Бешеная тропическая Элла. Тёплая лагуна. Вечный прибой океана за рифом, гудящий как поезд.
Коралловые полипы позаботились о том, чтобы построить атолл таким высоким, что лишь самые верхушки бурунов океанского прибоя могут перелетать через риф и пополнять свежей морской водой лагуну, изобилующую рыбой.
И я, стоящий на острых шероховатых глыбах кораллов и, ступая по неровному дну, бродящий в лагуне без штанов в одной рубашке на голое тело. Где по пояс в воде, где по колено, иногда по грудь - в зависимости от глубины русел и каналов среди рифов.
Рыбу так ловлю. Да и в воде мне как-то легче, чтоли...
Анемоны, кораллы и губки придают всему рифу вид какого-то скалистого сада со мхами, кактусами и окаменелыми растениями, красными, зелёными, жёлтыми и белыми. Все эти цвета здесь представлены либо кораллами, либо водорослями, либо фантастическими рыбами, которые извиваются повсюду вокруг меня.
В лагуне мелко, в основном по пояс, по грудь, но есть пара мест с глубиной метра четыре...
Сейчас отлив и вода, уходя из лагуны, обнажает быстро сохнущие рифы. Всё новые коралловые островки выступают из воды, а прибой, беспрерывно грохочущий вдоль рифа, становится ниже, какбы опустившись на один этаж. Множество рыбок всех возможных расцветок пережидают отлив. Сквозь прозрачную воду видны пальцы моих ног. Шевелящиеся, погружающиеся я золотистый песок. Вокруг ступней вздымаются его струйки. Мелкие рыбки, расцвеченные как попугаи, привлечённые происходящим, выскакивают из-под коралловой глыбы и тыкаются носами в ноги. Щекотно.
Невдалеке небольшая акула, вряд ли больше метра длиной, тоже заинтересовалась мной. Хлопок по воде и она поспешно ретируется в сторону, подальше от странного существа.
Риф, похожий на погруженную в воду крепостную стену, тянется к северу и к югу от моего островка. У южного края виднеется длинный остров, густо поросший лесом из пальм. А к северу, вблизи от меня, на расстоянии метров 600-700 (мне так показалось на глаз) находится другой, но значительно меньший остров, также поросший пальмами. Он тоже лежит в лагуне, верхушки пальм поднимаются к небу, а белоснежные песчаные пляжи спускаются к тихой воде, отражающей небо, белые облачка и зелень деревьев. Весь этот островок походит на огромную зелёную корзину цветов...
А мой остров вряд ли больше этой корзины, но у него есть важное преимущество - он вулканический. В центре его есть небольшая горушка. И водопадик пресной воды, просачиваясь сквозь камень из таинственных глубин Эльтерры, снабжает меня питьём. А тот остров, что на севере, как и южный, вряд ли поднимается над уровнем океана метра на два. А значит, воды там нет.
Я возвращаюсь с рифа. И мой остров становится всё больше по мере того, как я приближаюсь к нему. Выйдя из воды, я зарываюсь пальцами ног в тёплый, абсолютно сухой песок. Мне доставляет наслаждение вид каждого следа, оставшегося на девственном песчаном берегу, уходящем вверх к пальмовой роще. Вскоре кроны пальм смыкаются над моей головой, а я всё иду потихоньку вперёд, туда к горе, когда-то бывшей центром кратера вулкана, извергавшегося здесь в незапамятные времена. Зелёные кокосовые орехи висят под макушками пальм, а какие-то пышные кусты усеяны белоснежными цветами, которые пахнут так сладко и упоительно, что у меня кружится голова. Две совершенно ручные крачки порхают над моими плечами. Они такие белые и лёгкие, что напоминают крохотные вытянутые облачка. Маленькие ящерицы выскальзывают из-под ног, но самые главные обитатели острова - большие кроваво-красные раки-отшельники, медленно ползающие во всех направлениях с украденными раковинами моллюсков величиной с куриное яйцо, в которых спрятана их мягкая задняя половина тела.
Силы оставляют меня и я опускаюсь на колени и запускаю пальцы глубоко в сухой тёплый песок...
Всё закончилось... В пиратском порту и на корабле... Пока закончилось... Пройден очередной этап овладения Великим Искусством. Мучительный этап...
Может статься, последний в этой жизни...
Мне удалось, наконец-то прийти в разум. На восьмой день! Выматывающие видения Силы закончились. Но и расплата жестока!
Тело. Наше с Улькой тело. Вместилище двух разумов. Оно... Хватит его не надолго...
...Я умираю...
Именно это я понял здесь. На этом острове. Осознание этой простой мысли почему-то не вызвало во мне каких-то особых чувств. Умираю. Так просто. И когда мой мозг успел смириться со смертью? Для живого существа это не характерно. Неприемлемо. Или я уже давно не живой?
Ничего такого, как было в прошлый раз после того, как я повоевал с демонами, когда организм был отравлен демонической энергией и пошёл в разнос.
Этого нет. Но...
Апатия. Сил нет ни на что. И самое главное - нет желания. Я с трудом открываю глаза по утрам. Заставляю себя вставать, что-то делать. Напитка Силой не помогает. Уходит всё как в бездонный колодец. И нет ему ни дна и покрышки...
Я исхудал. Изменения начались после смерти Кларамонда. А сейчас ещё больше... И так никогда не отличался избыточным весом. Но были мышцы. Тестостерон, разогнанный гиперфункцией надпочечников, помогал в этом. Я рос и вверх и в плечах.
Уже к пиратам я уходил не красавцем - сказывался полуоборот в демона. А теперь... Лицо осунулось, постарело как-то враз. Щёки ввалились, подбородок заострился. Тело превратилось в набор мослов. Обтянутых всё ещё гладкой кожей, но видно, что со мной что-то не так... Кожа стала синюшно-бледной. Аппетита нет совсем. И волосы... Тусклые, ломкие. Лезут. Понемногу, но сыплются - только руку в голову сунь... Ногти почернели целиком. И на ногах тоже... А во рту проросли клыки. Нет, с зубами всё в порядке. Даже как-то покрепче стали, что ли. И белее. Но вот клыки! Сверху и внизу. Пока не длинные, но заметно. Да ещё и острые. Полез проверять и проколол палец. До крови. Рот человека не приспособлен к таким клыкам и потому они безжалостно дерут слизистую, отчего во рту всегда какое-то противное ощущение. Как будто ещё не заболел простудой, но вот-вот... Бесит неимоверно...
И воздух. Мне не хватает воздуха. Всегда. Тянуть его в лёгкие можно сколько угодно. Но легче от этого не становится. Да... Потому, хожу с осторожностью - чуть поторопишься и голова плывёт, кружится. Приходится хвататься за деревья, садиться. Зная своё состояние, телекинезом вырезал себе крепкую мангровую палку. И она теперь всегда при мне.
Держусь ближе к восточному берегу. Тут дует постоянный пассат. Дышать попроще. Хоть и шумно - бьют волны во внешний риф лагуны, неумолчно шумят под ветром листья пальм, высоко в небе кружат крохотные крестики альбатросов. Они рано утром вылетают в океан за рыбой и ввечеру, с полным желудком, возвращаются на сушу, подгоняемые пассатом.
Одёжка моя вся пропиталась кровью. Рубашку кое-как удалось отстирать, а штаны... Они были угвазданы сильнее. А лён впитывает только так. Замачивал их в лагуне аж на двое суток, притапливая ткань камнями. Потом тёр мелким золотистым песочком, вываляв в золе, полоскал в пресной воде ручья и дня на четыре выкладывал отбеливаться под яркие лучи Эллы. Штаны приобрели обтерханный вид, но кровь удалось замыть. Ну, остались на них такие... невнятные бледные пятна. Нет, одеть-то их можно без особых проблем. Но смысл? Тут нет никого на многие сотни километров. Поэтому накидываю рубашку на свои мощи. От солнца. То бишь, Эллы. Блондаю с голой жопой. В руках палка - чтобы не упасть, на голове, широкая плетёная конусом по типу вьетнамской, шляпа. На завязках.
Остальное - трусы, штаны и сабо бережно хранятся в шалаше, сплетённом телекинезом из пальмовых листьев
А ночью...
Ночью я не сплю.
Впрочем, не сплю и днём. Так, приткнусь к дереву ли, к стене шалаша ли, пока измученный мозг охватывает дремота. Даже не сон. Покемарю кое-как и опять лупаю бессонными жёлтыми демоническими зенками (видел их, когда рассматривал свою рожу в луже у водопадика).
Из толстых сучьев обтёсанных телекинезом на шипах собран просторный топчан. На нём слой сухих листьев, сверху циновка, сплетённая из волокон на которые распущены жилистые черешки пальмовых листьев. В головах чурбачок, покрытый такой же циновкой. Циновка жёсткая и с боку на бок особо не поворочаешься - растирает кожу до крови. Из тех же циновок смастрячены и стены моего бунгало. Поскольку не сплю день и ночь, то чем-то надо заняться. Днём, собравшись с силами, ловлю рыбу - выкидываю телекинезом на берег. Одна-две рыбины в ладошку размером на весь день, да на тот же день один кокос - больше в меня не лезет. Ну, воды ещё попью. Кипячёной. Надоела мне эта диета - хуже горькой редьки.
Кишечник бастует - восемь дней, а я ни-ни...
Ночами плету из листьев и волокон кокосов. Телекинезом. Стены, крышу. Задолбавшись от однообразной работы, просто сижу под пальмой, оперевшись спиной на ствол, смотрю за звёзды над головой, слушаю прибой за рифом. Как будто жду чего...
А чего?
Наверное, так и придётся сдохнуть тут, на острове... Тело, разъедаемое демоническими энергиями, слабеет на глазах. С каждым днём мне всё тяжелее и тяжелее двигаться. Всё чаще и чаще приходится садиться и отдыхать. Я уже и на ноги-то с трудом поднимаюсь. Однажды настанет день, когда я просто не смогу встать с топчана.
И ведь, не сделал толком для своих ничего! Ни завещания какого, ни распоряжений. Муд-дак! Веник, Сиджи, Ют - несовершеннолетние искусники. Я их единственный опекун. В случае моей смерти они попадут незнамо к кому под опёку. Дом и земля куплены на меня, а у меня наследников нет! Отойдёт всё городу. А они без крыши над головой останутся!
И вернуться нельзя - я просто сейчас опасен для всех окружающих - демон внутри меня может вырваться в любой момент!
Нервный всплеск утомляет. Потяжелевшие глаза безразлично уставились вдаль. Веки мои тяжелеют... Хоть какое-то облегчение... Может подремлю немного...
... А сознание, завертевшись калейдоскопом, несётся по багровому туннелю... Туннелю в глазах огромного молчаливого зверя... Чем-то похожего на медведя, с круглыми ушами на макушке. Зверь этот огромен и всегда за спиной... всегда... А впереди, передо мной, панорама огромной горной долины расстилающейся в невообразимую даль. Серое небо. Упирающиеся в него вечные снега и льды, проглядывает сквозь них безжизненный камень. Я сижу по-турецки на горном уступе лицом в долину и прямо передо мной костром сложена кучка камней и камни эти горят чуть тёплым прозрачным синеватым бездымным пламенем... А за спиной зверь. Смотрящий в спину... С бесконечным багровым туннелем в багровых глазах.
Был я здесь. Был. Давно. Не в этой жизни... Если сейчас в пламени, над костром, сформировать шар, а потом нырнуть в него, то...
... Там всегда снег. Много снега. Белое небо и белый снег. Мягкий, пушистый. От него не холодно. А отвернувшись от входа в этот мир через шар и, вглядевшись в эту белую снежную даль, можно увидеть город. Белый. С тонкими шпилями и башнями. Город висящий в воздухе... Правь... Она это...
Наверное, там хорошо...
Но...
Прислушиваюсь к себе. Нет. Не хочу я туда.
Возвращаюсь на уступ в горах и поворачиваюсь к зверю. Он чуть склонил голову набок и глядит на меня.
Коричнево-багровые глаза затягивают в туннель...
...И снова видение тускло-серого шара с осыпавшейся скорлупой. Не до конца осыпавшейся. Там, где её нет - непроглядно-чёрная тьма.
Снова демоны...
Воют в горячей пещере. Взлаивают и хохочут как гиены. Снова отсветы огня на стенах. В этот раз они окончательно вывели меня из себя и я убивал... Убивал их всех, одного за другим. Тела демонических волков осыпались невесомой пылью, а их энергия впитывалась в моё тело, растекаясь чёрными волнами. Я видел их ужас, они понимали, что происходит, некоторые пытались жалобно скулить, выпрашивая жизнь. Но... Я метался по пещере, выволакивал их из-за камней и из гротов, светящихся раскалённым камнем, вбивал в чешуйчатые жилистые тела руку и поглощал. Одного за другим.
Остановился только тогда, когда в пещере стало тихо...
Сел на тёплый камень - специально искал попрохладнее, прикладывал руку. Упёрся руками в колени и задумался. Во сне...
Куда мне теперь?
Выход отсюда всегда был только один.
Истёртые ступени. Трещины в камне. Вон, кусочек откололся и качается в щели под моей ногой. Как же не хочется...
Снова я в коридоре. Снова качнулось пламя факелов. Звякнули цепочки на груди и животе. Мотнулся из стороны в сторону хвост. Качнулась полувозбуждённая елда.
Я с мучительным стоном повернулся лицом к стене, ударил кулаком по камню. Когти царапнули кладку, звякнул золотой наконечник на среднем пальце, качнулись цепочки. Я...
Какой уже раз я тут?
Не помню...
Я менталист и не помню...
Тёплый сквозняк, качнув ленивое пламя, доносит до меня аромат цветущих растений. Снова хихиканье и сладостные вздохи из садика, в котором футки ублажают друг друга.
А с другой стороны сейчас Аул Бит появится.
Потом она с Аул Врени переговорит и потащит она меня в общественный домен. А там нам попадётся господин Шике. И Аул Бит меня ему отдаст... Пообещает отдать... Да... А с учётом моего нового здесь появления, вполне возможно могут меня отдать сразу. И развитие событий после этого может быть любым. Вплоть до смерти или изнасилования.
Не. Не хочу...
А если рвануть в ту сторону, я, помнится, направо тогда побежал? Нага за мной кинулась. Башку расшиб, камень потерял, потом лечился с её помощью...
Если не хочу попасть в общественный домен, то где-то пересидеть надо. На втором этаже в моей комнате гоблинша спит... эта... как её... Таррет. А рядом комната пустая. Футовская. Вот если там?
Мысли метались в моей голове.
За что мне это всё? Куда ни кинь - везде клин. Скорей бы вырваться отсюда! Может попробовать? Цокая копытами, я прошёл несколько шагов по коридору туда и сюда. Бесполезно...
А возврат всегда отсюда происходит. Из коридора.
Ладно! Времени у меня не так уж и много. Попробуем так...
Я промчался (как мог - опыт в беге на копытах негативный) по коридору, выскочил на ступени и побежал не направо, как в прошлый раз, а влево. Завернул за угол и краем глаза успел заметить вспышку появления Аул Бит на телепортационной площадке.
За углом на сравнительно небольшом расстоянии до дома - шагов двадцать не больше, стоял причудливый павильончик с колоннами, глухими стенами и высокими, под самую крышу, узкими окнами с розово-красными витражами. Что это за павильон я не знал и вот сейчас подошло время выяснить его назначение.
Толкнув его высоченные резные двустворчатые двери, я влетел внутрь. Гулкая пустота. Влажный воздух с клубами ароматного пара. Полуколонны, утопленные в стены, поддерживают высоченный сводчатый потолок. Стены из бордового камня испещрённые волнистыми линиями замысловатого золотистого узора. И тусклый свет, пробивающийся сквозь витражные окна. Стёкла в них густо-розовые, красные, по центру каждого окна роза, выложенная из кусочков смальты красного разного оттенка. Ниже - стебель, с листьями сочно-зелёного стекла, неожиданно приковывающий к себе взгляд...
Почти всю площадь павильона занимает бассейн, тёплая вода бурлит пузырьками от поднимающегося со дна воздуха. Пологие ступени уходят вниз. Вряд ли тут глубоко - заглядываю я в воду и, вернувшись к распахнутым дверям, прикрываю их за собой. Оглядываюсь.
Вдоль боковых бортов бассейна, у самых стен полки заставленные бутылками, бутылочками и пузырьками, металлическими, отблёскивающими золотом, баночками и коробочками. Справа и слева от входа широченные как кровати каменные резные скамьи на ножках - львиных лапах, полированный пол в тёмно-бордовую и чёрную клетку. Противоположный входу борт бассейна подходит под самые окна. Бассейн полон прозрачной, переливающейся в тусклых лучах света, водой. Приседаю и пробую воду рукой. Тёплая. Градусов тридцать, может чуть больше. Зачерпнув, подношу руку с водой к лицу. Хм... вода вроде бы. Но какая-то странная. Переливается и от неё по руке идёт заметное тепло. Я, как самое слабое существо в этом домене, прекрасно чувствую это воздействие. Разглядывая воду в ладони, не успел ничего предпринять, как двери с шумом распахнулись и на меня прыгнула Лислис...
Равновесия я, конечно, не удержал и, нелепо размахивая руками, с дракошкой на шее, с размаху плюхнулся в тёплую воду, подняв тучу брызг исходящих паром.
- Лислис! Ты что творишь?
- Фидя! Фидя! Кататься!
Поднимаюсь на разъезжающиеся по дну бассейна ноги. Воды по пояс. То есть чуть ниже, по это, самое. Короче, чуть ниже тестикул. Отвисшая елда наполовину погрузилась в тёплую воду. Тканевые рукава и штанины мокры насквозь. Надо снимать. А Лислис, отцепившаяся от моей шеи, в восторге нарезает в воде вокруг меня круги. Да ещё и подскакивает от радости, разбрызгивая воду.
Не вылезая из бассейна, сажусь на приступку и недовольно начинаю стягивать с себя мокрую синюю ткань, разводя в стороны толстые, перевитые золотой нитью швы - это, оказывается, застёжки такие. Кое-как отжал муаровые шёлковые тряпочки, плюхнул их на каменную скамью. Лислис, закусив коготь, жалобно смотрит на меня, слушает моё бурчание, о том, как она считается только с собой и всё бы ей только кататься. Неважно на ком. На наге ли, на мне ли, бедном, несчастном Вигдисе, на Эдесс ли. Подняв на неё взгляд вижу, что дракошка, конечно, раскаивается, но и так хочет поплескаться, что я прямо чувствую её желание. Ну... Ну, что уж с тобой делать? Погоди только немного. Ощупывая себя руками, начинаю расстёгивать и стаскивать с тела золотой горжет, высвобождать руки и пупок от цепочек, снимаю браслеты с хвоста и основания члена, чуть покачивая из стороны в сторону, стаскиваю чехольчики с кончиков рогов соединённые цепочкой со светящимся голубым светом камешком - это его я пролюбил в прошлый раз.
Освободив тело от ценного металла, отпихиваю получившуюся весьма приличную кучку подальше от края бассейна, затем, выбравшись из воды под разочарованный скулёж Лислис, собираю всё это добро и по возможности аккуратно складываю свои драгоценности на скамье, рядом с мокрыми рукавами и штанинами, с которых на пол капает вода.
И вот я свободен, наконец. Повернувшись к ждущей меня в бассейне Лислис, делаю страшное лицо:
- Ага! Попалась! Сейчас я тебя!
Бросаюсь в воду, а дракошка, поняв, что с ней играют, взвизгнув от восторга, бросается в сторону и, умело увернувшись, выскользает из моих растопыренных рук. Мало того, изловчившись, дёргает под водой хвостом и, подбив мне ногу, заставляет меня плюхнуться в воду лицом вниз.
Ах так!
Сделав вид, что мне плохо, опускаюсь к неглубокому дну и затаиваюсь там. Дракошка, не разглядев меня, бросается к тому месту, где я был. Я же, видя её, дождался когда она приблизится и, вынырнув, схватил поперёк туловища.
Тёпленькая. И вовсе не жёсткая. По крайней мере, тело мне чешуйками не царапает. Сжал детскую драконью тушку крепче, заставив Лислис выдохнуть:
- Поймал! Сейчас мы тебя съдим! А-а-а, - распахиваю рот пошире, показывая свои клычки.
Неожиданно по лицу меня шлёпает что-то влажное и горячее - Лислис лизнула меня своим длинным языком, пахнущим цветами - жевала их, пока бежала за мной.
Мордочка её приобрела какое-то виноватое выражение, если, конечно, можно так сказать, поскольку мимические мышцы дракошки толком ещё не развиты.
- Фидя хороший, - скулит она, прижимаясь к моей груди своей лобастой головой.
Хех! Ещё какой!
Потёрлась шершавой мордочкой и подняла на меня свой сиреневый взгляд. Мои голубые глазищи встретились с её. И вдруг в голове всё завертелось, я не выдержал и сел на приступку, оказавшись по грудь в воде, так и удерживая дракошку в руках.
Могучее чужое сознание оттеснило меня в сторону и я почувствовал себя сторонним наблюдателем. Рот мой раскрылся и произнёс вибрируя горлом:
- Хухрр-бинахх иерр! Ирош сит-ш дотто! Ррав иерр онно... (Дочь-сестра моя! Я нашёл тебя! Раны мои велики...) я замолчал и закашлялся.
- Тано-бинар иерр! (Отец-брат мой!) - Лислис не отрывала своего сиреневого взгляда от моего лица. Вертикальные зрачки в её глазах на мгновение закрутились спиралью, а затем расширились, полностью скрыв сиреневую радужку и превратив глаза дракошки в чёрные провалы.
Но чужая воля уже покинула моё тело, оставляя в груди чувство пустоты и какого-то сожаления.
Лислис очнулась, выгнулась в моих руках, пытаясь выбраться. Я отпустил её. Дракошка медленно побрела в воде к противоположному краю бассейна, присела там на такую же приступку и ткнулась своей головой в бортик:
Затем вскинулась, снова бросилась ко мне и, широко раскрыв снова ставшие сиреневыми глаза, будто пытаясь увидеть что-то в моём лице, с надеждой прошептала:
- Тано-бинар иерр? (Отец-брат мой?)
Но нет. Во мне уже не было того, кого она звала. Выдохнув, я моргнул и, протянув мокрую руку, погладил Лислис по голове:
- Он ушёл... твой тано-бинар... но он жив... я знаю...
Надежда погасла на мордочке дракошки и она, опустив голову, ткнулась мне в грудь. Тяжело вздохнула.
- Сш-ш-ш... - в так и оставшиеся распахнутыми двери купальни вползла нага.
Она чувствовала передвижения Лислис по саду и пыталась от неё уклониться - как всякий ребёнок дракошка часто бывала утомительной. Почувствовала она и мой запах и искала меня. Нашла.
В воздухе возле моего уха затрепетал тонкий чёрный язычок:
- Вихдис-с...
А великолепное в своей гладкой чешуе тело наги уже бесшумно втягивалось в воду. Она вползала в бассейн, так и оставаясь около меня и даже касаясь моего плеча четырёхпалой тонкой ручкой. Одно из колец тела наги коснулось кончика моего хвоста лежащего на дне бассейна. Лопатка на нём рефлекторно дёрнулась.
Устроившись в бассейне, нага высунула верхнюю часть тела прямо передо мной - это чтобы я сбежать не смог. В тот раз она меня догнала только потому, что я врезался башкой в железную лестницу.
Ну, что ж. Чему быть - того не миновать.
Нага упёрлась своими ручками в бортик бассейна с обоих сторон от меня и нависла сверху. Грудь её с острыми чёрными сосками торчала прямо передо мной и предательская елда - моё наказание, тут же воспряла, показав багровую головку из-под воды. Язычок наги снова выплеснулся изо рта и заметался в воздухе, мимических мышц у неё не было, поэтому определить эмоции по лицу не получалось, но дрогнувший голосок выдал чувства Муники:
- Вих-х-х, можно?
Я выдохнул и, ничего не ответив, прикрыл глаза.
Нага прогнулась в пояснице и, таким образом, приблизила своё влагалище, к тому времени выглянувшее из некрупных мягких чешуй, ко мне, так, что головка члена упёрлась в самое преддверие. Там было влажно - нага уже окуналась в воду, и не жарко. Ещё раз изучающе поглядев на меня, нага придвинулась ко мне, насадившись на моё задеревеневшее орудие любви.
Лислис как будто этого и ждала. С криком: Муня! Она толкнула сзади нагу и та почти упала на меня, заодно насадившись до конца на член. У неё там было неглубоко - максимум полладони и очень узко. Стенки влагалища наги сдавили мой член, так, что двигаться было совершенно невозможно. Да ещё и дракошка, прекрасно понимая, что у нас с нагой происходит, бурно плескалась в воде, колебля нас толчками разгоняемых ею волн.
- Ну и пожалуйста, - пробурчала та, - ну, и жалуйся. А ты, хвостатая, говорила: ах, ах, Фигдис, ах, инкуб! Мы, наги, к инкубам неравнодушны...
Обидевшись на нас с Муникой, дракошка говорила совершенно нормально, без этой своей нарочитой детскости.
Фыркнув, она толкнула Мунику в спину и я зажмурился от боли - член, стиснуло клещами наговского влагалища и зажало там так, что ни взад, ни вперёд. Похоже у наг это вообще общее свойство организма - зажимать члены. Что во рту, что там...
Было очень больно! Я едва мог пошевелиться, подыскав такую позу, чтобы максимально снизить боль. Нага с её сильным телом широко раскрытыми глазами со ставшими круглыми зрачками тоже не двигалась. А потом под мой сдавленный шёпот (больно же!), понемногу стала опускаться ниже, с тем, чтобы наша сцепка оказалась в воде. Я подумал, что тёплая вода поможет расслабить мышцы наги.
А разобиженная дракошка выбралась из бассейна, выскочила из павильончика и, громко топоча по каменным плиткам дорожки, галопом помчалась в дом.
- Давай попробуем перевернуться, - предложил я Мунике, которая, как я чувствовал и видел - хвост её начал метаться из стороны в сторону, постепенно увеличивая амплитуду махов, начала паниковать. Судя по всему в публичном сексе для неё ничего необычного не было, как и для всех окружающих демонов, а вот боль - её и моя, пугали нагу. Да ещё и грозящий вот-вот наступить перегрев - про него я помнил с прошлого раза.
Повинуясь мне, она медленно начала поворачиваться на спину опускаясь в воду глубже и глубже, так, что в конце этой операции я оказался лежащим на ней сверху. Удобно... если бы не зажатый член. Переворачиваясь вместе с нагой я чувствовал, как в глубине её тела двигаются сильные мышцы. Тело, приспособленное к передвижению ползком, было очень сильным хотя по внешнему облику наги этого сказать было нельзя. Вот у Аул Бит...
Хозяйка домена оказалась легка на помине. Послышался мерный стук копыт и огромная тень упала на порог банного павильона. Она вошла внутрь, сразу заполнив собой просторное помещение. Меня придавила аура старшего демона и я спрятал лицо на животе Муники, а мой хвост, не найдя привычной ноги, обвился вокруг тела наги.
- Я его ищу, - прогудела демоница, пряча улыбку, - а он тут...
Звякнул браслет на шевельнувшейся кисти левой руки и меня приподняло над нагой, член всё ещё зажатый внутри Муники, натянулся как резиновый, доводя меня до безумия резкой болью и, вдруг, с влажным чмоком, опухшая посиневшая головка выскочила из наги, а взвился в воздух, подтолкнутый телекинезом демоницы.
- Пошёл отсюда! - напутствовала она меня, шлёпнувшегося на четыре точки посреди лужайки, через которую шла дорожка из каменных плит.
Подскочив и не обращая внимания на саднящую боль к члене, я рванул к углу, за которым был вход в дом - оттуда-то я и пришёл к павильону. Забежав в коридор с факелами, я присел к стенке от невыносимой боли. Осторожно взяв в руки горячий опухший член, увидел сине-багровую головку, раздувшуюся от зажима и грубого выдёргивания, чуть не плача, шмыгая носом, начал дуть на неё. Поток воздуха, казалось обдирал несчастный орган, а я, вытирая нос рукой, дул и дул на головку, пока не стало немного легче. Идти так, как я ходил раньше - просто хлопая длинным членом то по одному бедру, то по другому, было нельзя. Поэтому, взяв пострадавший орган в руку, поминутно вытирая набегающие слёзы и время от времени опираясь на стену, побрёл в сторону дворика футок - по моим расчётам там уже всё должно закончиться, а за двориком есть комната с кроватью, она-то мне и нужна...
Так, с опухшим членом в руке, я и провалился сквозь пол коридора.
* * *
- Господин ректор должен был назначить мне провожатого к источнику Силы, - стою я в приёмной перед секретарём.
Тяжёлая аура, сопровождающая меня с момента смерти Кларамонда и так никуда не девшаяся, давит на молодого альфу, вскочившего при моём появлении, заставляя его лицо побледнеть.
- Да-да, оме... ваша светлость, - поправляется он, - сейчас... Господин ректор давал указание... - секретарь суетливо роется в бумагах на столе.
Находит нужную.
- Бир, - поворачивается он к сидящему у стены на стуле омеге средних лет, - проводи его светлость к господину десятнику стихийного факультета.
Дрожащая рука секретаря протягивает Биргиту, подвизающемуся в приёмной ректора курьером и сейчас сидящему на стуле не живому и не мёртвому, распоряжение ректора.
Медленно поворачиваю голову и смотрю на него. Во мне нарастает жажда убийства и все находящиеся в приёмной её чувствуют. А тут опять оказался уже знакомый мне омега, заходивший в прошлый раз к ректору с папкой для бумаг, тот, которого я хотел напугать.
Грёбаные бюрократы! Меня, великого маркиза Аранда, заставляют ждать! - проносится по просторному помещению всплеск моих эмоций.
Тонко пискнув, омега с папочкой, зажмурившись, сползает по стене, приседает, съёживается и прикрывает светленькую головку папкой.
Дверь в приёмную распахнулась и из коридора врывается, по другому это не назвать, Максимилиан.
- Ваша светлость! - он прихватывает меня за локоть.
Я поворачиваю своё помертвелое лицо к нему и глаза десятника округляются, а рука отдёргивается.
- Ш-што? - шиплю я, поскольку челюсти закаменели от гнева.
- В-вы... я за вами, - выдыхает, наконец, Максимилиан.
- Идёмте, - соглашаюсь я с ним.
Не глядя, протягиваю руку к Биргиту, и с листком распоряжения в руках, дёргаю его телекинезом за собой - если уж поручили выполнять, то пусть работает!
- За что вы так с ними?
Да, действительно, что-то я разошёлся...
И, ведь, на пустом месте. Бумагу написали, провожатого выдали. Не иначе - вразнос иду. А это плохо... плохо...
Тогда, после демонического сна, как будто, что стронулось во мне. Апатия, разъедавшая личность, исчезла и я, не теряя времени, костеря себя последними словами и собрав волю в кулак, зажав, таким образом, внутреннего демона, рванул домой.
Появился в нашем дворике, перед домом. Сжавшись ещё больше и задавив ауру ужаса, корча рожи, вспомнил (вспомнил, чёрт возьми!) сферу комфорта, которой окутывал Лисбета и Эльфи на балу. Прикрылся ей и шагнул к порогу.
Будний день...
Дома только Веник, Эльфи и Вивиан. Да Машка ещё. Остальные на учёбе. Аделька в крейсовой школе, остальные в Схоле искусников.
Первой моё появление учуяла кошка.
С трагическим мявом она выскочила из двери, кинулась под ноги, затем отскочила, встала на дыбки и начала светящимися синевой когтями драть косяк входной двери. От косяка полетели щепки. Потом снова кинулась мне в ноги, заплела их так, что я чуть не упал и был вынужден сесть на скамейку у стены дома. Здесь кошка дала себе полную волю. Увидев, что я сижу, заскочила мне на колени, мокрым носом ткнулась в подбородок и начала, блаженно жмурясь, с упоением месить толстыми лапами колени, живот, грудь. Остановилась и начала с остервенением тереться об грудь головой.
- Маша, лысину протрёшь... - успокаивал я кошку, водя по её спине рукой с чёрными теперь уже когтями - ставшие длинными ногти по-другому и не назвать.
Какие доводы смогут остановить истосковавшуюся животину?
Малыш присмотрелся и, узнав и видя, что опасности от меня нет - вон кошка что выделывает! В криком:
- Папа! Папа! - раскинув ручки, кинулся ко мне.
В доме что-то звякнуло, разбилось...
Я подхватился со скамьи, Машка при этом спрыгнула на пол, и, закружив Веника, подкинул его вверх, к перголе, увитой листьями лозы сквозь которые пробивались лучи Эллы.
Он засмеялся во всё горло, а я подкинул его ещё раз. Поймал и обернулся к двери в дом. На пороге, вцепившись в косяк и привалившись к нему головой, стоял Эльфи... за ним Вивиан...
...И были обнимашки и расспросы. И поцелуи. Вполне невинные. В лобик и щёчку. Эльфи и Вивиана.
А соскучился я по ним... соскучился...
Живот Эльфи подрос ещё больше. Осматривавший его Лисбет, который превратился в нашего семейного доктора, сказал, что родов надо ждать, максимум, в течение пары декад. Аделька учится на пятёрки и только о вас, оме и говорит. Сиджи с Ютом и Ёрочкой ждут вас, оме! Виви, вот тоже - Эльфи, вываливавший на меня новости, указал на прижавшегося ко мне слева омегу. Сам он обнимал меня справа, а Веник не давал ступить шагу, вцепившись в меня спереди...
Да...
Я был всё ещё слаб и Виви отвёл меня под руки наверх. Остальные увязались за нами.
В спальне я стянул с себя истрёпанную одежду и Эльфи сдавленно охнул, увидев моё тело. В четыре руки они расположили меня в спешно набранной ванной и также в четыре руки, под пристальным взглядом Машки и Веника, следившими чтобы их драгоценный папочка и хозяин не потерпел, не дай Сила, какого ущерба, был до скрипа отмыт от морской соли и всякого другого нахватанного мной за время войны с пиратами.
Эльфи по-старушечьи охал, разбирая мои путаные патлы и сокрушаясь по поводу их состояния - пока он их промывал, набрал пучок вылезших волос. А поводу ногтей сказал, что теперь их подпиливать придётся у точильщика ножей... Шутник, блин... Как будто мне это всё нравится!
Отмытого, меня уложили в кровать. Вивиан и Эльфи увели Веника - дескать, дай оме поспать, а Машка, категорически отказавшись уходить, осталась на страже...
И вот я в Схоле. Отоспался часок и пришёл.
Заглянул на факультет. Оказался затискан с воплями выскочившими из-за стола детьми. Пожал крепкую сухую руку Максимилиана. Всё это под сферой комфорта.
А пока шёл в приёмную ректора, силы и самообладание меня покинули, сфера пропала и туда я вошёл, как ужас, летящий на крыльях ночи.
* * *
В сопровождении десятника факультета стихийников, поёживавшегося от моего присутствия, мы долго шли коридорами и переходами, спускаясь под Схолу ниже и ниже. Коридоры были ярко освещены шариками, по мере спуска концентрация Силы возрастала. Разглядывая стены, я ясно видел, как менялась архитектура Схолы от столетия к столетию. Вот полированный мрамор, переходит в такой же полированный гранит и диабаз, вот они сменяются кирпичной кладкой - весьма искусной, надо сказать. Вот кирпич меняется на блоки из дикого камня, а вот появляется выпуклая полигональная кладка из базальта. Камни подогнаны так плотно, что не то, что лезвие ножа, лезвие бритвы не просунуть. За многие столетия камни стен отполированы тысячами и тысячами касаний рук бесчисленных адептов Силы. Потёртые плиты пола помнят ноги альф и омег, поколениями сменявших друг друга в попытках постигнуть Великую Силу и её замысел по отношению к жизни на этой планете.
И вот полумрак просторного круглого зала - осветительные шарики горели только по периметру стен, высоченный потолок которого, метров пятнадцати, не меньше, подпирают колонны полированного камня. В центре зала стоит небольшая хижина, примерно того же размера, что и наше зимовье в овраге. Хижина сплетена из растительных волокон и, судя по всему, регулярно подновляется - видны свежие латки на стенах и крыше.
Всё пространство вокруг хижины до самых каменных скамей без спинок, расположенных концентрическими кругами, замощено плитами базальта. Плиты такие же истёртые, как и в коридорах.
-Hic, ome... Est hic (Вот, оме... Это здесь), - десятник факультета стихийников, тот самый, что осматривал Руди в компании артефактора и целителя, показывает рукой на хижину, опасливо косясь на меня.
-Quid intus iustum est? (Что прямо внутри?)
-Ita. Fons intus est. Antea cum fundator Scholae Adelbertus hic consedit, fons naturaliter erat ad latus. Tum vero sub tertio Scholae Rectore, cum hanc aulam aedificare coepisset, et hoc ante quingentos fere annos, casa recta ad fontem commota est. (Да.Источник внутри.Раньше, когда основатель Схолы, Адальберт поселился тут, источник, естественно, был в стороне. Но потом, при третьем ректоре Схолы, когда начали строить этот зал, а было это лет с пятьсот тому, хижину перенесли прямо на источник.)
-Quid etiam simile? (А он как хоть выглядит-то?) - спрашиваю, разглядывая стены хижины. Я на острове, ещё вчера, лучше плёл.
-Justum tabulatum e tignis. Iidem. Adelbertus quoque per eos ambulavit. Altare in solo est. Lapis cubus cum exemplaria. Si vis intrare, videbis. (Просто пол из досок. Тех самых. По ним ещё Адальберт ходил. И на полу стоит алтарь. Куб каменный с узорами. Если Сила вам позволит войти - увидите.)
Десятник замолчал, будто к чему прислушиваясь, затем оглянувшись на Максимилиана, за всё время перехода сюда не произнёсшего ни слова, выдохнул с облегчением:
-Te relinquemus, gratia tua, Magna Potestas hoc vult. (Мы вас оставим, ваша светлость, Великая Сила этого хочет...)
Оставшись один, оглядываюсь.
Концентрация Силы здесь настолько высока, что мне ещё при входе в зал стало гораздо легче дышать и головокружение от слабости, так выматывавшее меня на острове, прошло.
Но на этом воздействие Силы не прекращается. Неожиданно, так, что сердце дёрнулось, пропадает зрение. Полностью. Совсем. Вернувшись домой, я так и ходил с жёлтыми демоническими глазами. Уже и привык. А тут раз - и нету!
С непривычки раскинул руки в стороны. А потом дошло - энергетическое зрение! Стоило подумать об этом и вот - белёсые конструкции, пропитанной Силой хижины, камни пола и стен возникли передо мной. Сквозь тускло светящиеся стены вижу внутри яркий голубой каменный куб алтаря. На боках его и верхней поверхности причудливый тёмно-синий узор. И видно как по этому узору идут токи Силы, отрываясь от камня, истаивают в окружающем пространстве, становясь бледнее и бледнее.
Захожу внутрь.
Присаживаюсь на одну из деревянных скамей, стоящих у стены хижины. Выдыхаю и, составив ноги вместе, колено к колену, ступня к ступне и сложив руки на груди - правая поверх левой, делаю вдох Силы. Через макушку. На девять ударов сердца...
Поза покоя и контроля собственного организма. А если встать на ноги, по-прежнему держа руки на груди - это поза контроля окружающего пространства.
Втягиваю поток Силы и по телу прокатывается волна, несущая успокоение и расслабляющее просветление. Яростный ледяной шар в солнечном сплетении истаивает и туда приходит блаженное тепло...
Гоню поток захваченный из раскалённого центра Эльтерры, яростно полыхающего расплавленной магмой, от середины ступней по телу вверх и через макушку выпускаю его к Элле. Солнцу Эльтерры. И снова от Эллы, через тело, в ядро Эльтерры. И опять из ядра к солнцу.
Ни разу никто ещё такого здесь, на источнике Силы, не делал. А призрачные сущности, существующие в Силе, очень ждали этого и вот... Взбаламученное непривычными токами Силы, изменившимися под моим воздействием, пространство идёт рябью...
А я, гоняя энергии планеты и её звезды, слушал Мир.
Это трудно объяснить. Но... И внял я неба содроганье, и горний ангелов полёт, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье... Именно так! Это вот то самое ощущение, гениально, в нескольких словах выраженное Поэтом. Это то самое чувство, когда ты сливаешься с Миром, чувствуешь биение его сердца, движение Силы в Мире, как она бесконечно, от века, переливается, переходит из одного существа в другое, наполняет собой яростный ветер, несущийся в стратосфере, неукротимой магмой ревёт в глубинах Эльтерры, хлещет ледяными волнами бушующего океана в яростных и неистовых сороковых и пятидесятых широтах далеко на юге планеты, величественно колышет синими и зелёными полосами, словно гигантские шторы, полярного сияния и, в то же самое время, покачивается жёлтыми пестиками и тычинками цветка, раскрывшегося поутру и принимающего сейчас басовито гудящего шмеля, по-хозяйски расталкивающего неподатливые генеративные органы, перемазанного с головы до ног в пыльце и недовольного препятствиями, добирающегося до чашечки с нектаром... Это ощущение захватывало меня раньше - в лесу под Майнау, например. Но тогда это были краткие мгновения, а сейчас...
Сознание моё, убаюканное течением энергий, как бы отключается, отходит куда-то в строну и только безразлично фиксирует, как стены хижины превращаются в лес, а с ветвей деревьев, и из-за их стволов выходят призрачные звери. Вот выскочил волк, радостно скалясь, подбежал ко мне, ткнулся мокрым носом в щёку и толкнул светлым седым бочком. Он рад меня видеть, мы с ним давно не встречались...
Качнулась толстая ветка, протянувшаяся в мою сторону. Переставляя толстые лапы, по ней ко мне идёт рысь. Бесшумно спрыгнула. Сделала пару шагов и села напротив меня, повернув голову с ушами, увенчанными длинными кисточками влево, лизнула своё плечо, подняла на меня морду и прижмурила глаза. Волк снова потёрся боком о мою спину и, пройдясь сзади, сел за левым плечом, мордой к рыси. Огромный сине-голубой медведь решительно, не торопясь, вышел, расталкивая кусты. Косолапя, прошёл мимо рыси. Остановился, исподлобья, опустив морду к земле, внимательно посмотрел на меня. Шумно выдохнул и, обойдя меня справа, сел за правым плечом. В кронах деревьев раздалось звонкое: крон-крон. Синеватый призрачный ворон уселся на ту самую ветку по которой шла рысь. Повозился, укладывая крылья, пошоркал клювом о кору, моргнул глазом и сверху уставился на меня немигая. Начали появляться и остальные звери, вот зайчик, шевельнув самые нижние ветки куста из-за которого выскочил волк, поднял и опустил уши, вот белка, осторожно выглядывая из переплетения ветвей, устроилась надо мной слева, правее, на дереве мелькнула быстрая тень куницы, тоже застывшей столбиком, сидя на ветвях и глядя на поляну, в центре которой стоял алтарь. По следам медведя, останавливаясь через каждые четыре-пять шагов и к чему-то прислушиваясь, выскочил небольшой длинный зверёк, весь белый, только кончик хвоста чёрный - горностай. Призрачный лес на глазах наполнялся жизнью. Вся живность, существовавшая в нём с незапамятных времён, ещё до того как Адальберт пришёл сюда, выходила к алтарю. И тогда произошло вот ещё что. С левой стороны, там, где находится подвздошная мышца, из моего тела вышел и уселся по-турецки рядом со мной призрачный человек. С лютней в руках. Лица его не разобрать, да я и не пытался, отвлечённый появлением призрачного голубого быка, выходящего из правого бока, из правой подвздошной мышцы. А после быка за моим левым плечом появилась змея, кобра, распустившая капюшон. Но едва она пристроила свою голову на моё левое плечо, как ткань рубашки на правом плече шевельнулась под когтями сокола.
- Ух-хо, - слева, на той же высоте, что и ворон, пристроился на ветке огромный полупрозрачный филин. Перетаптываясь лапами, крутил головой почти на 360 градусов.
Отвлёкшись на филина, я снова вернулся к разглядыванию своего тела. А оно покрылось тонким покровом переливающимся ярко-белым светом.
- Эй, мальчик, не надо так...
Услышал я и на поляну к алтарю вышли две девушки.
Реально! Настоящие!
С длинными, до пояса, распущенными волосами. Одна с золотыми, другая с чёрными, как ночь. В тонких летящих платьях до земли. Та, что с золотыми волосами в переливающемся золотом, а черноволосая в серебристом. Да у них грудь была!
Откуда это? Они присели справа и слева от алтаря, а рысь, сидевшая напротив меня, учуяв за спиной людей, дёрнула ушами и перешла вправо, где и села мордой к девушкам.
А мне прямо сейчас почему-то пришла в голову мелодия. Вот вцепилась и не отпускает. Флейта нежно и тонко прихотливо выводит, ведёт за собой и будто волны мерно раскачиваются и...
- О, чистая дева! - пело у меня в голове сопрано, - О, чистая богиня, серебрящая эти древние священные деревья! Обрати к нам лик прекрасный без туч и без вуали!
Из моего тела выходило, разливалось светло-фиолетовое сияние, охватывало и призрачного человека и быка и змея и сокола, волк за моей спиной снова прошёлся по мне своим боком, будто подтолкнув меня, медведь шумно выдохнул, а рысь снова широко раскрыла и сожмурила глаза. Ворон и филин завозились на ветках, раскрыв и снова сложив крылья.
- Умири, о богиня, умири пылкие сердца, умерь дерзкое рвение! Посей мир на земле, который царит по твоему велению на небесах! - продолжалось божественное пение. Голос взмывал вверх и, нежась в этой высоте, опускался вниз, чтобы снова взмыть и наполнить сердце блаженством.
Видимо, всё это действо отняло у меня много сил, потому, что голова закружилась и я повалился на скамью.
Девушки поднялись, в глазах их серебрились слёзы. Переглянулись, улыбнулись и подошли к лежащему телу.
- Сколько ему осталось? - спросила золотоволосая.
- Завтра... - эхом откликнулась вторая.
Серебристый призрачный волк вышел из-за спины лежащего и молча уставился на девушек. Хекнул. Опустил голову. Повесил голову и медведь. А призрачный человек, бык, змей и сокол снова втянулись в тело, выпустившее их. Лежащий зашевелился и приподнял голову уставившись безглазым лицом в сторону стоявших девушек, как будто видел их.
Завтра...
Завтра меня не станет. Чувства и мысли доносились как сквозь пелену. Пелену, отсекавшую все эмоции. Завтра меня не будет. Завтра...
Последний день...
Повинуясь неосознанному желанию, я телепортом выдернул к себе свою вьетнамскую шляпу и мангровый посох, сляпанный мной на коленке на острове и от скуки сверху до низу покрытый резными узорами, а ещё у меня прямо в руке оказалась маленькая, чуть меньше ладони, статуэтка кота, стоящего на четырёх лапах с поднятым хвостом. Статуэтку эту я сделал в порыве чадолюбия, когда делал игрушки детям. В массиве сандала оказалась свиль и вот из этой-то свили я и вырезал кота. Не успел Венику отдать...
Пошатываясь от слабости, встал и, подойдя к алтарю, положил на него шляпу и посох, между ними пристроил кота, а затем сел перед ним на пол. Мне показалось, что так будет правильно. Пусть после меня что-то здесь останется...
* * *
Выйдя от источника я развил бурную деятельность. Невзирая ни на своё, прямо скажем, мерзкое самочувствие, ни на желание Максимилиана и ректора. Снова появившись в приёмной, своим появлением доведя до полуобомрочного состояния всех присутствующих - секретаря, курьера и ещё кого-то, давешнего омежки там не оказалось, ткнув пальцем в дверь, бросил на ходу секретарю:
- Есть кто?
Заметив, что тот, придавленный одновременно моими и эмпатией и гипнозом, отрицательно помотал головой, продолжил шаг. Без стука отворил дверь в огромный кабинет.
Ректор поднял голову от бумаг. Непроизвольно передёрнул плечами. Да, я знаю. Со мной теперь неприятно. Да и пофиг!
-Magister Rector, cras duabus horis opus est peritis artificii. Egeo. Ipsum! (Господин ректор, мне назавтра нужны два часа у артефакторов. Мне нужно. Очень!) Стальное перо выпало из руки ректора, оставив кляксу на какой-то ведомости. Не спрашивая разрешения, я сел к столу ректора. Внимательно оглядев меня, он опустил глаза и тень пробежала по его лицу:
-Gratia tua, satin' es? (Ваша светлость, с вами всё в порядке?)
-Minime! Nunc non refert! Ita sperem? Fiam primus(Нет! Это сейчас не важно! Так я могу надеяться? Я должен быть первым.)
Ректор взял колокольчик и, тряхнув его, вызвал секретаря:
- Эрнест, завтра его светлость ведёт первую пару у выпускного курса артефакторов. Подготовь распоряжение.
Стрельнув в меня глазами, секретарь молча кивнул и вышел.Вот так... Всё, что знаю скину более менее адекватным студиозусам. Для целителей у меня информации по большому счёту немного - на острие атаки их не будет в любом случае. Попрошу Максимилиана, он передаст информацию для них. Или сам прочитает лекцию по моим материалам. А стихийники... Ну, чтож... Тут я не успел... И уже ничего не смогу сделать... Ещё... Раскланявшись с ректором, я вышел от него и направил стопы свои к Максимилиану. Мне надо передать ему все свои наработки по развитию менталистики. То, что я смог сделать и как я этого добился. Пусть учится. Пусть учатся дети. Максимилиан что-то такое почувствовал, поэтому, пока я говорил и шелестел у него в кабинете своими бумажками, слушал не перебивая. Заинтересованно кивал головой, а когда я остановился для судорожного вдоха, влез с вопросом:
-Ome, tu... Gaudeo sane, quod tantopere pro progressu mentalismi curasti, sed cur tua consilia teipsum non nosti? Vale quod dicis. Quid tibi mali, eni? Malum sentis? Maybe sanatores invitare? (Оме, вы... я рад, конечно, что вам так много удалось сделать для развития менталистики, но почему бы вам самому не реализовать ваши замыслы? Вы как будто бы прощаетесь. Что с вами, оме? Вам плохо? Может быть, пригласить целителей?)
-Ita, domine Maximiliane, mala sentio... Dicam tibi me cras non superesse. Noli ergo mihi molestus esse... loquens tu et adhuc multum habeo disputare... (Да, господин Максимилиан, мне плохо... Скажу вам так, что я не переживу завтрашнего дня. Поэтому, не мешайте мне... говорить... нам с вами ещё многое надо обсудить...)
Выгрузив ему всё, что знал, вышел от десятника к целителям. У меня здесь ещё одно дело. Самое важное. Руди. Альфа нашёлся в кабинете десятника. Причём, я, не спрашивая разрешения и придавив до мокрых штанов жаждой убийства методиста-омегу, сидевшего в просторной приёмной факультета целителей, бесцеремонно ворвался в большущий кабинет.
Там целовались.
Причём, пожилой омега-целитель лежал на диванчике, а Руди нависал над ним, запустив руки в роскошную золотистую шевелюру десятника.
- Так-так... Вижу, что овладение целительской наукой в разгаре... - я прошёл и сел к столу для совещаний.
Руди, как ошпаренный, отскочил от любовника, а Оттолайн, нисколько не смущаясь, начал поправлять приведённую в беспорядок одежду. Затем, встав и рисуясь передо мной и Руди, не торопясь прошёл к своему десятническому столу, сел, порывшись в ящиках, вытащил сумочку, достал зеркальце и помаду и, косясь на меня, стал поправлять макияж.
Руди, не решаясь сесть, так и стоял с топорщащимися в промежности штанами, смущенно пытаясь прикрыть свой стояк руками.
- Сядьте, Руди! - приказал я, показав ему на место напротив себя.
Ещё раз оглядев полыхающие щёки альфы-целителя я тяжело вздохнул:
- У меня к вам дело, Руди...
- О-оме... всё, что в моих силах... Я... рассчитывайте на меня... о...оме, - едва смог выдавить Руди.
- Так вот... Обстоятельства складываются так, что я вынужден покинуть... вас... всех... - я остановился, пытаясь сглотнуть комок в горле.
Оттолайн начал прислушиваться к тому, что я говорю. Да мне по большому счёту наплевать.
- Да... Руди. Вы знаете, - я смог всё-таки побороть свои эмоции и продолжить, - моих домашних. У меня трое несовершеннолетних искусников... Им нужен опекун. Дворянин. Руди, это ненадолго. Сиджи и Юту десять. Через пять лет они станут совершеннолетними и смогут принять на себя бремя заботы о Винрихе. А пока...
- Оме... я...
- Ваша светлость, - подал голос десятник, не переставая красить губы, - скажите мне, зачем это моему Руди?