Гусеница. Куколка. Бабочка. Не все три являются предметом восхищения. 
  Но кто сказал, что рождённый ползать, летать не сможет? 
  Гусеница - куколка - бабочка - это как есть путешествие личинки в царство небесное с пересадкой. 
  Протестовать против того, что Земля творение божье, - совсем не то же самое, что верить в то, что она выгребная яма на задворках вселенной и человечки в ней как есть все личинки. 
  
  Может и не виновата Яма ни телом, ни духом, да уж больно лестно над нею потешиться, поглумиться. Дескать, рождаются из её дерьма с серьёзным видом мужья великие: Энштейны, Канты, Македонские. 
  Не столько противно, сколько обидно. 
  Шевелящаяся мягкая масса - незаметное серое, медленно обволакивающее, и на тебе: юная гибкая тень, оставляющее зловеще глубокие следы-дыры на зелёных листьях.
  
  Без восторга смотреть нельзя: мощь, какая. Целомудренная.
  Похоронный марш Шопена заглушает своим аппетитом - хрум - хрум - хрум. 
  Без слёз слушать невозможно сие утробное чавканье. 
  Студенистая масса шевелящихся личинок. Как бы сказали в старину: "Жидкого замеса". 
  Вся сосредоточена на одном: жрать и размножаться. 
  Видать, на заре развития своего пропустила она возможность стать дойной коровой. 
  Это несколько мешает логически красиво о ней мыслить - оторопь забирает. 
  Причудится вот такая мягкая, жирная, несуразная нелюдь-гусеница - и заснуть будет страшно. Того и гляди, не сегодня-завтра разлагаться начнёт. 
  Тут же какого-нибудь человеческого слова хочется - наваждение развеять. 
  Но нет никого. Некому его вымолвить. 
  Один ветер восточный. Правда, доносит обрывки фраз:
  - Непонятно.
  - Поживёшь, поймёшь.
  - Да что вы? Ну-ну! - и опять Яма улыбается бабочкой косоглазо. Трепещет крылышками маленькая, солнечная, пёстрая, что едва улавливаешь глазом, но ощущаешь всем существом: а может это вовсе и не улыбочка? 
  Может, Яма не яма вовсе? "Жидко замешена". Так ведь и солнце жидкое. 
  
  Словом, у каждого свои сновидения. Не всегда они кончаются плачевно.
  Зашипело что-то предсмертным шипом, палёным запахло - шутка.
  
  Но, как сказано в роскошной главе великой книге Природы: "Нельзя умереть, не съев тонну говна".
  Труднее всего двигаться на первый звук слова, на первый порыв ветра - туда и обратно, преград не встречая. 
  Кто же, какой дебилёныш, по собственной воле пожелает признать себя посредственностью - личинкой, которая, в свою очередь, порождает больше проблем, чем способна решить. 
  С ней обязательно должно быть что-то не так. 
  
  Если видишь тварь дрожащую, одиноко бредущую не знамо куда - знай, это ты. 
  Ой, опять шутка! 
  
  Никто сегодня не будет жертвовать своими яйцами ради того, во что верит. Самое лучшее влюбиться и застрять посреди дороги - окуклиться. 
  Но кто захочет расстаться с родным членом ради призрачных крылышек? Променять вечный сон на одно мгновение жизни? Да никто. 
  
  Тосковали твари, слёзы проливали, чуть ли не до скончания века, пока слёзы им в радость не стали. 
  А зачем? Так надо было. Чтоб Ямка не обмелела, чтоб Океан не высох. Вот он, по сей день у ног - мурлычет песнь свою колдовскую дремотную, убаюкивает разум бирюзовыми волнами.
  
  А в жёлтом домике всегда распахнуты окна, двери, и грудастый голос словоохотливо по-бабьи зазывает:
  - Эй, новенький, подите-ка сюда! Милости просим! 
  
  Какие-то тёмные, жаркие, обрывочные мысли поселяются в головах и рисуют картинки.
  То, вот, мать подняла малыша повыше в зоопарке, чтоб он лучше зверей рассмотрел, и роняет его в клетку, а вот новый бомбардировщик летит, и тут же причёски и макияж на церемонии вручения премии Оскар. 
  А зачем? Так надо. 
  
  Похоже, зелёная купюра окончательно прикончила самопожертвование в сердцах тех, у кого оно ещё теплилось. Похоже, величайшая защита от зелени - в нижайшем к ней поклоне. Поклон ниже живота гусеницы.
  
  Может, я старая кошёлка чего-то недопонимаю в силу своей провинциальности? 
  Мечтала когда-то о крылышках бабочки, но вовремя остановилась. У бабочки же нет дороги, только полёт. 
  Теперь мечтаю об изящных туфельках. Куплю, обязательно куплю. 
  Буду мечту носить на ногах и топтать её, как топчу сейчас Яму. 
  Она, несомненно, подозревает, что я живу в своё удовольствие, а это не прощается. 
  
  Яма жестока, безгранично жестока. И слово "мертва" - жестоко. Его следует произносить только один раз, потом следует молчать, исчезнув в себе, как исчезают все за свои шелковистые стенки кокона. 
  А иначе никак. А иначе сойдём с ума и поубиваем друг друга. Хотя, мы и так убиваем.
  Запахло жареным луком - шутка.
 |