Владимиров Борис : другие произведения.

Чума

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Ч У М А
  
  
   Часть первая
   (красная)
  
   В пурпурном небе над болотом черным,
   Где солнце вишней девственной висит,
   Гуляет ветер вздохом одиноким.
   И выпь ночная ужасом кричит.
  
   Пурпурно все - здесь красные деревья.
   И алый мак на розовой земле.
   Нет больше слез, нет больше сожаленья
   И Смерть летает в красном колпаке.
  
   Чудесный мир предстал вдруг перед нами.
   Ковром волшебным призрачно горит.
   И создан был он явно не богами.
   Он был случайно кем-то здесь разлит.
  
   Равнины дивные раскинулись широко.
   Туман янтарный плавает в траве.
   Здесь нету птиц, но песнь поет негромко
   Бардовый голос в розовой заре.
  
   Болота топкие усеяны малиной.
   В них кто-то прячется и мерзостно пищит.
   Сквозь листья смотрит и ворчит сердито.
   А в небе алом чья-то тень летит.
  
   Но смолкло все в пугающем тумане.
   А солнце осветило дивный сад.
   Войдешь в него и будешь ты в дурмане.
   И не воротишься ты никогда назад.
  
   Сад светит светом клюквенным неярким.
   И шелест листьев твой ласкает слух.
   А аромат тех запахов приятных
   Тебя окутал и твой взгляд потух.
  
   Спокоен сад, в котором ты гуляешь.
   Здесь есть плоды - рубинами горят.
   Но многого еще ты не узнаешь.
   Вот мой совет - вернись-ка ты назад.
  
   Здесь красота, гармония витает.
   Здесь хорошо - прекрасно как в раю.
   Здесь жизнь людская тихо угасает.
   И остается в гибельном плену.
  
   Там средь холмов в заоблачной долине.
   Шатер бардовый среди роз стоит.
   Цветет огнем как в сказочном камине
   И кто-то в нем поет, а не кричит.
  
   Живет в нем девушка - прелестное созданье.
   Стройна как лань и тонкая как звук.
   Ее походка - бабочки порханье.
   Душа ее - чернеющий паук.
  
   Фигурка в розмариновом хитоне.
   Как стебель ландыша изогнута парит.
   И среди роз покоится на троне.
   И томный взгляд погибелью сквозит.
  
   А ее губы словно мякоть вишни.
   Огнем пурпурным светят изнутри.
   И исторгают аромат клубничный.
   Вкусив ее, блаженство ощути.
  
   А ее руки, как тепло от солнца.
   И мягкие как тот любовный вздох.
   Подобны беспросветному колодцу,
   Который умер и давно усох.
  
   Но взгляд ее тебя не остановит,
   Ресницы длинные как вееры дрожат.
   Душа твоя ее безумно хочет.
   Хоть ты лишишься всех своих наград.
  
   А волосы лиловою волною
   Накрыли взгляд и стройный силуэт.
   Их гладит солнце алою рукою.
   А ветер в ушко ей поет сонет.
  
   Она мила и очень озорная.
   Она свежа как персик в январе.
   Она жива и будто неживая.
   Она добра как выстрел на заре.
  
   Живет одна и ей никто не нужен.
   Ей хорошо среди цветов в саду.
   И если день стал для нее вдруг скучен.
   Она готовит красную беду.
  
   Выходит в сад и собирает розы.
   Снимает с веток яркие плоды.
   Бардовые зовет на помощь грозы.
   И распевает тихие псалмы.
  
   Идет в шатер, огонь там разжигает.
   Стоят котлы, а в них вода кипит.
   И молнии из глаз вдруг вылетают.
   Грохочет гром, земля вокруг дрожит.
  
   И тишина - ни звука и ни стука.
   Нагая женщина. Пурпурные цветы.
   И к верху руки. Тело все упруго.
   Рубином вспыхнули вокруг шатра костры.
  
   Старинные губительные руны
   Мозаикой на теле разлеглись.
   Глаза бездонные и чувственные губы
   Безжалостью и гневом налились.
  
   Она парила меж котлов огромных.
   И капал в воду ее сладкий сок.
   И свежесть лепестков от роз холодных
   Готовила кому-то страшный рок.
  
   А пальцы лепестки те оборвали
   И в чашу бросили глубокую для зла.
   И лепестки от боли там стонали,
   Чтоб ядом стать для жизни навсегда.
  
   Плоды упали вслед за лепестками.
   Нежнейшие багровые плоды.
   Но те плоды уж больше не кричали.
   А стали Смертью для живой судьбы.
  
   Шатер в тиши и призрачно мерцает
   Рубиновым, малиновым горит.
   Из-под шатра дымочек выползает.
   Застыл мгновенье и во тьму спешит.
  
   Спешит сквозь лес на красные болота.
   И терпкий запах он в себе несет.
   Вкус вишни, розы и еще чего-то,
   Того, что за собою Смерть зовет.
  
   И запах был учуян очень скоро.
   И поползли к шатру со всех сторон
   Ночные крысы, покидая норы,
   На крысах блохи дружно дули в горн.
  
   Противные вонючие созданья.
   Заполнили краснеющий ковер.
   Живут они с эпохи мирозданья.
   Их некому отправить на костер.
  
   Ползут в лесу и щелкают зубами,
   Пронзительно и гадостно пищат.
   И землю бьют упругими хвостами.
   В клыках огромных скоро будет яд.
  
   Вот крысы у шатра остановились.
   Выходит девушка и что-то им кричит.
   Котлы с отравой разом наклонились
   И сладкий яд был по земле разлит.
  
   А грызуны вонзились в это море.
   Малиновую жадно пили слизь.
   В себя вбирая муку, боль и горе -
   От этого им тоже не спастись.
  
   А блохи мелкие, покинув крысьи спины,
   Не стали молча в стороне стоять.
   Схватили в лапки остренькие вилы.
   И тоже начали весь этот яд лакать.
  
   Кричала ночь простым животным визгом.
   И чавканьем вонючих челюстей.
   Наполнив брюхо, не издав ни писка,
   Все крысы ждали участи своей.
  
   В хитон пурпурный облачившись снова,
   Явилась девица с улыбкой на лице.
   Давно не видела ты шествия такого.
   Сапфир горит в багрянцевом кольце.
  
   Взмахнула скипетром, сказала что-то громко.
   На небе тучи влагой налились.
   А крысы, в черную построившись когорту,
   Сквозь лес, болота в мир твой понеслись.
  
   А девушка плыла на колеснице.
   Пылал костром гранатовый хитон.
   Стекала кровь по тоненькой реснице.
   А взгляд ее вперед был устремлен.
  
  
  
   Часть вторая
   (Серый город)
  
   Рассвет прохладой пробуждает землю.
   Белеет солнце в серой вышине.
   Богач приносит в церковь свою лепту.
   И молится с тоскою на душе.
  
   А город спит спокойно, безмятежно.
   И людям снятся голубые сны.
   Они просты, наивные конечно.
   Летело эхо. Где-то врали псы.
  
   Не встал хозяин к ним, не отпер двери,
   Не дал еды, воды им не налил.
   Остался он лежать в своей постели.
   На веки вечные глаза свои закрыл.
  
   И дом весь спит и дети не играют.
   Они все спят блаженным тихим сном.
   Лишь ветерки прохладные витают.
   И падал снег за тоненьким стеклом.
  
   Но солнце греет лучиком холодным.
   И кто-то встал, затем открыл глаза.
   А время стало будто невесомым.
   И разразилась в небесах гроза.
  
   И тот кто встал и медленно оделся,
   Открыл окно, вздохнул, и посмотрел,
   И на кровати молча он уселся,
   Закрыл глаза, и жить не захотел.
  
   На улицах безмолвных и безлюдных.
   Кружился снег и покрывал все то,
   Что некогда бывало так доступно -
   Чужая жизнь и больше ничего.
  
   На площадях и серых переулках
   Синели лица честных горожан.
   Тела их скорчены в предсмертных муках.
   Урок судьбы им здесь был преподан.
  
   Белеет солнце, в серости кривляясь,
   Нагое среди пышных облаков.
   Стоит купец, слезами обливаясь,
   И проклинает чувственных богов.
  
   Нет больше тех кто был ему так дорог.
   Лежит жена и вздох ее умолк.
   И голос тот, что был так нежно кроток
   Не шелестит весенний ветерок.
  
   Отдал бы все, чтобы вернуть обратно
   Волшебный взгляд тех васильковых глаз.
   И далеко бежать с ней безоглядно,
   Разбив цветы лиловых стройных ваз.
  
   Но не вернуть то, что ушло навеки.
   Судьба страшна - пощады не проси.
   Текут подземные аидовые реки.
   Нет жизни больше в твердости руки.
  
   Смотри вперед - все сделалось прозрачным
   И хрупким словно тонкое стекло.
   Родился может быть ты утром неудачным
   И ногу тебе судоргой свело.
  
   Прозрачен город. Блики в нем танцуют.
   И солнца лучики в нем водят хоровод.
   На трупах крысы жирные пируют.
   В предсмертном смехе ухмыльнулся рот.
  
   А на дверях кресты уже рисуют,
   В домах, где погостила чья-то смерть.
   И в те дома входить уж не рискуют.
   Не возвратить ушедших нам потерь.
  
   А красные кресты те возвещают:
   "Беда пришла и царствует кругом".
   Колокола нам уши разбивают.
   Упал звонарь и колокол умолк.
  
   А небо наводнилось плавным пеньем.
   Как чистый воздух в яме выгребной.
   Покинули монахи свои кельи.
   И в мир идут чтобы бороться с тьмой.
  
   Объяты паникой простые горожане.
   Глаза кричат, в них бешенство висит.
   Навстречу крысы, блохи-великаны.
   В клыках крысиных красный яд кипит.
  
   Спастись нельзя от дьявольской когорты
   Заполонили улицы, дома.
   Укус - и яд вливается в аорты.
   Живешь три дня, затем - прощай душа.
  
   Вот блохи чье-то тело облепили.
   И колют вилами и в бубны громко бьют.
   И хороводом трупик окружили
   И смерти гимн хвалебенный поют.
  
   Дома прозрачны и мы видим ярко -
   Тела лежат в кроватях, на полу.
   Но заключенный с добровольцем рядом
   Решили победить сию судьбу.
  
   Они вдвоем из дома в дом заходят
   Выносят трупы, складывают в ряд.
   Кладут в телегу, в саван облекают.
   Последний в жизни для людей наряд.
  
   По мостовой грохочет та телега.
   Навстречу мессе, кладбищу вдали.
   Монах стоит - он вовсе не калека.
   Он плачет, чтобы душу отвести.
  
   Вот кладбище - огромная могила
   Для всех - теперь уж все равны.
   Лопата известью тела накрыла.
   Земля укрыла светлые умы.
  
   Вот вам задача. Смерть объединила
   Сословие с безродностью в одном.
   В сосуде смерти извести белила
   Сравняли злато с медью, серебром.
  
   Врачи, надеясь жизнь спасти людскую,
   Хотели выпустить из тела злую кровь.
   Вскрывали вены бил фонтан угрюмо.
   Но веки закрывались вновь и вновь.
  
   Лечили травами, настойкой из лягушек.
   Пиявок клали на вспотевший лоб.
   Но воском таяла душа среди подушек.
   Последний вздох и он навек умолк.
  
   А вот больной, уж день как заразился.
   Ужасна боль, клубится в животе.
   Отметинами черными покрылся.
   Нарыв под мышкою горит, но не в огне.
  
   Врачи бессильны. Умирают люди.
   Хоронят родственников руки чужака.
   Проходят мимо и не жмут уж руки.
   Чтобы зараза стороной прошла.
  
   И люди двинулись из города в деревни.
   И разносили красную беду.
   А на дверях кресты опять алели.
   Добро ничье ненужно никому.
  
   Что проку мертвому в красивейшем наряде
   Иль золоте, а может серебре.
   Лишь жизнь ценнее дорогой награды.
   Нет ей цены ни здесь ни на Луне.
  
   Богач закрыл все двери в своем замке.
   Амбары полные от нищих сторожит.
   Еды в них много, но ему то жалко.
   Делится с тем, кто холодом дрожит.
  
   Но вот блоха, слетев со спинки крысы.
   Пролезла в щель огромнейшей двери.
   Метнула в феодала свои вилы,
   Вонзила ядовитые клыки.
  
   Упал богач и скорчился в мученьях
   Среди пшена и сладкого вина,
   А на столе разбросано печенье.
   И коченеет мертвая рука.
  
   Ах, кара Божия! И люди ужаснулись.
   Молиться начали, но просьбы не слышны.
   А тучи молча с неба улыбнулись.
   И теплые тот час дожди пошли.
  
   Ползет процессия людей с лицом страданья.
   В руках их плети жалобно свистят.
   Недолог путь к процессу покаянья.
   Сочится кровь, но боги не простят.
  
   Тела их в шрамах от плетей разящих.
   Мученье телу - трата лишних сил.
   О душах надо думать низко падших.
   Чтоб свет божественный тебя собой накрыл.
  
  
   Часть третья
   (стеклянный посмертный взгляд)
  
  
   Я взгляд стеклянный меж домов витаю.
   Смотрю на жизнь в объятиях смертей.
   Глаза открыты, больше не мигают.
   И не познают сладостных страстей.
  
   Тот чей я был уже давно не дышит.
   Он забинтован белой полосой,
   И слух его органа уж не слышит.
   У изголовья смерть стоит с косой.
  
   Я вылетел из душного костела,
   Где панихиду служат день и ночь.
   Все это для меня уже не ново.
   Никто не сможет им уже помочь.
  
   Но вот вопрос - за что же наказанье?
   Жестока кара высших тайных сил.
   Достойны ль люди этого терзанья?
   Достаточно ли вырыто могил?
  
   Смотрю на город - удивленья нету.
   Кругом валяются крысиные тельца,
   Разбросаны по камням, по паркету.
   И, кажется, не будет им конца.
  
   Явились они все из преисподней.
   Лавиной черной в тишине ночной,
   Неся с собою запах тот тлетворный,
   Что не смывается чистейшею росой.
  
   И принесли они еще заразу.
   Губительную красную печать.
   Исполнена она как по заказу
   На тело ставится и будешь ты молчать.
  
   На веки смолкнешь, голос твой забудут.
   Могильный холм покроется травой.
   Родится кто-то, но тебя не будет.
   Быть может вспомнят редкою порой.
  
   На площадь вышел, мне навстречу взгляды,
   Ушедших вдаль навечно матерей.
   Не надевать им светлые наряды.
   И не качать им больше малышей.
  
   Любимым больше не соприкоснуться.
   Не наслаждаться радостью любви.
   Они мертвы, к друг другу все же жмутся.
   А губы в пене алой от крови.
  
   И город вымер. Ветер листья гонит.
   И где-то зачирикал воробей.
   А колокол церковный Бога молит
   За царство Божие для грешников людей.
  
   За городом все кажется спокойным.
   Как будто жизнь там продолжает ход.
   Но кажется все это мне притворным.
   Не оживет поверженный народ.
  
   А на полях пшеница золотится.
   Колосья спелые свисают до земли.
   И жеребенок больше не резвится.
   Теперь в нем копошатся червяки.
  
   Животных нет, погибли как и люди.
   Их трупами усеяны поля.
   Хозяина их не накормят руки.
   Не топчет землю сельская нога.
  
   Звериный взгляд ты выдержать не можешь.
   Не объяснить ему всей жизни суть.
   В петле крестьянина висящего находишь.
   Закрой глаза и это все забудь.
  
  
   Часть четвертая
   (Умирающая черная крыса)
  
   До смерти искусав людей немало,
   Освободив от яда все клыки,
   Не знал, что мне судьба предначертала
   Уйти за ними в темные миры.
  
   Во мне самом тот яд распространился.
   По венам тек горящей кислотой.
   И кажется, что мозг мой воспалился
   И знаю точно - я уже больной.
  
   Ползу по улице. Домов нависли стены.
   Замерз живот от ледяных камней.
   На мостовую брызжет кровь из вены.
   И умереть мне хочется скорей.
  
   Шатаются дома, плывут куда-то.
   Сливаются в один большой клубок.
   Не вертится мой хвост уже отважно.
   Язык распух и рот мой пересох.
  
   Ослабли лапы, когти поломались.
   Клоками шерсть на мне теперь висит.
   Гноятся, чешутся воняющие раны.
   Из горла звук пугающий хрипит.
  
   И блохи черные кусаются нещадно.
   Вгоняют в раны зубки, коготки.
   А для меня все это так забавно.
   И я жую от розы лепестки.
  
   Они мягки и пахнут очень сладко.
   В них яд сокрыт - мгновенно будешь мертв.
   Я их нашел, набросился так жадно.
   Что не увидел дохлых здесь голов.
  
   Моих собратьев мертвые глазницы
   Уставились и смотрят на меня.
   Чернилом шерсть лучами серебрится.
   В стекле глазниц увидел я себя.
  
   Как жалок стал когда-то жуткий облик -
   Сплошная рана, кровь кругом сочит.
   Клок выпал, гладким стал мой лобик.
   В паху все жжет и дьявольски болит.
  
   Шатает в стороны, глаза почти не видят.
   Их застилает алой пеленой.
   В ушах звенит, уж ничего не слышат.
   И перепонки лопнули струной.
  
   Я мякоть тела - жалкое созданье.
   Уткнулось носом в розовую слизь.
   Мозг отключился. Тело в содроганье.
   А в тишине мой мертвый хрип повис.
  
  
   Э П И Л О Г
  
  
   Европы нет, и Азия исчезла.
   Сжигают трупы жаркие костры.
   На синий нос блоха опять залезла.
   А с неба падают пурпурные цветы.
  
  
   7 ноября 1998 года
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"