Фонтанная площадь, главная площадь города, когда-то бывшая красивейшим местом и давно уже ставшая карикатурой на себя прежнюю, безмолвствовала. Да и безлюдствовала. За исключением разве что грязного оборванного нищего, который оккупировал единственный метр тенька ещё в те времена, когда над площадью только нависало её грязное и разрушительное будущее.
Когда-то площадь была хороша - идеально круглое пространство, к которому стекались улочки со всего города, да так, что заблудиться было невозможно. Пропетляй хоть целый день, рано или поздно окажешься на площади. Она была не только центром города, его сердцем. Непривычная круглая форма досталась ей ещё со времён места для вече. Давно-давно там горел костёр, вокруг которого стояли лавки. Потом маленькое поселение стало большим. Позже доросло до города. А площадь, как серединка ромашки, продолжала собирать горожан вместе. Когда город стал ГОРОДОМ, в центре площади появился фонтан, увековечивающий покровительницу горожан - Святую Ольгу. Если верить скульптору, Святая была молодой женщиной с волосами средней длины, узкими глазами и тонкими губами на круглом лице. Она была не высокой и крепенькой, если такое понятие применимо к бестелесным святым. Скульптор изобразил её в натуральную величину. Она стояла босая на постаменте из гранита, в длинном платье-рубахе, подпоясанном кожаным ремешком, и была занята тем, что вот уже три столетия выливала из кувшина воду в маленький круглый пруд, в центре которого стоял гранитный постамент.
Когда-то в пруду плавали красные и синие рыбки, вода была прозрачна как безгрешность, которой по легенде обладала тогда ещё не святая Ольга.
Воды в фонтане давно уже не было. Рыбок тем более. Когда все плохое только начиналось, вылавливать их из пруда руками казалось забавным.
Статуя давно была нечищена. Голуби и люди одинаково бездумно изгадили постамент. Пятна от помета, яиц и гнилых овощей, присыпанные пылью, подмоченные дождем и снова присыпанные пылью, смотрелись отвратительно. Но никому не было до этого дела. На площади редко появлялись люди. Только нищий иногда поглядывал на изуродованную Ольгу. Да она сама сквозь полуопущенные веки смотрела на испачканные руки и платье. Наверное с омерзением, хотя её взгляд был спрятан под опущенными ресницами, и угадать ее эмоции было невозможно.
К слову, в наши дни осквернённая статуя гармонировала со всей площадью. Деревья, росшие в шахматном порядке, и дающие прекрасную тень и защиту от дождя на открытом пространстве почти все иссохли, если не были вырублены или сломаны. Зато сорная трава резво прорастала сквозь мелкие серые плитки, подымая или полностью поглощая их. Всюду был мусор. Чаще мелкий: окурки, обрывки бумаги и ткани, овощные огрызки. Статуи, украшавшие выходы с площади и бортик фонтана давно растрескались. Витрины были побиты, вывески разломаны. Это был даже не хаос. Скорее насильственная смерть.
Хотя в городе ещё кипела жизнь. Правда все больше по окраинам, поближе к полям, на которых с тех времён, когда город был совсем молодым, выращивали особую траву, из которой делали прочную нить для парусов и канатов, что в морской державе, частью которой был город, ценилось на вес золота.
Но каких-то 5 лет назад по одному из 3 морей приплыл в город странник. А с ним рецепт, с которого все и началось. Странник научил одного трактирщика варить из травы особое зелье. Оно было сладким и тягучим. А выпившему дарило ощущение лёгкости, снимало усталость и боль, делало конечности мягкими, а разум светлым. А ещё позволяло увидеть все фантазии и желания, самые яркие и самые странные, как наяву.
Зелье растеклось по телу города, погрузив в его в сладкое небытие. Люди не хотели работать, есть и спать, не хотели любить и думать, а и мечтали лишь о новой порции дурмана. Они расставались со своими сбережениями и своим будущим. Поили зельем детей, чтобы те не мешали своими голодными криками. Продавали себя за стакан дурмана.
Вскоре те, у кого уже не было на что купить порцию ярких снов, стали претворять в жизнь свои самые больные фантазии. Пьяные оргии, извращения и убийства, чего только не было в головах у людей.
Людям было плевать на все, кроме зелье. В угаре город продержался пару лет. А потом обезумевшие больные люди растерзали трактирщика и его пособника за отказ продать зелье. Больше рецепт дурмана никто не знал. Но заражённые безвольные равнодушные создания уже не годились для прежней жизни. Они погрузились в ещё больший разврат в надежде вырвать у жизни хоть блеклое подобие прежних видений.
Казалось бы, как в этом городе удалось выжить нищему. У господина в теньке на Фонтанной площади был свой секрет. Когда зелье только появилось, ему действительно удалось подзаработать на площади. Раздобревшие от травяного пойла люди больше не гоняли его с убранной улицы и нередко кидали монетку находясь в состоянии пьяного благодушия. Потом площадь опустела. Подавать больше никто не хотел. Но в подвале магазина, чей чудом сохранившийся козырёк, давал единственную тень на всю площадь, остались продукты, а именно вкусные рыбные консервы, которыми раньше торговал приятный беловолосый мужчина. Он сгинул одним из первых, хотя не понятно, то ли последовал за зовом зелья, то ли стал одной из жертв таких последователей. Семьи у него не было, друзей тоже. А подвальчик с запасами остался. Так что нищий был на посту. Ночью он запирался в каморке возле подвала. А днем сидел у магазина, следя, чтобы никто не лишил его провианта. За огромной жалостливой табличкой, неизменным своим атрибутом ещё с лучших времён, он успешно прятал старый зубастый нож и пару баночек пропитания. Так и сторожили они площадь вдвоём с богиней.
Часто он любовался, хоть и грязной, но все равно красивой статуей и полушутя думал, что рано или поздно Ольге это надоест и она сойдёт с постамента и покинет город.
В особо жаркие дни сквозь поддёрнутый маревом воздух ему казалось, что Святая шевелится.
Сегодня особой жары не было, при ярком солнце дул пронизывающий северный ветер, но статую снова казалась живой. Нищий аккуратно положил табличку и потёр глаза руками, а когда снова их открыл, на постаменте уже никого не было.
Ольга обнаружилась чуть левее, с очень недовольным как на святую выражением лица. И не удивительно. Она оживила камень и он ей достался со всеми своими недостатками, то есть пыльный и грязный. Святая брезгливо стряхнула пару особо стойких очистков и направилась к нищему. На площадь она даже не взглянула, наверное насмотрелась за все это время.
Ольга смерила нищего недоверчивым взглядом, вздохнула, но признав, что и она сейчас вряд ли лучше выглядит, все-таки решилась на разговор
Удивительно, что искать единственного достойного человека, оставшегося в этом городе, нет нужды. - Нищий безмолвно таращился. И достойным, и человеком его не называли даже во времена его сиротского детства, когда голодный немытый ребенок вызывает жалость у прохожих. Ольга, ничуть не смутившись, продолжала.
Я думала, что смерть тех двоих заставит людей одуматься, я так надеялась спасти этот город. Но увы, чуда не случилось. - Если бы нищий мог, он бы сказал, что со стороны святой очень самонадеянно ждать чуда от людей. Но, к счастью, эта мысль осталась при нем.
Один безгрешный человек на весь город, которому благоволит Ольга Безгрешная. Хорошо, что у нас там не увольняют... - похоже святую больше интересовало свое мнение, чем ее собеседника. Уйди сейчас нищий, она бы и не заметила. Но как-то только он окончательно решил потихоньку уйти, Ольга снова посмотрела прямо на него и наконец-то разъяснила суть своего появления.
Здесь давно следует прибрать. Все, что живущим здесь было отмеряно, они уже истратили впустую. И нет смысла затягивать эту агонию. Но с моей стороны было бы бесчестно не дать этим несчастным последний шанс. Сегодня город последний раз проводит солнце. Но ночь больше не спустится на эти камни. А придет тьма. И завтра здесь снова будет только степь, как и было в самом начале. Я разрешаю уйти тебе и всем, кто услышит тебя и покинет эти стены до заката. Иди и расскажи им, что их ждет. Если и страх не изгонит из них грехи, то сделать это сможет только смерть.
Уже на последней фразе контур Ольги начал размываться, а когда было сказано последнее слово, она будто слилась с воздухом и растворилась в пыльном солнечном дне. Она не стала дожидаться хоть какой-то реакции от собеседника. Да и что он мог ей сказать? В том-то и дело, что ничего.
В какой-то мере он и впрямь был безгрешен, как говорится, технически. Он не злоупотреблял пищей и вином. Откуда избыток у нищего? Гордыне и тщеславию не за что было уцепиться в его постоянных мытарствах. Гнев и уныние некому показывать, когда ты одинок. Ни одна женщина на обратила на него внимание, так что и блуду поживы не досталось. Невозможно стать алчным, когда у тебя ни одной монеты.
А еще он никогда не врал. Нищий поднял обратно свою спутницу-табличку. Если бы он не уронил ее перед приходом святой, наверное умер бы вместе со всеми. "Падайте на еду нимому". И эта была чистая правда. Единственная доступная правда, которую он сообщал миру всю свою жизнь. Больше у него для города ничего не было.
У него в запасе еще пару часов. Надо будет взять побольше еды из подвала и когда солнце наполовину склонится к западу выйти из города через кладбище. Там редко кто бывает, а потому безопасно.
Если бы святые знали людей получше или хотя бы разрешали им произнести в ответ хоть фразу, они бы давно поняли, что единственный смертный грех - равнодушие, которое позволяет спокойно жить всем остальным порокам на земле. Жаль, рассказать об этом некому.