|
|
||
Пол жизни своей провел этот человек стоя. Стоя в очередях за продуктами, в очередях за прививками, в очереди в столовую. В очереди за зарплатой. Стоя в троллейбусах, автобусах, метро, в электричках. Стоя за право посмотреть на тело вождя. Стоя в строю. Стоя за кульманом. Стоя на вахте. И вот, когда пришло его время, он тоже стоял, и так, стоя, в ожидании своего автобуса, умер.
Приходили и уходили автобусы, выходили и спешили по своим делам пассажиры, другие торопились занять своё место в транспорте, и только он, день за днём, так и стоял, обратив свой мертвый взгляд к проезжей части.
А за апрелем неизбежно пришел май со своей непостоянной спутницей жарой. Юбки и мысли стали короче, чувства и тела порывистей. Пробудились насекомые, и воробьи поминутно наполняли своим беспокойным щебетом широкую улицу.
Военная колонна отгромыхала, и настал невыносимый полдень. Солнце намертво застыло в зените, и стало выбеливать все вокруг, плавя асфальт, наполняя неподвижный воздух тяжелой, совсем уже летней, духотой. Граждане и просто люди, потянулись на остановку; дорога была перекрыта, как это бывает всегда в день парада, и людская масса поминутно росла.
Люди стояли молча, тяжело дыша через приоткрытые рты, стараясь хотя бы частью тела попадать в жидкую тень остановки, не касаясь тела одуревшего от жары соседа. Старик же стоял отдельно, на виду у всех, под самым пеклом.
Часы тянулись медленно, словно само время, изнуренное зноем, вязло в густом мареве поднимавшемся со всех поверхностей, залитых беспощадным светилом.
Тем временем, парад на центральной площади закончился и военная техника, такая же раскаленная как все вокруг, возвращалась. С минуты на минуту, колонна должна была снова пройти по этой улице, где стоял мертвец, а теперь уже и добрая сотня желающих куда то ехать. Последней на остановку пришла девушка лет двадцати трех, с детской коляской в которой мирно спал младенец. Увидев такое небывалое количество людей, девушка с коляской сперва смутилась, но затем твердо решила, во чтобы то не стало, зайти в автобус одной из первых. Она пристроилась вплотную к дороге, рядом со стариком. Была она небольшого роста, и тень отбрасываемая мертвецом полностью покрывала ее фигурку в белом ситцевом платье.
Было слышно как усталая муха вьется над тяжелой бетонной урной, затем муха стихла и установилась полная, истомленная обреченным ожиданием, тишина, изредка прерываемая только, то тут, то там раздававшимися, тихими, усталыми вздохами.
И вот в этой тишине, неизвестно откуда взявшаяся, огромных размеров, серая как пепел ворона, взмахнув широченными своими крыльями и издав низкий вопль, бухнулась на сгорбленный фонарный столб. Столб жалобно скрипнул и закачался под тяжестью птицы. Все головы, кроме одной, повернулись в ее сторону. Ворона внимательно оглядела плотную толпу людей, снова издала этот низкий, не относящийся ни к кому крик, и сделав пару шагов по столбу, нырнула вниз, расправив черные крылья, спланировав над изумленными взглядами, мягко села на голову мертвеца. Толпа, огласившись недоуменным ропотом, инстинктивно сомкнулась и замерла. Девушка с коляской находясь ближе всех к происходящему, оцепенела от неожиданности, и совершенно не мигая, уставилась своими большими голубыми глазами на пернатое чудовище. Ворона была крупная, с монолитным оперением, со стальными боками, с идеально черными, переливающимися на солнце, крыльями и хвостом. Угольная голова ее мелко серебрилась плотным, похожим на шерсть, покровом, а на огромном, кинжаловидном клюве лежал зловещий, лаковый блик.
Идеально круглый, глаз вороны, словно вбирал в свою черную глубину весь мир и возвращал на роговицу искаженное, монохромное отражение, похожее на старинный негатив. Девушка с коляской разглядела в этом отражении свое лицо и людскую массу позади себя, слившуюся в бесформенный, бесконечный фон.
Ворона, вдруг выпрямилась всем телом, высоко задрав голову, и четким, выверенным, кивающим движением, с такой силой ударила мертвеца, что ее исполинский клюв, полностью погрузился в его глазницу. Толпа ахнула, первые ряды отпрянули, навалившись на вторые, кто-то упал, кто-то пронзительно завизжал. Ворона пару раз дернула головой, хватая клювом что-то в образовавшейся дыре, и наконец, стала извлекать найденное наружу. Когда она выпрямилась, в ее клюве был какой то серый, шарообразный сгусток с которого свисали грязно-розовые полупрозрачные нити. Толпа вдавилась в остановку, еще несколько человек упало, кто-то задыхаясь кричал, но все кто стоял не отрывали глаз от чудовищной птицы. К ужасу смотревших, ворона подняла клюв, и раскрыв его неимоверно широко, содрогаясь всем телом, стала заглатывать то, что извлекла из глазницы покойника. Несколько человек вырвало, кто-то потерял сознание, кто-то отчаянно пытался вырваться из плотной толпы, протискивая руки между телами, хватаясь за одежду, пуговицы посыпались на пыльный асфальт. Началась давка.
Затылками разбивались носы и губы, непотушенными сигаретами прижигались шеи и лица. Падали и разбивались очки и бутылки, падали сумки и рюкзаки, рассыпая под ноги свое содержимое. Падали окровавленные серьги, терялась обувь и кто-то резал ноги о битое стекло. Рвалась легкая летняя одежда, из под которой мелькала расцарапанная в кровь загорелая кожа. Истошные крики слились в кромешную какофонию. Истерзанная красивая блондинка вывалилась из толпы упав на спину, и тут же бетонная урна накрыла ее лицо. Клок чьих то волос взметнулся над толпой, распался в воздухе и начал медленно оседать.
Ворона, наконец, расправилась с первой порцией, и уже было решила продолжить трапезу, как вдруг конце улицы, громыхая железом и ревя дизельными моторами, показалась военная колонна. С большим подозрением ворона стала наблюдать за надвигающейся техникой, и когда первый танк поравнялся с остановкой, она не выдержала. С силой, она оттолкнулась от головы покойника, замахала черными крыльями, и с испуганными криками поднялась в воздух, превратившись, через секунду, в еле различимую, на небе, точку.
От этого толчка в шее мертвеца что-то хрустнуло, голова его плавно накренилась, еще раз что-то лопнуло в его шее, и голова, отделившись от тела, скатилась по правому плечу и, вращаясь, полетела вниз, прямиком туда, где стояла коляска с младенцем. Девушка, державшая коляску двумя руками, смотрела как голова летит, как она падает в коляску, как раскалывается, и как из нее толчками, исторгаются волны червей, окутывая спящего младенца. Девушка закричала, но крик ее утонул в реве боевых машин. Все тело ее напряглось в припадке отвращения, и руки, инстинктивным сокращением, оттолкнули от себя омерзительное явление.
Коляска выкатилась на проезжую часть и исчезла, где-то между гусеницами и асфальтом.
|