"Приглашаем настоящих мастеров своего дела принять участие в конкурсе "На крыльях истинной любви. Красота отношений мужчины и женщины глазами художника". Оформленные работы принимаются до 1 февраля. Оценивать силу произведения будут посетители выставки с одноимённым названием. Результаты конкурса в День всех Влюбленных, 14 февраля, на торжественном вечере, посвященном закрытию выставки".
Тысяча сто одиннадцатый заход на какую-то выставку. Заплатить, повисеть на стене, поулыбаться всем на итоговом вечере, получить свою грамоту за участие и пару комплиментов про "очень мило", а потом подарить кому-нибудь из друзей, или прислонить к стене в коридоре, если друзья будут сильно сопротивляться.
Но...
Это категорически приятная тема - рисовать любовь. Рисовать любовью, думать любовью, пока рисуешь. Заманчиво. Сама тема, прозрачная ещё, не наполненная - уже манит, а если добавить возню с красками, запахи, цвета...
- Ты всё-таки решилась? - спросил Вадим с порога, застав её за раскладыванием на полкомнаты арсенала из баночек, коробочек, кистей и тряпок.
- Да, буду участвовать. Нам опять придется пожить в мастерской, - виновато бормотала Алька, глядя в табуретку, которую обтягивала упаковочной плёнкой.
Не обернулась, прячется глазами в предметах. Вадим не стал тревожить её глаза, подошел сзади, поцеловал в макушку. Он знает - её уже нет здесь, она глубоко внутри, почти ослепла.
- Это будет весело. Перемены. Только пообещай, что кошке не дашь жрать краску, как в прошлый раз. Она от краски сильно болеет. Жалко зверину.
- Я постараюсь, но ты ведь знаешь Кошу - непременно подберётся и нажрётся! Может её пока маме отнести от греха?
- И то верно. Я отнесу, ты готовься, готовься.
- А ты ужинал? - она смотрела по-прежнему в табурет.
- По дороге перекушу что-нибудь. Ты готовься. С Кошей будешь прощаться? - он сунул ей в лицо кошкину морду, она чмокнула Кошу в холодный нос, та брезгливо фыркнула в ответ. Ни кошке, ни Альке это прощание было ни к чему. - Надолго прощаетесь?
- Повезу сдавать первого февраля.
- Меньше месяца, значит и еды берём всего две упаковки пока.
- Думаешь, мама будет рада?
- Думаю, у мамы не будет выбора.
В этой устланной целованном комнате было всё, что нужно для рисования: большой мольберт, холст тщательно натянутый на раму, кисти, мастихины всех размеров и мастей, лаки, палитры, трафареты, линейки, ластики, карандаши, сангина, пастель... Не было только образа. Холст стоял чистым целую неделю. Пылился. Кошка тосковала у мамы. Вадим варил картошку в мундире и пытался кормить ей Альку. Она отказывалась от любимой картошки, таяла на глазах, черкала карандашом клочки белой бумаги и потом рвала их нещадно. Сидела на полу, натянув футболку на колени, чумазая от грифеля, и разлиновывала лист ровными параллельными полосами. Лежала на полу без движения, лежала на диване, накрыв голову подушкой, лежала на диване глядя на белый потолок - образ не приходил.
Двое взявшись за руки уходят в закат. Черные силуэты в переливы красного, желтого, оранжевого.
Ей в жизни весьма повезло с любовью. Так везёт не многим - её по-настоящему любили. Первый муж очень её любил. Носил на руках, научил смеяться в голос, открыто, научил не бояться наготы. А потом ушёл в закат, один, без неё. Когда ехала его хоронить, казалось, что после этих похорон не будет ничего. Его опустят в могилу, свет выключат и всё для неё закончится. Его закопали, а она осталась стоять на краю, и оказалось, что дальше должна быть ещё какая-то жизнь.
Мужские руки, женские руки и маленькая детская пяточка. В оттенках серого, здесь цвет - лишнее.
Почему ей так и не дали детей? Как она старалась, для Вадима, который подобрал её, разбитую, истерзанную, разглядел в ней человека, отогрел, откормил. Она трижды пыталась, и трижды теряла. Как может быть конфликт по крови у людей, которых связывает такая любовь? Почему так несправедливо, именно с ними? В оттенках серого.
Двое стариков сидят на лавочке прижавшись друг к другу, словно воробышки. Коричневый, зелёный.
Доживают.
Её самый страшный страх - кожа сморщится, обвиснет. Когда училась ещё, были старухи-натурщицы. Ничего хуже такой натуры для неё не было. Запах старости, цвет старости, текстура старости. За старость у нее никогда больше тройки не получалось. Омолаживала - за это снижают.
Теперь каждый день, сантиметр за сантиметром, старость отвоёвывает свои права у её жалких попыток размассировать, разгладить, размазать. Вадим смеется и уверят, что она будет самой красивой старушкой на свете. Ей сорок три. Он старше неё на девять лет, он уйдёт раньше, у неё не будет идеальной картинки двух стариков-воробышков. Только если нарисованная.
Банальщина. Сплошная банальная банальщина, от которой, как от нервно-паралитического яда, цепенеешь.
- Ты снова ничего не ела?
- Ты уже вернулся? Уже вечер?
- Стемнело. Давай я тебя покормлю.
Он как ребенка упаковывает её в теплый плед, суёт в руки чашку чая с молоком. В эти моменты ему бывает страшно её потерять. Кажется, что она в своих образах забудет не только есть и пить - забудет дышать. Нежность и злость кипят в одном котле, но каким бы ничтожным и бессмысленным для жизни всё это ему не казалось, ничего не изменится. Это она. Он поэтому с ней - она умеет не быть. Он не умеет, он рационален, не способен умереть рядом с кастрюлей картошки, а она способна. Она знает другой, следующий мир, где не нужна будет картошка. Она его мостик в тот мир, уверенность в том, что "после" существует.
- Пока ничего?
- Нет. Одна банальщина. Может быть вот эту чашку с чаем нарисовать? Она ведь - настоящая любовь, она сильнее всех голубков и сердечек вместе взятых!
- Не знаю. Я инженер, с воображением у меня нелады. Вот если эту чашку нужно будет на станке выточить, ты скажи - я мигом чертежи организую.
Она почти улыбается, из приличия, привычный жест губами.
- Может ну её, любовь эту, давай натюрморт, с чашкой и пледом? Смотри, какая красота! - он нескладно пристраивает чашку на уголке пледа. Совсем не композиция.
- Я ещё чуть-чуть. Если не получится завтра - брошу, я обещаю! Оживу, и сварю тебе вкусный рассольник.
- Хорошо, - он не хочет напоминать ей, что вчера она уже это обещала, без рассольника.
- Вот честное слово, душу сейчас бы продала за образ истинной любви! - кричит она в потолок с досадой.
- Ты поаккуратнее в выражениях-то! - смеется он.
Она переползает на пол, зажимается в угол, прячется от него.
Зря он унёс кошку. Коша не давала Альке так глубоко заныривать, требовала кормить, чесать, убирать за ней после поглощения краски. Альку жальче, чем кошку. В следующий раз не унесет, скажет, что мама больше не готова брать. С мамой уж он договорится...
Десятый день чистого холста.
Вадим выставил Альку из квартиры. В такие моменты он обходился с ней как с ребенком: вымыл, причесал, одел, дал денег и выставил за дверь. По-другому нельзя уже, когда перестает видеть его, говорить. Нельзя рисковать. Им прописывали какие-то таблетки, но он предпочитает без всякой химии просто вернуть её из другого мира в наш, дедовским способом. Если что, у неё во всех карманах, в кошельке, в записной книжке номер его телефона и адрес. Надо уговорить её всё же татуировку с телефоном сделать на запястье, так надежнее будет.
Холодно, зима лютует, каток на пруду почти пустой, не гуляет никто. Передвигаются перебежками, замотав лицо шарфами. У Альки тоже шарф на лице, завязан сзади на узел, как у ребенка. От этого вся теплота и влага дыхания достаются лицу и иней оседает на ресницах, меняя мир вокруг - сначала персональные сугробы, а уж за ними всё остальное.
Домой нельзя до трех, Вадим там наводит порядок, насколько это возможно не касаясь её беспорядка. Пошла в "Дед Пихто", он хоть немножко на дом похож дровами, половиками и кошками. Попросила какао. Дома не бывает мысли даже сварить какао, а здесь всегда хочется какао, а когда так холодно особенно хочется. От холода, вкуса, от грязно-белого за окном похожего на холст, захотелось домой, под плед, спать, очень захотелось. Покоя и уюта, чтобы входишь в дом, а там тепло, там ждут. Вот она любовь - идти к тому, кто тебя ждёт, только как её нарисовать-то? Любовь с чашкой в руках...
- Здравствуйте. Вы позволите?
За её столик подсаживался приличного вида упитанный белолицый молодой человек в теплой кофте с орнаментом. Алька покрутила головой - ресторан был пуст, мест свободных полно.
- Вы мне что-то продавать будете?
- Я - вряд ли, скорее покупать.
- Но я ничего не продаю сейчас!
- Вы уверены? У меня вот информация из базы данных, - он достал из папки распечатку с таблицей мелким шрифтом, - вчера ближе в девяти вечера поступило от вас обращение в наш колцентр. И вот я здесь! Давайте знакомиться!
- Вы меня с кем-то путаете. Я никуда не звонила. Какая у вас там фамилия в базе?
- Ваша фамилия, - он ткнул в строку, - Алевтина Андреевна Яшина, это вы?
Наверное Вадим что-то заказал на её имя. Сюрприз какой-нибудь быть может?
- Да, это я, но продавать мне, увы, по-прежнему нечего. Сейчас здесь уж точно нечего, ценного нет ничего на продажу. Да и вообще - не из чего мне распродажу устраивать.
- Не переживайте, разберемся, тем более что ценного предостаточно. Афанасий, - он привстал, слегка поклонился, но руки ей не протянул, как любят сейчас современные мужчины. Причем не так, чтобы "пожалуйте ручку поцеловать", а резко, рыбой с плавником вверх, для рукопожатия. Даст дама такому руку, он давай её жать и трясти, словно для этого хрупкая женская рука предназначена. И больно и смешно. Этот не прикоснулся.
- Афанасий? Очень редкое сейчас имя. Ни с одним живым Афанасием за всю жизнь не встречалась!
- Правильно. Я для этого своё прошлое имя на Афанасий и поменял, чтобы удивлять, чтобы не скучно было.
- Поменяли?
- Ну да, конечно, что ж тут такого. Наскучило мне прошлое, и поменял на это.
- Это хлопотно, наверное, имя менять. Сколько документов потом переделывать. Всю личную историю!
- Не так уж, поверьте, хлопотно. Если хочешь легко менять, не нужно обрастать коростой из всякого имущества, образования, обязательств, и тогда хочешь - ты Фрол, хочешь -Мефодий.
- А вы раньше были Фролом или Мефодием? - не удержалась она о любопытства. Уж очень забавной казалась теория странного Афанасия.
- Был и тем и этим, но не в том дело. Давайте всё же к делу.
- Давайте. Мне уже совсем любопытно стало, самой хочется узнать, что же я продаю такого ценного, что вы ко мне лично пожаловали?
- "Душа за образ истинной любви", так у меня в поле "в обмен на" значится.
- А откуда вы узнали? - Алька очень расстроилась, лицо стекло вниз - уголки глаз, уголки губ. Как это было не похоже не Вадима. Он всегда был таким тонким, таким понимающим, а тут отдал кому-то её самое сокровенное - её муку. Зачем? Вскочить бы, разреветься и убежать, но так делать нельзя, она знает. Надо разобраться, понять до конца, иначе можно всё-всё испортить.
- Так был запрос или нет? - голос его стал жестче, он давил, она не любила, когда на неё давят.
- Вы плохо играете дьявола. Понятно, что место здесь очень для таких ролей подходящее, и котов, опять же, полно, но вы плохо играете, поверьте.
- Дьявола? Я вас умоляю! Что вы говорите такое? Романов начитаются, и потом все ждут дьявола по любому поводу, будто ему делать нечего как к каждому персонально являться. Вас много - он один, трудяга. Тем более вы, человек тонкий, понимающий, видавший истину. Не расстраивайте меня, пожалуйста, - он сменил гнев на милость, разводил руками, говорил нараспев. - Дьявольская служба для смертных, для тех, кто цены не понимает и меняет душу на мелкие нестоящие вещи, которые с собой не унесешь - деньги, машины, дома. Или еще глупее - на молодость или красоту. Всякая смертная ерунда в общем. Вот к ним спешат ребята в чёрном. Это бывает феерично, с последствиями, но это не мой случай. Да и вообще - это противозаконно, контрабанда.
- А вы?
- А мы только к тем, кто истиной интересуется. Вы тоже поймите - не всё же так просто. Бывает и нам нужно душу. Ненадолго - на одну жизнь всего. И, опять же, на служение свету по всем канонам, так в контракте будет указано.
До чего дошли интернет-технологии. Вадим такого чудика к ней подослать не мог, точно не Вадим. "Образ истинной любви" она забивала в поисковике, как-то отследили и сейчас, судя по тому, что несёт этот клоун, здесь установлена куча скрытых камер, её записывают, и станет она в ближайшее время звездой Ютьюба, после всеобщего крика "розыгрыш". Главное суметь тогда сделать искреннее лицо, будто удивилась. Люди ведь стараются.
Официант, принес Афанасию имбирнный чай. Алька при нём продолжила разговор, вглядываясь в его лицо. Он ведь знает, он должен засмеяться хотя бы, а он ей улыбается, как обычно. Спрятался за улыбкой.
- То есть вы ангел, правильно я догадалась? - продолжила она с Афанасием.
- В некотором роде. Не буду вдаваться в тонкости, так проще. Считайте, что я ангел. Так подписываем контракт? Читать будете?
- Подождите, но как же... Я вам жизнь, а вы мне образ истинной любви. То есть я сейчас умру, а зачем мне тогда образ-то?
- Так не эту же жизнь. Эта у вас уже определена, понятна. Следующую. Когда эта здесь закончится, следующую по счёту.
- А когда эта закончится, вы знаете? - решила поиграть в сложные вопросы Алька, чтобы кино повеселее получилось.
- Я - нет, у меня в базе нет такой информации, и ускорять процесс перехода я не буду. Это, кстати, тоже в контракте указано. Да вы почитайте! - он подсунул ей лист очень красивой бумаги в водяных знаках.
От игры солнечных зайчиков ей казалось, что знаки движутся. Фигурки приседают, кувыркаются. Воображение художника. А сам текст очень четкий и словно вдавленный в бумагу. Поводила пальцем - да, бумага неровная. Водный знак в виде Будды из-под пальца явно отпрыгнул. Она попробовала нажать на другого, спящего, он укрылся одеялом и пропал.
- Технология высшего уровня, - Афанасий поднял глаза к потолку. Алька невольно повторила за ним. На потолке ничего не было. - По тексту нет претензий?
- По тексту нет. По сути - есть.
- Говорите. Я весь внимание, - и он повернул к ней толстое правое ухо.
- Здесь ничего не сказано, что душа моя будет делать в этой проданной жизни. Понятие "общественные работы" в данном случае видится очень расплывчатым. Целую жизнь хотите, и при этом не говорите, что делать придется. И, опять же, продолжительность не указана. Сколько эта жизнь будет продолжаться? - Алька торговалась словно взаправду.
- Вопросы понятны. По порядку. Я - вербовщик службы занятности и сути всех общественных работ знать не могу. Скажу только, что это точно означает, что следующая жизнь у вас будет скучная и монотонная. Надо будет трудиться и делать одно и то же какое-то время. Например, надзирателем, уборщиком или как я - вербовщиком. Что-то нудное, на что добровольно никто не подписывается.
- Так у вас там, насколько мне известно, в принудительном порядке тоже отправляют, - теперь Алька подняла глаза в потолок. Ей нравилось, как он выкручивается. Несмотря на толстые уши, он оказался довольно смекалистым.
- Отправляют, конечно, тех кто не понял отправляют, дальше, понимать. Их на общественные никак нельзя, не справятся, все испортят, - он осекся, покраснел, словно наговорил лишнего. - Как-то так...
- А по времени?
- Одна жизнь, всего-то! Мы там так не измеряем - дни, ночи, годы. Слишком короткие отрезки. Жизнь меряется в штуках, так удобнее, поверьте. И при всем их множестве я вам предлагаю истину всего за одну. По вашим меркам - за копеечку.
- Какая-то очень дешевая истина получается.
- Ага. Подписываем? - Афанасий деловито достал из папки детский одноразовый ланцет для забора крови.
- Кровью? - Алька рассмеялась.
- Конечно. Всё как положено? Сами или вам помочь?
- Ну вы молодцы, здорово всё у вас придумано, до тонкостей. Почти. Ланцеты такие в соседней аптеке продаются, - подмигнула "ангелу" она.
- Конечно продаются, я там и купил, - он бесхитростно протянул Альке фиолетовую колбочку, - самые удобные, совсем не больно и совершенно стерильно. И потом сразу вот сюда, где место печати.
- Аааа, - махнула рукой Алька, - давайте уже!
Она уколола палец, приложила к бумаге и зажмурилась в ожидании яркого света и крика "розыгрыш"!
- Только тихо, старайтесь их не распугать, а то разбегутся, потом долго собирать будем.
Первое, на что обратила внимание - отсутствие пола. Словно стоишь на стекле над пропастью. Опоры не видно под ногами. Ног тоже не видно. Себя вообще не видно. И со всех сторон, сверху, снизу, что-то движется.
- Где мы? - Алька испугалась. Это уже вряд ли интернет-технологии. В какао что-то подмешали? Сердце ёкнуло.
- Зоопарк чувств, если по-вашему. Где-то здесь истинная любовь бродит, скоро увидим. Пока не подходит к нам, надо будет приманивать.
Ощущения дури нет, реальность. До Альки дошло - минуту назад она на самом деле продала свою душу. Сказать, что тут с ней случилась паника - не сказать ничего.
- Я думала это розыгрыш, я думала, что это все не по-настоящему! Так не честно! Это афёра какая-то, подлог! - возмущалась она громким шёпотом.
- А там сейчас и происходит что-то типа розыгрыша. Дадут вам сертификат в ресторан на постоянную скидку в 15%, вы откажете в разрешении выложить на Ютьюб, поругаетесь с ними, потому что тема слишком болезненная, такими не шутят. Вы ведь теперь об этом знаете, правда?
- Значит договор не действителен, и я могу отказаться?
- Можете, конечно. Вопрос только, сейчас, здесь, среди истинных чувств, готовы вы отказаться?
Алька огляделась. Вокруг шевелились и подвывали фиолетовые и черные амёбы. Не слишком приятное зрелище.
- Это вы панику приманили. Они к своим очень сильно тяготеют, поэтому и приходят за обидой болезнь, за страхом паника, за любовью счастье. Свои к своим. Чтобы увидеть других нужно перестать бояться, - шептал ей в самое ухо Афанасий. - Остаётесь?
Если сильно приглядеться, Алька могла разглядеть, как там ругается в ресторане, и пишет отказ от размещения видео на интернет-ресурсах, но и здесь она при этом была точно.
- Не шипите, остаюсь, конечно. Они нас не укусят?
- Мы сейчас защищены, мы в клетке,- голос у него был очень довольный.
- Так кто из нас тогда в зоопарке?
- Это в ваших диких зоопарках, построенных по принципу пищевой цепи, звери в клетках. Ловите тех, кто слабее вас, сажаете под замок и смотрите на мучеников, словно это что-то вам даст кроме их боли. Такие зоопарки обедняют, а здесь то, что сильнее нас, что не поймать и в клетку не посадить, а уж если они вас поймают - берегитесь. Привыкайте к большому. Если хотите что-то увидеть настоящее, то это вам нужно, а не тем, на кого вы пришли смотреть. Поэтому вас в клетку, а они свободны, - он отвечал обиженно, как говорят защитники прав животных. Алька его не видела, и себя не видела, но то, что он говорил очень походило на правду, во всяком случае по ощущениям. Она уже поняла, но пока не могла принять происходящее, Афанасий словно чувствовал её.
- В душах чувств быть не может, у них нет рецепторов, нечем им чувствовать, а хочется, поэтому и приходится их подселять в тела. Здесь, в парке, чувства оживают от соединения душ с телами. Вы их сейчас кормите собой и этим приманиваете. Каждому свой корм. Вы раззадорились, и смотрите кто припожаловал!
Огромный искрящийся радугой вихрь раскидал амёб. Они разлетелись с визгом, попрятались в темноту. Вдали показались еще вихри, один зеленее, другой больше в красное.
- А почему у них цвета разные?
- Наполненность разная. Никогда не бывает двух одинаковых чувств, как людей не бывает одинаковых. Вид чувства - задор, например, и вот его представители. А сейчас смотрите - вы анализируете, рассудительность поползла.
И правда, появились перетекающие квадратными кристаллами в разные формы существа, похожие на жвачку для рук и тетрис одновременно.
- Восхитительно!
И восхищение не заставило себя ждать, раскрасив панораму разноцветными салютами. Алька замерла открыв рот, словно заворожённая.
- Алина, я понимаю, что здесь чудесно. Я сам, представьте, когда впервые сюда попал, не мог оторваться, но у нас не так много времени сейчас. Давайте уже переходить к цели нашего визита.
- А истинная-то где ж?
- Бродит где-то, как обычно, прячется. Вы знакомы с ней, знаете, что её кормят. Зовите!
Алька не сразу справилась. Сначала вспомнила жирафа, которого морковкой кормят в зоопарке, прыснула смехом. Полюбовались на летучие искры веселья. Потом притихла, вспомнила про двоих в закате. Судя по существам вокруг, приманила скуку, тоску, боль. Вспомнила про пяточку в руках. Она угадала, она увидела этот цвет - оттенки серого.
- Вы не о том, похоже, думаете. Это типичная обида. Посмотрите - серая, колючая, рычит.
- А сколько времени уже прошло по-земному? Сколько там сейчас?
- К четырём.
- А на его звонки я отвечаю?
- Нет, не отвечаете. Я отключил, иначе всё могло сорваться. Простите, он не должен был вмешиваться.
- Он сейчас сойдёт с ума, он беспокоится! Возвращайте меня, немедленно, мне этого хватит, а уже подписала вам всё, что вы хотели, отпускайте! Я должна его предупредить, что со мной все в порядке!
- Смотрите... и уходим.
Вокруг шевелились некрасивые, сплетенные попарно огромные в перевязочках черви пастельных тонов. Белый, розовый, голубоватый. С виду совсем непривлекательные, но тёплые и нежные.
- Что это за ...
- Да. Это и есть истинная любовь.
- Нееет... Нет, нет, нет...
Картинка поплыла искажениями, распалась на квадраты, потом стала обтекать.
- Недоумение. Ожидали другого?
- Конечно! Это же не ЛЮБОВЬ!
- Нет, позвольте. Вы, похоже, имеете ввиду влюбленность, яркую, взрывную, короткую. Но заказали то вы истинную любовь, её и получили.
- Истинную?..
- Да. Она слепая, не видит красоты, не слышит красоты, а то, что истинно любит для себя превращает в красоту, каким бы на самом деле оно не было порой мерзким. Тепло и нежность - больше ничего ей не нужно.
- О, да вы, Афанасий, похоже, большой умелец в истинной любви, - сказала Алька, увидев вокруг снова армаду парных червей.
- Как и вы, Алина. Иначе вам бы здесь не оказаться.
Они еще немного побыли молча. Альку наполнил восторг от понимания и причастности, и вокруг червей прыгала, летала, пела такая красота, что жалко было уходить.
- Пора. Вы сюда еще вернётесь, насмотритесь, - поторопил Афанасий.
- Нет, ну ты посмотри, какой ужас! Докатились - зоология!
- Да... Этой, похоже, давно место в психушке, - шептались, рассматривая Алькино творение, дамы в строгих платьях.
- Мне кажется, что ради денег сейчас художники готовы на все. Любая дрянь, даже червяки, только бы выделиться, только бы заметили. Цель оправдывает средства - ужасная тенденция нашего мира, - присоединилась к ним третья, тоже в платье и с очень умным видом.
Подпись под картиной гласила:
"Два теплых розовых червяка переплетенных так, что уже не понятно, где начинается один и кончается другой. Полное слепое и глухое слияние, без красоты, без слов, без общих целей, когда два человека провалились друг в друг, стали практически одним целым - вот что такое истинная любовь в видении этой художницы"
- Ты, Афоня, всё же подлец редкостный. Супруг её опять к психиатру записал. Бедная девочка! Зачем ты её в зоопарк-то потащил, показал бы одну истинную любовь, и то лучше на картинке. Ей жизнь надо как-то доживать теперь с этим.
- Я не подлец, я, типа, ангел, - Афанасий поудобнее развалился в кресле, наблюдая за происходящим чуть сверху. - Ей целую жизнь потом в этом зоопарке за чувствами убирать. Ты же знаешь, как они гадят. Одна ненависть как навалит кучу - о-го-го! А восторг чего стоит в своих проявлениях? Там волонтеров-ассенизаторов нужна целая армия! И вот теперь она будет рисовать их, говорить "как наяву", "словно видела своими глазами", будет жить мечтой вновь увидеть всё это на самом деле, и потом её мечта сбудется. В следующей жизни она всё это увидит и будет восторгаться до конца с совком в руках. Вау! Разве я мог сделать что-то прекраснее?
- "Типа ангел". Тем наёмник от ангела и отличается - никогда ангел не получит удовольствия от того, что кто-то с совком целую жизнь благодаря ему проведёт.
- Я и не претендую. Людям привычнее в ангелов верить. Попробуй объясни им кто такой наемный вербовщик - разбегутся от одного названия! Ангелы твои любимые чем лучше? Ни радости, ни гадости - объективность сплошная. Тоска с ними смертная, с ангелами твоими праведными, а со мной и дело сделано, и весело. Гляди, как их там от образа истинной любви-то пробирает!
- Будь я её ангелом, дал бы тебе промеж глаз как следует, Афоня!
- Далеко тебе до ангела еще, так что помалкивай.
Афанасий долго не выходил на работу. Отправить его в люди со сползшими под оба глаза синячищами не представлялось возможным, поэтому получил внеочередной отпуск с благодарностью за перевыполнение плана вербовки. И так и не узнал он, что Вадим Альку в клинику не отдал. Взял и поверил ей, и в зоопарк, и в ангела в кофте, но с одним условием поверил - что она татуировку с именем и его телефоном на запястье сделает. Алька согласилась.