Было холодно. Виктор надел шерстяной свитер, носки, втерся в кресло, укрывшись пледом и швыркал горячим медовым молоком. У Виктора закралось подозрение, что он болен, так как мерз уже третий день в независимости от места нахождения - улица, офис, кафетерий, квартира. Известно, что знобит перед повышением температуры, но кости не ломило, впрочем, и не знобило (!?), отсутствовал насморк. Было просто постоянно холодно, а по ощущениям иногда казалось, что изо рта вот-вот пойдет пар. Виктор серьёзно боялся за себя и свою жизнь...
Впервые Виктор почувствовал этот странный холод на работе, после обеда. На улице моросил дождь, ветер гонял отяжелевшие желтые листья, небо хмурилось необычно пасмурно - серая толщь была вперемешку с угольно-чёрным мраком и отливала тёмной синевой. Виктор обедал в столовой принадлежавшей типографской фабрике, что располагалась недалеко от банка. Утром он не взял зонтик, обманувшись сухой, едва серенькой атмосферой, отчего с неподдельной завистью смотрел на предусмотрительных коллег, которые, как показалось Виктору, обратили внимание на его незавидное положение и усмехались. Виктор мысленно уронил на них фонарный столб, тот рухнул, ярко и обильно искрясь разорванными проводами. В детальной фантазии Виктора железобетонный, тяжеленный удар пришёлся прямо в лицо начальнику юридического отдела Каратаевой, в тот момент, когда она с выражением нелепого, неуклюжего удивления-испуга подняла голову вверх. Виктор отчётливо со всех ракурсов "разглядел", как столб вмазался в лицо пышной женщины, как треснули очки, как с хрустом сплющило нос и раздробило челюсть. Остальных, кто сопровождал Каратаеву, постигла не менее ужасная участь - они запутались в проводах высокого напряжения и задымились, отплясывая рок-н-ролл конвульсий.
В столовой старательно избегая общения, Виктор задержался в туалете, чтобы высчитать свободное от болтливых сотрудников место. Повезло. У окна стоял свободный маленький столик на двоих с одним стулом. Сквозняк! "На пластик пора бы перейти...", - Виктор недовольно осмотрел облезлое деревянное окно, - "Неужто денег нет? Так завязывайте с обертками туалетной бумаги...". Виктор аккуратно, глянул на юристов, занявших столик на шесть мест в центре зала. Прищурился. Отмахнулся, как от вздорного бреда, когда откуда не возьмись в мыслях промелькнуло приправленное обидой недовольство, - "Даже и не подумали пригласить за стол", - Виктор сморгнул, будто ему померещилось, что-то неразборчивое, непонятное и немедленно поправил себя, - "Вот и славно... О! Профсоюзное масло!". Виктор обрадовался наличию горчицы на столе, к которой неожиданно почувствовал сильную, непреодолимую тягу. Приправа оказалась ядрёной и прошибала до испарины на лбу. Виктор налегал на отборный русский продукт с жадным усердием, поглощая дозы принятые считаться опасными.
Вернувшись на рабочее место, Виктор заварил кружку растворимого кофе и приступил к работе над очередным заключением по кредитоспособности. Холод, пробравший на улице не проходил. Не помогал даже масляный радиатор, купленный специально для офиса в прошлом году. От холода помогла отвлечься любимая работа. Виктор любил "прощупывать" клиентов банка и делал это с дотошной кропотливостью, усердием, даже возможно любовью! За старательность Виктор Лиорович Парнов был назначен директором банка начальником экономической безопасности и наделён, помимо маленькой, но приятной власти (два сотрудника в подчинении) отдельным кабинетом, обладающим, столь важными для Парнова, покоем, тишиной и одиночеством.
Вечером, вернувшись домой, Виктор боролся с загадочным симптомом холода первыми, найденными и попавшими под руку ингредиентами, следующих популярных, народных рецептов - водка с перцем, тазик горячей воды с содой, малиновое варенье и чай с капелькой всё той же огненной воды. Результатом лечения стало опьянение, так как к водке Парнов испытал чувство симпатии сходное с тем, что проснулось при виде профсоюзного масла. В холодильнике стояла едва початая полулитровая бутылка. Виктор выпил первую рюмку, закусив стручком красного перца. Острый овощ, также пришелся по вкусу и был поглощён без остатка. Первый день Парнов перенес холод, сидя в любимом кресле напротив телевизора, усыплённый спиртным, позабыв вытащить ноги из тазика с водой.
В ту ночь Парнову приснился дрянной сон. Из-за вызванного сновидением беспокойства Виктор расплескал воду, пытаясь затушить ею горящие внутренности, обманутый наваждением пьяного, крепкого сна. Виктору снилось, что он сидит зимним вечером на скамейке прямо в городском парке и с ним приключилась настоящая беда - его пальто примёрзло к сидению, да так сильно, что не хватало сил даже дёрнуться с места. Вокруг никого. Редкий прохожий проходил мимо, не слыша криков о помощи. Во сне горло Виктора оказалось простуженным, и голос едва слышно сопел. Фонарь над головой Парнова перегорел, и зимняя темнота надёжно спрятала бедолагу в ледяном капкане. Виктор паниковал, ведь были все основания думать, что скоро его настигнет жуткая, медленная смерть. Во сне настал такой момент, когда Виктор сдался от бессилия и смиренно сложил руки на груди, приняв заупокойную позу последнего пути, как вдруг почувствовал окоченевшими пальцами, что грудь под толщью пальто необычно тверда и рельефна, а также имеет небольшой бугорок овальной формы. А самое главное Парнов ощутил, что внутри, под пугающими неровностями чувствовалось слабое жжение. Нос ощутил запах горелой бумаги, а удивлённые глаза видели, как через прорези для пуговиц, тонкими струйками сочится дым. Виктор взялся расстегивать пальто и некогда задубевшая, толстая, плотная ткань легко поддалась, будучи отогрета неожиданно возникшим теплом. Сон Парнова был невероятно реалистичен и глубок, а размышления живыми, пропитанные истинными чувствами, эмоциями страха и спасающей надежды. Виктор, торопливо расстегивая пальто, опасался увидеть страшные последствия тяжёлого обморожения в виде рубцов, вздутий, глубоких отёков. Виктор боялся, что чувство жжение и тепла - это и есть следствие ожога. Запах и дым - галлюцинации, а ткань оттаяла от крови, хлынувшей сквозь треснувшую кожу. Реальность предвосхищала самые смелые и жуткие опасения и предположения. Виктор с глубочайшим удивлением обнаружил на груди чугунную дверцу русской печи, той самой, что была в доме у покойной бабушки. Неровности - декоративные узоры и рамка. Овальный бугорок - ручка дверцы. Виктор немедленно отворил топку. Хлынул дым. Запаха не было, точнее был, но пахло далеко не горящим деревом. Отталкивающая смесь горчицы, водочного перегара, ужина из пельменей заправленных майонезом. Пробирающая, наполняющая, омерзительная, резкая боль! Скулы Парнова свело, а ротовая полость обильно наполнилась слюной. Адская, сатанинская, обезоруживающая вакханалия безумия внутри Виктора Парнова была преобразована шизофренически вздёрнутым дополнением в виде возникшего под скамейкой речного проруби. Ноги ополоумевшего мученика были обуты в ласты из комплекта подводного снаряжения, что хранилось в кладовке напротив ванной комнаты. Конечно, если Виктору не изменяла память, в ходе столь стремительно, опасно развивающихся событий, данный костюм начинающего аквалангиста, так и не был распечатан с тех пор, как три года назад Парнов собирался отправиться в Египет, с девушкой по имени Полина, имевшей на то время, статус потенциальной невесты. Итак...
На Виктора навалилась тьма паранормальных бед, а прочная, лишь едва подтаявшая, ледяная хватка упрямо держала очумевшего банковского работника, держала намертво. Единственным видимым спасением было, как можно активней работать вооруженными ногами, так, чтобы брызги затушили нутро заполненное огненной геенной. Слюна потекла через край, а сознание Виктора начало проясняться, до тех пор, пока ошарашенный ум не вытянул на поверхность спасительное откровение, - "Это же сон!!!". Это было самое наихудшее, ранее небывалое сновидение. Чёртова паранойя, возникшая в больном, похмельном мозгу, сшитая из лоскутков, вырванных из подсознания Парнова, в результате вспыхнувшей, сильнейшей изжоги. Желудочный сок Виктора подступал к горлу, бурлил, словно вода доведённая, до финальной стадии "бурлящий поток", названная так китайским мастером церемониального чаепития по имени Лу Юй. Открыв глаза, Виктор вскочил с кресла и бросился на кухню за аптечкой. Литр холодной воды из-под крана, что по вкусу казалась не хуже воды из лесного родника, целая упаковка активированного угля, четыре таблетки от изжоги из яркой, разноцветной упаковки...
Кошмар растворялся, теряя власть над сознанием Парнова, который осторожно и глубоко дышал, помогая лекарствам тушить желудочный пожар прохладным воздухом. Виктор даже рассмеялся - в голосе слышалась легкость и остатки утихающего нервного напряжения, плавно перетекающего в томные волны скользящие по телу. Через полчаса острожного, неподвижного ожидания, когда от костра остались, редко потрескивающие, догорающие угольки к Виктору снова вернулся неуёмный, необъяснимый холод. Опасаясь за свое самочувствие, Виктор, впервые за долгие годы отпросился в будний день, прямо среди рабочей недели, позвонив непосредственно директору банка. Парнов с пониманием и пожеланиями доброго здоровья был отпущен на больничный отгул.
Холод, не был так мучителен, как ад изжоги, но не давал Парнову и минуты покоя в поисках способа согреться. На второй день холода Виктор пытался вернуть тепло множеством методов импровизированных, спонтанных и утвердивших себя во врачебной и народной практике. Ничто не могло помочь. Горячая ванна давала телу тепло, но пробирающий холод, проявлял себя параллельно с ощущением горячей воды, уйдя под кожу. Поведение Парнова напоминало поведение душевно больного, что с маниакальным настырным упорством искал тепло, ставшее наваждением. Ум Виктора Илоровича Парнова был целиком, без остатка направлен на поиски потерянного тепла. Стуча зубами, завернувшись во всё шерстяное, ватное, вливая в себя всевозможные вскипячённые жидкости, а также благовонные, удушающие, режущие глаза испарения и парЫ. Парнов побывал во всех аптеках в округе, посещая каждую из них до тех пор, пока идти в очередной раз было уже просто неудобно. Виктор, с детства ненавидел больницы, так как был множество раз подвержен всевозможным болезненным и вызывающим рвотное отвращения процедурам (такие, как зондирование кишечника), отчего оттягивал поход к врачу до последнего. Ночью Виктор, не смог уснуть, мучимый холодной бессонницей. Он блуждал в информационных сетях интернета. Из интернета Виктор узнал о людях, что могут жить только при исключительно низких температурах, совершенно не переносящих тепла, такие люди были обречены до конца дней, жить в холодильниках. Были и те, кто выживал только при температурах превышающих тридцатиградусный плюсовой порог. Виктор сделал вывод, что не относится не к тем, ни к другим, потому что его холод вне атмосферных температур. Парнов прислушивался к холоду, пытаясь понять его природу, то откуда он приходит, где его эпицентр, исток. Чувства не давали ясного ответа - феномен Парнова имел вездесущею природу. Холод шел изнутри, обволакивал снаружи. Иногда Парнову, казалось, что он застыл, как ледяная статуя, и уже никогда не сможет сдвинуться с места, как во сне на скамейке зимнего парка. В такие кратковременные стопоры, память возвращала больного в пережитый кошмар целиком, заставляя ходить Виктора из угла в угол. Во время попыток разогреть себя быстрой ходьбой по комнате Парнов, как заговор, заветную мантру быстро повторял одно и то же слово, - "Тепло, тепло, тепло, тепло, тепло...".
Утром, дождавшись восьми часов, Виктор все же решился пойти в больницу, на приём районного терапевта. Врач, не дал вразумительного ответа и не сказал ничего нового. Виктор уже знал, что причины холода могут быть в нарушении работы сердца и вследствие чего, могли возникнуть перебои в системе кровообращения, но интуиция, наперекор всем выводам ума, говорила, что причины холода гораздо серьёзнее, а если выражаясь более точно - причины не поверхностны, связаны не только с физиологическими процессами. Парнов был убежден, что дело закончится в психушке, а в лучшем случае, в кабинете психотерапевта. После посещения больницы Виктор направился домой с пачкой направлений во внутреннем кармане зимнего пуховика.
Следующей ночью Виктор снова не смог уснуть. Всю ночь до утра без остановки он ходил из угла в угол, из комнаты в комнату, внутри пустой квартиры, пробираемый насквозь мучительным холодом. Передвигаясь, было проще переносить болезнь. Ходьба запустила механизмы памяти. Виктор смотрел назад и никак не мог разглядеть причин, по которым его вновь со всего размаху огрела судьба, свалив на него самое, что ни есть проклятие. "Ну, за что, за что, черт возьми?". Вдруг холод накатил с новой силой. Виктор вспомнил Ольгу, что сбежала от него прямо накануне поездки в Египет, не сказав ни единого слова, не черкнув малюсенькой строчки. Парнов вспомнил день, когда увидел её случайно в кафе с другим мужчиной. Грудь резануло с той же силой, словно не прошло и минуты с тех пор, как он увидел её счастливое, хохочущее лицо. От приступа досады, обиды, злобы кольнуло в левой почке, кислота желудочного сока вновь превысила норму, отчего раздражение Парнова вспыхнуло с новой силой. Желудочный сок закипел. "Гадина, гадина, гадина", - Виктор кричал на зло, увеличивая боль. Почку пронзил прострел небывалой силы. Парнова загнуло вопреки пределам гибкости его тела, а искаженное злобой лицо уже не принадлежало Виктору. Адская боль изменила восприятие, цвета в комнате вспыхнули. Краем глаза Виктор ухватил своё отражение в зеркалах сервиза и вместо себя Парнов увидел странное существо. Виктор узнал в нём жуткое чудовище, что когда-то, давным-давно, в детстве, гналось за ним в бредовом больничном сне, угрожая жуткой расправой при поимке. Оно обещало съесть почки! Бешеный, неуправляемый ужас полностью заменил всё, что Виктор воспринимал, как составляющее его "Я" - должность, рабочий профессионализм, власть, фамилия, имя, отчество. Всё стёрлось, а на свободное место, подобно бесконечному поезду, несущемуся из одного непроглядного тоннеля в другой, пришел дикий ужас. Когда крик вырвался из глотки Страха, ноги понесли его из тоннеля в тоннель. Страх несло по улицам города внутри уродливого, замерзшего больного тела...
Виктор очнулся на скамейке в парке Победы, который обильно укрыло, выпавшим за ночь, первым снегом. Свежий, чистый еще не затоптанный снег, превратил парк в декорацию кинофильма Морозко - иллюзию дополнял ритмичный перезвон церковного колокола. Парнову было по-прежнему очень холодно. От холода тело онемело, потеряв чувствительность, но внимание Виктора было целиком захвачено невыносимо кристальной чистотой. Да, да именно целиком! Белоснежный парк, звон колокола, гроздья рябины, покрытые снежными колпаками, чириканье воробьёв, крики ворон, белый свет и невыносимо прекрасное, безупречно прозрачное пространство. Всё это великолепие не было объектом мыслей Парнова, а являлось единственным содержанием его головы, так словно она потеряла свои пределы. Мир снова стал объектом, когда Парнов почувствовал свои пределы благодаря теплу слезы, что вытекла из его широко раскрытого, не моргающего правого глаза - совершенно спонтанно, сама по себе, словно обладала своей собственной отдельной, от Парнова волей. Скатилась и капнула на колени, заваленные снегом, растопив маленькую ямку. Виктор оглядел себя с ног до головы. Набрал в правую ладонь комок липкого снега и всё существо Парного Виктора Олеровича вздрогнуло. Снег на ладони таял прямо на глазах...