая досаду, Мартынюк громко ругал министра, который только что позвонил ему и велел срочно ехать в аэропорт встречать французскую делегацию.
  Артём отвернулся, пряча лицо. До него долетело:
  - Самолёт прибывает через час... Посол звонил министру...
  Он созвонился с Дарьей.
  - Клиент уходит.
  - Он вернётся, - в её голосе чувствовалась усмешка. - Всё прошло нормально, он на крючке. С этим типом у меня проблем не будет.
  
  
  Дарья поджидала Мартынюка в холле у входа в казино, сидя в глубоком кресле.
  - Что-то мне уже стало скучно, - сказала она с лёгким вздохом. - Ты, правда, считаешь, что поднять настроение может бокал вина?
  - Да, и особенно - общество понимающего тебя человека.
  Она засмеялась, мечтательно закатывая глаза.
  - Где ж такого человека найдёшь...
  Мартынюк наклонился к ней.
  - А может, его и искать не надо? Может, он здесь, рядом с тобой?... Я чувствую, в нас есть что-то родственное...
  - Поль, пойдём. Здесь шумно, а я люблю тишину.
  Они поднялись в номер. На столике уже горели свечи и стояли бутылки вина, бокалы и тарелки с лёгкими закусками.
  Мартынюк с бокалом уселся на кровать и стал рассказывать о своей поездке в Австралию. Дарья ждала, когда же наконец начнёт действовать таблетка, которую она бросила ему в вино.
  Мартынюк казался бодрым, то и дело вставал и принимался расхаживать по комнате.
  - Скажу тебе честно, мне в Австралии не понравилось. Жарко и скучно, и не с кем поговорить по душам... Соня, сядь здесь, - он показал на кровать. - Расскажи о себе. Ты осталась одна?
  - Мужа по навету осудили за взятки и он погиб в лагере... - Она с трагическим вздохом встала из кресла и пересела к нему. - От меня отвернулись все. Я никому не нужна, никому...
  - Расскажи мне свою историю.
  - О нет, только не теперь. Может быть, когда-нибудь... После...
  Она уже подумывала о том, чтобы подбросить ему ещё одну таблетку, и даже снова наполнила его бокал, как вдруг Мартынюк разразился долгим судорожным зевком.
  - Сегодня я что-то заработался, устал...
  - Мне нравятся мужчины, которые много работают.
  Его ладонь прошла вверх по её бедру.
  - В конце концов, мы ведь не подростки, - он смотрел на неё слипающимися глазами. - Ведь правда?
  - Правда, дорогой.
  Он впился губами в её рот, потом начал стягивать с неё платье.
  - Поль, осторожнее, можешь порвать...
  Она высвободилась из его объятий, встала, положила сигарету в пепельницу и стала снимать платье медленно и картинно, как в стриптизе.
  Он следил за ней глазами, не отрывая головы от подушки. Когда она легла рядом, он шумно задышал, навалился на неё, стиснул в объятиях. Дарья умелыми ласками разжигала его пыл, прекрасно зная, что короткая вспышка возбуждения окончательно обессилит выпившего снотворное партнёра.
  Но до вспышки возбуждения дело не дошло. Едва избавившись от штанов, Мартынюк обмяк, затих и испустил короткий храп.
  Дарья встала с кровати. Храп прервался.
  - Дорогая... - послышалось урчание. - Где ты...
  Ей пришлось снова лечь. Мартынюк вяло потискал её, а потом его руки бессильно упали и он снова захрапел.
  Дарья несколько минут курила, наблюдая за ним. Храпы Мартынюка перешли в равномерное посвистывание. Она оделась и деловито извлекла из его пиджака связку ключей.
  
  
  В кармане у Артёма затренькал мобильник. Звонила Дарья. Он сразу встал и вышел в холл первого этажа.
  Ждать пришлось недолго. Появившаяся Дарья взяла его под руку и они направились в бар. На ходу сунула ему ключи. Они посидели в баре минут пять, после чего Артём направился к выходу из клуба, а она вернулась к Мартынюку, как ни хотелось ей поехать с сообщниками.
  Белявский наклонился к дверце "Опеля".
  - Вот они, ключики от квартиры, где бриллианты лежат! - Смеясь, он бросил связку Барону.
  Тот поймал её на лету.
  - Ладно, поехали.
  В окнах поплыли дома, замелькали огни реклам.
  Притормозив у метро "Новые Черёмушки", Барон достал сотовый и коротко переговорил с кем-то, кто, как понял Артём, находился в подъезде нужного дома.
  - Я ещё днём послал туда двух пацанов, - подтверждая его догадку, объяснил Барон. - Они пасут квартиру. Короче, в квартире никого нет и вряд ли уже кто появится. Сейчас откроем дверь, возьмём сову и назад, в клуб.
  - Сигнализации там нет?
  - Есть, но пацаны её "сделали".
  Они вылезли из машины у многоэтажного дома. В вестибюле подъезда их встретили два молодых человека, довольно интеллигентных с виду.
  - Всё в порядке, - тихо сказал Барону один из них. - Пришлось попотеть, пока мы её искали...
  - Значит, отключена?
  - Отключили так, что никто не подумает, что это нарочно...
  Пока Барон расплачивался с ними дозами, Артём прошёлся по вестибюлю.
  Бумажка на входной двери извещала о том, что 26 и 27 октября в доме будет проводиться санитарная обработка помещений на предмет уничтожения бытовых насекомых, и требовала от жильцов быть в эти дни на месте. Артём обратил на неё внимание сообщника, который только что распрощался со своими "электриками".
  - Отлично, - сказал тот. - Если в квартире кто-нибудь есть, скажем, что мы из санэпидстанции.
  У двери на одиннадцатом этаже Барон несколько минут гремел ключами, отпирая трое замков. Отпереть их оказалось не таким простым делом: вставлять ключи надо было в определённой последовательности. Наконец дверь раскрылась, и сообщники проникли в квартиру.
  Не включая нигде электричества, они по-быстрому осмотрели помещения.
  - Никого нет, - сказал Барон. - Можно включать свет.
  Хрустальные люстры озарили три просторные, стильно обставленные комнаты и коридор. Наркоторговец огляделся.
  - Неплохо живёт твой декан. Ну, и где сова?
  Артём уже рыскал глазами в поисках статуэтки.
  - Пока не вижу...
  Осмотрев квартиру мельком и не найдя совы, Белявский приступил к более основательным поискам. Он заглядывал в шкафы и тумбочки, не пропускал ни одной сумки, коробки или ящика. Не поленился залезть на стул и пошарить на антресолях. Барон сначала бесстрастно наблюдал за ним, а потом, не выдержав, подключился к поискам.
  Через полчаса стало окончательно ясно, что совы в квартире нет.
  - Слушай, а ты не ошибся? - спросил наркоторговец. - Может, совы никогда и не было у твоего декана? Да и была ли она вообще?
  - Была, - почти простонал Белявский. - Чем хочешь поклянусь - была... Мамаша отдала её в прошлый понедельник. Куда она могла деться?
  - Что-то всё это странно, - Барон развалился в кресле. - Улетела, выходит, птичка?
  Артём вдруг встрепенулся.
  - А пусть Даша спросит у него про сову, - сказал он. - Ну, придумает что-нибудь. Пусть скажет, что её интересуют совы. Не может быть, чтоб она совсем исчезла!
  Барон несколько секунд раздумывал.
  - Раз уж мы здесь, то надо разобраться с этой историей до конца, - он достал сотовый, ткнул в кнопку. - Даша... Ну, что, он спит?...
  
  
  Дарья нетерпеливо курила сигарету за сигаретой, ожидая звонка от сообщника. Мыслями она была в квартире Мартынюка, представляя, как Барон высыпает из статуэтки на стол сверкающий водопад бриллиантов.
  Мартынюк тихо сопел. Приглушённо светила лампа. Несколько раз Дарья брала в руки сотовый, но, подумав, откладывала. Барон сказал ей, что сам позвонит.
  Заливистая трель мобильника заставила её вздрогнуть.
  - Спит, - зашептала она, прижав телефон к уху.
  Узнав, в чём проблема, она задумалась.
  - Его сейчас трудно разбудить... Хорошо, попробую.
  Она затрясла его за плечо. Мартынюк громко всхрапнул и перевернулся на другой бок.
  - Поль, проснись!
  Мартынюк, равномерно засвистевший было, снова всхрапнул.
  - Ну, проснись же, дорогой...
  Она принялась толкать его. Он всхрапывал, но не просыпался. Она хлестала его по щекам, щипала, брызгала водой. Храп прерывался, Мартынюк чмокал губами, что-то неразборчиво бормотал, отрывал голову от подушки, пытаясь разлепить ресницы, но потом снова валился на неё.
  - Что за наказание, - Дарья стонала от досады. - Ну, просыпайся же...
  Мартынюк, в очередной раз приподняв голову, раскрыл, наконец, глаза.
  - Поль! - закричала она ему в самое ухо. - Ты спишь?
  - А? Я разве спал? Не может быть.
  - Конечно, спал! Мне даже обидно стало. Тебе со мной скучно?
  - Нет-нет, не скучно... Да, о чём я говорил? - Он наморщил лоб, вспоминая.
  - Об Австралии, - напомнила Дарья.
  - А, ну да.
  - И о совах.
  Мартынюк тупо уставился на неё.
  - Каких совах?
  - Ты ведь собираешь статуэтки сов, сам сказал.
  На его лице отразилось недоумение.
  - Это потрясающе! - заговорила Дарья, не давая ему вставить слово. - Я ведь тоже люблю птиц, и сов в том числе!
  Он досадливо поморщился.
  - Ерунда какая-то... Дай лучше я тебя поцелую...
  Дарья на целую минуту позволила ему присосаться к своим губам. Высвободившись, продолжала допрос:
  - У меня тоже есть статуэтки птиц, но ни одной совы. А у тебя их много?
  - Понятия не имею.
  Если бы Мартынюку так сильно не хотелось спать, он объяснил бы ей, что статуэтками интересуется одна его знакомая - о жене, конечно, лучше не упоминать, - а сам он к ним равнодушен. Он еле удерживался, чтобы снова не упасть на подушку.
  - Ты говорил, у тебя их много, - настаивала Дарья. - Мне это так понравилось! Просто безумно понравилось!
  - Ну да, я их собираю, - соврал он. - Только времени на них нет...
  Он откинулся на подушку.
  - Где ты их держишь? - торопливо спросила Дарья, видя что его глаза норовят закрыться. - Где? У себя в квартире?
  Мартынюк зевнул во весь рот.
  - На даче...
  - На даче? У тебя есть дача? У меня тоже есть. А где она у тебя?
  - В Раменском...
  - А поточнее?
  Вместо ответа Мартынюк громко всхрапнул. Дарья хлестнула его по щекам, но он продолжал храпеть.
  Она соскользнула с кровати, схватила сотовый.
  - Он говорит, что статуэтка совы у него на даче...
  
  
  Глава 15
  
  Её звонок застал Барона за изучением записной книжники Мартынюка, обнаруженной в письменном столе.
  - На даче? - переспросил он. - А она, случайно, не в Раменском?
  - В Раменском, но конкретного адреса не сказал, опять заснул. Сейчас попробую его разбудить...
  - Не надо. Тут есть адрес, даже написано, как проехать. Короче, жди нас в клубе, мы привезём ключи.
  Не успел Барон закончить разговор, как в квартиру позвонили. Охотники за бриллиантами оцепенели.
  - Менты? - в испуге зашептал Артём.
  - Не может быть, - Барон тоже встревожился. - Пацаны сигнализацию отключили...
  Звонок прозвучал снова. На этот раз дольше, требовательней.
  Артём с Бароном вышли в прихожую. Артём, помешкав, подошёл к двери. Звонок не умолкал.
  - Кто там? - пискнул Белявский.
  - Санитарная служба! Откройте!
  - Никого дома нет!
  Но дверная ручка провернулась и дверь начала открываться. Артём только сейчас сообразил, что они с Бароном, входя в квартиру, забыли запереть дверь...
  Осознав, однако, что это не милиция, Артём несколько успокоился. Он шагнул к двери, намереваясь в доступной форме объяснить незваному гостю, что уже слишком поздно для травли тараканов, как она раскрылась шире и он шарахнулся назад, испустив сдавленный вопль. За порогом, в своём грязном драповом пальто и в кепке, надвинутой на лоб, стоял кровавый старик из Люберец и смотрел на него волчьими, лихорадочно блестевшими глазами.
  Завывая от страха, Артём бросился под защиту Барона.
  - Это он, он... - забормотал он.
  - А-а, я, кажется, догадываюсь! - Барон остановился посреди прихожей, засунул руки в карманы куртки и холодно улыбнулся. - Явился за совой, да?
  Эта фраза поразила пришельца.
  - Совой? - переспросил он. - Какой совой?
  - Сам знаешь, какой.
  Для Силуянова встреча с Артёмом тоже оказалась неожиданностью. Покинув в тот злосчастный вечер Люберцы, он провёл ночь в каком-то подвале с бомжами, а проснувшись на другой день, обнаружил, что здешние обитатели обчистили его карманы. Взяли даже кухонный нож. Но больше даже, чем исчезновение долларов и ножа, его взбесила пропажа листочка с адресом Мартынюка. Совершенно непонятно было, зачем он понадобился ворюгам. Впрочем, его отчаяние было недолгим. Измятый, втоптанный в грязь листок он нашёл в двух метрах от себя. Воры, видимо сообразив, что координаты какого-то Мартынюка им ни к чему, выкинули листок тут же, на месте кражи.
  Силуянов приехал в Новые Черёмушки ещё днём, но в квартире никого не было. На его звонки в дверь никто не отзывался. Тогда он додумался прилепить в вестибюле объявление о визите санитарной службы, полагая, что под этим предлогом ему будет легче попасть в квартиру. А уж в квартире он собирался действовать жёстко. Если Мартынюк или кто-то из его домашних попытается преградить ему дорогу к передатчику, он снова совершит убийство. Ради ядерной кнопки он готов на всё, тем более возврата к прежней жизни ему уже нет. Мосты сожжены. На кухне он возьмёт нож, запугает им Мартынюка, вскроет передатчик и дважды нажмёт на кнопку. А там пусть его арестовывают, сажают, расстреливают - ему всё равно. Всё погибнет вместе с ним в атомном смерче.
  Послонявшись около часа по окрестным пустырям, он снова проник в дом и снова позвонил в квартиру. Снова безрезультатно. Он возвращался через каждый час, проводя время на задворках какой-то стройки, среди бродяг. Они оказались добряками, угощали его сигаретами и бутылочным квасом с ближайшей помойки.
  Вечером стало прохладнее, начал накрапывать дождь. Бродяги разожгли костёр. От протухшего кваса желудок Силуянова скручивали болезненные спазмы, но майор крепился, стискивал зубы и с мрачным удовольствием думал о том, что если он доберётся до передатчика, то все эти стройки, гаражи, заборы и дома сметёт взрывной волной. Весь город превратится в руины.
  За гаражами выла собака. Бродяги ели сушёную рыбу. К ним то и дело подходили строители-гастарбайтеры. Силуянов, ни на кого не обращая внимания, сидел, смотрел на огонь и ждал, когда пройдёт очередной час. Ради того, чтобы увидеть поднявшийся над Москвой атомный гриб, стоило перетерпеть боль в желудке.
  Каждый раз, подходя к дому Мартынюка, он уже издали начинал всматриваться в окна на одиннадцатом этаже. Они всё время были темны. Когда же, наконец, увидел, что они светятся, он до того взволновался, что даже не подумал о том, что время для визита представителя санитарной службы сейчас самое неподходящее. Одержимый жаждой всеобщей гибели, он не мог дотерпеть до утра.
  - Ты, папаша, не слишком-то напрягайся, - тем же расслабленным тоном продолжал Барон. - Совы здесь нет.
  Майор растерялся.
  - Как - нет? - машинально буркнул он.
  - А так, - Барон широко развёл руками. - Улетели брежневские бриллианты. Всё, их нет, забудь про них...
  Смутная догадка забрезжила в мозгу бывшего гебиста.
  - Откуда вы знаете про бриллианты? - спросил он, почти не разжимая зубов.
  - В сове дочь Брежнева спрятала бриллианты, чтобы вывезти их за границу, ведь так? - ответил Барон. - Но у неё ничего не вышло. Её накрыли агенты Андропова, а сова с брюликами исчезла. А потом всплыла у него, - он кивнул на Артёма. - Вы решили воспользоваться неведением бедного мальчика и заграбастать камни, я правильно понимаю, папаша?
  Силуянову всё стало ясно. Этот нагловатый белобрысый тип слово в слово повторил ложь, которую он выдал Кирьякову, чтобы выманить у него деньги. Он придумал тогда довольно стройную версию о бриллиантах, якобы спрятанных в статуэтку. В начале восьмидесятых о бриллиантовых аферах брежневской дочки и её любовника-циркача толковала вся Москва, Кирьяков наверняка тоже об этом слышал. Майор выдал эту ложь только один раз, когда нужно было заполучить адрес Мартынюка. Но они с Кирьяковым были одни в комнате. Значит, их подслушивали! Этот паскудный мальчишка, Артём, стоял за дверью и всё слышал! А скорее всего, он прятался за окном...
  - Я первый нашёл сову, - процедил майор, ещё не зная толком, что говорить.
  - Это не имеет значения, - Барон безмятежно улыбнулся. - А вот приближаться ко мне я бы не советовал, - на Силуянова наставилось дуло "беретты".
  Майор замер, глядя на пистолет.
  - Постойте, - выдохнул он. - Вы не знаете всего...
  - Мы знаем достаточно, чтобы самим заняться этим делом, - Барон сделал ударение на слове "самим". - Ты лучше в него не суйся. Тем более тебя ищут менты за двойное убийство. Хочешь, чтобы мы прямо сейчас сдали тебя? Или сам уберёшься отсюда?
  Силуянов вдруг засмеялся, оскалив щербатый рот.
  - Нет, сынок, ментам ты меня не сдашь. Ты ведь проник сюда без ведома хозяев... Да и оружие у тебя есть. Это статья.
  - Короче, папаша, неохота мне об тебя мараться, поэтому скажу сразу: не нашли мы тут никакой совы. А то пойди, посмотри, может, найдёшь.
  Силуянов, не сводя с него пылающего взгляда, метнулся в спальню. Порыскал в кухне и в кабинете.
  Барон следил за ним, поигрывая пистолетом.
  - Ладно, заканчивай, нет времени. Сматываем, пока хозяева не вернулись, и разбегаемся в разные стороны.
  Бывший гебист чувствовал, что молодчики не успокоятся. Сову они будут искать. И ведь найдут. Кровь из носу, а найдут!
  - Послушайте меня, - заговорил он упавшим голосом. - Я вам врать не буду, я уже старик, у меня гипертония, ишемия, туберкулёз в последней стадии... Мне много денег не нужно... Если бы вы согласились уступить хотя бы пятую часть камешков, то я мог бы вам кое в чём помочь...
  - Тебе бабки вообще ни к чему, - сказал наркоторговец. - Остаток дней проведёшь на зоне.
  - Ты слушай, что тебе говорят! - перебил его Силуянов. - Я двадцать лет проработал в КГБ и знаю, что это за организация. А ты не знаешь. Это ведь не просто статуэтка, полная бриллиантов. Это секретный контейнер!
  - А мы думали - не секретный, - с ухмылкой съязвил Барон.
  - Нужно знать способ его вскрытия, - продолжал Силуянов, многозначительно понизив голос. - На сове есть секретные кнопки, которые надо нажимать в определённой последовательности. А если вы её пилкой будете резать, то так шарахнет, что вы не то что сову с бриллиантами - своих кишок не найдёте...
  И он заговорил о всевозможных уловках и ловушках, на которые так горазды спецслужбы, старающиеся сохранить свои секреты. Он рассказывал о сверхтоксичных ядах, миниатюрных взрывателях, распылителях вредоносных бактерий, устройствах, способных взрываться при неумелом обращении с собой. Видя интерес искателей бриллиантов, Силуянов врал вдохновенно. Главное для него было - не дать помарки, не сбиться. Малейшая запинка могла вызвать недоверие. Совы в квартире, похоже, действительно не было, значит, всё резко осложнялось. Ему одному продолжать поиски не под силу. У него нет ни денег, ни возможностей, к тому же его ищет милиция. Поэтому надо во что бы то ни стало добиться того, чтобы эти парни заинтересовались его персоной и приняли в компанию.
  - Бриллианты - это улика против Галины Леонидовны Брежневой, а косвенно, через неё, против самого генсека, понимаете? - втолковывал он своим молодым слушателям. - Если найдут камни - полетят многие головы. Поэтому и предусмотрен вариант самопроизвольного уничтожения контейнера вместе с бриллиантами и теми, кто попытается их достать. Контейнер снабжён зарядом пластида с взрывателем, и не исключено, что ещё и баллончиком с газом. Чуть начнёшь неправильно открывать - дунет таким ветерком, что умрёшь мгновенно. Мгновенно, понимаете? Контейнер делали для очень серьёзных людей, и для дел он предназначался серьёзных!
  - Как же, в таком случае, он оказался в его квартире? - спросил Барон, показывая на Артёма.
  - Я же тебе говорил... - начал тот, но Барон перебил:
  - Путь он скажет.
  - А что я могу сказать? - Силуянов пожал плечами. - Мне известно только, что контейнер собирались переправить за границу, но в самый последний момент он был конфискован у мужа Галины - генерала Чурбанова. На месте вскрывать контейнер, по понятным причинам, не стали, отправили в комитет, но туда он не доехал. Исчез по дороге. А как он попал к адмиралу Дыбову, которого я хорошо знал, царствие ему небесное, - мне неизвестно. О контейнере вообще знал только очень ограниченный круг лиц.
  - Так всё-таки, откуда ты знаешь, что в контейнере брюлики? - спросил Барон. - Может, он пустой?
  - Я знаю, сколько сова должна весить в пустом состоянии, а сколько - в полном, - соврал Силуянов. - Я ведь, ещё когда был у них в гостях, - он оглянулся на Белявского, - брал её в руки! Она битком набита бриллиантами!
  - А может, не бриллиантами?
  - Чурбанов на допросе признался, что в контейнере одних гранёных алмазов на кило шестьсот грамм живого веса, - воскликнул майор, разыгрывая негодование, - и среди них несколько очень крупных, представляющих громадную ценность! Плюс изумруды и рубины в неустановленном количестве!
  - И что же, сову потом никто не искал? - поинтересовался Артём.
  - Поиски были недолгими, - ответил Силуянов. - Их прекратили, логично решив, что тот, кто её нашёл, погиб при вскрытии. Взорвался, либо отравился газом... Я уже стар, и много мне не надо... - Его тон снова сделался жалостливым. - Так уж и быть, всего за несколько камушков я мог бы помочь вам открыть контейнер... Пять-шесть камушков... Ну, хотя бы два камушка - разве это много, чтобы гарантировать себя от неприятных сюрпризов? Камней там целая прорва...
  - Он хочет, чтобы мы взяли его в команду, - пробормотал Артём.
  - Я старый комитетчик, - говорил майор. - У меня такой опыт, какой вам и не снился... В случае необходимости я всегда могу дать дельный совет...
  - Короче, всё ясно, - Барон, решившись, тряхнул головой. - Лады. Дадим тебе два камешка, но только в том случае, если, во-первых, они там есть...
  - Есть, есть! - радостно закивал Силуянов.
  - А во-вторых, если сова и правда открывается так, как ты говоришь - секретными кнопками.
  Силуянов торжествующе засмеялся.
  - Вы сами убедитесь! На ней пять кнопок! Непосвящённый может искать их очень долго, а даже если и найдёт, не откроет, потому что надо знать последовательность нажатий. Иначе можно взлететь на воздух!
  - Пусть отдаст нож, - сказал Артём. - А то кто его знает, что у него на уме. Возьмёт и пырнёт, как тех мужиков...
  - Да, ты ножичек отдай, - Барон снова наставил на майора пистолет. - Это для твоего же спокойствия.
  - Нет у меня ножа, - ответил Силуянов, широко раскрывая полы пальто. - У меня вообще ничего нет.
  - И долларов нет? - спросил Артём.
  - И долларов. Всё украли.
  - Обыщи его, - велел Барон.
  Артём обхлопал карманы бывшего гебиста.
  - Нет, ничего нет...
  Силуянов стоял, растопырив руки, и улыбался щербатым ртом.
  - А ты шустрый малый, - он подмигнул Артёму и погрозил ему пальцем. - Но подслушивать за окнами нехорошо. Тебя ведь этому не учили в школе?
  - Скажи спасибо, что сразу не настучал на тебя ментам, - проворчал Артём.
  - Спасибо, - ответил Силуянов, отвешивая насмешливый поклон. - За добрые дела я всегда говорю "спасибо".
  Барон, ещё раз смерив взглядом его нескладную фигуру, убрал пистолет в карман и велел Артёму привести в порядок квартиру.
  - Да-да, всё здесь надо убрать, - угодливо подтвердил майор. - Чтобы никто ничего не заметил. Это очень правильно.
  - У тебя не спросили, - проворчал Белявский, отправляясь в поход по комнатам.
  Силуянов стоял посреди прихожей, выжидательно глядя на наркоторговца.
  - Значит, так, - сказал Барон. - Сейчас дай мне свои координаты. Как найдём сову, я сразу тебя разыщу.
  - То есть, как - разыщу?
  Силуянов заволновался. Перспектива быть отстраненным, даже временно, от поисков совы ему совсем не нравилась.
  - Я с вами буду. Мы все одна команда, так мы договаривались?
  - Мы никак ещё не договаривались! - отозвался Артём из гостиной.
  - Тебя ментура ищет по всей Москве, - сказал Барон. - Небось и рожа твоя у них есть, и пальцы. И ты хочешь, чтобы мы с тобой повсюду таскались?
  - Нет-нет, я с вами! Иначе не пойдёт!
  Испуганный и жалкий вид гебиста убедил Барона лучше любых доводов, что дело затеяно не зря. В сове несомненно были бриллианты. Он даже похлопал Силуянова по плечу.
  - Ну ладно, ладно, поедешь с нами, - сказал он и обернулся к Артёму: - Долго ты ещё?
  Тот вышел в прихожую.
  - Всё. Полный ажур.
  - Он едет с нами, - Барон кивнул на Силуянова. - Может, уже этой ночью сова будет у нас.
  - Ты хочешь прямо сейчас двинуть в Раменское? - спросил Артём.
  - А чего тянуть? Заедем в клуб, а оттуда сразу рванём туда.
  - Правильно, - поддакнул Силуянов.
  Выходя из квартиры последним, Барон ещё раз огляделся. Все вещи были поставлены на свои места. Он запер дверь на три замка.
  - Только ты, папаша, из машины не высовывайся, - предупредил он. - А то, не дай Бог, менты твою рожу засекут!
  - Меня не узнают, - торопливо заверил его гебист. - Я уже три дня не брился, кто меня узнает?
  - Тебе бы ещё и вымыться не мешало.
  В машине Барон с Артёмом сели впереди, Силуянов устроился сзади.
  - Значит, сегодня мы её и возьмём? - спросил Силуянов, озираясь. - Прямо сейчас? А где она?
  - Неважно, - буркнул Барон, берясь за руль. - Но только учти: если не откроешь её своими кнопками - хрен чего получишь.
  - Открою, открою, можете не сомневаться, - отставной майор сказал это с такой дрожью, что даже Артём понял: старик не врёт. - Кепку проглочу, если сова не открывается потайными кнопками!
  У входа в клуб Барон вклинил свой "Опель" в свободное место между припаркованными машинами. Фасад "Парамарибо" светился неоном, его мертвенный блеск лежал на глянцевых боках иномарок.
  Артём с ключами от квартиры Мартынюка вошёл в безлюдный холл. Где-то звучала музыка. Он направился к лестнице. В зеркалах слева от него на секунду отразилась внутренность бара с лениво извивающейся стриптизёршей.
  Предупреждённая телефонным звонком, Дарья встретила его в коридоре третьего этажа.
  - Барон велел тебе оставаться с ним до утра, - прошептал Артём, передавая ей ключи. - А то утром проснётся, увидит, что тебя нет, и неизвестно что подумает.
  - Ничего он не подумает. Я же ничего у него не украла. Ключи я сейчас положу обратно в пиджак...
  - Если сова на даче, то мы и без тебя её возьмём, - пытался уговорить её Артём, но она не желала слушать.
  - Я еду с вами. Иначе я с ума сойду от волнения!
  Она вернулась в номер. Мартынюк спал, разметавшись на кровати. Одна его нога свесилась на пол, рот раскрыт. Дарья засунула ключи в пиджак, огляделась, увидела недопитый бокал и выплеснула остатки вина со снотворным в форточку. Потом принялась будить Мартынюка.
  - Дорогой, я ухожу! Мне надо уходить!
  - А? Что? - Он силился разлепить ресницы.
  - Мне надо уходить!
  - А? - И Мартынюк снова захрапел.
  
  
  Увидев Дарью, выходящую из клуба вместе с Артёмом, Барон высунулся из машины.
  - Я велел тебе оставаться!
  - Но это совершенно ни к чему, - возразила она. - А это кто?
  - Случайно встретились на квартире Мартынюка, - сказал Барон. - Тоже охотится за совой... Сова вроде бы с секретным механизмом, а он знает, как его открыть.
  Разглядывая Силуянова, Дарья брезгливо морщилась.
  - Бывший сотрудник спецслужб, между прочим, - заметил Артём.
  - Спецслужб? А почему от него воняет, как от бомжа? Он что, не моется?
  - А это ты у него спроси.
  Силуянов оскалился в улыбке.
  - Видите ли, сударыня, в последние дни на меня обрушились страшные несчастья. Я остался без близких мне людей, без денег, без крыши над головой...
  - Ладно, всё ясно, - оборвал его Барон.
  "Опель" покатил по ночным улицам.
  - Надо ещё разобраться, какая там за дача... - говорил наркоторговец, не отрывая глаз от дороги. - Хорошо, если просто домик с заборчиком, а то, может, домина с железными дверями...
  Силуянов смотрел на проплывающие огни, на дома, на встречные машины, и постепенно погружался в сладкие, навевающие сон мысли о том, что скоро всё это будет засыпано радиоактивным пеплом. Миллионы людей уйдут в небытие. Здесь будет пустыня.
  "А то живёшь в грязи, пресмыкаешься перед всякой мразью... Лучше загнусь... И всех этих людишек с собой заберу... - Глаза его закрылись. - Сову они мне доставят... На блюдечке принесут с голубой каёмочкой... Потому что жадны..."
  Очнулся он оттого, что белобрысый молодчик протягивал ему сову. За то время, пока он спал, расторопные сообщники успели раздобыть передатчик!
  "Если ты набрехал про секретные кнопки - плохо тебе придётся", - говорит блондин.
  "Есть кнопки, есть, сейчас открою..."
  Силуянов ощупывает сову со сладострастным придыханием и, замирая от восторга, начинает давить на кнопки.
  В кабину "Опеля" проникает желтоватый свет уличного фонаря. Троица напряжённо следит за его действиями. А у него всё в душе поёт.
  "Будут вам бриллианты, как же, сейчас будут..." - думает майор, нажимая последнюю, пятую кнопку.
  Передатчик раскрывается. Силуянов нащупывает главную кнопку и несколько секунд нежно, как бугорок клитора, ласкает её, а потом с силой нажимает. Загорается зелёная лампа. Стрелка хронометра бежит по кругу. Трое жадных до денег кретинов с интересом ждут продолжения. Стрелка совершает полный круг. Силуянов абсолютно спокойно, с какой-то прозрачной пустотой в голове, снова нажимает на кнопку. Вспыхивает красная лампа. Команда к ядерному залпу принята на подлодке.
  "Ну, и где бриллианты?" - нетерпеливо спрашивает сынок Вероники.
  "А нету бриллиантов, миленький мой, - смеётся ему в лицо Силуянов. - И не будет. Всё. Концерт окончен".
  Он получает ощутительный тычок в плечо. Сова вываливается у него из рук и всё смешивается перед глазами. Его трясут.
  - Хватит спать, приехали!
  Артём ещё раз пихнул Силуянова. Тот разлепил ресницы, окончательно просыпаясь.
  За окнами по-прежнему ночь. Они все сидят в машине, которая стоит на дороге, больше похожей на широкую тропу. В отдалении виднеются одноэтажные домики. Там горит фонарь, подсвечивая забор и черепичную крышу.
  Приглядевшись, Силуянов заметил, что окна ближайшего дома слабо освещены.
  - Вылезаем, - скомандовал Барон. - Всем слушать меня и никакой самодеятельности!
  Силуянов выбрался из машины последним. В лицо сразу впился пронизывающий ветер с мелким дождём. Вокруг смутно шевелились и скрипели облетевшие деревья.
  
  
  Глава 16
  
  В форточку ударил сквозняк, с грохотом распахнулась оконная рама и где-то на кухне хлопнула дверь. Обе женщины, сидевшие за столом, невольно вздрогнули.
  - Пойду закрою окно, - пробормотала хозяйка дачи - Раиса Венедиктовна Мартынюк, немолодая полнеющая женщина с завитыми, крашеными под тёмный каштан волосами, одетая по случаю приезда гадалки в строгое тёмное платье.
  Она захлопнула раму и на несколько секунд задержалась у окна, всматриваясь в голые деревья, чернеющие на фоне бледно-синего ночного неба.
  - Ещё две свечи зажги, - велела гадалка. - Пусть их будет пять. Расставим на углах пентаграммы.
  Электричества, по её требованию, хозяйка не включала. Комнату озаряли свечи. Раиса Венедиктовна зажгла ещё две и вернулась с ними к столу.
  Гадалка развернула на клеенчатой скатерти ватманский лист с нарисованными кругами и большим пятиугольником, и принялась деловито прикреплять его к клеёнке скотчем. Лучи и середина пятиугольника были сплошь испещрены какими-то закорючками, сюда же были наклеены маленькие цветные картинки с изображением знаков зодиака. От частого употребления всё это поблёкло, лист был во вмятинах и сальных пятнах.
  - Дождь идёт уже целую неделю, - со вздохом сказала Раиса Венедиктовна, усаживаясь за стол. - Скорей бы снег выпал, что ли. А то надоела грязь.
  - Ненастье как раз к лучшему для нашего сегодняшнего дела, - сказала гадалка - полная, очень бледная женщина лет сорока, с тёмной вязаной шалью на плечах. Её глянцевые чёрные волосы были собраны сзади в пучок и подоткнуты булавкой с серебряной змейкой, на лице сверкали маленькие очки, палец левой руки украшал перстень с крупным синим камнем.
  - А это что? - спросила Раиса Венедиктовна, глядя на закорючки.
  - Каббалистические символы особого назначения, - пояснила гадалка. - Их используют только в тех случаях, когда надо оказать на кого-то воздействие.
  - А его, правда, можно оказать?
  Гадалка посмотрела на нее недовольно.
  - Я заговариваю со стопроцентной гарантией. Не подействует - вернёшь деньги. Кстати, они нам сейчас понадобятся.
  - Но я же вам дала...
  - Ещё нужны. У вашего мужа, дорогая моя, очень испорченная карма. Над ней надо много работать.
  Хозяйка, подавляя вздох, снова встала и направилась к шкафу, где у неё хранились деньги.
  - А сколько нужно?
  - Погоди, дай сообразить... - Гадалка поставила в центр пентаграммы стеклянный шарик и вгляделась в него. - На его ауре я вижу тёмно-лиловые полосы. Это самое худшее, что можно ожидать... Тёмно-лиловые, почти чёрные... - Она понизила голос и начала делать рукой пассы. - Чего ты там канителишься? - Кинула быстрый взгляд на хозяйку. - Сколько у тебя?
  - Шестьсот долларов и... рублей тысяч двенадцать.
  - Всё неси сюда. Маловато для исправления такой кармы, ну да ладно. Буду работать. Но только для тебя. Для другой бы и в жизнь не взялась, а для тебя сделаю.
  Раиса Венедиктовна передала ей деньги.
  - На вас, матушка Акулина, одна надежда. А то он и думать обо мне забыл... - Она подсела к столу, подперла подбородок рукой и плачущим голосом принялась повторять то, что ворожея уже много раз слышала от неё: - Пятьдесят пять уже, а всё не может угомониться... За каждой юбкой бегает... С молоденькими заигрывает... Мне уж даже соседи об этом говорят. Вон, на прошлой неделе, соседка, Тамара, видела, как он вылезал из машины с какой-то малолеткой... Уму непостижимо! Я бы на развод продала, так жалко же... У нас сын, сколько добра нажито...
  - Да, добра нажили, - "матушка Акулина" окинула взглядом шкафы, за стёклами которых при свете свечей поблескивал фарфор, сверкали фужеры, белели фаянсовые орлы и попугаи.
  - Изменяет со всеми... - чуть ли не в слезах говорила хозяйка. - А заговоришь с ним на эту тему - сразу кричит, что я вмешиваюсь в его личную жизнь. Ты, говорит, тоже заведи себе любовника. В Европе, говорит, только так и живут...
  Взгляд гадалки задержался на металлической сове.
  - Её в прошлый раз у тебя не было.
  - Муж недавно принёс откуда-то. Он знает, что я собираю птиц...
  - Эта сова принесет тебе несчастье, - сурово объявила "матушка". - В ней чёрная сила. Она и на мужа твоего повлияет, и на тебя. Ты лучше отдай её мне.
  - Да возьмите, какой разговор, - с готовностью согласилась Мартынюк. - Я и сама чувствую: что-то не то. Голова болит... Не иначе, от неё...
  - От неё, - подтвердила гадалка. - У меня в кабинете ей самое место. Я её чёрную силу ограничу... И вон тот подсвечник отдай. Из его завитков складывается знак.
  - Где? Какой? - Хозяйка испуганно огляделась.
  - Вон тот, на тумбочке. Его завитки складываются в символ каббалы, притягивающий нечистую силу.
  - Надо же, а он у меня сто лет стоит!
  - Вот, может, твои несчастья от него и происходят.
  - Тогда уж... Возьмите и его тоже... - проговорила Раиса Венедиктовна упавшим голосом.
  - Чувствую, не только карму, но и жилище твоё надо очищать, - "матушка Акулина" озиралась, высматривая, что бы ещё прибрать.
  - Жилище очистите потом, а сейчас мужа приворожите, - робко попросила хозяйка.
  - Не волнуйся, дорогая, с этой ночи он будет думать только о тебе. Ещё хуже случаи бывали, а ничего, после моего приворота всё образовывалось... Да, - вспомнила она, - фотографию его приготовила?
  - Давно приготовила, - Мартынюк протянула ей конверт со снимком. - Осторожней, матушка, в конверте волосы. Собрала с подушки, как вы велели... Вы, вроде бы, говорили, что хватит одного волоса?
  - Хватит, но чем больше, тем лучше, - гадалка положила перед собой фотографию, высыпала на неё волосы. - А теперь подавай сюда свечи.
  Хозяйка начала передавать ей один за другим бронзовые подсвечники с горящими свечами. "Матушка" ставила их на лучи пентаграммы.
  - Далёко еще до двенадцати? - деловито осведомилась она.
  Раиса Венедиктовна посмотрела на часы.
  - Через десять минут пробьёт.
  - Ворожить начнём ровно в полночь, а сейчас подождём пока.
  В дверь просунулся седоватый крепыш в строгом чёрном костюме и галстуке, с большой бутылью в руках, на четверть наполненной водой. Раиса Венедиктовна знала о нём только то, что его зовут Виктор Иванович и что он шофёр и помощник "матушки Акулины".
  - Святая вода не нужна? - спросил он.
  - Нужна, нужна, хорошо, что не забыл! - Гадалка торопливо встала из-за стола и взяла у Виктора Ивановича бутыль. - Ступай, жди меня на кухне.
  Она принялась прыскать водой по углам, что-то бормоча. Закончив с этим занятием, вернулась к столу.
  Раиса Венедиктовна сидела молча, помаргивая своими близорукими глазами. Гадалка тоже молчала.
  За окнами с особенной силой взвизгнул ветер, ударив в оконные рамы.
  - Ничего, ничего... - прошептала гадалка. - Ненастье - это хорошо для ворожбы... Крепче выйдет...
  Из-за двери донёсся глухой звон настенных часов, и гадалка вскинула над столом руки.
  - Начинаем, - проговорила она торжественно и принялась двигать по пентаграмме фотографию. - Вернись, вернись к рабе Божией Раисе, услышь мой зов, услышь, услышь... - Она умолкла и в комнате настала тишина, прерываемая лишь шорохами деревьев за окнами.
  В руках у гадалки появились булавки.
  - Выведем из него измену. Из самой его души сокровенной...
  Она с размаху всадила острие булавки прямо в голову изображенному на фотографии Мартынюку. Раиса Венедиктовна ахнула.
  - Изыди, измена, и вы, силы тьмы, овладевшие его сердцем! - воскликнула гадалка и воткнула вторую булавку в сердце изображенного. - И вы, силы соблазна и похоти, изыдите, и пусть в его душе останется только верность рабе Божией Раисе!
  Третью булавку она воткнула сфотографированному Мартынюку пониже живота. Раиса Венедиктовна в волнении сложила руки на груди.
  Гадалка, скорчив болезненную гримасу, стала раскачиваться из стороны в сторону.
  - Чую, ох, чую, скверна из него исходит... Много в нём скверны накопилось, и вся она исходит под воздействием Сатурна... А теперь мы переместим его в Дом Юпитера... - Она принялась двигать фотографию по пентаграмме. - О Господи, ещё больше нечисти из него повалило...
  - Больше?
  - Нечистый дух! - завопила гадалка, обращая взор к потолку и начиная лихорадочно креститься. - Из мужа твоего изошёл нечистый дух! Дух измены и похоти! Он здесь, рядом с нами!
  - Кто? Муж?
  - Нет, дух, который изошёл из него! Он здесь, в этой комнате! Он глядит на нас!... Хочет броситься, вцепиться, аки кровожадный пёс, в чью-нибудь душу... Я вижу его горящие глаза...
  Гадалка вскрикнула, всплеснув руками. Вслед за ней, боясь невидимого духа, вскрикнула хозяйка. Гадалка дрожащей рукой снова двинула исколотое булавками фото по пентаграмме.
  - Он ещё не ушёл... - прошептала она. - Он здесь... Чувствуешь, как он давит на грудь?
  - Чувствую, чувствую! - взвинченно закричала Раиса Венедиктовна.
  - Не хочет уходить. Смотрит на нас, горят его глаза...
  Гадалка заёрзала на стуле и стала оглядываться, как будто в поисках нечистого духа. Огляделась и Раиса Венедиктовна.
  Вдруг обе они взвизгнули и привстали со стульев. В тёмном окне, почти прижавшись к стеклу, бледнело небритое стариковское лицо с глубоко запавшими пронзительными глазами. Раиса Венедиктовна, ахнув, снова упала на стул.
  - Кто это? - спросила "матушка Акулина", подходя к окну.
  Но незнакомец уже скрылся.
  - Кто это мог быть? Ты его знаешь?
  - Нет, - замотала головой хозяйка. - Впервые вижу. Может, это... дух?
  - Виктор! - крикнула гадалка. - Виктор, милый, возле дома кто-то шатается! Поди, глянь!
  Виктор Иванович вышел из дома. Через пару минут вернулся, встревоженный.
  - Тут, вроде, двое или трое каких-то типов, - сообщил он. - Как увидели меня - сразу удрали в кусты. Не нравится мне это.
  На кухне стукнула рама. Виктор Иванович бросился туда.
  - Опять они, - вернулся он в комнату, тяжело дыша. - Похоже, в окно хотели залезть.
  - Вот что, миленькая моя, - "матушка Акулина" принялась торопливо отлеплять ватман от стола. - На сегодня закончим, мне надо срочно уезжать. Мы и так сделали добрую половину дела...
  - Уже всё? - всплеснула руками Мартынюк.
  - А ты что хотела? Нечистые люди появились тут неспроста. Это карма твоего мужа действует. Крепкий он у тебя орешек! Над его кармой надо много работать... Виктор! Виктор!
  - Я тут!
  - Проводишь меня до машины.
  Раиса Венедиктовна засуетилась.
  - Позвоню в пункт охраны, здесь недалеко...
  - Позвони, это иногда их усмиряет.
  Гадалка свернула лист в рулон, сунула его себе под мышку, в другую руку взяла статуэтку совы и направилась к двери.
  - Виктор, вон тот подсвечник возьми! - крикнула она на ходу. - Да не этот, а вон тот, покрупнее, с завитушками! Открой дверь, не видишь, у меня руки заняты?
  Виктор Иванович торопливо забежал вперёд и раскрыл входную дверь. Спустился с крыльца. Огляделся.
  - Вроде никого нет.
  - Ох, Господи, с нами крестная сила, - гадалка сняла с вешалки плащ и последовала за ним.
  Раиса Венедиктовна набирала номер пункта охраны, находившегося здесь же, в посёлке. Трубку на том конце, как нередко бывает в критические минуты, никто не брал.
  "Матушка Акулина" постояла на крыльце, вглядываясь в окутанную дождём темень, а потом решительно направилась к машине. Её "Фольксваген" стоял в десятке метрах от крыльца, сразу за калиткой. Виктор Иванович раскрыл перед ней дверцу, а сам направился в обход машины, чтобы сесть с другой стороны.
  Гадалка, нагруженная рулоном, плащом и совой, начала забираться в "Фольксваген", как вдруг сзади её кто-то с силой дёрнул. Ахнув, она обернулась и заголосила в ужасе: перед ней стоял тот самый старик, который только что заглядывал в окно!
  - Отдай сову! - Он не сводил пылающих глаз со статуэтки. - Отдай, слышишь?
  Его жёсткие пальцы вцепились "матушке" в плечо, но в эту минуту подоспел Виктор Иванович. Отработанным движением профессионального телохранителя он отжал силуяновские пальцы и, схватив за плечо, применил борцовский приём. Майор полетел на землю.
  - Едемте быстрее, пока другие не появились, - Виктор Иванович помог гадалке забраться в машину.
  На крыльцо вышла встревоженная Раиса Венедиктовна в пальто, шляпке и с зонтиком в руке. Оказавшись невольной свидетельницей короткой схватки Виктора Ивановича с агрессивным незнакомцем, она встревожилась ещё больше.
  - Стойте! - крикнула она. - Стойте, матушка, подождите, я еду с вами!
  Она поспешно заперла дом.
  - Вы дозвонились до охраны? - спросил Виктор Иванович.
  - Да, они обещали подойти.
  Гремя ключами, Мартынюк сбежала с крыльца.
  - Ну так и подождали бы их, - сказал Виктор Иванович.
  - Когда ещё они придут, - ответила Раиса Венедиктовна. - А я не желаю оставаться одной, когда тут бродят всякие личности. Я еду с вами в Москву.
  Виктор Иванович взглянул на гадалку. Та утвердительно кивнула. Раиса Венедиктовна открыла заднюю дверь. Едва она успела влезть, как "Фольксваген" тронулся. Ей пришлось захлопывать дверцу на ходу.
  Не включая фар, машина покатила по едва заметной в сумерках дороге.
  - Неспроста это, милая, - тоном знатока говорила гадалка. - Неспроста... Это духи шалят.
  - Думаете, это всё из-за мужа? - спрашивала Раиса Венедиктовна, гладя, как растворяется в потёмках её дом.
  - Не думаю, а точно знаю, что из-за него, - ответила гадалка и начала рассказывать: - У меня такое уже было. Я вот ездила в один дом заговаривать человека от порчи, так едва приступила к читке, такое началось...
  - Что началось? - ужаснулась Раиса Венедиктовна.
  - Бандиты прямо с потолка посыпались! - выпалила гадалка. - Один за другим! И откуда только взялись... - Она на несколько секунд умолкла, как бы давая спутнице вдуматься в её слова, а потом прибавила со значением: - Такое бывает только в особо тяжелых случаях, когда слишком испорчена карма. Значит, подействовала моя ворожба. Злится, ой злится нечистая сила...
  Виктор Иванович решился включить фары. "Фольксваген" катил вдоль голых деревьев и заборов, за которыми временами слышался собачий лай. Ветер срывал с деревьев остатки пожухлой листвы и швырял прямо в стёкла машины. Дача Мартынюков осталась позади. "Матушка Акулина", раскинувшись на сиденье, вытирала платочком мокрое лицо.
  
  
  Силуянов не стал дожидаться, когда ему нанесут удар по почке или заломят руку, проворно отпрянул и ринулся в темноту. Ветки кустарников цеплялись за полы его распахнутого пальто, сзади звучали голоса гадалки и хозяйки дачи. Он не вслушивался в них. В его мозгу билась только одна мысль: сова. Та самая, андроповская. Она снова явилась ему! Он видел её на расстоянии вытянутой руки!
  - Товарищ Барон, товарищ Барон, сюда... - звал он задушенным голосом. - Тут сова... Она тут, я видел её...
  Из-за угла забора ему навстречу выбежал наркоторговец.
  - Сова? Она должна быть в доме!
  - Её увозят, я видел... - Силуянов показывал рукой на отъезжавший "Фольксваген". - Я хотел отобрать, но мужчина меня толкнул... Сова там, клянусь! Это точно!
  - Дашка, Артём! - Барон свистнул. - Быстро к машине!
  Пока добежали до "Опеля", забились в кабину и Барон нажал на газ, "Фольксваген" успел скрыться из виду. "Опель" покатил в том же направлении.
  Силуянов, всё ещё дрожа от возбуждения, рассказывал напарникам, как он увидел полную даму, которая с совой и большим рулоном бумаги садилась в машину.
  - Эта была та самая статуэтка, клянусь! - повторял он. - Контейнер с бриллиантами!
  - Вон они! - крикнула Дарья, выпрямившись на сиденье.
  Где-то далеко, в тумане сеющегося дождя, мелькнул свет фар. Барон прибавил скорость. Свет начал приближаться, и вскоре показался "Фольксваген". Переваливаясь на ухабах, он неспешно катил по пустынной просёлочной дороге вдоль голых рощ, в которых гулял ветер.
  В "Фольксвагене", как видно, заметили подозрительный автомобиль. Он покатил быстрее. "Опель" тоже поддал газу.
  Когда машины достаточно сблизились, Барон заорал во всё горло:
  - Стоять! На "Фольксвагене", стоять!
  - Стоять! - хрипло подхватил Силуянов.
  - Слышите, что вам говорят? - надрывался Барон.
  "Фольксваген" не останавливался.
  Мартынюк в панике оглядывалась.
  - Это те самые... духи...
  - Что им от нас надо? - пробормотал Виктор Иванович, беззвучно ругнувшись.
  - Звони в милицию, - обернулась гадалка к сидевшей сзади Раисе Венедиктовне. - Или к охранникам твоим... Всё равно куда, но звони быстрей!
  Шофёр вглядывался в полумрак.
  - В такой глухомани милиции хрен дождёшься...
  Раиса Венедиктовна, дрожа, достала сотовый телефон.
  - Давай сову! - не выдержав, провопил Силуянов. - Сову давай сюда!
  Барон, держа одну руку на руле, а другой сжимая "беретту", высунулся из машины.
  - Слышали, что говорят? Давайте сюда железную сову!
  Раиса Венедиктовна от неожиданности чуть не выронила телефон.
  - Матушка, они хотят, чтобы вы отдали им статуэтку совы.
  - На хрена им она? - Виктор Иванович ожесточённо крутил баранку. - И кругом, как назло, ни одного огня...
  Дорога потянулась вдоль довольно крутого обрыва, заросшего кустами и деревьями. Внизу, едва различимая за стволами, поблёскивала речная гладь.
  - Я же говорила, статуэтка притягивает к себе нечистую силу...
  Словно подтверждая слова гадалки, сзади грохнул выстрел. Женщины невольно втянули головы в плечи.
  Поражённая Раиса Венедиктовна во все глаза смотрела на свою спутницу. "Матушка Акулина" ещё тогда, в доме, чуть ли не с первого взгляда распознала в статуэтке нечто таинственное и зловещее, и теперь это чудесным образом подтверждалось!
  - И что же делать? - пролепетала она. - Может, отдать её?
  - Конечно, отдать, - сказала гадалка. - Пусть они её унесут с собой в преисподнюю.
  - Останавливаться нельзя! - мельком обернувшись, крикнул Виктор Иванович. - Киньте её на ходу!
  - Раиса, тебе там сподручнее, - Гадалка передала статуэтку Раисе Венедиктовне. - Перекрести её и выброси!
  Виктор Иванович, наклонившись к окну, прокричал:
  - Бросаем вашу сову!... Бросаем из окна!...
  Силуянов в сильнейшем волнении привстал на сиденье.
  - Товарищ Барон, сейчас они её бросят!
  Раиса Венедиктовна открыла слева от себя дверь, перекрестила статуэтку и с силой швырнула её, стараясь, чтобы она упала на дорогу. Но сова, сверкнув никелированной поверхностью, полетела куда-то в заросли.
  "Опель" резко затормозил.
  - Может, ещё подсвечник бросим? - предложила Раиса Венедиктовна. - Пусть и его забирают.
  - Погоди пока, - сказала гадалка.
  - Они остановились! - крикнул шофёр, не сводивший глаз с зеркала заднего вида.
  "Матушка" стала встряхивать пальцами, как бы отмахиваясь от преследователей.
  - Тьфу, тьфу, сгинь, пропади, нечистая сила!
  Только когда "Опель" скрылся за поворотом, она облегчённо вздохнула.
  - Ф-у-у... Ну и муженёк у тебя... - Она достала платочек. - С его испорченной кармой придётся очень много работать...
  
  
  Глава 17
  
  Силуянов первым выскочил из машины. За ним вылезла Дарья.
  - Сюда покатилась! - Он вломился в самую гущу кустарников и упал, поскользнувшись на мокрой листве.
  - Нет, туда! - Дарья показывала на дерево у дороги. - Я видела, она откатилась туда!
  - Она не могла откатиться туда, мы проехали пять метров от того места, - доказывал Белявский.
  - Ищите все! Быстро! - кричал Барон.
  Сам он пропустил момент падения статуэтки и теперь бестолково суетился, бегая вдоль обочины.
  - Следи за стариком, а то найдёт и смоется, - шепнул он Артёму.
  Силуянов спустился по крутому откосу на добрый десяток метров. Дождь утих. В мглистом воздухе висела сырая морось. Барон, оскальзываясь на мокрой листве, приблизился к нему.
  - Ну что, нашёл?
  - Пока нет... Но она могла дальше укатиться... - Силуянов оглядывался. - Я видел собственными глазами, она покатилась куда-то сюда...
  - Тогда она здесь.
  Четвёрка искателей, шаря по кустам, постепенно спускалась к берегу. Порыв ветра донёс до них запах дыма. Силуянов насторожился.
  - Костёр где-то жгут.
  - Ищи сову, - буркнул Барон.
  - А если она закатилась в воду? - сказал Артём, искавший поблизости.
  - Значит, в воду полезем, - сурово сказал наркоторговец. - Плавать умеешь?
  - Не умею, клянусь!
  Прочесав склон оврага до самой реки и ничего не найдя, искатели вернулись на дорогу и снова начали шарить по зарослям. Всё, однако, указывало на то, что сова укатилась вниз по склону, и, если не застряла в кустах, то, вполне возможно, ушла в воду у берега.
  - Течение здесь медленное, к тому же сова тяжёлая, - рассуждала Дарья, вглядываясь в мутную реку. - Лежит где-нибудь тут, под ногами...
  Разыскав сук, она сунула его в воду и достала до дна.
  - Здесь неглубоко! - воскликнул Барон и обернулся к Артёму. - Тебе по грудь будет, так что не утонешь. Давай, раздевайся.
  - Мне нырять? - изумился Артём.
  - А что ты хотел? Сейчас не холодно, купальный сезон ещё не закрыт.
  Белявский наклонился к нему:
  - Старика заставим...
  - У него сердце может остановиться в воде, возись с ним потом, - возразил Барон, - а ты молодой, для тебя это вроде как водная процедура.
  Тяжко вздохнув, Артём принялся снимать с себя куртку.
  Раздевался он долго. Склон, по которому могла укатиться сова, успели облазить раз пять, когда он, наконец, разделся до трусов. Потом он долго стоял у кромки воды, не решаясь нырнуть. Дарья зачерпнула воду в пригоршни и окатила его. Артём вскрикнул, поёжился, спустил в воду одну ногу, и тут Барон толкнул его, незаметно подкравшись сзади. Артём с шумом плюхнулся, подняв фонтан брызг.
  - Ты ныряй, ныряй, - советовала ему Дарья
  - Я ногами ощупываю дно, - сквозь зубы отвечал Белявский. - Если сова попадётся, я тут же узнаю...
  Он зашагал по дну вдоль берега, прошёл метров пятьдесят вниз по реке, вернулся к исходной точке и прошёл столько же вверх. Сова под ноги не подворачивалась.
  Между тем поиски охватывали всё новые участки склона. Барон, пройдя метров сто, вышел к пологому берегу, на котором стояло ветхое досчатое строение, похожее на шалаш. В прорехах теплился свет, над крышей поднимался дымок.
  В шалаше, видимо, услышали его шаги. Чей-то сиплый голос крикнул:
  - Лёха, чего ты там ходишь? Иди сюда!
  Барон, которого по-настоящему звали Алексеем, изумился. Он подошёл к входу в шалаш и заглянул внутрь. Там было что-то вроде очага, сложенного из кирпичей, в нём горел огонь, и на расстеленной одежде сидело трое бродяг - двое мужчин и женщина. На появление Барона женщина никак не отреагировала, сидела, тупо глядя перед собой. Зато мужчины уставились на пришельца мутными глазами. Их возраст определить было трудно. Бородатые, грязные до черноты, с раздутыми лицами хронических алкоголиков, они даже внешне были похожи. В шалаше, помимо дыма, пахло мочой и водкой.
  - Ты кто? - спросил тот из них, что пониже ростом и, видимо, постарше - в бороде его было много седины. - А, ничего, давай заходи. Хочешь, выпей с нами. Водочка тут у нас осталась.
  - Водка - это хорошо, - сказал Барон. - Она сейчас понадобится, только не мне, а одному парню. Он купается в реке.
  Бродяги засмеялись, как будто Барон сказал что-то очень смешное.
  - Купается... Гы-гы-гы...
  - Любит человек ночные заплывы, что в этом такого? А водочку я у вас, если не возражаете, даже куплю.
  Бродяга помоложе поднял бутылку, в которой ещё оставалось грамм пятьдесят.
  - Во, можешь взять. А только ты Лёху нашего не видел там?
  - Нет, не видел, - Барон взял бутылку, понюхал, однако попробовать пойло на вкус не решился.
  - У Лёхи с самого утра живот пучит, слопал, небось, что-нибудь не то, - объяснил словоохотливый седой. - Понос у него.
  - Он уж сколько времени назад ушёл? - Обернулся к нему напарник. - Час, а то и больше?
  - Наверно, под кустом свалился и дрыхнет, - сказал седой.
  - Ладно, мужики, спасибо за водку, - Барон поспешил выйти из сарая на свежий воздух.
  Молодой бродяга вышел за ним.
  - Лёха! - крикнул он зычно, оглядываясь по сторонам. - Где ты тут?
  Но вместо Лёхи из кустов выломился Силуянов.
  - Какого ещё Лёху вам надо? - проворчал он.
  - Да пацан наш сюда, в лесок, посрать пошёл, - бродяга кивнул на склон, где сообщники вели поиски совы.
  Майор несколько секунд стоял, пристально разглядывая алкаша.
  - Сюда? - переспросил он. - И давно?
  - Уже час, наверно. Вообще, кто его знает, часов у нас нет...
  Барон зашагал по берегу.
  - Товарищ Барон, можно вас на минуточку? - закричал Силуянов.
  - Что ещё? - Тот обернулся.
  - Подите сюда... Вот этот человек утверждает, - гебист показал на бомжа, - что какой-то Лёха уже час как должен быть в этих местах.
  - Ну да, - рассеянно ответил наркоторговец.
  - А это значит, что он мог видеть, как упала сова! - зашептал Силуянов ему на ухо. - Мог!
  Барон вздрогнул и огляделся внимательнее. Действительно, Лёха мог не только видеть, как статуэтка покатилась по склону, но и подобрать её. Он даже удивился, как такая простая мысль сразу не пришла ему в голову.
  Он помолчал, потом подступил к бродяге.
  - Лёха, стало быть, здесь?
  - Ну да.
  - Мы тут уже целый час шмонаем, а никакого Лёхи не видели!
  Бродяга пожал плечами.
  - Ну, не знаю...
  Силуянов знаками отозвал Барона в сторону.
  - Точно, этот Лёха мог увести сову... Я в самую первую минуту, когда только начал спускаться в овраг, услышал шорох... Как будто кто-то был рядом... Какой-то человек... Но у меня тогда глаза ещё не пригляделись к темноте, да тут я поскользнулся, а когда встал, то уже ничего больше подозрительного не было.
  - Что ж ты раньше не сказал!
  - Я думал, показалось. Если б этот мужик не сказал про Лёху, я бы до сих пор не вспомнил. А там точно кто-то был! Он-то и увёл сову!
  Из шалаша вышел седобородый бродяга.
  - Кто такой Лёха? - подступил Барон к обоим. - Что за тип? Вы давно его знаете?
  - Он местный, из Раменского, - сказал седобородый. - У него и жена там живёт... Бывшая...
  - Где живёт? Адрес!
  Бродяги переглянулись.
  - Не знаем мы адреса... - сказал седой. - Он к ней и не ходит никогда...
  - Вот что, мужики, - Барон знаком велел им приблизиться. - Мы тут проезжали поверху, и у нас из машины выскочила одна штуковина. Это статуэтка совы, вот такая, примерно, - он показал. - Простая железная статуэтка, вся цена ей - двести рублей, но она не наша, понимаете, в чём дело? Мы её получили на время и должны вернуть людям! А ваш Лёха, паскуда, её увёл!
  Обитатели шалаша кивали. Из зарослей вышла Дарья, однако близко подходить не стала, почуяв исходивший от бродяг крепкий запах.
  - Лёха, наверно, в город пошёл, - сообразил бродяга помоложе. - Загонит вашу сову, а бабки пропьёт. В одиночку пропьёт, - прибавил он, взглянув на седого. - Он только о себе и думает, твой Лёха. С людьми никогда не поделится. Даже пузыря тебе с тех бабок не купит, вот попомнишь мои слова!
  - Короче, куда конкретно он мог пойти? - нетерпеливо спросил Барон.
  - В город, сову загонять, - повторил бродяга.
  - Кому загонять? - чуть ли не в один голос спросили Барон и Силуянов.
  Бомжи несколько минут мялись, чесались, переглядывались, пожимали плечами, пока, наконец, седой не пробормотал что-то про свалку, на которой у Алексея вроде бы были знакомые.
  - Поехали! - крикнул Барон.
  Артём уже вылез из воды и стоял на берегу, дрожа и растираясь майкой. Барон протянул ему бутылку.
  - На, согрейся.
  Артём принюхался к горлышку и поморщился.
  - Пей, и быстрей одевайся, - сказал Барон.
  Белявский отпил глоток, а когда наркоторговец отвернулся, с отвращением выбросил бутылку с остатками пойла.
  Через десять минут искатели совы вместе с обоими бомжами поднялись к машине. Узнав, что бродяги поедут с ними, Дарья недовольно фыркнула:
  - После них в машине дезинфекцию надо делать!
  - Я же говорил, тебе лучше было остаться в клубе, - прошипел Барон.
  Один из бомжей не поместился на сиденье, и наркоторговец велел ему сесть под ногами у остальных.
  - Сейчас покажете, как доехать до свалки, - сказал он, берясь за руль.
  
  
  Глава 18
  
  Несмотря на открытые окна, запах сивухи и человеческой нечистоты, распространившийся по салону "Опеля", не улетучивался, а только крепчал. Дарья приложила к носу платочек.
  - И далеко ехать? - спросил Артём.
  - Нет, на машине недалеко будет, - отозвался седой.
  Утомлённый хождениями по оврагу, Силуянов почти сразу заснул. Барон начал расспрашивать бродяг об Алексее, заодно познакомился с ними. Обладатель седой бороды попросил называть себя Вовой. Молодой бомж назвался Челюскиным. Уточнять, кличка это или настоящая фамилия, наркоторговец не стал.
  Вова вспомнил, что Алексей иногда наведывается в подвал одного дома на окраине Раменского. Там у него когда-то была квартира и остались знакомые.
  - Значит, не найдём его на свалке - поедем туда, - решил Барон.
  За поворотом показались городские огни, но бродяги показывали не на них, а куда-то правее. Видимо, там и находилась свалка.
  Вся поездка заняла не больше десяти минут. Покружив с зажжёнными фарами среди каких-то заборов и сараев, "Опель" остановился на окраине просторного пустыря. Рассвет ещё и не думал заниматься. Небо было тёмным и хмурым, затянутым облаками. Под стать ему выглядела местность вокруг. Если б не огни в отдалении, можно было подумать, что находишься на необитаемом краю света.
  Оставив Дарью и спящего Силуянова в машине, Барон с Артёмом направились вслед за бомжами по чуть заметной тропке в обход пологого холма.
  Бродяги знали, где искать. Вскоре компания набрела на хибару, в которой, как выяснилось, ночевали местные искатели дармовых ценностей. Барон бесцеремонно ввалился в неё и, оглядевшись в кромешной тьме, поджёг подвернувшийся лист бумаги. При свете этого факела охотники за бриллиантами увидели трёх спавших вповалку мужчин. Судя по крепкому запаху спиртного, все были мертвецки пьяны.
  Спутники Барона, тоже заглянув сюда, сразу определили, что Алексея тут нет.
  - Наверно, он у Савельича, - сказал Челюскин.
  - Какого Савельича? - спросил Барон, затаптывая горящую газету.
  - А есть тут один мужик, его все знают...
  По его словам, Савельич был чуть ли не самым главным на свалке. Все, кто здесь роются, несут продавать найденное ему. По слухам, он не брезгует и скупкой краденого.
  В трёх десятках метров от первой хибары обнаружилась вторая, более добротная на вид, с трубой, из которой вился дымок, и с застеклённым окном. Савельич - невысокий сухощавый мужчина средних лет, на удивление трезвый, чисто выбритый и совсем не похожий на бомжа, - не спал, несмотря на поздний час. Он сидел за столом, разглядывая разложенные перед ним детали от радиоприёмника. В хибаре находился ещё один обитатель, но тот храпел, лёжа у стены.
  Едва Барон начал расспрашивать, как Савельич сразу заявил, что Алексей тут не появлялся.
  - В подвал, стало быть, пошёл, - сказал Вова. - Там он.
  
  
  Когда искатели подъехали к старой панельной пятиэтажке, Силуянов проснулся. Начал было вылезать вслед за остальными, но Барон велел ему оставаться в машине.
  - Найдём сову - принесу, не беспокойся.
  Майор кивнул. Конечно, без него им сову не открыть. Передатчик так или иначе должен попасть к нему в руки.
  Почти все окна в доме были темны. Перед подъездом тускло горел фонарь, жёлтым пятном отражаясь на мокром асфальте. Силуянов проследил глазами, как компания подошла к зданию с торца и спустилась к подвальной двери.
  Дарья, тоже оставшаяся в машине, закурила сигаретку.
  - Вы, говорят, работали в солидном учреждении? - спросила она, посмотрев на майора сквозь полуопущенные ресницы.
  - В КГБ, - ответил Силуянов.
  - Да? А что это?
  Он взглянул на неё негодующе - не знает, что такое КГБ! Потом спохватился. Конечно, она может не знать. В те годы, когда существовала всесильная тайная полиция, она была ещё несмышленой девчонкой.
  - КГБ - это Комитет Государственной Безопасности, - объяснил он. - Организация занималась контрразведкой и наблюдением за гражданами, особенно следила за валютчиками и расхитителями ценностей. Раньше, я вам скажу, с этим было строго. Не то, что сейчас... Сейчас каждый ворует сколько влезет, а властям до этого дела нет...
  И он пустился в рассуждения на свою любимую тему - о продаже родины, об олигархах и демократах, о воровстве и нищете. Говорил долго и нудно. Дарья, выдыхая дым, смотрела на него и недоумевала, как этот бомж мог когда-то занимать важный пост и быть связан с бриллиантами. Такому самое место в подземном переходе, среди попрошаек.
  - Всему этому должен наступить конец, - вдруг как-то по-особенному громко и значительно проговорил Силуянов. - И он наступит!
  - Что вы говорите? - равнодушно отозвалась Дарья, движениями пальца стряхивая пепел за окно. - И долго ещё ждать?
  - Недолго, - Силуянов перевёл взгляд на её грудь. - Всё погибнет, всё пожрёт огонь.
  "И твоё тело тоже", - мысленно прибавил он, плотоядно улыбнувшись, как будто был тем самым огнём, который пожрёт её тело.
  От его полубезумного взгляда по спине у Дарьи пробежал холодок.
  
  
  Дверь подвала была заперта. Челюскину пришлось долго звать кого-то через узкое окошко. Наконец дверь открылась. Рослый нетрезвый субъект, едва видимый в полумраке, сообщил, что Лёха только что был здесь, а потом ушёл.
  - Куда? - спросил Барон.
  - Слышь? - Субъект повернулся к кому-то. - Куда Лёха пошёл?
  - За пузырём вроде, - отозвался из темноты прокуренный бас.
  Кто-то щёлкнул выключателем, и в подвале зажглась лампа, заставив искателей совы на секунду зажмуриться от яркого света.
  Лампа осветила часть просторного помещения с многочисленными трубами, на которых висело тряпьё. Тряпьё валялось и на полу. Тут же, среди газет с остатками закуски, лежало вповалку человек пять бродяг.
  Барон с Артёмом уже успели привыкнуть к запахам перегара и мочи, составлявших непременный атрибут всех обиталищ бомжей, но здесь ещё пахло гнилыми арбузами. Арбузные корки валялись повсюду.
  - Завелись деньги у мужика, вот и пошёл, - прибавил обладатель баса - бородатый темнолицый бродяга, сидевший у стены. - Теперь будем гулять.
  - Думаешь, он тебе нальёт? - скептически хмыкнул Челюскин.
  Откуда-то с истошным визгом выскочила кошка. Преследуемая другой кошкой, она шмыгнула у самых ног Барона и метнулась в раскрытую дверь. Только сейчас Артём заметил, что кошек здесь гораздо больше, чем людей.
  - Зачем он вам? - поинтересовался рослый алкаш. - Чего вам, ваще, надо?
  - Ты потише, а то кошек распугаешь, - спокойно ответил Барон и повёл плечом, как бы ненароком отводя борт куртки и показывая кобуру. - Алексей мне по делу нужен, понял?
  - Понял, - сразу стушевался рослый. - Он сказал, что за водкой сходит. Щас придёт.
  - Он к тому ларьку, что ль, пошёл, у стройки? - спросил у него Вова.
  - Да туда, куда ж ещё.
  - Пошли, посмотрим, - обернулся Барон к Вове с Челюскиным. - Покажете, где ларёк.
  - Да туда идти две минуты, - наперебой заговорили бомжи, - отсюда прямо по дороге, а там увидишь!
  Им, как видно, очень не хотелось покидать тёплый подвал. Вова так и вовсе уселся на диван, от которого осталось только ободранное сиденье, и начал устраиваться на нём, собираясь прилечь.
  - Ладно, - решил Барон, - схожу один. У стройки, говорите?
  - Да, где поворот на улицу... Круглосуточно работает...
  Барон отвёл Артёма в сторону.
  - Проследи, чтоб эти двое не смылись, - прошептал он, - а то мы этого Лёху вообще не найдём...
  - Что, мне здесь остаться? - Белявский тревожно огляделся. - Одному?
  - Не ссы, они тебя не тронут, - сказал Барон и повернулся к Челюскину. - Значит, на Алексее кожаная куртка?
  - Кожаная, кожаная, - закивал тот, - вся такая потёртая...
  - У него ещё фингал под глазом, - прибавил Вова.
  Наркоторговец вышел из подвала и, сориентировавшись, направился в сторону подъёмного крана, маячившего на фоне серого неба.
  Освещённый ларёк был виден издалека. Барон заглянул в окошко.
  - Девушка, вы сейчас не видели мужичка, такого, в кожаной куртке, с синяком под глазом?
  - С синяком? Видела, - охотно откликнулась продавщица. - Я ему говорю: куда ж тебе ещё водки, на ногах еле стоишь...
  - Куда он пошёл?
  - А Бог его знает. Мне отсюда не видно.
  Барон, замычав от досады, огляделся и направился было назад, но, не пройдя и двух метров, остановился. Рядом виднелся небольшой сквер. Единственный фонарь освещал голые деревья, раскачивающиеся на ветру, и пару скамеек. Барону подумалось, что во всей округе это, пожалуй, единственное место, где можно спокойно присесть и выпить.
  Чутьё его не обмануло. Подходя к скамейке, он увидел лежавшего возле неё человека. Рядом тускло блестела откатившаяся бутылка.
  У барона перехватило дыхание, когда он разглядел потёртую куртку из искусственной кожи. Он перевернул лежавшего на спину. Щетинистое, тёмное от грязи лицо с чернотой вокруг правого глаза запрокинулось. Мужчина спал. Судя по исходившему от него сильному запаху спиртного, он был пьян мертвецки.
  Несомненно, это был Алексей. Но совы при нём не было. Барон ударил его по щеке. Потом ещё раз. Оплеухи не действовали. С таким же успехом можно было будить покойника. Барон осмотрел бутылку. Поллитровка была опустошена больше чем на три четверти.
  Он созвонился с Артёмом, и вскоре тот явился вместе с Челюскиным. Бомж сразу признал в спавшем Алексея.
  - Его теперь не добудишься, - он качал головой. - И думать нечего. Любит глушить водку в одиночку, а это до добра не доводит, я сколько раз ему говорил.
  - Совы нет! - рявкнул раздраженный Барон. - Куда он мог её деть?
  - Да сплавил кому-то, а на деньги пьёт.
  Барон наконец догадался обшарить карманы спавшего. Нашёл мокрую пачку сигарет, зажигалку, мелочь и нескольких смятых купюр.
  - Точно, сплавил, - повторил Челюскин. - А то откуда у него деньги. У него они вообще редко бывают.
  Барон снова принялся будить пьяного. Его усилия привели лишь к тому, что Алексей пару раз что-то невнятно проревел. Челюскин убеждал оставить мужика в покое. Теперь он будет спать весь день, а когда проснётся, вряд ли что-нибудь вспомнит.
  - Такое с ним часто бывает, - говорил бомж. - Дурной человек. Совсем непутёвый. Пропадёт...
  Ветер продувал сквер насквозь. Начался дождь. Артём стоял с поднятым воротником. Его тело сводила дрожь, стучали зубы. Барон купил в ларьке пару бутылок водки и вместе с Челюскиным и Артёмом потащил бесчувственного Алексея в подвал. Там он выдал водку бомжам, выпил сам за компанию и, велев следить за спящим "в оба глаза", вышел с Артёмом на улицу.
  У машины остановился.
  - Оставлять это дело нельзя, - сказал он. - Надо искать. Сейчас искать, по горячим следам.
  - Но его не разбудишь, - возразил Белявский.
  - Попробуем задействовать медицину.
  Барон залез в машину и начал обзванивать знакомых врачей. Его интересовало, как можно быстро привести в чувство пьяного. Видимо, их советы его не устроили и он начал требовать, чтобы они сами приехали сюда.
  В пятом часу утра к пятиэтажке начали съезжаться эскулапы. Все они принадлежали к числу его постоянных клиентов, которые ради лишней дозы готовы были ехать куда угодно. Первыми подкатили на иномарке два ещё довольно молодых врача. Через полчаса подъехал на разбитой "четвёрке" третий, постарше. Первые двое будили Алексея при помощи холодной воды, нашатыря и энергичного массажа. Третий, захвативший с собой сумку с медицинскими принадлежностями, вколол ему какой-то препарат. Пьяный задёргался, тревожно заметался, но не проснулся.
  Барон ходил по подвалу, беспокоя кошек.
  - Ну что, Михалыч, - время от времени обращался он к старшему из докторов. - Никак?
  - Очень тяжёлый случай, - тот качал головой. - По-настоящему его надо положить в больницу и долго лечить.
  - Нах больницу! Пусть оклемается хотя бы на час и вспомнит, куда дел украденное. Увёл у меня из машины антикварную вещь, паразит, и слинял!
  - Ну, на час-то он у нас оклемается, нет проблем, - заверил Михалыч.
  Однако случай оказался труднее, чем он предполагал. Алексей очнулся всего на пять минут и, не успев ничего толком сказать, снова впал в забытьё. На этот раз, как определили врачи, это был не сон, а обморок.
  - Вы его залечите до смерти своими уколами, - скрежетал наркоторговец.
  - Ничего страшного, - отвечал врач. - Обморок не будет продолжительным...
  Барон позволил себе на короткое время заснуть, а когда проснулся, за подвальными окнами было уже светло. Алексей пришёл в себя, сидел на матраце и блаженно улыбался, а доктора усердно растирали ему спину и грудь. У стены на диване спал, свернувшись калачиком, Артём, а у его колен, тоже свернувшись, спала кошка.
  - Я же говорил - нет проблем, - сказал Михалыч, увидев, что наркоторговец проснулся. - Пациент как огурчик!
  Барон взял Алексея за горло.
  - Ты, гнида, я тебя щас по стенке размажу! Куда сову дел?
  - К-какую сову? - запинаясь, пробормотал тот.
  - Пургу не гони! Где сова? Кому ты её загнал? - Согнутыми пальцами он резко ударил алкаша в солнечное сплетение, и тот взвыл от боли. - Где, тебя спрашивают?
  - Не знаю. Правда, мужики, без балды... Мамой клянусь...
  - Сейчас тебе будет "мама". Подержите его, - сказал он докторам.
  Те заломили Алексею руки. Барон поднес горящую зажигалку к его груди.
  - Осторожнее, - шепнул Михалыч. - Может опять потерять сознание.
  - Я его вообще, падлу, урою! - разъярённый Барон ткнул огоньком бомжу в грудь. - Значит, не знаешь?
   - А-а-а! - истошно завопил выпивоха. - Скажу, всё скажу! Савельичу я её отдал за полторы сотни!
  От его крика проснулся Артём и сел на диване, спросонья тряся головой.
  - Савельичу? - Барон оглянулся на Вову с Челюскиным. - Тому самому, что ли?
  - Да, небось, тому самому, кому же ещё, - кивнул Челюскин.
  - Едем! - гаркнул Барон.
  Но доктора отправляться к какому-то Савельичу не желали. Вспомнив о неотложных делах в Москве, они потребовали у Барона плату за их труды. Тот раздал им упаковки с дозами. Алексея, еле передвигавшего ноги, он с помощью Артёма и Челюскина вывел на улицу и усадил в "Опель". Челюскину тоже велел садиться в машину.
  - Будешь показывать дорогу.
  Узнав, что удалось напасть на след совы, Силуянов оживился.
  - Чувствую, друзья мои, на этот раз она не уйдёт! Вы даже не представляете себе, что будет, когда мы её найдём!
  И он засмеялся мелким дребезжащим смехом.
  - Ничего особенного не будет, - холодно ответил наркоторговец.
  
  
  Глава 19
  
  "Опель" наполнился людьми под завязку. Алексею пришлось сидеть на коленях у Челюскина. Бродяга посоветовал ехать к свалке кружным путём, а то на подъезде к ней может тормознуть милиция.
  - Так Савельич сейчас там? - спрашивал у бомжей Силуянов, сгоравший от нетерпения нажать на ядерную кнопку.
  - Там, он всегда там, - отвечал Челюскин. - Где ж ему ещё быть.
  Алексей болезненно морщился и стонал, держась рукой за обожжённое место на груди.
  - Завязывай ныть, - рыкнул Барон, не оборачиваясь. - Говорить надо было сразу, а не гнать пургу.
  - Да спьяну я, командир... - оправдывался Алексей. - Не понял, чё ты спрашиваешь...
  При тусклом свете затянутого облаками неба свалка выглядела такой же пустынной и неуютной, как и ночью. Каркали вороны, расхаживая по ворохам набитых отходами пакетов. Где-то вдали тарахтел экскаватор.
  Все, даже Дарья, вылезли из машины и двинулись гуськом по узкой тропке. Приглядываясь к свалке, поначалу казавшейся безлюдной, путники постепенно стали замечать на ней какое-то движение. В разных её концах копались люди, чуть ли не с головой, как навозные жуки, зарывшиеся в мусор, почти неотличимые от него в своей грязной одежде. Ясно, что обитатели свалки уже приступили к работе.
  - Савельич тоже здесь? - Барон кивнул на копавшихся в мусоре.
  - Нет, он редко копает, - ответил Челюскин. - Ты, мужик, особо на него не наезжай, а то у него пацаны есть крутые, могут в случае чего подвалить...
  - А это уже моё дело, - ответил Барон.
  Челюскин с Алексеем, шептавшиеся о чём-то на ходу, замедлили шаг, а потом и вовсе остановились.
  - В чём дело? - пробурчал наркоторговец. - Почему встали?
  - Вон там он, - Челюскин показал на досчатую постройку, показавшуюся за поворотом. - Только вы к нему сами идите, а мы вас тут подождём. Нам с Савельичем ссориться никак нельзя.
  - Артём, останься с ними, - велел Барон. - Проследи, чтоб не смылись.
  У Артёма, почуявшего близость бриллиантов, от обиды задрожали губы.
  - Ничего себе - "останься"! Договаривались ведь вместе действовать!
  - Да не сбегут они, - сказал Силуянов. - В случае чего найдём.
  - Что вы, мужики, не сбежим мы, - заговорили бомжи и в доказательство своих слов тут же уселись под кустом, всем своим видом показывая, что намерены дожидаться здесь Барона. - Просто с Савельичем не хотим связываться...
  - Ладно, хрен с вами, - наркоторговец, а за ним Силуянов, Артём и Дарья двинулись к постройке.
  Ночью казавшаяся неказистой хибарой, при утреннем свете она выглядела вполне сносным досчатым домиком с крыльцом, окошками и трубой. Впечатление хибары она производила из-за наваленного возле неё хлама, видимо представлявшего ценность для её обитателей.
  Барон первым вошёл в её дымный полумрак. Единственная комната скупо освещалась серым светом, сочившемся из маленьких запылённых окон. В печке-буржуйке горел огонь. Лысоватый Савельич, в толстом свитере, сидел у горевшей керосиновой лампы, видимо найденной здесь же, на свалке, и усердно чистил медный подсвечник. Как и ночью, в глубине комнаты кто-то спал на лежанке, громко сопя.
  На Барона Савельич посмотрел без особого удовольствия. Ночного посетителя он, конечно, узнал.
  - Где сова? - без предисловий начал допрос Барон.
  Хозяин свалки неспешно достал из кармана сотовый телефон, но Барон, рванувшись к нему, перехватил его руку с телефоном.
  - Колись, падла лысая, где сова?
  - А вы, собственно, кто такие... - Савельич, багровея, начал вставать.
  - Сидеть! - рявкнул наркоторговец, толкая его обратно на стул. - Так где?
  В дом вошли Силуянов, Артём и Дарья, оглядывая заваленное барахлом помещение.
  - Сова мне дорога как память о покойной маме! - рычал Барон, притягивая Савельича к себе. - Падла, ты хоть знаешь, что такое мама?
  - Не понимаю вообще, о чём вы говорите!
  - Не понимаешь? Щас поймешь! - И Барон ткнул его кулаком в живот.
  Силуянов подошёл к лампе и поворотом рычажка погасил её.
  - Тут керосин есть, это хорошо, - сказал он, злорадно прищурив глаз. - С керосином он у нас сразу всё вспомнит.
  - А много его там? - Барон оттолкнул от себя Савельича. - Может, не только на него, но и на фазенду хватит?
  - Хватит.
  Савельич побледнел.
  - Э, постойте, мужики... Вы какую сову имеете в виду?
  - Ту самую, которую тебе бомжара ночью припёр, - сказал Барон. - Давай её сюда быстро, у нас нет времени.
  Спавший у стены перестал сопеть и, кряхтя, спустил ноги с лежанки. Это был круглый, как колобок, очень смуглый небритый мужчина лет пятидесяти. Он тупо уставился на пришельцев.
  - Ах, сова... - Савельич сделал вид, что вспомнил. - То есть, вы имеете в виду железную фигурку?
  - Она никелевая, - поправил его Артём.
  - Ну да, никелевая, конечно, - закивал мусорный коммерсант.
  - Значит, ночью ты меня наколол! - Барон снова схватил его за свитер. - Пудрил мне мозги!
  - Это была маленькая коммерческая тайна, вы должны понимать...
  - Тайна? - Барон снова ткнул его. Савельич взвизгнул. - Недаром ты мне ещё тогда не понравился... - Снова тычок. - Рожа у тебя больно хитрая...
  - По почкам его бейте, - азартно подначивал Силуянов. - По почкам, чтоб кровью ссал!
  Небритый "колобок", свирепо выпучив глаза, встал с лежанки.
  - Что? - Пьяно набычившись, он двинулся на Силуянова. - Кто кровью ссал?
  Но вместо Силуянова перед ним оказался Барон, и, не успел тот размахнуться, как получил чувствительный удар в скулу. В следующий удар Барон вложил всю свою силу, и напарник Савельича отлетел к стене, ударившись так, что зашатался дом. Артём и Дарья невольно втянули головы в плечи, ожидая падения крыши.
  - Сейчас у меня совы нет, - торопливо пробормотал Савельич. - Я её на рынок отнёс... На барахолку... Только что отнёс, вместе с другими вещами...
  - На барахолку? - в ужасе завопил майор.
  Почувствовав резкую боль в сердце, он сморщился и привалился к стене. В глазах у него потемнело, перестало хватать воздуха.
  - Её ещё наверняка не купили, - Савельич испуганно оглянулся на него. - С утра покупателей мало бывает... Наверняка не купили... Она сейчас там, продаётся...
  - Дай ему стул, - сказал наркоторговец Артёму, видя, что старик схватился за сердце. - И воды. Вот навязался нам напарничек... Откинется, и что с ним делать?... Значит, на рынке? - повернулся он к скупщику хлама. - Где это?
  - В городе. Рядом со станцией.
  - Ты давно там был?
  - Только что вернулся, всего полчаса назад. Не продали её ещё, точно говорю. Те ребята, которым я её сдал на реализацию, стоят во втором ряду, справа от входа. Вы увидите. Они бронзой торгуют и самоварами...
  Силуянов тяжело дышал, приходя в себя. Его лицо было пепельно-серым, взгляд тусклым.
  - Ну, как вы? - Артём наклонился над ним. - Лучше стало?
  - Всё нормально.
  - Поедете с нами на рынок?
  Майор поднялся, цепляясь за стену. Считая себя призванным к высочайшей миссии - покарать мир, он готов был перетерпеть любые муки, чтобы выполнить её. По его бледным губам даже скользнуло подобие усмешки.
  - Что за вопрос, - просипел он. - Конечно, поеду. Со мной всё в полном порядке!
  Барон взял Савельича за подбородок.
  - Если продали - плохо тебе придётся, хмырь, ой, плохо.
  Глядя ему в глаза, мусорный король нутром почувствовал, что это не пустая угроза.
  - Нет... Не могли продать...
  - Поедешь с нами, - сухо сказал наркоторговец, направляясь к двери.
  Челюскин с Алексеем, увидев, что они вышли из дома с Савельичем, попятились, не желая попадаться ему на глаза.
  Силуянов с усилием переставлял одеревеневшие ноги. В его сердце продолжала вонзаться иголка. Иногда он замедлял шаг и начинал шататься, но никто не подходил к нему, чтобы поддержать под руку. Савельич трясся от страха, а остальные думали только о бриллиантах.
  В машине боль, терзавшая отставного майора, утихла, иголка лишь слабо колола, заставляя временами вздрагивать и хватать ртом воздух.
   "Опель" остановился у ворот рынка.
  - Сиди в машине, - сказал Барон Силуянову. - Сову мы принесём.
  - Нет, я с вами!
  - Ладно, как хочешь.
  Савельич подошёл к двум молодым мужчинам, стоявшим за прилавком, на котором продавались подсвечники, лампадки, кресты, самовары и люстры. Оба крепкие, румяные, в одинаковых кожаных куртках. Мусорного короля и его спутников они встретили радушными улыбками.
  Барон оглядел их выставку.
  - А где сова?
  - Ее нет! - в волнении подхватил Артём.
  - Сову продали, - сказал один из молодчиков.
  - Кому? - в один голос крикнули Барон и Белявский, а Силуянов почувствовал, что у него снова темнеет в глазах.
  Продавцы насторожились, почуяв недоброе.
  - Мужику одному.
  - Давно? - рявкнул Барон.
  - С полчаса, наверное. Её быстро купили. Как только выставили, почти сразу купили...
  Савельич, запинаясь, принялся объяснять им, что явились настоящие владельцы статуэтки и что им нужно вернуть их вещь. Один из продавцов начал спорить, доказывая, что он сам виноват: зачем сдал сову на реализацию?
  Силуянов почти не слушал их. Он был сражён, раздавлен свалившейся на него новостью. Срывалось его совершенно небывалое, грандиозное самоубийство. После душевного подъёма последних дней, восторга и картин всеобщей гибели, которые рисовало ему воображение, сознавать неудачу было обидно втройне. Похоже, Кирьяков был прав и ему суждено умереть глухо, под забором.
  Он вздрогнул, когда до него дошёл смысл сказанного одним из торговцев:
  - Да знаем мы этого мужика, знаем! Он всё время здесь ошивается!
  - Что? - хрипнул майор, как будто очнувшись от забытья.
  - Может, он ещё здесь, - прибавил второй торговец. - Ходит где-нибудь по рядам.
  - Пошли искать, - хмуро сказал Барон.
  Низкорослый торговец, посовещавшись с напарником, вышел из-за прилавка и отправился с Бароном и его спутниками по рынку.
  - Знакомый это мужик, - втолковывал он наркоторговцу. - Как зовут - не знаю, а появляется часто.
  - Как он выглядит? - спросил Силуянов.
  - Невзрачный такой, одет хреново, а бабки у него водятся. Покупает иногда помногу. Всё берёт, на что глаз положит - иконы, книги, фарфор, бронзу...
  - Приметы, - прохрипел бывший гебист. - Его приметы.
  - Приметы?... - Торговец задумался. - Фиг его знает... Небольшого росточка он, уже пожилой... Пенсионер, наверное... И откуда у пенсионера деньги, чтоб покупать по стольку...
  - Это не он? - спросил Барон, показав на старика невдалеке.
  - Нет, тот в вязаной шапке, в куртке ватной китайской, рюкзак у него, и сумка... Да придёт он, гарантию даю! - уверял молодчик. - Он тут постоянный покупатель... В субботу точно появится. Суббота у нас самый базарный день, полно из Москвы приезжают, товару много будет, и он появится. Он каждую субботу здесь бывает. Только с утра приезжайте, часам к девяти. Прямо к нам с Денисом подходите, а мы вам его покажем. Он к нашему месту всегда подходит...
  Покупателя совы на рынке не оказалось, но уверенность торговца вселила в сердца сообщников надежду. Даже на губах Силуянова начала проскальзывать его обычная, неизвестно к чему относящаяся усмешка.
  Расставшись с Савельичем и торговцами, Барон с компанией вернулись в машину и коротко посовещались. Сегодня был четверг, значит, до вожделенной встречи с совой оставалось чуть меньше двух суток. Решено было собраться всем послезавтра утром, прямо здесь, на раменском рынке.
  Барон обернулся к Силуянову.
  - А ты где будешь кантоваться эти дни? Тебя у любого метро менты остановят, а на тебе мокруха.
  - Не остановят, - уверенно ответил майор. - Меня милиция принимает за бомжа. Бомжей не останавливают.
  - Всё равно стрёмно, - наркоторговец задумчиво почесал за ухом. - Вот что я придумал. Поедешь с нами в деревню, там дом у меня есть пустой, в нём и перекантуешься. А в субботу утром мы с Дашей за тобой заскочим.
  Возражать Силуянов не стал, и компания покатила в Подольский район разыскивать деревню Барона. По пути остановились у магазина и купили продуктов - колбасы, хлеба, минералки. Не забыли про водку. Барон сказал, что Силуянову этого должно хватить до субботы.
  
  
  Глава 20
  
  Дом оказался самой затрапезной избой, которую давно пора было сносить. Подъехав к калитке, Барон велел Артёму пока оставаться в машине со спящим гебистом.
  - Мы с Дашей сейчас сходим туда и приведём всё в порядок, - сказал он, подмигивая ей. - Это ненадолго.
  Он достал из багажника пляжную подстилку и они с Дарьей направились к крыльцу.
  Догадываясь, зачем они хотят уединиться, Артём ощутил нестерпимое желание проверить свою догадку. Парочка поднялась на крыльцо и скрылась за скрипящей дверью. Убедившись, что Силуянов спит, Белявский тоже вылез.
  Соблазнительные картины эротических сцен с голыми Бароном и Дарьей, роившиеся в его воображении, неудержимо гнали его к дому. С минуту он таился за забором, а потом устремился к ближайшему окну. Комнатка за пыльным стеклом была абсолютно пуста, если не считать мусора на полу. Артём свернул за угол. Волнующие звуки неслись из окна с оторванной ставней. Шаги Белявского сделались совсем тихими. Согнувшись, он подкрался к карнизу и осторожно заглянул в окно.
  От того, что он увидел, рука его словно бы сама собой нырнула в штаны и обхватила возбуждённый член. Барон нависал над Дарьей, задрав её ноги себе на плечи. На Белявского смотрел его голый двигающийся зад.
  Дарья в предчувствии оргазма закричала громче. Зад Барона задвигался энергичнее, а потная пятерня в штанах Белявского засновала как челнок швейной машинки. К крикам Дарьи присоединились стоны её партнёра.
  Потом они несколько минут лежали, приходя в себя.
  - Ладно, пошли, - услышал Артём хриплый голос Барона. - Надо ехать, у меня полно дел в Москве.
  - Подожди, - она удержала его. - Я так и не поняла: ты правда собираешься делиться с ними бриллиантами?
  - Я же сказал, что нет, - ответил Барон.
  Артём замер, весь обратившись в слух.
  - Их надо убрать, - сказала Дарья, понизив голос. - Совсем убрать. Обоих.
  - Я ещё не обдумал этот вопрос.
  - Со стариком проще, - она льнула к нему, глядя в глаза. - Если он исчезнет, то никто не хватится. А что делать с парнем?
  - Привезём сову сюда, в эту берлогу, - Барон начал заправлять на себе одежду. - Тут удобнее всего устранить старикана...
  - Их обоих надо устранить! - настаивала она.
  - Это не такое простое дело...
  Видно было, что наркоторговец не расположен сейчас обсуждать эту тему.
  - Ты говорил, что знаешь способ, как реализовать камни!
  - Да.
  - Мы получим деньги и уедем за границу, - Дарья льнула к нему. - Но вначале надо устранить этих двоих. У тебя есть какие-нибудь мысли на этот счёт?
  - Придумаю, - уклончиво ответил он, высвобождаясь из её объятий.
  - Дадим им снотворное, - сказала она. - Клофелин.
  Артём на всякий случай ниже наклонил голову. Теперь он их не видел, но голоса продолжали слышаться.
  - Скажем им, что по случаю удачного завершения дела надо выпить, и дадим им водку со снотворным, - развивала свою идею Дарья. - Они уснут, и тогда можно делать с ними что хочешь... Например, вывезем в лес и закопаем в овраге.
  - Вариант со снотворным может не сработать, - возразил Барон. - А вдруг они откажутся пить?
  - Всё равно их надо убрать. Парня лучше всего прямо сегодня устранить!
  У Артёма сердце провалилось в желудок.
  - Нет, только не сегодня. А вдруг в сове ничего не будет? Нах мне тогда навешивать на себя убийство?
  Не дослушав их, Белявский отлепился от стены и сначала осторожно, крадучись, а потом со всех ног побежал к машине.
  Он готов был разреветься от обиды и злости. Он считал Барона надёжным мужиком, хорошим товарищем, который в отношениях с ним всегда вёл себя честно. А на деле Барон оказался крысой, ублюдком, который думает только о своей выгоде. Артём бежал, стискивая зубы и мысленно обзывая Барона крысой, а Дарью - рыжей сучкой.
  В машине он уселся на своё место рядом со спящим Силуяновым, перевёл дух и сделал вид, что дремлет.
  Подошли Барон с Дарьей.
  - Заснул? - спросил Барон.
  Артём изобразил зевание.
  - Нет, ничего. Всё нормально.
  Дарья подарила ему улыбку.
  - Очень милый домик, - проворковала она. - Правда, требует небольшого ремонта...
  Барон разбудил Силуянова, помог ему вылезти и отнёс сумку с продуктами в дом.
  - Ты, отец, особо не волнуйся, - сказал он, садясь в машину. - В субботу с утречка мы к тебе подвалим. Сову найдём, не сомневайся.
  - Вы с ней поосторожней, - напутствовал Силуянов сообщников. - Старайтесь не ронять, а то взрыватель может сдетонировать.
  - Всё будет о кей.
  "Опель" отчалил, а майор остался стоять у калитки, провожая его глазами. Машина ещё какое-то время маячила вдалеке, потом затерялась в полях.
  - Жулики, прохвосты, - ворчал гебист, подходя к избе. - Ничего, допрыгаетесь у меня... Думаете, я раньше вас помру? Шиш вам с хреном! Загнёмся вместе...
  Он осмотрел тёмную прихожую, заглянул в обе комнаты. Нельзя сказать, чтоб обстановка ему совсем не понравилась. В избе было так же пусто и грязно, как в его комнате в Люберцах, но здесь, по-крайней мере, не было соседей-скандалистов и он мог чувствовать себя полным хозяином. Воры, не раз наведывавшиеся сюда, унесли всё более-менее ценное. Из вещей остались сломанная табуретка, продавленный диван, колченогий стол, полка с кое-какой посудой. Силуянов снял с полки стакан, который показался ему почище остальных, извлёк из сумки бутылку водки, колбасу и двухлитровую бутыль с минеральной водой.
  - Ханурики, аферюги... - Он принялся откупоривать бутылку. - Провести меня захотели... Меня, старого стреляного воробья, двадцать лет проработавшего в КГБ...
  Стремясь даже в собственных мыслях выглядеть значительнее, чем был на самом деле, Силуянов сильно завысил срок своей работы в органах. Впрочем, это уже не имело значения. Он был доволен, что обвёл Барона с компанией вокруг пальца, как щенков.
  Он выпил, закусил колбасой. За окнами темнело. Из ближней рощи доносились заунывные крики какой-то птицы. Силуянов лёг на скрипучий диван и забылся сном. Иногда сквозь сон ему слышались шаги за окном. Тогда он вставал, подходил к окну и беспокойно вглядывался в нагромождения голых деревьев за покосившимся забором. Однажды мимо избы прошла старуха, вся в чёрном. Она повернула к нему лицо, и он вдруг обнаружил, что и лицо у неё чёрное. Вначале он изумился: откуда тут негритянка? А потом его пробрал ужас. Он снова наполнил стакан. Грудь его теснило, не хватало воздуха, в сердце вонзались иголки, но он всё же накинул на себя пальто и вышел на крыльцо. Роща и дорога были пустынны. Невдалеке за заборами темнели избы. В двух или трёх окнах теплился слабый, почти призрачный свет. Ему подумалось, что негритянка живёт в одной из этих изб.
  Барон, насколько ему помнилось, говорил, будто в доме есть электричество, но он не нашёл ни одного электроприбора, ни одной лампы, чтобы это проверить. Да и в деревне, судя по скудному свету в окошках, наверняка жгли, как в старину, керосин или свечи. Однако Силуянова сейчас больше интересовало не электричество, а негритянка. У него было чувство, что она шла в его дом, но его появление в окне спугнуло её. Наверное, это какая-то бродяжка, ночующая в его избе и теперь лишенная привычного крова.
  Силуянова трясло - то ли от озноба, то ли от страха. У него зуб на зуб не попадал. Обойдя избу и ничего подозрительного не заметив, он вернулся в комнату и попытался налить себе ещё водки, но руки так тряслись, что больше пролилось на пол, чем попало в стакан.
  За окном с силой взвыл ветер, и во дворе что-то заскрипело. Встав с табуретки, майор направился к окну. Каждый шаг давался ему с трудом, его всё время заносило в сторону. Внезапно у него помутилось в глазах, а когда он пришёл в себя, то обнаружил, что лежит на полу под окном. Ночь сгустилась и в избе и снаружи. В затылке свербела боль, растекаясь по всему телу. В мозг вдруг ударила мысль, что та негритянка была его смертью, которая вознамерилась забрать его раньше, чем он приведёт в исполнение свой великий замысел. Он похолодел от ужаса и попытался встать, но ноги не держали его. Он пополз к столу, на котором стояла недопитая бутылка. До бутылки он так и не добрался, остался лежать на полу.
  Ему казалось, что всю ночь он не сомкнул глаз. Его бил озноб, зубы стучали, в голове и в груди горело. Временами ему начинало казаться, что он снова в своей старой квартире на Волгоградском проспекте, и видел Оксану - такую, какой она была во времена их молодости, а потом вдруг оказывалось, что это не Оксана, а молдаванка. Он шёл по кладбищу с Вероникой, выпрашивая у неё сову, а через короткое время ехал в своём "Москвиче", ещё совсем новеньком, не разбитом в аварии, в здание на площади Дзержинского, где почему-то не было света и какой-то человек предлагал ему застрелиться. Его голова была мокрая и гулкая, в затылке не утихала боль. Окончательно придя в себя, он привстал. Было уже светло. За окнами шёл снег. Крупные хлопья прилипали к стёклам и почти сразу начинали таять. Он поднялся на ноги, чувствуя, как заломило всё тело, а голова прямо-таки налилась болью. Пересел на диван, исторгнув из него протяжные скрипы.
  Какое-то время он сидел, тупо глядя перед собой, а потом в комнату кто-то вошёл. Пришелец старался ступать бесшумно, но Силуянов расслышал его шаги. Тот остановился в тёмном углу. Майор не мог его как следует рассмотреть сквозь рой мелькающих перед глазами мошек, однако он видел, что вошедший в затемнённых очках, на нём строгий чёрный костюм, белая сорочка и галстук. Незнакомец шевельнулся и вышел из тени. Силуянов в смятении схватился за валик: перед ним стоял Андропов, шеф КГБ собственной персоной! Майор попытался выдавить из себя слова приветствия, но пересохший язык прилип к гортани. Андропов, по своему обыкновению наклонив голову вперёд, смотрел на него сквозь очки и качал головой - то ли осуждающе, то ли одобрительно.
  - Юрий Владимирович... - выдавил наконец Силуянов и начал подниматься с дивана, который снова разразился скрипами. - Юрий Владимирович... Они все... все продались капиталу... Родину продали...
  Но Андропов, похоже, всё это прекрасно знал и не собирался его выслушивать. Он прошёл по комнате, глядя по сторонам и как будто удивляясь царившему здесь запустению, снова покачал головой, на этот раз совершенно определённо неодобрительно, и вышел в раскрытую дверь.
  У Силуянова сердце затрепетало и заполыхало болью, но он поднялся с дивана и, шатаясь, стараясь не обращать внимания на боль, двинулся за шефом КГБ.
  Внезапно он вспомнил, что Андропов давно умер, и ужас, который охватил его при этой мысли, был настолько велик, что он едва не упал. "Мертвец, мертвец", - шептал он, оглядывая прихожую в поисках странного пришельца и желая удостовериться, что это действительно оживший мертвец. Но никакого Андропова здесь не было. Силуянов заглянул во вторую комнату, потом вышел на крыльцо. Вместо снега сеялся уже мелкий дождь, превращая всё вокруг в жидкую грязь. На деревьях, под серым небом, лениво перекаркивались вороны. В тусклую даль уходили поля.
  Всё ещё дрожа от пережитого ужаса, майор вернулся в большую комнату. Он входил в неё с опаской, озираясь и прислушиваясь к малейшим шорохам, как будто призрак всё ещё караулил где-то в тёмном углу. Силясь понять, померещилось ему или он действительно кого-то видел, Силуянов вдруг подумал, что покойный генсек являлся ему неспроста. Видение предвещало страшные и грандиозные события, главным действующим лицом которых должен был быть он, Антон Силуянов. Он содрогнулся всем телом и облился ледяным потом. "Это неспроста, - повторял он. - Это неспроста... Я всё-таки нажму на эту дьявольскую кнопку и уничтожу мир... А иначе бы он не приходил... Иначе бы не приходил..."
  Эта мысль настолько засела в нём, что даже боль как будто утихла и в голове прояснилось. Допив водку, остававшуюся в бутылке, он ощутил прилив сил. Он лёг на диван и долго лежал, бездумно глядя на потолок. Поднялся ближе к вечеру, с тупой головой и прыгающими мошками перед глазами. Водки больше не было. Выпил воды.
  Завтра суббота, и завтра утром всё решится. У Силуянова появилось чувство, что Барон обманет. Разыщет покупателя совы и вместо того, чтобы приехать с ней сюда, попытается самостоятельно открыть её. В сильнейшем беспокойстве он прошёлся по комнате, а потом решил прямо сейчас, не откладывая, ехать в Раменское и заночевать там где-нибудь в подвале, чтобы с самого утра быть на рынке. Он счистил, насколько мог, грязь с пальто, нахлобучил на голову кепку и вышел из дома.
  Небо в свинцовых облаках угасало. Майор зашагал к избам, чтобы спросить у кого-нибудь дорогу к станции, но, услышав чавкающий звук пробирающейся по грязной дороге машины, остановился. Это был милицейский "уазик". Майор поспешно отпрянул в сторону, слишком поздно подумав о том, что его паническое бегство может вызвать у стражей порядка подозрение. Задыхаясь, почти ничего не видя перед собой, он спрыгнул в какой-то овраг и кинулся ничком на мокрую листву. Тарахтящий звук приблизился и стих. Силуянов осторожно высунулся из оврага. "Уазик" стоял напротив баронской избы, но милиционеры почему-то не спешили вылезать из машины. Наконец "уазик", не без труда сдвинувшись с места, покатил дальше. Силуянов следил за ним глазами, пока тот не скрылся из вида.
  Какое-то время майор размышлял, пытаясь найти объяснение странному поведению милиционеров. Зачем они подъезжали к дому и стояли возле него минут пять, не вылезая из машины? Всё это было очень странно. В конце концов Силуянов пришёл к единственному, как ему казалось, разумному выводу: сюда ему больше возвращаться нельзя. Надо ехать в Раменское и там ждать до утра.
  Не зная, куда идти, он направился в ту же сторону, куда вчера укатил "Опель", полагая, что Барон с компанией поехал, конечно, в Москву. Не без труда он одолел два километра и вышел к какой-то деревне. Здесь возле него затормозили "Жигули". Сидевшего за рулём пожилого огородника разжалобил его изможденный вид. Узнав, что Силуянову нужно в Москву, предложил подвезти. Всю дорогу он толковал о неуродившейся картошке и высоких ценах на бензин; майор поддакивал. Иногда брякал что-нибудь про "ворюг в верхах".
  В столице хозяин "Жигулей" высадил его на оживлённом перекрестке у метро. Силуянов направился было к красной букве "М", но остановился, заметив милиционеров. Стражи порядка проверяли документы у "лиц кавказской национальности" и прочих подозрительных граждан. Небритый, вонючий, в грязном пальто, Силуянов вполне мог показаться им подозрительным. Он бочком, с толпой прохожих, обошёл милиционеров и залез в подвернувшийся троллейбус.
  Ему нужно было на Казанский вокзал, но троллейбус повёз его куда-то не туда. Силуянову пришлось сойти. Озираясь, он побрёл по озарённой огнями улице. В горле пересохло, хотелось пить. Он мечтал о стакане водки, но денег не было никаких. Пересохшее горло жгло так, что вскоре он готов был согласиться даже на простую воду.
  - Молодой человек, - обратился он к какому-то парню, стоявшему с бутылкой пива у скамейки. - Не допивайте, пожалуйста, дайте хлебнуть, а то голова болит, мочи нет.
  - Вали отсюда, бомжара, - грубо ответил парень - В метро иди проси, там подадут.
  Силуянов засмеялся, обнажив гнилые зубы.
  - Сгоришь синим пламенем, - проговорил он, уходя прочь. - Только пепел от тебя останется... Гы-гы-гы...
  Однако идея, которую подсказал молодчик, показалась ему здравой. Майор вспомнил, что и прежде, когда особенно поджимало с финансами, ему приходилось побираться на улицах. Убедившись, что милиции поблизости нет, он спустился в ближайший подземный переход и остановился на ступеньках. Снял кепку.
  - Помогите на хлеб, помогите на хлеб, - бормотал он, когда мимо кто-нибудь проходил, а потом шептал, провожая прохожего глазами: - Помрёшь, ты тоже помрёшь, все помрёте.
  На лестницу залетал ветер с мелким дождём. Продрогший Силуянов всё-таки дождался, когда какой-то сердобольный прохожий, нетрезвый с виду, положил ему в кепку десятку.
  - Доброго вам здоровья, - угодливо проговорил бывший гебист и промычал, когда тот отошёл: - И ты помрёшь, сволочь. Все помрёте. Только пепел от вас останется.
  Силуянов вышел из перехода и побрёл в поисках подъезда, где можно отдохнуть полчасика. Но такие подъезды не попадались. Дома стояли массивные, с металлическими оградами и решётками на окнах. Вокруг царили чистота и полное безлюдье. Мучимый усталостью и жаждой, майор сворачивал из улицы в улицу, пока, наконец, не забрёл в кварталы, где на тротуарах лежала грязь, а дома были жилыми, с облупленными фасадами и уютным светом в окошках. Нашёлся и подъезд, на котором не было кодового замка. Силуянов почти с наслаждением вошёл в сырой, пахнущий кошками полумрак. Присел на ступеньку, закрыл глаза и спустя, как ему показалось, мгновение его кто-то толкнул в плечо. Полная женщина неопределённых лет, в ушанке и засаленном ватнике, поинтересовалась, что ему здесь надо.
  - Попить бы, - простонал Силуянов. - Голова болит... Мне бы выпить... Устал я, ноги не идут...
  - А деньги у тебя есть?
  - Есть, есть...
  Баба ушла. Он снова впал в забытьё.
  Очнувшись, он увидел перед собой двух мужчин, бомжей, как он сразу понял. Один извлек из-за пазухи наполненную сивухой бутылку из-под пепси-колы и пластиковый стакан
  - Так сколько у тебя бабок, кореш? - спросил он.
  - Наливай, не жалей, - произнесла за спиной Силуянова знакомая баба. - Видишь, человеку плохо.
  Силуянов даже не взглянул на неё. Всё его внимание было поглощено действиями бомжа, наполнявшего стакан мутноватой жидкостью.
  Пойло имело мало общего с водкой и сразу вызвало болезненный зуд в желудке, но Силуянов всё равно был доволен. Осушив стакан, он шумно перевёл дыхание.
  - Что, братан, проняло? - улыбнулся бомж.
  - Проняло.
  - Дай ему закусить, - сказала баба.
  Второй бомж развернул свёрток, в котором оказались чёрный хлеб и нарезанная колбаса. Майор отправил в рот кусок хлеба.
  - А денег у меня только десятка, - проурчал он, жуя. - Клянусь, больше нет...
  - Ладно, оставь её себе, - благостно сказал бомж, закупоривая бутылку.
  - Как будто мы нищета совсем, - прибавил его приятель.
  Силуянов, чувствуя, как по его измученному телу разливается приятное тепло, почти с умилением смотрел на своих благодетелей. "И вы тоже помрёте, - сказал он им мысленно. - Ну и ничего страшного. Не переживайте".
  - Мне на Казанский вокзал надо, - пробормотал он. - В Раменское надо ехать срочно. У меня брат умирает. Как отсюда до Казанского вокзала добраться?
  Бомжиха проводила его до выхода со двора и начала объяснять, как доехать до вокзала. У Силуянова шумело в голове и жгло в желудке. Из объяснений он понял только, что надо идти прямо, потом свернуть, потом ещё свернуть и сесть на троллейбус. Стараясь ступать твёрдо, он устремился вперёд.
  Дождь продолжал сеяться, к нему примешивались ветер и снег. Полы распахнутого силуяновского пальто взвивались как вороньи крылья. Город со всеми его огнями и пешеходами казался призраком, уплывающим в туман.
  "Здесь будут руины, - думал Силуянов, идя по отражениям огней. - Руины, трупы и радиоактивный пепел".
  Вскоре ему стало чудиться, что он наяву видит, как рушатся дома. Это было похоже на фильмы про войну. Стены оседали, поднимая огромные клубы пыли; бежали люди, машины переворачивались и скрывались под обломками. Силуянову радостно и удивительно было сознавать, что всё это устроил он. Он один. Это он приговорил мир к смерти и привёл приговор в исполнение. Он шёл выпрямившись, с торжествующей улыбкой на губах.
  - Уничтожить, всё уничтожить, - бормотал он.
  После выпитого ему стало жарко. По лицу текли дождевые капли, а ему казалось, что это пот.
  Он остановился у огромного окна. Его взорам предстал зал, освещённый цветными огнями. За столиками сидели мужчины в костюмах и галстуках и женщины в вечерних платьях. Между столиками ходили официанты.
  Силуянов расхохотался.
  - Сдохнете все! - прорычал он. - Завтра же и сдохнете! А сейчас жрите, нажирайтесь перед смертью!...
  Посетители оборачивались на странного хохочущего бомжа. Никто не слышал, что он говорил, но свирепое выражение его лица и смех вызывали оторопь.
  Из дверей высунулся охранник.
  - Эй, ты, - крикнул он. - Здесь стоять нельзя! Ступай отсюда!
  Силуянов торопливо пошёл вдоль припаркованных машин. В голове, как на треснутой пластинке, повторялись одни и те же слова: "Всё должно погибнуть. Всё". Он даже перестал понимать, куда идёт. Вспотев и одновременно дрожа от пронизывающего ветра, не чуя ног, которые как будто передвигались помимо его воли, он шёл навстречу расцвеченным неоном зданиям, почти воочию видя, как они рушатся и превращаются в обломки. "Всё должно погибнуть. Всё".
  Он переходил улицы, не обращая внимания на светофоры. Возле него со скрежетом тормозили машины. Водители матерились, высовываясь из окон. Силуянов их едва замечал. По мере того, как он шёл, воздух становился всё горячее. Он сделался колючим, и, казалось, был полон не мороси, а металлических опилок, которые с трудом проходили в пересохшее горло. Внезапно дыхание Силуянова пресеклось, в глазах потемнело. Он сделал пару неуверенных шагов и схватился за подвернувшуюся стену какого-то ларька.
  Это была палатка, в которой продавали пиво и воду. Силуянов стоял, а мимо, как тени, шли прохожие, ехали машины.
  - Ступай отсюда, - из палатки высунулась продавщица. - Не слышишь, что тебе говорят? Пить надо меньше!
  - Воды... - проблеял Силуянов. - Помру щас...
  Продавщица смягчилась. Похоже, бродяга и в самом деле был болен.
  Она протянула Силуянову бутылку, на четверть наполненную минеральной водой, и он жадно присосался к горлышку. В глазах немного прояснилось. Боль как будто отпустила, зато появилось нестерпимое желание принять сидячее положение. Ноги больше не держали.
  Заметив в нескольких метрах от себя остановку, Силуянов отцепился от ларька добрёл до неё и свалился на скамейку.
  Он сидел долго, пропуская троллейбус за троллейбусом. Кто-то садился рядом, но он чаще сидел один - прохожие брезговали сидеть рядом с пьяным в грязном пальто.
  Наконец он глубоко вздохнул, достал платок и вытер мокрое лицо.
  - Девушка... - позвал он слабым голосом. - Девушка... Как проехать к Казанскому вокзалу?
  - К Казанскому? - Обернувшейся к нему "девушке" было под пятьдесят. - Это вам в другую сторону надо ехать. Идите вон к той остановке, садитесь на сорок первый троллейбус и доедете.
  - Спасибо, - сказал Силуянов и остался сидеть.
  Мимо медленно проехала милицейская машина. Силуянову показалось, что она притормозила возле него, и он замер. Подумал, что его сейчас заберут в отделение, там установят его личность и отправят в тюрьму как особо опасного преступника, и он не сможет уничтожить погрязший в разврате мир.
  Несколько минут он сидел не шевелясь, наклонив голову, а когда поднял её, милиция уже проехала. Стражи порядка не захотели пачкаться о пьяного бомжа.
  Силуянов торопливо встал. Испуг, вызванный появлением милиции, был так велик, что у него стучали зубы. С толпой прохожих он перешёл на другую сторону улицы и дождался троллейбуса.
  У вокзала его снова бросило в дрожь. Милиционеры стояли на подступах к кассам. Их было много, они перекрыли все проходы и зорко высматривали подозрительных. Силуянову страстно захотелось воззвать о помощи к высшим силам. Но в Бога он не верил, и потому в отчаянии воззвал к Андропову. "Юрий Владимирович, помоги! - весь в холодном поту, мысленно повторял бывший гебист. - Помоги пройти через проклятых ментов, ты ведь не зря являлся мне сегодня!"
  Проходившая мимо толстая деревенская баба катила сумку на колёсиках, а на эту сумку сверху был ещё поставлен баул. Возле Силуянова баул свалился с сумки, и Силуянов, осенённый внезапной мыслью, бросился его поднимать.
  - Давайте, я подержу... Вы на электричку? Вот и прекрасно, я тоже!
  И он, отдуваясь, с баулом в руке, решительно зашагал к кассам. Баба с сумкой засеменила рядом. Вместе они производили впечатление супружеской четы из глухой деревни, приезжавшей в город за покупками. Супруг был уже заметно выпивши, но супруга, по-видимому, не обращала на это внимание.
  Помог Юрий Владимирович! С бабой, баулом и толпой пассажиров Силуянов благополучно миновал милицию и прошёл к кассам. Здесь он снова поблагодарил судьбу. Удивительно, но сегодня ему весь день везло. У него в кармане лежало десять рублей. Теперь он мог купить билет и пройти через турникеты.
  К поезду он направился на всякий случай с бабой. Помог ей втащить сумку в вагон.
  - И далёко путь держишь, касатик? - спросила баба, когда он уселся рядом.
  - До Раменского.
  - А мне дальше. Хочешь яблочко? - И, не дожидаясь ответа, она вытянула из сумки жёлтое наливное яблоко и протянула ему.
  Силуянов подумал, что если сейчас по вагону пойдёт милиция, то с бабой и с этим яблоком он вряд ли вызовет подозрение. И он вонзил зубы в сочную мякоть.
  Поезд тронулся. В тёмных окнах качнулись и поплыли огни. Силуянов сидел, устало глядя на них. "Сколько домов понастроили, - лениво шевелилось в голове. - Взрывать всё надо... Всё взрывать..." Он размяк, вспотел, ему казалось, что в вагоне душно. Ещё он подумал, что хорошо бы открыть окно, но рука с яблоком упала на колени, а глаза сами собой закрылись. Едва он успел провалиться в чёрную пропасть сна, как его затрясли.
  - Касатик! - раздался голос бабы. - Раменское уже!
  
  
  Глава 21
  
  Утром в дверь позвонила старуха.
  - Ну чего ты опять припёрлась? - недовольно спросил открывший ей Михаил Аркадьевич, зевая спросонья и надевая старую, заляпанную краской кацавейку. - Всё, сеансы кончились!
  - Ты премию обещал, - прошамкала старуха.
  - Какую премию? Что ты мелешь?
  - А премию, если всё получится!
  Михаил Аркадьевич, хоть убей, не помнил, чтобы обещал что-нибудь подобное.
  Два месяца кряду старуха почти каждый вечер приходила к нему в подвал и, глядя в одну точку, как он ей велел, сидела за столом перед горящей свечой, пока он вдохновенно переносил её морщинистое лицо на старинную липовую доску.
  Когда-то Михаил Аркадьевич Перлин специализировался на создании портретов, у него даже была персональная выставка в родном Смоленске, но в последние годы, особенно после того, как он переселился в подмосковный Подольск и получил здесь просторный подвал под студию, он окончательно переключился на подделывание картин старых мастеров, в основном Рембрандта. "Портрет старухи в красном плаще", который подсыхал в углу, был не первым его шедевром в этом роде. Три предыдущих рембрандта были тайно переправлены за границу и проданы в частные коллекции. Нынешнюю его подделку уже ждали на Западе, и даже обещанная цена была известна - двадцать тысяч долларов. Эти деньги, помимо Михаила Аркадьевича, получат и два его подельщика, которые в живописи смыслили немного, но зато могли доставать нужные материалы и имели связи среди подпольных скупщиков произведений искусства. А уж люди, которые вывезут картину за границу, перепродадут её дороже в десятки, а то и в сотни раз, поскольку изготовлял своих рембрандтов Михаил Аркадьевич на самом высоком уровне. Его подделки неоднократно осматривали в Англии специалисты и каждый раз признавали за подлинники.
  - Не обещал я тебе ничего, - он начал злиться. - Ты уже всё получила, хватит с тебя.
  - Ведь договаривались! - настаивала старуха.
  - Сеансы закончились и никаких денег больше не будет. Что я тебе, Ротшильд, чтоб ещё какие-то премии платить?
  - Ты сказал, как нарисуешь, ещё и премию дашь.
  - Да кому нужна твоя бледная рожа, - проворчал художник раздражённо. - Много, думаешь, желающих на неё любоваться? Разве что в собесе на стенку повесить... А ты ещё и деньги лишние хочешь за неё содрать...
  - Бледная рожа! - передразнила натурщица, тоже повышая голос. - А когда ты меня в первый раз увидел, небось другое говорил! Помнишь, что говорил? У вас такое интересное лицо, такое интересное, такое разэтакое, а сейчас - бледная рожа...
  На шум подошли заспанные Никита с Ильёй и уставились на старуху.
  - Тебе ясно сказали: всё, сеансы кончились, - грубо заговорил высокий сухощавый Илья, племянник Михаила Аркадьевича и главный его связной с подпольными дельцами. - Можешь идти отдыхать.
  - Мне премию обещали!
  - Ничего я ей не обещал, - сказал художник. - У нас у самих сейчас денег в обрез, так ещё и премию какую-то.
  - Какую тебе премию? - окрысился на старуху рослый краснолицый Никита, отвечавший за поставку для Перлина старинных досок.
  Никита привозил их из окрестностей Клина, где обнаружили хорошо сохранившийся деревянный подвал семнадцатого века. Доски, выломанные оттуда, были самыми настоящими, древними, потому даже радиоуглеродный анализ не выявлял в перлинских рембрандтах современной подделки.
  - Как - какую? - стояла на своём старуха. - Сто рублей. Ну, дайте хоть пятьдесят... Ведь обещали...
  - Ладно, что с тобой делать, - Михаил Аркадьевич пошарил в карманах кацавейки и, ничего в них не найдя, повернулся к Илье. - Дай, что ль, ей. А то ведь не уйдёт.
  Илья заворчал, тоже пошарил в карманах и вынул какие-то деньги. Всё это было тысячные и пятисотрублёвые купюры. Пришлось идти осматривать карманы куртки. Наконец вынес пятьдесят рублей.
  - Ладно, мать, бери, только дорогу сюда забудь, - сказал он. - Чтоб мы тебя больше не видели, поняла?
  - Больно мне надо, - ворчливо ответила старуха, принимая деньги, но по глазам видно было, что довольна.
  - Вот дура-то, - сказал Никита, когда дверь за ней закрылась. - Такой интересный сон видел, а тут эта карга подвалила...
  И он отправился досыпать в маленькую комнату при студии. Перлин же подошёл к стоявшему в углу на мольберте "Портрету старухи в красном плаще". Картина была уже присыпана лёгким слоем пыли, немного затушевавшем краски, и покрыта специальным лаком, изготовленным по старинным рецептам. Сейчас лак подсыхал. В сочетании со специально подобранной пылью он должен был дать множество мелких трещинок - кракелюр, окончательно довершая мистификацию.
  - Это лучший из моих рембрандтов, - удовлетворённо произнёс художник. - За такого можно бы и побольше с них взять, а, Илья?
  - Побольше уже не выйдет. Послезавтра повезу его в Москву, там и бабки получим.
  - Лак ещё может не подсохнуть.
  - Ничего, я аккуратно упакую.
  Серый свет занимающегося дня, сочившийся в подвал из узких окон под потолком, падал на широкий стол, запачканный красками и заставленный тюбиками, кисточками, стаканчиками, ножичками и прочими инструментами, необходимыми в ремесле изготовителя подделок. Тут же, на широких полках, размещалась коллекция Перлина - множество самых разнообразных вещей, приобретённых им на барахолках. Главным образом это были иконы и старые картины, но были и подсвечники, статуэтки, книги в кожаных переплётах, альбомы, карты, абажуры, макеты парусников и самолётов, открытки, пластинки, самовары и даже проржавленные примусы и утюги.
  Все получаемые за рембрандтов деньги Михаил Аркадьевич бросал на удовлетворение своей неутолимой страсти к собирательству. Собирал он всё, что казалось ему хоть немного ценным и интересным. Создавая по вечерам свои "шедевры", дни он проводил на московских и подмосковных рынках, выискивая редкости, о которых, может быть, и не подозревали их владельцы. Его хорошо знали на "Вернисаже" в Измайловском парке, на воскресной барахолке в Балашихе, на рынках в Раменском и Загорске. Ездил он туда с Никитой, которого использовал в качестве шофёра. Расхаживая вдоль торговых рядов со своим потёртым рюкзаком, он покупал, покупал, покупал, заставляя местных торговцев недоумевать, откуда у невзрачно одетого мужичка предпенсионного возраста водятся такие деньги. И не было для Михаила Аркадьевича блаженней минуты, чем взять на досуге стремянку, подобраться к одной из заставленных старьём полок и раскрыть какой-нибудь пожелтевший от времени атлас или смахнуть пыль с довоенной настольной лампы. Его подельщики не видели большого толку в таком собирательстве и часто ворчали, что деньги уходят зря, а Илья, пользуясь тем, что всё было свалено в кучу, иногда поворовывал с его полок и загонял вещи тем же торговцам. Поэтому случалось, что художник дважды покупал одну и ту же вещь.
  Осмотрев "Портрет старухи", Михаил Аркадьевич подошёл к полкам, взял старую почерневшую икону и несколько минут задумчиво её созерцал.
  - Настоящий шестнадцатый век, - изрёк, наконец, он. - Её только расчистить, и можно прямо в салон.
  - А сова тебе зачем? - спросил Илья. - Тоже, скажешь, старинная?
  Художник отложил икону и взял в руки никелированную статуэтку, приобретённую им во время последнего визита на раменскую барахолку.
  - Нет, это работа современная... - Он повернул изделие, рассматривая его со всех сторон. - США или Канада, шестидесятые годы. Заметно влияние позднего модернизма. Вещь явно авторская, не массового производства...
  - Со своими покупками ты задолжал мне полторы "штуки" баксов, - напомнил Илья. - А точнее - тыщу пятьсот пятьдесят.
  Как был, в трусах и в майке, этот бизнесмен от искусства уселся за стол, решительным движением руки сдвинул в сторону тюбики и стаканчики и водрузил перед собой банку с консервированными помидорами.
  - Теперь до того, как сбудем "Старуху", о деньгах лучше не заикайся, - прибавил он, принимаясь вскрывать банку. - У меня самого их в обрез осталось.
  - Да ладно тебе, - отозвался Перлин. - Расплатимся, не впервой.
  - Ты лучше по-быстрому начинай новую картину, - говорил Илья. - Назначим за неё не двадцать "штук", а тридцать. Вещами твоими люди очень довольны, поэтому будем повышать цену. В крайнем случае - уступим за двадцать пять...
  Он выудил из банки помидор, отправил его в рот целиком и громко зачавкал.
  - Сказать по правде, Илюша, мои работы стоят гораздо дороже.
  - Так их ведь ещё надо перевезти за бугор и сбыть в нужные руки, а это целое дело, тоже бабок стоит! Короче, давай, не тяни резину. Новую натурщицу нашёл?
  - Нет пока. Это не так просто.
  Илья какое-то время молчал, чавкая.
  - Ты старуху эту искал два месяца, - снова заворчал он. - Два месяца, даже больше... Если по два месяца искать натурщиков, то скоро жрать нечего будет, а ты ещё на всякий хлам бабки выкидываешь...
  Михаил Аркадьевич оторвался от разглядывания расписного веера.
  - Что ты понимаешь в рембрандтовских типажах! Тут надо искать старуху со староголландским лицом, и не просто, а таким, на котором бы лежала печать суровой мудрости. Чтоб вся жизнь в глазах отражалась. А такую поди найди! Кругом одни хохляцкие да рязанские рожи...
  Илья невозмутимо поглощал помидоры.
  - Короче, тыща пятьсот пятьдесят баксов за тобой, не забывай.
  Доев последний помидор, племянник пошёл будить Никиту и заваривать кофе. После завтрака он начал звонить в Москву и договариваться о деловых встречах, а Михаил Аркадьевич, одевшись теплее, прихватив рюкзак и сумку, вместе с Никитой отправился в гараж выкатывать подержанную "четвёрку". Сегодня, как всегда по субботам, он выехал пораньше, рассчитывая до обеда побывать на трёх барахолках.
  Начал объезд с Раменского. Вещевой рынок только открылся, многие торговцы ещё подъезжали, по проходам катились нагруженные товаром тележки и перекрикивались грузчики-гастарбайтеры. Но большинство мелких торговцев, съехавшихся из окрестных городов и из Москвы, уже расставили свои столы, расстелили коврики и выставили немудрящий товар, извлеченный из старых шкафов и пропахших нафталином антресолей. Оставив Никиту в машине, Перлин двинулся по рядам.
  Старик в кепке и грязном драповом пальто сидел на ящике в закуте за палатками, где обычно собирались грузчики и бомжи. Перлин остолбенел. "Типаж! - мысленно завопил он, вглядевшись в этот напряжённый взгляд, словно бы устремленный в самоё себя. - Вылитый рембрандтовский типаж!" Не сводя глаз с худощавого заросшего лица, художник сделал несколько шагов влево. Потом вправо. "Типаж... - повторял он. - Типаж..." Старик, видимо, ждал кого-то, поскольку иногда приподнимался и вглядывался в проход между палатками. В остальное время сидел неподвижно, глядя перед собой. Михаил Аркадьевич живо вообразил его в монашеском плаще с капюшоном, надвинутым на глаза, сидящим перед свечой и раскрытой Библией. Рядом с Библией можно положить чётки и череп. У художника захватило дух, едва он представил себе картину. Лицо старика скудно освещено и изборождено глубокими тенями. На лице раздумье и скорбь. Он уже и название ей дал: "Портрет монаха-капуцина". Это будет лучшая картина за всю его карьеру. Его и Рембрандта, разумеется.
  Он приблизился к старику, но в эту минуту тот встал и подошёл к группе таких же, как он, бродяг, выпивавших за сараем. О чём-то коротко с ними поговорил и, ещё более посуровевший, вернулся к ящику. Михаил Аркадьевич семенил рядом с ним, не решаясь заговорить. От старика дурно пахло. Он, безусловно, был бомжем, но это даже к лучшему. Значит, ему можно будет платить ещё меньше, чем старухе. Бродяга брёл медленно, поминутно останавливался и хватался за голову, словно она у него нестерпимо болела. Михаил Аркадьевич успел дважды обойти его и оглядеть со всех сторон. Прикидывая так и этак, он отметил, что будущего капуцина надо только слегка подбрить. Всё остальное просто замечательно. В тёмной комнате при свечах это лицо будет выглядеть трагично и эффектно.
  Старик как будто не видел его. Внезапно он остановился.
  - Простите, который час, не скажете? - спросил он простуженным хрипловатым голосом.
  - Без четверти девять, - с готовностью ответил Перлин и, решив, что представился удобный момент, начал разговор. - Вы тут работаете или ждёте кого?
  Старик, наконец, повернул голову в его сторону.
  - А вам что за дело?
  - Видите ли, я мог бы предложить вам немного подзаработать. От вас ничего, в сущности, не потребуется, только сидеть на одном месте. Я художник, специализируюсь на портретах. Так вот, я хотел бы написать ваш портрет.
  Старик хмыкнул с таким видом, что у Михаила Аркадьевича упало сердце: откажет. Точно, откажет!
  Но тот, подумав, вдруг оживился:
  - А выпить купите? Водки или пива. Лучше водки, тут она дешёвая.
  - Мы с вами безусловно обо всём договоримся, - расплылся в улыбке Михаил Аркадьевич. - Я и сам люблю пропустить рюмочку, так что после сеанса мы обязательно сообразим...
  - Сейчас купите, - потребовал старик. - У меня голова раскалывается.
  - Но вы будете позировать?
  - Буду, буду, только купите.
  - Подождите, я быстро, - и Михаил Аркадьевич трусцой устремился к лотку, у которого только что побывал будущий капуцин.
  А тот, не дожидаясь его, двинулся вдоль рядов, где уже шла торговля. Художник нагнал его у палатки знакомых торговцев бронзой. Он кивнул им, приветствуя, и, не поглядев на их товар, сразу подступил к капуцину.
  - Нате, выпейте, может, полегче станет.
  Старик выхватил у него бутылку, откупорил трясущимися руками и отпил приличный глоток. Оба торговца бронзой во все глаза смотрели на художника, угощавшего водкой бомжа.
  Старик выдохнул, вытер рот тыльной стороной ладони и спросил у торговцев:
  - Ну, тот тип, который сову купил, не появлялся?
  - Тот тип? - озадаченно пробормотал один из них, переводя взгляд на Перлина. - Ну, вы и шутник, папаша. Голову нам морочите.
  - Что, память отшибло? - внезапно окрысился старик. - Забыли уже, да?
  - Сами разбирайтесь со своими друзьями, - низкорослый торговец почему-то кивнул на Михаила Аркадьевича, - а нас в ваши дела не впутывайте.
  Художник, пропустивший мимо ушей слово "сова", слегка удивился, не понимая, почему это торговец вдруг решил, что старик его друг.
  - Не знаете, с кем связались! - рычал разозлённый бомж. - Шкурой рискуете!
  Торговцы, не спуская глаз с этой пары, коротко пошептались, после чего один из них вышел из ларька и торопливо направился куда-то вдоль рядов.
  - Так что, не скажешь? - Всё внимание старика переключилось на оставшегося торговца. - Сова краденая, её украли у очень важного человека! С вас шкуру сдерут! - Он тряс пальцем перед носом молодчика. - Попляшете тогда!
  Тот заметно нервничал.
  - Говорю вам, сами между собой разберитесь, куда дели сову, а с нас что спрашивать? Наше дело маленькое - купил, продал.
  - Какую сову? - заинтересовался наконец Михаил Аркадьевич.
  Его вопрос довёл торговца чуть ли не до истерики.
  - Но я же вам её продал! - почти прокричал он, в упор глядя на Перлина. - Вам, лично! Что вы отказываетесь? Умыкнули сову, а теперь на нас с Васьком катите, да? Я же помню, как мы вам её продали! Вы ещё торговались, мы вам триста рублей скинули!
  "Капуцин", который снова присосался к бутылке, услышав эту тираду, поперхнулся и закашлялся.
  - Что? - прошептал он и тоже уставился на Перлина. - Ему продал?
  - Ему, а кому же, - обиженным тоном подтвердил торговец. - Что вы отказываетесь?
  Этот вопрос он явно задал Михаилу Аркадьевичу, и тот удивился ещё больше.
  - Я? Отказываюсь?
  - Конечно, отказываетесь. Мы ведь вам продали сову. За тыщу семьсот рублей, уже забыли?
  
  
  В эту минуту из чебуречной, расположенной на территории рынка, вывалила компания весьма решительно настроенных мужчин во главе с "королём свалки" Савельичем, и со всех ног понеслась к ларьку, где торговали бронзой. Последним в этой толпе бежал второй торговец - Васёк.
  "Король свалки" и пятеро его дружков, связанных с ним общим бизнесом, с самого утра караулили искателей совы, намереваясь намять им бока. Савельич поклялся отомстить Барону ещё в тот день, когда расстался с ним. Торговцы бронзой обязались предупредить его о появлении обидчиков. Больше даже, чем Савельич, встречи с ними жаждал бородатый "колобок", не забывший нокаутирующий удар наркоторговца.
  - Вон тот старик! - крикнул на бегу Васёк, показывая пальцем на Силуянова. - Он был с ними! Я его запомнил!
  - Стоять! - заревел "колобок". - Стоять, падлы!
  Майор схватил Перлина за рукав.
  - Мы здесь не при чём, - зашептал он. - Это всё Барон. Это он распускал руки, а мы не при чём... Лично я вообще действовал не по своей воле...
  Ещё не понимая, в чём дело, художник почувствовал, что угодил в скверную историю. В неё замешаны и его рембрандтовский типаж, и эти торговцы, и ещё почему-то сова, купленная им здесь в четверг.
  - Да что, собственно, происходит... - пролепетал он.
  Молодчики окружили их. "Колобок", не говоря ни слова, схватил Силуянова за грудки. Тот едва удержался на ногах.
  - Только по лицу его не бейте! - встрепенулся Михаил Аркадьевич. - Лицо оставьте!
  Он извлёк из кармана милицейский свисток тридцатых годов и залился пронзительным свистом. Свисток был куплен им когда-то на такой же барахолке и постоянно находился при нём на случай нападения. Уже дважды случалось пускать его в ход, причём в обоих случаях не без успеха. Хулиганов свист всегда заставал врасплох.
  Примерно то же самое случилось и на этот раз. Молодчики на какой-то момент растерялись, даже отпрянули назад. "Колобок" отпустил Силуянова.
  - Милиция! Милиция! - что было мочи завопил Перлин и снова засвистел.
  При слове "милиция" Силуянов встрепенулся и, дико заозиравшись, ринулся в проход между палатками. Савельич и "колобок" побежали за ним. Следом, свистя, устремился Михаил Аркадьевич, твёрдо решивший не упускать "типажа".
  Из служебного помещения на шум вышли два охранника в камуфляже. Не слишком спеша, они направились к месту происшествия.
  Силуянов уже подбегал к воротам рынка, как вдруг увидел Барона с Дарьей, которые как раз входили в эти ворота ему навстречу.
  - Товарищ Барон, там покупатель совы! - Растерзанный и возбуждённый Силуянов кинулся к нему, на бегу показывая назад. - Там покупатель совы!
  - Где?
  - Там!
  Увидел Барона и Савельич.
  - Мамед, вон он! - яростно заревел "король свалки". - Тот самый хмырь, который тебя уделал!
  Мамед мстительно оскалился.
  - Щас он у меня кровью харкать будет!
  Барон мгновенно всё понял и решительно отодвинул Дарью в сторону.
  - Товарищ Барон... - хрипел ему лицо Силуянов, держась одной рукой за сердце, а в другой сжимая бутылку.
  - Уйди отсюда, - зашипел наркоторговец. - За каким хреном ты сюда припёрся, тебе сказано было ждать в деревне...
  Он уклонился от выкинутого кулака Мамеда, потом точно рассчитанным ударом заставил его схватиться за живот и застыть с выпученными глазами. Савельич благоразумно притормозил.
  - Мужики! - закричал он, обернувшись. - А ну, сюда!
  Четверо верзил, задержавшихся было, устремились к нему.
  - Вот, товарищ Барон, - Силуянов притянул Перлина к себе. - Это он купил сову. А как тут очутились эти люди, - он кивнул на Савельича и компанию, - не знаю. Я думаю, бежать надо отсюда, пока не поздно.
  - Сова у тебя? - обратился Барон к художнику.
  - Какая сова?
  - Та самая, никелированная, - вмешался Силуянов. - Которую ты купил у тех парней!
  - А-а, теперь припоминаю... - запнувшись, признался Михаил Аркадьевич.
  Первого подбежавшего Барон встретил захватом и швырнул его на второго, зато третий едва не сбил его с ног. Дарья завизжала. Перлин снова засвистел. Наверное, благодаря свисту команда Савельича дралась не слишком ретиво.
  Мамед, бегая за их спинами, злобно хрипел:
  - В яйца бей! В живот!
  - Эй, кончай! Хорош драться! - послышались крики приближавшихся охранников.
  К дерущимся, с явным намерением разнять их, подступили грузчики и торговцы из ближайших палаток.
  Пальцы Силуянова намертво вцепились в рукав Михаила Аркадьевича.
  - Бежим! - шипел он в ухо художнику. - Бежим скорее, а то пропали!
  - А вы будете мне позировать?
  - Буду, что хочешь буду, - майор тянул его к воротам, - только бежим!
  - Эй, вы куда? - всполошилась Дарья.
  Она схватила художника за другую руку.
  - Сова правда у вас?
  - Правда.
  - Тогда я с вами!
  - Ты лучше Барону помоги, а мы с товарищем художником вас на стоянке подождём, - сказал Силуянов, не сбавляя шага.
  - Знаю я, как вы подождёте, - Дарья не отставала. - Смыться вздумали, да?
  Они втроём вышли на малолюдную улицу и быстро зашагали вдоль припаркованных машин.
  Невдалеке к обочине подъехала тёмно-фиолетовая "пятёрка". Дверца её открылась и показался Артём.
  - Приветик! - крикнул он. - Ну, как дела? Сову нашли?
  - Иди помоги Барону! - истерично выпалила Дарья. - Его бьют!
  - Кто?
  - Да те мужики со свалки!
  Но Артём не испытывал желания идти выручать наркоторговца. Весь вчерашний день он скрывался от него и даже отключил свой телефон, а сейчас приехал в Раменское, вооружившись газовым пистолетом и газовой бомбой. Не забыл захватить и противогазную маску.
  Он вылез из машины и направился к троице.
  - Так сова у вас или нет?
  - У нас, у нас, - закивал художник. - В целости и сохранности, не волнуйтесь.
  - К Барону иди, говорят тебе! - Дарья почти толкнула Артёма, но тот как будто оглох.
  Сама она шла, то и дело оглядываясь на ворота. Барон не показывался. Без него Дарья чувствовала себя неуверенно. Если Барона задержат, то вся тяжесть поиска совы и делёжки бриллиантов ляжет на неё, и были большие сомнения, что она в одиночку справится с Белявским и стариком, если они захотят всё присвоить себе.
  - А в чём дело, граждане? - поинтересовался Перлин. - Что вы все так прицепились к статуэтке?
  - Мы должны её вернуть владельцу, - ответила Дарья.
  - А куда вы меня ведёте?
  - Поедем к вам за совой, - прошипел Силуянов. Он на ходу отхлебнул из бутылки и занюхал рукавом. - Сову надо вернуть.
  - Прямо сейчас?
  - Да, это срочно. А портрет напишете, ещё успеете... Вы нам - сову, мы вам - портрет...
  - Я заплатил за статуэтку тысячу семьсот рублей, - возмущённо заявил вдруг художник. - Я её, конечно, верну, но пусть те люди на рынке вернут мне деньги!
  - Мы, мы вам заплатим тысячу семьсот рублей, - процедила сквозь зубы Дарья. - Если хотите, прямо сейчас... - Она снова оглянулась на ворота. - Куда вам ехать?
  - Я живу в Подольске.
  - Это недалеко, - сказал Артём. - Доедем на моей машине.
  - Да, доедем, доедем... - прохрипел Силуянов, вытирая выступившую на лице испарину. - А я... буду... позировать...
  Иглы снова вонзились в сердце и перед глазами закружился рой чёрных мошек. Силуянов шёл, не видя, куда ставит ноги, одной рукой сжимая бутылку, а другой вцепившись в локоть Перлина.
  Внезапно он остановился. Бутылка выскользнула и разбилась. Все обернулись на него. Силуянов стоял пепельно-серый, закрыв глаза и шатаясь.
  - Что с вами, уважаемый? - Михаил Аркадьевич подхватил его под руку. - Вам плохо?
  - Опять нажрался, - проворчала Дарья.
  Силуянов глубоко вздохнул, шире раскрыл глаза и тупо уставился на художника.
  - Всё нормально, - выдавил он. - Едем.
  - Вы хоть сможете в таком состоянии открыть сову? - зашипела ему на ухо Дарья.
  - Открою её с завязанными глазами, - ответил Силуянов и снова болезненно сморщился, схватившись за сердце.
  Художник встревожился ещё больше.
  - Может, ему "Скорую" вызвать?
  - Не надо, с ним такое часто бывает, - в один голос заговорили Артём и Дарья. - Сейчас пройдёт.
  - Тогда мы с ним поедем на моей машине, - сказал художник. - Вон она стоит. А вы можете ехать за нами...
  - Я еду с вами! - решительно заявила Дарья.
  Она оглядывалась на ворота. Барона не было. Значит, его всё-таки задержали!
  Из перлинской "четвёрки" высунулся Никита с сигаретой в зубах.
  - Никита! - закричал Михаил Аркадьевич. - Ну-ка, милый, поди сюда, помоги человеку сесть в машину. Ему, кажется, плохо.
  - Да он пьян, - проворчал Никита, подходя. - И чего его в машину сажать? Это с какой стати?
  - Делай, что тебе говорят. Рембрандтовский типаж, такого целый год ищи - не найдёшь...
  Никита оглядывал Силуянова, брезгливо морщась.
  - Это бомжара вдрызг пьяный, а не типаж.
  - Я лучше тебя разбираюсь в таких вещах, поэтому не рассуждай, а бери его под руку.
  - Ну да, стану я мараться, - Никита демонстративно затянулся сигаретой. - Ещё заразу подхватишь.
  Михаил Аркадьевич укоризненно покачал головой и, ни слова не говоря, закинул руку Силуянова себе на плечо.
  - Пойдёмте, - он почти потащил майора к машине. - Вот сюда... Сейчас прекрасно доедем, получите свою сову, и мы с вами побеседуем обстоятельно... Уверен, мы договоримся...
  Никита недовольно скривился, однако дверцу перед Силуяновым раскрыл.
  - Я на своей тачке поеду за вами... - сказал Артём и недоговорил: со стороны ворот загрохотали выстрелы.
  Все оглянулись. Из ворот выбежал Барон, который, видимо, удирал от кого-то. Выстрелив ещё раз, он бросился к своему "Опелю", но по дороге огляделся и увидел Дарью, махавшую ему рукой.
  Из ворот выбежали Савельич с молодчиками. Барону пришлось нырнуть в "Опель". Перед тем, как захлопнуть дверцу, он жестом показал Дарье, что всё нормально.
  - Он тоже с вами? - всполошился Михаил Аркадьевич. - Да это же бандит! У него пистолет!
  - Это капитан милиции на спецзадании, - резко ответила Дарья. - Поехали, поехали быстрее, иначе у нас могут быть серьёзные неприятности!
  - Лично у меня никаких неприятностей быть не может, - пробормотал Михаил Аркадьевич, проворно залезая в машину. - Я чист перед законом.
  - А почему он стрелял? - спросил Никита. - Что там случилось?
  - Говорят вам: спецзадание, - Дарья стонала от нетерпения. - Ну, давайте, отчаливайте!
  Никита включил зажигание и "четвёрка", набирая скорость, покатила по улице. Почти одновременно с ней от обочины отъехали "Опель" и фиолетовые "Жигули".
  
  
  Глава 22
  
  Барону, чтобы избавиться от насевших на него молодчиков, пришлось воспользоваться "береттой". Один выстрел он сделал вверх, а когда Мамед попытался выбить у него оружие, прострелил ему руку. "Колобок" завопил - не столько от боли, сколько от ярости, и стремительно ретировался за ближайшую палатку. Остальные шарахнулись. Барон кинулся бежать.
  - Быстро за ним, у меня в тачке тоже ствол есть! - крикнул Савельич.
  Но за "королём свалки" рискнули последовать только двое: раненый Мамед и верзила по кличке Жлоб. Пригибаясь, прячась за припаркованными машинами, эта троица подбежала к "девятке" Савельича, уселась в неё и покатила за "Опелем".
  Барон вертел баранку, стараясь держаться за "Жигулями", в которых находились владелец совы, Дарья и Силуянов.
  Никита вёл машину уверенно, скорости не превышал. Притормаживал где надо, временами посматривал на зеркало - узнать, что поделывает на заднем сиденье бомж.
  Майор сидел, прислушиваясь к колющей боли в сердце. В голове была пустота. Перлин, сидевший рядом, украдкой изучал его физиономию. Она казалось ему настолько интересной, что его подмывало прямо сейчас взяться за эскиз. Художник решил сразу, как приедет, отдать сову и уговорить старика остаться в студии хотя бы на часок, чтобы сделать карандашный набросок.
  - Некоторые художники сначала фотографируют своих натурщиков, и потом по фотографии делают портрет, - говорил он. - Это дилетанты, которые ничего не смыслят. По фотографии невозможно уловить всех оттенков и нюансов... Во времена Рембрандта фотографий не было, а ведь какие портреты делали... Шедевры...
  Силуянов, почти не слыша его, благостно кивал головой.
  - Лично я создаю портреты, всегда имея перед глазами того, кого изображаю, - продолжал витийствовать Михаил Аркадьевич. - Только тогда может выйти настоящее произведение искусства. Вы, надеюсь, понимаете, что в связи с этим наше сотрудничество может продлиться не один день... Возможно, даже не одну неделю...
  Дарья, которая поминутно оглядывалась назад, воскликнула:
  - Они едут за ним!
  - Кто? За кем? - не понял Перлин.
  - Бандиты за капитаном милиции! На рынке проводится спецоперация, разве вы не знали?
  Забеспокоившийся Никита вгляделся в зеркало. Позади маячила тёмно-фиолетовая "пятёрка", которая ехала вроде бы спокойно, но закрывала ему обзор.
  - Может, нам притормозить и дождаться, пока они проедут? - спросил он.
  - Нет, тормозить нельзя! - воскликнула Дарья. - Мы ведь едем в Подольск?
  - Да.
  - Тогда вперёд! Капитан уже вызвал подмогу!
  Силуянов встрепенулся.
  - Какой капитан? Откуда тут капитан?
  - Да спите уж вы, - Дарья мельком оглянулась на него. - Всё нормально.
  Михаил Аркадьевич опять завёл речь о разнице между фотографией и живым натурщиком, но выстрелы, загремевшие сзади, заставили его умолкнуть.
  - Может, всё-таки притормозить? - пробормотал побледневший Никита.
  - Гони быстрей! - потребовала Дарья.
  Никита нажал на газ.
  
  
  Белявский ехал вдоль самой обочины, наблюдая, как "Опель" виляет из стороны в сторону, пытаясь увернуться от выстрелов с бежевой "девятки". Стриженый наголо мужчина палил из обреза охотничьего ружья. "Опель", визжа шинами и рискуя перевернуться, нырял то вправо, то влево. Встречные машины шарахались.
  Заметив, что "четвёрка" покупателя совы прибавила скорость, Артём тоже поддал газу. Сообщники запросто могут оставить его с носом, поэтому он гнал, вцепившись в руль обеими руками. Дважды он едва не столкнулся с машинами, припаркованными у обочины. Аварии удавалось избежать чудом.
  Его обогнал "Опель", затем обогнали бежевые "Жигули", преследовавшие "Опель". Если бы сидевший за рулём "Жигулей" Савельич больше глядел по сторонам, он заметил бы в тёмно-фиолетовой машине одного из своих ночных обидчиков. Но всё внимание "короля свалки" было сосредоточено на "Опеле".
  - Жлоб, хреновый ты стрелок! - закричал Мамед стриженому и потянулся к оружию. - Дай сюда!
  - Кончайте с ним быстрее, а то щас менты попадутся, - рычал Савельич. - Мамед, ты куда ствол хватаешь? Ты же ранен!
  - Херня, попаду!
  Мамед открыл дверцу и высунулся из машины. Держать короткий приклад раненой рукой было неудобно. Он положил приклад на локоть и прильнул глазом к прицелу. "Опель", стремясь избежать пули, снова вильнул. Для водителя встречной легковушки такой манёвр оказался полной неожиданностью, он резко нажал на тормоза, его машину занесло и швырнуло прямо на "девятку" Савельича. Тот вынужден был тоже нажать на тормоза и вывернуть руль. Машинам чудом удалось избежать столкновения, но при крутом зигзаге Мамеда выбросило из кабины и швырнуло на асфальт, где он попал прямиком под колеса "пятёрки" Артёма. "Пятёрку" дважды встряхнуло, когда она переезжала "колобка"...
  Белявский покрылся ледяным потом. Однако продолжал гнать вперёд и даже прибавил скорость.
  Савельич, проклиная всё на свете, свернул к обочине, но тут вынужден был снова крутануть руль: следовавший в попутном направлении чёрный "Ауди" едва не подрезал его. Разозлённый "король свалки" резко остановился, выскочил из машины и замахал водителю "Ауди" кулаком:
  - Гад, урою!
  Но тот только нажал на газ.
  
  
  Какое-то время "пятёрка" Белявского катила бок о бок с "Опелем". Барон с улыбкой кивнул Артёму и показал пальцами: всё о кей. Артём тоже раздвинул губы в улыбке.
  "Опель" прибавил скорость и пристроился к "четвёрке" в хвост. За "Опелем" следовала машина Артёма.
  Волнение молодого человека нарастало. Приближались решительные минуты. Барон с Дарьей замышляют заграбастать всё, что есть в сове, а его и старика убрать. Ликвидировать физически. Ну, старика-то пусть убирают, а он, Артём, ещё собирался пожить, и пожить неплохо на денежки от брюликов. Для этого он составил хитроумный план, который должен сработать на сто процентов. Сову эти хмыри не получат.
  Он поглядывал на зеркало заднего вида. Чёрный "Ауди" держался в отдалении, но упорно шёл за его "пятёркой". Артём достал сотовый, пальцем потыкал в кнопки.
  - Алло, Гарик, всё нормально? - спросил он. - У меня тоже. Короче, ты знаешь, что делать. Будь наготове.
  В "Ауди" ехали Гарик и Рома. Они должны будут подобрать сову, как только Артём пустит в ход пистолет и бомбу.
  
  
  Глава 23
  
  "Четвёрка" и её эскорт доехали до Кольцевой, с неё свернули на Варшавское шоссе. За окнами проносились голые деревья, столбы с проводами, проплывали унылые постройки и бесконечные поля. Денёк выдался серый, ветреный. Утром шёл снег, и кое-где в низинах лежал грязно-белый покров, не успевший растаять.
  В Подольске "четвёрка" остановилась на малолюдной улице у здания бывшего Дома Культуры. Здесь, в подвале, и находилась студия Перлина.
  Дарья разбудила дремавшего Силуянова.
  - Что? Уже приехали? - засипел майор. - Сова здесь?
  Михаил Аркадьевич изобразил любезную улыбку.
  - Здесь, уважаемый... Кстати, как ваше имя-отчество?
  - Антон Борисович.
  - Уважаемый Антон Борисович. Ни о чём не беспокойтесь, верну я вам сову за тысячу семьсот рублей, коли она вам так нужна, ни копейки с вас лишней за неё не возьму... Только одно маленькое условие.
  Дарья и Силуянов насторожились.
  - Какое условие? - спросила Дарья.
  - Антон Борисович должен мне сегодня немного попозировать, - с улыбкой ответил художник. - Я сделаю с него маленький карандашный набросок.
  - Ну, это сколько хотите, - отмахнулась Дарья.
  Силуянов сначала скептически скривился, а потом кивнул:
  - Ладно, согласен.
  В конце концов, после того, как он нажмёт на ядерную кнопку, все эти идиотские карандашные наброски уже не будут иметь ровно никакого значения.
  Художник помог ему вылезти из машины.
  - Прошу сюда...
  Никита отпер ключом подвальную дверь. В студии его встретил Илья.
  - Наш бомжа подцепил! - сообщил ему Никита, спускаясь по небольшой лестнице, ведущей от входной двери до пола. - И хоть бы почище взял, а то пьяного, вонючего, как свинья. Я говорю: кого ты привёл? Это же бомж! А он и слушать не хочет. Рембрандтовский, говорит...
  Он замолчал. На лестнице появились художник, Силуянов и Дарья.
  - Вот, Илья, знакомься, это Антон Борисович, наш новый натурщик, - спустившись вниз, представил гостя Перлин. - Вам ночевать есть где? - повернулся он к Силуянову. - А то можете у нас. Тут комната есть небольшая, вам подойдёт...
  Услышав, что бомжа хотят впустить в комнату, Никита недовольно засвистел, скорчил гримасу и выразительно посмотрел на Илью. Тот уставился на Силуянова.
  - Рембрандт, - подойдя к нему, шепнул Перлин. - Вылитый Рембрандт... Не портрет будет, а конфетка...
  - Тогда ладно, пусть живёт, - сразу согласился Илья, для которого доллары были важнее жилищных неудобств. - Только сперва пускай вымоется.
  Михаил Аркадьевич засуетился возле Силуянова.
  - А пальтишко сюда можете повесить.
  - Нет, я останусь в пальто. У вас дует.
  Дарья оглядывала полки, заставленные старьём.
  - Так где сова? - спросила она.
  - Вот, пожалуйста, - художник достал с нижней полки никелированную статуэтку.
  Силуянов в волнении метнулся к ней, но Михаил Аркадьевич не спешил выпускать её из рук.
  - Вы, помнится, говорили, что прямо сейчас расплатитесь? - обернулся он к Дарье.
  Она посмотрела на Силуянова.
  - Это та самая?
  - Та самая, - прохрипел майор. - Давайте её сюда!
  - Точно она? - Дарья прищурила глаз.
  - Да она, она...
  В дверь постучали. Никита с Ильёй беспокойно переглянулись.
  - Кто там? - Никита взбежал по лестнице.
  - Даша здесь? - крикнул снаружи Барон.
  - Он со мной, - сказала Дарья. - Впустите его.
  Никита вопросительно посмотрел на Илью.
  Дарья повысила голос:
  - Тот самый капитан милиции, забыли уже?
  - Капитан милиции? - Илья забеспокоился, оглянулся на портрет.
  В дверь снова застучали, на этот раз громче.
  - Откройте! - рявкнул Барон.
  Никита открыл и торопливо отступил назад: за дверью стоял молодчик, который размахивал пистолетом у рынка в Раменском.
  - Простите, вы из милиции? - очень вежливо осведомился Илья, решивший, что это пришли по его душу. - Только один вопрос. Можно взглянуть на ваши документы? Я имею право попросить. Согласно закона.
  - Без документов обойдёшься, - раздражённо бросил наркоторговец, спускаясь в студию.
  Следом, захлопнув за собой дверь, спустился Артём.
  Илья повернулся к Дарье и Силуянову.
  - Товарищи, попрошу вас быть свидетелями. Мне не показали документы. Это нарушение законодательства...
  Барон увидел в руках у художника сову.
  - Та самая, - негромко сказала ему Дарья. - Вот вам тысяча семьсот рублей, - она протянула художнику деньги. - Здесь без сдачи. Давайте птицу!
  Барон почти выхватил у него статуэтку.
  - Она? - задал он Силуянову тот же вопрос, что и Дарья.
  - Она, она, товарищ Барон... Дайте её мне, я открою...
  - Тихо!
  Силуянов сморщился от боли: в сердце снова впились иголки. Неожиданно он подумал, что может прямо сейчас, когда цель уже так близка, умереть или потерять сознание, и его охватил страх. Стараясь не обращать внимания на нарастающую боль, он повторил слабым голосом, почти умоляюще:
  - Дайте, товарищ Барон... Хотя бы проверим...
  Артём прошёлся по студии. Окна были под самым потолком и все закрыты. И выход, похоже, отсюда был только один. Всё это показалось ему подходящим для осуществления его замысла...
  Заглянул в комнатку, где находились лежанки. Комнатка была тупиковая и без окон.
  - Сову можно здесь открыть, в этой комнатке, - сказал он Дарье. - Зайдём сюда все вместе, запрёмся и откроем.
  - Тогда уж в машине, - сказала Дарья.
  Художник всплеснул руками.
  - Да о чём речь, товарищи дорогие? Посидите у нас, откушайте, чем Бог послал.
  Тут уж и Илья начал догадываться, что задержание ему не грозит.
  - У нас и водочка найдётся, - заулыбался он. - Всё будет в полном ажуре.
  Силуянов попытался вырвать статуэтку у Барона.
  - Вот они, кнопки... - шептал он, шаря пальцами по её поверхности. - Сейчас, товарищ Барон, я всё сделаю...
  - Да погоди, тебе говорят! - Барон оттолкнул его, окончательно завладевая статуэткой, и передал её Дарье. - Успеешь ещё. Не видишь, здесь лишние? - прибавил он шёпотом.
  К нему подошёл Белявский.
  - Тогда пусть эти мужики уйдут отсюда на время, - предложил он тихо.
  - Точно, - Барон оглянулся на обитателей подвала. - Выйдите-ка все на пять минут. Мы тут должны обсудить кое-что между собой.
  - А может, это вы выйдете? - возразил грубоватый Илья.
  Барон достал пистолет.
  - Ты поговори у меня. Слышал, что тебе сказано?
  Илья с Никитой попятились. Михаил Аркадьевич побледнел, забегал по студии, потом бросился к "Портрету старухи" и загородил его собой.
  - Позвольте, что происходит? Уверяю вас, мы не совершили ничего противозаконного. Абсолютно ничего... Ах, вы имеете в виду картину? - Он оглянулся на портрет. - Но я написал её собственными руками... В этом нет ничего противозаконного...
  - Быстро туда! - гаркнул Барон, стволом показав на дверь комнаты.
  Илья и Никита уже скрылись за ней. Перлин снял портрет с мольберта и тоже устремился к двери.
  - Картину оставьте, - потребовала Дарья.
  Художник испуганно оглянулся на неё.
  - Зачем?
  - Оставьте, - повторила она и зашептала, наклонившись к Барону: - Врёт, что сам написал. Это старинная картина, больших денег стоит...
  - Сам, говоришь, написал? - спросил Барон.
  - Сам.
  - Положь её, будем разбираться.
  - Как это - положь? Я ничего противозаконного не совершил!
  - Положь картину и скройся, последний раз говорю! - Наркоторговец навёл на него пистолет.
  Михаил Аркадьевич вернул картину на мольберт.
  Силуянов, тяжело переводя дыхание, подсел к столу, вытер ладонью мокрый лоб. Горло горело от жажды. Увидев стакан с водой и отмокающими кисточками, он трясущейся рукой вытащил кисточки и залпом выпил мутноватую водицу. В голове немного прояснилось. На столе лежали измятые листы с рисунками, стаканчики, бутылки, тряпки, какие-то ножички, пилки и бесчисленное количество грязных кисточек и выдавленных тюбиков. Оглянувшись на Барона, Силуянов незаметно взял самодельный ножик с рукоятью, обмотанной изоляционной лентой, и сунул к себе в карман. Взгляд его посуровел.
  Артём закрыл за Михаилом Аркадьевичем дверь. Не обнаружив на ней никаких запоров, он взял швабру и начал просовывать её в дверную ручку.
  - Товарищи, - дверь приоткрылась и в проёме снова показался Перлин. - Всё-таки я попросил бы...
  Артём бесцеремонно вытолкнул его обратно за дверь.
  - Дай старику птицу, - велел Барон Дарье. - Пусть откроет. А то, может, в ней песок.
  Силуянов насупился.
  - В сове бриллианты, а не песок...
  - Тише! - шикнул на него Артём.
  Получив статуэтку, отставной гебист мрачно улыбнулся. Передатчик с ядерной кнопкой, о котором он мечтал все последние дни, наконец, в его руках. Вот она, вожделенная возможность покончить со всем миром!
  Он даже вспотел от волнения. Его грязные пальцы, шарящие по никелированной поверхности, стали липкими и непослушными. Барон с Дарьей не сводили с него глаз.
  Артём незаметно достал сотовый телефон и потыкал по кнопкам, подавая сигнал Гарику.
  Как и в прошлый раз, Силуянов долго не мог проделать нужную комбинацию нажатий. Зная места, в которых находились кнопки, он давил на них, но передатчик не раскрывался. Волнение отразилось на сердце, и раскалённые иглы снова вонзились в правую половину груди. Волна боли распространилась по всему телу вплоть до затылка, мешая сосредоточиться. Силуянов пробовал успокоиться, собраться с мыслями, начинал всё сначала, но передатчик оставался глух к его усилиям. Майора бил озноб, на глаза наплывала муть. Он уже едва различал передатчик и шарил по нему почти наощупь.
  Внезапно его пронзила мысль: забыл! Забыл, где находятся проклятые кнопки! Он в отчаянии сцепил зубы. Такого не могло быть. Прорываясь сквозь паутину нахлынувшего страха, Силуянов уверял себя, что он просто волнуется, и поэтому у него ничего не выходит. Ведь совсем недавно, в квартире Белявских, сова раскрылась.
  - Долго вы будете возиться? - раздался над ухом голос Дарьи.
  Силуянов поднял на неё воспалённые глаза.
  - Я не открывал её двадцать лет, - глухо проговорил он. - Можете потерпеть ещё пять минут?
  
  
  Троица, закрытая в комнате, приникла к двери.
  - Тишина... - шепнул Никита. - Что-то они затаились...
  - Никакие они не менты! - злобно хрипнул Илья. - С чего вы взяли, что они менты?
  - Девушка сказала, - пробормотал Перлин.
  - Девушка... - саркастически повторил племянник. - Она тебе напела, а ты варежку и разинул!
  Он отодвинул в сторону кушетку и отвернул край грязного половика. Перлин, зная, что там у него хранится пистолет, побледнел ещё больше.
  - Илья, что ты задумал? Это же... серьёзная статья... Век будем расхлёбывать...
  - Ничего, не будем! - Илья вытянул из-под плинтуса свёрток, извлёк из него "Макарова" и передёрнул затвор. - У них на рожах написано, какие они менты!
  Никита оторвался от двери.
  - Молчат! Небось, рембрандта тырят!
  - Эй, вы! - Илья ударил по двери ногой. - Что вы там делаете? Откройте!
   Из студии никто не отозвался. Илья снова пнул дверь, а Никита принялся барабанить по ней кулаками.
  Артём крепче ухватился за швабру, которая норовила вывалиться из ручки.
  - Картину не трожьте! - ревел Илья. - Слышите? Не трожьте картину!
  - Глохни, - отозвался Барон, не сводя глаз с Силуянова.
  Лицо майора застыло в напряжённой гримасе, пальцы скользили по статуэтке, давя на одни и те же места.
  - Лажа всё это, - тихо сказала Дарья.
  - Погоди, - Барон продолжал следить за действиями гебиста.
  Невозможно было поверить, что тот разыгрывает комедию. Старик был весь поглощён совой.
  
  
  В дверь задолбили сильнее. Из комнаты доносились негодующие вопли и матерная ругань. Пленники кричали о картине, и Дарья снова обратила на неё внимание.
  - Я так и знала, это ценная вещь, - заметила она.
  - Украли, наверное, - сказал Барон.
  По двери начали бить чем-то тяжёлым. Артём едва удерживал швабру.
  - Ну, скоро вы? - обернулась Дарья к Силуянову.
  Тот её не слышал. Грохот, производимый пленниками, сливался в его ушах с гулкими ударами сердца, и всё это походило на канонаду, сквозь которую едва пробивались его спутанные мысли. Майора как будто парализовало. Он почти не чувствовал собственных пальцев, они помимо его воли, чисто механически, сновали по поверхности передатчика.
  - Скоро? - проорала Дарья ему в ухо.
  Он ответил: "Сейчас", - но звука не было, получилось только слабое шевеление губами.
  В первый момент он не понял, что произошло. Пальцы ещё продолжали судорожно жать на поверхность совы, как вдруг он почувствовал, что что-то не то. Поверхность странно изменилась. Пальцы не находили прежних точек...
  Он втянул в себя воздух и зажмурился, а когда снова разлепил веки, вдруг обнаружил, что совиные створки раскрыты. Он увидел хронометр, ядерную кнопку и выдвинувшийся штырёк антенны.
  Барон и Дарья, тоже в изумлении, смотрели на раскрывшуюся статуэтку.
  - А где бриллианты? - спросила Дарья.
  Силуянов перевёл дыхание, пошевелился на стуле.
  - Сейчас будут...
  Его грязный, с чёрным ногтем, палец потянулся к ядерной кнопке. Давя на неё, он мельком подумал, что связь с подлодкой могла прерваться. Но зелёная лампа зажглась. Сигнал принят на субмарине! Стрелка хронометра двинулась по кругу, отсчитывая секунды.
  Дарья присела перед Силуяновым, не сводя со стрелки восхищённых глаз.
  - Сейчас... сейчас... - шипел Силуянов. - Сейчас будут бриллианты...
  - Она не до конца раскрылась? - спросил Барон.
  - Да... Не до конца...
  У Артёма не выдержали нервы. Он отпустил швабру, достал из кармана газовую бомбу, откупорил её и швырнул на пол. Никто на это не обратил внимание.
  Артём надел противогазную маску. Глухой хлопок бомбы потонул в грохоте непрекращающихся ударов в дверь. Барон, Дарья и Силуянов смотрели на стрелку хронометра. Казалось, взорвись здесь настоящая бомба, они бы и бровью не повели.
  Стрелка завершала круг. Палец Силуянова завис над кнопкой. "Пропади оно всё пропадом, гори всё синим пламенем", - цедил он сквозь зубы, изготовившись нажать во второй раз, как вдруг подскочивший сзади Белявский обрушил на его шею сильный удар.
  Майор клюнул носом. Статуэтка вырвалась из его рук, упала на пол и покатилась, гремя. Артём ринулся за ней, но Дарья схватила её раньше.
  Барон удержал Артёма за куртку. Развернул лицом к себе.
  - Ты, сука! - заорал он.
  В руке у Белявского появился газовый пистолет. Не дожидаясь, пока Барон ударит его или вытащит свою "беретту", он нажал на крючок.
  Артём стрелял почти в упор, с близкого расстояния. Барона сбило с ног. Он заизвивался на полу, кривясь от боли и судорожно вбирая ртом воздух. У него было чувство, будто грудная клетка вошла ему в лёгкие.
  Механизм передатчика, не дождавшись повторного нажатия, заставил половинки сомкнуться. На глазах у ошеломлённой Дарьи статуэтка приняла прежний вид.
  - Смотри, она закрылась! - закричала Дарья.
  - Дашка, беги отсюда, - Барон, превозмогая боль, начал подниматься. - Слышала, что говорю? Беги!
  По подвалу быстро распространялось облако парализующего газа. Дарью душили спазмы, в горле царапало. С совой в руках она побежала к лестнице, но, не сделав и двух шагов, почувствовала резкий тычок в спину, чуть повыше поясницы. Она оглянулась. Позади неё стоял гебист. Пепельно-серое мрачное лицо словно окаменело, только нижняя челюсть тряслась.
  Боли в первые секунды не было, Дарья даже попыталась заехать ему совой по голове, но силы внезапно оставили её. И только тогда полыхнула боль - острая, режущая. Она в ужасе отшатнулась, заметив в руке старика окровавленное лезвие. Он нанёс ещё один удар - в бок, и она стала медленно оседать на пол.
  Силуянов вырвал у неё сову, прижал к себе, огляделся. Мимо пробежал Артём в маске. Силуянов замахнулся на него ножом, и тот отпрыгнул в сторону.
  Белявский взлетел по лестнице, выскочил из студии и навалился на входную дверь. Гарик с Романом уже поджидали его.
  Артём сдёрнул с себя маску.
  - Они сейчас все задохнутся, - пропыхтел он. - Держите дверь... Ещё пять минут - и задохнутся!
  - Они открыли сову или нет? - спросил Гарик, тоже наваливаясь на дверь.
  - Нет. И уже не успеют. Задохнутся. Сова наша!
  
  
  Глава 24
  
  Илья принюхался.
  - Гады, газ пустили! Так я и знал! Отравить нас хотят!
  Трясущийся от страха Перлин молчал, прижимаясь к стене.
  - Хана нам, - просипел перепуганный Никита.
  - Не ссы, прорвёмся! - рявкнул Илья. - Бей!
  Они с Никитой подняли кушетку и обрушили её на дверь. Швабра выскочила из ручки, дверь распахнулась и приятели вместе с кушеткой ввалились в студию.
  Барон только что поднялся с пола. Он всё ещё не мог вздохнуть полной грудью, перед глазами плыли круги. Увидев Никиту с Ильёй, достал пистолет.
  - Стоять, - выдавил с усилием.
  - Козёл, фуфло паршивое! - Илья с перекошенным лицом вытащил "Макарова", но Барон нажал на крючок раньше.
  Треснул выстрел. Илья глухо вскрикнул, выронил пистолет и, схватившись за живот, согнулся пополам. Из-под его пальцев засочилась кровь.
  Барон, глотнув газа, закашлялся с такой силой, что тоже выронил пистолет.
  - Картина! - Никита озирался. - Где картина?
  - Бог с ней, беги! - позеленевший от ужаса художник потянул его к двери, но Никита вырвался и бросился искать рембрандта.
  Перлин хотел ещё что-то сказать, но горло сжал спазм, и он, обречённо махнув рукой, один устремился к лестнице.
  Силуянов, кашляя и задыхаясь, добрался до двери первым. Внезапно она раскрылась сама и перед ним возникли двое в противогазных масках. Майор попятился, закрывая сову руками, споткнулся и покатился вниз, по дороге сбив с ног художника.
  В глубине подвала загрохотали выстрелы. Это Никита, подобрав "Макарова", палил в Барона. Никита надрывно кашлял и дёргался, и потому, наверное, стреляя в наркоторговца с нескольких шагов, умудрился ни разу не попасть. Зато одна из пуль задела Перлина, остановившегося у лестницы. Художник вскрикнул и опустился на четвереньки.
  Услышав выстрелы, Гарик с Романом немедленно развернулись и бросились наутёк.
  Нож, пальцы Силуянова, рукава его пальто и глянцевая поверхность совы были заляпаны кровью, но майор ничего этого не замечал. Задыхаясь, весь оцепенев от накатившей на него боли в сердце, он вообще перестал что-либо замечать. Лишь через несколько секунд, когда основная боль схлынула, он вдруг осознал, что держит в руках передатчик.
  "Не открою, - в отчаянии подумал он. - Нет, не открою".
  Его пальцы заскользили по никелированной поверхности.
  Он вздрогнул от неожиданности. Это чудо, но половинки совы разошлись!
  Майор уже не мог дышать. Перед глазами сгущалась тьма. Застонав, он напряг зрение и зашарил по сове руками. На ядерную кнопку он наткнулся сразу и тут же нажал на неё. Сквозь вихрь, пляшущий в глазах, он разглядел зелёный огонёк. Теперь надо ждать шестьдесят секунд. "Неужели не дождусь, - мелькнуло в мыслях. - Неужели загнусь, околею... В самый решительный момент околею..."
  Он выпрямился и шире раскрыл глаза, вглядываясь в раскрытые створки передатчика. Ему показалось, что он различает секундную стрелку. Сейчас она завершит круг, в передатчике тихонько щёлкнет и створки начнут смыкаться, но прежде, чем они сомкнутся, он должен ещё раз нажать на кнопку.
  Он наклонился ниже к передатчику, чтобы расслышать щелчок. В этот момент на его голову обрушилась чья-то нога. Силуянов упал, выронил передатчик, но в следующее мгновение с неожиданной для него резвостью прыгнул за ним.
  Дотянуться до передатчика он не успел. Сзади его схватили за шею.
  - Это ты её пырнул, падла? - раздался над ухом срывающийся от спазм голос Барона.
  Майор всё же ухитрился дотянуться до передатчика. Хронометр ещё тикал, зелёная лампа горела.
  Барон нажал на крючок "беретты", но пистолет сухо щёлкнул. Патронов больше не было. Барон попытался выдернуть у Силуянова сову, но тот вцепился в неё мёртвой хваткой. Наркоторговец саданул его по затылку стволом пистолета. Удар вышел несильным, Силуянов не потерял сознания, но сову отпустил. Барон схватил её, и в этот момент его скрутил такой резкий спазм кашля, что он согнулся и выронил передатчик. Тот с грохотом отскочил к стене. Барон метнулся за ним, но Силуянов вцепился ему в куртку. Наркоторговец упал, потеряв равновесие.
  Больше он не встал. Силуянов вонзил нож ему в спину, потом в бок, под печень. Барон нашёл в себе силы лишь медленно обернуться и посмотреть на гебиста стекленеющими глазами.
  Никита с картиной под мышкой тщетно пытался выйти из загазованного подвала. Входная дверь была закрыта снаружи и не поддавалась на его отчаянные попытки открыть её. Он бил по ней кулаком.
  - Кто там держит? Откройте! Откройте! - хрипел он задушенно.
  Перлин тоже подбирался к двери. Он полз на четвереньках, оставляя на ступенях кровь. Не одолев и половины лестницы, он скатился вниз и замер, уткнувшись носом в пол.
  Барон дёргался в конвульсиях. Его вытянутая нога непроизвольно толкнула передатчик, словно умирающий стремился не подпустить убийцу к заветной кнопке. Теряющий силы гебист перелез через Барона, как через бревно. Передатчик был раскрыт, хотя минута давно прошла. Цепенеющее сознание Силуянова никак не прореагировало на эту странность. Он придвинул передатчик к себе, нащупал ядерную кнопку и надавил на неё. Зелёная лампа почему-то не зажглась. Силуянов напряг зрение, наклонился к сове почти вплотную и снова надавил на кнопку. Лампа не загорелась. Он защёлкал кнопкой. Всё было бесполезно.
  Одной из последних мыслей, пришедших ему, была та, что, может быть, он всё-таки нажал во второй раз. Красная лампа загоралась, послав приказ на подлодку, но он не успел этого заметить, потому что его отвлёк Барон. Вглядываясь в приёмник слезящимися глазами, он пытался различить хоть что-нибудь перед собой, но туман только сгущался. Пальцы, ощупывая половинки передатчика, углубление с ядерной кнопкой и циферблат хронометра, пытались что-то отыскать. Наконец нашли. Штырёк антенны был сломан. Вместо него торчал обломок с шероховатым концом. Это значило, что передатчик испорчен... Он уже не мог послать сигнал...
  А тут ещё, словно в насмешку над ним, створки совы начали закрываться, едва не прищемив ему палец. Силуянов испытал потрясение, подобное оглушительному удару. Энергия, до той минуты поддерживавшая его силы, разом иссякла. На него навалилась тяжесть. Он судорожно втянул в себя горячий, полный режущих осколков воздух, задохнулся в нём и затих навсегда.
  У входной двери наглотавшийся газа Никита опустился на корточки, завалился набок и, не удержавшись, скатился с лестницы.
  А ещё через пару минут в подвал снова заглянули молодчики в масках.
  - Все отрубились, - сказал Артём и сделал жест, призывая идти за собой. - Сова где-то здесь, пошли!
  Гарик с Романом мешкали, боясь спуститься в дымную темень. Белявский пошёл первым.
  Вглядываясь в полумрак, он сошёл по ступенькам, перешагнул через распластанного Никиту и увидел Силуянова. Старик лежал скрючившись, с раскрытыми глазами, перекошенное лицо мертвенно синело. Чутьё подсказало Артёму, что где-то тут должна быть и сова. Оно его не обмануло. Старик прижимал статуэтку к себе. Его пальцы и сова были заляпаны кровью.
  Брезгуя, Артём ногой попытался оттолкнуть от него статуэтку, но застывшие пальцы не желали выпускать добычу. Артёму пришлось наклониться и чуть ли не силой вырвать сову из рук убийцы.
  Гарик с Романом поджидали его снаружи. Они с невольным содроганием уставились на кровавый трофей.
  - Драчка за неё была нешуточная, - всё ещё дрожа, сообщил Белявский. - Подвал полон трупов!
  - Тогда надо смываться быстро, - и Роман первым устремился к машине.
  Они с Гариком залезли в "Ауди", Артём сел в "пятёрку" и все покатили в Москву. Если у кого-то из сообщников Артёма и оставались сомнения, то теперь, после жуткого происшествия в подвале, после стрельбы, трупов и крови никто больше не сомневался, что бриллианты в сове действительно есть.
  По дороге Гарик связался по сотовому с Артёмом и предложил ехать к нему в гараж. У него там имеются пилки, тиски, электродрель и всё что нужно, чтобы открыть статуэтку.
  - Там же и брюлики поделим, - прибавил он.
  - Мне сорок процентов, как договаривались, - сказал Артём и застонал прямо в микрофон: - Ммм... чёрт... Живот прихватило...
  В гараже, когда Гарик достал инструменты и приятели приготовились резать сову, он заявил, что ему срочно нужно в туалет.
  - А туалета нет, - засмеялся Гарик. - В овражек сходи, тут недалеко. Там всё равно никого не бывает.
  Артём только этого и ждал.
  - Ладно, тогда начинайте без меня, а я постараюсь по-быстрому... Смотрите, камни не повредите своими пилками!
  В овраг, однако, он спускаться не стал. Направился к поросшему деревцами холму, который возвышался рядом с гаражами. Поднявшись на вершину и убедившись, что отсюда отлично видны окрестные дворы, а главное - гаражи, он уселся на сломанное дерево и стал ждать.
  Гараж Гарика был вторым справа. Белявский сидел, не спуская с него глаз. На ум приходили рассказы старика о смертельных ловушках, которые устраивали гебисты для неопытных взломщиков секретной аппаратуры. "Взрыв или ядовитый газ? - думал Артём, замирая от ужаса и какого-то радостного волнения. - Взрыв или газ? Нет, всё-таки, скорее, взрыв..." Приятелей, которые имели шанс взлететь на воздух или отравиться, ему было нисколько не жаль. Наоборот - он был доволен, что так ловко их подставил. Он и "пятёрку" свою спас - припарковал её в ста метрах от гарикова гаража. Если они благополучно вскроют сову, не взорвутся и не отравятся, то он присоединится к делёжке, а если угробятся - то, по-крайней мере, он сам останется жив.
  Накрапывал дождь. Летевшие капли не доставляли удовольствия, особенно в сочетании с ветром, свободно гулявшим по холму. Продрогший Артём, видя, что гараж не взрывается, начал склоняться к версии о ядовитом газе. Он вынул из кармана и осмотрел противогазную маску. Не исключено, что ему придётся снова воспользоваться ею. Представив, как он входит в гараж и видит Гарика с Романом бездыханными, неподвижно лежащими на полу, он подумал, что это, может быть, и к лучшему. Тогда он совершенно спокойно заберёт сову и, уже ничего не опасаясь, вскроет её где-нибудь в укромном месте.
  Он достал телефон. Услышав голос приятеля, он даже встал с дерева от удивления.
  - Трудимся в поте лица, пилим, сменяем друг друга, - сообщил Гарик. - А ты как? Всё заседаешь?
  - Ой, заседаю, не говори... Жидкий понос... Так когда вы распилите?
  - Не знаем ещё.
  - Пилите осторожнее, камни не повредите!
  - Пилим, а никакого толку, - чувствовалось, что Гарик раздосадован. - Внутри что-то есть, но на алмазы не похоже.
  - Там ещё должны быть рубины и изумруды!
  - Слушай, а твой кагебешник ничего не напутал? Тут только металлическая пыль!
  - Значит, вы ещё не добрались до камней.
  - Ни хрена себе - не добрались! Уже полсовы распилили!
  - Пилите, пилите, блин!
  
  
  Глава 25
  
  Родионов велел офицерам и мичманам, не занятым на вахте, срочно собраться в ленинской комнате. Все уже знали, что сегодня дважды с небольшим интервалом следовала команда "ракеты к бою", но приказа к пуску так и не поступило. Взволнованные подводники ждали, что скажет по этому поводу капитан.
  Кратко сообщив о сигналах из Оперативного Центра, Родионов умолк. В комнате воцарилась тишина.
  - Товарищи, как вам известно, до завершения нашей боевой вахты осталось четыре года, - продолжал капитан. - В июне 2008-го мы выходим в открытый океан и берём курс на Находку. Так что, возможно, этой сигнализацией нам дают понять, что нас ждут... - Он снова выдержал паузу. - Но есть и другое объяснение. Вчера в своей политинформации товарищ Куприяшин очень правильно сказал, что, по всей вероятности, Советский Союз и всё мировое социалистическое сообщество вступили в решающую стадию борьбы с загнивающим капитализмом. А это значит, что нас призывают к удвоению, утроению бдительности. В оставшиеся четыре года мы ни в коем случае не должны расслабляться!
  - И прекратить каждый вечер распевать похабные песни, как это позволяют себе некоторые, - вставил Одинцов. - Такое пение расхолаживает в моральном плане!
  - Правильно, петь надо только патриотическое, - согласился с ним Родионов.
  Поскольку по поводу сигналов сказать больше было нечего, разговор свернул на расшатавшуюся дисциплину и укрепление бдительности.
  После сигналов жизнь на подлодке внешне как будто не изменилась. Моряки по-прежнему стояли на вахте, проводили учения, слушали политинформации, выходили за борт. Но все были взволнованы, напряжены и чего-то ждали. Чего-то очень важного. Даже солнце в эти тревожные дни, словно чувствуя общее настроение, скрывалось в облаках.
  Воцарившиеся в пещере сумерки вызывали у всех дискомфорт и угнетали не меньше неопределённости, вызванной странными сигналами. Возможно, именно эти сигналы спровоцировали сердечные приступы у двух моряков, закончившиеся их смертью, а если прибавить к этому смерть от рака ещё одного моряка, которая произошла несколько недель назад, то нынешний год оказался весьма тяжёлым. Не стало в этом году и кроликов. Они погибли все разом, за считанные часы. Судовой врач констатировал отравление. Экипажу пришлось перейти исключительно на океаническую диету. Позднее выяснилось, что в собранные водоросли затесалась ядовитая травка, не замеченная сборщиками.
  Большинство надеялось, что к 2008 году подлодка не сделает рокового залпа, но сейчас, после этих сигналов, моряки уже сомневались в мирном исходе. Дни шли, новых сигналов не поступало, и атмосфера на субмарине стала понемногу разряжаться. Бодрее запел хор. По коридорам разносились его басовитые голоса:
  
  Будет людям счастье,
  Счастье на века,
  У советской власти
  Сила велика.
  
  Сегодня мы не на параде,
  А к коммунизму на пути,
  В коммунистической бригаде
  С нами Ленин впереди...
  
  Мичман Ересько энергично дирижировал, притоптывал ногами и подпевал.
  Пение слышалось даже на мостике, куда моряки поднимались в ожидании солнца. Разговоры здесь, как правило, велись о Большой Земле. О том, кто там остался из близких, кто кого ждёт, а кто кого - нет, и какая жизнь сейчас за пределами подводной пещеры. Почти всегда такие разговоры сворачивали на политику, особенно если на мостике находился Боборенков.
  - Социализм уже установился на всей планете, кроме США и, может быть, некоторых стран Западной Европы, - говорил он. - Африка - страна угнетённая, она в первую очередь сбросила с себя оковы капитализма. Латинская Америка тоже перешла в социалистический лагерь...
  - А Китай? - спросили у него. - Там же оппортунисты, хунвейбины!
  - Оппортунизм долго продолжаться не может, - уверенно отвечал Боборенков. - В Китае рабочие и крестьяне за эти годы уже распознали, кто их враг, а кто друг, и пошли правильным курсом. То же самое в странах Азии, в Индии, Арабском Востоке. У меня только вызывают сомнение Австралия с Новой Зеландией, уж очень в них сильны позиции капитала, но наверняка и там произошли классовые революции.
  - Значит, только США остались?
  - Ещё Англия и ФРГ. Капитализм в них силён, но он обречён научно. Вы понимаете, что такое "научно"?
  - А что?
  - Прочтите Маркса-Энгельса, "Империализм как высшая стадия капитализма" Ленина, тогда узнаете.
  Пожилой матрос Зданевич качал головой.
  - Капитализм в Америке будет сопротивляться изо всех сил. Как бы он в предсмертной агонии не развязал ядерный конфликт!
  - Думаешь, может развязать? - спросил у него Самойленко.
  - Запросто. Капиталисты в Америке поймут, что всё для них кончено, и с отчаяния устроят себе атомное харакири, а заодно и всему миру...
  - Они хоть и буржуи, но у них тоже дети есть, - сомневался Самойленко. - Зачем им харакири всему миру устраивать?
  - Рабочий класс Америки не допустит ядерного конфликта, - убеждённо сказал Боборенков. - И Советский Союз ему в этом поможет. Но борьба предстоит нелегкая, об этом ещё Маркс с Энгельсом писали...
  - А по-моему, к нашему возвращению капитализма в Америке уже не будет, - вмешался в разговор мичман Глушко.
  - А вдруг будет? - возразил Самойленко.
  - Я тоже думаю, что будет, - сказал Боборенков, - но можете не сомневаться: в окружении мирового соцлагеря он долго не протянет. Существовать ему осталось от силы лет восемь. Ну, десять.
  - Эх, вам капитализм, а мне картошечка жареная с помидорчиками по ночам снится! - брякнул одноногий Андрианов.
  - Только не надо про картошечку с помидорчиками! - закричало несколько голосов.
  В этот момент жерло озарилось. Взгляды моряков устремились на свод просторной пещеры, залитый яркими золотистыми лучами.
  - Наконец-то солнце, - сказал Андрианов.
  Все умолкли. В тишине слышнее стало пение далёкого хора:
  
  Если дали слово -
  Мы не подведём,
  Солнце жизни новой
  На земле зажжём...
  
  - Солнце коммунизма... - задумавшись, прошептал Глушко.
  Субмарина почти не шевелилась на чёрной неподвижной воде.
  
  
  
  2003 год
  
  Роман выпущен издательством "Эксмо" в 2006 году под названием "Подводный саркофаг", серия "Русский бестселлер". Вместо фамилии автора значился псевдоним "Игорь Волгин"
  
  Отредактировано автором в 2018 году
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"