Записки дизайнера
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ЗАПИСКИ ДИЗАЙНЕРА.
Эти небольшие заметки, ни в коем случае не мемуары, а именно записки, типа тех, что пишутся на полях, на память, автор решился написать, следуя простому желанию вспомнить эпизоды своей сорокалетней карьеры дизайнера и художника. В последние годы вышла масса мемуарной литературы известных политиков, артистов, писателей. Но, я не видел ни одного такого произведения, вышедшего из под пера дизайнера. Мне показалось, что в этом есть некоторая несправедливость. Сегодня дизайн занял в жизни общества громадную нишу, заполнив собой все пространство повседневной жизни. И эти заметки, ни как, не претендуя на широкие обобщения, проиллюстрируют ту гигантскую метаморфозу, что произошла в последние десятилетия с этим видом искусства. К тому же автор надеется на то, что в записках читатель найдет массу любопытных деталей эпохи и множество широко известных личностей, участников многих проектов. Читатель встретит на этих страницах выдающихся артистов, поэтов, писателей, художников, скульпторов, культурологов, а также и родственников великих людей России, и небольшие тайны, смешные истории, веселые анекдоты, свидетелем которых автор стал благодаря своей профессии.
Часть первая. НАЧАЛО.
Глава 1. Детство.
Начать эти записки наверно необходимо, рассказав немного о своем детстве. Банально, но все мы родом из детства. Наша судьба, прожитая жизнь, удачи и ошибки, даже выбор профессии, все закладывается в далекие годы нашего становления. Я родился в середине двадцатого века, в Москве. Мои детские годы проходили как у миллионов советских детей: октябренок, пионер, комсомолец. Школа, двор, дача или пионерлагерь. Но! Было существенное обстоятельство, выделявшее меня из среды сверстников. Мои родители - политические эмигранты. Мама - итальянка, папа - испанец. Они оказались в СССР в разные годы и при различных обстоятельствах. Здесь, дорогой читатель, с вашего любезного разрешения, я сделаю небольшое отступление, названное " Судьба" посвященное необыкновенной судьбе моих родителей.
Глава 2.Судьба.
Моя мама приехала в СССР в 1925 году, семилетним ребенком, вместе с братом и матерью к своему отцу, Пио Пиццирани. Успешный инженер, видный политический деятель социалистической партии Италии, депутат парламента Болоньи, он эмигрировал в Советскую Россию в 1922 году, спасаясь от победившего в Италии фашистского режима. Здесь судьба семьи сложилась трагично. Сначала занимающий ведущие инженерные должности как иностранный специалист, он был в начале тридцатых годов заподозрен в троцкизме и умер в возрасте сорока двух лет при загадочных обстоятельствах, в результате грубейшей врачебной ошибки. Через несколько лет будет арестован и его сын, брат мамы, Галилео. Блестяще окончивший военно - морскую академию в Ленинграде, военный инженер подводных лодок, он будет обвинен в связях с итальянскими фашистами. Галилео погибнет через три года в лагерях ГУЛАГа. Мама и бабушка будут лишены всех прав. Их будут ждать унижения обычные для членов семей врагов народа. Тем не менее, они выживут, мама в 1943 году удочерит дочку брата, оставшуюся сиротой и привезенную из блокадного Ленинграда. В конце войны мама за свой труд на оборонительных рубежах Москвы, получит медали "За оборону Москвы" и "За доблестный труд". А в конце сороковых будет работать в итальянской редакции издательства "Иностранная литература".
Отец - человек легендарной судьбы. Уроженец провинции Гранада, родившийся в далеком высокогорном селении на вершинах Сьерра Невады. Сирота, с ранних лет он живет вдвоем с дедом патриархальной жизнью горцев, водит отары по горным пастбищам Сьерра-Невады. Затем, в отрочестве работает на стройке, батрачит, вербуется в солдаты. Позже, выполняя волю очень религиозной семьи, четыре года проучится в Духовной Семинарии Гранады. Разочаровавшись в нравах церкви, таких далеких от идеалов христианства первых веков, отец, не окончив ее, станет учителем, и, увлекшись идеями социализма, быстро займет ведущие роли в молодежной организации социалистической партии и профсоюзе рабочих Гранады. Примет активное участие в гражданской войне в Испании, развязанной националистами генерала Франко. В этой войне погибнет его семья, жена и малолетняя дочка. После трех лет борьбы и поражения республики, он, спасаясь от расстрела, совершит невероятный побег из захваченной националистами Валенсии. Оказавшись в Алжире, будет переправлен в 1939 году КОМИНТЕРНОМ в СССР. Здесь будет зачислен в школу КОМИНТЕРНа. В 1941 году добровольцем уйдет на фронт. Его направят в легендарную Особую Мотострелковую Бригаду Особого Назначения, школу советских диверсантов. А в 1942 году он будет заброшен в составе диверсионной группы в тыл врага в Белоруссию. Операция провалится и взятый в плен, он пройдет лагеря военнопленных в Белоруссии, Литве, Польше, а затем, за попытку побега будет отправлен гестапо в нацистские лагеря смерти, Бухенвальд и Освенцим. Проведет год в этих городах смерти. Чудом выжив, после освобождения, вернется в СССР. И в редакции издательства "Иностранная литература" встретит Изольду Пиццирани, полюбит ее и не побоится жениться на "члене семьи врага народа". Хотя сам с трудом, благодаря ходатайству Долрес Ибарури и Георгия Димитрова, пройдя фильтрационные лагеря и долгое расследование, избежит участи многих бывших военнопленных, попавших в ГУЛАГ. Так в 1946 году возникнет наша семья. Сначала у Клаудио и Изольды родится Лаура, потом и я, с сестренкой Анитой.
Глава 3. А здесь, начинается уже моя история.
Первые годы жизни прошли в дивном Московском районе, на Беговой улице. Наш дом был по соседству с ипподромом. И первые прогулки в коляске, вдвоем с сестренкой, прошли вдоль беговых дорожек, где тренировались жокеи. Отец обожал лошадей и скачки, и прогуливал нас только там. Стоит ли удивляться, что потом, все детство я рисовал лошадок и всадников. Надо сказать, сколько я себя помню, всегда рисовал.
Но по настоящему, осознанно детство и юность прошли на Автозаводской улице, куда семья переехала, когда мне было три годика. Это случилось благодаря тому, что в эти годы испанцам стали выдавать гражданство, до этого у них был только вид на жительство. А поскольку новых граждан необходимо было обеспечить жильем, Моссовет распределял квартиры. До этого испанцы жили в гостиницах Москвы. Как раз в этот период завод гигант ЗИЛ выстроил целый квартал, и Моссовет, имея в этом строительстве долю, распределил часть испанцев в новые дома. Так появилась на свет целая автозаводская колония испанцев. Район, где я провел детство, и юность был советским Детройтом. Громадный автомобильный завод ЗИЛ, целый город в городе. Недалеко от него располагался завод " Динамо", а чуть дальше - Шарикоподшипниковый завод. А уж фабрик, мастерских, автобаз, складов - видимо, невидимо! Ну и народ, конечно, в основном рабочие этих заводов. Жизнь здесь текла бурная, пролетарская, трудовая. Наша семья не очень вписывалась в эту среду, особенно бабушка. В Италии, до свадьбы с дедом, у нее было свое маленькое ателье в Болонье, она была не просто хорошей портнихой, нет, я убежден, она была прирожденным стилистом и дизайнером. Кстати, именно это и спасло их от голодной смерти зимой сорок первого в Москве. Бабушка за любые продукты, вплоть до объедков, день и ночь шила для торгашей, которых презирала всей душой. Об этом, она не могла говорить без слез даже много лет спустя. В нашей семье именно она была наиболее артистичной, любящей оперу, живопись, архитектуру. Своими первыми художественными впечатлениями я обязан ей, моей дорогой ноне (она просила называть себя так). Мама, бесконечно добрая и кроткая, была человеком изящной и тонкой души. Между собой мама и бабушка говорили на итальянском языке, и я до сих пор обожаю этот певучую и благородную речь.
Совсем другим был отец. Мощный и неукротимый темперамент, он легко адаптировался в любой среде. Был своим и у соседей, заводских рабочих, и в университетской среде, где работал. Обожающий общество испанцев, он редкий день не убегал к кому то из них в гости. А иногда вся компания приходила к нам. Я любил эти вечера, когда по комнатам разливался запах кофе и сигарет, шум и радостные взрывы хохота, быстрая, выразительная испанская речь. Сколько темперамента, страсти, жизнелюбия в этих людях, будто щедрое солнце их далекой Родины заглядывало в наши северные широты.
А во дворе, на улице, в школе, всюду меня окружала жизнь советского мальчишки тех лет. Со своими героями, друзьями, первыми детскими увлечениями. И, конечно рисованием! Сначала я пошел в кружок рисования в соседнем дворе, который вел старый художник, не слишком удачливый, но бескорыстно любящий искусство. Он посоветовал бабушке отвести меня в знаменитую изостудию Дворца Культуры ЗИЛ, рассмотрев во мне способности и желание быть художником. Там, прозанимавшись, год, я поступил в художественную школу Краснопресненского района, что сыграло решающую роль в выборе профессии. Прекрасные люди и педагоги, талантливые и увлеченные однокашники, вот атмосфера этого заведения в те годы. Школа была широко известна в кругах художников, как наиболее демократичная и свободная от академизма. Мы, юные художники, были в ней не просто школярами, к нам относились как к личностям, маленьким, но уже творцам. Это были чудесные годы юности, проведенные в занятиях любимым делом, среди талантливых и веселых однокашников. Особенно я сдружился с двумя ребятами из одной со мной общеобразовательной школы на Автозаводской: Юрой и Олегом. Вместе мы учились, вместе ездили в "художку", посещали музеи и выставки. Главной нашей страстью в те годы, были бесконечные выезды на этюды. Дело в том, что в нашем районе сосредоточены знаменитые монастыри Москвы, обороняющие ее в древности от орды. В двух шагах от Автозаводской улицы, на крутом берегу, Москва реки, сохранилась часть великолепного ансамбля Симонова монастыря, чуть дальше, в двух кварталах от него, чудо русского зодчества - Крутицкое Подворье, а через дорогу и легендарный Новоспасский монастырь. И совсем недалеко, стоило проехать на трамвае несколько остановок, сохранившийся Донской монастырь, а на противоположном береге реки Москвы, руины Даниловского монастыря. Все эти замечательные ансамбли тогда находились в заброшенном состоянии, часто в них размещались фабрики, склады, а то колонии и тюрьмы. Но нас это не останавливало, наоборот, воображение дорисовывало утраченные и разгромленные колокольни и церкви, башни и храмы. Интересно, что и окружающая застройка вокруг монастырей сохраняла колорит ушедшей Москвы, с ее небольшими деревянными домиками, окруженными садами, голубятнями, огородами. Так, что любой выезд на этюды, превращался для нас в историческое путешествие. Надо сказать, что любовь к истории привил мне отец. Историк, доцент Университета Дружбы Народов, он обожал свою профессию и с раннего детства рассказывал мне о древних цивилизациях античности, о далеких путешествиях, о средневековье. А любимым моим местом в древней Москве стал знаменитый Андроников монастырь, где размещался музей древнерусской живописи. Часами я кружил в этих небольших залах, как очарованный странник, попадая в незнакомый, таинственный и завораживающий мир. Тогда я ничего не знал о Святом Писании, не понимал сюжетов и героев икон и фресок, но меня очаровывала непревзойденная, неземная красота, исходящая от них. Сейчас я прекрасно понимаю, что именно тогда, не осознавая этого, я открывал для себя другой мир, духовный.
А время шло, подходила пора оканчивать школу, и определятся с выбором профессии. Я не сомневался ни секунду, что буду художником. Но каким. Тут открылась для меня, что я не готов для вступления в институты. Да, я очень хорошо занимался в художественной школе, был одним из лучших, мои педагоги считали меня одаренным. Но, чтобы пройти гигантские конкурсы в художественные вузы, этого было мало! Необходима была специальная подготовка с репетиторами, освоение специальных требований. А в нашей семье, в этот год, случилось несчастье. Бабушку, разбил тяжелейший паралич, и весь привычный уклад жизни рухнул навсегда.
Закончена школа, я с друзьями объездил все художественные вузы, выбирая, куда поступать. Долго думал, понимая, что упустил время, и принял решение попробовать вступить на только, что организованный при технологическом институте, факультет моделирования и моды. Подкупало то, что главой этого факультета назначили знаменитого Славу Зайцева. Да и перспектива работать в мире моды, среди красавиц, очень ободряла. Помню череду экзаменов, которые прошел до конца, недобрав одного балла. Это притом, что по специальным предметам получил все пятерки! Обидно! Да и срезали меня откровенно подло, на моей любимой истории. Поставили четверку, хотя честно говоря, ответил я блестяще, так как случайно именно этот вопрос знал, как никакой другой. Видимо это место было не мое, а уже предназначенное кому то. Расстроился я ужасно, обиделся, и, о молодость, на предложение оставить документы в институте, так как на первом семестре могло освободиться место, ответил гордым отказом. Сейчас я нисколько не жалею о том провале, не знаю, каким бы стал модельером, но интересно, что с первой же попытки, случайно, выбрал себе профессию дизайнера!
Гордый, но бедный, я пришел домой. Папа в очередной раз намекнул, как он был прав, уговаривая меня стать историком. Я горестно вздыхал, только теперь понимая всю глубину моего падения. Надо было искать работу, а на что я годен. Ничего не умею, никого не знаю. Отец посмотрел на эти переживания и решил пресечь мое уныние раз и навсегда. Попросил знакомых испанцев пристроить меня на ЗИЛ. Тогда аттестат художественной школы приравнивался к окончанию профессионального училища, а это уже кое, что! Помню, привели меня в бюро главного архитектора ЗИЛа. Находилось оно в новом здании заводоуправления и занимало целый этаж. Все пространство заполнено кульманами, на стенах проекты. В отдельном кабинете нас встретил высокий, импозантный главный архитектор. Я в трепете раскрыл папку со своими школьными работами, и неожиданно они ему очень понравились. Хвалит, обещает на следующий год помочь с вступлением в архитектурный институт на промышленное отделение, куда из его бюро берут с удовольствием. Я уже в эйфории представляю себя в этом бюро, в халате и нарукавниках. Но. Все заканчивается крахом! Мне нет еще восемнадцати лет, а должность техническая, взять не имеют права. Ужас. Опять провал! Но не те люди друзья моего отца, чтобы унывать! Через несколько дней ведут меня в художественное бюро ЗИЛ. Опять та же картина, те же работы, и вновь одобрение. На сей раз от главного художника завода. Взяли меня. Ура! Зарплату обещали громадную, 110 рублей в месяц! Жизнь налаживается.
Глава 4. Начало пути.
Представьте себе 1972 год, мой почтенный читатель. Я, вчерашний выпускник школы, попадаю на один из крупнейших заводов Советского Союза, первенец автомобилестроения. Чем тогда был этот автогигант занимающий площадь среднего европейского города. Десятки громадных цехов, свои улицы, транспорт, железная дорога, порт, десятки смежников по всей стране. А еще свой ВУЗ и знаменитый Дворец Культуры, свои больницы и поликлиники, детские сады и школы, профессиональные училища и подсобные совхозы, садовые товарищества и даже своя легендарная футбольная команда Торпедо. К чему я это перечисляю. Чтобы стало понятно, какой объем работы ложился на художественное бюро завода. Тогда не было принято называть этот вид деятельности дизайном, политической рекламой. Все проходило под емким и невразумительным названием наглядная агитация. Но с позиций профессии совершенно очевидно, что плакаты, панно, лозунги, пространственные установки, массовые зрелища - все это произведения дизайна. И от того, что является объектом рекламы, продукты, одежда или идеи и цели, сам метод создания не изменяется. Поэтому началом своей профессиональной деятельности я считаю те дни, когда начал осваивать азы профессии в бюро.
Глава 5. В Художественном бюро ЗИЛ.
Немного о том, как было устроено бюро, его составе, структуре, объемах работ. Располагалось оно в отдельном стометровом здании с антресолью.
Материальная база.
Высокое здание, в два этажа, с большими окнами, со специальными воротами для крупномасштабных изделий, со своим складом. Причем, когда в первые, же дни я побывал на этом складе, для экипировки и снабжения материалами, не было пределов моему восторгу от качества и количества дефицитных художественных товаров. Мне выдали кисти из колонка, белки, щетины, краски темперные, масляные, акварель и гуашь. Бумагу ватман и кальку, пленку, ножи, ножницы и готовальню. И это было не все! Выдавали также халат, нарукавники, телогрейку и ботинки. Я, привыкший к пустым полкам наших художественных салонов, был поражен! Надо сказать, что снабжение было на высоте.
Кадры.
В состав бюро входило десять человек. Возглавлял его главный художник, затем его заместитель, творческая группа и исполнители. В основном это были лучшие художники цехов, отобранные сюда на основе конкурса. Молодые, способные ребята, многие из которых готовились к поступлению в ВУЗы.
Объемы работ.
В обязанности бюро входила наружная реклама на заводе, и сопредельных улицах города. Это были: лозунги, растяжки, брандмауэры, панно, плакаты, выставки, доски почета, оформление демонстраций и праздников. Можно себе представить, какая нагрузка ложилась на коллектив в периоды праздников!
Методы обучения.
Попав в бюро, я был для своего возраста хорошо подготовлен как художник, но ничего не знал о методах работы в рекламе и графическом дизайне. Здесь и начались мои университеты. Надо сказать, что и в этом прослеживается определенная система. Для начала меня поставили осваивать шрифты. Десятки раз я переписывал объявления, пока более или менее научился этому ремеслу. Затем доверили затирать шрифтовые плакаты сухой кистью по трафарету, тоже целая наука. После этого включили бригаду, делающую гигантские лозунги. Там тоже своя техника и метод. Только спустя два месяца мне доверили плакат с изображением человека. А уж на поток по изготовлению плакатов я был поставлен в Новый Год. Мы оформляли елки для подшефных детских садов, школ, домов культуры. Под конец я с закрытыми глазами мог нарисовать белочек, зайчиков, медвежат, и даже Деда Мороза. Работа была радостная, веселая. А в итоге нас наградили премией! А через полгода меня уже включили в бригаду по росписи панно, это был прогресс, и мне повысили разряд.
Надо сказать, что в бюро выполняли и сложные установки со светом, движением, объемные. Этим занимались наиболее технически подготовленные ребята, а в сложных случаях приглашались специалисты.
Теперь, много лет спустя, я убежден, что тот опыт в работе над графическим дизайном и политической рекламой очень пригодился мне, получившему первые навыки в освоении этой профессии, сочетающей художественный образ и техническое мышление.
Наверно, я немного утомил Вас, мой любезный читатель. Но мне хотелось бы, чтобы семидесятые годы в развитии дизайна не становились бы очередной черной дырой в истории искусства. Это лишь краткое описание деятельности одного из сотен бюро, мастерских, студий, занимающихся в те годы политической рекламой. Это целый пласт отечественного дизайна, мало изученный и описанный.
Желая немного развлечь Вас, дорогой друг, я предлагаю разбавить эту главу рядом незатейливых историй произошедших в период моей работы в художественном бюро ЗИЛ.
Набросок первый. Этюды.
Окончился самый трудный период в жизни бюро. Прошел праздник революции, с безумным авралом, гигантским объемом работ в две смены, а то и круглосуточно. Все прошло успешно!
Тут наш главный художник, Володя, обожающий живопись, объявил рабочий день отгулом. А кто хочет, может присоединиться к нему и выехать вместе на этюды! Ура! Я уже третий месяц не писал. Утром собираемся на Павелецком вокзале. Холодно, заморозки, все утеплились, в куртках, сапогах, и с этюдниками. Сели в электричку, кто-то уже посапывает. Вокруг дачники, с ведрами, рюкзаками, саженцами. Наконец, Володя командует выходить из вагона. Улица встречает туманом, легким инеем, морозцем. Тут недалеко, обещает наш вожак, вот за тем леском. Топаем по распаханному полю, пересекаем рощицу и выходим к реке Пахре. И правда, красота! Река изгиб делает, берег высокий в ветлах, вдали деревушка, дымки вьются. Туман над водой, а колорит какой, осень! Все в энтузиазме раскладывают этюдники, и начинают творить. Проходит час, второй. Начинается брожение. Кто-то переходит с места на место, кто-то начинает сначала. Что-то не идет сегодня. Как то не пошло. А тут и обедать пора, замерзли все, наголодались! Вот тут и понятно стало, почему этюдники такие тяжеленные. Водка там и закуска. Раскладываем прямо на этюдниках натюрморты и началось... Повеселели все, разрумянились, разговор о живописи завели. Так время и прошло. Пора домой. А выпили немало. Тут хватились, а Валерки, маленького и субтильного не видно. Пошли искать. Спит в стогу. Подняли и почти понесли к станции. Электричка подошла, все в вагон, а Валерки нет! Глянь, этюдник его в проеме между поездом и платформой, а снизу жалобный писк раздается. Слава богу, нажали на стоп-кран и вырвали художника из лап безвременной гибели! Радости сколько! Всю дорогу обратную песни пели! Хорошо. Ну, а что этюды не вышли не беда. Мы же дизайнеры!
Набросок второй. Чемпион мира по бегу на карачках.
Был у нас в бюро Коля, мужик лет пятидесяти. Мастер на все руки. Рисовал плохо, зато все технические работы выполнял. Как то поручили Коле вырезать гигантские буквы из пенопласта. А пенопласт у нас хранился под потолком. Материал габаритный три метра на метр, а легкий, и связали его большой пачкой да к потолку на лебедке подвесили. Места не занимает. Ну, Коля подошел к лебедке, отвязал трос, а тут как на грех, дверь распахивается и Главный наш с начальством входит. Коля от неожиданности трос из рук выпустил, и на него с пятиметровой высоты вся громадная пачка пенопласта рухнула! Легкая она, но гром при столкновении с Колиной головой такой издала, ужас. Коля от неожиданности и страха упал на карачки и задом, с невероятной скоростью помчался к двери с пачкой пенопласта на голове. Бедняга остановился, только уткнувшись задом в ноги секретаря парткома ЗИЛ. Минуту царила полная тишина. А потом грянул такой хохот, стены содрогнулись. Секретарь тоже рассмеялся и говорит: "Весело живете, товарищи, а художника надо на чемпионат мира отправить, вон как бегает"!
Набросок третий. Жертвы Розы Люксембург и Интернационала.
Восьмое марта. Кому не известен нездоровый ажиотаж вокруг этого праздника. Вот и у нас в бюро все как с ума сошли. Кто-то лаковые броши делает в стиле Палеха. Но самые опытные джентльмены водку в пакетах из под молока, мимо охраны, всю неделю таскали! Приготовились к празднику, ребята у нас молодые, в основном не женатые. Конечно романы у всех, любовницы. Пригласили дам, и пошел праздник! Танцы, поцелуи! Свободная, революционная любовь имени Розы Люксембург. А кто-то и на антресоль полез с избранницами своими. Я как юный и непьющий, решил ретироваться. А утром, только и разговоров о любовных победах! Да рано обрадовались! Через несколько дней один из любовников наших весь в синяках пришел. Братья его любовницы, обиделись и бока намяли. А у Толика вообще конфуз вышел. Не поинтересовался он национальностью девушки, а напрасно! Через неделю приехала родня с Кавказких гор и поставили абреки героя любовника на ножи! "Женись, собака, или зарежем как барашка". И женился!
Набросок четвертый. Любовь и лозунги.
К празднику революции меня включили в состав бригады, выполнявшей гигантские лозунги на мостах, эстакадах, фасадах зданий. Тексты этих опусов до сих пор в моей памяти. Вот некоторые шедевры политической рекламы тех лет: "Экономика должна быть экономной"! "Народ и Партия Едины"! "Слава КПСС"! Ну и все в том же духе. В бригаду входили Коля и Толя. Коля был невысокого роста, с брюшком, коротким ножками, средних лет мужчина. Носил длинные волосы и необъятных размеров бакенбарды, всегда в костюме, почему то явно узком для него, с короткими штанами на подтяжках, большими, всегда до блеска начищенными башмаками. А главное, Коля носил бабочку! На ЗИЛе! Толя, вечный его подручный, был здоровенный, флегматичный и туповатый парень, имеющий одно неоспоримое достоинство, безропотно таскать любые тяжести. Это было предметом гордости этого бедняги, неудавшегося тяжелоатлета. Одевался он в халат, а сверху ватник, отчего напоминал немца под Москвой. Вот мы втроем и были направлены на написание лозунгов. Выделили нам зал в цехе благоустройства. А рядом раздевалка, где малярши переодеваются. Ходим мы, увеличиваем буквы, обрисовываем, вырезаем под трафарет. И все это под комментарии шалуний из раздевалки. Я их не возбуждал, по худобе и малолетству, Толя был слишком похож на их же кавалеров, слесарей и плотников. Но Коля! С бакенбардами, в бабочке, он был неотразим, настоящий художник! Сколько сердец разбил наш щеголь, сколько надежд на романтическую любовь погибло!
Набросок пятый. Падение в шахте!
К майским праздникам получил я повышение. Перешел в бригаду, которой была доверена работа над громадным, во весь фасад, панно. Должно было это нетленное произведение украсить новое здание Высшего Технического Учебного Заведения ЗИЛ, и изображало плоды технического прогресса. Вошли мы всей бригадой в лифт, заполнили его ведрами с краской, валиками, кистями и прочим художественным хламом и радостно рванули к высотам искусства. Только перегрузили мы кабину нашу так, что на седьмом этаже вдруг что-то со звоном лопнуло! Лифт резко накренился, заскрипел, и встал! Чуть постоял и опять качнулся, только в другую сторону! Все мы поняли, что висим на волоске от гибели! Лица ребят побелели, губы трясутся, звоним диспетчеру! А он, что может. Срочно прислать бригаду ремонтников. А тут кабина опять качнула! И так, наверно минут десять, нас мотало по всей шахте туда, сюда! Страху натерпелись! Ремонтники снаружи ценные указания дают, как ноги подгибать, когда вниз полетим! Ужас, да и только! Но бог милостив, через десять минут, показавшиеся вечностью, последний раз нас тряхнуло, и мы оказались на дне шахты. Ремонтники открыли двери, и уже через секунду все вылетели с круглыми глазами на улицу! А там и магазин недалеко, с известным всем успокоительным. Напились все, день прогуляли! А потом с энтузиазмом к вершинам искусства! Но, по лестнице!!!
Вот и пришла пора расставаться нам, мой читатель, с моими первыми в жизни коллегами. В конце мая я уволился, затем поступил в Строгановку. Но это уже другая история. Но хочется мне еще чуть-чуть занять твое время, рассказав малюсенькие байки о моих друзьях из художественного бюро ЗИЛа. Как раз в те годы шел по телевидению невероятно популярный сериал "Семнадцать мгновений весны". Там очень ловко были вмонтированы досье на главных героев. Уверен, этот небольшой плагиат вполне уместен. Итак, досье:
Глава 6.Кадры решают все!
Неформальная анкета мастеров политической рекламы.
Здесь мой верный читатель найдет шуточные досье на всех членов бюро.
Володя. Кличка "Жук", фамилия тоже Жук! Наш главный. Кличку получил за потрясающие усы. Володя гуцул, с роскошной кудрявой шевелюрой и голубыми глазами, красавец, любимец женщин бальзаковского возраста.
Толя, его заместитель, кличка " Самец"! К тридцати годам шесть раз женат и имеет шесть детей. Прославился новым методом расправы с крысами, что завелись у него в мастерской. Входя туда, кидал кусок сыра, а сам брал заранее стоящую швабру, зажимал ногой щетку и натягивал до упора рукой древко. Крыса садилась взять сыр, а охотник отпускал со свистом древко. Бац! И очередной трофей выносился на помойку!
Вася, кличка "Одессит". Уроженец этого южного города. Морпех. Зимой и летом в тельняшке! Прославился поджогом собственного дома. Барак- коммуналка пал жертвой вероломства Васи, уговорившего соседей сжечь постылый клоповник. Какого же было удивление пожарных, когда подъехав тушить пожар, они увидели жильцов, одетых в лучшие наряды и мирно сидящих на чемоданах! А жилье новое дали!
Толян, кличка "Пузо". Знаменит животом такой замечательной формы, что мог поставить на него стакан водки, и, не касаясь руками, выпить до дна! Мастер!
Валерик, кличка " Пижон". Маленький, но красивый брюнет. Обожал "фирменную одежду", франт. Однажды, подаренный ему женой белый плащ перекрасил флюресцентной красной краской. Вышел торжественно на улицу, но, как на грех пошел дождь, и плащ поплыл. Так и шел Валерка по улицам, под хохот прохожих, оставляя светящийся след на мостовой.
Леха, кличка "Петух". Рыжий и дюжий десантник. Обожал женский пол. Свою долю славы получил, ухаживая за неприступной поварихой из Тобольска. Не добился взаимности, зато девственница привезла ему в подарок с русского севера громадные рога!
Юрик, кличка "Научник". Летчик, прославился рассказами тысяч похабных анекдотов и историй про жизнь в общежитиях, где проводил досуг в перерывах между женитьбами.
Колян, кличка "Бабочка". Любитель высокой моды, носил костюмы и белые рубашки с галстуком бабочкой, и это на ЗИЛе. Что сделало его популярным у местных Кармен из цеха благоустройства.
Толик, кличка "Жеребец". Туповатый громила, прославился необъяснимой тягой к тасканию тяжестей, чем пользовались все остальные.
А десятый я, по кличке " Малец", данной ввиду возраста. Ничем не прославился! Мал еще!
Глава 7. В СТРОГАНОВКЕ.
В этот раз к поступлению я подготовился заранее, занимаясь с педагогами рисунком, живописью и черчением. И выбор свой сделал более осознанно, хотя о будущей профессии понятия не имел. Но Строгановка пользовалась репутацией ведущего учебного заведения готовящего дизайнеров. А вот на факультет проектирования интерьеров, выставок и реклам, подал документы только потому, что там задание на экзамене по черчению проще, чем на промышленном дизайне. А чертил я неважно. Вступительные экзамены прошли как во сне, причем жутком! Народу много, все на нерве, злые, толкаются за лучшие места. Но ничего. Сдал с первого раза! В "Строгановку"! Стал тринадцатым в группе из пятнадцати человек.
Начались занятия, рисунок, живопись, проект и так далее. Группа оказалось "Пожилой". Ребята все лет на восемь старше. Матерые, женатые и разведенные, окончившие средние художественные училища в регионах. Москвичей всего четверо. Как то не сложилась группа. Да и атмосфера Строгановки, после моей любимой Художественной школы, показалась мне излишне жесткой, очень уж рациональной. Для творчества ни время, ни сил не оставалось. Правда, оговорюсь, все мои замечания касаются исключительно нашего факультета. На других факультетах: живописи, скульптуре, прикладном искусстве и дизайне, мне казалось, жизнь гораздо легче, ярче, насыщенней. А наш возглавлял сам ректор. Тут надо сказать, что в те годы, в Строгановке преподавали несколько выдающихся архитекторов. Знаменитые Поляков, Чечулин, Захаров - цвет советского зодчества времен сороковых - пятидесятых годов, авторы знаменитых высоток, станций метро, монументальных ансамблей. Прекрасные архитекторы, они, конечно, внесли много своего в учебные программы. Но, время изменилось, и современная архитектура требовала других заданий. А основная масса преподавателей была выпускниками архитектурного института, ориентированная на практику шестидесятых годов, особенно на направление функционализма в Европе и США. В отличие от корифеев, эти педагоги сами не были практиками, и занятия были больше теоретические. Так нас и болтало от классицизма к функционализму. При этом масса заданий была дизайнерских: музеи и выставки, павильоны, киоски, витрины, детские площадки, рекламные установки. А педагогов практиков современного дизайна среды не было. Как это не обидно признать, но такое положение дел, сказывалось на нас, мы путались, начинали уставать от непонятных критериев, теряли ориентиры. Я далек от критики учебного процесса тех лет, а передаю только свое ощущение некоторого разочарования. Сколько было надежд, ожиданий от учебы, а оказалось, что во главу угла поставлены четкое следование неким тенденциям уже устаревавшим канонам. А жаль! Ведь студенчество это освоение школы, что, безусловно, было. Но это поиски и эксперименты, что, безусловно, отсутствовало. Мне кажется, что дело было еще и в том, что осознание дизайна как нового метода мышления, художественного проектирования всей среды, тогда было размыто. Поэтому при моем глубочайшем уважении к нашему образованию, не могу не пожалеть об упущенном времени для развития творческого мышления. Прошли пять лет. Дипломная работа и защита проекта прошли успешно. Начиналось самое интересное и важное время в творческой жизни каждого молодого дизайнера. Необходимо было найти свою дорогу, свою индивидуальность. Реализовать все, что накопил в период учебы.
А где же веселые студенческие времена, спросит меня мой почтенный читатель. Конечно, каюсь, были и загулы, и романы, и веселые пирушки, и смешные истории! А вот и некоторые из них:
Набросок первый. Разнос!
Интересные нравы царили на нашей кафедре. Прямо времена Царя Иоанна Васильевича Грозного! Никогда не забыть студентам семидесятых годов этот леденящий душу вопль тирана: " Безобразие! Где набрали этих халтурщиков! Всем неудовлетворительно! Позор"! Это комментарий к выполненной курсом практике в усадьбе Архангельское. Обмерам деталей классических зданий и малых форм. Стоим в коридоре, трясемся! Первый курс, выгонят нас с позором! А, что так разгневало маститого академика, нашего грозного Григория Алексеевича! Небрежная отмывка планшетов. Неряшливость графики, слабая компоновка. То есть, по сути, ректор прав. Он, великолепно владеющий академической школой, возмущался ее упадком. Только форма этого возмущения была эксцентричной. Да и не учили нас по настоящему академической школе. Правда гнев сменился на милость и нам были поставлены тройки с минусами. У кого то и с двумя минусами, а были и с тремя! Вот так!
Набросок второй. Критерий истины.
Следует признать, что Григорий Алексеевич был крут. Например, его знаменитое изречение, определяющее его критерии оценок:
"Тройка - это значит, меня удовлетворяет уровень работы,
хорошо я и сам не всегда сделаю,
а отлично, это для гениев"!
Набросок третий. Знак судьбы.
А ведь ректор мой благодетель! На предварительном просмотре по допуску к экзаменам меня почти уже срезали! Я гордо выложил рисунки, сделанные у репетитора, а два члена комиссии налетели на них, и давай позорить! Это фабрика, это профанация! Кое - кто обогащается за счет абитуриентов! В это время входит ректор, и, заинтересовавшись криками, подходит к нам. Я стою, не жив, не мертв! А он спрашивает: "А еще что - то есть"? Вынимаю дрожащими руками рисунки и наброски из школы. Лицо ректора светлеет. "Хорошо, очень хорошо"! Тут уж и критики поют дифирамбы. Ректор спрашивает меня: "Как фамилия?". Вильчес-Ногерол - отвечаю. Удивился академик и уточнил: " Это какая же национальность?" Испанец. Повеселел ректор и говорит: "А что, испанцы народ талантливый"! Похлопал меня по плечу и ушел, довольный сам собой! Конечно, меня допустили до экзамена, но думаю, эта случайность решила мою судьбу. Наверняка слова грозного шефа были восприняты как приказ о зачислении, и скорей всего у моей экзотичной фамилии мог появиться некий магический знак. Знак судьбы!
Мелкие пакости о маленьких слабостях!
Эти маленькие анекдоты о наших педагогах я расскажу Вам, моему любимому читателю, не с целью опорочить их доброе имя. Нет! Но, немного посмешить и почувствовать колорит художественной жизни.
Набросок четвертый. Ожерелье и ручки шаловливые.
Был у нас профессор, преподавал рисунок. Шустрый, деловой, председатель парткома Строгоновки. На занятиях не баловал своим присутствием, все занимался общественной работой. Славен был пристрастием к женскому полу. Любил войти в аудиторию, подойти к рисунку кого-то из наших студенток, и громко, чтобы все слышали, сказать: "Голубушка, проверьте расстояние от пупка до лобка! Умоляю вас"! Или просочится незаметно, постоять за спиной студентки, а потом ляпнуть, указывая на интимное место: " Что-то поскупились вы на объем, нехорошо завидовать!" Но совершенно терял над собой контроль старый ловелас, когда нам позировала знаменитая натурщица, с красивой пышной грудью. Она кокетливо не снимала громадный кулон из изумруда, утопающий в ее прелестях. Профессор срывающимся голосом заверял всех, что, в предыдущий раз, кулон висел не тут, и жадной рукой копошился, доставая украшение из заветных глубин.
Набросок пятый. "Пожирней и погуще"!
Еще один профессор, живописец, просматривая наши работы, всегда и всем говорил только одну фразу : " Пожирней и погуще!" Затем тяжко вздыхал, и уходил из аудитории, по-видимому, чтобы, где то отведать чего то, что пожирней и погуще!
Набросок седьмой. "Плохо идут дела"!
А на скульптуре, профессор, входя в мастерскую, неизменно скорбным голосом сообщал: " Дела идут, господа! Плохо идут дела!" Что вполне соответствовало действительности!
Эпизод восьмой. Андрей Тарковский в Строгановке.
Прошел слух по институту. К нам приезжает Андрей Тарковский! Будет вечер, в актовом зале. Не верилось! Я бесконечно восхищался творчеством знаменитого режиссера. Его фильмы "Иваново детство", "Андрей Рублев", " Солярис", "Зеркало" - мои любимые. Те, что смотришь, без конца, и каждый раз находишь новые горизонты, другую реальность! И, наконец, занимаю место в первых рядах, чуть не с дракой. Жду, появится кто-то элитарный, загадочный. А на сцене, какой-то шустрый, черноволосый, с офицерскими усиками, веселый и задиристый мужчина средних лет, в черной кожаной куртке. Оказывается это и есть Тарковский! И без пауз, без церемоний, начинает рассказывать о себе, как будто давно знаком со всеми. Свой в доску, с таким и на Автозаводской не страшно. Говорун, шутник, рассказчик. Ничего общего с образами, которыми пронизано его кино. Только приехавшая с ним актриса Терехова пытается придать развеселому вечеру вид солидности. Рассказывает о Тарковском, как о гении, о новаторе, всемирно известном режиссере. Да ни тут- то было. Тарковский начинает подтрунивать над собой, и своей славой. Рассказывает, что ни одного приза, ни в Каннах, ни в Венеции, нигде в мире, не получил, не пустили на фестивали. А раз в руках не держал, то может, их и не было. Что фильмы снимать не дают, считают бесперспективными, годами лежат сценарии, худсовет не принимает. Что всячески замалчивают грандиозный успех во всем мире, ни разу не поздравив официально. Но все эти свои проблемы и горести повествуются через шутки, с юмором. Незаметно пролетает вечер, что прошел в общении с великим русским художником - режиссером Андреем Тарковским. Ощущение чего-то необыкновенного, невероятного. Удивительно как ему удалось сделать нас своими друзьями на этот незабываемый вечер, сразу убрав пропасть между собой, мировой звездой современно кинематографа, и нами, простыми студентами. А через короткое время, я узнал, что Тарковский покинул Россию. Я уже тогда воспринял это как трагедию! Как же мы не ценим, не понимаем, не любим, лучших своих художников, писателей, композиторов!
Часть вторая. В профессии.
Глава 1. Первые проекты.
Это сложное время для любого специалиста, окончившего институт, первые проекты. Самостоятельно ворваться в новую среду невозможно, а работая в бригаде, рискуешь так, и остаться на вторых ролях. Меня распределили в ведущее творческое объединение Московского Союза Художников в области комплексного проектирования КДОИ. Это был успех!
Тут сделаю небольшое пояснение, относительно положения дел в те годы, в сфере проектирования выставок, реклам, наглядной агитации, интерьеров, музеев. Весь этот гигантский портфель заказов распределялся между несколькими крупными предприятиями. Самым крутым и вожделенным был творческо-производственный комбинат при Торгово-промышленной Палате СССР. Там, счастливчики, проектировали крупные выставки за рубежом, вплоть до всемирных павильонов СССР. Затем было объединение "Мосторгреклама" занимающееся рекламой в столице, творческий комбинат при ВДНХ СССР, и творческие комбинаты Союза Художников СССР, России и Москвы. Также занимался проектированием экспозиций творческое объединение Министерства Культуры СССР. На крупных предприятиях, в парках культуры, выставочных центрах были свои художественные бюро.
Объединение, где мне предстояло работать проектантом, состояло из лучших профессионалов в этой области, известных дизайнеров, членов Московского Союза Художников. Были организованны художественные советы, комиссии по распределению работ, игравшие роль экспертного сообщества для оценки художественного качества. Каждый год комбинат выполнял сотни объектов по всему СССР. Таков был размах этого предприятия, получавшего до семидесяти процентов прибыли всего Художественного Фонда Москвы!
А вот положение дел внутри Союза Художников было далеко от идеального. Дело в том, что в СССР сложилась четкая система ценностей по видам искусства. Первой безоговорочно была живопись, второй скульптура, третьим монументальное искусство. Затем с большим отрывом прикладные искусства, кино, театр, плакат. И только в самом конце - дизайн, который пренебрежительно назвали оформительским искусством. Эта система сложилась в условиях тоталитаризма, с его ориентированием на имперские традиции. В семидесятых годах, когда общество резко изменилось, это выглядело атавизмом, однако инертность системы была гигантской. И внутри союза дизайн существовал как необходимый, выгодный, но мало творческий вид искусства. Конечно нас, молодых дизайнеров, такое положение мало устраивало. Назревали перемены. Первый существенный прорыв совершила созданная студия дизайна при Союзе Художников СССР. Там на основе молодежных творческих групп осуществляли экспериментальные проекты дизайна среды. Вот на этом фоне и началась моя деятельность как проектировщика.
Мне повезло, я попал в интересный коллектив известных авторов, возглавлял которых В.К.Корыгин, известный дизайнер, много лет до этого проработавший в Торгово- Промышленной палате СССР, где создал ряд крупных международных выставок Советского Союза. Первой моей работой в этом коллективе стал проект музейной экспозиции Государственного Исторического Музея "Новый Иерусалим". Конечно, я был на вторых ролях, больше занимался техническими работами, но зато учился у настоящих мастеров методам проектирования сложного объекта в реальных условиях, осуществлению замысла. Это была нужная и своевременная школа. Вторым проектом, где ведущими дизайнерами были В.К.Корыгин и В.И.Савицкий, стала экспозиция "АТОМ-МИРУ" на ВДНХ СССР. Интересный, смелый проект, получивший профессиональную награду Художественного Фонда Москвы - Первую Премию в номинации " Лучшая работа года". Про Владимира Константиновича я уже сказал, а Виктор Иосифович Савицкий, тогда глава секции художественного проектирования Московского Союза Художников, тоже прошел школу ТПП СССР, автор многих известных экспозиций за рубежом. С такими мастерами я быстро набирал опыт реального проектирования и благодарен им за эту бескорыстную и высокопрофессиональную школу. Должен отдать должное этим ведущим дизайнерам того времени, мэтрам нашего искусства. По отношению к начинающему, они проявляли максимум доброжелательности. Но, почувствовав, что могу так и остаться помощником, полностью зависящим от маститых авторов, я решился на начало самостоятельной творческой карьеры.
Однако, дорогой мой читатель, вам наверно хочется разнообразить впечатление живыми картинками той жизни, того времени, характерными эпизодами.
Набросок первый.
Сто лет русского одиночества. Художник Александр Зиновьев.
В комбинате работал художник, не заметить которого было просто невозможно. Представьте себе обычный рабочий день, суета, кто-то несет планшеты, другие обсуждают прошедший совет. Вдруг в конце коридора появляется высокая, подтянутая, с великолепной выправкой фигура. Зиновьев! Впечатление, что навстречу тебе идет не человек, а другой век. Век кавалергардов, парадов в Царском Селе, балов в светских салонах. Почти двухметрового роста, всегда в белоснежной рубашке с черной бабочкой и монокле. А ведь ему почти сто лет! Самое интересное, что это, все, правда - и балы, и полк кавалергардов и парады. Зиновьев представитель знатного рода, чудом выжил в годы революции и репрессий. Вовремя, сообразив, устроится рабочим сцены в цирке - шапито, переезжавшем с места на место, а потому, малоуязвимом, для НКВД. Затем война, которую прошел всю на передовой, ордена и медали за храбрость и мужество. После войны работа в музеях, на выставках, вступление в Союз Художников. Он, всегда находящийся в центре внимания, но всегда одинокий, так и не заведет семью и детей. Хотя его умению красиво ухаживать за дамами, великолепно держаться на любых мероприятиях, удивлялись все, кто хоть раз видел этого необыкновенного человека. Наверно, самый любимый всеми художниками член худсовета. Никто за многие годы не слышал от него обидных замечаний, нет, только доброжелательный отклик, полный уважения к творческой личности. Человек исключительных качеств, благородный и честный, он так и останется в памяти всех, кто его знал символом другого мира. Ушедшего мира старой России.
Набросок второй. В КДОИ.
Когда сейчас я вспоминаю те два года, что проработал в КДОИ, мне рисуется целый калейдоскоп событий, дружб, открытий нового. Дело в том, что так была устроена наша жизнь, что вместе собирались художники в дни советов и зарплат. Тогда здание комбината напоминало растревоженный улей, коридор первого этажа заполнялся густой толпой страждущих авторов, рвущихся получить вожделенный гонорар. Вторую половину толпы представляли менее удачливые коллеги, желающие за неимением в этот раз своего гонорара, обмыть чужой. Сколачивались компании, составлялись планы, где, когда, с кем, и главное за чей счет! И совершался набег на местные рестораны гостиниц "Заря", "Валдай", "Восток", где воодушевленные творцы отмечали свои удачи, или глушили горечь поражений в традиционных формах русской жизни, так выразительно описанных в стихотворениях Александра Блока.
Другое настроение царило в комбинате в дни художественных советов. Тогда все притихало как перед грозой, а мир искусства делился на судей и подсудимых. Те, кто шли сдавать свой опус на суд коллег, имели несколько основных состояний, отражающих весь спектр человеческих переживаний: вид затравленный, немало претерпевший от мнения коллег, другой вид - нахальный, с вызовом, этакие нонконформисты. Были неприкасаемые, те, чьи работы беспрекословно принимались, а были и жертвы, те, кто непременно получал очередную оплеуху. Те же, кто судил, парили в ареале своей славы, щедро раздавая советы, и, что еще слаще, урезая гонорары.
Основная же работа проектировщиков шла вне комбината, в своих мастерских или на объектах. Вот там, в этих богемных подвалах, и вершилось все главное: работа, отдых, интриги. Каждый мечтал заполучить этакий подвальчик, пусть сырой, пусть темный, зато свой! Сколько это стоило сил и денег претенденту лучше не вспоминать! Зато уж подкупив инженера жилищной конторы, и оформив свой угол, счастливец получал то, что в принципе невозможно было получить - маленький остров свободы! Эх, сколько романов, достойных пера Золя и Мопассана, сколько веселых кутежей и попоек!
А работа на объектах, это уж кому, что достанется. Если повезет, ВДНХ! Вот где истинный парадиз! Многочисленные ресторанчики, кафе, пивные, закусочные. А фирменные магазины советских республик: Грузии, Армении, Азербайджана, с коньяками, винами, колбасами! Конечно, бывали заказы и где-нибудь в провинции, это жесть! Жутковатые гостиницы, местные столовые и обилие водки делало эти командировки делом рискованным и вредным для здоровья.
Набросок третий. Записки из провинции.
Дело было в провинции, мне достался заказ на оформление зала приемов пивоваренного завода. Выполнив рельеф, мы начали роспись, всячески пытаясь ускорить процесс, так бытовые условия Дома Колхозников нас не вполне удовлетворяли. Конечно, работая на пивоваренном заводе, невольно становишься слугой лукавого Бахуса. И, получив у администрации чан душистого свежего пива, мы безмятежно прикладывались к нему во время творческого подъема. Наконец, стало, понятно, что необходимо сделать санитарный перерыв. Пошли искать места общего пользования. И нашли! В торце большого цеха, в стене, сияла громадная дверь, почему то установленная на трех высоких ступенях. А далее, открыв эти врата, жаждущий видел длинную комнату, в центе которой на высоком постаменте возвышался грязный унитаз! Хорошо, что нас было трое. Один из нас, по очереди, гордо восходил на этот трон, а двое других, как верные слуги, располагались по обе стороны двери, охраняя покой вошедшего!
Ну, что же мой дорогой читатель, надеюсь эти юмористические наброски, маленькие шаржи на жизнь дизайнеров начала восьмидесятых годов немного развлекла тебя и добавила красок в описания быта и условий творчества той эпохи.
Глава 2. Свой среди чужих, чужой среди своих. Возвращение блудного сына. "АВТОПРОМ-60". "НТП-85".
Покинув КДОИ, я решился попробовать свои силы в монументальном искусстве. Но это никак не влияло на мое главное занятие, создание своей Студии. Просто я решил расширить диапазон профессиональных знаний. Два года я проработал в комбинате монументально-декортивного искусства Союза художников России. Выполнял там вместе с Олей, рельефы для санаториев, пионерских лагерей, декоративные вазы и композиции, детские площадки. Одна такая площадка даже имела успех и несколько раз тиражировалась, что нас с Оленькой очень радовало. За каждый тираж авторам полагался процент от гонорара! Красота! Главное же, мы приняли участие в нескольких интересных проектах отца Оли, известного скульптора, Олега Кирюхина. Это была школа! Ученик знаменитых скульпторов, Белашовой и Мотовилова, работавший с великим С.Коненковым и выдающимся архитектором И.Жолтовским, он был настоящим профессионалом. В это время уже Народный художник России, секретарь Союза Художников, создатель многих известных монументов. Нас он гонял, невзирая на все наши успехи в проектировании! Скульптура требовала других знаний. Но овчинка стоила выделки! Вспоминаются интересные проекты монументов в Великих Луках, Суздале и Москве. Причем мы принимали участие в создании именно декоративного и архитектурного образа. К сожалению, ни один из этих проектов не был реализован. А жаль! Все они были задуманы неординарно, все посвящены истории и культуре России.
Набросок первый. В Великих Луках.
Город на западных рубежах России, готовился к своему восемьсотлетию. Главный архитектор Пскова и Великих Лук Петр Бутенко пригласил Олиного отца создать памятный знак. А мы стали соавторами чуть позже, и с радостью включились в эту работу. Считаю, что задумка была интереснейшей. На высоком берегу реки установить монумент, состоящий из двух частей. Первая часть - четыре белокаменные десятиметровые стелы, установленные в плане крестом. В пересечении их колокол, каждые сутки отбивающий восемь ударов-веков. На гранях стел выбита летопись города. А наверху установлена композиция из меди с золочением. Четыре щита с рельефами на тему истории древнего города. Издалека весь монумент по силуэту напоминал колокольни Псковских земель.
Набросок второй. Русские мастера.
Олег Сергеевич с известным архитектором Нестеровым задумали предложить Суздалю, городу, для которого они создали очень удачный и неординарный памятник " Вечный огонь", памятник посвященный русским мастерам. Эта тема была близка Олегу, вышедшему из среды мастеровых, и скульптурная композиция получилась живой и выразительной. Два кузнеца за работой, причем очень необычным был силуэт памятника. Нестеров предлагал просто постамент, а нам показалось, что интересней создать единую композицию, выполнив постамент как узорчатый, резной поставец. По всему периметру мы расположили гербы городов Золотого Кольца России, и все это в арках и резных колонках. Мы считали, что такое решение будет более характерным для этой темы. Нестеров согласился на этот вариант. Но, зашедший в мастерскую знаменитый скульптор Л.Кербель раскритиковал эту затею, считая ее лишней. Сколько людей, столько и мнений. Уверен, что появись в старинном русском городе, такая необычная композиция, она хорошо бы смотрелась на фоне церквей, палат, торговых рядов. Именно некая ее чрезмерная декоративность, насыщенность, была бы близка архитектурному образу Суздаля.
Набросок третий. Композиция "Миру-мир".
Надо сказать, что этот монумент Олиного отца имеет богатую историю. Он демонстрировался и долго украшал набережную рядом с ЦДХ, а затем был подарен и установлен в Хельсинки. В Москве сегодня эта композиция украшает фасад университета дружбы народов. Так, что, казалось бы, куда лучше. Однако, мы были соавторами другого варианта установки для Москвы. Архитектором того варианта был знаменитый "ЯКБОР", Я.Б.Белопольский, прославившейся еще своей архитектурой монумента в Трептов-парке. Он задал тему фонтана - каскада, состоящего из трех уровней. Декоративные элементы окружали постамент, все выполнялось в нержавеющей стали, а на элементах располагались скульптурные группы взлетающих голубей. Исключительно эффектная композиция в стиле арт-деко. Мы разработали этот вариант с энтузиазмом присущем молодости. Яков Борисович очень хвалил нас, что лестно. Прошли художественные советы, а там начались инстанции, сметы. И погиб проект. Мне до сих пор жалко этого необычного, смелого, яркого решения.
Одновременно, мы постоянно работали над созданием Студии. Именно в эти годы становления определится очень многое в будущей направленности наших произведений, стилистике и методах реализации. В то время с нами постоянно работал талантливый дизайнер, мой друг еще по бюро ЗИЛ, Юра Раров, в то время главный художник музея этого автозавода. Позже он приведет в Студию и четвертого члена той первой нашей команды, Юру Зобенко. Совершенно разные по темпераменту, оба талантливые, оба " строгачи", они в те годы были нашими верными друзьями и соавторами нескольких произведений. С ними мы обустроили полученное помещение от Союза Художников, которое помог выбить Олин Отец. Это был цокольный этаж в пятиэтажном доме на улице Бажова. Это было счастье! Наша первая Студия! Сколько любви, сил, денег мы вложили в это невзрачное помещение. И оно ожило, стало нашим домом на долгие годы. Сколько прошло здесь работ, а сколько праздников, молодого веселия, и бессонных ночей перед сдачей проекта! До сих пор вспоминаю тот наш полуподвальчик у знаменитого Екатерининского акведука. Утро, легкий морозец, бежишь от метро ВДНХ к себе, а навстречу громада акведука, Яуза, деревянный мостик, а под ним в незамерзающей зеленой воде россыпь уток и селезней. Встанешь на секунду, покрошить припасенного хлеба, а потом в горку, мимо летящей на санках детворы, в свою мастерскую! С чувством благодарности, любви и ностальгии вспоминаю до сих пор это время. Время надежд, дружбы, любви. К тому же именно в эти годы мы получили возможность поехать в творческую группу Союза Художников России. Здесь сделаем небольшое отступление, мой читатель. Уверяю, это забавно.
Набросок первый. В Переславле-Залесском.
Замечательный старинный русский город, стоящий на берегу Плещеева озера, полный древних монастырей и храмов, сохранивший облик старой России. Купеческие особняки и общественные здания 19 века, чудом уцелевшие в центре, сменяются застройкой более демократичной, деревянными домами мещан, на каменных подклетях. А подальше от центра уже просто избы городской бедноты, с огородами, амбарами, сараями. Живописная речка Трубеж, валы древней крепости, замечательный музей древнего русского искусства, расположенный в Горицком монастыре. А на окраине этого города Союз Художников России выстроил замечательные корпуса дома творчества на месте усадьбы знаменитого художника Кардовского. Местные прозвали этот комплекс - Пентагон. Смешно, но не без доли правды, настолько современная архитектура коттеджей из красного кирпича казалась фантастичной на фоне общей жилой застройки. Вот сюда, на два месяца, мы и прибыли с Оленькой, в группу скульпторов, возглавляемую другом Олиного отца, замечательным скульптором и человеком, Михаилом Смирновым. Эти два месяца остались в памяти как единый счастливый период молодости. Нам предоставили номер на двоих, со всеми удобствами, мастерскую, бесплатное питание. Фантастика! Это было практикой Союза Художников, такие творческие группы. Незабываемые времена советского периода. Правда эта практика не распостронялась на дизайнеров, только на художников и скульпторов. Но, мы работали в тот момент на монументальных комбинатах и формально имели право на этот рай. Два месяца пронеслись незаметно. И я, и Оля как будто вернулись в детство! Можно было не о чем не думать, а рисовать, лепить, писать! Чудо! Уверен, наш медовый месяц прошел именно там, в этом древнем городе, в кругу молодых и веселых художников, в походах по окрестностям, поездках в Ростов Великий, и конечно бесконечных праздников. Незабываемое, счастливое время!
Набросок второй. Старые самовары и Олино сватовство.
Естественно, что не обошлось и без курьезов. Мы узнали, что в городе, у жителей полно старого хлама, как они выражались. На чердаках валялись всеми забытые самовары, прялки, крынки, гребни, и масса всего ненужного в современной жизни. А нам эта старина казалась такой красивой, такой желанной. И Оля с Таней Ломакиной, молоденькой скульпторшей, отправились на охоту. А надо сказать, Переславль в то время - город старушек. Старики их давно вымерли, кто погиб на войне, кто спился. А сыновья у многих в тюрьмах. Это же сто первый километр, то есть в советское время место выселки уголовников из Москвы. Так в одном из домов, Оля имела такой успех у хозяйки, что та долго показывала ей семейные фотографии, особенно сына, а потом сделала предложение. Через полгода возвращается сынок из тюрьмы, вот и выходи за него замуж. У меня и корова, и коза, опять же куры, утки, огород. А ты, я вижу, девка справная, хозяйственная, старье собираешь!
Набросок третий. Криминал.
Пролетели два месяца, как один миг. Давно столько не работали для себя. И графика, и живопись, и скульптура. Прошла комиссия от Союза Художников России, одобрили, похвалили, что-то на выставки рекомендовали. Надо собираться. А у нас весь номер в самоварах, прялках, гребнях. И одеяло лоскутное куплено! Слава богу, за нами Олег Сергеевич приехал, на УАЗе своем. Зашел в номер и ахнул. Вы, что ребята, вас же за это из союза выпрут. Тут специально из горкома местного ходит чиновник, смотрит, не везут ли художники старину. Если застукает, то скандал поднимет, экспертизу вызовет, протокол напишет. Ничего себе, мы и предположить не могли, что все, что так безжалостно уничтожается, является поводом для безобразной травли. Например, от тех же старушек мы знали, что самовары собирали на металлолом, а прялки, сани, старую мебель выкидывали на свалку, где все это равняли бульдозером. Удивительная логика, нечего сказать! Ну, дождались вечера, закутали все в тряпки и загрузили в машину. Теперь уже почти сорок лет стоят эти самовары и прялки у нас в Студии, и радуют нас и наших гостей.
НАБРОСОК ЧЕТВЕРТЫЙ. Без памяти.
Естественно, что за два месяца, мы вдоль и поперек обошли весь этот небольшой город. Мы буквально влюбились, в его тихие заросшие улочки, покосившиеся домики, необыкновенно уютную, какую домашнюю речку-Трубеж. И вдруг неожиданно, возникающую из-за поворота дороги, необъятную зеркальную поверхность Плещеева озера. Часами мы ходили по чудесному Горецкому монастырю, ставшему музеем, с его стен открывался потрясающий вид на Русь Залескую, а в уютных белокаменных палатах, нас поражала коллекция деревянной церковной скульптуры. Этот город незаметно входил в твою душу, забытым обаянием ушедшей России. Тем более страшно было видеть зияющие, как открытые раны, разбитые храмы, обезглавленные церкви, превращенные в тюрьмы монастыри. Особенно запомнился один случай. Мы целой компанией художников отправились в недалеко стоящий монастырь, полюбоваться дивным ликом Спасителя, в куполе древнего храма, о нем ходила слава, как об одном из лучших в древней Руси. Какого же было наше удивление и ужас, когда мы увидели, что вся эта потрясающая фреска испещрена следами пуль. Особенно тяжело было знать, что это совершили не враги, не оккупанты, а свои солдаты, расположенной здесь части. Потом мы узнали, какое гигантское количество старинных икон было уничтожено в тридцатые годы. Ужаснул рассказ о том, как выдрали из храма иконостас 15 века, распилили его на ступени, и по этим ступеням, по святым ликам, ходили на почту. Всем городом. И не случайно чудесный старинный храм, стоящий за памятником Святому Александру Невскому в самом центре города, где по преданию крестили князя, внутри пуст, не сохранилось ничего, ни иконостаса, ни фресок. Бездумные, потерявшие память потомки поставили памятник, уничтожив память.
Набросок пятый. Без прикрас.
Зато недалеко установлен другой памятник - Ленину. Удивительное произведение. Помню, как оторопел, когда впервые увидел эту несуразную фигуру, руки необыкновенно длинные, ноги кривые и тонкие, торс грузный. Лицо то ли маньяка, то ли умалишенного. А между тем это единственный памятник вождю выполненный известным скульптором Королевым с натуры. Стоявший рядом со мной скульптор Смирнов, на мой недоуменный вопрос, ответил, что видимо это и есть реалистичное изображение Ленина.
Давно все это было. Мы, тогда начинающие свой путь в профессии оказались в совершенно новом для себя мире. Неожиданно, эта поездка оказалась одной из самых ярких в жизни. Казалось бы, мы объехали почти всю Европу, чего только не видели. А вот запала в душу, осталась в памяти!
Думаю, что эти два года, что мы работали в монументальном искусстве дали нам много и как проектировщикам. Ощущение масштаба, материала, знание технологий изготовления скульптуры и керамики, понимания проблем синтеза, да и массу новых связей с монументалистами, скульпторами, художниками. Очень важные знания для дизайнера, занимающегося синтезом искусств на своих объектах.
Надо сказать, что через пару лет, уже в другом статусе, я на время вернулся в КДОИ. Меня и моих соавторов, Оленьку и Юру, пригласил для разработки концепции крупнейшей в СССР выставки 1984 года "Автопром", главный художник этого проекта Виктор Савицкий. Он увидел на молодежной выставке в Манеже, наш проект " Музей Автомобиля", получивший первую премию Московского Союза Художников, и решил создать сплав опыта и молодости в группе генерального проектирования. Идея нам понравилась, так как давала возможность проявить себя и реализовать многое из задуманного. Началась работа. Экспозиция располагалась в знаменитом "Монреальском" павильоне на ВДНХ СССР. Двадцать тысяч квадратных метров плюс сорок тысяч метров открытых площадок! Начались поиски художественного решения. Невероятно интересно и динамично шел процесс проектирования. Была придумана грандиозная инсталляция при входе на выставку. Используя мощный трехмаршевый стилобат, мы предложили рассечь пространство тремя конвейерами. Олицетворяя процесс производства, эти металлические ленты, с установленными на них машинами, становились символом "Автопрома". Причем задумана была динамичная подсветка лент, имитирующая движение конвейера. А на гигантском стеклянном фасаде павильона устанавливалась громадная реклама " АВТОПРОМ -60", тоже с динамической подсветкой. Третьим элементом решения фасада была эмблема выставки, выполненная из металла в виде шестиметровой стилизованной буквы "А", с пронзающей ее машиной. Надо отметить, что я до сих пор считаю решение входа на экспозицию, одним из лучших в своей практике. Вообще, выставка получилась цельной и выразительной. Мы использовали мотив конвейеров и внутри павильона и на площадках, добавили декоративные рекламные ворота, выполнили все в сочетаниях красного, белого, синего цвета. Выставка пользовалась громадным, ажиотажным интересом у зрителей, была высоко оценена профессионалами, получив премию Союза Художников Москвы " Лучшая работа года", и руководством ВДНХ, отметившим авторов медалями.
А нас ждала следующая задача. Савицкий приступал к проектированию главной в СССР экспозиции 1985 года " Научно - Технический прогресс". И пригласил нас к сотрудничеству. Год старта перестройки, стольких надежд, мечтаний, поисков. И начало, как мне думается, было положено правильное. Опора на развитие науки и производства. Куда все это потом делось! Жаль, что не был использован исторический шанс, сохранить СССР, и создать современную экономику.
Надо отметить, что, несмотря на успешно складывающиеся отношения с В. Савицким, мы оставляли приоритетным развитие своего проекта - создания своей творческой студии. Как раз в эти годы мы вступаем в Союз Художников СССР, становясь самыми молодыми членами секции дизайна, получаем мастерскую, и работаем над получением заказов. У нас в планах открытие первой своей персональной выставки в выставочном зале молодежного объединения Союза Художников. Все впереди. Счастливое время!
Экспозиция, что нам необходимо было спроектировать, располагалась в том же павильоне. Необходима была идея, позволяющая создать нечто новое, необычное. Мы остановились на разработке темы компьютера. Ведь вся современная индустрия как на матрице, основана на компьютере. Найдя форму экрана дисплея, мы сделали ее основной в экспозиции. Эта тема нашла отражение и в дизайне фасада, где остекление превращалось в экран компьютера с гигантским логотипом выставки. А стилобат превратился в платформу для установки самого впечатляющего экспоната выставки, космического корабля. На всех этажах павильона мы спроектировали систему гигантских экранов, где демонстрировались новейшие достижения науки и техники. На этой экспозиции большую роль играли применяемые впервые в отечественной практике новые материалы и технологии. В целом получилась масштабная экспериментальная площадка для формы выставки нового типа, предельно компьютеризированной, интерактивной, технологичной. Также широко применили игровой принцип восприятия зрителя, позволив ему пользоваться многими экспонатами, как тренажерами. Все это было ново, и в принципе шло в русле тенденций современного дизайна. Выставка была открыта при стечении множества представителей научной элиты, властей, прессы, индустрии. Но, для авторов стало очевидным, как сложно пробивает себе дорогу все новое, создающиеся в нашей стране, как инертна система, несовершенны механизмы реализации научных открытий.
Конечно, такой объект не остался незамеченным. Мы получили уже очередную премию Московского Союза Художников, серебряные медали ВДНХ СССР. По следам выставки большую статью написал Рудольф Кликс. Был успех!
Глава 3."РОСМОНУМЕНТ ИСКУССТВО".
Но, приходило окончательное решение начать свое дело, пусть и не такое масштабное, зато полностью индивидуальное. Успешное возвращение состоялось, но жизнь диктовала новый виток профессионального роста. Наши усилия сконцентрировались вокруг поиска наиболее удобного для проведения работ предприятия. И наш выбор пал на Творческое Объединение Министерства Культуры России. Почему? Для этого выбора было несколько причин. Оставшись в КДОИ, мы неминуемо оказывались бы в ситуации, когда необходимо еще несколько лет работать в бригадах. Так как свой интересный объект самостоятельно провести через комиссию было бы невозможно. Система распределяла заказы по степени их сложности и престижности среди ведущих авторов. А молодежь, прикреплялась к ведущему автору, как ассистенты или стажеры. Нас это категорически не устраивало. Как раз в это время мы, после долгой проработки, смогли договориться о двух интереснейших заказах. На создание проектов Музея Шаляпина и Музея в Томске. И поскольку оба объекта были закреплены за министерством культуры России, мы смогли договориться с генеральным директором "Росмонумент искусство", о реализации этих объектов в его объединении. Дело было новое и сложное. До нас там никто музеи и выставки не осуществлял. Основным видом деятельности предприятия были памятники, монументальное искусство и интерьеры. Таким образом, нам предстояло начать организовывать новое производство. Сложно. Да! Но это был шанс!
Глава 4. В музее Федора Ивановича Шаляпина.
Для меня этот небольшой особняк с усадьбой, уютно расположившийся на Новинском бульваре, так очаровательно напоминающий о старой Москве, целая глава в творческой биографии. Заходя сегодня в тихий московский дворик усадьбы, я будто переношусь во времена своей молодости. Так же шумят липы над головой, утопает в сирени нарядная открытая терраса, что ведет в знаменитую Белую гостиную. Так же загадочно по вечерам светятся окна, как будто скрывая далекую, давно отшумевшую жизнь, некогда одного из самых гостеприимных московских домов. В сгущающихся сумерках растворяющегося в плывущем тумане сада, я как будто слышу их, голоса былых жильцов. Детский смех, возгласы гувернанток, властный голос хозяйки дома. А из приоткрытых ставен дома доносятся до меня негромкие звуки рояля и чарующий голос Федора Шаляпина. Веселый шум товарищеского застолья, отрывки фраз, стук шаров бильярда, взрывы смеха. Былая жизнь никогда не уходит навсегда, надо только прислушаться к неясным звукам, легкому эху, мерцанию света.
А начиналось все в далеком 1985 году. Весна. Я со своей женой и соавтором Оленькой, молодые, радостные, счастливые, стоим вот под этим раскидистым кленом, и слушаем неугомонный гвалт разбушевавшейся стайки скворцов. Сегодня мы впервые зайдем в будущий музей Федора Шаляпина, увидим, почувствуем особый ритм, строй этого дома. Вы ведь замечали, наверно, каждый дом имеет свое, ни на кого не похожее лицо, свою особую душу. Очень важно для художника уловить этот неповторимый ритм, эту атмосферу. Из этого ощущения в дальнейшем складывается тот образ, что проходит во всех деталях будущего замысла. Это как камертон, что настраивает инструмент, иначе все дальнейшее может оказаться фальшивым.
Нас встречают, и проводят по досчатым настилам в залы, где пахнет олифой, свежим деревом, масляными красками, где вовсю пилят, строгают, монтируют лепнину. Полы еще не постелены, и мы как по тропке, пробираемся по щитам, лежащим на громадных лагах, углубляясь все дальше по анфиладе залов. Производят впечатления привезенные из вологодских лесов вековые, мощные бревна, из которых сложены стены. А где то уже вовсю белят отштукатуренные по дранке гипсом стены, монтируют лепнину, устанавливают двери и окна. Как то сразу ощущается особая атмосфера этого старинного особняка, пережившего пожар 1812 года, многочисленные ремонты, разруху коммунального советского жилья. Он сам, этот древний дом, как исполин, как символ старой России, словно птица Феникс, возрождающаяся из пепла. То тут, то там на струганных помостах лежат чертежи реставрации, мы подходим к ним, всматриваемся в эти рисованные стены, потолки, лепной декор. Сотрудник музея, что ведет нас по этим залам, блестяще знающая весь уклад жизни этого дома, комментирует увиденное, точно акцентируя наше внимание, на казалось бы деталях, иногда даже мелочах. Людмила Георгиевна - легендарный главный хранитель музея Глинки, многие годы по крупицам собирающая будущую экспозицию, начиная от фотографий и заканчивая стильной мебелью, люстрами, вазами. Многие годы дружившая с дочерью Шаляпина Ириной, единственной оставшейся в России, прекрасно знакома со всеми деталями, особенностями, закоулочками этого дома. Людмила сама бывшая певица, безгранично влюблена в Федю, как она называет Шаляпина. Это простое обращение создает особый настрой, позволяющий почувствовать живое дыхание той жизни, что когда то бурлила в этих комнатах, детских на мансарде, залах анфилады, бильярдной и кухне, прихожей и гостиной. Как живые встают картинки того быта: здесь любили попить чайку, а вот в этом углу хранились санки и лыжи детей, здесь жила горничная, а вот там на чердачке прятался иногда от всех сам Федя. Незаметно летит время, начинает смеркаться, а мы все кружим по этим лесенкам, коридорам, потайным комнаткам. Выходим на террасу, в саду уже умолкли птицы, сквозь прорезь листвы просвечивает вечерняя заря, тихо... Необыкновенно на душе, впечатление, что перенесся в другую эпоху, увидел, как в волшебном зеркале, чужую, прошедшую жизнь. Может высшее предназначение любого музея именно в этом - увидеть часть прошлого, почувствовать биение ушедшей эпохи, ощутить это всем сердцем, как свое, родное, принадлежащие и твоей жизни.
Мы долго подходили к решению музея, перепробовав массу вариантов, эскизов, макетов. Наши друзья и соавторы - сотрудники музея написали план будущей экспозиции, разобрали с нами материалы, отсмотрели запасники. Валерия Александровна Евсеева-Сидорова больше занимается с нами практическими делами, водит в фонды, рассматривает фото архив, посещает запасники, подъезжает к нам в мастерскую, активно обсуждая варианты проекта. А самая старшая сотрудница, мудрая и уравновешенная Руфина Васильевна Саркисян предпочитает нас посвящать во все тонкости артистической карьеры и биографии Шаляпина. С ними нам безусловно повезло, несмотря на разницу в возрасте у нас складываются замечательно доверительные отношения.
И вот, в самый разгар работы, нам предлагают интереснейший проект, в рамках подготовки будущей экспозиции создать выставку, посвященную Ф.И.Шаляпину. Да еще на основе никогда ранее не экспонирующийся коллекции театральных костюмов, подаренных музею сыном Шаляпина, художником Борисом Федоровичем. Своего рода генеральная репетиция за год до открытия музея.
К группе научных сотрудников присоединяется известный искусствовед и писатель Екатерина Дмитриевна Дмитриевская. Начинается процесс подготовки, изучение материалов, выработка решения. Катя привносит в работу несколько другое направление, более театрализованное и раскованное. Начинаем с того, что выставка разместится в фойе второго этажа музея Глинки, а это пространство современного здания, холодноватое и ординарное. Так, что первое, что отличает выставку от музея - та среда в которой развернутся экспозиции. Там, в музее Шаляпина, исторически насыщенная, в отреставрированном комплексе, а здесь в чуждых, даже агрессивных архитектурных формах семидесятых годов.
Оценив это, мы предложили создать систему ширм, разделяющих пространство на несколько мизансцен. Сами ширмы выполнить как задники сцены театра времен эпохи модерна. Часть ширм расписывалась силуэтными изображениями в характерном для эпохи стиле, а часть обтянули черным кружевом, создающим эффект таинственности, некоего так любимого Серебряным Веком маскарада. Внутри мизансцен расположились инсталляции разбитые на основные темы: Театр, Кино, Мастер, Дом, Друзья. Сами сценки было придумано скомпоновать как можно более непринужденно, жизненно, чтобы зритель как бы попадал в процесс творчества. А подчеркивала театральность образа выставки подсветка мизансцен откровенно располагающимися в пространстве зала театральными софитами. Выставка произвела фурор своей неожиданностью художественного решения, стала той площадкой, с которой можно было уже стартовать работе над воплощением музея.
В ходе подготовки к выставке случился небольшой, но смешной эпизод, который, надеюсь, развлечет терпеливого читателя. Итак...
Набросок первый. Сундук.
Однажды пригласили нас в "святая святых" любого музея, в запасник. Встали все сотрудницы как на параде, и торжественно объявляют " Вам предоставляется почетное право первыми взглянуть на коллекцию театральных костюмов, присланных Борисом Шаляпиным в дар музею. На верхней полке, что у самого потолка, знаменитый сундук стоит, там драгоценный дар! Пришло время открыть клад, ознакомится вам, художникам с экспонатами, пропитаться духом знаменитых образов!
Так как рабочих в музее как всегда не оказалось, то будучи молодым и полным энтузиазма, полез я по стремянке к самому потолку. Забрался на самую верхотуру, а сундук громадный, кованный. Думаю, не спускаться же обратно, вот только приоткрою крышку, посмотрю, что там, и позовем рабочих снять его. Приоткрываю, а она тяжелая, да еще потолок близко, не откинешь ее. Придерживаю одной рукой крышку, другой пытаюсь в сундук залезть, и вдруг! Лестница качнулась, я руками за край сундука схватился. И хлоп! Попал в мышеловку. По пояс в сундуке, крышкой меня накрыло, а ноги в воздухе болтаются. А в сундуке запах - два года его не открывали! Думаю, конец мой пришел! Задохнусь! Внизу гвалт, никто не знает, как помочь. Понял я, что помощи ждать неоткуда, напрягся так, в глазах потемнело, рванул и головой в крышку! Слава богу, приоткрылась крышка и я ужом проскользнул на свободу! Мигом слез с лестницы, аж в глазах круги, ноги руки трясутся! Зато духом так пропитался, на всю жизнь хватило!
Набросок второй. Коза.
По ходу подготовки к выставке, Катя Дмитриевская, знакомая со множеством людей, как то имеющих отношение к Шаляпину, повела меня к своему другу, сыну знаменитого писателя Тенишева. Дело в том, что удивительным образом дом писателя остался в распоряжении его потомков. А дом не простой, с историей. Именно здесь, в начале двадцатого века собирались знаменитые "Среды", вошедшие в историю русской культуры. Здесь бывали Максим Горький и Антон Чехов, Исаак Левитан и Иван Бунин. А любимцем был не кто иной, как молодой тогда Федя Шаляпин. И чтобы увидеть обстановку жизни того времени, почувствовать атмосферу этих знаменитых собраний, вошли мы во дворик в самом центре Москвы. Подходим к непрезентабельной двери, звоним. Да, думаю, как то небогато жил знаменитый писатель, скромно. Открывает дверь импозантный мужчина средних лет, с профессорской бородкой, сын Тенишева. Любезно раскланиваемся, увертываясь от расставленных в прихожей многочисленных деталей уже советского быта, начиная от велосипеда и заканчивая ведрами и корытами. Входим, и в нос бросается специфический резкий запах. Странно, самый центр Москвы, литературный салон, а пахнет хлевом. Недоуменно осматриваюсь. И, о чудо, вот и источник природного запаха. Небольшая, пегая какая то, коза! Хозяин, видя мое смущение не без гордости объясняет. Вот завели когда-то в войну коз, благо вокруг дворики с травкой, и с тех пор прижились они, живут из поколения в поколение. Да... Прошли в гостиную, смотрим богатый архив хозяина дома, масса раритетов, восхищаемся, о серебряном веке, о путях культуры говорим, а за стеной коза блеет! Вот так, господа!
Надо заметить, что работая над многими экспозициями, я замечал, что таинственным образом, личность героя будущего музея, всегда сильно влияет на ход работы. Мистика, скажите вы. И будете правы! Мистика! Так, вот, бурная, темпераментная, скандальная натура Федора Ивановича Шаляпина роковым образом много раз вмешивалась в нашу работу. По ходу рассказа о воплощение музея Шаляпина я еще не раз позволю себе небольшие отступления, характеризирующие эти годы нашего творчества. Не обошлось без многочисленных интриг, скандалов, недоразумений. Например для Кати, успешная выставка обернулась скандалом с Людмилой Георгиевной, и уходом из музея. Так, постепенно формировался круг недоброжелателей, считавших все происходившее неверной трактовкой образа Шаляпина. С этим связан третий эпизод.
Набросок третий. Интриги. Шаляпин Федор Федорович.
Как то позвонил нам директор, и предложил подвезти макеты будущей экспозиции музея Шаляпина и выставить их в фойе, с тем, чтобы приехавший сын Шаляпина ознакомился с ними. Батюшки светы! Принесла нелегкая! Мы были наслышаны, что дети Шаляпина люди непростые, а иногда и скандальные. Ну думаем, вот и конец нашим проектам. А что делать, везти надо. А тут еще и слухи дошли, интрига против нас ведется. Реставраторы настраивают Федора Федоровича, дескать эти юнцы не то делают, а вот кабы нам доверили, то мы такое сотворим, сказка! А деваться некуда, привезли макеты, выставили, ждем.
Вот оно, поднимаются по лестнице. Впереди необыкновенно красивый, породистый, с великолепной выправкой, в элегантном костюме, с бабочкой на белоснежной рубашке, знаменитый сын Федора Шаляпина, известный артист Голливуда Федор Федорович. Другой Россией веет от этого седовласого красавца, Россией кавалергардов, балов, дворянских усадеб. А сзади и доброхоты наши, нашептывают ему, как все не так, да не эдак. Пропали, думаем, совсем пропали!
Подходит к нам Федор Федорович, предельно любезен, галантен, Ольге ручку целует. Спрашивает, можно ли господа художники ознакомиться с вашим проектом. Отвечаем, конечно, что будем рады и счастливы! А у самих душа в пятки уходит. Макеты в ряд стоят, и сын Шаляпина величественно, не спеша подходит к каждому, долго рассматривает, задумчив. Наконец, прошел последний, подходит. Позади него и друзья наши реставраторы с ликующим выражением, ждут разноса.
Вдруг Федор Федорович совсем по детски улыбнувшись, говорит : " Вы знаете господа художники, мне понравилось, театрально, живо у вас получилось. Я ведь в молодости тоже макеты делал. А у нас, в Голливуде, так не сделают. Там бизнес. Спасибо Вам, за яркую работу. Я уже и не думал, что у нас в России традиции живы серебряного века"! Пожал нам руки, и так, чтобы не слышали наши "друзья", тихо засмеявшись, говорит: "Эх, вы себе и не представляете, господа, какие у нас в Голливуде интриги!"
Так, успешно преодолев несколько подводных рифов, началась реализация проекта. Дело в том, что в советской действительности сложно было добиться качественного исполнения задуманного авторами. А проект, после многих обсуждений, лишился первоначальных элементов дизайна, придававших решению более театральный характер. В ранней версии проекта нами предлагалась активное решение зон экспозиции в виде небольших сцен, где раскрывались основные темы. А уже от различных тем и сцены приобретали разнообразное художественное воплощение. То провинциального театра, то фрагмента сцены из спектакля Борис Годунов, то изящную арку эпохи "Русских Сезонов". В итоге, из-за внутренних противоречий, осуществился вариант более музейный, более традиционный. Тем более, важной становилась каждая деталь, каждый штрих. Мы стилизовали все дизайн оборудование музея под аксессуары театра. Так появились витрины - пюпитры, шкафы-гардеробы для костюмов, напоминающие традиционные артистические уборные, декоративные занавесы, олицетворяющие различные театры. Вторым элементом дизайна стали инсталляции, имитирующие театральную жизнь или жизнь дома. Гримерная, артистический салон, фрагмент гостиной. Эти привнесенные сценки придавали всему ощущение сопричастности, игры со зрителем. И третьим элементом стал графический дизайн паспорту, ставший продолжением использования стилистики эпохи модерна в рекламе. Причем использовались в разных залах различные стили дизайна эпох, от историзма и романтизма до арт-нуво и арт-деко. Также мы придумали различные цветовые гаммы залов, передающие атмосферу времени и театров, от зеленоватых до бордовых и синих.
Большой частью воплощения замысла было и активное участие в создании мемориального комплекса музея, где интуиция, основанная на детальном изучении документов, помогает точному попаданию в стиль дома. Ведь только зрителю кажется, что та обстановка, тот дух дома, что он видит, эта некая данность, заложенная изначально. Нет, всегда это интерпретация художника, его ощущение, его видение той, ушедшей жизни. Это похоже на написание пейзажа, да, это часть природы, но всегда увиденная по своему.
Пришло время открытия музея. Все ли вышло. Да, нет, конечно. Автору всегда хочется значительно большего. Нам в данной работе не хватило авторитета, чтобы довести задуманное до конца. Но в целом музей получился ярким, мощным, очень московским. Было множество хвалебных отзывов, комплиментов. Было много и критики. Кто прав. Не мне судить. У музея, за прошедшие годы была богатая история. Побывали в нем президенты СССР и Франции, выдающиеся артисты мировой сцены: Л.Паваротти, П.Доминго, Х.Каррерас, М.Кабалье, Е.Образцова и И.Архипова, З.Соткилава и Е.Нестеренко, и многие другие. Его посетили десятки тысяч зрителей со всего мира, прошли сотни концертов. А через двадцать лет мы вернулись в него, чтобы сделать новую экспозицию. Но это другая история.
А завершая рассказ о создании музея, хочу дать читателю немного посмеяться над еще одним курьезным случаем, связанным с завершающим этапом открытия музея, доказывающее мое наблюдение, что дух хозяина всегда обитает в его доме.
Набросок четвертый. Татьяна Федоровна и пропавшие бриллианты.
Сделали мы музей! Ходим по нему, аж не верится, что все закончилось. Хвалят все. Восхищаются. Красота. А вечером и банкет ожидается, прямо за столом знаменитым, где Федор Иванович с гостями погуливал! И вот, напекли сотрудники пирогов, закуски всякой принесли, все в русском стиле. А вина нет! На дворе 1988 год. Сухой закон! Что делать. Но Панюшкин, заместитель директора, золотой человек, нашел две бутылочки Масандры, на черный день запрятанные! Сегодня ведь Татьяна Федоровна пожалует, дочь Шаляпина, нас поблагодарить.
Наступил вечер, привезли Татьяну Федоровну. Прошли по музею, все показали, рассказали, с какими трудами это делалось. Но бабушка как, то не слишком сентиментальна. Сели за стол, налили драгоценной влаги по рюмкам. Тост еще произносят, а дочка Шаляпина уже и опрокинула бокал. Ну быстренько еще налили, а она, хоп, и снова пусто! Господи, что же делать, вина то мало. И вот, все сотрудники под столом рюмки свои передают по кругу. Как доходит до Татьяны Федоровны так и исчезает. Ох, и здорова наследница, в этом мастерстве ничуть папе своему, знаменитому гуляке, не уступает. А как закончилось вино, встала старушка, разрумянилась, и как врежет правду матку: " Где бриллианты отца, где золото !" Ну, все оправдываться, нет тех бриллиантов, большевики еще экспроприировали, аж в восемнадцатом году! Для нужд пролетариата и советской власти. " Воры все!" резюмировала разбушевавшаяся Татьяна Федоровна. И устало села на знаменитое Шаляпинское кресло.
И вспомнил я рассказы из книги "Маска и душа" самого Федора Ивановича, как грабили его в те годы, как унижали, выселяли, отбирали все, от денег и золота до того же дома, и как лежал он здесь, в своем доме, уже ему не принадлежащем, в каморке на чердаке в тоске. Да, всплыл дух Федора Ивановича, непримиримый и взрывной, в Татьяне Федоровне!
Оставался день до открытия нашего первого музея. Все стихло. Позади аврал, сомнения, страхи. Позади три года поисков, разочарований, находок. К вечеру, уже в затихающей Москве, собрались все, кто вместе прошел этот путь. От первых эскизов до создания экспозиции, те, кто верили и надеялись, кто в многочисленных спорах находили решения каким быть музею. В этот вечер, мы все, художники и сотрудники музея пришли проводить этот этап нашей жизни. Была весна, сад благоухал расцветающей сиренью, и свежее дыхание молодой весны разливалось по дому. Мы ходили по таким знакомым залам и не узнавали их. Будто другая, уже неведомая сила, отделяла нас от нашего создания, в которое было вложено столько души и трудов. Свет оставили только в Белой гостиной, включили старинный граммофон, и в этом пространстве, теряющем в сумерках очертания, полилась божественная элегия в исполнении Федора Шаляпина. Показалось, что сам великий певец вернулся к себе домой, на милую свою Родину.
Глава 5. "МАСКА И ДУША".
Продолжением работы над музеем, стала еще одна неординарная задача, которая случилась, благодаря приглашению оформить потрясающую книгу Федора Шаляпина. Дело в том, что написанная в тридцатые годы, в эмиграции, она содержит массу нелицеприятных отзывов о большевизме, его вождях и истоках этого явления. Конечно, такой текст никогда не печатался в СССР. А это издание полностью воспроизводило авторский текст, без купюр и сокращений. Коллектив единомышленников, решившихся на издание такой книги, хотел увидеть и в ее дизайне нечто новое, нестандартное и соответствующие масштабу текста. Катя Дмитриевская рекомендовала меня, и началась работа. Я погрузился в этот удивительно сочный, яркий и потрясающе откровенный рассказ великого русского артиста, с блеском и остроумием, ведущим читателя по лабиринтам своей судьбы. Решением художественного образа стали для меня эпохи, сменяющие одна другую, как бы дневник времени. Повествование охватывает царскую Россию начала века, патриархальную, исконную, затем блистательный Петербург, старозаветную матушку Москву, начало Русской Смуты, большевистская Россия, и наконец, годы жизни на чужбине. И художественное решение, лаконичное, в стиле силуэтной графики, так любимой мастерами серебряного века, передавало эту эволюцию времени. Источником образов, характерных для различных эпох, стала журнальная и рекламная графика. От историзма, через модерн, к революционному авангарду. Конечно, не все удалось выполнить, как мечталось, тем не менее, книга получилась цельной и образной, несмотря на простые художественные средства исполнения замысла.
Глава 6. В музее им. М.Глинки.
Так бывает. Вроде бы обычная встреча на пути, каких много. А становится необыкновенно важной и любимой частью твоей жизни. Так случилось со мной и Олей, тогда начинающими дизайнерами, что попав в этот особый мир музыкального музея, мы прошли вместе долгих тридцать лет. Конечно, бывало все, и бурные радости встреч, и долгие годы расставаний. Иногда мы теряли друг друга, на время, увлекаясь другими проектами. Но, неизменно возвращались, как к себе домой, где тебя любят и ждут, верят и надеются. Многие из тех, кто начинал с нами в те далекие годы стали нам почти родней, не по крови, по духу. Сколько замечательных людей, творческих, ищущих, сколько интересных совместных проектов. Мы помним наши дорогие сердцу создания, выставки, музеи. Проекты, осуществленные и не состоявшиеся, оттого может еще более любимые. Здесь же, в рамках этих записок, хочется вспомнить наиболее яркие эпизоды из этих совместных работ.
Глава 7. Борис Годунов.
В 1986 году мы приступили к интересному проекту музея, выставке "Борис Годунов". Ставилась задача создания необычного, театрализованного пространства этой знаменитой трагедии. Научную концепцию разработали наши друзья - Валерия Александровна и Света. Необходимо было найти крупное решение темы, сразу определяющие визуальный образ экспозиции. Решение создать единую систему монументальных графических панно, напоминающих росписи столпов храма, пришло сразу. Этот прием позволял изобразить героев оперы крупно, масштабно. Они как бы обступали зрителя со всех сторон, создавая эффект нахождения внутри сценического пространства. Для усиления эффекта в центре главной стены установили панно, изображающее двуглавого орла, символа власти и причины трагедии. А прямо напротив него, по центру зала, установили подиум в виде креста, выставив в центре трон, костюм Царя Бориса, юродивого и Марины Мнишек. Подсветили костюмы цветным светом. Весь подиум, трон и костюм Царя Бориса - красным, роскошный костюм Марины Мнишек - желтым, а лохмотья юродивого - синим. Выставка получилась монументальной, выразительной и запоминающейся. Выступавший на открытии великий певец И.Козловский, прославленный и лучший исполнитель роли юродивого в Большом Театре, отметил тонкое проникновение авторов в художественный мир знаменитой оперы. Назвав созданный нами образ выставки, как убедительный и яркий.
Глава 8. Центральный зал экспозиции "СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК"
и выставки в музее им. М.И.Глинки.
Проект этого зала мы выполнили, когда предстоящие ему залы экспозиции уже были выполнены другими авторами. Естественно, мы должны были учитывать это обстоятельство, дабы не разрушать единства композиции. Так как в залах посвященных классике 19 века художники использовали архитектурные элементы - колонны, мы решили обыграть эту схему. Идея заключалась в создании образа театрального зала эпохи Серебряного Века. Мощная полукруглая композиция помещения, создание в центре миниатюрного амфитеатра, потолки с встроенными театральными люстрами и характерные элементы декора эпохи модерна создавали это ощущение. Подчеркивал театральность зала и выбор бардового, красного и белого цвета. А элементы графического дизайна исполнялись в стиле модерн. Интересной была задумка театрального затухания люстр, и цветного подсвета раздела Скрябина. В целом, многие годы этот зал был главным в экспозиции музея, мощным пространственным и цветовым решением являясь акцентом всей экспозиции "Три века русской музыки".
Продолжал тему эпохи начала ХХ века небольшой, расположившийся в нише зал, посвященный возникновению в это время отечественной эстрады. Мы придумали выполнить резной портал, такой, какими они были на открытых летних эстрадах в стиле "Модерн". Внутри разместилась инсталляция артистической гостиной, фото и афиши Вертинского и Вяльцевой, кумиров того времени. Конечно, видное место занял граммофон, задуманный с возможностью ставить на него пластинку, для прослушивания знаменитых романсов.
Надо сказать, что нами были созданы в этом музее и другие интересные проекты. Запомнилась встреча с вдовой и сыном Бориса Шаляпина на выставке этого замечательного художника, дизайн которой им очень понравился. Интересной была выставка "Моцарт в России", решенная нами в стиле барокко. Запечатлелись в памяти и работы над выставкой "Сергей Лемешев", где мы создали атмосферу тридцатых-сороковых годов, и очень интересные встречи в квартире знаменитого певца с его вдовой. А, пожалуй, наиболее любимой из этого цикла работ, стала экспозиция, приуроченная к Рождеству и посвященная сказкам в творчестве Римского-Корсакова. Эта была не обычная выставка, а выставка - хепенинг для детей. Мы затеяли создать фрагменты декораций в центре зала, где дети могли ощутить себя героями этих знаменитых произведений. Специально изготовили маски, детали антуража, в декорациях можно было играть. А сама экспозиция расположилась на стенах, в витринах, было выставлено много великолепных костюмов. Все это вместе с музыкой, создало яркую и полную жизни необычную детскую выставку - игрушку. Она так понравилась детворе, что продлевалась множество раз, а потом и возобновлялась, став одной из самых посещаемых выставок. Полной противоположностью этой выставке стало создание одной из самых ярких наших работ в музее М.И.Глинки - экспозиции " Дмитрий Шостакович. Опусы трудной судьбы". Здесь мы придумали систему дизайна, основанную на приемах русского авангарда двадцатых годов. Вся экспозиция расположилась на черно красной решетке сложной формы, создающей особую атмосферу динамики и трагизма эпохи. Фотодокументы были специально обработаны в черной и красной фотографике. Получился трагичный образ эпохи большого террора и сложной судьбы великого композитора.
Все эти годы, что прошли в тесном сотрудничестве с главным музыкальным музеем страны, были счастливыми страницами нашего творчества, так как мы нашли в научном коллективе музея полное понимание и поддержку, что так важно для творчества. Позже это выльется в создание еще двух музеев и многих выставок. Но это случится уже позже, в другую эпоху.
Глава 9. СКАЗАНИЕ О ЗЕМЛЕ СИБИРСКОЙ. Томск.
Под крылом самолета бесконечно тянутся безбрежные просторы Сибири. Поражает отсутствие городов и сел, только тайга, реки, озера, иногда горы. Все это в сероватой дымке расстилающегося тумана, накрывающего пеленой этот загадочный и неизведанный мир. Наконец, объявляют посадку, Томск. Здесь, нам предстоит спроектировать экспозицию историко-архитектурного музея заповедника. Впервые перед нами стоит такая масштабная и самостоятельная работа. У нас в мастерской, месяц назад, побывала директор музея. К счастью тоже молодая, полная интереснейших идей, со своим неординарным взглядом на искусство экспозиции. Зовут нашу новую знакомую и коллегу Надежда Сергеева, и мы как то моментально находим с ней единые взгляды на историю и культуру, на новые методы экспозиции, на искусство. Как же важно сразу понять друг друга, это залог любого успеха, ведь каждый проект, это открытие, требующие единства всех участников. Итак, утро, выходим из симпатичной университетской гостиницы на центральную улицу Томска. Красивые особняки в историческом стиле, кое, где и модерн, публика поражает молодостью и интеллигентностью. Сразу ощущается, ты в университетском городе. А вот и цель нашего приезда, комплекс зданий усадьбы знаменитого золотопромышленника, где ныне располагается музей. Интересное здание красного кирпича, в стиле историзма, рядом флигели, территория разбита на три части. Парадная площадка перед фасадом с видом на Миллионную улицу. Большой, старый, тенистый сад позади особняка. И сложной формы площадка, образующаяся между тремя зданиями усадьбы слева от фасада.
Комплекс интерьеров здания, куда нас проводит Надя, имеет оригинальную планировку. По всему периметру особняка анфилада залов со сводчатыми потолками, с большими арочными окнами, а в центре здания целый лабиринт подсобных помещений, не имеющий окон, с низкими сводами. Второй этаж парадный, с высокими лепными потолками, эффектными четырехметровыми окнами, большими залами. Очевидно, что первый этаж исполнял роль хозяйственных и подсобных помещений, а второй парадной части и жилой. Особняк громадный, по объему сравнимый с небольшим дворцом или средним замком. Настоящий дом крепость сибирского миллионера!
Конечно, первым делом, пройдя все здание, идем в главную для любого музея зону - запасники. Они находятся в соседнем флигеле. Тут, можно сказать мы поселяемся надолго. Несколько дней проводим в просмотрах тысяч интереснейших экспонатов. Чего только здесь нет: и остатки стругов эпохи Ермака, и многочисленные старинные одежды, предметы быта и охоты местных народов, замечательные остатки языческих капищ, идолы, маски, барабаны и короны шаманов. Фрагменты древних животных, рыб, остатки неолитических стоянок, пещерные росписи древних людей. А в соседней комнате оружие дружин казаков и татарских орд, шлемы, щиты, луки и мечи. Перечислить невозможно, какое богатство сосредоточенно в этих залах. Впечатление громадное, дух захватывает от возможности преобразить все это в экспозицию.
Позже, Надя и сотрудники музея, проведут нас по этому, чудесному городу, и я навсегда запомню неповторимое деревянное зодчество, одновременно монументальное и ажурное. Будет и посещение знаменитого кедровника с вековыми громадами сибирских исполинов, и берег мощной, ревущей Оби, и красивейшие пурпурные закаты с видами на бескрайние таежные дали на высоком берегу Томи. Неделя пролетела незаметно, оставив безграничное восхищение от этого края, и громадное желание неординарно воплотить в проект все те впечатления, что врезались в память.
Прошло несколько месяцев напряженного труда, поисков, сомнений. Несколько раз приезжала Надя, долго обсуждали все детали будущей экспозиции, спорили, радовались находкам, искали новые решения. Чудесное время. И вот он, наш проект, занял почти все пространство мастерской. Несколько больших макетов всех частей будущего музея. Центром всего комплекса, его стволом, стал первобытный мир тайги, разместившейся в комплексе внутренних помещений. Продуманный нами как пещерный лабиринт, где посетитель увидит остатки древнего мира в инсталляциях стоянок первобытных людей, останках вымерших животных. Все это почти в полной темноте, где высвечиваются только экспонаты, причем каждая инсталляция имеет еще и свой звуковой фон (запись звуков тайги, древних заклинаний).
А вся анфилада залов первого этажа, наоборот, светлая, яркая, насыщенная. Здесь все превращается в театр истории, где каждая эпоха имеет свою неповторимую декорацию. То это струги и остроги первопроходцев Сибири, то возникающий из целого ряда инсталляций богатый купеческий город, то темницы декабристов, а в контрасте к ним университетская кафедра. И все это свободно размещено в пространстве, подсвечено и озвучено, что по нашему замыслу станет живым пространством, лишенным архаичных витрин, стендов, что делают музеи скучными и устаревшими.
А второй этаж, посвященный ХХ веку, выполнен как сменяющие друг друга сцены исторических трагедий - войн и революций, где основным выразительным средством становится драматичность образа, почти плакатная заостренность. Завершает комплекс экспозиции музея, залы посвященные экологии культуры и охране природы, важнейшим проблемам современного мира.
Важнейшей частью общего замысла была необыкновенно интенсивная проработка частей экспозиции, размещенных на прилегающих к зданию музея пространствах. Задумывалось превратить всю территорию в единый, оригинальный ансамбль из инсталляций элементов деревянного зодчества, реконструкции струга и части острога, реклам, и небольшого городского сада с элементами дизайна 19 века, летней эстрадой, беседками. Это позволяло музейной экспозиции выйти из залов на улицу, обратить внимание людского потока, идущего и едущего по основной артерии города, на свою историю и культуру. Привлечь к посещению музея и украсить город необыкновенным зрелищем. Особенно эффектно это могло работать в подсветках, в вечерние часы, вкупе с подсветкой самого здания. Таким необычным, красочным, иногда неожиданным представлялся нам этот музей.
Надо сказать, что проект, с блеском прошел художественный совет министерства культуры России, затем научный совет Томского Университета! Были и утверждения на уровне руководства области, и министерства культуры. Но... Наступали перестройка, лихие девяностые и проект не был реализован. Беспамятное время, провозгласившее своим девизом рынок, не интересовалось истоками культуры, истории, традиции. А уж масштабные проекты культуры были вытеснены как несвоевременные, лишние. Жаль, безумно жаль!
Набросок первый. Корона Шамана.
Первое, на что обратили наше внимание в запасниках Томского Музея, это богатая коллекция этнографического материала местных народностей. Выглядело это действительно впечатляюще. Юрты, сани, орудия охоты и рыболовства, одежда, снаряжение и домашняя утварь, лодки. Поражало воображение, что все это подлинное, большинство предметов собрано еще в начале века учеными и этнографами Томского Университета. В чем непередаваемая прелесть возможности работать в архивах и фондах, так это в непосредственном контакте с любым раритетом. Можно взять, конечно, осторожно, предмет одежды и накинуть на себя, или натянуть лук, почувствовать вес копья. Наконец, замерив и отобрав для будущей экспозиции крупные предметы, перешли к коллекции ритуальных и культовых раритетов. Посмотрели идолов, маски, божков. А тут несут, в картонной коробке нечто, причем несут бережно и даже со страхом! Открывают! Внутри корона шамана и бубен. Мы уже подскочили, и хотели примерить корону, постучать в бубен, когда еще появится такая возможность. И вдруг, на нас просто бросились сотрудники с криками и просьбами, ни в коем случае, не трогать именно эту реликвию. Честно говоря, мы опешили! Образованная публика с университетским образованием, и верит в тайные силы! Тут-то нам и рассказали историю этой короны и бубна.
В начале двадцатых годов в тайгу была отправлена этнографическая экспедиция от Томского Университета, с целью собирания предметов культа местных народов. Несколько месяцев прошло, экспедиция вернулась с массой предметов, но особую гордость вызывали привезенные корона и бубен. Как рассказывали участники экспедиции, это, в представлении народа, хранившего их, были священные реликвии Великого Шамана! Их не за что не соглашались отдать, ни за деньги, ни за ружья, ни за огненную воду! Тогда молодые и предприимчивые ученые обманом выкрали корону и поспешно бежали с ней. Трагические события наступили уже во время побега. Двое участников утонули при переправе, причем корона находилась в их лодке. Тогда еще никто не сопоставил это совпадение, посчитав произошедшее несчастным случаем. Хранение короны в палатке руководителя экспедиции, привело еще к одному таинственному событию. Ночью по непонятной причине опытный путешественник покинул лагерь, и был найден в тайге мертвым. Роковые происшествия продолжились и в Томске. В течение года все принимавшие участия в экспедиции погибли при загадочных обстоятельствах. По городу поползли слухи. Но время шло, корона пылилась на полках. Вспомнили о ней, когда уже в шестидесятых годах, молодой сотрудник музея, перебирая архивы, не увидел несчастную корону. Желая пошутить, он со смехом надел ее себе на голову. И в ту же ночь был найден повесившимся у себя в доме. После этого случая, проклятая реликвия лежала в запаснике, в самом конце, и никогда не экспонировалась. Заметили, что коробка не приносит несчастья, а корону никто и не трогал. Да, мистика, может и россказни, однако и в наших планах экспозиции этот экспонат оказался невостребованным!
Набросок второй. Шуба Сталина.
Разбирая архивы начала ХХ века, мы с удивлением обнаружили большое количество фотографий ссыльных и каторжан. Само по себе это еще ни о чем не говорит. Но вот сюжеты этих фото заставили призадуматься! Вроде бы политические заключенные, а на фотографиях вполне хорошо живущие бюргеры, неплохо одетые, с сытыми и холеными лицами, а часто и с гражданскими женами. Как то не вязались изображения со славой мучеников и борцов за народное счастье. Неплохо жили ссыльные, ох как не плохо. Но шок вызвала роскошная фотография с изображением ссыльного в центре кадра, сидящим в шубе в санях, а вокруг множество местных крестьян в нарядной одежде. Оказалось, что это снимок перед побегом с каторги. Ничего себе побег, средь бела дня, с торжественными проводами. Однако! А герой в шубе это молодой Сталин. Еще большее удивление вызвал тот факт, что шуба эта до сих пор хранится в музее. Принесли шубу, покрытую добротным сукном, подбитую густым волчьим мехом. Небедная вещь. Да, однако, не так уж плохо жили в Туруханском крае политические лидеры при царе. Надо отдать им должное, Сталин в СССР исправит этот промах, устроив ГУЛАГ. А шубу я примерил, всем хороша, но в такой не побегаешь, тяжела!
Набросок третий. Мирное покорение Сибири.
Среди остальных экспонатов оружие всегда привлекает повышенное внимание. В каждой эпохе, именно эти орудия убийства, отражают многие скрытые от поверхностного взгляда детали, рисующие нравы, обычаи, уклад жизни. Расскажу только об одном мече, увиденном в хранилищах Томского музея, и принадлежащий эпохе покорения Сибири Ермаком. Собственно назвать его мечом неточно, так же как саблей, палашом, рапирой или клинком. Очень массивный как меч, но искривленный как сабля, при этом заточенный как пила! Именно эта деталь и повергла меня в шок! Практически такое оружие даже при легком ранение наносило противнику тяжелейший урон, так как буквально рвало тело врага. А рваные раны в то время не залечивались, вызывая гангрену. Да, далеко не мирным было это противостояние, эта неизвестная война!
Набросок четвертый. Легенда Дома Золотопромышленника.
Самая фантастичная из всех историй, что довелось услышать в дни пребывания в Томске, касалась именно того самого дома, где должна была разместиться наша экспозиция. А именно, никто точно не знал, но из уст в уста передавался рассказ, что когда-то под лабиринтом подсобных помещений, находился гигантский подземный ход длинною более километра и ведущий к тайной пристани на берегу Томи. При чем все обязательно указывали на одну деталь, туннель был так велик, что по нему свободно могла промчаться тройка, и что ночами слышали, как эти тройки проносятся под землей! Зачем, почему, кому это надо? Никто не знал. Предполагали, что коварный золотопромышленник так скрывал свое золото, прятался от налогов, или там развеселые толстосумы развлекались, отвозя на тройках барышень к пароходу. Конечно, все это выглядит фантастикой, а с другой стороны, разве теперь, став свидетелями множества самых нелепых выходок наших новых богачей можно удивляться этой вполне симпатичной забаве, можно сказать первому в Сибири метро на тройках!
Глава 10. ИЗМАЙЛОВО. Первый Московский Фольклорный Фестиваль.
В середине восьмидесятых годов в обществе вспыхнул интерес к своим истокам, корням. И как раз в это время нас попросили спроектировать и осуществить большой проект для Москвы. В Измайлово решено было впервые провести фольклорный фестиваль. Впервые столь масштабная акция было поручено провести Московскому Комитету комсомола, как часть новой молодежной политики в области культуры и истории, надо отметить, что это время характерно широким обращением общества к своим истокам. Организаторы хотели нетривиального решения этой задачи, поэтому зная нас по выставочным проектам, обратились к нам. Работа двигалась стремительно. Гигантская территория знаменитого парка была разбита на пять функциональных зон: город мастеров, праздники, мистификация, театр, праздники на воде. Были выполнены пять макетов, концептуально представляющих предполагаемый дизайн. В своем решении мы стремились соединить русские традиции и современный дизайн. Проект понравился и был одобрен, но тут начались обычные сложности реализации. Оказалось, что у организаторов недостаток времени и средств, что потребовало поиски компромиссов. К сожалению, пришлось отказаться от систем эксклюзивного дизайна для отдельных зон. Теперь весь проект приобрел единую универсальную систему дизайна. Были предложены модульные, легко трансформирующиеся и монтирующиеся элементы. Простейшими, выполненными из ткани и дерева формами, создавались многообразные композиции. Также был разработан графический дизайн, основанный на использовании традиций народного лубка. Герои этих лубков становились участниками фольклорного праздника и определяли тематику зон. В итоге элементарными средствами мы добились яркого нестандартного решения. Конечно, далеко не все вышло, как задумывалось, много было исполнено на невысоком техническом уровне. Тем не менее, этот опыт оказался очень своевременным, чему свидетельство сотни тысяч зрителей, десятки народных коллективов, масса откликов и статей в прессе. Наполнившись живым театром, фольклорными персонажами, фестиваль показал громадный интерес в обществе к фольклору. Это проект был отмечен премией Московского Комсомола.
Глава 11. Конкурсы.
В эти годы студия приняла участие в нескольких крупных конкурсах на создание проектов агитационо-массовых зрелищ. Дело в том, что власти пытались найти современные формы работы со зрителем.
В 1987 году студия осуществила одну из этих программ. Все началось с выставочного проекта, выставленного нами в Манеже. Мы представили объемно-пространственную композицию "Революционный держите шаг", обратившись к традициям двадцатых годов. Построенная на контрастах красного и черного цвета, силуэтных изображений героев и антигероев эпохи. В итоге это была единственная принципиально новая форма дизайна праздников, осуществленная в городе. И, это новое, трудно пробивало себе дорогу. Что нашло отражение в сложном прохождение проекта инстанций по его утверждению, а затем в массе ошибок при его реализации.
В том же 1987 году нам сделали предложение принять участие в конкурсе на лучшее оформление Красной площади. Конечно, практика таких конкурсов показывает, что это скорее сбор информации для заведомо известного победителя. Тем не менее, мы с интересом приняли участие, так как считали, что даже заявка на таком уровне весьма почетна. Устроители конкурса МГК КПСС и Союз Художников СССР пытались найти решение, более отвечающее современным тенденциям. Было представлено пять проектов, наше предложение оказалось на почетном втором месте. Так что же мы спроектировали? Надо сказать, что к тому времени сложилась каноническая форма дизайна главного праздника страны. Начиная с конца тридцатых годов, этот грандиозный спектакль решался в основном плакатно-иллюстративными средствами. То есть вся площадь по периметру украшалась гигантскими панно, менялась стилистика изображения, тематика, но форма оставалась прежней и вот, мы единственные, кто в проекте решительно отказался от устаревшей формы. Было предложено создание нескольких объемно-пространственных конструкций с вмонтированными в них гигантскими экранами, все композиции и экраны располагались в динамичной форме. Каждый из экранов нес информацию об определенной эпохе: революция, гражданская война, индустриализация, Великая Отечественная война и так далее. Вся эта гигантская панорама жизни государства превращалась в непрерывный поток времени. А, чтобы этот новый вид дизайна зрелища был еще и мобилен, мы предложили создать специальные автомобильные киноустановки, которые одновременно с главной площадью страны демонстрировали бы те же сюжеты в разных районах города. Безусловно, этот проект представлял собой абсолютно новый вид дизайна массовых зрелищ. Где акцент был перенесен с монументального на кинематографический, документальный пласт. Такое смещение приоритетов исторических, художественных, смысловых было, безусловно, абсолютно новаторским и конечно показалось чересчур смелым. Жюри остановилось на гораздо более традиционном проекте В. Савицкого, при реализации которого использовалась некоторые наши находки. Оглядываясь сейчас на предложенный нами проектное решение, можно с уверенностью сказать, что проект опередил время.
Эти несколько крупных решений городской среды в конце восьмидесятых годов завершили для нас этап поисков и экспериментов дизайна среды. В дальнейшем мы свои поиски направили на решения музеев, выставок и интерьеров.
Часть третья. НОВОЕ ВРЕМЯ.
Конец восьмидесятых годов. Время перемен. Жажда обновления витала в воздухе. Мы, тогда молодые дизайнеры, оказались в эпицентре новых веяний в процессе художественного проектирования. Судите сами. В это время мы открываем свой первый музей Ф.И.Шаляпина, вовсю сотрудничаем с Савой Ямщиковым, создав несколько выставок реставрации, награждаемся Премией Московского Комсомола за Первый Московский Фольклорный праздник, получаем вторую премию МГК и МОСХ в конкурсе на оформление Красной Площади, и первую премию МОСХ в конкурсе "Лучшее произведение о Москве". В Москве проходят наши персональные выставки в редакции журнала "Юность" и издательстве " Молодая гвардия", чуть позже в Театре на Таганке. Пожалуй, самой неординарной работой в этот период, становятся крупнейшие в СССР и Восточной Европе выставки молодежного искусства, прошедшие в Центральном Выставочном Зале СССР " Манеж".
Глава 1. Выставки молодежного искусства. Манеж.
Это был шок! Нам предложили спроектировать и осуществить выставку в Манеже за 9 дней! Конечно, мы были молоды, полны амбиций, энтузиазма и энергии. Но... Это же "Манеж"! Во первых, главный выставочный зал страны. Во вторых более 8 тысяч метров. А почему так быстро, спросите вы. Зачем. Ответ прост. Не знаем. А отказаться не можем! Уж больно интересно. На дворе 1988 год, пик перестройки. Молодежное искусство на волне интереса к нему и у нас и на западе, резко меняется, становясь все более авангардным. Только, что отшумела московская молодежная выставка на Кузнецком мосту. Надо браться. Решаем мы. А там, будь, что будет!
Предложила нас, в качестве дизайнеров этой выставки Татьяна Соколова, секретарь правления художников СССР по работе с молодежью. Женщина прямая, решительная, отличный скульптор. И надо сказать, оказалась прекрасным другом и решительным защитником проекта. Да, вы не ослышались, мы выдали проект буквально на ходу. Дело в том, что к этому времени, у нас уже был большой опыт работы. Были свои идеи, ждавшие реализации. А тут, как прорвало. Нам, ввиду отсутствия времени, дали карт-бланш! Прекрасно понимая ситуацию, когда надо было сделать оригинальное решение минимумом средств, мы придумали разорвать пространство манежа мощными инсталляциями, составленными из наиболее ортодоксальных авангардистских произведений. А гигантские и обычно просто обтянутые холстом стенды, во первых выставить по диагоналям, создав динамику. А, во вторых сделать белыми и черными, для резкого контраста. Конструкции пространственных установок для инсталляций выполнить в виде треугольников и квадратов, тоже черных, красных и белых. Для поддержки этой темы безликие колонны манежа обшивались красными и черными конструкциями. Подиумы инсталляций также имели формы треугольников и квадратов, и создавали яркие и динамичные композиции. Мы выкрасили подставки для скульптур в черные и белые цвета. Все это было весьма рискованно, неожиданно и нагло. Наверно мы просто не успели испугаться. Более того, закусив удила, мы и на обсуждениях проекта, а затем и реализации жестко отстаивали свою точку зрения, нагло споря с маститыми членами выставкома. И это прошло! К нам прислушались. А за неимением времени согласились на эти необычные решения. Конечно, реализация потребовала массу сил, мы просто валились от усталости. Не просто давались и бои за изменение приоритетов видов искусств. Мы решительно ушли от картины, как главного экспоната, сменив на авангардные инсталляции и композиции. Много было сломано копий по этому поводу. Ну а результат, спросите вы. Результат - очереди у входа, масса прессы, споры и критика.
И приглашение спроектировать на основе этой выставки международную экспозицию молодежного искусства. Собственно вся структура оставалась прежней, менялась кардинально заполнение, становясь еще более авангардным. Процесс обновления художественного языка в странах восточной Европы был как никогда актуален, и привезенные произведения ярко продемонстрировали новый взгляд на мир молодого поколения. Экспозиция приобрела мощный импульс поиска новых путей в искусстве. Думаю, что наш дизайн играл в создании этой экспозиции роль камертона, некого знака обновления, появления новых тенденций. Открылась выставка в 1989 году, став последней в эпоху СССР, крупномасштабной акцией современного искусства. Вскоре, как известно, распался Советский Союз, с ним и Союз Художников СССР, а искусство в новой экономической формации пошло путем отдельных коммерческих проектов.
В памяти остался этот период нашей творческой карьеры как чрезвычайно насыщенный, динамичный и свободный. Это было время обновления и поиска новых форм экспонирования произведений современного искусства.
Глава 2. Персональные выставки в Москве, Берлине, Париже, Мадриде, Хельсинки, Йоханнесбурге.
Для молодого дизайнера и художника в годы перестройки открывались различные возможности проявить свои взгляды не только скопом, как раньше, но и проявив инициативу индивидуально. А это, согласитесь, уже другой спрос, другая ответственность.
"Юность".
Первая наша с Олей персональная выставка прошла на легендарной площадке, в редакции журнала "Юность".Она была первой выставкой дизайнеров в этой редакции, что вызвало много споров, иногда неприятия и непонимания, иногда восхищения. Открывали выставку главный редактор журнала Андрей Дементьев, которому наша затея понравилась, что он подтвердил, придумав неожиданное поэтическое название выставки " Поэзия пространства". А знаменитый скульптор Олег Комов, член редколлегии, выступавший за Дементьевым, сравнил нас с скульптором, отсекающим все лишнее для создания пространственного образа. Что же вызвало эти приятные для нас слова. Мы устроили по всей площади редакции инсталляцию на тему городского дизайна. Уже на лестнице установили силуэтную очередь, со смешными цитатами посетителей. В коридоре завесили потолок калькой, написав на нем свой манифест. А в зале установили три объекта, олицетворяющими наше время. Метафорический дизайн в скульптурной форме изображал символы урбанизма: Рука с проводами вместо вен и гудящей телефонной трубкой, колонна перерастающая в мигающую лампу и рука, пробитая кистями. Потолок завесили чистой калькой, олицетворяющей начало творчества, по стенам разбежалась концептуальная графика. Все это тогда прозвучало необычно, свежо. И ведущий журналист редакции Юрий Зерчанинов написал статью в "Юности" символично названную " Дерзай дизайнер".
Не буду останавливаться на всех выставках, прошедших за несколько лет в разных городах и странах. Все они, так или иначе, были интересны. В Берлине был сделан акцент на дизайн проекты, в Париже на концепцию отражающую фольклор России, в Йоханнесбурге выставили концептуальный проект " Русский мир", в Хельсинки графические и пространственные композиции. Скажу только, что везде это были, по сути, первые выставки молодых дизайнеров из России. И, чтобы развлечь читателя, несколько эпизодов из тех времен.
Набросок первый. Горячие финские...
Нет, не парни. Девушки! В 1989 году, в рамках фестиваля молодежи " Ремонт", мы проводили свою персональную выставку в Хельсинки. При монтаже произошел курьезный случай. Я с коллегой пытались перенести тяжеленный ящик, но безуспешно. Вдруг к нам подошла финка, невысокого роста, квадратная, с бритым светловолосым затылком, и не слова ни говоря подняла проклятый ящик и одна перенесла его. Два здоровенных мужика были втоптаны в грязь!
Набросок второй. Огненная вода.
Что везти в Финляндию, в 1989 году. Конечно водку! Там же сухой закон! Все и везли. Абсолютным чемпионом по выгодной продаже этого любимого напитка жителей севера, стала участница фестиваля, в будущем народная артистка России Ирина А-ва , сумевшая всучить ее жаждущим финнам вдвое дороже номинала! Виртуозная работа!
Набросок третий. Праздник Купала и мозолистые руки.
Праздник на берегу озера, с лихими плясками и прыганием через костер, подходил к концу, когда одного музыканта Виктора Ч-ку, местные девушки попросили покатать на лодке. Виктор производил на финок неизгладимое впечатление, будучи жгучим брюнетом. Легкомысленно согласившись, он потом всю ночь катал их по озеру, боясь сексуального насилия на берегу. Руки бедного гитариста превратились в сплошные мозоли!
Набросок четвертый. Шопинг "по нашему".
Конечно, все хотели хоть что-нибудь купить фирменное. А денег было мало. Некоторые нестойкие музыканты не смогли преодолеть соблазн взять из роскошной помойки приглянувшийся им красивый пакет с почти новыми кроссовками. А потом долго обсуждать их с явным желанием забрать находку. Правда к их чести этого не случилось, и кроссовки улетели обратно в помойку. Но сценка вышла уморительная. Смеха ради их коллега А. Гл-ин заснял это на видео и пустил запись в автобусе. Вот смеху было!
Глава 3. В Мадриде.
Большим событием в те годы стала для меня персональная выставка в Мадриде, в рамках проводимой правительством Москвы "Дней Москвы в Мадриде". Проходило это мероприятие в престижном зале Культурного Центра Мадрида. Расположенный на площади Христофора Колумба, в самом центре столицы, зал запомнился великолепным входом под водопадом. Я привез на свою историческую родину цикл работ, посвященный поэзии Федерико Гарсиа Лорки. Они заняли всю торцевую стену выставочного зала, и пользовались успехом у испанской публики. Хорошо отозвалась о них и Майя Плисецкая, жившая тогда в Мадриде. Выставку открывали посол СССР и мэр Мадрида. Надо сказать, что и моя выставка и экспозиции МОСХа, и концерты Малинина и Бабкиной, и фильм "Убить дракона", а также балет и показ мод, пользовались громадным успехом. Но, как всегда, были и забавные истории.
Набросок первый. Завтрак.
Поселили нас в престижном четырехзвездном отеле рядом с Культурным Центром. И завтраки там были соответствующие, с шампанским. Вот этого наши музыканты ансамбля Надежды Бабкиной и не выдержали. Расхватав целительную влагу, плотно поев, набили карманы фруктами и пошли к выходу. Конечно их не выпустили, отобрав апельсины и яблоки. Ну и скандал! А мне они напоминали ребят, залезших в чужой сад и пойманных строгим сторожем.
Набросок второй. Меч Малинина.
Повезли нас в Толедо. И, уже осмотрев дивной красоты древнюю столицу Испании, завели в оружейный магазин. Мужчины впали в ступор от всех видов холодного оружия, а женщины от украшений. Но беда в том, что валюту еще не выдали. И ходили все удрученные и подавленные. Но нашелся и у нас свой герой, припасший заветную стодолларовую бумажку. Александр Малинин купил себе меч крестоносца, чем еще больше закрепил за собой славу настоящего мачо.
Набросок третий. Русский сувенир.
Прошла выставка. Собираемся в дорогу. Пора домой. Деньги нам выдали, да я еще несколько работ продал, накупил шмоток на всю семью. А в чемодан не лезет. Помог сосед, бывалый путешественник. Он виртуозно скатал все вещи и таким образом почти решил проблему. Остальное я одел на себя! Так и ехал на родину в двух свитерах, кожаной куртке, а поверх еще и зимней пуховке. Просто матрешка!
Глава 4. Выставка "Метафорели пространства"
Персональная выставка в издательстве "Молодая гвардия" была, наверно самой решительной попыткой создать необычное, полное метафор пространство. Эта выставка соединила футуристические стихи поэта Володи Климова и наши проекты. Помещение на одном из верхних этажей издательства представляло сплошную панораму окон по трем стенам. Пейзаж за окнами напоминал кадры из фильма "Сталкер", те же бесконечные полуразрушенные железнодорожные пути, пустыри и заброшенные производственные помещения. Увидев это, я оторопел. А, что тут вообще можно показывать. Как вдруг Володя сел на подоконник и стал раскладывать на нем свои стихи. Меня как молния ударила. Стихи! Вот ключ к этому предельно бездушному пространству. И началось творчество! Мы вырезали из черной и белой бумаги силуэты профиля и расположили их по всему периметру. А стекло завесили теми самыми печатными листами стихов. На потолок подвесили широкой волной кальку с написанными на ней стихами. А в центре на полу установили инсталляцию, представлявшую как бы застывшую палитру, с разбросанными по полу ошметками застывших красок и стихи. Получилась пронзительная метафора раздвоенности бытия.
Набросок первый и единственный.
Выставку открывали наши друзья, Сава Ямщиков, Наташа Нестерова и Сергей Алимов. Все люди широко известные в художественных кругах. Отметили необычность, новый взгляд, смелость. Присутствующий на открытии куратор Олег Попцов, будущий известный перестройщик эпохи Ельцина, поддакивал, вроде одобрял. А на следующий день закрыл эту выставку. Вот так! Видимо, распоряжений от начальства поощрять авангард еще не поступало. Позже, наблюдая его по телевидению, я никогда не мог поверить в искренность слов этого чиновника, представляющего целую плеяду временщиков той эпохи.
Глава 5. МУЗЕЙ ЧЕЛОВЕКА.
Наверно, это было веяние нового времени. Чувствовалось, что прежняя жизнь, с ее устоями, традициями, правилами, безвозвратно уходит в прошлое. Рождалось новое общество, новые отношения. В этот период мы много работаем над поиском новых форм, экспериментируем. Результатом становится проект " Музея Человека", где практически декларируется новый взгляд на сам институт музея, его свойства. Проект отвергает все старые законы экспозиции, создавая многочисленные виртуальные пространства, на плоскостях пирамид - экранов. Пирамиды в данном случае были символом соединения с пространством вселенной. Cудьба этой работы вполне счастлива, она, что называется попала в десятку, демонстрировалась в Берлине, Хельсинки, Мадриде, была напечатана в созданном Академией Наук журнале "Человек", рядом с шедеврами русского авангарда, вошла в коллекцию известной парижской галереи.
Глава 6. Сава Ямщиков. Выставки реставрации.
Наша первая встреча со знаменитым реставратором Савой Ямщиковым произошла у него в мастерской на Пречистенке, в конце восьмидесятых годов. Помню небольшое волнение, когда я с Оленькой, поднимался по скрипучей деревянной лесенке старинного дома. А волнение было вызвано тем, что Сава был консультантом великого фильма Андрея Тарковского " Андрей Рублев"! Я много раз смотрел этот шедевр, неизменно поражаясь глубине постижения истории, понимая, что в этом значительная заслуга Cаввы Ямщикова. И, вот сейчас, мы познакомимся с этим незаурядным человеком. Входим в небольшую комнатку, всю увешанную фотографиями, где Сава с известными писателями, художниками, режиссерами на фоне исторических памятников. Стены увешаны картинами, афишами выставок. Большой стол завален грудами книг, бумагами, картинками. Неяркое освещение позволяет увидеть сидящего на старинном кресле, средних лет, плотного, с небольшой бородкой человека. Увидев нас, Сава стремительно встает и радушно, как будто мы давно знакомы, здоровается и представляется. Сразу поражает громадный заряд энергии, заложенный в нем, и удивительная простота общения. Моментально находятся десятки точек соприкосновения, от общих знакомых, до взглядов на историю и искусство. Говорит, конечно, Сава, мы почтительно поддакиваем. Переходим к делу. А дело такое. В старинном особнячке на Плющихе, на первом этаже готовится к открытию маленький выставочный зал, где будут демонстрироваться вновь отреставрированные иконы. И Сава обращается к нам с просьбой спроектировать оборудование. Благодарим за доверие, договариваемся о следующей встрече, а самим ужасно не хочется уходить. Так интересно! Сава, как будто угадав наши желания, приглашает выпить зеленого чая, специально привезенного ему в подарок каким- то реставратором из Средней Азии. И опять Сава увлекательно рассказывает очередную историю.
Так начиналась наша совместная работа, увлекательная и радостная. Надо сказать, что работалось нам с Савой очень хорошо, легко. Это был человек умеющий доверять, и если он верил, то уже до конца. Вообще, мне показалось, что Сава был чрезвычайно цельной натурой, уверенной в своих силах и целеустремленной к выбранной цели. Ему пришлись по душе наши эскизы оборудования, и прошло немного времени, как он предложил нам выполнить экспозицию выставки " Спасенные фрески".
Выставка "Спасенные фрески".
Одна из моих любимых работ. Созданная на одном дыхании, минимумом средств, в тяжелом для экспозиции пространстве, она получилась неожиданно яркой, неординарной, запоминающейся. Эта история сама по себе - легенда. Реставратор Греков, репатриант, вернувшийся в СССР после войны, приехав на расчистку завалов взорванного фашистами древнего Псковского храма, остался там и в течение двадцати лет собирал по крупицам, казалось бы, навсегда утерянную фресковую роспись тринадцатого века. Этот потрясающий стоический подвиг реставратора и был объектом выставки. Но, так как выставка была внеплановой, экспонировать ее решили в фойе Центрального Дома Художников. Для нас это было ударом. Худшего помещения и найти было трудно. Проходное, низкое, без специального освещения. Да не было бы счастья, да несчастье помогло! Это заставило нас пойти на нетрадиционные решения. Мы придумали расположить главные экспонаты в специально выполненных установках. Это были конструкции, выполненные из сосновых досок и брусьев, образующие лапидарные и выразительные формы, с подиумом и задником, с драпировкой холстом. А на подиуме установки выставили мольберты со спасенными фресками. У подножия мольбертов в старых глиняных сосудах поставили свежие ветви елей. Выставка получилась состоящей из островов - установок, наполнилась запахом струганной древесины и ели. Казалось бы простой прием, а в итоге точное попадание и успех. Удалось подвести и точечную подсветку экспонатов. Все фотоматериалы мы расположили в композициях с клеймами, получились своеобразные жития. И неожиданно, выставка преобразила пространство, сделав его живым, увлекательным путешествием в мир русского севера, со сверкающими красками возрожденных фресок, запахом смолы, хвои. А к концу демонстрации выставки, случилось маленькое чудо, ветви елей проросли свежей хвоей!
Выставка "Имитация живописи" в Музее Изящных Искусств им. Пушкина.
Почти тут же Сава, очень довольный результатом нашей первой совместной работы, предложил сделать еще один проект. Касался он очень увлекательной, хотя и криминальной темы. Имитация живописи. Здесь и задача, и материал были совершенно другими. Процесс имитации рассматривался на примере немецких подделок голландской живописи. Располагалась экспозиция в роскошном Белом Зале Музея. Нам предстояло найти дизайн выставки, соответствующий и теме и залу. Но, главное, хотелось закрутить интригу вокруг самого явления имитации. Как же мы решали эту задачу. Если честно, воспользовались опытом гениального Сальвадора Дали. Он в своем музее в Фигейрасе, неоднократно использовал увеличительные стекла, подвешенные в пространстве для игры со зрителем. А чем мы хуже, имитируем прием Дали на выставке имитации. И в центре зала выставили композицию из прибора реставраторов со световодом и экраном, что позволяет определить подделку, и картины-имитации. И, сработало. На открытии выставки у этой инсталляции выстроилась очередь, людям присуще любопытство! Дизайн же экспозиции был выдержан в темно-зеленых и бежевых тонах, что гармонировало с блистающим мрамором белого зала. Планшеты отражали процесс подделки живописи и его раскрытие. Так криминальная тема спровоцировала нас на использование находки Дали, который в этом случае сам стал жертвой имитаторов.