Эдвард отложил в сторону только что законченное письмо своему деловому партнеру в Китае и откинулся на спинку тяжелого дубового кресла. Ожидая, когда высохнут чернила и письмо можно будет запечатать, граф задумчиво посматривал в окно, за которым неспешно текли легкомысленные белоснежные облачка, и перебирал в памяти события последних нескольких дней. Ему быстро наскучило думать о делах, которые как всегда шли своим чередом, не доставляя особых хлопот. Чуть прикрыв глаза и невольно улыбнувшись, Эд принялся размышлять о более приятных вещах.
Уилл, кажется, перестал его бояться - с той самой ночи, когда граф рассказал юноше о своих чувствах, их отношения почти вернулись к прежним. Эдвард все также был строг, но снисходителен к своему слуге, редко прибегая к наказаниям и не загружая его работой больше остальных, он старался ничем не напоминать о том разговоре и о своих желаниях - во всяком случае, специально. Уильям добросовестно выполнял свою работу, не забывая ворчать на своего господина и высказывать собственное мнение по многим, не касающимся его вопросам - этим он очень напоминал своего деда. Обоих совершенно устраивало подобное положение дел, но все же в их отношениях было и еще кое-что. Взгляды. Случайные прикосновения. Дыхание Уилла на шее графа, когда слуга помогал ему переодеваться и расчесывал волосы. Каштановые шелковые пряди между пальцами Эда, когда он одобряюще трепал своего слугу по голове. Возможно, Эдварду казалось, что не только у него от подобных "случайностей" пресекалось дыхание и начинали дрожать руки, и что иногда он чувствовал на себе взгляд Уильяма, более долгий, чем позволяли приличия. Так или иначе, и слуга, и господин старались не подавать вида, что что-то подобное происходит, и уж тем более не обсуждали это.
Граф глубоко вздохнул и потянулся за сигарой. Воспоминания и мечты уводили его все дальше, и он уже забыл про готовое к отправке письмо, так и не запечатанное в конверт.
Еще у них были ночи. Каждую из которых граф ждал с трепетом, иногда превращающимся в безумие. Они с Уиллом по-прежнему спали в одной постели, и это, пожалуй, был единственный приказ графа, который Уилл не обсуждал, принимая с молчаливой покорностью. В одну из таких ночей - вскоре после того памятного объяснения - Эдвард не выдержал и обнял юношу, крепко прижав к себе. И Уилл не отстранился, только замер, как испуганный зверек. И с тех пор у них установилось молчаливое соглашение: как только Уильям гасил свечи и забирался в господскую кровать, граф получал право, молча, касаться его, обнимать, гладить по спине и волосам, вдыхать его аромат. Ни поцелуя, ни одной откровенной ласки - эти прикосновения можно было бы принять за утешение, дружескую нежность или благодарность. Можно было бы - если бы не дрожали так их тела, если бы не сбивалось дыхание и не зашкаливал пульс у обоих. Эд видел, что тело Уилла хотело этих касаний, а возможно, и большего. Нужно было только дождаться, когда их захочет сам Уильям, его разум и сердце. Утром же и слуга и господин как ни в чем не бывало возвращались к своему обычному общению, не выдавая ни единым жестом или словом того, что происходило ночью, и Эдварду оставалось лишь надеяться, что Уилл вспоминает о его прикосновениях так же часто, как и он сам.
"Пусть только сделает хотя бы одно ответное движение... пусть потянется ко мне или издаст тихий стон - и я поцелую его! И тогда - я уверен - он не устоит!" - мечтал граф, закусывая губу и чувствуя, как от одних только мыслей о страстной ночи любви со своим не в меру скромным слугой у него тяжелеет в паху.
- Ваше сиятельство, Джон просит Вас дать ему указания относительно лошадей... - самый желанный голос на свете ворвался в мечты Эдварда слишком неожиданно.
Несколько мгновений граф непонимающе смотрел на Уилла, стоящего прямо перед ним.
- Ваша светлость... Джон... лошади... - слуга замялся, не зная, нужно ли повторять все сначала, и Эд готов был поклясться, что Уилл слегка покраснел.
- Лошади? А что с ними такое? - спросил Эдвард, невольно чуть растягивая слова, делая голос обещающе бархатистым, все еще находясь под воздействием недавних крамольных мыслей.
- Жарко, - выдохнул вдруг Уильям, поднимая потемневший взгляд на господина, у которого от неожиданности ухнуло куда-то вниз сердце; но слуга продолжил совершенно будничным тоном. - Вот Джон и спрашивает: прикажете ли купать лошадей на реке, али как?
Эдвард моргнул, прогоняя наваждение. Святая Дева, ему уже мерещится неизвестно что... Так-так, взять себя в руки... лошади... река... Неожиданно в голове у графа возникла отличная идея: с трудом сдерживая радостную предвкушающую улыбку, он легко поднялся с кресла и ответил:
- Вели Джону седлать Цирну и Вороного, я сам поеду их купать. Приготовь нам чистую одежду и возьми на кухне еды. Ну, ступай!
- Нам? - переспросил Уилл, делая несмелый шаг к выходу из кабинета. - Но, Ваша милость, Джон...
- Хочешь остаться за него чистить конюшню? - не скрывая ехидства, переспросил граф.
Уилла как ветром сдуло. Чрезвычайно довольный собой Эдвард запечатал, наконец, ожидающее его письмо, и, мурлыкая себе под нос незатейливую мелодию, направился переодеваться.
Лето в этом году выдалось удушливым, редкие грозы и ливневые дожди сменялись днями невыносимой жары, от которой не спасали даже вековые каменные стены замка. От несвойственного этим землям зноя маялись и люди, и животные. Граф то и дело замечал, что у его челяди мокрые волосы - видно, обливались во дворе или бегали на реку, но у него не хватало духу журить их за это. Он и сам был измучен, наверное, даже больше своих слуг, так как в отличие от них не мог себе позволить пренебречь своими делами или ходить по замку полураздетым, как его конюхи и садовники. К тому же, пришлось ограничить выезды и верховые прогулки, чтобы не мучить лошадей - все это вместе не способствовало приподнятому настроению. И вот теперь, получив возможность убить одним махом двух зайцев, то есть решить сразу две свои проблемы: прогуляться верхом и искупаться в реке - граф чувствовал себя на седьмом небе от счастья. А ведь была еще и третья причина для спонтанной поездки: возможность побыть в неофициальной обстановке вдвоем с Уиллом, увидеть его купающимся, а может быть, даже...
- Все готово, Ваше сиятельство, лошади оседланы, ждут во дворе, - слуга склонил голову в поклоне, но тут же поднял на господина вопросительный взгляд. - Вы не передумали? Вы действительно хотите САМИ купать своих лошадей?
- Я не передумал. И перестань на меня таращиться, как будто я восьмое чудо света. Что такого? Когда мы с Гарри были детьми, мы частенько помогали конюхам, и я еще помню, как это делается. А ты мне поможешь, если я что-то забуду, - граф не удержался и потрепал Уильяма по волосам.
Его настроение улучшалось буквально с каждой минутой. Он легко сбежал по лестнице, не обращая внимания на удивленные взгляды слуг - как быстро в замке распространяются новости, уму непостижимо! - и вышел во двор. Эдвард взялся за повод Вороного, ожидая, когда Джон подсадит его, как требовали правила этикета, затем дождался, пока Уилл осторожно усядется в седло Цирны, и, наконец, они выехали из замка по направлению к реке.
Небольшая быстрая речушка протекала всего в десяти минутах ходьбы от боковой стены замка, она пользовалась большой популярностью у обитателей поместья Шеффилд, как источник чистой воды для хозяйственных нужд, а так же как место для купания челяди и лошадей, не говоря уже о стирке белья и прочих бытовых потребностях. Граф прекрасно знал, где именно на его реке есть удобные места для купания, но сейчас ему хотелось найти более уединенное место, чтобы на них с Уиллом не наткнулся никто из слуг. "И не помешал..." - подумал Эд, чувствуя, как его все больше заполняет предвкушение. Уильям, конечно же, не хуже своего хозяина знал, где обычно купают лошадей, поэтому его взгляды, бросаемые на лорда, становились все более удивленными и тревожными. Когда их лошади вступили под относительно прохладные своды небольшого лесочка на берегу этой самой реки, Уилл не выдержал.
- Если Ваше сиятельство позволит... вот там немного ниже есть отличное место - пологий берег, неглубоко... Надо только немного вернуться... - осторожно проговорил слуга, с надеждой оглядываясь назад на знакомые места.
- Да, я знаю. И наверняка, это твое отличное место через пять минут будет гудеть как улей от многочисленных желающих освежиться в жару, пока их господин носится по окрестным лесам, - усмехнулся граф. - Нет уж, я хочу провести несколько спокойных минут, к тому же, негоже моим слугам видеть, как я выполняю их работу.
Уилл покорно вздохнул и больше не проронил ни слова за все время пути, хотя по его виду не трудно было догадаться, как ему не нравится эта новая блажь его господина.
- Ну, вот мы и приехали! Посмотри, разве не прекрасное местечко? - воскликнул Эд через какое-то время, выезжая на тихую мирную поляну у спокойной заводи, почти полностью скрытую лесными зарослями. С ним невозможно было не согласиться: это место и правда было чудесным, настраивающим на созерцание и спокойный отдых, а поблескивающая водная гладь так и манила скинуть одежду и смыть с себя жару и дорожную усталость.
- О, да, милорд, здесь очень... очаровательно, - покорно подтвердил Уилл, которого явно снедала какая-то тревога.
- Вот и отлично! Распрягай Цирну, а я займусь Вороным, - преувеличенно бодро скомандовал граф.
Он прекрасно понимал, что не дает покоя Уильяму: это место было тихим, далеким от проезжей дороги и замка, уединенным... пожалуй, даже слишком уединенным. Граф закусил губу, чтобы не рассмеяться - именно в этой "тихой гавани" его верный друг Гарри попытался сделать ему минет, когда им было пятнадцать и семнадцать лет соответственно. Эдвард тогда с большим трудом вырвался из настойчивых объятий приятеля и отсиживался по горло в холодной воде, пока у него самого не спала эрекция, и пока они с Гарри не пришли к некоему соглашению, которого придерживаются и по сей день. Никакого секса - только дружба. Но это местечко действительно располагало для подобных экспериментов.
- Ну что ж, я готов, - за размышлениями Эд успел скинуть сапоги и камзол, закатать выше колена штаны и по плечи - рубаху, и расседлать тянущегося в нетерпении к воде жеребца.
Уилл, тяжко вздыхая и неизменно отставая, последовал примеру своего господина. Они завели лошадей по колени в воду, и принялись скрести их специальными скребницами, захваченными из конюшни, и растирать большими кусками мочала. Уже через пятнадцать минут граф и его слуга мало отличались друг от друга: потные, растрепанные и мокрые от неожиданных фонтанов воды, которыми их услужливо окатывали лошади, они тяжело дышали и хрипло прикрикивали на расшалившихся животных. Наконец, граф с трудом взгромоздился на скользкий мокрый бок Вороного и пустил его на середину реки - смывать остатки грязи. Уиллу долго не удавалось залезть на приплясывающую от нетерпения и ревности Цирну, но, в конце концов, и они оказались на середине реки, и юноша расслабился, блаженно прижавшись к вытянутой шее уже почти плывущего животного.
Как ни вымотался Эд от непривычной работы, он не переставал любоваться своим слугой, отмечая даже самые незначительные мелочи: мокрую рубаху, облепившую плечи и спину, сильные движения, которыми Уилл растирал бок Цирны, очаровательную привычку мотать головой, отгоняя от глаз мешающие прядки. Юноша был таким непосредственным и таким... желанным, что только физическая усталость помогала графу избежать не совсем уместной сейчас эрекции.
- Давай-ка стреножим лошадей на поляне, разденемся и поплаваем по-человечески. Я потный, как десять конюхов, - заявил Эд, подъезжая вплотную к Уиллу.
Парень вспыхнул и опустил взгляд.
- Что такое? Надеюсь, ты не стесняешься меня? Мы с тобой, вроде бы, одного пола, или ты никогда не купался нагишом со своими друзьями? - поддел граф розового от смущения слугу.
- Нет, конечно, я Вас не стесняюсь, - тут же вскинулся Уилл, даже не заметив, что попался в ловко расставленную ловушку.
Недолго думая, граф выехал на берег, соскользнул с коня и бросил поводья подоспевшему слуге. Пока тот спутывал лошадям передние ноги, чтобы не забрели далеко в поисках особо лакомой травы, Эдвард снял с себя всю одежду и закрутил длинные тяжелые пряди волос в подобие конского хвоста с узлом на затылке. Когда он в следующий раз посмотрел на Уилла, то обнаружил, что юноша мнется, теребя ворот рубахи, и старательно отводит взгляд, пытаясь не глазеть на своего полностью обнаженного господина.
- Ну, давай же! Пойдем, искупаемся, - подбодрил его Эдвард, стараясь, чтобы фраза прозвучала настойчиво, но не казалась приказом.
Уильям дернул плечом, встряхнул головой, словно решаясь, потом отвернулся и принялся быстро разоблачаться. Бедный парень, терзаемый муками стыдливости, так хотел прикрыть свое самое интимное место, что не подумал о том, какие мысли могут посетить его хозяина при виде его белоснежной обнаженной задницы. По правде говоря, Эдвард не застонал в голос только потому, что от неожиданно нахлынувшего желания у него сперло дыхание и перехватило горло. Уилл наклонился, чтобы стянуть налипшие на лодыжки мокрые штанины - его соблазнительные округлые половинки чуть разошлись - и граф почти бегом пустился в реку, чтобы не испугать парня своей уже стопроцентной эрекцией.
"О, черт! Черт, черт, черт! Невозможно видеть его и не прикоснуться! Но если коснусь его обнаженного - смогу ли удержаться от всего остального?" - мысли метались в голове, душили, теснили грудь, Эд не выдержал - окунулся с головой, пытаясь охладить пыл, и вынырнул снова как раз в тот момент, когда Уилл бегом забежал в реку, разбрызгивая вокруг себя воду и прикрывая двумя руками пах. Граф широко улыбнулся, обратив внимание на то, как Уильям довольно скованно плывет на середину реки, стараясь не оказаться слишком близко к своему господину. Счастливо вдохнув полной грудью - словно в предвкушении изысканного деликатеса, Эдвард снова нырнул в толщу воды и поплыл по направлению к своему слуге. Кристально чистая вода позволяла достаточно хорошо разглядеть болтающиеся ноги юноши и его упругую попку, которая притягивала графа как магнит. От мысли, что он не может к ней прикоснуться, сжать в ладонях мягкие округлости, прижаться к ним своим сладко ноющим пахом, Эдварду хотелось отчаянно застонать. Но он был уже и так благодарен судьбе за возможность наслаждаться прекрасным видом, хотя бы издали. Неожиданно графа посетила шаловливая идея: было дело, они с Гарри так баловались, еще подростками... да и позже, в юношеском возрасте, пока на Эда не свалились все его нынешние обязанности. Осторожно подплыв снизу к самым ногам Уилла, граф быстро схватил его за лодыжки и дернул вниз. Как он и ожидал, юноша камнем пошел ко дну, отчаянно всплескивая руками и дергаясь всем телом в попытке удержаться на плаву. Эдвард вынырнул, гадая про себя, будет ли парень смущен или испуган от его выходки? Или, может быть, сердит? Или примет вызов и рискнет отомстить тем же? Но шли секунды, а мокрая каштановая голова так и не появлялась на поверхности, и сердце графа вдруг сжалось от неподдельной тревоги. Быстро нырнув вниз, он увидел слабо трепыхающегося Уилла почти у самого дна. Эдвард и не помнил, когда в последний раз он так сильно испугался за чью-либо жизнь. Стрелой устремившись к самому дну, Эд подхватил несчастного юношу и, оттолкнувшись от какой-то коряги, взмыл вверх с драгоценной ношей на руках. В несколько сильных движений преодолев расстояние до берега, спотыкаясь и задыхаясь от волнения и страха, граф опустился на колени прямо на притоптанную лошадьми зеленую траву. И только тогда обратил внимание на то, что Уилл не висит в его руках безвольной куклой, а наоборот, судорожно цепляется за его плечи, сжавшись в дрожащий комок.
- О, Боже... Боже... ты чуть не утонул! - "По моей вине!" - граф прижимал к себе юношу так сильно, что казалось, может расплющить его о свою грудь; сейчас даже тот факт, что он, наконец, обнимает обнаженного Уильяма, тесно касается его тела - не был так важен, как то, что его милый мальчик остался жив. - Прости меня...
Эд уткнулся лицом в волосы слуги, пытаясь восстановить дыхание. Уилл завозился, разжимая руки, до сих пор стискивающие плечи графа, но полностью отстраняться не стал. Глубоко вздохнув, опалив горячим дыханием шею своего господина, Уильям чуть хрипло произнес:
- Ва...ше сиятельство...Вы спасли мне жизнь...
Эдвард не мог поверить в то, что услышал. Этот мальчик просто святой! Как можно быть таким невинным, неискушенным, благородным - несмотря на свое крестьянское происхождение и, в общем-то, не такой уж и юный возраст?!
- Да...это верно. Правда, вначале я тебя чуть не утопил, - попробовал отшутиться и в тоже время еще раз извиниться граф. - Ты сможешь меня простить?
Уилл медленно поднял голову - при этом их лица оказались очень близко друг от друга, и у Эда снова быстрее заколотилось сердце.
- Вы спасли меня, - упрямо возразил парень, к которому явно возвращались силы и уверенность в себе. - Вы не виноваты, у меня... просто свело ногу... там в воде. Вы очень добры ко мне... мой лорд.
Граф чувствовал себя очень странно: с одной стороны, он все еще не до конца отошел от пережитого страха и был преисполнен благодарности и облегчения от неожиданного удачного исхода. С другой стороны - вот он, его Уильям - его желанный до боли мальчик - сидит обнаженный у него на коленях, доверчиво прижимаясь всем своим горячим телом, не отстраняется, не пытается убежать, смотрит своими невероятными глазами, как будто ждет чего-то...
Эдвард сглотнул, не отрывая взгляд от лица юноши, затем ласково провел ладонью по его волосам, оставив пальцы на мокром затылке.
- Я так испугался за тебя... - сказал он еле слышно, вынуждая Уилла невольно придвинуться еще ближе, чтобы расслышать. - Не знаю, что было бы со мной... - еще пара сантиметров, и их губы соприкоснутся... - Я так счастлив, что ты жив.
Последние слова граф прошептал, невесомо касаясь губ слуги, и тут же поймал легкую дрожь, которая прошла по спине Уилла. Парень замер, стараясь даже не дышать, опустил ресницы. "Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя? Или это снова твоя чертова благодарность? Ну же, Уильям, покажи мне, чего ты хочешь на самом деле!" - в нетерпении думал Эдвард, в глубине души невероятно боясь, что вот сейчас юноша опомнится, и момент будет упущен.
Не выдержал: легко поцеловал в уголок губ, выждал пару секунд, но не встретил сопротивления, и тогда - послав к чертям все свое благородство вместе с данными себе и Уиллу обещаниями, осторожно накрыл его губы своими. Юноша вздрогнул, мокрые пальцы снова с силой сжали плечо графа, но уже скоро ослабили хватку - Уилл расслаблялся, отдаваясь нежным прикосновениям и почти целомудренному поцелую.
Ах, как хотелось графу стиснуть это тело до боли, до синяков, повалить на спину - в манящую траву, тереться об него всем телом, вырывать хриплые просящие стоны, а потом отлюбить по полной программе - жестко, сладко, до полной потери контроля! Но нельзя - Эдвард слишком долго ждет, чтобы вот так одним махом все разрушить, напугать, навсегда оттолкнуть. Стоило просто нечеловеческих усилий удержаться и не опускать ладонь на ягодицы Уилла, не пытаться протолкнуть свой язык в его рот, не вцепляться пальцами в его волосы. Только ласковые касания и нежный поцелуй, не разжимая губ. Правда, сказалось долгое ожидание и грезы последних недель - Эд чувствовал, что возбужден и у него кружится голова - даже от такой малости.
Наконец, он с едва заметным сожалением отстранился от таких сладких губ слуги, напоследок не удержавшись и проведя по ним языком, и снова, почти с отеческой лаской, погладил юношу по затылку. Уильям еще несколько мгновений так и сидел, закрыв глаза подрагивающими веками, совсем немного приоткрыв губы и вытянув шею по направлению к лицу графа. Затем вздрогнул, распахнул глаза, и залился очаровательным румянцем. Глядя на это непосредственное чудо в своих объятьях, Эдвард почувствовал, что больше не сможет держать руки при себе. Поняв, что от его самообладания практически не осталось следа, граф ласково улыбнулся и сказал:
- Я думаю, тебе стоит найти наших лошадей. Пора отправляться в замок, пока нас не хватились.
Было так забавно наблюдать, как Уилл приходит в себя, медленно осознает, что с ним только что произошло, силится уловить смысл сказанной господином фразы через заглушающие разум новые ощущения. Наконец, подталкиваемый заботливыми руками хозяина, парень поднялся на ноги и, слегка пошатываясь, направился по направлению к лесу.
- Хм... Уильям! - окрикнул его Эд, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не звучало так отчетливо желание расхохотаться. - Я все же полагаю, что сначала лучше одеться...
Маленькое лесное происшествие оказало на обоих его участников совершенно противоположное действие. Эдвард был счастлив - без всякого преувеличения! Он считал, что значительно продвинулся в деле соблазнения Уильяма, и теперь до полной капитуляции последнего остались считанные дни... "и ночи" - граф улыбался, думая о скором исполнении своей самой заветной мечты, и даже Вороной под ним приплясывал, красуясь, чувствуя настроение хозяина.
На Уилла же жалко было смотреть. За время пути до замка юноша в полной мере осознал, что произошло на той лесной полянке: он чуть не утонул, потом граф обнимал его - обнаженного - даже, вернее сказать, тискал! А потом... этот поцелуй... Его поцеловал мужчина! И не какой-то там крестьянин, которому можно врезать за такие штуки, если полезет еще раз, а его господин, от которого зависит вся его судьба! И он, как распоследний дурак, позволил ему это сделать, даже не сопротивляясь... и по правде сказать... о сопротивлении в тот момент он даже не думал. И что же будет теперь?! Теперь его сиятельство наверняка решит, что он - Уильям Грэм - не против подобных отношений, и не замедлит... сделать все остальное...
От таких мыслей Уилл чувствовал себя больным: словно начиналась лихорадка и жар, кружилась голова, ломило мышцы. Он до ужаса боялся этого "всего остального", и не столько из-за физической боли, которую, как он догадывался, ему обязательно придется испытать. Он боялся самого себя, своей возможной реакции, того, что ему это может понравиться...
Его сиятельство граф вызывал у деревенского паренька восхищение - таких мужчин: красивых, величественных, благородных - Уилл сроду не видел, пока не попал в замок, где служил его дед. А когда он стал и сам прислуживать сиятельному лорду, его восхищение превратилось почти в благоговение. Именно на эти чувства Уильям списывал свой трепет, дрожь в руках и ногах, невольную слабость, которые охватывали его каждый раз, когда он оказывался к графу слишком близко или касался его. И то, что они стали спать в одной постели, только усугубляло необъяснимую реакцию Уилла на близость его господина. Он не мог не думать о том, как это неприлично, стыдно, недопустимо - этого не должно было происходить с ним! Но в то же время становилось все труднее не замечать, как его волнует дыхание графа на своей макушке, его осторожные терпеливые поглаживания, даже просто его запах.
И все же Уильям отказывался связывать свои чувства с физическим влечением, придумывая тысячи причин, по которым он мог так реагировать на лорда. Вплоть до сегодняшнего дня - когда граф поцеловал его. И когда от поцелуя, который даже не был страстным, у Уилла закружилась голова, сердце чуть не выскочило из груди и очень недвусмысленно заныло в паху, юноша был вынужден признать: если бы его сиятельство проявил чуть больше настойчивости, то у них все могло бы случиться уже там, на мягкой травке около коварного озера, и он - Уилл, совсем не был бы против.
"Что бы сказали мой дед и моя мать, если бы они узнали, что их сын... что я..." - нет, даже в мыслях было невозможно признаться себе в таком сраме. Хотеть мужчину! Таять от его поцелуев и прикосновений! Испытывать возбуждение от одних только воспоминаний о властных и нежных руках, о мягких губах графа...- "до чего я дошел...", - думал Уилл, все больше впадая в отчаяние. Правда, оставалось еще одно спасительное объяснение: возможно, у него просто давно не было женщины? Он все же вполне взрослый, чтобы испытывать определенные потребности, хотя еще не так давно отсутствие регулярной физической близости с девушками совсем не тяготило его. "Да, скорее всего, дело в этом. Нужно будет приглядеться сегодня к девушкам в замке, кажется, я знаю даже нескольких, кто мне не откажет, если я хорошенько попрошу" - от этого внезапного решения на душе стало намного легче. Уильям даже выпрямился в седле и смог посмотреть на слишком уж благодушно настроенного графа. Представив, что он проведет сегодня время с какой-нибудь хорошенькой прачкой, а потом, в постели с господином, не почувствует ничего волнующего, Уилл довольно улыбнулся своим мыслям.
"Хм, неужели он все-таки пережил наш поцелуй и решил не убиваться по пустякам? Ну что ж, еще одна моя победа", - подумал Эдвард, удивленно наблюдая за внезапной переменой, которая произошла с его слугой. Всю дорогу парень ехал, как в воду опущенный, чем несколько портил графу его приподнятое настроение, и вдруг - как по волшебству - разулыбался, приосанился, разве что не заплясал. "Что бы он ни надумал, я не отступлюсь. Тем более теперь, когда я УВЕРЕН, что он меня хочет" - усмехнулся Эд. Так они и въехали в замок: оба с таким видом, словно только что выиграли небольшое, но важное военное сражение.
Прогулка настолько освежила Эдварда, что после обеда он с новыми силами взялся за деловую переписку, провозившись с бумагами почти до темноты. Испытывая приятное чувство усталости от трудов праведных, граф велел сразу после ужина приготовить ему ванну и постель. За ужином Эд продолжал думать о делах, вспоминая, не забыл ли он каких важных указаний своим поверенным. За этими размышлениями граф даже не заметил, что Уилл несколько возбужден и рассеян, часто поглядывает на дверь, кусает губы и как будто старается улизнуть побыстрее.
- Все было прекрасно, Уильям, благодарю. Надеюсь, ванна не заставит себя долго ждать?
- Ммм... да, Ваше сиятельство, конечно, как прикажете... - слуга замялся и слегка покраснел. - Не желаете ли сигару? Я могу принести.
"Какой услужливый мальчик! И уже так хорошо знает все мои привычки", - умилился граф.
- Да, пожалуй, сигара мне не помешает. Принеси те, из последней партии. Но с ванной не тяни, я хочу сегодня пораньше лечь спать.
Насладившись полыхнувшими от смущения щеками юноши и тем, как он со всех ног чуть ли не бегом бросился исполнять приказ, граф откинулся на спинку кресла и позволил себе довольно улыбнуться. "Интересно, как поведет себя Уильям сегодня ночью... оказавшись в моей постели, после нашего первого поцелуя..." - об этом было так сладко мечтать, что граф почти не заметил, как Уилл бегом метнулся к выходу, отдав господину обещанную сигару.
Ванну все же пришлось ждать довольно долго, граф успел почувствовать нетерпение, и решил самолично проверить, готова она или нет. "Маленький прохвост, и где это он так задержался?" - усмехнулся про себя Эд. Все же сегодня был такой прекрасный день, что ему не хотелось сердиться на Уилла и прибегать к наказаниям - даже если слуга успеет их заслужить за остаток вечера. Они столкнулись около покоев графа, причем Уильям выглядел запыхавшимся и немного растерянным. Старательно пряча взгляд, он пробормотал что-то о том, что "как раз собирался позвать его сиятельство", а затем, спохватившись, распахнул перед графом дверь. Ванна успела поостыть, но Эдвард продолжал проявлять чудеса терпения, памятуя о приближающемся часе отхода ко сну, когда он сможет снова прикоснуться... а может быть, и не только... к своему слуге, ставшему еще более желанным за последний день. Поэтому он не сказал Уиллу ни слова, ни о прохладной воде, ни о забытом лавандовом масле, ни о рассеянных, менее умелых, чем обычно, прикосновениях юноши к своим плечам и спине.
"Он чем-то встревожен, или его волнует то же, что и меня?" - раздумывал Эд, пока Уильям промокал его тело большим куском мягкой ткани. Судя по тому, что юноша действовал сегодня более скованно и принципиально избегал встречаться с графом взглядом, его догадка вполне могла быть правильной. "Надеюсь, он не откажется сегодня лечь рядом со мной. Во всяком случае, я не собираюсь больше предлагать ему выбор - мое благородство и так обходится мне слишком дорого" - Эдвард упрямо поджал губы, заканчивая переодевание ко сну, и направился к кровати. Обычно, ему приходилось ждать Уилла совсем недолго: у них было заведено, что остывшую воду из ванны слуга уносил уже утром, используя помощь кого-нибудь из конюхов или лакеев. Но сегодня парень явно желал оттянуть "тот самый момент": он принялся наводить порядок около ванны, развешивать одежду графа, придирчиво осматривать ее на предмет загрязнений или прорех. Эд понаблюдал за этими нехитрыми манипуляциями несколько минут, и, не выдержав, произнес тоном, не допускающим возражений:
- Гаси свечи, Уильям, и ложись - я устал и хочу спать.
Выражение обреченности на лице Уилла начало раздражать графа: "В конце концов, я ведь не насильник! И до сих пор еще не сделал ничего такого, что ему не понравилось". Но стоило Эдварду почувствовать рядом с собой знакомое тепло желанного тела, все обиды улетучились как дым...
Уильям был раздавлен и растерян. Проведенный им сегодня эксперимент просто не имел права провалиться! Он все так хорошо устроил: сговорился с самой хорошенькой и юной прачкой, упросил Джона с Сэмом вместо него натаскать воды для хозяйской ванны, нашел уютный уголок на сеновале. Но с самого начала все пошло не так. Девушка - Мелисса - жадно тянула его к себе, подставляла губы и пухлую грудь, призывно стонала, жарко дышала в шею. А Уилл с тоской понимал, что не испытывает к ней никакого влечения. Поцелуи казались ему слишком слюнявыми, тело красотки - слишком мягким, а все ее вздохи и стоны, скорее, заставляли парня нервничать, что их услышат, чем возбуждали. Девушке пришлось самой позаботиться об эрекции Уилла, и это показалось ему унизительным, сам процесс занял не больше пяти минут и не принес ровным счетом никакого удовольствия. Правда, Мелисса старательно делала вид, что ей понравилось, и намекала на возможность повторить в любую свободную минуту, но Уилл буквально сбежал из ее цепких объятий, уже понимая, что следующего раза не будет. В результате, он был зол на себя и графа, удручен разными неприятными подозрениями на свой счет, а когда пришлось в очередной раз раздевать господина, Уильям вдруг отчетливо понял, что неудовлетворенное физическое желание, которое он почувствовал сегодня у озера, никуда не делось.
"Не может быть, что я хочу именно...с НИМ. Наверное, Мелисса не в моем вкусе, она слишком настойчивая и опытная... Нет, я не хочу даже думать о его сиятельстве..." - Уилл мог еще много размышлять подобным образом, пытаясь успокоить свою совесть, но приказ лорда не оставил ему шанса. Тянуть дальше не было смысла: Уилл погасил свечи в канделябрах, быстро переоделся в легкие рубаху и штаны для сна, и улегся на свою половину хозяйской кровати. Возбуждение вернулось сразу, как только он услышал за спиной довольный выдох графа. Оно пробежало легкой волной по спине, стиснуло поясницу и уютно устроилось внизу живота, готовое в любой момент привести в боевую готовность член юноши. Уильям так разозлился на свое тело, что стиснул зубы, перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. "А, пусть делает, что хочет. Что уж теперь..." - подумал он обреченно.
Парень сегодня явно был не в себе. Сначала этот растерянный вид, потом спектакль с приборкой одежды. А когда он с явным раздражением плюхнулся на кровать и демонстративно улегся на живот, спрятав лицо, Эдвард удивленно приподнял одну бровь. "Хм... мальчик переживает. Поцелуй ему понравился - голову даю на отсечение. Но, видимо, ему нужно привыкнуть к этой мысли. Как там говорил Гарри? Терпение и покорность - и он сам придет в мои объятья? Пожалуй, сегодня я могу и потерпеть".
- Сладких снов, Уильям, - спокойно произнес граф, отворачиваясь от юноши на другой бок. Дневное происшествие привело его в такое благодушное настроение, что Эдвард быстро и беспрепятственно заснул с легкой улыбкой на лице.
Услышав вежливое пожелание на ночь, Уилл напрягся, ожидая обычных прикосновений и объятий. Но их не последовало - лорд даже не прикоснулся к нему, а вскоре и вовсе ровно задышал, демонстрируя безмятежный сон. Постепенно расслабляясь, понимая, что сегодня его, наконец, оставили в покое, Уильям изо всех сил старался не думать о том, что испытываемое им чувство слишком похоже на разочарование...