Серая мгла с клочьями тумана... В этой мгле, разрывая туман, летит шар. По шару пробегают багровые сполохи, переливаются и пропадают на его жемчужно-серой поверхности. Шар медленно беспорядочно крутится. Вот по его поверхности пробежала трещинка. Ещё... и ещё... они слились и маленький неровный осколок отвалился от шара и рассыпался шлейфом невесомой истаявшей пыли, растворившейся во мгле. А шар движется дальше...
* * *
Я приходил к Кларамонду в дом и мы с ним гуляли в парке. Выходили на неширокую улицу Серебряного крейса, заворачивали за угол и просто гуляли в парке. Я рассказывал о Силе, о менталистике, показывал слои на своём теле, которые ему надо было увидеть. Высматривали птиц, подманивали и он пробовал управлять ими, внушая простые желания. Затем садились на лавочке, я любовался пейзажем залива и лагуны Лирнесса, заснеженными сахарно блестевшими вершинами гор, окружавших город, а Клар рассказывал мне о своей жизни, своих чувствах, вообще обо всём... Иногда с нами гулял Кирс с любопытством смотревший за тренировками Клара в телекинезе. Я принёс мальчику пару деревянных шариков из душистого сандала и Клар пытался их катать по гладким полированным камням ступеней и скамей, расположенных в парке.
Мальчик был очень талантлив как искусник. Ладно, я, двигавшийся в обучении в бытность мою в замке, на ощупь. Тем же Сиджи и Юту, чтобы хоть немного овладеть телекинезом пришлось упорно тренироваться в течение всей зимы. И только наше путешествие на самолёте подстегнуло их развитие. А Клар... Он схватывал всё с первого раза, казалось, он не учится, а просто вспоминает забытое...
Мощный поток Силы, проходивший через его источник в солнечном сплетении заливал энергетической синевой всё вокруг малолетнего омеги. К нему тянулись все - люди, животные, даже растения в его присутствии оживали так, что в клумбах перед особняком посольства Тилории началось буйное безостановочное цветение, изумлявшее садовника...
А теперь его нет...
Зачем он вышел из спальни?
Как? Почему так получилось, что он погиб?
В десять лет...
Зачем он приходил в этот мир? Родился, рос, радовал папу... любил братика... Как мог, вытягивал его из той бездны, в которой он оказался.
Великая Сила входила в этот мир через него и мир открывался нам по другому. И для Кларамонда он тоже показывался с другой стороны. А ведь Клар тоже мечтал о чём-то...
Острый палец боли упирался мне в грудь напротив сердца. От спины под лопатку продёргивало так, что не вздохнуть. И кашель. Надсадный, клокочущий, разрывающий грудь и горло. Всегда оканчивающийся отторжением жёлто-зелёной слизи. А глаза... В зеркале я видел, что они приобрели ярко жёлтый цвет, да и... видел я теперь ими. По-настоящему. Демоническими глазами, которые показывали мне окружающее во многих спектрах сразу. Вне зависимости от времени суток.
А голова полностью освобождается от чувств и мыслей. И только ярость...
Ярость, холодная, разъедающая изнутри, ярость захватила меня. Первыми её почувствовали мои домашние - со мной просто стало невозможно находиться рядом. От меня бежали все. Видя это, я просто ушёл жить во второй, пока нежилой дом. Но и там надо было быть осторожным - в швейной мастерской постоянно кто-то был из детей, Ёрочка, которому я ещё не говорил о смерти брата, возился с подаренным рыцарем в слесарке.
И так невеликие запасы жира в моём теле испарились - я высох. Лицо осунулось, заострилось. Не сказать, что подурнело, но в нём появилась какая-то хищность, как у змеи, изготовившейся к броску, и я стал замечать, что люди, взглянув на меня, частенько отшатывались в испуге. И действует это на всех - и на искусников и нет.
Вивиан переселился в мою спальню - Веника пока было нельзя оставлять одного по ночам. Малыш перебирался в кровать к Вивиану, под бочок омеги и они спали с ним в обнимку.
На следующий день после смерти Клара, когда дети вернулись из Схолы - они ходили туда без меня, а я, появившись и перепугав десятника своим обликом, отбоярился перед Максимилианом тем, что у меня изменилась ситуация - погиб мой ученик и я не могу сейчас преподавать, в связи с этим, мои лекции у артефакторов и целителей были перенесены, я пригласил Ёрочку к себе в кабинет.
Мальчик вошёл, смущаясь, встал у косяка, глядя в пол. Моё изменившееся состояние било по нему не хуже крепкой дубины.
- Садитесь, господин Йорг, - сказал я, не поднимая головы от стола и максимально закрывшись в эмпатии.
Мальчик сел на краешек кресла, теребя пуговицу на жилете.
- Я хочу вам сказать, что... - Сила! Как ему сказать?!
- Вы... домой меня отправляете? - тихо проговорил он.
- Нет! Я не об этом... Ваш брат, Кларамонд, господин Йорг, умер... Вчера... На моих руках...
Йорг потрясённо молчал, глядя на меня и не осознавая сказанного.
Вдруг лицо его исказилось и он молча вскочил и выбежал из кабинета.
Ну, вот. Сказал. Доволен?
Руки мои сжались, оставив царапины на эбеновой столешнице.
Далеко, впрочем, он не убежал. Бросился в свою спальню. Наткнулся там на Вивиана, зашедшего за чем-то. Тот обхватил малолетнего альфу руками. Ёрочка рванулся, запнулся об угол кровати и повалился на неё. Здесь нервы его не выдержали и он разразился рыданиями, зарываясь в покрывало глубже и глубже.
- Это отец! Это он убил его! - рыдал Ёрочка, притискивая покрывало к лицу.
Немой омега присел рядом и только тихонько гладил мальчика по вздрагивающим плечам.
- Нет... - я тоже вошёл и, пристроившись около, гладил его по взъерошенным волосам, - его убили... Люди, проникшие в ваш дом, убили его... И я их найду... - нечеловечески прошипел я.
Ярость опять всколыхнулась во мне так, что Ёрочка, затих и сжался от ужаса, а Вивиан отшатнулся от меня и чуть не упал с кровати.
Вечером, уже в темноте, когда все разошлись и я вышел в сад, присев в одно из плетёных кресел, Ёрочка подошёл ко мне:
- Ваша светлость...
- Да?..
- Кто... как он умер? - кулаки Ёрочки побелели, сжавшись.
- ...Ночью в дом забрались воры, а Клар услышал. Вышел в гостиную, они побежали и походя ножом ткнули. Прямо в сердце...
А я...
Мои ночи и дни превратились в ад.
Видения Силы тревожили и сводили с ума, так, что невозможно было понять, где реальность, а где иллюзия...
И только краткие минуты на рассвете и в вечерних сумерках позволяли немного расслабиться - мне удавалось задремать, отпустить ту стальную пружину сжимавшую мой пожираемый демоническим полуоборотом организм...
...мелькнули черные перья, где-то у входа в зал...
... Вот оме Лисбет, закончив свою работу, стоит, улыбаясь на пристани, и староста и жители Вентцлау провожают его. Целителя ждёт лодка, долженствующая отвезти омегу и двоих его спутников - мальчиков-омег в Лирнесс. Лисбету крупно повезло - сразу двое детей проявили свои способности в целительстве, стихийно инициировавашись декаду-две назад. Мальчики-омеги были из разных деревень, хвостиками ходили за целителем, бравшем их на приём больных и начавшем их учить...
А реальность плывёт... плывёт волнами, открывая будущее, а может быть, и не будущее вовсе... просто видения... сны...
...вижу - испуган, вижу - растерян....
... Родители детей, бывшие на седьмом небе от счастья - омег по деревням много, а тут сын выйдет в люди! станет целителем! чего только не натащили Лисбету - и копчёное мясо, и свежайшее оливковое масло, и круги лучшего сыра, и фрукты, и пару бочонков вина которое делали для себя. От всего этого целитель отказаться не мог никак и толпа родственников и односельчан грузит сейчас дары щедрой Лирнесской земли в парусную лодку. До города рукой подать - всего одну ночь придётся переночевать на той самой стоянке, где у нас сгорела каша, а утором - вот он Лирнесс и Схола!
Лодка отчаливает под слёзы пап и смущенный кашель отцов, старательно отворачивавшихся в сторону. Дети тоже всплакнули, а потом, когда пристань исчезла из виду, подсели к Лисбету и прильнули к нему, шмыгая носами...
... И не разобрать, где сон, где видение Силы, а где явь... И попытка пробиться к реальности только вгоняет в панику - невозможно, невозможно... для тебя только то, что видишь здесь и сейчас, и есть реальное...
...знать, ты меня не ждал...
- Ничего, оме, - кряхтит от обилия слёз на пристани и в лодке, старый рыбак Алоиз, уже лет сорок ходивший в море, укладывая вдоль борта вёсла, на которых они отошли подальше от берега - высокие горы закрывали пристань от ветра, расправлял парус, готовя поднять выцветший латаный треугольник на длинной рее, - сейчас от берега подальше отойдём, а там! Сила даст, засветло до стоянки домчим! В это время года в море спокойно, укачивать не будет.
Помусолив палец, старик альфа определяется с ветром и, заложив круг в сторону открытого моря, лодка резво побежала на восток, к городу...
... Как сквозь туман, мутное матовое стекло, доходят до меня какие-то движения вокруг, чьи-то голоса, попытки теребить за рукав, вернуть к жизни... наверное, наступило утро...
...вот и учись без истерик и позы...
... Капитан Клаус выследил таки подходящий торговый корабль. Пузатый неф "Антилопа" с пятью пассажирами, грузом артефактов - таковых было немного, скобяным товаром и грузом тканей шёл к западной оконечности Южного материка в колонию Лирнесса - Нойс.
Переход ожидался примерно на декаду - как ветер и Сила даст...
...И биландер тащится примерно в половине дневного хода за "Антилопой", с полными парусами, но сдерживаемый плотом из досок, полупустых бочек и всякого хлама привязанного позади. С марсовой площадки за торгашом непрерывно наблюдают. Отвернувшую от берега лодку на биландере заметили примерно через пару часов после того, как омеги отошли от пристани.
Свистнув квартермейстеру и спустившись по канату, вахтенный доложил результат наблюдения. Лодку решено захватывать - капитан опасается свидетелей абордажа. И ещё он уверен, что на "Антилопе" искусников нет - слышал об этом в порту.
Биландер, отцепляет плот и круто принимает к берегу...
... может быть, я что-то ем... а может быть и нет... не знаю... голода не чувствую...
...вызов бросать судьбе...
...Алоиз, в одиночку управлявшийся с парусом, не сразу замечает биландер, а когда паруса появились на горизонте, и весьма близко, лезет в рундук, вытаскивает старенькую подзорную трубу - его ровесницу и, наставив её на пиратский корабль, сморщившись, разглядывает резво бегущее навстречу судно.
Соображает, что здесь что-то не так, суетится, разворачивая лодку к берегу, парус заполоскал на ветру, скорость упала, а биландер, подгоняемый пассатом, надвигается.
Омеги беспокоятся, а когда Аолиз объясняет странности идущего навстречу корабля, пугаются.
Уйти им не удалось...
... И вот уже Алоиз, получив в грудь арбалетный болт, истекая кровью, умирает на стланях, стекленеющими глазами смотрит в высокое небо и кровь его смешивается с водой, плещущейся под ними, а Лисбет, прикрыв ладонями глаза детей и прижав их лица к груди, расширенными глазами наблюдает, как пиратский корабль наваливается на лодку бортом, сверху свешиваются страшные рожи, а затем по канату, спущенному на выстреле, в лодку прыгают сразу четверо, хватают и целителя и рыдающих детей, заржав как стоялые жеребцы, потрошат пожитки, перекидывают наверх, туда же передают и пассажиров, а затем, парой ударов абордажного топора прорубают в дне лодки дыру...
А вот иные потребности организма приводят в чувство. Осознаю себя, вырвавшись из липкого морока видений, сидящим на унитазе. Хорошо-то как! Хорошо от чувства облегчения, наступившего после известных действий и хорошо, от того, что мозг, наконец, смог осознать окружающее. Выхожу из туалета на первом этаже и Веник, завидев меня из прихожей, бросается было с улыбкой к лесенке, ведущей вниз - к кухне и туалету - так хочет обнимашек, но сделав пару шагов, будто натыкается на невидимую стену и с исказившимся личиком с плачем бросается прочь...
...я называю - кровь или слезы...
...Биландер, маневрируя, возвращается к плоту, снова цепляет его и погоня за нефом продолжается...
Омеги - Лисбет и двое малолетних будущих целителей, стоят на палубе у гротмачты. Часть команды растаскивает вещи, захваченные в лодке, остальные сгрудились у живой добычи. Ржут, тычут пальцами, ждут капитана. Наконец, он соизволил подняться из своей каюты. Надстроек у биландера нет и вся команда живёт под палубой...
...Капитан поправляет накинутый на плечи камзол в котором он ходил в таможню Лирнесса и выступает вперёд, разглядывая добычу.
- Какие цыпочки! Эй, красавчик, как зовут?
- Для вас оме Лисбет. Я целитель Лирнесса, а это мои ученики, если вы нас отпустите, вам заплатят, - отвечает Лисбет, задвигая мальчишек за спину.
- Эй, ребята! Эти двое ваши! - хохочет капитан, удовлетворённо потирая руки.
- Стойте! - кричит Лисбет, выставив руки, засветившиеся зеленоватым светом, - не подходите! Каждый, кто подойдёт - умрёт!
Толпа пиратов заворчала и двое смельчаков бросаются на Лисбета с двух сторон сразу. Им не повезло. Лисбет касается их руками и пираты, упав, корчатся от дикой, разрывающей боли в теле.
Толпа отхлынула и сейчас же сверху, придерживаясь руками за канат, вперёд ногами, соскакивает вахтенный торчавший на марсе, ударив Лисбета в спину и сбивая его с ног. Опасаясь так и светившихся зелёным светом рук целителя, на него наваливаются сразу шестеро и, шипя от боли - целитель сопротивляется как может, завернув ему руки за спину, вяжут, стягивая ладони вместе. А ещё четверо, схватив двоих завизжавших от ужаса мальчиков, волокут их на нос, в подпалубные помещения...
... Я, сложив руки на груди, стою в пустой пока комнате Ёрочки... Окно на море открыто. День в разгаре. Слышно, как в саду Эльфи с Вивианом собрались попить чаю в тени бергамотового дерева широко раскинувшего ветви и омеги расставляют посуду, звякают ложечки, чашки... Веник тянет ручки к печенью и Эльфи оттаскивает его, заставляя идти мыть руки - мелкий опять где-то перепачкался. А Эльфи жалуется Вивиану на оме, в последнее время совсем забросившего их всех...
...но выбирать тебе...
...Лисбет, растрёпанный, со ссадиной на щеке, красный от гнева, прекрасный, как никогда, со связанными за спиной руками, стоит в каюте капитана, находящейся под палубой на корме.
- Вас, оме, я прошу составить компанию мне, - усмехаясь, провозглашает Клаус, стаскивая камзол и оставаясь в одной рубашке.
Втолкнувший Лисбета в каюту квартермейстер Ганс Ланге, криво усмехается.
- Освободите детей! - требует целитель, - если вам нужно моё тело - оно перед вами! Детей не трогайте!
- Боцман! Хызыр! - кричит в раскрытую дверь каюты квартермейстер.
- Я - боцман! - отзывается из темноты палубы голос с акцентом и в проёме показывается смуглый мускулистый альфа, в просторных синих шёлковых шароварах, перетянутых в узкой талии широченным розовым поясом с кистями, зелёных, расшитых туфлях с загнутыми носами, жёлтом жилете на голое тело и красной феске на голове. На груди на цепочке - боцманская дудка.
- Нормально разговаривай! - приказал квартермейстер.
- Есть, нормально разговаривай! - хитро щурится боцман.
- Ладно, пошёл! Смотри там, чтоб они не сдохли раньше времени!
- Обижаешь, командир! - откликается оспанец, совершенно без акцента, уходя в темноту палубы и мелькая красным, синим и жёлтым в косых лучах света пробивающихся сверху через решётки палубных люков.
- Поздно, оме, - с притворным сожалением выдыхает капитан, - команде надо расслабиться. Мы третью декаду в море. Сейчас все по кругу пройдут, вы их подлечите и ещё разок. А там... жить захотите - научитесь относиться к нам с уважением, хе-хе... красавчик... - подошедший капитан проводит пальцами по щеке целителя.
- Ай! - Клаус отдёргивает руку от лица Лисбета, рука повисает плетью, - Ганс! На палубу его!
Квартермейстер опасливо, не прикасаясь к Лисбету, за верёвку, которой были стянуты руки омеги за спиной, тянет его за собой. Лисбет, не поспевает за пиратом, цепляется за высокий порог каюты и неловко падает, а тот тащит его волоком за собой. Подтягивает к трапу и, крикнув удивлённо в темноту:
- О, мальчики! - отвлекает омегу и, когда тот поворачивает голову, рукояткой абордажной сабли, бывшей при нём, бьёт его в затылок...
... И снова ночной мрак... и снова я в саду, а надо мной переливается голубым, белым и чуть красноватым рукав галактики. Кстати, как она тут называется? Не Далёкая далёкая часом? Или Андромеда какая-нибудь?
...в спину удар, может и проще...
... Лисбет очнулся растянутым за руки и за ноги на вантах - целителя невозможно вырубить надолго. Одежды нет. Срезанная с бесчувственного тела, она валяется на палубе.
Выхватывает у Ганса абордажную саблю и, взмахивая левой рукой, по колено отсекает ноги Лисбета. На палубу брызжет кровь, обрубки ног безжизненно стукают по доскам, так и оставшись привязанными к вантам. Лисбет прикрывает от боли глаза, справляется, отключив нервные окончания и пережав сосуды ног и подняв голову с прикушенной губой, с ненавистью смотрит на капитана.
- Отвяжите его! А это, - капитан указывает кончиком сабли на отрубленные ноги, справедливо полагая, что хорошему целителю не составит труда приживить отрубленное обратно, пока ткани ног живы, - за борт!
Один из пиратов, насупясь, подхватывает обрубленные голени и, размахнувшись, швыряет подальше. Плещет вода.
Лисбета, стараясь не коснуться тела, отвязывают. Обнажённый омега падает на палубу у борта, тяжело стукнув затылком о доски.
- Заживляй! - Ганс потыкал целителя кончиком сабли, - тебе ещё своих лечить!
- Воды дайте, - попросил омега.
- Эй, боцман, воды этому господину!
Боцман, тыкает пальцем в кого-то, выбравшегося на палубу и затягивавшего завязки штанов, тот подхватывает ведро на верёвке и, черпнув забортной воды, с размаху выплёскивает на Лисбета, заставляя кровавую лужу, натёкшую из обрубков ног, растечься по палубе и выбежать в ближайший клюз.
- Идиот! - со зверской рожей орёт капитан, по ногам которого плеснула кровавая вода...
... медленно спускаюсь по ступеням вниз, к Шнорштрассе, Машка, провожая, с самого верха лестницы пристально смотрит мне в спину. В пристрое у лицедеев тишина - разрисовав на грубой холстине задники сцены про разные события спектакля и ещё порепетировав несколько раз, я выпихнул их с этим богатством в свободное плаванье...
...я называю - кровь или слезы...
...Боцман, вполголоса поминая все ведомые ему позы совокупления и призывая к участию в этом неведомых восточных духов, наводит порядок на палубе с помощью затрещин. Лисбет, отползает к борту и, оперевшись спиной на шпангоут, водит зеленеющими руками над ранами ног, заставляя огромные открытые раны затягиваться рубцовой тканью. Обессиленный, отваливается к борту, сквозь волосы, свалившиеся на лицо, разглядывает ходящих по палубе пиратов.
Квартермейстер снова обращает внимание на целителя:
- Зарастил? Боцман!
Тот понятливо кивает и по его знаку два пирата, ухватившись за верёвки, которые так и остались привязанными к рукам, растягивают руки целителя в стороны. Капитан снова оказывается рядом и, перемигнувшись с квартермейстером, оба одновременно взмахивают саблями. Растягивавшие руки пираты чуть не падают и, матерясь, швыряют верёвки с обрубками рук целителя подальше в море. Руки обрублены по локоть. Лисбет крутится от боли, но ему снова удаётся оказать воздействие на своё тело. Кровь остановлена, но рук теперь нет и квартермейстер подходит к люку, свистит вниз. Оттуда показывается голова.
- Кока сюда!
Голова скрывается, согласно кивнув.
Через минуту из этого же люка вылезает плотный, низкорослый альфа, в рубашке в подвёрнутыми рукавами, подпоясанный когда-то белым фартуком.
- Эй, Крюгер, принеси огня, оме согреться хочет.
- Сей момент, Ганс!
Кок скрывается в люке и возвращается с глубоким глиняным горшком, полным горячих углей...
...В темноте плещет море, облизывая тёплыми волнами парапет набережной. Я иду неведомо куда - лишь бы просто идти, царапая камень, веду пальцем с полностью почерневшим ногтем по мрамору перил... В той стороне алтарь силы - приходит мысль. Тот самый на котором я подтверждал себя и всех своих. Пойду... посижу там, может, легче станет...
...но выбирать тебе...
...Ганс, самолично, факелом прижигает обрубки рук, с глумливой улыбкой наблюдая за измученным лицом Лисбета.
Затем, с размаху ткнув носком сапога - через сапог не страшно! подтянутую ягодицу омеги, приказывает:
- В клетку его!
Лисбета с накинутой на шею верёвочной петлёй волокут под палубу, в трюм, в самый низ, где стоит клетка из толстых брусьев, специально сооружённая для пленников.
Смрадная духота, пара досок на полу, под ними плещется тухлая вода. Один из пиратов заходит в клетку, заволакивает за собой Лисбета и пока второй, притянув омегу за верёвку к брусьям клетки, не даёт ему двинуться, выходит, закрыв дверь на замок, верёвку обрезают и, хохотнув напоследок и покачав головами, уходят. Лисбет один. И сейчас к нему возвращается боль в отрубленных конечностях, так, что он, уткнувшись лицом в брус, прикусывает губу. До крови....
... Бреду снова и снова... Куда?.. Набережная на Шнорштрассе давно кончилась и придётся теперь подниматься вверх, к освещённым улицам. Тяжело вздохнув, сажусь прямо на камни, лицом к морю... Правее меня алтарь с его решётчатой узорной беседкой. Алтарный камень едва заметно светится в темноте. Хм... Вот не замечал я раньше такого... А, впрочем, не удивительно - теперь мои демонические глаза показывают мне много всякого...
...лживый угар - это же, в общем...
... Четверо пиратов, переругиваясь и толкаясь в темноте трюма, за руки и за ноги волокут мальчиков-омег. Из одежды на них остались только рваные рубашки, едва достающие до поясницы...
Снова отпирается клетка и обоих бросают на доски, рядом с Лисбетом. Лица детей разбиты в кровь, внутренние поверхности бёдер в засохшей крови, из заднего прохода сочится кровь пополам со спермой. Один из мальчиков, который чуть крупнее, дождавшись, когда пираты уйдут, поднимает голову, пытается осмотреться в кромешной темноте и снова обессиленно опускает её. Второй тоненько подвывает. Лисбет подбирается к ним ближе и накрывает ближайшего к себе своим телом. Через некоторое время обоих едва заметно окутывает зеленоватое свечение. Целитель, упираясь культями в доски, отваливается от изнасилованного пиратами ребёнка, кусает губы, долго лежит на спине, слушая ной второго мальчика, затем, собравшись с силами, ползёт к нему. Касается его. И омежка, почувствовав прикосновение, снова воет и пробует отбиваться руками. Первый мальчик, подлеченный Лисбетом, начинает уговаривать мечущегося в полубезумии второго мальчика, наконец, просто даёт ему пощёчину и Лисбет, тяжело выдохнув и снова засветившись зеленоватым светом, наползает на него...
... - Не бойтесь, нас найдут! Нас обязательно найдут... - шепчет Лисбет детям...
... Пойду... Пока идёшь - легче... Ночь...
...твой безотказный щит...
... Свет факела, топот по доскам тяжёлых башмаков. Шестеро подошли к клетке, отпирают. Мальчишки, подлеченные Лисбетом, сбиваются в кучу у задней стенки.
- Что вам надо? - выплёвывает Лисбет, понимая за чем они снова пришли, - если так хотите, то можете взять меня, я не буду вас убивать... Обещаю... А их не трогайте...
Пираты хохочут и, подбадривая пинками, выволакивают мальчишек, один из которых, тот, что меньше, находится на грани помешательства...
Ночи... Ночи Лирнесса... Горячие, пряные, оставляющие после себя привкус на губах и в памяти... Утром, солнечным, ярким, всё это как бы сотрётся... не до конца... станет несколько приглушённым, но стоит Элле опуститься за горизонт...
...я разливаю боль без угрозы...
Шиарре... он пришёл ко мне... снова...
...Буря эмоций проскользнула в его взгляде, а потом он впился мне в губы жадным поцелуем. Все мысли вылетели из головы в одно мгновение, и вот мои ладони блуждают по нежной, бледной коже, пахнущей тонким, едва заметным пьянящим запахом диких роз и... пеплом...
Но он же?.. - дёрнулась мысль и тут же пропала, а...
...Его руки зарылись мне в волосы, подушечки пальцев массировали кожу головы. Ладонь сжалась в кулак, захватывая в плен мои волосы, заставляя окинуть голову назад. Это какое-то безумие, наваждение! Не сдерживаясь, запускаю пальцы за пояс прозрачных штанов, Шиарре изгибается и что-то мурчит, а я мучаю его ушко, где у него, насколько я помню, обнаружилось слабое местечко. А оме с золотистыми волосами трётся об меня грудью, словно стараясь прижаться как можно ближе. Демоны! Я почувствовал, что у меня срывает крышу и ещё немного, я сдеру с него штаны и отымею прямо здесь и сейчас. А потом отымею ещё раз и ещё, ещё, ещё...
А где, кстати... - билась слабая здравая мысль на задворках сознания... Где это мы?..
...На востоке заалело. С моря потянуло прохладой. В конце улицы, упирающейся в набережную, видно синеющую туманным маревом воду залива. Сил идти по скользким булыжникам мостовой уже нет и я опускаюсь на них, привалившись горячим затылком к каменной стене дома...
...выпей со мной до дна...
...Языки наши жадно сплетаются в поцелуе, яростном и жалящем, словно укус змеи. Руки лихорадочно блуждают по телу, стараясь огладить каждый участок, пальцы сжимают податливую плоть, словно стараясь оставить на ней клеймо, пусть даже из синяков, но чтобы они показывали, что ОН принадлежит МНЕ. И наоборот, его пальцы царапают мои спину, плечи, оставляя кровавые полосы, впиваясь, словно в попытке удержаться на грани...
... С трудом, разрываю поцелуй, отталкиваюсь от двери и кое-как, не выпуская восхитительное тело из рук, добираюсь до кровати. Едва успев перевернуться, рухнул на неё спиной, прижимая к себе Шиарре, жадно прикусывая его ухо, шепчу:
- Шиарре... ты... здесь... Я... - застываю не в силах признаться, в том числе и самому себе, - скучал по тебе...
Его эмоции говорят лучше слов: жадные прикосновения, нетерпение, удивление, злость и радость... Он словно состоял из противоречивых чувств, и это было так... захватывающе. Наш старый, добрый Шиарре. Это он. Я купался в, казалось бы, забытых ощущениях...
... Я стаскиваю с него штаны, от чего он нетерпеливо ёрзает. Полупрозрачная тряпка отброшена, а я, наконец, получил возможность рассмотреть своего любовника. Шиарре. Он. Его тело. Знакомое мне тело, вон и пара крохотных родинок на плече...
... - Оме, оме, - тормошит меня кто-то за плечо, - что с вами?
Поднимаю на склонившегося надо мной омегу средних лет, лицо с полыхающими нестерпимым жёлтым светом глазами и тот испуганно отшатывается, прикрыв в ужасе рот пальцами. Перебирая руками по стене, встаю. Снова вижу море. Теперь уже ярко блещущее под лучами Эллы. Мне туда... туда...
...что ж ты боишься: кровь или слезы?..
...Быстро переворачиваю омегу на живот, убираю золотистый шелк волос и прижимаюсь губами к основанию шеи. Рукой провожу по боку, едва касаясь нежной кожи, вызывая в хрупком теле дрожь. Щекотки боишься? Зна-аю...
... Поцелуями-укусами я стал спускаться к лопаткам, обвёл выступающие косточки языком, проследил губами каждый позвонок. Тело подо мной расслабилось и обмякло, полностью доверившись мне. Веду языком по канавке позвоночника, спускаясь ниже, к пояснице и не сдерживаясь, трусь об неё щекой, вызывая довольный вздох у своего золотоволосого наваждения. А как иначе, чем наваждением, это можно назвать?..
... Легонько прикусываю кожу на ягодице, и оглаживаю бёдра руками. Шиарре довольно мурлыкнул и приподнялся над кроватью, чем я немедленно воспользовался, запустив руки ему под живот, оглаживая возбуждённый член. И тут же я оказался на спине, а он навис надо мной, зафиксировав мои руки у меня над головой....
... Куски того, что ещё недавно было одеждой (какая одежда? Откуда?), полетели на пол, а мой сосок обхватывают жадные, припухшие от поцелуев губы. Шиарре словно с цепи сорвался, стараясь оставить на мне больше меток и засосов, играет языком со впадинкой пупка, жадно засасывая кожу. Он уже давно отпустил меня, и сейчас тонкие пальцы боролись с завязками моих штанов, а потом стащили их с меня, отбросив куда-то в сторону...
...Здесь набережная заставлена пустыми по утреннему времени столиками. Тёплый ветерок шевелит концы белых скатертей, которыми они застелены. Оперевшись локтями на парапет склоняюсь, глядя на воду... Белоснежный песок в мелких застругах. Крохотные рыбки, взблёскивая серебристым бочком исследуют бахрому водорослей, разросшихся на камнях стенки набережной... Кха! - сгусток слизи вылетает изо рта расплескавшись зеленоватой кляксой на воде...
...это лишь сорт вина...
-Шиарре... - выдохнул я, когда головка моего члена погрузилась в горячий рот.
Демоны! Он живой соблазн! Влажно поблёскивающие от слюны, пухлые губы, плотно обхватывающие возбуждённую плоть, горящие серо-зелёным, диким огнём глаза, словно приглашающие попробовать то, что он может дать, волосы, золотым покрывалом рассыпавшиеся по его плечам и моему животу, чуть шевелящиеся в такт моему хриплому дыханию, соблазнительный изгиб спины и выставленная на обозрение попка...
А что он вытворяет языком! То посасывает, как леденец, то вылизывает, то засасывает кожу в подобии засоса, берёт в рот яички, щекочет языком под ними, перебирает их пальцами, словно игрушку, прихватывает зубами кожу, заставляя сыпаться искры из глаз, выгибаться, и практически орать от нахлынувшего желания. Я чувствую, что уже на пике и вцепился в длинные волосы, насаживая глубже, не давая отстраниться или остановиться, а Шиарре, словно почувствовав, зажал, ставшую невероятно чувствительной, головку между языком и нёбом и я с криком кончил...
... В сердце словно что-то треснуло, и наружу вырвалось что-то тёплое, нежное, сильное и... древнее. Словно что-то давно спало там, а сейчас начало пробуждаться от глубокого, неправдоподобно крепкого сна...
...Пальцы мои, только что погружённые в густые волосы оме, неожиданно оказались держащими воздух...
Кто?! Как?! Я же не могу кончить!
...Чудовищная пружина телекинеза с бешеной скоростью отбрасывает лежащее на мне горячее тело. Удар! Тихий стон...
Вскакиваю и бросаюсь к беспомощно лежащему у стены бледному обнажённому телу с неестественно вывернутой шеей...
... Вивиан...
...Трясущимися руками бережно беру в ладони стриженую головку омеги... Вижу в полуоткрытых глазах своё отражение...
... Голова кружится. В глазах плывёт и мелкие серебристые точки, причудливо, как в замедленной съёмке, пролетают в поле зрения, истаивая в воздухе. Я выхожу из Осиного переулка. Вот и лестница к дому. Переставляю тяжеленные ноги по ставшим вдруг невыносимо высокими ступеням. Срывая замок, толкаю дверь в пристрой и лицом вниз валюсь на ближайший топчан, оставшийся после труппы Улофа... Отлежусь...
- Magister Rector (Господин ректор)! - я ворвался в кабинет ректора Схолы, - Cogor discedere Lyrnesse (Я вынужден покинуть Лирнесс)!
Ректор, придавленный моей жаждой смерти и яростью, отшатнулся. Омега, стоявший у стола ректора с папкой бумаг в руках, побледнел как полотно и с трудом удержался от падения в обморок.
Я взглянул на него горевшими яростным жёлтым светом глазами и омегу вынесло телепортом в приёмную.
- Ome, gratia tua, quid factum est? (Оме, ваша светлость, что случилось?)
Тяжело выдохнув сквозь сжатые зубы, я по знаку ректора сел в глубокое покойное кожаное кресло, стоявшее у столика для чая...
Ректор, опасаясь ко мне подходить, остановился в шагах четырёх от меня, оглянулся и, прихватив стул от стола для совещаний, за которым мы сидели в прошлый раз, сел там, где стоял, сложив на груди мускулистые ручищи.
Ещё раз выдохнув, я прикрыл глаза (да! Я теперь могу моргать! Но... лучше бы всё было по-старому).
- Nudiustertius discipulus meus occisus est. Personalis discipulus fuit... decem annos natus erat... (Три дня назад убит мой ученик. Личный ученик... ему было десять лет...)
Ректор, передёрнув плечами от вновь накатившей на меня ярости, молча выдохнул, продолжая внимательно слушать.
- Interfectores nondum reperti sunt (Убийцы не найдены до сих пор), - шипел я, задыхаясь - снова накатил кашель.
- Hm... vis auxilium meum? (Хм... вы хотите моего содействия?)
- No... domine rectore, desidiam tuam volo... Ego ipse invenio... (Нет... господин ректор, я хочу вашего бездействия... Я сам найду...) Кха! - телепорт вынес из трахеи ком слизи далеко в море, - eos qui hoc fecerunt... Et puniam ut visum est.(тех, кто это сделал... И накажу так, как посчитаю нужным...)
- Bene, gratia tua, rogamus te, ne in hac re te impediat. (Хорошо, ваша светлость, я попрошу не мешать вам в этом деле), - после долгого раздумья ответил ректор.
- Peto, domine rector... (У меня есть просьба, господин ректор...)
- Omnia in mea potestate sunt, ome. (Всё, что в моих силах, оме.)
- Mihi necesse est ut ad fontem Magnae Potestatis pervenias. Ibi descendit... (Мне нужно попасть к источнику Силы. Там, внизу...)
Ректор замолчал. Потёр подбородок, снова посмотрел на меня:
- Quare? (Зачем же?)
- Volo scire quid circa me eveniunt... (Я хочу выяснить, что происходит вокруг меня...)
- Etiam? Et quomodo? Magna virtus te iterum est? (Да? И каким же образом? Сила снова вас ведёт?)
- Ita. (Да.)
Снова молчание. Я жду.
...слезы и кровь, все как обычно, будем сжигать мосты...
... Пустая дорога...
Туман. Густой, вязкий, глушащий все звуки...
Только с деревьев окружающих дорогу, уходящую в туман, с листьев падают капли...
Ноги разъезжаются по мокрой глине...
...Шаг за шагом по этой дороге... Сколько их уже было, этих шагов?..
Обхожу следы копыт. Здесь натоптано особенно сильно, так, что глина дороги выворочена комьями. Из молока тумана выплывают тёмные бугры, неподвижно лежащие на дороге. А вот и следы изменились. Лапа с длинными когтями отпечаталась во всех подробностях, и ещё, и вон там...
...Глина залита чем-то бордовым... Кровь...
Подхожу ближе...
Наваленные беспорядочно тела людей и лошадей, разорванные... сизые внутренности... яркие в своей белизне кости... металл доспехов, кольчуг и кирас, измятый, разорванный, проткнутый когтями и кровь... кровь... кровь... Тяжёлый густой запах крови и дерьма стоит в воздухе, перехватывает горло... И следы... лапы с когтями... хезрет... Их следы... их лапы...
- Bene, gratia tua, evocari rogabo. (Хорошо, ваша светлость, я попрошу, чтобы вас проводили).
- Nominare aliquem de hac re possum accedere. (Назначьте человека, к которому я мог бы подойти по этому вопросу).
- Vota tua referam ad secretarium meum et rogabit aliquem qui te comitetur. (Я передам ваше пожелание своему секретарю и он попросит кого-нибудь проводить вас).
Согласно киваю головой - не возражаю.
Теперь, пожалуй, всё.
Поднимаюсь. Встаёт и ректор - я оме и этикет обязывает.
Не торопясь иду к двери.
- Fortitudo tua... (Ваша светлость...)
Оборачиваюсь:
- Etiam? (Да?)
- Quid... quid nunc tibi evenit... (То... что сейчас с вами происходит... оно...)
- Ut wisi enim ad minim... (Именно поэтому мне и надо вниз...)
- Non est quod loquor. Quam periculosum est vobis? (Я не о том, оме. Насколько оно опасно для вас?) - провожает меня ректор к выходу из кабинета.
О, как! Неужели кому-то интересно, что со мной происходит? И насколько оправдан этот интерес? Чего он хочет?
- Nescio quomodo huic quaestioni respondere debet, domine Rectore (Я не знаю, что ответить на этот вопрос, господин ректор), - отвечаю я почти в дверях.
Он открывает мне дверь и, чуть склонив голову, прощается со мной.
- Эрнест, зайди ко мне, - ректор зовёт секретаря к себе, а я, шагая прямо через всю приёмную, замечаю краем глаза того самого омегу с папкой для бумаг. Глаза его красны. Завидев меня, он прижимает папку к груди, пытаясь как бы защититься и медленно, спиной вперёд отступает к стене, пока не упирается в неё. Широко раскрытые, полные ужаса глаза следят за мной.
- Ам! - вот сейчас, если так сделаю, то он умрёт со страха.
А уж слухи теперь пойдут...
...честно сказать, мне безразлично, чем захлебнешься ты...
...Голов у трупов нет. Ни у кого...
Раз, два, три... пятнадцать... Пятнадцать человек... Они даже оружие выхватить не успели...
... лежащее навзничь тело альфы с закинутыми вверх руками... синий плащ измят и скомкан, пропитался натёкшей из обрубка шеи кровью... доспех вскрыт как консервная банка, грудь разорвана, видно, что жрали... из-под мятого металла видны клочья поддоспешника... на поясе кинжал и кошель... меча нет, оборван...
... Наклоняюсь и кончиком кинжала выковыриваю из-под клочков гамбезона на оставшемся от груди месиве пропитанный кровью с краю сложенный мятый листок бумаги. Лист давно уже носят так - на сгибах протёрся, но ещё цел...
Разворачиваю...
Карандашный рисунок...
Подпись... Ниже и наискосок: Господину Зигфриду Коху на добрую память. Минуты, проведённые с вами, были незабываемы. Ульрих Фрейтаг Генрих фон Фалькенштейн, маркиз Аранда, младший сын Герхарда Фридриха, седьмого великого герцога Лоос-Корсварм...
Качнувшись, выдыхаю, прикрыв глаза ладонью.
К секретарю подойду завтра. А сейчас Лисбет... Если видение Силы о нём верно, то... я, скорее всего, этого не переживу...
А потом к послу Тилории. Надо осмотреть дом как следует. Посмотреть, что и как. Хоть дело и происходило ночью, но наверняка их кто-то мог видеть - жители Лирнесса частенько полуночничают.
В моих рассуждениях есть, конечно, изъян.
Если эти твари забрались в дом посла с целью пограбить, то наверняка выбрали такое время, когда их никто не смог бы увидеть. Однако, же проверить надо. При этом, мне до сих пор неизвестно, взяли ли они что-нибудь или нет. Если утащили, то искать проще будет. Наверняка что-то ценное. И скорее всего они его уже сбыли. А это даст мне скупщика, который видел их лица. Они сейчас на дно залегли - убийство ребёнка в доме посла наделало много шума. Спокойный Лирнесс всколыхнули слухи один другого причудливее и страшнее.
* * *
Сосредотачиваюсь, вспоминая Лисбета, его ласковые тёплые глаза, руки, волосы. Кха! Меня качнуло, голова закружилась от напряжения, казалось, на мгновение я потерял сознание, но нет. Нос меня не разочаровывает. Пахнет лекарствами, овечьей шерстью и ноткой иланг-иланга - таким желанным запахом моего маленького целителя.
- Оме! - вскрикивает Лисбет.
Он здесь! Я успел!
Оглядываю просторную светлую белёную комнату. Окна её выходят в сад и тени листьев, перебегают и шевелятся по белым занавескам распахнутого окна, по полу, крашеному тёмно-жёлтой масляной краской...
Волна страха пробегает вокруг и заставляет двух мальчиков-омег в белых полотняных рубашках и тёмных жилетиках, отшатнувшись, прижаться к стенам комнаты. Слава Силе, посетителей сейчас у Лисбета нет. Маленький целитель сидит у стола, перо отложил в сторону и с всё больше нарастающей тревогой и беспокойством смотрит на меня.
Сил стоять у меня не много и я сажусь на кушетку, застеленную белой простынёй.
- Оме Лисбет, - отпыхиваюсь я, с трудом проталкивая воздух в лёгкие, - я за вами...
- Н-но... я планировал только завтра... Что-то случилось?
Отрицательно мотаю головой. Ничего не случилось, хороший мой, ничего... И теперь не случится... И ручки твои замечательные, и ножки - взгляд мой упёрся под стол, за которым сидел целитель... Чёрные туфли-лодочки с пряжками, белые чулки, тёмные, немаркие штаны до колен... Всё на месте... теперь будет...
Мальчики-омеги тихо, как мышки, наблюдают за мной, вцепившись друг в друга.
Отдышавшись, встаю, шагаю к Лисбету. Меня повело в сторону и целитель, выскочив из-за стола, бросается ко мне. Хороший мой! Хватаю его, облапив, а он...
Со мной рядом сейчас плохо... Всем... А он, положив мне руки на грудь, смотрит снизу вверх мне в лицо и улыбается. И волна божественного светлого иланг-иланга накрывает нас обоих. Заставляя вспомнить тот вечер в его доме, когда мы сидели у настежь распахнутых в сад дверей гостиной и говорили обо всём на свете и не могли наговориться... сидели почти до утра...
- Что с вами, ваша светлость, - носик Лисбета морщится в улыбке, розовые нежные губы сдвигаются, открывая белоснежные зубки.
- Завтра... - я окидываю взглядом милое лицо, будто стараясь запомнить его, и в то же время увидеть что-то новое, - завтра вы должны закончить свою поездку...
Лисбет согласно кивает головой. Именно завтра он и планировал отплыть в Лирнесс.
- Я приду за вами... оме Лисбет и заберу вас в город...
- Ах, нет оме Ульрих! Я не один и благополучно доберусь на лодке...
- Если нет, то... Вы погибнете, оме Лисбет... - оскаливаюсь я, приоткрывая начавшие меняться зубы (вчера обнаружил), - и дети тоже...