Бруно : другие произведения.

Киона Асгейр, путь в Айнон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Киона Асгейр - помесь бессмертных, один из последних, кто умеет обращаться в дракона и неистово ненавидящий людей персонаж повести. Первая часть цикла "Вершина неба".

  Часть 1.
  Глава 1.
  
  Обычно я просыпался, когда горизонт уже краснел под лучами восходящего солнца. Но тот день был особенным, и я встал ещё затемно. Мне так хотелось встретить наступающее утро первым, что я не стал утруждать себя одеждой и выбежал обнажённым на двор перед домом. Предрассветная прохлада ударила в моё тело, что напомнило мне об исключительной важности сегодняшнего события.
  Тогда я должен был пройти Наречение.
  Разумеется, как и каждый молодой человек моего возраста (а было мне тогда семнадцать лет), я жаждал пройти его, ведь это бы означало мою полную независимость от всего, что меня окружало. А моя так называемая независимость удовлетворяла и моим амбициям, и моим разыгравшимся юношеским гормонам. Это чем-то походило на достижение совершеннолетия у людей, но с той лишь разницей, что я бы остался в том внешнем облике, в котором был тогда. Мне очень нравилась идея, что я буду - чего уж тут прибедняться - невероятно красивым юношей предположительно до скончания веков.
  Я всё стоял, наслаждаясь тишиной и ароматом росы, и наблюдал за восточным краем горизонта, что постепенно светлел и зеленел, приближая меня к самому важному событию в моей пока что очень короткой жизни. Широко распахнутыми глазами я глядел на чёрную завесу над моей головой, где медленно гасли звёзды. Зеленоватые перья света скрашивали темноту.
  Даже далёкие светила в тот момент подмигивали мне, а уже еле заметный месяц, казалось, улыбался. Мои губы непроизвольно растянулись в довольной ухмылке. Пусть все знают, насколько мне хорошо сейчас, и как будоражит меня тепло собственной крови. Даже Вселенная узнает, как прекрасен будет сегодняшний день. Я был уверен в его непередаваемой прелести. Всё будет идеально, чудесно и восхитительно. На большее мой мозг в те секунды способен не был. Единственное, что я различал тогда, кроме неба, были тени, что неторопливо росли на земле. Они были немного устрашающими, и чтобы не портить себе идиллию, я просто старался не обращать на них внимания.
  Но моя чувствительность к перепадам температуры брала своё, и, почувствовав, что немного замёрз, я решил вернуться в дом и привести себя в порядок. Нехотя развернувшись, я сделал несколько маленьких шагов, но остановился, чтобы налюбоваться местом обитания нашей семьи.
  Дом моих родителей представлял собой нечто среднее между замком и деревянной развалюхой.
  Наше ветхое родовое гнездо, окружённое тинистыми прудами, подслеповатое убежище холодных залов, продуваемых ветрами, поскрипывающие доски пола, покрытые шкурами, мыши, скребущиеся за стенными панелями...
  Окружавшие дом бесконечные поля, заброшенные ещё много лет назад моими предками. Травы всевозможных оттенков зелёного нежно шелестели от любого дуновения ветра, наполняя воздух едва ли не музыкальными звуками. Старые потемневшие пруды скрывались в густом зелёном ковре. Поля выходили на хвойные леса, что величаво шумели под тяжестью своих стволов и толстых ветвей. Тонкий терпкий аромат смолы сливался с лёгкими нотками диких цветов, заставляя забыться, перестать осознавать своё существование. Так иногда случалось и со мной.
  Недалеко к северу от дома мой отец-инкуб разбил сад, но это не было банальным человеческим скопищем деревьев и растений, дающих плоды. В "садах"- сколько я себя помнил - не было ни одного плодоносящего дерева, только скрюченные от старости яблони, покрытые грубой бурой корой.
  В общем-то я всегда считал, что как раз инкубы отличаются от всех других рас неповторимым чувством стиля, но мой отец ставил под сомнение этот факт, потому что ни разу за существование не смог даже правильно подобрать вещи по цвету. Но именно за это я его обожал. Мне нравилась та дикость, которой была окружена моя жизнь благодаря отцу, мне нравился её нетерпеливый зов.
  Все, кто знал меня, говорили, что я жуткий романтик. Возможно, так оно и было. Но я не любил рассуждать о том, что касалось моих внутренних качеств (вероятно, именно потому, что боялся узнать себя).
  Я улыбнулся и взбежал по деревянным лестницам, цепляясь за шаткие перила. Чувствуя, как пружинят гниющие доски, перескочил через последнюю ступеньку, оказавшись на небольшой террасе, что была освещена крохотным фонариком. Он висел на стене возле роскошной двери с хрустальными витражами, где замысловатые узоры переплетались вокруг стеблей трав, цветов и стволов деревьев. Очень красиво и не к месту в нашем тёмном, холодном, унылом и любимым мною доме. Но именно этот витраж и напоминал мне и моим родителям о том богатстве, в котором когда-то жили наши далёкие предки. Конечно, иногда мне становилось очень неприятно от того, что всё состояние семьи ушло за много поколений до того, как отец вступил в права наследства. Но в то же время я был несказанно рад, что стены коридоров были затянуты не шёлком или чем-нибудь другим, но тоже дорогим, а увешаны старинными картинами, изображавшими бои и сражения. В детстве я очень увлекался, разглядывая их.
  Как таковой, крыши у нашего дома не было. Нагромождение башен с огромными окнами, что служили нам спальнями - вот что защищало нас от дождей и снегов. В общем и целом, меня такая жизнь устраивала вполне.
  Окна моей комнаты выходили на восток. Я сам выбрал именно эту сторону дома, чтобы всегда просыпаться с солнечными лучами, хотя они и приносили мне массу неудобств. Высокая лестница начиналась на первом этаже, а упиралась в тупик, что могло показаться в какой-то степени абсурдным - зачем лестница, ведущая к стене? Но только я знал тайну комнаты, находившейся за толстыми деревянными панелями: если топнуть по верхней ступеньке, с потолка упадёт верёвочная лестница, и над стеной-тупиком, прямо в потолке, откроется небольшое отверстие, куда вмещался только один инкуб. Ну, или кто-нибудь другой, но я никого не подпускал к своему святилищу.
  Я топнул по ступеньке, сразу протягивая вверх руку и ловя верёвочную лесенку. Потом, немного подтянувшись, я взобрался в эту маленькую Вселенную.
  Сначала могло показаться, что это самая обыкновенная комната не очень опрятного молодого человека: повсюду разбросана одежда, книги, стопками расставленные по углам, старые изрисованные мною холсты, сваленные бесцеремонной кучей около широкой кровати. Нет, я вовсе не любил тот бардак, что царил в моих "покоях". Просто мне не всегда удавалось выкроить время для столь ответственного занятия, как уборка. Да к тому же я и не горел желанием разбирать книги, ставить их по алфавиту, развешивать картины и просто даже элементарно протирать пыль.
  Но на самом деле это был самый дорогой хлам в моей жизни: в каждой рубашке, небрежно брошенной на пол, я всегда хранил что-нибудь: будь то монеты или маленькие свитки с заклинаниями.
  Так или иначе, я подошёл к куче тряпья и выхватил из неё простую белую рубашку и узкие чёрные штаны и повалился на кровать, надевая это.
  Когда, наконец, я удовлетворился своим внешним видом, солнце уже пустило несколько робких утренних лучей в мою комнату. Пылинки неспешно кружились в золотистом свете.
  Не желая вставать, я полежал на кровати ещё несколько минут, но моя вечная неугомонность не дала мне долго находиться в одном и том же положении. Мне нужно было что-то сделать, но это сказывался живущий во мне дракон.
  Фактически я не был ни полноценным инкубом, ни чёрным драконом, в которого умел мастерски обращаться. Моя мать несла в себе крови рептилии, а отец был соблазнителем рода человеческого, и, могу сказать с уверенностью, это был самый странный союз, который когда-либо видела Вечность. Правда, я до сих пор не мог понять, как им в голову пришло жить вместе. Мне всегда казалось, что если сравнивать их с животными, то это было бы больше похоже на змею и ястреба.
  Я находил свою мать невероятно прекрасной. Её род брал начало ещё от самых древних истоков, потому черты её лица были благородны, в глазах постоянно горел огонь. Я мог поклясться, что прикасался к ней за всю жизнь не больше дюжины раз, потому что её кожа жгла, словно я старался тронуть пламя. Она была чистокровным Чёрным драконом, потому я не очень удивлялся этой странности.
  Но иногда мне всё-таки казалось, что Сиатрия, то есть моя мать, была отчасти и суккубом, потому что влюблялась настолько часто, что я уже перестал это замечать. Мой отец, Лаирасул, был настолько слеп в любви к Сиатрии, что не обращал внимания на мимолётные взгляды, которыми обменивалась его жена с некоторыми эльфами.
  Мне по наследству перешли её глаза: пурпурные и большие, похожие на два рубина. В честь этих моих глаз меня и назвали Кионой, что по-эльфийски означает "хранитель рубинов". Мне нравилось, так что я и не спорил.
  Но всё-таки какой бы ветреной не была моя прекрасная мать, она любила отца и готова была страдать за его счастье. Я часто слышал, как она рассказывает своей сестре Сарии, которая жила к югу от наших земель, что жутко боится заводить ещё одного малыша, но Лаирасул был счастлив, когда узнал о беременности жены. Потому сейчас она стоически вынашивала ребёнка, предположительно - мою сестру.
  Я вылез из комнаты и побрёл вниз. Там немного притормозил, чтобы подумать, куда же я всё-таки направляюсь. Все мои мысли резко направились в сторону конюшни, где меня уже, наверное, ждал мой конь Малрах.
  Едва ли не со всех ног я кинулся туда. До меня уже доносилось приветливое ржание, будто Малрах наперёд знал, что я приду к нему.
  Небольшая деревянная постройка, где и содержались наши семейные лошади, находилась в паре десятков метров от дома.
  Распахнув двери, я ощутил терпкий запах навоза и сладковатый - сена. Малрах уже выжидающе глядел в мою сторону, размахивая огненно-рыжим хвостом. Чёрное крупное тело, длинная вьющаяся грива... Боги, как я любил эту породу - Шелв. Когда-то такие лошади наполняли горы своим ржанием, но теперь, много столетий спустя, всё изменилось. Люди истребили почти всех из-за ценных шкур, что были прочнее любой кольчуги. Сейчас, проходя по богатым районам человеческих городов, можно нередко встретить женщин в платьях, украшенных рыжими гривами этих коней, дети играли с мёртвыми останками - костями, что тоже ценились за прочность, - величественных животных, а мужчины залихватски перекидывали через плечо тёплые шарфы, сшитые из грив Шелв.
  Ненавижу людей.
  Их примитивность, их тупость заставляли меня презирать их.
  Зверьё - вот что такое люди.
  Приходя в ярость от собственных мыслей, я и не заметил, что слепо прижимаюсь к крупной шее Малраха. Конь тёрся мордой о мой лоб, чувствуя моё настроение и ненавидя людей так же сильно, как и я. В этом мы были с ним похожи. Чтобы хоть как-то успокоиться я поглядел в глубокие глаза цвета грозы. Да, Малрах был неистовым существом, недаром его имя означало "Зверь войны". Существо, прекрасное в своей непокорности, своей непреклонности ни перед кем, кроме меня. Так странно получилось - я единственный в семье, кто мог так хорошо перевоплощаться в дракона, что полёты давались мне с невероятной лёгкостью. И, несмотря на то, что я предпочитал передвижение по воздуху, кони подчинялись только мне, не подпуская к себе никого. Моя мать нередко негодовала по этому поводу, но сама в тайне побаивалась приближаться к устрашающе огромным существам.
  Я похлопал Малраха по крупу и прошёл в дальний угол конюшен, где лежало душистое сено. Схватив большой клок сушёной травы, я подошёл обратно к Малраху и подождал, пока тот не съест всё с моих рук. Я решил, что можно и баловать моего любимца. Хорошо хоть остальные кони ещё спят, так что их можно пока не кормить.
  Малрах был довольно скор на расправу с едой, потому через несколько минут он уже глядел на меня огромными вопрошающими глазами, будто ждал продолжения мысленной беседы (или трапезы, что было ближе к истине). Я погладил его по длинной благородной морде и вышел из конюшен.
  Сильный ветер подул с запада, и я обернулся туда. Всё было тихо и спокойно, утро начало только прорываться из-за завесы ночных туманов, заливая меня своими лучами. Я не любил солнечный свет и яркое освещение. Потому я поспешил убраться в дом.
  Я почувствовал отвратительный запах медленно нагревающейся земли. Ненавижу дневное время почти так же, как людей. Где-то в садах запела птица. Первым моим желанием было удавиться от мысли, что я не понимаю этой прелести. Что могло быть привлекательного в обжигающих лучах? В слепящем зареве, от которого болят глаза? Из-за того, что во мне смешались крови двух рас, солнечные лучи буквально жгли меня. Этакая патология. Потому для меня куда приятнее была прохлада ночи, когда всё теряло свою дневную значимость и будто начинало новую жизнь, только совсем в другом виде.
  Я взлетел по ступенькам и остановился в тени крыши над террасой. Мои глаза остановились на невысокой яблоне, что росла прямо перед лестницей. Её тень быстро поднималась, будто жила собственной жизнью. Оперевшись на деревянные перила, я попытался разглядеть какие-нибудь образы в крючковатой тени дерева. Вот девушка, расчёсывающая волосы. А вот эльф, играющий с кинжалом. Но я быстро утомлялся, находясь в одной и той же позе долго. Довольно скоро тени начали меня раздражать, и я повернулся к светлому двору спиной.
  Птица в саду заливалась, а я раздумывал о Вечности, открытой передо мной.
  Когда-то давно я не понимал, почему люди завидуют нам из-за бессмертной жизни. Ну и что, что их век не длится и сотой доли того, сколько идёт наша вечность! Так я думал когда-то. Но несколько лет назад я увидел, что возраст делает с их лицами, телами и разумом. Мне стало ясно и неприятно, потому что даже самые прекрасные и великие из них неизбежно будут забыты в своей ветхости, брошены всеми. Сейчас власть над Вселенной находилась в руках у людей, но их становилось всё меньше, они вымирали. Годы убивали самых мудрых и сильных, на их место приходили всё более слабые. Конечно, люди понимали это и не могли смириться. А ещё было ясно, что правлению людей оставалось существовать не больше, чем несколько столетий. А это очень маленький срок, если рассматривать его, конечно, относительно жизней бессмертных существ...
  Раздался пронзительный, душераздирающий крик. Я поднял голову. Сначала моё тело отказалось подчиниться моим приказаниям, и я стоял несколько секунд, внезапно понимая, что звуки идут из спальни родителей. Голова была будто в тумане от глубины недавних раздумий, но я заставил себя сорваться с места. Я вбежал в дом, накрытый утренней сонной тишиной. Со второго этажа доносилась какая-то возня. Я последовал за звуками и в мгновение ока оказался перед распахнутой дверью в комнату отца и матери.
  Не обращая внимания на тревогу, что овладела мной, я залюбовался комнатой: всё здесь было настолько идеально, что порой не верилось, что здесь жил мой отец, который любил всё извращать. Нежно-голубые тона смешивались с нежно-сиреневыми и перламутровыми, светлые стены контрастировали с глубокими и насыщенными синими полом и потолком. Большое окно, выходившее на сады, было закрыто отливающими перламутром бархатными шторами. Светло-лиловые шкафы и маленькие прикроватные столики - всё было изящным. Посредине комнаты - большая кровать с белыми простынями, но сейчас ткань была измята и залита кровью.
  Сиатрия лежала не шевелясь. По щекам её текли слёзы, невидящим взглядом она смотрела на моего отца. Её обычно белая ночная рубашка была алой. Лаирасул что-то шептал, похоже, на древнеэльфийском, но я ни слова понять не мог - не знал старого языка эльфов и всю жизнь говорил только на старом человеческом, на котором говорить умели практически все, на новом эльфийском и на древнеинкубском. Меня поразила бледность его обычно смуглой кожи.
  Сиатрия издала отчаянный вопль ужаса и боли.
  Белые волосы отца, похожие на снег, разметались по плечам, а пронзительно-синие глаза были наполнены страхом. Я никогда не видел его таким. В тот момент мне показалось, что я в кои-то веки был похож на него - те же абсолютно белые волосы, разметавшиеся по плечам и груди, только цвет глаз совершенно разный, но ужас, отражённый в них одинаковый. Меня передёрнуло, и я крикнул, стараясь перекрыть голос Сиатрии:
  - Отец! Что случилось?
  Выражение лица Лаирасула, когда тот повернулся ко мне, повергло меня в шок: такого звериного страха, по-моему, не испытывало ни одно живое существо. До меня едва долетели его слова, когда тот крикнул на моём родном языке:
  - Перекинься в дракона и лети в Голденбрук! Найди лекаря и притащи сюда!
  Я понял, что только крайняя ситуация могла заставить отца послать меня в Голденбрук, город людей. Я не смог не поморщиться при одном упоминании об этих животных. Я замер в дверях комнаты, не в силах отвести взгляд от лица матери, но тут отец воскликнул почти умоляюще:
  - Киона!
  Я едва заметно кивнул, сорвался с места и понёсся опять во двор дома, где было достаточно места, чтобы вместить мою исполинскую тушу, когда я сменю сущность.
  Солнце бросалось лучами, будто хотело всеми силами задержать моё отбытие, но моё сознание парализовал страх, и я даже не обратил внимания на то, с какой силой жжёт солнце мне кожу.
  Уже на последних ступеньках деревянной лестницы я почувствовал, как растягивается тело, будто кости удлинялись, а за ними и мышцы, плотно обтягивая каждый сустав. Потом последовала самая ужасающая для очевидцев и невероятно скучная для меня стадия превращения: кожа на спине рвалась (а вместе с ней и одежда, которую я забыл снять), а рёбра по очереди прорывались наружу, заливая всё жидкостью медового цвета - моей кровью. Но мне отнюдь не было больно, просто неимоверно неприятно от того, что это происходило довольно долго (примерно полминуты, что при нынешней ситуации было непозволительным расточительством времени). Потом я будто немного сжимался, а рёбра, выступающие над спиной, скручивались в две спирали, вытягиваясь настолько скоро, что ни один глаз не смог бы отследить это. Спирали будто разламывались надвое, и из разломов показывалась прочная серовато-голубая кожа - мои крылья. За секунду они становились невероятно огромными и сильными, такими, что одним махом я без труда бы сшиб наш дом и не заметил этого.
  Тело удлинялось (хотя немногие могли представить себе это, потому что и мой нормальный рост нельзя было назвать маленьким - почти два метра тридцать сантиметров). Череп будто растягивался в длину, кожа приобретала голубоватый оттенок, руки становились мускулистыми передними лапами, а ноги - мощными задними. Не каждый дракон мог похвастать такой чудовищной силой и в то же время несравненной красотой.
  Я не смог дождаться, пока внутренние органы тоже перестроятся, и двумя взмахами исполинских крыльев поднял тяжёлое тело в воздух. Я не очень хорошо рассчитал силу, потому взлетел выше, чем предполагал, и ещё не успевшие измениться лёгкие перехватило от холода воздуха. Я закашлялся (а в облике драконы это выглядело как пускание клубов сероватого дыма), но не прервал полёта и направился в сторону большого поселения людей.
  Наш край славился непередаваемой красотой природой. Бесконечные леса, где между деревьев петляли тонкие ленты ручьёв, горные гряды далеко к северу, что возвышались над спокойными долинами и полями и похожие на королей древности с их снежными шапками-коронами. Колосья пшеницы, волнами раскатывавшейся подо мной от сильных порывов тёплого ветра, полноводная река с голубоватой водой, что делила наши земли на две части: часть бессмертных и другая - часть людей.
  Я с удовольствием отметил, что наша половина земель слишком дикая для жилья, но, несомненно, прекрасная. Как только река переходила на сторону людей, голубые воды не встречали луговые цветы, как то было на нашей половине, а сырая перекопанная земля, где люди выращивали какие-то культуры. Крылья скользили по воздуху, будто рассекали водную гладь. Тело наливалось силой, от которой у меня кружилась голова и захватывало дух. В моих длинных голубовато-серых ушах свистел ветер, немного оглушавший меня. Казалось, я стал легче пушинки при всём своём размере. Как это было чудесно!
  Я не просто летел, я парил над землёй, чувствуя, что счастье наполняет меня до краёв. Несмотря на то, что разум упорно не отпускал образ кричащей от боли матери, радость от полёта била из меня ключом. Я чувствовал, что она меняет цвет моей шкуры к более тёплому нежно-лиловому цвету. Моя особенность - цвет кожи в облике дракона менялся в зависимости от настроения. Мелочь, а приятно...
  Почти час я был в воздухе, когда подо мной замелькали сады с маленькими деревцами (явный признак пребывания здесь людей), и я начал снижаться. Вскоре стал заметен и сам Голденбрук.
  В общем, всё именно так, как обожают люди: нагромождение каменных стен, высокое ограждение, отрезающее их от леса, везде камень, камень, камень...
  Меня аж замутило.
  Я постарался поскорее добраться до города, чтобы ненароком не упасть - вонь людей распространялась даже на несколько десятков метров над ними и была просто убийственной: голова у меня кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Даже зрение затуманилось, стали видны только самые высокие крыши зданий.
  Никогда раньше не чувствовал людей так близко, омерзительно близко. Всеми силами я старался воспротивиться зову инстинкта самосохранения: развернуться и улететь домой. Но мне был нужен лекарь и без него я не собирался возвращаться. Плевать, в каком состоянии он будет - мёртвый или живой.
  Я понял, что пора приземлиться, только когда кончик моего хвоста проделал брешь в какой-то крыше. Послышался отчаянный женский вопль и постукивание керамических черепиц по булыжникам улицы.
  Я начал шарить глазами, разгоняя туман в голове. Поиски подходящей площади не заняли много времени - центральный рынок, стоящий прямо перед ратушей. Там я и начал постепенно снижаться, хлопая крыльями по затхлому воздуху. Когда, наконец, я лапами коснулся холодных камней площади, всё вокруг показалось мне неправильно тихим.
  Площадь была окружена высокими зданиями в несколько этажей. Окна были закрыты, двери - тоже, а холод, наполнявший пустую улицу, отходившую от площади, будто был мёртвым. Я даже мог поклясться, что ощущал прозрачный запах мертвечины. В этом было что-то привлекательное, но меня беспокоила тишина. По рассказам, Голденбрук был очень шумным и оживлённым городом, но сейчас он больше походил на кладбище. Во всяком случае, мне так казалось.
  Если кто в городе и был, то он не горел желанием показываться мне, по крайней мере, пока я был в обличии дракона. И, признаться, я его вполне понимал.
  Размеры выбранной мною площади не позволяли хорошенько развернуться, потому я повернул голову настолько градусов, насколько это было возможно. Шея опасно хрустнула, но я не обратил на это внимания. Меня привлекло нечто куда более важное, чем хруст костей, тем более моих собственных.
  В поле моего зрения показалась девушка в каком-то потрёпанном платье. Она прижималась к серой стене одного из зданий, окружавших площадь. Она показалась мне напуганной до безумия, её синие глаза вертелись в глазницах, будто она искала выхода, но все здания плотно стояли друг возле друга, так, что даже ребёнок вряд ли бы протиснулся между ними. А единственная улица, которая вела с площади, была полностью загорожена моим телом. Девушка поджимала губы, будто готова была разразиться безудержными рыданиями. Её взгляд встретился с моим, и она закричала, закрывая лицо руками. Её ноги подкосились, и девушка безвольно упала на колени, тело сотрясалось рыданиями.
  Меня распирало любопытство, мне хотелось поглядеть на юное создание. Я начал нетерпеливо вертеть головой, стирая часть каменных стен в порошок своей шкурой. Кое-как повернулся, чувствуя, что позвоночник грозит сломаться, если я выкину ещё что-нибудь подобное. Осторожно передвигая лапами, я начал приближаться к девушке. Когда она поняла по звуку, что я иду на неё, она вскочила и закричала ещё пронзительнее, снова вжимаясь в стену.
  Меня такая реакция немного обескуражила, но я всё ещё хотел понять, почему девушка показалась мне такой привлекательной. Когда нас разделяли несколько человеческих шагов, я втянул воздух и понял - всё дело в её запахе. Он был слегка приторным, но и отвратительным не казался. В нём было что-то от леса, что-то от запаха сырой земли, но он несравненно отличался от окружающего город смрада.
  Но в композицию её аромата вмешивалось что-то лёгкое, едва заметное за основной гаммой. Сперва я не понял, что это, но потом узнал: тот самый редкий запах страха. Конечно, для людей это что-то совершенно неощущаемое, но мы, драконы, могли чувствовать даже сладкий аромат любви или переплетение мускусных и хвойных ноток задумчивости.
  Но страх этой девушки показался мне совершенно новым. В нём, конечно, было много похожего на обычную человеческую эмоцию, но всё было многократно усилено. Я слышал терпкие нотки пачули, лаванды, перемешанные с запахами корицы... во всяком случае мне так казалось.
  Девушка всхлипывала, содрогаясь всем телом. Я понял, что быть при ней драконом - не самая лучшая тактика, потому мгновенно принял обыкновенный облик (если можно было назвать неземную красоту и исполинский рост обыкновенными). Вокруг массивного драконьего тела взвился столб дыма, а когда он через секунду опал, перед девушкой стоял я, только без одежды. Но стыда мы, инкубы, не знали, потому я ни капли не смутился. Ведь она была человеком, а значит животным. Но у меня, признаться, не поворачивался язык даже в мыслях назвать её животным.
  Я дотронулся до её руки, которой она старалась закрыться от меня. Она сначала и не поняла, что произошло и напряглась, отнимая руки от себя. Когда её глаза метнулись к моему лицу, то девушка в страхе снова закрылась руками. Я терпеливо глядел на неё, пока она снова не открылась и не посмотрела мне в глаза.
  - Где лекарь? - спросил я на ломанном человеческом, что был в ходу у людей в наших землях, и тут же пожалел, что не занимался им усерднее. Девушка замерла, и мне показалось, что она перестала дышать. Она во все глаза беззастенчиво разглядывала меня, лишившись всякого страха. По крайней мере, пока. Будь у меня больше времени, я бы дал ей вволю насмотреться, но так как мне не позволяли обстоятельства, я схватил её за плечи и встряхнул как следует.
  - Где лекарь? - членораздельно повторил я. Девушка испуганно вздрогнула и пролепетала:
  - Я одна в городе... при вашем прибытии... я испугалась... меня не искали, а мать звала... я хотела тоже убежать, но меня не пустили...
  Она говорила сбивчиво и не очень ясно, так что я ещё несколько секунд старался разглядеть смысл в её словах.
  - Одна в городе? - прошептал я. - Что это значит? Где все люди?
  Последнее слово сорвалось с моих губ почти как ругательство. Девушка сглотнула, дрожа от страха под моими руками, и уже громче заговорила:
  - Все мужчины пошли к дому инкубов восемь дней назад, мой господин!.. я простая крестьянка, меня не искали, но всех женщин отправили в селение к югу отсюда... я потерялась, и меня забыли здесь...
  - Что людям делать в доме инкубов? - прорычал я, медленно осознавая, что мы были единственными инкубами в округе. Сначала оцепенение сковало моё тело, но потом вскипела ярость. Я впился в плечи девушки своими ногтями настолько, что по её коже потекли струйки крови. Где-то на краю сознания я подсчитывал, что человеческим ногам как раз восемь дней и требуется, чтобы пройти долину смертных, переправиться через реку, а там уж пересечь нашу практически необитаемую долину, где одиноко стоит наш дом в окружении сухих крючковатых яблонь... и добраться до моей семьи.
  - Главная женщина этой семьи крала у нашего селения девушек, чтобы прокормиться, мой господин!.. - виновато забормотала она, корчась от боли, - Мужчины не были довольны и решили отомстить ей...
  - Но чёрт вас всех дери, как они узнали, что сегодня как раз такой день, когда они могут уничтожить её?! - закричал я прямо ей в лицо на родном древнеинкубском наречии. Я, может, и недооценивал людей, но они никак не могли предвидеть сегодняшнюю слабость и беспомощность моих родителей! Даже если у кого-то из них и проявлялись какие-либо способности к магическому предвидению будущего, другие люди поспешили бы избавиться от выродка.
  Девушка задрожала, по щекам потекли слёзы, и я удивился, когда она ответила нетвёрдым голосом на моём родном языке:
  - Они не знали... месть обдумывали давно... мой отец тоже пошёл...
  Мне показалось, что в её голосе звучала какая-то гордость за то, что члены её семьи смогут отомстить моей матери за её злодеяния, о которых знала вся наша семья, но закрывала на это глаза - в конце концов маме тоже необходима кровь, она же не травоядное, а дракон. И тогда мне стало ясно, что эта девчонка - самый обыкновенный человек, наделённый врождённой ненавистью к бессмертным. Я представил, как те, что вышли к моему дому, протыкают Сиатрию (а заодно и мою ещё не родившуюся сестру) своими грязными мечами, и вся та ненависть к людям, что жила во мне, вылилась на девушку. Резким движением я обхватил её лицо ладонями, сжал и дёрнул в сторону, сворачивая ей шею. Её глаза с ужасом уставились на меня, не понимая того, что она совершила, чтобы быть убитой. Я нетерпеливо отбросил её тело от себя, оно с глухим стуком ударилось о стену и повалилось на камни площади, где мы с ней стояли. В тот момент с губ моих сорвался вопль ярости и безысходности.
  Чёртовы люди! Зверьё!
  Я повернулся к всё ещё тёплому трупу девушки, чья голова была вывернута под неестественным углом. Перевоплотившись в дракона (и разворотив при этом большинство близстоявших зданий), я, что было сил, забил крыльями и поднялся слишком высоко даже для меня. Но я не обратил на это никакого внимания и, неустанно работая серовато-голубыми крыльями, устремился к своему дому. Обратный перелёт, как мне показалось, занял куда больше времени, чем полёт в Голденбрук. К ужасу моему, я не мог разглядеть ничего, но вовсе не от того, что находился слишком высоко, а из-за дыма, окутывавшего почти всю долину. Запах гари наполнял пространство. Я полетел ещё быстрее, наверняка ещё ни один настолько юный дракон, как я, не летал с такой скоростью. Ветер, казалось, грозился разорвать меня, воздух выбивал все мысли из головы...
  И меня тормозил неотступно следующий за мной последний взгляд убитой девушки: молящий, неверящий и полный ужаса... но я отбросил его куда-то подальше, понимая, что когда-нибудь он снова вернётся ко мне и покажет, что всё-таки тогда животным был я, а не она...
  К моему изумлению, до дома я добрался за несколько секунд и разглядел наше высокое родовое гнездо, охваченное огнём. Первой мыслью было сложить крылья и попытаться умереть поскорее. Как ещё я мог отплатить вину за то, что мои родители, наверняка, погибли?! Меня не было почти три часа, но в том состоянии, в котором были Сиатрия и Лаирасул, они могли стать жертвами людей и за такой короткий срок. Не обращая внимания на жутковатое шипение красных языков, я приземлился прямо во дворе, ощущая на коже жар.
  Приняв обычный облик слишком быстро для себя, я сначала задохнулся от нехватки сил. Но уже через несколько секунд я полностью восстановился и смог бегом пробраться сквозь горящую входную дверь. Пламя обжигало моё обнажённое тело. Я резко остановился, когда почувствовал мерзкий запах горящих волос. Обернувшись, я понял, что горят мои белые космы, потому я не стал долго задумываться над дальнейшими действиями и просто прошептал заклинание по-эльфийски ( все заклинания бессмертных, как и вся магия, были созданы эльфами, соответственно и читались и писались они на их языке) и выпустил из кончиков пальцев струю воды. Это одна из стихий подвластных дождевым инкубам, к которым принадлежали я и мой отец. Волосы потяжелели от воды, впитавшейся в них, отчего и без того густые белые локоны начали оттягивать голову назад. Я не обратил на это внимания и поспешил в комнату родителей.
  Лестница, ведущая на второй этаж, уже обуглилась во многих местах, и когда я, перескакивая через ступеньки, взлетел по ней, грозила проломиться. Одна ступень всё-таки не выдержала меня и с резким треском, перекрывавшим даже шум бушующего вокруг пламени, сломилась посредине. Глаза слезились от едкого дыма, лёгкие отказывались впускать воздух, и я начал задыхаться.
  Сначала я захрипел и чуть-чуть не добежал до двери заветной комнаты, привалившись к стене. Пламя алчно подалось ко мне, огненные языки уже лизали мои ноги. Потом кашель сотряс моё тело, не давая сдвинуться с места; ноги подкосились. Каждый вдох причинял жуткую боль, мне казалось, что лёгкие раздирают, рвут на мелкие кусочки. Я стремительно терял силы и способность двигаться. Но всё-таки сделал шаг от стены, надеясь успеть добраться до двери.
  Я попытался поднять голову, чтобы хотя бы как-то сориентироваться в узком коридоре. Но даже шея не подчинялась мне: лишь я шевельнул ей, дым вошёл с обжигающей болью в горло, а потом, добравшись до лёгких, заставил меня закашляться снова. Я опять припал к стене, но уже не мог удерживаться на ногах и медленно сполз по ней.
  Тогда я понял, что это конец.
  Не было у меня никакого шанса ни добраться до комнаты родителей, ни спасти их, ни увидеть даже тел... люди не просчитались.
  И тогда впервые за всю жизнь на глаза набежали слёзы, и я, зная, что никого рядом нет, дал им волю. Я сделал судорожный вздох, прекрасно зная, что больше не смогу выдерживать этой невыносимой боли. Последний клочок дыма прошёл к моим лёгким, засел там, и тьма окутала меня.
  
  
  
  
  
  Глава 2.
  
  Я понял, что умер.
  Хотя бы потому, что воздух, мерно наполнявший мои лёгкие, был невероятно свежим, сладким и приятным. А я точно помнил, что начал погибать, когда кислый, едкий дым вливался в моё тело. Даже вспоминать было противно.
  Лица коснулся лёгкий ветерок, донёсший слабый аромат леса. Кожей я ощутил тепло солнечных лучей, но не таких, какие меня раздражали и буквально жарили, а нежных, согревающих самую душу...
  Прекрасно. Именно так я и представлял себе свою погибель, только меня немного обескуражил тот факт, что я умер слишком юным. Даже Наречение не прошёл ещё...
  От этой мысли мне стало как-то грустно.
  Ветерок снова воровато пробёжал по моей коже, но к аромату леса примешалось что-то иное... смутно знакомое...
  От отвращения, вызванного этим новым запахом, я сморщил нос, но глаза так и не открыл. Когда я вспомнил этот смрад, меня поразила его омерзительная приторность. Убийственная вонь проникала в моё сознание, вызывая смутные образы: девушка с безумными глазами, синие глаза, ужас, отражённый в них, люди, люди, люди...
  Меня это сбило с толку: я думал, что в загробной жизни все неприятные воспоминания забывались и никогда не возвращались к их обладателю. Потом я услышал незнакомые, но очень неприятные звуки, будто кто-то старался издать самый жуткий визг, какой только слышала вечность. Я понял, что просто спокойно умереть мне не дадут, потому открыл глаза.
  Сперва меня ослепило солнце (и этот факт меня совсем не порадовал), несмотря на то, что его лучи падали мне на лицо криво и вопреки всяким законам. Но потом я додумался: широкие раскидистые ветки деревьев мешали им добраться до меня. Откуда здесь, в загробном мире, чёрт их дери, деревья?!
  Меня осенило: похоже, я в саду возле моего дома.
  Точно - та же мягкая пружинистая трава, запах сырой земли... запах...
  Но что здесь делает человеческий запах?
  Его вонь распирала мои лёгкие, чтобы увидеть источник этого безобразия, я поднялся на локтях, с удивлением отметив, что на мне была белая льняная рубашка и коричневые штаны. Я точно помнил, что умирал после превращения, значит, одежды на мне не должно было быть. И тогда я усомнился в своих поспешных выводах: похоже, я вовсе не умер. Нет, я просто валяюсь в собственном саду.
  Совсем близко от меня послышалось сопение и какая-то возня. Я повернулся на звук и замер от удивления.
  В двух шагах от меня над чем-то бесформенным и издававшим жутковатые капризные звуки склонился юноша. Человек.
  От изумления я даже дышать перестал.
  Он заметил, что я поднялся, и, повернувшись, светло, но немного неловко, улыбнулся мне. Это ещё больше меня убедило: я либо с ума сошёл, либо умер. Человек улыбается инкубу? Это что-то новенькое!
  - Ты кто? - ошарашено прохрипел я. Куда делся мой голос? Ах, да! Я и забыл: я же умер от дыма. Ну или не умер. Какая разница?
  Потом это чудо природы, явно не питавшее ко мне неприязни, подошло и бережно опустило мне руки на плечи, заставляя снова лечь на землю. Всеми силами я удержался от того, чтобы не оттолкнуть его от себя. Но меня обезоружила доверчивая теплота в его глазах. Или, может, у меня уже мозги набекрень?..
  Я даже не захотел сопротивляться, когда он положил мне руку на лоб и серьёзно пробормотал что-то вроде "температура". Я не мог отвести от него глаз, но не потому, что он был красив: наоборот, внешность у него как раз была очень даже странная, но никак не привлекательная - худощавое тело, начисто лишённое каких-либо намёков на мускулы, кожа нездорового беловато-серого цвета, блёклые чёрно-серые волосы, неаккуратными патлами спадающими ему на глаза, высокие скулы, тонкие губы и ярко-зелёные глаза (пожалуй, это было единственным, что заслуживало внимания). Меня просто выбивало из колеи его дружелюбие, которым он прямо-таки светился.
  Да уж, непривычно мне было, что человек так приятно обходится со мной. Более того, меня поражало отсутствие моего обыкновенного призыва: убить его.
  Когда этот чудик снова склонился надо мной, я не дал ему возможности вновь превратиться в заботливую няньку и вскочил на ноги. От этого резкого движения голова пошла кругом, в глазах помутилось, и я едва снова не упал. Юноша это заметил и неодобрительно сказал по-эльфийски:
  - По-моему, самоуверенность инкубов не доведёт их до добра.
  Его слова что-то задели во мне. Я почти расслышал, как в голове что-то щёлкнуло, а потом воспоминания хлынули безудержным потоком: мать, перемазанная кровью, отец с отчаянием в глазах, Голденбрук, девушка, ужас в её глазах, шея, кровь, запах гари, дым... пламя... хрип, кашель...
  Дальше всё обрывалось, но мне и остального хватило сполна. Я почти ощущал физическую тяжесть того, что на меня навалилось. Даже дышать стало невыносимо трудно, тело напряглось. Я попытался сжать голову руками, страшась того, что она может рассыпаться. Стало больно, страшно, горестно, жутко... От чувств, что переполнили меня, я закрыл глаза и закричал так громко, что даже уши заболели.
  А потом я замолчал и не почувствовал ничего, кроме пустоты.
  Видимо, человек решил, что я кричу от боли и громко выругался на человеческом языке. Меня поразили те звуки, что породило его горло: это было совершенно не похожее на известный мне человеческое наречие. Мелодичные созвучия, похожие на шелест, коснулись моих ушей, и я резко обернулся к юноше, открыв глаза.
  - Кто ты, чёрт возьми? - изумлённо воскликнул я на эльфийском. О, даже голос появился. Мне было неясно: прикидывается он человеком, или просто-напросто он необычен для своей расы. Юноша издал серебристый смешок и произнёс глубоким, невероятно красивым голосом (да ещё к тому же и на моём родном языке), никак не вязавшемся с его хлипкой внешностью:
  - Я не захватчик. Я пришёл после. Вытащил тебя из горящего дома, - последние слова несли в себе немного обвинительный тон, но мне это почему-то не показалось таким уж важным. Я этого человека не знал.
  Даже в те мгновения необычайной боли в сердце я чуть не взмолился, чтобы юноша сказал что-нибудь на человеческом языке. На своём человеческом. Но он говорил на инкубском, причём с сильным эльфийским акцентом, что и заставило меня усомниться ещё раз в том, что он человек. Но я видел в нём хорошее существо, к какому бы роду он не принадлежал.
  Но его дружелюбный голос выводил из себя. Меня бесило, что человек говорит со мной как с равным себе. Чёрта с два! Я не могу поменяться только от того, что кому пришло в голову заделаться моим другом! Я всё равно презираю его, ненавижу...
  Вот убивать только не хочется.
  Но запашок просто кошмарный.
  - Тогда что ты тут делаешь? - рявкнул я. И вправду, что он тут делает, если не пришёл уничтожить мою семью? Я демонстративно говорил на инкубском языке.
  - Я иду с северных гор. Путешествую, - спокойно ответил мне тот. Его спокойствие раздражало не меньше, чем тон, которым он говорил. Вдруг я почувствовал, что просто-напросто не смогу его убить. Даже если очень сильно захочу. - Второй день пытаюсь пересечь вашу долину, но она необъятна и полна существ, желающих сожрать меня при первой же возможности...
  - И я бы не отказался быть на их месте, - прошипел я сквозь зубы, но так тихо, что юноша и не заметил этого. Он, не догадываясь о моих мыслях, продолжал свой рассказ:
  - ... вот я и решил просить ночлега у первых же селян. Вы и были теми первыми.
  Сначала я хотел возразить и обвинить его во лжи, потому что вокруг нас жило не меньше тридцати семей инкубов. Но потом я вспомнил, что северные леса и вправду дики, и что никто не селится там. В основном из-за тех, кто там обитал: самые спятившие, оголодавшие и злейшие драконы показались бы рядом с ними милыми и весьма любезными. Имён у них было много, одно я не забыл бы никогда, потому что оно походило на моё - Кайноны. Я никогда их не видел и потому не мог даже представить, но это не ослабляло страха к этим жутким существам, влитого в меня ещё с молоком матери.
  И тогда меня посетила одна мысль: если те леса настолько ужасны, а переход через горы невероятно сложен, как удалось юному человеку пройти там и остаться живым?
  - Как ты выжил там? - требовательно спросил я. Меня не волновала резкость моего тона, да и юношу, похоже, тоже.
  - Я забыл представиться, - произнёс он вежливо, но явно желая уйти от ответа. - Хейн.
  И протянул руку, впиваясь мне в глаза своими и ожидая, что я её пожму. Осознав, что дальше наше общение будет продолжаться только на эльфийском языке, я немало взбесился (потому, как мне казалось, что юноша вовсе не так хорошо владеет инкубским, как мне казалось. На самом деле и я не был асом в эльфийском, но всё же, как бы я не преуменьшал свои способности, я говорил на нём довольно-таки свободно).
  Я понял, что если выполню его немое желание (а именно забуду о своём вопросе и просто продолжу наше знакомство за поисками моих родителей), то он воспользуется этим и не откроет мне правды. Наивный человечек! Да я таких как он не просто насквозь вижу, но и прожираю насквозь. Интересно, какое у него будет лицо, если сказать ему об этом? Но мне почему-то казалось, что он никак не отреагирует.
  Потому я сразу перешёл к действиям.
  Отклоняя его руку, я подступил ближе на шаг. Так близко, что я ощущал его горячее (даже слишком горячее для человека) дыхание. Юноша слегка напрягся, а я, не теряя ни минуты, схватил его за горло. Всё-таки убивать желания не появилось, потому я не попытался удушить его, а просто ради пробуждения в нём страха встряхнул.
  Хейн вяло болтался у меня в руке, став похожим на тряпичную куклу, но его глаза всё также впивались в мои, становясь всё светлее и светлее, пока не приобрели нежный песочно-зеленоватый цвет. Когда я понял, что причиняю ему боль, меня пронзила ещё одна мысль: я не могу ему больше её причинять. Это ощущение его беспомощности обернуло вспять всю мою силу и направила её на меня самого. Странно, что я вообще хотел заставить его делать что-то ведь он такой... такой...
  - Хороший? - насмешливо сказал Хейн. В его глазах я увидел отражение своего лица - встревоженного, немного пристыженного и глуповатого. Внезапно оно изменилось и наполнилось яростью.
  - Прекрати! - крикнул я, сам точно не понимая, прекратить что я его призываю, но моя рука, совсем не повинуясь мне, уже медленно легла по шву штанов.
  - Правда, неприятно, когда твоим сознанием управляют, твои мысли перестают тебе принадлежать, Киона Асгейр? - язвительно зашептал Хейн, в то время как я, трясясь от унижения, отступил на шаг от хлипкого на вид юнца. Чёрт возьми, так вот почему он путешествует! Небось, его сожители изгнали, когда у мальчишки начал проявляться его "талант": управлять сознанием и действиями людей.
  - Я понимаю, почему у тебя нет постоянного дома, - свирепо (как мне показалось) сказал я. - Люди не любят проявлений магии! А ты, я смотрю, обладаешь интересным даром.
  Я понял, что голос мой был скорее заинтересованным, нежели враждебным, чего бы мне так хотелось. Хейн уже не глядел мне в глаза, потому я ощутил лёгкость в мыслях и движениях. Он пробормотал, будто не был доволен своими возможностями:
  - Зато ты уже не думаешь о родителях, верно?
  На мгновение я не понял, о чём он вообще говорит, зато через секунду воспоминания опять нахлынули на меня, и я со стоном отступил ещё на один шаг назад. Его слова меня задели. Очень сильно. Неужели даже магия какого-то человека (а теперь я сильно сомневался в том, был ли Хейн человеком) способна разрушить моё стремление найти хотя бы тела родителей? И разве я не хочу увидеть свою сестру или хотя бы то, что с ней стало?
  Внезапно забота о ребёнке мне показалась куда важнее, чем уход за трупами, потому я тихо спросил, стараясь не выдать своего напряжения и гнева, обуревавшего мной, и не поднимать глаза:
  - Где моя сестра?
  - Кто? - удивлённо переспросил Хейн. Мне показалось, что он искренне не понимал, о ком я говорил, потому я взглянул на него.
  - Ребёнок, - нетерпеливо ответил я. Его зелёные глаза постепенно возвращались к своему первоначальному цвету, что обрадовало меня. Значит, силу свою он больше не применяет.
  - Ах, это! - воскликнул он. Возможно, у меня воображение разыгралось, но в этих нескольких слогах собралась невероятная нежность, будто он говорил о собственном чаде. Меня это слегка встревожило, но я не обратил внимания.
  Хейн отошёл от меня на несколько шагов к небольшой старой яблоне и наклонился над чем-то. Я узнал в этом "чём-то" тот самый бесформенный свёрток, который рвал тишину вокруг неприятными криками. Юноша бережно взял его на руки и понёс ко мне.
  Как ни странно я впервые в жизни не ощущал запаха: ребёнок вообще ничем не пах. Даже воздух вокруг него терял свои ароматы.
  Хейн передал мне малышку, и я рассеяно прижал её к себе. Она показалась мне невероятно горячей, будто я держал в руках маленькое солнце, даже сквозь ткань, в которую она была завёрнута. Девочка не плакала, только с неприкрытым интересом разглядывала меня. У неё были большие ярко-синие глаза, точно копирующие отцовские, и пучок белых, точно снег, волос. Она была похожа на меня. Мне так казалось.
  - Прелестная, здоровая и крепкая девочка. Я нашёл её у тела женщины, - заверил Хейн. Его глаза не отрывались от лица малышки, в то время как она не обращала на него никакого внимания. Как и я, в общем-то.
  Несмотря на сказанное юношей, девочка отнюдь не показалась мне крепкой. Наоборот, у неё, на мой взгляд, была болезненно бледная кожа, а весила она не больше, чем пушинка.
  Я испуганно прошептал:
  - Она нездорова.
  - Здорова, - небрежно отмахнулся от меня человек и, повернувшись спиной, прошёл ещё несколько шагов. - Ты бы так не говорил, если бы хоть раз увидел нездорового ребёнка, - Хейн выразительно посмотрел на меня. Я с дуру ответил на его взгляд и попал в плен вновь ставших светлыми глаз.
  И в тот момент я почувствовал, как сознание наполняется уверенностью в том, что малышка была благополучно и радушно встречена миром. Я оторвал взгляд от глаз человека и яростно прошипел:
  - Прекрати сейчас же! А то...
  Но Хейн лишь пробормотал:
  - А не то - что? Как ты не понимаешь, ты не сможешь препятствовать моим велениям. Запомни это и прекрати мне угрожать.
  Теперь в его голосе не слышалось былое дружелюбие. В нём сквозила сталь и непреклонность. Мне это не понравилось. Хейн говорил по-эльфийски, на языке, который признавался самым красивым во всей Вселенной многими, но сейчас он мне показался сущим карканьем.
  - Может, ты объяснишь, как человеческий выродок вроде тебя получил такой сильный и нужный во всех обстоятельствах дар? - недовольно поинтересовался я, заглядывая в глаз моей сестре. Как ни странно, меня действительно снедало любопытство - я никогда не слышал, чтобы с такими способностями рождались эльфы, чего уж тут говорить про человека?
  - Я не просто человек, - спокойно ответил Хейн, не обращая внимания на моё сравнение с "выродком". - Я сын человека и эльфийки.
  Я присвистнул, поднимая голову, а юноша криво улыбнулся, хотя по его виду можно было сказать, что ему совсем не смешно.
  Зато мне-то как было весело! Союз эльфа и человека - ну надо же! А я-то думал, что только инкубы с их врождённым идиотизмом (а я считал, что кровь дракона вполне восполняла моё инкубское сознание) способны заводить семью с таким зверьём, как люди! Оказывается, мудрые эльфы тоже полны слабостей...
  Да уж. Есть над чем подумать.
  - Забавно, - только и выдавил я. Хейн хмыкнул.
  - Не спорю.
  Повисла пауза, во время корой произошли сразу две вещи.
  Во-первых, ветер донёс до меня приторный запах мертвечины, и мне не составило труда понять, что идёт он от трупов моих родителей. Ведь люди даже мёртвые воняют нестерпимо, а этот запах был неприятным, но благородным. Я машинально повернул голову по направлению ветра и заметил два небольших холмика в нескольких десятках метров от нас. Они лежали под раскидистой невысокой яблоней, их заливал солнечный свет.
  Во-вторых, малышка, что всё время сосредоточенно разглядывала моё лицо, издала радостный крик, от которого у меня едва не заложило уши.
  - Как ты её назовёшь? - голос Хейна донёсся до меня будто издалека. Я не сразу понял смысл его слов, потому ещё несколько секунд просто смотрел на маленькую девочку.
  - Что? - рассеянно пробормотал я. Я расслышал человека, но мне не хотелось отвечать на этот вопрос. Он понял это, но не отступился и повторил:
  - Имя выбрал?
  Ну как можно быть таким навязчивым?
  - Тебе-то какое дело? - резко спросил я, вспомнив, что Хейн унизил меня несколько минут назад, да и тот факт, что он не являлся членом моей семьи, тоже не говорил в его пользу. - Не твоё дело, как я её назову. Может, я вообще её убью! - грозно закончил я. Конечно, ничего подобного я делать не собирался, но мне не хотелось просто так оставить Хейна. Вообще я понять не мог, что нужно этому человеку от меня. Он пришёл совсем не в то место, где ему рады, и не в нужное время.
  - Если убивать будешь, лучше отдай мне. Я не против иметь дочь.
  Я окинул его оценивающим взглядом, а потом рассмеялся. Уж очень серьёзно он это сказал.
  - Что? - удивлённо воскликнул Хейн, стараясь перекрыть волны хохота, исходившие от меня.
  - А тебе не рановато, мальчик? - в последнее слово я вложил как можно больше презрения. Но это, казалось, ничуть не задело Хейна. Он улыбнулся.
  - Мне шестнадцать лет, я всё равно скоро бы завёл семью.
  Я поперхнулся собственным смехом и ошалело воззрился на хлипкого юнца: тонкие ручонки, никак не отвечавшие моим представлениям об "отце семейства", болезненный вид, делавший его больше похожим на проблемного сына, ослушавшегося матери и выбежавшего на мороз полураздетым.
  - Ты шутишь? - изумился я. Инкубы заводили семью примерно через три столетия после прохождения Наречения, а люди что? Через шестнадцать лет после рождения? Абсурд! Хейн же ещё ребёнок!
  - Ты существо бессмертное, а я не могу зря годы терять, - тоном знатока заявил юноша. Его подбородок был вздёрнут, будто он доказывал этим свою правоту. Меня рассмешило это, но мне также и понравился его решительный настрой. А потом, когда забавность этой ситуации немного отступила, на меня нахлынула волна горести. Я одинок.
  - Не могу сказать, что ты идиот, - пробормотал я. - Ведь ты правда скоро умрёшь.
   Когда мне грустно, я всё время думаю о смерти. Так уж заведено у меня в сознании. А сейчас это было оправдано. Но "скоро" - по моим меркам, конечно.
  - Да, - вздохнул Хейн, но я с удивлением обнаружил, что он, похоже, был очень рад факту своей смертности. - Но я счастлив, что когда-нибудь покину этот мир. Жизнь - сложная штука, смерть куда легче. Тем более, я не понимаю: если ты живёшь вечно, то ради чего ты живёшь?
  Признаться, я опешил и изумлённо воззрился на Хейна. Он рассуждал как-то неправильно. Обычно люди с завистью смотрели на нашу вечную молодость, старались всячески скрыть свой истинный возраст, молодя себя едва ли не на десятилетия. А он уже в свои шестнадцать задумывался о трудности жизни и об уходе из неё.
  - Странное мышление у тебя, - пробормотал я, отводя глаза. А вот он наоборот внимательно смотрел на меня.
  Я снова вспомнил о смерти, и сердце моё судорожно сжалось.
  Тогда я не понял, увидел ли Хейн это в моём взгляде, или моё лицо так явно выдавало мысли, но юноша протянул ко мне руки и сказал:
  - Иди к ним.
  Сначала мне не захотелось передать ему мою сестру (при мысли о ней, я вспомнил, что ещё не придумал имя). Но потом здравый смысл возобладал, и я немного неохотно положил ребёнка в тощие руки. Хейн почувствовал моё нежелание и хмыкнул. Потом заверил меня:
  - Да не кусаюсь я.
  Я уже не слушал его, приближаясь к двум пёстрым телам, что выделялись на фоне буро-зелёной травы.
  Мои шаги были очень осторожными, я боялся поторопиться, боялся приблизить эту встречу. На глаза подёрнулась дымка, но я списал это на ужас.
  Сиатрия была больше похожа на себя за всеми ранами и порезами, что нанесли ей люди, чем Лаирасул. Мне показалось, что это от того, что моя мать не сопротивлялась. От этой мысли меня передёрнуло, во всём теле разгорелась такая ярость, какой я не испытывал никогда прежде.
  Мать была в длинной ночной рубашке, вымазанной кровью. Её длинные красновато-рыжие волосы тёмными локонами разметались по земле вокруг неё и на груди. Обычно матовая кожа была жутко бледной, а яркие пурпурные глаза бесцельно раскрыты. Именно в таком виде я её и оставил. Оставил умирать...
  По щеке прокатилась туманная капля, я быстро стёр её тыльной стороной ладони.
  Лаирасула же узнать было невозможно: лицо покрывал толстый слой крови, снежно-белые волосы были розоватыми, а синие глаза были почти чёрными от смерти, застилавшей их. Вид отца вызывал во мне ужас. Никогда ещё его мужественное лицо не было таким беспомощным, умоляющим. Даже когда он уже мёртв. Жуткое зрелище.
  Высокие скулы были в крови, щёки покрыты глубокими рубцами, будто кто-то решил позабавиться с трупом моего отца после его смерти. Новая вспышка ярости сотрясла моё тело, и, не выдержав, я упал на колени рядом с родителями.
  Их любовь была видна даже в их посмертной позе: их разделяли несколько миллиметров, а пальцы были переплетены. Я почему-то был точно уверен, что не Хейн и не убийцы-люди сделали это. Умоляющее лицо отца будто кричало: "Не трогайте её! Убейте меня!". Я был уверен, что он старался сохранить жизнь матери. Не просто уверен, я знал это.
  Тела будто льнули друг к другу, казалось, что родители просто спят. Чтобы не разрушать эту иллюзию, я закрыл глаза матери, заботливо разложил её волосы по плечам и стёр кровь с лица. Отцу я не смог бы помочь, даже если бы захотел, но всё равно пригладил его белые пряди и убрал несколько выбившихся волосков со лба. Когда руки прикасались к мертвенно холодной коже, душа наполнялась пустотой и льдом. Я понимал, что никогда больше не смогу почувствовать жар кожи матери, ощутить тепло прикосновений к тайнам прошлого отца. Теперь всё, что было как-то связано с моими родителями, было объято мерзлотой.
  Из груди вырвалось сдавленное рыдание, которое я удерживал в себе. Из глаз покатились крупные слёзы. Мне показалось, что даже птицы замолкли. О Хейне я как-то забыл, но думать, ни о чём кроме отца и матери, я не мог. Глаза застилала пелена, но лица родителей будто впечатались в мою память и не шли из головы.
  Прошло, наверное, немало времени, прежде чем я взял себя в руки и немного стыдливо стёр слёзы. Последний взгляд, брошенный мной на Сиатрию и Лаирасула, был полон любви. Солнце бросало лучи уже под другим углом, будто близился закат. Меня это не озаботило.
  - Хейн,- хрипло позвал я. Больше всего на свете в ту минуту мне хотелось прижать к себе ребёнка, ощутить его всепоглощающее тепло. Он был последним напоминанием о родителях. Нёс их в своей крови и плоти.
  Юноша возник прямо за моей спиной. Я даже не слышал, как он приблизился, но сейчас не хотелось задумываться над способностями сумасшедшего подростка.
  Его тонкие ручки уже протянули мне сверток, в котором едва заметно ворочалась девочка.
  - Акира, - вдруг произнёс Хейн, смотря на моё недоумевающее лицо.
  - Что? - не понял я. Голос немного дрожал от слёз, готовых политься в любую секунду. Я нетерпеливо кашлянул, чтобы прочистить горло.
  - Ну, - неуверенно начал юноша, - я подумал, что тебе, может, понравиться... ты же не думал над её именем?
  С минуту мы оба молчали: я бездумно глядел в его лицо, а Хейн - в моё. Я несколько раз повторил про себя это слово: Акира. Мне было всё равно. Но тут вспомнился тот факт, что Хейн спас меня, мою сестру, потому я решил хотя бы слегка отблагодарить его невраждебным отношением.
  - Мне нравится, - тихо ответил я. Надеюсь, прозвучало тепло и приветливо. Хотя вряд ли. Эмоции я никогда не умел подделывать. Но Хейн не увидел моего обмана и прямо-таки просиял.
  - Я не трогал твоё сознание! - заверил он. Тогда он казался мне настоящим ребёнком, радующимся самому обыкновенному чуду. - Тебе самому понравилось!
  - Я знаю, - сумрачно пробормотал я. Я не разделял его радости, но очень старался. Не получалось. Какая разница, как будут звать её? По-моему, я бы и воспринял её как Ребёнок. Моих родителей нет. Нет матери, которая так ждала ребёнка и по вечерам придумывала сказки, чтобы рассказывать их малышу... глаза снова покрылись туманом, но я глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться.
  - Прости, - вдруг сказал Хейн, и я поднял на него взгляд, поняв, что юноша все эти мгновения внимательно рассматривал моё лицо. - Ты не можешь вечно грустить по родителям. Ты мужчина. У тебя дочь... то есть сестра. Бери её и неси в будущее. Я знаю, вы, инкубы, тела не хороните, так что пошли отсюда.
  Хейн, конечно не знал, что под влиянием морали моей матери наша семья всё-таки хоронила своих родных. У нас даже склеп был. Вот только сейчас об этом говорить совершенно не хотелось.
  Сначала меня одолело желание задать Хейну по первое число. Он что, не понимает, что у меня больше не было семьи, кроме крохотного существа, что сейчас мирно посапывало в своём маленьком мирке? Я уже был близок к тому, чтобы отдать ему Акиру и удалиться куда подальше. Но потом я обдумал его слова и пришёл к выводу, что юноша был прав. С первого слова я понимал, что Хейн очень странный человек - ребёнок со взрослым умом. Но он меня поражал. Возможно, это у меня интеллект был слишком детским, ведь детство у нечеловеческих существ длилось несколько дольше, чем у людей. Зато как быстро мы потом развивались...
  Я решил, что мысли Хейна идут в нужном направлении. Потому прижал Акиру к себе и уверенно заявил:
  - Я помогу ей найти себя. И кстати, - добавил я, но опять-таки чтобы не казаться неблагодарным. Наверняка натянутый энтузиазм в моём голосе не обманул его. - Акира - слишком коротко. Я знаю одно имечко Кирджава, потому моя сестра будет носить имя Акирджава.
  Это решение пришло ко мне в те самые мгновения, когда я начал говорить. Я действительно слышал о таком имени: Кирджава. Хейн усмехнулся:
  - Ну и извращённая у тебя фантазия.
  Ему явно не понравилось, но он не стал спорить.
  Я, прижимая к себе девочку, медленно пошёл к дому - вдруг есть молоко? Ребёнку нужно есть. Конечно, я не очень надеялся на это, но посмотреть стоило.
  Едва я ступил на деревянную лестницу перед входом, первая ступень со скрипом и треском разломилась. От неожиданности я отскочил и встряхнул Акирджаву, от чего девочка проснулась. Но, к моему большому удивлению, она не издала ни единого звука и принялась внимательно оглядывать меня. Я даже остановился, чтобы заглянуть в её большие пронзительно-синие глаза.
  Я никогда и не предполагал, что кто-то может быть настолько похож на меня! Несмотря на её синие глаза, лицо было почти точной копией моего: только глаза были чуть больше, губы - немного полнее. Я мог представить себе какой она будет через лет десять, просто вспоминая себя самого.
  Непроизвольно улыбнувшись, я подумал, что передо мной лежит маленький ангел.
  Но тут произошло нечто, сбившее меня с толку.
  В ответ я получил оскал, похожий на вампирскую улыбку - на ту самую, которую человек получает, когда понимает, что деться некуда, но жить хочется. Эта жуткая ухмылка, никак не сочетавшаяся с прекрасным личиком и синими глазами, повергла меня в шок. Наверно, я замер в странной позе, потому что Хейн, всё это время шедший позади, быстро подбежал и осторожно спросил у меня:
  - Что случилось?
  Я хотел было недовольно крякнуть: как можно не понять, почему я опешил, если новорождённая девочка так ядовито скалится?! Но потом я понял, что Хейн едва достаёт макушкой мне до плеча (и этот факт меня немало позабавил) и не видит лица Акирджавы. Я немного присел, чтобы голова Хейна оказалась на одном уровне с малышкой. Юноша приподнялся на цыпочки и, поглядев на её личико, резко отпрянул.
  - Это у вас семейный оскал?! - ни с того ни с сего воскликнул Хейн. Это замечание просто разбило моё внешнее спокойствие, и я с ужасом воззрился на человека.
  - Это ты о чём? - я почувствовал, что слишком сильно прижимаю к себе Акирджаву и немного ослабил хватку. Ужасная ухмылка уже сошла с её личика, уступив место сосредоточенности. Мне казалось, что она пытается понять, почему здесь оказалась.
  - Да о вашей с ней улыбке! - нетерпеливо взвизгнул юноша, указывая на мои губы. - Ты точно также скалишься!
  Первым побуждением было оспорить его заявление.
  - Не понял, - удивлённо пробормотал я. Хейн смотрел на меня недоверчиво.
  - А то ни разу перед зеркалом не улыбался! Ты так уже несколько раз ухмылялся! - голос юноши снова перешёл в визг. - Я сначала подумал, что это от горя, но когда Акира так улыбнулась, я понял, что дело вовсе не в грусти или в чём-нибудь ещё!
  - Ха, - только и сумел выдавить я. Хейн произнёс её имя с явным наслаждением. Ох, не нравилось мне это, но на сей счёт я ничего не сказал.
  Чёрт возьми, как же это выглядит, когда я улыбаюсь? Я попытался воскресить в памяти свой улыбающийся образ, но перед глазами всплыл обычный мой облик. Обычный только для меня, ясное дело. Я понял, что у меня появился дополнительный стимул попасть в дом - найти зеркало и улыбнуться. Вероятно, мой мозг отчаянно старался зацепиться за любую мысль, любое действие, лишь бы не воскрешать в памяти трагично главное.
  Больше я не стал экспериментировать со ступеньками и просто перепрыгнул через небольшой деревянный пролёт, цепляясь за перила. Вся конструкция опасно затрещала подо мной, но я не обратил на это внимания. В голове мелькали разрозненные образы: мать с перемазанным кровью лицом, отец и его розоватые волосы, жуткая первая улыбка Акирджавы и одно воспоминание, порождённое моим воображением - я, оскаливающийся в жуткой ухмылке. Меня передёрнуло от последнего, но я не остановился и пошёл дальше, открывая опалённую входную дверь. Я быстро проскочил в дом, хлопнув ею, и едва она коснулась стены, витражи - ещё утром бывшие красивыми цветами из хрусталя - со звоном треснули и мелкой крошкой рассыпались по деревянному полу. Не обратив и на это внимания, я двинулся в сторону кухни.
  Но все мои надежды рассыпались в прах: как только я ступил на чёрный от копоти пол, с потолка что-то рухнуло, а потом обвалилась и вся крыша над комнатой. Я едва-едва успел отскочить, но шум всё-таки заставил испугаться Акирджаву, так что девочка всхлипнула и залилась безудержным плачем. Я ожидал чего-то подобного, но не имел ни малейшего представления о том, как успокоить ребёнка.
  - Хейн, - позвал я. Второй раз за этот день. Чёрт бы его побрал, этого Хейна, но он мне был нужен.
  - Что? - голос юноши звучал как-то глухо, и мне сначала показалось, что его засыпало крышей, но потом я сообразил, что его не было в комнате. Я огляделся в поисках своего новоиспеченного союзника и нашёл в дальнем конце соседней комнаты, где он с интересом разглядывал портрет моей матери, висевший на стене. Акирджава резко замолкла, когда я произнёс имя Хейна.
  Я с изумлением отметил, что портрет почти не пострадал, только нижняя часть платья матери казалась ободранной, а в целом картина отражала её красоту. Сердце сжалось, но я раздражённо выкинул эти мысли из головы. Стена за золотистой рамой тоже не пострадала, это немного заинтересовало меня, но не настолько, чтобы я пошёл к Хейну и помог ему в "раскопках имущества Асгейров".
  Хейн виновато поглядел на меня и спросил:
  - Можно снять?
  Я хотел ответить, что этот портрет (нарисованный, кстати, моим отцом) не был предназначен, чтобы люди прикасались к нему своими грязными лапами. А потом я напомнил себе, что благодаря уходу Хейна Акирджава сейчас была жива, а не лежала рядом с двумя трупами наших родителей. И тут меня посетила одна очень резкая, но важная мысль, которую нужно было озвучить с самого начала.
  - Погоди, - пробормотал я. - как ты смог уцелеть при нападении людей?
  Хейн, видимо, надеялся, что этого вопроса не прозвучит, и это его очень даже обескуражило. По лицу видно было. Он печально улыбнулся и постучал себя пальцем по голове.
  - Всё здесь, - тихо ответил он. - Я заставил их перебить друг друга... тела я... ну, в общем, они сгорели вместе с какой-то комнатой этого дома.
  Я хмыкнул. Сообразительный гадёныш.
  - Твои способности что, могут действовать на группу? - восхитился я.
  - На толпу, - немного хвастливо поправил Хейн. - Да.
  Я присвистнул (опять-таки второй раз за день и снова по поводу Хейна!). Оказывается, от союза эльфа и человека получаются очень даже одарённые детки! На ум пришла идиотская мысль - нужно как-нибудь проверить, все ли дети от таких союзов с людьми рождаются похожими на Хейна. Причём убедиться в этом нужно именно на собственном опыте.
  - Так можно снять? - опять спросил юноша, поглядывая на портрет.
  - Валяй, - махнул рукой я. Что теперь с этой чёртовой бумажки будет? Разве что память, и то недолговечная...
  Хейн ухватился за края огромной золотой рамы с причудливыми узорами. Его сил явно не хватало, чтобы снять полотно со стены, но человек упрямо потянул, и творение моего отца повалило его. Я, слегка покачивая Акирджаву, глядел на это и ухмылялся.
  - Я сейчас, - буркнул я, не уверенный в том, что Хейн слышал. Но это было и неважно. Я прошёл в другое крыло дома, где у нас располагались ванные. И, соответственно, зеркала.
  К моему удивлению эта часть дома была вообще не затронута огнём, хотя полыхал весь особняк, когда я пролетал над ним. Всё было цело: и мебель, и даже окна. На какую-то секунду мне захотелось верить, что всё произошедшее - сон, что я просто уснул, а глаза открыл только здесь, в этих комнатах. Что сейчас я обернусь и увижу родителей. Но эта мысль развеивалась и благодаря застоявшемуся запаху гари в доме, из-за возни и негромких причитаний Хейна и из-за Акирджавы, что мирно лежала у меня на руках.
  Чтобы горе не захлестнуло меня снова, я нетерпеливо толкнул дверь в первую ванную комнату.
  Всё было выложено тёмно-зелёной плиткой, похожей на траву. Большая чаша в форме идеального круга была до сих пор наполнена водой цвета крови. Мне не составило труда понять, что здесь Хейн обмыл Акиру, когда нашёл её. Наверняка она была в крови, как и все новорождённые. Я взял Акирджаву в одну руку и прикоснулся свободной к поверхности воды кончиками пальцев - холодная.
  Комната была довольно большая, и зеркало висело в противоположной её части. Я прижал Акирджаву и подошёл к собственному отражению.
  В тот момент я не увидел ничего нового для себя: спокойное прекрасное лицо в обрамлении снежно-белых волос, и ярко-красные глаза, не сочетавшиеся с бледностью кожи и светлостью локонов. И тогда я попробовал улыбнуться Кионе из зеркала, чувствуя себя полным идиотом.
  Я и не рассчитывал увидеть что-то странное, но то, что открылось мне, было просто невероятным: моё лицо изменилось. Не просто приподнялись губы, и мелкие морщинки собрались вокруг глаз, а по-настоящему изменилось, будто это был вовсе не я.
  Передо мной стояло существо, несомненно, прекрасное, но выглядело оно плотоядно и жутко. Глаза, вопреки смягчающему действию улыбки, были жёсткими. Глаза убийцы. Мне стало немного неприятно от себя самого, и я быстро отошёл от зеркала, стирая с себя глупую ухмылку. Боги, бедные мои родители, что видели этот оскал каждый день. Я бы испугался.
  Когда я, немного расстроенный, выходил из комнаты, Хейн уже ждал меня за дверями.
  - Я же говорил, - бросил юноша. Его зелёные глаза впились в мои, но, чтобы закрыть ему доступ в мою голову, я отвёл их.
  - Не смей, - тихо предупредил я. Возможно, глухость моего голоса заставила его отказаться от едких колкостей, которые (я чувствовал) жгли ему язык. Он хмыкнул и пробормотал:
  - Я лишь хотел, чтобы ты принял свой облик таким, какой он есть.
  - Я хочу знать какой я на самом деле, а не такой, каким ты хочешь, чтобы я себя знал, - возразил я.
  Хейн промолчал, пытаясь разобрать то, что я ему сказал, но меня мало беспокоил смысл сказанного мной.
  Меня не столько потрясло, сколько разочаровало моё улыбающееся отражение. Сначала я подумал, что Хейн преувеличил насчёт "семейного оскала". Но теперь я понимал, что человек увидел правду. От ужаса даже мысли не шли. Мои родители видели это постоянно, каждый день, а теперь больше никогда не увидят...
  - Что будем делать дальше? - спросил Хейн, прерывая мои раздумья.
  Несколько мгновений я молчал. Подобные мысли уже приходили ко мне, и я заранее готов был к такому вопросу.
  - Я собираюсь уйти в Айнон. Там и я, и я Акирджава будем в безопасности.
  Хейн изумлённо уставился на меня.
  - Туда четыре дня пути, если не больше! - воскликнул он. Мне лично никогда не казались четыре дня большим сроком. В конце концов, я не человек, потому просто не мог тащиться в столицу так долго.
  Айнон был, пожалуй, самым прекрасным местом всей Вселенной. Столица магии. Людей там почти не было, это меня привлекало больше всего, но попасть в магический город могли немногие: только по-настоящему нуждающиеся находили его. К столице, конечно, вела дорога, но для тех, кто просто ради интереса искал Айнон, она ветвилась и заводила в глухие дебри или в горы. А я вот нуждался сейчас в таком приюте, как Айнон, очень сильно и был твёрдо уверен в том, что найду его.
   - Для тебя это много. Ты человек. А я могу не останавливаться на привалы, а в сутки могу спать не больше двух часов. Я смогу добраться туда за два дня. А то и за один.
  Хейн хмуро уставился на меня, недовольный непробиваемой логикой моих суждений. Конечно, он знал, что я преодолею расстояние между Айноном и нашим домом за гораздо меньший срок, чем он назвал. И тогда я понял, что не понравилось человеку.
  - Ты что, с нами намеревался пойти? - изумился я. Меня это удивило: ни о какой дружбе с людьми и речи быть не могло. Конечно, Хейн спас Акирджаву, помог мне и всё такое, но на этом мы и остановимся. И точка. Он человек, я инкуб, мы враги по определению.
  - Мне некуда идти. Я бы не хотел оставаться в одиночестве. Тем более, что мы теперь знаем друг друга, - робко пробормотал юноша.
  В голосе его было столько надежды, что меня аж передёрнуло от неприязни, внезапно зародившейся в сознании.
  - Нет, - твёрдо сказал я. - Я отправляюсь с Акирджавой в Айнон. Только я. Ты иди своей дорогой. И постарайся не умереть раньше срока.
  - Я спас тебе и ей жизнь, - обвиняющим тоном напомнил юноша. Да как ему наглости хватило попытаться возражать мне?! Чтобы не сорваться и не оторвать ему голову я глубоко вздохнул, ощущая с небывалой остротой его человеческую вонь.
  - Спасибо тебе за это, - сухо отозвался я. - Можешь обыскать дом и стащить здесь что-нибудь. Продашь находку на чёрном рынке, наваришь деньжат и забудешь про нас.
  - Ты думаешь, дело в деньгах? - прошипел Хейн. - Я не смогу вас забыть. Для меня спасение жизни значит, похоже, куда больше, чем для тебя.
  - Вполне возможно, - равнодушно пожал плечами я. Это начинало немного утомлять.
  - Жаль, - пробормотал Хейн, и я с удивлением отметил, что голос его осип и немного дрожит. Только слёз не хватало! Чтобы поставить жирную точку в наших отношениях (если можно было назвать общение, длившееся несколько часов, отношениями), я развернулся и пошёл с Акирджавой прочь. Мне не терпелось двинуться в путь, но я, хоть убей, не знал с чего начинать. Но, подтверждая перед Хейном свою решимость, я сердито зашагал в сторону конюшен, что были скрыты за деревьями сада.
  Я не был уверен, что люди оставили моих коней живыми (а при мысли о гибели Малраха я и вообще думать не мог), но моя решимость отправиться в Айнон поскорее давала себя знать: я мчался со всех ног. Хотя мог бы, конечно, и быстрее, но на руках у меня была как-никак Акирджава. Надо было бережнее относиться к ней.
  Возможно, во мне всегда был скрыт инстинкт защитника и отца семейства, просто он спал ровно столько, чтобы вылиться в полной мере на мою сестру. Теперь я не чувствовал ничего более остро, чем желание спасти её, помочь выжить. Я любил её. Настолько сильно, насколько только мог. Раньше я не чувствовал ничего подобного. Наверно, это и называется семейными узами, силу которых я ещё никогда раньше не ощущал. Хотя пока что моё сознание укрывала пелена потери, меня радовала новая черта характера.
  Как только эта мысль пришла мне в голову, всё резко перемешалось перед глазами, всё поменяло ракурс. Даже солнечные лучи теперь не рассеивались вокруг меня, ветер не обдувал моё лицо, а небо не бездумно висело над головой. Теперь весь мир был направлен на мою маленькую Акирджаву. На Акиру, которая глядела мне в глаза с недетской сосредоточенностью. Мне показалось, что свет сходится на её скулах, ветер приносит только её аромат, а деревья шумят и тянутся в её сторону. Я остановился.
  Моё сердце перестало биться почти на три секунды, я готов был поклясться в этом. Когда её синие глаза перехватили мой влюблённый взгляд, девочка слегка нахмурилась, и между бровей у неё пролегла неглубокая морщинка, что сделало её невероятно хорошенькой. Боги, в одну секунду всё поменялось. Больше я не был Кионой Асгейром, больше не было Хейна, свет больше не был тем, что раздирало темноту мира. Теперь Акира была солнцем.
  Её лицо слепило меня, будто я глядел на маленькое, но чрезвычайно яркое светило.
  Мне почудилось, что её сердце бьётся в унисон с моим. Я слышал его тихий ритмичный стук, чувствовал, как малышка легко дышит. Любовь захлестнула меня с головой, и я прижал сестру к себе, желая впитать её в собственное тело. Как хрупка она была! Казалось, любое дуновение было способно сломать её, каждый солнечный луч - сжечь.
  - С тобой всё будет хорошо. Обещаю, - прошептал я, прижимая её маленькое тельце к себе. Где-то сзади Хейн издал нечто вроде смешка. Это меня не заинтересовало, потому я пошёл к конюшням.
  Двери были настежь раскрыты, что совсем не удивило меня. Более того, я почувствовал какое-то облегчение: люди предсказуемы, как звери. Их нечего бояться.
  Деревянный пол конюшен был залит синеватой кровью - такой цвет приобретала мёртвая кровь коней породы Шелв. У дальней стены я увидел высокую кучу цвета свежего мяса. Когда я понял, что это мои освежёванные лошади, я со стоном опустился на колени, рассеянно прижимая к себе Акиру. Я был настолько зол, что попадись мне Хейн в ту секунду в руки, я бы растерзал его.
  Мясо Шелв было ядовитым, но шкуры и гривы невероятно ценными.
  Люди уничтожили разумных существ ради собственных нужд. Меня едва не затошнило. Казалось, скажи им, что глаза их детей очень ценны из-за лечебных свойств, они бы побежали выкалывать их своим чадам.
  Ненависть к людям сжигала меня изнутри.
  Теперь Малраха даже найти не удастся: я с ужасом понял, что глаза у всех лошадей отсутствуют. Не попрощался я со старым другом. Оцепенение овладело мной. Сколько же ещё я должен потерять за сегодняшний день? Грудь, казалось, разрывалась от горя, внезапно затопившего меня. Разве может быть настолько больно?
  "Может, - услужливо шептал разум. - Но тебе будет ещё больнее".
  Акира настороженно поглядывала на меня своими синими глазами. Она чувствовала, что всё во мне кричало от ужаса, страха перед будущим и жгучим желанием сдаться.
  Я не переживу, если что-то ещё обрушится на меня в этот день, в этот час...
  - Я иду с вами, - произнёс красивый уверенный голос за моей спиной.
  Я медленно обернулся, уже готовясь к тому, чтобы пресечь все попытки Хейна настоять на своём. Но тут на моё плечо легла тёплая ладонь, лёгкая и сильная одновременно. Этот жест, заключавший в себе так много чувств, заставил меня вновь почувствовать, как слёзы горячей волной обожгли глаза. Хейн мягко сжал ладонь, как бы говоря "Крепись. Ты не один".
  Туманные капли провели мокрые дорожки по щекам, я задыхался в собственных хриплых вздохах, что рвались из груди. Я хотел закричать, хотел обратиться в дракона и улететь отсюда, как можно дальше. Отдалённо я понимал, что прошёл только день, но казалось, что мне куда больше, чем семнадцать лет. Я слепо прижимал к себе Акиру, не совсем осознавая, что рыдания сотрясают меня.
  Мне было холодно, я точно чувствовал, что руки стали ледяными и дрожали, волосы скрыли меня от всего и вся в своей белоснежной густоте. Хейн присел рядом со мной, всё ещё держась за моё плечо. Его ладонь, которую я ощущал через лёгкую ткань рубашки, несла в себе столько утешения, что любой бы уже успокоился и принял свою судьбу такой, какая она была.
  Но только не я.
  - Люди - звери, - прошептал я. Прозвучало это клятвенно, будто эти слова означали, что теперь убийцам семьи Асгейров не избежать моей мести, даже если ради этого мне пришлось бы последовать за их сожжёнными душами в посмертный мир. Но это и без слов было понятно.
  - Да, - спокойно подтвердил Хейн.
  Я всхлипнул и посмотрел на него с непониманием. Он мог бы промолчать, ведь именно представителей его вымирающего рода я готов был истребить и в другом мире. Хотя он и сам с лёгкостью избавился от группы, обнаружив их у меня дома... Что-то он темнил.
  - Я не стал с самого начала рассказывать. Но раз уж тут такое дело... Ты же любишь длинные истории?
  Юноша вздохнул и сел прямо на пол, вытянув ноги и готовясь начать рассказ.
  - Так вот, - начал он, - я хожу по миру вовсе не от того, что меня изгнали. Моя мать, эльфийка по рождению, влюбилась в человека, моего отца. Ей претила Вечность, проведённая без него, потому она решила родить от него ребёнка. Вдруг дитя было бы бессмертным, как и она? Тогда частица этого человека всегда была бы с нею.
  Я слушал затаив дыхание. Какое, однако, странное мышление у эльфов! Не имеешь любви мужчины, так хоть родить кого-нибудь от него... даже смешно и глупо.
  - Моя мать соблазнила человека, что не замечал её в зелени лесов и полей, где она обитала. То был день летнего солнцестояния, - взгляд Хейна был устремлён в пространство, будто он видел всё это сейчас. - Так я был зачат. Как только мама поняла, что вынашивает ребёнка, она скрылась в лесах, даже ещё глубже, чем раньше, уйдя в самые тёмные чащи... Она боялась выйти к людям. Она знала, что они животные и не будут долго ждать, чтобы уничтожить её сокровище, то есть меня.
  Я родился. Мама тяжело перенесла роды, она была почти при смерти.
  Она также поняла что я, как наполовину человек, не смогу выжить в лесу один, когда смерть придёт за ней. Мама принесла меня к моему отцу, у которого к тому времени не было ничего, кроме старой лесопилки и ветхого домика.
  Отец, когда я жил у него, рассказывал мне всё это. Да и деревенские жители тоже видели и слышали многое. Мама умерла на руках отца, тогда он понял, что она была первым существом, давшим ему что-либо бескорыстно и безвозмездно. Я унёс её жизнь, потому меня назвали Хейн. Три недели назад он рассказал мне обо всём этом и поставил мне в вину гибель мамы. Что, мол, я своим внезапным рождением убил её. И попытался убить меня самого. Тогда я бежал.
  Хейн замолчал.
  Я уже не рыдал, а внимательно всматривался в его странноватое лицо. Мне стал любопытен один факт, о котором юноша умолчал.
  - Ты сказал, что убил свою мать... потому тебя назвали Хейном... что-то я связи не вижу, - признался я.
  Тот поглядел на меня мягко, почти снисходительно, и ответил:
  - В переводе с эльфийского "Хейн" значит "смерть".
  - А, - протянул я, не зная, что сказать.
  Теперь мне стало ясно. На эльфийском я говорил не очень хорошо, потому и не понял значения имени моего нового (при этом слове я немного удивился, потому что оно само вырвалось у меня) друга.
  Я провёл ладонью по лбу, пытаясь смахнуть с себя остатки горя. Слёз больше не осталось - я чувствовал это по той пустоте, что образовалась где-то под глазами и немного ниже сердца. От мысли, что мне больше не будет возможности хотя бы сегодня проявлять свои эмоции так бурно, стало немного легче. Акира, что согревала мне грудь, к которой я её прижимал, немного поворочалась в своей импровизированной кроватке из отреза какой-то тёплой ткани.
  - Жестокие у тебя родители были, - задумчиво проговорил я нестройным голосом. Наверняка, сейчас всё что угодно может ранить меня в самую душу и вызвать слёзы... кошмар.
  - Вообще-то я с ними согласен. Точнее с ним, - ответил Хейн. - Это отец назвал меня так.
  - Жестокий, - упрямо повторил я. Как же можно давать ребёнку такое имя?! С ним придётся идти несчастному всю жизнь (или вечность, кому как повезёт)! Бессердечные люди. Им не понять страданий существа не их расы...
  Чудовища.
  Хейн пробормотал что-то невнятное, и я понял, что он знает, какие мысли посещают сейчас меня.
  - Люди не такие уж плохие,- прошептал он. - Наверное, тебя не удастся убедить в обратном, но так оно и есть.
  Я хмыкнул.
  - Да уж. Не удалось.
  Хейн пожал плечами.
  - Такова твоя доля - видеть в нас только плохое.
  Я был очень удивлён, что Хейн назвал себя и людей "нас". Как правило полукровки старались назваться расой бессмертного существа или более сильного. А вот Хейн, похоже, даже гордился тем, что он человек. В каком-то смысле, разумеется, ведь с такими способностями, как у этого хлипкого на вид юнца, и такой родословной и историей сложно считать его человеком. Но запах у него был убийственно человеческим. Даже в тот момент мне было до жути неприятно дышать рядом с ним.
  Но в то же время он с лёгкостью убивал "своих". Интересно получалось.
  - Я иду с вами в Айнон, - произнёс Хейн после нескольких минут слегка напряжённого молчания. Его глаза были направлены в сторону от меня, когда я поглядел на него, будто юноша боялся поддаться соблазну взять верх над моими настоящими мыслями. Мне это показалось в какой-то мере забавным: из-за меня ещё никому не приходилось бороться с самим собой.
  - Хорошо.
  Я услышал свой голос будто из тоннеля. Он звучал немного тихо, но вполне уверенно.
  Я не мог согласиться! Это не я сказал!
  Но, будто опровергая этот факт, Хейн упорно не смотрел мне в глаза. Боги, теперь от него не отвертеться, это же был я.
  - Я не буду говорить, что это ты сказал, что я не виноват в твоём решении, - язвительно начал Хейн, медленно поворачиваясь в мою сторону. - Но я бы и так пошёл. Если бы нужно было, влез в твоё сознание.
  Это повергло меня в шок. Я был близок к тому, о чём жалел бы всю свою вечность, но этот получеловек дал мне право самому выбирать. И я выбрал вариант, исключительно привлекательный только для него. Но не для меня.
  - Ты же понимаешь, что я не знаю, почему ответил так? - попытался намекнуть я. Хейн, без сомнения, всё понял, но старательно изображал недоумение. Он отрицательно качнул головой и сделал круглые глаза, будто мои слова его изумили.
  - Понимаешь, - рассуждал я, не обращая внимания на немного недовольный вид юноши. - Мне только не понятны твои причины...
  - Разве не ясно, почему?! - внезапно воскликнул Хейн. Настолько резко, что я вздрогнул. - Моя жизнь - это недоразумение! У меня нет ни друзей, ни семьи, ни даже врагов! Я ищу место, где меня примут, где я смог бы хоть как-то вписаться! Всё это, - он широко обвёл рукой нашу долину, - не моё! Тебя вынуждают обстоятельства, так пойми и меня!
  Я с удивлением уставился на парня: такой пылкой речи я от него не ожидал. Он, похоже, сам не до конца понимал, что вызвало в нём такую бурю чувств. Но я знал, что всё высказанное им копилось много лет угнетений и лишений со стороны ужасного отца (если тот, конечно, являлся именно таким тираном, каким его описывал Хейн). Во что мне, признаться, верилось без труда. Я всегда считал людей отвратительно лживыми, способными предать и ударить в спину. Как мне казалось, не безосновательно.
  - Ладно-ладно, - примирительно сказал я. - Идём все вместе.
  На несколько минут мы замолчали, уйдя каждый в свои мысли. Я продумывал то, что нужно с собой взять, куда податься в первую очередь...
  - Только есть парочка условий, - заметил я, и Хейн серьёзно посмотрел на меня. - Идём с моей скоростью, привалы... ну только когда нужно спать мне. И ещё когда нужно кормить Акиру. Ни часа больше не потрачу впустую, - закончил я немного сердито.
  - Отлично, - немного поспешно отозвался Хейн, чем страшно меня удивил. Я думал, что юноша постарается смягчить мои жёсткие требования к путешествию, но, по-моему, ему они пришлись по душе. - Я, на самом деле, сам хотел предложить что-то подобное.
  - Прекрасно, - подвёл итог я, вставая. - Нужно вещи собрать...
  Тут я беспомощно поглядел на человека, и от стыда у меня щёки запылали:
  - Я не знаю, что нужно для длительных походов.
  - Я помогу, - без тени сарказма и с тёплой улыбкой вызвался парень. Я никогда не думал, что мои слова могут вызвать в ком-то такие эмоции: глаза у Хейна горели радостным возбуждением, он стал, казалось, немного выше, в движениях сквозила какая-то свирепая грация, когда он поднялся вслед за мной.
  - Что? - вдруг спросил юноша, настороженно глядя на меня.
  Тогда я понял, что любовался моим новым... другом с раскрытым ртом. Настолько красив он был в те секунды. Я никогда не смотрел на мужчин с вожделением, присущим моей расе, но тогда я впервые почувствовал, что значит мужское обаяние. Стало заметно, что слегка сероватые волосы Хейна показывали идеальный овал лица, глаза в обрамлении густых чёрных ресниц просто огромны и невероятно красивы в своей зелени, а бледная кожа лишь подчёркивает их непередаваемый цвет. Человеческий запах юноши как-то затуманился, затерялся на задворках моего сознания, превратившись в лёгкий аромат, немного похожий на цветочный...
  - Я, - слова застряли в горле, когда я случайно заглянул в его глаза, наполненные почти что детским непониманием. - Я...
  - Ты? - попытался поторопить меня Хейн.
  - Ничего. Хочешь помочь - помоги, - ответил я и поскорее отвёл глаза. Боги, что же со мной случилось? Почему не говорю того, что думаю?
  - А, ну ладно, - легко согласился юноша. Он прошёл мимо меня к дому , и я медленно поднялся вслед за ним.
  Уходить в Айнон не хотелось совсем. Я начал осознавать это, когда, проходя по двору перед домом, увидел почерневшее от копоти окно моей комнаты. Где-то глубоко в душе заныло, да так, что я начал задыхаться под тяжестью навалившихся на меня чувств. Дыхание сбилось, я начал дышать неровно, быстро и мне едва хватало воздуха. Хейн услышал то, как громко я хватаю ртом воздух, и быстро подбежал ко мне. На его лице была написана тревога, оно оказалось всего в каких-то двух сантиметрах от моего, но то, что решило убить меня изнутри не дало понять этого. Я даже не заметил, когда юноша вырвал у меня из рук Акиру, а я припал к земле, судорожно глотая пыльный воздух.
  Внезапно все звуки оборвались, испуганные восклицания Хейна затихли, даже стука крови в висках не было. Холод сковал движения, я не смог пошевелиться...
  А потом меня накрыла тьма.
  
  
  Когда я открыл глаза, надо мной нависало что-то синевато-чёрное, немного переливающееся. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять - это звёздное ночное небо. Ночное?!
  Меня бросило в дрожь. Мы потеряли целый день из-за какой-то слабости, что меня одолела. От этой мысли захотелось куда-нибудь уйти, убежать. Далеко, чтобы никогда больше не вспоминать об этом...
  - Хейн, - скоро это имя будет самым употребительным словом в моей речи.
  - Я здесь, - отозвался красивый грудной голос откуда-то справа. Я повернул голову и увидел, что Хейн смотрит на меня настороженно, будто ожидая увидеть на лице симптомы какой-то болезни.
  - Я что... - даже произносить было стыдно. - В обморок упал?
  - Немного, - неуверенно ответил юноша и отвёл глаза. А потом немного мягче произнёс. - Ты считаешь меня своим другом.
  Я онемел. Даже почувствовал, как густой румянец накладывает свои горячие ладони на мои щёки.
  - Откуда такие сведения? - я попытался изобразить равнодушие.
  - Я же не могу закрыть проход к твоим мыслям, когда ты так открыто мне их показываешь в подсознании.
  Я вздохнул, а потом резко закашлялся. Хейн подскочил ко мне, опасаясь того, что я опять начну задыхаться. Он склонился надо мной.
  - Всё хорошо, - прошептал он. В этих двух словах было столько нежности и преданности, что я, поддавшись порыву и всё ещё кашляя, приподнялся и обнял Хейна.
  - Ты наш с Акирой спаситель, - пробормотал я, зарываясь в его длинные тёмные волосы. - До твоей смерти я буду тебе обязан.
  Хейн, замеревший в странной позе (руки расставлены как крылья, глаза широко распахнуты от удивления), негромко рассмеялся и похлопал меня по спине. От его прикосновений кожа будто зажглась тысячами огней, что жалили меня, заставляли гореть...
  - Наконец ты понял это, - посмеиваясь, заявил он. - Ты весь день думал о том, как хорошо, что я вас нашёл.
  Отпуская Хейна, я посмотрел ему в глаза.
  - Я понял, что ты не человек, - улыбнувшись, пояснил я.
  Лишь я улыбнулся, на лице Хейна промелькнуло что-то очень похожее на испуг. От этого, казалось бы, незначительного жеста меня передёрнуло.
  - Прости, - прошептал я, чувствуя, как горечь от того, что я сам больше зверь, чем этот получеловек, застилает разум.
  Я чудовище.
  Это я хотел оставить существо, что не пожалело сил ради спасения незнакомца с ребёнком. Я убил невинное создание в городе, что не было виновато в участии её родственников в убийстве моей семьи. Я с горечью подумал о том, что лицо убитой девушки будет со мной ещё очень долгое время. Я закрыл лицо ладонями и постарался успокоиться.
  - Тебе не за что винить себя, Киона. Ты не больший монстр, чем я.
  Он улыбнулся. Я не ответил на улыбку, боясь напугать своего спасителя.
  - Прости, - повторил я. - Прости, что хотел бросить тебя. Прости, что... - я замялся, вспоминая сколько зла наговорил ему. Ужаснувшись, я постарался поскорее закрыть эту тему, - прости меня.
  - Я незлопамятный, - постарался утешить меня Хейн, но я всё равно чувствовал себя полным ничтожеством. Как я мог испытывать отвращение к тому, кто спас меня от гибели, помог выжить моей сестре... да ещё и убил тех ублюдков, что решились прийти ко мне в дом и уничтожить моих родителей.
  - Но ты лишил меня мести, - эта мысль пришла мне на ум, как искра в ночи. Раздражение сковало скулы, но я сжал зубы, чтобы не наговорить чего-нибудь Хейну. Опять.
  - Я дал тебе вместо этого жизнь, - легко ответил юноша, будто мы говорили о погоде. Я вздохнул. Мне не выиграть в споре с этим человеком.
  - Ладно, - согласился я. - Пошли искать что-нибудь в дорогу.
  Хейн с готовностью вскочил на ноги и, стараясь держаться ближе ко мне, чтобы в случае чего поддержать, пошёл к дому. Я, вспомнив, в каком состоянии была кухня, не решился вести получеловека в разваливающийся дом. К тому же с нами ребёнок...
  И только тогда я заметил, что Акиры с нами нет.
   - Где Акира? - воскликнул я. Какая-то часть моего сознания говорила, что Хейн не дал бы в обиду мою сестру, но всю остальную часть головы занял липкий страх.
  - Она там, - Хейн показал назад. Левее того места, где лежал я, был маленький холмик, в котором я узнал тряпки, в которых лежала моя сестра. Я кинулся к ней.
  Наклонившись над Акирой, я вгляделся в её личико. Только сегодня рождённая, он не походила на младенца. Черты лица были скорее уже взрослыми, просто уменьшенными.
  Я бережно убрал с её бледного лба белоснежную прядь. Девочка спала, как ангел. Легонько коснувшись губами её щеки, я побежал обратно к Хейну, который тактично рассматривал звёзды.
  - В доме пусто. Уверен, - проинформировал я. - Можно зайти в семейный склеп, там на могилах есть какая-то еда.
  Хейн побледнел (если это вообще возможно с его болезненного вида кожей) и воззрился на меня неверящим взглядом. В нём был написан такой ужас, что я невольно заозирался.
  - Что? - удивлённо спросил я, когда молчание юноши затянулось.
  - Ты собираешься... расхищать могилы? - спросил он срывающимся голосом.
  - Ну и что? - не понял я. Да что с ним такое?
  Хейн помотал головой, будто пытался разогнать туман перед глазами.
  - Ты с ума сошёл? Это же могилы твоих предков! - закричал юноша, чем окончательно удивил меня. Какое ему дело до моих предков?
  - Так они же мёртвые, правильно? Они нам отдадут свои запасы, чтобы не умерли и мы, - почти оправдываясь сказал я. Хейн всё также с ужасом глядел на меня.
  - В том-то и дело, что неправильно! Чёрт возьми, ты что, не страшишься вообще ничего?! Ты будешь наказан! - воскликнул получеловек.
  Тогда я понял, в чём было дело. Я едва удержался от смешка.
  - Ты веришь в Бога, Хейн? - спросил я изумлённо. По-моему, уже даже люди поняли, что пора перестать верить в судьбу, богов и тому подобное. Может, я сам иногда кричу проклятья в небеса, обращаясь к богам. Но так я же в них не верю, а кличу только по привычке...
  - Он есть, - твёрдо сказал юноша, сердито глядя на меня. - Потому он накажет нас, если мы решим потревожить тех, кого он уже приютил.
  Я закатил глаза.
  - Не говори глупостей. Если и будет наказание, то только мне. Ты просто подержишь двери. Я возьму еду. Теперь ты согласен?
  - НЕТ! - воскликнул Хейн. Похоже, его в ужас приводила одна мысль о том, что мы возьмём что-то с могил.
  - Не хочешь, не иди, - резковато пробормотал я и пошёл за дом, где была дверь в "подземное царство" дома Асгейров. Она была замаскирована под стену, потому, наверно, люди и не стали врываться в неё. Не нашли.
  Я редко открывал тяжёлые дубовые двери, чтобы войти в семейный склеп. Просто мне было неинтересно смотреть на возвышения могил моих прародителей. А теперь я нуждался в них, как в воздухе.
  Два дня назад мы с отцом приходили сюда - приносили "пожертвования" Богам (отец мой всё же верил в них). Лаирасул принёс много хлеба, вина и дюжину кусков мяса. Это воспоминание грело меня. Инкубы рождались с полным рядом зубов, потому Акира уже сейчас сможет прекрасно есть всё это. А на алкоголь кровь мне подобных не реагировала, потому сестре можно будет пить и вино...
  Я представил себе лицо Хейна, когда я буду поить новорождённую вином. Наверняка, он закатит истерику.
  Я не стал дожидаться парня. Он сам решит, идти ему за мной или нет. Потому ноги просто несли меня вниз по лестнице, что вела в полные сумрачной влажности покои смерти моего рода.
  Холмики с невысокими обелисками по обеим сторонам от меня притягивали взгляд. Я никогда не чувствовал себя настолько смертным. Все мы когда-нибудь умрём или нас убьют. Даже тех, кому дарована вечность. Внутри стало как-то пусто. Неуютно.
  Страшно.
  Я понял, только сейчас понял, что сегодня был на волоске от смерти. Я почти потерял ту крупицу счастья, которую получает каждый при рождении. Я остановился.
  В ту секунду мне было по-настоящему страшно. Я почти умер. Почти.
  Позади послышались шаги Хейна, отдававшиеся эхом в тёмном подземелье.
  - Киона, - осторожно позвал он меня. Понятное дело, для человеческого глаза здесь слишком мало света. Он едва сможет разглядеть стену перед собой, и то, когда уже врежется в неё. Потому я решил смилостивиться над юношей и пошёл ему навстречу.
  В темноте Хейн смотрелся до нелепости забавно: тонкие ручки, худощавое тело, длинные ноги... я едва не засмеялся. Он смотрелся, как жёлудь на спичках. Вот как это выглядело.
  - Я тут, - мой голос отразился от влажных от времени стен и долетел до Хейна, который слепо озирался, пытаясь заметить меня. я усмехнулся и подошёл к нему. Как я и подозревал, парень меня не видел вплоть до того момента, пока я не встал прямо у него под носом. Сперва он испуганно отшатнулся, почти упал и недовольно проворчал:
  - Нельзя же так... ты-то бессмертный, а у меня жизнь одна. Мне её потерять легко, а тебе не позволю это со мной сделать.
  Я хохотнул. Он так смешно выглядел, когда злился. А в темноте подземелий мне казалось, что я говорю с богомолом. Я схватил его за руку и потянул за собой. он неуверенно поплёлся следом, явно разгневанный тем, что приходится идти за мной, а не вести меня. и откуда в нём взялся этот дух лидерства? Как вообще при таких габаритах можно считать себя предводителем? Я улыбнулся и покачал головой, вполне довольный тем, что Хейн этого не видел.
  - Мы идём в правильном направлении? - недоверчиво пробормотал Хейн. Я рассмеялся: я видел всё как днём.
  - Конечно. Скажи, ты правда ничего не видишь?
  - А иначе позволил бы вести себя как малого ребёнка? - пробурчал юноша. Его тон вызвал во мне новый смешок.
  - Я тебе говорил остаться и держать дверь, - напомнил я.
  - И пропустить твоё варварство? Нет уж. Раз пойду с тобой в Айнон, мне нужно знать, что за чудовище ты из себя представляешь.
  "Видел бы ты, что я сделал с девушкой в городе", - подумал я, но вслух произнёс:
  - Ну, если так...
  Дальше шли в полном молчании, слушая дыхание друг друга и шаги. Иногда под ногами пробегала мышь. Сперва Хейн издал нечто вроде вопля, от которого у меня душа заледенела. А потом откашлялся и заявил, что по полу "шныряют монстры". Когда я объяснил ему, что это лишь грызуны, Хейн покраснел так, что, казалось, мог освещать собой эти тёмные подвалы.
  Мне чудилось, что низкие потолки давят на нас, но это просто проявлялось моё недружелюбное отношение к замкнутому пространству. Боги, а что, если мне опять станет плохо?! Чтобы отогнать от себя эту мысль, я помотал головой, будто это хоть как-то могло мне помочь. Когда лёгкие начали отказываться впускать воздух, я не на шутку перепугался. Если мы здесь застрянем, то наверняка с Акирой что-то случится...
  Я вспомнил, что Акира осталась на улице и зарычал. Скорее запищал, потому что паника, затопившая меня, не давала произвести ни одного приемлемого звука.
  - Что? - голос Хейна немного осип от молчания, но в нём всё равно ясно слышались нотки тревоги.
  - Акира... одна...
  - Не волнуйся, - тихо ответил тот. - Заклинания, что я наложил на неё, хватит на несколько дней, если не недель.
  - Что за бред? Таких заклинаний не существует, - проворчал я, хотя очень хотел поверить Хейну.
  - Ты не знаком с моей магией, - немного хвастливо заявил юноша, тряхнув головой.
  Что ж, вполне возможно, что сила этого пацанёнка во многом превышает мою. Во всяком случае, о том, что может этот странный ребёнок лучше не задумываться и поверить ему на слово.
  Хейн правильно истолковал моё молчание, потому мы продолжили идти в немного неуютном молчании. Стены больше не давили на меня, но на душе было тяжело. Я не хотел задумываться об этом, но мне непроизвольно передались страхи Хейна: наверно, Боги и правда накажут нас.
  - Неважно, - прошептал я. Хейн вопросительно глянул на меня.
  - Что неважно? - спросил он.
  - Да так, - отмахнулся я.
  Мы шли полчаса или час - я не знал. Поземное кладбище моего рода петляло на много километров под полями и садами родителей. Конечно, род у нас был не такой уж древний, чтобы могилами была занята вся площадь подземелий, но отец верил, что мои дети, их дети и так далее останутся в родовом имении Асгейров, потому и сделал столь глубокий ход в земле. Лично я не разделял его уверенности насчёт того, что кто-то здесь будет жить после него. Кому нравится мёрзнуть в деревянной развалюхе, которую и домом назвать сложно, не то чтобы имением. У моей драконьей половины естества было отличное чувство местности, потому я не боялся, что мы с Хейном потеряемся. А вот юноша был совершенно неуверен в этом: я чувствовал, как он отчаянно цепляется за мою руку.
  Неужели он правда ничего не видит? Или просто прикидывается, чтобы прикасаться ко мне...
  От этой мысли стало как-то странно тепло, даже горячо. Что за чертовщина со мной творится?! Неимоверными усилиями мне удалось восстановить внезапно ставшее прерывистым дыхание. Теперь я точно знал, что сбил его не от того, что потеряю сознание. Мне было тяжело дышать вовсе не от человеческого запаха Хейна, хотя теперь я и его уже не чувствовал. Я оглянулся на юношу, что пристально глядел на меня, но я готов был поклясться, что он не понимает в темноте, что смотрит мне в глаза.
  Оглядывая его странно красивое лицо, я понял, что смотря на губы, я хочу к ним прильнуть.
  Ужас.
  "Ничего ужасного", - шептал разум. - "Твой отец инкуб. Чего ещё было ожидать?"
  Правильно, когда-нибудь это должно было произойти.
  Я заглядываюсь на мужчину, нет, на мальчика.
  Я так долго смотрел в лицо моему спутнику, что не заметил, как подошёл вплотную к стене и, ударившись в неё, рухнул прямо под ноги юноше. Тот с глухим вскриком споткнулся об меня и упал рядом.
  - Тьфу ты, - выругался я и медленно встал.
  - Видит он всё, - проворчал получеловек.
  Хейн прокряхтел ещё что-то неразборчивое, но я отчётливо услышал слово "глазки".
  - Что ты сказал? - прошептал я, когда юноша, держась за меня и отряхиваясь, негромко ругался сквозь зубы.
  - Говорю, странно, но в темноте я непроизвольно начинаю тебе глазки строить, - и Хейн хохотнул заливисто и искренне, будто выдал отличную шутку. Меня будто к месту приморозило.
  - Ты что, мне всё теперь будешь рассказывать? - поинтересовался я. Слишком уж спокойно говорил Хейн о том, что завлекал меня.
  Лично я тот пристальный взгляд, каким меня одаривал юноша, никак не назвал бы "строить глазки". А вот сам парень, похоже, считает, что этот так. Значит, не я один не знал о том, что во мне что-то выглядит не так, как я себе представлял: у меня улыбка, у Хейна - кокетство...
  Я засмеялся.
  - Да уж, - пробормотал, посмеиваясь, Хейн.
  - Всё, хватит, пошли за едой.
  Парень вздохнул: ему явно не хотелось опять идти вслепую по влажным коридорам, где под ногами носятся мыши и крысы.
  Прошло всего несколько минут, когда я услышал громкий возглас Хейна:
  - Там свет! Я вижу! Там вон что-то светится!
  Я промолчал, потому что этот свет, исходящий от незатухающих магических свечей, видел уже несколько минут. Зрение у меня ловило малейшие отблески рыжеватого света ещё за много метров, в то время как Хейн мог видеть их лишь на расстоянии пары. Я покачал головой.
  - Почти пришли, - пробормотал я.
  И правда через пару минут мы уже вышли в большой зал, залитый светом.
  Квадратное помещение, где подземный холод смешивался с холодом из спящих могил, было завалено немного завядшими цветами и золотыми монетами. На стенах в красивых резных подсвечниках печально сияли белые восковые огарки.
  Земляной холодный пол был неровным из-за многочисленных холмиков, покрывавших его, - могил моих предков. На каждом возвышении стояла каменная гладкая плита с высеченными на ней именами и заклинаниями.
  К каждой плите был прислонён венок с вечно живыми цветами - творениям моей матери. Воздух здесь был наполнен благоуханием, приторным запахом мертвечины и разложения и тёплым ароматом света.
  Разумеется, я понимал, что нужно было бы оказать какие-нибудь признаки уважения спящим вечным сном прародителям. Да и Хейн от меня ожидал подобного. Но я не делал ничего, просто оглядывал помещение в поисках столика, куда отец клал "жертвы Богам". Он оказался в дальнем конце, за могилой какого-то древнего, как мир, старика, чьё имя на плите почти стёрло время.
  Я неспешно прошёл мимо плит, проводя по их гладким поверхностям ладонью. Все эти инкубы и драконы когда-то тоже прошли через свою вечность, оборванную кем-то...
  Мне всё время было интересно, почему люди и эльфы называют свою вечность жизнью. У человека не полноценная вечность, как у бессмертных существ, она "украденная" - так это именовал мой отец. Конечно, у нас, инкубов и драконов, тоже есть определение жизни, только им мы называем время между рождением и прохождением Наречения. Вот лично я сейчас живу, а потом, когда, наконец, пройду Наречение, буду "Вести Вечность", как это называется.
  Оборванная вечность. Это так странно. Кто-то зачем-то убивает бессмертное существо. Это неправильно. Мы не должны умирать.
  
  
  Столик был наполовину скрыт под хлебом и кусками мяса. Хейн, который шёл за мной по пятам, смотрел на это со смесью отвращения и неверия. Держу пари, в его народе никто и никогда не приносил столько еды на могилу.
  Я наклонился и взял в руки столько хлеба, сколько поместилось. Когда получеловек подошёл вплотную, я передал ему то, что набрал, а сам взял куски мяса, которые источали такой аромат, что голова у меня пошла кругом, а живот свело. Я сегодня за весь день куска в рот не брал.
  И тогда мне стало стыдно.
  У меня умерли родители, а я так легко разоряю то место, где могли бы покоиться они.
  И вообще как я могу думать о еде?!
  - Хейн, - позвал я. Тот промычал мне что-то в ответ, но я не расслышал и сказал:
  - Накажут нас не Боги, а мы сами. Мне лично сейчас стало неприятно. Я граблю семейный склеп.
  - Наконец-то до тебя дошло, - проворчал юноша, тряхнув головой. Волосы его, раньше скрывавшие шею и плечи от моих глаз, сейчас упали на грудь. Тогда я заметил то, насколько он изящен, этот Хейн. Мне стало так любопытно, как выглядели его отец и мать, чтобы сын уродился таким красивым!
  - Ладно, - пробормотал я. - Наплевать. Я не для себя ворую отсюда еду, а для Акиры.
  Хейн пожал плечами.
  - Согласен.
  - Тебя не поймёшь, - заявил я. - То ты "против", то ты "за"...
  - Какой есть, - отмахнулся юноша.
  - Не боишься? - спросил я, чувствуя, что Хейну совсем не хочется тащиться ещё час с полными руками по темноте. - Назад будет ещё труднее.
  Хейн упрямо сжал губы и помотал головой. Я хмыкнул и пошёл прочь из светлого зала. С пола мне задорно переливались монетки, и я вспомнил, как будучи ещё маленьким мальчиком, я пробрался сюда и собирал в ладони эти золотые пуговки, а потом подбрасывал их над собой в воздух.
   Как только мы вышли из яркой комнаты, Хейн ахнул: темнота сразу обступила его, и я понял - парень по-настоящему испугался, что я бросил его здесь. Улыбнувшись своему новому другу (хотя он этого и не заметил), я подошёл к нему и, насколько позволяли наполненные мясом руки, взял его за рукав рубашки. Ткань показалась мне холодной, будто Хейн сам был ледяной. Тогда я коснулся его руки.
  Жутко холодная кожа!
  - Что с тобой? - изумился я. Хейн ответил:
  - Я же наполовину эльф, забыл? Мы не можем поддерживать температуру тела без солнечного света. Даже рассеянного или скрытого в облаках.
  Хм. Откуда я должен был это знать? Ну да ладно...
  - Хейн, хватит болтать. Старайся держаться как можно ближе ко мне.
  Он кивнул, и мы пошли по тёмному коридору. Наверное, уже наступила глубокая ночь. Мы слишком много времени потратили на всё. Да уж. День кошмарный. Может быть, самый ужасный за всю мою вечность...
  Вечность! Чёрт! Я не прошёл сегодня Наречения! Оно не пришло мне! От ужаса я резко остановился, и получеловек с глухим стуком врезался в меня.
  - Ну что теперь? - возмущённо пробормотал Хейн. Я невидящими глазами уставился на него. Меня парализовал ужас.
  - Я смертен.
  Эти два слова звучали как приговор.
  Если тебе была точно известна дата твоего Наречения, то оно просто не могло не придти к тебе. А если всё-таки оно обошло тебя стороной, то ты, наверняка, никогда его уже не пройдёшь...
  - Нет вечности.
  Мясо, что я прижимал к себе начало падать на пол с оглушительными шлепками. Руки опустились сами собой.
  - Я смертен, - повторил я. Слова прорывались к разуму, разъедая его, словно кислота. Меня затопила паника, страх... Что же теперь делать?
  "А ничего не делать", - шепнул разум. - "Умрёшь с Хейном в один день, как в сказке".
  Я со стоном опустился на колени. Хейн бросил хлеб на пол и испуганно потряс меня за плечи.
  - Что произошло? Киона! Ответить! Опять плохо?
  - Я смертен.
  Юноша смотрел мне в глаза почти минуту, а потом признал:
  - Не понимаю.
  - Я сегодня должен был пройти Наречение, - объяснил я. - Оно обошло меня. Теперь мне отмерен человеческий век.
  Хейн непонимающе смотрел на меня. Он не мог почувствовать того ужаса, который испытывал я. Хейну и так пришлось бы прожить одну человеческую жизнь. Он сам не понимал этого, но в нём было слишком много от человека, а это явный показатель того, что он смертен, как человеческое дитя. Его мать не достигла своей цели, её ребёнок умер бы вместе со своим отцом. . А я так надеялся, так ждал... так не хотел умирать.
  Годы пролетят для меня незаметно, как сон. А потом, когда сон кончится, я не проснусь. Я просто и не буду бодрствовать никогда.
  Я похолодел и, наверное, моя кожа стала почти такой же температуры, как и у Хейна.
  - Ну... я уверен, что не всё потеряно, - попытался утешить меня юноша.
  Я решил, что получеловек никогда не поймёт моих переживаний, потому постарался избавить его даже от раздумий на эту тему.
  - Не обращай внимания. Я знаю, оно ко мне придёт, - безмятежно ответил я. Хейн удивился такой быстрой перемене в моём настроении. Но потом лицо его смягчилось, и он пошёл подбирать хлеб.
  "Я смертен".
  Я тоже собрал мясо, и мы пошли дальше по коридорам подземелий. Свет из зала с могилами всё ещё настигал нас, но вскоре он сменился непроглядной тьмой. Я почувствовал, как Хейн отчаянно старается идти прямо за мной, хотя он мог положиться только на свой слух.
  Мои шаги были какими-то глухими, будто я уже умер и теперь хожу бесплотной тенью.
  "Я смертен".
  Нет. Нельзя о таком думать, иначе никаких нервов не хватит.
  И всё-таки от правды я не мог укрыться, даже если бы захотел.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 3.
  
  Наверное, самым прекрасным моментом за весь тот ужасный день для меня стала не секунда, когда я понял, что жив, не та мысль, что показала мне - Хейн мой друг. Самым прекрасным был миг, когда я вновь увидел лицо Акирджавы.
  Девочка не спала, когда мы с Хейном вышли из тяжёлых дубовых дверей.
  Подойдя к ней я первым делом прижался к её маленькому телу. Стук сердца меня успокоил.
  "Если не буду жить я, то уж она точно выживет", - мелькнуло у меня в голове. Потому я не дал чёрному унынию и дальше меня порабощать и завёл разговор о переходе через лес, который был неизбежен, если мы хотели попасть в Айнон.
  - Там нет никаких монстров, - заверял меня Хейн. - Всё это выдумки. Просто странный и тихий лес. Пожалуй, слишком тихий, но так даже интереснее.
  Акира была у меня на руках и опять серьёзно рассматривала моё лицо. Это было даже забавно, но я не мог понять, кого вижу в ней: ребёнка или уже взрослую, но немую женщину. Это походило на игру в гляделки: она пристально глядела на меня, будто подозревала в чём-то, а я отвечал ей насмешливым взглядом. Но Хейна я слушал, во всяком случае, старался.
   Мне не нравилось то, что я стал почти зависим от взгляда больших синих глаз. Едва я поднимал голову на Хейна, как всё во мне противилось этому, и я снова начинал разглядывать милое личико сестры...
  Странное чувство - любить кого-то. Когда я смотрел на Хейна, испытывал простое влечение, которое порождал инкуб, живущий во мне. Даже заморачиваться на этом не стоило. Но то, что охватывало меня при взгляде на Акиру ни в какое сравнение ни с чем не шло.
  Семейные узы. Я надеялся, что это были всего лишь семейные узы, которые так прочно привязывают меня к маленькому созданию.
  "Не так сильно семейные узы привязывают двух родственников", - насмехался надо мной внутренний голос. - "Ты сам это понимаешь".
  - Понимаю, - вдруг произнёс я. Хейн удивлённо поглядел на меня.
  - Что понимаешь?
  - Да так, ничего.
  - Ты странный, - заметил Хейн. - говоришь сам с собой, и эльфийский твой с акцентом.
  Я улыбнулся.
  - Эльфийский я в совершенстве не знаю. Говорю несвободно. Так что меня винить не надо. Это не мой родной язык.
  - А, - протянул Хейн.
  Мы развели костёр. Наши тени колыхались, попадая в цепкие объятия языков пламени. Хейн периодически оглядывался на свою тень и улыбался ей. И я ещё и странный после этого...
  Акира в первые же десять минут съела две булки хлеба и кусок мяса. Хейн смотрел на это, разинув рот. Я спокойно отнёсся к зверскому аппетиту ребёнка. В конце концов, я сам был таким же. Странно вообще, что малышка не потребовала все наши запасы - мне мама рассказывала, что я ел больше, чем они с отцом вместе взятые. Раньше я как-то не верил им, но сейчас понимал: не было и намёка на шутку.
  Сытый желудок обеспечивал нам приятную беседу: мы рассказывали друг другу о своём прошлом.
  Мне например стало очень интересно то, как живут люди. В итоге я пришёл к выводу, что люди не такие уж и звери. Во всяком случае не все. И, когда я скрепя сердце сказал об этом Хейну, он улыбнулся и заставил говорить о прошлом меня.
  Я рассказывал всё, как на исповеди. Мне было приятно видеть восторг на лице Хейна, когда я говорил о полётах, моих друзьях-драконах, о красоте нашей долины, о моём детстве, когда я залезал на самые высокие деревья весной и собирал целые букеты нежно-розовых цветков, чтобы подарить матери... когда мне становилось слишком тяжело говорить, получеловек сразу понимал это и спрашивал что-нибудь о другом, менее болезненном. Когда я, наконец, добрался до сегодняшнего утра, когда всё было наполнено ожиданием моего Наречения, юноша выразительно посмотрел мне в глаза.
  - Ты всё-таки не хочешь быть смертным, - тихо сказал он, глядя на меня.
  - А кто же хочет? - изумился я. Как мог он сморозить подобную глупость?! - Вечность променять на жизнь! Боги, да о чём ты говоришь, Хейн!
  Тот потупился.
  - Я хочу.
  - Ну ты чудик, тебе можно, - заявил я, стараясь скрыть всё моё неодобрение по поводу смертности и желания умереть поскорее за добродушной улыбкой. Похоже, юноша тут же понял моё истинное отношение к этому всему.
  - Ты не человек, тебе не понять, - со знанием знатока пробормотал Хейн. И тогда я вспылил.
  - Ты и сам не человек! Прекрати говорить о себе как об этих животных! Ты полуэльф! Почему тебе так неприятна мысль о вечности? Неужели ты так хочешь умереть?
  От моего крика проснулась Акира и заворочалась. Потом её синие глаза впились в меня, и я опять превратился в зомби. Боги, я никогда и не представлял, что дети почти не производят звуков! Возможно, только моя Акира была такой тихой. Но она плакала за все те часы своего существования только раз. Меня это забавляло.
  - Ты опять... - начал было Хейн, но осёкся под моим взглядом, внезапно ставшим суровым, когда я перевёл его на юношу. Акира, услышав голос Хейна, замолкла и принялась теребить прядь моих волос.
  - Что? - осторожно осведомился я.
  - Хватит на неё смотреть, будто ты влюблён, - сердито пробормотал получеловек.
  Я застыл. Взрыв истерического хохота мне помогла сдержать Акира, что наверняка испугалась бы, услышав подобные звуки. Но с губ всё-таки сорвался смешок. Оказывается, это и правда ненормально, испытывать подобное к сестре! Как мило. Я влюбился в новорождённую девочку.
  Извращенец.
  - Фу, - бросил Хейн, глядя мне в глаза. Я перехватил его взгляд и увидел, что зелёные зрачки друга были песчаными.
  - Эй! - возмутился я. - Ты обещал не менять моё сознание!
  - А я и не менял. Просто мысли прочитал, - недовольно пробурчал парень. - Знаешь, такие мысли я видел лишь у влюблённых по уши идиотов!
  - Значит "фу" не потому, что эти мысли направлены на родную сестру? - удивился я.
  - Я просто не люблю настолько сентиментальной сопливой нежности, - с отвращением заявил Хейн.
  Я ничуть не оскорбился. Пожалуй, мне стало даже немного неловко.
  А что, если я влюбился?
  Но это же абсурд! Как можно полюбить новорождённого младенца, тем более свою сестру?!
  "Мы, инкубы, созданы любить. Неважно кого", - вспомнил я слова отца. Мне тогда было примерно пятнадцать лет, и я не поверил этим словам. Ещё и посмеялся над ними. Да и сейчас готов был смеяться чуть ли не до слёз, ведь влюбиться в Акиру представлялось мне настолько глупым и просто отвратительным! Какой бы расы я не был, всё же во мне были заложены традиционные морали и нормы, вроде не любить мужчину, родственника и так далее. Но вот теперь вся моя хвалёная приверженность классическим правилам поведения трещала по швам.
  Возможно, на меня влиял возраст. Как-никак я единственный из своих знакомых, кто в семнадцать лет ни разу не влюблялся и оставался девственником, вот разум, тело и мысли решили наверстать упущенное.
  Я глубоко вздохнул.
  - Сегодня спать не буду.
  Хейн кивнул.
  - Я тоже. Помогу собраться.
  - А ты сможешь всю ночь не спать? - с сомнением спросил я. - Учти, днём останавливаться не будем.
  - Я же на половину эльф, забыл? - Хейн ухмыльнулся и ударил себя в грудь. - Мне всё же досталась какая-то часть той силы, что есть у всех бессмертных.
  - Да уж...
  "Но далеко не самая лучшая часть", - подумал я. - "Ты всё равно умрёшь".
  И я тоже.
  Чтобы отогнать эту мысль от себя, я помотал головой. Получеловек не обратил на это внимания, продолжая апатично жевать свой хлеб.
  Отблески пламени делали его кожу почти прозрачной. Я был готов поклясться, что видел, как кровь бежит по его венам. Тонкие руки были почти белыми, но болезненный цвет делал их немного желтоватыми. Длинные тёмные волосы упали ему на плечи и распылись по груди. Теперь он был похож на самого обычного эльфа с их тонкой смертельно-бледной кожей, чёрными волосами и хрупкими, но сильными телами. Глядя на него в тот момент, я мог с лёгкостью понять, как выглядела эльфийка - мать Хейна. Наверняка такой разрез глаза перешёл юноше от неё - у людей такого просто не бывает: огромные изумруды под густыми длинными ресницами, уголки которых чуть подняты к вискам. Это выглядело немного странно, если видеть эльфа впервые. Но когда привыкаешь к их необычной но, несомненно, прекрасной внешности, то начинает казаться, что это единственно правильный вариант красоты. У Хейна были высокие скулы, как и у эльфов, тонкие нежно-фиолетовые губы, длинные заострённые уши, кончики которых выглядывали сквозь чёрные пряди волос.
  Но в его лице было что-то и от человека: взгляд был таким же плоским, как у людей, будто смотришь на стекло; у него был человеческий рост, а все эльфы почти также высоки, как и я (два метра и пара сантиметров, которыми я очень гордился), может, даже выше. А этот мальчишка едва доставал мне до плеча.
  Хейн тяжело вздохнул и тряхнул головой. Волосы упали ему на спину, обнажая тонкую шею и уши. И тогда я заметил то, что было скрыто раньше за чёрными прядями.
  - Хейн, что это? - изумлённо спросил я, наклоняясь к мочке его правого уха, в которую было вдето большое кольцо с перьями. Никогда не видел, чтобы подобное носили бессмертные существа. Только люди позволяли себе подобную вульгарность.
  - Ах, это, - Хейн попытался опять скрыть волосами украшение. Он выглядел разочарованным, будто я напомнил ему о чём-то, что он силился забыть.
  - Что это?
  Юноша посмотрел мне в глаза, будто просил о чём-то.
  - На наше поселение когда-то напали.
  - Человеческое поселение? - уточнил я.
  - Да, - Хейн опустил голову, скрывая себя и своё украшение за волосами. - Мне было четырнадцать.
  Я ждал продолжения, но Хейн замолк и отвернулся от меня. Когда он вновь посмотрел на меня, я с удивлением обнаружил, что в его глазах стоят слёзы.
  - Я тебе не говорил? У меня была младшая сестра.
  Теперь мне стала понятна его необъяснимая забота об Акире, пока я был без сознания. Наверняка, она напомнила ему о его сестре...
  - Её звали Ксанафия. Она была дочерью моего отца и деревенской женщины - его первой жены, которая умерла при эпидемии, что прошла много лет назад. Знаешь, наверное, ни один человеческий ребёнок не был настолько красив, как Фия. Она была невероятно прекрасна, хотя тебе в это верится с трудом, я уверен.
  Я любил её настолько сильно, что мог бы умереть, лишь бы она была счастлива. Она также любила меня.
  Тут он поглядел на меня с пониманием.
  - Я знаю, что ты чувствуешь к Акире. Между мной и Фией возникло противное обычаям чувство: мы полюбили друг друга. Отчаянно, безрассудно. Вопреки всем правилам, законам... какие любви законы? - горько усмехнулся юноша. - Мы были счастливы почти полтора года... а потом пришли люди из соседней деревни, - лицо Хейна стало пустым, будто окаменело. В тот момент он стал как никогда похожим на человека, придавленного грузом собственного несчастья. - Нет, это были не люди. Звери. Именно такие, какими ты видишь нас всех, Киона. Эти монстры хотели присоединить наше поселение к своему и основать город, но наши старейшины отказались, полагая, что эти соседи довольно слабы как воины. Но им было невдомёк, что к нашему отказу уже были готовы. На следующий день к нам явились вооружённые отряды.
  Хейн нервно провёл ладонью по лбу, будто старался от чего-то укрыться.
  - Эти захватчики нападали на дома, сжигали всё и вся, убивали целые семьи, надругались даже над младенцами! Мы с Фией укрылись в лесу, но вскоре убийцы начали поиски по всей территории. Когда нас нашли, меня избили почти до смерти. Они и подумали, что я умер, и оставили в горящем доме. Я чудом выбрался, чтобы найти Фию. Когда я нашёл её, было слишком поздно. Перед тем, как убить её, люди почти выпотрошили её прекрасное тело. Через неделю, когда все ужасы закончились полным порабощением нашего селения, Фии не было с нами. После похорон я взял эту серьгу из её вещей, отец увидел это, был крайне зол. Тогда он рассказал мне о моей матери, обвинил меня в её смерти и сказал, что это я не смог защитить её. Тогда я ушёл, чтобы никогда не вернуться.
  По лицу его промелькнула тень. Мне показалось, он ненавидел отца. И действительно считал себя виноватым.
  - Вот почему ты не желаешь жить вечно, - прошептал я. - Ты не хочешь нести это бремя всю Вечность.
  - Наконец ты знаешь, - удовлетворённо отозвался Хейн, вытирая слезу тыльной стороной ладони.
  - Прости, что тебе пришлось рассказать это. Теперь тебе больно.
  - Боль - это часть меня. Не извиняйся.
  Юноша приподнял волосы так, чтобы я смог рассмотреть странное украшение поближе. Теперь я чётко видел маленькие рунические письмена, искусно вырезанные на слоновой кости, из которой и было вырезано кольцо. Перья были очень жёсткими, я никогда раньше таких не видел, но на ощупь они казались странно похожими на волосы.
  - Чьи это перья? - поинтересовался я. Хейн улыбнулся и ответил:
  - Орлиные, невежда. Ты что, даже такие перья не различаешь?
  Я замялся. Всё-таки Хейн был прав: не понять, что перед тобой орлиное перо - на это способен только я. Но, даже несмотря на то, что этот получеловек теперь был мне вроде как другом, я не хотел опускаться до того, что приходилось бы слушать его насмешки.
  - Просто я больше знаю по теме чего-нибудь магического, а не по человеческой банальщине, - язвительно заявил я. Хейн хмыкнул, но спорить не стал. В его зелёных глазах ясно читалась насмешка, и я мысленно поблагодарил его за то, что вслух он ничего не произносит.
  Вообще меня очень сильно удивило то, с какой лёгкостью я поменял отношение к юноше. Теперь он меня почти привлекал, нежели отталкивал. Я чувствовал не человеческую вонь, а сладковатый аромат эльфийской кожи, видел не грубое лицо смертного, а различал утончённые черты вечного создания.
  - Ты так прекрасен! - не удержался я. Слова вырвались у меня помимо воли, я даже не задумался над тем, что сказал. Юноша удивлённо посмотрел на меня.
  - Без ваших магических штучек, пожалуйста, - осторожно предупредил получеловек. - Этот пёс, -
  Хейн опустил волосы и немного отстранился от меня. Теперь нас разделяла пара метров, почему-то показавшаяся мне пропастью в те секунды. Я зарделся, но всё-таки постарался исправить ситуацию.
  - Всё не так! - попытался оправдаться я. - Ты и правда очень красив! Это я говорю как посторонний наблюдатель, никак в тебе не заинтересованный!
  Юноша с сомнением глядел мне в глаза, а я всей душой желал провалиться под землю. Конечно, этот умный мальчишка в считанные мгновения раскусит мой неумелый обман. Тогда я пойду в Айнон с Акирой один. От этой мысли стало немного холодно.
  - Ладно, - к моему удивлению прошептал юноша. - Поверю тебе на слово.
  Можно ли привязаться к человеку за день? За один ничтожный день, который на фоне моей вечности (я всё же не терял надежды) покажется секундой? Для меня это было почти сумасшествием. Всегда мне казалось, что привязываться начинают после многих лет общения, тёплого и непринуждённого, но вот теперь я сам разрушил собственные стереотипы. Я чувствовал, что нуждаюсь в Хейне.
  Акира у меня на руках тихонько зевнула и прикрыла глаза. Интересно, она понимала то, о чём мы тут с Хейном разговаривали?
  - Всё, теперь молчим: Акира спать легла, - пробормотал я, прижимая к себе маленькое тельце. Девочка была горячей.
  Хейн кивнул и поднялся.
  - Пошли собирать вещи.
  Это прозвучало как приказ, но я решил, что спорить совсем ни к чему: мысль здравая, тем более что именно этим мы и должны были заняться.
  Оставив Акиру возле костра, чтобы она не замёрзла, мы решили первым делом исследовать ту часть дома, что оставалась нетронутой.
  Мы выпотрошили все шкафы (Хейн всё время ворчал, что даже для богатых инкубов у нас слишком много тряпок и мебели), перевернули всё в кладовках, пока искали верёвку ("Не кладовая, а ущелье какое-то"...) , и наконец добрались до подвала, чтобы взять большие дорожные сумки и сложить в них всё. Дальше мы поиски продолжать не стали, потому что Хейн уверил меня: мы нашли всё то, что необходимо для нашего длительного путешествия.
  Когда всё было уложено (а прошло почти пять часов), мы распределили то, сколько сумок понесёт каждый. Мне досталась одна, потому что я ещё должен был нести Акиру, а Хейн взял две. Я со смехом отметил, что юноша прогибается под их тяжестью, но ничего не сказал.
  Получеловек объявил, что нам пора уходить, когда солнце встало над горизонтом. Я с ужасом понял, что весь солнечный день придётся провести под палящими лучами, что наверняка изжарят меня до мяса. Но я не стал говорить об этом Хейну: пусть думает, что всё идёт идеально. Хотя, похоже, юноша и сам храбрился, когда говорил, что ему не нужно было спать ночью. Якобы он должен был помочь собрать вещи. Теперь же он еле на ногах держался, а едва выдавалась свободная минутка, сразу закрывал глаза и дремал. Первым моим побуждением было остаться здесь ещё на денёк, дать Хейну выспаться. Но потом я понял одну простую вещь: чем дольше мы откладывает отбытие, тем всё труднее мне чувствовать приближение часа расставания с родными местами. Потому легче было быть жестоким. Самому мне спать не хотелось совсем. У инкубов по-другому устроен мозг - почти как у дельфинов: оба полушария работают поочерёдно, заменяя друг друга. Так что на сон нам нужно не более двух часов в несколько дней. Очень удобно.
  Мы двинулись в путь через поля, рассчитывая достичь леса к утру следующего дня. Длинная зелёная полоска деревьев была почти незаметна, и я был уверен, что Хейн сам не очень верит в то, что мы успеем добраться туда за день.
  Через лес ему хотелось идти не больше меня, это можно было понять по его немного обречённому взгляду, какой он бросал в сторону зелени, лежавшей за полями. Но иного пути не было: лес выходил к небольшому поселению, а оттуда уже можно было добраться в Айнон.
  Акира спала первые пять часов нашего путешествия. Мы пересекли незначительную часть безграничного океана изумрудно-зелёной травы, изредка останавливаясь, чтобы утолить жажду. Хейн всё время молчал, а я берёг силы, потому вокруг нас был слышен только шальной ветер. Мои волосы мягко шуршали, развеваясь под его дуновениями, и походили на длинный белый плащ. Но даже это не спасало меня от жгучей боли на обнажённых плечах, руках, шее и лице. Солнце всё-таки решило убить меня. Сначала я не обращал внимания на жжение кожи, но вскоре оно распространилось по всем открытым участкам тела, и жар стал просто невыносимым. Но я сжал зубы, чтобы ни единый звук не сорвался с моих губ. Хейн же, напротив, шёл рядом и наслаждался солнечными лучами, подставляя им лицо. Его прекрасные зелёные глаза светились радостью, и мне оставалось лишь удивляться, как такое жизнерадостное существо могло желать себе скорой смерти.
  Едва проснувшись, моя сестра всем своим видом говорила о том, что ей пора завтракать. Хейн хохотал над её маленькими надутыми губками и сердитым взглядом. Я тоже не удержался от улыбки, но то была больше вымученная гримаса, потому что к тому моменту тело стало болеть, как рана. Хейн заметил то, что мои движения были немного скованными (я старался не задевать горящую кожу даже собственными руками) и спросил в чём дело. Я лишь отмахнулся от него, чувствуя, что лицо тоже начинает болеть.
  Травы вокруг шумели, перекатываясь волнами под порывами тёплого летнего ветра. Мы были почти в самом центре этого океана зелени: сзади остался огромный сад с мёртвыми деревьями моего отца, слева и справа были сосновые леса, обычные человеческие леса. Впереди виднелись голубоватые гряды скал со снежными шапками и тонкая полоска могучего и древнего леса, который нам предстояло пересечь. Над нашими головами распростёрлось широкое и необъятное синее небо, отражавшееся в глазах Акиры, что непрерывно на него смотрела.
  Дети бессмертных существ почти невосприимчивы к прохладе, а сейчас тем более была середина лета, жарко. Потому я решил, что тряпки Акиры ей больше не нужны. Во время короткого привала нашёл в одной из сумок большой кусок марли (зачем Хейн его взял мне так понятно и не стало), разорвал его пополам. Из одного куска я сделал Акире нечто наподобие маленьких шортиков, а из другого - лёгкую курточку, сделав крошечные прорези для крохотных ручек.
  Хейн был в восторге. Тогда молчание стало уже тягостным, и мы начали трещать без умолку. Конечно, разговаривали мы только на эльфийском, как всегда. Это странно делало наше общение сложнее: ни я, ни он не говорили на родном языке другого, потому приходилось пользоваться посредственным - эльфийским.
  Акира опять съела огромное количество хлеба и мяса, Хейн тоже решил перекусить, раз уж мы сделали довольно-таки большой привал. На удивление Хейна, Акира уже могла прекрасно сидеть самостоятельно и держала головку. Я ничуть не удивился, потому что знал: бессмертные дети очень быстро развиваются. Девочки особенно. Как бы это ни было парадоксально, детство у вечных существ пролетало куда быстрее, чем у людей. Лично я уже в семь лет выглядел примерно на все шестнадцать.
  Но в ещё больший шок получеловека повергло то, что после обеда Акира встала и сама пошла в сторону леса, не дожидаясь, пока мы соберём остатки еды.
  - Ей же всего два дня, - в ужасе шептал молодой человек, качая головой. Я пожимал плечами: для меня в поведении девочки не было ничего странного.
  Чтобы сильно не тормозить нашу процессию, я взял Акиру на руки. Девочка радостно хохотала, когда из травы перед нами взлетала птица или когда Хейн начинал петь какую-нибудь человеческую песню. Теперь мне пришла пора удивляться: Хейн пел так, будто всю жизнь провёл в какой-нибудь консерватории.
  Когда солнце начало клониться к западу, Хейн вдруг начал отставать от меня, а потом и вовсе упал.
  Я не задумываясь сбросил с плеча сумку, опустил Акиру в траву рядом с ней и подбежал к юноше.
  - Хейн! - я потряс его за тонкие плечи. Было видно, каких трудов стоит парню хотя бы открывать глаза. - Хейн, ты меня слышишь?
  Он медленно перевёл взгляд на меня, а потом, будто спохватившись, резко вскочил, но тут же зашатался и едва опять не упал. Но я вовремя поддержал его.
  - Может, стоит устроить ещё один привал, и ты поспишь? - скрепя сердце предложил я. Мне страшно не хотелось задерживаться. Всё-таки мы не можем провести в пути больше двух дней.
  - Нет-нет, не стоит, - слабо отозвался юноша, держась за мою руку. Его лицо было даже бледнее обычного. Золотистые отблески заката играли на его щеках.
  Я чувствовал, что солнечный жар постепенно ослабевает, но в том месте, где ладонь Хейна соприкасалась с моей рукой, кожа нестерпимо болела, будто он раздирал старый шрам. Я сжал зубы, чтобы не проронить ни звука.
  - Стоит, - настоял я. Я, может, и решил придерживаться жёсткой тактики, но всё же я не был настолько кошмарным тираном, чтобы позволить другу умереть у меня на глазах. Я взвалил Хейна на плечо, не обращая внимания на его слабые восклицания и тяжесть сумок, что висели на его плечах. Я пронёс его к своей сумке и Акире, что с любопытством поглядывала на нас.
  Я уложил получеловека так, чтобы голова его покоилась на сумке. Буквально через несколько мгновений глаза Хейна закрылись и он начал дышать, как дышат люди во сне. Он казался мне таким беззащитным!
  Акира подошла ко мне и, протянув свой маленький пальчик в мою сторону, гордо произнесла:
  - Киона.
  Она сказала это на эльфийском. Вероятно, малышка рассчитывала на похвалу с моей стороны, но я был просто в оцепенении. Через секунду до меня дошло, что я не могу двигаться от того, что меня парализовало счастье.
  - Акира, - указал я на неё и улыбнулся. Девочка улыбнулась в ответ, но это не было похоже на тот жуткий оскал, какой я видел ещё дома. То была радостная и озорная детская ухмылка. Я прижал девочку к себе и поцеловал в макушку.
  Боги, как я мог за один день привязаться к двум существам так, что уже не представлял себе жизни без них?!
  Целую ночь (ровно настолько я расщедрился) Хейн спал как убитый. Чтобы убить время, я пытался научить Акиру нескольким фразам. Теперь моя малышка могла прекрасно рассказать о себе, описать себя и Хейна ("Маленький, черноволосый, с зёлёными глазами" - так научил я её. Себя же девочка описывала теперь так: "Миниатюрная, прекрасная, с глазами цвета моря, снежными волосами и удивительной улыбкой". Чтобы описать сестру я не поскупился на сложные слова, но оно того стоило). За ночь кожа вернулась к прежнему состоянию, но я уже не был уверен, что смогу перенести подобное ещё раз.
  Когда Хейн открыл глаза и сонно поморщился, солнце ещё не взошло, но восточная часть неба уже начинала светлеть. Чтобы не тратить много времени, я заранее упаковал все вещи.
  - Акира тоже всю ночь не спала? - удивлённо пробормотал Хейн, услышав то, как девочка начала описывать себя.
  - Да ты что! - засмеялся я. - Она же почти четыре часа если не больше спала вчера! Ей этого на неделю хватит!
  Хейн обескуражено прошептал:
  - Я отнимаю у вас время.
  - Нет, что ты! - возразил я. - Зато теперь Акира умеет описывать тебя и себя!
  Я улыбнулся.
  Хейна уже не пугала моя улыбка, но в глазах всё равно мелькал холодок, когда он её видел. От этого было немного неуютно рядом с ним.
  Чтобы воздержаться от дальнейших разговоров на пустые темы, я поскорее перекинул через плечо сумку и усадил Акиру себе на плечи. Девочка сначала начала играть с острыми концами моих ушей, но вскоре поняла, что это доставляет мне боль и прекратила. Она очень хорошо чувствовала моё настроение, хотя я не показывал своих эмоций.
  Когда первые лучи солнца ударили по моему телу, все мысли вылетели из головы: такой боли я не чувствовал ещё никогда. Мне казалось, что вчерашний жар вернулся с лихвой. Но ни один мускул не напрягся на моём теле, ни один звук не вырвался из горящей груди: я не хотел пугать ни Хейна, ни Акиру. Мы шли где-то два часа, боль меня, казалось, хотела просто убить. Я шагал молча, боясь выдать свои страдания, как вдруг Акира слегка потянула меня за прядь волос, призывая остановиться.
  - Киона, - на прекрасном эльфийском пропела девочка. Потом она протянула ко мне ладошки и серьёзно произнесла: - Больно.
  Откуда она научилась этому слову, я не знал, хотя предполагал, что это заложено в её магическом разуме - знание многих языков. Но мне больше понравилась реакция Хейна: он замер, недоверчиво поглядывая то на меня, то на Акиру. Потом он словно очнулся и выпалил:
  - Какого чёрта ты молчал?
  - Просто немного жжёт, - пожал я плечами, - от этого не умирают.
  Юноша хмыкнул и наклонился к моей сестре.
  - Ему очень больно, Акира? - спросил он. Девочка виновато посмотрела на меня, будто собиралась открыть страшную тайну, но ответила Хейну тихо, будто рассчитывала, что я не услышу:
  - Очень.
  Он выпрямился и грозно посмотрел на меня.
  - "Немного жжёт"? - передразнил он. - Я верю Акире.
  Я промолчал, чувствуя себя так, будто меня поймали с поличным.
  - Ну, чуть больше, чем немного, - прошептал я.
  - Давай достанем тебе какую-нибудь ткань, будешь идти под ней.
  Я покачал головой.
  - Не поможет. Даже рассеянный дневной свет меня прожигает.
  Хейн втянул в себя воздух. Как я понял - он старался успокоиться, потому что то, что я скрыл от него свою особенность, приводило его в ярость.
  - Идём дальше? - предложил я. По глазам Хейна было видно, что будь он хотя бы одного со мной роста, он бы врезал мне хорошенько. Но тут я заметил, что глаза его светлеют, становясь песочными, и быстро отвёл взгляд.
  - Не смей! - рявкнул я. Меня начинала раздражать эта его способность! Он мог управлять мной!
  - Ты не должен был обманывать меня, - сумрачно заявил Хейн. - Но сделал это. Так почему я должен быть с тобой честен?
  От его слов меня бросило в дрожь. Я мог только представить, что юноша может сделать со мной при помощи своих способностей...
  - Знаешь ли, тогда нам вряд ли нужно идти вдвоём, - заметил я. - Я не хочу быть твоей марионеткой, но могу терпеть боль. Нас обоих это не устраивает.
  Он помолчал, пристально глядя на меня. У него на лбу было написано, что он хочет затеять спор, но после минутного молчания, получеловек обречённо вздохнул.
  - Ты прав. Я идиот. Прости. Я сам навязался, мне не стоило угрожать тебе.
  Я почувствовал себя так, будто у меня гора с плеч свалилась.
  - Боль - это часть меня, - процитировал я его слова. Хейн улыбнулся, узнав своё высказывание. - Так что прекрати меня корить за то, что я скрыл её от тебя.
  Хейн опять улыбнулся. На щеках его расцвели милые ямочки, совсем как у Акиры, когда та смеялась. Я поскорее отогнал от себя эту мысль. Ну что, чёрт возьми, со мной делает сущность инкуба?!
  Через десять минут мы опять шли через поле. Хейн, наверно, чтобы загладить свою вину за угрозу, рассказывал мне о своём детстве и о людях, что жили в его деревне. Я чувствовал, что юноше больно вспоминать обо всём, что связано с его прошлой жизнью. Это, наверно, сроднило нас более, чем что-либо другое.
  В те моменты я думал, что мне больше никогда не удастся оглянуться на своё прошлое без горечи и жгучей боли в сердце. Мне казалось, что я, подобно Хейну, буду бежать от реальности, отбросил все представления о врагах, друзьях и семье. И тогда, прочувствовав весь ужас того, что я пережил и через что мне ещё предстоит пройти, я проникся сочувствием к моему другу получеловеку.
  Я понимал, что даже сейчас, когда Хейн точно знал, ему ничего не грозит, юноша всё же опасался, что кто-нибудь (а в данном случае я) ударит его в спину, предаст, опять заставит бежать. От жалости я даже говорить не смог: не хотел, чтобы Хейн ощутил мою сентиментальность. Я, хоть и ощущая себя другом этого получеловека, не мог быть до конца уверенным в том, как и что рассказать ему правильно, чтобы он точно понял меня и не принял мои слова за жалость, снисхождение.
  В тот день мы сделали ещё один большой привал, во время которого Хейн обречённо признал, что мы не доберёмся до леса раньше, чем наступит вечер следующего дня. Увы, я уже давно подозревал об этом, ещё до того, как Хейн упал без чувств от недосыпа. Он на половину человек, а с такими, как люди, про скорость можно забыть. Я и забыл, но Хейн всё равно еле поспевал за мной.
  Вечер подкрался к нам незаметно. Мы разговорились и так и шли полночи, пока Акира громко не заявила (за день она научилась строить довольно сложные предложения), что пора бы нам замолчать и дать Хейну поспать. Лишь тогда я обратил внимание, что боль от солнечного света в моём теле уже несколько часов как остыла, а яркий день сменился прохладной ночью.
  Хейн еле передвигался, и, как сказала Акира, я предложил ему остановиться. Он был настолько изнурён, что даже спорить не стал и просто устроился на первом же возвышении. Акира потребовала (не попросила, а именно потребовала, что меня должно было насторожить ещё тогда), чтобы я научил её древнеинкубскому. И опять я впал в замешательство: откуда моя сестра, которой едва исполнилось три дня, знает такие слова? Но я просто думал, что это от того, что она принадлежит к бессмертным.
  Утро принесло с собой туманную дымку, превратившую всё поле в беспросветный молочный круговорот. Хейн сетовал на то, что мы его не разбудили раньше, потому теперь нам предстояло заблудиться в безграничных полях. Я не разделял его плохого настроения: наконец-то я смогу беспрепятственно ходить днём. А то всё тело горит, будто я стою на углях.
  Меня приятно удивляло то, что на Акиру солнце не действует так, как на меня. Я не представлял, что было бы, если бы ей было также больно.
  Похоже, девочка тоже радовалась туману. Она, сидя у меня на плечах, широко раскрыла свои ручки, будто хотела обнять облака влажной белизны, что окружали нас. Она смеялась, весело и беззаботно щебетала о том, что видит, а видела она куда больше, чем Хейн или даже я. Она разглядела в траве много метров от нас кролика, хотя я не видел ничего, кроме своих ног, силуэта Хейна да густого тумана. Меня очень заинтересовало то, какие способности приобретёт с годами Акира.
  Хейна же не интересовало ничего, кроме того, что "все мы погибнем". Он неустанно твердил эти слова, пока я не треснул ему по затылку. Самым странным в настроении Хейна был его неуёмный пессимизм, откуда-то проснувшийся в нём даже раньше, чем мы прошли половину пути. И опять-таки я не решался с ним заговорить об этом. Несмотря на то, что изначально мы умудрились обсудить какие-то глубоко личные вопросы, затронули темы, далекие от светских, теперь я робел при нём. Было ли дело в том, что я испытывал к нему влечение, или же прошло шоковое состояние после произошедшего - я не знал.
  Настроение у меня было приподнятое весь день. Акира, когда я спросил её, видит ли она лес, ответила, что мы уже очень близко. И хвастливо добавила, что не будь у неё таких медлительных спутников, как мы с Хейном, она бы уже давно там была. Хейн поражался тому, насколько девочка уже хорошо говорила. К вечеру туман начал постепенно рассеиваться: белый водяной дым сменялся зеленью травы под ногами, синевой невероятно высоких скал, предзакатной золотой пеленой неба. И, как и сказала Акира, мы были в паре сотен метров от леса. Мне стало так легко, будто мы уже пришли в Айнон.
  Реакция Хейна была куда выразительнее моей: парень издал победный клич, от которого и у меня, и у Акиры кровь застыла в жилах, и, не обращая внимания на тяжесть сумок, кинулся в сторону леса, задорно крикнув:
  - Догоняй, инкуб!
  Я решил, что небольшая пробежка мне не помешает, потому использовал всю свою силу, чтобы нагнать уже далеко улетевшего Хейна и перегнать его.
  Наверняка ещё ни одно существо во Вселенной не испытывало такого утомительного счастья при виде леса с его великанами-соснами и огромными чёрными елями. Этот лес представлял собой казавшуюся бесконечной полосу до жути высоких хвойных деревьев, окаймлявших всю долину. Здесь лес упирался в подножье скал, что вздымали ввысь свои заснеженные пики. Так я опустился на колени и без задней мысли прикоснулся губами к покрытой хвоей земле. Когда я наклонился, Акира слезла с мох плеч и пошла в сторону небольшого скопления деревьев, чтобы вернуться с большим грибом в руках.
  - Я его ещё в тумане заметила, - хвастливо сказала малышка. Хейн и я переглянулись. Когда Акира пошла поискать ещё подножного корма, получеловек с тревогой в глазах спросил меня:
  - А это нормально? То, что она видит так далеко?
  - Не знаю, - честно признался я ему. - Вполне возможно, что это её способность. Вроде твоей магической, только у неё она физиологическая.
  Хейн кивнул, но я видел, что мой ответ его не успокоил. Но юноша так устал, что уже ничто не было способно заинтересовать его достаточно, чтобы он начал спор. Я чувствовал, что и сам не прочь вздремнуть часок-другой. Всё-таки я не спал три дня. Это не предел, конечно, но всё-таки приятного мало, когда ты клюёшь носом и не можешь сосредоточиться.
  Хейн зевнул во весь рот и повалился прямо на сосновые иголки, что пахли смолой.
  Буквально через минуту он уже крепко спал. А я не мог оставить Акиру без присмотра, потому попытался занять себя чем-нибудь, пока девочка бегала вокруг небольшой полянки, на которой мы решили остановиться. Это было самое начало леса: деревья здесь были ещё редкими, а поле глядело на нас своими изумрудными глазами, золотясь в лучах заходящего солнца.
  Я решил развести костёр. Ночи были июльские, так что холодно не было, но это единственное, что пришло мне в голову. Я взял за руку Акиру и повёл её с собой в лес, чтоб она мне помогла найти палки и кору. К моему величайшему удивлению, на пути нам не встретилось ни одной веточки или сучка, несмотря на то, что лес был полон сухих деревьев. Довольно скоро Акире наскучило бродить со мной в бесплодных поисках, потому она принялась собирать всякие перья, растения и прочую чепуху, важность которой понимают только дети.
  Когда мы вернулись на поляну, Хейн что-то прокричал и бросился мне на шею.
  Я очень удивился и было подумал, что парень увидел какую-нибудь ужасную мышь и испугался, но язвительные слова застряли у меня в горле, когда юноша, уткнувшись мне в плечо, прошептал:
  - Я так испугался, что ты решил меня оставить.
  Так я понял, что Хейн привязался к нам с Акирой не меньше, чем мы к нему (ну, по крайней мере, я - Акира никаких особых чувств относительно получеловека не проявляла). Я погладил его по волосам. Юноша прижался ко мне ещё крепче, что меня странно взволновало: внутри всё будто начало таять, где-то внизу живота завязался тугой узел.
  Мои руки скользнули по его спине, и к необыкновенной радости моей юноша не отстранился. Разум кричал мне, что я извращенец, урод, идиот, что если я сделаю ещё хоть одно движение, то вся моя жизнь будет покрыта позором до тех пор, пока я сам не убью в себе эту пагубную страсть, внезапно захватившую меня. Но тело и разум уже отделились друг от друга, я слегка отодвинул от себя своего друга-получеловека и примкнул к его губам.
  Возможно, я был глуп, если считал, что Хейн хочет этого, потому что тот сразу распахнул глаза, и два изумруда с неверием уставились на меня. Я поспешил отстраниться от юноши, потому что тот упёрся руками мне в грудь и попытался оттолкнуть. Это отрезвило меня лучше любого удара, и мозг заработал с лихорадочной силой.
  Я глядел в его широко распахнутые глаза, силясь понять, ненавидит он меня или испытывает то же, что и я. И тогда зелёный водоворот его взгляда закружил меня, не отпуская от себя. Я прошептал, сам не понимая, что говорю:
  - Похоже, я инкуб.
  Я рассмеялся, и к моему изумлению, Хейн тоже. Боги, кто же разъяснит мне, что делается в голове этого получеловека?
  - Да уж, - согласился парень, вытирая рот рукавом рубашки, - но не смей больше так делать.
  Я решил бросить пробный камень:
  - Но согласись, тебе понравилось, - я не смог скрыть насмешливые нотки в голосе, когда произносил это. Хейн воззрился на меня престраннейшим взглядом.
  - Потому никогда больше так не делай, - ответил он.
  Я почувствовал, что кровь забурлила в жилах, когда смысл этих слов дошёл до моего разума. Губы сами собой растянулись в улыбке.
  - Пока ты сам не попросишь, - нахально заявил я, ничуть не раскаиваясь в содеянном.
  - Вполне возможно, - согласился юноша, тряхнув волосами. От этого жеста у меня мурашки пошли по всему телу.
  - Так куда ты ходил? - внезапно спросил Хейн. От того, что я поцеловал этого красивого полукровку, я сначала и не понял, о чём он говорит - всё вылетело из головы, кроме вкуса его губ. Потом я, наконец, понял и ответил:
  - Хотел костёр развести, но тут ни одной палки нет.
  - Так тепло же, - заметил юноша.
  - А мне надо было чем-нибудь занять себя. Не хотел засыпать, Акира останется без присмотра.
  - Иди спи, - минуту помолчав, сказал Хейн. Почти приказал. - Я с ней посижу.
  Сначала я хотел сказать, что я сильнее него, что не нуждаюсь в отдыхе. Что я сам прекрасно могу поухаживать за своей сестрой, и что она вряд ли захочет иметь дело с получеловеком, после того, как она всё время проводила с благороднорождённым себеподобным инкубом.
  А потом подумал: какого чёрта?
  - Накорми её, если найдёшь что-нибудь, что может гореть, разведи костёр, - распорядился я и отправился к тому месту, где ещё несколько минут назад лежал Хейн.
  
  
  
  Глава 4.
  
  
  Мне снилась Акира. Я видел её в прекрасном золотом платье, что облегало её уже взрослую фигуру.
  Она была так ослепительно прекрасна, что я сначала и не понял, что передо мной моя сестра, а не светлый эльф. Её снежно-белые волосы ниспадали почти до пят, она шла по ковру из осенних листьев, в руках большой букет полевых цветов. Это был какой-то лес, где все деревья осыпались, золотя воздух. Она шла мимо меня, но я не мог ни окликнуть её, ни протянуть к ней руки.
  В волосы её были вплетены багряные кленовые листья. Она шла и улыбалась, но то была не просто улыбка, это было что-то, что дарует жизнь, возвращает к жизни спящих. Настолько была прекрасна моя Акира.
  Я проследил то, куда она шла и с удивлением увидел, что она, юная, прекрасная и, несомненно, невинная, шла к зрелому мужчине, чьё лицо было подёрнуто первой паутиной ранних морщин. На висках его была седина, но она не скрывала цвета волос: серовато-чёрного.
  Приглядевшись, я узнал в незнакомце Хейна. Но это был не юный, худощавый и пугливый получеловек, это был самый настоящий эльф в летах: на нём был длинный зелёный плащ, какие обычно носят чёрные эльфы, высокие сапоги, лук и колчан со стрелами. Настолько странным мне показался Хейн в обличие воина-эльфа, что я не смог даже подумать, что он делает в моём сне.
  Тогда Акира побежала к нему, откинув букет так, что несколько маленьких цветков как живые прикрепились к её длинным волосам и сами собой вплелись в пряди. Девушка подбежала к Хейну, который тут же подхватил её на руки, закружил, смеясь вместе с ней. На лицах обоих было написано такое счастье, что я не мог описать его словами.
  Потом они сплелись в страстном, неистовом поцелуе, будто были последними любовниками во Вселенной. Эта картина так поразила меня, что я даже во сне почувствовал, как сердце пропустило один удар. Акира выглядела такой влюблённой, такой бесконечно преданной, что в груди меня кольнуло от ревности. Хейн, нет, мужчина, потому что его никак нельзя было назвать именем худосочного юноши, всё целовал её лицо, руки, обнимал, будто они встретились после долгой разлуки...
  Тогда Акира повернулась ко мне, одарила своей неповторимой ослепительной улыбкой, и произнесла ясным и красивым голосом:
  - Киона.
  Я рвал оковы сна, силясь ответить ей. Прекрасное лицо расплывалось перед глазами, золотой ковёр из листьев пропадал, сменяясь туманной дымкой, а золотые деревья растворялись в чёрной зелени. Я так страстно желал отозваться, что и не заметил, как глаза мои распахнулись, и я проснулся.
  Было темно. Наверняка, ночь, но сон ушёл, я даже глаза сомкнуть не мог - настолько выспался.
  Впервые в жизни я увидел такой яркий сон. Признаться, мне даже не хотелось возвращаться в реальность - настолько мне понравилось моё видение. Хотя скорее не сам сон, а его атмосфера, некое послевкусие, которое он оставил.
  - Киона проснулся, - услышал я детский голосок Акиры и повернул голову. Я надеялся вновь увидеть ослепительную красавицу, но (к стыду моему - с разочарованием) заметил маленькую девочку, склонившуюся надо мной. Чтобы прогнать постыдное огорчение, я притянул девочку к себе, и она угнездилась у меня на груди. Она тихонько дышала и почти ничего не весила. Не знай я, что это Акира, подумал бы, что у меня в руках кукла.
  Вдруг Акира произнесла серьёзным голоском:
  - Ты не меня хочешь видеть сейчас.
  Я был так поражён, что даже ответить не смог. Когда дар речи вернулся ко мне, я прошептал:
  - Откуда ты знаешь?
  Девочка смотрела мне прямо в глаза.
  - Когда я перестану тебе сниться, тебе опять перестанет нравиться спать.
  - Откуда ты знаешь? - тупо повторил я. Акира нахмурилась, будто пыталась перевести особо сложную свою мысль в слова.
  - Я слышу, как ты думаешь.
  Я сразу понял то, о чём говорила малышка. Я привстал, поставил девочку рядом с собой и поглядел на неё.
  - Мысли мои читаешь?
  Акира немного испуганно кивнула, встревоженная моим резким суровым взглядом и тоном.
  - И Хейна тоже, - тихо добавила она.
  - Слышишь нас с Хейном, - пробормотал я, отводя взгляд. Самое неприятное было то, что я не знал, плохо это или хорошо, что способности Акиры начали развиваться с первой недели жизни. У меня не было совершенно никакого опыта в воспитании детей.
  - Ну не то, чтобы слышу, - застенчиво сказала Акира. - Я просто... понимаю. Я слушаю, но не словами, ну, в общем, так, - немного неуклюже закончила она.
  Я ничего не понял, но кивнул ей, будто одобрял эту способность.
  - Ясно, - только и ответил я. - А где Хейн?
  Акира была явно рада тому, что я сменил тему: глаза её потеплели, личико прямо расцвело. Но оно также быстро погасло, когда до неё дошёл смысл моего вопроса, а её разум отыскал на него ответ. И я догадался, почему Акире не хотелось отвечать.
  - Он уснул? - спросил я. Как я ни старался, ярость в голосе мне так и не удалось подавить. Акира почувствовала это и заговорила:
  - Не ругай его! Он хороший! Добрый! Люблю Хейна!
  У меня перед глазами невольно встала картина из моего сна: Акира, целующая Хейна.
  - Хорошо, - скрепя сердце отозвался я, намереваясь при первой же возможности прибить Хейна к стволу какого-нибудь дерева. Как он, этот получеловек, мог оставить мою Акиру одну?! Чтобы успокоиться, я глубоко вздохнул, а потом спросил, стараясь не повышать голоса от ярости, переполнявшей меня: - А чем вы занимались, пока я спал?
  Акира улыбнулась, поняв, что ей больше не грозит неприятный допрос, и пустилась в длинное повествование о том, как Хейн и она пошли в лес за сучьями для костра, нашли грибы, ягоды, но костёр так и не развели. Всё это она обильно приправляла собственными впечатлениями от леса, "высоких палок" - как она называла деревья, красивых перьев и "прутика с пушком". Когда я спросил, что такое этот "прутик", Акира сказала, что сама не знает, но Хейн взял его себе "поиграться".
  Мне стало интересно, что же такое нашли они во время своей прогулки, что Хейн решил сам рассмотреть находку.
  - Акира, погоди секунду. Я пойду погляжу, что это за прутик, - сказал я. Сестра кивнула и унеслась к полю, где из травы выпорхнула какая-то птица.
  Я встал и пошёл в сторону леса, куда указала мне Акира. Хейна было легко найти: он оставлял за собой глубокие следы в хвое. Но на этот раз меня удивило то, какими длинными были эти следы, будто юноша не шёл, а полз на коленях. Я ускорил шаг.
  Следы уводили дальше в лес - туда, где мрак от деревьев был почти непроглядным. Я остановился около ещё одного большого следа Хейна и оглянулся на смеющуюся Акиру. Поразмыслив, я пришёл к заключению, что девочке ничего не грозит: на этой поляне мы одни. Я решил, что лучше поторопиться, и побежал по следам получеловека.
  Через несколько метров я резко затормозил. В следе, на который я смотрел, была кровь.
  - Хейн! - позвал я, чувствуя, как тревога затопляет меня. Ответом мне была гнетущая тишина древнего, как мир, леса. - Хейн!
  Где-то несколько метров к северу послышался хруст сломанной ветки. Я помчался туда, не успев подумать, что вдруг это окажется вовсе не Хейн. Я оказался на небольшой поляне, покрытой зелёной травой, несмотря на то, что вокруг росли одни сосны, и их хвоя должна была бы засыпать всё.
  Посреди поляны лежал Хейн. Он не шевелился, а правое плечо его было залито алой кровью, волосы растрепались и рассыпались вокруг бледного лица, на котором застыло выражение муки. Руки его были раскинуты, в левой - что-то длинное и тонкое... с синим оперением на одном конце.
  Стрела. "Прутик с пушком", будь он неладен.
  Наконечник покрывала корка крови. Я догадался, что Хейн сам вытащил её из плеча. Стрела была переломлена, и мне пришло в голову, что именно этот хруст я слышал.
  Я подбежал к юноше, упал на колени рядом с ним и прижал его холодное тело к себе. Его голова безвольно откинулась, что привело меня в ужас. Я с остервенением выхватил из неподвижной руки получеловека стрелу и отшвырнул её подальше. Мои руки крепче обхватили юношу, а в голове промелькнула кошмарная мысль: обнимаю его, как в последний раз.
  Тогда Хейн чертыхнулся в моих руках и с губ его сорвалось:
  - Киона.
  Я немедленно посмотрел ему в лицо.
  - Что случилось?
  Юноша тяжело дышал, а когда он заговорил снова, губы его покрыли маленькие капельки крови. Стрела пробила лёгкое.
  - Не знаю. Кто-то... за нами следил. Я и не заметил, что кто-то крался сзади... их было несколько. Мне показалось...
  Предложение потонуло в приступе кашля, и тогда кровь тоненькой струйкой прошлась по щеке получеловека.
  - Там, похоже, были одни женщины... много женщин... я не знаю...
  Я видел, как сложно и больно было ему говорить, потому положил ладонь ему на лоб, а потом стёр кровь с лица и сказал:
  - Молчи, Хейн. Тебе нужно помолчать. Всё будет хорошо. Просто сейчас молчи.
  Юноша замолчал. Я прижал его к себе ещё крепче, будто опасался, что он может покинуть меня, если я отпущу его. Увы, мои объятия были бессильны в те мгновения: нечто сильнее моей привязанности, даже любви, что-то сильнее ревности и страхов забирало Хейна. Я чувствовал, что он холодеет...
  Когда маленькое тело получеловека обмякло в моих руках, я не на шутку перепугался. Я вгляделся в лицо друга. Теперь оно не выражало прежней муки, на нём было отражено спокойствие. Это поселило во мне какую-то свирепую жалость к юноше. Но вместе с жалостью пришёл и ужас: юноша перестал дышать.
  - Хейн! - воскликнул я, легонько тряся его за плечи.
  Когда я понял, что трачу драгоценное время, подхватил Хейна на руки и помчался к нашей поляне. Всё во мне кричало от тревоги и за получеловека, и за Акиру, которая осталась одна. Я бежал вдвое быстрее, подгоняемый страхом. Но то был другой страх: я ощущал на себе невидимые взгляды, мне казалось, что лес был полон не той благословенной тишины, что царила здесь всё время до этого. Откуда-то доносился прозрачный, едва уловимый смех среди деревьев. Я то и дело нервно оглядывался, пока не заметил, что справа от меня кто-то пробежал.
  Едва ли бы кто-нибудь хотел меня убить, а вместе с тем и Хейна. Иначе я бы уже давно лежал, истекая кровью. Только эти мысли ещё поддерживали во мне дух и силы продолжать движение. Увы, не на одних помыслах основывалось всё моё мужество, потому, когда что-то проскочило совсем близко от меня, я в ужасе отшатнулся, и Хейн почти выскользнул у меня из рук.
  Я замер, но через секунду мне на грудь обрушилось что-то тяжёлое и сильное. Я даже не заметил, как оказался на земле, придавленный телом Хейна. На груди у меня красовалось нечто очень похожее на плоский, но большой камень, который не давал мне пошевелиться. Я лежал, задыхаясь и не в силах вдохнуть полной грудью. Надо мной зеленели верхушки деревьев, ветер гулял среди них.
  - Хейн, - позвал я, надеясь, что тот очнулся от сильной встряски и отзовётся. Но юноша лежал, не шевелясь, а его тёплая кровь заливала мне ноги.
  Тогда что-то с силой потянуло меня за волосы. Вершины деревьев понеслись перед моими глазами, из чего я вынес, что тащат меня с большой скоростью. Я вскрикнул от боли, и всё прекратилось, пред глазами замерли те же чёрные деревья. В тот момент я с облегчением втянул в себя воздух: камень с глухим стуком упал с моей груди на крючковатые корни гигантских елей. Я попытался перекатиться на бок, чтобы встать и забрать Хейна, а потом унестись на поляну. Но надо мной нависло что-то очень яркое. Как я через мгновение понял, это была фиолетовая дымка... В грудь мне упёрлось что-то тупое, доставлявшее мне довольно ощутимую боль.
  Я моргнул несколько раз, пытаясь отогнать от себя цветное наваждение (признаться, мне хотелось, чтобы оно осталось со мной, потому что в этом лесу всё было настолько тёмным и неярким, что мне становилось страшно). Но оно не только не пропало, но и сделалось в несколько раз чётче, и я с удивлением отметил, что передо мной не просто фиолетовая пелена, а лицо в обрамлении ярких волос.
  И не просто лицо, а неземное видение, слишком прекрасное, чтобы быть правдой.
  Надо мной нависла девушка непередаваемо красивой наружности. У неё были длинные фиолетовые волосы, похожие на волны океана во время шторма, тёмно-синие глаза, каких я ещё ни разу не видел, что не передавали ровно никаких эмоций, будто я смотрел на зеркало. В них я видел только собственное лицо: не испуганное, но заинтригованное и даже заинтересованное.
  Мне эта незнакомка казалась небесно красивой, но только до того момента, как она начала говорить.
  То было непонятное мне наречие, скрипучее и отвратительное. Я подумал, что слышу не речь разумного существа, а нечто среднее между животным ворчанием и треском сухих веток на сильном ветру. В голосе девушке не слышалось ничего, кроме вселенской ненависти ко всему, что её окружало. Я едва сдержался, чтобы не закрыть уши ладонями. Но всё же поморщился.
  Девушка на секунду замолчала, вглядываясь в моё лицо (точнее мне казалось, что она в него смотрит, но по её глазам было совершенно невозможно определить). А потом издала смешок, походящий на скрежет металла о металл.
  Она в мгновение ока исчезла. Тогда и прошла боль в груди, и я понял, что это были колени девушки, упиравшиеся в меня, когда та на мне сидела.
  Я поднялся, стараясь сделать это как можно осторожнее. Хейн медленно скатился с моих ног, я пошёл к нему и взял на руки. Он был лёгок как пушинка. Я тряхнул волосами, откидывая с лица пряди волос, и лишь потом заметил, что передо мной стоит девушка, одетая в непристойно короткую юбку из листьев какого-то растения, что никак не прикрывало её длинных, изумительно ровных и слегка зеленоватых ног. Такой же коротенький топик обрисовывал её маленькую, но аккуратную грудь. Копна фиолетовых волос обрамляла её тело, достигая девушке почти до пояса. На всём теле кожа была нежно-зелёной, похожей на цвет молодой листвы по весне. К несчастью, столь примечательной внешности был дан на удивление омерзительный голос.
  Девушка смотрела на меня, будто хотела съесть. А потом сказала своим ужасным голосом, но на древнеинкубском:
  - Зачем идёте через лес?
  Я оторопел, потому что никак не предполагал, что эта незнакомка знает мой родной язык. Но она не просто знала, но и говорила на нём без акцента.
  - Мы идём в Айнон, - ответил я по-древнеинкубски. Девушка посмотрела на меня пристально, будто проверяла - лгу я или нет. Потом она что-то сказала, я не расслышал. Незнакомка заметила моё замешательство, потому произнесла слово очень медленно и по слогам:
  - Маиайли.
  Я замялся, не зная, что на это ответить и вообще, на каком языке это было сказано. И если честно, меня вновь начал одолевать панический ужас, параноидальный и цепкий. Пару секунд я силился сбросить с себя его оковы, но мало преуспел.
  - Что это? - спросил я. Голос, к отвращению моему и удивлению, был сиплым и тонким от страха.
  - Моё имя. "Убийца-тень", - перевела она с эльфийского. Мне совершенно не нравится эта глупая традиция: назвать всех младенцев - вне зависимости от того, к какой расе они принадлежат - эльфийскими именами. Но в тот момент я был совершенно согласен с тем, кто дал этой девушке такое прозвание: она двигалась, как тень, да и убила бы, как мне показалось, не задумываясь.
  Я не заметил, что прошло почти полминуты, пока я раздумывал о том, как мне отвязаться от этой девушки и остаться в живых. И ещё спасти Хейна.
  - А ты не хочешь представиться? - спросила она. В её вопросе не было ни капли укора или сарказма, но я всё равно почувствовал себя неуютно после него.
  - Киона, - немного помедлив, отозвался я.
   - "Хранитель рубинов", - задумчиво пробормотала Маиайли.
  Наряду со страхом, я начал раздражаться: драгоценное время, время Хейна, растрачивалось на пустую болтовню и раздумья этой экзотичной красотки. Я больше не мог ждать, потому отыскал глазами тело Хейна, распластавшееся в паре десятков метров от меня и подскочил к нему. Прижав его к себе покрепче, развернулся и уже сделал шаг в сторону нашей поляны, как вдруг сильная рука намертво схватила меня выше локтя, так, что я едва не выронил Хейна. Я поразился той силе, что удерживала меня на месте, а потом развернула в противоположную сторону, и я оказался лицом к лицу с Маиайли. Её пустые синие глаза впились в меня, и она произнесла:
  - Не уходи. Мы поможем.
  В тот момент этот скрипучий голос наполнился чем-то похожим на сочувствие.
  - Мы? - удивился я. Конечно, Хейн сказал, что видел много женщин, но я приписал это бреду, вызванному большой потерей крови. Но теперь сказанное им приобретало смысл.
  Девушка чуть приподняла голову вверх, что я расценил, как то, что эта особа закатила глаза. Это выглядело довольно странно.
  - Я и мои сёстры. Мы поможем, - повторила она, указывая на Хейна своей зеленоватой рукой. Я непроизвольно отметил, что пальцы её гораздо длиннее, чем у нормального инкуба, эльфа или нимфы. Ногти же на них были такой длинны, что сначала я принял их за маленькие кинжалы.
  Маиайли опустила руку и тряхнула головой. Из-под волос стал виден длинный лук и деревянный колчан, полный стрел. Девушка проследила мой взгляд и заметила:
  - Если тебя так интересует моё оружие, ты можешь отдать его, - она указала на Хейна, - мне. Я и мои сёстры вылечим его. А ты и ребёнок подождёте его, рассматривая мой лук. А потом пойдёте своей дорогой.
  Я поёжился от едкого сарказма в её голосе. Увы, большого смысла я в этих словах не углядел: если уж она так рвалась помочь Хейну и дать нам пройти через этот чёртов лес, зачем же нужно было пытаться убить получеловека? я высказал ей всё, что думал, а она пожала плечами и ответила:
  - Я думала, это человек. Он и пахнет как человек. А людей мы убиваем. Это не их территория, это территория бессмертных.
  - Он полуэльф! Ты должна была разглядеть это в чертах его лица!
  - Извини, - огрызнулась она, - но у меня не было желания рассматривать его.
  Я поглядел на мертвенно-бледное лицо своего друга. Мне было страшно от того, что эта девушка могла убить его, и я не видел никаких препятствий её второй попытке. Но также мне не было другого выбора, кроме как дать его в руки этой зеленокожей, а самому тихонько ждать в сторонке, пока она его окончательно не добьет, или не исцелит.
  Наконец сделав выбор, я протянул бездыханное тело девушке, ничуть не сомневаясь, что она удержит его. Но та отпрянула, будто я давал его горячие угли.
  - Не могу прикасаться к людям, - объяснила мне Маиайли, когда я удивлённо воззрился на неё.
  - Он не человек, - отозвался я.
  - Только наполовину, - напомнил она. Я кивнул, понимая, что спорить с ней бесполезно.
  Без дальнейших слов Маиайли пошла на север, туда, где лес казался непроходимым, чёрных и зловещим. Я бы побоялся идти туда, но выбора не было, потому я поплёлся за Убийцей-тенью.
  Там, где мне приходилось сгибаться и смотреть, чтобы Хейн не ударялся головой о ветви и сваленные деревья, девушка пробиралась невероятно ловко и легко. Её волосы ни разу не зацепились ни за одну веточку, зато выдранные пряди моих оставались едва ли не на каждом сучке. Я злился и продирался сквозь эти заросли с яростным остервенением.
  Мы шли так, наверно, двадцать минут, как вдруг Маиайли резко остановилась и, взглянув на меня, гордо объявила:
  - Наш замок.
  Мне бы в жизни не пришло в голову назвать это замком: просторный шалаш, составленный из толстых веток, корней и еловых лап. Крыши у этого "замка" не было, и мне подумалось, что небольшой дождь способен залить эту постройку, а сильный ветер - разломать, но я не стал оглашать свои опасения. В тот момент меня беспокоило только одно.
  - Где твои сёстры? Как вы исцелите его?
  Маиайли оставила мои вопросы без внимания, а сама прошла в шалаш, протиснувшись между двумя брёвнами, и стала пристально осматривать каждый уголок. Она произносила два слова: Каайято и Рауйюили. Сперва я хотел спросить, что означают они, думая, что это какие-то заклинания. Но когда Маиайли посмотрела на меня, я отказался от своей задумки: на лице было явно написано: "Скажи что-нибудь, и я тебя убью".
  Прошло не меньше получаса. Я тихо стоял, держа на руках умирающего (если ещё не умершего) Хейна, думал об Акире, жалея, что оставил её одну. Меня терзали горькие мысли: а что, если с Акирой что-то случилось? Вдруг Хейну уже нельзя помочь?..
  Тогда лес вокруг шалаша огласился радостным заливистым смехом, который я узнал сразу. Я нетерпеливо опустил тело Хейна на землю возле входа в шалаш и побежал на этот смех.
  Акира шла, держа за руку какую-то женщину и громко смеялась. Я остановился прямо перед парой, и когда Акира заметила меня, бросилась со счастливым криком ко мне:
  - Киона!
  Я подхватил её на руки и прижал к себе. Поверх плеча малышки я наблюдал за женщиной, что привела её.
  У неё была такая же зеленоватая кожа, как и у Маиайли, те же фиолетовые волосы, но много длиннее. Одета она была в длинную тунику, почти полностью скрывавшую её тело. Женщина опустила голову так, что яркие пряди волос скрыли её лицо от моего пристального взгляда. Но через пару секунд она сдалась и подняла на меня свои большие глаза.
  В отличие от Маиайли, у этой женщины не было ни намёка на красоту. Наоборот: внешность её была просто ужасна - длинный крючковатый нос, неровный, будто его ломали уже несколько раз. Дряблые обвислые щёки, отнюдь не старившие её, но делавшие просто кошмарной. Зелёная кожа лба была испещрена глубокими шрамами, лиловые губы выглядели так, будто на них накладывали швы. Я невольно отступил на шаг.
  - Не бойся меня, - сказала женщина по-эльфийски. Этот голос поразил меня до глубины души: такого красивого, глубокого я не слышал ещё никогда. Я прикрыл глаза, чтобы не видеть жуткого лица и наслаждаться только напевным звучанием голоса.
  - Я буду говорить, чтобы успокоить тебя, - поняв мои мысли, предложила женщина. - Твоя дочь похожа на тебя: она так же испугалась, когда я подошла к ней на поляне...
  - Она не моя дочь! - воскликнул я, но глаза не открывал. - Она мне сестра.
  - Знаешь, нам нужно идти. Моя младшая сестра ищет меня: я слышу недовольные мысли.
  Я не хотел задумываться над тем, что говорила эта женщина. И так слишком много во мне занимала тревога, не хватало ещё, чтобы эти зеленокожие захватили мой разум своими рассказами.
  - Я пойду позади тебя, чтобы ты меня не видел, - сказала несчастная женщина. Я и представить себе не мог, как она жила с такой отвратительной внешностью. - Я могу петь, хочешь я спою тебе?
  И не дожидаясь моего ответа, женщина завела какую-то нежную мелодию, тонкую и печальную. Я бы с удовольствием остановился хотя бы на пару минут, чтобы насладиться красотой этой мелодии, но нужно было идти к Хейну и отнести туда сестру.
  Я прижал Акиру покрепче к себе и развернулся, чтобы идти к шалашу. Женщина шла и пела свою песню, стихов которой я не понимал, но мне казалось, что смысл их был слишком прекрасен, чтобы передать словами. Акира, я чувствовал, тоже наслаждалась голосом женщины.
  Когда мы подошли к "замку", Маиайли уже ждала нас там: гневно сложив на груди руки, она сверкала глазами в сторону женщины и моей сестры.
  - Рауйюили! Где тебя носят ветры, чёртова певичка! - закричала девушка своим отвратительным голосом, который после напевания женщины - как я понял, её сестры - казался сущим карканьем. Но при одном взгляде на её сказочно красивое лицо становилось теплее на душе: всё-таки даже голос не спасал Рауйюили от отталкивающего действия её внешности.
  Хейн лежал на том же месте, где я его и оставил. Я отнял Акиру от себя и поставил на землю. Ноги сами понесли меня к Хейну, который лежал бездыханно и недвижно. Рауйюили тоже подошла к нему, присела на корточки и провела ладонью по его лбу.
  - Ты можешь к нему прикасаться? - спросил я, вспомнив, как отпрянула от получеловека Маиайли.
  - Только она не может, - ответила женщина, махнув в сторону сестры, которая всё ещё сверлила нас злобным взглядом.
  - Где Каайято? - резко спросила девушка.
  - Она была в лесу, - спокойно ответила Рауйюили. Казалось, её ничуть не заботит (или не удивляет) грубость сестры. Женщина наверняка знала, что есть причина этого ужасного обращения с ней. Иначе и быть не могло: кому в здравом уме пришло бы в голову терпеть подобное? Я с толикой любопытства глядел на Рауйюили. Теперь она казалась мне не просто уродливой, но ещё и бесконечно терпеливой.
  А вот её это похоже совсем не задевало.
  - Рау! - воскликнула Маиайли, когда женщина притянула к себе Хейна и обняла его. - Он же получеловек!
  Рауйюили улыбнулась ей в ответ (меня пробрала дрожь от этой улыбки. Более жуткого зрелища я не видал никогда). Акира на моих руках неотрывно глядела на зеленокожую женщину, а потом сама улыбнулась. Этот её оскал был подобен тому, что я видел ещё в доме. Мне стало неприятно находиться на поляне, где каждый имеет право называться самым ужасающим существом во Вселенной. а ещё мне казалось довольно забавным слушать всё это: обе девушки говорили на разных языках, но понимали друг друга. Скоро голова у меня совсем кругом пойдёт.
  Рауйюили гладила Хейна по лбу, и я заметил, что она закатила глаза, будто задремала. Мне послышалось невнятное бормотание: Рау что-то говорила. Как потом стало ясно, это были заклинания. Увы, таких я не знал.
  Сначала мне показалось, что они не действуют: Хейн всё ещё был мертвенно-бледный, не дышал и выглядел как труп. Но через пару минут бормотания Рау я заметил, что пальцы Хейна стали нервно подрагивать, мне почудилось, что я сам наливаюсь жизнью. Тепло распространилось по всей поляне. Акира зажмурилась и прошептала:
  - Тёплый летний ветерок...
  Я поглядел на сестру, прижал её покрепче к себе и погладил по голове. Она вздрогнула и чуть громче сказала:
  - Хейн не умрёт.
  Я не сильно удивился, но всё-таки меня поразило то, что девочка догадалась о том, что сейчас происходило с нашим другом.
  - Нет, Рауйюили его спасёт, - уверенно отозвался я. По-моему, я себя больше убеждал, чем малышку.
  Только я сказал это, тело Хейна вдруг изогнулось дугой, да так, что я услышал хруст. И очень понадеялся, что это не был хруст позвоночника, ведь люди такие хрупкие. Маиайли, прежде стоявшая за спиной сестры и посылавшая ей в затылок злобные взгляды, теперь нагнулась поближе, положив руку на плечо Рау. Та, казалось, совсем не замечает присутствия красавицы и продолжала скороговоркой произносить заклинания.
  Потом всё вокруг наполнилось непонятным гулом. Я начал нервно оглядываться, Акира же с любопытством посматривала на мою реакцию на происходящее. Если бы ситуация не была столь неприятной и вообще катастрофической, я бы рассмеялся - так забавно выглядело её озабоченное личико.
  Гул нарастал, он почти давил мне на уши, я бы с удовольствием убрался подальше от этого места, если бы не постыдное чувство страха, которое пригвоздило меня к месту. А ещё меня парализовало то, что творилось с Хейном: юноша лежал с открытыми глазами, изо рта его вырывались гортанные стоны, будто кто-то заливал ему в глотку воду. Я смотрел теперь только на это: меня это напугало ещё похлеще, чем странные зелёные девки или загадочное ранение получеловека. его руки беспорядочно шарили по земле вокруг него, ноги сгибались и разгибались. Тогда он был очень похож на марионетку.
  Через мгновение он резко поднялся, откинув от себя Рау. Акира закричала, а я отступил на несколько шагов. Маиайли упала за сестрой и завизжала, но я сразу понял, что она орёт не от страха, а посылает поток ругани на моего внезапно ожившего друга. Я тихо, так чтобы не услышала Акира, выругался всеми словами, какие знал на разных языках.
  Гул стал нестерпимым, и я подумал, что сейчас голова у меня взорвётся к чертям. Стараясь перекричать этот ужасный шум, я позвал:
  - Рау!
  Та обессилено лежала на земле рядом с Хейном. То, что сейчас было с парнем, повергло меня в настоящий шок.
  Он сидел, запрокинув голову и вытянув перед собой руки, совсем как ожившая кукла. Из его груди рвались судорожные, рваные крики, будто он умирал, сгорая на костре. Деревья и сама земля качалась, я схватился за ближайший ствол огромной ели.
  Маиайли возникла прямо передо мной. Я вздрогнул и едва не закричал: её лицо сейчас было очень бледным, глаза потемнели, и она была похожа на ночную жуть. Девушка отчаянно сжимала моё плечо, силясь устоять на ногах. Лес раскачивался всё сильнее и сильнее, пока особо сильный переворот не заставил меня рухнуть на землю. Я придавил Акиру, и та взвизгнула, как раненый зверёк.
  Маиайли что-то кричала мне: я видел по её губам. Всё шаталось и кружилось перед глазами так, что я даже не различал, где деревья, а где Хейн. Меня затошнило, да так, что я поспешил отвернуться от Акиры и зеленокожей - побоялся, что меня вырвет на них. Мышцы скрутило, я перестал чувствовать ноги.
  - Быстро вставай! Живо! Уноси ноги! - донеслось до меня, и я узнал хриплое карканье Маиайли. Когда я повернул голову, чтобы посмотреть на неё, девушка уже подбежала к Рауйюили, подхватила её и потащила прочь с поляны. Это ещё раз показало мне, что нам всем конец.
  Мир вроде бы слегка успокоился. Ну как успокоился, я смог хотя бы примерно определить где сейчас Хейн.
  Рот у меня раскрылся от удивления.
  Получеловек висел над поляной, раскинув руки. Это напомнило мне святое распятье, что я однажды увидел в человеческой церкви. Его тёмные волосы трепетали ореолом вокруг головы, а от самого Хейна исходила такая сила, которая раздавила бы меня в лепёшку, будь я человеком.
  Боги, помогите мне понять, что за существо этот Хейн.
  Я зарычал (скорее от злости, чем от страха) и попытался встать. С первого раза не получилось - руки и ноги совсем меня не слушались. Я опустил Акиру на землю рядом с собой; когда свободными стали обе руки, подняться удалось. Встав, я на ватных ногах пошёл в сторону Хейна. Тот был в метрах трёх над землёй, так что мне не пришлось подпрыгивать, чтобы схватить его за лодыжки: я просто протянул руки вверх. Когда ладони коснулись грубой ткани штанов получеловека, я с силой дёрнул вниз, но Хейна будто что-то удерживало.
  Мне всё же пришлось прыгнуть: чтобы ухватить друга покрепче, я подскочил и вцепился ему в талию и начал дёргаться всем телом, стараясь "снять" его с того невидимого крючка, на котором, как мне казалось, висел получеловек. Когда почувствовал, что тело Хейна наконец поддаётся моему напору, стало слишком поздно. Я намеревался отскочить от друга, когда тот будет падать, но я не успел и мешком рухнул на землю придавленный парнем.
  Гул мгновенно стих, голова перестала кружиться. Всё замерло.
  Я со стоном выбрался из-под худощавого тела юноши. Оперевшись на ладони, я судорожно втянул в себя воздух: руки пронзила неожиданная и острая боль. Я поднялся и сердито вгляделся в мягкую плоть ладоней. Как оказалось, их пересекали глубокие рубцы, из которых хлестала кровь.
  - Чёрт, - прошептал я, срывая с себя рубашку. Разодрав её на полосы, я перевязал каждую кисть подобно перчаткам.
  Я подошёл к Хейну. Его грудь мерно поднималась и опускалась, казалось, получеловек просто спит. Я присел рядом с ним на корточки и пару раз шлёпнул его по щекам - чтоб очнулся. Хейн резко распахнул глаза и вскочил; я едва успел убраться с его пути, иначе наши головы неизбежно столкнулись бы. Крякнув, я встал рядом с юношей, который теперь озирался по сторонам, силясь вспомнить, как здесь оказался. Когда его зелёные глаза сфокусировались на мне, он как-то расслабился и обратил внимание на сухую корку крови на своей рубашке. Хейн, глядя на меня с ужасом, пробормотал:
  - Что произошло?
  Я понял, что рассказывать придётся слишком много, потому покачал головой, как бы говоря: "Позже". Я раскрыл рот пошире и закричал:
  - Маиайли!
  Хейн не вытерпел громкости моего голоса и зажал уши ладонями. Про себя я отметил, что выглядит получеловек вполне прилично для того, кто ещё меньше часа назад был при смерти.
  Мне показалось, что девушка уже успела бы утащить сестру (а заодно и себя любимую) настолько далеко от этой поляны, что ни один мой крик бы не долетел до неё. Но откуда-то с севера донеслись шорохи, а потом и медленные шаги.
  На поляну выступила высокая красивая девушка.
  Волосы её были тёмно-синими, заплетёнными в две густые косы, достигавшие до самой земли, глаза - угольно-чёрными. Кожа была голубовато-серой, и мне показалось, что девушка светится.
  Такой красоты я ещё никогда не видел. Даже Маиайли мне теперь казалась уродливой.
  Длинные стройные босые ноги бесшумно несли девушку в мою сторону. Она двигалась, как кошка: медленно, настороженно; её глаза неотрывно наблюдали за мной, от чего становилось немного не по себе. Короткая туника была перехвачена широким поясом, на котором висели два длинных меча.
  - Кто вы?
  Я не смог понять, произнесла ли это девушка, или ветер прошёл по листьям деревьев: голос был не громче шёпота, шелестящий, напоминающий змеиное шипение, но вовсе не отталкивающий. Я не смог ответить: ответы необходимы мне были и самому.
  - Сначала сами назовитесь, потом и я представлюсь.
  Казённый язык эльфийских рыцарей... с чего это я так заговорил?..
  Девушка немного склонила голову набок, а потом улыбнулась. На щеках её расцвели две очаровательные ямочки.
  - Я Каайято, владычица этого леса.
  Я не сразу понял, что девушка говорит по-эльфийски.
  - Киона Асгейр, - представился я.
  Мы по обычаю пожали друг другу запястья (хотя девушка это сделала как-то неуверенно, будто не знала такого жеста).
  - Что привело тебя сюда, Киона Асгейр? - спросила она. Каайято вела себя так, будто Хейна и Акиры вообще здесь не было. Мне тогда было не до этого, потому я решил продолжить разговор со странной красавицей.
  - Мы с Хейном и сестрой, - я перевязанной ладонью указал на своих спутников, - идём в Айнон.
  Девушка вдруг протянула ко мне руку и положила её мне на голову. Через мгновение она приказала:
  - Замри.
  Я будто оцепенел, потому что её поведение было довольно странным. Прошло меньше пяти секунд, когда Каайято опустила руку и улыбнулась:
  - Всё ясно. Мои сёстры опять подстрелили человека.
  Я понял, что девушка прочла мои воспоминания (и мысленно подивился её дару), потому сказал:
  - Да. Рауйюили вылечила Хейна, но что-то произошло. Он висел в воздухе...
  Я замолчал, представив, насколько по-детски сейчас выгляжу.
  - Я слушаю, - серьёзно проговорила Каайято. Мне стало неловко, но я продолжил:
  - Он висел в воздухе, было шумно, будто гул какой-то... потом всё закачалось, и я его повалил, - неуклюже закончил я.
  - Я уже видела всё это в твоей голове, но всё равно спасибо. Словами ты мне сказал больше, чем смог увидеть.
  Наверное, случаи, когда я краснел, за всю жизнь можно по пальцам пересчитать. А вот сейчас я залился краской, чувствуя себя при этом полным идиотом.
  - Кто твой друг? - спросила Каайято, будто не замечая моих внутренних терзаний. Я прочистил горло и не без труда ответил:
  - Полукровка.
  - Кто с кем? - уточнила эльфийка.
  - Эльф и человек, - последнее слово сорвалось, как ругательство. Красавица заметила это и неодобрительно покачала головой.
  - Нужно всех уважать. Иначе тебя самого все возненавидят, Киона Асгейр.
  Я слегка смутился, но скорее не от сознания собственной вины, а из-за того, что показался этой эльфийке грубым. Рядом с ней вообще казалось святотатством быть неаккуратным и невежливым.
  Девушка выпрямилась и подошла к Хейну, пристально глядя ему в глаза. Меня позабавило то, насколько смущённым и удивлённым выглядел мой друг. Его изумрудные глаза потухли, волосы, казалось, старались скрыть хозяина от прекрасных глаз Каайято. Мне и самому было понятно его стремление избежать её проникновенного взгляда: я ощущал себя так, будто её чёрные глаза смотрят в самую душу.
  - Хейн, - обратилась она так, будто получеловек был её давним другом. Хейна это внезапное панибратство смутило ещё больше, потому я не сильно удивился, когда юноша неуверенно отступил на шаг. Но меня это развеселило. Так он показал, насколько действительно боится красивой эльфийки.
  - Ну что ты! - ласково и, как мне показалось, с лёгкой обидой, воскликнула Каайято. - Уж кому-кому, а тебе, полуэльф, бояться в моём лесу нечего.
  Хейн взглянул на девушку, как на сумасшедшую. Еще пару часов назад он едва не умер от рук обитателей этого леса, а теперь ему обещают безграничную свободу и защиту в этом диковатом месте. Я перехватил этот его взгляд, посмотрел на Рауйюили и чуть не засмеялся. Перепады настроения я приписывал истеричному облегчению, ведь все мы остались живы. Пока что.
   К моему удивлению, эльфийка не только не заметила насмешки в глазах моего друга, но и продолжала с восхищением вглядываться в него, будто не верила самой себе.
  - Почему? - наконец спросил Хейн. Его голос был несколько безжизненным, что ещё больше позабавило меня.
  - Твоя мощь. Я видела такое однажды, - пояснила эльфийка. - тогда половина моего леса была сметена под корень.
  Я с удивлением отметил, что щёки получеловека залил густой румянец.
  - Нам... пора идти, - промямлил Хейн, настороженно глядя на меня. Я кивнул ему, надеясь, что моя внешняя уверенность придаст ему сил. Но, похоже, ошибся. Под пристальным взглядом Каайято юноша сгорбился и поплёлся ко мне пришибленный, будто отруганный ребёнок. Я едва подавил смешок: хорошо, что я инкуб, и на меня эльфийские чары, вроде этих, не действуют. Иначе, боюсь, я уже и сам ползал бы перед прекрасной эльфийкой на коленях.
  - Куда? - удивилась лесная владычица. Её тон был настолько обезоруживающим, что я уверен - Хейн едва сдержался, чтобы не пообещать ей полного и безропотного служения.
  - Мы идём в Айнон. И мы это уже вам говорили, - сказал я, понимая, что ничего связного получеловек произнести не сможет. Прозвучал мой ответ немного резче, чем я хотел.
  - Господин Хейн не останется с нами в лесу? - искренне (как мне показалось) изумилась эльфийка. Юноша, стоявший к ней спиной, а ко мне - лицом, резко обернулся, и я с облегчением заметил на его лице маску отвращения.
  - Я здесь едва не умер. Так что вынужден отказаться.
  Я смотрел на Хейна неверящими глазами. Он говорил так уверенно.
  По-моему, я бы сто раз подумал, прежде чем отказаться от столь заманчивого предложения. Жизнь в древнем лесу, среди девушек, который лишь ищут предлог, чтобы услужить тебе... и никаких людей. Просто место моих грёз! Но то, с каким отвращением глядел на эльфийку мой друг, было для меня полной неожиданностью.
  Каайято нахмурилась, но тут вокруг нас послышались шорохи и тихие голоса. Я уже достаточно натерпелся за последнюю неделю, потому даже не сильно смутился, когда ноги сами отнесли меня на несколько шагов от того места, откуда исходили странные звуки.
  Я выругался (и довольно грязно, признаюсь), когда из тяжёлых еловых лап вышла Маиайли.
  Каайято улыбнулась, но ни капли не удивилась, и я снова вспомнил слова Рауйюили: "...Я слышу её недовольные мысли..." Неужели сёстры и правда могут читать мысли друг друга?
  Позади красивой эльфийки показалась безобразная Рау, которая шла слегка прихрамывая. К моему удивлению, ни Каайято, ни Маиайли никак не реагировали на страдания сестры, в то время как она морщилась от боли. Наверняка она себе что-то сломала, когда волна, исходившая от Хейна, откинула её. Неожиданно для себя я почувствовал жалость.
  Поставив Акиру на землю, я пошёл к женщине. Её сёстры проводили меня изумлёнными взглядами, а Маиайли даже приоткрыла рот. Я почувствовал, как во мне поднимается волна гнева: неужели эти двое и вправду настолько не считались с уродливой сестрой, что предпочитали не обращать на неё внимания? Как несправедливо! Я мог бы ещё принять такое отношение в семье, будь эти трое людьми. Люди вообще никого не любили. Но ведь то были эльфы! Причём лесные, а у этих дикарей вообще очень чтились семейные узы. Во всяком случае, так я слышал.
  Едва я подошёл к Рауйюили, она чуть не упала. Я подхватил её, и женщина воззрилась на меня тем же удивлённым взглядом, как и её сёстры. Она смотрела мне в глаза немного дольше, чем то можно было бы счесть просто взглядом, потому смущённо отвела свои синие глаза и пробормотала:
  - Не нужно было.
  Я протестующее проворчал что-то, и это рассмешило Хейна. Он смотрел на меня с одобрением (и это, признаться грело душу - остальные всё также глядели на меня хищными глазами, как мне показалось, обделённых). Акира опять принялась набирать полные руки какой-то лесной дряни.
  Рауйюили дошла до поляны, опираясь на мою руку. Она выглядела смущённой и изумлённой одновременно, будто я сделал что-то, на что не способен даже боевой эльф, накаченный магической энергией под завязку. Мне это не понравилось.
  На поляне стояла полная тишина, пока я не помог Рау усесться на пружинистый мох. Потом всё разом пришло в движение, будто ждало того момента, когда я отойду от женщины. Маиайли впорхнула в большой шалаш, стоявший на другом конце поляны, Каайято присела на корточки и приложила обе ладони к земле. Послышался тихий гул, я заозирался, готовый вновь увидеть парящего Хейна или что-нибудь похуже. Но тут в нескольких шагах от эльфийки начали падать большие и маленькие ветки, толстые брёвна и крошечные сучки деревьев. Я подозвал к себе Акиру и прижал её к груди. Девочка рассматривала какой-то стебелёк, сорванный ею под деревьями, и не проявляла никакого интереса к происходящему. Я, напротив, наблюдал с неумеренным любопытством за процессом. Каайято встала, прошептала что-то на странном певучем языке, подняла вверх руки и громко произнесла:
  - Повинуйся мне, Пламя лесного Солнца!
  Откуда-то сверху, будто падая с самых крон деревьев, к большой куче ветвей и палок длинными лентами заскользило пламя. Я с удивлением разглядывал огненные языки, заигравшие на дереве, и невольно сделал шаг к почти разгоревшемуся костру. Это не ускользнуло от глаз Каайято, и девушка улыбнулась.
  - Подойди ближе, если хочешь, - тихо сказала она. Я присел на колени напротив неё. Откуда-то сзади пришёл Хейн и примостился рядом со мной. Вырвавшись из моих рук, Акира пошла к Рауйюили. Женщина улыбнулась и тихо запела.
  Пока жар от костра не затопил поляну, я не понимал насколько замёрз. Более того, я даже не заметил, что наступил поздний вечер.
  Через несколько мгновений из шалаша показалась Маиайли с руками, нагруженными мясом. При виде этого, в животе у меня предательски заурчало. Держась за ручку Акиры, к нам присоединилась и Рау.
  Костёр был большим, но мы всё равно старались рассесться ближе друг к другу. Я не понимал почему, но сидящая ближе всех ко мне Каайято бросала на меня многозначительные взгляды, от которых я (к своему огромному удивлению!) заливался краской и забывал о чём говорил. Это был самый приятный ужин за эти несколько дней: согретая костром обстановка, вкусная еда и преотличнейшее вино (которое где-то достала Каайято) развязали нам языки. Меня просили рассказать историю своей жизни, вплоть до того, были ли у меня женщины. Подумав, я решил, что ничего плохого не будет, если рассказать им всё от корки до корки.
  Передавая зажаренное мясо, я взахлёб описывал полёты, свой дом, друзей и нашу долину. Когда речь пошла о долине, сёстры раскрывали свои синие и чёрные глаза, будто никогда раньше о ней не слышали.
  - Мы не выходим за пределы леса, - объяснила Каайято. - Только здесь у нас есть тело, но только мы ступим за самое последнее дерево - сами обратимся в клён, - она указала на Маиайли, - в дуб, - девушка кивнула в сторону Рауйюили, - и бук, - эльфийка положила ладонь себе на грудь.
  Я фыркнул. Забавно: я сейчас, можно сказать, разговариваю с лесом.
  - Мы с сёстрами можем слышать мысли друг друга, - сказала Маиайли. - У каждой из нас свой собственный дар. У меня - физическая сила, - сказала девушка, отрывая зубами кусок мяса от своей порции. Я, поглядев на её казавшееся хрупким тело, усомнился в этом. - У Рауйюили - ум. Конечно, мне ещё дана красота, но взамен нет голоса, а Рау наоборот: волшебный голос и неприглядное лицо.
  И это ещё мягко сказано, - подумал я.
  - Мне даны, - вмешалась Каайято, - сила, красота, голос и ум. Всё вместе. Но вместо этого я умираю от солнечного света, не чувствую прикосновений и не различаю цвета. И ещё не слышу пения птиц.
  Я, конечно, знал о том, что у каждой расы были свои недостатки, например, инкубы не видели различий между полами и существами в целом, когда выбирали себе партнёра; многие виды эльфов не могли прикасаться к своим детям и предметам, сделанным из серебра. Но про избирательный слух я не слышал никогда.
  - Это... странно, - наконец произнёс я. - Ты что, правда слышишь всё, кроме пения птиц?
  Насмешливость в моём голосе подавить не удалось. Жаль, потому что Каайято вдруг стала немного жёстче и произнесла:
  - Пение птиц - это то, без чего невозможно жить, если ты знаешь, как это звучит. Мне оно неведомо, но я страдаю лишь потому, что лишена такого блага.
  Блага... А вот я бы так не называл беспрестанное карканье и бессмысленное щебетание. Хотя я не умею ни любоваться солнечным днём, ни зеленью леса, ни видеть красоту в природе... Это делает меня больше похожим на дракона. Но я не жалуюсь: зато я умею летать. А это куда как приятнее, чем быть чувствительным романтиком относительно каждого куста и травинки.
  Драконья кровь рождала во мне любовь к мечу, силе, сражениям и крови. Я любил войну и с удовольствием отправился бы в бой, будь он на моём пути. Но так как такового не имелось, приходилось тихо и мирно идти, лишь вздыхая о лязге доспехов, звучных порывах заклятий и прочей военной атрибутики.
  - Я не понимаю твоих страданий, - наконец признался я. - Меня больше привлекает война, а не красота. Я не вижу никакой прелести в этом, - я обвёл рукой поляну, которая, наверняка, казалась и Хейну, и Акире, и эльфийкам просто великолепной. Мои глаза выхватывали из общего пейзажа отдельные части: где-то была ветка, похожая на меч, где-то трава, причудливо сплетаясь, напоминала боевого мага с жезлом...
  - Но, думаю, ты поможешь мне его восполнить. Ты сможешь петь мне по ночам... - задумчиво произнесла эльфийка с мечтательным вздохом. В этих словах я увидел довольно прозрачный намёк, но постарался не обращать внимания.
  После моего признания о войне Маиайли воззрилась на меня, как человек на святое провидение, да простит меня Вечность за сравнение! В её глазах загорелся такой восторг, будто я не высказал свои мысли вслух, а сообщил им, что теперь они свободны от этого леса, что у них могут быть тела и за его пределами... Каайято тоже глядела на меня, будто нашла в моих размышлениях выход в соседний мир (спешу похвастаться - я знаю, где расположен один: к северу от Голденбрука. Невысокая арка, увитая плющом. Красиво. Но страшно.)
  - Инкуб-воин, - пропела Рауйюили. Я не спешил поворачиваться к ней, страшась увидеть лицо эльфийки, зная, что это разрушит всю идиллию вечера. Чтобы совсем не оставить женщину без внимания, я всё же обернулся в её сторону и спросил:
  - Рау, а как ты Акиру нашла? Я же встретил вас вместе!
  Глаза у меня были прикрыты и опущены - чтобы случайно не наткнуться на Рауйюили. Девушка, похоже, поняла мои терзания, но промолчала. Она как бы невзначай тряхнула головой, так, что длинные густые волосы полностью скрыли безобразное лицо.
  - Девочка такая шустрая! Она бегала по опушке, пока я её зазывала. Я слышала мысли Маиайли, она говорила, что пришёл родственник ребёнка, что нужно их свести, иначе ты начнёшь волноваться.
  Женщина покосилась на сестру, сверкая глазами из-за сиреневых прядей, водопадом спадающих ей на щёки. Этот взгляд показался мне каким-то заговорщическим, и я подумал, правда ли об этом думала Маиайли, когда попросила найти мою Акиру.
  Я огляделся, ища Акиру. Девочка сидела прямо за мной, рассматривая какие-то травинки. Сейчас в свете пламени, я с удивлением обнаружил, что Акира подросла за эти дни. Теперь она больше походила на двухлетнего ребёнка. Хейн заметил, что я отвлёкся, и сам посмотрел на мою сестру. Но у него эта скорая перемена в ребёнке не вызвала нежности и умиления, как у меня. На лице получеловека отразилось сомнение смешанное с долей ужаса.
  Эльфийки, неотрывно следившие за мной и Хейном тоже вытянули шеи, глядя на мою девочку. Каайято рассмеялась.
  - Она такая крепкая!
  Я улыбнулся, а Хейн, не в силах изменить выражение лица, с тем же ужасом воззрился на девушку.
  - Сколько ей? - поинтересовалась Маиайли.
  - Четыре дня, - сказал я. Эльфийки закивали, а Рау протянулась через меня и взяла Акиру себе на руки. Девочка даже не попыталась вырваться. Это выглядело так прелестно, что у меня даже дух захватило. Но в то же время на душу будто камень упал: моя сестра никогда не узнает материнской руки...
  - И вы что, не находите это ужасным?! - вдруг воскликнул Хейн, вскочив. Его голос эхом разнёсся по поляне, и воцарилась полнейшая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костра. - Ей всего несколько дней! Так не должно быть!
  Мне показалась, что это по большей части не Хейн решил высказаться, а вино в его крови.
  - Вы, смертные, очень медленно развиваетесь, а умираете настолько скоро, что полёт звезды на небе кажется дольше, - сухо отозвалась Маиайли. По её лицу было видно, что одна мысль о моей сестре грела ей душу. - Бессмертные существа не теряют и дня из своей жизни: мы не теряем времени на глупое ребяческое взросление.
  Ребяческое взросление... Я задумался над тем, сколько лет эти сёстры уже не видели нормальной книги. Наверняка, они и читать-то не умеют... Но говорить настолько абсурдные вещи даже в этом случае просто позорно для бессмертного существа. Я молча сидел, устраивая маленькую дискуссию в своей голове, а потом мысленно снял перед собой шляпу: я тоже поддался силе хмельного напитка.
  - Хватит, - сказал я. - Хейну непривычно видеть такое, он волнуется за Акиру. Маиайли, разве у тебя не вызвало бы столько удивления, увидь ты что-то подобное, будучи человеком?
  Эльфийка пробормотала что-то нечленораздельное, но я услышал в том согласие и кивнул. Хейн, насупившись, сложил руки на груди и поглядывал на Маиайли со злостью. Я не мог понять, что из слов девушки так задело его, ведь он и сам говорил то же самое. Ну насчёт того, что смертность - это здорово или вроде того...
  Я смотрел на получеловека, пока тот не оторвал глаз от Маиайли и, перехватив мой взгляд, не сел обратно к костру. Каайято смотрела на юношу, как на интересное животное, выделывающее то, чего от него никак не ожидали. Мне это не понравилось, и я послал эльфийке осторожный взгляд, который она поняла и, опустив голову, прошептала едва слышно:
  - Прости.
  Но уже через мгновение маска смирения на её лице сменилась лукавой улыбкой, и она мне подмигнула. Я покачал головой. Ну как можно жить в таком бедламе?! Три девушки, причём довольно молодые, заправляющие огромным страшным лесом, характер и отношения которых могут вызвать довольно странные чувства у каждого! Лично меня угнетали они все, несмотря на то, что у одной был невероятный голос, у другой - красота, а у третьей - всё это и власть в придачу. И эти намёки...
  Хейн, заметивший моё постепенно ухудшающееся настроение, коснулся моего плеча, отчего я вздрогнул и обернулся к нему. Юноша неуверенно улыбнулся, и от этого голова пошла у меня кругом, и я с трудом поборол желание поцеловать его. Я чувствовал, что кто-то из сестёр-эльфиек что-то говорит мне, а может и просто зовёт, но теперь для меня не было ничего кроме худощавого юноши, что казался ещё более тонким в колышущемся свете пламени. Я видел его зелёные глаза, его бледные скулы, растрёпанные чёрные волосы, ощущал сладковатый цветочный запах, присущий эльфам. И меня переполняла безграничная нежность, привязанность и нечто смутное, щемящее сердце.
  Акира тоже подошла ко мне и по-хозяйски уселась на колени. Потом посмотрела на меня серьёзно, будто хотела понять, что произошло с моим внутренним состоянием. С трудом оторвав взгляд от Хейна, я перевёл его на сестру. Девочка вдруг воскликнула своим высоким голоском:
  - Вот кого ты хотел видеть рядом с собой!
  От её крика я вздрогнул, сначала даже не поняв, что имеет малышка в виду. Потом мне вспомнился сон о взрослой Акире, которая обнимала Хейна, о своём пробуждении и о словах сестры: "Ты не меня хочешь видеть сейчас"... Сёстры-эльфийки перестали звать меня.
  Сперва хотелось рассказать ей о том, что на самом деле я мечтал о той Акире, о девушке из моего сна. Но я передумал говорить об этом, потому что с небольшим удивлением понял, что забыл даже то, как выглядело моё видение. Просто оно было невероятно красивым, больше на ум ничего не приходило.
  Я увидел, что на щеках Хейна расцвёл румянец, и юноша отвернулся, но не из отвращения, а из смущения. Я точно видел это по его глазам.
  - Ты права, Акира, - прошептал я. Я никогда не терзался угрызениями совести, потому эти чувства застали меня врасплох в тот момент. Я не хотел обманывать девочку, тем более, что на её личике отразилась такая досада, что я едва не выпалил правду. Каайято, раньше поглядывавшая на меня со странной смесью похотливости и нерешительности, одарила меня взглядом, полным удивления. Встретившись с её глазами, я ответил на её немой вопрос:
  - Я ведь инкуб.
  Эльфийка ещё несколько секунд смотрела на меня, а потом медленно кивнула, будто мои слова решали все её проблемы. Она вздохнула, как мне показалось, с сожалением. Я едва не рассмеялся, представив, какое разочарование постигло девушку.
  И тут мне в голову пришёл один вопросик.
  - Слушайте, а вам сколько лет?
  Каайято и Рауйюили переглянулись. Рау прыснула, а Каайято, подавив смешок, спросила:
  - Юный Киона, сколько лет ты живёшь в этой Вселенной?
  - Семнадцать, - ответил я.
  - Так вот, я не помню, когда родилась, но я и мои сёстры встретили рождение этого мира. А также мы видели, как развивается человеческий мир...
  Эльфийка выдержала театральную паузу, будто была хорошей актрисой, которая читает очередной монолог. Она выразительно взглянула на меня, будто ожидала реакции.
  - Человеческий? - удивлённо произнёс я, наконец поняв, что Каайято ожидает от меня чего-нибудь большего, чем просто внимательный взгляд.
  - Да, - удовлетворённо ответила девушка (хотя как мог я назвать её девушкой, зная её примерный возраст?). - Он очень маленький и там живут только они.
  Я, не удержавшись, поморщился. Мир, где есть одни только люди! Какой кошмар! Когда я представил себе, как застоялся там человеческий смрад, меня чуть не вывернуло наизнанку. По выражению её лица я понял, что эльфийка быстро разгадала мои мысли.
  - Ты так не любишь людей, - произнесла она задумчиво.
  - Ненавижу, - поправил я, почти выплюнув это слово.
  - Это глупо, - вдруг сказала Рауйюили на языке эльфов. - Нет смысла ненавидеть людей. Они такие смертные и нуждающиеся в заботе, что им остаётся только помочь и подстрелить.
  Я со злостью глянул на неё, борясь с желанием выложить историю о том, как "нуждающиеся в заботе" люди расправились с моими родителями. Перед глазами снова предстала картина: Сиатрия и Лаирасул лежат в саду под солнечными лучами, запёкшаяся кровь на их лицах, сплетённые руки...
  - Это справедливо, - послышалось с края поляны, и я с удивлением узнал голосок Акиры. Все повернулись к ней, а у меня кровь застыла в жилах, когда мне вдруг пришло в голову, почему малышка может думать, что моё отвращение к людям оправдано. - Я тоже их не люблю. Они злые и плохо пахнут. А ещё они убили маму с папой.
  Я был уверен, что никогда не упоминал при сестре о смерти наших родителей. И точно помнил, что Акира читает настроение, а не мысли. Потому девочка никакими путями не могла узнать этого. Конечно, если Хейн ей не рассказал...
  Я повернулся к нему, и он, перехватив мой взгляд, потупился.
  - Я думал, ты хочешь, чтобы она знала правду, - виновато прошептал получеловек, слишком быстро, чтобы я принял это оправдание. А потом Хейн поднял голову и застыл от ужаса.
  Глаза мои, обычно красные, стали похожи на два рубина: белок почти полностью скрылся за расширившимися зрачками. Я дышал прерывисто, тело пробирала мелкая дрожь. Когда я повернулся к Хейну, Рауйюили оказалась за моей спиной потому не видела моего разъярённого лица. Она попыталась успокоить меня, положив маленькую ладонь мне на плечо, но я глянул на неё, и эльфийка с каменным лицом отдёрнула руку. Даже отпрянула на пару шагов. Это не отрезвило меня, а наоборот заставило разъяриться ещё больше. Какого чёрта Хейн всё рассказал Акире?! Даже я не собирался этого делать до того момента, пока девочка сама не спросит! В глубине души я презирал себя за такую лютую ненависть к людям, потому даже в мыслях у меня не было наделять свою маленькую сестру таким качеством. Но, похоже, ценивший свою расу Хейн решил всё за меня...
  - Какого чёрта, - начал было я. Слова вырывались с каким-то шипением, даже я собственного голоса не узнавал. Хотя какое мне было тогда дело до голоса?
  - Успокойся, - мягко, но решительно сказала Каайято. - Всё мы совершаем ошибки.
  Она взглянула на Хейна и проговорила голосом, полным неодобрения:
  - А люди ошибкам и подавно подвержены.
  Получеловек опустил голову и еле слышно вздохнул.
  Я порядком успокоился при звуке голоса эльфийки. Наверняка, это была часть её магии, но сейчас я был рад её колдовству. Мой разум уже успел нарисовать себе кровавые картины того месива, в которое я намеревался превратить Хейна. Но сейчас, когда я немного остыл (и, признаться, отрезвел), всё виделось в гораздо более простом ракурсе: теперь мне можно избежать щекотливого разговора с Акирой о наших родителях в будущем. Конечно, я понимал, что вопросов из рассказанного Хейном вытечет для девочки больше, чем ответов, но сейчас об этом задумываться не хотелось.
  - Я спокоен, - сообщил я и отвернулся от Хейна, который взглянул на меня при этих словах. Возможно, я опасался того, что снова захочу превратить юношу в студень. А, может быть, меня встревожил тот факт, что глаза его посветлели, и он старался поймать мой взгляд. Чёртов умник, прочитал мои мысли и решил их поскорее удалить из моей головы.
  Уже буквально через минуту или две спокойные разговоры возобновились. Я и сам принимал в них участие, особенно если та или иная эльфийка просила подтвердить меня какой-нибудь факт о драконах или инкубах. Только Хейн погрузился в угрюмое молчание и говорил даже меньше, чем раньше. То есть вообще не говорил. Акира сидела рядом с ним и периодически поглядывала ему в лицо, будто ожидала прочесть там что-то.
  Ночь полностью накрыла лес. В окружающей нашу поляну тишине слышался треск веток в костре, тихое уханье филинов и наши голоса, которые становились всё тише и тише. Вскоре вообще все затихли, а меня начал пробирать холод - костёр потух, и ночная прохлада начала меня одолевать. А вот эльфийки спали. Каайято и Маиайли, сидевшие рядом, привалились одна к другой, а Рауйюили свернулась прямо возле чёрных головешек. Хейн тоже спал, положив голову на колени, прижатые к груди. Акира посапывала возле Рау, и эта картина меня так умилила, что я улыбнулся.
  Тишина была полной, от неё становилось даже немного жутко. Я не боялся ночи, но мне было не очень приятно сидеть вот так, почти в одиночестве. Потому я закрыл глаза, а когда открыл, было уже утро.
  
  
  
  Глава 5.
  
  
  - Не знаю почему, но всё тело ломит, - пробормотала Каайято, потирая рёбра.
  Я усмехнулся. Конечно, провела всю ночь, привалившись к плечу сестры, тут даже у солдата бы заболело всё. Я же, подавая пример, бодро вскочил. Хейн хмуро посмотрел на меня. В это утро он вообще был слишком угрюмым, и мне казалось, что это из-за нашей вчерашней размолвки. Хотя кто его поймёт, этого чудаковатого получеловека...
  Акира уже несколько часов подряд бегала по поляне и собирала "разные разности" как она это называла. Мне было приятно знать, что хоть одно существо в этом дурацком лесу было со мной одной крови. Но меня удивило то, что эльфийки спали как убитые. Причём всю ночь, как люди.
  - Рау, - окликнул я. - Вы что, спите каждую ночь?
  Эльфийка, понимая, что для меня не самым лучшим началом дня будет её безобразное лицо, не обернулась, но ответила:
  - Да. Все эльфы так спят.
  Я фыркнул: а эльфы считаются лучшими стражами - по рассказам они могут сидеть со своими луками, не шевелясь, по несколько суток, с рвением сторожевых псов охраняя вверенные им вещи. Ха-ха, оказывается, они в вопросе бодрости также уязвимы, как и смертные.
  - Ну, не всем же бессонницей страдать, - буркнула Рау, которой не понравилась моя усмешка.
  Я вздохнул. Возможно, она была права.
  Маиайли уже давно встала, собрала мне, Хейну и Акире еды и несколько тёплых тряпок, которые хранились в её шалаше. Всеми своими действиями она ясно показывала, что хочет, чтобы мы ушли как можно скорее. Это было довольно забавно, но я не понимал причин. Но буквально через полчаса они мне открылись.
  Оказывается, пока я пребывал в своей глубокой дрёме, Маиайли и Хейн вели мысленный разговор, в ходе которого решалось, будет получеловек жить в лесу вместе с эльфийками или нет. Разумеется, он отказался, чем меня немало обрадовал. Признаюсь, мне льстило то, что юноша предпочитает моё общество экзотичным эльфийкам. Хотя (я был уверен) он вовсе не так не желал остаться с ними, как говорил. Просто ему нужно было попасть в Айнон, а я смог бы составить ему компанию, чтобы он не умер во время пути. Во всяком случае, мне так казалось.
  О разговоре я узнал из слов Маиайли, которая довольно громко пожаловалась мне, что я настроил Хейна против его естества, на что юноша дерзко расхохотался, впервые за много часов подав голос. Это вселило в меня надежду на то, что получеловек забыл о моей ярости.
  Мои надежды были разрушены довольно быстро.
  Примерно три часа мы потратили на то, что полностью уложить вещи для нашей маленькой группы (эльфийки вызвались проводить нас до края леса со стороны Айнона). К моему удивлению, девушки взяли весь груз на себя, а Каайято и вовсе была нагружена, как вьючная лошадь. Но, несмотря на тяжесть её ноши, эльфийка ни разу не пожаловалась и держалась подчёркнуто прямо. Девушки весело болтали со мной, Акира щебетала без умолку.
  А когда я обращался к Хейну, тот держался со мной предельно холодно, почти что на грани грубости, отвечая неохотно, практически выплёвывая каждое слово. Я был очень удивлён подобным поведением, но просто молчал. Как же глупо я себя чувствовал!
  Мне казалось, что скажи я хоть что-нибудь, Хейн окончательно...
  Окончательно - что?
  Между нами ничего не было. Наверняка, я считаю его другом совершенно напрасно - похоже, для него я лишь пешка в его странных мыслях и расчётах...
  Иных объяснений его поведению я не видел.
  В конце концов даже Рауйюили начала коситься на молодого человека. А потом я, не выдержав, прикрикнул на него. Хейн равнодушно пожал плечами и перестал разговаривать совсем, чем очень расстроил Акиру, которая теперь глядела на нас обоих с негодованием.
  Мы молча позавтракали, а потом нестройной колонной отправились в самую глубь леса, чтоб пройти его и выйти с другой стороны. В общем, план наш был довольно прост (и глуп к тому же): пройдя лес, мы должны были бы оказаться на перепутье пяти дорог, одна из которых вела в Айнон. Но, признаюсь, я и понятия не имел, что ожидало нас по ту сторону вековых деревьев. Полагаю, ни один из нас этого не знал.
  В самом начале похода Маиайли удалось разговорить получеловека, и тот рассказал, что пришёл к моему дому по дороге, ведущей с гор. Лес он прошёл не через самое его сердце, а по опушке у подножия скал. Я шёл с деланно равнодушным видом, но самого меня распирало от любопытства: горами я всегда восхищался, но мне запрещали там появляться (не знаю почему).
  История юноши оборвалась, как только Акира (сидя на руках у Рауйюили) спросила:
  - А почему ты пошёл к нашему дому?
  Я не смог увидеть в этом вопросе ничего плохого, но Хейн явно углядел в нём что-то, что задело его. Кулаки его сжались, мне даже показалось, что я слышу, как заскрежетали зубы. Это было до странного неожиданно как для меня, так и для Акиры. Девочка уткнулась в плечо Рау и еле слышно пробормотала:
  - Плохой Хейн.
  Меня это всё очень огорчало. Даже раздражало, потому что я не мог понять причин поведения получеловека. Но когда на мой вопрос о том, как он сегодня спал, Хейн буркнул что-то вроде "иди к чёрту", я не выдержал и прикрикнул:
  - Заткни пасть, смертный!
  И правда, что я так долго терпел его? Что не позволяло мне сразу послать его куда подальше, чтобы не слушать все его хамство.
  Хейн глядел на меня с нескрываемой неприязнью, а я оторопело уставился на него, не в силах отвести взгляд. Наверное, со стороны мы выглядели довольно странно: один просто испепеляет другого глазами, а второй будто что-то ищет во взгляде первого. Акира долго всматривалась в наши лица (я видел боковым зрением), а потом залилась безудержным плачем.
  Я бросился к Рауйюили, которая держала мою сестру. Девочка потирала маленьким кулачком глазки, но слёзы градом сыпались из-под закрытых век. Она горько всхлипывала, и меня захлестнула волна дикой грусти, настолько лютой, что я и сам чуть не пустил слезу. Мне сдавило горло, что случалось со мной за последнюю неделю слишком часто, потому особого внимания я не обратил на это.
  Я взял Акиру к себе, девочка сразу же обняла меня за шею.
  - Тише, тише, - шептал я, гладя её по маленькой головке. Потом я повернулся к Хейну, одарив его злобным и обвиняющим взглядом.
  Но юноша пожал плечами и с высокомерным видом отвернулся от меня. Я весь аж заклокотал от гнева: пусть грубит мне, но я не позволю ему обижать Акиру. Меня буквально распирало от желания поставить его на место. Законное место человека, смертного, рядом с бессмертным инкубом.
  Маиайли, всё это время безмолвно наблюдавшая за нами, тяжело вздохнула и покачала головой. Остальные сёстры не выказали своего отношения к произошедшему, потому мне осталось лишь угадывать по невозмутимому лицу Каайято и Рауйюили то, о чём они на самом деле думали. Это тоже настроения мне не поднимало.
  Мы шли дальше, не произнося ни звука. Акира сидела у меня на руках, и, как мне показалось, спала. Во всяком случае, от неё не исходила никаких звуков, кроме тихих вдохов и выдохов. Возможно, она просто не желала никого видеть или слышать.
  Хейн шёл впереди всех, я за ним, а позади меня - эльфийки. Я не знал, как получеловек ориентировался в этом сумрачном лесу, но меня это и не волновало. Наша небольшая процессия растянулась на добрую пару десятков метров. Причём каждый и нас (ну, я - точно, как остальные - не знаю) чувствовал себя остро одиноко. Меня даже Акира не согревала. Казалось, что температура упала на несколько градусов...
  Тишина была настолько полной, что мне становилось страшно. В отличие от людей, которые возводили высокие толстые стены, чтобы оградиться от посторонних звуков, бессмертные существа наоборот старались произвести как можно больше шума. Мы боялись тишины. Разумеется, если речь заходила о какой-нибудь разведке или ещё о чём-нибудь подобном - мы, встречающие Вечность, становились тише, чем само молчание. Ничто, даже самое чуткое ухо не уловило бы ни звука, исходящего из-под наших ног, ни вздоха, сорвавшегося с наших губ.
  Но тишина была наполнена не только моим страхом, но и отчаянием. Причём я даже не мог определить, почему именно отчаяние было основным чувством нашего путешествием. Планировалось, что наше пришествие в Айнон будет счастливым моментом, но теперь я понимал, что для кого-то оно будет означать конец.
  Например, для Хейна.
  Несмотря на то, что знал я его очень мало, но мне и этого хватило, чтобы понять: получеловек плачется на то, что у него нет дома только для того, чтобы оправдать путешествие в город бессмертных. На самом же деле юноша привык к свободе до такой степени, что мог умереть, лишь бы остаться птицей вольного полёта (хотя не признался бы в этом ни за что во Вселенной, я уверен). Я вспомнил, как он говорил, что ему уже пора завести семью. Я с тайным злорадством представил, как первым делом по прибытии в Айнон Хейн помчится искать себе спутницу жизни. Хотя, может быть, я и ошибался. Во всяком случае, юноша, наверняка, недолго продержится в роли семьянина.
  Но я видел в прибытии в Айнон если не радужные перспективы, то точно уж что-то очень положительное. По крайней мере, там мы с Акирой сможем начать новую жизнь, где не будет людей. Особенно это важно для Акиры, в которую Хейн заронил зачатки ненависти к смертным. Я же буду ограждать сестру от человеческих существ до той поры, пока сам Хейн не умрёт. А потом уже можно будет объяснить ей, что люди не такие уж и отвратительные. Сказать это при Хейне я бы не смог: получеловек бы тогда раздулся от гордости - надо же, Киона Асгейр, ярый противник всего смертного рода, отзывается о своих врагах как о "не очень отвратительных" существах. При мысли о том, что я могу сказать о смертных, как о неплохих созданиях, меня чуть не вывернуло наизнанку. От отвращения, конечно.
  Мы шли несколько часов. Чтобы хоть как-то скрасить обстановку, Рауйюили начала петь. Это были странные песни, где мелодия была очень запутанной, переливчатой и ветвистой, но бесконечно прекрасной. Я с удивлением обнаружил, что голос Рау, которая шла в самом конце нашей процессии, звучит у меня прямо в голове, отдаваясь там тысячами перезвонов. Это было красиво, почти невыносимо красиво. Акира, сидевшая у меня на руках, сонно пробормотала:
  - Красивая песня.
  Я оглянулся, отыскивая глазами Рауйюили, чтобы посмотреть на её реакцию, но эльфийка была скрыта от меня деревьями, и вместо Рау я увидел Каайято, которая быстро улыбнулась мне. Я натянуто ухмыльнулся в ответ, но вряд ли кому-то пришло бы в голову назвать это улыбкой.
  Мы сделали маленький привал: Акире нужно было поесть. Она опять уничтожила добрую треть нашего запаса, но никто и не подумал её останавливать. Тем более, что эльфийки почти не ели мяса. Во всяком случае, немного. Вот мы с Хейном съели по окороку, но я всё равно чувствовал, что голод всё-таки во мне преобладает. Сёстры же вытащили со дна сумки большой холщовый мешок, до отказана наполненный чем-то, но не весивший почти ничего. Внутри оказались сушёные листья, которые девушки начали активно поглощать с шелестом и хрустом. Я и не заметил, что вытаращился на них.
  Маиайли, сидевшая ближе всех ко мне, смущённо улыбнулась. Я даже не подумал отвернуться и дать
  ей спокойно дожевать, но эльфийки довольно быстро закончили свою трапезу. Я спросил:
  - Что это такое?
  Каайято ответила за сестру:
  - Тетрум. Трава, спасающая от всех болезней.
  Я медленно кивнул. Да, слышал где-то... наверное, мне что-то рассказывал отец...
  Сердце сжалось, и я кашлянул, чтобы не выдать чувств. За последние два дня я вспомнил о родителях от силы пару раз, и из-за этого ощутил, как волна горя и вины ударила меня. Странным было то, что, чем дальше мы уходили от моего дома, тем меньше воспоминаний я мог возродить в своей голове: всех воспоминаний, начиная от детских, кончая последними. Будто расстояние стирало картины, которые еще недавно стояли перед глазами.
  Молчание опять поглотило нас, но я видел, что эльфийки переговаривались между собой, но не произнося ни единого звука. Не удержавшись, я спросил:
  - Как вы общаетесь? Я помню, Рауйюили сказала что-то вроде "слышу сердитые мысли Маиайли".
  Рауйюили залилась краской, отчего её зелёная кожа стала лиловой. Она очень смущалась, когда я хоть как-то касался её персоны в разговоре. Она подняла голову, но тут же быстро опустила, будто опасалась, что разгневается её сестра. Меня это приводило в недоумение: какого чёрта творится в этой эльфийской компании, что некоторые её члены оказываются по-настоящему униженными и напуганными? Я поморщился.
  Маиайли произнесла:
  - Мысли. Чёткие мысли, вот что нам нужно. Мы слышим только друг друга - мышление других же нам недоступно.
  Я улыбнулся. Мне ответить на это было нечего. И тут я вспомнил об одном мелком замечании, которое обронил кто-то из эльфиек возле костра...
  - Каайято, - позвал я, надеясь, что именно она сказала то, что так зацепило меня. Иначе глупо получалось. Девушка неопределённо хмыкнула, но даже не взглянула на меня.
  - Ты что-то говорила о мире людей...
  Я даже договорить не успел, когда эльфийка хихикнула, подняла на меня взгляд и заметила:
  - Я знала, что тебя это когда-нибудь озаботит.
  - Ну и? - поторопил я. Каайято тряхнула волосами, будто решила потянуть время, чтобы распалить мой интерес ещё больше.
  - Мир людей находится рядом с этим, - эльфийка подбородком указала на лес, но я понял, что она имеет в виду всё пространства нашей вселенной. - Ты же знаешь, миров мириады, Киона. Ведь знаешь? - она поглядела на меня, как на ученика, который не выучил материал и теперь не знает, что ответить. Я быстро кивнул. Разумеется, я знал. Это знание все бессмертные несли как знамя. Мы всегда знали, что есть места, куда можно бежать в случае бедствий. - Так вот, там существуют одни люди. Они проживают свой короткий век, но их становится всё больше и больше. Ума не приложу, как могут смертные женщины рожать стольких детей. В любом случае, там нет магии. Вообще никакой. Люди даже не умеют управлять стихиями.
  Я хотел добавить, что и в нашем мире смертные не особо ладят с природой, но промолчал.
  - Мы с сёстрами нашли портал. Ты же знаешь, что такое портал? - опять обратилась она ко мне. И правда, походило на урок. Я опять быстро кивнул, но тут Хейн вмешался, наконец, перестав делать вид, что ему совершенно неинтересен этот разговор:
  - Я не знаю.
  Всё мы обратили к нему взгляды, но потом, когда Каайято отвернулась от него, пряча улыбку, опять поникли.
  - Это так называемые ворота между мирами. Переход из чистой энергии, такой мощной, что она рвёт временные преграды, рвёт пространство, рвёт настоящее. Они очень редки, но если ты нашёл хоть один - считай, ты несметно богат.
  Хейн кивнул, будто согласился с доказательством какого-то особенно важного факта. Я попытался опустить волосы на лицо, чтобы получеловек не увидел моей насмешливой ухмылки. Как важно держался юноша! Аж смешно становилось.
  - Ну вот мы туда попали, - продолжила Каайято. - К нашему ужасу и изумлению (а тогда мы ещё не знали об этом) далеко от леса нам уйти не удалось. Наши тела становились твёрдыми, наши руки и ноги переставали слушаться. Нам ничего не оставалось, кроме как вернуться в наш лес и не высовываться. Но издалека мы сумели рассмотреть, что в том мире практически не было лесов. Один металл, камень и прозрачные материалы, напоминающие лёд и хрусталь.
  Я знал, о чём говорила эльфийка. Несколько лет назад мы с друзьями тоже нашли что-то вроде портала неподалёку от леса, но все мы были тогда ещё слишком юны, чтобы понять, какое сокровище открылось нам. Но мы не удержались от соблазна заглянуть в то окно в пространстве. Даже зашли в него. В тот день у одного из нас, у инкуба по имени Элби, начала развиваться аллергия на нечто, скрытое в воздухе. К счастью, в нашем мире этого вещества не было, но это не помогло Элби не смог исцелиться, и он остался прикованным к кровати на много-много лет. Во всяком случае, так говорили местные целители, которым моя семья не очень-то доверяла.
  Вообще, как бы это ни было неприятно, медицина у людей была развита куда лучше, чем у бессмертных. Ведь смертные часто подвергались эпидемиям и прочим заразам, им необходимы были лекарства, вот они их и изобретали. Мы же, встречающие Вечность, болели редко и несильно, зачастую ограничиваясь обыкновенной простудой. Но не всегда...
  Углубившись в воспоминания, я и не заметил, что Каайято закончила свой рассказ, а все остальные уже начинают вставать с насиженных мест вокруг костра и собирать вещи, чтобы продолжить наш поход. С тоской я вспомнил где-то на задворках сознания, что рассчитывал прийти в Айнон за пару дней, а то и за один... мы же шли почти неделю, но я и не чувствовал приближения священного города.
  Лес вокруг нас был безмолвным, а сумрак под деревьями был настолько непроницаемым, что мы никогда не могли точно определить, день был или ночь. Потому останавливались не следуя графику, который я мысленно составил, а по мере того, как мы хотели есть или спать. Мы шли по этому чёртову лесу уже пятый день, и атмосфера этого места пагубно влияла на всё, даже на еду. В то утро (или ночь - никто не мог понять) испортилось почти всё оставшееся у нас мясо, вода, которую мы набрали в самом начале в небольшом ручье, стала коричневой и на вкус напоминала металл. Это не только портило нам всем настроение, но и делало Акиру маленьким монстром, о существовании которого я и не подозревал: девочка начинала окидывать всё испепеляющим взглядом, когда ей не давали чего-то, что она хотела. Например, она едва ли не попыталась вырвать мне клок волос, когда я сказал, что мяса осталось мало и нужно есть поменьше. После этого она со мной не разговаривала, ограничиваясь лишь парами фраз, брошенных Хейну. Хейну. Не мне. В тот момент меня сжигала ревность, печаль, грусть, тоска, пустота и... и безграничная любовь. К обоим.
  Как я ни старался все эти дни искоренить свои "неправильные" инкубские повадки, ничего у меня не вышло. Возможно, только усугубилось. Хотя с уверенностью я не мог сказать. Но одно я точно знал: теперь моё сердце было разделено надвое. Как в бессмысленных человеческих любовных историях, которые за свою жизнь я прочёл множество (благодаря матери, которая считала, что сможет вырастить меня приверженцем "традиционных отношений" на чтении историй о смазливых красавицах, которые по задумке должны были вызывать у меня интерес, потому что боялась, что инкуб во мне возьмёт верх, и я начну засматриваться на мужчин). Теперь я понимал, что спорить со своей природой бесполезно. Всё равно бы настал тот момент, когда я захотел бы сказать какому-нибудь эльфу или инкубу, что я люблю его.
  Кстати, у инкубов, вопреки распространённому мнению, нет жуткой тяги к физической любви. Зачастую нам сполна хватает прикосновений, поцелуев и лёгких объятий. Конечно, если же наши партнёры не желают большего. Инкуб, нашедший себе половину был величайшей редкостью, таких и в наше время можно по пальцам пересчитать. Тем более, что теперь наш вид считается вымирающим, и это приводит меня в глубокое уныние.
  Когда эльфийки выбились из сил (а это было немудрено при их тяжёлом грузе), мы остановились. Чёрез час стало совсем тихо - все легли спать. Только ночные птицы издавали своё уханье со зловещим спокойствием, от которого меня бросало в дрожь. Я не спал уже третий день и теперь сидел, охраняя своих спутников и нашу провизию.
  Ночь в лесу была почти оглушительной. Редкие резкие звуки животных никак не разнообразили здешнюю жуткую давящую тишину. Остальное же время тут было нестерпимо тихо, настолько, что порой казалось, будто я оглох. Даже ветер не шуршал в ветвях, и в этом мне чудился плохой знак.
  Я старался не терять из виду Акиру, она помогала мне сохранить присутствие духа, как вдруг что-то тронуло дерево, стоявшее от меня дальше всех. Темнота около векового ствола будто клубилась, она будто собралась в небольшую бесформенную массу, которая глядела в мою сторону.
  Я заметил её совершенно случайно, когда разминал шею. Звуков темнота не производила никаких, будто там и вовсе ничего не было, но я точно видел, что возле дерева что-то есть. Когда это "что-то" немного отошло в сторону, я застыл, наблюдая за ним. Сперва я почувствовал, как холодеют кончики пальцев, но когда тьма сделала ещё несколько шагов от дерева, ужас разлился по всему телу. Темнота клубилась и на глазах становилась больше, а потом будто пригнулась к земле.
  Всё это не заняло и десяти секунд, но моё сердце уже готово было остановится от увиденного.
  А затем я понял, что тьма пригнулась, чтобы атаковать меня. Это и было последней каплей.
  Я закричал, чтобы проснулись остальные. Первой от моего крика очнулась Рауйюили. Эльфийка сонно потёрла глаза, посмотрела на меня, проследила мой полный ужаса взгляд и тоже закричала, но это был не просто вопль, а целое предложение на неизвестном мне языке. Я смотрел на женщину, которая немного наклонилась вперёд на полусогнутых ногах, будто оборонялась. Она продолжала кричать что-то, в то время как её сёстры и Хейн тоже вскакивали со своих мест.
  Я с удивлением отметил, что в темноте кожа эльфиек отливает синим светом, что делало их похожими на три светляка. Но эта мысль быстро покинула мою голову, потому что тьма кинулась в нашу сторону.
  Признаюсь, в ту ночь я очень плохо соображал, потому что уже начинал хотеть спать, поэтому всё расплывалось перед глазами. Лишь в последний момент я заметил, что тьма клубится в шаге от меня, а потом она окутала меня.
  Ощущения, вызванные прикосновением к этому существу, были непередаваемыми. Меня будто одновременно пронзила боль тысячи умирающих, меня убила сотня ударов в сердце, но в то же время я будто вознёсся над землёй, будто я перестал существовать, как её порождение. Сердце занималось, и я готов поклясться, что оно остановилось на несколько секунд. Не знаю, сколько времени эта тварь держала меня в своих чёрных объятьях, но ощущение полёта ушло, оставив место лишь для жуткой боли, которая нарастала с каждой секундой. Я пытался закричать, но тьма проникла мне в горло, едва я открыл рот. Когда я начал размахивать руками, они как-то неестественно выгнулись, что сопровождалось дикой болью. Потом я с ужасом ощутил, что тьма холодной волной распространилась по всему телу, она заполнила каждую клеточку, выворачивая её. Когда послышался хруст, и болью налились мои ноги, я понял, что падаю. Кости были сломаны, я едва не терял сознание.
  А потом небытие всё-таки настигло меня, и я отрешился от дикой боли, так и не поняв, что со мной произошло...
  
  Я открыл глаза, силясь вспомнить, почему мне так больно это делать.
  Первое, что я почувствовал, это была дикая боль в ногах и руках. Не просто дикая, а зверская боль, какой я ещё никогда не ощущал. Когда я попытался приподнять голову, чтобы разглядеть что-нибудь кроме тёмно-зелёных крон деревьев, мне на плечи легли сразу несколько пар рук, что вызвало новую боль, не такую сильную, но тупую и пульсирующую. Я выдохнул, чтобы не закричать.
  - Киона, - услышал я осторожный голос Хейна.
  Хейн говорил со мной! И в его обращении было столько тревоги, что я чуть было не завопил от радости.
  Я едва заметно кивнул, потому что шея тоже жутко болела. Самым странным мне показалось то, что ноги ощущались, как нечто тяжёлое, но неприятно тягучее. Будто в них не было костей.
  Хейн снова заговорил:
  - Та тварь сломала тебе почти все кости.
  Я услышал сердитый возглас Маиайли, но голос звучал приглушённо, будто она была далеко от меня:
  - Ты решил его осчастливить, когда он только очнулся?
  Мой разум отказывался принимать ту информацию, которой меня одарил Хейн. Сломаны почти все кости? Что за чертовщина со мной творилась, что я изломан, как ненужная игрушка? Я собрал все силы, чтобы приподнять голову, но резкая боль остановила меня. Издав стон, я снова улёгся. Мои ощущения будто притупились - я ничего не мог понять: то, на чём я лежал, несомненно, было чем-то высоким, но я даже примерно не воспринимал, холодное оно или нет. Я с ужасом осознал, что не чувствую почти ничего ниже шеи. Кроме зверской боли.
  - Что это было? - прохрипел я. Говорить оказалось не менее болезненно, чем шевелиться.
  - Помнишь, ты говорил о каких-то монстрах леса? - вновь послышался голос Хейна. Не дожидаясь моего ответа, он продолжил: - Так вот, похоже, это был один из них.
  Я попытался вспомнить то, когда я мог сказать Хейну что-нибудь о лесе, но память мирно спала.
  - Ты хоть что-нибудь помнишь? - осторожно спросила Каайято, которая, по-видимому, сидела совсем близко ко мне.
  - Нет, - отозвался я, стараясь не морщиться от боли.
  Конечно, я не мог не помнить того, как какая-то тягучая темнота меня сдавила и почти убила, но я решил не упоминать об этом. Тем более, что в голове сейчас засела одна мысль...
  - А где Акира?
  Мой голос утонул в заливистом смехе девочки. Мне показалось, что она сидит довольно далеко от меня.
  - Брат не увидел меня! Я спряталась!
  Я через силу выдавил улыбку, что причинило мне боль. Казалось, любое движение доставляло муку.
  - Ты быстро поправишься, - услышал я Каайято, которая положила мне на грудь ладонь, и я с удивлением обнаружил, что торс у меня оголён. Вопреки обыкновению, длинные тёмно-синие косы эльфийки были расплетены и вьющиеся пряди падали мне на кожу. - Ты уже почти полностью исцелил предплечья.
  Я медленно сопоставлял всё услышанное с её словами.
  - Сколько я уже так валяюсь? - спросил я, в тайне страшась услышать ответ.
  Ответом мне было напряжённое молчание.
  - Сколько? - почти истерично спросил я.
  - Три дня, - тихо ответил Хейн.
  Не знаю уж, на какой ответ я рассчитывал, но то, что я услышал затуманило мой разум, и я со стоном закрыл глаза. Тря дня было потрачено в пустую, и всё из-за меня. Чёрт. В тот момент я себя ненавидел. Но тут на ум пришла неожиданная мысль, почти никак не связанная с моим отвращением к себе: если перевоплотиться в дракона, наверняка кости срастутся быстрее. Ведь драконы славятся своей способностью к мгновенной регенерации.
  - Хейн, - позвал я. Послышался какой-то шорох - юноша явно торопился ко мне.
  - Да? - отозвался он. Я улыбнулся.
  - Помоги подняться, - сказал я. Откуда-то сверху до меня донеслось сдавленное шипение - так Каайято выражала своё неудовольствие по поводу моей идеи. Она отпрянула и наверняка свернула бы Хейну шею, прикоснись он ко мне хоть пальцем. Я сделал вид, что ничего не заметил и, по-прежнему улыбаясь, повторил:
  - Помоги подняться.
  Юноша, поколебавшись секунду, просунул тонкие руки мне под мышки, что принесло новую боль. Он неуверенно потянул, будто понял, какие муки мне доставляют его прикосновения. Я видел его перевёрнутое лицо и, чтобы приободрить друга, улыбнулся. Вероятно, вышел тот же оскал, что и раньше, но Хейн ничем не выказал свою реакцию. Уголки его губ неопределённо дёрнулись, но на лице была написана сосредоточенность, с которой младенец учится ходить.
  - Давай же, - прошептал я, зная, что меня услышит только получеловек. Тот кивнул мне и потянул.
  Я сдавленно застонал, Хейн разъярённо зарычал. Силы его будто возросли, и уже через пару мгновений я оказался в его объятьях, но не мог ни держаться руками, ни стоять на земле. Со стороны, наверно, смотрелось так, будто юноша решил поиграть с огромной куклой. Я усмехнулся про себя. Мои руки безвольно болтались вдоль тела, ноги полусогнуты.
  - Так, - услышал я Каайято. Эльфийка обошла Хейна и теперь стояла ко мне лицом. Вид у неё был довольно сердитый. - И что ты теперь будешь делать?
  Я перестал слушать её. Я пытался разглядеть то место, где мы остановились.
  Это была небольшая поляна, поросшая тёмно-бурой травой. В общем-то она ничем не отличалась от остальных частей леса, но здесь, казалось, было немного светлее. Хотя, может, я просто забыл освещение, преобладающее под деревьями этого древнего леса. Я же пролежал без сознания три дня, мне позволено...
  Акира, Рауйюили и Маиайли сидели треугольником вокруг небольшого костри ща. Девочка смотрела на меня своими серьёзными глазками, будто пыталась что-то прочитать у меня на лбу. Эльфийки же смотрели друг другу в глаза и молчали, но я-то знал, что они ведут мысленный разговор. Через несколько мгновений Акира сказала:
  - Брату больно.
  Сначала хотелось добавить, что боль просто ужасная, и, похоже, я умираю, но я вовремя вспомнил, что ныть при женщинах - это самая большая низость, на какую я мог бы быть способен. Потому я лишь кивнул Акире, стараясь, чтобы девочка не поняла, насколько она права.
  Хейн сжал руки в кулаки.
  - Пожалуйста, Киона, постарайся, - услышал я его взволнованный шёпот. Юноша слегка повернул голову, и я готов был поклясться, что его губы коснулись моих волос. От этого я вспыхнул, хотя ещё совсем недавно (или наоборот давно?) пытался сам поцеловать получеловека. Наверняка юноша услышал, как забилось моё сердце, потому что очень осторожно прижал к себе ещё крепче. Во мне начали бороться два чувства: желание поскорее перевоплотиться и поцеловать моего... друга? Ну уж нет, больше я на это определение не согласен.
  Прилагая неимоверные усилия, я кое-как отстранился от получеловека и пробормотал:
  - Поставь меня на колени.
  Хейн побледнел, поняв, какие муки мне принесут его усилия, но отважно взял меня за запястья (а я сполз на землю без его поддержки), и, когда колени мои коснулись мшистой поверхности леса, потянул вверх за руки. Я, чтобы не закричать, сжал зубы так, что они заскрипели, и сосредоточился на превращении.
  Сломанные кости резануло так, что я не удержался от вскрика. Опустив голову, я скрылся за завесой волос. Рёбра начали рвать кожу спины, и я услышал, как судорожно вздохнула Каайято, увидев то, что творится с моим телом. Череп вытягивался, а волосы, скрывавшие меня до этого в своей белизне, будто таяли. Когда превращение начало изменять мои руки, Хейн быстро отпустил их и отошёл на пару шагов.
  Всё, оставалась какая-то пара секунд до того, как я полностью изменюсь...
  Когда я хвостом задел одно исполинское дерево, с него посыпались веточки и обрывки коры, но оно даже не покачнулось, хотя будь это обыкновенное немагическое растение, оно бы развалилось на куски. Я вздохнул, пустив в воздух клуб дыма. Я так надеялся, что у меня появится возможность взлететь над этим унылым лесом и ускорить наше путешествие в Айнон, но лишь сейчас я понял, насколько близко друг к другу стоят деревья, что я даже не смогу как следует раскрыть крылья для полёта. Кроны могучих елей смыкались над нами, не оставляя ни единого просвета.
  Одно только было приятно: всё кости исцелились почти что моментально, так, что я и не почувствовал.
  Но было и ещё одно, о чём я не подумал заранее: моя одежда жалкими лохмотьями валялась вокруг меня, разорванная моим изменяющимся телом. Подумав, что терять мне нечего, я позволил магии свободно растечься по всем конечностям, что наполнило меня небывалой силой, а потом я вновь обратился в инкуба.
  Я и не ожидал что моё обнажённое тело произведёт такой эффект на Каайято: она вытаращила глаза, кожа её приобрела слегка фиолетовый оттенок, и я испугался, не стало ли ей плохо. Но, поразмыслив секунду, я решил не обращать на неё внимания - в конце концов, сколько девушек до неё смущались при виде меня без одежды? Иногда мы с друзьями даже нарочно искали забредших на нашу половину долины девушек и пугали их, превращаясь в инкубов прямо у них перед глазами.
  - Дайте что-нибудь надеть, - сказал я, глядя на Хейна, который всем своим видом демонстрировал равнодушие, но, как мне казалось, далеко неискренне. Я усмехнулся про себя над теми усилиями, которые прилагал юноша, когда ему пришлось подойти ко мне вплотную, чтобы отдать рубашку и штаны, которые мы предусмотрительно уложили с собой ещё в доме моих родителей. Я даже не старался хоть как-то прикрыться, и Акира мне не казалась достаточно веской причиной, чтобы перестать издеваться над Хейном и дразнить его недоступностью того, чего он так резко начал желать.
  Но вот плотная рубашка легка к телу, штаны скрыли от глаз моих спутников ноги, и я стоял, наслаждаясь последствиями моего внезапного обнажения: эльфийки просто не могли отвести глаз от моего лица - они молча таращились на меня. Акира, похоже, ничего и не заметила, опять увлёкшись игрой с какими-то веточками. Хейн выглядел немного взъерошенным.
  - Может, пойдём дальше? - после короткой паузы предложил я. Сначала все глянули на меня, как на сумасшедшего, но потом без лишних слов повскакивали со своих мест и принялись укладывать вещи, вытащенные, чтобы уложить меня, когда я был ещё без сознания. Я улыбнулся.
  Но в моей улыбке было столько же неискренности, сколько и в равнодушии Хейна. Я знал, что регенерация драконов мне поможет, но у неё так же был и изъян: всё раны, переломы восстанавливаются только на некоторое время, но потом возвращаются. Иногда даже с лихвой. И теперь по моим расчетам в будущем мне придётся превращаться в дракона, чтобы восстанавливать свои сломанные конечности, по несколько раз в сутки. Это просто ужасно.
  Хотя я мог бы и провести месяцы в кровати, ожидая, пока переломы срастутся естественным путём. Но если верить, что Наречение не придёт ко мне, то терять время при столько коротком веке, как мой, непозволительно. Придётся довольно часто изменяться...
  Ну и наплевать. Больше времени в воздухе проведу.
  
  Прошли два дня. Эльфийки вели нас по каким-то невидимым тропам, и мы всё шли, шли, шли... лес вокруг не менялся, тьма была всё такой же густой и унылой. Мы стали останавливаться намного реже - съестные запасы подходили к концу. Даже Акира перестала капризничать, когда ей отказывали в кусочке мяса: она уже начала понимать, что всё идёт не по плану, путешествие затягивается. Мы шли уже больше недели, но не было и признака того, что лес кончается. А иногда становилось страшно, потому что клубящаяся тьма преследовала нас: я пару раз видел её, когда оборачивался на шорохи. А я не мог себе представить, как это существо приближается к моей Акире или к Хейну. Эльфийки, как мне казалось, были готовы к любой атаке, что давало мне повод за них не беспокоиться.
  Ещё несколько дней. По моим подсчётам (а я мог и ошибаться, потому что совсем утратил ощущение времени) мы шли уже шестнадцать дней из задуманных четырёх. Я измотался, потому что каждый раз, как я закрывал глаза, мне казалось, что тьма нападает на Акиру, и я бежал к ней, чтобы стеречь всю ночь. Так ни разу и не уснул, но иногда проваливался в рваную дрёму, когда мы останавливались, чтобы поесть. Эльфийки преимущественно ели свои листья, им было легче. А вот Хейн уже начинал отдавать часть своей еды Акире, и голодал сам. Стараясь оставлять им побольше, я приноровился жевать сухие листья сестёр-эльфиек, которые оказались на вкус не такими уж противными. Оборачиваться в дракона приходилось раз или два в сутки, поа что не больше, но я прекрасно понимал, какая перспектива открывается передо мной в ближайшие годы: организм привыкнет к регенерации дракона и будет возвращать боль всё в большем размере и быстрее.
  Как-то раз, проходя через небольшой ручеёк, я резко остановился и не сразу понял, что заставило меня затормозить. Оглянувшись, я удостоверился в том, что с Акирой всё в порядке, а Хейн идёт и болтает с Каайято. Даже обычно молчаливые эльфийки теперь щебетали друг с другом по-эльфийски. Но ведь моё шестое чувство ещё никогда не подводило!..
  И тогда я увидел: крохотный просвет между деревьями впереди, настолько маленький, что получеловек или эльф бы не заметил его. Даже мои драконьи глаза едва уловили его. Не говоря ни слова, я ринулся вперёд, ветки деревьев будто решили остановить меня, нещадно хлеща со всех сторон. Я нёсся, сбивая босые ноги о выступающие корни деревьев, смешивая свою кровь с сырой землёй леса.
  Сердце моё пропустило удар.
  Наконец-то кончился этот жуткий лес. Я закричал во весь голос.
  Передо мной простиралась бескрайняя равнина, покрытая ярко-зелёной травой. Оказывается, солнце стояло в зените, а в лесу я этого даже не заметил! Свет искрился и переливался на глади небольшого пруда, видневшегося среди травы. Я поднял глаза и увидел огромный небесный купол, лазурный и беспредельный, как сама Вечность. Никогда бы не подумал, что мир может быть таким прекрасным. Глаза слезились от резкого, но тёплого ветра, проникшего под те последние деревья сумрачного леса, где я стоял. И тогда я шагнул на свет.
  Мне показалось, что у меня разыгралось воображение: столько блеска, столько красок и неописуемой красоты просто не могло существовать в реальном мире. Я рассмеялся и присел на корточки. Вот я прикоснулся к шелковистому стеблю какого-то растения, настолько изумрудного, яркого, что казавшегося из-за этого прозрачным, и он оказался осязаемым, мягким, полным магии. Тогда я окинул взглядом всё, что открывалось мне: поля, высокие зелёные горы вдалеке, лазурное небо с редкими облачками - и у меня перехватило дыхание.
  Сколько магии было в воздухе! Сколько силы теплилось в каждом растении!
  Я с наслаждением вдохнул пьянящий аромат солнца. И как я мог раньше его ненавидеть?! Во мне будто открылось второе Я, то, что умеет восхищаться природой, что ценит каждую секунду, а Я прежний отступил. Раньше я думал, что всё, ради чего стоит жить - это Вечность, это видение того, как падёт человеческий род. Всё во мне менялось с каждой секундой, с каждым вдохом, сделанным в этом пропитанном Силой месте.
  Позади меня послышались крики, среди них - Хейна.
  - Я здесь! - отозвался я, обернувшись. Улыбка не сходила с моих губ.
  Послышались шаги и удивлённые вскрики. Что-то быстрое юркнуло у меня из-под руки и понеслось в поле. По копне белых волос я понял, что это Акира. Рядом со мной встал Хейн, легонько коснулся моей руки. Я взглянул на него и осознал, что получеловек тоже изменятся. Магия меняет нас. Юноша подарил мне улыбку, от которой у меня пошла кругом голова, и побежал вслед за Акирой, радостно крича и смеясь.
  Я смотрел на них и улыбался. Солнце мягко лилось мне на кожу, не причиняя никакой боли. Магия!
  А потом я вздрогнул: что-то холодное дотронулось до моей ладони, а потом отчаянно сжало её. Я оглянулся и заметил Каайято и двух её сестёр, что смотрели на меня своими пустыми синими глазами. Но в тот момент них не было привычной прозрачности, к которой я уже привык. Теперь в них была мука, боль, почти горе.
  И тогда я вспомнил то, о чём рассказывала мне как-то одна из эльфиек: "...далеко от леса нам уйти не удалось. Наши тела становились твёрдыми, наши руки и ноги переставали слушаться. Нам ничего не оставалось, кроме как вернуться в наш лес и не высовываться...".
  Пришло время прощаться.
  - Нет... - прошептал я. Признаться, я начал испытывать к этим девушкам очень тёплые чувства, едва ли не братские. И тот факт, что больше я их не увижу, не укладывался в голове.
  Каайято подошла вплотную ко мне и положила холодную ладонь мне на щёку. Её глаза влажно блестели.
  - Хранитель рубинов, - сказала она странным голосом. Мне показалось, что говорят сразу три эльфийки, но губы ни у Каайято, ни у Маиайли, ни у Рауйюили не шевелились. - Отныне и навеки ты считаешься другом лесных эльфов, и все твои сыновья и дочери будут нашими вечными друзьями. Да будет так.
  Я и не понял, что она произносила заклинание, пока моё тело не приняло магию, вложенную в эти слова.
  - Иди же, это поля Айнона. Вам осталось пройти двадцать километров к востоку, и вы окажетесь в Городе Магии, - произнесла Каайято уже обыкновенным голосом.
  Ноги сами понесли меня к Хейну. Магия...
  "Стой!" - хотел крикнуть я, но не было сил разжать губы. Эльфийки не хотели прощаться. Они хотели сделать всё так, будто мы просто расстались на время. Эльфийская магия подчинила меня, и я с ужасом услышал удаляющиеся шаги сестёр-эльфиек. Они действительно не хотели прощаться со мной. Я зарычал и попытался сдёрнуть оковы заклинания. Почувствовав, что путы магии ослабевают, я направил их в сторону Каайято - в сторону того, от кого они пришли. Я обернулся к темному лесу, чтобы взглянуть на эльфийку, стоявшую, держась за дерево, и поражённую собственным заклинанием. Так и было: Каайято остановилась, а её сёстры смотрели на меня.
  Я притянул Каайято к себе, держась за невидимые магические нити. Эльфийка пошла, даже не прилагая усилий, чтобы воспротивиться.
  Я стоял в нескольких шагах от леса. Когда девушка подошла к последнему дереву, губы её сжались, и она посмотрела на меня со смесью горечи и страха. Я раскрыл объятья. Я хотел обнять её.
  Девушка слегка улыбнулась и побежала ко мне. Прильнув к моей груди, она крикнула:
  - Хейн! Акира!
  Те оказались возле нас буквально через мгновение. Акира без лишних слов обняла эльфийку за ноги, а Хейн - за плечи. Так мы и стояли вчетвером, а Рау и Маиайли стояли в лесу, слишком бесчувственные (или трусливые), чтобы проститься с нами.
  Прошло не менее пары минут, прежде чем я отпустил Каайято. Кожа её стала покрываться чем-то тёмным, похожим на кору. Она понеслась в лес, и уже через секунду троих сестёр не стало видно из-за деревьев.
  Так мы простились с лесными эльфами.
  Акира залилась весёлым смехом, и Хейн побежал дальше в поле. Я улыбнулся, глядя на них.
  Любовь пылала во мне.
  
  В тот день мы решили устроиться на ночлег прямо в поле. Твари из тьмы нас больше не пугали - эльфийки сказали Хейну, что эти создания тоже не могли выходить за границы леса. После того, как эльфийки ушли, я с удивлением и смущением понял, что совсем не сожалею о том, что мы расстались. Мне было приятнее находиться рядом с теми, кого я любил, наедине, чем когда нам мешал кто-то посторонний. В этом случае посторонними были эльфы. Даже Акира почти не говорила о них. Мы прошли этот путь неизменно чужие друг другу, наши судьбы шли параллельно, лишь однажды нарушив это движение, когда Хейн был подстрелен.
  Ночь опустилась резко, незаметно. Сумерек не было совсем. Звездное небо казалось настолько близким, что Хейн не удержался и для достоверности протянул вверх руку, с серьёзным видом хватая воздух. Я смеялся, глядя на него, а Акира копировала его нелепые движения. Вскоре сон начал одолевать нас, а я и вовсе клевал носом с самого нашего выхода из леса, потому что уже не спал много времени.
  Вокруг звенели цикады, среди стеблей травы вспыхивали светлячки. Акира мирно спала у меня в ногах, Хейн положил голову мне на живот, его тёмные волосы разметались у меня по груди, и я, сам не замечая этого, перебирал их. А потом я провалился в глубокий и сладкий сон.
  
  Я видел Хейна.
  Невозможно худой, бледный, но, несомненно, прекрасный. Чёрные волосы, прямые и блестящие, наверно, так выглядят они, если их хорошенько помыть. Я увидел его ярко-зелёные глаза, почти светящиеся, гладкие чёрные брови, белые щёки и губы, лиловые и тонкие, как у эльфа. Он пристально глядел на меня.
  Он смотрел на то, что искал. На меня.
  Почему-то я испугался. Но лишь на секунду, не больше, ведь я понимал, что Хейн не сделает мне ничего плохого. Не то, чтобы это было невозможно, но неестественно - этого просто не может и не должно случиться.
  Я знал, когда я бодрствую, а когда сплю - какая бы тяжёлая борьба не шла между сном и явью. Но это уже не было сном - Хейн был здесь, рядом со мной. Он стоял и смотрел на меня.
  И вдруг я перестал бояться, мне стало всё равно. Чудесное безразличие ко всему. Потому что реален он был или нет - это было приятное и красивое видение. Но в нём было много недочётов: Хейн, например, был очень высоким. Слишком высоким для получеловека. Почти одного роста со мной.
  Во сне я почему-то закрылся от него руками, будто и правда боялся.
  - Что за наглость! - кричал я во сне. - Тебе, наверно, нравится пугать меня до смерти!
  И тогда мой сон стал кошмаром.
  Не знаю почему, но я вдруг осознал, что Хейн уже умер, что я стою над его гробом. Но передо мной не прекрасный получеловек, а обрюзгший старик, настолько сморщенный, что даже мысль о нём начинала вызывать у меня отвращение.
  Вокруг гроба откуда-то взялась толпа. Все: люди, эльфы - собрались, чтобы проводить получеловека в последний путь. Они встали в очередь, чтобы поцеловать тело моего друга в холодный морщинистый лоб. Я пристально следил за их лицами, и на каждом читал притворство, омерзение и наглую важность.
  Когда подошла моя очередь, я тоже склонился над Хейном и прикоснулся губами к холодному лбу. Тогда глаза его резко распахнулись, и Хейн сказал жутким, писклявым голосом:
  - Привет, Киона.
  Его руки взметнулись из гроба и притянули меня к себе.
  
  Я вскочил с жутким криком, вырвавшимся из груди. Хейн упал на траву рядом со мной и очумело воззрился на меня.
  - Что? - спросил он.
  Акира тоже проснулась и сонно потягивалась, держась маленькой ручкой за моё колено. Взглянув в лицо Хейну, я поборол приступ ужаса и обнял его, а потом Акиру. Оба посмотрели на меня, как на сумасшедшего.
  - Что случилось-то? - снова спросил Хейн. В его глазах читалось недоумение. Я смотрел на него, стараясь уловить в моём Хейне черты Хейна из сна, но, к счастью, в его юном лице не было ни капли того молодого человека, которого я почему-то испугался.
  Я вздохнул и рассмеялся.
  - Ты же знаешь, какой я впечатлительный! Вот и сны вижу очень яркие, - я не захотел говорить, что мне снился именно кошмар, и что самым жутким в нём был сам Хейн. Я мысленно содрогнулся при воспоминании о руках, обхвативших меня, и о мерзком гнусавом голосе.
  Получеловек посмотрел на меня, и тогда в его пристальном взгляде я разглядел то "нечто", сумевшее так напугать меня. Я не смог бы ни описать, ни даже обрисовать, что было жуткого в моём Хейне, но теперь я видел это в нём.
  Наверно, вид у меня был ещё тот, потому что юноша отвернулся от меня, покачал головой и ухмыльнулся Акире. Мне этот жест показался заговорщическим.
  - Знаем мы, какой ты впечатлительный, - пробормотал он и улыбнулся уже мне.
  Солнце не спеша поднималось над горизонтом. Зеленоватые отсветы первых лучей играли на пиках далёких холмов, покрытых зеленью. Я встал.
  Это утро было очень похоже на то, когда я только ожидал Наречения, когда ещё были живы родители...
  Я тряхнул головой, чтобы не вспоминать о том дне, таком далёком и таком чужом. Но тут в памяти всплыл образ Хейна из сна, что тоже не доставило мне радости, и, чтобы отвлечься, я решил проверить запасы еды. В сумке был один кусок мяса и три ломтя чёрного хлеба. Я немного насторожился - этого слишком мало, хотя, если верить словам Каайято и моим рассчётам, теперь нам осталось не больше пары километров к востоку до города. Признаться, я уже не надеялся, что мы дойдём.
  Конечно, куда-нибудь мы всё равно пришли бы, но моя мечта жить в Айноне казалась какой-то несбыточной. Мы шли через лес пару недель (хотя точно я сказать не могу - сбился со счёта), но мне это время показалось годомами.
  Мы поели в спешке - Хейн хотел добраться до Айнона к вечеру. Я лишь усмехнулся: мне это показалось слишком долгим сроком.
  Поля Айнона действительно казались бесконечными: куда ни падал глаз, всюду были изумрудные поля, причудливые цветы, небольшие пруды, прячущиеся в высокой траве. Мы периодически останавливались у них, чтобы наполнить фляги или просто окунуться в ледяную воду.
  Часы пролетали незаметно, солнце начало садиться, и я опять усомнился в наших расчётах - похоже, мы не доберёмся до Айнона за этот день.
  Но мой пессимизм был развеян бесследно, когда в метрах пятистах от нас показались невысокие домики одинакового коричневого цвета. Дома Айнона.
  Схватив Акиру на руки, я помчался туда так быстро, как только мог. Больше всего я боялся, что это вновь окажется сном, что я вот-вот проснусь, но вид не менялся ни когда я пробежал добрые триста метров, ни когда я приблизился вплотную к деревянным стенам самого маленького на вид дома.
  Стена была сложена из цельных брёвен, без единого гвоздя, от неё пахло карамелью, хлебом и смолой, что привело меня в полный восторг. Я оглядел все домики, стоявшие в нескольких метрах друг от друга, и понял, что они всё построены одинаково. Но крыши были абсолютно разными: где-то загнутыми и необычными, где-то грандиозными и слишком вычурными для столь крохотных построек. Каждый дом был обнесён низким забором, но, как я понял, вовсе не для того, чтобы отгородиться от соседей. Он стоял там для того, чтобы могли расти побеги вьюнка и дикого винограда. Везде были деревья: сливы, яблони, груши... они окружали дома.
  И отовсюду лилась магия.
  Так много силы в меня ещё никогда не поступало, я ещё никогда не ощущал такое неописуемое количество энергии.
  Айнон. Город Магии, как переводится его название с эльфийского.
  И тогда впервые за много дней я обрёл покой.
  Рядом со мной показался Хейн. В его зелёных глазах светилась радость. Он посмотрел на меня, улыбнулся моей самой любимой улыбкой и взял меня за руку. Акира, которую я прижимал к себе свободной рукой, указала в сторону небольшой калитки, которая, вероятно, и была входом в город. Мы с Хейном переглянулись и пошли.
  А я думал, что теперь не будет больше горя, бед и переживаний.
  Мы начнём наши жизни с чистого листа в этом городе силы.
  Городе мечты.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"