Аннотация: Рассказ о армии. Не следует есть грязыми руками.
Сергей Владимиров
ПШЕННАЯ КАША
Я стоял в строю последним, как самый маленький, и поэтому мной сержант закончит осмотр. В отупевшем мозгу была только одна мысль - лишь бы не меня. Все ближе и ближе доносилось - Иванов выйти из строя, Петров выйти из строя. Каждый день, пять - шесть человек получали наряд вне очереди. Таким образом в роте ежевечерне образовывалась команда по уборке казармы, туалета и тп. Пронесло! Сержант даже не дошел до конца строя. Скомандовал нам равнение на лево и пошел докладывать старшине. Наконец прозвучала сладкая команда ОТБОЙ. Нужно успеть тщательно разложить, согласно правилам, форму на тумбочке, заскочить в постель и замереть, а в это время козел с нашивками смотрит на часы. На все про все 45 секунд. Тело немедленно отозвалось на горизонтальное положение. Я начал засыпать. Но этого делать нельзя! Обязательно дернут подъемом. ВЗВОД ПОДЪЕМ! Так и есть. Я матерясь про себя слетел с кровати и начал лихорадочно одеваться. Нужно успеть за сорок пять секунд. Кто не успел - тот попал. После команд "становись и смирно", будь ты хоть в метре от строя, можешь уже спокойно гадать, будешь ли ты драить туалет или полы в казарме или еще чего похуже. Я успел, и на этот раз все успели. Но так не бывает, чтобы ни кто не залетел. Это будет нарушение всех армейских законов. Ну вот! Точно! Мой товарищ, по кличке Капсюль. Он вместо того, чтобы намотать портянки на ноги сунул их под матрац, при спешке не до конца, и сержант увидел кончик этих долбанных портянок. Капсюль стоял перед строем по стойке смирно, а сержант размахивал перед его мордой пропотевшими портянками и говорил:
- ну что это? А если бы это была настоящая боевая тревога? Если бы весь взвод выступил в поход? Ты просто позор! Через пять минут твои товарищи уже тащили бы тебя на руках! И боевая задача была бы сорвана!
Я стоял в напряжении, ведь мои портянки тоже были засунуты под матрац, но более тщательно. Сержант заорал - снимай сапоги! Капсюль покорно снял и встал перед строем босой. Елки - моталки, а если он даст команду разуться всем? Но для сержанта это была бы слишком глобальная мысль. Обошлось.
Вообще то Капсюль, на самом деле Капсуль потому, что это сокращение от его фамилии, там у него дальше -цкий или - цкой. У нас у всех были клички. Он Капсюль, а я Лак, но это не от фамилии. Дело в том, что я всегда умудрялся измазываться. Все люди как люди, а весь измазанный! Поэтому, меня стали называть Кал и естественно я стал драться. Обзывались в шутку, а я начинал драться всерьез, даром что маленький, а вчистить могу нормально! Поэтому стали обзываться - Лак, и попробуй предерись! А если прочитать наоборот? То - то и оно.
Наставление закончилось и Капсуль отправился чистить сортир. На конец отбой состоялся.
Меня забрали в армию в 71 году. Или в этом году, или в предыдущем стали забирать не на три года, а на два. И не с 19 лет, а с 18.
Я попал в школу сержантов в Князе-Влоконке под Хабаровском.
Как позже объяснили Отцы Командиры, поскольку теперь служба не три года, а два, нужно учиться и служить более интенсивно. Эта школа сержантов была настоящим адом, как я выдержал эти пол года, просто удивляюсь.
Поэтому сейчас, когда молодые люди говорят, - а, всего год, это не много.
Много! Это очень много! Кто воспитывал теперешних Отцов командиров? Правильно, Советская Армия, и поэтому они точно такие же как и сорок лет назад - умные, заботливые и добрые. Аж мороз по коже. Скажут - для сохранения боеспобности армии, нужно служить более энергично, и будешь. Что такое более энергично, я испытал на собственной шкуре.
Нас помыли в бане и переодели в форму, кому какая досталась. Построили. Елки - моталки восемнадцати лет, только от мамкиной сиськи оторвали и попытались построить (тогда еще не было акселерации, все были просто обычными щенками).
Сержанты ходили вдоль строя и тыкали - ты что рожа, пузо свое выпятил, ты дохляк кости свои убери из строя! Ты просто позоришь Советскую Армию своим гнусным видом.
Тут появился старшина - встать! Смирно! Равнение на право! И нарисовался он, Супер Звезда. Прокуренный и пропитый старшина сверхсрочник.
Наконец он дошел до меня, а я выглядел на много младше своих восемнадцати лет. Вытаращился он на меня, и прохрипел - дожились! Теперь и детей стали в армию забирать!
Как сказал один великий писатель - если вы видели хоть один военный городок, то вы видели их все. Так ведь он был американец, а по его описанию все ну просто точь в точь как у нас. В середине располагается плац. С одного его бока двухэтажная казарма, по левую руку учебный корпус, на против казармы столовая - наверняка это придумали психологи - мол будешь себя хорошо вести - тебя покормят вон там ( прямо перед твоими глазами) сытной кашей и другой едой, типа компота. Один из наших сказал в первый день - я эту дрянь есть не буду! На другой день жрал, аж щеки трещали!
Первым делом нас стали учить наматывать портянки. Ну, тут уж я не подкачал! Я уже успел провести два месяца в тайге, в экспедиции. А там кирзовые сапоги, портянки и каша. В общем жрешь эту кашу, а толку мало. Пока изюбря не завалили все время ходили полуголодные.
Ну да суть да дело, прижились помаленьку в этой долбанной школе сержантов. Да только там особо не приживешься, как не опасайся, а все равно залетишь на наряд вне очереди. Там эти гады что удумали; если один идешь, нужно бежать, значит курсант выполняет распоряжение, а если двое, то в колонну по одному. Совершенный бред! Ты идешь, абсолютно нормальный человек, глядя в затылок своему товарищу, и в ногу. Разве могут нормальные люди так ходить? Разве что в шутку.
Однажды меня и двух моих друзей отправили убирать классы. И мы пошли в колонну по одному и в ногу. Мой товарищ Капсюль шел впереди меня. Как только мы скрылись с глаз сержанта я говорю Капсюлю - не могу я больше смотреть в твой долбанный затылок - а он,- меня тошнит, когда мне в затылок дышит такая рожа как ты. Нас было трое - ребята - говорю я, - а давайте побежим, вроде бы нас всех нагрузили по разному.
На нашу беду в это время командир школы выглянул в окно. Тут перед его носом пробегает курсант, ну что бывает, думает слуга царю и отец солдатам. А тут другой , потом, и третий! Третьим бежал Капсюль. Он и так чучело в обычной обстановке, а когда бежит на его лице появляется выражение ужаса и нестерпимой муки, при этом он еще ухитряется размахивать руками. При виде Капсюля, командир оторопел, потом стал орать -что случилось? Куда они все бегут? Пожар? Объявить общую тревогу! Всех построили. И нас конечно вычислили.
Ночью мы уже были при деле, один из нас начищал туалет, а мы с Капсюлем просто драили полы в казарме. Вот так и получается, если не так попадешь, то этак.
В августе месяце всегда происходит борьба с дезентерией. Тут все по простому, когда построят перед столовой, звучит команда, с право, по одному, бегом марш! Нужно бежать и перед входом в столовую опускать руки в бочку с раствором хлорной извести. Естественно, после этого ни кто дезентерией не заболеет, вообще ни кто ничем уже заболеть не может.
Так ведь я заболел! Все из-за того что нас отправили в наряд на кухню, а там остался от ужина целый котел пшенной каши. И мы всем взводом стали ее жрать! Руками зачерпывали кашу, и в рот.
Конечно, утром у меня стало бурчать в животе, а к обеду копец. Стою в строю и уже больше совсем не могу. Еще секунда и у меня полные штаны! Пришлось сказать сержанту - позвольте выйти в туалет, я больше не могу - он без всяких эмоций сказал - иди. Меня как ветром сдуло. Когда через десять минут я с чувством глубокого удовлетворения вышел оттуда, меня уже ждала санитарная машина, этакая "буханка" защитного цвета с красными крестами на бортах. Около нее стоял мужик в белом халате из под которого выглядывали офицерские брюки и форменные ботинки. Садись - сказал он - приветливо распахивая передо мной боковую дверцу "буханки". Я говорю - не могу! Меня там ждут в строю! Подождут, поскучают поскучают и забудут - ухмыльнулся он. Пришлось садится в машину. Я уселся на сидение и понял, что попал по крупному, мне это просто так не пройдет.
Такая оперативность объясняется тем, что все службы были уже в готовности перед возможной вспышкой дезентирии в конце августа. И они от нетерпения рыли землю копытами, а тут я, первая ласточка. Месяц спустя на меня, наверное, никто бы и внимания не обратил, тут же я попал в гущу мероприятий по предотвращению.
Наконец мы приехали в инфекционное отделение хабаровского госпиталя. Сопровождающий сказал, даже не глядя в мою сторону - давай военной билет и сиди жди. Я конечно отдал. Хорошо, что я тогда еще не курил, а то бы потянуло вылезти из машины и перекурить. Чем такой перекур может обернуться я узнал в последствии, когда научился курить, пить и материться.
Через несколько минут сопровождающий выглянул из двери и махнул мне рукой. Я покорно пошел в приемный покой. Там сидели две тетки в белых халатах. Они стали молча рассматривать меня как будто я и не человек, а какой то редкостный микроб. Молчание затянулось. Сопровождающий стал мяться с ноги на ногу и наконец сказал - ну я пошел. Одна из теток молча кивнула ему головой. Раздевайся - сказала мне другая. Я разделся и встал перед ними в солдатских трусах почти до колен и обвислой майке. Трусы и майку тоже снимай - сказала та же тетка. Когда я разделся они опять стали молча меня разглядывать - что то он тощеват сказала другая тетка. Я промолчал. Тогда первая сказала - становись на весы. Я встал, она пошуровала гирьками на них, и говорит - так и есть, сорок семь кило. Зайди в ту дверь и помойся хорошенько в душе, а то ты воняешь как взвод пехотинцев после марш броска. Что она их нюхала что ли - удивился я про себя и молча пошел в душевую.
Когда я вышел из душа, то увидел, что моя форма исчезла, а вместо нее на стуле лежал синий больничный халат и кальсоны с завязками. Под стулом стояли безразмерные тапочки без задников. Первая тетка сказала - одевайся и проходив эту дверь. Я немного помучился с этими завязками на кальсонах, поскольку впервые столкнулся с таким приспособлением. В конце концов, я их завязал на бантик, но все равно они волочились по полу.
В комнате за дверью сидел мужик в белом халате и еще одна женщина. Тут они меня стали расспрашивать, что да как. Какие симптомы и все прочее. Я, конечно же, им не сознался. Что мне сказать, что я просто обожрался пшенной каши? Побекал, помекал, что знать ничего не знаю, все случилось неожиданно, само собой. Как будто кто то ожидает поноса!
Наконец женщина повела меня в палату. Я покорно поплелся за ней шлепая по стерильному полу задниками тапочек и завязками на кальсонах.
Палата представляла из себя небольшую комнату с четырьмя кроватями в два яруса. Рядом находился туалет. Женщина в белом сказала - вот твоя койка, из палаты выходить запрещено, это инфекционное отделение. Развернулась и ушла. На одной из кроватей лежал парень. Я попытался с ним поговорить, но толку никакого. Он отвечал односложно, а затем и вовсе отвернулся лицом к стенке. Видать и правда больной - подумал я и улегся на свою кровать.
Впоследствии, через год, я действительно подцепил эту болезнь. Это суперкайф! Три дня поноса, а затем сорок дней карантина на фоне полного здоровья! Дезентерия у меня была не нормальная. Через три дня, когда были готовы анализы, меня вызвал к себе врач, и давай допрашивать. Где был, что делал, что ел и так далее. Наверное с час меня мурыжил. А мне ему сказать нечего. Наконец я не выдержал и спросил - а в чем дело? Что то не так? Именно не так- ответил он. У всех дезентерия, как дезентерия - наша, а вот у тебя среднеазиатская! Единственный случай на весь военный округ. Отправил он меня обратно в палату, и про меня благополучно забыли. На другой день вышел я покурить. Смотрю, а около офицерского корпуса стоит курит знакомый лейтенант в больничном халате и тапочках. Тут я все и вспомнил! Это же тот самый гад со средней Азии! Ну думаю - козел! Ехать через весь Союз, чтобы заразить меня особой дезентерией. Дело в том, что он приехал изучать нашу радиостанцию. И мы с ним бок о бок проработали целый день в передатчике. Он меня и заразил.
А тогда я лежал на кровати поверх одеяла и дремал в пол глаза, уж больно не привычно, так и кажется сейчас будет какая ни будь гадость. Так и есть! Дверь открывается и слышится скрип, скрип, скрип. Я напрягся, но глаза не стал открывать на всякий случай. Тут женский голос говорит - просыпайтесь ребята, обедать будем.
Я немедленно открыл глаза и сел. В палате стояла тележка, за ней старушка. Больной сказал - не буду - и отвернулся к стенке. А я сказал - буду! Бабулька налила мне большую тарелку борща. Он оказался вкуснющий, и я его съел в момент. Она говорит - добавку будешь - я ответил - буду - и она налила мне еще пол тарелки. Второе будешь - буду. А добавку будешь - буду! Компот я в себя заливал уже с трудом, но все равно впихнул. Мой живот стал как барабан, но это меня ничуть не обеспокоило. Я улегся на кровать и моментально заснул. Мне и голову не пришло, что можно раздеться и лечь под одеяло. Разбудил меня скрип тележки. Бабуля сказала - полдник. Я немного ошалел - во думаю здорово, прямо как в детском саду. На полдник был компот и две печенюшки. Больной выпил только компот, а я сожрал и свое печенье, и его.
На другое утро вдруг в палату вошли пять врачей. Один из них, с виду, точно главный, посмотрел какие то бумаги и стал меня рассматривать. Я сделал безразличное лицо. Наконец он сказал - ну как вы себя чувствуете? В доли секунды у меня проскочили следующие мысли; если скажу, что здоров, они вышвырнут меня вон из этого солдатского рая, а если скажу, что сильно болен, то они могут мне такую клизьму закатать, что тошно станет. Поэтому в ответ я пожал плечами и слал мямлить, что вообще то ничего, но иногда, два - три раза в день расстройство есть. Врачи заулыбались, а я испугался и тут же добавил - но ощущения очень неприятные и вот тут как то давит и показал на живот. Врач перестал улыбаться и кивнул головой - так и должно быть. Конечно, думаю я - так жрать, будет чему давить.
Они занялись больным. Щупали ему живот, заглядывали под веки, внимательно рассматривали язык. Главный сказал - вот и хорошо. Вы пошли на поправку, побольше ешьте. Ну думаю, плакала моя двойная пайка. Наконец они ушли. Я и говорю ему - видишь как хорошо. Он покосился на меня - ты кто? Я из учебки - ответил я. Он скривился - а специальность? Радиосвязь - ответил я. Он скривился еще больше. Потом поднял указательный палец и назидательно сказал - а я танкист и между прочим старший сержант. Понял салага. Я ответил - понял, товарищ старший сержант. Ответ ему явно понравился и он начал меня учить. Минут через десять я потерял нить его рассуждений о гусеницах, пушках и броне. Вот это мужик - подумал я с невольным уважением - сидит с утра до вечера на унитазе и думает только о своих танках. Точно будет офицером, нет, даже не просто офицером, а настоящим генералом. Наконец он вздохнул и сказал - как там мои ребята, ведь скоро осенние стрельбы! Наконец он заткнулся и отвернулся лицом к стене. Видать думать про свои танки.
Так мы и стали жить. Мы почти не разговаривали. Он не желал снизойти до разговоров с молодым, а меня просто начинало тошнить при слове сержант. Еще не хватало с ним разговоры разговаривать. При этом мне было 18 лет, а товарищу старшему сержанту 19.Я попробовал читать. На тумбочке лежали три книги: "Решительный удар", "Партизанскими тропами" и что то про огненный смерч. Я выбрал "Партизанские тропы" и бестолку - начинаю читать и немедленно отрубаюсь. Будил меня только скрип тележки и голос бабули.
Через три дня будущий генерал стал жрать, а я к этому времени уже успокоился и мне стало хватать еды. Еще через три дня он видно совсем оклемался, и его мутные глаза все чаще стали останавливаться на мне. Его можно понять. Вот он молодой, прямо рукой подать, а не построить его, не дать наряд вне очереди, даже с поручением никуда послать нельзя. Все эти мысли были ясно написаны на его гнусной роже.
Еще через три дня я осилил три страницы "Партизанских троп" и у меня возникло чувство, что люди так и живут в сытосте и чистоте. Это была ошибка. На десятый день в дверях появилась тетка из приемного покоя и сказала мне - бери свои вещи и иди за мной. Будущий генерал оскалил зубы в улыбке и сказал - готовься, теперь все сортиры твои. Ага - ответил я - а ты готовься к сорокадневному карантину, хрена тебе, а не осенние стрельбы. Если успеешь, то учти таким засранцам как ты дают деревянные снаряды вместо настоящих.
Я хлопнул дверью, чтобы не выслушивать ответ.
В приемном покое сидели две те же самые тетки. Меня поставили на весы и говорливая сказала - сморитика - пятьдесят семь кило! Ты что привешивал по одному килограмму в день? Как теленок? Я промолчал.
Когда я предстал перед светлым ликом сержанта, мол прибыл для дальнейшего прохождения службы, он улыбнулся мне по доброму - теперь засранец, все сортиры твои.