Ожидая появления Родерика Бернса, Мэри-Бет бездумно кружила по квартире. Присела на софу. Встала, прошлась по гостиной. Выглянула из-за портьеры на оживленную Сприг-стрит.
Ей не давал покоя предстоящий разговор, хотя, казалось, о чем тревожиться, и так все ясно. Конечно, оставался крошечный шанс, что она все неправильно истолковала. Однако в чем там можно было ошибиться?
Взглянув на механические часы, Мэри-Бет удивилась, как медленно движутся стрелки. Казалось, уже целая вечность пролетела с того момента, как она в последний раз проверяла время, но прошло не более девяноста секунд. А до полудня вообще оставалось еще целых двадцать четыре минуты тягостного ожидания.
Мэри-Бет снова прошлась по комнате, завернула на кухню, раздумывая, не заварить ли чай. Но Родерик мог неправильно истолковать ее гостеприимство, а ей не хотелось, чтобы он подумал, будто все прощено и забыто.
Вернулась в гостиную, Мэри-Бет присела на софу и чинно сложила руки на коленях. Не прошло и секунды, как она вскочила, намереваясь опять выглянуть в окно. Звонок домофона возвестил о приходе гостя.
На часах без четверти двенадцать! И это вечно пунктуальный Родерик Бернс? Видимо, ему тоже не терпится поскорее покончить со всем этим.
Решив не тратить время на разговоры, Мэри-Бет нажала нужную кнопку на блоке управления парадной дверью.
Родерик уже бывал в ее квартире. Во время их встреч, она даже в мыслях не могла называть их свиданиями, он почти никогда не заезжал за ней: чаще всего они встречались на месте. И даже когда он провожал ее домой, они всегда прощались на улице: Мэри-Бет не приглашала его подняться, а мужчина и не настаивал.
Дверной звонок возвестил о том, что гость успешно преодолел подъем по лестнице. Мэри-Бет открыла дверь.
- Заходи, - вместо приветствия произнесла девушка.
Она сидела в мягком кресле, но вдруг бархатная обивка стала жесткой будто асфальт. Родерик, сидящий напротив, чувствовал себя столь же неуютно.
- Даже не знаю с чего начать.
- Как ни банально это прозвучит, расскажи все с самого начала.
- Когда я ехал к тебе, то придумал с десяток оправданий, но сейчас они кажутся лишенными всякого смысла.
Мэри-Бет лишь вежливо улыбнулась.
- Почему бы не сказать правду?
- А ты готова ее услышать?
- Еще вчера утром я бы ответила отрицательно, сегодня же все я хочу все узнать.
- Понимаю, - задумчиво сказал Родерик. - Что ж, я - гей. Впрочем, я пытаюсь убедить себя, что бисексуален, но в последние годы даже мне в это верится с трудом.
- Ты же не вчера это понял.
- Еще во время учебы в колледже, - вздохнул Родерик. - Но я привык скрывать свою сущность и не представляю, как жить по-другому.
- А как со всем этим связана я?
- Чтобы поддерживать образ гетеросексуального мужчины, мне приходится появляться на публике с женщинами. Когда они стают уж очень навязчивыми, я нахожу других.
- Я стала твоей ширмой?
- Мне было хорошо с тобой, даже интересно, у нас общие взгляды на многие вещи. Ты не поднимала вопрос секса, и меня это больше всего привлекало в наших отношениях. - Родерик понимал, что его слова обидят Мэри-Бет, но она сама хотела услышать правду, не так ли? Значит, готова ее услышать. - Прости, но ты стала удобным прикрытием.
- Понятно.
Мэри-Бет больше не могла смотреть на гостя, она вскочила и метнулась к окну. К глазам подступили слезы. Они не были порождением ревности или злости, ведь Родерик никогда и не принадлежал ей. Их вызвала жалость. Жалость к себе, поскольку мужчины всю жизнь пытались использовать ее, не задумываясь, что у нее тоже есть чувства.
Сначала Майлс, считавший ее полным ничтожеством. Ему было наплевать на желания супруги, он всего лишь решал свои финансовые проблемы.
Потом Родерик. Да, он возродил веру Мэри-Бет в себя, помог ей вернуть утраченное достоинство, гордость. Предпочтя мужчину, Родерик поставил под угрозу намного большее: она не чувствовала себя желанной.
Сейчас в ее жизнь ворвался Винченцо. Он подарил надежду на нечто прекрасное, но каковы его мотивы? Что движет им - подлинная страсть или же стремление отделаться от Колетт?
- Мэри-Бет, - Родерик нерешительно шагнул вперед.
Мэри-Бет обернулась.
- Думаю, ты хочешь узнать, не собираюсь ли я и дальше играть роль твоей ширмы? Мой ответ - нет.
- Жаль, мне казалось, мы стали друзьями.
- Друзьями?! - возмутилась Мэри-Бет. - Если тебе хотелось стать моим другом, то мог сообщить, что для наших отношений существует предел. Я рассчитывала на нечто большее!
- Да, в последний месяц я чувствовал некие флюиды с твоей стороны.
- Ты чувствовал флюиды?!
Мэри-Бет ошеломленно смотрела на Родерика. Он, видите ли, чувствовал какие-то флюиды!
Это же нужно быть таким абсолютно бесчувственным! Боже, да он зациклен на своей персоне! Как же она раньше не замечала, что Родерик считает себя центром мироздания?
- Думаю, тебе стоит уйти, - сказала Мэри-Бет. Иначе ей не сдержать гнев, уже сейчас грозящий перелиться через стену ее самообладания.
- Послушай, ты не виновата в том, что я не хочу тебя, просто...
- Ты думаешь, я чувствую себя виноватой? - возмутилась она. - Обманутой? Да! Отвергнутой? Да! Использованной? Определенно да! Но никак не виноватой!
- Мэри-Бет...
- Помолчи! Если бы в начале нашего знакомства, даже еще несколько месяцев назад ты все мне рассказал, моя реакция была бы совершенно иной. Я продолжала бы тебе помощь. Как друг, понимаешь? Подожди! - воскликнула Мэри-Бет. - Теперь я желаю объясниться. Я бы помогала тебе, ничего не требуя взамен. Но ты подарил мне надежду на что-то большее. И я захотела этого. А ты даже не потрудился намекнуть, что мне не стоит мечтать. Ты предал меня, понимаешь? Предал, и это больно.
- Я...
- Хватит, - Мэри-Бет не интересовали его оправдания. - Я не желаю больше ни видеть, ни слышать тебя. Уходи!
- Мне...
- Не переживай, я не собираюсь рассказывать твою историю журналистам. Не настолько я мелочна, так что мстить подобным способом не буду. Если же вдруг это все окажется в таблоидах, знай, это пошло не от меня. Может быть, это твоему другу надоело пробираться в отель в женском платье. Или вас застукает кто-то другой.
Родерик больше не пытался ничего сказать. Он считал Мэри-Бет неуверенной особой, да еще несколько дней назад она была именно такой, и не понимал, как можно столь кардинально измениться за такой короткий срок.
А Мэри-Бет решительно прошагала к двери и, широко распахнув ее, сказала:
- Прощай, Родерик!
***
Таунхаус семейства Декруа сотрясся от радостного девичьего визга.
Мэри-Бет со снисходительной улыбкой взирала на племянницу, прижимающую к груди афишный лист с автографом Винченцо Бальдуччи. Любовь к классике была в крови у всех представителей семейства Декруа, а у этой малышки присутствовал еще и небывалый талант.
Моника не пошла на поводу у современной музыкальной культуры, и с возрастом ее страсть к классике не притупилась, лишь стала еще сильнее. Мэри-Бет знала, что для племянницы ее подарок будет поистине бесценным. Вдруг девочка, словно опомнившись, бросилась к тетке, крепко обняла ее, изливая поток благодарностей и клянясь в вечной любви.
Вдруг дверь в музыкальную комнату распахнулась, и в помещение влетел встревоженный Милдс. Мэри-Бет впервые видела, что дворецкий утратил свою привычную невозмутимость.
- У нас все хорошо, просто Никки очень понравился подарок, - пояснила она.
- Понятно, - буркнул мужчина и степенно удалился.
Похоже, его смутила собственная несдержанность. По словам Никки, Милдс все время разыгрывает из себя этакого стоика. И то, что всегда невозмутимого дворецкого поверг в панику девичий крик, могло быть смешным, если бы все это не выглядело так необычайно мило.
Следующей на пороге возникла Даниэлла: в халате, не накрашенная - она даже волосы не расчесала. Ее хмурое и чуть помятое лицо свидетельствовало о том, что хозяйка дома только встала с постели, хотя полдень уже давно миновал.
- Неужели, мы тебя разбудили, Элла? - Моника, глядя на мачеху, невинно хлопала глазами.
- Мы?! - опешила Мэри-Бет. Но кто ее слушал?
- Что это был за жуткий крик?
Даниэлла потерла переносицу, пытаясь прийти в себя. Будучи хирургом, она умела быстро просыпаться, если, конечно, не кутила всю ночь напролет.
- Элла, представляешь, тетя принесла мне автограф самого Винченцо Бальдуччи! - в голосе одиннадцатилетней девочки прозвучал неподдельный восторг. Даниэлла, не такая страстная любительница классической музыки, лишь вздохнула. А Моника взахлеб продолжала: - Ты знаешь, что он в шестнадцатилетнем возрасте получил первую премию Бузони*. Там участвуют только профессионалы.
- А тетя не сказала, что хорошо знакома с твоим кумиром? И в разговоре запросто называет его по имени?
Мэри-Бет прищурилась, пытаясь разгадать подоплеку вопроса: изощренная месть Даниэллы за то, что ее разбудили, или же невестка всего лишь пытается поддержать разговор?
- Правда?! - Моника смотрела на тетку широко раскрытыми глазами, и Мэри-Бет поняла, что ее рейтинг взлетел едва ли не до небес.
- Да, - ответила она, радуясь, что хоть Моника не станет выяснять интимные подробности ее знакомства с Винченцо.
Зато девочку интересовало все остальное. Вопросы вылетали со скоростью звука, и Монику даже не смущало, что тетя не отвечает. Допрос продолжался. Где и как познакомились? Какой он вблизи? Есть ли у него акцент? Нравится ли ему, когда его называют Энцо? И еще много всяких мелочей.
Мэри-Бет пристально оглядела невестку, склоняясь к версии, что это все же была месть за беспричинно прерванный сон. Однако Даниэлла пожала плечами и покинула комнату.
Моника нетерпеливо потянула тетку за рукав, пытаясь вернуть себе ее внимание. Девочка хотела узнать все-все о знаменитом пианисте.
Вдруг Мэри-Бет посетила замечательная мысль. Племянница жаждала попасть на выступление братьев Бальдуччи, но в качестве наказания за какой-то давний проступок (жалуясь на деспотизм отца, Моника не соизволила поделиться подробностями) ее лишили возможности реализовать эту давнюю мечту.
А у Мэри-Бет имелось два билета на сегодняшний концерт: отдавать второй Родерику она не собиралась, поэтому могла взять с собой племянницу. Мэри-Бет надеялась, что ей удастся выбить у Саймона амнистию на оставшиеся три недели из двухмесячного запрета на любые развлечения дочери. Если же нет - она собиралась взять в сообщницы Даниэллу, которой (по рассказам Моники!) удавалось настоять на своем в большей части супружеских противостояний.
Мэри-Бет поделилась планами с племянницей - и очередной вопль сотряс дом.
На этот раз никто не явился узнать, что послужило его причиной.
* Международный конкурс пианистов имени Бузони (ит. Concorso Pianistico Internazionale Ferruccio Busoni) - конкурс академических пианистов, который с 1949 г. проводился в итальянском городе Больцано ежегодно, но с 2001 г. - раз в два года.