Часть шестая.

В Одессу они приехали в сентябре, в разгар бабьего лета. Отсюда на второй день он послал открытку домой бабе Марии, в которой написал:

"Дорогая бака! Вот и прибыл я в конечный пункт твоего проклятия на Чёрное море. Но не такое уж оно чёрное и страшное, а наоборот красивое. Целую тебя крепко. Твой непутёвый внук Джукица"

Шумный и красивый город всем сразу понравился. После года жизни в забитом, глухом Привольске жизнь в Одессе казалось просто райской, но так показалось только вначале. Пехотное училище открыло свои двери в первый раз только в том году, и было к этому совсем не готово. Его корпуса пострадали от бомбёжек во время войны, в окнах не хватало стёкол, а многие из них были просто забиты фанерой. Центральное отепление не работало, а в казармах не было печек и потому было ужасно холодно. Питание тоже было ужасным, но самое главное им сказали, что они будут снова учиться на первом курсе. Мириться с этим они не собирались и заявили об этом начальству.

Преподаватели, столкнувшись с их непослушанием, попытались сломить их дух усиленными строевыми занятиями. В тот день с самого утра, после завтрака они маршировали на плацу перед училищем в полном обмундировании, под непрекращающимся дождём. Команды "лечь" и "встать" звучали неперестовая. Джукан никогда не отличался особой терпеливостью и славился своей вспыльчивостью, не выдержал он и в этот раз. Поднявшись в очередной раз, он остался стоять, когда раздалась очередная команда "лечь". Старшина, удивлённый неподчинением, продолжал командовать, но уже на следующий раз вместе с Джуканом не легли ещё несколько человек, а затем уже не подчинились все. Старшина подошёл вплотную к Джукану и проорал:- Рядовой Вигневич "лежать".

- Не лягу!- громко ответил он и вдобавок швырнул ружьё на землю - Конец, не нужна нам такая учёба, пусть отправляют нас на Родину.

Все курсанты побросали свои ружья на землю и закричали:

-Хотим домой.

Дальше события покатились с нарастающей скоростью. Они ушли к себе в казарму и стали обсуждать план действий. Все были настроены очень решительно, вплоть до того, что защищаться с применением оружия. Многие из них, не смотря таможенные досмотры, провезли с собой пистолеты, продолжая прятать их при себе.

Начальство училища послало к ним представителя. Он выслушал их требования и сказал, что требования будут рассмотрены, а пока они должны прекратить свою забастовку и приступить к занятиям. Но на этот раз все оказались на редкость сплочёнными и на отрез отказались подчиниться.

-Тогда у вас будут большие неприятности!- пригрозил майор и вышел из помещения.

Весь оставшийся вечер Джукан писал список требований, и было их всего двенадцать:

1. Признать за ними все звания, полученные во время войны.

2. Возвратить им форму Югославской армии.

3. Вернуть все награды.

4. Выплатить стипендию согласно их званиям.

5. Разрешить после занятий выходить в город.

6. Прекратить никчемные строевые издевательства и относиться к ним как к офицерам.

7. Застеклить окна в помещениях.

8. Подключить отопление.

9. Перевести их на второй курс обучения

10. Обеспечить нормальное питание.

11. Заменить перловую кашу на фасоль.

12. В случае отказа, отправить их назад в Югославию.

На следующее утро им предложили выбрать десять представителей для переговоров. Джукан как зачинщик был одним из них. Около полудня во двор училища вкатился небольшой автобус с маленькими окнами и несколько автомобилей. Джукану с товарищами было предложено ехать в автобусе, и они нехотя согласились. Преподавательский состав поехал на "Газиках".

Настроение было очень настороженное. У многих было впечатление, что их просто отвезут в поле и расстреляют, но автобус ехал в сторону города. Наконец их подвезли к большому зданию, на котором писалось Штаб Одесского Военного Округа. Всем было отлично известно, что командующим этого округа был легендарный маршал Жуков- победитель гитлеровской Германии, который теперь был в немилости у Сталина и был послан подальше от Москвы, в тёплую Одессу.

Им было предложено выйти из автобуса и следовать за молодым лейтенантом. По центральной мраморной лестнице они поднялись на четвёртый этаж, прошли по длинному коридору и вышли на другую лестницу, по которой спустились на два этажа вниз. Это тоже вызвало удивление. Затем они прошли ещё по одному коридору и оказались в просторной приёмной, где их дожидался на удивление симпатичный и блестяще одетый капитан. Он предложил им сесть на стулья, а сам отправился в кабинет. Через некоторое время он вернулся и велел им построиться параллельно стене, спиной к двери.

-Почему нас строят лицом к стене, стали удивляться они, но капитан остановил их.

-Не рассуждать! Выполняйте приказание. Они послушно выстроились и стали ждать. Неожиданно и непонятно как стена раздвинулась, и перед ними оказался Маршал Жуков, тот самый победитель Гитлера, о котором они так много слышали. Всю войну они пели песни о Тито и о Сталине, но Жуков был фигурой легендарной. И вот сейчас он стоял прямо перед ними. В этом не было никаких сомнений, и они застыли как заворожённые. Но не только они были поражены тем, что их принимал сам Жуков. Всё начальство училища, увидев его, побелело от страха.

-Здравствуйте товарищи курсанты!- поприветствовал он их.

-Здравия желаем товарищ маршал!- отчеканили они в ответ.

Он подошёл к ним и поздоровался с каждым за руку, а затем предложил:

-Давайте пройдём в другую комнату,- и они пошли вслед за ним. В соседней комнате находился большой стол, покрытый ярко зелёной скатертью.

-Ну, чтож, садитесь товарищи,- предложил он.

Все стали рассаживаться и Джукан оказался на самом углу. Когда все расселись, Жуков сел рядом с ним и заговорил:

-Давайте товарищи рассказывайте, почему бастуете?- и лицо его приняло серьёзное выражение.

Из-за стола поднялся лучше всех говоривший по-русски Копривица, но голос его сломался и он сбился с толку. Пауза становилась мучительной, тогда поднялся Джукан и заговорил:

-Товарищ Жуков, мы приехали в Советский Союз учиться. Мы все офицеры, провоевавшие четыре года войны и многие из нас имеют высшие награды. Какой же смысл муштровать нас как обыкновенных солдат. Мы хотим, чтобы нам вернули нашу форму и платили нам зарплату, согласно наших званий. В здании, где мы живём, выбиты стёкла и оно не отапливается. Учиться в таких условиях нет никакой возможности. Питание в столовой ужасное, а у нас нет денег на покупку продуктов. Мы проучились год в Привольском пехотном училище, а теперь нас снова хотят зачислить на первый курс. Непонятно кому это нужно, чтобы мы мучались и теряли здесь время. Я здесь на листочке написал наши требования. Прошу вас товарищ маршал рассмотреть их и если ничего сделать нельзя, то просим вас отправить нас назад в Югославию. Он положил перед Жуковым свою записку. Жуков внимательно его выслушал, и лицо его при этом становилось всё более серьёзным. После того, как Джукан сел, наступила тишина, но она была на столько напряжённой, что все с замеревшими сердцами ждали, чем это кончиться. Наконец Жуков повернулся к начальнику училища и спросил:

-Это правда то, что он сказал?

-Правда, но не совсем...- начал было полковник, но Жуков сразу потерял интерес к тому, что тот пытался сказать и снова повернулся к Джукану и его товарищам. Теперь на его лице появилась лукавая улыбка.

-Ну, чтож товарищи офицеры, я выслушал вас. Должен сказать, что я с глубоким уважением отношусь к тому, какое сопротивление вы во главе с товарищем Тито, оказали фашисткой армии. Поэтому я уже сегодня свяжусь с товарищем Сталиным и быть может с товарищем Тито. Мы совместно попробуем решить вашу проблему. Вы можете идти, ну а вы молодой человек,- обратился он к Джукану - можете в любое время придти ко мне на приём и всегда будете приняты.

Они вышли из кабинета, а преподавателей Жуков попросил остаться. Только когда Джукан с товарищами шли по коридору напряжение спало, и они засмеялись. В училище их отвезли на том же автобусе, а По-приезду товарищи засыпали их кучей вопросов. Узнав, что они были на приёме у легендарного Жукова, в казарме поднялся настоящий ажиотаж. Обсуждали, что делать дальше и пришли к выводу, что на следующий день они выйдут на занятия.

Утром, после зарядки и завтрака (качество которого заметно улучшилось),

они с песней пошли на занятия. Никто из них не знал, что в это время из окон училища за ними наблюдал приехавший на инспекцию Жуков. Он своё обещание выполнил и сразу занялся решением их вопроса, а вот Джукан так больше никогда в жизни и не воспользовался приглашением маршала. На следующий день перемены стали сыпаться как из рога изобилия. Весь командный состав училища был уволен. В комнатах казармы с утра появились стекольщики. Все выбитые окна были застеклены. Центральное отопление в казармах установить за короткое время было невозможно, но взамен стали устанавливаться печки сделанные из железных бочек, а вытяжку делали прямо через окна на улицу. От этих печек в казарме иногда было много дыма, но зато теперь стало тепло. В столовой питание тоже резко улучшилось. На гарнир стали давать картошку, макароны и даже фасоль. Но самое главное, что через день в казарму пришли сразу несколько портных и стали снимать со всех мерки. Вскоре им была выдана униформа офицеров югославской армии, и только погоны на ней были русские. Стали выплачивать и степендию, в размере зарплаты соответствующей званию и самая высокая стипендия была у Джукана. Теперь они могли покупать всё, что им задумается, и после занятий было разрешено выходить в город без всяких увольнительных. И учиться их перевели на второй курс, то есть все требования были выполнены.

Эти бурные события научили их верить в себя и сплотили их ещё ближе.

Да и начальство училища осознало, что с ними связываться не стоит, а потому жизнь стала на много легче. После занятий они беспрепятственно выходили в город, который с радостью принял их в свои объятия. Одесские девушки сразу уделили им своё внимание и походы в клубы и на танцы стали обычным местом провождения. Они никогда не ходили в одиночку и всегда могли постоять за себя.

На танцах им приходилось частенько сталкиваться с местными хулиганами. В послевоенные годы в Одессе заправляла "Чёрная кошка". Бандюги держали в страхе весь город, но что они могли сделать против группы хорошо организованных офицеров, прошедших всю войну и неоднократно заглядывавших смерти в глаза. Один раз они пришли большой группой на танцы в "Дюковский парк". Как раз в этот момент бандюги устроили разборку прямо на танцах, поставив под ножи группу молодых ребят, попытавшихся возразить им. Войдя на танцы и оказавшись лицом к лицу с бандитами, Джукан с товарищами сразу встали на сторону перепуганных ребят. Бандюги вооружённые ножами не собирались уступать, но после короткой и очень неуспешной для них потасовки были вынуждены к капитуляции. Результат был очень впечатляющий. Уходя с танцев, они развесили на остроконечном железном заборе всех бандюг за пояса их брюк, как ёлочные украшения. После этого случая хулиганы старались избегать встреч с ними.

ХХХ

Жизнь в Одессе вошла в привычное мирное русло. Всякие надежды на возвращение Лёвы с войны погасли и только маленький Дима всё ещё вздрагивал и с надеждой смотрел на каждого офицера проходящего мимо их дома, в надежде, что это его отец. Дима заметно подрос и превратился в смышленого сорванца, за которым стало очень трудно усмотреть уже стареющей Зельде. Клара же проводила почти целый день на работе в лётной части. Домой она приносила скромную зарплату, которой вместе с пенсией вдовы офицера, едва хватало на жизнь. Ей многие намекали, что, работая главным бухгалтером, она бы могла жить гораздо лучше. Но Клара упорно делала вид, что не понимает их намёков и продолжала трудиться только за зарплату. Дима вместе со своими сверстниками и ребятами постарше стали лазить по развалинам оставленными бомбёжками, где можно было найти очень опасные игрушки: пули, гранаты и даже бомбы. В округе можно было частенько услышать звуки взрывов.

В один из дней Клара возвращалась домой с работы и уже входила во двор, когда

мимо неё пробежал соседский мальчишка с криком: "ваш Дима застрелился!"

Что ты несёшь!- возмутилась она, пытаясь остановить мальчишку, но тот шмыгнул за угол и исчез. У неё замерло сердце и она побежала к дому. У подъезда она увидела группу соседок-кумушек во главе с Варварой Васильевной. Увидев Клару, они сразу приумолкли.

-Что случилось!?- с испугом в голосе спросила она.

-Ваш Дима ранен!- сообщила Варвара Васильевна и Клара, не дослушивая их, вбежала в квартиру. Здесь посреди комнаты на стуле сидел Дима с забинтованной ногой. Его чёрные, кучерявые волосы были в каком-то особом беспорядке, а большие, горящие как угли глаза смотрели виновато и с испугом. Рядом с ним стояла совершенно перепуганная мать, и её причёска была ещё более беспорядочной, чем у Димы. Клара бросилась на колени и с криком "Что произошло?", стала ощупывать ногу. Мама и Дима стали наперебой рассказывать, что произошло.

Оказалось, что в тот день Дима вместе со своими дружками лазил по развалинам разбомбленного дома, в поисках военных трофеев. В тот день им повезло. Они нашли несколько патронов. Тут - же, разведя костёр, они бросили в него патроны, а сами спрятались за угол. Ждать пришлось долго. Костёр уже стал догорать, а патроны всё ещё не взорвались. Наконец костёр перестал гореть вообще, а взрыва всё не было и ребята решили выйти из своего укрытия. Когда они подошли к месту, где горел костёр, раздалось два выстрела и жгучая боль обожгла Димину ногу. Он рухнул на землю, а ребята сначала разбежались и только потом вернулись за раненным. На руках они понесли Диму в военный госпиталь, который к счастью находился как раз через дорогу. Ну а один из ребят прибежал и принёс Зельде новость, что Дима застрелился. Она перепугалась и с криком побежала в госпиталь, а новость о застрелившимся Диме пронеслась по всему громадном двору и, как принято в Одессе, быстро приукрашиваясь покатилась дальше. А на деле рана оказалась не страшной. Пуля прошла через мягкие ткани ноги и, не зацепив кости, вылетела. В госпитале врачи всё быстро проверили и зашили так, что Дима отделался только большой потерей крови и небольшим, но оставшимся на всю жизнь шрамом.

Клара выслушала этот рассказ, обнимая колени Димы, и к концу рассказа он уже стал улыбаться. Тогда она встала на ноги и с криком "Ну когда же наконец, это кончиться!" влепила ему смачный подзатыльник. На этом приключение закончилось, но Дима после этого случая стал куда более послушным.

Прошло ещё некоторое время и как-то днём, по пути в банк Клара попала под проливной дождь. Зонта у неё не было, и она спряталась от дождя в первой попавшейся подворотне. Здесь она стала стряхивать с головы воду и как раз в этот момент в подворотню вскочила ещё какая-то женщина и чуть не сбила Клару с ног.

-Вы не могли бы поосторожнее!- возмутилась Клара.

-Я извиняюсь,- начала было незнакомка, но увидев Клару, остановилась и пристально уставилась на неё, а затем спросила - Клара это ты?

Теперь уже присмотрелась Клара и признала в незнакомке свою давнюю школьную подругу Таню Клячкину. Они крепко обнялись, а затем наперебой стали расспрашивать одна другую о том, что произошло с ними за время войны. Клара узнала о зверствах во время оккупации, о расстрелах в парке, о поседевшей и немного помешавшейся от страха Таниной сестре ..., о том, как её выгнала свекровь и о бедном Шурике, спрятавшем их в катакомбах. Кларе казалось просто невозможным выдержать те муки, которые выпали на их долю и её собственные военные приключения казались после этого рассказа просто лёгким приключением. Клара в свою очередь рассказала о погибшем на войне муже и брате и тех тяжестях, которые выпали на её долю в долгой эвакуации.

Вглядываясь в лицо своей подруги, она неожиданно заметила, что у неё на груди

блестит православный крестик.

-Таня, что это?- спросила она.

-Это крестик Клара, я приняла христианство сразу после войны. В тот день, когда немец заставил меня молиться в доказательство того, что я русская. Когда я, до этого времени не бывавшая в церкви, произнесла всю молитву, именно в тот момент я почувствовала, что это сам Господь Бог вложил мне её в уста. С этого дня я свято в него верю, а потому приняла крещение,- пояснила Таня.

Для Клары, никогда не бывавшей ни в церкви, ни в синагоге это мало что значило.

-А где ты сейчас живёшь?

-Мы с Шуриком и Женькой живём на Тенистой улице в Аркадии, а ты где?

-Я с мамой и Димой живу теперь в своей квартире на Пироговской улице, как раз напротив военного госпиталя.

-Вот и отлично, что мы встретились, теперь давай уже больше не теряться и будем навещать друг - друга, - предложила Таня и на этом они расстались.

Ну а через пару недель, при входе в подъезд Клара увидела полковника с большим букетом красных роз, которые он протягивал ей. В его улыбающемся лице она признала своего старого поклонника Лёню Рябого. Он прямо сиял от счастья.

-Клара, как я рад, что снова встретил тебя,- признался ей он.

-А как ты нашёл меня?- удивилась она.

-Таня Клячкина дала мне твой адрес.

-Вот же болтунья!

- А ты, что не рада видеть меня?- упавшим голосом спросил он.

- Да ты что Лёня! Мы ведь с тобой старые друзья!- успокоила его она.

- Нет, не совсем так. Я Клара тебя люблю всю жизнь, а теперь мне Таня сообщила, что твой Лёва погиб и пришёл к тебе с предложением. Выходи за меня замуж, и мы вместе поедем в Москву. У меня там чудесная квартира и очень перспективная работа. Если ты согласишься, то будешь со мной жить без всякой нужды, это я тебе обещаю.

-Да ведь я не одна,- попыталась вразумить его она - у меня сын Дима, который в этом году пойдёт в школу и мама. Я их бросить не могу.

-И не надо никого бросать, возьмёшь их с собой, у меня места хватит на всех.

Клара на минуточку замолчала. Сама мысль о том, чтобы выйти замуж за Лёню была противна, но обижать его ей тоже не хотелось. Ведь он её всегда любил и никогда не сделал ей ничего плохого. Надо было срочно что-то придумать, и ей в голову пришла чудесная мысль.

-Послушай Лёня, Таня тебе не всё сказала. С тех пор, как мне сообщили о смерти мужа, прошло только около года, а я себе дала слово ждать его не меньше двух лет. Кругом столько случаев, когда люди признанные погибшими возвращаются домой. Я хотя бы ради Димы должна выдержать это время, а потому не могу согласиться на твоё предложение.

- Ты это точно решила?

-Да.

-Ну, хоть дай мне слово, что если я приеду через год, то ты согласишься.

-Давай не будем загадывать, - предложила Клара - Ты приезжай через год, а там посмотрим.

Лёня без особого энтузиазма принял это предложение. Вечером они сходили в ресторан, а на следующее утро он вернулся в Москву с твёрдым обещанием вернуться через год.

После войны перебрался в Москву ещё один бывший друг Клары, когда-то аккомпанировавший им на рояле в клубе трамвайщиков Мишка Табачников.

Через несколько лет он стал одним из самых популярных советских композиторов.

А пока Клара продолжала работать главным бухгалтером авиачасти. У неё в подчинении работала счетоводом Лена Перьевая, с которой они очень сдружились.

Она прошла с этой частью всю войну и была в любовной связи с начальником части полковником Рыбаковым. Он безумно любил Лену и не жалел для неё никаких подарков, а подарить ему было что. Его часть после войны больше года была расквартирована в Германии и оттуда они вывезли сотни ценных вещей экспроприированных армией освободителей. Однако у полковника ещё до войны была жена и двое детей и теперь она стала требовать, чтобы он вернулся в семью.

Его вызвали в штаб округа и провели с ним беседу, после которой он вернулся в часть хмурый как смерть и, приказав позвать к себе Лену, заперся в своём кабинете.

Она, ничего не подозревая, с радостью побежала к нему. В кабинете они провели больше часа. Оттуда раздавался крик и плачь Лены и голос извиняющегося полковника. Но условия, поставленные перед ним в штабе, делали их положение безвыходным. После долгих разговоров она вышла вся заплаканная и пришла к Кларе. Здесь она сообщила, что их совместная жизнь закончена. Рыбаков должен был вернуться в семью, а Лена уезжала в свой родной город Херсон. Во искупление своей вины Рыбаков завалил её дорогими подарками. Среди них были четыре чернобурковые шубы и одна почти королевская, сделанная из горностая. Ящики хрусталя и дорогой посуды, часы и ювелирные украшения. Клара, увидев всё это богатство, была просто потрясена. Лена, укладывая вещи в ящики и была очень раздражена.

- Я не знаю, куда всё это девать, да и вообще нужны ли мне все эти вещи?- возмущалась она.

-О каких вещах ты говоришь?- поинтересовалась Клара.

-Да вот, например, об этой вазе, - и она поставила на стол шикарную вазу украшенную по всему периметру шикарными цветными фруктами. Клара никогда в жизни такой красоты не видела.

-Господи, какая красота!- единственное, что она смогла произнести.

-Да мне и самой она ужасно нравиться. Но только куда это всё класть, ведь всё перебъётся. И куда я буду всё в доме ставить? Лучше купи ты её у меня.

-Я бы купила, да у меня денег почти никаких нет.

-Сколько у тебя есть?

Клара открыла свой кошелёк и пересчитала деньги.

-Всего тридцать рублей,- сообщила она.

-Давай тридцать!- согласилась Лена, но Кларе в это время тридцать рублей показались большими деньгами и они действительно много для неё значили.

-Давай сходим в комиссионный и пусть они её нам оценят,- предложила она.

-Давай!- согласилась Лена и они, осторожно сложив вазу в большую сумку, понесли её в ближайший комиссионный.

Скупщик, увидев вазу, не смог скрыть своего восторга. Глаза его вспыхнули жадным огнем, и он стал долго её осматривать.

-Ну сколько вы мне за неё даёте?- не выдержала Лена.

Он повернулся к ней и смерив её внимательным взглядом сказал:

-Я вам сейчас дам за неё две тысячи рублей. Вы согласны?

Они обе были обескуражены названной цифрой и Лена сразу согласилась. Деньги были получены почти сразу и никаких квитанций на руки он им не выдавал. Как потом они решили, что с вазой они всё таки продешевили и стоила она наверняка гораздо больше. Домой они возвращались потрясённые и молча, а Клара ещё много раз в жизни проклинала себя за глупость и безграмотность.

ххх

Окна их комнаты выходили на задний двор, на развалины соседнего дома в который во время войны попала бомба. В это время в Одессе было много пленных немецких солдат работающих на развалинах города. Они пытались своими руками разобрать плоды собственных разрушений. Их приводили на развалины рано утром, они работали до трёх часов с перерывом на обед. Вид у них был очень несчастный, одеты они были в поношенную форму, через которую легко читались их костлявые фигуры. В глаза прохожим они старились не смотреть и делали вид, что не слышат злых насмешек мальчишек и не замечают брезгливых плевков старух. Они терпеливо несли выпавшую на их долю ношу и пытались загладить собственные грехи. Работали они, не спеша, зная, что ничего это не изменит. Единственным временем, когда они могли хоть немного передохнуть, был обед. Им привозили пищу, которую даже в тюрьме бы посчитали дрянью, но они терпеливо ели свою похлёбку заедая маленькой пайкой хлеба. Такая еда была явно недостаточной для взрослого мужчины. Зльда сначала долго наблюдала за ними с ненавистью. Может быть, кто-то из них убил её сына и Кларыного мужа. Но постепенно ненависть к этим несчастным людям исчезла и появилась жалость. Один из них чем-то напоминал ей сына, и однажды во время обеда она подошла и протянула ему кусок хлеба. От неожиданности он шарахнулся в сторону, но потом взял хлеб и, поблагодарив её, с жадностью съел. С тех пор Зельда почти регулярно подкармливала немцев. Это приметили некоторые соседи и рассказали Кларе.

-Мама, зачем ты это делаешь? - спросила она.

-О чём ты говоришь?- не поняла мать.

-Зачем ты кормишь этих фашистов?

-Но ведь они голодные и несчастные и мне их жалко.

-Как ты можешь их жалеть после всего, что они нам сделали! Мне просто перед людьми стыдно.

-Клара, но ведь они тоже люди...- оправдывалась мать. Но Клара в душе не осуждала свою мать, а даже как-то понимала её.

Сразу после возвращения в Одессу, Зельда написала письмо своей сестре в Америку и получила от неё ответ длинный и очень подробный ответ. Они были ужасно рады тому, что Зельде вместе с Кларой и Димой удалось пережить войну,

хотя все их мужчины погибли. Война обошла стороной всех их американских родственников и даже более того, за годы войны им удалось собрать приличные деньги. Дочка сестры Эльса вышла замуж за очень успешного зубного техника, бизнес которого рос день ото дня. У них было двое детей Кенни и Джон. Сын сестры Олл имел свой магазин и был женат на очень красивой девушке по имени Ирма. У них тоже родился мальчик, которого они назвали Майкл и Ирам носила в себе следующего ребёнка. Казалось бы, что именно в это время семье нужно было спокойствие и стабильность, но Олл всегда был неугомонным и полон идей. Неожиданно ему прислал письмо дядя Роберт, который уехал во Флориду попробовать открыть свой бизнес. Тёплая Флорида всегда казалась Оллу райским

местом и когда дядя Роберт позвал его приехать в Майами посоветоваться, он с радостью принял предложение. Ирме он почти ничего не сказал и только пообещал, что скоро вернётся. Вернулся он через две недели и вид у него был такой, как будто придумал атомную бомбу. Как оказалось, он вместе с дядей купил там целую гостиницу, и теперь надо было срочно продавать магазин, бросать уже хорошо устоявшуюся жизнь и ехать в далёкую Флориду. Беременной Ирме с маленьким Майклом на руках, было чертовски страшно кидаться в эту авантюру,

но отговорить Олла было невозможно, да уже и поздно. В Майами стояла необычная жара, от которой можно было спастись только на пляже. Но одна вещь поразила Ирму больше всего, на стенах домов можно было часто прочитать пугающую надпись, при виде которой у неё кололо под сердцем -"No jews!"

К счастью, в то время в Майами расположился военный флот, и моряки полностью заполняли их гостиницу. Работы было просто завались и деньги гостиница стала приносить довольно приличные. Беременная Ирма трудилась наравне со всеми, убирала в комнатах, стирала бельё, готовила пищу. При этом она ещё должна была постоянно смотреть за маленьким сыном. Но теперь уже было понятно, что весь тот риск, который они взяли на себя и все деньги, которые они вложили в дело, принесли свои плоды. Дела шли всё лучше и планы на будущее становились всё более оптимистичные. Преуспевая в своей жизни, они не забывали о Зельде и Кларе, так много натерпевшихся за годы войны. Они прислали им посылку с вещами. Когда Клара принесла посылку с почты и открыла её, то вскрикнула от удивления. Таких красивых вещей она ещё никогда не имела. Здесь были несколько платьев и шляпка с вуалью, туфли на высоких каблуках, капроновые чулки высокого качества и несколько рубашек и брюк для Димочки. Когда Клара одела платье, шляпку и туфли и посмотрелась в зеркало, то увидела перед собой красивую незнакомку и тут она впервые в жизни сама себе понравилась.

ХХХ

В январе 1948 года Джукан вместе с другими курсантами закончили второй курс обучения и теперь им оставлся последний, третий курс. На время каникул их отправили на два месяца на практику домой в Югославию. Джукан был отправлен в пехотный полк расположенный в маленьком хорватском городке Оточац. Прибыв в часть, он сразу направился к командиру полка, которым к его приятному удивлению оказался его хороший боевой приятель Мирко Беслан.

Увидев Джукана, он кинулся ему на встречу и они крепко обнялись.

- Чико! Ты что здесь делаешь?- удивлённо спросил он.

-Я направлен к тебе в полк прямо из Советского Союза на прохождение практики.

Приказывай что делать.

-Эй, да брось ты эти глупые разговоры,- остановил его Мирко - Мы с тобой прошли длинную военную практику, а потому я прикажу тебе выделить отдельную комнату. Иди умойся, переоденься и мы пойдём в ресторан отмечать твой приезд.

Джукан быстро привёл себя в порядок и, взяв с собой деньги, которых у него была довольно большая сумма, вернулся в кабинет Мирко. Трудовой день на этом был закончен и они направились в ресторан, поначалу пройдясь немного по городку.

-Ну, как тебе там живётся?- спросил Мирко.

-Да не могу сказать, чтобы мне нравилось,

-Так зачем же ты туда поехал?

-Просто хотелось получить образование, а учиться там особенно нечему.

-Да и не нужно тебе это было. Ты занимал такую должность и мог бы уже сидеть в Белграде.

-Что можно сделать. Выбор сделан и теперь уже надо просто закончить это училище.

-Да уже ничего не сделаешь. Давай гульнём, вспомним наши военные приключения.

Ресторан " Стара градска кафана" был самым лучшим в городе и его хозяин был готов сделать для Мирко всё что угодно. Им был накрыт столик прямо перед небольшой сценой, на которой расположилась группа музыкантов. Они затянули первую песню, на столе появились первые закуски и бутылка сливовицы. Они налили себе по рюмке и гулянка, набирая обороты, понеслась вперёд. Музыка гремела всё громче, а аккордеонист почти всё время стоял рядом с Джуканом. Ракия текла в горло всё легче, а печёная баранина казалась ужасно вкусной по сравнению с перловой кашей. Вскоре возле их стола стали крутиться местные красотки, а через некоторое время они сидели уже с ними в обнимку. Затем начались танцы, которые продолжались до глубокой ночи. Головы их становились всё тяжелее, а кошельки всё легче. После ресторана они пошли провожать девушек и попали домой только к утру.

На следующий день Джукан проснулся с ужасной головной болью и неистребимым желанием похмелиться. Было уже около полудня и он, приведя себя немного в порядок, пошёл разыскивать Мирко. Тот находился у себя в кабинете и в не мение удручённом виде. Увидев Джукана, он изобразил на лице улыбку.

-Ну, как ты себя чувствуешь Чико?

-Хуже быть не может. Надо срочно чем-то полечиться.

-Сейчас пойдём, только сделаю сначала пару распоряжений.

Он вызвал к себе заместителя и объяснил ему ситуацию:

-Послушай, у меня приехал фронтовой товарищ и нам нужно некоторое время провести вместе. Поэтому подстрахуй меня, как можешь и вызывай меня только в случае крайней необходимости. Пару дней вы здесь обойдётесь без меня.

-Нет проблем!- согласился заместитель и Мирко с Джуканом пошли лечиться.

Но парой дней это не обошлось. Их загул продолжался больше недели. Они проводили в ресторане каждый вечер, и хозяин встречал их как родных. А из-за того, что в ресторане стало так весело, туда стало приходить куда больше народа.

Оркестр старался, как мог, они даже пригласили к себе ещё одного музыканта, который играл на скрипке. Ракия продолжала течь рекой, а печёные ражничи, чевапчичи и плескавицы исчезали со стола с удивительной быстротой. За их столом часто сидели местные гуляки и красивые девушки. Джукан всегда пользовался любовью девушек, но здесь он себя просто чувствовал звездой экрана.

Загулы продолжались до глубокой ночи и кончались обычно бурными любовными сценами. Просыпались они где-то к полудню, с каждым днём всё более измученные их денежные запасы заметно растаяли. Джукану даже пришлось продать один фотоаппарат, привезенный из Одессы. К середине второй недели напор к гуляниям заметно спал и Мирко предложил Джукану:

-Послушай Чико, я тебе ужасно рад, но пора бы нам успокоиться. У меня полно работы и наши гуляния надо прекращать.

-Я с тобой полностью согласен. Ты занимайся своей работой, а я буду проходить практику,- поддержал его Джукан.

-Нет, не надо тебе никакой практики. Ты езжай к себе домой, а я тебе все твои бумаги оформлю. Сегодня гуляем последний раз, а завтра уезжай.

И они гульнули ещё один, последний раз, уже не так бурно и даже с некоторой грустью. На следующий день Мирко сам на личной машине отвёз Джукана на вокзал и посадил на поезд идущий в Бихач.

В Бихаче Джукан остановился только на один день для того, чтобы повидаться со своими родственниками и друзьями. Когда-то этот город казался большим и шумным, но теперь он смотрелся как маленький, провинциальный городишко. Мало того больше половины его родственников и друзей сгинули во чреве жестокой войны, и он ходил по городу как по большому кладбищу. Оставаться здесь дольше не было никакого желания и он, прикупив подарков домой, на следующее утро отправился в свою родную Липу.

Переполненный автобус очень медленно карабкался по ухабистой дороге на Рипачьский Кланац, которую они подорвали в самом начале войны, чтобы немцы не могли по ней добраться в Липу. Теперь эту дорогу разминировали и подлатали, но ездить по её ухабам было не очень приятным делом. Он как обычно сошёл в Беговце и медленно, через Милкину гору направился в сторону дома. День стоял великолепный, солнце приятно припекало и Джукан хорошенько вспотел, но это его мало волновало. Он старался вдохнуть как можно больше родного воздуха, а глаза его постоянно искали знакомые картины.

Уже при подходе к дому он увидел на соседнем склоне небольшую отару овец, которых пас мальчик. Скорее всего это был его младший брат Милан, но Джукан решил не останавливаться, а пошёл прямо к дому. Он подходил к дому с тыльной стороны, а потому его никто не мог увидеть. Войдя во двор, он сразу увидел свою мать. Она в это время набирала воду из колодца. Он подошёл поближе и, стараясь не испугать её, заговорил:

-Здравствуй мама!

Она повернулась, увидела его и схватилась за голову.

-Боже, Джукица - сынок мой! Где же ты так долго был?

-Ой, не спрашивай мама. Где я только не был? - он схватил её в свои объятия, а она заплакала. Так они простояли несколько минут, а затем пошли в дом. Сразу при входе в дом он увидел Нану сидевшую возле печки и готовившую обед, а чуть дальше на стуле сидела его строгая бака Мария, которая сразу признала его.

-А, вернулся скиталец! А ну-ка подойди я посмотрю на тебя.

Он подошёл поближе.

-Да ты в этой России исхудал.

- Ничего, здесь поправлюсь. А я тебе подарок оттуда привёз.

Он полез в чемодан, достал пуховый платок и положил ей на колени.

-Хороший платок, мягкий,- сказала она, прислонив его к щеке - вот и от тебя я дождалась приятного подарка.

Джукан повернулся к Нане. Она тихо стояла рядом и ждала своей очереди. За это время она стала ещё меньше, похудела и немного сгорбилась. Он обнял её и спросил:

-Как ты здесь, моя Нана.

-Да так, всё нормально, только если бы здесь был ты, было бы всё гораздо лучше.

-Эй, гляди кто к нам приехал!- услышал он за спиной неприятный, грубый и громкий, ни с кем не сравнимый голос Станы. Он повернулся и увидел её стоящую в дверном проёме.

-Здравствуй Стана, а где твой Раде,- спросил он.

-Радо известно где - работает, теперь он в этом доме единственный мужчина, а забот у него всё больше,- и она показала на свой живот. Только тут он заметил, что она беременна.

-Ничего, зато скоро в этом доме будет много помощников,- подбодрил её Джукан.

-А что же ты о себе сынок не говоришь, или ты не собираешься жить в этом доме? - с грустью в голосе спросила мать.

-Нет, мама, это уже невозможно. Через месяц я возвращаюсь на учёбу в Советский Союз, а после этого буду служить в армии. Так что я здесь только на недельку.

К обеду пригнали домой овец и коров сын Раде Илья и младший брат Джукана

Милан, которого он не видел больше двух лет и потому уже забыл, как он выглядит.

Ему уже исполнилось десять лет, и теперь это был невысокий, худощавый и курносый мальчик с удивительно смышлёными чёрными глазами и постоянной улыбкой. Он с любопытством смотрел на своего старшего брата, но не знал о чём с ним говорить.

К вечеру вернулся домой Раде. За последних два года, он заметно постарел и похудел. Он по-прежнему был высокого роста, но заметно осунулся и теперь уже не казался таким громадным. Зато его сын Илья, не смотря на то, что ему было всего девять лет, был очень крупным и физически развитым малым, рядом с ним маленький черноволосый Милан казался замухрышкой.

Пока женщины готовили ужин Джукан и Раде выпили по несколько рюмок ракии, а мать приготовила им кофе. Потом, как и много лет назад, все уселись за большой круглый стол, на котором стояла она керосиновая лампа, едва освещавшая помещение, и принялись за еду. Когда то, за этим столом сидело так много людей и им всем так уютно и весело. За годы войны почти все мужчины погибли, и теперь их осталось только двое. Но они старались этого не замечать, а потому засыпали Джукана вопросами о России, о её ужасных холодах и не видал ли он Сталина. Джукан сам увлёкся своими рассказами.

-Нет, Сталина я не видал, зато разговаривал с самим Жуковым,- ответил он и стал рассказывать, как это произошло. Все сидели с открытыми ртами и внимательно слушали.

Иногда он немного привирал и подкрашивал истории, для того, чтобы они казались более весёлыми. И вскоре всем действительно стало смешно, а маленький брат Милан ну прямо заглядывал ему в рот, стараясь ухватить каждое слово.

На следующий день он с матерью отправился в дом Мандичей, где много лет назад она родилась и откуда её украл отец Джукана. Здесь им были всегда рады, и они провели в гостях целый день, пили, ели, вспоминали войну и прошлые годы. Домой они вернулись уже к самому вечеру, счастливые, что они провели целый день вместе, первый раз за последние десять лет.

Наступил новый день и Джукан уже просто измаялся от безделья. Единственное что пришло ему в голову, пойти в гости к их ближайшим соседям Зоричам и там он провёл почти целый день. Вечером они опять ужинали почти в полной темноте, и опять он отвечал на всё те же вопросы, которые ему порядком надоели.

Отсутствие света и радио доводило его до исступления, и каждый день превращался в долгую муку безделья. После жизни в большом городе пребывание, пусть даже в любимой Липе, было досадно и он долго не выдержал. Пробыв там около недели, он уехал в Бихач, а оттуда в Белград, где было всё по-другому.

Большой город, машины, автобусы и трамваи. Витрины магазинов полные красивых вещей и продуктов. В ресторанах по вечерам гремела музыка, вдоль широких улиц горели фонари, а главное здесь было полно городских красавиц.

Здесь он чувствовал себя, как рыба в воде. Остановился он опять в доме стрица Николы, где ему были ужасно рады. Но дома он бывал очень редко, а всё время проводил в обществе своих фронтовых друзей, которых в Белграде было немало и многие из них занимали важное положение. Загулы продолжались каждый день до ночи, и на учёбу в Одессу он возвращался неохотно, со значительно подорванным здоровьем. Возвращались они с практики все организованно с Белградского вокзала. Перед отъездом каждому из них было выдано новое кожаное пальто, и они теперь выглядели как настоящие пижоны. Два человека не приехали в Белград, и эшелон отправили без них. Ехали они через Румынию и в Бухаресте оказались как раз на 1 мая. Здесь они были приглашены на демонстрацию самим Чаушеску лично. Отказаться от такой чести было невозможно, тем более что им были предоставлены места на трибуне для почётных гостей. Джукана, как старший по званию, возглавлял делегацию, но некоторые на демонстрацию не пошли, а устремились в местные бардаки.

ХХХ

Опять начались занятия. Им оставался последний третий курс, но особого желания учиться не было. После занятий они свободно могли выходить в город и почти у всех его приятелей появились девушки, но у Джукана не было желания вступать в серьёзные отношения. Однажды ему в глаза бросилась симпатичная, хорошо одетая девушка, работавшая в лётной части расположенной через дорогу. Он решил с ней познакомиться и у него сразу созрел план. Один из его товарищей познакомился на танцах с девушкой по имени Женя и них завязался роман. Женя работала в той же в лётной части, что и Клара, мало того она работала под её начальством бухгалтером, и они были хорошими подругами. Вот через неё Джукан и решил завести знакомство.

В один из дней Женя стала восхищённо рассказывать:

-Послушай Клара, я сейчас встречаюсь с югославским офицером, и ты себе не можешь представить, как это интересно. Они абсолютно другие и совсем не похожи на наших офицеров. Он так за мной ухаживает, ну просто можно обалдеть!

-Ну и балдей себе.

-Нет, одной не интересно. У него есть товарищ, ну просто красавец. Он тебя один раз видел и хотел бы с тобой познакомиться. Давай с тобой в следующий раз пойдём вместе на свидание.

-Да ты что, с ума сошла! Никуда я не пойду,- отрезала ей Клара, но Женя не отставала и каждый день настаивала, чтобы она познакомилась с этим офицером.

-Ты такая глупая, ну почему тебе не встретиться с ним, сколько я могу ему врать, что ты сильно занята?

-Ну, хорошо,- согласилась Клара - Специально встречаться я не хочу, но во вторник я, как обычно, пойду на курсы английского языка, и если он будет меня ждать на автобусной остановке возле Куликового поля, тогда я согласна.

-Договорились, а в какое время?

-В восемь часов вечера.

Во вторник, как и договорились, Клара была на курсах. Неожиданно потух свет, и занятия были прекращены. Когда они вышли на улицу, то поняли, что света нет во всём городе. Она подождала некоторое время рядом с остановкой и поняв, что

никто не приедет, пошла пешком через тёмное Куликовое поле, постоянно оглядываясь и опасаясь, чтобы на неё никто не напал. Но до дома она добралась

без всяких приключений и в это время как раз зажгли свет. Дома её дожидались мама и Дима. Они вместе сели за стол, на котором стояла кастрюля с куриным бульоном с домашней лапшой и фаршированной шейкой. Но не успели они разлить бульон по тарелкам, как раздался стук в дверь. Ближе всех к двери сидела мама, а потому она и пошла открывать. В следующий момент в комнату вошла Женя, а вместе с ней молодой офицер в иностранной униформе, на удивление элегантный, с необыкновенно красивыми глазами.

-Клара, к тебе гости, Женя с молодым человеком, сказала мама.

Дима, увидев военную форму, подскочил со стула и подбежал к офицеру. Последней к ним подошла Клара, и Женя представила её.

-Джордж (теперь он себя так называл)- это Клара.

-Здравствуйте, - с милым акцентом сказал он и Кларе пришлось подойти ближе.

-А это моя мама Зельда и сын Дима, - познакомила его она, а Зельда тут же взяла инициативу в свои руки.

-Заходите и садитесь с нами кушать. У нас на столе не бог весть что, но чем богаты, тем и рады.

Джордж и Женя с радостью приняли предложение и уселись за стол на две принесённые табуретки. Клара налила всем бульон, и они заработали ложками.

-Как вкусно!- похвалил бульон Джордж.

-А вы ещё куриную шейку попробуйте,- с улыбкой предложила Зельда польщённая похвалой. Джордж с интересом принялся за положенный ему кусок курицы. Вкус был непривычный, но очень приятный, но самое интересное было то, что курица была без костей.

-А где же кости?- с удивлением спросил он. Все рассмеялись, а Зельда пошутила.

-Они просто растворились.

-А как же тогда, крылышки не растворились?- продолжал удивляться он, и теперь уже просто все захохотали и настроение за столом стало непринуждённым. Дима тоже весело смеялся, а Джордж ему многозначительно подмигнул. После ужина они посидели ещё около часа, а когда они уже собирались уходить, Джордж спросил:

-А можно я приду завтра, уж больно мне понравилась ваша курица?

-Конечно можно, вы нам тоже очень понравились,- опередила Зельда Клару, и с этого дня Джордж был в доме уже постоянным гостем.

Их отношения развивались с удивительной быстротой и уже через неделю они вместе ходили в кино и театры. Кларе он действительно понравился, а главное с ним было ужасно весело. Даже его русский язык с сильным акцентом вызывал в ней улыбку.

ХХХ

Вскоре все курсанты были направлены в военные лагеря расположенные в Первомайске. Здесь проходили военные учения, и они много времени проводили на стрельбище. Стояла страшная жара, делать ничего не хотелось, лень было даже думать. Но думать пришлось очень скоро и на очень неприятную тему.

Неожиданно утром по радио предали резолюцию информбюро, в которой сообщалось, что Тито изменил идеям пролетариата и ведёт Югославию курсом, противоречащим идеям коммунизма.

Эта весть прозвучала как раскат грома среди ясного неба, и никто из курсантов не знал, что дальше делать. Но у них было радио и они, настроившись на волну Белградского радио, стали слушать вести. А вести, надо сказать, были ещё хуже. Дороги Белграда и Москвы разошлись в разные стороны, но самое главное, что их курсантов обучающихся в Советском Союзе, открыто назвали изменниками родины. С этим смириться они никак не могли, да и с какой стати. Большинство из них провоевали в партизанах всю войну и не жалели своей жизни за дело Сталина и Тито. У всех у них было множество наград, а у некоторых как у Джукана имелся высший орден Югославии "Споменица" - организаторов партизанского движения. И чем они провинились, если их сама страна послала учиться в Советский Союз. Возникли непрекращающиеся споры. Одни говорили, что надо срочно возвращаться в Югославию, другие утверждали, что надо связаться с военным атташе в Москве и послушать его совета. Третьи говорили, что их сюда послали учиться и они должны закончить учёбу, ну а разногласия между Тито и Сталиным быстро прекратятся и всё войдёт в нормальное русло. Но никто из Югославского посольства к ним не приехал, про них словно забыли, а разногласия между ними становились всё глубже.

Джукан относился к тем, кто говорил, что возвращаться домой, где их объявили изменниками родины, нет смысла. Нужно ждать пока обстановка проясниться. Но в глубине души у него появилось ужасно неприятное чувство, что вся его так успешно развивающаяся карьера неожиданно пришла к концу и никто ему в этом уже не сможет помочь. Каждый день проходил в бурных политических дебатах, доходивших иногда почти до драки.

По возвращению в Одессу Клара сразу заметила, что с ним произошли большие перемены. Лицо его стало просто серым и улыбка исчезла.

-Джордж, что произошло?- спросила она.

И он вкратце обрисовал ей сложившееся положение и сказал:

-Я не знаю, что дальше делать. Возвращаться домой в роли изменника я не хочу, а кроме того, я люблю тебя.

Кларе было очень приятно услышать эти слова, но она прикрыла ему рот рукой.

-Не думай обо мне. У тебя в Югославии есть мать и брат, там твоя Родина и без них ты не будешь счастлив. Возвращайся и забудь меня, там ты себе найдёшь другую женщину.

- А ты меня, значит, не любишь?

-О чём ты говоришь, конечно люблю! Но я не хочу, чтобы из-за меня ты был несчастлив.

Джордж прижал её к себе и крепко поцеловал в губы.

-Пусть всё идёт к чёрту, я люблю тебя и не хочу терять,- заключил он, и они продолжали встречаться. Вскоре неожиданные препятствия появились с другой стороны. Однажды утром по - приходу на работу Клару вызвал к себе в кабинет начальник части полковник Романовский. Элегантный и всегда подтянутый, он относился к Кларе очень хорошо.

-Михаил Васильевич вы меня вызывали?- спросила она, войдя в кабинет.

-Да Клара Давыдовна вызывал. Садитесь вот здесь,- и он указал на стул стоящий прямо перед ним. Клара послушно села, а он продолжил:

-Клара Давыдовна, я даже не знаю, как это начать. Мы вас все очень уважаем и очень довольны тем, как вы работаете. Но у нас появилась проблема.

-Это вы о чём?- удивилась она.

- Скажите мне, зачем вы встречаетесь с этим турком,- несколько смущённо выдавил из себя он.

-О каком турке вы говорите?- не поняла она.

-Ну, с каким вы там курсантом общаетесь из училища напротив.

-Он никакой не турок, а югослав,- уточнила Клара.

-Это не играет роли кто он. Я вас просто должен предупредить вас, что вы должны прекратить встречаться с ним.

-А вот это, совсем не ваше дело с кем я встречаюсь. Мне он нравиться и я не собираюсь с ним расставаться.

-Тогда я вам должен сказать, что нам придётся вас уволить, хотя лично мне это делать крайне неохота.

-Поступайте как хотите!- резко ответила она и выскочила из кабинета. Этот разговор испортил ей всё настроение, но разрывать отношения с Джорджем она не собиралась. Она отлично знала, что встречаться с иностранцами в Советском Союзе никогда не поощрялось и часто наказывалось. Но Джорджу в этот момент нужна была поддержка, и Клара решила быть с ним рядом в эту тяжёлую минуту. Он заходил к ней теперь каждый день, и Кларина мать была от него просто без ума, да и Дима к нему настолько привязался, что постоянно ходил по пятам. Мальчику видать было ужасно приятно, что у них в доме теперь был настоящий мужчина- офицер и что самое важное - герой войны.

Результатов её разговора с начальником лётной части долго ждать не пришлось. Через несколько недель её вызвали в отдел кадров и сообщили, что она уволена с работы, а в её рабочую книжку была внесена формулировка "За невозможностью дальнейшего использования". Клара предполагала, что её могут уволить, но в глубине души она надеялась на то, что дальше угроз дело не пойдёт, поэтому эта новость больно ударила её. Она решила ничего не говорить Джорджу.

Сам он навряд ли что мог заметить из-за того, что все его мысли были заняты одним вопросом " Оставаться или уезжать?". В результате среди курсантов образовались две группы: первая, которая решила, несмотря на то, что их назвали предателями, возвращаться в Югославию, вторая решила остаться в СССР и дожидаться когда отношения улучшаться. В первой группе было около ста пятидесяти человек, а во второй, в которую входил Джукан, было пятьдесят два человека. В начале августа всем желающим уехать на родину, было дано разрешение. Прощание было невесёлым. Настроение уезжающих и остающихся было печальным. И те и другие предчувствовали, что хорошего ждать не приходиться.

После отъезда основной группы стали решать, что делать с оставшимися в Одессе. Все они встречались с местными девушками и хотели вступить с ними в брак, но советским гражданкам было запрещено выходить замуж за иностранцев. Наконец власти пришли к решению, что оставшимся надо принять советское подданство. Но Джукан и его товарищи не хотели терять подданства Югославии, и тогда был найден компромисс. Им было предложено принять временно подданство СССР и на это все, скрипя душой, согласились. Теперь уже больше не было никаких препятствий для желающих жениться на советских девушках. Двадцать пятого августа Джордж и Клара, пошли в ЗАГС и зарегистрировали свой брак. Отпраздновали они его очень скромно. Джукан купил бутылку шампанского, а Кларына мать приготовила им обед. Свидетелями у них был Джорджа товарищ Живкович и его девушка по-имени Галя. Они выпили по бокалу, покушали фаршированную рыбу, которая опять поразила Джорджа и его приятеля тем, что в ней совсем не было костей. Гости посидели совсем недолго и ушли, а Джукан остался ночевать.

Занятия в училище были закончены, им всем были присвоены звания офицеров Советской армии, эквивалентными со званиями, какие были у них в Югославии. Все пятьдесят два человека были направлены в Южно-Уральский военный округ, штаб которого располагался в городе Чкалове, куда они отбыли в сентябре месяце. Клара - как офицерская жена отправилась вместе с ним, оставив очень обеспокоенного Диму вместе с мамой в Одессе, где он учился в школе уже в четвёртом классе. И хотя поначалу Диме Джордж очень понравился, теперь он очень опасался, что мать бросит его и бабушку.

-Мама, я тоже хочу поехать вместе с вами!- стал упрашивать он.

-Подумай сам Димочка, куда мы тебя возьмём? Ведь мы сами не знаем, куда едем и где будем жить,- пыталась убедить его она, но он продолжал нудить.

-Ну и что, я буду вместе с вами.

-Нет, ты должен учиться, а когда мы устроимся, мы заберём тебя.

-Это правда?- переспросил он и бросил вопросительный взгляд на Джорджа.

-Правда,- подтвердил Джордж - Как только сможем, заберём и тебя и бабушку.

При этих словах даже Зельда просияла.

Сразу после этого они принялись за сборы, но собирать особенно было нечего. В двух чемоданах у них были носильные вещи, а в коробке лежали пара кастрюль, несколько тарелок и два набора постельного белья. Поездом предстояло ехать более двух суток, а их соседями по купе был лучший друг Джорджа Гойко Негован и его молодая жена, весёлая жгучая брюнетка Зоя. Женщины расположились на нижних полках, а мужчины на верхних. В пути они часто играли в карты, выбегали на остановках, чтобы купить вина или пива. В купе стоял почти постоянный смех. Поочерёдно они ходили в ресторан, чтобы другая пара могла предаться любовным забавам. Ко времени прибытия в Чкалов они заметно подустали и с удовольствием вылезли из вагонов. Их расквартировали в одной из казарм расположенных прямо на берегу реки. Каждой молодой семье была выдана небольшая комната, но туалет был общественный, точно также как и кухня, в которой готовило сразу несколько хозяек.

На второй день они пошли в Штаб Южно-Уральского военного округа, где их распределили по частям. Джордж получил назначение на должность командира миномётной бригады и был направлен в Граховетские военные лагеря расположенные под Горьким. На третий день они отбыли по месту его назначения.

Лагеря занимали громадную территорию и везде, на сколько видел глаз, располагались полигоны, стрельбища и посёлки для служащих. Джордж и ещё несколько его приятелей вместе с семьями были поселены в небольших деревянных домиках рассчитанных на одну семью. В каждом из них была одна небольшая жилая комната, маленькая кухня с печкой и кладовка. Здесь же в кухне находилась раковина, над которой был прибит железный умывальник на три литра. По утрам вода в нём была на столько холодной, что сводила руки, но зато сразу пробуждала тебя ото сна. Ещё более неудобным было то, что деревянный туалет находился на улице. До него надо было пройти метров семь, что в холодную или дождливую погоду было делом малоприятным, а потому туалетом они пользовались только по крайней необходимости. В течение недели Джордж принимал дела от своего предшественника, ну а Клара тем временем ходила по местным магазинчикам и базару, покупая продукты. Остальное время она убирала в доме, стирала и готовила ужин. К приходу Джорджа печь была натоплена и в доме было жарко. Они вместе ужинали, а затем предавались долгим любовным играм, и жизнь в этом маленьком деревянном доме казалась просто раем.

ххх

Зима в этом году была ранней. Морозы ударили в октябре и вскоре замёрзли реки. Колонна медленно продвигалась по заваленной снегом дороге. Джордж ехал в одном Газике вместе с командиром дивизии полковником Мальцевым. Полковник

видел, что Джордж не привык к русским морозам и постоянно подшучивал над ним. Наконец они выехали на ровное место, и полковник приказал всем выйти из машины. Затем они прошли еще несколько сот метров, наконец, Мальцев повернулся к Джорджу спросил:

-Ну что Джордж Миленович, вы знаете, на чём вы стоите?

-Конечно знаю! - ответил он.

-Ну что под вами?

-Земля, товарищ полковник.

Тот в ответ весело рассмеялся.

-А вот и нет, ошибаетесь. Под вами великая русская река Волга!

Это открытие несколько обескуражило Джорджа, ведь у них в Босне даже такая маленькая, но горная река как Уна, никогда не замерзает. А здесь великая река Волга полностью замёрзла и по ней можно ходить. Такое с трудом укладывалось в голове. Он осмотрелся, вокруг него стояло несколько человек и все ожидали его реакции. Не хотелось их разочаровывать, и он решил подыграть им. Он осторожно постучал ногой по льду и сказал.

-Ну, если так товарищ полковник, то вы постойте здесь, а я пойду на берег.- И он почти бегом направился в сторону берега. Ну а за его спиной они все просто грохнули от смеха и стали кричать ему вслед:

-Куда же вы капитан вернитесь! По этому льду сегодня танки переёдут на тот берег.

Короче, шутка удалась на славу, никто и не подумал, что он это сделал специально. Теперь, при каждом удобном случае все пытались подшутить над ним. Джордж на это не обижался и даже совсем наоборот, он заметил, что отношение к нему намного улучшилось. Были и другие моменты, когда они веселили окружающих тем, что не умели пить водку из стакана, или не могли, есть селёдку, которая для них была сырой рыбой. Но длилось это не долго, вскоре они научились глушить стаканами водку и заедать её селёдкой. Так постепенно в этих лагерях они привыкали к новой жизни в роли советского офицера, которая очень отличалась от жизни в Югославии. Здесь всё должно было делаться по уставу, о котором они мало знали.

В Граховетских лагерях они пробыли около двух месяцев и оттуда Джорджа послали в Горький для прохождения дальнейшей службы. Их поселили в гостинице для военнослужащих "КЕТЧ". В гостинице было тепло и уютно, их комнате стояла приличная мебель, а самое главное, здесь была большая кровать, такой у них никогда не было и здесь они коротали всё своё свободное время. Они были абсолютно счастливы, и любовь их становилась всё более глубокой. Именно здесь в этой кровати был зачат их сын-первенец, по адресу улица Заломова 13.

Чего в этой гостинице не хватало, так это ванны или душа, а потому пришлось ходить купаться в общественную баню, находившуюся в центре города на улице Маяковского. В кассе сидела крупная брюнетка в чёрной телогрейке.

-У вас можно купить билет в баню?- спросила Клара.

-Вам на какой сеанс?- спросила кассирша.

Джордж и Клара и непонимающе пожали плечами.

- Мы пришли купаться, а не в кино,- уточнила Клара.

-А я вас и спрашиваю, на какой сеанс вы хотите пойти.

-Ну а какие у вас есть сеансы?

-Каждые полчаса, следующий свободный сеанс на пол четвёртого.

-Давайте на пол четвёртого.

Они дождались своего сеанса и разошлись, Клара в женскую, а Джордж в мужскую баню. Перед самим сеансом их предупредили, что вода будет включаться только на десять минут и за это время они должны успеть помыться.

-Всем раздеваться!- прозвучала команда и люди стали снимать одежду, каждый в свой шкафчик. Не все были одинаково ловкие и некоторые заметно отставали. Те, которые разделись стали поторапливать отстающих. Наконец одетых не осталось, и кругом стояли голые телеса. Некоторые скромно прикрывались и неуклюже переминаясь с ноги на ногу, другие же бесцеремонно трусили интимными частями тела. Тут им всем выдали по тазику, они вошли в душевую и каждый занял свою дольку.

-Ну что все готовы? Включаю, время пошло! - прокричала банщица и из душей хлынула вода. Все стали усердно мыться. За десять минут помыть и всполоснуть голову, а затем мочалкой помыть всё тело, а ещё надо было успеть обмыться. Выполнить всю программу было делом далеко не лёгким, но и Джордж и Клара успешно справились со своей задачей, а вот люди постарше успевали с трудом. Вскоре снова прозвучал голос банщицы.

-Ваше время заканчивается, давайте смывайтесь.

-Подождите, я ещё не успела!- прозвучал голос из душа, а к ней присоединилось ещё несколько.

Но банщица была неумолима и прокричала:

-Ничего не могу сделать, через пятнадцать минут следующий сеанс. Смывайтесь, иначе останетесь в мыле!- пригрозила она.

Так с горем пополам они помылись, но ходить в эту баню Кларе больше не хотелось.

Джордж по утрам уходил на работу, ну а Клара не хотела сидеть одна без работы. Ей почти сразу удалось устроиться помощником главного бухгалтера в домостроительный комбинат. Её начальник был на столько счастлив, что наконец-то у него появился кто-то, кому можно было доверить работу, что забегал ей все дорожки. Однако через три месяца Джорджа снова направили по новому назначению в столицу Башкирии Уфу. Когда Клара пришла сообщить об этом директору, но он в ужасе замахал руками и воскликнул:

-Никуда я вас не отпущу, вы мне нужны здесь!

-Но это невозможно, ведь моего мужа направили в Уфу,- объяснила она.

-Вот пусть он и едет, а вы оставайтесь!- не сдавался он.

-Но вы же сами понимаете, что это невозможно. У меня молодая семья и жду ребёнка.

-В том - то и дело, что понимаю, но соглашаться с этим неохота, ведь мне здесь не с кем работать!

-Ничего, вы кого-то себе обязательно найдёте, ну а мне надо ехать.

Он нехотя подписал её заявление и на прощание пожелал счастливого пути.

В Уфу они приехали в начале февраля. С неба валил снег, и город был засыпан почти по самые крыши. Уфа в сравнении с Горьким казалась маленьким, провинциальным городишком, хотя это была столица Башкирской Автономной республики. Поселили их в гостинице КЕТЧ расположенной на углу улиц Ленина и Сталина. К этому времени Клара была уже на четвёртом месяце беременности, и у неё появился маленький живот, который ещё никто кроме Джорджа пока не мог заметить. Сопровождалось это лёгкими головокружениями и рвотой. Джордж же находился в состоянии блаженства и сама мысль о том, что у него будет наследник, кружила ему голову. Клара как-то по глупости сказала, что она себя чувствует старой и что ей неудобно рожать ребёнка. В то время люди в тридцать лет действительно не чувствовали себя молодыми. Джордж был просто возмущён такой глупостью и стал с недоверием следить за каждым её шагом. Он боялся, что она сделает аборт.

Однажды вечером Клара почувствовала ужасную тягу к чему-то кислому, но в доме ничего такого не было "хоть шаром покати". Тут она поняла, что хочет лимон и хочет так, что без него умрёт.

-Джорджик, я тебя просто умоляю, пойди и достань несколько лимонов.

-Где же я их достану? На улице уже темно и всё наверняка закрыто.

-Но если ты их не достанешь, я просто умру.

Ни её смерти, ни смерти своего наследника он не хотел, а потому, надев шинель и сапоги, он вышел на улицу. Засыпанный снегом город спал и только он, нагруженный идиотской идеей, метался по городу в поисках лимонов. Он прочесал все дежурные магазины, заходил в кафе и рестораны, лимонов нигде не было, но он не сдавался. Наконец он попал в гостиницу "Башкирия" и поднялся в ресторан. На входе стоял администратор, а ресторан был уже почти пуст.

-Послушайте, у вас не найдётся пары лимонов?- спросил у него Джордж.

-У нас здесь ресторан, а не гастроном!- отрезал ему тот.

-Но поймите, у меня беременная жена и она умирает, просит лимонов,- взволнованно стал объяснять Джордж и от этого его акцент становился ещё сильнее. Но все эти просьбы ни к чему не привёли, администратор развернулся и ушёл. Джордж собрался уже уходить, но в это время его окликнул официант и жестом показал подождать за дверью. Он вышел в фойе и стал ждать. Через пару минут показался официант со свёртком в руке.

-Вот вам два лимона,- сказал он и протянул свёрток.

-Спасибо, сколько я должен?- спросил Джордж.

-Давай десять рублей и иди,- сказал тот.

Джордж протянул указанную сумму и, сжимая в руках драгоценный, маленький свёрток, побежал домой. Клара ждала его сидя на кровати, поджав под себя ноги.

Вид у неё был очень взволнованный и когда Джордж открыл дверь, она спрыгнула с кровати и кинулась ему на встречу.

-Господи, Джорджик где ты был, я здесь от волнения просто с ума схожу.

- А я схожу с ума, мечусь по городу в поисках лимонов,- ответил он.

-Ну и что, ты достал что-нибудь?

Он протянул ей два лимона. Клара схватила лимоны и наспех обмыв их водой из графина, уселась на кровать и стала есть вместе со шкуркой. Ела она с такой жадностью, что у Джорджа свело оскоминой челюсти. Через пару минут лимонов уже не было и лишь в уголках губ собрались прилипшие кусочки лимона. Она подошла к Джорджу и нежно поцеловав в губы сказала:

-Спасибо тебе дорогой. Извини, что я тебя послала ночью на поиски этих лимонов. Но поверь мне, если бы ты их не принёс - я бы точно умерла.

После этого она легла на кровать и почти моментально уснула.

Беременность у Клары проходила нормально и только один раз она чуть не сделала роковую ошибку. Как-то она страшно захотела чая из самовара и пошла за ним к соседке жившей этажом выше. Возвращаясь назад, она зацепилась ногой за коврик, упала на него и скатилась на заднице по всем ступенькам, сосчитав их собственным задом. Когда она пришла в себя то ещё долго продолжала сидеть с ужасом думая, что она, может быть, потеряла ребёнка. Но всё обошлось и это приключение прошло без последствий. В дальнейшем она старалась быть более осторожной, а Джордж забегал ей все дорожки, не давая ничего делать.

В начале весны они получили комнату коммунальной квартире, правда комната была большая с нишёй для кровати. Во второй комнате поселили другого югославского офицера Бранко Радетича с его молодой женой Тамарой, с которой у Клары были не очень хорошие отношения. Молодая, красивая и очень самоуверенная Тамара ходила как королева, а Бранко исполнял всё, что она хотела. Она пыталась вести себя по-королевски и с Кларой, но всегда получала достойный отпор. Клара не раз замечала, что когда Брано, уходил на работу, она шла гулять и иногда за углом её дожидались молодые ребята. Клара считала, что она ведёт себя как проститутка, но говорить об этом ни с кем не хотела.

Закончилась зима и весна с рвением принялась за свою работу. Яркое солнце топило снег на крышах и сосульки громадными глыбами свисали с крыш. Некоторые из них ломались под собственным весом и с грохотом падали на землю. Ходить под крышами стало не безопасно. Толща снега лежащего на улице таяла сверху, но вода прорезала себе русла уходящие в глубину, и иногда идя по снегу, можно было провалиться по пояс и глубже. Поэтому Джордж запретил Кларе гулять самой и во всех прогулках старался быть рядом с ней. Теперь её живот вырос на столько, что его замечали все, и её будущий ребёнок стал усердно двигаться. Вечерами Джордж любил лёжа в кровати прикладывать ухо к её животу, пытаясь услышать своего (как он был уверен) сына. Он иногда даже что-то бормотал ему по-сербски.

-Это ты о чём?- спрашивала Клара, а он отшучивался:

-Это тебе не надо знать, это мужской разговор.

Между собой они решили, что рожать она поедет в Одессу, где ей могла помочь мама. И вообще ей хотелось, чтобы её будущий ребёнок был настоящим одесситом. Поэтому в конце мая Джордж взял отпуск и повёз жену в Одессу, ну а сразу после этого ему предстояло везти группу новобранцев на Дальний Восток, где они должны были начинать свою военную службу.

Поездка заняла два с половиной дня и чудесным весенним утром они прибыли в Одессу. И если в Уфе в это время ещё были заморозки, то в Одессе уже цвели каштаны и акации, а их запах приятно кружил голову. Их приезд явился полной неожиданностью для Димы и мамы. За девять месяцев отсутствия Дима заметно подрос и повзрослел, мать же осунулась и состарилась. И хотя отношения у неё с Димой были хорошие, но уследить за подвижным подростком ей было очень тяжело. Поэтому, увидев Клару и Джоржа, Зельда очень обрадовалась, а вот Дима встретил их как-то настороженно. Он с прохладцей поцеловал мать, ну а Джорджу только подал руку. Да и всё было понятно, ведь он себя чувствовал почти брошенным, вот и затаил обиду. Беременность матери его настораживала его ещё больше, ведь теперь у них будет общий ребёнок, а про него они совсем забудут. Но за обеденным столом

Джордж развеял все его подозрения:

-Значит так, Клара остаётся здесь рожать, а сразу после этого вы все собирайтесь и переезжайте в Уфу. В конце концов, мы одна семья и должны жить вместе.

Эти слова сразу отогрели Димино сердце, ну а тёща просто расплакалась и прониклась любовью к зятю.

Погода к счастью выдалась очень хорошая и Джордж вместе с Кларой и Димой ходили на пляж в "Отраду", где к морю приходилось идти по крутому спуску. Клара говорила, что это опасно для беременной женщины, но Джордж настаивал на том, что ей полезно ходить. В море Клара не купалась, из-за того, что вода была ещё очень холодная, а только мочила ноги. Зато Джордж постоянно купался и если море поначалу пугало его своим размером и волнами, то затем он постепенно привык и стал учиться плавать. Иногда они ездили на трамвае в "Аркадию", где спуск к морю был абсолютно ровным и Клара не боялась упасть. Джоржу здесь тоже было легче учиться плавать, волны тут были поменьше, и вход в воду был пологим. Он научился лежать на спине и понял, что его тело легче воды. Страх воды и перспективы утонуть покинул его и он, осторожно делая взмахи руками, научился передвигаться. К концу своего отпуска он хорошо отдохнул, а Клара ещё больше округлилась. Ещё не родившийся ребёнок уже давал о себе знать и один раз так брыкнул ногой, что эту ногу увидел даже Джордж и они решили, что больше на пляж Клара ходить не будет.

Пришло время Джорджу уезжать, и Клару охватил страх. Она только опять почувствовала себя счастливой, а тут снова надо было разлучаться. Он должен был ехать с новобранцами на Корейскую границу, где шла жестокая война. И хотя, как уверял Джордж, что они в этой войне участия не примут, на сердце было тоскливо.

Он уехал в середине июля, строго настрого наказав ей родить ему сына.

По возвращению в Уфу, он был назначен заместителем командира эшелона новобранцев, которые должны были проходить свою службу на самом краю Родины. Всего им предстояло перевезти тысячу человек. В железнодорожном составе было пятьдесят три вагона, в каждом из которых располагалось по двадцать новобранцев и по одному сержанту. Кроме того, был вагон для офицеров, доктора и санитара и один вагон с кухней. В обязанность Джорджа входило довезти их всех до места прохождения службы, без приключений, сытыми и здоровыми и сдать в руки их будущих командиров. Война научила его как заботиться о солдатах в военное время, а уж в мирной обстановке это было куда более лёгким делом. Они ехали в товарных вагонах - теплушках, но было лето и проблем с отоплением не было. Повар тоже был отличный и к концу пути его подопечные даже набрали вес. Самым тяжелым, оказалось контролировать эту группу ещё очень молодых полных энергии и энтузиазма, часто направленных в опасных направлениях. И одно дело, когда это пару человек и совсем другое дело тысяча. Здесь работает уже групповая психология. Частенько по вечерам они нападали на продуктовые и алкогольные лавки, а самую главную опасность они представляли для местных женщин, хотя некоторые женщины были ужасно рады такой большой группе безумно сексуально обеспокоенных юнцов, которых частенько не интересовала ни внешность, ни возраст. Но страдали от них и порядочные молодые девочки, попадавшие на станции просто из любопытства. Иногда, когда не было поблизости офицеров, они затаскивали их в вагон и насиловали. Некоторых насильников удалось поймать, и они были осуждены на службу в штрафных батальонах. Ехали они всего двадцать восемь дней, останавливаясь на несколько дней в Новосибирске в Иркутске и Биробиджане. Часто приходилось останавливаться из-за того, что сибирские реки выходили из берегов и заливали пути.

Конечная остановка была бухта Петра Великого. Когда Джордж увидел её, то не мог поверить своим глазам, на столько она была живописной. Громадный, окружённый сопками залив поразил его воображение. Фактически под каждой сопкой располагалась военная часть, и назывались эти сопки именами командиров частей. В течение пяти дней Джордж развозил солдат по своим подразделениям. Хотя местная природа дышала спокойствием, в воздухе было тревожно. И днём и ночью слышались далёкие раскаты взрывов, а по ночам у горизонта полыхало небо. Это шла кровавая война между Южной и Северной Кореей, за спиной которых, шла основная борьба между Коммунизмом и Империализмом. Война двух идеологий, в топку которой попал народ Кореи. И хотя обстановка была тревожной Джордж знал, что в этой войне ему не учувствовать и пробыв здесь меньше недели, он отправился в обратный путь, но теперь уже в купейном вагоне и благополучно за восемь дней добрался до Уфы.

Клара же оставшись с мамой и Димой, уже больше на пляж не ходила, а всё больше сидела дома, помогая матери по хозяйству. Живот у неё теперь был просто громадный и носить его было тяжело, тем более, что ребёнок внутри был ужасно неспокойный и часто ворочался. Одиннадцатого июля у неё начались родовые схватки и её отвезли в родильный дом расположенный напротив Куликого поля. Однако по-прибытию в роддом схватки закончились. Она провела в палате всю ночь, не сомкнув при этом глаз. Затем наступил день двенадцатого июля, и она собралась в этот день родить наверняка. Ей ужасно не хотелось, чтобы её ребёнок родился тринадцатого. Чёртова дюжина пугала её. Днём заступил на смену молодой и симпатичный доктор Виктор Васильевич, которого санитарки ласково называли "наш Витенька". Когда он подошёл к Кларе, она схватила его за рукав и стала просить.

-Доктор миленький ну помогите мне родить сегодня, я ужасно не хочу, чтобы мой сын родился тринадцатого.

-Я тебе мало, чем могу помочь, ты должна стараться сама,- объяснил он.

-Перестань волноваться, лежи спокойно, дыши ровно и когда придёт время схваток, напрягайся и помогай ребёнку выйти.

-Ну, вы хоть будьте со мной рядом и помогайте. Мне надо родить сегодня.

И она старалась, как могла, но у неё ничего не получалось. Весь день прошёл в бесполезных попытках и наступил вечер. Она продолжала ныть и приставать к доктору, но он продолжал повторять.

-Всё в твоих руках старайся сама.

Наконец, когда дело шло к полуночи у неё снова начались схватки и её повезли в операционную. Она надеялась, что успеет родить до полуночи, но опять не получилось. Почти в полночь произошла смена докторов и, покидая Клару, Виктор Васильевич сказал:

-Ну вот, я тебя оставляю, увидимся завтра.

-А я вас видеть не хочу, раз вы мне не помогли!- со злостью пошутила она.

Доктор ушёл и почти сразу после этого у неё начались серьёзные схватки. Но теперь она не хотела рожать и решила дождаться следующего дня. Однако богу не укажешь, и удержаться ей удалось только двадцать минут. И вот 13 июля в ноль часов двадцать минут на свет появился я, пятьдесят четыре сантиметра в длину весом 3.4 килограмма. Роды прошли без каких либо осложнений, меня обмыли, замотали в пелёнки и показали матери. После этого измученную Клару отвезли в соседнюю комнату, где акушерка оставила её другой санитарке, чтобы она её обработала. Была глубокая ночь, в госпитале почти никого не было, и произошла ошибка. То ли акушерка ничего не сказала санитарке, то ли та просто позабыла, но акушерка пошла спать, а обессиленная Клара осталась позабытая лежать в тёмной маленькой комнатке. Хорошо, что был июль месяц и погода стояла тёплая, но она всё - равно замёрзла и вся дрожала, пытаясь позвать кого-нибудь на помощь.

И только под утро проснувшаяся акушерка обнаружила её.

-Как, ты всё ещё здесь?- возмутилась она - И никто к тебе не подошёл?

Клара отрицательно покачала головой.

-Бедняжка, сейчас я всё сделаю,- пообещала она и действительно быстро принялась за дело. Но было уже поздно, Клара застудила матку, и ещё долго после этого мучалась. Её выписали из госпиталя через неделю. Возле входа её встречала мама с Димой. Ребёнка они несли поочерёдно с матерью, ну а Дима как не просил, так своей очереди и не дождался. Его распирали новые чувства, теперь у его матери есть ещё один сын, который заберёт всю любовь на себя. Но с другой стороны у него теперь был маленький брат, и он был этому рад.

Пробыв в Одессе чуть больше месяца, в Уфу они уезжали все вместе. Жалко было расставаться со своей квартирой в солнечной Одессе, ну а Диме ещё и со своими друзьями, вместе с которыми он исследовал все окружающие развалины. Но жить в Одессе вдвоём на одну пенсию было делом не лёгким и все надеялись, что в Уфе их семья будет счастливой. Они наспех продали всю свою мебель и, бросив собственную квартиру, не взяв за неё ни копейки, покатили на встречу новой жизни.

К их приезду Джордж отделил нишу, где стояла их кровать небольшой ширмой. Для тёщи он купил железную кровать, а для Димы раскладушку и теперь у всех была своя кровать, кроме их маленького сына, которого они назвали в честь брата Джукана - Миланом. Ему пришлось спать первые пару месяцев в приспособленном для этого случая большом чемодане, крышку которого подпирали специально подобранной палкой. Но палка не всегда выполняла свою роль достаточно хорошо и иногда, когда ребёнок шевелился, палка падала, и чемодан с шумом захлопывался, вызывая всеобщую панику. Джордж, для которого рождение сына стало новым смыслом жизни, выдержать такое не мог. Достать в Уфе нормальную детскую кровать оказалось делом невозможным и для её покупки он снова отправился в Одессу. И хотя магазины там были тоже полупустыми, но в Одессе, как говориться, за деньги достать можно было всё. А уж на одесском толчке, как уверяет анекдот, можно достать даже атомную бомбу. Поездка оказалась успешной, и он вернулся с шикарной деревянной кроваткой. Теперь у всех было где спать, хотя в одной комнате им было тесно. Не смотря трудности их новая семья жила очень дружно.

Джордж по утрам уходил на службу, а Клара через пару месяцев устроилась работать бухгалтером в Министерство образования. Дима пошёл в новую школу, ну а Зельда следила за маленьким внуком и готовила кушать. Конечно, жить в одной комнате было нелегко, ещё тяжелее было то, что квартира была коммунальная, с одной кухней, где приходилось сталкиваться с нахальной Тамарой. Все эти маленькие инциденты удавалось сглаживать, но лишь до поры. Как-то вечером Клара стирала в ванной и услышала разговор, который происходил между Тамарой и Бранко.

-Ты не видела где мои кальсоны?- спросил Бранко.

-Я их постирала и повесила в коридоре на радиаторе. Ты их там не брал?

-Нет, не брал, но они мне нужны.

-Тогда пойди, посмотри в шкафу на средней полке,- сказала она и Бранко пошёл в комнату. Вскоре оттуда раздался его голос:

-Здесь их нет.

-Значит, это её сын Димка украл, больше некому,- заключила Тамара.

В этот момент Клару словно ужалила змея, она бросила бельё в ванну и выскочила в коридор. Перед ней стояла Тамара, уперев руки в бока, и нахально улыбалась.

-Ты что такое дрянь говоришь?- переспросила Клара.

-Я говорю, что это наверняка твой Дима взял, больше некому.

У Клары словно произошло затмение разума и она кинулась на обидчицу, вцепилась ей двумя руками в волосы и повалила на пол. Тамара хоть была и побольше и помоложе, но ничего не могла сделать. Клара, продолжая держать её за волосы, несколько раз стукнула головой об пол, и Тамара стала звать на помощь.

На крик прибежал Бранко и только вернувшийся с работы Джордж. Они стали разнимать женщин, но даже двоим мужикам было тяжело оторвать рассвирепевшую Клару. Наконец они растащили их по комнатам. Здесь Джордж

попытался разобраться.

-Какая змея тебя укусила! За что ты на неё напала?

-Она дрянь моего Диму обозвала вором, и я её за это убью.

-Ану - ка смирись!- приказал ей он - Ты, что в тюрьму захотела? Чтобы ты сегодня из комнаты не выходила.

На следующий день об этой драке говорил весь дом и Клару вызвал к себе на приём замполит дивизии. Полковник Поляков был очень видный мужчина. О его строгости в дивизии ходили разные слухи, и к нему на приём она шла с опаской.

В кабинет она вошла, ожидая больших неприятностей, и действительно, он встретил её очень прохладным тоном и пригласил к столу.

-Садитесь Клара Давыдовна.

Она послушно села на стул и стала ожидать назиданий, но полковник сменил тон

и довольно мягким голосом спросил:

-Клара Давыдовна вы молодая, красивая, интеллигентная женщина. Ну, как вы могли докатиться до такого, что устроили драку?

-Мне стыдно конечно,- раскаиваясь начала она, но не смогла удержаться на этом тоне - Но товарищ полковник, она просто оскорбила меня, обозвав моего сына вором. Мой сын никогда, ничего чужого не брал, да и зачем ему нужны вонючие кальсоны её мужа. Я готова была её просто убить!..

Полковник резко поднялся и нервно вышел из-за стола.

-Считаем, что я не слышал всего, что вы здесь наговорили. Соседка ваша конечно неправа и оскорблять вашего сына не имела права. Её придётся переселить, а к вам поселить кого-то другого.

-А скажите товарищ полковник,- прервала его осмелевшая Клара - почему мы не можем занять обе комнаты, ведь мы так мучаемся, живя впятером в одной комнате:

Я, мой муж, наш трёхмесячный ребёнок, моя мама и, наконец, мой старший сын Дима. Бедному ребёнку даже негде делать уроки.

-Почему же вы об этом с самого начала не сказали, я считаю, что вам действительно нужны обе комнаты. Но сам я решать этот вопрос не могу. Вы идите домой, а решение вам сообщат.

Поблагодарив замполита, Клара с лёгкой душой поспешила домой и уже утром следующего дня им сообщили, что они могут занимать всю квартиру. Радости не было предела, теперь их дом уже не был похож на общежитие. Клара, Джоржд и их маленький сын остались в большой комнате, а Дима и Зельда переехали в другую комнату, в ней был вскоре установлен письменный стол, за которым Дима мог делать свои уроки. Но если одной рукой боженька сделал им такой подарок, другой рукой он подровнял ситуацию.

В ноябре месяце дивизия направилась на учения в Алкино. В Джукана обязанности входило довезти людей и вагон продовольствия. В нормальных погодных условиях на это бы ушло несколько часов, но в тот день снег валил с неба сплошной стеной. Состав медленно вышел из Уфы и с трудом пробивался к цели по заваленным снегом рельсам. Иногда состав останавливался и солдатам приходилось вручную расчищать пути. А надо сказать, что солдаты были не совсем обычные, среди них было много бывших уголовников набранных в армию ещё в конце войны. Они попали в штрафные батальоны, и после отбытия срока, были направлены в обычные части для продолжения службы. Вид у некоторых из них, не смотря на солдатскую форму, был очень опасный и Джордж не спускал с них глаз. Но, не доезжая несколько километров до Алкино, состав окончательно остановился, а валивший с неба снег делал невозможной отчистку путей. Нужно было кому-то идти в Алкино за подмогой, и Джордж решил пойти сам. Он шёл почти на ощупь. Видимость была не больше пяти метров и он мог ориентироваться только по телеграфным столбам, стоящим вдоль дороги. Он бывал в метелях и в Босне, но эта погода не шла с этой ни в какое сравнение. Уходить от дороги в сторону он не мог, иначе мог заблудиться. Глубина снега менялась в зависимости он местности. На открытых пространствах, где свирепствовал ветер, снегу было поменьше и он лишь немного проваливался в снег, а вот в ложбинах сугробы были такие глубокие, что он проваливался по пояс. Иногда приходилось идти в обход и один раз он чуть не сбился с пути. Он уже абсолютно перестал понимать, как долго он шёл, руки его стали замерзать и в сапогах он почувствовал влагу. Силы стали истекать, и появилось страшное желание присесть передохнуть. Но он отлично знал, что этого делать нельзя, присядешь - замёрзнешь. И он снова упрямо пошёл вперёд

и когда силы уже казалось совсем покинули его, он прямо перед собой увидел станцию. Он подошёл к домику стоящему рядом со станцией и толкнул дверь. На него приятно пахнуло жаром и сигаретным дымом, а на встречу вышел маленький и щуплый смотритель. Увидев, в каком Джордж был состоянии, он сразу пригласил его в избушку и посадил возле печки.

- Капитан, снимай с себя всё и сапоги тоже, я сейчас вернусь - приказал он.

Он вернулся мгновенно, назад неся в руках бутылку. Смотритель снял с деревянной полки не очень чистый стакан и налил в него грамм сто пятьдесят прозрачной жидкости.

-Пей! - сказал он и протянул его Джорджу и тот послушно перевернул стакан в горло. Сначала он ничего не почувствовал, но затем горло обожгло, и пламя кинулось в желудок. Это оказался чистый спирт и никогда раньше Джордж его не пил.

-Воды!! - захрипел он, махая руками.

-Не надо тебе воды, терпи. Давай мне свои руки.

Он вылил на кусок бинта немного спирта и стал растирать им руки, а затем и ноги. Постепенно Джордж отошёл, руки и ноги стали пощипывать и по телу разлился жар.

-Послушай, мне нужно срочно позвонить в военную часть. Наш эшелон застрял в снегу в нескольких километрах отсюда, срочно нужна помощь.

-Подожди ты, помощь, прежде всего, нужна тебе.

-Нет. У тебя телефон есть?

-Есть.

-Тогда срочно звони, это мой приказ.

Слегка обиженный смотритель подошёл к стене, снял телефон и крутанул ручку.

Через минут пятнадцать в избушку вошёл молодой лейтенант и отдав честь сказал:

-Товарищ капитан мне приказано привезти вас.

Джордж одел опять сапоги, надел шинель и, напялив на голову шапку, вышел на улицу, где уже стало темнеть. На вездеходе они доехали до части, где он был принят подполковником Медведьевым. Джордж описал ему сложившуюся ситуацию и попросил срочно послать помощь для расчистки дороги. Но подполковник объяснил ему, что сегодня уже ничего сделать нельзя из-за наступившей темноты и помощь будет оказана только рано утром.

-А сейчас идите отдыхать,- приказал подполковник - вы сегодня сделали более чем достаточно.

На следующее утро пурга улеглась и на голубом небе сияло солнце. Джордж с группой солдат вооружённых лопатами направились на встречу эшелону, расчищая от снега заваленные пути, и уже где-то через час столкнулись с солдатами из эшелона, расчищающими пути во встречном направлении. Так вроде всё закончилось успешно, но только за время отсутствия Джорджа, кто-то взломал замки на продовольственном вагоне и оттуда были украдены, мешки с сахаром, консервы, чай и другие продукты. Общий размер кражи превышал пять тысяч рублей. Выяснить, кто это сделал так и не удалось, хотя и так было понятно, что сделали это бывшие уголовники из штрафбата, но улик против них не было.

Джорджу, как материально ответственному, было приказано возместить ущерб, но не одноразово, а из его зарплаты удерживали десять процентов в течение двух лет.

Бедная Клара, узнав об этом горько плакала, ведь им и так денег им едва хватало на жизнь.

Здесь в Уфе их семейные отношения становились всё крепче, как и дружба с семьями других югославов приехавших сюда вместе с ними. Были здесь Гойко и Зоя Негован, Бруно и Лида Мраки, Антон и Зина Янешь и другие. Проводил вместе с ними время и двоюродный брат Гойко высокий и тонкий красавец Милан Рибар, который никак не мог найти достойной себя девушки. В свободные вечера они собирались поочерёдно друг у друга гостях, играли в шахматы и карты, лепили пельмени, жарили беляши и чебуреки пели песни и конечно пили. И если раньше русская водка отталкивала их, то теперь они привыкли к ней и пили даже с удовольствием. И закусывали они водку частенько селёдкой, которую раньше не могли взять в рот. На Урале свежих овощей и фруктов зимой фактически не было, а потому всё это приходилось засаливать в бочках. У каждой квартиры был свой сарай, где зимой хранились все эти продукты. Каждое лето они закупали в колхозах капусту, помидоры и огурцы и засаливали их в бочках. Кроме того, летом они старались накрутить варенья из вишни и ранетки, клубники, малины и крыжовника. Этими работами они занимались обычно по воскресениям, когда вся семья была в сборе.

Зельда поражала Джорджа своим кулинарным искусством. Её котлеты были пахучими и сочными, тефтели в соусе были безупречны и шли на ура с любым гарниром. Бульон с фаршированной куриной шейкой не переставал удивлять его. Ну а фаршированная рыба, которую делала теща, была просто шедевром кулинарного искусства. Когда он кушал, приходя с работы, Зельда с удовольствием следила за ним и получала удовольствие, если он хвалил её пищу. Она вообще на столько прониклась любовью к своему зятю, что всегда принимала его сторону, когда они спорили с Кларой. Зимой они частенько варили холодец из говяжьих и свиных ножек. В эти вечера, после того как ножки полностью отварились и остыли,

они все салились за стол, чтобы отделять мясо от костей. Работа эта была не лёгкая, но благодарная, после отчистки мяса "ошички" можно было облизать и сгрызть с них остатки мяса. Особенно был увлечён этой работой Дима, его растущий организм был всегда голоден и требовал еды.

В Уфе Диме пришлось снова искать себе друзей, и вскоре у него их было уже множество. В школу он ходил с удовольствием, хорошо учился и когда Клара с Джоджем приходили на классные собрания, ничего кроме похвалы о нём они не слышали. Между Димой и Джорджем отношения были очень хорошие. Однако Дима всегда чувствовал некоторую зависть, когда Джордж брал в руки своего родного сына, и тогда на его лице появлялась блаженная улыбка.

Милан рос быстро, хотя был очень болезненным мальчиком. Не проходило и недели чтобы он чем - нибудь не заболел. Слава богу, у Клары появился очень хороший знакомый доктор Воронов Павел Иванович и его жена Полина Григорьевна, с которой она работала в министерстве образования. Стоило Кларе только позвонить и сказать о болезни Милана, как он тут же приходил с визитом.

Но, несмотря на болезни, сын рос быстро и доставлял много радости родителям.

Джордж бежал с работы домой, и остаток дня не выпускал сына из рук. Клара же, приходя с работы, должна была кормить ребёнка, стирать и убирать, а потому на игры времени почти не оставалось. Ну а по ночам, когда ей так хотелось спать, Миланчик орал и часто просыпался. Джордж, приученный спать под разрывы бомб, продолжал спать, как ни в чем ни бывало и к ребёнку всегда должна была подниматься Клара. За несколько месяцев она ужасно похудела, лицо её вытянулось и стало белым как бумага, так что теперь она напоминала приведение. На работе она иногда засыпала прямо сидя за столом, но сотрудники относились к этому очень понимающе. Время шло, Милан подрастал. Он стал очень быстро ползать по полу и даже пытался встать. Когда ему было чуть больше девяти месяцев, Джордж принёс с работы верёвку и натянул её вдоль дивана, чтобы сын мог учиться ходить, держась за неё. И через несколько дней Милан ходил вдоль верёвки, поражая родителей и соседей своими успехами. Их соседка Кирилова Надежда Петровна, жившая с ними на одном этаже, сразу предупредила:

- Напрасно вы это делаете. Если ребёнок начинает рано ходить, когда кости ещё не окрепли, тогда у него будут на всю жизнь кривые ноги. Клара очень испугалась, ну а Джордж продолжал свои учения и надо сказать, что ноги у Милана от этих упражнений совершенно не испортились.

В два года Милан уже бойко болтал, при этом задавал такие смешные вопросы, что Надежда Петровна часто просила Клару.

-Клара позови пожалуйста Миланчика.

-Милан!- звала Клара. Он прибегал и спрашивал - Мама, ты мне нужна?

При этом Надежда Петровна весело смеялась.

На новый год Клара и Джордж решили сделать ему сюрприз и поставить ёлку.

Джордж сам на машине поехал в лес и спилил там высокую красавицу- ёлку. Погода стояла ужасно холодная, и валить её было не лёгким делом. Привезя елку, домой он не хотел вносить её пока Милан не уснёт. Наконец Клара уложила сына спать, и они принялись за дело. Ёлка оказалась через - чур высокой и упиралась верхушкой в потолок. Пришлось её укорачивать и затем вставлять в крест. Наконец они её поставили в углу комнаты, напротив кроватки Милана. Ёлка была действительно красивой даже без игрушек, пышная иголочка к иголочке. После этого они принялись за её украшение. Делать это надо было тихо, чтобы Милан не проснулся. Украшали они ёлку до трёх часов ночи, затем поставили под неё дед мороза и разложили подарки. К этому времени они полностью выбились из сил, и сразу пошли спать. Но их труды не прошли даром. Проснувшись утром и увидев красавицу ёлку, Милан заорал от восторга.

-Мама! Папа! Посмотрите что это такое!

-Это дед мороз принёс тебе ёлку,- сказала Клара.

-Как, дед - мороз приходил сюда?- не мог поверить он.

-Да приходил ночью и сказал, что ты хороший мальчик и заслужил ёлку.

- Мама, ну почему же ты меня не разбудила?

-Дед мороз сказал, что дети должны ночью спать.

-А это что такое?- спросил он, указывая на коробки с подарками.

-Это дед мороз принёс тебе подарок.

-Не может быть, дед мороз принёс мне подарок!

-Да, за то, что ты хороший мальчик.

Милан схватился за голову и побежал к соседям

-Вера Петровна! Вера Петровна,- орал он - идите посмотрите, какой подарок принёс мне дед мороз...

Короче спектакль удался. Джордж и Клара получили немалое удовольствие, наблюдая за бурной реакцией своего сына.

Когда-то чужая, далёкая Уфа, теперь была их домом. Они привыкли к этой новой жизни в столице Башкирской АССР, привыкли к звукам курая и мелодии "Бишмармака" к привкусу кумыса и запаху конской колбасы.

Милан подрос и пошёл в детский сад и здесь начались проблемы. Он ни за что не хотел спать и отказывался кушать. Директорша детского сада Геша Халеевна постоянно жаловалась на то, какой он тяжёлый ребёнок. Тогда Клара пустилась на хитрость. Забирая в очередной раз Милана из детского сада, она сказала.

-Сегодня утром передавали по радио, что опять плохо кушал.

-А откуда радио это знает?- удивился Милан.

-Радио - оно всё знает, - убедительно соврала Клара и Милан стал после этого лучше кушать. Через несколько дней Клара попробовала снова испытать сына и сказала:

-Ну что, опять ты плохо кушал?

-Кто тебе сказал?- спросил Милан.

-Да опять по радио передавали!

-Ну и врёт же твоё радио, я сегодня всё скушал!!!- громко возмутился маленький Милан и стоявший рядом с ними офицер чуть не треснул от смеха.

ххх

Дима закончил восьмилетку и пошёл в девятый класс. Он превратился в очень вдумчивого молодого парня с явным увлечением к математике и физике. Он постоянно ходил на свалки и собирал радио детали, из которых пытался собрать радио. Нравились ему и самолёты, а потому он пошёл в планерный кружок, открывшийся во дворце пионеров. Больше всего на свете он любил читать и особенно ему нравились американские писатели Теодор Драйзер, Марк Твен. Читал он и днём и ночью, а когда Клара гасила свет, он читал с фонариком под одеялом. Клара ругалась с ним, прятала книги и фонарики, но аппетит к книгам у Димы не проходил, а становился всё сильнее.

Зимой в городе свирепствовала эпидемия дифтерии и Милан подхватил эту инфекцию. Болезнь эта в то время считалась на редкость тяжёлой и часто заканчивалась смертельным исходом. Павел Иванович помог Кларе устроиться в больницу вместе с Миланом, хотя было это очень нелегко. Палата была большая и была вся уставленная кроватями. На них лежали несчастные дети, которые постоянно кашляли и задыхались. Рядом на соседней кровати лежала очень красивая пятилетняя девочка Светочка с великолепными светлыми волосами и сказочно - голубыми глазами. Санитарки и врачи сбивались с ног и Клара помогала им всем, чем могла. На вторую ночь Клара сильно устала и немного вздремнула сидя над Миланом. Сон был тревожный и она даже вспотела от страха. Открыв глаза, она посмотрела на сына. Он был весь посиневший и, как ей показалось, уже не дышал. Да и дышать в этой тесной палате было нечем. Она схватила его на руки и побежала к окну. Распахнув форточку, она выставила ребёнка на улицу. Не известно помогло это, или ей показалось, но ледяной воздух прорвался в лёгкие Милана, он сначала задышал, а потом заорал. Прибежала санитарка и стала кричать:

-Ты что делаешь? Сейчас же закрой окно.

-У меня ребёнок перестал дышать, вот я его и выставила на улицу.

-Ну и как помогло?

-Да теперь вроде дышит и даже не плачет.

-Значит ты молодец и спасла ему жизнь. Теперь у него кризис прошел, и ты увидишь, он пойдёт на поправку,- похвалила её сестричка. И действительно уже утром Милан чувствовал себя на много лучше и даже улыбался. Когда их навестил Джордж, его в палату не впустили и он стоял под окном. Клара вместе с ребёнком стояла у окна, и они оба радостно махали руками ему стоящему под окном. (Это одно из первых воспоминаний в моей жизни, я сейчас ещё почти чётко вижу лицо отца). Через несколько дней Милана и Клару уже выписали из больницы, а вот девочке Светочке не повезло, она умерла в ту же ночь.

ххх

На следующее лето было решено поехать в отпуск в Одессу, чтобы Милан там мог окрепнуть, купаясь в море, кушая свежие овощи и фрукты. В Одессе их с радостью встретили Кларын двоюродный брат Сёма и его жена Клара. Они снимали большую дачу в Черноморке и пригласили Клару и Джорджа жить там вместе с ними.

Семён был мастером на все руки, он был и механик и кузнец и в его руках любая работа спорилась. Он мог привести в порядок любой автомобиль, за который никто уже не брался. Соответственно и зарабатывал он очень неплохо и его семья не бедствовала. У них была одна дочь Ася, которая была всего на год старше Димы.

Ася была очень весёлая и громкая девушка на следующий год она заканчивала школу. Но самой колоритной фигурой была Сёмина жена Клара. Это была очень красивая, но чрезмерно полная женщина, с необычно добрым лицом, на котором всегда горела блестящая улыбка. И хотя в своих движениях она была далеко грациозной, любое дело в её руках казалось лёгким. Она готовила на всех еду, ходила на базар и в магазин и убирала дачу. Джордж с Кларой пытались ей как-то помочь, но Клара всегда их останавливала:

-Не надо вам вертеться здесь возле меня, вы должны отдыхать. Ты посмотри на себя, одна кожа да кости, и Джордж тебя не лучше, ну а Милан просто маленький скелет. Вам нужно кушать, отдыхать и набирать вес. Милану надо пить

парное молоко. Здесь у нас рядом есть совхоз, там некоторые колхозницы имеют своих коров и разносят парное молоко по домам. Вам его надо покупать.

Обе Клары хорошо друг - дружку понимали, и гости спокойно отдыхали, купались в море и загорали. Джордж хоть и не был их родственником, но Подвысоцкие прониклись к нему особой любовью. Семён и Джордж ужасно сдружились и по вечерам часто болтали о жизни, балуя себя вином, которое в обилии производили местные жители. Короче отдых получался отличный, но нужно было дать хозяевам отдохнуть и Джордж с Кларой решили поехать в Кишинёв и навестить другого Клариного двоюродного брата Лёню и его жену Еву. В Кишинёве их встречали не менее приветливо и, хотя здесь не было тёплого моря, фрукты тут было ещё больше. У Лёни было две дочери двенадцатилетняя Вера и пятилетняя Инна, которая была просто без ума от маленького Милана и вовлекала его во все свои игры.

Лёня и Джордж так же быстро нашли общий язык. Они по долгу рассказывали друг-другу о своих военных похождениях и строили планы на будущее, при этом за вечер они выпивали литры молдавского вина, куда более качественного, чем вино одесское. Лёнин дом находился на самом краю города, и за ним сразу начиналось поле с цветущими красными маками. В один из вечеров, Джордж и Клара уложили Милана и пошли погулять по улице. Громадная полная Луна висела над горизонтом, освещая своим светом бесконечное поле украшенное красными маками, и оно просто манило их в свою глубину. Джордж и Клара переглянулись и, понятливо улыбнувшись, взялись за руки и побежали. Здесь завалившись прямо на траву, они предались долгому и бурному акту любви. Домой они вернулись удовлетворённые и счастливые, а в их волосах ещё на следующий день можно было найти кусочки сухой травы.

Результат этой ночи не заставил себя долго ждать. Уже по возвращению в Уфу Клара знала, что она беременна и сказала об этом Джорджу. Он этой вести очень обрадовался.

-Вот и отлично, родишь мне ещё одного сына.

-Глупости, я не хочу больше рожать. Я уже не молодая и мне стыдно,- не соглашалась она, но Джордж стоял на своём.

-Я уверен, что после такой ночи у нас родиться сын - красавец.

-А чем мы его будем кормить, мы итак еле связываем концы с концами.

-А вот об этом ты уже не волнуйся, один рот не делает большой разницы. Ты рожай, а мне позволь о вас заботиться,- заверил её он и никогда не спускал с неё глаз, чтобы она не сделала аборт. Только когда беременность была уже на поздних стадиях, он стал менее подозрительным.

В мае месяце всю дивизию Джорджа послали на специальное задание. В тот год под городом Тоцким должны были происходить испытания секретного оружия.

Для эксперимента должны были быть построены специальные здания, на которых должна была изучаться разрушительная сила нового оружия. Дерево для постройки этих сооружений должно было добываться в лесах под Пермью. Количество леса должно было быть громадным. Солдаты рубили и пилили деревья с утра и до вечера, а в задачу Джорджа входило снабжение их продуктами и отправка леса эшелонами в Тоцкое. Как оказалось потом, секретным оружием, испытываемым там, была атомная бомба. Задание было на столько важным, что он не имел права на отлучку и получилось так, что он не мог присутствовать при рождении своего второго ребёнка. Но он оставил Кларе точные указания, родить ему сына. Клара выполнила его указания только на половину. Она родила, но только девочку и при том такую хорошенькую! Девочка родилась не лысая, а с длинными чёрными волосами и такими же чёрными глазами. Из роддома их забирали мама, Дима и Милан. Они привезли с собой шикарную коляску, которую специально ко дню рождения купил Джордж. Милан был ужасно горд, что у него появилась младшая сестричка и хотел везти коляску только сам, но управлять ею было нелегко и Дима незаметно помогал ему.

Джордж вернулся только после окончания лесозаготовок похудевший, загоревший и с подарками для каждого. Но возвращение домой далось ему не легко. Командир дивизии полковник Громов сказал ему:

-Мы с вами товарищ капитан поедем в Тоцкое и будем участвовать в ядерных испытаниях!

Джорджу ехать на эти испытания совершенно не хотелось, и ничего хорошего от них он не ждал. Поэтому он сразу встретил это предложение в штыки.

-Вы товарищ полковник езжайте куда хотите, но мне вы обещали, что когда вернётся из отпуска ваш заместитель, то в отпуск смогу пойти я. Теперь вы можете выполнить своё обещание. У меня родилась дочь, и я хочу быть рядом с женой.

Громов попытался настоять на своём, но человек он был очень порядочный и добрый, а потому быстро согласился. Так Джорджу удалось избежать присутствия на испытаниях. Как оказалось потом, испытания оказали такое катастрофическое действия на организмы людей, которые туда поехали. Впоследствии трое его приятелей-югославов из химических войск сильно заболели и вскоре умерли от радиации.

А Джордж с подарками прибыл домой и самым большим чудом, которое он привёз, был громадный, полосатый астраханский арбуз. Милан увидел арбуз, стоящий на столе и обалдел. При помощи табуретки он забрался на стол и встал рядом. Арбуз был немного выше его, и на много шире. Арбуз оказался на редкость сочный и сладкий. Нарезанная ломтиками его красная мякоть смотрелась, как кристаллы и приято таяла во рту.

Джордж первым делом побежал смотреть на свою дочку. И хотя его пожелание не было исполнено и вместо мальчика он получил девочку, глянув на нее, он влюбился с первого взгляда. Маленькая и красивая как кукла, с миниатюрной родинкой на щеке, точно в таком же месте как у Клары. После недолгих совещаний они решили назвать её Ларисой, и это имя понравилось даже Милану. Но его восторг быстро стал испаряться, когда он увидел, что всё внимание родителей было постоянно уделено ей. Кроме того, она так часто и громко плакала, что спать нормально было практически невозможно. Милан иногда убегал из своей комнаты в кровать к Диме, которому этот плачь тоже порядком надоел.

-Как ты думаешь, нужна она нам? Без неё, по-моему, было гораздо спокойнее,- спросил его Дима и он согласился.

- Да, без неё было лучше.

И если Дима задал этот вопрос только раз, то в голове у Милана эта мысль засела на долго. Как избавиться от этой девчонки, которая надоела ему и его брату, от крика которой устала и мать и под её глазами были постоянные синяки. И он стал строить длинные и коварные планы. Но осуществлению его планов помешало неожиданное происшествие. В тот день он, мама и бабушка сидели в во дворе на скамейке, а маленькая Лариса мирно спала в своей коляске. Вообще надо заметить, что она спала днём гораздо лучше, чем ночью. Во дворе стояло жаркое лето, по небу носились ласточки и стрекозы, а разноцветные бабочки и пчёлы были увлечены сбором мёда и опылением цветов. Милан с увлечением следил за происходящим и вдруг он вспомнил, что дома лежит его любимый трёхколёсный велосипед, привезённый отцом. Он побежал к матери.

-Мама, я хочу велосипед,- потребовал он.

-А ты не можешь погулять без него?- спросила она.

-Нет, хочу велосипед,- настоял он, и мать согласилась.

-Мама, посиди здесь, я сейчас вернусь,- сказала она и пошла вслед за Миланом, который побежал в подъезд. Здесь было мрачно и он, взбежав на первую ступеньку, споткнулся о вторую и врезался головой в четвёртую, потеряв при этом сознание.

Когда Клара вошла в подъезд, то увидела его неподвижно лежащим на ступенях.

-Ты чего здесь валяешься, - с возмущением в голосе спросила она, но не получив ответа кинулась к сыну. Она подняла его на руки, повернула к себе и с ужасам увидела, что из дырки во лбу у него хлестала кровь. Клара никогда не была тихой, но в этот момент взревела так, что её услышали не только соседи, но и люди сидящие во дворе. На крик сбежалась куча людей, и стали помогать, чем могли:

Одни давали советы, другие побежали вызывать скорую помощь, ну а Зельда забежала домой вытащила оттуда мокрое полотенце и приложила к голове Милана.

Но полотенце было грязным и Клара, выхватив его из рук матери, бросила на пол.

Тут прибежала их соседка Кирсанова и принесла бинты и вату.

Скорая помощь приехала быстро и, забрав Клару и Милана, понеслась в госпиталь.

На всём пути перепуганный Милан орал как резанный, а вместе с ним громко и навзрыд рыдала Клара. В больнице Милана сразу положили на стол и хотели приступить к операции, но плачь матери и ребёнка мешал врачам сосредоточиться. Тогда они решили удалить Клару из операционной.

-Выйдите отсюда и подождите в коридоре, в таких условиях невозможно оперировать!- сказал доктор, но Милан стал умолять доктора.

-Доктор миленький, только не выгоняйте мою маму, я честное слово не буду больше плакать.

Доктор недоверчиво посмотрел на него и согласился.

-Ну, смотри ты обещал.

И что удивительно, не смотря на боль, Милан больше не плакал. Ему остановили кровь, наложили шов и замотали голову бинтом и отпустили. На прощание доктор сказал, что ему очень повезло, ведь до виска оставалось меньше сантиметра. Если бы удар пришёлся на висок, то результат мог быть гораздо более печальным. Домой из больницы он ехал на шее у Димы, который сильно испугался за жизнь своего младшего брата. Ну а шрам на голове у Милана остался на всю жизнь и даже сейчас, через пятьдесят лет, он явно виден.

Но через некоторое время попытки Милана избавиться от сестры возобновились.

Часто когда она плакала, он кидал на неё подушку, или одеяло, за что ему попадало от родителей. Но один раз он не просто закрыл её подушкой, но и сам уселся сверху. Лариса чуть не задохнулась, но хорошо, что мать во время вошла в комнату и спасла её. За это Милан был сильно наказан и его любимый папа сам лично отстегал его ремнем, и задница Милана ещё долго напоминала об этом проступке.

Как-то раз зимой, когда на улице уже стояли морозы, мать затеяла серьёзный разговор:

-За что ты так не любишь свою сестричку?

-Ты её любишь больше, чем меня,- ответил он.

-Это не правда, просто она маленькая!

-И она всё время плачет и не даёт никому спать,- добавил он.

- Раз ты так её не любишь, то её придётся выкинуть,- припугнула мать.

-Выкидывай, - спокойно ответил он.

Мать подошла к окну, открыла форточку и в квартиру с улицы ворвался леденящий ветер.

-Хорошо, я её выкидываю через форточку!- сказала она и просунула голову Ларисы в форточку. Вдруг Милану совершенно неожиданно стало жалко свою маленькую сестрёнку, которая была обречена замёрзнуть на улице. Он схватил мать за юбку и сказал.

-Ладно, мама, не надо её выкидывать, ведь она наша.

-А ты её больше не будешь обижать?

-Не буду!

- Обещаешь?

-Обещаю!- ответил Милан и на этом такой длинный конфликт был мирно закончен и он даже стал любить свою сестрёнку.

За первые пару лет в Уфе, почти во всех семьях югославов появились дети. У Негованов через год после Милана появился Никушка и теперь они вместе ползали под столами и стреляли друг в друга из игрушечных пистолетов. Милан Рибар долго искал себе достойную жену и выбрал молодую и красивую Капиталину. Вскоре после Ларисы у них появилась дочка, которую они назвали Лена.

Антон Янешь почти два года прожил со своей красавицей женой Зиной, которая утверждала, что у неё под сердцем застряла иголка, и от любого неудачного движения она может сдвинуться с места и убить её. Поэтому никакими работами по дому она не занималась, а всё делал сам Антон после работы. Он сам стирал, убирал, готовил кушать и мыл полы. Надо сказать, что Уфа столица Башкирии и главная религия здесь была мусульманская. Здесь не было принято, чтобы мужчина занимался по хозяйству, это было сугубо женским делом. Жили они в квартире находящейся в полуподвале и окна их комнаты были почти на уровне тротуара.

Как то раз, проходя мимо их дома, Клара заметила толпу смеющихся мужиков заглядывающих в их форточку. Клара подошла поближе и заглянула. В квартире на диване в шикарном халате лежала Зина, а рядом с ней, ползая на коленях, Антон мыл тряпкой пол. Такого местные мужики выдержать не смогли и стали громко смеяться над Антом. Вскоре рассказы о том, что Антон ползает перед Зинкой на коленях с тряпкой заполнили весь двор и люди открыто насмехались над ним. Антон долго терпел, но однажды во время одной из гулянок, Зина выпила и усердно танцевала под гармонь. Именно с этого момента Антону в голову залезло подозрение, что над ним издеваются и очень скоро они разошлись. Антон почти тут же женился на очень милой девушке по имени Эля, и у них уже через год родилась дочь, которую они назвали Леной. Бездетными осталась только одна пара Бруно и Лида Мраки. Теперь уже, когда они собирались в месте, в доме постоянно стоял детский крик. Но это не мешало им весело проводить время, женщины вместе готовили кушать. Зимой это были беляши и пельмени, а летом вареники с вишней или картошкой. А мужчины в это время в это время подогревали себя водочкой, к которой они уже привыкли, а летом охлаждались пивом, при этом часто играя в шахматы. После этого все садились кушать и пить. Вечер обычно заканчивался играми в лото или в подкидного дурачка. Выиграть хотели все, но не это было главным, главное хотелось, чтобы всем было весело. Заводилой в этом всегда был Гойко Негован. Он часто жульничал, подмигивал и наступал под столом на ноги, что вызывало общий хохот. Всё это сопровождалось жаркими политическими дебатами. Все их надежды на то, что Югославия и СССР помирятся и их позовут обратно на Родину, не оправдались и отношения становились всё прохладнее. И даже смерть Сталина, которая потрясла их всех, мало что изменила. В самой России смерть этого маленького рыжего, усатого человека потрясла всех. Люди плакали на улицах и дома. Впечатление было такое, что наступает конец света. Джукан и его друзья тоже были потрясены, ведь все годы войны они воевали под именем Сталина. И после войны и здесь в СССР он смотрел на них практически со всех стен и ставил перед ними новые задачи. Теперь его не стало и всё пошатнулось. Легче других смерть Сталина переносила Клара. Увидев, что её подруга плачет по поводу этой смерти, она спросила её:

-Чего ты так убиваешься Полина?

-Да что же мы теперь делать без него будем?

-Жить будем, как жили и даже лучше. Перестанут людей сажать и выпустят невиновных и отца твоего тоже оправдают.

Полина при этих словах задумалась и перестала плакать.

И действительно, мир не перевернулся, и вскоре начались разговоры о Сталинских перегибах.

Муж Полины - Павел Иванович Акопян был глав. врачом уфимской психиатрической больницы. Полина и Павел были хорошо образованы и очень любили ходить в театр. Как-то раз Павел Иванович с трудом достал билеты на спектакль московского театра приехавшего на гастроли. Полина была очень возбуждена и готовилась к спектаклю. В день, когда надо было идти на спектакль, она пораньше пришла с работы, привела себя в порядок и стала дожидаться Павла Ивановича с работы, а он почему-то в тот день запаздывал. Время шло, Полина начинала нервничать. До спектакля оставался час, полчаса и, наконец, стало понятно, что они опоздали. Нервозность Полины сменилась гневом, и она стала дожидаться мужа. Ну а Павел Иванович выпив немного в обед, напрочь забыл о спектакле. После работы он зашёл в буфет гостиницы и выпил ещё Армянского коньяка и здесь же в буфете купил две упаковки яиц, которые в то время были большим дефицитом. Довольный своей покупкой он в хорошем настроении возвращался домой, надеясь, что жена ему очень обрадуется. Он открыл дверь дома и, увидев на пороге жену, расплылся в улыбке.

-Полиночка, а я тебе яичек принёс!- радостно сообщил он, но, увидев, что жена его не улыбается, насторожился.

Полина взяла из его рук яйца и спросила:

-Ну а как насчёт театра?

Павел Иванович всё сразу вспомнил и в глазах его промелькнул страх.

-Полиночка извини!!- взмолился он, но было поздно и упаковка яиц обрушилась на его голову. На его начинающей седеть голове лежали скорлупки, а яйца по волосам и лицу медленно стекали на пиджак и белую рубашку. Ну а Полину словно обуздал дьявол и она со зверским хохотом стала кидать в него яйца из второй упаковки. Павел Иванович заскочил в ванную и закрыл за собой дверь. Полина кинула ещё несколько яиц в закрытую дверь и, неожиданно устывшись своего поступка, пошла в комнату, упала на диван заплакала. На этом их поход в театр закончился и Павел Иванович ещё долго искупал свою вину, ну а Полина, рассказывая эту историю Кларе, так громко смеялась, что и Клара смеялась вместе с ней от всей души.

ххх

Следующей эпопеей в жизни Джорджа стала Целина. Когда генеральным секретарём ЦК КПСС стал Никита Сергеевич Хрущёв, он был очень увлечён продовольственной программой, и вся страна шла в ногу со своим лидером. По всему Казахстану пахались безграничные степи и засеивались зерновыми культурами. На ударные работы бросались комсомольцы и конечно же армия. И вот Джордж вместе со своей дивизией был послан на освоение целинных земель.

Жить им приходилось в палатках в открытом поле, здесь же располагалась полевая кухня и столовая. Солдаты работали тяжело с утра и до вечера, а по ночам нужно было следить, чтобы они не понапивались и не наделали глупостей. Но уследить за всеми ними было невозможно и однажды утром трактор, работавший в поле, задавил двух солдат, которые отсыпались в поле после бурной ночи. Неприятностей была куча и из Москвы прилетал даже какой-то прокурор.

Иногда в степи поднимался сильный ветер, который подхватывал пересохшую землю и начиналась песчаная буря, спрятаться от которой было невозможно, а после её окончания пыль можно было найти везде, даже у себя во рту. Многие палатки срывались ветром и их уносило в степь, и тогда Джордж придумал, как с этим бороться. Он приказал солдатам срезать слои дёрна и припирать им со всех сторон неустойчивые палатки. Хитрость удалась и в дальнейшем их не уносило ветром. Но всем угодить тяжело и однажды к ним приехал с инспекцией подполковник из московской военной академии. Ему ужасно не понравился вид палаток приваленных дерном, и он подозвал к себе Джорджа.

-Товарищ капитан, что это за вид у вашего палаточного городка?

-Так мы укрепляем палатки от ветра, - ответил он.

-Что за глупости, а ну-ка сейчас же прикажите убрать это безобразие.

Джордж едва сдержал своё негодование и ответил:

-Вы товарищ подполковник мне не приказывайте, для этого у нас есть командир

дивизии. Если он мне прикажет, то я исполню. А вам бы я посоветовал лучше использовать чужой опыт, тогда вам будет гораздо легче учиться в вашей академии.

Подполковник покраснел как рак и ушёл. Больше его Джордж не видел.

Уборка хлеба производилась комбайнами и кинули их на целину в громадном количестве. Иногда утром Джордж проезжал бескрайние поля пшеницы, а возвращаясь к вечеру и проезжая те же места, он совершенно не мог узнать их. Пшеница была уже не только убрана, но земля уже перепахана. Зерно грузили на грузовики и везли к элеваторам, но только ужасное бездорожье приводило к тому, что машины застревали и ломались в поле. Элеваторов было явно недостаточно, и зерно было негде складировать. Поэтому зерно стали сгружать в поле прямо на землю, прикрывая его брезентом от дождей, где оно гнило дожидаясь своей очереди. Иногда эти пшеничные горы начинали преть, зерно загоралось и тогда его нельзя было потушить никакими пожарными машинами.

После уборочной страды, Джордж вернулся домой как обычно с подарками для каждого. Для Ларисы он привёз большую и красивую куклу, с закрывающимися глазами

Куклу, ну а Милан получил в подарок настоящий двухколёсный ве6лосипед. Джорджа посылали на целину ещё два раза, и в результате он был награждён медалью "За освоение Целины". Из последней поездки он привёз пианино "Беларусь", на котором Милан должен был учиться играть.

Ларисе в это время было уже больше годика, но она ещё совсем не умела ходить, а только быстро ползала по полу. Если Милан начал ходить очень рано по привязанной вдоль дивана верёвочке, то Лариса, когда её ставили на ноги, сразу садилась на задницу. В тот день Джордж рано пришёл с работы домой, и на встречу ему вышла Клара с Ларисой на руках. Увидев отца, Лариса ужасно обрадовалась, вырвалась из рук, спрыгнула на пол и быстро побежала на встречу папе. Бежала она так, словно делала это уже не один раз. Вся семья была в восторге, а Джордж подхватил её на руки и жадно расцеловал. Так без всяких тренировок Лариса научилась ходить.

ххх

В 1956 Дима заканчивал школу и готовился к поступлению в авиационный институт, который находился как раз напротив их дома. Те, у кого в аттестате зрелости были одни пятёрки, поступали в институт без экзаменов. Классная руководительница вызвала Клару в школу. Клара думала, что Дима

чем-то провинился, но разговор оказался совсем не о том.

-Клара Давыдовна, ваш Дима очень талантливый мальчик и мог бы учиться на одни пятёрки, а у него тройка по труду и четвёрка по немецкому языку.

-Ну а чем я ему могу помочь? Я работаю и уроки он делает сам. Мне даже поверить его некогда.

-Вы просто поговорите, чтобы он серьёзнее относился к этим предметам.

-Хорошо, я с ним поговорю,- обещала Клара.

Когда она сказала об этом Диме, он ей ответил:

-Ты мама не беспокойся, в институт я и так попаду, знаний у меня хватает. Ну а немецкий я учить не хочу, ведь это они гады убили моего отца.

На этом разговор был закончен. Дима закончил школу почти на все пятёрки, две четвёрки и тройка по труду. Начались приёмные экзамены, он готовился к ним очень напряжённо и сдавал их успешно. Самым последним и самым тяжёлым был экзамен по математике. Принимал этот экзамен заведующий кафедрой, и кроме билета Диме пришлось ответить на кучу дополнительных вопросов. Но в результате свою пятёрку он получил и был зачислен на первый курс. Через несколько месяцев, на заседании в Министерстве образования Клара встретила этого профессора. На заседании они сидели рядом и в перерыве разговорились в коридоре.

-Вы знаете, мой сын занимается у вас в институте,- сказала она.

-А как его фамилия? - поинтересовался он.

-Мирошник.

Он внимательно посмотрел на неё, и немного подумав, сказал.

-Вы знаете мамаша, что я принимал у вашего сына экзамен по математике.

Вы можете гордиться своим сыном. У нас был большой конкурс на одно место и я, честно говоря, пытался завалить вашего сына. Но он ответил на все мои вопросы и мне пришлось поставить ему пятёрку. Он у вас очень талантливый парень!

Такая похвала была Кларе очень приятна, и она вернулась домой в чудесном настроении.

Дима ходил в институт с большим удовольствием, и заниматься ему было очень интересно. Однако неожиданно он тяжело заболел. Всё началось с Милана, который болел очень часто и при этом заражал всех в доме. Сам он переносил все болезни легко, а другие отдувались подольше. В том году Милан подхватил в детском саду "свинку", проболел ею три дня и подарил её Ларисе. Железы у неё от болезни сильно распухли и поднялась высокая температура. Проболев неделю, она подарила болезнь Диме. Свинка - болезнь детская и переносят её дети гораздо легче, чем взрослые. Дима переносил её очень тяжело. В результате он получил тяжёлое осложнение- менингит. Его забрали в госпиталь, где он пролежал пятнадцать дней. Вся семья ужасно переживала, ведь в результате менингита Дима мог стать ненормальным. Но он переборол болезнь, хотя вышел из госпиталя очень уставшим. При этом ему запретили на месяц читать и учиться. Декан института предложил Диме взять академический отпуск, но он отказался и решил сдавать сессию вместе со всеми. Было это не легко, но он упорно занимался и сдал сессию, завалив только один экзамен по сопромату. В летние каникулы он должен был, как следует отдохнуть и набрать вес. Поэтому после завтрака он вместе со своими друзьями ходил купаться на Белую, или ездили на Уфимку. В одной из таких поездок они с соседом Валеркой Местером прыгнули в воду и поплыли. Валерка был не очень хорошим пловцом, а потому держался берега, ну а Димка, как настоящий одессит, считал себя хорошим пловцом и поплыл на другой берег. Уфимка речка небольшая, но быстрая и на ней частенько бывают водовороты. Димка доплыл до противоположного берега, вылез из воды и прошёлся вдоль камышей. Затем он снова прыгнул в воду и не спеша поплыл. Он не заметил, как рядом с ним образовался водоворот и двинулся в его сторону. Он увидел водоворот только когда его уже стало затягивать в воронку. Сначала, он попытался вырваться из водоворота усиленно работая руками, но постепенно силы иссякали и его всё сильнее затягивало. В этот момент он вспомнил, что читал в одной из книг: если тебя затягивает водоворот, то нужно прекратить сопротивляться, дать ему утащить себя вниз и оттуда отплыть в сторону. Пойти на такое было страшно, но другого выхода не было. Дима набрал воздуха и, последний раз глянув на мир, пошёл ко дну. Его закрутило, и он потерял ориентацию, но неожиданно почувствовал под ногами дно. Он присел и, что было силы, оттолкнулся ногами ото дна и поплыл в сторону и вверх. Он вырвался на поверхность, когда воздуха в лёгких уже почти не оставалось, и с жадностью вдохнул . Здесь он увидел перепуганного и дико орущего Валерку бегающего вдоль берега. Димка выбрался на берег и Валерка, увидев его, на время заглотнул язык. Наконец он пришёл в себя и кинулся к нему.

-Димка! Ты живой! Да как же ты умудрился выбраться?

Дима рассказал ему всё как было, а Валерка слушал его широко раскрыв рот. Сам же Дима после этого был уже более осторожен во время своих заплывов.

Лариса росла быстрой и своенравной девочкой. Бегала она не переставая, но в отличии от Милана, который при падениях всегда ударялся головой, она всегда приземлялась на задницу. Казалось, что её центр тяжести находился на мягком месте и после любого падения она снова бегала, словно ничего не произошло. Она долго не разговаривала, а когда начала, то ей вообще не давалась буква "Р". В речках у неё плавали лыбы и лаки, а в полях паслись коловы и баланы. Так продолжалось довольно долго и когда её собирались отвести логопеду, она вдруг научилась произносить "Р". Эта буква ей на столько понравилась, что она почти полностью перестала произносить "Л". Теперь она уже пила мороко и кушала котреты и даже Милана она теперь называла Мираном. Когда ей исполнилось три годика, она пошла в тот же детский сад, куда ходил Милан. Он ей с гордостью показывал, где растут вишни, ранетки и крыжовник. А уже 1сентября Милан пошёл в первый класс. Школа находилась всего в двух кварталах от их дома и его провожала вся семья. Милан был одет в форму, а на голове у него была большая школьная фуражка. В руках у него красовался большой букет цветов, из-за которого его самого едва было видно. Клара и Джордж смотрели на своё чадо и едва скрывали слёзы. Рядом с ними стояли их соседи по дому Радашкевичи и смотрели на своё чадо Сашку. Тот стоял рядом с Миланом и держал в руках не меньший

букет георгинов. Прозвучали торжественные речи, зазвонил первый звонок, и дети пошли в класс. Здесь учительница Татьяна Борисовна рассадила их по партам и Сашка с Миланом оказались рядом. После этого она стала зачитывать фамилии учеников, а дети должны были вставать и отвечать на вопросы учительницы. Татьяна Борисовна была полная, но очень симпатичная и добрая женщина. Она легко входила в доверие к детям, и они любили её. Когда очередь дошла до Милана она спросила его:

-А что это за странное имя Милан? Кто тебе его дал?

-Мой папа,- ответил слегка сконфуженный Милан.

-А кто твой папа по национальности.

-Он серб.

-Что это за национальность?

- Он из Югославии,- смущённо пояснил он.

-Понятно, очень красивое имя, ну прямо как у девочки,- сказала она и все дети рассмеялись.

Потом знакомство продолжалось, вставали другие дети и отвечали на вопросы учительницы. Было много красивых имён: Саши и Маши, Валеры и Наташи и даже

был один Марсик. Милану иногда было даже завидно, и он вернулся домой расстроенный. Встречала его мама и когда она его увидела, то сразу спросила:

-А где же твой портфель?

Милан с ужасом схватился за голову, ведь портфель с книжками он забыл в школе.

Они вместе побежали обратно в школу, где возле дверей их поджидала Татьяна Борисовна с портфелем.

-Что же ты Миланчик в первый день забыл свой портфель?- смеясь спросила она.

-Не говорите, надо же быть таким растяпой!- вздохнув, согласилась Клара.

-Не ругайте его, он хороший мальчик, а глаза у него горят прямо как звёздочки.

Так закончился первый день в школе, и он ещё долго упрекал родителей за то, что они ему дали такое непривычное имя.

На второй день произошло ещё одно происшествие. Во время урока, когда Татьяна Борисовна дала задание разлиновать тетрадку с помощью линейки. Милан потянулся за своей линейкой, но увидел, что её забрал Сашка. Он схватился за другой конец линейки и сказал:

-Не трогай, это моя.

-Нет моя, возразил Сашка, и они стали тянуть линейку каждый на себя. Наконец Милан вырвал линейку и тогда Сашка плюнул в него. Выдержать такого Милан не смог, а потому плюнул в ответ. Тогда Сашка плюнул опять и Милан снова ответил.

Они так увлеклись этим, что не заметили, как к ним подошла Татьяна Борисовна и строго спросила:

-Это что за два верблюда завелись у нас в классе, у нас вроде здесь не зоопарк? А ну-ка быстро прекратите плеваться!- и все дети весело рассмеялись.

-А чего он хватает мою линейку?- пожаловался Сашка

-Это неправда, это линейка моя!- возмутился Милан.

-А чья линейка лежит полу?- спросила учительница. Они глянули под парту и увидели на полу точно такую линейку. Всё стало понятно и им обоим стало очень неудобно. А учительница продолжила:

-Раз вы не умеете сидеть вдвоём, то мы вас пересадим,- и их действительно пересадили. Милану повезло, его посадили за одну парту с очень симпатичной девочкой Лилей Сайфундилиной, и он украдкой смотрел на её милый профиль.

Неприятности закончились и начались занятия. Милан учился хорошо, хотя учительница жаловалась на его невнимательность. Клара и Татьяна Борисовна быстро подружились и при встречах по долгу говорили. Однажды Татьяна Борисовна взяла её за локоть, отвела в сторону и, многозначительно глянув на неё, сказала:

-Ты знаешь Клара, у нас появились неприятности.

-Это какие же?- настороженно спросила Клара.

-Наш Миланчик не готов умирать за Родину.

-Но я и не хочу, чтобы он умирал,- созналась Клара.

-Я тебя понимаю, - с улыбкой сказала Татьяна Борисовна - но только нашей Родине очень важно, чтобы за неё люди были готовы умереть.

-И что же мне делать?

-Надо сделать так, чтобы он научился отвечать как все.

Это было легче сказать, чем сделать. У Милана на все советские ценности был свой взгляд. Не нравились ему ни Тимур с его командой, ни Павлик Морозов. Он с трудом понимал героические поступки Матросова и Гастелло. Все рассказы Гайдара и его морали, не находили никакого ответа в его маленькой груди. Все положительные герои ему не нравились, и быть таким как они, ему очень не хотелось. Поэтому, попав летом в пионерский лагерь, он сумел пробыть там только один день и попросил мать забрать его домой.

Но проблемы были не только у Милана, даже сам Джордж иногда сталкивался с проблемами. Иногда ему приходилось переносить насмешки над его акцентом и дурацкие шуточки некоторых офицеров. Особенно ему досаждал штабная крыса капитан Филимонов - крупный рыжий здоровяк, с лицом в веснушках. Он постоянно отпускал шуточки в его адрес и при этом часто подталкивал Джорджа в бок. Однажды в кабинете заместителя командира дивизии он опять язво подшутил и подтолкнул Джорджа в бок. В этот момент у Джорджа лопнуло терпение и гнев, накопившийся за долгое время, вырвался наружу. Он схватил Филимонова за рукав и закрай кителя и швырнул обидчика. Результат превзошёл ожидания. Филимонов перевернулся в воздухе и шлёпнулся боком на стол стоящий в кабинете. Этого удара ножки стола не выдержали и разлетелись в стороны. Филимонов, кряхтя стал подниматься с пола, а заместитель командира дивизии встал между ними и заорал.

-Приказываю сейчас же прекратить! Я ничего не видел, и здесь ничего не произошло. Советую и вам забыть об этом, так будет лучше для всех.

И действительно никто об этом случае не узнал, а стол в кабинете незаметно заменили. Служба шла своим чередом, но только ни о каких продвижения по службе не было и речи. Количество офицеров после войны было удивительное, на полковников не хватало полков, а офицеров было больше чем солдат.

Через год Джордж был послан на строительство Байкало-Амурской железнодорожной магистрали. Нет, рельсы он сам не укладывал, а находился на железнодорожном узле в Чите, через который шло всё снабжение военных эшелонов. Работы было на столько много, что некогда было даже поспать. Ответственность была уникальной, но как не удивительно, несмотря почти на постоянные комиссии, у Джорджа не было никаких недостач. Он был в отличных отношениях с начальником станции, который по заслугам оценил его усердие и потребовал, чтобы ему дали повышение в чине. И действительно, через пару месяцев Джорджу было присвоено звание майора. А из командировки он привёз Милану детский велосипед "Школьник", который только недавно стали выпускать. Милану достался велосипед под номером два и восторгу ребёнка не было предела.

В том году некоторые из товарищей-эмигрантов вернулись в Югославию, но большинство решило остаться и ждать пока их не перестанут называть предателями и позовут обратно. Но этот день никогда не наступил и приходилось смириться с тем, что жить придётся далеко от родного дома. Из Югославии ему никто не писал, а потому перестал писать и он. А вот Клара и Зельда иногда получали письма из Америки.

Писала им теперь дочка Рахили - Эльса. Писала она о себе и о жизни и других родственников. Эльсын муж был зубным техником, и бизнес его процветал.

Он работал на несколько зубных врачей и работы у него было много. Их доходы были на столько приличны, что они смогли купить себе собственный дом с бассейном. Такое себе Клара едва могла представить. Их дети Кенни и Джон

ходили в школу и были уже настоящими американцами. Ну а у Ола и Ирмы дела складывались ещё лучше. Гостиница им приносила вполне приличный доход, и они смогли купить ещё один отель. Ирме теперь уже больше не было нужно работать на кухне и стирать, а только следить за подчинёнными. И Олл тоже уже больше не работал с прежним напряжением, и они стали вместе путешествовать. Теперь в письмах уже никто из них не жаловался на тяжёлую жизнь и даже наоборот, стало понятно, что все они были уверенны в своём благополучном будущем. Рахиль по-прежнему считала Зельду своей любимой сестрой и, понимая, что вызвать их в Америку будет практически невозможно, пытались помочь им своими посылками.

И эти посылки очень помогали. На свои зарплаты Клара и Джордж практически не могли покупать себе хорошие вещи, денег с трудом хватало на еду, а потому посылки из Америки были такими долгожданными. Когда Клара одевала присланные ей платья и туфли, она выглядела как шикарная актриса, сошедшая с экрана. Ну а Джорджу гражданские вещи были не нужны, он всегда ходил в военной форме и только когда мы уезжали в отпуск в Одессу он носил гражданские вещи.

.

Часть седьмая.

К этому времени я подрос, у меня стали складываться свои взгляды. Даже теперь я хорошо помню те далёкие события. Поэтому с этого места я буду описывать события так, как помню их я.

Что помню я о своём детстве? То, что оно было счастливым. После школы я приходил домой, где меня ждала бабушка Женя. Седая и худенькая, она смотрела за нами, пока родители были на работе. Я до сих пор помню вкус её куриных супчиков, котлет с картошкой, жаркого с пончиками, хрустики, компот из сухофруктов. Она всегда была готова обслужить нас и никогда не требовала ничего в замен. Тяжёлая жизнь сделала её терпеливой к трудностям и теперь, когда она жила в квартире, вместе с дочкой, внуками и зятем, которого она любила, когда в доме всегда было, что поесть и что одеть, ей больше ничего не было нужно и она казалась успокоенной.

Моя мать была удивительно динамичной женщиной и работа в её руках просто кипела. Своим громким голосом она организовывала всех, но этот голос становился удивительно звонким и приятным, когда она начинала петь, а петь она любила с самого детства. Особенно мне нравилось, когда она пела песни из фильма "Дети капитана Гранта". - "Ану-ка песню нам пропой весёлый ветер...", или песенку Паганеля "Жил отважный капитан". Любила она и посмеяться и смех этот был на столько заразительным, что тяжело было остановиться. Она была очень преданной матерью и безмерно любила нас - своих детей. В замен она требовала такой - же любви и говорила, что дети больше всего на свете должны любить мать.

Отец наш любил нас никак не меньше, но не требовал назад никакой любви. Меня всегда поражали его большие сильные и в тоже время мягкие крестьянские руки. И хотя эти руки иногда (очень редко) могли наказать меня, я ужасно любил их и до сих пор чувствую их теплоту, когда он нежно гладил меня по голове. Эти руки могли производить удивительные вещи. Он сам мог выпилить из дерева гусли и сделать к ним смычёк, или сделать сербский духовой инструмент "дипле", сделать курительную трубку, или сплести из соломы опанки

Он был не многословен, но ни одно его слово не улетало на ветер. Он был небольшого роста, но в его глазах никогда не горел страх, даже перед гораздо большим соперником.

Мой брат Дима, который был на много старше меня, ходил в авиационный институт. Каждое утро, когда я просыпался и шёл из нашей комнаты в туалет, проходя мимо комнаты, где на раскладушке спал он, я останавливался и осторожно заглядывал в комнату. Дима обычно лежал с закрытыми глазами и спал. Но я знал, что это неправда. Как только я, улучшив момент, пытался проскочить мимо него, он выхватывал из под головы подушку и кидал в меня. Иногда мне удавалось пробежать, но чаще всего он меня сбивал подушкой с ног и я улетал в ванну.

Он вскакивал, поднимал меня с пола и, целуя, говорил:

-Ну, как Милашка я тебя накрыл!

Я знал, что он меня любит, но всегда чувствовал, что эта любовь немного странная.

Так, если я ему возражал, то он мне делал смазки. Это когда, смочив слюной пальцы, он проводил ими по моим волосам против шерсти. Было довольно больно, а главное обидно. Иногда я упирался и называл его за это дураком, и тогда он делал мне салазки. Ложил на кровать, закидывал мне ноги за голову и держал в таком положении и пока не пукну. После этого он снова целовал меня и весело смеялся. Только потом я понял, почему он делал это. Дима совсем не помнил своего отца и вырос без него. И мать и бабушка любили его, но ему как мальчику была важна мужская любовь. Когда появился Джордж, он стал верить, что теперь у него будет эта любовь. Но когда появился на свет я, он понял, что любовь Джорджа ко мне совсем другого уровня и это вызывало в нём зависть. Да и мне самому иногда было неудобно от того, что меня так любил отец. Он называл меня своим рыцарем и я постоянно чувствовал тепло его широких, крепких рук, нежно гладящих меня по голове. Вообще надо сказать, что с раннего детства я был окружён любовью и заботой. Жили мы хоть и не богато, но на еду в доме всегда хватало. У меня было всё, что и у других детей: лыжи, санки, коньки и велосипед и я вместе со своими друзьями носился по улице и парку Летом мы часто все вместе выезжали на пикники иногда на Белую, иногда на Дёму и изредка на Уфимку, которая была наиболее быстроё речкой с опасными водоворотами. В самом городе, был великолепный парк Якутова, где можно было покататься на лодках по озеру и покататься вокруг парка в вагончиках толкаемых настоящим паровозом и управляли этим паровозом обыкновенные школьники. Зимой в этом же парке можно было кататься на коньках и лыжах и на санках с горки. Короче, жизнь была не скучной, но и не лёгкой.

В нашем дворе было много мальчишек вместе, с которыми мы исследовали соседние дворы и помойки, где водились стаи здоровенных крыс. Особенно полными приключений были дни школьных каникул, когда мы были полностью предоставлены сами себе. Родители, конечно, пытались занять нас полезными делами. Так, например мой отец привёз из очередной поездки пианино "Беларусь" и меня послали в музыкальную школу. Нельзя сказать, что я не любил играть, но на улицу меня тянуло гораздо больше, а потому музыкальные успехи мне давались с трудом.

Моя младшая сестричка Лариса тем временем подрастала и ходила в детский садик. Быстрая и озорная, она больше походила на мальчика, и все мои друзья играли вместе с ней. А игры наши были в основном на военную тематику и при этом происходили настоящие бои. Мы рубились на деревянных саблях, зимой сражались за снежные крепости и возвращались домой промокшими до нитки.

Дима теперь редко бывал дома. С утра он уходил в институт на занятия. После этого он учился в общежитии вместе со своими друзьями, а вечером они ходили в спортзал играть в баскетбол. И хотя Дима не отличался большим ростом, финтить с мячом он умел получше других, а потому играл роль разводного. Домой он возвращался поздно вечером и, покушав, почти сразу шёл спать. В скором времени у него появилось новое развлечение. Он стал встречаться с девушкой по имени Галина. Дома об этом мало что знали, только заметили, что он стал появляться ещё реже. Однажды вечером он пришёл вечером домой вместе с Галкой. Она была довольно крупной девушкой с громким, низким голосом, страшно самоуверенная и не очень приветливая. Видать, она была избалована своими родителями, ведь её отец был директором большого завода. В тот вечер они сообщили моим родителям, что они собираются пожениться. С её родителями они договорились уже до этого.

Был назначен день, когда родители жениха и невесты должны были встретиться и договориться о будущей свадьбе. Встреча произошла в доме Путекевичей. Павел Григорьевич и его жена Клавдия Сергеевна приняли Джорджа и Клару любезно, но с явным желанием показать, что они куда более важные личности. Жили они в шикарной четырёхкомнатной квартире вместе с двумя дочерьми и матерью Павла Григорьевича. Во всех просторных комнатах на полу лежал паркет, комнаты украшала шикарная мебель, а на полках трюмо разными цветами радуги переливался хрусталь. В книжных шкафах стояли ряды книг, а на стенах висели картины. Но была у них ещё одна вещь, о которой в то время редко кто мог мечтать.

Кроме служебной машины у них была своя собственная "Победа". Соответственно на свадьбу галкины родители выделили куда больше денег и Джордж с Кларой чувствовали себя бедными родственниками. Это чувство сильно их раздражало.

Свадьбу состоялась в квартире Путекевичей. С Диминой стороны были только мать, отец, бабушка и я с сестрой, остальные приглашённые были со стороны Галки, и было их на много больше. В двух больших комнатах были расставлены в несколько рядов столы, а гости сдели на специально приготовленных скамейках.

Звучали тосты, лилось вино и водка, стол ломился от закусок. Казалось бы, Клара должна была бы быть довольной, что её сыну предстоит жить в доме, где царил достаток, но на её душе "скреблись кошки" и её новые родственники не нравились ей. После свадьбы Дима переехал к Путекевичам, где у них с Галкой была своя комната и теперь он ещё реже заходил домой. А ещё через полгода они оба закончили институт и были направлены по распределению в город Пермь на местный авиационный завод. Клара очень переживала за Диму, но с другой стороны теперь не нужно было встречаться с Галиной, которую она недолюбливала.

ххх

После отъезда Димы, события стали сыпаться на их головы как из рога изобилия. Новый Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв резко поменял курс движения партии. Поменялось и отношение к Армии. С военного времени количество офицеров в армии было астрономическим. Чинов было больше чем должностей и продвижение по службе было очень тяжёлым. За все эти годы Джорджу удалось дослужиться только до майора, а его друзья подвигались ещё медленнее. И вот вышел приказ о сокращении армии и об увольнении в запас 1.200000 военнослужащих и отец попал в их число. Он становился пенсионером в сорок лет, но, не смотря на это, военной выслуги ему вполне хватало. Четыре года войны, где год считался за три ( 4х3=12), плюс шестнадцать послевоенных лет, итого двадцать восемь лет. Этого было более чем достаточно для выхода на пенсию. Он мог попроситься остаться в армии, но эта собачья жизнь в вечных переездах ему ужасно надоела, и он был рад, что ей пришёл конец. Ещё больше была рада этому Клара. Теперь она мечтала вернуться в Одессу. Им предложили поселиться в Казани, где им выдавалась двухкомнатная квартира, но отец наотрез отказался.

-Нет, товарищ полковник, в Казань мы не хотим,- отказался он

-А куда же вы хотите?- удивился тот.

-В Одессу.

-Ну, прямо на курорт! А вы знаете, что будет, если все туда захотят? Для этого нужны основания.

-Во-первых, меня призвали сюда из Одессы, а во-вторых, жена моя коренная одесситка и мы никуда больше не хотим.

Полковник немного помолчал, а потом кивнул головой и согласился:

-Ну, чтож, мы можем вас направить в Одессу, но только если в Казани мы вам давали квартиру, то в Одессе вы всё должны будете добиваться сами.

-Хорошо, я поеду сам,- сказал Джордж и уже через неделю отправился в Одессу.

Сёма и Клара Подвысоцкие встретили его, как родного брата и он остановился жить у них. Затем он пошёл в военкомат, встал на военный учёт и стал добиваться, чтобы ему выдали квартиру. Но на квартиры стояли такие длинные очереди, что ждать нужно было неизвестно сколько. Джорджу надо было привлечь все свои пробивные способности. Помогало то, что отношение ко всем югославским офицерам было очень дружественным. Джордж решил пойти на приём к первому секретарю горисполкома. Однако неожиданно ему пришлось поменять все планы. Рано утром он проснулся от неприятной боли в желудке и первая, пришедшая ему в голову мысль была, что он отравился. Он выпил крепкого чая и решил превознемогая боль идти на приём. Но дойти до райкома ему не удалось, боли в животе стали невозможными, у него появились позывы на рвоту, и пришлось вернуться домой к Семёну. Дома он застал только его жену Клару, которая, посмотрев на него внимательно, воскликнула:

-Жорж! Да на тебе просто лица нет! Ну-ка быстро ложись, а я тебе принесу грелку.

И Клара принялась за его лечение. Когда ему немного полегчало, она должна была побежать на базар за покупками и он снова остался один. Боль снова усилилась, а грелка к этому времени остыла. Греть воду было долгим делом, а потому он просто нагрел утюг и, замотав его в полотенце, прижал к животу. В таком положении застал его вернувшийся домой Асин муж Юзик.

-Что с тобой происходит?- удивился он.

-Да вот живот замучил!

-И ты решил себя лечить сам грелками?

-А больше ничего не помогает.

-Давай ложись на спину на диван,- настоял Юзик.

Джордж не сопротивляясь подчинился. Юзик походкой эксперта подошёл к нему, нажал осторожно рукой на живот, а затем резко отпустил. Боль пронзила Джорджа и он заорал.

-Всё ясно сказал Юзик. У тебя аппендицит и надо вызывать скорую помощь.

Джордж сопротивлялся не долго и уже через пару часов оказался в военном госпитале. Диагноз Юзика оказался на сто процентов правильным, его подтвердила молодая докторша, осмотревшая Джорджа по прибытию в госпиталь. Ну а боли к этому времени стали просто невыносимыми. Джорджу казалось, что он их не переживёт. Операцию надо было делать срочно, но в госпитале в тот момент не было ни одного опытного врача, кроме этой молоденькой докторши, только недавно закончившей институт.

-Выбирайте сами,- сказала она - либо оперировать буду вас я, либо будете ждать другого доктора. Только запомните, что у вас каждая минута на счету.

-Выбирать не из чего,- ухмыльнулся он и даже отпустил комплимент - Если умирать, так приятнее под рукой красавицы.

Докторша покрылась румянцем и сказав санитару:

-Готовьте его к операции,- и вышла из комнаты.

Операция происходила под общим наркозом и когда Джордж пришёл в себя, то первое что он увидел, было лицо всё той же докторши.

-Ну что Джордж Миленович, поздравляю вас. Операция была успешной. Хотите посмотреть на свой аппендикс, который чуть не погубил вас?- спросила она и Джордж в ответ кивнул головой. Язык его ещё плохо слушался, а во рту было ужасно сухо. Докторша вышла и через минуту вернулась, неся в руках небольшой

поддон со щипцами, которыми она подняла небольшой, длинной сантиметра три огрызок ужасно противного цвета.

-Вот он,- сказала докторша.

-Такой маленький! И от него я мог умереть?

-Да, я так думаю, что завтра бы вы не дотянули.

Она ушла, а Джордж уснул. Через неделю у него сняли швы и выпустили из госпиталя. На память об этой операции у него остался маленький шрам, ювелирно сделанный той неопытной докторшей.

Теперь он с новыми силами пошёл на приём к первому секретарю горисполкома.

Тот его принял очень тепло и, выслушав всю его историю, вызвал в кабинет свою заместительницу по делам распределения жилплощади и дал ей указание.

-Тамара Петровна, вот познакомьтесь с Джордж Миленовичем, он политэмигрант из Югославии. Он служил в нашей армии, теперь вот вышел в отставку и приехал жить к нам в Одессу. Жена у него, кстати, одесситка и им надо помочь с получением квартиры.

Но ведь у нас с квартирами очень напряжённая ситуация и в очереди надо стоять как минимум два года,- возразила она, но секретарь настоял

- Это особый случай, и я прошу вас сделать всё возможное.

После этого Джордж решал все вопросы только с Тамарой Петровной. Через несколько дней, она ему сообщила радостную весть.

-Могу вас обрадовать товарищ Вигневич, вам будет предоставлена квартира на пятой станции большого фонтана, но она ещё не готова и у вас есть пару месяцев.

Езжайте в Уфу за своей семьёй и возвращайтесь обратно.

Джордж был на седьмом небе от радости и уже через день выехал в Уфу, где его ждали неприятные вести.

В это время в Уфе была эпидемия болезни Боткина или как её называли "Желтухи" и я заразился. Вечером я почувствовал слабость и меня стало тошнить. Мама заварила мне крепкого чая, заставила его выпить и уложила спать. На следующее утро, увидев меня, она ужасно перепугалась. Лицо моё всё пожелтело и даже глаза стали жёлтыми. Поняв, что дело плохо, она сразу позвонила Павлу Ивановичу и тот приехал буквально через полчаса. Диагноз оказался предсказуемый - тяжёлая форма гепатита и меня сразу забрали в госпиталь. Началось интенсивное лечение. Особенно мучительными были капельницы глюкозы, которые кололи в ноги. Мне литрами вкачивали глюкозу, для помощи печени и от этого ноги распухли, и стало больно ходить. Клара бегала на базар и приносила оттуда свежие фрукты, так необходимые для печени. Дела шли на поправку, но очень медленно, а к этому времени вернулся Джордж, чтобы забрать всю семью в Одессу. Получалась непредвиденная остановка, в результате которой можно было потерять обещанную квартиру. Надо было поторапливаться, и они стали уговаривать врачей. Мне делали столько уколов, что на теле не осталось живого места, но в результате желтизна стала уходить и печень понемногу стала уменьшаться. До полного выздоровления надо было ещё ждать, но меня выписали из больницы при условии выполнения строгой диеты.

Выезжали мы из Уфы в августе месяце и по утрам уже бывали заморозки. Уезжали мы впятером, ведь Димка уехал с женой в Пермь. Поезд шёл три дня, и мы горели ужасным нетерпением поскорее увидеть Одессу. Наконец поезд остановился на перроне Одесского вокзала, где нас встречали Семён и его жена Клара. Глядя на их улыбающиеся лица, было легко поверить, что они действительно рады гостям. Семён крепко обнял свою тётку Зельду, затем Клару и всех других.

-Ну чтож, поздравляю вас всех с приездом на родину в Одессу!- поприветствовал он.

-Нам даже не удобно вас стеснять,- смущённо сказала Клара.

-Какая ерунда, - небрежно бросил Сёма и хлопнул Джорджа по плечу - поехали домой!

-Спасибо тебе за твою доброту, но я надеюсь, что нам не придётся у вас долго жить. Я думаю, что мы за пару недель получим квартиру.

-Послушай Клара, вы наша семья и потому мы сделаем для вас всё. И хватит вообще говорить об этом,- настоял Сёма и, взяв меня за руку, пошёл к машине.

На одной их машине мы доехать не могли, а потому взяли такси. Квартира находилась в большом, новом доме у "Нового рынка", прямо над кинотеатром "Дружба". Квартира была просторная, с паркетными полами и очень хорошей мебелью. Большой балкон выходил прямо Садовую улицу.

Мы занесли свои вещи, и Семён велел поставить их в спальне. В большой комнате стоял накрытый стол и Клара стала разогревать обед. Теперь в доме было две Клары, что вызывало некоторую суету. Они обе крутились на кухне и выносили на стол еду, мужчины же откупорили бутылку водки, разлили по рюмкам и выпили.

Не успели они выпить, как входная дверь открылась и в комнату с шумом вошли Ася со своим мужем Юзиком и двумя детьми Ларисой и маленьким Шуриком. Они тоже уселись за стол и началось гуляние. Застолье продолжалось до вечера, звучали тосты, строились планы на будущее и никто не сомневался, что оно будет прекрасным. Наконец было решено, что все идут спать.

-Где вы нам постелите?- поинтересовалась Клара.

-Будете спать у нас в спальне,- ответил Сёма.

-А вы где?- удивился Джордж.

-А мы постелем себе здесь в комнате на полу.

-Нет, мы на это не согласны, - почти в один голос запротестовали Клара и Джордж, но Сёма остановил их голосом не терпящим возражений.

-В этом доме я решаю, где и кто будет спать, и вы все будете спать в нашей спальне, там вам на всех как раз хватит места.

Спор не получился, и пришлось ложиться спать, где сказано. Но Джордж твёрдо решил, что уже завтра же пойдёт на приём в горисполком и они как можно быстрее съедут на свою квартиру.

Он думал одно, но в горисполкоме Джорджу сразу же сказали, что квартиру, которую обещали ему, отдали другому.

-Да как же так? Ведь вы мне сказали ехать за семьёй и теперь говорите, что квартиры нет!- возмутился он и от этого его акцент стал ещё более сильным.

Тамара Петровна немного смутилась, но, пожав плечами сказала:

-Вы поймите, мы ничего не могли сделать. Вашу квартиру пришлось отдать герою Советского Союза, им жильё должно предоставляться в первую очередь.

-Так что же мне делать? Нам негде жить! Нас приютили родственники жены, но только на короткое время. У меня сын только выписан из больницы и ещё совсем слабый.

- С этой квартирой ничего уже сделать нельзя, вам придётся ждать следующей.

Поверьте мне, следующая квартира точно ваша, только надо немного подождать.

Джордж вышел на улицу таким растерянным, что совсем не знал куда идти. Он не представлял себе, как он может сообщить эту новость Кларе. А потому он немного побродил по городу, выпил для смелости пива и пошёл домой. По его виду Клара сразу поняла, что произошло.

-Господи, что у тебя за вид, неужели квартира нам не досталась?

Джордж отрицательно покачал головой.

-Ну, за что нам такие несчастья? Чем же они это объяснили?

-Тем, что квартиру отдали Герою Советского Союза, а нам дадут следующую.

-И когда же это будет, и в каком районе они нам дадут квартиру.

-Об этом они ничего не сказали, только сказали, что будет скоро.

-Что же мы будем делать? Ведь не можем же мы всей семьёй сидеть на шее Сёмы и Клары.

-Тогда давай перебираться в гостиницу, - предложил Джордж.

-Надо сначала переговорить с Сёмой, - решила Клара. Как только Семён пришёл с работы, она высыпала на него неприятную новость. Семён слушал молча и обдумывал положение, но Клара решила его успокоить.

-Ты не волнуйся, мы переберёмся жить в гостиницу.

-Никуда вы не пойдёте, будем все жить здесь. Во время войны мы ютились в грязных подвалах. Так что же мы не выдержим пару месяцев в моей большой квартире?

-Но мы не хотим вас стеснять!

-А обидеть вы меня хотите?

Бороться с этой одесской логикой Семёна было невозможно. Так они остались жить у него дома, а первого сентября я и Лариса пошли в соседнюю школу, но ходили мы туда без всякого удовольствия. Я никак не мог привыкнуть к играм в маялку, в которую играли почти все мальчишки, ни к странным увлечениям по обмену этикетками от банок и бутылок. Поэтому прямо из школы я спешил домой. Но и здесь мы не чувствовали себя свободно. Несмотря на то, что и Сёма и его жена Клара относились к нам чудесно, мы старались вести себя как можно тише и скромнее. Зельда и Клара вместе ходили на базар, стараясь покупать в дом хоть какие-нибудь продукты, хотя одной пенсии Джорджа было на это явно недостаточно. Джордж каждый день уходил в горисполком и военкомат, для того чтобы квартиру им дали как можно быстрее. И вот в октябре месяце ему сказали, что они получат трёхкомнатную квартиру в новом доме по Новоаркадиевской улице. С этой радостной вестью он прибежал домой и вывалил её на всех ожидавших. В доме поднялся такой крик, что соседи наверняка перепугались. И было неизвестно, кто был больше рад семейство Вигневичей или Подвысоцких. Семён и Юзик предложили это дело обмыть, но Клара категорически отказалась. Она ужасно боясь сглазить удачу, а потому все пораньше легли спать, чтобы с утра Джордж был уже в горисполкоме.

За эти несколько месяцев проведённых в коридорах горисполкома он порядком поднадоел всем, но с другой стороны он явно чувствовал, что Тамара Петровна

испытывает к нему симпатию. Когда он зашёл к ней в кабинет, она приветливо улыбнулась, встала из-за стола и подошла к нему.

-Поздравляю вас Джордж Миленович, у меня для вас сегодня подарок, она протянула к нему руку сжатую в кулак и, подойдя ещё ближе, разжала его. У неё на ладони лежала маленькая связка ключей - Это ключи от вашей квартиры. Берите!

Джордж взял из её рук этот бесценный груз и ощутил при этом такое счастье, какого давно уже не испытывал. Ему захотелось хоть как-то отблагодарить эту женщину, и он неожиданно для самого себя поцеловал её руку, а она при этом вспыхнула румянцем.

-Тогда я наверное пойду?- спросил Джордж.

-Подождите немного,- успокоила его она - Я вам ещё даже не выдала ордера на квартиру.

Она подошла к своему столу и подняла с него какие-то бумаги и передала их Джорджу, а он аккуратно положил их во внутренний карман.

-А когда мы можем вселяться?

-Можете хоть сейчас, но сегодня у нас пятница. Официально же можете вселяться с понедельника. Так что можете не спешить.

-Нет, я побегу, а то там моя жена с ума сойдёт. Она так волнуется , что всё может снова сломаться.

-Всё будет в порядке, но если вы так волнуетесь,- пожав плечами сказала она - тогда можете спешить.

Он вышел на улицу и почти бегом пошёл на остановку второго троллейбуса, затем долгие двадцать минут толкучки в переполненном троллейбусе, где он внимательно следил за своими карманами, в которых лежали драгоценные ключи и ордер на квартиру. На четвёртый этаж он взлетел с лёгкостью птицы и позвонил в дверь.

За дверью раздался крик Клары и стук быстрых шагов. Дверь открылась, и она вылетела на встречу. На её лице горел возбуждённый румянец, а в глазах прятался испуг.

-Ну что, получил?- спросила она.

-Получил !- ответил он и потряс перед ней ключами.

Клара вырвала их из его рук и несколько раз поцеловала.

-И когда же мы можем вселяться?

-В понедельник.

-Ой, как долго ждать, а сейчас квартиру ещё занимать нельзя?

-Тамара Петровна сказала, что можно хоть сегодня, но официально только в понедельник.

-Нет, я никому уже не верю! Надо вселяться сегодня, а то у меня есть чувство, что

за выходные квартиру кто-то займёт.- уверенным голосом сказала Клара- Давай заберём детей со школы и поедем туда, может нам удастся занять квартиру сегодня.

Джордж не испытывал такой необходимости, но остановить Клару в этот момент было тяжелее чем поезд и он согласился.

-Ты иди за детьми в школу,- сказала она - а мы с мамой соберём всё самое необходимое, что нужно на первых пару дней, а всё остальное перевезём потом.

Джордж отправился за детьми, а в доме начались срочные сборы.

Уже через пару часов, они впятером ехали на такси в сторону Аркадии. Дети были возбуждены ещё больше чем их родители и постоянно приставали с вопросами: сколько комнат квартире и будет ли у них своя комната, как далеко от дома до моря и будет ли у них телефон.

День для переселения был далеко не лучший; было сыро и холодно, беспрерывно моросил мелкий дождь и дул холодный ветер, пробирающий людей до костей.

Как оказалось, их дом стоял последним на улице. Подъезды расположились со стороны двора, а здесь ещё фактически не было тротуаров, кругом блестели зеркала луж и кучи грязи. Они стали искать свою квартиру и подъезд. Их подъезд оказался вторым, а сама квартира находилась на последнем, пятом этаже. Стараясь не привлекать внимания, они открыли подъезд и стали подниматься по лестнице. Наконец они оказались перед дверьми своей квартиры и их ещё никто не заметил.

Джордж всунул ключ в дверь и, провернув его два раза толкнул, дверь подалась и он шагнул в коридор. За ним в комнату с шумом кинулись я с Ларисой, а уже следом за нами вошла Клара и Зельда, или как её называли внуки

" бабушка Женя". Джордж закрыл за всеми дверь. Я с Ларисой с шумом носились по квартире, и Клара была вынуждена крикнуть на нас.

-Сейчас же перестаньте кричать, иначе нас выгонят из квартиры!

-Почему, ведь это наша квартира? - спросила маленькая Лорка.

-А потому, что вселяться ещё нельзя, можно только с понедельника и поэтому говорите шёпотом.

-Мы без особой радости приняли условия.

На улице начинало темнеть, а электричество ещё не было подключёно и все сразу стали стелить постели. Из принесённых сумок достали два толстых, верблюжьих одеяла и постелили их на пол, сверху постелили две простыни и положили на них подушки. Укрываться все они должны были двумя оставшимися одеялами. Становилось совсем темно, но на этот случай у них были с собой свечи, которые мы разожгли и поставили вдоль стены на кусочки бумаги. Дальше из сумки Клара достала хлеб и колбасу и, разделив всё это по справедливости на пятерых, снова полезла в сумку. Она достала оттуда термос с чаем и две железные кружки, из которых все должны были пить чай по - очереди. Джордж же полез в карман своего пальто и вытащил оттуда бутылку водки. Затем из другого кармана жестом факира вытащил три железные рюмочки и поставил рядом на пол.

- Чтож, выпьем за новоселье?- спросил он.

-Да ты что Джордж, ведь ты знаешь, что я не пью, а тем более водку,- напомнила Клара.

-А я выпью,- неожиданно для всех заговорила Зельда - и тебе советую не ломаться и по такому поводу выпить.

-Ладно наливайте,- подумав, согласилась Клара.

Джордж бодро разлил водку в три рюмки и раздал их тёще и жене.

-С новосельем!- радостно сказал он, - и они дружно чокнулись рюмками, а дети кружками с чаем и выпили. Но Клара неожиданно вновь протянула свою рюмку Джорджу.

-Налей мне ещё, я хочу выпить за то, чтобы у нас эту квартиру никто не украл. Я до сих пор не верю, что она наша, но я пока жива, я её никому не отдам.

-Никто у нас её не отнимет,- заверил её Джордж и погладил себя по тому карману, в котором у него был спрятан пистолет, привезённый из далёкой Босны.

После этого чтобы не замёрзнуть ночью, они стали ложиться спать не раздеваясь.

Все попытались уснуть, но ни у кого это не получалось, на столько сильно они были возбуждены. Даже я и маленькая Лариса не могли уснуть, а тихо перешёптывались, придумывая, что мы будем делать завтра. А за окном продолжал лить дождь, но нам всем было, как никогда уютно спать на полу этой пустой квартиры.

А на следующее утро дождь прекратился. Мы встали, умылись и стали собираться каждый по своим делам. Джордж ехал договариваться, чтобы привезли контейнер, Клара должна была заняться закупкой продуктов, ну а Зельда оставалась с внуками. Я, не смотря на запрет, оделся и вышел на улицу, где сразу столкнулся со своим ровесником Вовкой Компанейцем, который вместе со своими родителями вселился в тот же дом, в тот же день. Этой дружбе суждено было длиться много, много лет.

В понедельник в доме включили электричество и дали тепло. Во вторник привезли нашу незамысловатую, но такую нужную мебель. Теперь у каждого была своя кровать и с каждым днём жизнь становилась всё более уютной. На той же неделе Клара повела детей в ближайшую школу N 59, которая находилась на улице Пироговской, до которой надо было добираться на пятом троллейбусе. Я одел свою школьную форму, завязал пионерский галстук, как было принято ходить в школу в Уфе. Меня определили в 5а класс, и я вместе с матерью стоял возле дверей класса, дожидаясь, когда закончиться первый урок и начнётся перемена. Наконец прозвенел звонок, и ученики с грохотом вывалились из класса. Никто из них не был одет в школьную форму и, увидев меня прилежно одетого пионера, они как стая дикарей накинулись на меня и вырвали из рук мамы, в испуге закричавшей:

-Сейчас же отпустите его!

На этот крик из класса вышел невысокий учитель географии и громко крикнул:

-Прекратить!!!

И ученики мигом расступились, оставив меня в середине совершенно ошарашенного. Вся моя форма была расстёгнута, галстука вообще не оказалось, но сам я стоял и дурацки улыбался. Эти ребята мне понравились гораздо больше, чем ребята из прошлой школы. Надо сказать, что дисциплина в этой школе почти не существовала и учителя с трудом управляли трудновоспитуемыми учениками.

В Одессу постепенно стали съезжаться семьи югославских эмигрантов, уволенных на пенсию с военной службы. Совсем недалеко жил Милан Рибар со своей женой Капой, дочкой Леной и маленьким Никушкой. Ещё ближе поселился Николай Груич с женой. Недалеко жил Слава Стоянович с женой Римой и дочками Ларисой и Ритой, на проспекте Гагарина Жила семья Ачимовича, в городе жили Цекичи, Янеши и Боичи, ну а дальше жили Величи, сын которых Слава ходил вместе со мной в одну школу. Мы семьями встречались почти каждую неделю и справляли вместе все праздники от нового года, 1мая и 7ноября, до любых незначительных праздников. Нужна была только причина встретиться и они её находили, тем более, что в такой большой компании дни рождения были довольно частым событием. Мужчины в основном пили, играли в шахматы и спорили о политике, женщины готовили еду, сплетничали и следили за детьми. Ну а дети взрослели и всё меньше нуждались в компании родителей.

Квартира, которую мы получили, находилась в доме, где селили сотрудников одесского пароходства. Здесь жили в основном семьи моряков, семьи футболистов одесского "Черноморца" и других счастливчиков. Дом находился всего в двух кварталах от моря, а перед окнами со стороны улицы открывался вид на розарий и территорию болота, куда стекали сточные воды толевого завода. Всё это впоследствии превратилось в парк. Рядом через забор находился завод шампанских вин, ну а через забор прямо перед балконом находился университетский стадион, на котором пройдёт почти всё моё счастливое детство.

Здесь появились мои первые друзья. Вслед за Вовкой я познакомился с Юркой Бурштейном и Володей Олениным, которого сразу почему-то мы сразу стали называть Лёликом. В том же доме жили Шурик Котляр и Мишка Змеев. Вообще-то в нашем дворе было мало ребят, а потому мы всегда подвергались нападениям мальчишек из соседних домов.

Жить на одну пенсию было делом невозможным, а потому надо было срочно искать работу. И Клара с Джорджем сразу после приведения квартиры в порядок принялись за трудоустройство. Куда только Клара не ходила, работу себе она найти не могла. И вроде сначала к ней проявляли интерес, но в конце концов, ей отказывали. Она уже теряла всякую надежду и была готова на любую работу. И такая ей подвернулась. Ей предложили работу бухгалтера в Леспромхозе с зарплатой в сорок пять рублей, о которой даже было стыдно сказать людям. Но она согласилась, ведь положение в их семье из пяти человек было почти безнадёжным.

Зарплата была мизерной, а работы было много. Она с трудом находила себе время на обеденный перерыв, в каждый из которых она покупала булочку за пять копеек и съедала её со стаканом сметаны. Клара тешила себя только одной надеждой, что ей всё-таки удастся себе найти хорошую работу с приличной зарплатой.

В поисках своей работы Джордж должен был учитывать одну деталь, что он был уже пенсионером. Военная пенсия размером в сто двадцать рублей позволяла ему получать зарплату не более девяноста рублей, а потому перерабатывать он особо не собирался. Один раз в поисках работы он зашёл в кабинет начальника отдела кадров "Черноморского пароходства". Товарищ Бойко, выслушав рассказ Джорджа о своём снабженческом опыте, заключил:

-Вы товарищ Вигневич поезжайте на Опытно-механический завод пароходства и там устраивайтесь. У них там есть начальник снабжения некий Пыжов, но вы скажите, что хотите работать, а я им тоже позвоню. Взяв адрес, Джордж поехал на Пересыпь, где находился завод. Дирекция завода вместе с бухгалтерией находился на втором этаже небольшого здания. Начальником снабжения там был отставной подполковник Пыжов - крупный мужчина, видного телосложения и с очень недобрым выражением лица. Он сразу почувствовал в назначении Джорджа на должность некоторую угрозу своему положению, а потому стал протестовать, что ему заместители не нужны. Но указ был дан сверху и Джордж стал оформляться.

С первого дня на работе у него стали складываться хорошие отношения со всеми сотрудниками, кроме его непосредственного начальника, который постоянно пытался давать ему советы, хотя сам он был снабженцем некудышным. Всё заводское управление располагалось в двух больших комнатах. Кабинет директора делился перегородкой на две части, на одной из которых сидел сам директор со своим заместителем, а во второй половине располагался отдел снабжения и главный инженер завода Гербер Александр Львович.

Ещё с давних, военных лет Джордж славился своей изобретательностью в снабжении дивизии, не утратил он своих качеств и на гражданке. Ему без явных усилий удавалось доставать всё, в чём нуждался его завод и это очень хорошо почувствовали все, включая директора. Однако начальник никак не хотел признать заслуги своего заместителя и постоянно давал свои советы как нужно работать. Иногда эти советы были грубыми и тогда Джордж не выдерживал и осаживал начальника.

-Зачем мне ваши советы? Мне приходилось снабжать сорокатысячную армию, а не то, что завод. Поэтому оставьте меня!

- Меня не волнует, кем ты был в своей Югославии, здесь начальник я и ты будешь слушать меня!- орал в ответ Пыжов.

И всё это происходило частенько в присутствии директора и его заместителя, или

главного инженера. В результате всем стало понятно, что так дальше продолжаться не может и нужно искать выход. В результате, благодаря усилиям директора Cторожева Анатолия Павловича, Пыжова удалось перевести на Судоремонтный завод, якобы даже с повышением. Джордж остался в должности начальника отдела снабжения, и с этого дня у него больше не было никаких проблем.

Прошла зима, а за ней и весна. Я закончил пятый класс, а Лариса первый и у нас начались каникулы. Пятьдесят девятая школа не славилась своей успеваемостью, а совсем наоборот славилась своей плохой дисциплиной. Ни Клара, ни Джордж не были удовлетворены этой школой, а потому было решено перевести детей в новую школу N35, которую построили на Проспекте Гагарина, рядом с Одесской киностудией. Но в школу надо было идти только осенью, а пока начались каникулы и я с головой окунулся в них. В Уфе я всегда был болезненным мальчиком и инфекции поражали меня одна за другой. Здесь же в Одессе морской воздух благоприятно сказался на моём здоровье, и я вместе со своими друзьями целыми днями играл в футбол и тайком от родителей бегал на море, до которого идти надо было пешком не более пятнадцати минут. Я загорел и окреп и даже ужасные грибки на ступне, которые я подхватил в уфимских банях, от морской воды стали вдруг уменьшаться и в течении года совсем отпали.

Кроме этого в Одессе почти везде росли вишни, черешни и абрикосы и я вместе с товарищами совершал набеги на эти деревья. Всё в этой Одессе подходило мне и особенно её горячее южное солнце. Ларисе было только восемь лет и на море она ходить ещё не могла, а потому проводила много времени вместе с бабушкой Женей, как теперь звали Зельду. Зельда на очень скромные деньги умудрялась готовить очень вкусную пищу. На первое она обычно делала куриный бульон с фаршированной куриной шейкой, но теперь она частенько варила зелёный или красный борщ, а иногда и рассольник. Её котлеты пахли так, что слюна начинала выделяться ещё до подхода к дому. Жаркое она готовила тоже очень вкусно, но главным её деликатесом была фаршированная рыба с густым рыбным бульоном. Умела она и печь биляши и делать вареники и пельмени. Ну а на сладкое она частенько пекла простые хрустики с сахарной пудрой и они всем ужасно нравились. Так что питались мы нормально.

Единственное чем мы отличались от большинства соседей - так это одеждой, которая была у нас не всегда новая. Жили мы в доме пароходства, а моряки привозили для своих детей из-за границы вещи, о которых в далёкой Уфе мы даже и мечтать не могли. У большинства моих друзей отцы плавали, а у Юрки отец был хирургом и ему часто клиенты приносили подарки, поэтому все мои друзья были одеты гораздо лучше меня. Иногда они давали мне поносить свои вещи, и я был им за это благодарен, но на душе у меня всегда по этому поводу скребли кошки. Лариса тоже была одета кое-как и ей часто приходилось донашивать вещи более крупной Ларисы Варшавской.

Такая тяжёлая финансовая ситуация не могла долго продолжаться и Клара всё время пыталась найти работу более высокооплачиваемую. И в один из дней Джордж принёс оптимистичную новость. Его приятель из пароходства при встрече в одном из ресторанов спросил:

-Послушай Джордж Миленович, кто твоя жена по-профессии?

-Она бухгалтер,- ответил он.

-А ей нужна работа?

-Конечно нужна! На её работе ей платят копейки.

-Ну, тогда пусть завтра придёт к главному бухгалтеру тов. Иванову, ему нужен человек.

С этой новостью Джордж пришёл домой и сообщил её Кларе. Она сначала не поверила своим ушам, а затем запрыгала от счастья. На следующее утро Клара поднялась рано, привела себя в порядок и поехала устраиваться на работу. Иванов Валерий Васильевич оказался очень приветливым мужчиной и встретил её с тёплой улыбкой.

- Как вас зовут уважаемая?- спросил он.

- Клара Давыдовна,- представилась она.

-Расскажите мне тогда где и кем вы работали.

И Клара поведала ему свою трудовую биографию.

Валерий Васильевич с удовлетворением выслушал её и сказал:

-Ну, чтож, вы нам очень подходите. Идите в отдел кадров и устраивайтесь. Я туда сейчас позвоню.

И Клара полная радости побежала в отдел кадров, где её встретил мужчина с гладко зализанными волосами и колючими глазами.

-Здравствуйте, меня послал к вам Валерий Васильевич,- представилась она.

-Знаю, знаю, мне он уже звонил,- успокоил её он - давайте свой паспорт и начнём оформляться.

Клара залезла в свою сумку и положила перед ним паспорт.

Товарищ Зимин привычным движением взял анкету, вытащил ручку и открыл паспорт. Но записывать он почти ничего не стал. Его глаза остановились на первой странице, выражение лица сразу поменялось и он, посидев некоторое время без движений, вдруг глянул на часы и сказал:

-Вы знаете, сейчас у нас как раз обеденный перерыв так, что будет лучше, если вы зайдёте сюда через час,- и он протянул ей назад паспорт. Клара растеряно взяла его в руки вышла в коридор. Она сразу почувствовала что-то неладное. Что могло не понравиться начальнику отдела? Только одно - её еврейская национальность, но она решила не делать преждевременных выводов и надеяться на лучшее. Она просто погуляла по улице и ничего не ела, а сразу после обеда пошла назад в отдел кадров. Зимин встретил её с кислой рожей:

-Вы знаете Клара Давыдовна, я вам должен сообщить одну неприятную весть.

-Какую - же?

-Дело в том, что этой позиции у нас уже больше нет.

-Так зачем мне сказали, что вам нужен бухгалтер?

- Просто у нас на эту должность было несколько кандидатур, и предпочтение было отдано другой.

- Не надо мне морочить голову!- не выдержала Клара - Я отлично знаю, почему вы меня не взяли на работу.

-Почему же?- спросил он.

-Да просто потому, что я еврейка!

-Я вам такого не говорил, но вы себе можете думать что хотите,- металлическим голосом ответил он. У Клары потекли слезы, и она выскочила из кабинета. Она бежала по коридору, не замечая ничего на своём пути. Никогда и никто так открыто не отказывал ей по национальному признаку. Клара почти никогда не думала о своей национальности. Для неё выросшей в советской школе это никогда не имело значения, но последние годы она всё чаще сталкивалась с негативным отношением к евреям. А в этот раз это было особенно явно. Перед уходом она решила зайти в кабинет главного бухгалтера и поговорить с ним, но и это ей не удалось. В бухгалтерии ей сообщили, что он срочно уехал в командировку. Домой она ехала на троллейбусе и ощущение у неё было, как у побитой собаки. Войдя в квартиру, она упала на диван и заплакала. Вечером она всё рассказала Джорджу, и он пытался её успокоить, но Клара не могла забыть этой ужасной обиды.

-Был бы у меня в тот момент пистолет, я бы его точно убила!- кричала она.

Но неожиданно для всех Кларе подвернулась новая работа. Как-то во время обеденного перерыва к ней подошёл молодой человек и заговорил:

-Клара Давыдовна разрешите вам представиться, я Романов Константин Сергеевич.

-А откуда вы меня знаете?

-Мне посоветовал вас сотрудник вашего комбината и сказал, что вы очень опытный бухгалтер.

-Да опыт у меня есть, а у вас есть для меня работа?- с места в карьер перешла Клара.

-Представьте себе есть, или правильнее сказать будет. Но лучше всё по порядку.

Меня недавно вызывали в горисполком и сказали, что у нас в Одессе нет ни одного Ломбарда, и что было бы желательно открыть один.

-Я таким делом никогда не занималась.

-И я тоже, но кто-то должен это начинать и это будем мы.

-Как же мы будем делать то, чего не знаем? - продолжала недопонимать Клара.

-А вот мы с вами поедем в Киев и Москву учиться. Посмотрим, как это делают другие, подберём нужных людей и помещение и сделаем, может даже лучше, а вы мне в этом поможете.

-Так это значит, что вы мне предлагаете работу? С какого дня и какая зарплата?

-А вот прямо с сегодняшнего дня и зарплата сто двадцать рублей вас устроит?

Это было почти в три раза больше, чем она зарабатывала в тот момент, а потому раздумывать не приходилось.

- Конечно устроит,- согласилась она.

-Нам нужен человек, который бы обеспечил полную отчётность и сумел сделать наш Ломбард рентабельным предприятием. За нами будут зорко следить и оступиться мы не имеем права. Завтра же мы вместе пойдём в горисполком и там вы встретитесь с нашим директором тов. Крутовым. Он конечно в этом деле мало что понимает, а хамства у него предостаточно, но вы не обращайте на него внимания.

И действительно на Крутова надо было не обращать внимания. Он был ярым антисемитом и часто выливал своё хамство на Клару. Но и она не оставалась в долгу, давая ему понять своё пренебрежение. Зато с Романовым они жили душа в душу. Он был очень культурный молодой человек и всегда пытался защитить Клару он директорского хамства. Они вместе были посланы в командировку, где нужно было набраться опыта, понять какие должны быть помещения, как должна работать охрана, какие вещи могли приниматься в Ломбард, каким процентом облагалась сумма, где найти опытных оценщиков и как вести учёт. В Москве и Киеве они пробыли больше двух недель и все эти дни они напряжённо изучали дело. И если Константин Сергеевич изучал больше общую организацию дела, Клара изучала исскуство учёта. В Одессу они вернулись с хорошо сформировавшимся мнением о том, как вести дело.

Помещение им выделили совсем недалеко от дома, где жили мы, на углу Новоаркадиевской улицы и проспекта Гагарина. Место довольно бойкое и в очень приличном доме. Его сразу стали переоборудовать под ломбард. На работу стали принимать оценщиков и сотрудников бухгалтерии. Клара вместе с Константином Романовым была занята организацией всей учётной деятельности. Надо было заказать все бухгалтерские книги, напечатать новые квитанции и инструкции. Всё надо было начинать с нуля, и работы было невпроворот, а директор ломбарда мало что понимал, не разбирался ни в чём, но постоянно вмешивался во все дела. Два оценщика принятых на работу были евреями и его антисемитизм не мог этого допустить. И все свои претензии он высыпал на Клару.

-Да что же вы у нас здесь устраиваете какую-то сионскую организацию!- орал он

Иногда он просто доходил до хамства и Клара даже собиралась уволиться, но Романов всегда её успокаивал и оговаривал. И как Крутов не сопротивлялся, этих двоих оценщиков приняли на работу, не смотря на шестую графу. Других опытных оценщиков просто нельзя было найти.

Наконец через пару месяцев напряжённой работы Ломбард был открыт. Людей приносивших в залог вещи было много, но, не смотря на это все, операции проходили без видимых осечек, только иногда некоторые клиенты пытались поднять шум, когда их вещи отказывались принимать. Но и в этом случае особых проблем не было и охранники быстро выводили провинившихся.

На этой работе Клару ценили и платили ей приличную для тех времён зарплату.

После того, как Джордж стал начальником снабжения на заводе, он сам стал набирать сотрудников отдела снабжения. Первым он взял к себе в помощники своего старого друга Милана Рибара, а затем взял ещё и Дмитрия Велича - тоже югославского эмигранта, но только кончавшего училище в Киеве. Теперь весь отдел снабжения говорил между собой исключительно по-сербски. На заводе это не только никого не насторожило, но даже наоборот многим нравилось и люди по их поводу часто шутили. Отдел снабжения свою функцию исполнял как никогда хорошо, и дирекция была ими очень довольна. В добычах нужных материалов Джордж носился по всему городу и часто выезжал в командировки. У него был всегда один закон- с пустыми руками не возвращаться, а хватка у него была бульдожьей. Во всех своих поездках он сталкивался со снабженцами других предприятий, но у него было одно неоспоримое преимущество - он был югославом.

На заводах работали бывшие офицеры и солдаты, прошедшие войну и они отлично помнили о том, как югославские партизаны всю войну боролись с фашистами. А потому Джордж всегда мог достать дефицит, тогда когда другим было отказано.

Не плоховали и его помощники Милан и Дмитрий, тоже ездившие в командировки. В этих командировках часто приходилось добиваться результатов путём спаивания стороны обладающей дефицитом, и в этом деле Джордж становился всё более успешным. Если в Уфе ему приходилось пить редко, то в Одессе это стало почти каждодневной практикой. Это стало привычкой, и они частенько после работы отмечали конец рабочего дня. Иногда он возвращался домой навеселе, что вызывало громкое недовольство Клары.

Но Джордж занимался снабжением не весь день. Когда наступало лето, он работал до обеда, а после этого шёл на пару часов на пляж в Лузановку, где подолгу плавал и загорал. Загар на его теле был тёмным и ровным таким, что он был похож на негра. Кто бы мог подумать, что он человек, родившийся в горной деревне, где воды не было вообще, станет таким почитателем моря.

Так уж получалось, что в свободное время они дружили в основном с семьями югославов, хотя иногда в их компании появлялись и русские. В своей, замкнутой среде они чувствовали себя на много свободнее, и могли открыто, о чём хотели. У них часто разгорались политические споры и иногда ругались на столько серьёзно, что потом неделями не разговаривали. В их компании неожиданно появились ещё две яркие личности Милан Калафатич и Туле Милич. Они были на много старше и опытнее. Они участвовали в политической борьбе ещё до войны. Особо силён был Калафатич. Он был бойцом Коминтерна и воевал в интернациональных бригадах против Франко в Испании. После победы Франко он попал в тюрьму особо строгого режима, откуда бежал вместе с товарищами по камере. Побег был ужасно дерзкий и совершён без единого выстрела. Они заманили к себе в камеру одного охранника, разоружили его и, забрав ключи, переловили по одному всех охранников и посадили в камеры. Во время войны в Югославии он занимал уже высокую партийную должность и часто встречался с Тито. Но по своим взглядам он был ярый Сталинист и потому после войны, во время раздора между Сталиным и Тито, он был посажен в тюрьму на "Голый Оток". Этот остров прославился своей строгостью и методами исправительных работ. Остров полностью соответствовал своему названию. На нём не росло ни одного дерева. Он был весь открыт палящему солнцу и колючему солёному ветру. Работа была тяжёлой, но самое главное бессмысленной. Они переносили камни с одной стороны острова на другую, а на следующий день тащили их обратно. И так продолжалось изо дня в день. Еда была жалкой, а труд изнуряющий, ну а тех, кто протестовал, подвергали издевательским пыткам. Но Милан был тёртый пряник и стойко переносил все трудности. Однако тяжелее всего было перенести разлуку со своей русской беременной женой Женей и маленькой дочкой Таней.

В результате он бежал в Советский Союз, не сказав ничего об этом ни жене, ни дочке. Они приехали вслед за ним только через год. Теперь он преподавал в Одесском университете на кафедре истории КПСС. В компании он был ярым спорщиком с очень высоким самомнением и основания для этого у него конечно были. Он был очень хорошо образован и прошёл в жизни так много испытаний, что его оппонентам было тяжело с ним спорить. Но Джордж как раз легко находил с ним общий язык, не пытаясь при этом менять своё мнение. Куда сложнее было Кларе найти общий язык с Женей Калафатич, которая считала себя хорошо образованной столичной дамой и давала понять это всем. Клара же никогда и никому не могла позволить смотреть на себя свысока и поэтому у них частенько возникали нежелательные стычки. Собирались они поочерёдно у кого-то в гостях, чтобы снова начать свои шахматные баталии и новые политические споры. А поговорить было о чём.

Со времени прихода к власти Хрущёва, взаимоотношения между СССР и Югославией стали резко теплеть и в воздухе повисло предчувствие радостных перемен. И они наступили. В конце 1963 года им сообщили, что они могут вместе с семьями подать документы на поездку в отпуск в Югославию и все поспешно стали оформлять документы.

ххх

Никогда до этого Клара не имела дела с ОВИРом и не могла себе представить, какая это волокита. Собирание нужных документов и справок, заполнение анкет, которые категорически нельзя было испортить. Мало того, что всё это стоило денег, так это ещё стоило кучу нервов. На приёмах в коридорах ОВИРа собиралась куча народа, а его сотрудники и сотрудницы старались подпортить жизнь желающих выехать за границу. Они постоянно требовали всё новых документов и справок и выясняли всё больше деталей о родственниках. Как обычно, они строили недовольные гримасы, задавая вопросы о национальности Клары. Джорджа допекали гораздо меньше, как видно на это были особые указания. На все эти походы надо было потратить кучу времени и всё это происходило в рабочее время и это очень не нравилось начальству. Наконец, к концу мая им было выдано разрешение и заграничные паспорта, оставалось только ждать когда дети закончат занятия в школе и начнутся каникулы. А пока они одалживали на поездку деньги, покупали билеты и меняли в банке по девяносто рублей на лицо, это всё что им было позволено. Но была возможность и провернуть, как говорят "бизнес" и в этом деле было много советчиков. Живя в доме моряков можно было получить кучу полезных советов: Что купить и где продать. В число нужных товаров входила чёрная икра, столовое серебро, часы и фотоаппараты. На всё это нужно было достать деньги, а главное найти этот дефицит было тяжело даже в Одессе. Кроме того, надо было купить всем родственникам подарки и этим занималась Клара, ну а Джордж стал налаживать контакт с матерью, братом и двоюродной сестрой Косой. Все эти годы он писал матери редко, а в ответ не получил ни одного письма, ведь писать она не умела. Однажды ему ответили из Липы, что его брат Милан переехал жить в Загреб, где уже несколько лет жила Коса, а затем к ним перебралась и мать. Прислали они и адрес Косы, по которому он и написал письмо. Ответ пришёл примерно через месяц. Коса писала, что мама живёт у них и они все с нетерпением ждут его приезда.

Наступило лето, дети закончили школу и к поездке было всё готово. Я же просто не хотел ехать. Всё, что я слышал о Югославии, было негативным. В моём представлении это была бедная аграрная страна, во главе которой стоял кровавый диктатор. Я бы с большим удовольствием продолжал играть в футбол на своей любимой полянке, чем ехать в какую-то дыру. Но никто меня не собирался оставлять и, не смотря на все мои протесты, пришлось ехать. Лариса была ещё мала, чтобы чего-то ожидать, а Клара дрожала от ожидания как её встретят. Сам же Джордж, больше всего думал о своей встречи с матерью и о том, как его встретят бывшие фронтовые друзья.

Сначала мы остановились во Львове, где провели целый день вместе с Сашей - братом Тани Пенчевой. Он показывал нам город, а между делом они вместе с Кларой вспоминали далёкие школьные годы. Вечером Саша вместе со своей женой проводил на вокзал и посадил на поезд Москва- Белград. Вагоны, в которых мы ехали, были гораздо лучше, чем вагоны, колесившие советскую землю. В этих вагонах было гораздо чище и мебель куда более высокого качества. Выпив чай, мы быстро улеглись спать, ведь путь предстоял нелёгкий. Рано утром мы остановились на станции Чоп, где всему составу надо было менять колёса с широких на более узкие. У нас было четыре часа, чтобы походить по городку. Делать в Чопе было абсолютно нечего, и мы быстро вернулись на вокзал. После этого начались границы, стуки в дверь, проверки документов и таможенники. Открывались чемоданы, задавались кучи вопросов, и впечатление было такое, словно мы делали что-то незаконное. Потом за окнами стали мелькать венгерские пейзажи с маленькими станциями и городишками и, наконец, пятичасовая остановка в Будапеште. Мы всей семьёй отправились в город. На вокзале нам всем поменяли только двадцать рублей, а потому мы пошли пешком. Никто кроме Джорджа никогда не был за границей, которой нас так всю жизнь пугали и мы отовсюду ожидали неприятностей. Но никто нас не трогал, хотя было видно, что венгры недолюбливают тех, кто говорит по-русски. Когда мы обращались за советом, то венгры делали вид что не понимают и быстро уходили. Будапешт был большой город, но очень мрачный, покидали мы его без огорчения. Мы вернулись на вокзал и продолжили свой путь. Снова за окном мелькали пейзажи, а вагон периодически стучались пограничники. Утром следующего дня мы подъезжали к Белграду и с возбуждением смотрели в окна. Пейзажи мало чем отличались от венгерских, только машины были совершенно другими, таких мы раньше не видели. Наконец поезд стал въезжать в город, появились высотные дома, каких в Одессе не было и это меня очень удивило. Поезд медленно вкатился на вокзал, остановился и мы вышли на перрон. Было решено, большинство чемоданов оставить на вокзале и ехать к тёте (стрине) Софии на такси. Оставив чемоданы в камере хранения, мы вышли на привокзальную площадь. Мы думали увидеть задрипанную дыру, а перед ними открылся большой, светлый и шумный город. По улицам ездили шикарные автомобили, люди были красиво одеты и улыбались. Но самыми поразительными были витрины магазинов. Если в СССР на витринах писались лозунги и стояли редкие товары, то здесь витрины ломились от изобилия и поражали красотой. Ещё более поразительны были продовольственные магазины, в которых были такие деликатесы, что мы даже не знали, как их назвать. Сначала я не мог поверить, что это правда, но со временем стало понятно то всё, что рассказывалось о Югославии оказалось ложью.

Своим появлением мы очень удивили стрину Софию. Это удавалось Джукану всегда, что до войны, что после, что теперь. Софья была очень доброй женщиной и с лица её никогда не сходила улыбка. Она с радостью встретила нас и сразу дала нам имя - "Мои русы", ну а меня за худобу стала называть "Комарац". Она жила почти в самом центре Белграда, но дом её был в таком же состоянии, что и двадцать лет назад. У неё было две комнаты и двое взрослых детей Свето и Нада, которые ещё жили с ней. У Свето была своя деревянная пристройка во дворе, где стояла его кровать, стол со стульями, радио и телевизор. Свето был весёлый, здоровый парень, он постоянно качался гантелями и очень гордился своими упругими мышцами. Из его пристройки постоянно звучала музыка, такая которой они никогда до этого не слышали. Дочка Нада была посташе Свето. Она не занималась спортом, но очень любила поесть и потому была очень упитанной. Кроватей дома было явно недостаточно. Клару положили на одну кровать с Ларисой, Джукан устроился в раскладном кресле, а я на раскладушке под лестницей, не бог весть как удобно, но не на улице. Хотя стрина была очень доброй женщиной, делиться ей особенно было нечем. Она вырастила двоих детей практически одна. Денег в доме всегда было в обрез, и питались они очень скромно. Стеснять их ужасно не хотелось и мы на следующий день выехали в Загреб.

На Загребском вокзале нас встречали Коса -двоюродная сестра Джукана вместе с её мужем крупным, красивым и очень улыбчивым Николой. Коса была очень возбуждена, ведь именно Джукан спас её от неминуемой смерти, увезя её из дома родителей за пару дней до расстрела. Теперь она кинулась ему на грудь.

-Джукица! Дорогой Джукица, какое счастье, что ты наконец приехал!

Они расцеловались и Коса повернулась к Кларе.

-Ну, здравствуй Клара, так вот на кого нас всех выменял Джукица,- сказала она по-сербски и Клара её плохо поняла. После долгих объятий мы поехали к ней домой.

До её квартиры мы добирались на двух машинах, мы на таки, а Никола с Косой ехали на своём автомобиле Фиат 750 или по-простому "Фичо"- маленьком как жучёк автомобиле. Жили Коса и Никола в районе новостроек в трёхкомнатной квартире, и маленькой дочкой Саней, которой вот-вот должен был исполниться год. Вместе с ними жила и мать Джукана и именно она открыла нам дверь, с недоумением посмотрела на своего сына.

-Ой, Джукица ты совсем облысел!

Он подошёл к ней, осторожно обнял за плечи и они оба тихо заплакали. Они простояли так больше минуты, и никто не решался их прервать. Наконец это сделала Коса.

-Послушай Нина (теперь в этом доме так звали Милку), ведь он приехал не один, вон твоя сноха и внуки.

Милка подошла к Кларе и, внимательно осмотрев её, бросила:

-Значит вот ты какая!- и они с прохладцей поцеловались. Потом подошла моя очередь Милка, глянув на меня, с изумлением прикрыла рукой рот.

-Мать моя, да ведь он копия Пепо! (её средний сын погибший вовремя войны)

И она крепко прижала меня к своей груди.

-А это моя Лариса - сказал Джордж и подтолкнул дочку вперёд. Милка поцеловала её и сказала:

- Не сербское это имя Лариса, будешь ты у меня Лорицей,- и с тех пор её все так в Югославии называли.

Мы с трудом привыкали к своей вновь приобретенной бабушке. В отличии от бабушки Жени, всегда одетой в цветные платья, Милка всегда была одета только в чёрные платья, а на голове её был чёрный платок вдовы. Голос у неё был тоже непривычно колючий, а манеры обыкновенной крестьянки. Но все это со временем растворилось и с каждым годом она становилась нам всё ближе.

Последним пришёл сбежавший с работы Милан - брат Джукана. Последний раз они виделись, когда Милану было десять лет, и он был маленьким, хрупким мальчиком. Тогда у них было мало чего общего. За это время он заметно поменялся и теперь перед ним стоял симпатичный молодой человек с удивительно жгучими карими глазами и сияющей улыбкой. Из его глаз просто сочилась доброта и веселье. Казалось, что у него никогда не бывает плохого настроения.

В Загребе мы пробыли около недели. За эти дни мы навестили любимую, двоюродную сестру Джукана Зорку, которая была замужем за его старым военным приятелем Милованом Пилиповичем, дослужившегося до полковника. У них было трое уже взрослых детей Свето - скромный работящий парень, весёлый и загульный красавец Мичо и ещё более красивая и более весёлая Миланка - студентка медицинского института. Встречали их в этом доме с радостью, хотя было видно, что Милован опасался, что скажет УДБА (югославское КГБ) по поводу этих встреч. И вообще Джукан заметил, что многие его фронтовые друзья даже не хотели встречаться с ним. Он же старался не замечать этого и не подавал вида, что это его огорчает. С Милованом он часто вступал в политические дебаты, в которых было тяжело найти компромисс.

Наконец мы всей семьёй вместе с Милкой и Миланом поехали Липу. До Бихача мы добрались на автобусе и там остановились на пару дней повидаться с родственниками. У меня складывалось впечатление, что в любом месте, куда бы мы не ехали, бабушка Милка могла постучать в любую дверь и там появлялись знакомые люди, которые нас приглашали в квартиру и на стол сразу ставилась ракия и кофе. Сначала мы зашли к её племяннице Данке - очень красивой женщине, которая жила в своём доме вместе с сыном Ленко. Данка была ужасно рада увидеть нас и особенно Джукана. Во время войны она тоже была в партизанах почти с первого дня, и потому у них было что вспомнить. Потом мы пошли в гости к детям тётки Даницы - родной сестры Милки. Её сын Свето был очень богат. Ему от отца - адвоката достались в наследство несколько домов и большое количество земли. Жил он в большом трёхэтажном доме, половина комнат в котором было закрыто. Не смотря на то, что у него было много денег, ходил в поношенном костюме и прожжённой рубашке. Он экономил на всём и заставлял экономить двух своих сестёр. Питались они очень скромно и, вставая из-за стола, я всегда чувствовал неутолённое чувство голода. Его сестра Боса, была куда более хлебосольная девочка и она тайком от брата угощала нас бутербродами. Вместе с ней я и Лариса учились танцевать новый танец твист, под музыку только недавно появившихся музыкантов "Beatles".

В Липу мы тоже ехали на забитом до отказа автобусе. Дорога за эти годы не стала лучше и автобус страшно трясло, ну а когда дорога пошла в гору, стала ещё хуже. Наконец мы выехали на равнину, и стало трясти меньше. Вышли мы в Беговце и оттуда пешком пошли к дому Вигневичей. Мы с Ларисой никогда ещё не были в горах, а потому носились как сумасшедшие. Кругом росли кусты орешника и почти везде на склонах краснела земляника. Наконец мы вышли к дому и первыми вошли во двор Джукан и Милка. Всё им было здесь знакомо и всё было не так. Когда-то это был двор зажиточного крестьянина, с тремя домами и множеством людей живущих в них. Здесь жизнь всегда била ключом. А теперь во дворе никого не было, и только на ступенях старого дома Джукан признал совсем старую, сгорбленную Нану. Увидев Джукана в присутствии Милки, она некоторое время всматривалась, а потом закричала "Стана глянь, Джукица вернулся!" и кинулась к нему шею. Он приподнял её и почувствовал, что в её теле не осталось почти никакого веса. На её крик из дома вышла Стана и своим ничуть не изменившимся сухим , грубым и громким голосом сказала:

- Эй, гляньте, кто вернулся, да ты Джукица совсем облысел! Вот что с тобой Россия сделала.

-Да, никто из нас не стал моложе,- согласился Джукан и спросил - А где Раде и дети?

-Они все косят прямо под домом. Я пойду их позову. А ты Милка веди их в новый дом, пусть там бросят свои вещи.

Она ушла, взрослые пошли заносить вещи, а мы с Ларисой остались во дворе. Мы никогда до этого не жили в деревне, а потому с удивлением оглядывались по сторонам. Под домами находились помещения для животных. Под старым домом располагался коровник и свинарник, а под новым домом была овчарня. Во дворе стоял такой крепкий запах навоза, от которого нас чуть не тошнило. Навоз лежал кучами на земле и его никто не убирал. Всё казалось грязным и запущенным, и мы боялись к чему-то прикоснуться.

Вскоре во двор с шумом вошли кони, а за ними следом высоченный и уже слегка ссутулившийся брат Джукана Раде и его здоровенный сын Илья или как его называли Икан. Раде был чертовски рад увидеть Джукана и сразу все сели за стол, на котором появилась "кафа", и ракия. Стана в это время готовила кушать. В доме была старая печь, которую топили дровами, а дым из неё уходил по трубе под крышу, где коптились в дыму свиные окорока. Стана готовила куриный суп и что-то из теста. При этом она подкладывала дрова, трогала пищу, кормила кур и даже с руки давала соль коровам. Руки она вообще не мыла. Клара и дети были от этого просто в ужасе и не знали, как будут кушать то, что она готовила. Наконец появился младший сын Раде - Свето. Он был тоже очень высок, но сухого телосложения. Он, можно сказать, был даже красив, а его глаза горели как угли. Свету все называли Црни. Вместе с ним пригнала овец и его сестра Мира, не очень симпатичная, с сильно косящими глазами и грубым, как у матери голосом. Вскоре пришло время обеда и мы уселись за стол. Все ели с явным удовольствием, кроме меня и Ларисы. Суп мы ещё кое-как съели, а вот питу (многослойный пирог с творогом) есть не хотелось. Я вообще не любил молочную пищу, а Ларису отталкивал способ приготовления. Раде заметил это и сказал Илье:

-Икане, а ну-ка достань пршут. Тот послушно встал, вышел из комнаты и полез под крышу. Вскоре он вернулся с одним из окороков чёрного цвета и покрытого сажей. Я даже представить себе не мог, как можно кушать такую грязь. Илья передал пршут Стане, и она без особого энтузиазма стала его резать. Сначала она счистила ножом сажу, а затем стала резать его, приложив к сердцу. При первом же срезе под слоем сажи оказалось тёмно- красное, удивительно красивое мясо. Как только я увидел это и почувствовал запах, то сразу понял, что это пища для меня. Впоследствии пршут станет моей самой любимой пищей.

Мужчины продолжали пить ракию и разговор становился всё громче. В этом доме все говорили громко. Клара не уступала им, при этом она умудрялась примешивать украинские слова и её все понимали. Вскоре стало темнеть и на столе зажгли керосиновые лампы. В доме не было электричества, а потому все ложились спать рано, ведь работа на селе начинается с восхода. Мужчины ещё остались пить, а Клара вместе с детьми пошла в новый дом стелить постели. Всё это приходилось делать почти в темноте, одна керосиновая лампа едва освещала комнату.

Наконец всё было готово и детям оставалось только сходить перед сном в туалет. Но туалета в доме не было, люди как животные просто опорожнялись, выходя за ограду. Ночью в горах всегда холодно и оголять свой зад было неприятно. Мало того, нам, приехавшим из города, кругом мерещились волки и медведи, которые в Босне совсем не редки. Зато небо было здесь удивительно красивым и казалось, что звёзды висят прямо над головой и до них можно достать рукой. Здесь впервые в жизни я увидел, что "млечный путь" действительно весь усыпан звёздами и долго стоял поражённый этим зрелищем.

Кровати были застелены толстыми льняными простынями, холодными и влажными на ощупь, но это ощущение было всего на несколько минут. Через минут десять они уже спали непробудным сном.

Утром я проснулся от звона колокольчиков и увидел, что яркое солнце светило в маленькое окошко. Поднявшись с кровати, я выглянул на улицу. Под окном овцы и коровы пили воду из небольшого водоёма. Я быстро оделся и выскочил на улицу, где около колодца собралась почти вся семья. Сегодня никто не собирался работать, только поутру Стана подоила коров, Милка и Нана готовили завтрак. Когда во двор вышла Лариса, Нана подошла к нам и протянула тарелку земляники, которую она сама поутру собрала специально для нас.

-Я когда-то собирала землянику для вашего отца и никогда не думала, что смогу угощать его детей.

Мы ещё с трудом понимали, что нам говорили, но поблагодарили её и стали за две щёки уплетать душистую землянику. Мужчины же тем временем выпили по рюмке ракии и чашке кофе. Все разговоры у них были о том, как они будут печь молодого барашка.

- Какого барашка?- удивился я.

-Идём покажу,- сказал Свето и повёл меня в кладовку.

-Не ходи,- попыталась остановить меня мама, но не успела.

Войдя в кухню, я увидел длинный деревянный кол, на который была натянута окровавленная тушка барашка. Рот его был в гримасе раскрыт и из него торчал кол, а глаза барашка казалось, лопнут от напряжения. Ничего более ужасного я в жизни не видел, а потому быстро выскочил из кладовки. Все мужчины весело захохотали, а Лариса спросила:

-Ну что ты там увидел?

-Просто кошмар! Они убили барашка и проткнули его колом. Я его даже кушать не хочу.

-А я пойду, посмотрю,- сказала она и пошла в дом. Вышла она оттуда с равнодушным выражением лица и невзначай бросила - Подумаешь, ничего страшного,- что вызвало новую волну смеха.

После завтрака мужчины взяли барашка, и пошли через долину на опушку леса, где занялись подготовкой костра. Вместе с ними пришла сюда и Клара с детьми.

Сначала все вместе стали собирать дерево для костра, а тем временем Раде и Джукан с помощью топора срубили и вытесали две рогатины, на которые был поставлен кол с барашком. Сбоку в небольшой ямке они стали разводить костёр и уже через пару минут он вспыхнул, и туда полетели дрова. Сначала большей массе дали прогореть, а затем с помощью лопаты стали подгребать жар поближе к барашку. Кол постоянно крутили, но результатов жарки фактически не было видно и только где-то через час барашек стал менять цвет. Затем с него начал с шипением капать жир и у всех стал просыпаться аппетит. Джукан вместе с братом Миланом зашли в лес и собрали съедобные грибы с большими шляпками. В шляпки грибов собрали капающий жир и поставили грибы на угли. Через несколько минут они были готовы и их с удовольствием ели все собравшиеся и даже я, хотя до этого никогда в жизни не ел грибов. Затем, раздвинув жар, в него положили красивую, розовую картошку и сверху её засыпали горячими углями. Наконец через часа три барашек был готов и снят с костра и Раде ловкими движениями стал срезать с него мясо. Каждому был предложен кусок мяса с печёной картошкой. Ничего подобного ни Клара, ни её дети не ели и их восторгу не было предела. Мясо было душистым и мягким, а картошка рассыпалась на кристаллы. Затем было разлито красное вино, которое в Липе было большой редкостью. После того как все наелись, остатки барашка понесли в дом, где снова сели за стол. Женщины кушали, а мужчины опять пили кофе и ракию и при этом заметно веселели. Раде и Джукан вспоминали весёлые истории из невесёлого военного времени, а мы с Ларисой с интересом слушали их. И хотя многое из того, что говорилось, было нам непонятным, с каждым днём наш язык становился лучше. Ну а Клара, когда ей становилось тяжело объясниться, продолжала примешивать украинские слова. Незаметно стал наступать вечер и на столе опять появились керосиновые лампы. Илья достал из ящика какие-то непонятные предметы и разложил их на столе и все стали играть. Илья поставил на столе три металлических стаканчика, накрывал одним из них кубик и, ловко перемешивая их, предлагал угадать, где кубик. Кажущаяся лёгкость задачи была обманчива и каждый раз вызывала удивление, когда кубик оказывался совсем под другим стаканчиком. Затем Раде стал показывать похожую игру, но только с носками.

Все эти деревенские люди, сначала показавшиеся мне несимпатичным, теперь

виделись совсем другими- родными и близкими.

На следующий день они все вместе косили, и впечатление было такое, словно дом Вигневичей снова ожил. Отвыкшему от сельских работ Джукану, было тяжело поспевать за крупным Раде и его сыновьями. Даже его младший брат Милан успевал лучше его. Милан был заводила во всех шутках, из него било нескончаемое веселье и даже обычно хмурый Икан смеялся.

Каждый день мы занимались чем-то другим. В один из дней мы пошли в гости в дом Мандичей. Это был родной дом Милки и здесь Джукан чувствовал себя, как дома. Ну а я, Лариса и мама были для них, как экзотические фрукты и называли они нас " наши Русы". На другой день мы ездили к родственникам в Петровац и возвращаясь обратно в Липу на телеге поздно вечером. Ехали мы почти в полной темноте и лишь иногда пользовались фонариком. Всё небо над головами было усыпано яркими звёздами, над горизонтом висел молодой месяц и всю эту почти сказочную картину дополняли тысячи громадных светлячков проносившихся в чёрном небе. Я видел светлячков в Одессе, но они были гораздо меньше размером. Эти же проносились в воздухе словно метеориты. Тёмный лес, громадное небо и яркие звёзды над головой создавали сказочную картину, врезавшуюся в мою память на всю жизнь. Дорога была очень неровная и ехали мы очень медленно, добравшись, домой около полуночи и сразу без ужина повалились спать.
Всё это пребывание в Липе, особенно для нас детей, было как путешествие во времени. Отсутствие электричества и проточной воды, землю здесь пахали и бороновали на конях и волах, ездили на скрипучих телегах. Но с другой стороны, впервые в жизни мы попробовали ключевую воду, которая была вкусной, как чудесный напиток, увидели почти нетронутую природу, научились собирать ягоды и орехи. Показал нам отец и могилы своих дедов и рассказал о том, что знал о них. Впервые у меня появилось чувство того, что у меня прорастают корни, и я себя начинаю чувствовать настоящим Вигневичем. Но всему приходит конец и, проведя там неделю, мы поехали назад в Загреб. По пути мы заехали на Плитвицкие озёра, и Постоянскую яму (пещеру). Озёра были на удивление живописны, располагались одно над другим и соединялись между собой красивыми водопадами. Абсолютно прозрачная голубая вода, отражающиеся с ней зелёные горы и удивительно чистый воздух создавали райскую картину. А Постоянская сталактитовая пещера была на столько огромна, что в ней были даже высокие мосты, один из которых назывался русским, в честь построивших его русских солдат. Она уходила на километры вглубь и сталактиты стекали с потолка вниз

громадными сосульками разного цвета.

Из Загреба мы поехали в Берград. Там мы остановились он Светко Мандича, двоюродного брата отца, который служил в белградской полиции и занимал в ней высокий полковничий пост. Его вторая жена Анжелка была на удивление яркой и красивой женщиной, хотя с очень слабым здоровьем. У них были две маленькие девочки: худенькая со жгуче - чёрными глазами Снежана и ещё совсем маленькая Биляна. Жил с ними и сын Анжелки из первого брака. Звали его Радко и он был моим ровесником, а потому он сразу потащил меня на улицу знакомиться с его друзьями. Они приняли меня в свою компанию и очень часто смеялись над моим языком. Особое удовольствие им доставляло посылать меня в магазин за спичками. Они же стояли невдалеке и следили за реакцией продавщиц, которые с удивлением, а иногда с негодованием смотрели на меня. И только потом я понял, какие ассоциации вызывает у них слово "спички".

Дальше мы направились на самый восток в провинцию Банат, в село Наково, где после войны поселилась любимая сестра Милки - тётка Марта с её десятью детьми. Раньше в Наково жили немцы, которых после войны согнали с земли и они вынуждены были уехать в Германию. Все дома в этом селе были сделаны добротно и из камня и в каждом из них были тулет и ванная. Здесь не разводили овец, а только коров и свиней. Местные коровы были такого удивительного размера, что мне тяжело было в это поверить. С одной коровы в день они здесь надаивали по двадцать литров в день, что было больше чем со всех коров Вигневичей в Липе, ну а бычки одногодки весили почти тонну. Ещё здесь растили кукурузу и картошку, но самое главное было то, что они растили виноград и почти в каждом доме делалось прекрасное белое вино. И пили здесь по вечерам больше вино, чем ракию. Всё в этом селе было почти как в городе. В домах было электричество, и по вечерам они смотрели телевизор и слушали радио. В селе были рестораны, где по вечерам играла музыка и танцевали молодые люди. Жили мы в доме у сына тётки Марты - Раде и его жены Дары, которые были на столько хлебосольны, что готовы были отдать гостям всё. Каждый день мы ходили в гости к другим родственникам где к нашему приходу всегда накрывали столы, ломившиеся от яств, но главным блюдом здесь был печёный, молочный поросёнок. Особо вкусно он получился в доме другого сына тётки-Петра. Все обеды переходили в долгие загульные вечеринки, где выпивались литры вина и по утру многие вставали с головной болью. Клара не привыкла к тому, что у людей может быть так много любящих родственников, ведь большинство её родственников сгинули во времена революции и войны. У меня же часто наливались слезами глаза, когда мои новые родственники, гладя меня по голове говорили:

-Эй, Милане, ти си наш! ( ты наш).

И от этих слов было так тепло, что я действительно начинал чувствовать себя своим.

Но мы не только ели и пили. Отец вовремя поездки пытался добиться, чтобы ему выплатили полагающиеся ему деньги, за высший орден Югославии "Споменица". Приходилось ходить в УДБу (родственницу КГБ), где его встречали часто враждебно. В результате за все каникулы ему удалось выбить только трёхмесячную оплату. Понял он также, что многие из его бывших друзей избегают его, чтобы не испортить себе карьеру.

За время пребывания нам удалось продать почти все вещи, которые были привезены на продажу, а потому у нас было достаточно денег, чтобы купить вещи, о которых раньше мы даже не могли мечтать. Платья, костюмы, рубашки, брюки и джинсы, носки и бельё, свитера и куртки. В особом восторге были мы дети, ведь впервые в жизни мы были одеты в новые, модные вещи и уже никогда больше в жизни нам не приходилось донашивать чужие вещи. Но жизнь поменялась не только внешне. Если раньше я старался быть как все и чувствовать себя как все, то теперь я точно почувствовал, что отличаюсь от других и мне это понравилось.

ххх

Поехали мы в Югославию и на следующий год, но только в этот раз мы ехали морем. Джорджу, как сотруднику пароходства, удалось добиться от начальства предоставить ему с семьёй право поехать на теплоходе " Аджария" со скидкой. Нам были проданы билеты по цене едва превышающей железнодорожные, или можно сказать даром. Ведь путешествие это занимало две недели, и теплоход по пути заходил в Варну, Стамбул, на многие греческие острова, в Афины, на Корфу, в Бари, Сплит, Венецию и Дубровник. И всё это при полностью бесплатном питании. На этих судах в основном путешествовали иностранные туристы и работники посольств. Добиваясь разрешения, мы надеялись, что поездка будет интересной, но результат превзошёл все ожидания. Кормили на судне просто как на убой, при этом в ассортименте была и красная и чёрная икра, громадные осётры и лососи, лангусты и крабы и вообще всё, что могло придти на ум. На борту "Аджарии" был небольшой бассейн и куча шезлонгов, на которых можно было загорать под палящим средиземноморским солнцем. Такого качественного отпуска у нас не было никогда в жизни. Встаёшь с утра и перед тобой новый порт. Позавтракал, захватил с собой фрукты и пошёл в город. Для разминки первой была Варна - своими пляжами так похожая на Одессу, только куда более благоустроенными и с кучей иностранных туристов. Затем мы проходили Босфор, дальше начались пригороды Стамбула и, наконец, сам город с крепостями и минаретами, с сотнями лодок плывущих по своим делам и множеством судов идущих в обе стороны. Движение казалось хаотическим и было удивительно, как они не сталкиваются. Но и такие случаи бывали здесь не редко и десятки судов нашли своё пристанище на дне пролива. Самыми свежими были обломки советского сухогруза врезавшегося в прошлом году в берег прямо в дом, где жил турецкий поэт, который стал утверждать, что в результате этой аварии потерял свой поэтический дар. Дальше мы проплыли удивительно синее Мраморное море и через Дарданеллы вышли в Ионическое море. Кругом лежал незнакомый и враждебный капиталистический мир, от которого (как нас предупреждали) нужно ждать только неприятностей. Однако с борта судна никаких ужасов не было видно и всё казалось даже привлекательным. Наконец мы прибыли в Афины и теперь уже мы вышли в город. Поначалу мы ожидали провокаций, ну а затем, убедившись, что мы никому не нужны, ходили по магазинам и просто осматривали город. В Греции, куда не глянь стояли древние храмы, ну а Акрополь просто потряс наше воображение. Увидев это нельзя было не влюбиться, и эта любовь сделала нас богаче. Потом мы приезжали сюда много раз и каждый раз находили для себя что-то новое. Не меньше потрясла нас Италия, особенно Венеция, с её дворцами и храмами, расписанными великими мастерами ренессанса, с её бесконечными каналами по которым скользили гондолы, ведомые ярко одетыми гондольерами, распевающими песни. Но кататься на гондолах было делом недешёвым, а потому советские туристы передвигались пешком и очень редко позволяли себе выпить прохладительный напиток в кафе.

Не меньшее впечатление производил и Дубровник - небольшой, но на удивление красивый, старый город-крепость. Он был весь выдержан в одном стиле и казался просто райским местом.

Теперь мы уже понимали, что нам ужасно повезло увидеть всё это своими глазами, ведь никому из наших знакомых не удавалось ездить за границу. Путешествия стали нашим любимым занятием и ждали мы летних каникул только для того, чтобы снова отправиться в путь. Так путешествовали все семьи югославских эмигрантов, быстро вкусивших прелести такой жизни. При этом удавалось не только вернуть деньги, потраченные на поездку, а даже привезти такое количество товара, которое бы позволило им резко повысить своё благосостояние. Теперь наше семейство уже не нуждалось, хотя и зажиточными нас нельзя было назвать. Самое главное, что у нас теперь хватало на еду, ну а одежду мы привозили себе из Югославии.

Все эмигрантские семьи теперь стали жить более зажиточно и продолжали дружить. В каждой семье росли дети. К этому времени я уже подрос, и пытался вникнуть в смысл происходящего. Если в семьях моих друзей в доме предпочитали не говорить на острые политические темы, то у нас в доме, как и в домах других югославов, такие споры были нормой. Да и как могло быть по- другому, когда ты родился в семье политэмигранта. Я многому учился и наматывал на ус, но со многими вещами не мог согласиться. Больше всего меня поражали их споры папиных друзей о том, чья земля лучше. Босанцы хвалили Босну, словенцы Словению, а черногорцы - Черногорию. Почему им так было важно доказать, что именно его край лучше, а не признать, что они все хороши и перестать об этом спорить. Для отца не было лучше людей, чем краешники и мне было это тоже тяжело понять. Я стал замечать, что южно-славянская кровь бурлит как-то по своим законам, и ещё больше убеждался в этом, находясь в гостях в Югославии. Людская память здесь хранила воспоминания о долгой и кровавой борьбе против турок, а события Второй мировой войны были уж совсем свежи. Напоминали об этом и музеи, на стенах которых висели фотографии о жестоких преступлениях усташ и немцев во время войны. Массовые расстрелы и повешенья, отпиливание голов у живых людей и вырезания живых человеческих сердец. При виде этих картин непривычным людям становилось плохо, а тем, кто прошёл через это, воспоминания рвали душу. Не было в здесь ни одной семьи, в которой бы не погибли самые близкие, а потому душевные раны были так свежи. Народ здесь тоже был особый, в большинстве своём высокие и крепкие, а их горящие взгляды можно было ощущать даже спиной. Особо крупные люди жили в Далмации и Черногории, среди которых Джордж смотрелся карликом. Мы встречались с людьми в основном знакомыми или родственниками. Они были рады нам, и веселиться с ними было ужасно интересно. Они могли много выпить, красиво пели и танцевали и были веселы. Но я всегда чувствовал, что с этими людьми прекрасно веселиться и ужасно воевать. Их отрицательные эмоции могут быть куда более опасными. Но чем я становился старше, тем больше чувствовал свою принадлежность к ним.

Тяжелее всего было маме, ведь не все к ней относились с любовью. Все наши родственники и особенно Милка, считали, что Джукан выменял их на неё и не могли простить ей этого. Но было и ещё одно немаловажное обстоятельство то, что она раньше была уже замужем, и что у неё от первого был сын Дима. В первую поездку мы даже не заикались об этом, а когда рассказали потом, то многие из родственников Джорджа не признавали Диму. Дима же не мог ездить в Югославию, из-за своей работы на засекреченном предприятии по выпуску авиационных двигателей, а потому ни о каких выездах за границу не могло быть даже разговора. К нему и так более чем внимательно присматривались, но он был хорошим специалистом и постепенно даже стал руководителем группы. Он приезжал в отпуск в Одессу, но не каждый год. К этому времени я стал уже взрослее и мог кое о чём поговорить с Димой. Но закрытость того мира, в котором жил Дима и наши возможности бывать за границей, постепенно привели к большой разности во взглядах. Димина жена Галина тоже не делала отношения легче. Она была очень избалована в детстве своими родителями и высокое положение её отца, делали её надменной и грубой, а её трубный голос отталкивал окружающих. Этот месяц, который они проводили в Одессе, частенько заканчивался скандалами между Кларой и Галиной, и особой любви между ними не было. Особо раздражало Клару то, что Галка имела большое влияние на Диму и то, что она никак не могла забеременеть.

Стали приезжать к нам в Одессу на море и брат отца Милан и сестра Коса со своим семейством. Конечно, Чёрное море было тяжело сравнить с Адриатическим, но песчаные одесские пляжи отлично подходили для семейства с маленькими детьми.

Наши ежегодные поездки за границу стали раздражать ОВиР и КГБ и они принялись вставлять палки в колёса. Сдавать анкеты стало очень затруднительно и количество требуемых справок всё время росло. В некоторых случаях нам стали отказывать в поездках, и приходилось ездить с жалобами в Киев и Москву. Документы рассматривались в каких-то высших инстанциях, а вот принимались документы в районных отделениях, где всегда были колоссальные очереди. В Приморском ОВИР хозяйствовала Елена Борисовна - пышная, красивая блондинка в лейтенантских погонах. Её блестящая улыбка была обманчивой маской, и она могла просто замотать вас в поисках справок. У неё не было жалости ни к молодым, ни к старым инвалидам. Относилась она лучше только к тем, кто подносил ей подарки. В нашей же семье никто не умел это делать, да и не хотел, а потому дела двигались со скрипом. Препятствия возникали не только со стороны ОВИРа, но и со стороны югославских органов. Джордж во время второй поездки, встретился в Бихаче с председателем союза первоборцев (организаторов партизанского движения), тех кто был обладателем ордена " Споменица". Но Джордж отлично помнил, что Ивица присоединился к партизанам только в конце сорок четвёртого года, а потому носить этого звания не имел права. При встрече Джордж спросил его:

-А каким чудом ты занимаешь эту должность? Я же отлично помню, когда присоединился к нам.

В ответ на что, Ивица криво улыбнувшись, ответил:

- Тебе Чико надо подлечить память, что-то ты сильно забывчивый стал.

На этом их встреча закончилась, но по возвращению в Загреб Джорджа вызвали в УДБу и потребовали, чтобы он в течении двадцати четырёх часов покинул Югославию, за нарушение паспортного режима. Пришлось срочно уезжать, оставляя в семью, а на следующий год его просто сняли с на границе поезда и направили обратно СССР.

Не смотря на различные препятствия, мы почти каждый год отправлялись в новую поездку, и они стали главным событием в их жизни. Такие города как Белград и Загреб, Будапешт и Дубровник, Сплит и Венеция были теперь уже нам хорошо знакомы.

Постепенно село Липа стало менять своё лицо. Уже во второй наш приезд туда провели электричество и теперь по вечерам в доме горели не свечи, а электрические лампочки. Правда от этого пропала удивительная загадочность липских вечеров. Ещё через год Раде и Илья купили трактор и, уже с этого дня никто больше не пахал на конях, ни бороновал. Казалось бы, всё здесь пошло на поправку, и жизнь станет гораздо легче. Но неожиданно младший сын Свето решил переехать в Загреб, где он стал очень прилично зарабатывать. Правда тратил он деньги с такой же скоростью, как и зарабатывал их, часто попадая в загулы, кончающиеся драками. Однако он не забывал о доме и наезжал в Липу в самые напряжённые моменты, когда надо было сеять, косить и убирать урожай. Самое главное чего не хватало в доме Вигневичей, так это детей. Илья был на удивление замкнутый и неразговорчивый человек, а потому найти себе подходящую девушку никак не мог. Раньше у него несколько раз завязывались отношения с женщинами, но ни одна из них не понравилась Стане и она довольно грубо избавлялась от них, а Илья, как послушный сын, следовал её советам. Теперь же с каждым годом найти себе жену казалось всё более невозможным, и Илья стал комплексовать. Ну а Светко вёл такой распутный образ жизни, что у него не хватало времени для серьёзных отношений. Всё это и отсутствие наследников явно расстраивало Раде, но он старался не говорить на эту тему с другими. Милан тем временем продолжал трудиться на своей фабрике " Первомайская" и получил вскоре новую двухкомнатную квартиру.

У Косы родилась ещё одна дочь, которую они назвали Весна. Её муж Никола успешно делал карьеру на заводе "Раде Кончар", где стал заместителем директора. Сама Коса занимала высокую должность в городской управе и теперь у них был новый автомобиль достойный их положения.

В Белграде жизнь тоже шла своим чередом. Стрина София продолжала жить в своём старом доме, а её дети Свето и Нада обзавелись своими семьями. Вокруг её дома строились новые дома, в которых люди получали современные квартиры, с прекрасными туалетами и ванными, но стрина продолжала жить точно так же, как и двадцать лет назад и это была не её вина. Дело в том, что в этом же доме жили две монашки, которые категорически отказывались переезжать в современные квартиры, а церковь не давала рушить их дом. Поэтому и дом Софьи не подлежал сносу. Но, живя в таких тесных условиях и на очень скромном бюджете, она всегда радушно принимала нашу семью, регулярно наезжающую к ней в гости и никогда не показала, что это ей было тяжело. Правда в Белграде мы чаще всего останавливались у Светко и Анжелки. У них в доме было гораздо больше места, да и бюджет был куда более солидный. Светко со всей своей семьёй стал приезжать в Одессу, где они вдоволь могли накупаться в Чёрном море.

ххх

Наша жизнь в Одессе стала более стабильной, и Клара стала искать себе новую работу. Продолжать трудиться в ломбарде, под начальством директора - антисемита ей надоело. И даже после того как его уволили Клара не чувствовала себя там в своей тарелке. Работа подвернулась совершенно неожиданно, ей предложили должность главного бухгалтера Промкомбината. Его директор Григорий Иванович был на столько любезным человеком, что отказаться от этой работы было невозможной. Он предложил ей приличную по тем понятиям зарплату и оказывал полное доверие. Весь коллектив управления оказался тоже на редкость дружелюбный и спаянный. Ходить на работу стало настоящим удовольствием и находилось управление почти в самом центре города, на улице Л.Н. Толстого, недалеко от городского сквера. Работать приходилось много, но в перерыве она успевала пробежаться по центральным магазинам в поисках дефицита. А дефицитом в нашей стране было почти всё и всё надо было доставать. Иногда этот дефицит заносили прямо в управление. Это могла быть, чёрная или красная икра, или колбаса, либо куры, продаваемые на сторону. Проживание в стране развитого социализма больше походила на выживание, а ведь нам обещали в восьмидесятом году построить коммунизм. Но это хрущёвское обещание уже мало кто вспоминал, и никто уже в это не верил. Самого Хрущёва сместили, а вместо него пришла пора троевластия Брежнева, Подгорного и Косыгина.

Время летело, мы подрастали, но я оставался до девятого класса самым маленьким не только среди мальчиков, но и девочек тоже. Это меня очень сильно огорчало и я частенько по этому поводу плакал. Но вот наступили школьные каникулы и мы снова поехали в Югославию, где провели больше двух месяцев. В этой поездке со мной произошло чудо. Я рос так, словно в меня засыпали дрожи, и я чувствовал, что расту днём и ночью. Сначала я обогнал в росте бабушку Милку, затем мать, догнал и обогнал отца и продолжал расти. Восторгу моему не было предела. За эти каникулы я вырос на восемнадцать сантиметров и по возвращению в Одессу меня просто не узнавали. Вернувшись в школу, я к своему удивлению обнаружил, что был практически выше всех. Во всём классе был всего один ученик моего роста - это был мой лучший школьный друг Костя Пудовкин, да и его я тоже скоро обогнал в росте. На этом мой резкий рост закончился и теперь уже неспеша я набрал 184 см. С изменением роста, изменился и мой характер. Из застенчивого, маленького мальчика я превратился в высокого, худого, длинноволосого парня, который уже больше не стеснялся девочек, а стал проявлять к ним бурный интерес. И интерес этот не был односторонним, девочки не были равнодушными ко мне тоже. Теперь уже никто не считал меня русским и я слыл полуиностранцем. Такое положение делало меня колоритной фигурой, на которого обращают внимание. Кроме того, из поездок за границу я привёз взгляды, которые явно не сходились советским мировоззрением. Даже отец не мог найти со мной общего языка. Его явно пугали мои взгляды, ведь он отлично знал, чем кончается инакомыслие. Поэтому он старался осекать мои свободные высказывания, хотя в душе он частенько был согласен со мной.

Отец не знал того, что я стал часто пропускать школу (ссылаясь на болезнь печени) и вместе со своими товарищами вместо уроков ходил в кино. Мало того мы стали пить вино и курить сигареты. Однако как не странно, моя успеваемость в школе от этого не ухудшилась, а потому родители узнали о плохой посещаемости только в конце учебного года. В тот год я закончил школу и поступил в Холодильный институт, а Лариса пошла в седьмой класс. Она с самого начала росла девочкой с сильным и независимым характером и потому была в школе заводилой во всех беспорядках. Родителей частенько вызывали в школу и жаловались на её поведение. Лариса была больше похожа на мальчишку, ведь она всё свободное время проводила вместе с моими друзьями .

Наша бабушка Женя после переезда в Одессу стала заметно стареть, но самое неприятное в этом было то, что у неё начались проблемы с памятью. Первые симптомы казались незначительными. Она обычно очень любила слушать по радио двух комиков Тарапуньку и Штепселя. Они ей доставляли истинное удовольствие. Она всегда с нетерпением ждала их передачи и, сев на стул внимательно слушала, иногда при этом громко смеясь и даже хлопая в ладоши. Но постепенно мы стали замечать, что она стала слушать их без эмоций, не понимая юмора. Потом в доме стали пропадать предметы: ножи, вилки ножницы. В результате оказалось, что Зельда прятала их у себя в кровати под периной. Дальше - хуже. Стали исчезать туфли, которые потом находились где угодно и даже в холодильнике. Зельда стала забывать имена всех своих родственников вплоть до мужа и сына. Путала она и имена и имена тех с кем жила и теперь её жизнь в основном сводилась к еде и сну. Теперь надо было постоянно следить за ней, когда она включала газ, а потом только начинала искать спички. Так мы несколько раз чуть не взорвались. Наконец мать пришла к решению, что её надо поместить в дом, для людей, страдающих полным склерозом и в один из дней Зельду перевезли в больницу.

Клара всё чаще стала получать письма из Америки. Её двоюродная сестра Эльса нашла какую-то русскую эмигрантку, которая переводила ей письма на русский язык. Клара отвечала ей на каждое письмо и в скором времени у них завязались близкие контакты. Все американские родственники к этому времени жили уже зажиточно. У всех были свои дома, машины и даже летние дома во Флориде. Ну а Олл и Ирма к этому времени уже имели три гостиницы в Майами, а сами они стали много путешествовать вокруг света. Постепенно стала созревать идея, чтобы пригласить Клару с семьёй приехать в гости. Поначалу сама мысль о том, что им разрешат поехать в Америку казалась абсолютно невероятной, но страшно заманчивой. Выпустить всю семью в гости ОВИРе никогда бы не позволили. Оставалось только, чтобы в гости поехала Клара с одним ребёнком и было решено, что это будет Лариса. Я же в тот год поступил в институт и потому ехать не мог. Совершенно неожиданно для всех Кларе с Ларисой было разрешено поехать в гости, но только в том случае, если приглашающая сторона купит им билеты. Эльса без всяких размышлений согласилась купить им билет.

И вот после долгих ожиданий они летели в США. Приземлились они в громадном и шумном аэропорту Нью-Йорка и были просто поражены его размером. Кругом было столько народа, что было совершенно непонятно, как они в этой толпе найдут Эльсу. Всё оказалось гораздо проще. Эльса увеличила их фотографии и приклеила себе на грудь, а в руках она держала плакат с их именами. Лариса сразу заметила её и показала Кларе. Они направились к ней, но она уже сама узнала их и кинулась на встречу. Эльса оказалась приветливой и весёлой женщиной. Говорила она много, но понять её они не могли. Клара не говорила по-английски, а Лариса выучила всего несколько слов, которых было явно недостаточно. Тогда Эльса стала говорить с Кларой на "идиш". Но и это мало помогало, ведь Клара слышала этот язык только в раннем детстве, а потому почти всё забыла. Поэтому они в основном общались с помощью жестов, но это мешало им веселиться. Они ехали на Эльсином кадилаке по Нью-Йорку и впервые в жизни увидели небоскрёбы. Америка, или как учили их в школе страна "порабощённого труда", поразила их воображение. Магазины и супермаркеты просто ломились от изобилия товаров, рестораны поражали количеством блюд, а разнообразие алкогольных и безалкогольных напитков казалось астрономическим. Почти отовсюду звучала музыка, а в открытых автомобилях проносились счастливые и красивые люди. Ну а затем они поехали в Филадельфию, где жила почти вся семья Эльсы. Здесь начались ежедневные походы в гости и в рестораны и домой они возвращались только поздно вечером и там ещё смотрели телевизор. И только когда программа заканчивалась и на экране под звуки гимна появлялся Американский флаг, Эдьса поднималась с дивана, пела национальный гимн и после этого они все расходились спать. Лариса и Эльса очень подружились и с каждым днём общаться становилось всё легче. Иногда Ларису забирали с собой сыновья Эльсы и они вместе ходили в кино и на танцы. Уже через пару недель Лариса себя чувствовала как дома, ну а Кларе общение по-прежнему давалось с большим трудом. Потом они все вместе поехали во Флориду, где муж Эльсы купил себе новый дом. Здесь они впервые увидели двоюродного брата Клары Олла и его великолепную жену Ирму.

Каждое утро после завтрака Лариса вместе с сыновьями Эльсы шла на пляж, где они проводили почти весь день. Иногда к ним присоединялась Эльса и Клара.

Лариса себя чувствовала как рыба в воде и пользовалась большим успехом. Её английский язык прогрессировал, и с каждым днём Клара потеряла над ней всякий контроль. По вечерам Лариса ходила в кино, а иногда на танцы. Она почти открыто стала пить алкоголь и курить. Клара поначалу возмущалась, но вокруг все делали тоже самое и она не знала что делать.

А тем временем в Одессе в доме остались я и отец. Готовить отец никогда не умел, да ему и было достаточно иметь в доме только молоко и хлеб, ну а колбаса и сосиски были уже роскошью. Жизнь в Босне приучила его к простоте, ну а я был предоставлен сам себе. Студенческая жизнь первокурсника била ключом. Учился я, правда мало, но зато был очень увлечён студенческими загулами и игрой в карты. Частенько вместо того, чтобы идти в институт, я оставался дома, и сюда приходили новые друзья. Бояться было некого, ведь отец проводил весь день на работе. Вот и в тот день мы накупили вина и резались в преферанс. Игра была в самом разгаре, когда неожиданно раздался звонок в дверь. Я нервно подскочил, а остальные стали прятать карты и выпивку.

-Кто это может быть?- спросил Василий.

-Понятия не имею, может быть мамин брат, - ляпнул я, хотя отлично знал, что у мамы никаких братьев в живых не осталось.

Мы как могли, попрятали все улики, и я пошёл открывать дверь. На пороге стоял незнакомый мужчина невысокого роста, и вид у него был несколько неуверенный.

-Простите, вам кого?- спросил я.

-Здесь проживает Вигневич Клара?- спросил незнакомец.

-Проживает,- подтвердил я.

-Можно её позвать?

-Дело в том, что её сейчас нет. А кто вы такой, если не секрет?

-Я её двоюродный брат. А где же она?

Я несколько обалдел, это был как раз такой ответ, что я дал своим приятелям.

-Она уехала в гости к своим родственникам в Америку,- ответил я.

-В Америку!!- удивился гость - Неужели это возможно? И когда же она вернётся?

-Через месяц.

-Какая жалость! Я приехал из Ташкента всего на несколько дней и теперь получается, что её не дождусь,- и у него лицо приняло такое грустное выражение, что мне стало его ужасно жалко.

-Чего же мы стоим на лестнице, давайте зайдём в квартиру, - предложил я и впустил гостя - Вы зайдите на минутку в кухню, а я сейчас быстренько отправлю своих друзей.

Я вернулся в комнату, где сидели притихшие товарищи, и рассказал им сложившуюся обстановку.

-Так, что ребята сегодня доигрывать не будем, мне надо поговорить с дядюшкой.

Ребята послушно, но без особой охоты отправились к выходу. Наконец я смог вернуться в кухню.

-Ну вот, теперь я свободен. Жалко что мне нечего вам предложить, с тех пор как уехала мама, холодильник у нас почти пустой.

-Как тебя зовут парень?- поинтересовался гость.

-Милан.

-У какое необычное имя! Ну а меня зовут Михаил, а ты меня просто можешь звать дядя Миша.

-А вы кофе не хотите дядя Миша. Уж что-что, а кофе у нас в доме очень приличный.

-Ну, чтож, кофе можно.

Я на быструю руку приготовил кофе в джезве, а дядя Миша с интересом следил за процессом.

-Кто же научил тебя так готовить кофе и что это за рецепт.

-Это кофе по - сербски, вы ведь знаете, что мой отец югослав - пояснил я, разлил кофе по чашечкам и протянул одну из них дяде Мише. Тот сделал глоток и от удовольствия закрыл глаза.

-Вот это кофе! Я вообще ничего не знаю о вашей семье. Знаю только, что я видел Клару последний раз летом сорок первого года и с тех пор провёл кучу лет в поисках её. Я уже потерял всякую надежду и надо же вдруг такая удача.

Его эмоции были настолько открыты, что мне этот небольшой не очень элегантно одетый мужчина очень понравился.

-Дядя Миша, расскажите немного о себе, а то ведь я о вас ничего не знаю.

Гость пожал плечами, почесал затылок начал.

-Я даже не знаю с чего начать. Вырос я на немецком хуторе Фрайберге, где поселились мой отец с матерью. С детства мы все говорили на трёх языках: еврейском, немецком и русском. Твоя мать, будучи молоденькой девочкой, приезжала к нам в гости, чтобы спастись от голода, который царил на Украине.

-Да мне мама такое рассказывала, - припомнил я.

-Вот и отлично! Но чего твоя мама тебе видать не говорила, какой фурор она производила у нас в селе. Она была настоящая, городская, чертовски красивая девочка, каких у нас в селе никогда не было. Все смотрели на неё с удивлением, ну а я был на столько в неё влюблён, что не мог выговорить ни слова. Она приезжала к нам несколько раз, приезжал и я в Одессу. А в 1941году я приехал поступать в Одесское военное училище. Как раз в это время началась война... и он продолжал рассказывать, а Милан сидел и с интересом его слушал. В течении получаса он рассказал о войне с её ужасами и о своих приключениях после войны, когда он ездил по Украине, разыскивая тех подлецов, которые сотрудничали с фашистами в уничтожении евреев. Его поймала милиция во время его расправы над местным полицаем в Житомире. Его осудили на восемь лет тюремного заключения, и он отбывал срок в тюрьме в районе Кустаная. После отбытия срока, ему было позволено поселиться в Ташкенте, где он познакомился со своей будущей женой Марией. Все эти годы он пытался разыскать Клару, но не знал, что она поменяла фамилию, а потому поиски затянулись на долго. Больше всего он жалел о том, что не застал её. Ему оставалось ещё три дня до отъезда, и он обещал зайти на следующий день, после того как Милан поговорит со своим отцом.

Отец пришёл с работы в семь часов вечера и немного подвыпивший. Он сразу направился на кухню кушать, где я решил сообщить ему новость.

-Пап, ты знаешь, что сегодня объявился родственник мамы.

-Какой ещё родственник?

-Её двоюродный брат Миша, которого она не видела больше двадцати пяти лет.

-Ерунда какая-то,- отмахнулся отец - Где же он столько пропадал.

-Он воевал, а после войны попал в тюрьму за самосуд над бывшими полицаями.

Джордж был серьёзно подвыпивший и новость ему явно не понравилась.

-Это какой-то шарлатан! Не верю я ему и не смей его больше пускать в дом. Это просто какой-нибудь авантюрист.

-Да нет папа, он хорошо знает мамино детство, знает бабушку и, кроме того, он на шарлатана и не похож!- попытался заступиться я, но отец явно не хотел слушать.

-Не хочу я его видеть и не верю ему.

-Папа, так нельзя! Ведь может он не врёт, а приехал он сюда из далёкого Ташкента. Тебе надо с ним поговорить.

-Ну, хорошо, завтра посмотрим, - согласился отец.

На следующее утро он проснулся в гораздо лучшем настроении и был готов принять гостя, хотя по-прежнему не верил, что гость говорит правду. Он сходил в магазин, купил бутылку водки и закуску.

Дядя Миша пришёл к полудню и принёс с собой тоже бутылку водки. Кроме того он принёс южные, экзотичные сладости: сушёную дыню, урюк и инжир. Разговор сначала не клеился и я старался сделать обстановку более тёплой. То, что удавалось мне с трудом, куда лучше согревалось водкой. И уже после пары рюмок у них начался обмен военными воспоминаниями. Им обоим было интересно слушать похождения другого.

В этот раз дядя Миша куда более подробно описал свою жизнь. Все его злоключения вызвали горячее понимание Джорджа, который тоже был в душе бунтарём. Уже через пару часов они сидели почти в обнимку, порядочно захмелевшие, а я был чертовски рад удачно проведенной операцией.

На следующий день, в воскресенье мы вместе показывали дяде Мише Одессу и день для этого выдался удачный. Возвращался он домой в Ташкент в хорошем настроении и в надежде, что увидит Клару на следующий год.

Мы с отцом снова остались вдвоём, но вскоре нас опять ожидали новости и на этот раз неприятные. В больнице умерла моя бабушка Женя, что не было ни для кого неожиданностью. Последние месяцы склероз полностью поразил её мозг, и она уже никого не узнавала. Она могла только улыбаться или плакать, а так же без всякого желания кушать. Она ужасно исхудала и её лицо, обрамлённое абсолютно седыми волосами было больше похоже на лицо призрака. Она умерла во сне, закончив свои муки и муки окружающих. Не сбылись предсказания из раннего детства, что если её погладил по голове сам Русский царь, то вся её жизнь будет счастливой. Счастье очень редко посещало ее, и жизнь всё больше подвергала её тяжёлым испытаниям. А ведь был у неё шанс уехать со своими братьями и сёстрами в Америку и тогда бы жизнь была для неё на много легче. Но она выбрала себе другой путь вместе с любимым Давидом. За этот выбор она расплатилась с лихвой. Но вот всё закончилось, и наступил покой.

Ни отцу, ни тем более мне не приходилось никогда хоронить близких людей. Для этого кроме всего нужны были деньги, которых фактически не было. Помогали нам больше всего в организации похорон Семён и Клара. Они знали еврейские обычаи и Зельду похоронили на еврейском кладбище, где её отпел старый равен. Так закончился её нелёгкий жизненный путь, начавшийся ещё за долго до революции.

ххх

Клара с Ларисой вернулись домой к концу лета. Привезти Ларису обратно оказалось нелёгкой задачей, её не хотели отпускать новые родственники и знакомые. За ней даже некто Теплицкий послал в аэропорт свою машину, чтобы Лариса на ней сбежала от матери. Но Клара сумела не отпустить её. В аэропорту Одессы их ожидали я и отец. То, что мы увидели, превзошло все ожидания:

И мать и Лариса были очень экстравагантно одеты, в брюках и ярких кофтах, а пол лица закрывали большие противосолнечные очки. Лариса была в расклешённых брюках, по бокам которых сверху до низу шли прямоугольные разрезы. Но что было самое удивительное, в руках у неё была зажженная сигарета, которой она периодически затягивалась. Как только она поравнялась с отцом, он ударом руки выбил из её рук сигарету и голосом не признающим возражения сказал:

-Чтобы я этого больше никогда не видел!

И повернувшись к Кларе с возмущением спросил:

-А ты куда смотришь, почему ты ей это позволяешь?

-А что я могу? Я над ней там всякий контроль потеряла. Да и что говорить, там все такие.

- Ну, это там, а здесь у нас так не будет,- твёрдо сказал Джордж.

Лариса попыталась возмутиться, но быстро поняла безуспешность своей попытки и подошла ко мне.

Я же не мог поверить своим глазам. Моя маленькая сестра стала девушкой и при этом очень колоритной. Мы крепко обнялись и я почувствовал, что моя братская любовь стала ничуть не меньше. Но если раньше Лариску везде называли Миланиха, зная, что она была моя сестра, то теперь она уже стала самостоятельной личностью и у неё стали появляться другие интересы, а вместе с ними и ухажёры.

Клара вернулась из Америки в полном восторге, но, узнав о смерти матери, долго плакала. Потом мы ей рассказали о том, что приезжал Миша и не застав её уехал,. Эта новость её обрадовала, но было обидно, что он её не дождался. Но если маме уже ничем нельзя было помочь, то Мише в Ташкент она позвонила на той же неделе и после долгого разговора они договорились о встрече. Клара пообещала навестить их через полгода. На бабушкиной могиле мы поставили памятник, на который угрохали почти все имевшиеся деньги. Но несчастья ходят парами и в скором времени нас ждали другие похороны.

Зельдыны племянница Рахиль вместе со своей семьёй жила в Кишинёве, а её брат- двойняшка Семён в Одессе. Не смотря на расстояние, они всегда чувствовали друг-друга и хотя бы раз в год собирались вместе. Но в последние годы Рахиль заболела, врачи нашли у неё рак и сделали ей операцию. Однако через некоторое время у неё появились метастазы и всем стало понятно, что жить ей осталось считанные месяцы. Семён же наоборот славился своим здоровьем и прекрасным жизненным оптимизмом. Наша семья всегда помнила о том, что они с Кларой сделали для нас, когда мы переехали в Одессу. И вдруг совершенно неожиданно Семен, делая что-то на работе, поднял груз и упал. Больше он уже не поднялся, его сердце разорвалось, и смерть пришла фактически мгновенно. Такого оборота событий не ожидал никто, и его жена Клара была в таком горе, что казалось, умрёт сама. Для этой красивой, но очень полной женщины муж был опорой всей её жизни. С ним она никогда не должна была работать, а только следить за домом. Горевала и их дочка Ася вместе с мужем Юзиком, которому Семён помог приобрести профессию и помогал всегда, чем мог. Эта смерть ранила многих и на его похороны выехали родственники из Кишинёва. Но когда они уже были на вокзале, им сообщили, что умерла Рахиль. Так брат и сестра двойняшки, которые родились с разницей всего несколько минут, умерли тоже в один день и их души так и остались неразлучными. Семёна похоронили на том же кладбище что и Зельду, ну а Рахиль похоронили в Кишинёве.

Умирали не только родственники, стали редеть и ряды друзей-югославов. Одним из первых умер Тихомир Ачимович. Он был одним их тех с кем Джордж любил поиграть в шахматы. Тихомир уйдя на пенсию, стал писать книги и вскоре, после больших усилий вышла его первая книга на русском языке "Космаец". Он был единственным писателем из всей их компании и его жена Галка сильно возгордилась своим положением. Многие из друзей стали избегать их, но Джордж и Тихомир регулярно навещали друг - друга. Они были единственными лысыми югославами из всех друзей. Но если Джордж облысел после инфекции внесённой уколом и лысина его была обширной, то лысина Тихомира шла не очень широкой полосой ото лба к макушке. Он пытался закрывать эту лысину длинными волосами, росшими с обеих её сторон. Операция эта была трудоёмкой, но ветер довольно быстро расправлялся с её результатами, а друзья и особенно их жёны частенько подшучивали над этим. Заболел Тихомир внезапно и когда у него обнаружили рак желудка, то оперировать было уже поздно. Тихомир резко стал деградировать, он терял вес и последние силы. Но, не смотря на это, они с Джорджем продолжали играть в шахматы и вот уже поздней осенью Тихомир пришёл к Джорджу в последний раз. Он ужасно запыхался поднявшись на пятый этаж и долго приходил в себя. Джордж тем временем приготовил кофе и разлил остатки ракии.

-Живели,- сказал Джордж.

-Нет Чико, этот тост уже не для меня. Это ты живи долго и счастливо, а меня уже завтра не будет.

-Да прекрати ты глупости говорить, поживёшь ещё!- возмутился Джордж.

-Нет Чико, давай сыграем в шахматы в последний раз.

И они сыграли эту партию, которая действительно оказалась последней и Ачимович умер на следующий день, а у Джорджа на душе осталось приятное чувство, из-за того, что Тихомир пришёл в последний раз именно к нему.

ххх

Жизнь шла своим чередом, мать с отцом продолжали работать, Лариса ходила в школу, а я в свой институт. Но учился я не очень усердно и проводил больше времени со своими приятелями. Теперь я стал частью городской жизни Одессы. У меня появилась куча друзей и иногда была даже проблема запомнить всех по - имени. Сдружился я ещё с двумя ребятами,- детьми югославских эмигрантов Славой Величем и Славой Буздумом. Вместе мы бурно проводили время, часто испытывая при этом терпение местной милиции. Гулянья в ресторанах, девочки занимали почти всё наше время. Частенько мы собирались компаниями в домах приятелей и часто говорили на политические темы. Надо сказать, что наши взгляды сильно отличались от взглядов советской молодёжи, но самое главное, что мы не старались их скрывать. Слухи об этом доходили до родителей, и они пытались всячески повлиять на меня, чтобы я отказался от таких разговоров. Отец часто пытался вразумить меня, но эти беседы часто заканчивались скандалами. И не то, что отец был настолько против моих взглядов, просто он хорошо знал к чему они могут привести. Он и сам вынужден был сознаваться, что все его надежды на построение справедливого общества явно не материализовались. Советская модель социализма работала с явными перебоями и надежды на лучшее таяли. Однако с детьми он старался не показывать своих сомнений, но все попытки заставить детей не болтать уходили как вода в песок.

В результате гуляний я совершенно измотал себя и был не готов сдавать зимнюю сессию, а потому пришлось уйти в академический отпуск по "состоянию здоровья". В это время стали приходить повестки из военкомата. Я перестал сам открывать кому-либо дверь и просил родителей не расписываться под повестками и всем говорить, что я уехал. Удавалось это мне довольно долго, но однажды я сам по ошибке открыл дверь и увидел в дверях симпатичного парня с улыбкой спросившего:

-Вы Милан Вигневич?

-Да,- ответил я.

-Тогда вот вам повестка из военкомата, распишитесь.

Только в этот момент он понял свою ошибку, но было уже поздно что-то делать, а потому пришлось идти в военкомат. Во дворе военкомата я столкнулся со Славиком Величем, который, увидев меня изрядно удивился:

-Милан! Что ты тут делаешь?

-Пришёл по повестке. Представляешь, попался как дурак, сам под ней расписался. Ну а ты как сюда попал?

-Это мне моя мама удружила, взяла и расписалась под повесткой. А мне как раз в Москву надо, там меня такие две тёлки ждут!...

-Что же делать? Мне-то нужно только продержаться до начала нового учебного года,- сказал я.

-Ничего, что-то придумаем, - успокоил меня Славик.

Мы зашли в помещение приёмной, где крутилась куча народа, в основном призывники и изредка пробегали офицеры. Своим видом мы явно отличались от окружающих, оба одетые в дублёнки купленные в Югославии и считавшиеся в Одессе большой роскошью. А наши длинные, спадающие почти на плечи волосы смотрелись здесь просто неуместно. Неожиданно прямо перед нами выросла фигура в форме полковника. Как оказалось, это был начальник военкомата.

-Что это за разгильдяйский вид!- заорал он - В каком виде вы являетесь в военкомат! А ну-ка зайдите ко мне в кабинет.

Мы со Славиком медленно последовали за ним, и оказались в просторном кабинете с большим столом, заваленным папками с делами. Полковник прошёл на своё место, но не сел, а упёршись кулаками в стол заорал!

-Так в каком же виде вы являетесь в военкомат?!

-А чем плохо мы одеты?- спросил Славик.

-Может в таком виде и можно болтаться по ресторанам, но не здесь. Но самое главное не это, что это за лохмы вы отпустили, у вас что, нет денег на парикмахерскую? Так я вам дам!

Он вынул несколько денежных купюр и разложил их перед нами на столе. Были здесь рубли, троечки и петушки.

-Берите сколько хотите и пойдите, состригите свои грязные патлы, - сказал он и расплылся в улыбке довольный своей шуткой.

Славик полез в свой карман и достал кошелёк, а потому, что он собирался в Москву, то в кошельке лежали червонцы, четвертаки и полтинники. Он вынул несколько из них, разложил на столе военкома и сказал:

-Я согласен товарищ военком, но только если вы выберете себе любую купюру, пойдёте с нами и пока мы стрижёмся, вы сбреете свои плешивые усы.

Я не мог поверить своим ушам, а военком словно подавился. Лицо его приобрело бордовый цвет, и он заорал как бешенный:

-Пошли вон мерзавцы! Чтобы вашей ноги здесь не было! Я вам покажу...-

но Славик и я уже не слышали этого. Мы выбежали из кабинета в приемную, оттуда во двор, а затем уже на улицу. При этом оба хохотали как умалишенные.

-Что ты наделал?- спросил сквозь хохот я -Теперь он нас сгноит где - нибудь в Сибири.

-Совсем наоборот!- довольно возразил Славик - Он нас сам выгнал и теперь мы можем идти куда хотим и главное им больше не попадаться. Лично я сегодня вечером уезжаю в Москву и они меня здесь долго не увидят.

Я сразу понял о чём он говорит, и мы довольные пошли отмечать успешную операцию. Славик действительно, уехал и сумел легко избежать набора в армию. В тот же год он вместе с отцом Дмитрием подали документы, для получения назад Югославского подданства. Мне же избежать набора удалось куда более тяжёлым путём. Меня снова вызвали в военкомат и почти послали в армию, фактически без военной комиссии. Я же решил бороться до конца и благодаря помощи родителей, мне удалось попасть на основательный медицинский осмотр в госпиталь. Там я всеми правдами и неправдами сумел добиться отсрочки, а затем уехал в гости в Югославию. По возвращению я восстановился на второй курс и военкомат больше был мне не страшен.

Со временем мои взгляды всё меньше соответствовали советской реальности. Пример Славика Велича, с выходом из Советского подданства и переход в Югославское, стали заманчивы, и я решил поговорить об этом с отцом. Лучшего вечера я не смог найти, чем после весёлой гулянки с друзьями, когда я вернулся домой. Там я застал отца тоже в не очень трезвом состоянии. Я сел рядом с ним на диване и заговорил:

-Послушай папа, скажи мне, какая земля для тебя самая родная?

-Ты отлично знаешь, что для меня нет ничего дороже моей Липы,- ответил не задумываясь он.

-Так почему же мы тогда живём здесь, а не в Югославии?

-А потому, что Тито нас послал учиться, потом назвал изменниками Родины!

-Но ведь многие из твоих друзей вернулись домой.

-Вернулись. Ну и чего они там добились? Многие закончили в тюрьме на Голом отоке (острове), а некоторые хоть туда и не попали, всё равно потеряли всякое доверие и живут кое-как.

-Да жить в Югославии кое-как всё равно лучше, чем здесь!- выпалил я и пожалел. Отец взвился как укушенный.

- А чем тебе эта земля не нравиться, ведь это твоя Родина!

-Да просто я чувствую себя не русским, а югославом. И почему Величи могут возвращаться, а мы нет?

Вот и посмотрим, чем у них это закончиться. И говорить с тобой не эту тему больше не хочу,- он поднялся с дивана и пошёл спать.

Заниматься этим отец действительно не стал и толко через пару лет жизнь толкнула его на этот шаг. Сам же без него я перейти в югославское подданство не мог, из-за того, что родился в Советском Союзе. Ну а Славику вместе с отцом удалось выйти из советского подданства и получить Югославское, и так он стал иностранцем.

ХХХ

Прошла ещё пара лет и Лариса закончила школу. Мы с ней были по-прежнему очень близки, но она уже не была просто моей тенью. Ею стало тяжело управлять и родителям и школе, где к ней прилипла кличка "импортная кукла" сродни той, что была у меня в институте. Декан Лагуткин называл меня не иначе, чем "импортное золотце". Так, что вопреки нашим желаниям, дистанция между нами и другими ребятами постоянно увеличивалась, словно сама среда отбрасывала нас.

Лариса решила поступать в университет на филологический факультет, тем более что она говорила на довольно беглом англиском языке. Но не понятно, каким образом, на экзамене по- английскому она получила тройку и в институт не попала. Это ужасно задело её самолюбие, и она, уехав в гости в Югославию, поступила в загребский университет и осталась там учиться. Всё шло отлично и у неё быстро появились новые подружки. Особенно она сошлась с очень независимой и весёлой Марьяной Бедалов и они стали лучшими подругами. Крупная и шумная Марьяна всегда была в центре внимания, особенно когда приходило время гулять. Она ужасно любила ходить по ночным клубам и на танцы, но при этом знала наизусть сотни народных песен, и когда они попадали в ресторан гуляние обычно кончалось в обнимку с оркестром. Всегда, даже в мужской компании Марьяна любила быть на передней позиции и в любом споре твёрдо стояла на своей мнении. У Ларисы были проблемы с родственниками, у которых она жила почти месяц. Со временем стало понятно, что они не хотят, чтобы она у них жила. Марьяна предложила ей перебраться к себе в квартиру, которую ей оставили родители, а сами уехали жить в Сплит. Теперь они уже стали просто подруги не "разлей вода" и проводили вместе практически всё время. Так они закончили первый курс и на каникулы собирались вместе в Одессу. Для этого отец стал делать Марьяне приглашение. С большим трудом ему удалось это сделать и вот две подруги приехали в Одессу. Марьяну принимали как родную, и она платила назад такой-же любовью. Пару недель они провели на одесских пляжах и в ресторанах. Хотя Чёрное море по красоте тяжело было сравнить с Адриатическим, Марьяна была очень довольна. Лариса же тем временем подала документы в ОВИР, чтобы ей оформили разрешение на второй год обучения в Загребском университете. Ей обещали рассмотреть документы в течении месяца. Пока у них было время Джордж вместе с Ларисой и Марьяной поехали посмотреть Москву и Ленинград, и от этой поездки Марьяна была в полном восторге. Незаметно прошёл месяц и надо было уезжать обратно, но Ларисины документы ещё не были готовы, а потому Марьяне пришлось уезжать самой. Лариса должна была приехать позже.

Но как оказалось никаких документов она не получила и в выезде ей было отказано. Такой подлости никто не ожидал ,а потому отец тут же записался на приём к начальнику ОВИРа. На вопрос о том, почему её не пустили Иванов ответил:

- ОВИР не оформляет документы на год.

-Это почему же?- возмутился Джордж - Ведь она занимается там в университете!

-А как она туда поступила?

-Очень просто, поехала и поступила.

-По-вашему получается, что каждый по своему усмотрению будет ездить за границу и поступать там в университеты?

-Югославия мне не заграница, а Родина!- возразил Джордж.

-А ваша дочка советская подданная и её Родина СССР,- возразил Иванов. После долгих и безуспешных дебатов Джорджу с Ларисой пришлось ехать в Киев и Москву. Они носились между ОВИРом и Министерством образования. Им иногда казалось, что они очень близки к результату, но потом оказалось , что их просто гоняли по кругу.

В результате они вернулись домой ни с чем, но Лариса поклялась, что жить в этой стране не останется. Однако теперь уже лопнуло терпение и у Джорджа. На второй день после возвращения он собрал всех в большой комнате и начал разговор:

-Нам сегодня надо много решить,- начал он - Лариса решила, что больше жить здесь не хочет, а что ты по этому поводу думаешь мой сын?

Я ждал этого поворота событий уже давно, а потому не задумываясь ответил:

-Я был готов к этому ещё, когда Величи подавали документы. Теперь они уже югосдавские граждане.

-Ничего, а мы начнём делать это сейчас. Что ты думаешь об этом Клара?

-Ты меня спрашиваешь? Да я уже много лет говорю, что тебе пора уезжать отсюда.

-А ты со мной не собираешься?

-Вы делайте это сами, без меня. У меня ещё есть сын Дима, и вы знаете, где он работает.

-Но ведь если я поменяю гражданство, у него будут ещё большие неприятности.

-А это уже совсем другое дело. У Димы своя жизнь, а вы должны жить как удобно вам.

-Значит, вы согласны начать всю эту процседуру? Только запомните, что это может затянуться на долго и у нас могут быть большие неприятности,- со всей серьёзностью предупредил отец.

-Не надо нас пугать, мы на всё готовы!- почти хором ответили мы.

Для того, чтобы подать заявление на югославское подданство нам нужно было, прежде всего, выйти из советского гражданства. В тот день было решено, что мы направим письмо в Верховный Совет СССР с заявлением о выходе из гражданства. Сама мысль о подаче заявления о выходе из советского гражданства казалась крамольной, а потому письмо должно было быть составлено очень продуманно и на это ушло больше недели. Наконец после многократных переделок и шлифовок оно было написано, и в нём был найден нужный баланс между любовью и уважению к Советскому Союзу и естественным желанием вернуться на Родину к матери. Письмо было запечатано и отправлено, теперь оставалось ждать ответа.

Но ответ пришёл не из Москвы. Совершенно неожиданно Джорджа вызвали в Обком партии. Не понимая причины, но подозревая неприятности, Джордж в назначенный день отправился на назначенную встречу. В обкоме его встретил один из секретарей - подтянутый и аккуратно одетый мужчина. Вид у него был очень серьёзный, но не враждебный.

-Здравствуйте Джордж Миленович, проходите садитесь,- предложил он.

-Я не понимаю, зачем меня вызвали,- не желая вилять спросил Джордж.

- Ну чтож, раз вы так хотите, то перейдём прямо к делу. Вы писали письмо в Верховный Совет СССР?

-Да писал, но не понимаю, почему оно попало к вам?

-Оно было переправлено к нам, чтобы разобраться.

-Но почему к вам, я писал его на имя Подгорного.

-Как вы не понимаете? На его имя пишут тысячи писем каждый день, и он их всех даже физически прочитать не может. А потому нам было указано разобраться.

-Но почему вам?

-Как почему, ведь вы коммунист, вот оно и было направленно к нам в обком, а потому давайте разберёмся чего вы хотели.

-Мы подали заявление о выходе из Советского гражданства,- сказал Джордж.

-Значит вы чем-то недовольны, чем вам плохо живётся в СССР?

-Мне всё здесь подходит, но я принимал Советское гражданство только временно и теперь я хочу вернуться на Родину к своей матери. Имею я на это право?

-Но вы же член КПСС, это меняет дело.- начал давить обкомовский работник.

-Я член Югославской компартии тоже и, как вы знаете, провоевал всю войну против гитлеровской оккупации, за свободу Югославии.

-Мы знаем это и никто не ставит под сомнение ваши военные заслуги. Но ведь вы прожили в СССР уже двадцать лет и у вас родились дети, которые являются Советскими гражданами.

-Они мои дети и моя Родина, их Родина тоже, - не согласился Джордж.

- Но может вас кто-то, чем-то обидел и вы, поэтому решили уехать?- не успокаивался партийный секретарь.

-Было и такое, когда мою дочь не выпустили на учёбу в загребский университет, куда она успешно поступила.

-Ну Джордж Миленович, не может же ОВИР разрешать, кому угодно ехать поступать за границу.

-Для меня Югославия не заграница и именно поэтому я хочу назад своё подданство. И этим я совершенно не хочу обидеть Советский народ, который принял меня здесь как родного,- стараясь быть как можно более осторожным, ответил Джордж.

Их беседа продолжалась минут десять, но постепенно стало абсолютно понятно, что отговорить отца не удастся. Тогда, поднявшись со стула, партийный секретарь подошёл к Джорджу и сказал:

-Ну, чтож товарищ Вигневич, очень жаль, что мне не удалось уговорить вас. Тем не менее, было очень приятно поговорить с вами. Вы идите домой, а мы здесь посоветуемся и сообщим вам своё решение.- На этом они и распрощались.

Ну а через некоторое Джорджу сообщили, что прежде всего он должен выйти из КПСС и лишь после этого подавать документы на выход из гражданства. Мы сделали всё так, как нам указали и снова стали дожидаться ответа. Однако тем временем в нашей личной жизни начались быстрые перемены. Лариса, разгневанная событиями, стала очень раздражительной и всё чаще поздно возвращалась домой. К этому времени наши отношения уже не были такими близкими и в результате мы поругались. Ларису раздражали те, кто, пользуясь своими родственными узами, пытались повлиять на неё. Она стала очень быстро от меня отдаляться. К этому времени и в моей жизни произошли важные изменения. Я стал встречаться со своей старой знакомой Валей Ивановской. Мы учились когда-то в одной школе, и я хорошо знал всех её подружек. Тогда она была почти на голову выше меня, но теперь я обогнал её и давно попал в сферу её интересов. Сам же я редко проявлял интерес к серьёзным отношениям и в основном увлекался только лёгким флиртом. Бурные гуляния с друзьями тоже мало сопутствовали серьёзным отношениям. Но Валентина была настойчивая девушка и стала появляться в моей жизни всё регулярнее. И раньше мы часто гуляли вместе и между нами были короткие амурные связи, но всё это обычно заканчивалось тем, что я увлекался одной из её подруг, что очень обижало Валю. В том году она закончила университет и вечером в Аркадии у них был состояться празднечный вечер. Ну а днём она пошла на пляж Дельфин, и по пути встретила меня. Мы провели несколько часов в кафе, отмечая столь важное событие. Неожиданно для самой себя, Валя пригласила меня к себе на выпускной вечер и я согласился. В тот вечер мы много вместе танцевали и пили, потом долго шли домой, останавливаясь через каждые несколько метров для поцелуя, ну а когда дошли до парка то просто упали на траву... С той ночи у нас стали зарождаться серьёзные отношения, хотя тяжело было поверить, что я на это способен.

Лариса к тому времени тоже сменила партнёра. Теперь она встречалась с Эриком по кличке "Кацап", который не отличался ни фигурой, ни внешностью. Кучерявый, худой и с очень злым лицом, чем он привлёк Ларису было совершенно непонятно, но вскоре стали проявляться детали. Эрик родился в большом и очень разношёрстном семействе Кримотатов. У его отца было несколько братьев и сестёр и все они крутились в артельном бизнесе. Это было небезопасным, но зато в семье всегда было достаточно денег. Эрик любил погулять и был хорошо знаком с одесскими хулиганами и блатными. Он умел выпить, но особенно любил покурить папироску с планом. Пристрастил он к этому делу и Ларису. Я сам был не дурак погулять, но план и анашу не употреблял, хотя несколько раз пробовал.

Я не одобрял новое увлечение Ларисы, но родителям об этом не говорил. Да и в этом не было особой нужды, отец итак недолюбливал Эрика и всячески старался прекратить эти отношения. Кларе же наоборот Эрик нравился и она считала, что Джордж недолюбливает его только за то, что он еврей. Но скорее было наоборот, это ей нравился Эрик потому, что он еврей.

В нашем доме взгляды разделились и всё чаще между нами возникали споры. Если отец ещё старался удержать свою прокоммунистическую идеологию, то мать уже сильно в ней разочаровалась и её симпатии больше склонялись на сторону Израиля.

Я же всегда себя чувствовал югославом-сербом, и это сильно обижало мать.

-Как ты можешь так однозначно отвечать, ведь в тебе течёт половина моей крови!- возмущалась она.

-Я не отрекаюсь от твоей крови. Но ты сама почти ничего не помнишь ни о своих предках, и не следуешь никаким традициям, поэтому и я не чувствую себя евреем.

А посмотри в Югославии какое количество родственников и все они знают свои корни. Я ношу их фамилию и считаю себя их частью.

Матери было обидно это слушать, но в душе она понимала, что я прав. И мне её не в чем было упрекнуть, ведь она прожила всю свою жизнь в стране, где помнить свою историю было не безопасно, а потому большинство старалось её просто забыть.

В детстве я себя чувствовал таким как все, но со временем я всё больше отдалялся от окружающей среды. Как я не старался быть лояльным к коммунистическим идеям, меня явно не устраивал путь с прижатыми свободами и скудным образом жизни.

В середине осени я и Валя решили, что мы попробуем начать новую семью. Первыми мы решили поставить в известность Валиных родителей.

Задача эта была далеко не лёгкой, ведь слава о моих похождениях на много превышала то, что было на самом деле. Да я любил погулять и выпить, любил красивых девушек и шумные компании, но обо мне ходили слухи как о грязном ловеласе и наркомане и эти слухи доходили и до Валиных родителей. Они частенько во время прогулок по улице вместе со своими лучшими друзьями, ректором университета Алексеем Богатским и его женой, натыкались на меня и мох длинноволосых друзей во время наших громких гуляний. Их всегда возмущало поведение этой не имеющей никаких святынь молодёжи, а потому, узнав о планах Вали, они поначалу были в полном шоке и наотрез отказались. Но Валя была девушкой с ужасно твёрдым характером и в доме ей мало кто и что мог указать. Ну а любила она меня на столько сильно, что вопрос стоял так: Либо свадьба, либо она уйдёт ко мне без их согласия. Родителям пришлось согласиться. И только после этого я пошёл к ним и не очень уверенно попросил руку их дочери. Без особого энтузиазма мне было дано согласие, а затем мы, как положено сели за стол, открыли бутылку шампанского и выпили. Встреча закончилась успешно и на следующий день мы с Валей пошли к моим родителям. Эта встреча была куда легче, и я просто представил им свою будущую невесту. У родителей не было никаких возражений, у них был только один вопрос: " А на что вы собираетесь жить?" На это вопрос они не получили ясного ответа, ведь в тот момент работала только Валя и зарплата её была девяносто шесть рублей. На эти деньги можно было продержаться чуть больше недели. Но через полгода я должен был закончить свой институт и у нас уже было бы уже две зарплаты. Ну а пока мы нуждалась в поддержке.

Теперь обе группы родителей должны были собраться вместе и решить где и как делать свадьбу. Во время первой же встречи стало абсолютно ясно, что они совершенно несовместимы. Особенно это относилось к Кларе и Эдуарду. Основной чертой Эдуарда был его антисемитизм, который как он не пытался скрыть, выпирал из него в самые неожиданные моменты. Клара же была к этому ужасно чувствительной и поэтому почти каждая их встреча кончалась скандалом. Я с Валей только и занимались тем, что сглаживали конфликты и благодаря нам дело со свадьбой успешно продвигалось. Мы хотели маленькую свадьбу, но родители поменяли всё. Ивановские захотели пригласить всех своих самых важных знакомых, Клара позвала своих одесских родственников, тогда Джордж захотел пригласить всех своих друзей-югославов, а дальше захотели приехать родственники из Югославии, не говоря уже о всех самых близких друзьях молодожёнов. Ну а из Уфы на свадьбу приехали Дима с Галей. В результате список гостей превысил сотню, и соответственно разрослись затраты.

Свадьба состоялась в ресторане "Жемчужина", который находился в Аркадии и в летнее время был одним из излюбленных мест гуляния одесситов. Но это было одиннадцатое января и в тот день с неба валил снег. На свадьбу из Югославии приехали Милан с женой Анчи и тётка Коса с мужем Николой. Они просто спасли меня, привезя свадебный костюм, который сидел на мне великолепно. Костюм, который был пошит мне у одесского портного (хорошего знакомого матери), был на столько ужасным, что я отказался его одеть, грозясь убить портного. Наконец это препятствие было преодолено и я, отправляясь в ЗАГС, был очень доволен своим видом. Валентина была одета в белое, короткое платье и белую шляпу, которые смотрелись странно в этот холодный, зимний день. Регистрация была торжественной, и во дворец бракосочетаний пришло много гостей. Публика была очень разношёрстной: профессора университета и их родственники, офицеры с семьями, основные друзья отца -югославские эмигранты, Валины подружки, мои длинноволосые друзья и родственники с обеих сторон. Всё прошло почти гладко, не смотря на напряжение, которое постоянно существовало между родителями.

Сразу из дворца бракосочетаний все поехали в ресторан. Снег валил, не переставая и, не смотря на желание доехать на машине как можно ближе к ресторану, последние полкилометра пришлось идти пешком. Особенно тяжело было женщинам на шпильках, они скользили и часто падали. В ресторан мы прибыли около пяти часов, а основные гости должны были собраться к шести. Ресторан смотрелся красиво, но в нём было ужасно холодно и никакие обогреватели не могли это исправить, а потому гости стали согреваться алкоголем. Выпив по паре рюмок народ заметно повеселел. Снегопад всё усиливался и вновь прибывающим гостям приходилось всё труднее. Машины останавливались всё дальше от ресторана. Зато внутри ресторана настроение стало заметно подниматься и человеческие тела всё больше согревали помещение. Потом началась музыка и стало совсем весело. Наконец почти все гости были в сборе и каждый сел на указанное место. Начались тосты, и водка с шампанским устремились в человеческие желудки. Под частые крики "Горько!" мы с Валей поднимались для поцелуя, а весь зал считал сколько длился поцелуй. Но сам я чувствовал, словно всё происходит не со мной и наблюдал за всем как бы со стороны. Потом были танцы до глубокой ночи и в зале уже было даже жарко. Неожиданно для молодожёнов вызвался спеть Милан Рибар. Он к этому времени уже изрядно выпил и шатался, но он к общему удивлению здорово спел, под спонтанный акомпонимент оркестра, народную сербскую песню. Он пел так задушевно, что зал притих, а потом ему громко аплодировал.

Джордж был очень доволен происходящим и внимательно следил за тем, чтобы у гостей было всё. Особо внимательно он следил за своим братом и сестрой, которые оказали ему такую высокую честь, приехав на свадьбу. Милану и Косе свадьба очень понравилась и они весело беседовали с друзьями Ивановских. Клара же, как бухгалтер, следила за тем, чтобы на столе появились все блюда и в нужном количестве, а самое главное она должна была проследить, чтобы их в конце не надурили, что в одесских ресторанах вполне нормальное явление.

Но в результате всё прошло без недоразумений. Гости умудрялись прибывать до глубокого вечера. Мы с Валентиной уехали из ресторана первыми, на машине полной цветов принесённых гостями. Поехали мы к себе на квартиру, снятую нам на полгода родителями. Ну а через день мы отправились в свадебное путешествие в Ленинград, где провели чудесную неделю, чтобы затем окунуться в нелёгкую действительность.

Жить нам приходилось на очень ограниченные средства, а ведь мы любили погулять. Одесса странный город, в нём важно уметь дружить и делиться последним с друзьями и тогда они готовы делиться с тобой. Ну а мы оба умели делать это с завидной лёгкостью и потому всегда были в центре любой компании. Денег не хватало и мы частенько ходили кушать в гости к родителям. Сама Валя в то время готовить фактически не умела, а потому мы часто ели сосиски или консервы. В наш брак мало кто верил и не думали, что мы протянем больше года, но как ни странно мы жили нормально.

На нашей свадьбе дело не остановилось. Вслед за мной, Лариса сообщила родителям, что она собирается выйти замуж за Эрика Кримотата, и это было для отца большим ударом. Дело в том, что она не просто собиралась выйти за него замуж, но вместе со всей его семьёй готовилась выехать в Израиль. Правда, Израиль был только целью выезда на бумагах. На самом деле они собирались ехать в Австралию, где уже устроился один из их родственников. Эта новость прозвучала в доме, словно взрыв. Отец в принципе не имел ничего против евреев, но напичканный советской пропагандой, был категорически против политики Израиля и поэтому был просто возмущён её решением.

-Да как ты можешь, мы ведь подали документы на обмен подданства! Подожди немного и всё скоро решиться.

-Нет, неизвестно сколько это продлиться и чем кончиться, а здесь больше просто не могу жить, - возразила Лариса.

-Значит, ты хочешь выйти замуж только для того чтобы уехать?- уточнил Джордж.

-Нет, я люблю Эрика, но и это играет тоже немаловажную роль.

-И тебе абсолютно наплевать, что на нас будут смотреть как на изменников?

-А вам разве не всё равно как на вас будут смотреть, вы ведь тоже собираетесь уезжать отсюда.

-Нет, это разные вещи. Мы собираемся уезжать на мою родину. Югославия - социалистическая страна и я коммунист, а ты нас хочешь опозорить!

Но тут уже не выдержала до этого молчавшая Клара и вдруг как торпеда врезалась в борт идеологии Джорджа.

-А ты не забываешь, что я еврейка и Израиль это тоже почти моя Родина?

-Да перестань ты болтать ерунду! Какая это тебе Родина, если ты там никогда не была,- с иронией сказал Джордж.

-Ты не смейся над этим, для каждого еврея Израиль это историческая Родина.

-Ну, какая ты еврейка, ты даже языка не знаешь и не помнишь никаких традиций. Ты Советская гражданка и выкинь эту муру из своей головы!

-Короче, хотите вы этого или нет, я всё равно уеду,- предупредила Лариса.

-А я тебе не дам разрешения, - отрезал Джордж и вышел на балкон, ну а Клара тихо шепнула Ларисе. Ты не спеши, я его постараюсь уговорить, а ты лучше поменьше раздражай его.

Вечером пришёл я и был полностью на стороне отца. Я считал, что Лариса предала нашу идею о переезде в Югославию, которую мы начали как раз из-за неё. Теперь уже Кларе приходилось отбиваться от нас двоих, но она делала это довольно успешно и главным её доводом было то, что Ларису всё равно не переубедить.

-Чем терять дочь, не лучше ли с ней просто согласиться? - спросила она.

-А ты подумала, например, о том, какие последствия могут быть у твоего сына Димы, ведь он работает на закрытом предприятии. Это нанесёт большой удар по его карьере, - попытался вразумить её я.

-Подумала! Вы итак уже подпортили ему карьеру, подав заявление о выходе из советского гражданства и хуже ему уже не будет. А во-вторых, почему Лариса должна ради его карьеры портить себе жизнь, - парировала мать.

Борьба эта длилась не один день. В доме стоял постоянный крик, но постепенно Кларе удалось убедить Джорджа. Дальше уже последовали детали. Знакомство с родителями Эрика -Сашей и Маней. Они были очень приятной парой. Саша в этой семьёй был явным главой и на нём лежала вся забота о её благосостоянии. С этой задачей он справлялся весьма неплохо и в их доме никогда не было нужды, а даже наооборот. Они были хорошо обеспеченны, как и всё большое семейство Кримотатов. И даже в эмиграцию они собирались все вместе. В эти годы почти каждый еврей мог уехать в Израиль, если ему этого хотелось. Уезжали многие, но не все, а в стране к ним относились как к предателям. Джорджу было очень неприятно, что его дочь выходила за такого изменника Родины. Но при встрече с родителями Эрика, Джордж как-то смирился и они стали договариваться о свадьбе.

После совсем недавней моей свадьбы и кучей денег потраченных на неё, наш семейный бюджет совсем прохудился, и денег фактически не было. С другой стороны, семейство Кримотатов очень спешило с выездом и время затягивать не могли. Поэтому основные деньги дало их семейство, а Вигневичи дали всего две тысячи. Свадьба проходила в мае, в большом клубе и гостей на ней было много. В основном гости были со стороны Кримотатов, а потому звучало много еврейской музыки. Клара осталась очень довольной, Джордж держался молодцом, хотя на душе у него скребли кошки. Невесёлое настроение было и у меня, хотя и я старался не подавать вида. Сама же Лариса была очень счастлива и сразу после свадьбы они занялись подачей документов. Ну а жить новая пара стала в доме Вигневичей, где у них была своя комната с окнами, выходящими на парк Ленина.

Я и Валя продолжали самостоятельно жить на снятой квартире, хотя это нам давалось с большим трудом. К этому времени я закончил институт и с трудом добился, чтобы меня не посылали по распределению в сельскую школу. Меня оставили в Одессе только потому, что Валя после распределения работала в Одесском университете. Через несколько месяцев вернулись из командировки хозяева квартиры, в которой жили мы с Валей, и нам пришлось перебираться назад под родительское крыло. Теперь в нашей небольшой трёхкомнатной квартире жили три семьи, причём мы с Валей жили на диване стоящем посреди проходной комнаты. Ни о какой интимности не могло быть и речи. Через нашу комнату, в течение ночи по нужде, проходили в туалет и Лариса с Эриком и папа с мамой, но обижаться на это не приходилось. Оставалось ждать совсем немного, ведь события развивались с ужасной быстротой. Сбор документов и подача их в ОВиР, шли почти бесприпятственно. В тот год было одобрено партией выпустить из Советского Союза по Израильскому приглашению тысячи людей. Уезжали целые семьи людей, которым надоели надежды на светлое будущее. Надоела и страна где за любую деловую активность или мельчайшую нелояльность к советскому образу мысли, люди частенько попадали в тюрьму. Процседура оформления документов частенько подмазывалась взятками, ставшими нормой в Советском обществе везде вплоть до КГБ. Первым из Кримотатов уехал брат Эрика Алик. Он, как и было задумано, в Израиль не поехал, а остался в Риме, дожидаясь разрешения на эмиграцию в Австралию. Через пару месяцев разрешение получили и Эрик с Ларисой и начались быстрые сборы в дорогу. Настроение в доме было грустным, ведь никто не знал, увидим ли мы Ларису когда-нибудь ещё, однако все старались не подавать вида. Сама же Лариса на вид была абсолютно спокойна и даже весела. Провожали их как обычно с вокзала и уезжали они тем же поездом на Львов. Только здесь на платформе мы, действительно осознали, что может, расстаёмся на всегда. Теперь уже и Клара и Джордж открыто плакали, плакал я и даже Валентина, а вот Лариса только немного прослезилась. Крепкие объятия не могли удержать их дочери и вот раздался гудок поезда, Эрик с Ларисой запрыгнули на подножку и состав тронулся. Мы долго махали вслед, пока поезд не скрылся, а затем медленно пошли домой вместе с родителями Эрика. Его родителям не нужно было плакать, ведь они должны были уехать вслед за своими детьми буквально через несколько месяцев. Уже через пару дней Лариса и Эрик встретились в Риме с Аликом и подали документы на эмиграцию в Австралию, а ещё через полгода они вышли в аэропорте Сиднея и начали свою новую жизнь на новой земле.

ххх

Ну а наш дом продолжал жить и ждать вестей из Москвы. Мы с Валей перебрались в комнату, где раньше жили Лариса с Эриком и теперь могли уединяться, когда нам хотелось. Это уединение было кажущимся и если Кларе вдруг приходило в голову пообщаться с ними, то она громким голосом звала нас в большую комнату.

Почти сразу после отъезда Ларисы пришёл ответ из Верховного Совета СССР, что отцу и мне позволено выйти из советского подданства и проживать в СССР как лицам без гражданства. В ОВИРе нам вместо красных паспортов советских граждан, были выданы светло-коричневые книжки "Вид на жительство в СССР для лиц без гражданства". Теперь для нас начиналась новая жизнь полуиностранцев, и я ещё совершенно не понимал, что это означает.

Теперь мне надо было искать себе работу. Она подвернулась совершенно неожиданно в институте "Черомониипроект", расположенном как раз напротив нашего дома. Меня взяли инженером в лабораторию инженерно - геологических изысканий с зарплатой в девяносто шесть рублей. Этих денег хватало только на то, чтобы не умереть. Так началась моя трудовая деятельность. Просыпался я за двадцать минут до начала работы, умывался, кидал в рот бутерброд и бежал на работу.

Наша лаборатория занималась совершенствованием геологических изысканий.

В мою сферу работы входило изготовление датчиков для замеров сопротивления грунтов и снимать показания приборов. В лаборатории производились новые установки для полевых испытаний и поэтому мы частенько выезжали за город. В это время велись геологические испытания на Григорьевском лимане, для строящегося там порта и припортового завода "Южный". Начальником нашей лаборатории был Александр Борисович Шпиков, очень интелегентный человек. Его отец когда-то работал вместе с моей матерью. Александр Борисович хорошо относился ко мне, но ему часто доставляло неприятности моё нестандартное поведение. Директором института был бывший секретарь горкома партии Воронин - удивительный хам и нахал, одно только появление которого, наводило страх на сотрудников. Я же поняв, что мой статус лица без гражданства даёт мне возможность быть другим, не испытывал страха и вёл себя непринуждённо. Воронин же делал замечания Шпикову по поводу внешнего вида его сотрудников. Мешало ещё и то, что я не имел права выезжать за пределы Одессы дальше, чем на пятьдесят километров. Но, не смотря на трудности за три года пребывания в институте, я нашёл себе много друзей особо близкими из которых были весёлый и остроумный Сашка Кнобельман и рыжий Семён Пейсахович. Пили научные сотрудники довольно дружно, начиная с обеденного перерыва, а затем и после работы и это ужасно не нравилось Вале. Но эта культура выпивки на работе была фактически обязательной и в университете на химфаке, где работала она. Мужчины там пили ещё больше, ведь у них в наличии был чистый спирт. Несмотря на все трудности, наша молодая семья продолжала существовать, вопреки всем не верящим. Лучшие моменты нашей жизни выпадали на отпуск, когда мы ездили в Югославию, частенько пароходом, иногда поездом. Валю полюбили все родственники, в том числе и мать Джорджа, теперь ей оставалось ждать правнуков.

Но мы не спешили заводить детей, нам и самим едва хватало денег на жизнь, хотя благодаря поездкам мы могли прилично одеваться. Ну а в Одессе нас окружали старые друзья. Мои друзья Юра и Лёлик, Костя и Гена, Вадик и Польдик, Руслан и Славик очень мало подходили для семейной жизни и были отодвинуты на задний план и я встречался с ними в основном сам. Зато Валины подружки Наташка, Ляля, сестры Крюковы стали моими друзьями и я проводил вместе с ними кучу времени. Теперь мы часто встречались с другими семейными парами- Компанейцами Вовой и Женей и Боронецкими Ирой и Сашей, а затем и новыми друзьями Дегтярёвыми Сашей и Тамарой и её сестрой Светой и Женей Ковалями, Паровиными Валерой и Леной. Были и ещё десятки, может сотни людей, с которыми мы проводили время. Надо сказать, что наша жизнь была какая угодно, но только не нудная. Друзья делились так же и на зимних и летних. С зимними мы проводили холодные месяцы, ну а на пляже "Дельфин" были те, для кого песок и море, солнце и холодное шампанское были важнее всего. Одесса это курортный город и главным её достоянием были песчаные пляжи, именно их я считал своей Родиной. Но как бы я не любил Одессу, теперь я жаждал только одного, как можно быстрее получить Югославское подданство и уехать. Выйдя из советского гражданства, мы подали заявление в Югославское посольство и надеялись на положительный результат, как это получилось у Величей, но нас ждало большое разочарование. Ответ пришёл почти через год и был отрицательным. В основу отказа было положено то, что Джордж является лицом нелояльным к существующему строю. Не смотря на смерть Тито, отношение к Джорджу и его оставшимся в СССР товарищам мало поменялось. Мне же было отказано на том основании, что я там не родился и никогда постоянно не проживал. Это был совершенно неожиданный удар и мы оба были в шоке. Что делать дальше было не понятно и отец почувствовал, что затянул меня в очень непонятную ситуацию.

-Ну что будем делать сын?- спросил он у меня.

-Я не знаю даже что сказать,- ответил я.

-Может быть тебе лучше попросить назад советское подданство? Ведь ты молодой человек и тебе надо жить, твёрдо зная, на чём стоишь.

-А ты тоже будешь просить назад советское подданство?

-Нет, я буду продолжать с ними бороться до конца и добьюсь своего.

-Ну и я тоже буду добиваться этого вместе с тобой,- заверил его я.

-У тебя есть жена, вам пора заводить детей, а для этого нужна стабильность.

-Нет, папа, просить назад подданство глупо. Они то нам его дадут, но только никогда в жизни не забудут, что мы из него добровольно вышли. Для них это как плевок в душу и этого они никогда не простят. Поэтому я считаю, что нам лучше оставаться вместе и пробивать подданство вдвоём.

Отец крепко прижал меня к себе и сказал:

-Извини меня, что я тебя втянул в это дело, но раз ты так решил, то будем подавать наше дело в Верховный суд, для пересмотра решения. Ну а ты должен обо всём поговорить с Валей.

Я рассказал Вале о своём решении, и она была разочарована.

-Ты всегда думаешь только о себе. А что буду делать я, ты подумал?

-Будешь жить как и раньше.

-Ну а если я так больше не хочу?

-Тогда я не знаю. Заставлять я тебя не могу, а сам на попятную я не пойду.

Ты свободна делать всё что хочешь.

-Но ведь я тебя люблю.

-Ну а коль любишь, то давай продолжать жить и может нам всё-таки дадут подданство.

И мы снова стали ждать результата.

ххх

Клара была абсолютно счастлива на своей работе, где все начиная с рабочих до директора очень уважали её и обстановка на промкомбинате была тёплая и дружественная. Теперь у неё была возможность повидаться с Мишей. Она взяла короткий отпуск и поехала в Ташкент, где Миша встретил её, как родную сестру. Его жена Лена - крупная, всегда улыбающаяся блондинка была ей тоже очень рада. Они вместе ходили по Ташкенту, показывали ей город, который очень изменился со времён войны. Вспоминали далёкие довоенные годы, когда они были молоды и когда все их родственники были ещё живы. Им надо было так много рассказать друг другу о тех годах, которые они не виделись. У Миши не было детей и морально ему было на много тяжелей чем Кларе, ведь у него никого из родных не осталось. Ему очень хотелось быть поближе с нашей семьёй Клары, чтобы не чувствовать себя таким одиноким. Жестокая война и послевоенные годы, когда он решил наводить правосудие своими рукам, потом тюремное заключение, а затем жизнь на поселении сделали его несколько странным. Хотя его мозги работали нормально, в его манерах чувствовалась неуверенность и нервозность, иногда схожие с болезнью и Кларе хотелось его отогреть. С такими чувствами она вернулась домой.

Но были у неё и другие причины для волнений. Её ужасно беспокоили отношения Димы и Гали. Галина оказывала постоянное давление на Диму и заправляла в семье всем. Они жили в браке уже много лет, а детей у них не было. И вдруг неожиданно из Перми пришло радостное сообщение, что Галка беременна и едет рожать к родителям в Уфу. Еще через некоторое время пришло сообщение, что у них родился сын, которого они назвали Янка. И хотя Галину мало кто любил за её скверный характер, все были рады этой вести. Клара купила билеты и поехала навестить своего сына и внука. Дима и Галка были безумно рады своему первенцу и уделяли ему кучу внимания. В доме всё делалось по книжкам Споука и на Янку возлагались большие надежды. Он был здоровый, розовощёкий малыш, окружённый со всех сторон заботой. Димка с Галкой продолжали работать на авиационном заводе, и Дима ценился там как знающий специалист. Он участвовал во всех испытаниях новых самолётов и работал с лучшими лётчиками испытателями. Он с самого детства мечтал стать лётчиком, но из-за дальтонизма, о профессии лётчика пришлось забыть. Зато теперь близкий контакт с этими смелыми, высококлассными специалистами доставлял ему колосальное удовольствие. Правда иногда испытания заканчивались неудачами и один раз даже смертельным исходом. Диму часто вызывали на другие испытательные полигоны, где происходили аварии, и он должен был определить их причину. Делал он свою работу очень хорошо и один раз после такой командировки, сам маршал авиации приказал отвезти Диму в Пермь на своём личном самолёте.

При каждой возможности они приезжали в отпуск в Одессу и в тот год они приехали вместе Янкой. Клара кружилась вокруг своего внука, расхваливая его розовощёкость, упитанность и ужасное нежелание выходить из воды. Янка мог купаться в море не замерзая хоть весь день. Одно только расстраивало всех то, что Янка не говорил практически вообще. Он в основном мычал, но для того, чтобы его не считали глухонемым, он чётко говорил только одно слово "дай". Я тоже уделял своему племяннику кучу времени, увлекая его своими играми, от которых мы оба получали удовольствие. Галка как орлица опекала своего первенца, хотя в принципе ничего для него не готовила, только частенько давала советы Кларе. Между ними всегда проходило статическое электричество. Наконец после месяца отдыха они уехали, оставив безнадежно уставшую Клару. Уже через месяц они получили весть из Уфы, что Янка неожиданно разговорился, начиная не со слогов, а просто выпаливая фразы. Он рассказывал, что у него в Одессе есть дядя Милан и кот Антошка. Новость была приятной и все были очень рады. Но за ней последовала другая новость, напрочь перечеркнувшая предыдущую.

Дима разошёлся с Галиной, но что было ещё более удивительным, то, что он сразу нашёл себе другую женщину по-имени Наташа. Мы не знали, как к этому отнестись, Галину из-за скверного характера мало кто любил, но ведь у них был сын. Новости не переставали поступать и в следующем письме Дима объяснил, что Янка не его родной сын, а что они с Галкой его усыновили. Дима уверял, что он не отказывается от Янки и будет поддерживать его материально.

Клара была чертовски возмущена тем, что её обманули и не сказали правду. Для неё Ян сразу стал чужим, ну а Джордж вообще почти не выражал своего мнения. Я же считал, что бросать усыновленного ребёнка неприлично. Однако загвоздка была не только в этом. Галина постоянно устраивала скандалы Диме и его новой любви.

Она устраивала сцены возле их квартиры и даже попыталась напасть на Наташу. Но Наташа была тоже девушкой не маленькой и за себя постоять могла, а потому Галине пришлось отступить.

Теперь Дима жил в доме у Наташиной мамы вместе с дочкой от первого брака Юлькой. И это тоже раздражало Клару, ведь с ней опять не посоветовались.

ххх

Джордж продолжал работать на своём заводе вместе со своими друзьями, Рибаром, Величем и Янешем. Велич хоть и получил Югославское подданство, но жить остался в Одессе. Зато его сын Славик поступил в Белградаский университет и приезжал в Одессу только на каникулы, где устраивал колоссальные загулы с местными девочками. Я уже больше не мог участвовать в этих загулах, но мы с Валей иногда встречались с ним в ресторанах, хотя денег у нас было в обрез.

Жить в эпоху развитого социализма было нелегко. Мало того, что людям платили мизерные зарплаты, так на них ещё нечего было купить. В магазинах всегда торговали некачественными продуктами. Картошка и овощи часто бывали гнилыми, фрукты тоже не славились свежестью. Молоко в магазинах было только по утрам, а кефир и ряженка ещё реже. Колбасные изделия по-вкусу мало напоминали мясо, ну а само мясо было порублено так, что в нём были в основном кости. Хорошие же товары обычно продавались налево. В Одессе народ в основном питался с базара, что было очень дорого, но там хоть было купить качественные продукты. На базаре у меня был знакомый мясник, который продавал мне из под полы мясо, по пять рублей за килограмм. Это было дорого, но из этого мясо можно было приготовить приличное блюдо. Добираться до базара надо было на троллейбусе, а потом тащить обратно тяжёлые авоськи. Ну а зимой ещё всё это надо было делать в холод и тащить авоськи в синих от холода руках. Зато какую радость испытывали люди когда садились кушать!... Не меньшую радость доставляли покупки мебели или радиотехники. Но мы с Валей за всё время совместной жизни в Одессе купили себе только диван-кровать и радиолу "Беларусь". Вокруг почти все люди жили так и поэтому было не обидно.

Вскоре Валя перешла работать из университета в Физико-химический институт, который являлся частью академии и его директором был лучший друг семьи Ивановских академик Багатский. Сюда перешли работать почти все её университетские друзья. Работа здесь была интереснее, а сам институт располагался в новом здании с современными лабораториями, да и зарплата была на десять рублей выше.

Мне тоже пришлось поменять работу. Начальник лаборатории Шпиков стал проявлять недовольство. Мои частые аполитичные выступления на собраниях, особенно осуждение вступления советских войск в Афганистан звучали пугающе. В завершение всего я сдал свой комсомольский билет. Это было последним толчком и, поругавшись со Шпиковым, я пошёл искать работу на астрономическую обсерваторию университета. Мы пошли устраиваться туда вдвоём с Семёном Пейсаховичем, у которого на обсерватории работал хороший друг его матери профессор Юрий Романов. У него были две свободные позиции и в том, что Семёну дадут работу мы не сомневались, а вот дадут ли работу мне, был большой вопрос. Но директор обсерватории академик Цесевич сказал, что у него уже работает один чех и потому один югослав не помешает. А вот Семёна взять на работу он не смог, ведь в университете был, как оказывается, лимит на процент евреев, а на обсерватории их итак было больше нормы. Бедняга Романов даже не знал, как преподнести Семёну эту весть, но Семён понял всё сам. Из солидарности с Семёном я тоже хотел уйти, но он не позволил мне это сделать.

-Ты только не делай глупостей!- сказал он - Это у тебя на работе неприятности и ты не можешь там оставаться. А у меня на работе никаких проблем нет.

Он меня уговорил и я остался.

Здесь на обсерватории я попал в группу к Лёне Паулину, занимавшуюся производством телескопов и мне предстояло заниматься их электронной частью.

В группу входили ещё два инженера Вася Мельниченко и Юра Бобович, а ещё и слесарь Коля - золотых рук мастер, но небывалый пьяница. Я очень быстро свыкся на новом месте и обзавёлся кучей новых приятелей. Обсерватория находилась как раз напротив центрального стадиона, на котором играл местный "Черноморец" и мы не пропускали ни одного матча. А перед каждой игрой, у нас шла длительная алкогольная подготовка и только после этого мы отправлялись на стадион. Летом, в обеденный перерыв многие ходили на море где проводили пару часов, короче не жизнь, а малина. Но самым интересными на работе были командировки, то на Урал, то на Кавказ, то на Алтай и в другие концы громадного Союза, где мы устанавливали свои телескопы.

В том году я и Валя решили, что нам пора иметь ребёнка и зачать его мы решили во время поездки на пароходе в Югославию, где мы себя чувствовали особенно комфортно. В эту поездку мы практически не пили алкоголь и постоянно занимались любовью. И результат не замедлил сказаться. Через два месяца после поездки Вале сообщили, что она беременна. Эта новость словно феерверк озарила жизнь в семьях Вигневичей и Ивановских. Джордж и Клара с нетерпением ждали появления наследника. Все были в ожидании и в жизни появился новый смысл. Валя носила ребёнка легко и на ней почти ничего не было заметно до седьмого месяца. Роды ожидались нелёгкими, ведь меня был положительный резус крови, а у Вали отрицательный. Все друзья Ивановских были кинуты на поддержку и Валя рожала в медицинском институте под присмотром лучших профессоров. Ну а в последний день перед родами она ещё была на гулянке у друзей родителей Зубковых и даже танцевала. В роддом её увезли прямо оттуда, хотя я умолял её немного повременить, ведь в тот день начинался чемпионат мира по футболу и открывался он матчем Бразилия - Голандия. Когда нас привезли в роддом, Валю положили в палату, а я продолжал крутиться перед окнами. Через пару часов я понял свою ненужность пошёл смотреть футбол.

Роды были тяжелыми, и Валя родила только на следующий день мальчика

длинной 51см. и весом 3,6 кг, а назвали мы его Филлипом. Джордж и Клара были очень рады рождению внука, ну а я занялся самым важным на Руси делом - обмыванием ребёнка. Пил я везде и со всеми друзьями, а было их у меня огромное множество, и потому обмывание длилось до глубокой ночи. На утро я выглядел полной развалиной. Когда я пришёл в роддом, Валя показала мне в окошко сына, ужасно маленького, но уже с явно заметным носом. Все были в восторге и сразу после этого побежали покупать коляску и кроватку, ведь Валя настрого запретила покупать что-то до рождения ребёнка. К приезду Вали всё было готово, но поехала она не Вигневичам , а домой к своей маме, которая помогала ей смотреть за Филипом. Мне тоже пришлось перебраться на проспект Таирова, но прижиться там было ужасно тяжело и я частенько сбегал к родителям.

В нашем доме все продолжали жить ожиданиями, но каждодневная жизнь фактически не поменялась. Никто из друзей отца не последовал нашему примеру, и остались советскими гражданами. Надо сказать, что со временем у них появлялось всё больше русских привычек и особенно они привыкли пить водку. Гулянья их часто заканчивались тем, что они с трудом добирались до дома. Особым задором в этом обладал Славко Стоянович - крупный и весёлый черногорец, всегда готовый пропустить очередную рюмку и подцепить очередную красотку. Не на много отставал от него Коля Груич любивший всегда выпить и погордиться своими похождениями и связями с КГБ. Но эта его привязанность привела к обширному инфаркту и гуляки не стало. В скором времени после него умер Боря Драгишич. Он был самый молодой из всех эмигрантов и отличался ужасно добрым характером. Боря был красив и почти совсем не употреблял алкоголь. Ему бы жить да жить, но у него обнаружили запущенную раковую опухоль и он сгорел за пару месяцев.

Ну а потом разразился громкий скандал, который потряс всех живущих в Одессе югославов. Неожиданно вернувшись домой, Милан Рибар застал свою жену Капу в кровати со Славкой Стояновичем. Милан был просто вне себя от гнева, ведь он безумно любил свою красавицу жену. Он хотел просто убить Славку, но в громадном Стояновиче было куда больше силы, чем в сухопаром Рибаре. Как оказалось, эта связь длилась уже долго и это породило кучу дебатов. Все жёны югославов дружно осудили Капу, обозвав её проституткой, ну а мужчины не знали что делать, но большинство осуждало Славку. Особенно тяжело было Джорджу, ведь он последние годы очень сблизился со Славкой и они вместе частенько гуляли после работы. Рибар же всегда был одним из самых близких его друзей, а наши семьи просто сроднились. Он безуспешно пытался успокоить Милана, но тот был не готов ни на какой компромисс и хотел только развода. Ну а Славке Джордж высказал в лицо все свои чувства, назвав его поведение свинским, ведь дружить с человеком и спать с его женой, в понятии Джорджа было непорядочно.

В результате Рибары разменяли квартиру, на одно и двухкомнатную и Милан стал жить один. Ну а Славку выгнала из дома жена, и он перебрался жить на дачу. Ему была закрыта дорога во многие дома. Он стал проводить больше времени со своими сослуживцами - снабженцами из Политехнического института. Рибар же стал заходить в гости чаще, чем прежде. Теперь он, словно впервые, оценил Кларины кулинарные успехи и умение следить за домом. Об этом он теперь часто говорил Джорджу.

Ну а мать действительно умела следить за домом. Не смотря на то, что она всю жизнь работала, она успевала делать всё. После работы она успевала забежать в магазин и купить продуктов, а затем приготовить ужин, ну а в выходные дни она занималась уборкой и стиркой. Теперь, когда её дети выросли, разъехались и в доме остался только я, её сердце продолжало волноваться за всех нас. Особо ей хотелось быть рядом со своей дочкой. Лариса пожив с полгода в Италии, получила приглашение и перебралась в Австралию. Надежд на то, что им когда-то снова удастся увидеться было мало. В этом её заверила в ОВиРе Татьяна Михайловна, но мать отказывалась верить в эти пререкания. Мама на первый взгляд могла показаться слабой и беззащитной женщиной, и она действительно часто жаловалась на жизнь и стонала от невзгод и болезней. Но её кажущаяся слабость была обманчивой. Стоило кому-то попытаться унизить её или навредить её семье, как в ней появлялось колоссальное упорство и даже сила. В эти моменты она напоминала разъярённую львицу. Её нельзя было никакими силами заставить замолчать или принять поражение. Теперь же образ врага у неё полностью ассоциировался с ОВиРом, пытавшемся разбить её семью. Это стало её решающей битвой.

Через года четыре после отъезда Ларисы, Джордж решил попробовать навестить её в Австралии и Лариса прислала ему вызов. Было почти ясно, что Клару и Джорджа обоих не пустят, а вот одному Джорджу отказать было тяжело и он подал документы сам. Ему действительно разрешили. Были куплены билеты и он полетел в Сидней через Москву и Сингапур. Цена билетов была для их бюджета ужасно высокой, а потому обратный билет Лариса купила за свой счёт.

Поездка осложнялась тем, что он совсем не знал английского языка и в основном пришлось полагаться на жесты и интуицию. Но, не смотря на языковые трудности, до Сиднея он добрался без проблем. В аэропорту его встретила сильно загоревшая Лариса. Он даже сначала не узнал её из-за изменившейся причёски и только когда она повисла у него шее, он понял, что это его дочь.

-Папуля дорогой! Вот мы и увиделись, а ты думал, что мы уже не встретимся.

-Это точно, я так думал, а теперь вижу, что Земля уж не такая большая,-ответил он

-Вот именно, и увидишь ещё и мама сюда приедет. Ну бери чемоданы и пошли.

Выйдя из аэропорта они направились к машине, положили чемодан в багажник и стали садиться. Джордж открыл дверь машины и хотел сесть, но Лариса остановила его:

-Ты что собираешься вести машину?

Оказывается он садился на водительское место, ведь в Австралии машины ездят по левой стороне дороги. Лариса села за руль и они тронулись. Машина ловко вписывалась в повороты, а Джордж всё никак не мог поверить, что это его дочурка так уверенно ведёт автомобидь. Вдоль дороги бежали небольшие дома, платаны и пальмы, а в небе проносились неизвестрые птицы и попугаи. Ещё через минут пятнадцать машина обогнула поворот и он увидел громадный блестящий океан.

-Ну вот и наш " Bondi Beach", сказала Лариса - здесь мы с тобой будем купаться.

Потом -они вошли в дом, разложили вещи, Лариса приготовила кофе и вытащила бутылку зараннее приготовленной сливовицы. Они сели за стол, выпили и разговор потёк сам собой как-будто не было этих пяти лет разлуки.

Он провёл в Австралии три месяца и очень даже свыкся с её неторопливым образом жизни. Впервые он находился действительно в капиталистическом мире и надо сказать, что был несколько поражён. Изобилие любых товаров и услуг было удивительным, но не это поразило его. Всю свою взрослую жизнь он был подвержен идеологии социализма и был уверен, что только социализм позволит человеку жить в справедливом обществе, где у каждого человека будет всё что нужно и его никто не будет угнетать. Но долгие годы строительства коммунизма ничуть не приблизили светлое будующее и ему стало очевидно, что теория сильно отличается от практики. Пора изобилия не приходила, а в обыденной жизни было полно злобы, лицемерия и обмана. Здесь же в суровом капитализме было совсем по-другому. Почти никто не нуждался и люди были очень добры и улыбчивы. Ему даже казалось, что он мог бы здесь жить. Он пытался найти угнетённую часть населения, но ему это не удавалось. Были вокруг небрежно одетые, но это были хипующие молодые люди. В Австралии люди одевались очень скромно, да и сама погода делала лучшим видом одежды шёрты и майки. Вся бондайская жизнь крутилась вокруг пляжа и люди катались на досках по волнам с раннего утра и до позднего вечера. Джордж тоже купался в океане и весь день следил за сёфингистами. Заходить глубоко в воду он не мог из-за постоянных волн, а потому купался в бассейне, или вместе с Ларисой они ездили купаться в заливах, где пляжи были ещё более экзотичными, а вода спокойная. Лариса и Эрик работали, а потому с утра он был предоставлен сам себе. Частенько ему на помощь приходили родители Эрика, которые уделяли ему кучу времени и были очень доброжелательны. Ну а кроме того он здесь встретился с Асей и Юзиком Варшавскими и их сыном Шуриком, которые уже к э тому времени перебрались в Австралию и успещшно начали свою новую жизнь. После смерти отца Аси Семёна, Клара очень переживала и не знала как жить дальше. Для того чтобы как-то сохранить смысл в этой жизни, ей предложили выйти замуж за отца Юзика, который к этому времени тоже потерял свою жену. Кларе с самого начала эта идея казалась абсурдной, но она подчинилась воле детей, которым казалось, что так будет лучше. Отец Юзика был очень красивым и очень неуживчивым мужчиной. Этот брак не продержался долго. Клара часто говорила, что её по ночам зовёт Семён и действительно у неё вскоре обнаружили рак и в такой форме, что уже нельзя было ничего сделать. Он сожрал её тело и она из очень пышной женщины с огромной толщины ногами и руками и очень красивым лицом, превратилась худую, изнемозжонную старуху. Её не стало за пару месяцев. Похоронили её рядом с Семёном -её любимым мужем и теперь всё пришло к логическому концу. Ну а их дети и другие родственники из Одессы и Кишинёва решили выехать в Израиль. Они все получили вызовы и стали готовить документы.Однако Асина дочь Лариса не захотела ехать вместе с ними, у неё были свои планы. К этому времени она вышла замуж за хорошего еврейского парня Осика, который в ней души не чаял и через неё его любовь выливалась на всех её родственников. Даже Вигневичи постоянно чувствовали его внимание. Вскоре у них родилась дочка Анечка и Ася стала бабушкой в неполных тридцать восемь лет. Ну а потом молодая пара перехала жить в Москву, где у Осика была чудесная работа и в его планы выезд за границу не входил. Они решили подождать и может присоединиться к Асе и Юзику позже.

На вокзале в Одессе Юзика, Асю и Шурика провожали многочисленные родственники включая и Вигневичей. Все проводы были подпорчены коллосальной драммой разыгранной пятнадцаилетним Шуриком и его девочкой, в которую он был влюблён ещё со школы. Слёзы текли рекой , родители успокаивали их и растаскивали встороны, никто попрощаться толком не смог и поезд дронулся под душераздирающие крики достыйные любой из трагедий Шекспира.

Они добрались до Вены и стали ждать разрешения на эмиграцию в Австралию. Приглашение им, по прозьбе матери, прислали Лариса с Эриком и после этого дело пошло как по маслу. Без всяких проблем они попали в Сидней и там их встретила Лариса. Жить у неё было негде, а потому они провели пару первых ночей в доме у родителей Эрика. Ну а дальше их взял под своё крыло еврейский вельфер, они получили пособие и сняли квартиру. Юзику не сильно нужна была чья-то помощь, у него были умелые руки и куча самоуверенности, если не сказать нахальства. Он быстро нашёл себе работу рехтовщика в одной мастерской и сразу стал получать прилтчные деньги. Ася не работала, а занималась домашним хозяйством, ну а Шурик пошёл работать в мастерскую ювелира. Уже через год Юзик открыл свою собственную мастерскую, на очень престижной улице и клиентов у него было хоть отбавляй. Ну а ещё через несколько лет они уже купили свой дом в Фаерфилде- в юго-западной части Сиднея.

Через пару недель после приезда отца, Лариса позвонила Варшавским и они почти сразу примчались на встречу с Джорджем. Лариса приготовила обед, они покушали, выпили и уже после пару рюмок Юзик как обычно разошёлся, стал шумным и начал рассказывать анекдоты. Потом он даже стал петь. В заключение они съиграли пару партий в шахматы и при этом чуть не поругались. На прощание Юзик пригласил Джорджа приехать к нему домой на субботу воскресение.

Дом у Юзика был большой: с тремя спальнями, двумя туалетами и ванными, гостинной, гаражём и даже плавательным бассейном. Джордж не мог поверить своим глазам, что человек сумел заработать всё своими руками всего за несколько лет и ему даже стало немного завидно. Получалось, что в этом проклятом капитализме трудовой человек живёт гораздо лучше чем при социализме и ему стало казаться, что он здесь мог бы добиться того же.

В доме у Варшавских сразу было видно кто хозяин и Юзик сидел на своём троне очень крепко. Он зарабатывал почти все деньги и когда он приходил домой Ася делала всё, чтобы он был доволен. В доме всегда было полно еды и выпивки, ведь Юзик отказывался обедать, если на столе не было бутылки водки. И они с Джорджем ловко опорожняли их. После этого начинались споры без которых Юзик жить не мог и в этих спорах он не редко становился грубияном. Больше всего доставалось Асе и громкому, но совершенно безобидному Шурику. Не смотря на очень тёплый приём, Джордж был очень рад вернуться в дом дочери с которой у него не было вообще никаких разногласий. Теперь у него уже не было чувства, что их разделяет огромное расстояния и он твёрдо поверил в то, что ещё неоднократно увидит свою дочь. Австралия ему ужасно понравилась и с этим чувством он вернулся назад в Одессу.

Дома его засыпали вопросами, о жизни в Австралии и особо много вопросов задавал я. На некоторые вопросы отец не всегда мог ответить, но он нашёл один хороший ответ:

- Я думаю, что я бы мог там жить, - сказал он и этот ответ как-то успокоил всех.

И снова надо было продолжать жить и бороться за югославское гражданство. На всякую нашу новую попытку опротестовать решение через верховный суд Югославии или через суды Боснии и Герцоговины, мы наталкивались на отрицательный ответ и было практически понятно, что всё это решается в одном месте. С каждым годом веры становилось всё меньше, но перспектива принимать опять гражданство СССР была ещё менее привлекательной. Как лица без гражданства мы находились под защитой "Красного креста", организации солидной , но практически бесправной. Теперь правда мы больше не сдавали документы в ОВИР, а относили их в "Красный крест", что избавляло нас от мучительных продседур, но получать документы нам всё-равно приходилось ходить в ОВИР. Принять обратно Советское гражданство было бы равносильно отказу от дальнейших поездок. Но мы себя уже не представляли без поездок в Югославию.

Где-то через год, я решил попробовать поехать в Австралию и попросил Ларису прислать мне приглашение. У Ларисы это практически не заняло времени и, получив приглашение, я сдал документы в " Красный крест". В ОВиРе скрипя зубами, документы приняли, и я стал дожидаться ответа.

Но если наши дела шли не совсем так, как хотелось, то у Милана Рыбара жизнь совсем покатилась кубарем. После развода с Капой он начал как-то налаживать свою жизнь, но здесь произошло ужасное. Его сын Николай, или как его звали все Ника - очень молодой и симпатичный парень, проводил свою девочку и возвращался пешком домой. Неожиданно к нему кто-то подошёл сзади и ударил по голове. Ника потерял сознание и его в это время ограбили. Придя в себя, он поплёлся домой. У него страшно болела голова и когда он пришёл домой, перепуганная Капа, отмывая его от крови, стала задавать ему вопросы о том, что с ним произошло. Ника отвечал не очень внятно, а затем попросил, чтобы его оставили в покое и пошёл спать. Рано утром, когда он ещё спал, Капа попросила дочку Лену позвонить Милану и рассказать, что произошло. Милан примчался почти сразу, но поговорить с Никой не мог, из-за того, что тот продолжал спать. Они ждали когда он проснётся, но Ника продолжал спать и только к вечеру они попытались разбудить его. Что они не делали, Ника продолжал спать и им пришлось вызвать скорую помощь. Его увезли в госпиталь, где Капа и Милан сидели день и ночь возле его кровати, но Ника умер не приходя в себя, фактически у них на руках. Как оказалось, после таких травм людям нельзя давать спать, а нужно сразу везти в госпиталь. Но кто это мог знать. Ники не стало, а людей напавших на него никто не нашёл. Его смерть превратила Капу в один день из красивой женщины в старуху. Она поседела , взгляд потух, а голос стал хриплым. Она больше не хотела жить и требовала, чтобы её похоронили вместе с сыном. Её удерживали, чтобы она не прыгнула в могилу, когда стали закапывать гроб. Милан держался гораздо лучше, но вид у него был тоже ужасный. Он всегда был сухим и высоким, можно сказать элегантным, теперь его щёки совсем завалились, глаза впали и стали колючими, а сам он сгорбился и поседел. Глаза его часто были полны слёз и ходил он так, словно ничего его уже больше не интересовало.

На похоронах были все югославы не только из Одессы, но и из Киева и Москвы.

Такой трагедии среди них не случалось и все старались поддержать Рибара. За исключением двоюродного брата Гойки Негована из Киева, наша семья была ближе всего к Рибару и после похорон, он чаще всего заходил к нам. Джордж старался быть отзывчивым, и они вместе могли выпить водочки и поговорить. Рибару нужно было кому-то выкладывать свою душу. И вот как-то стоя на балконе втроём: Рибар, отец и я закуривали очередную рюмку. В этот момент Рибар задумался и спросил Джоржа:

-Ты помнишь Чико как мы партизанами спали в лесу прямо на земле и как нас там жрали свирепые муравьи?

-Конечно помню этих паразитов!- ответил Джордж, а Рибар продолжил:

Так вот я считаю, что лучше бы они нас там полностью сожрали, чем приехать сюда, в эту богом забытую Россию.

Эти слова врезались глубоко в мою душу, ведь для меня Милан Рибар был как второй отец. Всем было жаль, что судьба его складывалась так неудачно, но помочь ему никто не мог. Не смотря на то что у него была дочь Лена и внучка, потрясение от смерти Ники было слишком велико и жизнь потеряла для него все краски. И закончил он свою жизнь в такой же трагической манере. Как-то после выпивки он прихватил домой молодую проститутку. Неизвестно уснул ли он, или они поругались, но на следующий день его нашли мёртвым в своей залитой кровью кровати с раскроенным черепом. Рядом лежало и орудие убийства - тяжеленная хрустальная пепельница. Украдены были какие-то мелочи и деньги, а девицу-убийцу хоть и видели соседи, так и не нашли. Хоронили Рибара почти в том же составе, что и Нику. Настроение у собравшихся было не только тоскливым, но присутствовала и злость. Отец и сын оба погибли в результате удара по голове, и эта жестокость поражала всех. Желание найти виновных и наказать их присутствовало в каждом, но вся эта ярость через несколько месяцев словно ушла в песок и была забыта. А у меня возникло желание написать на надгробном камне "Рибары здесь больше не живут", но и это желание тоже забылось.

ххх

За эти годы постоянной борьбы с ОВиРом и УДБой, нервы Джорджа порядком поизносились, ну а я вообще приобрёл редкую болезнь - Симптом Рейно.

Всё это началось ещё в четырнадцать лет, когда я поехал в гости к Диме в Уфу.

Это было на зимние каникулы, когда мы решили покататься на лыжах. В тот день погода была холодная минус 20-25 градусов. Когда-то живя ребёнком в Уфе, я спокойно переносил морозы, но четыре года проведённых в Одессе отучили моё тело от таких температур. И вот уйдя в лес, далеко от железной дороги, я изрядно замёрз, но не хотел говорить об этом брату. А Дима был увлечён катанием с гор и ничего не заметил. Когда я сознался, руки и ноги у меня уже окоченели, и ходить я уже фактически не мог. Дима с друзьями испугались и стали растирать меня снегом. От этого боль стала ещё хуже и они второпях поволокли меня на станцию. Мы долго добирались до дома, где мне сделали горячую ванну и я постепенно пришёл в себя. Но в результате этого проишествия, я стал замерзать гораздо быстрее, чем другие. Поначалу я мало обращал на это внимание, но со временем, когда я стал пить алкоголь и курить эти симптомы стали ухудшаться. Не помогали и постоянные выяснения отношений с ОВИРом и нервы потраченные на выбивание подданства. Постепенно я стал замечать, что конечности стали мёрзнуть всё больше, иногда приобретая синий вид, или становились почти белыми как бумага. Особенно я стал чувствовать это, работая в мастерской обсерватории, которая совсем не отапливалась. Однажды поздней осенью мы всей группой вышли выпить пива в будку на конечной остановке 28 трамвая. Здесь к нам неожиданно подошёл мой хороший друг Славик Ямковой. Увидев как я мучаюсь на холоде, он спросил:

-Милан, покажи, что у тебя с руками.

Надо сказать, что Славик был хороший доктор и я протянул ему руки.

-Ну и цвет!- удивился Славик - О чём ты думаешь?

-А что с ними такое?- спросил я.

-А то, что у тебя плохо работают сосуды и у тебя, скорее всего болезнь Рейно.

-И что же мне угрожает?

-А то, что ты к сорока годам можешь остаться без рук и ног!

У меня аж дух захватило от таких предсказаний, а мои товарищи по работе ужаснулись.

-Так что же мне делать?

-Прежде всего, тебе надо пройти осмотр, а уж затем будем решать. Но одно я тебе могу сказать тебе сразу, что надо бросать курить, большего вреда для сосудов нет.

Эти предсказания поразили меня в самое сердце и отнёсся я к ним очень серьёзно. Славик сам у себя в клинике организовал все исследования и его прогноз оправдался. Но никаких лекарств против этой, в большинстве случаев женской болезни, не было. Мне сделали несколько физиотерапевтических процседур и посоветовали остерегаться переохлаждений. Однако постоянные нервные напряжения в ОВИРе и милиции, неопределённость в вопросе с гражданством привели к тому, что мои руки и ноги приобретали часто тёмно-фиолетовый цвет. Наконец мне было дано разрешение на поездку в Австралию. Однако по-пути к этой цели пришлось преодолевать столько мелких и крупных преград, что к моменту выезда я превратился в сплошной нервный комок, а синие руки и ноги стали тяжёлые как гири.

Добрался я до Австралии без всяких проблем, хотя уровень моего английского был ничтожным. В аэропорту меня встретила на удивление беззаботная и весёлая Лариса. Однако ни шикарная погода, ни яркие краски, ни тёплое отношение сестры никак не могли развеять моё хмурое настроение. Только на четвёртый день я понял, что вижу мир в чёрно-белом цвете и тогда, стряхнув с себя беспричинную тоску, я вновь увидел краски. Теперь я пытался больше улыбаться, и Австралия была для этого идеальным местом. Здесь все улыбались и жили положительными эмоциями. Учился этому постепенно и я. Купание в океане и заливе, поездки по красавцу городу украшенному громадным мостом и новым оперным театром построенном в ультра современном стиле, внесли в мою душу успокоение и баланс. Подумав, я решил продлить себе визу на пару месяцев и немного подработать. Для этого мы с Ларисой пошли в Советское посольство, расположенное за высоким, железным забором в пятиэтажном здании на Вуларе. На стенах приёмной забитой людьми висели фотографии отражающие торжество социализма и портреты главных лидеров во главе с Леонидом Ильичём. Я объяснил причину своего прихода и меня попросили подождать. Наконец к нам вышел молодой человек в чёрном костюме.

-Давайте ваш паспорт и заявление,- сказал он.

Милан протянул ему своё удостоверение.

-А это ещё что такое, я такого документа в своей жизни не видел! - удивился он -

Пойду с кем-нибудь посоветуюсь.

Он вышел в соседнюю дверь, а я продолжил изучение фотографий. Ждать долго не пришлось и, вернувшись, он сказал:

-Да вы ведь вообще не советский человек и можете оставаться здесь хоть насовсем.

-Нет, мне надо продлить визу на пол года,- настоял я.

- Тогда я возьму ваши документы и заявление, а вы зайдёте к нам через пару дней.

На этом мы попрощались, вышли из посольства и поехали домой. В голове у меня постоянно крутились слова представителя посольства, о том, что я могу оставаться здесь хоть насовсем. Значит и ОВиР был не вправе задерживать меня и от этой мысли голова моя пошла кругом. После продления визы мне почти сразу удалось найти работу на фабрике "Кatis", где работал Эрик. Я занимался упаковкой и погрузкой вещёй в грузовики для отправки их по магазинам. Работа была далеко не лёгкая, но здесь я впервые получал такие деньги, на которые действительно можно было что-то купить. Работал я по-чёрному, деньги особенно тратить не приходилось и мои сбережения очень быстро росли. Полгода хоть срок и небольшой, но за это время я втянулся в ритмичную и понятную австралийскую жизнь.

В свободное время я решил почитать Солженицына, о котором только слышал из нападок советской прессы. Теперь я прочитал почти все его произведения и был просто потрясён. В том, что это всё правда я даже не сомневался, и эта правда поразила меня на столько, что я не знал, как дальше жить в Советской стране.

Я поделился этими мыслями с Ларисой.

-Ну а зачем тебе уезжать, оставайся здесь,- предложила она - Ведь тебе в посольстве уже объяснили, что ты не советский человек и им всё равно останешься ты или нет.

-Я то могу остаться, но ведь они могут не выпустить Валю с Филипом.

-Нет, такое даже они не могут сделать. Но я не собираюсь тебя уговаривать. Решай всё сам.

-Я точно знаю, что жить там не могу, но и бросить Валю с ребёнком я не могу. Они заклюют её и заставят поменять решение. Я думаю, что мне надо вернуться и подать документы там.

-Делай, что знаешь, а приглашение я тебе вышлю, как только ты попросишь.

-Вот и отлично! Я поговорю с Валей и если она решиться, я тебе пошлю письмо, которое будет кончаться словами "Давай".

На том мы и порешили. Я пробыл в Австралии полгода, заработал достаточно денег на билет от Пёрта до Сингапура, купил себе одежду и подарки всем в Одессу. Вале я купил маленькое брильянтовое колечко, о котором она всегда мечтала. Ну а для того, чтобы оправдать поездку, я купил для продажи большой, мощный и красивый портативный магнитофон, каких я никогда раньше не видел. Возвращался я полный сил и желания начать новую жизнь.

Путешествие на пароходе из Пёрта в Сингапур было просто чудесным. Впервые в жизни у меня в кармане были приличные деньги, и я чувствовал себя легко и свободно. Потом был полёт в Москву, с небольшими трудностями при посадке в самолёт в Сингапуре. Там пришлось выкинуть пол чемодана вещей из-за излишнего веса. Но наконец я прилетел в Москву. На границе пограничники вырвали из паспорта кусок отрывной визы, вклеенную мне в Сиднейском посольстве и я вышел в аэропорт, где меня встречали отец и Валя.

За эти полгода расстояние внесло прохладу в отношениях между мной и Валей. А когда мы прилетели в Одессу, то маленький Филипок вообще не помнил своего отца и улыбался каждому проходящему мужчине. Когда же я, наконец, протянул к нему руки, он с радостью раскрыл свои объятия. Мать была ужасно рада увидеть меня, и ей показалось, что за эти полгода очень я очень возмужал. Она засыпала меня вопросами. Это очень раздражало Валю, ведь она считала, что я как муж, должен гораздо больше общаться с ней. Но обижаться ей было тоже тяжело, ведь я привёз ей в подарок чудесное брильянтовое колечко. Мы остались наедине только когда пошли спать.

-Ты знаешь, я уже настолько привык к Австралии, что уже мог бы там жить. Ну а здесь мне даже не понятно как дальше жить,- сознался ей я.

-Так надо было бы оставаться там, - несколько резко сказала Валя.

-Я не мог этого сделать из-за тебя с Филипом.

-Ну, так и вызывал бы нас оттуда.

-А вдруг бы они вас не выпустили? Хотя мне в русском посольстве сказали, что задерживать меня никто не имеет права. Так ты поедешь?

-Да, я согласна.

-Ты это точно решила?

-Точно!

-Как жаль, что я не знал об этом в Австралии. Теперь только надо написать Ларисе, чтобы она прислала приглашение.

На следующий день я отправился в ОВИР для обмена документов и тут меня ожидали неприятные вести. Татьяна Михайловна с моими документами вышла из кабинета и, вернувшись через несколько минут, сказала:

-Товарищ Вигневич, вас хочет видеть начальник, идите за мной. И я пошёл следом за ней.

В кабинете был не Иванов, а какой-то другой мужчина, который сразу перешёл к делу.

-Скажите мне товарищ Вигневич, мы вас выпускали в Австралию на месяц, а почему вы вернулись через полгода?

-Мне продлили визу в Советском посольстве в Сиднее.

-А почему это не указано у вас в паспорте?

-Потому, что они выдали мне отрывную визу, которую у меня вырвали из паспорта в Шереметьево.

-А в паспорте у вас ничего не указано, как мы можем вам верить?

-А вы позвоните в Шереметьево и вам скажут. Меня никто бы не впустил в СССР, с на полгода просроченной визой.

-Нет уважаемый, никуда мы звонить не будем, это нужно вам вы и звоните.

-Вы отлично знаете, что никто из них мне даже не ответит.

-Почему? Вы попытайтесь.

-Мне нечего доказывать, я всё сделал как положено. Вы это можете узнать через посольство в Сиднее.

-Как хотите, но запомните, если вы не предоставите документов, мы вас вынуждены будем наказать.

-Это как же если не секрет?

-А просто запретим вам выезд за границу на три года,- пригрозил мне капитан и на этом наша встреча была закончена.

Надо было как-то продолжать жить, а я совершенно не мог себе представить, как жить здесь дальше. Все мои мысли были полностью оккупированы желанием переехать жить в Австралию. Теперь, когда Валя была согласна, оставалось только поговорить с родителями. И это не должно было быть большой преградой, ведь отец после поездки в Австралию говорил, что он бы мог там остаться жить. И вот на следующий день вовремя обеда я обратился к родителям.

-Мама, папа, послушайте, мы с Валей решили уехать на постоянное жительство в Австралию.

-Вот и отлично!- обрадовалась мать, у которой теперь появлялась возможность, объединить всю семью. Поэтому эту новость она встретила с восторгом.

У неё давно теплилась надежда уехать куда-нибудь, где бы жизнь не была сплошным испытанием и Австралия была вполне подходящим местом.

-Ну что скажешь Джорджик?- обратилась она к мужу.

Отец некоторое время помолчал, а затем, прокашлявшись, заговорил.

-Нет, в Австралию я не поеду.

-Это почему?- почти одновременно спросили все.

-А потому, что я всю свою жизнь был коммунистом и боролся за победу социализма, а теперь получается, что поеду просить у капитализма милости.

Нет, я так не могу.

-Какой милости? Мы поедем туда, устроимся на работу и будем жить припеваючи,- возразил я.

-Нет, вы езжайте без меня, вас я удерживать не могу и не хочу. Ну а мы с матерью останемся здесь.

-А меня ты спросил?- почти закричала Клара - Я тоже хочу уехать.

-Если ты так хочешь, то езжай тоже, ну а я останусь здесь сам,- непреклонно ответил Джордж.

-Куда же я без тебя? Мы с тобой одной верёвочкой вязаны и если ты не хочешь ехать, тогда я тоже остаюсь. Ну а дети пусть едут, им там вместе будет хорошо.

-Да о чём вы Клара Давыдовна,- неожиданно вмешалась в разговор Валя - Я почти уверена, что они нас никуда не выпустят.

-Не имеют они на это права,- не согласился я - помучить нас и потянуть время они могут, но отказать - нет. А вот если бы мы подавали документы все вместе, то нам бы вообще они ничего не могли сделать. Подумай ещё раз папа.

-Нечего об этом думать, я всё решил. Я буду продолжать добиваться Югославского подданства. А ты уже в Югославию не хочешь ехать?

-Я хочу, но сколько же это всё может длиться? Ведь уже прошло лет семь, а результатов нет никаких, и когда нам это удастся неизвестно. Я так могу состариться и не получить гражданства.

-Тогда давай дождёмся ответа из Верховного Суда, а потом уже ты будешь подавать документы,- предложил отец и я согласился.

А ответа долго ждать не пришлось, и очередной отказ пришёл через пару месяцев. Перед тем, как подавать документы на Австралию, я решил ещё раз съездить в Югославию, чтобы успеть повидаться с матерью отца. Она себя чувствовала очень слабо, и мне хотелось, чтобы она успела увидеть своего правнука Филиппа. В последние годы я очень сблизился со своей бабушкой. Она была обыкновенной неграмотной крестьянкой женщиной, всегда одетой в чёрное платье, а на голове у неё была чёрная косынка. Несмотря на это её природное чувство юмора и простая крестьянская логика, помогали ей легко разобраться в сложных жизненных обстоятельствах и она даже помогала другим.

Особо мы сблизились в год Московской олимпиады, когда у меня с Валей украли в Дубровнике все деньги и документы. Тогда я провёл с бабушкой около двух недель и тёплые родственные узы между нами очень окрепли. Денег на гуляния у меня не было, и мы часто проводили вечера вместе. За эти две недели я узнал очень много о своих предках со стороны Мандичей и Вигневичей. В это время по телевизору шёл многосерийный фильм о самом знаменитом югославском и мировом учёном Николе Тесле. Глядя фильм, бабушка неожиданно сообщила:

-Да я это всё отлично знаю, ведь он наш родственник.

Сначала ей никто не верил, но постепенно стало всем ясно, что она говорит правду. Оказывается мать Николы была сестрой её деда, а её отец и Никола были двоюродными братьями и даже ходили в одну школу. Эта новость поразила всех, ведь иметь в своём роду такого человека было большой честью. Поняв, что в её памяти скрываются уникальные истории, я стал расспрашивать о её отце. Бабушка рассказывала о нём несколько неохотно. Она мало его помнила, ведь он был расстрелян, когда она была ещё совсем маленькой девочкой. Он уехал на базар в Баня Луку, где увидел, как австрийские жандармы расправлялись с протестующими студентами, и вмешался. Но жандармы оскорбили и его. Тогда он сказал, что австрийские свиньи ничуть не лучше турецких псов и за это был арестован. Его обвинили в оскорблении австрийской короны и потребовали, чтобы он публично извинился, иначе будет расстрелян. Но Тома Мандич был уважаемый четник, прославившийся своей смелостью в войне с турками. Он не раз рисковал своей жизнью. Не подался и на этот раз, наотрез отказавшись извиняться.

В результате он так и был расстрелян, и Милка его больше никогда не увидела.

Никто не мог поверить, что он погиб из-за такой ерунды и многие называли его поступок глупым. Ну а сама Милка видать была просто обижена за то, что отец не подумал в это время о ней и других детях, а предпочёл оставить их сиротами.

Для меня все эти рассказы были полным откровением. Иметь на своём фамильном дереве имя одного из величайших физиков, которому было позволено сидеть в кресле Эдисона, было чертовски приятно. Однако мне был куда дороже мой упрямый прадед. Я сразу проникся любовью и уважением к нему. Человеку было легче умереть, чем изменить своим убеждениям и это было большой редкостью. В Союзе меня в основном окружали люди, которые старались вообще не выражать своё мнение. Годы Сталинизма убили в людях желание говорить что-то против власти. И мне было чертовски приятно ощущать, что в моих жилах течёт кровь этого гордого человека.

Но Милка знала историю не только дома Мандичей. Она прожила больше тридцати лет в доме Вигневичей и прекрасно знала всех родственников мужа и их предков.

У неё был уникальный дар помнить всех и быть душой этого дома. Теперь она всё это рассказывала мне. О временах, когда их семью крестили и когда они получили свою фамилию - Вигневичи. Хранителем нашей семьи был Святой Василий и они учувствовали в постройке первого храма Святого Василия в Черногории. Потом была битва с турками на Косово поле, а за ним турецкое иго. Но у Вигневичей всегда были проблемы с турками, и им пришлось бежать и скрываться от преследования турок, которые никогда не прощали неповиновения. На земле не было места для спасения от мести турок и потому они перебрались на острова в Адриатическом море и стали пиратами. В последствии они вернулись Босну и поселились возле Мазина. С того времени были известны имена почти всех родственников. А непосредственно наша семья началась с деда Джукана - Джуреча, который уехал на заработки в Америку. Ему удалось заработать много денег во время "золотой лихорадки", с ними он вернулся домой, купил землю у турецкого бега и построил на ней свой дом, вырастив в нём большую семью.

Из всех этих рассказов я вынес сильное впечатление, что мои предки никогда не умели подчиняться несправедливости властей, и всегда были бунтарями. И если со стороны Мандичей было больше образованных людей, включая Николу Теслу, то Вигневичи всегда были бунтарями и вступать в конфликт с ними никто не хотел.

-Вот и твой отец такой же! - заключила Милка- Я всегда опасалась, что этот бунтарский дух проснется в нём. Так оно и случилось. Он покинул меня и дом и оказался в далёкой и холодной России.

-Что делать, я не могу его осуждать,- оправдал его я - Ведь благодаря этому на свет появился я.

В таких разговорах прошло больше недели, и я навсегда запомнил её такой. Благодаря ней я ещё больше почувствовал свою принадлежность к семейству Вигневичей.

Теперь мне очень хотелось, чтобы она увидела своего правнука, но в Овере мне отказали, объяснив отказ тем, что я просрочил своё пребывание в Австралии. Стало абсолютно понятно, что мои отношения с ОВИРом вступили в состояние войны, и схватка обещала быть тяжёлой. Решено было подавать документы на выезд в Австралию. Перед этим Валентина уволилась с работы, чтобы ей не надо было никаких характеристик, ну а я устроился работать инженером по свету в театр Музыкальной Комедии, где не было таких строгих правил как университете.

Мы приготовились к серьёзной борьбе, и в ней у отца была большая роль - защитить своих детей, ведь без него менты бы легко расправились со мной. За нами и так постоянно следила милиция. Они частенько навещали соседей и тайком расспрашивали их о том, что происходит в нашей квартире и кто ходит к нам в гости. Напротив нас на лестничной клетке жила семья Тищенко. Отец семейства Жора когда-то сидел в тюрьме и очень любил выпить. Но меру в выпивке он не знал, потому в доме были частые скандалы и драки с женой Валей. У них выросли два сына старший Игорь, который с малых лет ругался матом как извозчик и младший Серёга. С детства в них проявились криминальные склонности и по мере взросления они сначала бывали в трудовых колониях, а затем в тюрьме. Но как соседи они редко создавали проблемы и относились к нам уважительно. Милиция частенько расспрашивала их о нашем поведении, но они не знали, что когда они уходили, соседи рассказывали о их визитах Джорджу и Кларе. Это недоверие к нам было ужасно обидным, но постепенно мы к нему привыкли. Но если ОвиР и милиция постоянно портили нам настроение, то отношение к нам простых советских людей всегда было прекрасным.

В студенческие годы я привык, что милиция регулярно арестовывала меня для проверки личности, а потом, когда вечер был испорчен, отпускали. Чем дальше, тем больше в действиях милиции появилась злоба.

Однажды вечером, когда мы с Валей возвращались с гуляния, к нам прицепились двое милиционеров на мотоцикле. Мы решали вопрос, зайти ли за забытым зонтиком к нашим друзьям Ире и Саше Воронецким.

-Что это здесь происходит?- спросил один из милиционеров, остановив мотоцикл.

-Чего вы прицепились к нам, мы вас не звали!- довольно резко сказала им Валя. Она немного выпила в гостях на день рождении у своей подруги. Я же совершенно ничего не пил, а потому попытался остановить её. Но милиционеры искали только повод, и им уже было достаточно.

-Смотри, какая ты умная, устраиваете здесь дебош и людям отдыхать мешаете. А ну-ка поехали с нами в отделение!- сказал один из них и схватил Валю за локоть.

-Не сопротивляйся, давай поедем, - учуяв неприятности, сказал я, но Валя не собиралась подчиняться. Она рывком освободила руку и оттолкнула милиционера.

-Оставьте нас в покое, вы не имеете права нас трогать!

-Я тебе покажу наши права!- рявкнул мент, ударил Валю и она упала.

В этот момент кровь хлынула в мою голову, и я потерял тормоза. С криком "Что же вы творите?!" я дважды ударил мента в челюсть и тот повалился на землю. Ударить милиционера в Советском Союзе было делом неслыханным и на миг наступила короткая пауза, ну а потом завертелся вихрь, в который я так не хотел попадать. Оба мента обработали меня кулаками, и только уйдя, как боксёр в глухую защиту, я сумел отделаться малыми потерями. А уже после этого был вызван ещё один наряд милиции и нас повезли в отделение. Здесь нас развели по камерам и меня ещё раз поколотили. Я сумел остановить их только тем, что сказал, что я не Советский подданный. После этого побои прекратились. Валентина же всё время плакала и требовала, чтобы её отпустили, при этом она жаловалась на боль в плече.

Затем менты стали составлять протокол и при этом угрожали, что за удар милиционера я получу как минимум два года тюрьмы. Не смотря на угрозы, никаких протоколов мы не подписали и на ночь нас повезли в тюрьму предварительного заключения. А на утро мы должны были ехать в суд.

Спать нам пришлось на нарах в общей камере, Вале вместе с воровками и проститутками, где она прорыдала всю ночь, а мне с пьяницами и хулиганами. Они поначалу пристали ко мне с вопросами, но я сделал вид, что их не понимаю, и отполз в сторону.

Утром нас опять отвезли в отделение и снова стали допрашивать. Я продолжал сопротивляться и говорил, что своей вины не признаю и никаких протоколов не подпишу. И ещё я им сказал, что нас с Валей всю ночь оскорбляли, и я буду жаловаться и требовать, чтобы перед нами извинились. Менты дружно по этому поводу смеялись и говорили, что мне придётся провести как минимум два года в тюрьме за то, что ударил милиционера при выполнении служебных обязанностей. Я же утверждал, что ударил милиционера только в ответ за то, что он ударил Валентину. Было видно, что дело заходит в тупик и милиционер позвонил моим и Валиным родителям, сообщив о происшедшем. Валин отец приехать отказался, боясь испачкать своё имя, а Клара с Джоржем сразу побежали в суд и вступили в переговоры. Им была рассказана ментовская версия событий и было предложено, чтобы я и Валя повинились во всём и тогда нам дадут отделаться лёгким штрафом. Матери было предложено поговорить со мной, чтобы я перестал настаивать на нашей невиновности. Увидев своего потрёпанного сына сидящего на стуле в коридоре, мать кинулась ко мне.

-Миланчик, что с тобой? Как ты себя чувствуешь?

-Хреновенько чувствую, сознался я.

-Как вы могли вчера так напиться, что устроили пьяный дебош, и ты ещё ударил милиционера!

-И ты веришь им!? Да я вчера вообще ничего не пил. Они просто поиздевались над нами, а теперь ещё ты обвиняешь меня!

-Нет, я верю тебе, но ведь не может быть, чтобы они прицепились к вам без причины. А про Валю они говорят ещё больше.

-Я не хочу слушать, что говорят эти негодяи.

-Не хочешь, не слушай, но я с ними договорилась. Тебе надо только извиниться

и тогда вы отделаетесь просто небольшим штрафом.

-Да ты просто не своём уме! Это они нарушали закон и они должны извиняться, я им прощать этого не собираюсь!

Я был настроен очень решительно, но меня уговаривали со всех сторон. Ну а Валя, когда узнала что надо судиться с милицией, категорически отказалась и сказала прямо:

-Я за эти сутки так устала и прошла через такое говно, что я не хочу оставаться здесь не секунды. Давай соглашаться на всё, иначе я просто не выдержу.

После этого мне ничего не оставалось кроме как согласиться. За что я себя впоследствии презирал. Ну а после этого суд превратился просто в фас. Судья назвал нас дебоширами и присудил штраф с каждого в размере двадцати пяти рублей. После этого мы были отпущены домой. Оба мы себя чувствовали растоптанными и оплёванными, а потому сразу пошли спать. Но и здесь нас не оставили в покое и с визитом пришёл участковый милиционер. Он позвонил и когда Джордж открыл дверь, участковый попытался зайти. Но тут уже не выдержал Джордж, он остановил его рукой и спросил:

-Куда вы направляетесь?

-Я пришёл проверить, что делают наши подопечные.

-Вы в мой дом пройдёте только когда я вас приглашу!- со злобой выпалил Джордж и грубо оттолкнул милиционера. Тот явно не привык к такому обращению, но смолчал и ушёл. После этих событий жизнь в СССР становилась просто невыносимой не только для меня, но и для Вали тоже.

ххх

Через несколько месяцев из Загреба позвонил брат отца и сообщил, что мать находиться в госпитале в критическом состоянии. Нужно было срочно ехать и Джорджу прислали телеграмму о критическом состоянии матери, заверенную в местном госпитале. В ОВИРе ему в течении двух дней оформили документы. В тот же день были куплены билеты на поезд, и наспех собрав чемодан, он выехал в Киев. Вечером того же дня позвонил брат и сообщил грустную новость, что их мать умерла рано утром. Похороны должны были состояться через два дня в её родной Липе, где прошло её детство и большая часть жизни. Джордж же об этом ничего не знал и рано утром, по приезду в Киев отправился Югославское посольство. Здесь его встретили как обычно с прохладцей, но узнав, что он едет к матери находящейся при смерти, быстро поставили визу. Теперь оставалось купить билеты на поезд Москва - Белград, который обычно был полностью забит. Но он не даром был начальником снабжения и собрав все свои пробивные способности, с трудом достал билет и той же ночью выехал на Белград. Весь путь к границе он волновался, ведь в последние годы его неоднократно возвращали с Югославской границы. В этот раз он решил не сдаваться и добиться чтобы его пропустили. Поспать в поезде никак не удавалось, в голову лезли неприятные мысли, а в те моменты, когда он засыпал, ему снились мучительно-абсурдные сны. К утру они проехали Закарпатье и поезд пришёл в пограничный Чоп. На обмен колёс ушло около трёх часов, затем остановка на границе занявшая больше получаса и поезд покатил к Будапешту. В этот раз поезд стоял в Будапеште четыре часа, но Джордж решил никуда не ходить, а просто сидеть в вагоне. Он сидел, не включая свет, и думал о матери. Она всегда была в его жизни самым любимым человеком. Ещё будучи ребёнком он обещал ей, что не оставит её никогда. Но судьба распорядилась иначе и теперь он жил совсем в другой стране, лишь изредка навещая её. Ему так хотелось увидеть её ещё хотя бы раз живой, обнять и извиниться, но он ещё не знал, что её душа уже была далеко.

Потом опять несколько часов поезд катил к Югославской границе с такой скоростью, что иногда казалось, он слетит с рельс. Перед самой границей в поезд вошли венгерские пограничники, проверили паспорта, а затем появились югославские. Джордж сразу узнал одного из них, ведь именно он в прошлый раз снял его с поезда, не разрешив въехать в Югославию. Джукан приготовился к схватке.

-Ваши документы спросил пограничник,- и получив их в руки улыбнулся - А, это вы друже Вигневич! У нас с вами уже давно сложившиеся отношения. С какой целью вы сейчас едете?

-К сожалению, цель неприятная, моя мать находиться в госпитале при смерти, и я спешу увидеть её. Вот у меня есть телеграмма.

Пограничник ознакомился с содержанием телеграммы и, сказав, что скоро вернется, сошёл с поезда. Действительно он вернулся через минут пять, и на лице его сияла улыбка.

-Можете продолжать свою поездку,- сказал он, и раскрыв паспорт влепил в него печать.

-Спасибо большое, - поблагодарил Джордж - Я честно говоря, сомневался в успехе.

-Как же мы можем вам отказать в таком положении,- развёл руками пограничник - Я лично против вас ничего не имею, просто на всё есть установки,- тихо сознался он.

В Белграде Джордж был рано утром и сразу купил билет на первый возможный поезд до Загреба. До его отхода оставалось ещё несколько часов, и он решил позвонить Милану в Загреб. Но как ни странно телефон никто не брал. Тогда он решил позвонить своей сестре Косе. Там тоже долго не брали трубку, но наконец, в телефоне зазвучал голос её дочки Сани. От неё он узнал, что мать уже умерла. Не смотря на то, что ожидал такого исхода, ноги его подкосились и он сел на пол. Саня сказала ему, что похороны будут на следующий день в Липе.

После разговора он сел на вокзальную скамейку, поставил рядом чемодан и заплакал. Так, не замечая никого, он просидел четыре часа и когда объявили посадку на Загреб, он пошёл на указанный перрон.

Как он не спешил, но на похороны он не попал. Он пришёл на могилу матери только через день. Маленькое деревенское кладбище находилось на возвышенности, не далеко от леса. Отсюда открывался великолепный вид на долину, где прошла почти вся её жизнь. Почти напротив находились дома Мандичей, где она родилась и выросла, а дальше в стороне дома Вигневичей, куда её выкрал будущий муж Миле. С ним она провела много счастливых лет и родила ему четверых детей. Джукана стоял над её могилой и вслух извинялся за то, что не успел. Из глаз у него текли слёзы, но на душе было светло. Мать прожила долгую и не лёгкую жизнь. Теперь она лежала между своих родственников. Вид с могилы открывался на столько чудесный, что найти для неё лучшее место было невозможно. Кругом царило спокойствие и благодать. На этой земле когда-то жило много людей. У всех были большие семьи. А теперь вокруг жили только одни старики, а в доме Вигневичей остались только Свето и его мать Стана. Именно к ним и отправился Джукан, здесь они сели за стол и выпили за упокой души Милки, которая была так всеми любима.

ххх

Борьба за выезд в Австралию оказалась более упорной, чем ожидал я, и следующие четыре года были наиболее тяжёлые. Наша квартира была похожа на боевой штаб, где всё время обсуждались планы на дальнейшие действия. После подачи документов на постоянный выезд, мы почти не сомневались, что нас выпустят. Но у ОВИРа свои, не писанные законы. Но мы не собирались сдаваться. Теперь в Вале было не меньше решимости, чем во мне. Она теперь не работала, и жить на одну зарплату было тяжело. В театре мне платили немного больше, но денег всё равно не хватало. От постоянных нервных переживаний циркуляция крови в моих руках и ногах ухудшилась и теперь они чаще всего были либо синеватого цвета, либо абсолютно белого. Многие врачи советовали мне перебраться в страну с более тёплым климатом, и я понял, что именно эту болезнь можно было поставить в качестве главной причины желания выехать в Австралию. Я ходил на приёмы к высшему начальству УВД одесской области, но без особого результата. Поездки в Киев и Москву тоже мало что давали и я по-настоящему озлобился. Теперь я уже не был весёлый и беззаботный длинноволосый парень, которого легко сбивали с толку умудрённые опытом работники КГБ. Разговаривать с ними было делом нелёгким. Они искусно умели уводить разговор в нужную им сторону. В результате я постоянно ругал себя за то, что сбивался с нужной темы. Но со временем научился и я. Чем дальше, тем труднее ментам удавалось сбить меня с нужной темы, и тем лучше я мог доказывать свою правоту. Но если мне даже удавалось доказывать свою правоту, то они находили выход и из этой ситуации.

-Да, вы имеете на это право,- соглашались они и тут же добавляли - но и у нас есть свои права тоже.

-Какие права! Покажите мне их!- возмущался я.

-А вот этого мы вам показать не можем, но поверьте - они у нас есть! - отвечали они тоном, не признающим возражений.

Мать видела, как мучается её сын и всячески пыталась помочь мне, подталкивая Джорджа на какие-то действия. И он ходил на приёмы в "Красный крест", обком партии, УВД и КГБ, но и у него успех был маленький. Не смотря на это, он пробовал ещё и ещё, хотя в душе ему ужасно не хотелось, чтобы я покинул его. Клара же наоборот прониклась тайной идеей помочь своим детям объединиться в Австралии, а потом выбраться к ним самой. Однако с мужем на эту тему она не говорила.

Ну а жизнь шла своим чередом и повседневные нужды надо было удовлетворять. Теперь уже Клара и Джордж больше не работали, а жили на свои пенсии. Клара могла подрабатывать только пару месяцев в году. Нам с Валей денег тоже не хватало, но нас спасали два проданных магнитофона, которые я привёз из Австралии. За них мы получил три с половиной тысячи рублей - деньги на то время очень приличные, но и они быстро таяли.

Теперь в центре внимания семьи был Филипп. Он быстро подрастал и с пяти лет его отдали учиться играть в теннис. Ходить далеко ему было не нужно, ведь стадион был совсем рядом, за забором. Валя не работала и могла уделять ему целый день. Он подавал большие надежды, бил справа и слева, и получал удовольствие от тренировок. У него появилась куча друзей среди таких же юных теннисистов как он сам. Самым лучшим его другом был Гая сын знаменитой на весь Союз метательницы молота Нуну Абашидзе.

Джордж души не чаял в своём внуке и со страхом думал о том, что может быть скоро им придётся расстаться. Дима между тем женился на Наталье и у них вскоре появился сын, которого они назвали Ромой. Через год после его рождения они стали наезжать в Одессу в отпуск вместе с дочкой Натальи от первого брака Юлькой. В это время наша трехкомнатная квартира превращалась в общежитие, где на кухне постоянно готовилась пища, в ванне всегда кто-то купался, или стирал бельё. Вечером на столе часто появлялось вино и потом в сигаретном дыму начинались политические дебаты. Дима никогда не выезжал за границу и, работая всегда в оборонной промышленности, он был патриотом. Я же с самого детства много путешествовал, кроме того, был уже не советским человеком и поэтому всегда был критичным к тоталитарной советской системе. Ну а Джордж по своим взглядам всегда был между нами. Споры были очень горячими, но при этом мы никогда не ругались и по утру всегда были рады друг-другу. Дима никогда не мог понять моего желания уехать из СССР, и считал это предательством.

Клара старалась поддерживать связь с Мишей, но он по-прежнему жил со своей женой в Ташкенте и из-за большого расстояния было тяжело наладить с ним тёплые отношения. С родственниками в Америке она почти совсем потеряла контакт, ведь после отъезда Ларисы в доме не осталось никого, кто бы мог писать на английском языке, и связь стала рваться. Эльса писала письма раз в год, а Клара отвечала ей на русском. С этими письмами Эльса ходила к переводчице, что было делом не лёгким. Но тем не менее, мы знали, что в жизни Эльсы произошли очень неприятные события. В течении одного года от раковой опухоли в мозгу умерли её муж и сын. Она переносила это очень тяжело, хотя старалась не подавать вида. Затем она встретила другого мужчину, они поженились и переехали из Филадельфии в Нью-Джерси.

Олл и Ирма к этому времени уже мало работали и в основном путешествовали. Больше всего им нравилось путешествовать на больших лайнерах по экзотическим странам и вокруг света. Дети их уже выросли, у них были свои бизнесы гораздо более крупные и преуспевающие. В 1983 году судно, на котором Олл и Ирма путешествовали вокруг света, должно было зайти на один день в Одессу и они написали Кларе, что хотели бы с нами встретиться. Разузнав, когда судно точно заходит в Одессу, Клара попросила разрешение на встречу с родственниками. При советской действительности просить разрешение надо было на всё. В результате нам разрешили встречу, но только на территорий морвокзала. В назначенный день мать, отец и я с Валей пришли на встречу. Мы видели как громадный морской лайнер пришвартовался к пирсу, почти сравнявшись с морвокзалом по размеру. Все подходы к лайнеру были огорождены барьерами, возле которых стояли пограничники. Пришлось прождать ещё больше часа пока нам наконец разрешили подняться на второй этаж и сесть в небольшой комнате. Олл и Ирма сошли к нам с судна по выдвижному трапу и зашли в ту же комнату, но только с другой стороны. Мы все обнялись, расцеловались и сели на стулья стоявшие вдоль стены. Хотелось поговорить о многом, но сделать это было трудно. Олл и Ирма говорили на английском и идиш. Мама и немного понимала идиш и это помогало. Я, благодаря поездке в Австралию, мог изъясняться по-английски, но мой уровень был далеко недостаточным, а потому мы в основном объяснялись с помощью жестов и улыбок. Но и этого было достаточно, чтобы выразить друг другу любовь и уважение. Мы обменялись подарками и эмоциями и по прохождению часа пограничники сообщили нам, что свидание закончено. Американские родственники уплыли, а мы остались со своими проблемами.

Уезжали за границу не только американские родственники, но и многие друзья. Одни из самых близких подруг Валентины были Ляля Рудь, Наташа Яшникова и Валя Крюкова. И если Ляля и Яня практически открыто мечтали выйти замуж за иностранцев и уехать, то Валя всегда была очень приличной советской девушкой, закончившая и школу и институт с красным дипломом. Её папа - советский офицер и мать всегда были ярыми патриотами. Валя много читала и учила иностранные языки. Она бойко говорила на английском и французиком и мне всегда было немного жаль, что ей никогда не придётся использовать эти знания. И вдруг, как гром среди ясного неба, прозвучала новость, что она выходит замуж за западного немца по имени Маркус, который преподавал им на компьютерных курсах. После свадьбы они собирались переехать в ФРГ. Он был на много старше её, но очень открытый и добродушный человек. После свадьбы они переехали в Германию и наезжали как минимум раз в году в Одессу. В эти дни я и Валя устраивали в честь их приезда большой пикник, на котором мы запекали кучу мяса и ставриду. Потом нашла себе итальянского жениха и Наташа, а вскоре и Ляля обзавелась датчанином и обе собирались переезжать за границу. Мы были рады за них, но мне было обидно, ведь я уже больше десяти лет безрезультатно пытался уехать, а вот им это давалось гораздо легче.

Я же со своими документами ходил словно по кругу, каждый раз возвращаясь почти на исходную точку.

Но вот подошло время продлевать вид на жительство в СССР, что я делал каждые три года. На этот раз я решил этого не делать. Меня вызвали в районное отделение милиции, где меня встретила, ещё более располневшая Елена Борисовна. За эти годы она мне испортила столько крови, что, не смотря на свою красивую внешность, она ассоцеировалась у меня только с мерзкой жабой.

-Вы что, товарищ Вигневич, забыли, что у вас истекает срок вида на жительство?- спросила она.

-Неужели!- удивился я - Ну что из этого?

-А то, что вы должны написать заявление с просьбой о продление вида на жительство.

-А я не собираюсь его писать, я наоборот хочу, чтобы меня выпустили.

Этот ответ сильно удивил Елену Борисовну. От удивления раскраснелась и даже поперхнулась.

-Вы как всегда всё путаете. Выезд из СССР это одно дело, а проживание без разрешения это совсем другое, даже можно сказать уголовное дело!- попыталась припугнуть меня она.

-Нет, я не собираюсь делать два совершенно противоречащих действия. Ну а если вы говорите, что так положено по закону, вот вам мой вид на жительство и можете поставить в него печать, но только без моей просьбы, - и я положил свою зелёную книжку на стол.

Елена Борисовна была явно не готова к такому повороту событий и не знала что ответить. Наконец она со злобой в голосе сказала:

-Знаете Вигневич, мне надоело вас убеждать, я позвоню в областной ОВИР и пусть они с вами сами разбираются. Я же вас обо всём предупредила.

На этом мы расстались, и я стал ждать дальнейшего развития событий. Ждала и вся семья. Мать всячески пыталась поддержать меня, часто начиная разговоры на волнующую тему. Но её громкий голос и часто паническое настроение делали меня ещё более нервным. Она заставила отца пойти в Красный Крест и попытаться добиться их поддержки. Сам же отец был мало разговорчив, но я всегда чувствовал его поддержку. Он был уважаемым человеком и именно благодаря ему, я мог так вести себя с властями, без отца они бы говорили со мной совсем по другому. Валентина уже свыклась с многолетней борьбой за выезд и была готова к более решительным действиям. Всем своим видом она внушала мне уверенность, и только маленький Филиппок мало понимал происходящее, но был тоже очень возбуждён. Сам я уже настолько привык к постоянной борьбе с властями, что это теперь мало меня пугало. Частые встречи с начальниками УВД и ОВИРА, поездки в Киев и в Москву научили меня многому. Я был уже не тот мальчик, которого легко можно было сбивать с темы и путать. Теперь я сам мог контролировать разговор, мало реагируя на отвлекающие манёвры служителей ОВиРа. Даже матёрые менты имели большие трудности пытаясь доказать мне свою правоту. Они долго издевались надо мной и вот теперь выученный ими, я был готов к решительной схватке. Я понимал, что бой надо давать в том месте, где меньше всего его желает противник, и этот момент был самым для меня выгодным. Я считал себя абсолютно правой стороной в борьбе против бесчеловечной организацией. У каждого человека в жизни существует главная битва, и я постоянно подбадривал себя:

-Если ты считаешь, что бьёшься со злом за правое дело, то постарайся победить. И если каждый человек выиграет свою, пусть даже малую битву, то мир от этого станет лучше.

Меня вызвали в областной ОВиР, где маленькая, но куда более ядовитая Татьяна Михайловна начала свою атаку. Смысл всего, что она говорила, был тот же, но только угрожала она ещё больше. Делала она это не очень убедительно и, наконец, отвела меня в кабинет начальника, где начал свою атаку сам Иванов.

-Вы молодой человек не понимаете, в какие неприятности себя втягиваете.

-Нет, я отлично понимаю вашу силу, но подчиняться ей больше не хочу. Я болен и мне надо выехать из СССР, иначе я стану инвалидом.

-Вот продлевайте вид на жительство и потом уже добивайтесь выезда.

-Нет, я не буду делать два взаимно противоположных действия. Можете даже меня не уговаривать.

-Тогда, за нарушение правил проживания в СССР вас посадят в тюрьму.

-Вы можете посадить меня прямо сейчас, я писать заявление не буду! Вы если можете это сделать без моего заявления, то вот вам моё удостоверение,- уверенным тоном заявил я. Сейчас я был больше, чем когда либо, убеждён, что лучшего случая мне не представиться. Поведение всех служащих говорило о том, что они явно находятся вне зоны комфорта и не знают, что дальше делать.

Схватка началась, и напряжение выросло до накала. Я продолжал работать и ходить по вызовам в ОВиР. Дома постоянно обсуждались планы действий и все поддерживали меня как могли. Но после того, как пришёл первый штраф решительное настроение стало развеиваться, и женщины стали сомневаться. Мать начала задаваться вопросом, стоит ли игра свеч. Я же сам за эти дни ужасно осунулся, и руки мои прибрели ещё более синий цвет. Иногда у меня стало ныть сердце. Этого не могла не заметить и Валя. Настроение её сменилось и она была готова пойти на попятную. Однако в этот раз я решил не уступать и биться до конца. Меня поддерживало и то, что все сотрудники ОВиРа явно тоже волновались.

Затем пришёл день, когда был выписан второй штраф, и теперь у ментов оставалась только последняя мера. Я был тоже готов на последний шаг. У меня было сильное ощущение, что мены явно блефуют, превышая свои права, и когда всё дойдёт до крайней точки, они будут вынуждены пойти мне на встречу. Но до этой крайней точки нужно было дожить. Всё это было похоже на игру в шахматы. Менты делали свой ход и я, подумав над ответом, делал ответный ход. Тогда приходил черёд обдумывать ход сопернику. Конец партии приближался и вот мне остался последний ход, сделать который было страшно. Морально я был готов. Однако в последний вечер дома меня уже больше не поддерживали. Отец пытался вразумить меня:

-Я тебя сын понимаю, но пойти на такой шаг это большой риск. Они тебе могут испортить всю жизнь.

-Папа, я решился на это давно, и уступать не хочу! - ответил я и отец, пожав плечами, замолчал. Но тут в включилась мать. Голос у неё был громкий, к тому же она пустила в ход слёзы.

-Миланчик - милый! Плюнь ты на них, не надо с ними связываться. Эти гады тебе испортят всю жизнь. Напиши ты это заявление и не рискуй собой. Я тебя просто умоляю!- она обхватила меня руками и прижала к себе.

Испуганный громким криком и слезами маленький Филиппок тоже заплакал и закричал:

-Я так не хочу!

В этот момент не выдержала Валя. Она заговорила тоном, которого больше всего я боялся.

-Да чтож ты всё о себе, я да я! А ты о нас подумал? Ты думаешь, это очень поможет твоему сыну, если ему скажут, что его отец был уголовником! И я этого тоже не хочу. Так что ты выбирай, либо мы, либо ты можешь продолжать свою борьбу с ОВИРом но уже без нас.

Эта угроза окончательно сломила меня, вынудив согласиться, и на следующий день я отнёс в ОВиР своё заявление. Там это вызвало вздох облегчения и стало ещё раз понятно, что у них явно тоже были большие трудности. Но теперь я мог только догадываться о возможных последствиях отказа. Поэтому настроение у меня было подавленное, и я ни с кем не хотел разговаривать. Отец себя чувствовал виноватым. Он знал, если бы мы подавали документы вместе, то нам бы не могли отказать. Зато менты вздохнули с облегчением, и, судя по всему, были мне за это благодарны. Татьяна Михайловна даже предложила мне подать документы на поездку в Югославию.

ххх

А в стране тем временем стали происходить быстрые перемены. Политбюро ЦК КПСС смотрелся как дом престарелых, где сидели одни маразматики. Но вот один за другим они стали уходить в лучший мир. По телевизору то и дело звучали траурные марши, и вот в один из дней скончался Сам Леонид Ильич Брежнев. В последнее время он часто заговаривался, и при этом у него иногда выпадала вставная челюсть. Все понимали, что он долго не протянет. По радио и телевиденью звучали траурные речи, в которых говорилось о величии вождя всех народов. Создавалось впечатление, что мир этого горя не перенесёт, но получилось совсем другое. Брежнев помер и мир его сразу забыл. На смену ему пришёл Андропов с большими планами, которым не суждено было сбыться в связи с его болезнью и смертью. За ним пришёл ещё более дряхлый Черненко, который почти сразу и помер. И снова по телевизору зазвучала траурная музыка, но народ уже стал смеяться над своими дряхлеющими лидерами. И вот на смену им неожиданно пришёл гораздо более молодой и симпатичный Горбачёв. В стране возникла надежда на перемены. И он их начал. Сначала он кинулся на борьбу с пьянством, чем очень испугал киряющий народ, а затем началась перестройка. Появились ростки свободы, и долгие годы коммунистического догматизма сменились гласностью.

Я подал документы на поездку в Югославию, на этот раз один, и сразу решил, что если меня выпустят, то обратно я не вернусь, и это знала вся семья. Валя тоже была согласна на такой вариант. Догадывались об этом и в ОВиРе и, выдавая мне заграничный паспорт, Татьяна Михайловна предупредила:

-Не вздумайте Вигневич там оставаться! Поверьте, мы вашу жену с ребёнком к вам не выпустим.

Прощание на вокзале было грустным как похороны. Никто не знал когда мы увидимся в следующий раз, и только Филиппок необычайно возбуждён и ждал, что отец вернётся с подарками.

В Загребе меня уже ждала приехавшая из Австралии Лариса и уже на следующий день мы вместе отправились в Белград в Австралийское посольство. Здесь после долгих разговоров мы упёрлись в неожиданное препятствие. Нам объяснили, что все документы, касающиеся моего переезда на постоянное место жительство в Австралию, находятся в Москве и поэтому они ничего пока не могут сделать. Нужно получить документы из Москвы, на что уйдёт пару недель. Другим препятствием было то, что с имеющимися документами я не имел права выезжать из Югославии. Мне необходимо было принять статус беженца, и для этого надо было пойти в белградское представительство ООН. Мне было ужасно неприятно ощущать неприятную холодность чиновников. Нет, здесь не было того хамства, с которым приходилось сталкиваться в СССР, но безразличность сотрудников посольства была тоже неприятна. Их мало тронула моя история о многолетней борьбы с ОВиРом.

Прямо из посольства мы поехали в представительство ООН, и там снова пришлось заполнять анкеты, а потом ждать в коридоре своей очереди. Кругом топился народ и в основном это были люди из стран восточной Европы, пытавшиеся получить политическое убежище, находясь в туристической поездке. Но были здесь и люди бежавшие через границу, переплыв через Дунай. У каждого из них была своя душераздирающая история, которая должна была тронуть сердца местных чиновников. Но чиновничьи души быстро черствеют, сталкиваясь с чужим горем, и потом уже не так чувствуют чужую боль.

Наконец подошла наша очередь и к нам вышел очень симпатичный молодой человек представившийся нам как друже Кларич. Улыбчивый и вежливый, он внимательно выслушал нашу историю и предложил свой вариант.

Я должен был сдать свои документы и попросить статус беженца. На это должно было уйти пару месяцев. Меня должны были поселить в лагерь беженцев, где надо было жить и одновременно проходить медицинскую комиссию.

-А обязательно ли жить в лагере для беженцев?- спросил я.

-Где же вы будете жить?- спросил друже Кларич.

-Я могу пожить несколько недель у моих родственников, а вы пока бы разобрались в моих документах.

-Мы ничего не имеем против, можем сделать и так, - согласился друже Кларич.

-Главное, чтобы его документы не лежали на месте, и вы за это время занялись бы их оформлением,- уточнила Лариса.

Можете не сомневаться, мы сделаем все, что от нас зависит, - заверил он нас.

После этого мы уточнили все детали и ушли. На следующий день мы вернулись в Загреб, где вместе три дня гуляли по городу и ресторанам. Ну а потом Лариса уехала к своему мужу Джону, который в это время отдыхал в Италии. Ну а я вместе с дядей Миланом решили поехать в Липу и помочь, оставшемуся там в одиночестве Свето, строить загоны для скота. Теперь, Свето жил в Липе один с матерью. У него не было времени пасти скотину, и потому они паслись сами в загонах. Я никогда раньше не занимался сельскохозяйственным трудом и только теперь понял, какое это не лёгкое дело. На дворе стоял октябрь и в гористой Босне в это время уже иногда выпадал снег.

С утра, после лёгкого завтрака мы уходили в поле, где вбивали в землю колья и протягивали между ними колючую проволоку. К концу дня мы, изнеможенные работой, возвращались в дом, где нас дожидался горячий обед приготовленный Станой. Она по-прежнему готовила не вкусно, а главное не гигиенично и я с трудом ел эту пищу. Как и раньше меня спасал копчёный пршут и печёная картошка, равной которой я никогда и нигде не пробовал. Ну а после этого мы пили ракию и разговаривали. За прошедшие годы Светко очень изменился. Ещё лет семь назад это был молодой, здоровый, черноволосый и весёлый мужчина. Теперь это был исхудавший, седой и беззубый пожилой человек. От веселья его тоже мало что осталось, а появилась какая-то непонятная злоба. Жены он себе так и не нашёл и друзей в округе тоже не было. Кругом остались одни старики и только в мусульманских сёлах были молодые люди. Это его ужасно раздражало и пугало. Дом Мандичей тоже опустел, и вся местность производила удручающее впечатление. Спали мы в новом доме, где в первой комнате стояла печка, которую топили дровами. Но этого тепла было явно недостаточно, а потому приходилось ложиться в холодную постель, чтобы потом её согревать своим телом.

Из Липы я возвращался с радостью и после этого провёл ещё две неделе в Загребе. Вскоре я почувствовал, что Панчи стала уставать от моего присутствия, и я понял, что нужно ехать в Белград.

Прямо с вокзала я отправился к друже Кларичу, но здесь меня снова ожидали неприятные новости. За время моего отсутствия никто делами не занимался и это вопреки всем обещаниям.

-Но почему же?- возмутился я.

-А как же мы могли делать что-то без вашей подписи, ну а про медицинскую комиссию я вообще не говорю,- сделав недопонимающее выражение лица, сказал друже Кларич.

-Так зачем же вы меня заверяли в обратном? Я бы тогда никуда не уезжал - не мог успокоиться я.

-Вы просто всё сами перепутали,- заключил друже Кларич.

Спорить не было смысла, и начинать надо было всё сначала. Я сдал свой паспорт и мне выдали временное удостоверение рефьюджи. С ним и с вещами я поехал на автобусе в лагерь беженцев, находившийся на самой окраине Белграда возле памятника на горе Авале. Здесь меня поселили в одной комнате вместе с румыном, который бежал от Чаушеску, переплыв Дунай вместе с товарищем. В комнате у румынов так сильно воняло потом, что я едва выдерживал. Потом я пошёл в столовую, где меня посадили за один стол с парой из Чехословакии и парнем из Венгрии по имени Том. Он просто ненавидел Советский Союз и постоянно поливал его грязью. Короче, обстановка вокруг была не очень счастливая, а жить здесь предстояло как минимум несколько месяцев. Я уже представлял себя таким же вонючим и несчастливым. Вечером вместе с двумя румынами мы пили вино и мечтали о будущем.

На следующее утро я проснулся в ужасном настроении и снова отправился в представительство ООН. Здесь мне окончательно сказали, что в лагере придётся жить от трёх месяцев до года. За это время, пока будут рассматриваться дела, я должен буду проходить медицинскую комиссию. И только после этого они скажут, в какую страну меня направят, скорее всего это будет США., Канада, ФРГ или Австралия. Я же хотел ехать только в Австралию, но мне это не гарантировали. В результате я оказался перед трудным выбором. Либо оставаться в лагере для беженцев вдали от своей семьи и без уверенности, что меня в результате пустят в Австралию, либо отказаться и вернуться назад в Одессу. Второй вариант был фактически признанием поражения, но с сохранением семьи. Перед окончательным решением я решил ещё раз поговорить с Австралийским послом и узнать получили ли они мои документы.

Результат был ещё более удручающим. За всё это время они не сумели даже перевести документы из Москвы в Белград, и эта халатность поставила окончательную точку. Я попросил в тот же день, чтобы мне вернули паспорт и вечером выехал в Одессу.

Дома все были удивлены и рады. Для отца моё возвращение означало возвращение смысла жизни. Мама крутилась вокруг меня, пытаясь любым путём поднять моё унылое настроение, но это ей плохо удавалось. Валентина же предлагала снова принять Советское подданство и продолжать жить, но я категорически отказался от этого. Я снова пошёл на работу в театр, а там никто даже не догадывался, что произошло со мной в отпуске.

Но и в этот раз жизнь оказалась непредсказуемой. Горбачёвские реформы набирали скорость, а гласность открывала глаза на совсем недалёкое прошлое. Старые авторитеты начали рушиться, в обществе стали появляться новые взгляды и идеи. Нравилось это далеко не всем и многие противились приходящей новизне. Коснулись новые времена и ОВиРа. Неожиданно меня вызвали на приём к начальнику, и тот задал мне неожиданно прямой вопрос:

-Ну что, товарищ Вигневич, вы до сих пор хотите выехать в Австралию?

-Да хочу!- уверенно ответил я.

-Тогда можете снова подать документы. На этот раз вас, скорее всего, выпустят.

И действительно, на этот раз всё пошло на удивление гладко. Нам практически не препятствовали при подаче документов, и на рассмотрение ушло всего пару месяцев. Те же люди, которые нам пили кровь в течении многих лет, теперь больше улыбались и делали вид, что стараются помочь. Но я точно знал, что делали они это скрипя душой, и с большей радостью бы продолжали нам вредить.

Однако как оказалось нам предстояло преодолеть ещё одно препятствие. Нужно было получить подписку от всех родственников, что они не имеют к нам никаких финансовых претензий. Джордж и Клара сразу подписали анкету. Валины родители сделали это с менее счастливыми лицами, но зато её брат Серёга напрочь отказался подписываться. Во всём этом чувствовалась рука его жены Галины, очень корыстной и неприятной особи. Никакие разговоры с Серёгой ни к чему не приводили. Некоторые из моих друзей предлагали оказать физическое давление на Серёгу, но я наотрез отказался.

Рано утром я отправился в квартиру Ивановских, где по моим расчётам Галина была одна с маленькой дочкой.

-Тебе чего?- спросила она, открыв дверь.

-Мне с тобой надо поговорить.

-Это о чём же?

-Твой Серёга отказывается подписать нам документы, и я чувствую в этом твою руку.

-Ерунда, я тут не при чём. Но почему он должен подписывать тебе анкету, если это в последствии испортит всю его карьеру!

-О какой карьере ты говоришь! Я тебя должен заверить в одном, что в твоих интересах будет лучше, чтобы мы уехали отсюда куда подальше. Если вы завтра не подпишете анкету, то мы с Валентиной переедем в эту квартиру, и поверь мне, что мы отобьём себе одну комнату. Я ведь знаю твои планы. Ты решила поделить эту квартиру с Валиными родителями, но поверь мне мы нарушим твои планы. Поэтому поспеши подписать анкеты до завтра, иначе мы вселимся сюда. Ты меня хорошо поняла.

То, что она всё поняла, было сразу ясно. От явной обиды у неё на глазах даже выступили слёзы. Она ничего не ответила, но на следующий день Серёга пришёл к нам домой и подписал анкеты. На этом все формальности были закончены, и оставалось только ждать.

Радостный ответ пообшила мне Татьяна Михайловна, которая с улыбкой выдала мне и Валентине заграничные паспорта. Теперь дорога в Австралию была открыта. Но особой радости от этой новости не было. В стране в это время шли всё большие перемены к лучшему. В воздухе пахло свободой и надеждой. Я всю свою жизнь мечтал об этом, и теперь было даже не удобно уезжать в тот момент, когда эти надежды стали сбываться. Валентина тоже была в сомнениях.

-Может нам остаться, ведь мы уже совсем не молодые, чтобы начинать всё сначала.

Хорошенько подумав, я пришёл к выводу, что, потратив почти всю свою сознательную жизнь на борьбу за право выехать, было бы ужасно не умно, в результате перемен остаться.

-Нет, эти перемены уже не для нас, пусть они греют других, а мы поедем туда, куда собирались, - ответил я.

Потом были сборы и поездка в Москву за австралийской визой. Здесь тоже были некоторые трудности, ведь со времени, когда мне был разрешён въезд в Австралию, прошло больше шести лет. Сотрудники посольства поначалу даже не могли найти моих документов. Наконец я получил визу и вернулся домой.

За неделю до нашего отъезда из Уфы приехал Дима вместе с сыном Ромкой. Вечерами мы по - привычке сидели на кухне распивали вино, много курили и неперестовая говорили о политике. Дима никогда не понимал моего желания уехать из СССР, но теперь у него был последний шанс поспорить на эту тему.

-Скажи мне, чем тебе не подходит наша страна, которая тебя вырастила и выучила?

-Не говори глупостей, это не она меня вырастила, а отец с матерью.

-Твоя мать родилась здесь и ты тут вырос, а потому это твоя Родина.

-А родина моего отца Югославия и я всегда себя чувствовал здесь немного чужим. Ну а с возрастом это стало абсолютно ясно.

-А мне бы было стыдно бросить страну, которая о тебе так долго заботилась, - продолжал Дима.

-А ты и не уезжаешь, так что тебе нечего стыдиться, - успокоил его я.

Наши споры заканчивались далеко за полночь и по кроватям мы расходились уставшие и пьяные. Хотя эти споры были горячими, но не влияли на нашу братскую любовь.

Прощались мы как обычно на Одесском вокзале. На перроне собралась куча друзей. В основном все плакали, предполагая, что это наша последняя встреча. Ну а я просто чувствовал, что умираю здесь, чтобы родиться в другом месте, но только было неизвестно, что нас там ожидает.

ХХХ

Дети уехали, и Клара с Джорджем остались одни. Их обычно шумная квартира стала на редкость тихой, и эта тишина была ужасной. Джордж стал просто избегать дома. Он много вместе с Кларой гулял по улицам, а летом проводил по многу часов на море. Море лучше всего развеивало его тоску, шум волн отвлекал его от грустных мыслей. Кроме того на "Дельфине" пляжились лучшие друзья сына и они всегда подходили к нему узнать новости из Австралии.

Клара тоже иногда ходила на пляж, но ей это давалось куда тяжелее. С тех пор как она сломала ногу, она стала хромать и с каждым годом всё хуже. Она гораздо больше была занята хозяйством, бегала по магазинам, готовила кушать и стирала. Вечерами они часто сидели возле телевизора и говорили о детях.

-Эх, что это за жизнь без детей!- жаловался Джордж.

-Так вот и надо было ехать вместе с ними,- отвечала Клара.

-Да может ты и права.

-Я всегда права. Жили бы мы сейчас все вместе и отпустили бы их в Австралию гораздо раньше. Из-за твоего упрямства они истратили столько нервов и времени.

Джорджу приходилось соглашаться, ведь он понимал, что это была правда. Но он знал чего хотел - он хотел в свою Босну и теперь с новыми силами решил добиваться Югославского подданства. Он снова подал документы, на этот раз только от своего имени. Теперь после уезда сына, он точно решил, что не останется в этой чужой для него стране, хотя здесь у него были ещё друзья. Больше всего он общался с Миланом Калафатичем, который к этому времени уже ужасно постарел и с трудом двигался. Но голова его ещё очень хорошо работала и он очень любил поспорить на политические темы, а заодно поиграть в шахматы. Часто бывал у него и Туле Милич, тоже порядком состарившийся, но ещё не сдающийся. Джордж частенько встречался Дмитрием Величем, который подумывал перебраться жить в ФРГ к своему сыну Славику. Были живы ещё Янеши и Боичи, заходил иногда Чук. Изредка встречался он и со Славкой Стояновичем, которому никто не мог забыть то, что он испортил жизнь Рибару. Славка оставался весёлым выпивохой и бабником, но теперь его грязные шутки уже Джорджу не нравились. Так что Клара и Джордж не были одиноки, но оставаться одним в доме было томительно. Они частенько переговаривались с Австралией, но эти разговоры были просто душераздирающими и часто кончались слезами.

А между тем наши дела в Австралии шли совсем неплохо. Нас встретила Лариса, но первые несколько недель мы остановились в гостях у Аси и Юзика, которые уже к тому времени купили себе дом на Бондае., в одном из самых престижных районе Сиднея. Затем с помощью Ларисы и её мужа Джона мы сняли свою первую квартиру невдалеке от пляжа Куджи, и пошли на курсы английского языка. Ну а Лариса разошлась со своим вторым мужем Джоном и уехала работать Хонк-Конг. Сначала её отъезд несколько испугал нас, но, поняв что надеяться не на кого, мы стали рассчитывать только на самих себя. Вскоре я нашёл первую работу электрика на стройке и стал зарабатывать очень приличную зарплату. Я не хотел, чтобы Валя подрабатывала на не квалифицированных работах, а искала работу только по - профессии. И через пару месяцев она нашла работу в университете. Наше финансовое положение улучшалось изо дня в день. Филиппок ходил в школу и вскоре уже бойко болтал по-английски. Мы жили не далеко от теннисных кортов и Филипп начал заниматься теннисом с персональным тренером. Казалось всё шло чудесно, но только сильное чувство ностальгии не давало покоя Валентине. Аэропорт находился всего несколько километрах от нашего дома, и самолеты часто пролетали над нашими головами, усиливая в Валентине чувство тоски. Частенько, гуляя по великолепному пляжу Куджи, я говорил ей:

-Когда - нибудь этот пляж будет нам также дорог, как и наш любимый одесский "Дельфин".

Но Валентина упорно отвечала:

-Поверь мне, что этого не случиться никогда. Никогда этот пляж не будет мне так дорог как "Дельфин".

Оставалось только одно "Клин выбить клином" и я решил, что нам надо съездить в гости в Одессу. К этому времени в СССР уже многое поменялось, люди стали ездить за границу и те, кто покинули Союз, могли теперь приезжать в гости. Но перед тем, как приехать в гости в Одессу, мы пригласили к себе в гости отца и мать. Мы им послали приглашение, и ОВиР не создал на их пути никаких препятствий. Трудно было передать моральное наслаждение Клары, когда она получала свой заграничный паспорт из рук Татьяны Михайловны, той самой, которая обещала ей, что она не увидит свою дочь никогда. И вот теперь она могла насладиться своей победой и увидеть своих детей.

Сразу при выходе в аэропорту Сиднея они попали в мои объятия, Ларисы, Вали и Филиппа. Мы все снова плакали, но на этот раз это были слёзы радости. Ну а Джордж не выпускал из своих объятий единственного внука. Из аэропорта мы ехали на форде "Картина", который мы купили за пару месяцев до их приезда. Сами они никогда в жизни не имели машину и им было удивительно, что их сын менее чем за год жизни в Австралии сумел себе это позволить. Наконец мы вышли возле квартиры, которую сняла Лариса специально для их приезда, где было достаточно места на троих. У родителей была своя отдельная спальня, окно которой выходили на теннисные корты, где частенько играл Филиппок. Ну а справа можно было увидеть океан и широкую полосу пляжа "Куджи". Место было просто райское. Они каждое утро уходили купаться на пляж, где проводили по несколько часов. Я и Валя постоянно были заняты и могли с ними видеться только вечером и по выходным дням. Лариса за многие годы проведённые в Австралии уже отвыкла от общения с родителями, но теперь эти отношения доставляли ей удовольствие. В душу Клары стали закрадываться надежды, что они бы тоже могли переехать в Австралию, но на этом пути стояла непреодолимая преграда. В связи с их далеко не молодым возвратом они не могли приехать по независимой эмиграционной программе, ведь они бы не набрали нужного количества очков. Ну а если ехать по вызову детей, то за это надо было платить большие деньги в качестве залога, но ни у Ларисы ни у меня таких денег не было. Кроме всего в Уфе ещё жил Дима с его семьёй и оставлять его одного Кларе не хотелось. Ну а потому надо было ехать назад в Одессу, где экономическая ситуация постоянно ухудшалась. Для того, чтобы облегчить их финансовое положение мы им купили два персональных компьютера, в которых ни Джордж ни Клара ничего не понимали, только для того чтобы они могли их продать. Надо сказать, что этот план с блеском оправдался. В это время в СССР персональных компьютеров не было, а многие институты и предприятия в них нуждались. С помощью Димы им удалось продать оба компьютера за такие деньги, которые им никогда не снились. И тут они сделали ещё один умный шаг. Всем людям, проживающим в государственных домах, было предложено приватизировать свои квартиры. Джорджу и Кларе хватило денег на эту операцию, и они за несколько тысяч рублей стали хозяевами своей трёхкомнатной квартиры. Ну а почти сразу после этого началась страшная инфляция, которая полностью уничтожила все их сбережения и сбережения всех пенсионеров.

Я, Валя и Филипп в свой отпуск приехали сразу вслед за ними в Одессу, по приглашению, которое сделали нам родители Вали. По-пути мы навестили Лялю Рудь в Дании и Валю Крюкову в Германии, чем изрядно удивили их. Никто не ожидал от нас, что всего за полтора года смогли обустроиться и собрать денег на большое путешествие. Ляля жила в шикарном доме полном антикварных ценностей, с большим внутренним двором, теннисным кортом и плавательным бассейном. Вместе с Лялей и её очень богатым и довольно знаменитым мужем Туре, мы покатались по Дании и побывали во дворце, где, по словам Шекспира, жил принц датский Гамлет. Мы пробыли у неё не больше недели, а затем поехали в Германию, где нам устроили не менее тёплый приём Валя и её муж Маркус. Он был на редкость гостеприимным и тёплым хозяином, что для немцев довольно необычно. Вместе с ними мы покатались вдоль Рейна, вкусно ели и много пили, а когда пришло время ехать в Союз, то и я и Валя чувствовали себя уже немного уставшими.

В киевском аэропорту мы вновь столкнулись с длинными очередями и долгими таможенными формальностями, но, наконец мы прошли границу и поехали на вокзал. Поезд уходил через несколько часов. Мы расположились на скамейках в зале ожидания, и я повёл Филиппка в туалет. Но, подойдя к туалету и почувствовав ужасный запах, ребёнок напрочь отказался заходить. После стерильно чистых туалетов Австралии даже мне этот запах казался с ног сшибающим, чего уже говорить о ребёнке. Он сказал, что потерпит до поезда. Но в поезде туалет вонял ничуть не меньше, и ему пришлось терпеть до Одессы, где он сходил в туалет только в доме Ивановских.

Когда мы выезжали из СССР полтора года назад, в стране было чувство перемен к лучшему, но за это время жизнь ещё больше ухудшилась и многие люди уже с трудом сводили концы с концами. Ну а один из лучших наших друзей Саша Боронецкий - тот, который одолжил нам денег на покупку авиабилетов в Австралию, теперь просто влачил жалкое существование. Наш долг мы ему вернули ещё год назад, но теперь у него не было денег даже на покупку акомулятора к "Ладе". Я с радостью купил ему акомулятор, но больше ничем не мог ему помочь.

Отпуск оказался очень напряжённым. Встречи со старыми друзьями, всегда сопровождались огромным количеством алкоголя. Всё это было как большой карнавал, эмоции переливались через край, а здоровья оставалось всё меньше. В аэропорту я уже едва держался на ногах и ещё долго приходил в себя, добравшись до Сиднея.

ххх

После нашего отъезда настроение Клары и Джорджа резко упало. Осознание того, что они до конца жизни будут разделены со своими детьми было тяжёлым. Прожив с ними в Сиднее рядом несколько месяцев, они поняли, что именно в этом и есть счастье, которого будет очень трудно добиться. А между тем жизнь в Советском Союзе словно пошла под откос. Существовать на свои пенсии становилось совсем невозможным, и только деньги вырученные за компьютеры позволяли им пока жить спокойно. Друзей становилось всё меньше и здоровье их ухудшалось. И вот умер Милан Калафатич с кем Джордж был так близок в последние годы. Джордж стал чувствовать ужасную тоску.

Но жизнь иногда приносила и приятные сюрпризы. Совершенно неожиданно ему пришёл ответ из верховного суда Югославии. Его дело было пересмотрено и ему предоставлялось Югославское подданство. То, за что он боролся столько много лет совершилось, правда, всё это было уже немного поздно, когда его сын уже уехал в Австралию.

Но отказываться от подданства он не собирался, тем более что в СССР появились первые приметы развала. Сначала начались беспорядки в прибалтийских республиках, не желавших более жить под управлением Москвы и требовавших независимости, потом начались беспорядки в Грузии, ну а потом произошёл переворот, Горбачёв был отстранён от власти и к власти пришла группа заговорщиков желавших повернуть историю вспять. Но из их затеи ничего не вышло, против них поднялся народ уже попробовавший первый вкус свободы.

Во главе защитников демократии оказался самый ловкий из всех - Борис Ельцин.

Народ пошёл против танков, а армия отказалась учувствовать в подавлении. Буквально через пару недель организаторы путча были арестованы и осуждены.

Горбачёв вернулся в Москву, но теперь он уже оказался не у руля. Ельцин - как президент России объявил её независимость, ну а вслед за ним и остальные республики неожиданно стали независимыми, а президент Горбачёв остался у разбитого корыта. Украина приобрела свободу и рухнула в хаос, закрывались предприятия, люди теряли работу, деньги обесценивались и купоны считались пачками. Единственным способом заработать деньги были челночные поездки заграницу и продажа товаров на толчке.

В Уфе тоже жизнь пошла под откос. Авиационные заводы, где работал Дима, потеряли финансирование и жить стало очень тяжело. Забыв про свои назидания брату по поводу уезда с Родины, Дима со своей семьёй тоже решил эмигрировать и попросил меня прислать ему приглашение. Меня несколько удивила его просьба, ведь ещё совсем недавно, он так критиковал меня за то, что я решил покинуть Родину. Но я с радостью выполнил его просьбу и вскоре выслал им все нужные анкеты. Однако приехать по этому приглашению Дима не мог, а только мог подать документы на независимую эмиграцию.

После сдачи документов им оставалось только ждать наберут ли они нужное количество баллов и главным препятствием на их пути был их уже немолодой возраст. Только молодые дети могли исправить это положение.

Если Диму я ждал с чувством нетерпения, то звонок из Одессы от Валиной мамы меня просто возмутил. Диана Васильевна просила Валю выслать приглашение на брата Серёжу, его жену Галю и дочь Лену.

-Мама, ну как ты можешь? Ведь они не хотели подписывать разрешение нам на выезд из СССР - спросила Валя у неё по телефону.

-Я всё это помню Валюша, но поверь мне, что если ты его отсюда не вырвешь, он умрёт здесь от алкоголизма.

-А почему это должно беспокоить меня?

-Да просто он твой брат и мой сын. Я тебя прошу, вызови их, они тебе в жизни больше не навредят.

-Мама я должна поговорить об этом с Миланом,- ответила Валя и, положив трубку, обратилась ко мне:

-Ты всё слышал и знаешь о чём мама просит?

-Догадываюсь,- ответил я - и что ты по этому поводу думаешь?

-Я тебя спрашиваю.

Наступила небольшая пауза. Я старался подобрать нужные слова.

-Мне просто непонятно, как у них хватает наглости просить у нас приглашение, когда они нам не хотели давать согласия на выезд в Австралию.

- Я им тоже этого не забыла, но это не они просят, а мать. А во вторых он же всё-таки мой брат.

-Ну, раз он твой брат, ты сама и решай. Я им этого никогда не забуду и поверь мне, что если ты их пригласишь, они тебе ещё не одну гадость сделают.

На эту тему мы спорили ещё несколько дней, но, наконец, Валентина решила, что она не может отказать матери и начала оформлять документы. Вскоре документы были посланы и снова нужно было ждать. Но в отличии от Димы, Серёга и Галка были ещё молоды, с хорошим образованием и у них была совсем маленькая Леночка, поэтому у них было куда больше шансов попасть в Австралию.

Удивительным было то, что Дима получил разрешение менее чем за год и они стали собираться в путь. Клара была просто в восторге, сбывалась её мечта и все её дети будут теперь жить в одном месте, жаль только что без неё. Пережить отъезд Димы было гораздо легче, ведь он жил отдельно от них больше двадцати лет, а вот со мной они прожили почти всю жизнь вместе. Теперь, когда мы переговаривались

по телефону, разговоры получались мучительно душераздирающими и часто кончались слезами.

После уезда Димы с семьёй Джордж поехал в Югославию за паспортом. К тому времени и Югославия стала трещать по швам. Он никогда не мог простить Тито за то, как послал учиться их учиться в СССР и бросил там после раздора со Сталиным. Но надо было признать, что при нём Югославия была единым и довольно счастливым социалистическим государством. Теперь межнациональные различия стали явными. Появилось много людей разжигающих эту злобу и многие шутки стали оскорбительными. Это Джорджу не нравилось. Как и в каждый свой приезд, он с братом Миланом поехал на пару дней в Липу, чтобы навестить могилу матери, на которой теперь стояла новая мраморная плита. Светко на столько поменялся, что был с трудом узнаваем. Когда то высокий, здоровый парень превратился в сутулого, беззубого старика. Мало того он стал много пить, да и это было не удивительным. Вокруг царило почти полное запустение, людей в сёлах почти не осталось и в основном это были одни старики. Но в тот день к нему в гости приехало несколько его друзей из Врточа и они все вместе сели за стол. Ракии было много и разговор шёл о политике, при этом голоса становились всё громче. Говорили о развале страны, ругали хорватов, но больше всего мусульман.

-Они грозятся, что отнимут нашу Босну,- возмущался Свето - да я раньше сдохну, чем позволю им это сделать!

-Они везде подняли голову, что здесь, что на Косово, - поддержал его дружок Койо - они терроризируют местных сербов и насилуют женщин. Сколько можно это терпеть, давно пора и дать им отпор и пустить немного их крови.

Такие речи возмутили даже некогда горячего Джукана.

-Эй, ребята! Это вы явно торопитесь, не лучше ли всё решить миром. Если этого джина выпустить, то потом его обратно в бутылку не загонишь. Я прошёл войну, где всем этим эмоциям дали волю и сами знаете, сколько крови пролилось. Но и в то время мы умудрялись сохранять терпение.

-Это было тогда, - остановил его Свето - а теперь в наших сёлах остались только старые люди, а у них полно молодых и они думают, что расправятся с нами. Но только ты сам знаешь, что нас сербов лучше не злить. А вот ты сам прошёл войну, у тебя такой опыт. Ещё до сих пор люди вспоминают, какой неукротимый ты был.

Да и сам ты говорил, что у тебя ещё со времён войны закопано амуниции, которой бы хватило на целую дивизию. Оставайся с нами и будешь у нас командиром.

Два Светиных товарища громкими криками одобрения поддержали его. Джукану было ужасно приятно, что молодые люди до сих пор помнят о нём. Но, вспоминая те страшные, военные годы, он не хотел, чтобы этот ужас снова вернулся, или, в крайнем случае, не хотел быть участником очередного безумия. Он подождал пока они успокоятся и ответил:

-Нет ребята, эта война не моя. Я больше не хочу крови. Вы уже это делайте как-то без меня.

-Эх, Джукица, старый ты стал, если за наше дело постоять не хочешь. А может ты просто забыл сколько горя эти турки принесли нашей семье,- заключил Свето.

Дальше они уже не говорили о серьёзных делах, а просто пили. На утро Джукан с Миланом сели в автомобиль и поехали назад в Загреб. По дороге они обсуждали вчерашние тяжёлые разговоры, от которых у Джукицы сложилось впечатление, что этот мир начал рушиться.

Но дальше дела стали складываться куда лучше. Ему был выдан Югославский паспорт, была обещана пенсия и самое главное, ему пообещали квартиру в Сараево или Баня Луке. Теперь нужно было только действовать, ехать обратно в Одессу, продавать квартиру и вместе с Кларой возвращаться в Югославию. Оставаться в СССР он больше не хотел ни при каких обстоятельствах. По возвращению в Одессу, он обрисовал Кларе местную тяжёлую обстановку и спросил:

-Ну что будем делать, надо ехать?

-А что мы будем делать, если начнётся война?- спросила она.

-Тогда, в крайнем случае, станем беженцами и попросим убежища в Австралии.

Это окончательно убедило Клару и в ней снова затеплилась надежда уехать к детям. Они сразу взялись за продажу квартиры. С тех пор как они выкупили её у государства, цена на неё выросла как минимум в раз десять и теперь это были очень приличные деньги. Район, где они жили, был один из самых престижных в Одессе, хотя сам дом был обычная хрущёвка.. До моря отсюда было рукой подать и потому желающих жить здесь было много. Купила у них квартиру молодая и очень приятная девушка с состоятельным любовником. Она аккуратно выложила деньги, позволив при этом Кларе с Джорджем жить в квартире столько, сколько будет необходимо, пока будут готовы документы. На это ушло ещё пару месяцев и за это время, продав всё что было возможно, они умудрились переправить почти все деньги на счёт в Австралии, оставив себе только самое необходимое. Затем, распрощавшись со всеми своими друзьями навсегда, отправились в путь. Они себя чувствовали как цыгане, у которых не осталось собственного дома и ехали неизвестно куда.

А к этому времени в Босне разворачивалась настоящая война и особенно жестокие бои шли в районе Лихача. Даже мысли о том, чтобы ехать в Босну не могло быть, а потому они как обычно остановились у Милана и Анчи. Здесь они подали заявление на предоставление им статуса беженцев. Но жить долго у Милана не предоставлялось возможности. Его жена была очень раздражена их присутствием, и её можно было понять. Квартира была маленькая, а у них было двое взрослых детей - Мартина и Игорь и даже без гостей, им было тесно. Кроме того, финансовое положение у них было плохое, и Анчи всячески пыталась показать это. Клара чувствовала Анчино раздражение беспрерывно и это стала плохо сказываться на её здоровье. Она чувствовала себя очень слабо и немного простудилась. Им пришлось уехать в Белград, где они остановились на пару дней в доме у стрины Софии. Она к этому времени была уже старой, но, как и раньше гостеприимной. Оставаться у неё тоже не было возможности из-за отсутствия места. Кроме всего в доме было так холодно, что Клара стала кашлять. Они вместе сходили в "Красный Крест" и рассказали о своём удручающем положении, попросив предоставить им политическое убежище в Австралии. Им пообещали сделать всё возможное, но надо было ждать хотя бы пару месяцев. Было решено поехать в Банат и пожить немного в гостях у Раде - двоюродного брата Джорджа. Его жена Дара всегда была очень отзывчивой и гостеприимной женщиной и обычно с радостью принимала их. До "Великого села" они добирались автобусом, и путь оказался очень изнурительным. Уже началась зима, было чертовски холодно, Клара окончательно простудилась, у неё была температура, и она с трудом переставляла ноги. От автобусной остановки они шли пешком и Джорджу пришлось нести обе сумки, а Клара хромала за ним следом. Она часто останавливалась передохнуть и при этом громко стонала. Джордж старался подбодрить её:

-Клара соберись и сделай над собой усилие, уже совсем немного осталось.

Но она уже совсем лишилась сил, и собирать ей было нечего

-Ой, поверь мне Джордж, что я этого не выдержу. Я здесь точно умру и не увижу уже своих детей!- смогла только ответить она.

Джордж снова подхватил сумки и направился к дому Радко, до которого оставалось всего несколько десятков метров. Когда он добрался до ворот и повернулся, то увидел, что Клара неподвижно лежит на дороге, лицом вниз. Он бросил сумки и побежал к ней, попытался поднять её, но её тело обмякло и стало ужасно тяжёлым. Он с трудом дотащил её до забора и прислонил, а сам побежал к дому Радко и открыв калитку, вбежал во двор, где сразу увидел Дару

с ведром воды в руках.

-Дара, ты узнаёшь меня?- спросил он.

-Джукица! Что ты здесь делаешь?- удивилась она.

-Дара, я тебе потом всё расскажу, а сейчас помогите мне поднять Клару, она упала прямо возле вашего дома. Я не знаю, жива она, или нет!

-Боже спаси!- перекрестилась она и вместе с Джуканом выскочила за ворота. Они с трудом внесли Клару, которая до сих пор была без сознания, прошли в дом и уложили её на диван в гостиной. Дара действовала как санитарка на поле боя.

Здесь в доме было тепло, и она стала снимать с Клары мокрые тёплые вещи.

Затем она взяла мокрое полотенце и вытерев им её лицо, положила полотенце на лоб. Клара вздохнула, вздрогнула и открыла глаза.

-Где я?- спросила она.

-Ты у своих,- успокоила её Дара - Мы тебя здесь быстро приведём в порядок.

И вокруг Клары закипела работа. У Джукана самого сил практически не осталось, и мог только наблюдать за уверенными действиями Дары. Она помыла Клару, одела в сухую одежду и дала ей выпить кипячёного молока с мёдом. Клара кашляла и пила, глаза её бессмысленно смотрели на окружающее. Дара измерила температуру, и она оказалась 39,2 градуса.

-Её надо положить в постель!- сказала Дара - Давай отнесём её в нашу спальню.

Как Джукан не сопротивлялся, она настояла на том, что они будут спать в её спальне. Гостеприимство этой женщины было просто безграничным, и она сделала всё возможное, чтобы поднять Клару на ноги. Когда вернулся Радко, она включила в действие и его. Впервые со времени их отъезда из Одессы Клара и Джукан смогли расслабиться и поспать. На утро Клара чувствовала себя на много лучше, хотя почти не помнила, что с ней произошло. Дара принесла ей прямо в кровать горячий чай и кусок питы с сыром. Сначала Клара отказывалась есть, затем без желания откусила кусочек, за ним ещё один и постепенно съела всё. После этого она почувствовала себя ещё лучше и даже попыталась встать, но Дара ей сказала, что она хотя бы ещё денёк должна полежать. Клара как послушный ребёнок согласилась с ней и вскоре снова уснула. Теперь у Джукана было достаточно времени, чтобы навестить его другого двоюродного брата Петра, жившего со своей семьёй на другой стороне села. Отправился он туда вместе с Редко, которому он рассказал по пути, что с ними произошло. О том, как они, продав всё уехали из Одессы, и о том, что теперь были вынуждены просить политического убежища. Радко всё это с интересом выслушал и предложил Джукану пожить у них, до тех пор, пока всё не выясниться. Джукан с радостью принял предложение, и при этом у него на глазах выступили слёзы. Теперь, когда у них была крыша над головой, он мог немного расслабиться и понять что происходит вокруг. А новости отовсюду шли неутешительные. Кругом к власти пришли националисты Милошевич и Караджич, Туджман и Изербегович. Они заражали народ духом ненависти и люди, потеряв рассудок, влились в эту кровавую заваруху. На глазах Джукана разваливалась та страна, за которую он боролся в годы Второй Мировой войны. Он просто не мог поверить, что такое может случиться в середине Европы в конце двадцатого века. Но он твёрдо знал, что на Балканах если уж начнётся война, то будет долгой и кровавой. Становиться её участником у него не было никакого желания, а потому нужно было бежать. Когда Кларе стало немного легче он поехал в Белград. Теперь возле офиса ООН крутилась куча народа. Чем дальше шла война, тем больше беженцев оказывалось в Белграде и у каждого из них была своя трагедия и своё горе.

Принимала его полная брюнетка с уставшим лицом, которая видать уже поднадоело выслушивать чужое горе. Их документы ещё не были готовы и Джукан, красочно обрисовал всю тяжесть их бездомного положения и болезнь Клары. Женщина внимательно выслушала его и было видно, что его история тронула её. Она пообещала, что попробует ускорить процесс. И она не соврала. Джукана с Кларой должны были приехать в Белград сразу после её выздоровления. С этой приятной новостью он отправился обратно в Банат, где застал Клару медленно ходящей по комнате. Узнав эту новость она ещё больше воспряла духом и даже стала улыбаться, чего с ней практически не случалось со времени отъезда из Одессы. Дара и Радко продолжали заботиться о ней так, словно она была их дочкой, и результаты не заставили себя долго ждать. Клара ходила с каждым днём всё увереннее, но при этом она изрядно хромала. Она не знала, как отблагодарить Дару и не раз говорила ей:

-Я отлично знаю, что если бы не ты, мне бы не выжить. Я тебе благодарна своей жизнью и никогда этого не забуду.

-Ой перестань Клара, ты бы на моём месте поступила бы точно так же, - уклонялась Дара.

-Нет дорогая, ты мне даже отдала свою постель, когда другие не хотели предоставить нам и угол. Ты Дара святая!

Клара ходила всё увереннее, хотя хромота не уходила. Кашель же постепенно прошёл и лицо снова приобрело здоровый цвет. Наконец было решено, что им пора ехать в Белград. При раставании с Радко и Дарой они плакали, словно понимали, что это была их последняя встреча...

А дальше всё потекло как по хорошо проложенному руслу. Их документы в Белграде были уже готовы. Им предоставили место в гостинице до времени отлёта в Австралию. За это время они получили визы в посольстве и прошли последнюю медицинскую комиссию. Ожидание уже не было таким тяжёлым. Теперь Клара точно знала, что увидит всех своих детей и это будет самым высоким вознаграждением за её долгую борьбу со многими органами власти. Но победила в этой неравной борьбе она - Клара, родившаяся в смутные годы революции, прошедшая через голод, войну и эвакуацию, горесть антисемитизма и тяжёлых экономических времён.

Ну а в далёкой Австралии дела тоже не стояли на месте, мы с Валей за эти годы сумели крепко встать на ноги, а Филиппок учился в колледже. С Ларисой мы постоянно поддерживали контакт, но виделись очень редко. У нас появилось много друзей, но в новой жизни мы научились полагаться только на себя. Но вот всё стало меняться. Первыми приехали Дима с Наташей, её дочкой Юлькой и их сыном Ромкой. Я был ужасно рад их приезду и сразу после встречи в аэропорту повезли их к себе домой. За годы проживания в Сиднее Филипп порядком подзабыл русский язык, и у нас была надежда, что Ромка поможет Филиппу его вспомнить. Но надежды оказались напрасными и уже через пару месяцев они говорили между собой только на английском. Конечно, нам было очень тесно всемером в двуспальной квартире, но длилось это не долго. Через несколько недель Мирошникам самим удалось снять квартиру. Но как только уехали они, сразу из Одессы приехал Валин брат Серёга со своей дочкой Леночкой, а его жена Галя осталась в Одессе. Я хорошо помнил прошлые каверзы Серёги, и потому был ему не очень рад, но старался этого не показывать. Им тоже пришлось уделить кучу внимания, но вот и им тоже была снята квартира и они стали жить сами. И хотя гости съехали, помогать им всё равно было нужно, ведь у них не было своей машины, а потому мы продолжали возить их за покупками. Теперь у нас получилась большая семья, и мы собирались каждую пятницу, чтобы отметить завершение очередной недели.

Так что приезда Клары и Джорджа дожидалось большое количество людей.

Когда они, после таможенного осмотра и проверки документов вышли в зал ожидания, то сразу попали в объятия своих детей. Я и Лариса были поражены, как постарели наши родители. Мать передвигалась с трудом как инвалид, ну а отец осунулся и в глазах его уже не было прежней уверенности.

-Слава богу, что я вас хоть успела увидеть!- сквозь слёзы сказала Клара.

-Да что ты мама, ты ещё долго с нами поживёшь и успеешь ещё не раз с нами поругаться,- успокоил её я.

-Нет дети, дай мне бог прожить хотя бы один год,- отмахнулась она.

Потом мы все поехали домой к Ларисе, которая снимала большую квартиру на "Double bay". Здесь был устроен небольшой обед в честь их приезда и немного выпили. После первых стаканов все заметно повеселели и обстановка за столом стала непринуждённой и тёплой. Именно в этот момент Джордж и Клара почувствовали, что жизнь прожита не даром и вся их долгая борьба закончилась долгожданной победой. Долго сидеть за столом мы не стали, ведь после перелёта родители ужасно устали и им надо было поспать.

На следующий день Лариса повезла родителей на океан. День выдался чудесный, на небе не было ни тучки и океан блестел как громадное зеркало, отражая яркие солнечные лучи. Именно в этот момент Джукану захотелось написать письмо своей любимой баке Софии.

"Дорогая бака! Ты оказалась права, не удержало меня ни Чёрное море. Теперь я на берегу Тихого океана и, судя по всему, останусь здесь навсегда. Прощай! Твой непослушный внук Джукица."