Аннотация: Повесть о приморской любви и высокогорной мстительности.
Владимир Витвицкий
ОХОТА НА КОМПРАЧИКОСА
Однажды поздним зимним вечером шли по улице Писатель и Поэт. Писатель был не весел, он подустал жить жизнью своих героев, замучился переживать их страсти, один за всех, и пережевывать им мысли, веселить их и придумывать им улыбки и поцелуи, вспоминая свои. Созданный им на белой бумаге мир засасывал, но и в настоящий выныривать не очень-то и хотелось. Нет - он точно устал. А не так давно, проходя мимо людей, долго, но не много знавших его, он услышал у себя за спиной: "Цирк уехал, а клоун остался". Ему не нужно было их уважения, но фраза задела его, и даже любимая подсказка, что: "Растерянность пройдет, останусь я", не успокоила.
А вечером к нему зашел Поэт, и они как обычно долго говорили о красоте строф и загадках предложений. И если бы подчиненные житейскому разуму соседи, безрассудные лишь в пьянстве и случайной страсти, смогли услышать их, то непременно подумали бы: "Два идиота". А потом он решил проводить Поэта домой и заодно проветрить мозги от услышанных рифм и полученных оценок. Так они оказались на ночной
Он (Абу Мансур Мухаммед ибн Дуст), задал мне такой вопрос:
- Что ты скажешь, есть ли какая-нибудь материя за пределами небесного свода и звезд?
- Материей, - ответил я (Насир Хосров), - условились называть только то, что находится под этим небесным сводом, все остальное же нет.
- А как ты скажешь, - спросил он, - есть ли за пределами этих сводов что-нибудь нематериальное?
- Неизбежно, - ответил я, - ибо, поскольку наблюдаемый мир ограничен, пределом его условились считать свод сводов. Пределом же называют то, что отделяет одно от другого.
Следовательно, приходится сделать вывод, что нечто, находящееся за пределами небесного свода, должно как-то отличаться от того, что находится в его пределах.
- Так, - продолжил он, - если разум заставляет признать, что существует это нечто, нематериальное, то есть ли у него, в свою очередь, предел? Если есть, то до каких пор оно распространяется? Если же нет, то каким образом безграничное может быть преходящим?
и заснеженной улице, в городе, где художники рисуют рекламу для магазинов и киосков. На середине пути Писатель, лицом чувствуя ветер, спросил Поэта:
- Слушай, а может бросить все это?
Поэт помолчал, примеряя кусачий свитер сомнений, конечно же, знакомый и ему. Он был молод, всего двадцать, и максимализма и диалогов с вечностью в его стихах всегда хватало.
- Скажи, а ты знаешь...
- Нет, - удивился вопросу Писатель.
- Вот видишь.
Спасибо Поэту, он так быстро расставил все на свои неудобные места.
г. Североморск, 1999 год.
О таких вещах толковали мы некоторое время между собой.
- Все это чрезвычайно волнует меня, - молвил он.
- Кого это не смущало? - заметил я.
г. Каир, 1052 год.
.1.
Жаркий солнечный день и запеченный в нем вокзал. За вокзалом город, за городом горы. Дома, высокие и уставшие, лезут вверх по склонам, а шпили пирамидальных тополей торчат между ними как огромные зеленые карандаши. Под пыльной листвой южных деревьев расплавленный перрон, поезд на горячих рельсах. Он только что остановился, и из него, на асфальтовую твердь, мягкую и пружинящую, спускается множество ног, а так же сумок, чемоданов и тележек. Майки, шорты на белых ногах и очки на бледных лицах - люди приехали в отпуск, на юг.
Выйдя из вагона, парень возраста "молодой человек" с простительным любопытством отпускника огляделся по сторонам. Его взгляд, не ищущий причин, все же ненадолго выхватил из толпы пассажиров, аврально покидающих душный поезд, группу туристов. Четверо мужчин и одна девушка, обладатели больших "альпинистских" рюкзаков, вероятно, только что вышли из соседнего вагона. Могучая кучка, поставив свои необъятные рюкзаки на землю, напоминает большой камень, омываемый волнами порядком ошалевших после вагонной тесноты людей. Дружный вид альпинистов, а главное - девушка, высокая и стройная и, наверное, сильная - ее рюкзак ничуть не меньше, чем у остальных, притягивают взгляды. Поджарость спутников и предположение горного перехода, где она не будет обузой, подчеркивается ее спортивностью в степени, стремящейся к совершенству. Длинные волосы, конечно же, крашенные, но все-таки светлые, что называется - южный вариант, собраны в тяжелый и не очень тугой узел на затылке. Челка - признак колючей дерзости, а в глазах борьба спокойствия и любопытства. Чувствуя в себе смешение интереса и зависти, и цепляясь последним взглядом за гитару в чехле - необходимый атрибут походной романтики, парень двинулся к вокзалу.
И сразу же стал участником потока из людей и чемоданов, устремившихся в том же направлении. Чем больше детей и поклажи, тем медленнее движение, а у него только сумка через плечо, и обгоняя многих, он вошел в здание вокзала. Тугие двери - граница свежего воздуха. Внутри - духота, но заметный указатель "к автобусным остановкам" выручил его, и парень, не задерживаясь, прошел здание насквозь.
Выйдя из противоположных дверей, он очутился над привокзальной площадью, большой и жаркой, и над множеством автобусов всевозможных размеров и марок. Желтые городские гармошки, высокие солидные "Икарусы" - оранжевые настроения, "РАФики", "ПАЗики", голодная стая такси. Все пространство над площадью наполнено запахами выхлопных газов, жженой резины и горячего асфальта. Плотный шум машин, проносящихся по дороге мимо площади и вокзала - дальняя граница этого шумяще-подвижного мира. Слева расположился небольшой, но многолюдный торговый городок из ларьков самого свободного стиля, а дым мангалов и зонты-грибы обозначили несколько кафе. За ними виднеется сгущение людей - свидетельство оживленного привокзального рынка.
Парень спустился по широким ступеням - на площадь, к автобусам. Путь, естественно, лежит мимо прайда таксистов, и несколько горячих джигитов, прервав привычно ленивый и одновременно оживленный разговор, немедленно предложили свои услуги, вычислив в нем милитариста: "Куда еэхат, командыр?" Но парень вежливо отверг их активные предложения. Между автобусами и машинами снуют люди - загорелые отъезжающие и, как и он, бледные приезжие.
Нашлась нужная остановка, а на изучение расписания времени потребовалось немного - столбик чисел короток и ясен, ждать придется долго. Еще раз, скорее машинально, пробежавшись по сжатому столбику, он повернулся к шумящей площади - до отъезда много времени и его придется медленно убивать... но, неожиданно, вдруг, увидел, что в его сторону направляются двое: та, еще на перроне замеченная им девушка и один из ее спутников. В привычной быстроте походки, уверенных движениях, отсутствии жеманства - попутчицы смазливости, чувствуется сознающая свою привлекательность женщина.
Они, она уже совсем рядом, прошли, прошла к тому же расписанию, мимо него, несколько ошарашенного неожиданно увиденным образом и с удивлением вслушивающегося в возникшие вдруг, из ниоткуда удары собственного сердца. Проходя, девушка посмотрела на него, но, кажется, не заметила.
А он, еще бы, смотрит на нее. Время растянулось, сознание исчезло, уступив место восприятию: не все волосы попали в плен к заколке, кожа еще не тронута солнцем и загаром, а в голубых глазах понятные женские рифы. Ее движения соразмерны и сильны, стремительны, но не угловаты, она явно выделяется из дружных женских толп, поддавшихся моде и подчинившихся идее быть похожими на отмытых и приодетых, сытых хиппи, вялым поведением своим копируя дождевиков из теплых мелких луж.
Жарко, а от нее веет запахом костра и влажного гранита, а присутствие отвязного спутника лишь оттеняет предполагаемую романтику будущего перехода. Почти не сопротивляясь зарождающемуся вздоху, парень сделал шаг, другой... и ушел, оставив за спиной причину как всегда неожиданно возникающих и тревожащих симпатий.
***
Привокзальный рынок невелик, но очень оживлен, и разделен на покупателей и продавцов. Покупатели, в свою очередь, тоже разделены на две неравные части. Большая и подавляющая - приезжие, временные обитатели вокзала и его окрестностей, в разнообразии своем все-таки объединенные бледностью лиц, и меньшая - местные, в основном шоферы, работники вокзала и просто случайные прохожие. Ну а продавцы, люди разных национальностей, разнообразных форм загара, внешности, одежды, горбоносости - жители этого города, и они также соединены неуловимым сходством. Как будто они обладают особой, общей для всех них покровительственной окраской, объединяющей их в единое целое со своим городом, пыльными домами, жарким солнцем. Плоть от плоти, и здесь, на небольшом и толкающемся пятачке торговли они заметны - их меньшинство. Они статичны - оттого, что все привычно их глазу. Спокойствие и неудивление взгляда, незапрограммированного на поиск и запоминание необычных впечатлений, выдавливают их из слоняющихся вокруг толп путешественников. А в глазах последних ясно читается жажда отпускных приключений, южной экзотики и неотягощенной бытовыми заботами эротики.
Парень среди них, на стороне покупателей, и судя по изрядно покусанному лавашу в руках - довольно долго. Какая это вкусная вещь, лаваш - если, конечно, его не делали русские. Поддаваясь основным течениям и вынужденной неторопливости, парень движется без цели, но все уже изрядно надоело и, оказавшись у выхода, он покидает рынок. Суетливая толкотня и небольшая кучка мужчин с повышенной температурой тел, обступивших наперсточника, остались позади, а впереди виден вокзал и аллея, ведущая к нему, чуть в стороне от горячих железных параллелей, бликующих на солнце. Вереница скамеек под угнетенными жарой, асфальтом и бетоном магнолиями - их круглые кроны невысоки, и до листьев без труда можно дотянуться рукой. Пыль приглушает зеленый глянец, но яркие нескромные цветы похожи на колибри.
Людей немного, и самые удачливые прячутся от солнца в почему-то неплотной тени густой листвы, но все же все скамейки заняты, и сидящие смотрят на мир поездов и прохожих сквозь темные стекла. Козырьки бейсболок и поля вновь вошедших в моду соломенных шляп прибавляют тени, но бледные носы еще только готовятся к жертве ультрафиолету. Парень решает пройтись по аллее: ему слышны объявления и видно, как от прибывающих составов откатывают волны новеньких пассажиров.
Неторопливо шагая и не забывая о лаваше, он вновь с удивлением и с волнением замечает знакомую компанию - одна из дальних скамеек оккупирована будущими покорителями горных маршрутов. Грозного вида рюкзаки свалены в кучу, на скамейке пара мужчин, еще один пытается охладить свое тело в жидкой тени густой листвы. А девушка лежит на рюкзаках, точнее - полулежит, спрятав голову в тень, в руках ее газета - они разгадывают кроссворд, вместе веселее. А он идет мимо и опять смотрит на нее. Девушка спрашивает, ей отвечают, она смеется и записывает ответы. Надвигаются и остаются за спиной деревья, блестят на солнце рельсы, сам собой замедляется шаг... а может это время делает вежливую попытку остановить свой бег и тоже перейти на шаг?
Но быстрой походкой - вероятно, иначе ходить он не умеет, появился "тот, кто рядом с нею был". В его руках мороженое, на всех - и газета отложена, а в глазах девушки блеснула точная радость. Разговаривая, она пробует мороженное... но, что такое? На это невозможно смотреть?! Вторично споткнувшись, время сбилось с медленного шага, пришло в себя и прыгнуло вперед - и парень снова прошел мимо.
***
Снова привокзальная площадь, автобусы и люди, люди и чемоданы. У парня в руках, кроме своей сумки, еще и огромный баул, а рядом, с баулом не меньше, женщина, и ей чуть больше тридцати. И двое ребят, в лицах и фигурах похожие на маму - их руки тоже не пусты. В вытянутости старшего, в его подростковой голенастости проглядывается еще совсем недавняя, как будто это было вчера, девичья стройность матери. Все трое хлопают красивыми фамильными ресницами и пыхтят, стараясь не отставать от парня. Парень, как флагман, быстро ведет всех к автобусу.
Вот он, красавец "Икарус", обещание мягких кресел и уюта - в его больших окнах эти кресла даже очень хорошо видны. Приманка... но что это? Урчит мотор - и автобус уходит, неторопливо увозя своих надменных пассажиров. Словно театральный занавес, он медленно открывает приостановившейся четверке новую картину: как издевка, перед глазами предстают два весьма бывалых "ПАЗика". Их вид потрепан и работящ.
Парень взглянул на свою спутницу с баулом - хлопанье ресницами прекратилось. С трудом оторвав взгляд от "ПАЗиков", она растеряно глядит вслед удаляющемуся икарусовскому удобству. Но в ее широко, не смотря на яркое солнце, раскрытых глазах оцепенение несбывшейся надежды быстро сменяется улыбкой, еще немного - и там уже нет требований о помощи и просьб сочувствия, а лишь только сознание комичности ситуации. Все - она уже смотрит на парня.
"Бывает, - молча ответил тот, а сам подумал: - вот в этих-то глазах завяз и утонул твой муж".
- Мам, а это что, наш автобус? - спросил старший. Ребенку все равно, как ехать, а в маленьком и таком боевитом даже интереснее, но вальяжная шутка большого "Икаруса" задела и его. А у мамы вздрогнули ресницы - и она окончательно пришла в себя.
- Наверное, сейчас узнаем, - бодро ответила она, снова вопросительно взглянув на парня. Баул тяжел, и она переложила его в другую руку, а в голосе растаяли последние тени расстройства.
- Вперед! - скомандовал парень, так же переменив руку, и они двинулись к ближайшему автобусу. Внутри виднеются с десяток пассажиров, в основном женщин: они сидят и смотрят на проходящих и подходящих. У передней двери дымит небольшая кучка мужчин, и здесь же несколько детей, отвлекающих отцов от важного дела. У самого входа водитель-джигит выделяет себя не столько одеждой, а состоянием души: "Я на работе".
Подойдя к автобусу, парень разглядел прилепленную к лобовому стеклу картонку, а на ней название турбазы и две большие буквы: "МО". Теряя цвет, они медленно умирают под ярким солнцем.
"Наш" - кивнув, все так же молча сообщил он. И вот они уже у дверей, лениво охраняемых джигитом.
- Тертый калач, - ставя баул, произнес парень, имея в виду автобус, но при этом окинув взглядом водителя. Женщина согласилась - она уже достала сумочку - место для денег, помад и документов.
- Здравствуйте, а сколько стоит билет? - запыхавшись, но при этом спокойно задала она вопрос автобусному наезднику.
- Двадцат рублэй, - ответил тот, и в его голосе явственно прозвучало неоспоримое достоинство гор перед суетливой равниной.
- Мал золотник, да дорог, - как бы пожаловалась она, доставая деньги. Теперь согласился парень. Улыбнулись и стоящие рядом курильщики - видно, и они рассчитывали на более приемлемую форму передвижения и соотношение цены и качества.
- Пэрвый раз на Кавказе? - сгустил брови водитель, без счета забирая деньги.
- Здесь впервые, - ответила она, подталкивая детей к двери, - садитесь!
- Ну вот! Раз в жизни в горы выбралысь, зачэм же рублы жалэт? - сделал само собой разумеющийся вывод великодушный погонщик автобуса, и в его голосе послышался тембр каракулевой папахи.
- Вот уж точно, жалеть действительно нечего, - затолкав детей в автобус и хлопнув ресницами, согласилась она. Парень подал баулы, и они тут же заворочались в ее отважных руках. А ему билет достался молча, и он, как некурильщик, поднялся вслед - торчать снаружи не хотелось, торчать снаружи надоело.
Внутри дети, жены и чемоданы, а мужья в спортивных костюмах, а некоторые в шортах, стоят у входа, оголив бледные локти и колени. Семейный трайдент занял два сидения: впереди мама с младшим, все еще дергающая и толкающая баулы, а старший мальчик сзади. Он привстал, увидев парня.
- Идите сюда, я вам место занял!
Оторвавшись от сумок, женщина полуобернулась к сыну и, мимолетно смутившись, затем взглянула на парня и улыбнулась. Ее ли это идея или простая вежливость? Не все ли равно, и одним движением задвинув баулы как нужно и получив за это "спасибо", парень сел рядом с мальчишкой.
Перед ним окно и неспокойный затылок его маленького попутчика, а за стеклом все те же автобусы, приезжие, джигиты, и ставшее за долгое время ожидания незагадочным здание вокзала все так же плавится в воздухе. Дым сигарет, можно было бы выйти, но стоять просто так уже надоело. Он просто глазеет в окно и видит, как к автобусу торопится девушка и, как и они несколько минут назад, тащит за собой большой, на колесах, чемодан. Кажется, такие называются "мыльницами"? Его величина, ее каре и джинсы делают пару похожей на щенка, дергающего за хвост какое-то большое животное. Еще одно усилие - и они у автобуса, катящийся шум прекратился, но на победный вопль не хватило сил.
Внимание водителя и курильщиков переключилось на новый объект - она довольно миловидна и стрижка под мальчика ей явно идет. Но это не подросток - у нее все шансы найти того, кого она захочет - ведь ее уже хотят. Зашевелил усами вагоновожатый, но...
Вдруг сзади, быстро, резко, надвинулись марсиане. Огромные скафандры закрыли пол-окна. Но мелькнули светлые волосы в нетугом узле - и опять стукнуло сердце, однако время осталось на месте. Космические скалолазы обступили горца с гордыми усами, возвысившись над ним своими рюкзаками.
- Места есть, командир? - услышал парень бодрый и уже знакомый голос "мотора команды", "того, кто рядом с нею был". А ее спутники заглядывают в окна, снизу вверх.
- Эээ! Еэст, еэст, - недовольно выдавил джигит - ведь он вынужден оторваться от созерцания мамзели с чемоданом! Но ничего - среди обступивших он разглядел блондинку.
- Тогда пять билетов!
Скорость слов у Мотора не меньше скорости его шагов.
- Старина, - послышался тихий, но внятный голос одного из соратников.
- О, пардон, - извинился Мотор, заметив совершенно потерявшуюся между ними девушку. Кажется, и чемодан ее стал немного меньше. - Мы, наверное, влезли без очереди?
- Наверное, - помедлив, ответила она, глядя на рюкзаки, как на горы. - Но мне, наверное, лучше посторониться?
- Как скажете, - с готовностью поддался тот. - Но мы сейчас снимем это, и вы увидите, что мы не такие уж и страшные.
- И все-таки я пропущу вас.
- Мы настоящие мужчины и займем вам место, - снова продемонстрировав мгновенную реакцию на согласие, Мотор снял рюкзак, кивком головы указав светловолосой на водителя. - Вы только в другой автобус не сбегите.
Его примеру последовали и остальные - рюкзаки приземлились на пыльный асфальт, а водитель, шевельнув усами, неодобрительно выдал:
- В конэц салона. Все там сложитэ, и сами сядитэ.
- Об чем разговор?!
Мотор запрыгнул на ступеньки и скрылся в автобусе, тут же за ним последовал еще один бывший марсианин, третий остался в дверях.
- Здесь есть салон! - с нотками спокойного заговора, тихо проговорил девушке с чемоданом четвертый, ведь она - объект его благородства.
Рюкзаки, быстро, из рук в руки, перенеслись в обозначенный джигитом конец и образовали кучу у задних сидений. Туда же отправился и чемодан - хозяйка не сопротивлялась. Она хоть и подстрижена под мальчика, но "четвертый рыцарь" уже почувствовал на себе ее взгляд, оценивающий и испытующе приветливый.
- Пойду, покараулю чемодан, - замявшись, сообщил он, и скрылся в дверях автобуса, предчувствуя начало неуютной паузы.
А вслед ему смотрит - парню это хорошо видно из окна, та самая, высокая и светловолосая. Кажется, ей на миг показалось, что тренированное тело ее знакомого, сильное и выносливое, поразила какая-то бацилла? И это произошло вот только что, на ее глазах - в движениях появилась неловкая, мешковатая активность. Может, он сделал лишний шаг? Шаркнул, желая задержаться рядом с симпатичной незнакомкой? Остаться, подчиниться случайной воле судьбы и почувствовать временный и от этого завораживающий вкус иной жизни?
Она расплатилась с джигитом, но решила подождать источник избирательной инфекции - обладательницу большого чемодана и стриженого затылка. Тем более их бросили - троица занимается укладкой рюкзаков в автобусе, а четвертый ретировался, испугавшись возможной скованности.
***
За смешением багажа и душ наблюдает парень. Ему хорошо видны обе, уже о чем-то болтающие девушки - локальный полюс свободной красоты. Бросается в глаза их непохожесть - они разные, но каждая по-своему притягивает взгляды. Отдать предпочтение кому-либо непросто, но его субъективный взгляд, конечно же, запутался в светлых волосах. По случаю вспомнив о благородстве форм, отвисшие мужские животы постарались занять приемлемый объем в пространстве, удивляя мышцы пресса давно забытой работой. Распрямляясь и борясь с привычной сутулостью, проскрипел чей-то позвоночный столб. Кажется, что даже в маленьком автобусе проснулся дух отважного ослика - не менее отважного, чем сам отважный Санчо Пансо.
Но вот, шевельнув усами, очнулся водитель и предложил занять свои места, помогая словам ленивыми жестами - как пастух, неторопливо загоняющий в загон небольшое и послушное стадо.
Девушки уже в автобусе - они вошли первыми, поддавшись галантности мужчин. А те, в свою очередь, отпустив на волю животы, торпедируют остатками сигарет урну, уставшую удивляться неметкости окружающих. Проходя между сидений, вероятно перед самым отпуском испеченная блондинка вдруг заметила знакомое лицо, и это неожиданно для нее - кроме своей группы она никого здесь не знает. Взгляд, воспользовавшись мгновением бесконтрольной свободы, остановился на молодом парне, а затем и на мальчике рядом, у окна. Парень тоже взглянул на нее, и встреча глаз дала объяснение - она вспомнила, что видела его недавно, на остановке, у расписания. И еще она поняла, что молодая женщина, сидящая на сидении спереди, с мальчиком лет шести, мать и того мальчишки - они похожи друг на друга красивыми ресницами. А парень здесь случаен, просто сидит рядом. Все это в течение полушага пронеслось в ее голове и зачем-то упало незаметным зернышком в огромном складе человеческой памяти.
Ну а впереди, согласно предписаниям джигита заняв задние места, ее и ее новую подругу ждет великолепная четверка. В маленьком закутке у дверей выстроилась рюкзачная пирамида, больше похожая на груду брошенных саркофагов, но с претензией на надежность в кладке. Чемодан аккуратно поставлен рядом. Привычно наведя бритвы дорожного остроумия, веселые жрецы ждут своих жертв - и они уже на подходе. Скрипнув слабым несогласием, поролон сдался без боя, позволив упругому телу светловолосой быстро занять удобное положение. Она села на заднее сидение, подсев к троице мужчин, и ей виден весь салон и случайный затылок парня в разнообразии голов. А вот новая знакомая устроилась напротив, выбрав в соседи кроткого "д`Артаньяна", не забыв о том минимуме рыцарских качеств, проявленных им по отношению к ней и к ее чемодану.
Но троица и светловолосая быстрым хором взглянули на сладкую парочку, и спонтанная бесцеремонность несколько смутила их товарища. Тем временем его симпатичная соседка, умащиваясь рядом и делая при этом массу лишних, но притягательных для мужских глаз движений, почувствовав внимание напротив присяжных, сразу же нашла поддержку нейтрального адвоката в лице своей попутчицы.
- А мы вас заждались, совсем. Думали - не придете, - прерывая общее молчание, вежливо грохнул Мотор, играя взрывоопасностью в голосе.
- Волнуемся, в окошко смотрим, - почти зевнув, подал голос мушкетер, сидящий у окна.
Посмотрев на него, улыбнулась светловолосая. Улыбнулась и новенькая - причина легкой гусарской атаки.
- Так нельзя, - серьезно проговорил третий задний, - мы жеж живые люди.
- Сергей особенно живой, - пояснил соседке защищающий ее д`Артаньян.
- Сергей, - привстал Мотор, протягивая руку, и стал Сергеем.
- Люда, - поймала его ладонь девушка, - я заметила.
- Борис, - снова серьезно и даже значительно произнес сосед Сергея, благородно склонив голову.
- Тоже живой, но не такой серьезный, как кажется, - прокомментировал еще безымянный д`Артаньян, - пугает. С Леной вы уже успели познакомиться, ну а вон то приоконное существо с хитрым взглядом зовут Игорем.
- Игорем звать, - подтвердило "Существо", благодарно посмотрев на товарища, - всегда приятно услышать о себе что-нибудь хорошее.
- Согласна, - в тон ему ответила Люда. - А как зовут вас? - спросила она соседствующего д`Артаньяна, придав интонации заметную тень интереса.
- Кешей его звать, - не давая раскрыть рта приятелю и выделяя слово "звать", сонно, но точно вставил Игорь-Существо.
- Иннокентий, - солидно подтвердил Борис.
- Убедили, смешное имя, - сдался Кеша-д`Артаньян.
- А мне нравится, - естественно и просто не согласилась Людмила, звякнув стеклянными кирпичами в той прозрачной и невидимой стене, которая, возможно, очень скоро отделит по случаю благородного Кешу от его не менее благородных товарищей.
Заворочался двигатель - и, кажется, вовремя. Закрываясь, вздохнули двери, и в салоне от этого стало жарче вдвойне, а из-за водительской перегородки показались голова и плечи джигита:
- Всэ здэс? Ныкаво нэ забылы? - с пастушеской заботливостью вопросил он и, приняв молчание за согласие, вынес гагаринский приговор:
- Тогда, поеэхалы!
Скрежет сцепления объявил собравшемуся сословию отпускников о продолжении их путешествия, автобус тронулся, а вокзал, как надоевшая декорация, покатился назад.
***
Дорога! Позади остался город, а затем и пригород. Мигнули последние светофоры, тонированные стекла аэропорта намекнули о прохладе. Отразив в себе солнце, быстро промелькали большие прямоугольники воды, напомнив недавние вагонные окна. Здесь растет форель, которой кормят туристов в прибрежных ресторанах от Адлера до Туапсе, а возможно и дальше. Приблизившись горы, как бандиты, набычили свои шеи. Подъем становится все круче, начинается серпантин, но твердая рука джигита не отпускает двигатель с высоких оборотов, и он ревет, как болид формулы один. Слева скалы, справа пропасть. Резвый "ПАЗик" обгоняет неповоротливые "Икарусы" и прячется в карманах, пропуская встречные машины. Пассажиры, и не только дети, прилипли к окнам - восхищение и зримое чувство опасности переполнило их. Людмила вцепилась в руку отважного Кеши, и притворства в ее страхе немного. Автобус покачивает и заносит, но бесстрашные дети визжат от восторга. Лена, решительно вытолкнув Игоря, заняла место у окна, и теперь ей видны сыпучий край дороги и дно пропасти с тонкой извилистой лентой реки в глубине.
Дорога все выше, а пропасть все глубже, и река постепенно из голубой ленты превращается в синюю нить. Если с такой высоты сбросить нового русского - вместе с его мобильным телефоном, то он вполне успеет надиктовать завещание своему нотариусу где-нибудь в Лондоне, вспомнив в полете всю родню и братву. Горный этап - страшно, но интересно. Будь то горячий Кавказ или широкий Тянь-Шань, громадный Тибет или флегматичные Альпы, везде горные водители гоняют по своим опасным дорогам чрезвычайно быстро и с привычной им смелостью, граничащей - на взгляд их равнинных собратьев, с безрассудством и преступлением. Так что естественность остроты впечатлений, получаемых сейчас людьми в автобусе, не идет ни в какое сравнение с искусственными высотами американских горок. То ли еще будет, когда покатитесь вниз!
***
.2.
Вечер. Солнце рано и быстро спряталось за высокий склон, словно за угол. Потемнела жесткая синева короткий сумерек, и сине-зеленая хвоя потеряла свой цвет. Ненадолго усилив резкость очертаний, контуры деревьев растворились в наступившей черноте. Засветились холодные спирали звезд, пойманные в изломанную треуголку горизонта, а в гараже перестал потрескивать уже остывший автобус.
Пассажиры, получив белье, ключи и ужин, и заселив номера, превратились в постояльцев. Горячая вода смыла усталость дороги, и наступил их первый вечер на турбазе. Все последнее время находясь в непрерывном движении, они вдруг врезались в тишину и неподвижность. Почувствовав сыроватую муть пустого времени, парень быстро выяснил расположение злачных мест - у соседей, живущих здесь уже несколько дней и от этого ставших бывалыми туристами. Легкая помятость лиц и различный цвет стекла бутылок на балконе обозначили долгую борьбу предпочтений - методом проб и ошибок до дна.
И вот он снова на ступенях, на этот раз турбазы, а за спиной, блеснув электробликами, алюминиево звякнули стеклянные створки входных дверей. Здание закрыто огромными елями, их большие зеленые лапы нереально покачиваются в искусственном свете невысоких фонарей. А может, это ели так высоки?
Шум. У входа, на скамейках множество мам, сидящих и смотрящих за беспорядочно бегающими детьми. Атмосферу большого двора подчеркивают сохнущие результаты коротких стирок на нескольких балконах. Детская суета опасна: едва не сбив парня с ног, мимо пронеслись два брата-пилота, по автобусу знакомые реактивные мальчишки. Мама тут же, рядом, на скамейке. Баулы, тяжелые, но необходимые, стоят в номере, и теперь она отдыхает в светлом пятне фонаря. К женственности вернулось спокойствие, и только электрические тени длинных ресниц вздрагивают на щеках.
Они заметили друг друга и улыбнулись, как хорошие знакомые. Возможно, парень симпатичен ей, да и она молода и красива... но дети, и симпатии так и останутся симпатиями. Интерес в ее взгляде спокоен, а глубина глаз предсказуема и неагрессивна. Парень подошел ближе.
- Добрый вечер, - поздоровалась первой она, и ее ресницы узнаваемо шевельнулись.
- Здравствуйте.
- Вышли воздухом подышать?
В ее вопросе послышалась едва заметная двойственность, впрочем, совершенно ее не касающаяся.
- Можно и так сказать. Пива хочется.
- С вами все ясно.
- Да, все очень просто.
- Смотрите, не увлекайтесь чрезмерно.
- Ну что вы. Пиво - не самоцель.
- Тогда желаю успехов.
Она усмехнулась, а парень кивнул, соглашаясь - игра в вежливость и в "вы". Слышны звуки музыки, и проходя сквозь строй колючих исполинов, высокие частоты запутываются в иглах. Доносятся лишь низкие басы, громкие, но какие-то нездоровые, выдающие преклонный возраст динамиков.
- Пойду на звук, - извинился он.
- Идите, - разрешила она, и парень, еще раз кивнув, двинулся вниз по склону, по дорожке, навстречу охающим ударным. А к ней подбежал старший из пилотов - он увидел удаляющегося парня. Мальчик запыхался, игра с новыми друзьями увлекла его.
- А куда дядя Леша пошел?
- На охоту, - ответила мама, со спокойной любовью глядя на сына.
- А мне можно с ним? - в детских словах искренний порыв и вечное движение.
- Тебе еще рано, - улыбнулась она, и в голосе ее быстро исчезла легкая грусть, как прежде, днем, в глазах растаяла обида на так бесцеремонно уехавший "Икарус".
***
Турбаза. Спальные корпуса, столовая, гараж, склады, административные здания скупо разбросаны по склону горы, ели выше самых высоких крыш. Все постройки, разноэтажностью своей подчиненные склону, торчат как авитаминозные зубы.
Парень, спустившись по длинной лестнице, пройдя по извилистой дорожке, а затем еще по одной лестнице, оказался у стойки бара. Питейное заведение, в недавнем прошлом бывшее летним кинотеатром, так же подчинено склону. От бара, вниз, амфитеатром спускаются несколько рядов столиков, белые стулья, и все это заканчивается сценой и небольшой площадкой перед ней. Просто и симпатично.
Источник размазанных звуков - большие профессиональные колонки, вероятно наследство умершего кинотеатра. Они чернеют на сцене, по краям вогнутой стены-экрана. Когда-то, сопровождая изображения чувств на белом, невидимые в темноте ящики вибрировали голосами мужественных киногероев и прекрасных киногероинь. Сейчас слова те же, но музыка в три аккорда, а песни в три куплета, ну а затаивших дыхание зрителей сменили вкушающие посетители.
Вместо крыши все тот же звездный купол, темная лесная стена стреляет светлячками. Их ловят дети, позволяя родителям за столиками спокойно загружаться алкоголем. Пустые пластиковые бутылки из-под лимонада наполнены живым светом и чудом, и крылатые заключенные вспыхивают и гаснут в прозрачных тюрьмах, разделяя мир детей и взрослых.
Здесь же обезжиренные спортсмены в фирменных трусах и усталых позах, и подсевшие к ним дамы. Компания черноволосых местных в светлых глаженых тонах, белые и чистые футболки обтягивают их мохнатые и весьма гордые животы.
Джентльмены, дамы, джигиты, все пьют и закусывают, и несколько лиц знакомы парню по автобусу. Дружная группа покорителей гор оккупировала один из столиков, отгородившись от внешнего мира и звуков музыки спинами. Но не от его взгляда - она там. Четыре плюс два, но они уже не так бросаются в глаза - нет рюкзаков, и нимбы романтики над ними заметно потускнели.
А парень заметил знакомую пару - мужчина и женщина, и даже издали - муж и жена. Они ехали в автобусе, рядом, и помнится, перекинулись с ним несколькими фразами - о езде, водителе и серпантине. Женщина помахала рукой, мужчина кивком головы пригласил за столик. Почему бы и нет?
Полная кружка пива глухо стукнулась толстым донышком о полированную стойку бара, лещик с вежливо-вяленым удивлением сухо ударился тонкими ребрами о бумажную тарелку. Получив плату, темные волосы барменши метнулись вслед за белой блузкой - на другой конец стойки. Там ее уже ждет клиент на нетвердых ногах и с плавающим взглядом, но с вполне определившимся желанием добавить. Взяв, наконец, то, о чем так мечталось в жарком автобусе, а затем под горячими струями душа, парень направился к гостеприимному тандему.
- Присоединяйтесь, барон, присоединяйтесь, - выдвинул свободный стул мужчина. Испугавшись самоуверенного вида пузатой кружки, проценты благородства дешевого, но вкусного южного вина насупились в зеленом стекле бутылки. Лещик со смиренным взглядом все понимающего старого интеллигента брякнулся рядом с толстостенной плебейкой, прохладной и влажной, а нетронутая пока пена, манящая своей короткой свежестью, лопаясь пузырьками, почему-то напомнила о холодном расчете и такой же, как и она, пена, бесстрастности непорочного зачатия.
- Алексей.
Взлетели брови смеющихся глаз, прыснула мадам, а Алексей непонимающе уставился на обоих.
- Тезка, - протянул руку мужчина-муж.
- Понятно, - согласился с рукопожатием Алексей-парень.
- Света, - чирикнула Света-жена.
В ее крови бунтует красный алкоголь и сахар, и она непривычно для себя, не по-домашнему активна. Вообще семейные пары представляют на отдыхе немалый интерес. В туристической группе, волею случая и согласно купленных билетов сбиваются в кучу очень разные люди, а через двадцать дней, когда приходит время прощания, становятся почти родными. За эти, так непохожие на приевшуюся обыденность дни, когда никто никому ничем не обязан, спонтанное сообщество создает свой, замешанный на солнце, море, вине и сексе, почти позабывшейся свободе и независимости от сплетен мир, временный и конечный.
Троица за столиком - частичка этого, уже зарождающегося в черноте позднего вечера мира. И если парень - свободный фотон, блуждающий по радиусам случайных знакомств, то тезка-Алексей и его жена-Света - полноценный атом, плюс и минус семейной жизни. Возможно неравное, но вполне устоявшееся за годы брака единство сил, центробежных и центростремительных, со стороны выглядит несколько комично, но весьма необходимо и приемлемо для внутреннего употребления.
Нейтрино-дети поручены бабушкам, и растворенное в вине чувство возможной безответственности, смутное и полузабытое, легко волнует их здесь, в темноте наступающей ночи, под белыми звездами, пробуждая желания и воспоминания.
Муж, давно воспринимающий как данность ежедневную, полную тарелку супа и ничем непоколебимое постоянство чистоты воротничков форменной рубашки, со спокойным удивлением смотрит теперь на свою жену, немного хмельную и почти неверную, как капитан на подтаявший айсберг. А Светлана, привыкшая к лицам и квартирам подруг, сейчас немного нервничает - вокруг много незнакомых людей и громкой музыки. Ей хочется внимания, и она чувствует обновленный новым местом и путешествием интерес мужа к себе. Но она не против большего, а чего именно, того не узнает ни муж, ни третий лишний. Лишний ли... а не распечатать еще бутылочку вина в начале южной ночи?
- Везет мне на Лехов, - соразмерив в длинной паузе возникший вопрос с выпитым вином, продолжила она знакомство, - как же мне теперь вас различать?
- На ощупь, - предложил ей муж. - У моей половины в известном состоянии трудности со зрением, - пояснил он Алексею, - придется потерпеть.
- Потерпим, - согласился Алексей. - А вообще-то меня иногда "А-Ка" называют.
- Почему? - созвучно вопросу удивилась Светлана.
- Стреляю быстро. Правда, по черным кружочкам и из спортивной винтовки. Но враги завидуют. Да и фамилия у меня страшная, как раз на "Ка" и начинается.
- В самом деле, ужасная? Чем же?
- Да так, ужасная, и все. Долго объяснять, - запросил мира Алексей.
- Ну ладно, "А-Ка" так "А-Ка", разберемся как-нибудь. Правда, Свет? - подвел черту тезка и, перегнувшись к самому уху Алексея, шепотом, хорошо слышимым сквозь музыку, произнес, со значением нажимая на последнюю букву:
- Главное, чтоб не "А-Ка-эМ"!
Шутка военная и граничит с оскорблением. А он доволен собой, он уже откинулся на спинку стула, наслаждаясь собственной, как он думает, острóтой, южной природой вокруг и парами вина внутри.
"Надо выпить!" - подумал Алексей и, поманив к себе собутыльника, тихо проговорил ему в ответ:
- Главное, чтоб не "А-Ка-У".
- Согласен! - засмеялся собутыльник, радуясь внятным пошлостям и снова - природе, парам, удобной спинке стула. - Ну! Чтобы всем?
- И без разбора, - в тон поддакнул Алексей. Общие темы найдены, разговор запущен, а вино и пиво отправились внутрь, разогревая, охлаждая, веселя. Светлана не вмешивается, понимая, что джентльмены пошлят меж собой, снисходительно оберегая ее женский слух.
Легкий алкоголь несвежего пива, быстро пройдя сквозь стенки желудка - как будто их нет, едва ощутимо зашумел в голове, подарив телу расслабленность и спокойствие. Запахи асфальта, пропитанного бензином и автомобильными маслами, втертой в него горячей резины, пыльных построек и потных шагов, запахи прошедшего в сутолоке дня остались позади, внизу, в долине. Вокруг теплая вечерняя свежесть и даже мангал не нарушает природного спокойствия. Дым долго и бесцельно клубится над кочегаром в белом халате и медленно остывает в высоком воздухе, теряя по дороге искры. В нем не чувствуется сырости бревенчатого дома, он не борется - как его северный собрат, с жестким утренним морозом или ночной стужей, не проникает, предательски, в трещинки на белых наличниках, рожденные зимними холодами и солнцем. Он безвреден и приятен, и как сытый беспризорник, лениво шастает между столиками, поддаваясь случайным движениям воздуха и радуя жующих, запахом оставаясь в мясе. Дым кавказского отечества - он здесь уместен и даже необходим. И кажется, что вот прямо сейчас из лесной темноты на свет выйдет сухой старик в каракулевой папахе, большеносый и седовласый, с вязанкой дров в еще сильных руках. За долгие годы он растерял свою былую горячность, тут же, на склонах, в труде, женщинах и ударах кинжала, но взгляд не уставших от жизни глаз мудр и спокоен. Может, он что-нибудь скажет на своем гортанном, непонятном, пугающем языке? Вряд ли. Да: "жить бы здесь и удить бы рыбу" - кажется, так когда-то проговорился Хома Брут за три ночи до своей смерти. Но музыка из звуков "Му" и несложный бой барабанов разогнал видение.
Любя всех, от столика к столику слоняется лохматый турбазовский пес, привыкший к вечерним подачкам. В разговоре выяснилось, что новые знакомые с Новой Земли, гоняют в подземельях вредный атом, и тезка, глядя на собаку, уже рассказывает какой-то длинный случай из своей суровой северной жизни.
-...замерзает, и зимой там делать нечего. А весной, когда потеплеет, лед растащит, мы туда вертолетом вылетаем. Там у нас хибарка есть, пост наблюдения называется, и летом там постоянно сидит человечек. Ну вот, прилетели мы туда с мичманом, выгрузились. Вертолет улетел сразу же, а мы потихонечку коробки в дом таскаем, а их море - на весь сезон. Вокруг никого, пустота, подтаявший снег да скалы, и вода, там, внизу.
- "На плато Расвумчорр не приходит весна, на плато Расвумчорр все снега, да ветра?"
- Да, и автомат, один на двоих. В общем, коробки носим, никого не трогаем - а некого трогать, и вдруг слышим - рррыык со стороны пролива. А там бугор такой, и откос, к воде под горку нужно спускаться, и на этом бугре стоит псина. Здоровая... Худая... Зубы оскалила и на нас смотрит, и рычит так, негромко. Даже не на нас смотрит, а как бы насквозь, как на еду. Видно, зимовала здесь, песцов ела, а теперь вот мы подвернулись. Взгляд такой нехороший, хищный, неподвижный. У нас там, в поселке, без лыжной палки на улицу не выйдешь, а тут черт знает где.
Мы сразу почувствовали себя фаршем, коробочки тихонечко поставили - мичман за автомат. А псина стоит к нам как бы боком, поджарая, большая. Мичман - бабах! Я смотрю - у нее шерсть на боку, так, пууфф, как от ветра, а потом бах - дырка. Он одиночным пальнул. Ее выстрелом туда, вниз, к воде отбросило, слетела моментально, и все, и не видно ничего.
Ну, мы так друг на друга поглазели, поудивлялись, но автомат далеко прятать не стали - и снова за коробки. Вдруг слышим - опять рычание, жуткое, громкое уже. Видим - псина из-за бугра появляется, голова сначала, тело, и к нам. Мичман коробку бросил, за автомат сразу же, и в лоб ей - бах, бах! Два выстрела. Ее опять пулями, как пинками, обратно вниз сбросило. Мы такие стоим, друг на друга уставились, он автомат уже из рук не выпускает, ждем чего-то, застыли. А оттуда, снизу, снова - рррааа! И топот! Земля, блин, трясется! Мы как ломанулись в дом, быстрее звука собственного пука, чуть из штанов, пардон, не повыскакивали. Никогда в жизни я так быстро не бегал!
А на окнах ставни - там ветра зимой, а особенно по весне очень сильные, стекла просто выбивает. Все ветра да снега, все по-честному. Но дверь открыта - мы же туда ящики таскаем. Как влетели - не помню, помню - что вот мы перед дверью, а потом раз - и мы внутри, и дверь на засове. У меня от страха чуть ли не полные штаны, ставни закрыты, с солнца не видно ничего.
Вдруг в дверь с той стороны - бабах! Нам показалось - дом покосился. Зверюга внутрь ломится, съесть нас хочет! Нас от двери как взрывной волной отбросило. Мичман в автомат вцепился, на автоматический перещелкнул, а у меня яйца, мильпардон, так вжались - дышать мешают. Я же точно видел все три попадания! А дверь - ходуном, а рычание - не передать! Собака баскервилей отдыхает. Но потом от двери отошла, вокруг дома еще потопала - а мы это, прикинь, изнутри слушали, и затихла.
А мы в доме еще долго сидели - страшно. Но в конце концов дверь приоткрыли и выглянули. Мать честная... все крыльцо в кровище, и вокруг тоже набрызгано, а зверюга лежит, недалеко так, и вроде мертвая уже.
Слушай, тезка, в жизни я такого страха не испытывал! Я ее палкой лыжной тыкаю, а мичман ее на мушке держит, представляешь картинку? Такой вот сверхъестественный случай. А главное - все три пули прошли. Первая ей бок пробила, насквозь - дыра с той стороны со стакан была, а из двух других одна в грудь попала, а вторая ей челюсть оторвала, нижнюю. Так что съесть она нас уже не смогла б, даже если б достала, но перетрусили мы - насмерть!
- Да, жутко интересная история, - согласительно кивнул Алексей. - А правду говорят, что если вывезти новоземельскую лайку на большую землю, то она обязательно помрет, не выдержит благоприятных условий жизни?
- С собой многие забирали, привыкаешь же к ним, но слышал я, что приживаются они и в самом деле, плохо. Бомжи, говорят, тоже от бани мрут. Так что если не на севере, то долго не живут. Да и живность всякую едят - не отучишь.
- Они большие, на лаек совсем не похожи, - решила поучаствовать в разговоре Света.
- Ты же видел обыкновенных лаек, у вас-то они есть? Или по телеку покажут, хаски там или самоедов, выращивают их где-то за границей. Там, где снега нет! Или в Москве. Небольшие собачонки, правда? А охотничья еще меньше - что ей белку облаять? Но там же - слоны, буцефалы шерстистые.
- Они на медведей больше похожи, - опять поучаствовала Света.
- Есть такой закон природы, - теперь решил поумничать и Алексей, - что чем дальше на север, тем больше размерчик. К примеру: уссурийский тигр больше чем бенгальский, а русский медведь больше чем кавказский.
- Мамонт больше чем слон, - вставила верную женскую мысль Света.
- Да, - согласился и с этой мыслью Алексей.
- Может быть, - задумался о законах природы тезка. - Там такие псы бывают, ничуть не меньше сенбернара, а ты видел, как эти сенбернары ходят? Вот-вот развалятся, и глаза, как у алкашей. А наши... крепкие, лобастые. Был у нас пес по кличке Пират, рыжий, одноухий, весь в шрамах. Так он один мог белого медведя держать. Бегает вокруг и за задницу кусает. Я вот подумал - а не подарить ли миру новую породу, "островная лайка" называется? Так получается, что это единственная собака, живущая в естественных условиях.