Бальга Виктория : другие произведения.

Белая роза, алая роза

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Не отдадим, - шепнула старшая. - Все знают, гномы злые и жадные. Ты посмотри, как глазами сверкает". Господин Тибиус, действительно, глазами сверкал, что твой волк, и впечатление производил преотвратное: маленькое сморщенное личико пылало злобой и ненавистью к собравшимся. Гномий народец, похоже, был не из приветливых. Дружбу с людишками господин Тибиус явно водить не собирался. Видно, и правду коротышку припекло! "А кто не отдаст или утаит..." - "А если понадеетесь сбыть, так знайте - я уже всем ювелирам приметы сообщил!" - выкрикнул, перебивая глашатая, господин Тибиус, и лицо его перекосило гримасой отчаянной ненависти. Люди засмеялись - уж больно комично выглядело сморщенное и побагровевшее, как варёная свёкла, личико гнома. Но засмеялись опасливо. Гномья волшба слыла сильной, а сам подземный народец, по слухам, был злопамятен до самой крайности. "Не отдадим", - повторила Алита на ухо сестре. "Нехорошо", - прошептала Бьянка. "Нехорошо будет, если отдать амулет этому пройдохе..." Девушки одновременно взглянули на гнома, и холод пробрал их аж до самых пяток: описание потери точка в точку совпадало с их нечаянной находкой. "А награда! Награда!" - потребовали в толпе. Глашатай повернулся к господину Тибиусу. Видимо, о том, что представляет собой награда, гном ему ничего не говорил. "А кто отдаст мне амулет по-хорошему, тому за это ничего не будет!" - выкрикнул человечек, стиснув кулачки.

Часть 1. Шиповник в снегу

  
   1
  
   Белый покров мягко ложился на ветви южных, непривычных к холодам деревьев, на булыжные мостовые, на крыши маленького городка, прижавшегося к предгорью. Алита вышла на двор в одной рубашке, ступила босыми ногами в снег. Ветка яблони качнулась над ней, осыпая белыми хлопьями. Девушка тряхнула смоляными волосами и счастливо засмеялась.
   - Алита, посмотри на себя - ты же совсем раздетая! - крикнула в окошко Бьянка. - Увидят тебя такой соседские мужчины - будут потом говорить, какая ты бесстыжая!
   - Вот ещё! - улыбнулась Алита словам сестры. - И не голая я совсем - в волосах алая лента. Не видишь, разве? И чего ж мне бояться, что на меня парни посмотрят? Мужчины увидят - залюбуются, а вот если соседки заприметят - вот тогда жди славы на весь городок!
   - И то верно, - сказала Бьянка. - Ну и зачем тебе дразнить всех тётушек в округе? Иди домой, оденься. Да и холодно как, смотри.
   Алита окунула ладони в снег, зачерпнула полные горсти и с хохотом умыла лицо.
   - Тебе хорошо говорить - смотри, какая беленькая! А я, может, завидую! Мне тоже хочется. Умоюсь снегом - ещё белей тебя буду!
   Сестра врала - ничуть она не завидовала бледненькой, белокурой Бьянке. Не боялась она подставить кожу под лучи южного горячего солнца, не натиралась, как иные смуглянки, белилами, не вымачивала волосы в ромашковом отваре, чтоб стали рыжеватыми, а если повезёт - золотистыми. Своей буйной, яркой красотой гордилась Шиповничек - так её прозвали в городке, притулившемся у самых гор, разделивших южный приморский край на две части, на два народа.
   Набросав снега в котелок, Алита вернулась в дом. Поставив котелок на огонь, села расчёсывать косу воронова крыла. Растаявшие снежинки замерли на волосах дрожащими бриллиантами.
   - Снегу-то намело... - задумчиво проговорила она.
   - Говорят, такого снегу не было уже сто лет, - из угла откликнулась старуха-мать. - Даже не знаю, к чему такая примета.
   - К тому, что апельсины помёрзнут, - не замедлила с ответом бойкая на язык Алита.
   - Глупая ты, - сказала Бьянка, доставая из корзины овощи к супу. - И правда ведь помёрзнут. А значит, будут большие убытки... меньше денег, меньше еды... меньше алых лент!
   - Зато как красиво, - вздохнула Алита, глядя в окно. - Посмотри, как пламенеют апельсины среди белых снегов... А шиповник? Гляди-ка, как алые капли крови на простыне!
   - Тьфу на тебя, - сказала мать. - В кого ты уродилась такая пакостница. Везде тебе простыни мерещатся. Скорей бы замуж вышла! А вот если такие снега убьют деревья, как я буду продавать померанцевые цветы на радость невестам? Как невинные девушки пойдут под венец без чудесного флёрдоранжа в волосах?
   - Придётся им, видно, идти под венец не девственницами, - серьёзно заметила скромница-Бьянка. - Раз уж без флёрдоранжа.
   - Бьянка, ты ли это говоришь! - поразилась мать, и они вместе с Алитой покатились со смеху. - Видно, и тебя свёл с ума этот снег!
   Да уж, от тихой, скромной и рассудительной Бьянки никто не ожидал таковских слов... Это бы могла сказать Алита, дерзкая, черноволосая Алита, но никак её нежная, светловолосая сестра...
   Две дочки старой Терезы были её надеждой и утешением в жизни. С тех пор, как в горах пропал её муж - также, как пропадали многие сильные и смелые мужчины тех земель в стычках с врагом с той стороны скал, - две стройные бойкие козочки, белявая и чернявая, были единственной опорой и радостью в её нелёгкой жизни. Тереза продавала цветы чудесного дерева, чьи оранжевые плоды утоляют жажду, а цветы украшаю волосы невест. Пограничный городок, где жила Тереза с дочками, был невелик, и все девушки города шли под венец с флёрдоранжем, который продавала "вдова Густава" - так звали Терезу в городе и окрестностях.
   От Густава ей остались серебряное кольцо, хижина на извилистой улочке, сбегавшей к бурной реке, и два драгоценных подарка - Бьянка и Алита.
  
   2
  
   Самое удивительное, что не было, пожалуй, девиц на этом свете, чьи имена так бы им подходили!
   Когда Тереза рожала своих погодок и давала имена новорождённым, вряд и она задумывалась, какую шутку вытворит насмешница судьба. Алита родилась первая, звездной майской ночью, почти такой же звездной и знойной, как та полночь, когда юный Густав впервые приник к губам невесты.
   Бьянка родилась в февральские заморозки, когда иней подернул ветви апельсиновых деревьев. Тереза, выглянув в окно, так поразилась воцарившейся белой сказке, что назвала свою дочку в честь удивительных и редких в этих краях звездчатых снежинок, падающих с неба - ведь Бьянка означает "Белая".
   И вышло так, что светленькая и тёмная головки подрастающих дочерей не раз заставляли Терезу задуматься, как же она так выбрала имена - точно-точно. Бьянка и Алита. В одной алел закат и бушевало пламя, в другой снег тихонько ложился на ветви апельсиновых деревьев...
   Когда девочки были маленькие, ссорились, бывало, до драк и слёз: настолько непохожие характеры были у малышек. Но в то же время души в друг друге не чаяли - дадут одной яблоко рыночные торговки - бежит делиться с сестрой, подарит другой сосед-столяр резную игрушку - зовет сестрицу... Детство Алиты и Бьянки прошло в тех же забавах и заботах, что и у всех ребятишек предгорного края. Играли с соседскими детьми, бегали купаться к далёкому морю, плескались в холодном горном ручье, воровали сливы, помогали матери, ухаживали за садом. Сад у Терезы был невелик, но плодоносил щедро - видно, любил он нежные и заботливые руки хозяек.
   Но больше всего любили Бьянка и Алита куст у окошка, в котором сплелись цветы шиповника и белой розы.
   У этого куста была своя история.
   ... Каждое поколение Пограничья знало эти тяжёлые дни - когда война подбиралась к самому порогу родного дома. Раз в несколько лет здесь что-то случалось, и десятилетия не прошло без стонов раненых и плача осиротевших. Такова была жестокая жизнь у самых скал, за которыми обитал другой народ: такой же белозубый, весёлый, смуглокожий, говоривший на похожем языке. Но горы разделили соседей стеной, и понятные слова с каждым столетием приобретали по обе стороны хребта новые оттенки. Оба народа были горячи, но незлобливы, вот только постоянно что-то случалось. То соседский рыцарь перекроет торговую дорогу валунами, то неизвестные изнасилуют девчонку, отправившуюся собирать горные цветы, то просто поссорятся наш граф и чужой герцог...
  
   А ещё в скалах находили приют разбойники. В горах легко затеряться - вот и бежит туда всяческое отребье, надеясь спрятаться от королевского суда и людского гнева.
   Границы всегда кто-то нарушает. И вот из-за чего-нибудь да и начнётся свара - может, потом и выяснится, что из-за пустяка, да только убитых не вернёшь...
   В день, когда Густав достал из чулана старую отцовскую пику и большой широкий нож, Тереза плакала молча: когда из города уходят мужчины, не пристало останавливать их воплями. Они идут защищать жён, матерей и детей. Крохотные дочки забились под стол и, широко открыв глаза, глядели на преображающегося отца: Густав затянул на рубахе широкий пояс, накинул потёртый кожаный доспех. Здесь, у гор, каждый мужчина, будь он графский дружинник или простой крестьянин, держал в доме оружие. Потрепав светлую и тёмную головки, Густав повернулся к жене и сказал: "Береги". Поцеловал Терезу и вышел за порог.
   Мужчины отправились к перевалу. За день до того разбойники прибили пастуха и утащили в своё логово половину коз. А вечером в дом Терезы постучался мальчишка с пушком на губах, пикой в руке и царапиной через щёку - подростки здесь взрослели быстро.
   Тереза поняла всё без слов.
   Взяла протянутый лоскут и закрыла глаза от нахлынувшего горя. Эту вышивку нельзя было не признать: так она вышивала рубашки мужу. Лоскут был окровавлен.
   В тот день не вернулось несколько человек, в том числе и Густав. Погибших принесли на плечах товарищи, но двое - как сгинули. То ли скатились в пропасть, то ли завалило камнями, а только в схватке не заметили, куда они и подевались. Только и нашли, что окровавленный лоскут да обрубленную кисть с обручальным кольцом - кольцо признала другая вдова. Терезе же даже похоронить было нечего, только этот клочок сорочки.
   Что ж, такое бывало. Пропадали люди. Долго ходила по горным тропинкам Тереза, но так и не нашла своего Густава...
   А в тот момент, когда мальчишка принёс окровавленный лоскут, Тереза прижала его к груди, да так и стояла, пока слёзы текли из закрытых глаз и капали на льняную ткань. Потом пошатнулась, выронила лоскут и упала на порог без чувств. "Мама!" - закричали дочурки, которые пока что не поняли, что случилось...
   Обрывок рубашки упал у окна, орошённый кровью Густава и слезами Терезы. Пока приводили в чувство женщину, ставшую вдовой, пошёл дождь, налетела буря. Ветер унёс куда-то лоскут.
   А через некоторое время на том месте, у окошка выросло два куста, ветви которых переплелись так тесно, будто росли от одного корня. И среди шипов каждое лето распускались алые и белые цветы.
   Глядела на них Тереза и думала: "Вот что ты оставил мне, Густав".
   ... Вот и сегодня задумалась Бьянка, глядя на переплетённые ветви под окном.
   - Может, стоит укрыть цветы да кусты от морозов? А то, глядишь, и правда цветов по весне не будет... Будет этот куст стоять голый...
   - Типун тебе на язык! - ответила Алита. - Разве не знаешь, что цветы с куста осыпятся только тогда, когда кто-то из нас умрёт?
   Эту сказку они придумали сами, и заботливо следили, чтобы всё лето куст цвёл семье на радость: вроде как больше цветов, белый и алых - больше счастья Бьянке и Алите... А вот если осыпятся разом да завянут - жди беды!
   - А ты в это веришь? - тихо спросила Бьянка.
   Алита на мгновение замолчала, глядя в окно, на покачивающиеся ветви заметенного куста.
   - Конечно, верю, - твёрдо сказала она. - Как же иначе? Помнишь, как завяли цветы шиповника, когда я в речке тонула? На полдня только завяли, никто и не верит... Зря не верят... Да что мы о грустном! Посмотри лучше, как ягоды в снегу пламенеют! Забавно-то как: летом - белая роза, красная роза... И с холодами те же два цвета! Нет, в этом правда есть что-то особенное...
   Девушки замолчали, глядя на куст, и думая каждая о своем. Впрочем, о чём могут думать юные головы шестнадцати и семнадцати лет? Юная кровь стучится в сердце, лёгкие мечты дымкой туманят разум... Бьянка и Алита думали о любви. Разве можно думать о чём-то ещё в такой тихий, прекрасный день?
   - Любовь, любовь... - пробормотала старая Тереза, будто прочитав мысли дочерей. - В такие дни я всегда вспоминаю Густава - как хорошо было с ним вдвоём! Ах, если бы он был сейчас с нами... Как бы он порадовался таким красавицам! Одно меня заботит: в чьи руки в попадёте, девочки...
   Тереза не сказала только, что печалит её и сама мысль о том, что дочери упорхнут скоро, как пташки, из родного дома. Но мать не хотела говорить о своей печали дочерям, уподобляясь тем злым одиноким женщинам, что держат у своей юбки детей до седых волос, делая их старыми девами и маменькиными увальнями, лишая их самых счастливых лет своими капризами... Нет, не такой была Тереза, хоть и страшила её мысль остаться одной у нетопленого очага. Впрочем, пускай, лишь бы они были счастливы. Но только чтоб счастливы - и об этом-то и хотела поговорить Тереза с дочками. По городу от двери к двери переползали да перекатывались, шурша пожухлой прошлогодней листвой, нехорошие слухи. Шептали-нашёптывали тихо и неразборчиво, но забираясь в самое сердце. И все матери, у которых в домах подрастали невесты, боязливо глядели вечерами на сгущающуюся тьму за окном. Ночь не сулила ничего хорошего. Слухи были смутные, но тревожные.
   Тереза тоже кое-что слыхала. И это кое-что заставляло тревожно биться её сердце, когда она глядела на дочерей и крутила колесо старой потрескавшейся прялки. И всё чаще она задумывалась, в чьи же руки попадёт эта красота...
   Или лапы. Ох, нехорошие слухи ходили по городку.
   Добро, что девочки пока ничего подобного не слыхали, а если слыхали - отмахивались, как юная радость отмахивается от назойливой мошкары предупреждений и предубеждений. Девушки были веселы и болтали, как водится - о парнях и о том, кто из молодежи чего кому сказал, да кто прятался в кустах, думая, что другим не видно сквозь по-зимнему прозрачные ветки. О чём же ещё могу говорить дети в самом расцвете юности? В их сердцах ещё не успела поселиться любовь, но тлеет ожидание этой задорной плутовки.
   Тереза прислушалась к разговорам девочек. Так и есть...
   Алита рассказывала о рыцаре, которого видела сегодня в городе:
   - ... проезжала такая кавалькада! Яркие плащи, перья пышные на шлемах, сбруя звенит, а доспехи сверкают почище, чем наше зеркало! Глянешь - ослепнешь, а не ослепнешь - так себя в тех полированных доспехах и увидишь... И вот когда я остановилась, пропуская по улице это блестящую процессию, один из рыцарей снял сверкающий тысячами лун шлем и улыбнулся мне! Мне! Ах, Бьянка, ну почему ты такая домоседка! Ничего в мире не видишь! Жизнь мимо тебя проходит! А я этого рыцаря видела ещё раз, когда он выходил из таверны старого Жозе: кудри как смоль, в глазах молнии, и он... он ещё раз мне улыбнулся! Представляешь! Именно мне! Толстая Анни решила, что ей, и стала подмигивать господину рыцарю, но она-то всем известная дура... Ах, какой красавец этот рыцарь! Он состоит, как видно, в свите самого графа...
   - Того самого, что сжил со свету жену? - заметила Бьянка.
   Алита на секунду задумалась, и тут же рассердилась, будто злодеяния графа могли бросить тень на героя её мечтаний.
   - Скажешь тоже! Ну и пусть граф злодей, нам-то что? Между прочим, рыцарь совершено не обязательно должен быть таков, как его господин. Он просто дал присягу на верность, а сам благороден и прекрасен душой. Видела бы ты, как он без помощи оруженосца садится на коня - ах! А ведь доспехи эти весят ого-го! Ну почему же такой сильный и красивый рыцарь обязательно должен быть негодяем? Ведь если наш граф злодей и женогубец - про него все так прямо и говорят! А больше ни про кого не говорят. Значит, в окружении графа нет больше таких подлецов! И вообще, нельзя же в людях заранее видеть плохое... Правда, мама?
   - А то как же, - улыбнулась Тереза, но в сердце нехорошо кольнуло. Вдова посмотрела за окошко, в вечернюю тьму. - Только вы, девочки, долго на улице не задерживаетесь. Темнеет рано, а ночью...
   Но дочки уже не слушали мать, болтая и споря. Закипел луковый суп в горшке, и Бьянка с Алитой, пробуя ароматное варево на вкус и обжигаясь, завозились возле очага.
   - Матушка, идёмте за стол! - крикнули дочки, наливая первую миску.
   Жизнь шла своим чередом.
   И лишь одно смущало и тревожило сердце вдовы. Слишком красивые дочери были у неё, слишком.
  
   3
  
   Пригнувшись, Тереза вошла в тёмный провал двери, осторожно придерживая корзину. Вроде бы зашла спокойно и с достоинством, как и следует почтенной в городе женщине, но на самом деле на душе скребли кошки, и хотелось сжаться до размеров мыши - чтобы прошмыгнуть тихо и незаметно. Но вместо этого Тереза разогнулась, коснувшись головой каких-то пучков сушёной травы, и негромко, но внятно поздоровалась.
   Тёмная масса в глубине дома пошевелилась, в очаг полетел хворост. Огонь осветил жилище знахаря со всеми его склянками, горшками да пестиками, которыми он перемалывал в порошки травы, камни и бог знает что ещё. Сам знахарь, встал и приблизился к гостье. На свету он выглядел обыкновенным человеком.
   В груди жало и давило, царапалось. Тереза едва удержалась от ломкого суховатого кашля. Когда минуту назад она наклонилась, чтобы войти, в груди так сдавило, что потемнело в глазах. Это давящее чувство у самого сердце и сухое покашливание настигало её всё чаще. За тем и ходила к знахарю, таясь и поминутно оглядываясь по пути - чтобы дочери не знали.
   - Здравствуй, Тереза, - радушно приветствовал её хозяин. Гуго был в городке и за аптекаря, и за знахаря, и за цирюльника, и вообще за знающего человека. Отбросив рывком головы сальные волосы, закрывавшие на лоб, он глядел на женщину из-под мохнатых бровей, а его руки в это время жили своей собственной жизнь: перебирали, перекатывали, перекладывали на столе стекляшки, монеты и зёрнышки каких-то растений.
   - И тебе мир, Гуго, - Тереза тяжело опустила на пол корзину, села на скамью и начала разбирать свёртки. За целый день стояния на рынке затекли ноги, в очередной раз напоминая хозяйке, что она немолода. И ещё этот кашель.
   - Хорошо, хорошо, - кивал Гуго, глядя на водружаемые на стол припасы: горшок со сливками, копчёный окорок, сыр, лук, творог, пиво, ржаной каравай.
   - Спасибо тебе, добрый человек, что не оставляешь в болезнях. Травки твои пью. Кашель вот только меньше не становится, - сказала Тереза. - Но, правда, от мази ноги поутихли, не так вечерами ноют, да и хожу я бодро, слава Богу, а сейчас, как первые цветы появились, это мне ой как нужно... целый день-то на ногах стоять...
   - Ничего, не благодари, а сливки ставь сюда, на ларь. Потом уберу.
   Руки Гуго деловито засновали над снедью. Втянув ноздрями аромат копчёностей, он с причмокиванием впился в окорок.
   - Жить ты будешь долго, Тереза, - сказал знахарь, перемалывая зубами мясные волокна. - Я тебе дам хороших травок.
   Женщина вздохнула. Ох, как надо жить, когда две дочки не пристроены. И не столько хочется - сколько надо! Особенно сейчас. Особенно нынче, когда над городом сгустилась тьма. Тьма, готовая пожрать её дочурок. Её плоть и кровь, её свет и надежду, боль и радость - Бьянку и Алиту. Ради них она должна жить.
   Гуго встал, прошёлся по тесной комнате. Срыгнул, пережёвывая румяную хлебную корку, сплюнул прямо на пол. Деньгами за свои зелья не брал - говорят, от этого их сила теряется, и у самого знахаря сила убывает, но вот еды за травки да корешки весь город таскал в эту покосившуюся хижину свертками и корзинами. Многие припасы годами лежали в погребе, другие тухли и портились, но даже в голодный год Гуго ни с кем не делился пищей. Говорил, дарёное не передаривают. В городке знали, что он продаёт мяснику да лавочникам принесённые ему сало и колбасы, сыр и масло, мёд и яйца. А что не продаст - гниёт в кладовке. Но ничего не скажешь - знахарь. Закашляешь - сам на поклон прибежишь... А он ведь и отказать может.
   Лучше, конечно, не кашлять; но и с Гуго ссориться тоже не стоит.
   - А что, как здоровье дочек? - спросил он, остановившись перед женщиной. Глядел сверху вниз, перекатывая в зубах косточку от копчёностей.
   - Здоровьем Господь не обидел, сам знаешь, - ответила женщина. - Кровь с молоком... Да только ли в здоровье дело у молодых... Сам знаешь, Гуго, какие по городу ходят слухи.
   - Знаю, - сказал знахарь. - Тёмные времена пришли. Говорят, медведь намедни задрал телёнка.
   - Может, мужчины соберутся да на рогатину... - сказала Тереза и сама поразилась, как неуверенно прозвучал её голос.
   - А как же, - ответил Гуго, и на его потрескавшихся губах заиграла насмешка. - Соберутся. То-то уже на прошлой неделе собрались - одному хребет проломило, другому ногу...
   Парень с переломанным хребтом так и остался лежать у самой кромки леса. Остальным удалось сбежать и даже доволочь до города Жана - теперь уже по кличке Хромой.
   - Нет, - сказал Гуго, покачивая головой, - с этим чудищем так просто не совладать. Уж поверь мне, женщина, я говорю то, что знаю. Не простой это медведь. Да ты и сама знаешь, Тереза.
   Он подошёл к ларю, достал какой-то мешочек, развел водой из котелка, протянул чашку Терезе.
   - На вот, выпей... Полегчает.
   Гуго ценили в городе не только за то, что кости вправлял и кашель лечил. Были у него и другие умения. Из бесноватой дочки кожевника демонов изгнал - было такое. Крысу-вредянку, что всё добро из дома тащила, у нищего Пьера выгнал - и такое было. В общем, в другом каком городе, поближе к королевским судам, назвали бы Гуго, пожалуй, колдуном. Но тут, в Пограничье, все свои, и к кому идти, когда у мужа невставун, у сына - золотуха, а над дочкой как сглаз какой - пятый год замуж не берут? Только к Гуго. К Гуго-знахарю.
   - Все мы знаем, Тереза, что за зверь такой явился, - тихо и внятно сказал Гуго. - Было такое полвека назад... И за полвека до того было... И придётся ублажать медведя, придётся свадьбу устраивать. Что ж, я понимаю, чего ты боишься... у тебя ведь две дочери.
   Проглотив терпкий отвар, Тереза кивнула.
   - А не знаешь... а не знаешь ли, добрый Гуго, как в этот раз будут кидать жребий?
   Она заискивающе взглянула в глаза знахаря. Он всё знает. Наверняка он знает и то, как самые именитые люди города решили на этот раз устраивать медвежью свадьбу.
   - Не определили пока, - прищурился Гуго. - Но, думаю, по справедливости будут: у кого дочь единственная, те мимо... А у тебя две дочки, Тереза, тебе и жребий тянуть. Одной-то ради города поделиться можно.
   Понурив голову, женщина сидела и думала, думала, ища лазейку - и не находя её. По стародавнему обычаю, девицу привязывали в лесу да так и оставляли. Утром приходили, чтобы забрать разодранные когтями верёвки да спавший с волос веночек флёрдоранжа...
   А медведь, действительно, уходил.
   - Неужто ничего нельзя придумать, Гуго? - заплакала Тереза. - Если жребий будут тянуть только те, у кого больше одной дочки - ну какая ж это справедливость? Ты же знаешь, что на весь город только с десяток семей, в которых двое или трое дочек. Что с того, что у меня их две - обеих отдавать больно!
   Гуго усмехнулся, подошёл к столу, заваленном припасами, поковырялся в твороге, облизнул палец.
   - Даже не знаю, чем тебе и помочь... Хотя... Нет, не получится...
   Тереза, обретя надежду, во все глаза смотрела на знахаря.
   - Нет, не получится. И не потому, что не могу, а потому что я справедливый, - напыщенно сказал Гуго. - Что же, чужих дочерей не жалко? Моих спасите? Экая ты! Да и кого спасать-то, твои дочери... как бы помягче-то... Да сама знаешь - все говорят, что Алита слишком дерзкая да бойкая, наверняка уж юбку перед парнями задирала, а Бьянка слишком тихая у тебя, а в тихом омуте...
   Знахарь помолчал, испытующе глядя на женщину. Та тоже молчала, понимая, что Гуго прав. Слишком красивы были её дочери, и молва не заставила себя ждать. Кумушки, которые вместо того, чтобы делом заниматься, рады ославить чужую дочь - особенно если та красивее, добрее и честнее, чем их собственные дочери... Теперь знахарь прямо высказал ей то, что Тереза уже давно подозревала. Очень многие в городе будут рады договориться с демоном, приходящим под город в шкуре медведя, ценой цветка с чужого палисадника...
   - Вот что я скажу тебе, Тереза, - облизнувшись, сказал, наконец, Гуго. - Девки твои слишком красивы. Кому, как не тебе, медведя в зятьки брать. Отдай нам одну дочку по-хорошему.
   От такой откровенности Тереза как рухнула на лавку, приложив руку к сердцу, да так и осталась сидеть, во все глаза глядя на Гуго, на коричневые гнилые зубы да на чёрные колдовские глаза. Взглянув в глаза Гуго, Тереза поняла, что он не отступится.
   Надежда, что знахарь поможет, разлетелась горьким дымом.
   Вспомнила Тереза, как вечерами подглядывали за ними, тогда ещё юными девицами, молодые отчаянные парни, как вечером собирались после работы вокруг костров и танцевали до упаду, хмелея от кружки пива и аромата скошенного сена... Вспомнила, как танцевала она с Густавом, и как тяжело смотрел на неё Гуго. Вспомнила, как вырвал Густав её руку и потной ладони охальника, пытавшегося затащить её подальше от людских глаз... Вспомнила, как месяц не показывался Гуго на людях, чтоб не видели отметины, что оставил на его лице силач Густав. Вспомнила, как рассыпал перед ней парень с гнилыми зубами, сальными волосами и лихим взглядом серебряные монеты, умоляя идти за его замуж - прокормит, в нищете не оставит... И то вспомнила, как мрачным взглядом провожал Гуго мужчин, уходящих на войну - сам сказался немощным, ногу, вишь, подвывихнул. И как год после гибели Густава ходил и ходил к ней знахарь-цирюльник, в гости напрашиваясь, гостинцы суля - пока не выгнала метлой его к чёртовой матери, с которой, говорят, он тесным образом и якшался. Двадцать лет почти прошло... А вот - вспомнилось. И, глядя в прищуренные глаза Гуго, поняла Тереза, что нашёл он, как ей отомстить. Столько лет ждал...
   Дождался.
   А город поддержит. Поддержит, чтобы не отдавать своих дочерей... И, осознав наконец, что он не шутит, Тереза выдохнула:
   - Побойся Бога, Гуго! Что ты такое говоришь!
   В эту страшную минуту она забыла дышать, кровь колокольным звоном застучала в висках.
   - А что я такого говорю, - спокойно сказал Гуго. - Я, Тереза, не боюсь ни Бога, ни дьявола. Вижу я, что надо девку покрасивей отдать медведю - так и говорю прямо. А то, что твои с Густавом дочки уж больно хороши... Так нечего их было от Густава рожать. Надо было от меня - чай, не родились бы такими красавицами! - и знахарь захохотал, довольный шуткой. Кислый запах из разверзнутого рта долетел до Терезы через полкомнаты. - Ты, конечно, можешь надеяться, душа моя, что жребий выберет какую-нибудь дурнушку. Но если медведю дурнушка не понравится... Придётся, видно, бросать жребий по-новому. До победы.
   И он мрачно уставился в глаза Терезы - зрачки в зрачки. В чёрных омутах захаревых глаз плавало спокойствие, и по жилам женщины разлилось горькое убеждение его правоты.
   Если бы Тереза была уверена, что Гуго такое под силу, она бы поклялась, что тот сам и вызвал медведя, чтобы отомстить ей и покойному Густаву. Но чего бы он столько ждал, когда бы мог? Нет, верно, знахарь не имел подобной силы - вызывать демонических зверюг. Видно, он просто дождался удобного момента, чтобы свести счёты.
   - Согласись по-хорошему, Тереза. Город тебе ещё и заплатит, если ты пожертвуешь одной дочуркой ради общего блага, - насмешничал Гуго. - Как будет сбор на площади, ты скажи, чтоб не кидали жребий, а брали Бьянку или Алиту, которая там краше... Думаю, на радостях горожане деньжат тебе подкинут, домишко починят, крышу подлатают. Подумай, Тереза...
  
   4
  
   Весна босоного шагала по земле, оставив позади время талых ручьёв, месяц первых цветов, недели юных, набухших почек и ночи, когда травы на лугах наливаются соками под звёздным майским небом, отдала венок молодому лету - и, наконец, наступили чудесные "малиновые дни", когда счастливые парочки норовят упасть в разнохмелье душистых трав, а те, кто пару себе не нашёл, отправляются с корзинами на поиски ягод и комаров. Сладкие, спелые малинки кивают путникам с кустов, подмигивая и подманивая ароматом переспелой сладости. Губы липнут друг к дружке, набухают от яркой краски, что так и зовётся - малиновая, и требуют внимания и поцелуев к возвращающимся с полными корзинами девчонкам. Парни выпрашивают малину и поцелуи, идёт жаркая торговля, и под гаснущим небосводом, перекрывая малиновый дух, разносится запах свежескошенного сена...
   Сегодня Бьянка и Алита отправились в лес по делу - за топливом для очага. Мать торговала цветами на рынке, а покупать хворост было для семьи довольно разорительно - хватило того, что, пока город замер в страхе перед медведем, и так они тратили на топливо последние монетки... Нет уж, хватит! Девчонки у Терезы были трудолюбивые и экономные. Огромную вязанку хвороста несли по очереди. Можно было бы, конечно, поделить её на две, но вторая верёвка потерялась. Кроме того, девушки захватили с собой корзину - набрать по дороге ягод. Но хворост хворостом, малина малиной, а большая часть дня прошла, как водится, в догонялках и шалостях - так, что Алита даже разодрала подол в малиннике.
   - А ведь в наши годы почтенные матроны... - вспомнила Алита вечную присказку матери, и, девчонки, засмеявшись, рухнули на землю и покатились по мху, представляя в красках, что в их годы вытворяли почтенные ныне матроны, у половины из которых первенцы появились не через девять месяцев после свадьбы, а куда как раньше...
   - Знаешь, тут ведь тут могут водиться гномы, - наконец почти серьёзно сказала Бьянка, поднимаясь и отряхиваясь. - Увидят нас такими... разворушёнными и не дадут нам золота. Ай, гляди, ты юбку порвала! Что матушка скажет?
   - Ты ещё веришь в эти сказки?
   - Про юбку?
   - Про гномов!
   - Нет, конечно, - засмеялась Бьянка. - Если бы гномы жили на этом свете, наши ювелиры, что куют обручальные кольца, серьги и ожерелья, наверняка видали бы этих крошек. Но ведь никто о том всерьёз не рассказывал, даже дядюшка Тибо-Златокуй, а ведь он, напившись, говорить мастак... Так что гномы, если когда и были, ушли из наших мест, наверное, в другие края - и давным давно... Хотя хорошо бы, конечно, найти гномий клад! Тогда бы мама не стояла каждый день на рынке.
   - Ага, и варила бы каждый день суп на вкусном сале. А ещё мы бы вышли замуж за королей!
   - Тю, нужна королю, деревнщина неотёсанна!
   - Так ведь с кладом! С золотом, с драгоценными каменьями!
   - Да у него, короля, у самого этого золота - во!
   И Бьянка провела рукой по шее, демонстрируя, сколько у короля золота. Наверное, купаться можно...
   - Ну, у гномов всяк больше... - рассудительно заметила Алита. - А королям золота надо много. Война, там, расходы... И тогда король, вместо того чтобы объявлять новый налог, просто женится на девушке с гномьим кладом в приданом, и...
   - И тогда король всё равно женится на принцессе или королеве, - сказала Бьянка. - Так не бывает, чтобы знатный человек, король или император, даже принц или граф, женился на простой женщине, даже очень богатой. Помнишь Изабель?..
   Алита помрачнела. Конечно, помнила. Историю купеческой дочки из соседнего городка помнили, хотя прошло вот уже более сотни лет, а может, лет двести или триста: молодой дворянин из этих краёв женился на красавице Изабелле, забрал всё приданое, а потом стыдно ему стало перед родичами, и выгнал он её из замка в одной рубашке, ославив на весь свет... Изабель пошла и утопилась. Говорят, на Лилейном озере всё ещё можно увидеть её силуэт туманным утром или лунной ночью...
   - Всё равно, - мрачно тряхнула копной смоляных волос Алита. - Сколько сказок сложено, как принц женится на бедной девушке...
   - На бедной принцессе, чей отец разорён войнами... или дочке королевского лесничего, над которой измывалась злая мачеха... что всё равно не делает дочку королевского лесничего простушкой, потому что она отродясь графиня!
   - Зараза ты, Бьянка! А ещё тихоня! А всё подначиваешь! Я имею в виду сказки, где принц женится на бедной... и простой девушке! Дочери пастуха или дровосека! Неужели всё врут?! Дыма без огня не бывает!
   - И эта дурочка ещё спрашивает, верю ли я в гномов! - подняв глаза к небу, воскликнула Бьянка.
   Алита шутливо набросилась на сестру с тумаками, но, вместо того, чтобы ответить как полагается и нахлобучить корзину на голову злодейке, вдруг застыла, заворожено глядя куда-то за спину сестре.
   - Смотри, Бьянка...
   - Да я и так смотрю... - обернулась Бьянка и тоже застыла.
   - И ты видишь то же, что и я?
   - Вроде бы... наверное...
   - А он золотой, как думаешь?
   Бьянка не ответила, заворожено глядя на круглый сверкающий амулет, что поблескивал у корней замшелого дуба.
   Алита опомнилась первой, подбежала к дубу, подхватила находку. Две головки - светлая и черноволосая - склонились над сияющей диковиной.
   - Спрячь на груди, у тебя корсаж не такой открытый, - рассудительно сказала Алита. - А то у меня каждый увидит да залюбопытствует.
   Домой девушки возвращались притихшие и молчаливые.
   - Как думаешь его, наверное, кто-нибудь потерял? - несмело спросила Бьянка, когда они подошли к окраине городка.
   - Если кто-то и потерял, то мы нашли! - твёрдо ответила Алита.
   А медведя в тот день они так и не повстречали. Видно, и правда, ушёл он из этих краёв.
  
   5
  
   - Слушайте, достопочтенные горожане и гости города! Слушайте, слушайте, и не говорите потом, что не слышали! - надрывался глашатай, забравшись на помост, служащий, в зависимости от надобности, то эшафотом, на котором чаще пороли или забрасывали тухлятиной у позорного столба, чем вешали, то ареной для выступления заезжих актёров - чаще бездарных, чем даровитых, то трибуной для провозглашения речей от магистрата или от имени самого господина графа.
   Любой мог сразу определить, что глашатай - не графский; тот выходил к народу в ливрее, шитой золотом и надувался пуще петуха. Этот же парень был обыкновенным слугой, выполнявшем при магистрате роль отрока на побегушках. Сейчас он аж вспотел от важности и осознания величины момента, и поминутно вытирал спутанные волосы, липшие ко лбу.
   В руках глашатай держал свиток, но все, конечно, знали, что читать он не умел. Просто повторял заученные фразы, которые вызубрил перед тем со слов то ли кого-то из градоправителей, то ли судьи:
   - Слушайте! Сегодня в городской магистрат поступила жалоба о пропаже драгоценной вещи, принадлежащей жалобщику по праву личной собственности, об чём заявил господин Тибиус, коий...
   Бьянка и Алита тоже стояли в толпе. В субботний полдень, когда объявляли налогах или выносили приговоры, всегда интересно потолкаться у помоста - какие-никакие, а новости. Приговоры, как правило, выносили нечасто: разве что о порке мелкого воришки или о наказании у позорного столба городской шлюшки. Крупных преступников обычно вели к графу в замок, где он и казнил и миловал, то есть решал - пощадить и бросить в подземелье или вздёрнуть прямо во дворе. Однажды через весь городок, нарочно петляя по улочкам, чтобы все могли получше рассмотреть и швырнуть кислое яблоко или попорченную морковь, провезли разбойников - в железной клетке на королевский суд. Бьянка и Алита тогда были совсем ещё маленькими, но прекрасно запомнили, как вызверялся одноглазый атаман, громогласно хохотал, выкрикивал проклятия и скалил кривые зубы. Такое забыть невозможно...
   - Того же, кто посодействует в нахождении пропажи достопочтенному господину Тибиусу, ожидает награда, а утаившего ждёт наказание, ибо вышеупомянутый и нижепоименованный господин Тибиус склонен обратиться с прошением в суд с тем, чтобы виновному...
   Толпа шумела и переговаривалась. Любопытство вызывал не столько сам факт пропажи - мало ли кто чего потерял! - а личность утерявшего. Маленький, тщедушный, он насупленно оглядывал толпу, будто каждый тут был вором, посягнувшим на его собственность, и поминутно поглаживал бороду, доходившую ему до колен и заткнутую за пояс.
   - Неужели и правда гном? - шептались в толпе.
   - Никак гном и есть...
   - А злобный-то, злобный, что твой козёл Бесярка...
   О гномах сказки сказывали часто, но вот чтобы увидеть гнома при дневном свете, да ещё в центре города - такого тут отродясь не бывало. Видно, и вправду такая была пропажа, что представитель подземного народца вышел, не таясь, на центральную площадь, да ещё и обратился в магистрат. Гном, которого глашатай представил как господина Тибиуса, мрачно и зло глядел на столпившихся людей, показывавших на него пальцами, как на заморскую диковину.
   - А ты говорила, гномов нет, - толкнула в бок сестру Алита.
   - Тссс! - Бьянка, побледнев, сжала ладонь сестры. - Тебе не кажется, что...
   Взглянув на сестру, Алита поняла её без слов. Кем-кем, а дурой она не была.
   - Может, обойдётся? Может, он совсем другое что-то потерял? - шепнула она, но сердце забилось чаще.
   Видно, у Бьянки тоже сердце стучало, как полоумное, потому что грудь её высоко вздымалась. А может, это пульсировал амулет, который Бьянка днём носила в корсете. Ночи он проводил под подушкой у Алиты.
   - Не отдадим, - шепнула старшая. - Все знают, гномы злые и жадные. Ты посмотри, как глазами сверкает.
   Господин Тибиус, действительно, глазами сверкал, что твой волк, и впечатление производил преотвратное: маленькое сморщенное личико пылало злобой и ненавистью к собравшимся. Гномий народец, похоже, был не из приветливых. Дружбу с людишками господин Тибиус явно водить не собирался. Видно, и правду коротышку припекло!
   - А кто не отдаст или утаит...
   - А если понадеетесь сбыть, так знайте - я уже всем ювелирам приметы сообщил! - выкрикнул, перебивая глашатая, господин Тибиус, и лицо его перекосило гримасой отчаянной ненависти.
   Люди засмеялись - уж больно комично выглядело сморщенное и побагровевшее, как варёная свёкла, личико гнома. Но засмеялись опасливо. Гномья волшба слыла сильной, а сам подземный народец, по слухам, был злопамятен до самой крайности.
   - Не отдадим, - повторила Алита на ухо сестре.
   - Нехорошо, - прошептала Бьянка.
   - Нехорошо будет, если отдать амулет этому пройдохе... Да ладно, может, это не о нашей находке.
   Но эта надежда тотчас развеялась, потому что глашатай продолжил:
   - Упомянутая пропажа представляет собой...
   Девушки переглянулись. Потом одновременно взглянули на гнома, и холод пробрал их аж до самых пяток: описание потери точка в точку совпадало с их нечаянной находкой.
   - А награда! Награда! - потребовали в толпе, когда глашатай закончил перечислять приметы потерянного амулета.
   Глашатай повернулся к господину Тибиусу. Видимо, о том, что представляет собой награда, гном ему ничего не говорил.
   - А кто отдаст мне амулет по-хорошему, тому за это ничего не будет! - выкрикнул человечек, стиснув кулачки.
   В толпе хмыкнули, посудачили немного, и горожане начали расходиться. К помосту подошёл знахарь Гуго и о чём-то стал говорить с гномом. Он даже приблизил потрескавшиеся губы к уху коротышки.
   - Водится наш знахарь чёрт знает с кем, - недовольно проговорила толстая Каталина, торговка рыбой, что жила с Терезой и её девочками на одной улице. - То с гномами, то с колдунами. Слыхали, что он чуть ли не кажен день к тому чернокнижнику ходит, что в лесу живёт? Вот уж нечисть... Давно бы нашего Гуго надо бы на королевский суд, кабы он так спину не умел лечить.
   Народ расходился, обсуждая новость и порчу общественных нравов. Впрочем, гному Тибиусу никто особенно не сочувствовал.
  
   6
  
   - Вот видишь, и не некроманту вовсе! - горячилась Алита, закусив губу. - Не господину некроманту принадлежит вещица, как ты боялась, а какому-то паршивому гному, которого раздавить и плюнуть! Он так гадок, а ты ему амулет вернуть хочешь! Наверняка он сам подбросил амулет, чтобы его кто-нибудь нашёл, и его обвинили в краже. Гномы - они такие...
   - Откуда ты знаешь, какие гномы? Ты гнома в первый раз увидела...
   - Знаю!
   - Нехорошо, не стоит, - увещевала сестру Бьянка. - Всё-таки он нам не принадлежит. Получается, будто украли.
   Ссора между сёстрами вспыхнула сразу, как они пришли домой и стали обсуждать случившиеся. Пожар разгорелся нешуточный, девушки едва не кричали - если только можно кричать тихим шёпотом, опасаясь чужих ушей.
   Алита вцепилась в амулет мёртвой хваткой, и даже страх, что на плече выжгут клеймо, как воровке, её не останавливало. На глазах вечно дерзкой и буйной девушки стояли самые настоящие слёзы. Она и сама не смогла бы объяснить, отчего так привязалась к амулету. Но, прислушиваясь к его пульсу, сейчас будто нервному и учащённому, он чувствовала, что нельзя отдавать его гному Тибиусу, нельзя!
   И не в драгоценных искорках, усыпавших амулет, тут было дело. Совсем не в них.
   "И почему Бьянка этого не понимает", - промелькнуло в мыслях у Алиты, но додумать, что именно не понимает Бьянка, девушка не смогла. Сама Алита не могла внятно выразить причину своего упрямства. Только ли от желания обладать красивой игрушкой она так заартачилась? Конечно, нет. Не только... Если бы это был кошель с золотыми - отдала бы, не раздумывая: зачем нам чужое богатство? От чужого дом не богатеет. Но тут не в золоте было дело... Не золото и не камни волновали Алиту...
   Но что же тогда?
   - Всё равно не отдам! - воскликнула Алита, отчаявшись убедить сестру. - Только попробуй отобрать!
   Оттолкнув сестру, она выбежала во двор и, оглядевшись - не смотрит ли кто - закопала своё сокровище под кустом и, гордо тряхнув смоляными волосами, пошла к реке, стирать бельё.
   Напоследок обернулась, сверкнув глазами:
   - Только попробуй!
   Бьянка, оставшись дома в одиночестве, занялась хозяйством: прибралась, перемыла посуду, отчистила котел и сковородки, зашила порванную сорочку, вскопала землю вкруг каждого деревца их небольшого сада, полила огород и палисадник, старательно огибая куст, в котором шиповник сплёлся с розами. Тот обиженно глядел бутонами на младшую хозяйку и укоризненно качал ветвям, но Бьянка ничего не могла с собой поделать - казалось, что стук амулета достигает её ушей из-под земли. Работа отвлекала от ненужных мыслей, но стоило хоть на мгновение передохнуть, как они всё возвращались и возвращались. Перебирая на крыльце чечевицу, Бьянка всё чаще оборачивала взор к окошку, где среди корней чудесного куста был спрятан таинственный амулет.
   - И всё-таки не права сестрица, - пробормотала Бьянка.
   Как и Алите, стук амулета проникал ей в самое сердце. Но Бьянка слишком хорошо знала, что такое долг и как следует поступать честному человеку в спорных и сомнительных случаях.
   Наконец, Бьянка не выдержала и отставил миску с чечевицей в сторону. Выкопав амулет, она поднесла его к груди, закрыла глаза... Казалось, таинственная сила, запертая в дорогой вещице, бьётся в унисон её собственному сердцу.
   - А ведь всё равно придется тебя отдать, - вздохнула Бьянка.
   И тут, будто расслышав её слова, амулет забился и застучал ещё сильней.
   - Всё равно придётся.
   Подняв глаза к небу, Бьянка перекрестилась:
   - Будь что будет. Должна я тебя вернуть, чтобы совесть наша с Алитой была чиста. А там как Господь рассудит, - и, сказав это, она стиснула амулет и заплакала, потому что лишком уж сильно дрожал он в её ладони, будто предчувствуя свою неминуемую погибель.
   Сунув драгоценность в корсаж, Бьянка твёрдо зашагала по улицам городка. Выйдя на окраину, девушка остановилась. А где, собственно, искать господина Тибиуса? Да, действительно, собраться-то она собралась, а куда? "Где же живут гномы?" - подумала Бьянка. Если верить сказкам, этот странный народец обитает в лесу, под корнями могучих деревьев, а добывать золото ходит в горы, где у них рудники и каменоломни. Наконец, Бьянка решила, что господин Тибиус обитает наверняка неподалёку от того места, где они нашли амулет, а потому идти следует именно туда.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"