Никто, наверное, со мной не будет спорить, если я скажу, что заставлять писать сочинение 1 сентября - это наглость. Мы-то ожидали, что сегодня будет последний (а может, и не последний - кто знает?) халявный день, а вышло вот что...

Наша новая русичка заявила, что она, дескать, должна познакомиться с классом, а лучший способ для знакомства - чтение сочинений на тему "Как я провел лето".

Все, конечно, пошумели немного, но вскоре железной рукой порядок был восстановлен и мои одноклассники (впрочем, как и одноклассницы) уткнулись в тетради.

Делать нечего, я тоже уткнулся. Правда, пока не в тетрадь, а в ее обложку, с которой на меня задумчиво смотрел сквозь свои круглые очки Гарри Поттер. Из-за него, из-за Гарри Поттера, все и случилось. Впрочем, чего уж теперь об этом... Я открыл тетрадь и не очень старательно вывел:

Первое сентября.

Сочинение.

Как я провел лето.

И, не долго думая, начал: "Лето я провел хорошо". А как еще начинать такие сочинения? Писать что ли: "Лето я провел плохо" или "отвратительно"? "В июне мы с родителями ездили в сад. Там было много работы. Ведь чтобы собрать урожай, надо хорошо потрудиться".

Конечно, вранье это все... В саду я был только два раза. До сада ли мне было?

Я поставил точку в конце предложения и снова посмотрел на обложку. Тогда, в конце мая, книжку про Гарри Поттера на уроке географии читал Сережка. Незаметно, в принципе, читал, держа на коленях. Но Хогвартс и средняя общеобразовательная школа Љ 5 Центрального района - вещи мало совместимые. И Сережка, скорее, был там, чем здесь. Поэтому бдительность потерял совершенно. Поэтому книжка скоро перебралась с Сережкиных коленок в руку учительницы, которая сопроводила это изъятие страстным монологом:

- Стыд! Позор! Детский сад! За урок - два! За книгой - с родителями!

Сережка, мечтавший в этом году стать ударником, бросил на меня короткий взгляд. Книжка-то была моей - это да, но не моим же родителям за ней в школу переться, если он такой вороной оказался.

И тут я услышал голос, тихий-тихий:

- Это не моя книга. А... вон, его...

Такое не прощают. И когда после урока Сережка попытался подойти ко мне и что-то там пролепетать, я слушать не стал, а просто-напросто вмазал ему по физиономии (с частыми-частыми веснушками, смешным курносым носом и почти жалобно глядящими серо-зелеными глазами). Я даже не стал защищаться от ответного удара, потому что знал: его не будет. И мне плевать было, что из курносого носа закапало что-то красное, а серо-зеленые глаза наполнились прозрачной жидкостью до критического уровня. Мне на все было плевать. Потому что вместе с ударом я сказал слова, которые ударили и по мне тоже:

- У меня больше нет друга!

"Не отвлекайся. Надо писать сочинение", - сказал я себе. И стал писать: "У нас в саду много яблонь. Их надо хорошо поливать, и тогда к осени их ветки будут тяжелыми от созревших плодов. А еще мы часто ходили в парк. Там этим летом появилось много новых интересных аттракционов, и мы на них катались".

А тем летом, три года назад, еще никаких новых аттракционов не было. Да и сам парк был не таким. Вместо выложенных разноцветными кирпичиками широких аллей - узкие тенистые дорожки, в какие-то незапамятные времена посыпанные мелким гравием, а вместо огороженных узорчатым забором площадок с американскими горками и качелями "Марс" - древняя карусель "Ромашка", навеки остановившееся колесо обозрения и покореженные качели-лодочки, на которых (из-за их покореженности) можно было качаться бесплатно.

На этих качелях мы и встретились. В тот раз я первый раз в жизни отправился в парк один. А какой парк без катания на качелях? Из пяти лодочек занятой была всего одна. Правда, моя любимая, оранжевая, ну да ладно... На мальчишку, качавшегося в ней, я не обиделся. Ведь волосы у него были почти такого же цвета, как облупившаяся краска, покрывавшая лодочку. И качался мальчишка здорово. Хоть и один - а вон как высоко...

Я хотел уже было забраться в лодочку зеленого цвета, как услышал:

- Вау! Это ты? Привет! Помоги-ка мне затормозить.

После этого мы летали на оранжевой лодочке так высоко, как ни разу до этого в жизни (или мне так только казалось?), и я впервые разглядел, как может классно Сережка улыбаться, совершенно не так, как другие. Для кого-то улыбка - привычная маска. А для Сережки - словно редкая награда, которой он одаривал немногих. И меня в этот раз - впервые.

Вообще-то с Сережкой до этой встречи мы были знакомы уже три года, с первого класса. Хотя где там знакомы?! Просто учились вместе - и все. Мне он казался странным. В первом классе, например, он показал учительнице фигушку, когда та пыталась заставить его переписать небрежно написанное упражнение. Во втором - все время просился к доске, чтобы прочитать придуманные им предложения ("Тетя Клава убила свою собаку из рогатки и похоронила ее у Кремлевской стены". "Облезлый скелет вылез из могилы и пошел заказывать по себе поминальную молитву"). А в третьем - подарил каждому (в том числе и мне) на День Святого Валентина по собственноручно изготовленному сердечку.

Я посмотрел на часы. До конца урока - пятнадцать минут. А у меня - всего несколько предложений. Ну, хоть абзацик еще один, на троечку, может, наскребется... "В августе мне купили велосипед. На нем очень хорошо кататься. Я ездил на озеро. Правда, купаться в августе уже холодно. Но я все равно купался, потому что надо закаляться".

И это была правда. Про купания, конечно, а не про закалку. Про нее я придумал только сейчас.

А вот с Сережкой купаться было здорово.

- Давай наперегонки! До понтонов! - бросал он мне и устремлялся вперед. Попробуй догони! Иногда мне все же удавалось ухватить его за пятку. Тогда он вставал на дно, фыркал и улыбался смешно:

- Ладно, будем считать, что ничья!

Да, Сережка был другом. По крайней мере, я так считал. Ведь сравнивать мне было не с чем (или не с кем?). До Сережки я и представить себе не мог, как это здорово - иметь друга. А насколько это здорово - я объяснить не смогу... Да и зачем это теперь? Если Сережки уже нет. В смысле - нет вообще. На другой день после нашей ссоры он попал под поезд. Конечно, я ревел. И не только я. Но все думали, что это просто несчастный случай. А я знал правду. Потому что мне на e-mail пришло короткое письмо: "Так будет лучше. Сергей". Причем пришло еще тогда, когда Сережка был жив! Но что я мог тогда понять из этой строчки?

После одного из августовских купаний я увидел на пустом пляже старика. Для бомжа - слишком интеллигентного, для добропорядочного пенсионера - слишком странного. В старомодной фетровой шляпе, длинном кожаном плаще. Я сразу поймал взгляд его глаз. Серо-зеленых, с красными прожилками, влажных, будто слезящихся от света.

- Плохо без друга? - усталым, но совсем не стариковским голосом спросил он.

Я пожал плечами. Не очень-то мне хотелось разговаривать с незнакомцем.

- А ведь твоего друга можно вернуть, - продолжил старик. - Ты хочешь знать, что для этого нужно? Совсем немного. Где-то далеко-далеко (а может, и совсем близко, смотря как смотреть, но для тебя - все равно далеко) живет точно такой же (или почти такой же, опять же как взглянешь на это) Сережка... И такой же Игорек, как ты. Конечно, все в этом мире связано. И если твой Сережка будет жить, должен будет умереть Сережка другой. Все очень просто. Дашь на это согласие - и будешь снова с другом.

"Конечно!" - хотел крикнуть я. Но не крикнул. Потому что представил другого Игорька, которому будет так же тошно, как и мне.

- Я вижу, тебе нужно подумать, - сказал старик. - Даю тебе время до конца лета. А пока - до свидания. - И то ли ушел, то ли растворился в прохладном воздухе последнего летнего месяца. Даже следов на песке не осталось.

"За лето я вырос и окреп, - дописал я. - Лето - это лучшее время года".

Прозвенел звонок. Я быстренько перечитал написанное (не шедевр, конечно) и пошел сдавать тетрадку. Лето прошло, и странный старик - лишь плод моего воображения, живой мираж, пробудивший во мне последнюю искорку надежды.

Но, идя по коридору, я уже думал не совсем так. Потому что у дальнего окна я заметил знакомую сутулую фигуру в том же нелепом плаще.

Я не побежал прочь. Зачем убегать, если принял решение? Впрочем, я знал его уже давно.

Я подошел к старику, посмотрел в его серо-зеленые влажные глаза с красными прожилками и сказал:

- Пусть ОН будет жить.

...Сережка подошел ко мне и сказал тихонько:

- Меня дома за эту двойку убьют. Ты извини...

Я не стал это слушать, лишь выкрикнул зло:

- У меня больше нет друга! - и вмазал ему по физиономии (с частыми-частыми веснушками, смешным курносым носом и почти жалобно глядящими серо-зелеными глазами). Я даже не стал защищаться от ответного удара, потому что знал: его не будет. И напрасно. Сережкин кулак метко заехал мне по носу. Мы сцепились крепко. Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы не наш новый завуч - Петр Александрович. Он разнял нас и, держа за шивороты, поставил друг против друга:

- Вот ведь друзья, не разлей вода... Третий раз за месяц! Будем жать друг другу руки или отложим?

- Отложим, - буркнул я.

- Угу, - согласился Сережка.

И мы разошлись. В разные стороны.

Да ладно, подумаешь... Не впервой.

...А скоро - лето. И я уверен: оно будет - добрым.

19.11.02

Halbien