Холодало повсюду стремительно и болезненно прозаично. Поздняя осень вступая в свои права, уничтожала совсем ещё недавно дивные золотые листья, роняя их с веток на землю и смешивая с дерьмом.
Люди напялили теплую одежду и стали похожи на зверей. Внешняя оболочка отныне отражала вечную внутреннюю сущность.
С.и Л. грелись портвейном в парке, возле памятника Владимиру Ленину. Ленина в городе никто не любил, кроме этой парочки, хотя причин не любить вождя мирового пролетариата ни у кого не было, да и быть не могло, точно также, как и причин его любить не было у этой парочки. Просто, так распределилось великое уравнение.
Ветер сдувал сон с С. и Л., превращая позднеосеннее безделие в свежеосеннюю мозговитость. Суровость погоды заставляет думать о вечном. При этом, думать сурово. Вечное, благо, многогранно и в ноябрьский день может принимать формы жесткого порицания бытия. Да поможет юным философам портвейн.
- Иногда всё бежит, не оборачиваясь, как время, а бывает так, что всё останавливается, как пространство. Знаешь, Л., мне иногда кажется, что я схожу с ума каждый ноябрь, а потом, в декабре, прихожу в ум и становлюсь сказочно прекрасной. Ты не находишь? Впрочем, до декабря ещё целый месяц... Представь только, как далеко я выйду из ума за этот месяц! Брр! Самой страшно. Сегодня же только шестое число, не даст Ильич соврать. Как считаешь, Ильич действительно умер от сифилиса?
- Хер его знает. Ты пить ещё будешь?
- Давай. - отозвалась С. и вырвав из озябшей руки Л. бутылку, сделала несколько глотков из горлышка.
Небо было морозным и ясным. Ясность, как сказал Йозеф Кнехт, в прозрачности, и прозрачность неба здесь и сейчас притягивала философов к себе. По крайней мере, их взгляды.
- Смотри, Л., небо! - воскликнула С. вытаращив свои детские глаза на бескрайность того, что многотонно давило на них всё это время. - А знаешь, там не может быть рая. Это же банально, думать, что рай там. Представь, что мы бы считали, что закат происходит потому, что солнце тонет в реке.
- Так раньше именно так и думали.
- Вот именно! А потом поняли, что всё несколько сложней! Вернее, намного сложней. Так почему же с раем не так?
Потому что с раем выбор другой: либо он на небе, либо его нет вообще.
- Чушь какая! - возмутилась она и опустила глаза вниз. - С солнцем, значит, решили, что оно в другом пространстве находится, и не оно, а мы, то есть планета Земля, уходит, вернее, поворачивается, ну ты меня понял... А с раем, значит... это... либо-либо. Чушь!
- Чушь. А вот портвейн у нас закончился.
- Пойдем скорей в магазин. Мы ещё о любви не поговорили.
Ленин помахал парочке рукой и остался в гордом одиночестве.
В. бегал по кругу. Круг был создан специально для бега - в парке периодически занимались спортом. И сейчас В. наматывал очередной круг по замерзшему ноябрьскому парку и грелся он исключительно бегом. Пробегая мимо парочки, стремительно шаркающей замерзшей походкой в магазин, он безошибочно для себя определил, что в магазине их ждет алкоголь. Ещё бы, когда такая холодная осень.
В. ни о чем не думал. В. бежал. Почти Форрест Гамп из известной картины. Переживал В. только об одном - будет ли завтра снег или не будет, так как от этого зависело - побежит он завтра на городском чемпионате или не побежит. Вернее, то, что он побежит уже не обсуждалось и здесь он был спокоен. А вот как быть с тем, что называется - организация самого чемпионата, здесь спокойство отсутствовало - снег рушил все планы. Хотя, сказать предельно честно, этот самый городской чемпионат никому не нужен был нахер. Исключение составлял один лишь В.
"Счастливый человек, должно быть этот В." - подумал Ленин. Ленин, будучи памятником, примечал всех присутствующих в округе и мог безошибочно составить психологический портрет каждого. И портрет В., глазами Ленина, рисовался таким:
"Смелый молодой человек, амбициозный и целеустремленный. Вопросами вечности не зациклен, что делает его потенциальным чемпионом сразу нескольких соревнований, запланированных в диаметре города. Легко сходится с людьми спортивного склада ума и также легко бьет морду людям класса С. или Л. Жизнью доволен, болеет за "Манчестер-Юнайтед", голосует за "Единую православную".
Ленин всегда многое знает про человечество и даже про отдельных его представителей, однако, заглянуть чуть дальше жизни может едва ли. А В. в данный момент находился как раз за пределами жизни в традиционном смысле.
Наматывая круги по отчасти заледенелому асфальту, В. ещё и сам не знал, что в глубине его отрешенной от философии психики, зреет экзистенциальный тупик. Парочка, ушедшая за портвейном, безусловно, в превеликом курсе, что такое экзистенциальный тупик, о чем говорят бесчисленные шрамы Л. в области всевозможных вен. А вот для В. такой опыт был недоступен никогда, так как всегда была ясность и тревожил покой один лишь снег в ноябре - пойдет, не пойдет.
Экзистенциальный тупик, тем временем, готовился прорваться. Решал свои вопросы, относительно того, когда лучше вскочить на душе, словно прыщ на носу: сейчас, шестого ноября, или всё-таки, подождать до седьмого. Разница была не велика - один хер когда столкнуться с тем, что Милан Кундера называл "литость", а попросту говоря с собственной ничтожностью. Сегодня или завтра В. взорвется новым экзистенциальным опытом, опытом экзистенциального тупика. В. никогда в жизни не читал Льва Толстого, однако, отчасти и по Толстому он будет делиться на слабых и сильных. При таком делении, как какое-то время считал Лев Николаевич, слабый переживает кризис, ломаясь как от простуды, и, что самое гадкое, продолжает жить. Сильный же заканчивает жизнь самоубийством. Целеустремленный, амбициозный, голосующий за "Единую православную" - определенно сильный человек. Солнце стоит на месте, а Земля отворачивается от него, обиженно показывая океанический зад. Скоро кто-то уйдет из жизни. Добегается. И причин не поймет. Memento Mori для В. не актуально. Вот только "мори" всегда "мементо" о В.
Портвейн вновь поглощаем философами, пинающими окоченевшие листья в парке.
- Как считаешь, отчего Дима умер?
- Ты опять о нем?
- Извини, что опять. И всё-таки?
- Думаю, у него был экзистенциальный тупик.
- Наверное... - она сделала ещё несколько глотков. - Что ты думаешь о любви?
- Любовь самое прекрасное, что может быть в жизни.
- Здорово. Такой ответ мне подходит. А что скажешь о любви между людьми?
- А вот этой суки не существует.
- Я, почему-то, так и думала! Знала, что ты именно так скажешь. И отчего же ты это решил?
- Само собой пришло. Только что. Знаешь, девочка моя, любовь есть вообще, и в то же время любви нет в частности. А вернее даже будет сказать, любовь есть, но любви нет.
- Какой же предмет ему нужен там, в моем сне? - вдруг задумчиво спросила она.
- Хватит думать, допивай портвейн и ищи.
- Я люблю тебя.
- Ещё бы. - моментально ответил Л. и после паузы добавил. - К М. зайдем? Посмотрим, наконец, "Меланхолию" Ларса фон Триера.
- Зайдем. Ты мразь, знаешь об этом? Зачем на мое признание в любви ответил ещё бы?!
- Затем, что тебе нравится, когда я так говорю с тобой. Вернее, нравится портвейну у тебя в крови...
- Фи, подобные твои фразочки меня унижают!
- И что?
- Обними меня. Вот что. - сказала она пьяно и мерзко.
Он обнял её. Их окружал ноябрь в своем морозном сумасшествии. Впереди их ждал М.