Аннотация: Вообще-то я никогда не пишу о любви..но так уж вышло/ разводя руками... :)))
Лис
(история не-любви)
В тот день, когда они с Лис расстались навсегда, она сидела у него на кухне, пила чай и ела сгущенку прямо из банки маленькой ложкой на длинной ручке. Они еще ничего такого не подозревали о своем общем будущем, просто наслаждались утром. Была поздняя осень, та самая осень, от которой никогда не знаешь, когда ждать дождя. В последние дни солнце оставалось еще ярким и навязчивым. Сквозь оранжевые полосатые кухонные занавески на лицо Лис падали его лучи. Тени от них ложились причудливыми узорами на ее щеки, плечи и грудь.
Владик наблюдал, как она ловила теплым розовым языком сладкие струи, стекающие с ложки на стол, облизывала пальцы и жмурилась от удовольствия. Владик не знал, почему она ему так нравится. С ней всегда было весело. А Лис... Никогда не знаешь, что в голове у этой девчонки. Похоже, она любила в нем отражение самой себя. Она часто говорила ему, как сильно он ей дорог. Улыбаясь, заглядывала ему в глаза, близко-близко, чтобы посмотреть, какое впечатление производит на него. Владик не понимал одного: почему? Он совсем ей не подходил.
Владику было двадцать. Его богатства: располагающая внешность, обаятельность, серьезность. Недостатки: умный, много размышляющий и мало делающий, к тому же обреченно талантливый. Владик все время что-то сочинял: музыку, стихи, рассказы. А еще, он знал все, а это уж слишком для молодого человека. Однако Лис им восхищалась. Она так и говорила: "Ты неординарная личность!" Говорила так, как могла только она. Он знал, что это неправда, но ей трудно было не верить. У Владика не было дурных привычек, кроме одной: он много думал. И не только о жизни, а обо всем. Мог часами сидеть и тратить свое время на разные мысли. Они не оставляли его даже во сне. Лис шутила, что это "думная болезнь" и она пройдет. Вот Лис никогда не забивала свою голову чем-нибудь серьезным.
Они познакомились с Лизой в университете, где оба учились, - в читальном зале. Его бывшая девушка, тоже студентка, как-то сказала: " В нашей читалке или знакомые до боли рожи, или рожи, на которые больно смотреть". Лис была исключением из этого дурацкого правила.
Каким-то образом они оказались рядом, за одной партой. Время летней сессии. Читалка, обычно пустая, теперь была набита народом, жаждущим знаний. В пространстве висела особая, учебная тишина. Тишина, наполненная грозным дыханием библиотекарш, подобно церберам застывших за своими стойками, а также гулом людей, бормочущих себе под нос термины, даты и формулы - в безумной надежде впихнуть в себя за один день то, что другие выдумывали веками. И ведь у многих это получалось! На дверях этой святая святых - предупреждающие надписи вроде: "С едой и напитками в читальный зал не входить!" (Лизин перевод: не порть себе завтрак книжкой - подавишься). Владику здесь нравилось.
Воспоминания Владика о Лис: девушка что-то усердно учила, заткнув уши тонкими пальцами. Пальцы унизаны разноцветными кольцами. Волосы - пепельные, лохматые, непослушные. Они падали ей на лицо, и каждый раз она сердито встряхивала головой, откидывая их назад. Девушка хмурилась и казалась увлеченной книгой. Перед ней стояла самодельная табличка. На табличке - надпись: "Я сдам этот чертов экзамен (смайлик)!" С двумя орфографическими ошибками.
Владик неожиданно для себя тронул девушку за плечо. Она обернулась. У нее были большие глаза, кажется, зеленые, а может и карие. Черты лица неправильные, но это ей шло. Владик показал ей большим пальцем на надпись: клево! Она рассмеялась. Челка упала на ее вздернутый нос. Смеялась она громко и заразительно. Церберы на них зашикали. Владик спросил: " Что за экзамен?" Она смешно сморщила нос: "Латынь". И пояснила: "Это такой очень дохлый язык, который никак не оставят в покое". "А, - сказал он. - Ты знаешь латынь?" "Нет. Ты что! Если б я ее знала, стала бы я ее учить!" - с доверительной логикой сказала она. "Но если бы ты ее не учила, ты бы ее не знала", - тоже логично заметил Владик.
- Представь, - сказала она. - Я устраиваюсь на работу, а у меня спрашивают: "Девушка, какие языки вы знаете?" Ну а я начинаю перечислять: древнегреческий со словарем, латынь, старославянский, немного французского, немного английского, немного немецкого и русский в совершенстве... А мне скажут: "Ну и езжайте веков на семь назад, может там вам и найдется вакансия. Если вас не сожгут на костре, вы неплохо устроитесь". Он фыркнул, сдерживая смех.
Она тоже рассмеялась и предложила ему сбежать отсюда, пока их не вывели за аморальное поведение. "Но мы ведь еще ничего такого не сделали?" - сказал Владик. "А ВДРУГ?" - строго воскликнула она. Он невольно улыбнулся. Так Лис ворвалась в его жизнь.
Экзамен Лиз так и не сдала, сдавала его еще три раза до отчисления. И любовь к Владику тут была ни при чем. Просто она не могла долго усидеть за книгами: ее все время что-то отвлекало. В другой девушке ему бы это сразу не понравилось. А в Лиз - другое дело. С первых же дней их знакомства он послушно следовал всем ее капризам. Они его даже забавляли.
Например, Лиза очень любила, когда ей дарили непрактичные вещи, и сама дарила их в огромном количестве. Другая на ее месте визжала бы и прыгала от восторга, получив в подарок новые сережки или духи. Лиза же, глупая девчонка, обожала бабочек, которые вылетают (и улетают!), когда раскрываешь нарядную коробочку. Шарики со смешными рожицами. Бутылки с мыльной водой, из которой рождаются сверкающие радужные пузыри. Владику она дарила такие же неполезные штуки. У него в шкафу сохла коллекция из разноцветных листьев, еловые шишки, свечки; желтый шарф, который она вязала для него и так и не довязала; и множество рисунков - карикатур на их общих знакомых (и на него самого, кстати). Постепенно Владик привык и даже вошел во вкус. Однажды он подарил ей слона. Вот как это случилось. Он привел ее в зоопарк и, указав на серого монстра, сказал небрежно:
- Это тебе, забирай, - поцеловал ее в нос и добавил, - все, подарок я сделал, тебе осталось только его украсть.
Лиза была в восторге.
- Я назову его Гошей, - весело сказала она.
- Почему Гошей? - удивился он.
- Потому что он похож на Гошу, - она рассмеялась своим сумасшедшим, громким смехом. Владик улыбнулся, потому что слон был и вправду похож на Гошу. Или Гоша был похож на слона? Впрочем, это было уже не так важно. Главное, что Лис смеялась.
С тех пор она считала своим долгом каждый месяц навещать своего Гошу. К этому делу она подходила ответственно. Так, как некоторые люди ездят в гости к бабушке в деревню, она ездила к слону в зоопарк.
Лис была прехорошенькой. Представьте себе лохматую челку, падающую на сверкающие, всегда улыбающиеся глаза. Взбалмошную, как и она сама, челку. Волосы Лизы находились в вечном беспорядке. Они ложились на ее плечи так, как хотели, не подчиняясь никаким укладкам и заколкам. Владик любил запускать в них пальцы. Она всегда вскрикивала и мотала головой: Лис боялась щекотки. А еще Лиза любила носить кепи. Черные, белые, красные, желтые - они очень ей шли.
Лис была хорошенькой. Но, конечно, он был с ней вовсе не поэтому. Вокруг всегда много девушек красивее и лучше, а вот с ней дышалось легко.
Владик носил очки в стильной оправе.
- Зачем тебе очки? - спрашивала Лис, снимая их и надевая на свой нос.
- Ну, - отвечал Владик, любуясь ее изменившимся, ставшим вдруг строгим лицом, - я плохо без них вижу. К тому же, они делают меня серьезнее, солиднее что ли.
- Нет, - говорила Лис с чувством. Она со смехом смотрелась в зеркало. - Ты все сказал не так. Ты их носишь, потому что они делают тебя серьезнее. К ТОМУ ЖЕ, ты плохо видишь.
- Да, - признавал Владик. - Ты меня знаешь.
- А что лучше, - спрашивала Лис с любопытством, - на самом деле быть, или только казаться?
- Казаться - лучше, - Владик пожимал плечами. - Если все увидят нас, как есть на самом деле, думаю, разочаруются.
- А если я хочу быть настоящей? - спрашивала Лис. - Если я не хочу думать, а просто как-нибудь быть?
- Это неправильно, - Владик хмурился. - Ты как ребенок, Лизи, честное слово. Дай мне мои очки!
Он хотел объяснить ей, как нужно жить, по его мнению, но она уже не слушала. Ее мысли прыгали с предмета на предмет.
- Я слышала по радио, что завтра будет клевое солнце! Пойдем на пляж? Я хочу загореть до самых пяток! - потом виновато добавляла:
- Ты ведь хочешь на пляж?
- Конечно, - отвечал Владик. - Ты права, все на самом деле просто. Проще некуда.
Но он почему-то внутренне злился.
Лис брала Владика прохладными пальцами за руку и подводила к зеркалу:
- Мы красивая пара, видишь?
Он соглашался, как соглашался со всем, что она говорила. Говорила она много, и переспорить ее было невозможно. Наверное, эта девчонка слушала только себя. При этом ей можно было рассказывать обо всех своих мыслях. Она умела сочувствовать и все проблемы, которые Владик выдумывал сам себе, воспринимала как должное - то есть никак. И умела убедить его в том, что все это ерунда.
- Что ты в ней нашел? - спросил его однажды приятель Костя. - Она же глупа, ничем не занимается и вообще несерьезна! Симпатична, конечно, но тебе нужна девушка, похожая на тебя, пойми, девушка твоей породы!
Костя был умный, учился в аспирантуре и уже работал по специальности. "Оо-ччень серьезный", - по мнению Лис.
- Такие люди становятся важными политиками, - сказала она как-то, - они все время о чем-то твердят по телевизору. К двадцати годам у них серьезная цель и работа, к двадцати пяти - дом и семья, в тридцать - карьера, в сорок - успех и лысина, далее - пенсия, если доживут. И злобная старость...
- Почему злобная? - глупо спрашивал Владик.
- Потому что они ругают все, что видят. Особенно молодежь. Все не так, и это не так. Они все знают лучше других. На них держится все.
Владик редко видел ее такой. Она фыркала от возмущения.
- Не знаю, что я в ней нашел, - ответил он тогда Косте смущенно. И, чувствуя, что совершил какое-то предательство, поспешно добавил:
- Мне с ней хорошо, она веселая.
- Ну и что? - сказал Костя недоуменно. - Впрочем, ты сам знаешь, что делаешь. Только учебу не забрасывай, ты же вообще ничем не занимаешься в последнее время.
Владик обещал.
- Что ты во мне нашла? - спросил он потом у Лис.
Лис задумалась.
- Я же не искала что-то, я просто встретила тебя.
- Но все-таки?
- Ну, ты умный, с тобой весело...
- Но тебе со всеми весело, - говорил Владик.
- Ты умный! Ты многое знаешь, о чем я и понятия не имею.
- А мои недостатки? У меня все время плохое настроение.
- У кого их нет? - легкомысленно, как считал Владик, отвечала Лис.
Лис умела дарить праздник людям, придумывать его из ничего. Это заменяло ей ум, и все остальное тоже бы заменило, если бы этого у нее не было. Веселье жило в ней, как постоянный инстинкт, и управляло всеми ее поступками...
- Давай играть в...
И она называла разных людей. Лис отлично умела изобразить кого угодно. Особенно талантливо она придумывала прозвища, метко выявляя основные черты окружающих. Незаметно для себя все его друзья обзавелись номинациями: Толстый Карлсон, БаЛу, Кролик, Маньяк, Умник и пр. У нее было много знакомых, особенно парней, но друзей не было. В отношении ее ни к чему, даже к чувствам нельзя было подходить серьезно. Подруга называла ее Лис, и он тоже стал так ее называть.
Она не умела взрослеть. Владик подозревал, что она навсегда останется маленькой женщиной.
- Ты любишь книги? - спросил он ее в начале знакомства.
- Книги? - удивленно переспросила она. - Ну конечно! Вот только читать их не очень люблю... Да шучу, шучу! - добавила она поспешно, увидев выражение его лица.
- И что ты любишь?
- У меня есть две любимые писательницы: Туве Янссон и Астрид Линдгрен.
- Но это же...сказки.
- Ну и что? Это книги о жизни. О жизни, какой она должна быть. В них все по-настоящему, только герои выдуманные, - Лис грустнела. - Мой любимый герой - Снусмумрик. Он любил свободу. А его друг Муми-Тролль не умел быть один, без него. Он всегда его ждал. Снусмумрик отправлялся в путь и оставлял письмо: " Не скучай, и с первым весенним днем я вернусь к тебе". Муми-Тролль впадал в зимнюю спячку. А когда просыпался, ждал. Снусмумрик был бродягой. Но он всегда возвращался к другу вместе с весной.
И Лис мечтательно улыбалась.
- Но это же сказки, - говорил Владик.
Лис пожимала плечами:
- Ты ничего не понимаешь. Эти сказки стоят всех серьезных книг. По крайней мере, я бы их ни за что не отдала.
Такой была Лис в это их лето и осень. У них не было ничего общего. Его друзья не могли понять, как он, взрослый и умный парень, способен встречаться с этой девушкой столько месяцев, да еще и проводить с ней все время. Лис любила пляжи, дискотеки и прогулки, театры, концерты и ничегонеделание. Она умела наслаждаться жизнью. Раньше Владик все делал без удовольствия. Его дни были обычными и ненавистными. С Лис же никогда не было скучно. Она громко смеялась в общественных местах, неправильно переходила дорогу, любила шлепать по лужам и попадала в невероятные ситуации. Всюду, где появлялась, она создавала столько проблем, что было не до скуки.
Владик много думал о будущем. Когда он заводил с ней разговор об этом, Лис отмахивалась:
- Зачем все портить? Пусть все будет, как есть. Что бы мы ни планировали, все получается по-другому. Я хочу жить настоящим. Главное, что мы любим друг друга.
Но Владик не знал, так ли это. И потому молчал.
Пришла осень. Они пили чай на его кухне и разговаривали. Солнце отражалось в Лизиных глазах.
"Скоро зима", - подумал он почему-то. И эта мысль, непоправимая теперь уже мысль, раз пришедшая в голову, отравила ему все, чем он жил в последнее время. Солнце вмиг стало ненастоящим и фальшивым, кухня - просто кухней, где едят, чтобы не умереть, он сам показался себе никчемным и пустым, а сидящая напротив девушка - тем, чем она и была, просто девушкой, не слишком умной, не способной сосредоточиться на серьезных вещах и живущей интуитивно - то есть бесцельно. И он понял, что последнее усилие осени притвориться, что все хорошо, провалилось с треском. Ни черта не было хорошо, а его жизнь была не такой, как он хотел, совсем никакой жизнью, ее придумала для него Лис, а сам он ничего придумать не в силах.
- Это все неправильно, - бросил он вдруг камень в беззаботное, оживленное существование Лис. Та удивленно моргнула, пушистые ресницы дрогнули и опустились, щелк - будто захлопнулся какой-то замок, отпирающий ему все двери. Детские щеки, глупое выражение лица - это была она, все такая же, как всегда.
С застывшей в воздухе ложки на стол сиротливо стекали последние, сладкие капли.
- Ой, - воскликнула Лис и поспешно вытерла стол пальцами.
- Что все? - спросила она.
- Это, - он смотрел на нее с раздражением. - Ты. Я. Все. Ненастоящее. Ты ведь не любишь меня на самом деле. Ты не умеешь, признайся! Любуешься тем, что придумала во мне, но это не Я.
- А какой же ты?
- Не знаю...
- А разве так - плохо? - с вызовом сказала Лис, будто еще не веря. Потом вдруг нахмурилась, да еще как-то неумело, что-то темное впервые подменило выражение ее лица. Он продолжал:
- Мне хорошо с тобой. Но разве ты знаешь меня? И я не знаю...
Он впервые, попытавшись что-то объяснить, запутался.
- Ты говоришь сейчас что-то ядовитое, - сказала Лис испуганно. Он молчал, понимая уже, что натворил что-то непоправимое. Лис вдруг заговорила быстро-быстро:
- Есть такое животное - паук. Плетет сети, а потом, когда в них бьется муха, говорит, что это все на самом деле ложь, не им придуманная, а он... просто хотел поесть.
Голос Лис сорвался на крик. Она закашлялась и закрыла лицо руками, измазанными сгущенкой.
- Это правда? - воскликнула она вдруг, убирая руки. Взбалмошное и упрямое лицо человека, решившегося на что-то.
- Ты меня не любишь? - строго спросила она.
- Я не это хотел...
Он попытался оправдаться...
"Только не плачь, только пусть она не плачет", - в голове трусливо колотилась одна эта мысль.
Лис молчала. Она смотрела в стол. В котором блестело, отражаясь, солнце.
"Лис и солнце красивы, как два зверя одной породы", - вдруг понял он.
- Отвечай! - тихо сказала она.
И он прошептал "да", спокойно, не хотел - как-то само получилось, и это слово упало на них и навсегда раздавило что-то.
Она вскочила. Он попытался ее удержать, но она оттолкнула его:
- Пусть лучше вообще никак не будет! - закричала она истерично и выбежала в прихожую. Он хотел все исправить, пойти за ней и все исправить. Он слышал, как она там долго одевалась, никак не могла найти второй кроссовок и ругалась, потом долго стучала замком. Он все сидел.
Она ушла. И вместе с ней ушло все то хорошее и светлое, что было ему отпущено. Только потом, когда она ушла, он понял, что есть люди, которые светят всю жизнь и способны наделить этим других людей, сделать их подобными себе, как отражение в зеркале. Но он не смог бы всю жизнь брать, не отдавая ничего. Рядом с ней он умел быть счастливым, подражая ей невольно, но, оставшись с самим собой, разучился.
Наверное, есть люди-бабочки, которые летят от паутины к паутине, пока не найдут равного себе, с кем можно дышать и только дышать. А для него, с его пауками в голове - отравляющими все мыслями, не будет никогда радости, такой чистой, детской радости, потому что ее еще надо уметь хранить в себе, а он способен только отражать других и делать все темным. "Таким, как я, - подумал Владик, - привыкшим к страданию и выдумывающим его себе на пустом месте, нельзя предлагать счастье, они оборвут ему крылья, пытаясь рассмотреть, из чего оно сделано".
Надо было как-то вернуть Лис. Надо было как-то научиться жить счастливо. Надо было.