 |
Тайный агент почтовой любви
Началась эта таинственная детективная история довольно давно, когда об Интернете и электронной почте не знали даже иноземные агенты и шпионы всех мастей.
Весь второй курс нашего знаменитого летного училища перестал получать любовные послания. Это не были злобные происки толстопузых империалистов. Почта работала, как вокзальные часы. Тики-так, тики-так. Принял - выдал. Получил - распишись.
И дело было вовсе не в лени воинских кадров. Наоборот, писать пылкие признания в любви знакомым и не совсем девушкам курсанты стали в два раза больше.
Ответов не было.
Дело шло к началу весенних экзаменов и переезду на аэродром, а целый курс трясло в лихорадке. Любовной. А это - похуже любой самой страшной болезни. Курсанты бледными тенями слонялись вечерами по отполированным коридорам или строчили на тумбочках письма любимым, часто состоящие из одних вопросов. Подготовка к экзаменам грозила обернуться катастрофическим списанием по неуспеваемости половины курса.
Первым забил тревогу курсантский старшина Боб Павлов. Борис был на пять лет старше остальных курсантов, а своей женушке звонил каждый вечер по служебному телефону. Письма писал только родителям и родне.
- Стас, ты что такой грустный? - начал он расспросы со своего друга сержанта Батаева.
- Будешь тут грустным, Боб. Меня Люська бросила.
- Подожди, не может быть! У вас же свадьба летом.
- Не будет свадьбы, - вздохнул Стас. - На письма не отвечает, а по телефону накричала на меня. Женись, говорит, на своей Марине, а мне, говорит, кобель распутный не нужен.
- У тебя еще и Марина есть? Ну, ты запасливый!
- Да нет никакой Марины! И никогда не было. Я одну Люську люблю. Жениться хотел. А теперь вот все к чертям полетело.
Боб надолго задумался.
- Слушай, Стас, а не завелся ли у тебя вражина на курсе? Может, крепко поцапался с кем? А он в отместку твоей Люське про Марину набрехал.
- И я об этом думал. Даже в письме намекнул, что поклеп это на меня.
- А она?
- Еще хуже.
- Что - хуже?
- По телефону сказала, чтобы я прекратил ей слать похабные картинки и рисунки. Теперь и на звонки не отвечает. А я ничего такого не посылал.
Боб решил посоветоваться со старшиной Шаймордановым. Старый опытный вояка был великим знатоком курсантских душ. Хитрый, с прищуром, взгляд Шамо, как все звали его за глаза, пронизывал почище рентгена.
- Я тебя не заставляю через казарма пригать, - говорил он с сильным татарским акцентом, стоя перед понурым долговязым Леней Мурзиным, который держал на утреннем построении портянки в руках. - Ти сам съешь сапоги без масла, когда сотрешь пятки по самый задницу!
Больше всего Шамо насторожило упоминание о рисунках и картинках.
- Будим вичислять этот паршивый овца, который портит всю стаду! - в сердцах он даже топнул сияющим хромовым сапогом, показывая, как он растопчет эту гниду. - Боба, напиши сегодня мне письмо, как любимой девушки.
Боб сразу просек, что задумал старшина.
Он прекрасно знал, что, начиная с первого курса молодых ребят заваливают предложениями дружбы таинственные красавицы, присылая фото в приличном и не очень виде. Чаще всего в адресе указывали вместо фамилии номер по списку учебного журнала.
Девушки прекрасно понимали, чтобы стать генеральской женой, замуж надо выйти за курсанта или лейтенанта, поездить с ним по далеким от цивилизации гарнизонам, пожить много лет в бараках, казармах, а иногда и просто в вагончиках без всяких удобств.
А курсантам такая почтовая любовь без всяких обязательств была дополнительным развлечениям. Писали много и с удовольствием в надежде на ласковый, волнующий воображение, ответ в надушенном конверте. К отбою на тумбочке дневального скапливалась солидная горка упакованной любви. Утром солдатик-почтальон собирал в мешок по казармам пачки писем и относил на почту.
Боб взял с тумбочки несколько конвертов. Любовные было сразу видно в адресе по девичьим именам без отчества. Он всунул в середину пачки и свое послание на адрес Шамо, указав имя некоей Лены.
Шамо вызвал его к себе в каптерку через три дня. Он бросил на стол полученное письмо.
- Ти пасматри, Боба, что эта волк паганый делаит. Харашо пасматри. Найду и разотру парашок. Нет, паганка какая, а?
Боб начал с осмотра конверта. Рядом с адресом был нарисован голый волк в курсантской фуражке, спускающийся с неба на парашюте. Внутри конверта к его короткому письму была добавлена небольшая фотка Таракана.
Боб и раньше знал, что фотографии Витьки Тараканова, обликом напоминавшего грустного неандертальца, пачками размножали в лаборатории. Их посылали особо прилипчивым, но не особо красивым девицам.
Это фото мог подложить любой, что неимоверно затрудняло поиски тайного агента несчастной любви. Оставалось вычислять по рисункам.
Так талантливо нарисовать волка на парашюте были способны только четверо курсантов. Это на них как раз лежала обязанность выпуска еженедельной рисованной газеты "Ежик-пыжик". Все происшествия за неделю художники отображали в картинках.
Перебирая в голове их фамилии, Боба пронзила неожиданная догадка. Камарин! Это же ему Шамо объявил тридцать нарядов вне очереди. Конечно, в уставе нет такого жестокого наказания, но кто посмеет отменить приговор старшины, который был в войну стрелком у начальника училища?
Правильно. Никто. Старшину уважали все офицеры, а некоторые откровенно перед ним лебезили. Боб знал о великой справедливости любого решения Шамо. И если он дал тридцать нарядов, значит, за дело. А дело было в стукачестве Камарина начальнику курса. Шамо поймал его после отбоя у начальственного кабинета и наказал за поганый язык.
Стукач через день ходил дневальным по казарме и от обиды решил, видимо, наказать весь второй курс. Долгими ночами в наряде он вскрывал любовные послания, менял их местами, вкладывал вырезанные из журналов скабрезные картинки или рисовал на конвертах голых курсантов в виде разных зверей.
Ловить любовного террориста решили в эту же ночь. Как только Камарин закончил потрошить последнее письмо и, высунув язык, усердно вырисовывал на конверте плотоядно жующую самолет волчью морду, Шамо схватил его за руку.
- Писем памагаешь другам писать, значит? Панимаю. Сколько тибе нарядов давал?
- Три... три...дцать, - дрожащим от страха голосом промямлил Камарин.
- Столька типер суткав отсидишь. Боба атведи эту гниду на городскую губу. Нашу летную не дам ему паганить. Все. Пращай.
Больше мы Камарина не видели. Почтового террориста прямо с губы отправили дослуживать солдатом в батальон связи. Потом до нас дошли слухи, что и там он попался, но уже на воровстве.
Получил еще четыре года дисбата.
А на весенней сессии со второго курса никого не отчислили.
Любовь ведь творит чудеса!
|  |
