Художник был тощ и нервен. Всю его яростную нервозность принимала на себя трубка, которую он стискивал так, что белели костяшки пальцев. Когда он брал ее в рот, казалось, что мундштук в его зубах скрипел и грозил треснуть, когда хозяин в очередной раз яростно стискивал его. Казалось, что трубка вспыхивала вольтовой дугой между рукой и зубами. В его застывшей, невысокой и нескладной фигуре, она одна выдавала клокотавшую энергию.
Его полотна, напротив, были медлительны и спокойны: залитые солнцем пустые таежные дома, пейзажи с оставленными кем-то предметами - все это дышало покоем и умиротворением. Картины словно выпили весь покой из своего творца. Они были живыми - от запахов, шедших с полотен, кружилась голова. Они были так ощутимо полны незнакомым Косте миром, что он не пытался определить, хорошо ли они написаны. Он переходил от одного к другому как от окна к окну и глядел, впиваясь в эту чужую ему жизнь тайги, такую простую, такую смутно узнаваемую по книгам, рассказам и песням. Одна из них, та, где было небо в верхушках сосен, обрушилась на него как шквал. Голова закружилась и в шее появилась усталость от напряжения, словно он долго стоял, запрокинув голову, и смотрел вверх. Поддавшись иллюзии, он оступился и взглянул под ноги: там был паркет.
Он вздохнул и вытер со лба внезапно выступивший пот.
А как туда попасть? - услышал он медленный вальяжный голос за спиной.
Купи билет до Иркутска и - вперед, - зло, с сухим потрескиванием электрических разрядов, ответил второй голос, в котором Костя сразу угадал Художника.
Костя оглянулся: спрашивающий был бородатым, в замшевой куртке, растрепанным - классический образ-штамп художника. Автор полотен, невысокий, в домашней вязке свитере, как-то под определение художника не подходил, он скорее напомнил Косте их заводского чертежника Антона Владимировича. Но он плюс тайга давали эти полотна. А второй, задавший вопрос, с тайгой не складывался. Он был ее вычитанием - так решил для себя Костя.
Художник сфотографировал взглядом Костю и прошел к нему. Косте показалось, что его тряхнуло током от рукопожатия.
Ну? - быстро и резко спросил Художник.
И Костя понял, что сказать " здорово" или " нравится" значит оборвать внезапно возникший между ними контакт.
Не сейчас, - отстранился он немного испуганно.
Художник блеснул глазами, и усмешка проскочила по его губам.
Ага, - сказал он, ушел в угол, сел на стул и напал на трубку.
Только тут Костя сообразил, что трубка не дымилась. Художник сидел, скорчившись на стуле, готовый, казалось, в любую минуту вскочить и стискивал, грыз, пустую трубку. Перехватив взгляд Кости, он неожиданно виновато улыбнулся, и Костя вдруг понял: он очень волнуется, как-то примут его полотна зрители. Неожиданно для себя Костя армейскими жестами отсалютовал ему " добро" и " так держать". Художник улыбнулся и кивнул ему с благодарностью, как старому знакомому.
Больше они не встречались. Но Художник и его полотна крепко застряли где-то в подсознании и стали той спасительной ниточкой, за которую ухватился Костя, когда неожиданный, хотя и вызванный им самим удар, начисто выбил его из колеи повседневной жизни.
Будь Костя мудрее, он бы не влез в эту историю. Дело было простым и не стоило выеденного яйца, как сказал ему бывший друг Веригин. На заводе, где работал Зимин Костя после возвращения из армии технологом, принимали встречный план. По коридорам обсудили инженеры его несуразность - и плановое задание выполнить было не реально. Поддержать же инициативу руководства, пообещав поднять мощность выше предельного, значило запороть машины в кратчайший срок и, выполнив годовое задание на " ура" один раз, сорвать премию и в ближайшее время оказаться с угробленным оборудованием. Каждый понимал, что предложение останется только на бумаге. Все было ясно, как дважды два и на финальном обсуждении - планерке, когда надо было просто формально проголосовать, Костя встал и назвал вещи своими именами. Вообще то он и сам и понял, почему вдруг стало ему невыносимо противно. Что, в первый раз, что ли делал он что-то ради галочки? Нет, он отдавал себе в этом отчет. Просто что-то вдруг подступило к горлу. Он знал - стоит начать одному, и люди обычно поддерживая, начинают говорить о наболевшем. Ему и мысль не пришла, что кто-то сможет открестится от своих откровенных слов, высказанных буквально десять минут назад, перед входом в этот зал. Но Костю вначале назвали перестраховщиком, потом человеком, которому плевать на коллектив и интересы производства и народа, а когда он, растерявшись, привел поименно каждому его слова - клеветником. Самое страшное - и Костя это чувствовал - говорившие искренне ненавидели его в эти минуты! Искренне ненавидели! И Костя ахнул внутри, оказавшись впервые один, да еще белой скверной вороной в коллективе.
И уж совсем тошно стало, когда после всего этого подошел к нему, в тайне от других, словно боясь, что его уличат в соучастии, Веригин и сказал:
Ну-у, милый, нельзя ж быть таким юродивым!!!
А Костя, униженный этим тайным сочувствием, бросил ему:
Сволочи вы, сволочи и приспособленцы!
Веригин засмеялся и спокойно посоветовал:
Коль ты такой правильный - а мы сволочи - не следует ли тебе поискать местечко помимо нашего завода?!
И тогда Костя вылетел на улицу, хлопая всеми дверьми, какими мог, сопровождаемый их ружейными залпами и помчался, натыкаясь на прохожих. И тогда вдруг всплыло лицо Художника, и он снова услышал
А как туда попасть?
Купи билет до Иркутска и - вперед.
И понял, что ему надо делать. Остановился, замер.... После этого он действовал так, словно давно обдуманное реализовывал в жизнь. Он уволился с завода, убедил родителей, собрал вещи и отправился на вокзал. Как только билет до Иркутска оказался в его руках, он сразу стал удивительно спокойным. Вышел из вокзала, сел на лавочку и отдышался. А все - клочок бумаги, право на полет, на 6 часов неба между Москвой и новой будущей жизнью. А дальше... Что дальше? Он попытался оглянуться на последний месяц: рассчитался - не задерживали, приобрел рюкзак, впихнул туда теплые вещи и ушел из старой жизни, из ее грязной нечестной суеты не признавая себя побежденным. Но, наверно, главным было то, что он интуитивно чувствовал - его место не здесь. Глупо, конечно, все вышло. Не так бы надо. Но его тянуло куда то, и выбранная по настоянию родителей профессия вдруг показалась цепями. Сейчас он чувствовал себя свободным, даже дышалось иначе. Так Костя Зимин изменил свою судьбу.
От Иркутска он купил билет до Чулима. Почему Чулим? Название что - то напоминало, да и в очереди за билетами на этот рейс стояли какие-то особо неместные - как ему казалось - люди. А в Чулиме припал к карте местных линий, облюбовал Хатару и встал в очередь. Кассирша привычно выписала билет:
Двадцать семь пятьдесят, - сказала ему дежурным голосом.
Костя вывалил на блюдечко из кармана деньги. Она пересчитала:
Еще пять рублей тридцать копеек, - впервые подняла на него глаза.
Костя лихорадочно зашарил по карманам, растерявшись и зная, что поиски тщетны, но парень, стоявший за ним, бросил в блюдечко десятку, а когда Костя на него взглянул, успокоил " Вместе летим". Кассирша сдала сдачу, выдала в окошечко билет и паспорт. Костя отошел и стал ждать парня. Тот, получив билет, подошел к нему.
Слушай, - сказал Костя растерянно, - а ведь у меня, похоже, на данную минуту ни копейки!
Парень хмыкнул:
Похоже?! Я бы сказал - определенно ни копейки! Ладно, не бери в голову, летим же вместе. Семен.
Костя назвался и почувствовал, что яростная обида, гнавшая его все последнее время, куда-то уходит. Он словно бы останавливается....А стоит остановится, и придется думать, решать.
В гости или работать?
Работать, - озадаченно ответил Костя, отчего то чувствуя себя дураком и пижоном.
Семен внимательно окинул его взглядом и улыбнулся:
Ничего, у нас тоже люди живут. Пошли...
Так Костя встретил Семена и вместе с ним стал работать на Туманном. Учился трудной работе горняка. Работы он не боялся, вгрызался в нее, пытаясь уйти от воспоминаний, а вот с людьми, кроме Семена, контакта как-то не получалось.
Семен, наблюдая за Костей, состояние его понял и между делом, время от времени, стал рассказывать о геологических отрядах, с которыми каждое лето ходил маршрутить. У него была своя постоянная партия, где работали Митрич Бураев, Дина Куницкая, Глеб Новиков - люди, которых он любил, и работать с которыми собирался и дальше. Из его рассказов, коротких, мимолетных, вставали люди, общение с которыми манило Костю неясным для него обещанием родства.
Костя не подавал вида, что понял уловку Семена, но про себя решил, что так и сделает. Попробует поработать с теми, кого в зимние длинные вечера мысленно увидел и, что греха таить, успел полюбить. Конечно, он понимал, что реальные люди, скорее всего, окажутся иными, но ему были необходимы люди, живущие по особым правилам.
Глава 2.
Наконец-то на Доске появился подписанный директором института приказ о выезде геологических партий в поля. Отдел моментально опустел, словно поезда и самолеты стартовали прямо от дверей проходных.
Якутская партия приколотила к вьючникам дощечки с адресами, и люди засновали, перетаскивая груз на вокзал. Всех охватила предъотъездная лихорадка, боязнь опоздать или забыть что-то. Первыми уехал со своим отрядом Василий Иванович Сапегин, начальник Якутской партии. В Якутии он работал не первый год, но в качестве начальника ехал впервые. Как всегда, рабочих не хватало. По объявлению приходило мало народа. И все-таки вербуя людей, Сапегин пытался выбирать. Разговаривая с приходившими, он то прямо таки излучал обаяние, то становился как кусок льда холодным и непроницаемым. Нужны были кадры, которые обошлись бы без сюрпризов, дисциплинированные послушные. Теперь все это было позади. Мысленно он уже слышал осеннее " Ну, у Сапегина-то порядок был, это ж надо, какую дисциплину навел!".
Билеты в кармане, поезд вот-вот подойдет, гора багажа на перроне - не пугает. И ступеньками к вершине - дни полевого сезона впереди - манили ощутимой доступностью.
Высокий, подтянутый, спортивный (ни одного грамма лишнего!) - хорош был Сапегин, что скрывать. Его ловкое тело играло скрытой силой, в ленивой манере движений сквозила затаенная точность рывка, как у зверя. Не в том веке родился он, ах не в том! Когда он бывал в ударе, воображение самого прозаического человека набрасывало ему гусарский ментик. Было в нем что-то от буйного гусарства, было - и все тут! Того, что трясло троны, брало крепости и, напившись, любило поиграть со смертью. Правильные черты лица, густо-карие в легком прищуре глаза - не угадать по ним, шутит или серьезен их хозяин - черные, соболиные, как говаривали в старину, брови и прямая линия рта, которую кривила часто то ли насмешка, то ли ирония. Хорош был у него и голос, то медлительный, мурлыкающий, то звенящий металлом. Его команду нельзя было не услышать - летел без напора, словно только того и ждал, голос. По интонации ясно становилось каждому - здесь не может быть обсуждений. Коротко стриженные черные, уже с проседью, волосы как шлем обтекали вскинутую голову.
Чертовски удачливым казался он. Чудилось, он только и ищет препятствий, чтоб еще раз попытать себя, потешиться силой и мужеством. Таким казался Сапегин. Но сознание, что в его возрасте - чуть более сорока - давно пора было сделать карьеру, не покидало его. " Я упустил свой поезд" - так сказал он себе, когда гости пили за его здоровье. Он не сомневался - только предоставъся случай, и он заявит о себе, заставит заметить и оценить. Больше он его не упустит. И случай представился: он был назначен начальником партии. Судьба дала ему шанс, ниточку, уцепившись за кончик которой он сможет подняться на вершину удачи. Эта должность была для него не самоцелью, а ступенькой, чтобы шагнуть выше. Одно было плохо - знал за собой: если азарт захлестнет - все забывал. Он был готов на любую авантюру и, если честно, в глубине души вериг: цель оправдывает средства.
В его подчинении было три отряда: два геофизических и один геологический. Геологический на сегодня представляли Глеб Новиков, начальник отряда, и Дина Куницкая, геолог. Впоследствии, получив двух рабочих, они образовывали две маршрутные пары, задачей которых было продолжение съемочных работ и геологическое обоснование геофизических профилей.
Нимгерский отряд, названный по вершине близлежащей горы, пока имел только начальника отряда Петра Дмитриевича Бураева. В поле он получит студентов-геофизиков и рабочих, и уже с ними займется магнитной съемкой плановой территории.
Отряд Северный, названный также по месту базировки, кроме магнитной съемки будет делать еще и электроразведку. Это и есть отряд его, Сапегина.
Все три отряда были тесно связаны работой. Геофизические имели постоянные лагеря и постоянное место работы, геологический отряд планировал базовый лагерь сделать в поселке Соама, а работать с выкидных лагерей. Еще в институте были увязаны основные сроки работ. Даже непогоду учли - Западный участок можно сделать и малыми силами тех, кто останется последними.
В поезд, стоявший в их городе три минуты, они на скорость втащили такое количество вьючников, рюкзаков и ящиков, что тамбур моментально оказался забаррикадированным. Проводница попыталась дотянуться до двери, но махнула рукой и ушла в свое купе.
В тронувшийся поезд на ходу, не успев попрощаться с провожающими, заскочили люди в тамбура соседних вагонов. Быстро пробежали к своему вагону, и баррикада из вещей растаяла, растеклась по купе, сразу превратив их в привычные бивуаки. Так всегда начиналась их дорога.
Остальные два отряда летели самолетами. Взлеты, посадки и опять взлеты. Шли по аэропортам под рюкзаками, как ослики, и люди качали вслед головами и смеялись. А им казалось - изнывали от зависти. Шли гордые от сознания происходящего. И не стоит их осуждать, такие мысли простительны, когда идешь под 30 килограммовым рюкзаком.
Те, что ехали в поезде, достали чайник, выпили чайку, похохотали и уснули. За окнами поезда лес менялся на степь, а степь опять на лес. Те, кто ехал не впервые, спали. Отсыпались на весь предстоящий сезон. Те, кто ехал впервые - не отходили от окон, вчитываясь в название станций знакомых по книгам, и пытаясь запомнить, чтобы потом, дома, блеснуть. Но в Невере, на исходе шестых суток, все уже настолько приелось, что когда втащили вещи в маленький деревянный вокзал, молча побросали головы на рюкзаки и уснули до рассвета.
Утром пришла машина, загрузили вещи и снова - дорога. Перевал Станового хребта напрасно ворожил багульничьим пламенем, юные БАМовские города напрасно били в сердца набатом газетных передовиц. Сквозь пелену усталости смотрели они на бесконечно новые панорамы строек, хребтов, городов. А может, к новому постепенно привыкаешь и под собой погреб ворох впечатлений?
В Хатонь въехали ночью, их встретил первый отряд, обманувший погоду. Второй отряд отсиживался в Чите, где застали его отмены рейсов по метеоусловиям.
Вертолетное поле, загрузка, полет, приземление. Саома. Вещи на плечи и вперед. Выбрали место, срубили каркасы, поставили первую палатку - все! Есть лагерь! Прибыли!
Глава 3.
Дина приехала позднее, со вторым отрядом. В радостном гуле приветствий она уловила одну фразу, как - то сразу ее задевшую:
- Умеют некоторые, чтоб на готовенькое!
Она отметила ее, но решила пропустить мимо. Мало ли, что ляпнет иной раз человек по плохому настроению. Однако человека сказавшего запомнила: мальчишка совсем, явно в полях впервые.
Она вошла в палатку:
Митричу привет!
Дина?!
Ну, как тут?
Митрич повел плечами:
Да вроде обживаемся, - но что-то в голосе его было маловато оптимизма, - Впрочем, вот вы приехали, так я скоро со своими и откочую.... Да садись ты!
Вечером все высыпали к костру. И снова из темноты донесся недовольный голос:
Понаехали, своим сесть негде!
Это ж с каких пор наши ребята чужими стали? - подался на голос Глеб, - если по чести, милок, так они здесь не первый год дороги торят, так что...
Глеб, - одернула его Дина, - у тебя что, нервы сдают? Не рановато?
Глеб хмыкнул, потер подбородок рукой:
А, черт с ним! Главное - вы тут уже и Семен объявился.
Имя Семена вызвало оживление, посыпались вопросы: где он? Почему не в лагере? С кем зиму работал? Как он? - и ушел в сторону осадок, веселей загудело пламя костра - такой хороший человек на заработок плюет, с нами работать хочет! Ай да мы, ребята! Ай да Семен, чертова кукла! Ладно, прощаю ему мой утопленный транзистор, только пусть скорее на глаза кажется!
С особым удовольствием всплыли перепалки прошлого года, обсмеяли обиды, порадовались, что зла никто не держит.
Давно ушел спать в палатку забытый недовольный Сашка, угомонились птицы, ручей забормотал громче " спать надо, спать надо", а они все сидели и радовались друг другу, приглядываясь и узнавая своих в тех, кого не знали по имени месяц назад.
Сапегин появился утром. Как всегда подтянутый, олицетворение " таежного волка":
Приехали? Добре. Как добирались?
С приключениями, но без потерь, - отрапортовала Дина.
А это - наиглавнейшее! - шутливо поднял указательный палец Сапегин, 0 Лады, карты после завтрака получите, работа сейчас основная на профилях. Мы с Глебом условились: вы мне профиля, я вам - маршрутных рабочих, а?
Начальник, да ты растешь! - захохотала Дина.
Оба понимали, что и рабочие в любом случае будут, и профиля делать все-равно придется.
Первая серьезная стычка произошла, когда завершались работы на Южном участке. Сапегин в сопровождении двух рубщиков ушел в Саома к начальнику местной партии и отсутствовал двое суток. Митрич, заменявший его на это время, вызвал Глеба и Дину, и общим советом решили: поскольку на завтра осталась работа только для магнитчиков, остальные займутся съемом лагеря. Вещи в поселок вынести, конечно, не удастся, но перебросить на дорогу в их силах. Оставить две палатки для работающих - и порядок.
С утра начали сворачивать лагерь. Семь километров тайги, по узкой тропинке среди камней и комарья, от которого не отмахнуться - заняты руки - адская работа. Но тащили. Как муравьи, медленно сновали взад - вперед.
Сапегин появился часам к 11. По дороге, встретив подчиненных, поулыбался, но когда Дина возвратилась в лагерь, она впервые услышала, как он может бушевать:
Почему без моего разрешения? Я давал тебе такой приказ?
Работы же завершены, - несколько растерянно пытался оправдаться Митрич.
Приказа нет - и сидите! День, два, неделю! А самодеятельность вам разводить я не позволю! Случись что, кто в ответе? У тебя еще магнитчики работают!
Две палатки еще стоят, их я планировал снять по окончанию работ, 0 пытался объяснить Митрич.
Дина обернулась к Галке:
-Ладно, пошли.
Они взяли по рюкзаку и зашагали от лагеря.
Митрич и не подозревал, что сценой был обязан Зеленину, начальнику местной партии. Тот дал понять Сапегину, что "наука" приглашена экспедицией для того, чтобы помогать, а не вести отдельные изыскания, да еще на Южном, где все и так хожено - перехожено.
Что же вы, Василий Иванович, нашей то работой пренебрегаете! Взяли бы документацию, мы ведь там по зиме этой тоже работы вели!
Сдержался Сапегин, но задет был крепко. Он остался в поселке на лишний день, листая документацию. Усадил рубщиков за выкопировку карт и чертыхался, глядя на кривые - с непривычки к тонкой чертежной работе - линии. А когда по возвращении в лагерь увидел, что и тут без него распорядились - прорвался затаившийся гнев. Но трижды худо, что Митрич не осознал вины, не согласился извинится, а отстранился, замолчав, предоставив ему самому искать выход...
Он, словно нехотя, включился в переброску лагеря. Пришла машина, и к вечеру новый лагерь занял свое место на запланированном месте. Усталые люди наскоро перекусили и разошлись по палаткам как-то уж очень отстранено. Даже молоденький Сашка, всегда глядевший на него восторженно, на всякий случай держался в стороне.
Утром Сапегин вышел из палатки твердо решившим предать вчерашнее забвению. Конечно, всыпать бы разгильдяям стоило, но он был великодушен и не собирался губить сезон раздорами.
-Польем, орлы! - закричал он, радуясь легкости и зычности своего голоса. Ему нравилось будить лагерь в назначенное время самому.
Люди вставали, умывались, но по их настороженности он понял - они ничего не забыли. Митрич кивнул, ничего не сказав. Дина, не поднимая глаз, поздоровалась и словно лишилась дара речи. За завтраком царило непривычное молчание.
Ну вот что...Я вчера погорячился.... Давайте сразу условимся: я - начальник партии. Мне первому ответ держать, так что давайте ка - без анархии. Все действия согласовывать со мной. У тебя, Дина, возражения есть?
Есть, - тихо отозвалась Дина, - Василий Иванович, вас не было два дня...
Надеюсь, ты не думаешь, что я отдыхал? - улыбнулся Сапегин.
Не думаю.... Но вы ушли на день, а, задержавшись - не сообщили....Это как-то не вяжется с дисциплиной, - подняла она на Сапегина глаза.
Сапегин чертыхнулся в душе, чувствуя, как улетучивается настроение, но взял себя в руки:
а ведь задержался то по вашей вине... Саш, дай-ка сюда мой планшет!
Сашка сбегал в палатку, принес планшет. Сапегин вынул кальки, бросил их на стол:
-Ну?!
Глеб протянул руку, развернул одну, другую. Дина через его плечо впилась взглядом.... Потом они обменялись с Глебом недоуменными восклицаниями и, по его знаку она ушла в палатку. Вскоре вернулась с картами. Глеб расчистил место на столе, и они принялись за сверку. Наконец оба с недоумением подняли головы к Сапегину:
Василий Иваныч, объясните, что мы должны увидеть? - взмолилась Дина, сдаваясь.
Сапегин пододвинул к себе карту и понял, что копии делались зря.
Так, - сказал он чуть-чуть отстранено, - значит, у вас и данные этой зимы есть?
Ну. - Еще не понимая в чем дело, согласился Глеб.
Когда же вы успели их заполучить? - искренне удивился Сапегин.
Так мы же с местными в постоянном контакте, - напомнил Глеб, - А вы особо требовали все перепроверить по весне.
Это точно, - задумчиво признал Сапегин, - Ну, ребята, я и лопухнулся!
Он рассмеялся достаточно весело, что бы ввести в заблуждение тех, кто его мало знал. Со словами " Ладно, инцидент исчерпан", он сгреб свои кальки со стола. Окружающие оживились, и завтрак прошел нормально. Раздав задание, он ушел в палатку. Здесь, наедине с собой, он расслабился. Так попасть в впросак! Он знал, что сумеет взять себя в руки и заставит забыть окружающих о случившемся. Он первым обсмеет это, станет выше мелочи... завтра.... Сегодня ему это было не по силам.
В лагерь Митрич с двумя рабочими возвратился около семи. Его палатка стояла крайней. Он проследил, чтобы аппаратуру разместили под навес, отпустил рабочих и спустился к ручью умыться. Вешая полотенце на вбитый гвоздь, вдруг почувствовал, как сзади кто-то облапил его.
Это что за шутки! - возмутился было, но вдруг сообразил, - Семен! Нашелся, бродяга!
Семен ответить не успел, сзади ему на шею бросилась Дина, потом Глеб и все четверо оказались на земле.
Отпустите, черти. Задушите! - завопил Семен.
Никакого почтения к возрасту, - сурово констатировал Митрич. Но глаза его смеялись. Вдобавок, оказавшись поверх невольной кучи малы, он меньше остальных пострадал, - Ну, вольный стрелок, сюрприз для кого оказался неожиданным?
Ну, ребята, - уважительно признал Семен, - я думал - вы меня не заметили!
Разбежался! - Глеб потирал ушибленный бок, - Мы с Динкой уже минут пятнадцать за тобой наблюдаем. Поняли, что ты Митрича напугать хочешь, вот не мешали.
-Я по точному адресу,аль забыл и дело было решено. Теперь Нимгерский отряд был в оборе: Митрич, Семен и пятеро девчат. Рабочих не хватало и было решено,что рубщиков Сапегин "подкинет" на неделю,а пока работа в основном по пойме ручья - продержатся. "А уж постоянных - сами ищите" -развел руками Сапегин и Митрич кивнул,потому что так это велось испокон веков.
Судя по всему,своим отрядом Митрич был доволен. Геологическое обоснование отряд Глеба Новикова сделает, как выберет время. Семен условился с лодочниками и Нимгерский отряд выбросили на Медвежью избу, откуда через перевал спустились они в заброшенный старательский поселок, выбранный базовым лагерем.
Митричу было 54, среднего роста, коренастый, заметно сутуловатый. Лицо его, обветренное, красное,в морщинах, с первого взгляда красотой не поражало, но все кто с ним работали совершенно искренне считали,что но красивый. Такую шутку играли с людьми его глаза -ясные, карие,доверчиво добрые.Наверно, такими были лица и глаза былинных богатырей,потому что все они на картинах красивы, а приглядишься - лица обычны, а глаза словно всю красоту окружающего мира впитали. Короче: глаза умного,хорошего человека. Голос он не повышал никогда, наверное не умел. Перебивали - замолкал, давая высказаться Но перебивать его почему - то не хотелось. Он не навязывал, не заставлял делать больше положенного. Но как-то само собой получалось, что старый полевом закон" сделай чуть больше товарища и тебе будет легче" вступил в жизнь нимгерского отряда с первого дня. Утром Митрич вставал первым, разжигал костер и будил дежурного. Дежурный готовил завтрак и объявлял общий подъем .Шли умываться, попутно подхватывалось пустое ведро ,с ручья тащили сухих веток. И странное дело: никто не отвечал ни за воду, ни за дрова, а и то, и другое всегда было в достатке. И по быту вопросов не возникало может оттого, что Митрич не считал для себя зазорным взяться чистить котелок. А остальным было" нож вострый", старались его от лишней работы оградить.
Хоть отряд и работал в пойме ручья, профиля подчищать все -же приходилось. Это легло на плечи Семена. Митрич, когда мог, старался подменить, но против этого все выступали дружно: работы у него и так больше, чем у других.
В 8 утра две пары магнитчиц выходили на заданные профиля,с ними Семен и Митрич. В лагере оставался дежурный. Дежурство было легче, чем работа в тайге и обычно сверх нормы оставался тот, кто устал или приболел. Каждая работа была важной.
Возвращались к пяти часам. Несмотря на избыток физической работы, атмосфера в лагере была приподнятой. Самыми любимыми были вечерние часы, когда Митрич, после выноски дневной работы на карту ,выходил к костру накинув на плечи фуфайку. 0н садился, прикуривал от полена.
-Ну как? - не выдерживал кто-нибудь.
И Митрич, как равным, докладывал о положении дел, сетовал где аномалия потерялась, а где - похоже -проглядел. Где, думает, на завтрашних профилях особо важные места будут. Это сопричастие к общему делу ставило на второй план и скудный рацион, и непосильную работу.
И вроде ворчал Митрич, и ругал часто, а вот обиды на него не было. А из наказаний было одно, самое страшное. Один раз Митрич пустил его в ход: услышал, как Оля бросила Вале: мы вон сколько сегодня прошли ,а вы и половины не сделали", сказал:"Ладно!" - и дал на день Оленьке отдых. Все было правильно ,законно, никто не обиделся, а она себе места найти не могла. И дров натащила, и порядок навела, а вернулись с профилей - виноватыми глазами смотрела. Это раз и навсегда отучило подсчитывать, кто сделал больше.
Нужны были рубщики, как воздух нужны. Но ребят все не было, не давал Сапегин. У него, мол, объем работ больше. Но когда ездили за продуктами и заскакивали на Северный, по возвращению с гордостью отмечали У нас больше и качественнее. И вдобавок мы знаем, что делаем, а они - нет!".
Глава 4.
В это утро Дина, со своим маршрутным рабочим Игорем, должны были пройти маршрутом до Нимгера, связать две площади. Но припозднились с выходом и к висячему мосту вышли только в 9. Идти по длинному, через Алдан мосту
было своеобразной пыткой. Мост от шагов раскачивался как качели, а если чуть-чуть ветренно, амплитуда колебаний его достигала 3 метров.
Долго лезли в гору, стирая заливающий глаза пот, потом по стланиковым зарослям спустились вниз до мари, переправились через широко разлившийся ручей. Долго шли по заболоченной, еле различимой ,дороге и только к 12 часам вышли к исходной точке маршрута.
Дина взяла по компасу азимут, поежилась , и подавив вздох, нырнула в сухостой, кое-где переплетающийся стлаником. Дальше, по карте, их ждал горелый лес. Но карта составлялась в 1966году,а за десятилетие на горелых пустошах поднялся густой переплетающийся кадровый стланик и в этом стланике, где только небо над головой, они продирались до 6 часов дня. Выйдя на контрольную высотку, Дина убедилась, что спрямила маршрут и придется сделать крюк в 5 километров, чтобы высотная отметка 618 легла в маршрутный лист. Они с Игорем перекурили, посетовали на глупые пожары, из-за которых вместо тайги черте что растет, взял рюкзаки и спустились в стланик..
Когда пришла весна и Семен стал рассчитываться, Костя вдруг испугался, что реальные люди окажутся не теми, кого создала его фантазия, и не ушел с Семеном. Но через месяц не выдержал, рассчитался, навел справки и, вскинув рюкзак на плечи двинулся по Марионской дороге к месту базировки отряда Митрича Бураева.
На половине пути стояла изба, некогда служивавшая местом отдыха на трудной Марионской дороге. Но работы на Марионе давно кончились, и изба пустовала. Костя в нее попал вечером, в ней и заночевал. Утром оглядел ее, нашел, что пора подновить и занялся: дверь починил, окно подправил, в котором стекла держались "на честном слове" ,так обветшала рама. 3аготовил дрова. День за неспешной работой прошел незаметно. Вечерело. Он запалил костерок, повесил котелок, и, сев в проеме распахнутой двери, курил, подкидывая дрова - благо кострище было рядом, -и раздумывал, решал, идти ли ему к Митричу или погодить. Потому что знал, иногда живым людям трудно конкурировать с придуманными. И пока он так раздумывал, услышал неожиданно вдалеке на дороге голоса и понял, что к избе приближаются люди.
Вода в котелке закипела, но Костя заваривать не стал - кто знает сколько их, может доливать придется. Снял его ,поставил рядом и стал ждать. В вечерней тайге звуки слышны издалека, особенно если это человеческие голоса. Ухо ловит привычное. Людей Костя увидел только когда они подошли почти в плотную, в освещенное огнем пространство. Их было двое: женщина лет 25 и юноша, почти мальчик лет 17-18. Одеты они были одинаково и на обоих рюкзаки. Женщина сбросила рюкзак , вытерла ладонью лоб. Юноша остановился чуть поодаль.
-Я вас давно слышу, - сказал им Костя вот с чаем решил повременить до вашего подхода...
Стемнело, когда Дина и Игорь выбрались на дорогу. Они скинули рюкзаки и огляделись.
- Вышли! - облегченно выдохнул Игорь и по этому вздоху было ясно, что он уже и не мечтал о таком благополучном исходе .Тысячи запоздалых страхов эхом отозвались в коротком слове.
-Фонарик достань, -роясь в полевой сумке, отозвалась Дина.
Игорь с готовностью полез в рюкзак, вытащил фонарик , и, включив, осветил карту ,которую Дина расстелила на дороге, Она соорентировала карту по компасу, взяла азимут дороги.
- Порядок, Игорек закручивая винт зажима компаса, сказала она и в ее тоне тоже явственно чувствовалось облегчение, - до избы около двух километров!
Они надели рюкзаки и пошагали спокойно, с той неспешностью, которую сообщает близкий конец пути. 3аночевать она планировала в избе на марионской дороге, которая,как она знала, пустовала. Но уже на повороте увидела проблеск костра. Они прибавили шагу.
У избы горел костер. В проеме двери сидел человек. Он смотрел в их сторону и ждал. Они подошли к костру, сбросили рюкзаки.
-Я вас давно слышу, - сказал человек хрипловато., как говорят после долгого молчания, - вот с чаем решил повременить до вашего подхода.
Я один, места хватит, - успокоил он и спохватился, -здравствуйте.
Легко поднялся, долил в котелок воды из банки, повесил его над огнем.
-Располагайтесь, - сказал не оборачиваясь. Дина кивнула Игорю и они внесли рюкзаки в дом. Она облюбовала себе место у окна и вытащила из рюкзака спальник.
-Что доставать? -спросил Игорь, роясь в своем изрядно похудевшем после извлечения спальника рюкзаке.
-Тушонки и сгущенки по банке, хлеб у меня. .Кружку и ложку не забудь ..
Они вышли из дома. Котелок со свежезаваренным чаем стоял на ящике из-под аммонита, распространяя манящий аромат. Тут же - открытые банки тушенки и скумбрии.
-Похолодало к ночи, - поежилась Дина, садясь на ступеньку крыльца, - вроде бы завтра денек должен быть хорошим.
-Похоже, - согласился человек, устраиваясь на пустом ящике, и поинтересовался , - геологи?
-Ага, маршрутчики. Сплоховали сегодня, а то бы часа на два раньше были. А вы из здешних?
-Похож? - улыбнулся он.
Дина внимательно взглянула на него и засмеялась:
- Не очень...Ревизор инкогнито?
- Нет, - опять улыбнулся он, - я легкий человек ,странник.
-Узнаю горожанина, - не удержалась от шпильки Дина, и включаясь в игру, поддержала шутку, - И куда же вы путь держите, странник?
Но шутка ее подействовала несколько неожиданно: улыбка исчезла с лица сидящего напротив человека, он словно постарел, позабыл заготовленную фразу и потому помолчав, сказал просто:
А черт его знает! Вот сижу ж и думаю.
Игорь удивленно вскинул от кружки глаза, Дина растерялась - Вы... серьезно?
-А что, место неподходящее выбрал? - вопросом на вопрос ответил человек, вскидывая голову.
Меня зовут Дина, - запоздало представилась она, - а его - Игорь.
Очень приятно, - автоматически отозвался он и замолк. Потом спохватился Костя...Константин Федорович Зимин...Вообщем, Костя.
У вас редкое имя, Костя, - Дина никак не могла решить, шутит он или серьезно, - вы...серьезно или...пошутили?
Это насчет того, куда идти? - он пожал плечами, - представьте - да!
Так давай те к нам, - все еще не веря в удачу, заторопилась Дина, - нам же люди позарез нужны!
Костя поднял голову, взглянул в глаза. Удивление и настороженность сложились в ироничную усмешку:
- А что, дела обстоят так плохо, что вербуете даже тунеядцев и бандитов с большой дороги?
Вздор какой, - отмахнулась она, - будет тунеядец дверь в чужой избе ремонтировать да чаем чужих людей потчевать! Худо - бедно, глаза имеем
Он подался назад, с любопытством и растерянностью глядя на Дину, потом перевел взгляд на Игоря, который спокойно как само собой разумеющееся, принимал эту беседу. Игорь понял этот взгляд по своему и деловито посоветовал:
Да не понравится уйдете, чего там, а вообще у нас здорово! И Костя вдруг рассмеялся:
Слушайте, а мне такая постанова вопроса нравится! - и это было словно " Ребята, я - ваш!".
Утром Дина поднялась рано. Игорь спал зарывшись в спальник, Костя - укрывшись фуфайкой. Она пошла умываться. На полдороги Костя догнал ее.
- Ты что, с ума сошла сказал рассерженно.
-Так я же с ракетницей! - засмеялась Дина.
Они умылись и вернулись к избе. Костя достал заготовленные с вечера дрова.
Ого удивилась Дина, - послушайте, странник, у меня подозрение, что вы в этих краях давненько странствуете. Освоились.
Костя улыбнулся:
-Года нет...Но люди здесь добрые, научили.
-Знаком с поселком?
-Немного. Я на Туманном зимой учился шурфы бить.
-Слушайте, так вы...
-Ты, - напомнил он.
-Так ты Ипатова знаешь наверное, - поправилась Дина.
-Это Семена? Знаю. Хороший парень.
-Так он же в том году с нами ходил и сейчас у Митрича.
-Митрич? Бураев? Так вот о ком Семен взахлеб рассказывал Костя отодвинулся от костра, - Дина, ты случаем не Куницкая?
-О, и обо мне говорил?
-Ну еще бы...3начит вот ты какая, как же я не узнал-то, -Костя тряхнул головой, -ты смотри, а я ведь и планировал к вам, вас поближе рассмотреть.
-Так тебе прямая дорога к нам. Не раздумал за ночь?
Костя повесил котелок:
- Не радуйся. Не ты сагитировала. Семен всю зиму агитацией занимался.
Дина вошла в дом. Подергала за спальник Игоря:
- Подъем, чай проспишь! Вставай, все- равно спать не дам!
Игорь наконец высунулся из спальника, зевнул, потянулся:
-Рано ж еще!
-Вставай, вставай. Идти далеко, к вечеру бы успеть!
К лагерю нимгерцев вышли затемно. По дороге идти было хорошо. После стланиковых дебрей даже ручьи, облюбовавшие дорожные колеи, радовали. На подходе увидели огонь костра.
- Люди! - завопил Игорь э - эй!
В ответ засвистели, выбежали на встречу, обрадовались:-0ткуда?!
Семен подхватил Динин рюкзак:
- Динка, чертушка, я так и решил, ежели ночью - беспременно ты!
Семен, лапушка, - в тон ему подхватила Дина, - ты лучше посмотри кого я привела!
Семен качнулся в сторону Кости, ахнул: - Зимин? Костя уронил рюкзак, облапил Костю, - Откуда? Ты ж грозился в вольные люди податься?!
Дина выследила, большими делами соблазнила, - засмеялся Костя.
От Динка! От умница обрадовался Семен, - ну, теперича мы горы свернем. Пошли!
- Митрич, принимай пополнение! - отрапортовал Семен вышедшему из избы Митричу. Тот поправил наброшенную фуфайку, протянул руку Косте: