Виноградов Павел : другие произведения.

Триммера-2009: вторая половина 3-й группы. Ложные боги

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как и в прошлый раз, старался не читать чужие рецензии на подсудные произведения. За исключением одной работы, которая настолько навязчиво упоминалась в комментариях, что пропустить мимо глаз отзывы о ней было сложно... Оценки ставил только за мастерство исполнения, таким образом, идейно мне чуждой вещи мог поставить высокий балл, потому что она хорошо написана. И - еще раз: совсем плохих работ в моей группе нет, все они могут считаться литературными произведениями разного уровня исполнения. Засим приступим

  "Триммера-2009": вторая половина 3-й группы. Ложные боги
  
  
  1.
  
  Матюхин Александр Александрович
  
  Северное сияние ее глаз
  
  "...Сяду на горе в сонме богов, на краю севера", -- так говорит в книге пророка Исайи денница, сын зари - Люцифер. Как известно, никуда он не сел, а упал на землю. Очевидно, тоже где-то на севере. С тех пор эта сторона света ассоциируется у людей с неким смутным, но могущественным злом.
  Думаю, дело тут не в самой стороне, а в холоде. И, мне кажется, в мировой литературе нет добрых текстов, посвященных северу (или югу, если речь идет об Антарктике). Даже самые светлые повести Джека Лондона об Аляске содержат горькую начинку, в конце концов, приведшую автора к самоубийству.
  Просто люди не могут жить в таком холоде, он замораживает не только тело, но и душу. Странствие в этой враждебной белой тишине - всегда путь в никуда, как в "Левой руке тьмы" Урсулы Ле Гуин. Но роман "Северное сияние ее глаз" вызвал у меня другие ассоциации: повесть Пиньоля "В пьянящей тишине", ставшая несколько лет назад мировым бестселлером. На первый взгляд, ничего общего между этими вещами нет. Даже места действия полярны: антарктический островок, на который высаживается разочарованный в жизни метеоролог, и русский север, по которому бредет в поисках увиденной во сне девушки мечтатель с юга. Но сходятся они в намеренно созданной тревожной и напряженной атмосфере. И - в холоде.
  Холод не столько в воздухе, сколько в душах героев. По мере чтения текста Матюхина начинаешь понимать, что мистически-любовная линия - всего лишь повод для раскрытия авторского взгляда на мир. Взгляда жесткого, если не сказать, жестокого. Так и у Пиньоля чудовищная страсть героя к самке неких разумных земноводных хищников - повод для декларации авторского пессимизма в отношении человечества.
  Думаю, с этой целью Матюхин расклинил текст вставными новеллами, герои которых четко рифмуются с героями основной линии. Мечтательные, похожие на гашишные фантазии или безумных рассказчиков Кобо Абэ, они совершают алогичные поступки в духе Паланика и наделены странными способностями. Ангел грусти, Муза светлая и Муза темная, девушка Инга, влюбленная в персонифицированную Судьбу, Человек, который любил умирать... Но по мере чтения скромное очарование потусторонности понемногу облезает с них, как нестойкая позолота, и открываются довольно неприглядные черты. Крылья Ангела, похоже, фальшивы, ингина Судьба оказывается пошлым плейбоем, а Муза учит писателя убивать.
  И в тексте начинают прорываться сварливые злобные нотки нобелевской лауреатки Эльфриды Елинек: "В замкнутом пространстве люди жмутся друг к другу, их спины, затылки, задницы соприкасаются. Они дышат друг на друга, их кожа теплая или холодная, мерзкая на ощупь. Они источают запахи пота, дешевых или дорогих духов, запахи только что съеденного завтрака, шампуня, которым с утра помыли голову. Проходит не больше минуты, и я чувствую, что задыхаюсь в этой мешанине запахов, меня тошнит от прикосновений, мне становится плохо от замкнутого пространства". "О, эти люди!.. Развелось же вас в мире, как паразитов...", -- явно авторское отношение, доходящее уже до прямых физиологизмов. "Хорошенько стошнить", "сплюнуть хорошенько прямо под ноги прохожего, и уже тогда почувствовать себя действительно хорошо" и т.д. Мизантропия достигает апогея в отвратительно правдоподобной сцене убийства бомжа.
  Эта бесноватая депрессивность жителя современного мегаполиса тащится за героем, и будет преследовать его всю жизнь. Весь романтизм повести, заявленный изначально, убит ею наповал. Остается неприкрытое уродство жизни: "Мелкая кривоногая влюбленность, что поджидает за углом каждого, бьет по голове и убегает". Этого ли ищет герой в холодном мире?..
  Написано все это весьма художественно, оттого еще сильнее тягостное впечатление. Ошибок и помарок очень мало, и они не портят умело сделанного текста. "Катя влюбилась по-крупному", "Катя почувствовала волну странного облегчения, зародившуюся где-то в глубине и стремительно разлившуюся по всему телу" -- может быть, это не неудачные метафоры, а результат авторского увлечения фекальной символикой?:) И странный маршрут "пешего эротического путешествия", который выходит из Краснодара, идет по южным городам, потом следует аж до Питера, потом - обратно до Москвы, оттуда - во Владимир, и только оттуда - в городок Полярный (Мурманской области, надо полагать), думаю, проложен не в силу невежества автора в географии, а с целью еще больше запутать жизнь героя.
  Концовка открыта, и это правильно: тут не может быть счастливого воссоединения влюбленных. Эта история безнадежна, и умиротворит героя лишь смерть. Потому квинтэссенция романа, на мой взгляд, -- персонаж, который получал сексуальное наслаждение от собственного умирания: "Это было в сто раз лучше оргазма, в тысячу - экстаза и в миллион раз круче любого земного наслаждения! Эти чувства невозможно описать. Нет слов в мире, чтобы определить состояние, в которое погрузили мою оболочку, оставшуюся без физического тела! Чувства эти скрутили меня, выжимая из сознания капли экстаза, превратив меня в дрожащий от наслаждения нерв, пульсирующее окончание, поглощающее оргазм за оргазмом". Некрофилии чище этой я еще не встречал. В своем роде она совершенна. Но вот можно ли остаться с такими чувствами человеком - очень большой вопрос.
  Вещь написана прекрасно, балл будет высоким.
  
  2.
  
  Хохлов Сергей Олегович
  
  Замок Лето
  
  На мой взгляд, самая сильная в группе вещь. Автор явно кокетничает, когда сообщает, что писал ее для отдыха. По замыслу и исполнению роман блистателен. И, что редкость на конкурсе, закончен и самодостаточен.
  Характеристики "не настоящий" и "бездушный" мир в приложении к фэнтези, обычно, являются уничижительными. Но не в этом случае, ибо, по всей видимости, автор такого эффекта и добивался. Повествование производит впечатление сложной постановочной игры, участники которой постоянно меняются ролями, добросовестно их отрабатывают и с облегчением или недовольно ворча, берутся за новые.
  Еще больше напоминает это игру компьютерную, в которой разнообразные виртуалы, очень похожие на живые существа, но таковыми не являющиеся, делают все для перехода на новый уровень. Но и переход уровнем выше, и падение ниже вызывает эмоции отнюдь не у них, а у того, кто держит джойстик. И кто бы это мог быть для "Замка "Лето""?.. Очевидно, автор, поскольку в теле романа такой персонаж отсутствует фатально.
  По большому счету, это книга о Боге, Которого нет. Ибо невозможно считать таковым, например, главного героя, искусственно созданного бесполого монстра, наделенного способностью создавать таких же монстров. Формально автор назвал его правильно - Создатель, но по существу, это злая насмешка над самовоспроизводящейся машинерией жуткого мира.
  Не может быть Богом и великий Зеленый Маг - он тоже плоть от плоти этого выморочного мира, не объект для него, а его субъект. И все прочие могучие существа никак не могут претендовать на эту должность. Хотя "создателей" там - яко песка морского. Но Бог-то может быть только один. И Его там нет.
  
  " -То есть меня создал другой Создатель, не тот, что создал тебя?
   -Выходит так.
   -И создал меня для чего-то?
   Он кивнул.
   -Значит, я нужен Ему?
   -Скорее - был нужен, - уточнил он, - ведь он оставил тебя.
   -Также как твой тебя?
   Он усмехнулся - улыбнулся.
   -Примерно так"
  
  И тут у верующего человека возникает вопрос: если все эти чудовища - живые мыслящие существа, то откуда у них душа? И есть ли у них она вообще?
  Вопрос тривиальный для фантастики, давным-давно оперирующей искусственным интеллектом. Однако ставится он очень редко - в силу дремучего атеизма большинства фантастов. Но в данном случае, как бы сам автор ни относился к вере, он поставлен - хоть и неявно. Впрочем, ответ на него предначертан: никакой души у них нет, ибо душа не может возникнуть из ошметков кадавров, мумифицированной плоти, каких-то протухших грибов - материала, который используют в своих омерзительных экспериментах здешние "создатели". Некому вдуть в этих зомби "дыхание жизни", вот и маются они, бедствуют, попадают из передряги в передрягу, составляют быстро рассыпающиеся альянсы, соединяются вновь, и бесконечен их бессмысленный декадентски-шедевральный танец по темным лесам и гнилым болотам.
  Если вспомнить о теме конкурса, слова "истинные ценности" для "Лета" звучат издевательски. Все показанные автором человеческие эмоции выглядят мультяшными символами - рисованные персонажи проявляют рисованные чувства. "Любовь" Создателя к Белой, "ревность" Героя, "коварство" магов - все это хочется писать исключительно в кавычках. И даже финал, в котором главные герои, вроде бы, обретают человечность, не убеждает - по уже названной причине. Если у них нет души, человечность эта не истинная. А душу в обезбоженном мире им не подарит никто.
  Призрачную надежду автор читателям и своим героям все же оставляет: выясняется, что мир "Лета" существует в постапокалипсисе, что он - всего лишь осколок нашей Земли, отделившийся от нее в незапамятные времена и с тех пор ведущий неполноценное существование во вселенной. И, может быть, когда-нибудь он воссоединится с большой землей, как собирается воссоединиться с ним его собственный осколок, в свою очередь, ушедший в автономное плавание. И обретет мир цельность, и обретет истинного Создателя. Но, честно говоря, как-то плохо верится в серьезность этого мира-матрешки.
  Автор оставляет героев и читателей в неопределенности, и делает это мастерски. Вообще, искусство его выше похвал, фантазия неуемна, мышление парадоксально. Если бы он принадлежал другой, не истощенной и деградировавшей литературной традиции, очевидно, мы имели бы нечто грандиозное, сравнимое, может быть, и с Рабле. Но - увы, постмодернизьм, туды его в качель:(
  Недостатки и ошибки в тексте незначительны. Повествование ведется от лица разных героев, что нарушает целостность восприятия. "Вражеские аннотации" есть не ко всем главам. И тому подобные мелочи, легко удаляемые косметической редактурой.
  Высший балл, по всем законам, Божеским и человеческим)
  
  
  3.
  
  Пак Анастасия Владимировна
  
  Чужие миры
  
  "Он смерил новообретенного товарища пристальным взглядом, отметив про себя иссиня-черные, как крыло ворона, волосы и глаза, и мертвенно-бледную кожу, составляющие резкий, пугающий контраст. В одежде Шериан тоже предпочитал черное и в целом производил мрачное, замкнутое впечатление".
  У него еще и меч с черным лезвием... Демонический герой в полном обмундировании. Привет от Муркока. Шериан, действительно, может встать рядом с любым из героев маэстро, которых он сам объединял в единого "Героя с тысячью лиц". В нем есть темный порыв, и тайна, и трагедия. Но все эти качества заданы уже вышеприведенным абзацем и по ходу романа никак не развиваются. Автор запрограммировал его таким образом и послал гулять по цепочке своих миров.
  Вторичные миры тоже напоминают Муркока, но автору явно не хватает его изощренно-извращенной фантазии. Они довольно однотипны, до такой степени, что попаданцам из соседнего даже не надо адаптироваться. Иногда путаешься, о котором из них идет речь - везде идут войны героев с магами, да еще подчас с участием тех же самых персонажей.
  Роман напоминает бесконечную живописную ленту, которую надо разглядывать, передвигаясь взглядом от начала к концу. Но если в китайских пейзажах или средневековых гобеленах это вполне уместно, то для современного литературного произведения это означает перевод в одну плоскость и обеднение читательского восприятия.
  Повествование чересчур плотное, видно, что автору хотелось сказать как можно больше, и в некоторых местах читатель уже перестает воспринимать загружаемую в него информацию.
  Раздражают долгие периоды отсутствия главного героя, тем более что Шериан - наиболее удачный из всех выведенных персонажей. И невольно пробегаешь описания похождений всех прочих, в ожидании главного. Такой эффект, например, Желязны во второй части "Хроник Амбера" смог преодолеть постоянными намеками на незримое присутствие Корвина. Но в "Чужих мирах", увы, подобные поддерживающие читательский интерес механизмы отсутствуют.
  Множество непрописанных мест: например, тайна рождения Шериана и его семейные обстоятельства так и не раскрыты. Может быть, автор задумала это сделать позже - роман откровенно не дописан, но я исхожу из того, что на конкурс следует представлять законченные вещи.
  Диалоги часто искусственны и не привязаны к актуальной обстановке. "Та застава сильнее, - возразил раненый. - Там около двух десятков стражей плюс императорский отряд. Это мы здесь в такой глуши, что людей-то видим раз в два месяца, а там поблизости Ризмор - колдовской город-крепость, и еще цепь мелких, подвластных им поселений, отгороженных магической стеной. А теперь идите, вам лучше не попадаться им на глаза. Сюда наверняка прибудет и парочка магов, а у них одна задача - найти виновных и, желательно, побыстрее. Ты, черный, больно смахиваешь на колдуна. Я-то знаю, что это не так, мы - стражи - умеем чувствовать наделенных Силой, но они разбираться не станут", -- эту долгую, стилистически правильную речь произносит смертельно раненый человек... Или вот что говорит старый грубый воин: "Живем мирно спокойно, ну с соседями там..., - он поморщился, признаваясь будто нехотя, - да, бывает иногда. Но все это скорее дело привычки, давнего и неизменного уклада жизни, не более того" "Наши земли подчас скрывают от чужих глаз истинную сущность. Ты можешь быть очень искусным воином у себя, но не стоит надеяться, что одно это сделает тебя абсолютно неуязвимым здесь" Уж как-то очень вычурно для подобного персонажа.
  Множество неудачных метафор, вроде: "Тайных ходов, даже в полной темноте которых император ориентировался совершенно свободно, подобно крысе в собственноручно вырытой норе" На мой взгляд, сравнивать вполне себе величавого императора с крысой как-то не комильфо...
  Мелькают и просто ошибочные выражения: "отпнул ногой, ослабшие земли, резкая ноющая боль, отвратное зрелище, приразжало когти, с ноткой надтреснутости" и т.д. Случаются смысловые ляпы: так, конь героя в одном месте серый, в другом - гнедой, а в третьем - вороной.
  Для любителей фэнтези ради фэнтези вещь может оказаться привлекательной. Тем более что очевидный талант автора вполне способен увязать все концы, и в законченном виде роман может быть воспринят гораздо лучше. Пока же оценка чуть выше средней.
  
  
  4.
  
  Бережная Екатерина Георгиевна
  
  Звон на заре
  
  С трепетом душевным приступаю:)
  Данная работа так часто фигурировала в обсуждениях, а автор ее показала себя настолько ранимым человеком, что мне просто страшно писать эту рецензию. Но - долг перед "Триммерой" выше страха, а справедливость выше всего.
  Однако роман поставил меня в тупик. Я просто не понимал, как к нему отнестись, отсюда и моя переписка с автором в комментариях, и отслеживание ее деятельности на конкурсе. Потому обзор мой будет построен нестандартно. Сначала я, кратко и по возможности без эмоций, изложу содержание книги. Потом выдвину два предположения, выберу одно из них и, руководствуясь этим, поставлю оценку.
  Итак. Юная девушка Марийка из глухой сибирской деревни уезжает искать счастья в Москву. Но попасть в "ящик" у нее не получается. Она выходит замуж за москвича с квартирой, рожает ребенка, поет в ресторанах, эпизодически занимается проституцией, хотя проституткой себя не ощущает. Потом происходит разлад в семье, девушка идет по рукам, разводится с мужем, и, под влиянием актуального любовника, вербуется поварихой в артель лесопроходчиков - 14 мужчин, месяцами автономно живущих в тайге, среди которых она будет единственной женщиной. Никакого подвоха она не ощущает, уверена, что ее обязанности будут заключаться только в приготовлении пищи, и когда, уже в тайге, узнает, что не только, испытывает искреннее потрясение.
  Она пытается бороться со сластолюбием грубых мужчин, но сила солому ломит, и первые страницы романа просто переполнены детальными описаниями зверских изнасилований героини.
  В конце концов, прихватив заработанные деньги (мужики все-таки ей платили), она бежит в тайгу на призрачный звон церковного колокола. Добирается до почти заброшенного, но действующего храма с единственной прихожанкой и периодически приезжающим из города батюшкой. У этого попа удивительная судьба: всю жизнь он проработал акушером-гинекологом и на руках его кровь сотен абортов. Когда-то он уверовал, крестился и стал священником. Но грех его отзывается в бесплодии жены, которая к появлению отца Андрея на страницах романа умирает.
  Между приблудившейся из тайги девушкой и священником разгорается чувство, заканчивающееся страстным сексом на лоне природы. После чего батюшка едет в епархию - доложить владыке о своем счастье и благословиться на брак (героиню он окрестил раньше). Владыка охотно это делает и даже самолично приезжает обвенчать молодых.
  Но злые силы в образе похотливых лесопроходчиков находят счастливую пару и докладывают батюшке о прошлом его матушки, требуя, якобы, похищенные той деньги. Отец Андрей потрясен, он отдает негодяям крупную сумму и с этого дня охладевает к жене. Тем более что на его горизонте появляется некая певчая Татьяна, которая явно настроена стать его третьей матушкой.
  Дело усугубляется неудачной беременностью Марийки, причем, когда у нее началось кровотечение, батюшка лично делает ей аборт. Разочарованная во всем, она уезжает обратно в Москву, тщетно пытается сойтись с мужем, встречает старого любовника, втравившего ее в таежное дело, тот грубо ее домогается, но тут, откуда ни возьмись, появляется отец Андрей, применяет к любовнику физическую силу и увозит свою матушку обратно.
  И, несмотря на попытки любовника с нанятыми бандитами разрушить таежную идиллию, все заканчивается хорошо, и батюшка с матушкой живут, надо полагать, долго и счастливо.
  Для краткости я не упомянул второстепенные сюжетные линии.
  Теперь я укажу на содержащиеся в тексте вопиющие ляпы. При этом самые главные из них автор прекрасно знает, но ссылается на то, что это литературное произведение, и фантазия тут уместна. С этим я не согласен. Будь это действительно фантастика, тогда да, может быть. Но эта вещь претендует на некий реализм, потому и детали обязаны быть достоверны. Вот если бы я написал, например, роман из жизни НИИ, заставив ученых существовать по законам зоны, думаю, читатели бы меня не поняли. В данном случае происходит то же самое.
  1. Второй, а тем паче, третий брак, для священника невозможен.
  2. Священник должен жениться до возведения в сан, при этом жениться на девственнице.
  3. Развод с матушкой в редких случаях возможен, но после него священник, обычно, постригается в монахи. То же самое касается вдовых священников.
  4. Если попадья совершила прелюбодеяние, а муж принял ее назад, он извергается из сана.
  5. За добрачный секс тоже извергается.
  6. Ситуация, при которой бывший акушер, повинный в грехе детоубийства, становится священником, возможна исключительно теоретически.
  7. Некрещеным нельзя петь на клиросе.
  8. С петровских времен существует положение, по которому храмы, в которых нет прихожан, должны сжигаться - во избежание кощунства.
  9. Батюшка должен был все знать о прошлом жены, хотя бы потому, что исповедовал ее до крещения (в романе об этом не сказано, но это обязательная практика).
  10. Охота попам запрещена.
  11. Женщины не могут "служить" в храме, тем более, если одна из них слепая, а вторая вообще некрещеная.
  12. Причастие в романе почти не упоминается. Похоже, автор не сознает, что Святые Дары - это и есть Церковь.
  13. А вот супружеское общение возбраняется только в дни особо строгого поста и накануне причастия.
  14. Зато оно безусловно запрещено в период беременности и кормления грудью.
  15. И кто сказал автору, что Филиппов пост начинается с трехдневного голодания? Такого даже в монастырском уставе нет.
  Вообще, такое впечатление, что в православных реалиях автора консультировала какая-нибудь суеверная бабуся, очень слабо разбирающаяся в церковной жизни. Многочисленные странные вещи, вроде открытых перед проповедью обычного священника Царских врат, или врывающейся в храм Марийки, из-за которой батюшка прерывает службу, или некой "всенощной литургии" -- все это не церковному человеку кажется мелочами, но знающего больно задевает.
  Я вот, например, горячо сочувствую этому бедному батюшке, который, очевидно, на таком плохом счету в епархии, что получил храм без прихожан где-то в медвежьем углу. На что он, вообще, жил и содержал больную жену? Благодаря какой-то работе в епархии, как сообщает автор? Но это просто невозможно, если он за много километров постоянно ездит в свой храм. И если нет прихожан, покупающих свечи, заказывающих требы, пишущих записки о поминовении, не поможет никакая торговлишка.
  Конечно, все эти установления имеют исключения, и не сомневаюсь, что автор будет мне приводить их в пример. Но вкупе все вышеизложенное невозможно, потому что такого не может быть никогда. Ну, разве что, в какой-нибудь псевдоправославной секте. Хочется еще спросить у автора: сознает ли она, что описывает вполне реальную епархию, а именно Красноярско-Енисейскую, и что епархия эта вполне может подать на нее в суд за клевету, поскольку в тексте приводятся конкретные люди, занимающие конкретные церковные должности - правящий архиерей, ачинский благочинный? Или автор и рассчитывала на скандал?..
  Так получилось, что я хорошо знаю эту епархию, и представить архиепископа Антония в роли расслабленного "владыки", который радостно едет венчать явных нечестивцев, мне, мягко говоря, нелегко. Честно сказать, это вызывает у меня приступы хохота. У него этот отец Андрей давным-давно был бы мирским человеком, да еще и отлученным от Церкви. Владыка Антоний суров и анафемы у него не задерживаются (к сведению автора).
  Трудно мне и представить такую бригаду лесопроходчиков. Я общался с людьми, занимающимися этим тяжким трудом. Не скажу, что они ангелы с крылышками, но уж точно не такие монстры, как пытается представить автор. Ситуация, при которой они нанимают профессионалку для оказания сексуальных услуг, в принципе, возможна. Но если бы они узнали, что отморозок Олег обманом заманил порядочную девушку, подводя, таким образом, всю бригаду под поганую статью, скорее всего, Олег этот исчез бы бесследно в тайге, а женщина была бы отправлена домой.
  Остальное разбирать, пожалуй, не буду, хотя по мелочи там много чего наберется: "черепаха Тартилла", "Олег обаял ее", "Андрей порадовал Лизоньку и Марийку гребешками, красивыми заколками для волос, серёжками, ладанками и прочими необходимыми женскому организму украшениями" и т.д., и т.п. Но обзор и так большой получается.
  Перехожу к обещанному вопросу: ради чего это написано. У меня два варианта.
  1. Автор: наивная женщина, слабо или совсем не воцерковленная, но испытывающая тягу к православию. Возможно, как говорят в церковных кругах: "Барышня с синдромом ХБМ (хочу быть матушкой)". Она хотела написать роман о покаянии и большой любви, но из-за недостатка духовного опыта покаяния не получилось вообще, а любовь свелась к пошловатым эротическим сценам ("Он, не пытаясь больше сдерживаться, повалил её на полати. Начал раздевать, но сил хватило лишь на две верхние юбки. Тонкая рубашка перестала быть препятствием. Грудь, соски, живот, ножки. Машенька!" "Руки его сомкнулись у неё на груди. Сначала лёгкий массаж. Затем поглаживание сосков. Из набухших сосков струйкой побежало молочко. Он лизнул. Сладко!" "Марийка открыла глаза. Прямо перед собой увидела его волосатую грудь и застонала: - Я хочу поцеловать каждую из твоих волосинок. - Целуй,- разрешил он"). В общем, девушка хотела, как лучше, но получилось скверно. Несмотря на неплохой слог и несколько действительно динамичных и захватывающих кусков, вроде сцены в районной больнице.
  2. Автор прекрасно понимает, что написала кощунственную вещь. Более того, она и собиралась написать такую. Подтверждения тому есть. Госпожа Бережная неоднократно писала, что осведомлена о церковных канонах, которые лихо нарушают ее герои: "Догматы, на то они догматы, чтобы с ними спорить и их нарушать", -- заявление вовсе не православное. В этом случае у вещи полно литературных предшественников. Первый, кажется, Даниель Дефо, "Молль Флендерс, которая была двенадцать лет содержанкой, пять раз замужем, двенадцать лет воровкой, восемь лет ссыльной в Виргинии, но под конец жизни разбогатела". Согласитесь, очень напоминает краткое содержание "Звона"... Но еще больше роман Бережной напоминает другой знаменитый роман XVIII века: "Жюстина, или Несчастная судьба добродетели" де Сада. Безумный маркиз с издевательским сочувствием описывал несчастья чистой наивной девушки, попадающей от одного сексуального монстра к другому, вроде как, совершенно случайно. За всем этим крылось злобное глумление над жизненным идеалом христианства. Я не хочу думать, что та же самая бесноватая ухмылка скрывается и за романом "Звон на заре". Но вот отношение автора к мужчинам меня насторожило. "Правы были древние амазонки, истребляющие мужское племя на корню", -- говорит Марийка. И даже любимому Андрею бросает упрек в вечной мужской подлости. А сам он для нее - источник плотских утех, не более: "Божественный секс!", -- восклицает она в разговоре с подружкой. Какое уж тут покаяние и перерождение.
  Итак, передо мной вопрос: недомыслие или кощунство? И от ответа на него зависит моя оценка. Если первое, я должен поставить очень низкий балл - ведь я оцениваю мастерство исполнения, а в этом случае роман явно не получился таким, каким задумывался. А если второе, тогда оценка должна быть высока. В этом случае, автор, конечно, аморален, но с поставленной задачей - написать антиклерикальную сатиру, справился блестяще.
  И знаете что, Екатерина? Я, наверное, наивен, как Ваша Марийка. Потому что верю в добрую волю людей. Балл будет низким. Самым низким в группе.
  И не благодарите.
  
  5.
  
  Яценко Владимир
  
  Десант в настоящее
  
  Аннотация настроила на похождения очередной "стальной крысы", то есть, продолжение традиции плутовского романа в фантастике. Однако отнюдь. Герой - Отто Пельтц, сразу предстает совсем не простым искателем приключений. Потертый жизнью наемник с тяжелым военным синдромом, каким-то неведомым образом оказывается киллером в некой российской банде. Как туда попал австрияк из Граца - непонятно, а автор этого не объясняет.
  То, что герой австриец и плотник по "мирной" профессии - совершенно не случайно. Явный намек на Того, о Ком говорят "не просто плотник", а также на другого австрийца по имени Адольф. То есть, сразу указывается на некое темное мессианство. А последовательное раскрытие характера этого умелого и хладнокровного убийцы не оставляют сомнений, какого рода мессианство это будет.
  Однако все не так просто, поскольку на место мессии в романе уже есть претендент - некто Василий, то ли гениальный человек, то ли пришелец, то ли клон пришельца, я этого, честно говоря, недопонял. Или автор мне недопояснил. Но ясно, что сей Василий (базилевс?) имеет претензию быть не просто спасителем человечества, которое ждет катастрофа быстрого оледенения планеты, но и самим богом. А в качестве своего пророка намерен использовать унылого негодяя Пельтца.
  Претензии Василия на божественность подкреплены тем, что в его руках оказываются инопланетные технологии клонирования личностей, и он изящно пользуется ими, воскрешая по своему произволу погибших на разных стадиях повествования персонажей, в том числе и беднягу Отто, да еще в нескольких экземплярах. Одна из самых сильных сцен романа - ножевая схватка Пельтца со своими двойниками, заставляющая вспоминать игры с тенями героев Амбера.
  Но ноги у фабулы растут не из Амбера, а из эпопеи Фармера "Мир реки" с его вакханалией воскрешений. Вообще, литературных цитат в тексте довольно много: и Флавий, напоминающий Колдуна из "Обитаемого острова", и мудрая колдунья в замке - прямо из Макса Фрая, и другой отсыл к АБС - спрятанные на галерее лучники явно перекочевали из "Трудно быть богом". Думаю, аллюзии сознательны, и уж во всяком случае, они нисколько не принижают самостоятельности романа.
  Повествование непринужденно перемещается с сибирского болота на лунную базу инопланетян, где готовится "рассада" для постапокалиптического человечества, и даже по времени. Пельтц борется с Василием и со зверем в себе самом (и то, и другое, правда, получается неважно), обретает воскрешенную любовь, теряет ее вновь, и, в конце концов, оказывается в самом начале романа, в теле одного из своих "клиентов". Пикантность ситуации в том, что тело женское, да еще и использованное "бывшим" Пельтцем по гендерному назначению. Читатель погружается в причудливые догадки о том, что теперь будет делать этот брутальный Отто, и не замечает, что столь изящно закольцованный роман кончился, в общем-то, ничем.
  Но все это достаточно обосновано и имеет внутреннюю логику, а кое-какие неясности по тексту можно легко прояснить при редактуре. Действие динамично и кинематографично. Текстовые "блохи" незначительны. Немного сбивает постоянный переход повествования с первого лица на третье. Но, в общем, за исключением общей депрессивности, которой грешат все вещи этого обзора, произведение оставляет приятное впечатление.
  Оценка выше средней.
  
  
  Простите, если кого обидел!
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"