То ли оттого, что было у него с женой восемь детей и все мальчишки. А может быть, так его звали в память о его воинской специальности. Он был кавалером трех степеней ордена "Славы", да ещё два ордена "Красной звезды" и две медали "За отвагу".
Жена его была высокая, стройная, а фигурка у неё...
Вот только правой руки у неё не было по локоть, да прихрамывала она на правую ногу.
Пытались некоторые представители обоих полов называть жену снайпера "Культёй", да не прижилось это.
Мужиков Снайпер отучил быстро и жёстко.
Женщины, увидев, как каждый год прибавлялись дети в семье, все были ухожены, чистые и сытые, забыли сами про эту кличку.
С материка Снайперу привезли две козы и через несколько лет, в сарае зимой было уже небольшое стадо. Не жадные были это люди. Сами пили жирное козье молоко, и бесплатно давали для детей соседских.
Потом Снайперу привезли трёх кур несушек, да петуха. Вот диво стало. Каждое утро соседи просыпались под крики этого живого будильника.
Количество кур увеличивалось не сразу. Ведь каждый день сынки Снайпера просили яичницу. Однако года через три, и у соседей снайпера тоже появились куры. Цыплят жена Снайпера дарила им с широкой улыбкой.
Всем был хорош снайпер, и товарищ надёжный, в работе всегда первый, вот только...
Сам не курил и ругался, когда рядом дымили. Кроме того, не пил он спиртного! Ни капли, даже в большие праздники.
В День Победы он наливал полный стакан спирта, накрывал его куском хлеба и ставил рядом с фотографией, где он в форме с пагонами старшины и всеми своими наградами, вместе со своими боевыми товарищами.
Стакан тот со спиртом стоял до тех пор, пока спиртное не выдыхалось.
Потом кусок сухого хлеба, снайпер брал уже с пустого стакана и, размочив в крепко заваренном чае, молча съедал.
И ещё.
Очень не любил снайпер слушать обсуждение успехов в некоторых странах социалистического лагеря.
Особенно в Румынии и Венгрии.
Как только мужики начинали об этом говорить, Снайпер поднимался и молча уходил. Естественно, мужики этого не понимали.
Страны Варшавского Договора дружные, мощные, НАТО Советский Союз боится. В мире всё больше стран берут пример с их большого и дружного народа. Непонятно мужикам такое поведение Снайпера.
Когда отмечали двадцатилетие Победы, в посёлок приехал корреспондент из Москвы. Он так и представлялся всем: - Специальный корреспондент газеты "Правда".
Он объехал много посёлков на Колыме. Встречался он с теми, кто имел награды. Были и такие, которых при осуждении лишали наград. Встречался и с ними.
Когда корреспондент узнал о Снайпере, о его орденах и большой семье, очень захотел написать большую статью о нём.
Снайпер долго отнекивался, не объясняя причину отказа. Но корреспондент был упорный, каждый день по три раза приходил.
На четвёртый день Снайпер впервые посмотрел в глаза корреспонденту и сказал:
- А твою статью всё равно не напечатают!
Корреспондент стал убеждать его, что он ещё известный писатель, его книги читают во всём Советском Союзе, его знают большие руководители.
Однако Снайпер стоял молча и смотрел в глаза этому писателю.
Жена Снайпера, встретив в очередной раз гостя на пороге своего дома, пригласила его к столу.
Она, управляясь одной рукой, быстро накрыла стол, налила две тарелки наваристого борща и сказала мужу:
- Ты объясни гостю, а мы пока с детьми погуляем, не к чему им слушать ваш разговор.
Гость удивился поведению женщины.
Вот молча съели борщ, Снайпер убрал со стола посуду, придвинул свой табурет ближе к корреспонденту и, наклонившись к нему, сказал:
- А доставай свою тетрадку, пиши, только этого никто у тебя не напечатает.
Через два часа, хлопнула входная дверь, вернулись дети с матерью.
Московский гость попрощался за руку со Снайпером, поблагодарил его жену за вкусный обед, потрепал по головам несколько мальчишек и, широко улыбаясь, вышел.
Уже в самолёте, рейсом Анадырь - Магадан, он достал свои черновые записи и стал их перечитывать. Словно опять он слышал чуть хрипловатый голос своего собеседника:
- На моём счету к тому времени было сорок три немца. Через неделю, узнаём, что перед нами стоит румынская дивизия.
Что там за солдаты, как они воюют, мы ещё не знали. Но когда узнали, что они вытворяют на оккупированных территориях и что делают с нашими пленными, очень разозлились.
Да и солдаты венгерской дивизии вели себя хуже зверей.
Они выносили из домов наших граждан всё. Тряпки, даже посуду! Женщин наших портили, а кто им не поддавался, убивали.
После того, как мы сами увидели, что венгры и румыны добивают наших раненых, вырезают им живым звёзды на груди, очень разозлились. Между нами негласный уговор был, в плен венгров и румын не брать.
Мой личный счет быстро увеличился вдвое.
С моей женой мы познакомились на фронте. Она была связисткой в нашем батальоне.
Вторые сутки я был в засаде. Несколько раз стрелял, попадал.
Пришло время возвращаться в часть. Иду себе потихоньку, а в полукилометре вижу её, мою красавицу.
Идёт она вдоль линии связи, одной рукой поднимает проложенный ранее провод, по сторонам не смотрит.
Только не обрыв там был.
Группа разведчиков румын. Они на неё напали, но она у меня не из трусливых. Финкой, что я ей сделал, той, которой она зачищала провода, она ударила одному солдату в плечо.
Я в прицел всё видел.
На неё навалились четверо...
Я поднял свою винтовку, в оптику увидел, что один поднялся с неё и застёгивает свои штаны.
Сделал пять выстрелов.
Когда подошёл к тому месту, увидел, что она без сознания.
Вены и сухожилия на её правой руке перерезаны, кровь идёт. Я своим ремнём перетянул ей руку выше локтя.
Смотрю, на её голой ноге все пальцы отрезаны и рядом валяются.
И тут мне в спину выстрелили.
Уже падая, я увидел ещё одного, молодой такой, улыбался. Не знал он, что винтовку свою я перезарядил по ходу движения. Падая, я ему прямо в открытый рот и выстрелил.
В госпиталь нас доставили с ней вместе. Руку любушке моей отняли по локоть. После того, что с ней сделали, она не хотела меня видеть.
Когда ей разрешили выходить в парк у госпиталя, я всегда шёл немного сзади. Она это знала, но вида не подавала. В госпитале находилось на лечении несколько офицеров венгров.
Один из них положил глаз на мою Любу. Он открыто стал её домогаться, я не выдержал, подошёл и свернул ему шею.
Начальник госпиталя на следующий день нас С Любой выписал. Он мне и сказал, что венгры и румыны, лет через двадцать, продадут нас с потрохами.