Аннотация: "Небо и земля долговечны, потому что они существуют не для себя." (Лао-цзы)
Молитва
" Небо и земля долговечны, потому что они существуют не для себя."
(Лао-цзы)
....Багряные лучи солнца завершали свой путь по крутому склону горы. В последние минуты угасающего дня они спешили насладиться созерцанием своих угодий. Легко скользнули по зелёной глазури черепицы крыш, превратив их в неясные бурые пятна. Стена вокруг монастыря, по традиции цвета киновари, приобрела более яркий оттенок, зловеще отсвечивающий в вечерней полумгле. Два каменных льва перед входом лишь оскалились при робкой попытке уходящего солнца погладить их последними лучами. Трёхметровые хищники, искусно изготовленные в эпоху династии Цин, молча и терпеливо охраняли священное место...
Этим зимним вечером община монастыря собралась на праздничную службу в Главном зале. Монахи нараспев произносили медитативные канонические тексты "Синь цзин" (Сутра Сердца), "Та пэй чжоу" (Мантра Великого Сострадания) и "Амито цзин" (Сутра Амитабхи).
Не стесняющее движений просторное жёлтое одеяние Жень Чжао открывало только огрубевшие ладони и бритую голову. Молодой монах привычно повторял слова, но не мог сосредоточиться на молитвах. Совсем другие мысли крутились в голове, и отрешиться от них не удавалось. Завтра исполняется ровно год, триста шестьдесят пять долгих дней со дня похорон его наставника. Жень Чжао посмотрел на восседающие высоко на тронах золоченые изваяния будд трех миров. Казалось, они глубоко ушли в себя, но в то же время присутствуют в зале. Символы великих просветлённых учителей прошлого, настоящего и будущего. Суетные мысли и бесполезные раздумья должны замирать в их присутствии. Но сегодня поток сознания не знал покоя. Пропитанные пряным запахом стены зала не могли направить мысли в полагающееся русло. Напротив, лишь сгущали сумрачные краски наступившего вечера.
Наконец молитвенные песнопения окончились. Ужин задержали из-за праздничных приготовлений. "Ещё полчаса... А потом час отдыха, когда можно остаться в келье наедине с самим собой. Хотя бы на час... Завтра наступит освобождение от данного обета. Придёт время испытаний. Но я готов, учитель. Я не изменил своего решения"
Чжао с не присущим монаху нетерпением всегда ожидал это драгоценное вечернее время отдыха. Он посвящал его воспоминаниям.
Иногда о том, как глубоко верующие родители отдали его, ещё пятилетнего мальчика, в монастырь. Беспокоясь из-за постоянных болезней сына, они с надеждой и молитвами вверили монастырю заботу о Чжао. Как тяжело привыкалось к жизни вдали от дома, без ласковой улыбки матери и даже наставлений строгого отца... Сам Будда подсказал им эту мысль - так всего через два месяца сказали мальчику монахи. Иначе и для Чжао сжигали бы в тот ясный зимний день ритуальные бумажные деньги и изображения предметов, которые понадобятся умершему в загробной жизни...
Благодаря своим первым учителям, мальчик овладел основами кун фу, акупунктуры, освоил чань и физиогномику. Сообразительному Чжао учёба удавалась без чрезмерных усилий. В монастыре, подобно остальным, он получил и монашеское имя, но со странным упорством отказывался на него отзываться. Постепенно все, кроме настоятеля, привыкли называть его Чжао. Благодаря систематическим дыхательным упражнениям постепенно отступили болезни тела, но в глазах навсегда затаилась печаль, а в сердце поселилась ещё неясная мечта...
Всё же физическими занятиями наравне с другими он стал заниматься только с четырнадцати лет. В монастыре жили одной большой семьёй. Так повелось со дня основания. И пережив вместе десятки правителей, пожар и восстановление, сохранили уклад монастыря неизменным. Даже эпоха "великого кормчего" почти не оставила своего отпечатка.
Здесь соблюдался однообразный и жёсткий распорядок дня. Подъём в пять утра, двухчасовая тренировка, вегетарианский завтрак. Два часа молитв или медитация. Cнова тренировка, изучение буддизма, молитва, далее уборка и хозяйственные работы. На обед обычно давали лапшу или рис, затем полагался небольшой отдых.
С часу дня опять начиналась тренировка, завершавшаяся молитвой. А после ужина и отдыха вновь тренировка. В первые месяцы к вечеру Чжао мечтал только выспаться всласть ...
Всё же он постепенно привык и втянулся в ритм монастырской жизни. Бесконечная череда одинаковых дней юркой змейкой бежала между годами-камешками. Воспоминания об этих днях так и остались мимолётными, одной сплошной и серой лентой. Но вскоре Чжао обрёл постоянного наставника...
В послеобеденное время он любил посидеть в первом дворе монастыря в тени огромного дерева, чьи корни силились поднять каменные плиты пола. По рассказам этому дереву было больше тысячи лет. Юноша как будто набирался целительной силы вблизи своего умудрённого годами древесного друга.
Вспоминая своего наставника, Чжао снова и снова переживал день похорон на семейном кладбище монастыря. "Выдающийся монах обрёл абсолютный покой" - так говорили про смерть его учителя. И только Чжао знал, что это не так...
....Он мысленно вызвал бережно хранимый образ того дня, когда наставник привёл его к стеле трёх учений.
- Помни, - сказал он значительно. - Три самых влиятельных учения Поднебесной империи - конфуцианство, даосизм и буддизм.
Не проходило дня, чтобы наставник не рассказывал своему пытливому ученику про особенности этих течений. Он начинал беседу издалека, подробно останавливаясь на каждом из них. Постепенно юноша понял, что его наставник тяготеет к даосизму. И сам Чжао проникся этими идеями, разделяя со своим духовным учителем стремление познать тайну бессмертия...
Наставник умел заинтересовать, его слова вновь оживляли образы давно ушедших дней. И когда в тот, такой же холодный, как и сегодня, вечер разговор перешёл к теме бессмертия, глаза учителя невольно выдали его фанатичную веру в эту идею. Однако предварил он свои беседы странными словами.
- Кто знает, что есть на самом деле, что приведёт нас к высшей цели и сбудется ли она? Я верю... - он возвысил свой голос и тут же остановился.
Келья наставника не отапливалась. Чжао зябко поёживался, но это не мешало ему жадно внимать словам учителя. Наставник сидел на соломенном стуле у алтаря. Уже немолодой и величественный. При этом взгляд его блуждал где-то очень далеко - то ли в воспоминаниях, то ли в мечтах и, казалось, плавно перемещался с одной горной вершины на другую...
- Во что, учитель? - робко прервал затянувшееся молчание Чжао.
- В то... что я прав. И оно действительно существует... Но я отвлёкся. Подробные сведения ты найдёшь в библиотеке монастыря. Я лишь хочу указать тебе путь, которому следую. И вскоре... Вскоре мне предстоит узнать то, к чему стремлюсь. Не знаю, какую дорогу изберёшь ты. Но помни: миром правят идеи. Иначе для чего сама жизнь?
Он сосредоточено и как-то даже оценивающе посмотрел на юношу.
- Итак, - вновь заговорил наставник. - Даосизм появился в Китае в одно время с конфуцианством, в середине I тысячелетия до новой эры. Первые даосы взывали к природной простоте и естественности, уходу от суетности и желаний, которые отрицательно влияют на людей и общество. А также к простоте и чистоте помыслов, смирению, состраданию и недеянию.
- Как это - "недеянию"? - изумился юноша.
- Прежде считалось - не делай ничего - и не будет ничего несделанного. Позднее"недеяние" получило и иное толкование. Человек рождается свободным, а мир, в котором он живёт, накидывает на него свои путы. Отрицание этих пут, власти одних людей над другими и есть "недеяние". Эти идеи привели к народным восстаниям. И руководили ими служители даосизма. Кто-то предпочёл не бороться, а уйти. Появились аскеты-отшельники, уходившие далеко от людей, в горы. Там и проводили свою жизнь, окруженные ореолом мистики и святости. И мне довелось... Но об этом позднее. Для конфуцианцев ведущую роль играли отношения людей друг к другу и к обществу, а даосы занимались философией, мистикой. Главным и основополагающим сочинением даосизма несомненно является трактат "Даодэцзин". Его автор - философ Лао-Дзы. Ты, конечно, не мог не слышать о нём...
- О, да, Учитель! Я помню легенду о его чудесном рождении. Великий философ родился уже старцем, откуда и его имя "Лао-цзы" - "Старый философ", "Старый ребенок", - уважительно произнёс юноша.
- Верно, Чжао. Это он дал суть философии даосизма. Лао-цзы учил, что основой основ природы и общества, а также всей Вселенной, является великое Дао. Конфуций видел в Дао - Путь, Истина, Порядок - главным образом воплощение верховных законов Неба, по которым выстраивается определенный порядок в обществе. А последователи Лао-цзы - прежде всего Всеобщий Закон Природы, Начало и Конец Творения. Конфуцианство приобретало всё большую власть, но даосы сумели заинтересовать императоров бессмертием. Начались попытки создания чудодейственных снадобий и пилюль, приняв которые, сильные мира сего стали бы бессмертными.
- Но, учитель, разве такое возможно? Я думал, достичь бессмертия можно добродетельной жизнью, специальными дыхательными упражнениями, диетой, постепенным совершенствованием себя. Не слишком ли это лёгкий способ - принятие снадобья?
- Способы достижения бессмертия - различны. Я и сам... Да, открою тайну, увлекаюсь алхимией. Но мои результаты весьма скромны... В поисках ответов за стенами монастыря мне довелось кое-что узнать. Я расскажу тебе об этом....
....Чжао с трудом отвлёкся от воспоминаний и вернулся к равнодушной действительности. Сосредоточился на выполняемых движениях, отгоняя нетерпение.
Но вот казавшаяся бесконечной тренировка позади. Ночью он не предпримет очередной вылазки в библиотеку. Совершенно необходимо ещё раз всё вспомнить и попытаться связать все ниточки воедино. Кажется, именно сегодня он сможет понять что-то очень важное...
И снова заструились воспоминания...
- Я уже говорил тебе о святых людях, отшельниках, - как-то начал рассказывать наставник. - Так вот, в горах мне довелось встретиться с одним из них. Не скажу, что я искал этой встречи. Скорее, там я пытался найти себя. А он как будто заранее знал о моём приходе. Три дня мы провели в молитвах и беседах. Слушали горы. Похоже, именно в них сосредоточена мудрость, которая открывается тем, кто готов к ней. Это важно - быть готовым... На третий день отшельник дал мне величайшую драгоценность - снадобье бессмертия!
- Почему, он же сам мог воспользоваться им?!
- Именно потому, что есть разные способы достижения бессмертия. Он избрал свой. Долгий и трудный. И станет он смотреть на то, как другие достигнут цели раньше и легче. Это его плата за долгие годы жизни и за вечное бессмертие...
- Прости, учитель... И ты поверил ему?
- Конечно, Чжао, у меня были сомнения. Но увиденные изображения свившихся тигра и дракона, выжженные на его предплечьях, заставили поверить ему.
- Не знаю, Чжао! Вижу неверие в твоих глазах. Я знаю о твоих сомнениях. Все уходят. Не всем дано бессмертие... Если нет веры, нет единения с миром и собой в молитве, ты не достигнешь желаемого.
- Я понимаю, учитель. Наверное, верить - дано не каждому...
- Послушай, что рассказал мне отшельник, когда тихой ночью лишь треск догорающего костра пытался прервать своим запоздалым возмущением его плавную речь, и может быть, многое прояснится для тебя:
"Однажды учёный даос Вэй Бо-ян изготовил чудесные пилюли и с тремя учениками и собакой отправился в горы для совершения таинства превращения. Сначала он дал пилюлю собаке - и она издохла. Вэй Бо-ян сам принял пилюлю и тоже упал безжизненным. Выпил волшебное средство и пал замертво один из учеников. Остальные ученики не осмелились сделать то же и отправились восвояси с намерением вернуться и похоронить умерших. После их ухода все трое один за другим воскресли и стали бессмертными"
Чжао задумался, наставник не торопил его с ответом.
- Наверное, я бы не принял пилюлю, - наконец, сказал Чжао.
- Твоя вера слаба. Ты не можешь освободиться от прошлого. Это порой притягивает спящее и ждущее. И тогда ты не сможешь сопротивляться.
- Да, прошлое всегда со мной... А когда... придёт пора принять снадобье?
- Я сам пойму, когда настанет положенный час. Так сказал мне отшельник. И с некоторых пор я ощущаю приближение этого дня. Это мой выбор, мой путь. И если верить и искренне молиться - сбудется. А ещё он велел передать это тому, кого я буду обучать в момент приближения. Значит - тебе.
Наставник достал небольшой кусок жёлтой ткани и отдал его изумлённому Чжао.
На следующий день учителя не стало... Воспользовался ли он подарком отшельника? Это не вызывало сомнений. Чжао сомневался лишь в том, достиг ли его учитель желаемого. И сможет ли достичь он сам?
Твёрдо решив найти свой путь к бессмертию, Чжао прежде всего перечитал трактаты даосизма. Что-то ещё, неуловимое, проскальзывало в текстах и не давало ему покоя. Чжао осознал, что существует другой путь, и он, именно он призван найти его. Откуда такая уверенность, юноша и сам не знал. По-прежнему он доверял свои тайны лишь древесному другу. В его тени мысли получали свободу и устремлялись куда-то вдаль, а потом возвращались, наполненные совершенно иным смыслом. Вначале Чжао не придавал этому значения, но постепенно стал понимать, что существует нечто неосязаемое, вечное, и оно совсем рядом. Но что ЭТО? И почему именно он ощущает его?
Чжао совершенно не высыпался, проводя ночные часы в монастырской библиотеке. Книги расширяли знания, заставляли размышлять, казались живыми, дышали... Юноша прислушивался к этому дыханию и просил прощения за своё непрошенное вторжение. Книги нехотя раскрывались, и молодой человек получал доступ к знаниям, приближался к своей мечте. Ведь книги надо уметь читать и между строк...
Однажды Чжао попался заголовок "Восстание жёлтых повязок". Время неумолимо приближалось к двум часам, и молодой человек с неохотой отложил книгу. "Жёлтых, жёлтых" - забилось в мозгу. Но сон одолевал уставшего монаха. Он вернул книгу на место и направился в келью. "Жёлтых, жёлтых" - выстукивало в голове.
Измученный Чжао буквально рухнул на своё ложе. Странные картинки начали появляться перед глазами. Сон попытался вытеснить их, но изображения сопротивлялись, и вскоре перед глазами Чжао появились странные люди. Их головы как будто горели жёлтым пламенем. Красные пятна проступали сквозь это пламя, сочились каплями, превращались в алые струйки... Какой-то человек отчаянно кричал и звал, бился руками в невидимую стену. Его изображение постепенно скрылось в багровых потоках, полностью погасив красоту жёлтого огня...
.... Как всегда, ранний подъём... Голова болела, глаза упорно не хотели открываться. Усилием воли Чжао приподнялся на локте и попытался всё же оглядеться вокруг, как будто что-то или кого-то искал. А его кулак крепко сжимал кусок жёлтой ткани...
Весь день Чжао с нетерпением ждал ночи. Ночью вновь пришёл в библиотеку. Его сердце стучало от волнения, а длинные тонкие пальцы непроизвольно дрожали. Отыскать книгу не составило труда. Он погрузился в прошлое, чувствовал, проживал его... Строчки буквально вливались в мозг, попадая на благодатную почву и взращивая в душе новые побеги из посеянных зёрен ушедших веков...
.... Стихийные бедствия, нищета народа, беспомощность власти поразили Китай на исходе второго века. Страна ждала прихода чего-то нового, избавительного. И когда даосский маг Чжан Цзюэ пообещал приход царства Великого Равенства (тайпин), толпы людей пошли за ним. Чжан Цзюэ предсказывал, что зло и насилие на Земле, которые он именовал "Синим небом", погибнут, и наступит время великого счастья, новая жизнь - "Жёлтое небо". Это должно было произойти в первый год нового шестидесятилетнего цикла - год "цзя-цзы" в 184 году. Почти две трети Китая пошли за Чжан Цзюэ. Он создал тридцать шесть отрядов численностью от шести до десяти тысяч последователей.
Однако предатель выдал сроки выступления повстанцев. Маг дал сигнал к выступлению раньше срока и приказал своим воинам надеть на голову отличительные жёлтые повязки. Приверженцы новой идеи по всей стране молниеносно узнали о переносе даты.
Но военачальники императора, более искусные в военных науках и тактике сражений, сумели не допустить объединения отрядов Чжан Цзюэ. Повстанцы порознь не устояли перед опытным в военном отношении противником.
А победители, сознавая свою силу, подняли руку и на самого императора. Ханьской империи пришёл конец, страна распалась на три царства...
....Странное возбуждение всё больше охватывало Чжао во время чтения. Он лихорадочно проглатывал написанное и листал страницы дальше, чувствуя необъяснимую связь событий ушедшей эпохи и своей мечты. Но приблизилось время утренней молитвы. Пора идти. По дороге он размышлял, сколько же буддизм вобрал в себя от религии даосов и конфуцианцев. Но именно даосизм давал Чжао и надежду, и волнующее ожидание раскрытия тайны и шанс на бессмертие...
Жень Чжао дал обет своему наставнику: не покидать стен монастыря в течение года. Учитель настоял на этом, видя, что его ученик готов искать ответы вне стен обители.
Теперь этот год прошёл. Каждый монах, желающий покинуть монастырь - такого монаха называют усэном - должен пройти испытание. В нём проверяется готовность к поединку в различных условиях - от узкого пространства, размером с монашескую келью, до открытого поля.
В прошлом усэн проходил 13 "застав" - преград, охраняемых монахами-бойцами. Испытуемый сражался на пути от трона настоятеля до центральных Горных врат с лучшими бойцами монастыря. Каждый боец проверял свою часть: воздействие на болевые точки, удары ладонями, подсечки, работу на земле, прыжки, удары ногами, заломы, броски и прочее.
Позднее система значительно усложнилась, а также воссоздан "коридор архатов" - в нем на испытуемого нападало сразу 18 человек. Каждый символизировал определенного архата (святого, достигшего просветления и нирваны).
Чжао прекрасно знал - если он получит серьёзную травму, экзаменаторы сразу же остановят испытание. И тогда он останется в монастыре.
Но он должен был выйти. Пришло время найти ответы. И не в молитвах они, размышлял Чжао, а в прошлом. Вбирая в себя поколения, несёт опыт мудрость и ошибки, надежды и тщетные попытки... Но не каждый способен это осознать. А тот, кто способен, отпускает мысли куда-то вдаль... И ждёт обратно, и надеется...
Настал день испытаний. Чжао предстал перед экзаменаторами и попросил отпустить его из монастыря.
- Готов ли ты сразиться с лучшими из наших бойцов и доказать, что достоин выйти за ворота как монах-отпущенник нашего монастыря? - торжественно произнес настоятель, суровый и недоступный со своего высокого трона.
.... Свежий морозный воздух наполнил лёгкие молодого усэна. Стены родного монастыря уже позади. Испытания остались лишь в воспоминаниях. Но не забудутся слова настоятеля напоследок:
- Ты мог быть убит несколько раз. Помни это. Но мы проверяли не крепость тела, а стойкость духа. У тебя есть долг. Ты готов его исполнять.
Сосны и кипарисы высоко подняли свои оголённые ветви, с удивлением взирая на проходившего мимо них Чжао. Наступила пугающая тишина. Только сейчас юноша понял, что за воротами монастыря он оставил чувство безопасности. На смену ему, разрезав безмолвную настороженность, пришёл зов - десятков, сотен, нет, тысяч голосов! Он проникал в мысли, подгонял вперёд: "Быстрее, быстрее... Пока ещё не поздно..." Чжао и не думал сопротивляться. Он ощущал себя частью этого многоголосого творения. Более того, не желал простого единения, а ощущал свою ответственность за этих страждущих, взывающих к нему о помощи. "Я не хочу умирать и быть забытым..." "Я тоже! - мысленно ответил Чжао. - Но пока не понимаю, чем вы сможете мне помочь, а я вам"
Горы... Спокойствие и величие. Тысячи вопросов и столько же безмолвных ответов. "Почему я? Кем избран?", - эхом возвращалось к странствующему монаху.
Яркое солнце устало тщетно согревать остывшую землю. День передавал свои права вечеру. Чжао почувствовал, что непременно должен отдохнуть. Он устало опустился на огромный валун рядом с горной тропинкой. Отдыхал, пытался привести мысли в порядок. Голоса всё не замолкали.
Внезапное появление отшельника из-за выступа горы прервало размышления, а армия голосов почтительно стихла. Он неторопливо приблизился к Чжао. Святой человек, казалось, не имел возраста. На вид ему можно было дать и сорок, и шестьдесят, и восемьдесят лет. Всё зависело лишь от выражения его лица, от вспыхивающего или угасающего блеска глаз. Неглубокие морщины вызывали чувство уважения. Но Чжао не ощущал раболепного почтения. Он почувствовал приходящие к нему потоки энергии. И понимал, что тысячи вихрей заждались. Ответы. Вот то, что ему было нужно.
- Ты пришёл. Я знал это, - первым заговорил отшельник.
- Это ты звал меня? - спросил Жень Чжао.
- Нет. Просто передал послание. Но я ждал тебя. Как и твоего учителя. Это мой удел.
- Ждать?!
- Ты молод годами, но твои поиски, а главное, желания достойны умудрённого годами старца.
- Я ищу бессмертие. А слышу взывающие ко мне голоса.
- У каждого свой путь и предназначение. Знай, твоё желание и мысли о прошлом привлекло к себе творение устремлений прошлых жизней. В нём теплится надежда. Он готов дать тебе то, что ты так жаждешь. Лишь от тебя зависит дальнейшее.
- Что я получу? Бессмертие?
- Не торопись. Воспользуйся моим гостеприимством. Слушай, думай, постигай.
Вечером после молитвы они вместе сидели у ярко горевшего костра. Приятное тепло согревало, дарило ощущение счастья и какой-то необъяснимой радости. Чжао от души позабавила история о сотой обезьяне, рассказанная отшельником. Ему всё очень живо представилось перед глазами и трудно было удержаться от смеха.
- Люди подкармливали бататами обезьян на одном острове, - рассказывал отшельник. - Батат вкусный, но песок на нём неприятно скрипит на зубах. Одна обезьяна научилась мыть батат в воде. Как ты знаешь, обезьяны любят подражать. Одна начала мыть, за ней другая, третья. И когда начала мыть сотая обезьяна, то их примеру последовали обезьяны с других островов, хотя они никак не могли увидеть друг друга. И случилось это одновременно и сразу...
Тепло костра мешало сосредоточиться. Но хоть голоса немного стихли. А перед глазами одни обезьяны! Моют и моют батат! Чжао снова беззаботно рассмеялся. Так он и заснул - почти убаюканный голосами и, видя, как одна маленькая обезьянка пыталась научить мыть батат и его. И что-то пронзительно верещала на своём языке...
.... Утренняя ежедневная тренировка всегда требовала сосредоточенности и не позволила никаким внешним мыслям проникать внутрь. Голоса смолкли. Чжао остался наедине с собой. Привычное упражнение "белый журавль приветствует солнце" помогло вернуть уверенность и приоткрыло завесу странных событий последних дней.
"Итак. Что это за творение устремлений прошлых жизней, о котором говорил отшельник?", - рассуждал монах.
"Допустим, есть большое общество, и все в нём придерживаются одних принципов и направляют свою волю к общей цели. Значит, это и вызывает к жизни самостоятельное существо, сообщает ему запас сил, а оно начинает жить как бы уже своей жизнью. Однако, воля его не свободна? Ведь и вся его энергия направлена на достижение породившей цели. Но с другой стороны, оно и само оказывает влияние на членов общества. Понятно. А если члены этого общества уже мертвы? Следовательно, они подпитывают это существо своими психическими силами. Но вызвать снова к жизни его может только человек. Неужели энергетическое сущее восстания "Жёлтых повязок" ещё существует и мыслит? И это оно зовёт меня, это оно в... в моих мыслях! Я питаю его, а оно меня... Неужели это мой путь к бессмертию? Или... к чему? "А ведь отшельник не просто так рассказывал эту историю о сотой обезьяне. Ведь и у нас, людей, существует нечто, объединяющее нас всех, - продолжил рассуждать Чжао. - Значит, это творение может проникать и в мысли, захватывать разум многих, надо только подсказать, направить его... А затем... Затем, управляя столь мощной армией, можно... О чём это я?!" - с ужасом осознал Чжао. Прекрасно овладев искусством боя, он никогда ранее не помышлял о применении его.
А вокруг уже кружили вихри, захватывая его в плотное кольцо. Их становилось всё больше. Как и тогда, когда, узнав о предательстве, повстанцы были сразу все оповещены о более раннем выступлении, так и сейчас, будто единый клич собрал вокруг Чжао гудящий копошащийся улей. Надежды, мечты и чаяния многих тысяч людей...
Но среди них он явственно ощутил нарастающий общий фон постепенно обретшего единство Зла. Оно подбиралось ближе, ласкалось, подобно пушистому котёнку, как бы невзначай заглядывало внутрь в поисках уязвимых мест, робко дотрагивалось до сокровенных мыслей... Зло плело паутину, вбирало в себя сознание Чжао, взамен населяя его стремлением быть первым, вести других за собой, подчиняя себе. Ведь сколько неосуществлённых людских чаяний можно направить к свершению, если только объединить людей. А если кто-то не захочет, то для начала можно заставить. Потом сами поймут, что это для их блага. А кто не поймёт - должен будет убран с пути ради блага остальных.
Зло кивало, ухмылялось, обещало... Что для него все эти голоса? Лишь писки из тени, еда из огромной миски. Вот бы побольше да повкуснее корма! Будет, будет и скоро! И так слишком долго оно ждало... Мечтай, юноша, мечтай!
Монах не слышал этих мыслей Зла. Чжао осознавал происходящее, но словно спал... "Жёлтое, жёлтое, - отчаянно бились вихри в сознание. - Жёлтое небо - для всех..."
Монаха словно выпивали по капле, а он тому не сопротивлялся... На него обрушивались образы, звуки, но он не отвечал...
Зло перед Чжао стало, желтея, наливаться силой из вихрей, и вот оно подобралось к телу монаха.
Земля под ногами содрогнулась. На миг всё стихло. Ещё один толчок... А напряжение в голове юноши всё нарастало...
И вдруг уста монаха произнесли первые, едва слышные слова молитвы. Чжао не понимал их значения, не осознавал на каком они языке, но твёрдо знал, что это молитва. Слова лились из глубин подсознания, из памяти его прошлых жизней. Такая память есть у каждого, но лишь немногие способны заглянуть в неё. Это и был особый дар Жень Чжао. Все его тревоги, неверие, жажда знаний о прошлом, чувствительность к силам ушедших дней и привлекли творение, которое пыталось использовать его в своих целях.
А слова молитвы становились всё громче, увереннее. Вокруг Чжао образовался светящийся защитный круг.
Зло оскалилось и приняло свой естественный образ - без вкрадчивости, игривости или любопытства. Оно отступило от монаха и ослабило хватку, вихри сплотились вокруг и тоже отступили от юноши...
Чжао понял, что с помощью него творение хочет подчинить себе сознание всех людей. Сначала это будет несколько человек, потом близлежащий городок, затем весь Китай и... Достаточно искры, чтобы разгорелось пламя. И одного, чтобы многие были порабощены. Кто дал ему такой дар? А разве это важно сейчас? Он всегда думает только о себе - вот в чём его слабость, вот откуда неверие.
Сколько ещё продлится защитное действие молитвы, он не знал. Но впервые в жизни верил в собственную значимость. Возникшее чувство гордости от своей избранности и уникальности лишь на миг подчинило разум, но мысль о людях дотла спалила возникшие сомненья. Слова молитвы стихали... Вихри терзали светящийся круг, и его стенки постепенно таяли, теряя свою яркость. Чжао видел только один путь остановить происходящее. Всего несколько шагов вперёд. Что там? Бессмертие? Он не знает. Но его шаг навстречу неизвестному подарит людям небо - такое, какое захотят они сами. А он... Он шагнул. Тело монаха парило, летело... Вниз с молчаливых гор.
Исчез, растворился светящийся круг, но тщетно творение устремлений прошлых жизней - эгрегор - пыталось вернуть своё влияние на человеческую жертву. Не было больше для него силы, не тряслись скалы, засияло синее-синее чистое небо, а яркое солнце разливало по нему жёлтую краску своих вездесущих лучей...
"Человек обрел вожделенное бессмертие. Эгрегор уснёт, правда, лишь на время. Кто знает, когда вновь его разбудит новая человеческая жертва? Помните, мысли материальны, желания сбываются. Молитесь, и будете услышаны. Я являюсь к тем, кто жаждет познания, в образе того, кому они поверят. У каждого свой путь к бессмертию. Мой - ждать, направлять, испытывать. Ведь жить не для себя - это и есть бессмертие", - отшельник странно улыбнулся и продолжил ждать.