- Любава! Идёт! - махнула из горницы Ксенечка. Я, распугивая цыплят, рванулась через двор к окну.
Вот он, красавец мой. Век бы глядела... Иван, волосы кудрявые, глаза голубые... А как на балалайке играет, заслушаешься! Только вот не посмотрит ни разу... Так и не знает, что люблю его который год... А я лишь Ксенечке и сказывала, подруженьке задушевной. Вот она и кличет, порадовать хочет.
За самой Ксенькой уже второй год соседский Васька увивается, да она всё отшучивается. Никому сердце не доверяет. Знаю я тайну её...
Почти скрылся от взора милый мой ненаглядный, только чуть макушка виднеется. Чу! кто это? Неужто Марфуша - рябая? Поговаривают в народе, что Иван-то на неё глаз положил, сватов засылать собирается...
- Любавушка! Не надо, не стоит он слёз твоих девичьих!
- Не волнуйся, Ксенечка, взгрустнулось мне чуток. Прошло уж.
- Пойдём вечером на посиделки? Баяниста позвать обещали, всё тоску развеешь.
- Пойдём, Ксюшенька, пойдём.
- Вот и славно.
- Ой, девоньки! - подлетает к нам Марья-сплетница. - Ой, что скажу-то! Еремей-то на Купалу в лес собрался! Ой разорвут ведь, глупого! - и умчалась.
Ох ведь и правда, Иванов День уж на носу! Пойдём опять гулять до утра, венки сплетать, на травах гадать, да у парней, что в лес собираются, на груди плакать-отговаривать. А уж если закружит голову хмельный праздничный дух, так и повенчаешься под кустом ракитовым...
Не пришёл баянист, сети ставил. Разошлись мы отдыхать да к празднику готовиться.
Времечко быстро пролетело, вот уж и Купала.
Вытянув головы, девушки толпятся на берегу, с радостно-тревожным волнением ожидая, кому же веночек достанется. Все на славу постарались, одна лишь Ксенечка, голубушка, даже плести не стала. Не люб ей никто, кроме молодого незнакомца, что в гадании, на Святках, приснился. Похитил он сердце девичье подруженьки ненаглядной, вот и ждёт она что заглянет он всё же в светлицу на огонёк, никого не слушает. А я ей верю. От Святочных гаданий и не такие чудеса случаются.
Вот и парни. Ловко выуживают из воды кто палкой, а кто и рукою. Фросин ухватил Митрий. Специально выслеживал, сомнений нет... Он за ней не первый год ухаживает, сватов подсылать собирается, да и она-то не против, всё больше для приличия, для порядка хихикает да возражает. Марфушин достался чернобровому баянисту с отшиба, тому, что на посиделки не пришёл. Ох, не позавидуешь бедолаге... Да и она не больно рада, ей-то Иван мил.
А вот...это ж... Сердечко быстро-быстро, как у дикого зверька в руках человечьих, заколотилось, когда поняла кто встаёт с колен от воды с моим, колосками подвитым веночком. Он!
- Чей это? - заинтригованно спрашивает. У меня язык отнялся со страху. Но девоньки не смолчали.
- Ой, дурёха! - вопит Лукерья, соперница моя извечная. Марфа, подруженька её, тоже рядышком ядом исходит, аки гадюка сердитая.
Он на меня смотрит, улыбается. Я смущённая, слово молвить боюсь. А он подходит...и говорит так ласково.
- Ну, Любавушка, пойдём погуляем?..
А я и кивнуть-то не могу. Спасибо Ксенечка подтолкнула, я и отошла маленько.
- П-пойдём...
И за руку в лес ведёт! Цвет-папоротник ужель искать? И всё молчком, молчком. Но чу! Молвит что-то!
- А знаешь, Любавушка, как рад я, что твой веночек вытащил? Давно ведь ты мне приглянулась, да не подступиться никак. Ты девица гордая... Но не подвёл меня Иван, не зря ж и меня его именем кличут. Моя ты теперь, не сбежишь.
- Зачем же мне сбегать-то? - стыдливо потупилась, отворачиваясь, я. - Я ж люблю тебя больше жизни!
Он усмехнулся добродушно.
- Ну раз любишь и любима, будешь жёнушкой. - И к губам склонился.