Хотя, казалось, чего бы ему сниться? Ведь рассвет - самое обыкновенное явление. Но, во-первых, летом редко когда встаешь с рассветом, а во-вторых, рассвет Кольке снился непростой.
Сначала на небе, буром, словно политом засохшей грязью, появлялся первый, не намек даже, а какой-то предвестник, глазами который не уловишь, скорого восхода. Или не восхода даже. Как назвать это, Колька не знал. Тем более во сне.
Потом ссохшаяся, морщинистая поверхность неба начинала приобретать другой оттенок, будто там, за прозрачной пленкой свода, кто-то водил огромной кистью, оставляя расплывчатые светлые мазки. Одновременно с этим свод разглаживался, постепенно приобретая ту не поддающуюся описанию гладкость, присущую только чистому небу. А мазки, сначала робкие, потом все более и более смелые, скоро залили весь небосвод, отчего он стал... нет, совсем не голубым, а изумрудно-зеленым, чистым, зовущим.
Но это было только предвестие главного. Это главное Колька всегда ждал с радостным замиранием, с теплым трепетом, с каким можно ожидать только чуда.
Вот в самом центре изумрудного небосклона стало медленно проявляться смутное, пока белесое и неотчетливое пятно...
Колька вытянулся, раскинул руки (не настоящий, конечно, Колька, а тот, который во сне), готовясь к самому захватывающему. Еще несколько секунд...
Не получилось... В этот раз не получилось.
Часы, стоявшие рядом на столике, противно запищали.
Вот ведь гадство! Все из-за того, что накануне вечером он решил установить их по сигналам точного времени. Всего ведь на минуту отставали... И этой-то самой минуты как раз и не хватило.
Колька решительно отбросил одеяло. Это совсем не означало, что Кольке хотелось побыстрее встать. Совсем наоборот. Вставать не хотелось нисколечко. Но только таким решительным поступком можно было себя заставить идти в школу.
Да нет, в школу Колька ходил с удовольствием. Вернее, не без удовольствия. Или еще вернее - без отвращения. В общем, когда как.
Но это - когда учиться. А летом, как известно, не учатся.
Сейчас же Кольке предстояло идти на трудовую практику, или, выражаясь по-простому, на отработку, без которой в девятый класс, по заверениям “железной леди” Натальи Витальевны, директорши доблестной школы Љ 15, ну никак не переведут. Конечно, пацаны не очень-то ей и верили, и Колька в том числе. Были и такие, кто, начихав на отработку, занимался своими, куда более интересными, делами. А кому нечем было заняться - попросту пинал балду.
Кольке было чем заняться. Ведь на столе, все еще попахивая канифолью после вчерашней вечерней пайки, стоял не доделанный пока универсальный блок питания. Нет, не купленный в магазине и со временем сломавшийся, а теперь ремонтировавшийся, а задуманный, сконструированный и почти что собранный самим Колькой. Конечно, он вряд ли отвечал современным требованиям портативности (все “хозяйство” помещалось в корпусе от старой колонки электрофона “Россия”), но зато от него мог питаться током и магнитофон, и старый транзисторный приемник “Нейва”, который слушал еще Колькин дедушка, и морально устаревшая приставка “Денди” (в которую Колька почти не играл), и даже железная дорога, стоявшая на полу у окна.
Когда к Кольке заходили одноклассники (что случалось нечасто), то не обходилось без насмешек. Пора, дескать, на дискотеки ходить, а не в паровозики играть. Колька отмалчивался. Чего спорить-то? И только толстый Антон, Колькин сосед по парте и единственный, по его мнению, нормальный пацан в классе, знал, что дорогу эту Колька собрал сам. Сам выпилил из фанеры и покрыл краской рельсы и шпалы (рельсы - под металл, а шпалы - под дерево), сам из жести и кусков пластика построил паровозик со смешной черной трубой, напоминавшей перевернутый чугунок. Причем паровозик был таким, что не сразу и заметишь, что не заводская сборка. Сначала паровозик просто бегал по кругу, тихонько жужжа маленьким моторчиком, работавшим от батарейки, потом появились развилки и стрелки, поначалу несовершенные и приводившие к частым крушениям, но потом - работавшие “как часы” (Антон так и не узнал их секрета); теперь же Колька хотел пустить ток по рельсам (от нового блока питания), предварительно оклеив их фольгой. В связи с этим “начинка” паровозика тоже требовала кардинального изменения.
Но сейчас Кольке пришлось, вздохнув, оставить все это хозяйство, наскоро позавтракать и отправиться на троллейбусную остановку. Дело в том, что жил он в “спальном районе”, а школа Љ 15 (вернее, физико-математическая экспериментальная площадка, борющаяся за звание лицея) находилась в центре. Езда в троллейбусе, да еще в час пик, - занятие не из приятных. Чего приятного в том, что тебя прижмут к стенке, пытаясь выдавить последние внутренности, или заставят нелепо изогнуться, надавив сзади толстой сумкой, а спереди тыча в лицо локтем? Но самое неприятное в том, что почти полчаса времени пропадало даром. Ведь в такой обстановке даже книжку не почитаешь. А книжку Колька захватил на всякий случай - “Взрыв Генерального штаба”.
Но на этот раз Кольке повезло. Через остановку освободилось место, с краю, перед средней дверью, всего в двух шагах от Кольки. Но попробуй, сделай эти два шага!
Сначала он хотел нырнуть низом. Не вышло. Дорогу преграждала огромная клетчатая сумка, набитая чем-то мягким. И обойти - никак. Утрамбовка - по высшему классу.
Тогда Колька сделал отчаянный рывок, дотянулся до поручня, слегка раздвинув двух тетушек, одна из которых и была хозяйкой толстой сумки, подтянулся, оторвал ноги от пола. На мгновение взмыл над пассажирами, перекинул ноги через препятствие (тетушки, кажется, заохали), и скоро сидел уже на свободном месте. Вытащил из-за пазухи книгу.
Но начать читать сразу не получилось.
- Вы видели? - начала одна из тетушек. - Раньше выражение “пройти по головам” я воспринимала, как эпитет, а теперь - на тебе, наяву.
- Гипербола, - сказал Колька, ясными глазами посмотрев на тетушку.
- Посмотрите, он еще и хамит, - обратилась она к пассажирам.
- Я говорю, что “пройти по головам” - не эпитет, а гипербола, - пояснил Колька.
- А, этому в школе его научили, - нашлась тетка. - А тому, что место пожилым уступать нужно - нет. Я вот пойду сейчас к учительнице и расскажу все. Или лучше матери сразу.
Колька зажал готовые вырваться слова в горле и сказал другие:
- Не заметил, что вы пожилая.
- Да что вы с ним связались? - подала голос другая женщина. - Это же моральный уродец. Его уже никто не исправит: ни учителя, ни родители. Новое поколение растет. Пройти по головам, а то и по костям - и достичь своего. Вот к чему они стремятся.
Колька слушал уже вполуха. Он все же начал читать. Набитый утренний троллейбус - все же не базар, и тетушек поддерживали плохо, в лучшем случае - молчаливыми кивками. Но тетушки не унимались.
- Хоть бы кое-какие выводы сделал и освободил место, - говорила первая. - А он сидит и читает свой дурацкий детектив.
Колька молчал. Строки воспринимались плохо, не сразу, но все-таки Колька был уже наполовину не здесь. И когда его дернули за воротник, пытаясь поднять с сиденья, он не сразу понял, что происходит.
- А ну встань, сопляк, я сяду! - Голос тетки, до сих пор сохранявший какие-то остатки интеллигентности, превратился в визгливый крик.
Колька мягко, но решительно освободил воротник от схвативших его пальцев.
- Извините, но это уже насилье над личностью. Я все-таки знаю Конвенцию о правах ребенка. Ее, по-моему, специально написали, чтоб защитить детей от некоторых взрослых.
- А от таких детей нас кто-нибудь защитит? - задала риторический вопрос вторая тетка. Но Колька не оставил вопрос риторическим.
- Вас-то защищать не надо, вы сами хоть от кого защититесь.
Кажется, разговор этим не закончился. Однако рукоприкладства больше не было, и Колька погрузился в книгу.
Когда до выхода оставалась одна остановка, Колька поднялся, вежливо попросил тетушек посторониться (те молча подвинулись) и протиснулся к двери.
Сегодня на отработку народу пришло еще меньше. И понятно. Делать-то все равно нечего уже. Территория на пять раз выскоблена, кабинеты побелены старшеклассниками и родителями... И если раньше Кольке подчас не доставалось инструментов (надо сказать, он не очень-то и стремился, чтобы доставалось), то сегодня от хлипкой метлы, годной, разве что для отпугивания ворон, он не отвертелся. Однако поработать этим инструментом Кольке удалось недолго. Вскоре прибежала долговязая старшеклассница, исполнявшая летом роль секретарши, и, глупо моргая накрашенными ресницами, выпалила:
- Не оставлю, - ответил Колька. - Украдут, а мне потом расплачиваться?
Не оставил Колька метлу и в приемной (“Знаю я, один раз у меня книжку отсюда увели, библиотечную”), только снял ее с плеча и упер черенком в пол. Не обращая внимания на негодующие вопли “секретарши”, шагнул в кабинет.
Наталья Витальевна восседала за столом в думах о проблемах школы (тьфу, не школы, конечно же, а математической экспериментальной площадки, борющейся за звание лицея) и Кольку заметила не сразу. Зато сразу заметила метлу.
- Это что еще за... гадость?
- Извините, но эту... гадость (простите, я не первый употребил это слово) нам выдают под расписку и предупреждают о материальной ответственности за утерю или порчу, да еще и заставляют при помощи нее работать.
- Летняя практика входит в образовательную программу, - ответствовала Наталья Витальевна. - Причем вид практики каждый мог выбрать самостоятельно. Так что, если не нравится, мог бы не выбирать эту, по твоим словам, гадость.
- По вашим словам, - поправил Колька. - И к тому же, была предложена всего одна альтернатива: набить на компьютере методические пособия. От этой альтернативы я, за неимением компьютера, вынужден был отказаться. Увы...
- Хорошо. Мы проработаем это вопрос... в будущем году. А сейчас я вызвала тебя, чтобы поговорить о твоем безобразном поведении.
- О чем, извините?
- О сцене в троллейбусе.
- Рядом со мной стояли вы? Простите, я не узнал. Вы же знаете, наверное, у меня близорукость.
- Я стояла у передней двери. И чуть не сгорела от стыда! Я была поражена, с какой наглостью и цинизмом ты занял пустовавшее место.
- Вы сами заметили: место пустовало. И в течение примерно трех секунд никто не стремился его занять. Отсюда я и сделал вывод, что я - единственный претендент. А вы, как я помню, в актовом зале занимали понравившееся вам место еще более интересным способом: согнали третьеклассника Артема Чудинова, брата моего друга.
- Ты смешиваешь разные вещи! Одно дело - освободить место для педагога, а другое - вероломно занять место, на которое хотел сесть взрослый человек, а потом еще нагло пререкаться!
- Я-то как раз ничего не смешиваю. Только вот знаю, что Артем, вместо того чтобы смотреть концерт, где, кстати, выступал его брат, ревел в туалете, а у этих дам, я думаю, есть проблемы поважнее, чтобы им реветь из-за занятого мной места.
Колька, до этого стоявший и говоривший довольно спокойно, начал жестикулировать (в том числе и метлой), и из-под его куртки выпала книга. Колька быстро поднял ее, но Наталья Витальевна успела прочитать фамилию автора.
- Все ясно. Вот кто наш воспитатель. Понятно, почему ты ни в грош не ставишь ни взрослых, ни педагогов. С тобой, как я понимаю, разговор бесполезен. Завтра приведешь мать. А книгу этого... растлителя дай мне. Я поговорю с матерью о том, что нужно читать.
Спокойно, очень спокойно Колька сказал:
- Уважаемая Наталья Витальевна, у меня нет матери. Она умерла шесть лет назад. И вы, как директор, обязаны это знать. Я живу с отцом. А книгу я не отдам. Это моя частная собственность. До свидания. - На пороге Колька немного задержался, для того чтобы поставить метлу в угол. - Сдайте, пожалуйста, за меня.
До этого Колька был бы безмерно счастлив, если бы ему удалось уйти домой раньше. Теперь же и блок питания, и железная дорога казались чем-то неважным, малоинтересным. Ведь скрученная обида так и сидела внутри, и выплеснуть ее было не на кого. Впрочем, и хорошо, что не на кого - Колька знал это. Обида утихнет, растворится в повседневных делах, так зачем же заражать ей еще кого-то?
Колька пошел в соседний двор, сел на скамейку, открыл книгу. Но чтения опять не получилось. Потому что Колька почувствовал на себе взгляд. И точно: шагах в пяти кто-то стоял, судя по росту - мальчишка. Колька нащупал в кармане футляр для очков, не спеша открыл. Очков в футляре не было.
- Рассеянный с улицы Бассейной, - сказал он тихонько. И громче: - Слушай, подойди поближе, пожалуйста, а то ты на меня смотришь, а я тебя почти не вижу.
Мальчишка (а это действительно был мальчишка) подошел. Теперь Колька мог его разглядеть. А мальчишка был довольно интересный. В черных блестящих туфельках, отглаженных брючках (тоже черных); из-под расстегнутой ветровки выглядывал строгий черный пиджак, под которым был еще и жилет. Картину довершал галстук-бабочка, черневший на ослепительно белом воротничке. Прическа, правда, немного подкачала. Конечно, мальчишка не был лохматым, но волосы, несмотря на все старания, ровно лежать не хотели, пробор сбился, а в двух местах торчали два забавных хохолка. Взгляд же у мальчишки был немного виноватый, и в то же время напряженный: что, дескать, бывает, вырядили...
Колька понял, что мальчишка, по росту не уступавший ему, а, может, даже и немного обогнавший, скорее, младше его на год, а может, даже на два. Потому что была в лице его не стершаяся еще детская доверчивость, даже беззащитность, и что-то еще, подобрать чему название Колька не мог.
- Привет, - сказал Колька наконец.
- Привет, - ответил мальчишка. - Можно, я сяду?
- Я скамейку не покупал. Садись.
Мальчишка сел. Немного помедлив, проговорил:
- Может, лучше куда-нибудь пойдем?
- Может, - отозвался Колька. - Только почему ты решил, что я с тобой куда-то должен идти?
- Да нет, ничего ты не должен... Просто тут как-то... нехорошо.
- Ну, идем, раз такое дело.
Колька поднялся. Мальчишка - вслед за ним. С полквартала прошли молча.
- Слушай, - наконец подал голос мальчишка, - а тебе сильно страшно было, когда ты там, в троллейбусе, с тетками разговаривал?
Колька даже остановился.
- Это ты меня от троллейбуса провожал, и потом ждал, когда я из школы выйду?
- Ага.
- Только, чтоб об этом спросить?
Мальчишка слегка пожал плечами. Медленно пошел дальше. Сказал, обернувшись:
- Не хочешь - не говори.
Колька догнал его.
- Не страшно. Нисколечко. И... ради этого моего ответа ты столько ждал?
- Выходит, что так. Смешно, да?
- Да нет. Если для тебя это важно - то не смешно... Меня Коля зовут, Ковалев. Для друзей - Колька.
- Меня - Денис. Колька... ой... ты не думай... Ковалев, ты сейчас сильно занят?
- Разве я похож на занятого человека?
- Идем тогда в парк, а?
Это не парк даже, а почти лес, большим клином рассекающий город. И ходу до носа этого клина - всего квартал.
- Одет только ты не по-походному, - заметил Колька.
Денис махнул рукой:
- Ладно, теперь уж все равно... Надеюсь, ты не подумал, что я захотел покататься на каруселях... Нет, просто побродить охота. А одному... ну, нет, не скучно, конечно, но... Да нет, и не страшно. Просто... Ну, не знаю. Я дурак, да?
- Я, конечно, недостаточно с тобой знаком, чтобы дать исчерпывающий ответ на этот вопрос...
И тут Колька засмеялся. Так засмеялся, что даже остановился. Денис смотрел непонимающе. А Колька, все еще похохатывая, сказал, наконец:
- Да нет, Денис, я не над тобой. Я над собой. Просто как бы со стороны себя послушал. Очень замудренно я говорю... Знаешь, дурака - его сразу видно. Дурака бы я послал, и в лес с ним бы не пошел... Вот так.
- Значит, ты пошел со мной в лес только потому, что я не дурак?
- Ну ты и... тьфу! В общем... я тоже давно в лесу не был, почему бы не сходить? Тем более, если ты хочешь. Так что хватит стоять: идем!
После того как пересекли шоссе и вошли в лес, Денис спросил:
- Ты дорогу хорошо запоминаешь?
- Да как сказать... Наверно, не очень, - признался Колька. - Я, если тут и бываю, все по аллеям хожу. А что, боишься заблудиться? Тогда давай не будем на тропки сворачивать.
- Я не про то, - ответил Денис. - Это даже хорошо, что плохо запоминаешь. А то мы в такое место идем, тайное.
- Ты боишься, что я разболтаю? - догадался Колька. - Да мне и болтать-то почти некому. Да если б и было... Не беспокойся, в общем.
Тропинка, на которую свернул Денис, была почти незаметной. Вернее, для Кольки - совсем незаметной. Подстилка из хвои и полусгнивших шишек казалась везде одинаковой.
- А все же ты ведь не в лес собирался. В такой-то одежде, - сказал Колька.
- А, - отозвался Денис, - получать - так по полной программе.
- От кого? Ты скажи, разберемся.
Денис бросил взгляд на хрупкого Кольку. Сказал с сомнением:
- Да?.. Но тут ты не поможешь. Получать я буду дома.
- Это хуже. А хочешь, я и домой к тебе схожу? Физическое насилие запрещено Конвенцией о правах ребенка.
- Да не будет физического, - вздохнул Денис. - Будет хуже. Моральное.
- Моральное тоже, кажется, запрещено, - сказал Колька менее уверенно. - И тем более - за что? В лес человек сходил.
- Если б только это... Я концерт прогулял.
- Подумаешь... В другой раз послушаешь.
- Да не послушаешь! Я петь должен был. В хоре.
- И что, хор без тебя не справится?
- Да справится! Только одну песню придется выкинуть. Где я солировать должен.
- Ого...
- Да ты не думай... Петь я люблю. И песня хорошая. Что поделаешь, если вышло так.
- Тем более тебя спасать нужно. Знаешь, давай, я скажу, что тонул, а ты меня вытащил.