Веселова Ольга Георгиевна : другие произведения.

Вечная жизнь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Над планетой Тайфар заходило её главное солнце - пылающая, жаркая, бело-желтоватая звезда. Благодаря её энергии, которую местные жители научились всесторонне использовать, на планете не было полюсов холода, везде хватало тепла и света.
   Когда раскалённый шар скрылся за океаном, незаметно растаял в пепельной дымке горизонта, темнота не начала сгущаться, не засияли луны. Просто сумеречный свет над притихшим в неге океаном стал немного иным, каким-то зеленовато-загадочным. Это вышло второе солнце, куда более слабое, далёкое, негреющее. Но из-за сияния этой второй звезды на Тайфаре никогда не наступала тьма - лишь сумерки. Хотя мир их видений и сказочных образов ничуть не уступал мифологии других планет с чёрными, как мирозданье, ночами.
   В этих зеленоватых сумерках над громадной столичной агломерацией Твенфр в небе вилось и роилось столько лёгких летательных аппаратов, что их можно было спутать со светящейся неуёмной мошкарой летнего вечера. В отличие от разомлевшего к ночи океана, жизнь в городе кипела: в небо вздымались рекламные вспышки, порой невыносимо яркие, расписывали небосвод и освещали всё вокруг (уличных фонарей здесь никогда не было). Музыка всевозможных развлекательных заведений, одна другой хлеще, вздымалась, неслась вверх, смутно будоражила пролетающую во флайере девушку, но не захватывала её целиком, та всё равно крепко держала штурвал и правила всё дальше, неотрывно глядя вперёд, печальная и настороженная.
   А музыка ресторанов и кафе под открытым небом тёплой планеты беспечно звала, ликовала, то переходя в животные завыванья первобытных страстей,то затихала, словно в любовном изнеможении, и тогда в ней начинало звучать нечто одухотворённое, ближе к импульсам человеческой души, к настроению той, что мчалась сейчас, прочерчивая зеленоватое небо без облаков, мчалась вдаль от злачных прибрежных мест.
   Её длинные распущенные волосы естественной шатенки были ещё мокрыми. Перед тем, как пуститься в путь, она долго плавала под водой вместе со своими подопечными - дельфинами, которых изучала в составе группы молодых учёных. Подруги вплели в её волосы подводные растения с лилиями по последней моде. Собственно, этот русалочий стиль украшений и длинных блестящих платьев с имитацией рыбьего хвоста на подоле здесь не иссякал никогда, лишь менялся в разнообразии эстетических форм. Истоки такого водно-рыбьего дизайна во всём, даже в оформлении архитектурных ансамблей, не говоря уже о сфере искусства, причина, вначале непонятная всем залётным инопланетянам, крылась в уникальности самой цивилизации на Тайфаре. Разумная жизнь людей здесь протекала двояко: и над водой океана, и -под. Способ дыхания тайфарцев был тоже двояким. И у девушки с мокрыми волосами, которые развевались за нею из открытой кабины флайера, над ключицами заметны были жаберные щели.
  
   На краю города, подальше от океана, после тянущихся бесконечно долго разнообразных промзон, наконец-то показались ряды колючей проволоки, чередующейся с неприступными стенами. Можно было подумать, что путешественница на своём легкомысленном прозрачном флайере по прихоти судьбы залетела в тюрьму, как стрекоза из прудовых камышей - в мрачные лабиринты, выхода из которых уже не будет.
   Но на самом деле тщательно изолированная территория, безумно засекреченная и, конечно же, охраняемая, вовсе не была местом лишения свободы, разве что для подопытных дельфинов, крыс, кроликов и тому подобных. Под крыльями флайера расстилался научный центр. Но даже не особенно вдумчивому наблюдателю бросилось бы в глаза странное несоответствие: название на табличке у входа гласило, довольно расплывчато и невнятно, что это центр по изучению всяческой там подводной фауны. Однако, сверхсекретность учреждения, охрана с лазерами на каждой вышке, система контроля для входящих, наличие как наземного, так и подземного супер-изолированного сектора наталкивали на мысль о не столь уж невинном профиле подобного заведения.
   Девушка в лёгком платье с небольшим шлейфом в русалочьем стиле и белыми цветами в волосах без труда прошла проверку. Ей достаточно было всего лишь приложить к сенсору свою раскрытую ладонь (с четырьмя пальцами, как у всех тайфарцев). Да её здесь, похоже, отлично знали и в лицо (её милое лицо с широко раскрытыми карими глазами, по-детски чуть удивлёнными, словно она не переставала познавать мир, радоваться его разнообразию и даже немного подсмеиваться над ним). Искорки весёлого юного смеха всегда таились в этих глазах, лишь прятались, когда она впадала в серьёзность.
   Пройдя проверку, мысленно поиздевавшись над всей этой суетой секретности, кареглазка отправилась уже пешком в святая святых здешнего центра, в подземные бункеры, где снова пришлось проходить процедуру распознавания. Наконец, она с усталым вздохом, в нетерпении уже, ворвалась в ничем не приметную подземную лабораторию, однако, больше, чем все остальные, охраняемую.
   У самого входа ей навстречу кинулся немолодой уже, лысый человек в тяжёлых старомодных очках, но с такими же сияющими карими глазами, как у неё, разве что в них было больше усталости, той самой усталости, что накладывают годы да знание жизни.
   - Папа!- девчонка не умела скрывать свою радость.- Мы уже два дня не виделись. Почему ты совсем перестал домой приходить?
   - Лоан, русалочка моя, прости. Ты тревожилась, да? Но я ведь тебе звонил, объяснял...
   - А я не верила. Боялась, что у вас тут что-то случилось, взрыв какой-нибудь, а ты просто меня успокаиваешь.
   - Ну что ты, глупенькая! Мы очень много работали, почти не спали, и я, и все сотрудники. Сейчас они уже разошлись по домам...
   - Разбрелись, наверное, так выдохлись.
   - Да, не без того.
   - А ты работал больше всех, конечно!
   - Ну как же иначе? Я - во главе проекта. Но дело стоило того! - глаза Тайга Вайеля, его сверкающие детским восторгом карие глаза в морщинах полны были какой-то ликующей, готовой выплеснуться, еле скрываемой тайной.
   - А что это за бутылки на столе? Остатки вашей оргии? - девчонка не злилась, а улыбалась отцу. - Вот вы чем тут занимаетесь!
   - Да ты же ничего не знаешь! Ни-че-го пока не знаешь, малыш. А выпить и вправду был повод. - Он сделал торжественную паузу. - Это открытие века. Я не шучу. А, может быть, и многих веков.
   - Твоя "вечная жизнь", над которой ты всю жизнь карпишь?
   - Не смейся, лопоухая ты моя! - Он с напускной суровостью подёргал её за ухо, как когда-то в детстве. - Главное - то, что работа окончена. Мы победили!
   - Ты победил, а не твои бездельники. Это твоя заслуга!
   - Неважно, Лоан, кто сколько вложил. Важно то, что вечная жизнь стала реальностью.
   Он налил два бокала тёмно-красного вина, один подал ей.
   - Выпей и ты тоже. Для меня это особенно важно - выпить с тобой. Ты, как никто другой, поймёшь, почему я угрохал на этот проект всю свою жизнь. Другие думают: ради славы, ради посмертного памятника. А ты одна поймёшь. Я же замахнулся на бессмертие. Я, скромный и тихий человек, поспорил с Богами! Объявил войну самой смерти! По сути - перевернул мироздание. Смерти больше не будет, в состоянии ты это понять?! Всё! Мы станем вечными! А загорелся я этим ещё много лет назад, тогда, когда умерла твоя мать. Я понимал, что её мне не вернуть. Но объявил бой. И "безносую с косой" я искореню! Хотя бы ты, дитя моё, не умрёшь никогда!
   - А если я, как мама, заболею чем-то неизлечимым?
   - Не заболеешь. Твой организм, когда ты станешь вечной, просто не будет подвержен болезням.
   - А... а если травма, например...
   - Твоё тело срастётся от любой раны. Лю-бой! Понимаешь? Даже смертельной. Я уже делал опыты на животных, тысячи раз. Осталось только - на человеке. И мы с тобой, Лоан, будем первыми людьми, которые не умрут. Ничего не бойся. Доверься мне.
   - Но, папа... Я как-то не готова к такому, хоть и наслышана о твоих опытах. Но всё-таки... Извини, - она зябко пожала плечами.
   - Малыш-малыш...- отец вздохнул и только беззлобно покачал головой.- Я в принципе ожидал такой реакции. Ну что с тебя взять? Ты - жизнерадостное юное существо, которое абсолютно не задумывается над проблемами болезней и смерти. Тебе кажется, что тебя это не коснётся, что твоё тело всегда будет таким же гибким и совершенным, как теперь, весёлая мордашка ни капли не постареет, старческие недуги - это вообще за гранью твоего мышления. Глупышка лопоухая моя! Вспомни маму, хоть ты была тогда ещё такой маленькой, но ты должна всё-таки помнить, ну хоть расплывчато, ощущать её ласковые руки, её юный облик. Она тоже не думала о смерти, и мысли не допускала. Была, как ты, хохотушкой, улыбакой кудрявой. - Он на миг запнулся, увидел мысленным взором то, что дочь видеть не могла, то, что он когда-то пытался запечатлеть в памяти, словно пророчески предвидя будущее,: обычную бытовую сценку - во дворе их дома смеющаяся молодая женщина поднимает из коляски дочку, вскидывает высоко на руках, что-то там с ней улюлюкает, придуривается, а глаза так и искрятся. Маленькая, чуя шутку, тоже улыбается беззубым ротиком, повизгивает, когда её подкидывают. А немолодой уже, лысеющий отец смотрит на них со стороны и почему-то сквозь лёгкую улыбку на губах в непонятной, охватившей его тоске думает: "Запомнить. Надо запомнить эту сценку навсегда." Почему? Он тогда не знал. Но запомнил. И теперь внезапно, без всякого перехода, завершил свою мысль словами,- болезнь унесла её за полгода. Я, хоть и привлёк все свои связи, работал, как одержимый, но ничего не смог сделать. Тогда ещё не смог. Не была готова научная база. Не было ещё тысяч и тысяч исследований, не было ещё того прозрения, которое пришло ко мне внезапно, во сне, очевидно, как творческий взлёт бившегося в отчаянии над этой проблемой ума. Ума... вместе с душой... Решение пришло слишком поздно. Мамы твоей уже не было с нами много лет. Мы с тобой ходили к ней на могилку. Помнишь, тебе было лет десять?... Тогда я внезапно постиг истину, собрал коллектив...
   - Они же алкоголики и психи!- не выдержала, фыркнула Лоан. Но Тайга Вайеля это не смутило.
   - Конечно. А ты не знала, что настоящие таланты всегда с отклонениями? Норма - это, увы, посредственность. Ребята внесли свой вклад, с этим не поспоришь. Я не хочу присваивать себе все лавры, это было бы нечестно.
   - Подожди, папа, я не всё уразумела. У меня какой-то эмоциональный сумбур в голове,- Лоан взялась ладонями за виски, словно там пульсировала непостижимая боль.- Всё-таки разъясни мне, чего вы достигли? Вы сумеете теперь побороть неизлечимые болезни? У меня там, в питомнике, один дельфин умирает, я ничего не могу...
   Тайг Вайель преувеличенно артистично тряхнул головой, как на невыносимую глупость ребёнка:
   - Да что там дельфин! Я думал в первую очередь о тебе! Разумеется, моё открытие послужит всему человечеству. Но бился я над ним, не спал ночей, для того, чтобы спасти тебя, дурышку мою маленькую! У тебя, кстати, (я не говорил тебе), но у тебя есть от матери очень опасная наследственность...
   Лоан посмотрела на него какими-то иными глазами. У неё даже голос изменился, словно чудаковато-гениальный папа против её желания всё-таки привёл её в свой шизанутый сказочный мир, в который она не особенно верила, не особенно хотела вдаваться, но вот почему-то, сама не ощущая грани, вошла, не заметив, зачарованная, несмело ступая. Даже полутёмная лаборатория вокруг с горами пустых бутылок, расшвырянными окурками средь реторт и пробирок, вой непонятной аппаратуры в переплетенье трубочек, восторженные цветы каких-то поклонников прямо на клавиатуре ноутбука, шуруденье зловещих подопытных тварей в клетках по углам - всё это сейчас начало казаться ей атрибутами магического действа. Ей уже виделось, как (хотела она или не хотела), но поневоле шла по осклизлым камням пещеры средневекового алхимика под шум крыльев летучих мышей вокруг, шла, держась за его старческую руку, ловя взгляд под клобуком, и только трезвый ум её ещё слабо сопротивлялся.
   - Может, покажешь результаты?- спросила она шёпотом, оглядываясь, словно их могли подслушать.- Ну-ка, яви мне какие-нибудь вечные созданья. Есть они уже у тебя?
   - Показать? Не вопрос!- хмыкнул Вайель, сразу ставший на вид каким-то значительным и отчуждённым.
   - Сколько их?
   - Сотни. Все эти клетки... Да вот, хотя бы моя любимица Маню.
   Учёный запустил руку в клетку, где на соломке преспокойно грызла кусочек морковки белая крыса с красными глазками. Она сидела столбиком, держа в "ручках" сладкий кусочек, и очень деловито, всё время шевеля носиком и усами, грызла его.
   - Она...- Лоан аж задохнулась.
   - Да. Как видишь, внешний вид не изменился. Только она должна была уже давно умереть. Маню пять лет. Крысы не живут столько. Ещё более яркий пример - насекомые.
   - Подожди. И что, никакие болезни её не берут? Ты говорил, и травмы...
   - Угу. Никакие болезни. Ни вирус чумы, ни рака. А насчёт травм - смотри!
   Девушке показалось лицо отца в этот миг зловещим. Она никогда его таким не видела.
   - Что ты делаешь? Резать её собираешься?! Не надо! Я не хочу этого!
   Но скальпель уже блеснул в руке Тайга Вайеля. В лице была всего лишь твёрдость убеждённого человека, которая показалась Лоан демонической.
   - Вот тебе травма, раз ты спрашивала. Травма смертельная. А теперь наблюдай: что значит вечное создание, боится ли оно смерти. Внимательно смотри.
   И, вопреки протестам Лоан (она махала руками, отворачивалась, даже рванулась было убегать), он бестрепетно перерезал пополам дико завизжавшее животное, его белые перчатки обильно окрасились струящейся кровью, соломка тоже обагрилась целой кровавой лужицей, две половинки маленького трупа, верхняя и нижняя часть, упали, лапки и хвост больше не подёргивались. Учёный бросил быстрый профессиональный взгляд на дочь. Бледная, дрожа всем телом, Лоан всё же не ушла - уставилась вытаращенными глазами, потом у неё начались рвотные позывы, она согнулась, закрыв рукой рот, хотела уже убежать. Но тут Вайель властно крикнул:
   - Стой! Вот! Смотри!!!
   От этого громкого командного крика даже рвота как-то вмиг остановилась, теперь девушка смотрела, мигая от напряжения, всё ближе и ближе наклоняясь к клетке. Вглядывалась, мотала головой, смаргивала. Все её представления о реальном мире, в котором она жила до сих пор, вмиг рухнули. Она только и могла шептать пересохшим ртом: "Нет! Нет! Не-ет!" Перед ней в окровавленной клетке происходило нечто такое, что люди привыкли видеть лишь смонтированным в фильмах ужасов. Только сейчас действо уже напоминало сказочное колдовство, словно кто-то щёлкнул тумблером, и симфония зла, это вопиющее надругательство над самой живой жизнью, вдруг обернулась своей противоположностью - апофеозом жизни. Две половинки со свисающими внутренностями вдруг непонятными силами начали притягиваться друг к другу, слипляться воедино, вот уже срослись, даже шёрстка легла по-природному ровно. Начались подёргиванья что-то вроде судорог, и вот - крыса вскочила, бойко, ошалело, с испугом заметалась, всё ещё не приходя в себя. Девушка со стоном выкрикнула что-то неразборчивое, нервы сдали, она расплакалась. Когда чуть успокоилась, отец поглаживал её плечи и склонённый затылок. Он был спокоен, как маг, только что произведший фантом. Глаза Лоан невольно снова вернулись к безумному зрелищу, к которому нельзя было привыкнуть, к зрелищу смерти. Только теперь перед ней было зрелище жизни. Во всей красе. Маню уже сидела в другом конце клетки на чистой соломке и невозмутимо грызла остаток своей морковки, взяв её трогательно человеческим жестом двумя ручонками.
   - Маленькая,- нежно сказал своей любимице учёный,- ты много крови потеряла.- Пододвинул ей воду. Потом потеребил за плечо Лоан:
   - Дай конфету.
   Та, всё ещё немая после подобного шоу, негнущимися пальцами достала из сумки конфету. Через минуту вместо морковки Маню уже дегустировала шоколадную начинку.
   - Поведение стабильно, без отклонений,- подытожил Вайель удовлетворённо. И только пятно от пролившейся крови выдавало недавно разразившуюся здесь трагедию. Впрочем, Маню о ней явно не вспоминала, уж больно хорош был шоколад.
   - Папа,- срывающимся голосом заговорила вдруг Лоан,- ты понимаешь, оцениваешь масштаб этого э-э-э...
   - Открытия,- подсказал он ей. Язык ещё плохо слушался, девушка еле говорила. Но вдруг слова полились потоком:
   - Понимаешь, если это действительно вечная жизнь, вечная молодость, то... то... это... это же...
   Он перебил её:
   - Это то, что у нас постараются отнять. Так? Правильно?
   - Ещё как постараются! Люди, словно одержимые, кинутся на нас, на нашу страну, чтобы вырвать у нас эту тайну. Если государство не сумеет её сохранить...
   - Как ты примитивно мыслишь! Я сделал это для всего человечества!
   - Ты забыл о политике. Наше государство не захочет делиться открытием стратегического значения. Другие страны кинутся на нас, чтобы отнять наше преимущество перед ними. Если отнимут, станут объектом агрессии третьих стран. И так далее...
   - Какую-то ты картину нарисовала, детка, прямо апокалиптическую! Мировая война?
   - Да! За вечную молодость испокон веков люди душу дьяволу продавали. Это та ценность, которая заставляла их даже забыть о Боге, переступить все законы нравственности!
   - Но ведь можно же сохранить государственную тайну...- растерянно пробормотал Вайель.
   - Наивно, папа. А ты уверен в своих сотрудниках, которые недавно ушли отсюда? Возможно, кто-то из них уже, захлёбываясь, выдаёт за хороший гонорар вашу интригующую государственную тайну.
  
   Разведывательный корабль с планеты Земля шёл в беззвёздной тьме подпространства. В рубке следили за показаниями приборов (на обзорном экране всё равно ничего не было видно, только чернота) и лениво перекидывались ворчливыми фразами двое молодых пилотов, оба русские.
   Земля вот уж полвека как стёрла границы между странами и национальностями, это сделалось даже дурным тоном - делить людей по подобному признаку. Однако они всё равно больше тяготели друг к другу, лучше понимали и чувствовали один другого, те, кто был рождён в одних и тех же широтах, с близкой генетикой и темпераментом.
   Объединённая Земля, возглавляемая общим правительством, сделала решительный рывок в своём развитии. С тех пор, как страны прекратили тратить безумные средства на вооружения с целью уничтожить соседей, жизнь людей, которые едва не сгубили самих себя в отгремевших войнах прошлых веков, стала воистину гуманнее и одухотворённее. На печальном примере (после гибели двух третей человечества) начали понимать ценность каждой жизни гражданина Земли. У планеты высвободились огромные возможности для освоения космоса. Наука воплотила небывалые открытия, люди преодолели световой барьер скорости, научились уходить в подпространство, достигли звёзд, нашли братьев по разуму. Их, однако, оказалось не так много во Вселенной...
   Но жизнь не идёт без проблем. И земляне, живущие теперь на мирной планете в созидании и творчестве, начали задумываться над всё более актуальной задачей расселения на иные пригодные для жизни планеты галактики. Человечество должно было рано или поздно рассеять себя по Вселенной. И дело было даже не в банальном перенаселении Земли, когда еды, воды, воздуха, энергетических ресурсов не хватало бы на многомиллиардное население, нет. И экологию планеты сумели спасти, и голод людям пока не грозил. Причина была в другом. Политики с большим трудом могли обосновать её в своих формулировках, когда санкционировали строительство всё новых и новых трансгалактических кораблей. Может быть, потому, что их казённым языком трудно было выразить естественную человеческую потребность в путешествиях да просто жажду познания, элементарное любопытство, желание заглянуть в неизведанное - а что там за гранью?
   Чиновники мотивировали новые экспедиции поиском полезных ископаемых для исчерпанной уже планеты Земля и тому подобными материальными причинами. А люди рвались нырнуть во мрак подпространства и вынырнуть где-нибудь, Бог знает, где, рискуя нарваться на Бог знает, что. Жажда увидеть непознанное? Обогатиться? А, может быть, просто вырваться из обыденности земной жизни?
   Однако у двоих ребят-пилотов, что сидели в рубке корабля, вид был далеко не экзальтированный, никто из них со страстной тоской расширенными глазами не вглядывался во тьму, где в скором времени должна была нарисоваться вожделенная планета, цель их путешествия. Тем более, что до выныриванья из подпространства всё равно, сколько ни пялься, ничего в этой ирреальной тьме не увидишь. Проблема состояла только в том, чтобы в нужный момент с поистине профессиональным чутьём (а может, и интуицией?) совершить это самое выныриванье в нужную точку пространства реального, трёхмерного, зримого, ощутимого, родного... Этого-то и ждали подсознательно оба молодых пилота, Саша Конев и Алёша Карский, но лёгкую тревогу не показывали (никак нельзя, стрёмно), лишь посмеивались, подтрунивали и попивали пиво из красочных банок, которые потом предусмотрительно утаскивал ко всему приученный маленький робот. Командир не должен был этого видеть. Но командира не было. Он давно уже проводил время в собственной каюте, притом не один, и, наверняка, тоже напивался тем же самым пивом (если не чем-нибудь покрепче), только так, чтобы ребята не видели.
   - Вот я всё-таки не понимаю,- не выдержал, возмутился вдруг всерьёз Саша,- хоть я в первый раз в таком полёте, но всё же...
   Алёха махнул рукой примирительным жестом, означавшим: "Да ладно тебе, заглохни!" и швырнул роботу очередную банку, тот мастерски её поймал налету. Широкое славянское лицо парня со вздёрнутым носом было невозмутимо.
   - Нет, я всё-таки не понимаю. Нас учили, как нужно подготавливаться к выходу из подпространства. А он...- Саша Конев уже не скрывал возмущения.
   - Заглохни, дружбан,- всё так же невозмутимо, без малейшего недовольства посоветовал Алексей.- До тебя ещё не дошло? Мы здесь - так, салаги. Он - командир. Делает, что считает нужным. Хочет - с красивой бабой там валяется. Мы ему не указ. И жаловаться на него - гиблый номер. После этого тебя ни на один корабль не возьмут. Да, кстати, и не на что жаловаться. Он профессионал - во! - (Алёха поднял большой палец и аж причмокнул губами, будто открывая бутылку). - В нужный момент, вот увидишь, выйдет, как стёклышко, и проведёт операцию выныривания так, что комар носу не подточит. И какое нам дело, трахался он там или нет? Пьяный он или нет? Корабль будет точнёхонько на орбите Тайфара. А дальше - посадкой уже будем заниматься мы с тобой - невелика сложность. Вот, кстати,- курносый взглянул на табло времени,- от нас с тобой, Сашка, не должно нести пивом, ни-ни!- Он достал из кармана парфюмерный баллончик, побрызгал себе и товарищу в открытый рот.- То, что можно командиру, нам с тобой...
   Саша Конев, щупленький и мелкий, с неуёмным нравом правдоискателя, отправился за свой ноутбук подводить необходимые сводки, чтобы убить время. Его раздражение и несогласие выражалось теперь только в том, что он беспрерывно теребил чёрные усики на своём худом и нервном лице со впалыми щеками.
   Алёха, напротив, расслабился после выпитого, несколько развалился в кресле и мечтательно закурил.
   - Как ты думаешь, Саня, что там случилось на этом Тайфаре? Ведь уже 30 лет планета не выходит на связь. А ведь у нас были с ними такие тесные взаимоотношения, такая торговля! Дружба, сотрудничество и всё такое...
   - Если бы не техническое перевооружение, мы бы уже давно там побывали. А, впрочем, я и так знаю,- худое лицо Сашки стало печально-таинственным.
   - Знаешь? И чё? От кого?
   - От старого астролётчика, он когда-то летал на Тайфар.
   - Но туда уже много лет не летали!
   - И всё-таки кое-кто был... Типа вынужденной аварийной посадки. Так вот, ему говорили, те, кто там был, что...
   Но он не успел завершить фразу. На пороге рубки во весь свой гренадерский рост появился Серж Ирлингтон, он же командир разведывательного судна. От него пахло спиртным и дорогим парфюмом одновременно. Он был явно навеселе, но в меру, не настолько, чтобы рука дрогнула при сложнейших технических манипуляциях. Одет он был тоже не по форме, не в простенький лётный комбинезон. Его обтягивающий костюм из дорогой чёрной кожи с вклинениями серебряных элементов декора сгодился бы для показа мод от кутюр. Длинные тёмные волосы, подхваченные на затылке хвостом, тоже, вероятно, служили для самовыражения. Взгляд серо-зелёных глаз был победным, как всегда, не допускающим даже сомнения в своём профессионализме да и вообще в каком-то исконном своём превосходстве над этим серым народишкой вокруг, этаком самодостаточном превосходстве, данном ему, наверное, самим Всевышним.
   Милостливо, даже с любопытством, но всё же немного снисходительно Серж посмотрел на съёжившегося в страхе Сашку своими большими глазами, одна бровь у него красиво изогнулась, вопросительный взгляд был всего лишь насмешлив - не зол. Причудливо выбритые чёрные усики сходились по щекам с короткой чёрной бородкой. Сашка всегда хотел так же побриться, но у него ничего не получалось.
   - Давай, Саша, давай, колись,- улыбнулся командир.- Так что же там произошло на этой чёртовой планете?
   - Тайфарцы э-э-э, как бы это выразиться? Сошли с ума, что ли... Они перебили сами себя. Всех, до одного. Планета, говорит старик, теперь - сплошное поле боя, как мы видели на древних картинах. Поле боя, покрытое мертвецами. Их некому хоронить. И только тучи хищного воронья вздымаются над бывшими городами...
   - Типун тебе на язык!- вскрикнул Алёшка, отмахнувшись всё тем же миролюбивым жестом.- Скажешь тоже... Мало ли чего наплетут! Астролётчики любят сочинять.
   Серж внезапно посуровел. Его лицо мужественного красавца (наверняка, миллион раз обцелованное в экстазе женщинами) вдруг как-то утратило пошленькую разбалованность победителя и любимца судьбы, взгляд серых глаз стал свинцово-тяжёлым.
   - Вот что, пилоты. Хватит разгильдяйства. Хватит расслабухи. При посадке - максимальная бдительность, включить все приборы разведки и слежения. Если там война, мы не должны подвергать корабль риску. При малейшем подозрении на военные действия...
   - А...- не сдержал любопытства, вскрикнул Сашка,- а вы...
   - Да. Я тоже слышал. Разговоры, сплетни... Верить - не верить?... Но всё же... Предельная бдительность!
   На фоне мощной фигуры командира в проёме распахнутой двери, в глубине коридора невозмутимо спокойно прошла, как виденье, женщина - единственная на корабле, четвёртый член экипажа. Этот волнующий промелькнувший образ не мог не повлечь за собой невольные взгляды молодых пилотов, впрочем, взгляды безнадёжные. Посягнуть на женщину командира они не смели, даже каким-нибудь неосторожным словцом пройтись в её адрес. Провожая несытыми глазами, скрывали вздох да тоску по земным подружкам. Впрочем, те и в подмётки не годились Ванессе Роанд, женщине, которая, каждый раз, появляясь, бросала в дрожь и явно сбивала сердечный ритм юнцов.
   Ванесса, биолог и врач экспедиции, постарше их годами, ей было уже 30, и поопытнее, понимала ясно, что скрывать свою связь с командиром - пустой номер. В одном корабле, как в семье, всё тайное быстро становится явным, да ещё порождает усиленный пошлый интерес. Она и не скрывала. Возможно, думала о браке, как все женщины, когда юность уже ушла, а детей нет. Но если уж "космического волка", гульливого и свободного, в ЗАГС было не затащить, то нужно было попытаться хотя бы стать необходимой ему, как воздух, в его одиссеях и при этом не уронить достоинства, сохранить лицо. И Ванесса ходила с высоко поднятой головой (своей издали заметной золотисто-русой головкой с волосами до плеч и ярко-пунцовой смелой помадой на чувственных губах). Что только не мерещилось одиноким пилотам при виде этих губ на её независимом и одновременно приветливом личике...
   Про Ванессу поговаривали, что она снималась в Голливуде. Хоть и не стала звездой первой величины, но сделалась узнаваемой , из тех, что раздают автографы. Вот только странным образом всё бросила и уехала с молодым статным каскадёром. Тот вскоре начал пробивать себе дорогу в космическом флоте, засел за учёбу, привлёк всю свою недюжинную энергию и, кстати, большие связи Ванессы, и через несколько лет (а кинозвезда просто вернулась к своей прежней профессии) молодая пара уже не представляла себе иной судьбы, кроме как во главе разведывательного судна самого опасного подразделения - подпространственного.
  
   Вопреки всем опасениям, совокупный комплекс разведывательных средств показал полную безопасность для посадки инопланетного корабля. Ни высокой радиации, ни отравляющих газов в атмосфере не было. Напротив, слой пригодного для дыхания воздуха очистился за 30 лет после апокалиптической войны. Природа сделала своё великое дело - залечила раны на планете, нанесённые ей человечеством. Промышленность остановилась и перестала отравлять атмосферу, это было ясно даже при обзоре из космоса. Кроме того, многострадальные эти небеса Тайфара не бороздили больше ракеты со смертоносным грузом для других континентов, не неслись по ним бомбардировщики, не вырастали страшные грибы ядерных взрывов. Лишь мирные, философически спокойные облачка наблюдались в электронные телескопы да, пониже их, стаи размножившихся птиц мчались своими вольными, как в песнях поётся, дорогами.
   Корабль сел в космопорту близ Твенфра, столицы крупнейшего государства Райен. После тщательной рекогносцировки командир, наконец-таки, вышел из корабля, первым ступил на твердь планеты, это было его почётным правом. Вслед за Сержем из люка выпрыгнула Ванесса, изящно и легко, как и полагалось экранной диве, да, кроме того, на Тайфаре давала себя знать пониженная гравитация - непривычные к ней земляне здесь поначалу порхали.
   - Не нравится мне всё это. Хрень какая-то,- сказал, разминаясь и оглядываясь, высоченный землянин, хотя тёплый ласковый воздух, который он втягивал, был напоён весенними ароматами, пахло такими знакомыми луговыми травами. Так и тянуло куда-то в дали дальние, где по холмам стелятся ковры из одуванчиков, готовятся расцвести заросли сирени, уже белеют весенним "снежком" пахучие черёмухи, в кустарнике пробуют голоса певцы новой весны - соловьи... Ванесса вертела головой, невольно вдыхала изобилие природных запахов в лёгком ветре, который трепал её золотые волосы, и то ли щурилась от заходящего дневного солнца, то ли улыбалась, прикрывая ладонью, как козырьком, глаза.
   - Чему ты радуешься?- проворчал Серж.
   - Просто, ветер - как у нас дома. И пахнет - словно земная весна. Помнишь, у Рэя Брэдбери есть такие стихи, в них строчки:
   "И весна, и весна встретит новый рассвет,
   Не заметив, что нас уже нет..." ?
   - Не помню, не читал. Но смысл-то какой хреновый! Ты хоть задумываешься, Ван? Это же значит - человечество себя уничтожило, всё, уже нет никого, есть только природа.
   - Да. Это философский смысл. У нас ещё в ХХ-м веке писали много таких вещей, целых романов-предупреждений. Вот только здесь предупреждать уже поздно. Некого. Мы опоздали.
   - Да, Ван, все обзоры столицы не показали никаких признаков разумной жизни. Всюду пробивается лес, зарастает даже центр города, бегают стаи копытных животных, размножились стервятники и грызуны. Тут должно быть в развалинах от бомбёжек много скелетов людей. Наверное, обглоданных,- поморщился он.- Скажи как врач: тут же наверняка должны свирепствовать эпидемии, раз столько мертвечины? А мы вот вылезли без скафандров.
   - Успокойся! Я первым делом взяла воздух для всевозможных анализов. И уже имею результаты. Пока ничего опасного нет. Будем делать проверку постоянно. Видишь ли, за три десятилетия мудрая природа сумела очистить и обеззаразить то дерьмо, что оставило человечество.
   - Проверяй тут всё вокруг, и почаще,- Серж задумался, повёл в сторону горизонта рукой в резной кожаной перчатке.- Там, вон видишь, руины домов столицы. Нам нужно будет покопаться в них.
   - Ты хочешь докопаться до причины трагедии?
   - Не совсем. О причинах я кое-что знаю (из некоторых секретных источников). Нам нужно будет найти лабораторию Тайга Вайеля. Ты тоже, наверняка, наслышана о нём, вы же коллеги - биологи.
   - Ты считаешь, Серж, что причина всего произошедшего здесь кроется в разработках Вайеля?
   - Уверен. Во всём остальном их планета была далеко позади нашей. Лишь одна биология, вот только гениальные труды Вайеля - в этом они вырвались вперёд.
   - И вот результат...- саркастически покивала головой Ванесса.- Когда наука резко обогнала уровень общественного сознания...
   - Не впадай в моралистику, дорогая. То, что сгубило эту дурацкую планету, может хорошо послужить нам.
   - Кому это "нам"? Земле? Вот таким же образом?
   - Всякое зло можно обратить в добро, уж раз ты расфилософствовалась. Для нас, я имел в виду ,- для нас с тобой. Мы можем на этом деле здорово разбогатеть, поняла?
   - На чужом несчастье...
   - Тьфу ты, дура! Я думал, ты умнее!
   При этих словах Ванесса отшатнулась от него, как будто её ударили. Густо обведённые чёрной тенью глаза кинозвезды наполнились отнюдь не киношными слезами. Но женщина гордо вздёрнула голову и спокойно зашагала обратно к кораблю по истресканному грунту космодрома, где сплошь и рядом, на каждом шагу пробивались ростки деревьев, победно лезла трава с одуванчиками, буквально всё говорило, кричало о торжестве дикой природы, о гибели хозяина-человека.
   Серж одним прыжком догнал золотоволосую, притянул к себе властным движением жаждущего самца. Он знал, как это женское тело реагирует на его прикосновения, ему ничего не стоило подчинить её себе, всего лишь прижав и оглаживая жестом обладателя.
   - Ну, сладкая моя, ну не надо дуться, ну прости, кошка моя строптивая.
   Он, учащённо и жарко дыша, начал целовать её прямую длинную шейку.
   - Ну хватит,- шептал он ей,- ты же - моя, моя... Не понимаешь, что я задумал? Хочу быть счастлив с тобой на Земле. Откинь ты всякие вздорные рассуждения. Подумай о нас. Ты ведь хотела ребёнка родить. Но ведь мы же по сути - нищие. Сейчас у нас есть заработок, завтра его может не быть. Нет у нас накоплений в швейцарских банках, к сожалению. Я же борюсь за наше будущее, за нашу семью!
   - Хочешь найти здесь, в руинах, лабораторию Вайеля и достать там его разработку о вечной жизни? То, из-за чего, скорее всего, разгорелась братоубийственная война? И у тебя уже есть, конечно же, покупатель на Земле?
   - А почему такая ирония? Чем тебе претят мои действия? Да другая баба от счастья бы визжала, что я хочу сделать её богатой!
   - А ты, часом, не ослеп, дорогой? Мы ведь все вчетвером осматривали столицу из корабля, приближали фрагменты. Тебе не запомнились эти трупы в мучительных позах, сваленные прямо на улицах - жертвы газовой атаки? Эти лица с выклеванными глазами... Кто уже в виде скелета, кто - ещё сохранил остатки кожи и истлевшую одежду... Ты хочешь подобный конфликт принести на Землю, вот эту бациллу чумы, на нашу многострадальную Землю?! Значит - и там будет то же самое! И там будет пустыня, уже без Человека. Ради вечной молодости люди сгубят друг друга. Вспомни Фауста Гёте. Да, впрочем, литературу ты отроду не читал. Но пойми же ты: вот что, оглянись, ты принесёшь с собой на Землю! Очаг новой войны! Такой войны, от которой ей уже не оправиться. Что может быть убедительнее, чем та картина, которая расстилается перед тобой?! Какие нужны ещё доводы и доказательства?!
   - Да перестань ты, истеричка! Знаешь, один частный случай - это ещё не приговор. Ну, мало ли что? Они тут между собой пересрались. Ну вот не повезло, вот так вот... Что ж, бывает. У нас будет всё совершенно по-другому. О-очень серьёзные люди, такие круги общества, в которые мы с тобой не вхожи, заказали мне найти здесь это чудо. И оплата будет - о-о-о! Ты даже не представляешь себе...
   - Как раз представляю. Круги эти - скорее всего криминальные. И как они распорядятся фантастическим даром... Могу только представить (в меру своей распущенности!)- Ванесса криво усмехнулась.
   - Разумеется, всему человечеству они эту цацку не отдадут, будут пользоваться сами. Да какое нам до этого дело? Главное - что мы с тобой станем миллионерами!
   Ванесса молча закурила. Перед её глазами в зарослях леса, который уже топил в себе людские постройки, притягивал глаз, подкупал молодой зеленью и птичьим перепархиваньем, прямо за космодромом, тоже уже зарастающим, высились кое-где крыши домов, этаких скромных домиков предместий столицы. Но целых крыш виднелось мало - всего несколько. Зато остальные дома при взгляде в бинокль лежали в руинах, виднелись лишь остовы.
   Пока она успокаивала нервы сигаретой и злобно сплёвывала, Серж вывел вездеход. Ребята-пилоты услужливо притащили в кабину всё необходимое - еду, бластеры, даже на всякий случай скафандры. Сами они, очень разочарованные, по приказу командира должны были оставаться в корабле. Ванесса с лёгким презрением смотрела на все эти приготовления. Наконец, когда пришло время садиться в вездеход, она сказала (тон её был каким-то холодноватым с ноткой безнадёжности, на понимание и общность целей она уже больше не рассчитывала):
   - Неужели ты думаешь, что тайфарцы оставили самое секретное открытие, из-за которого весь сыр-бор разгорелся, прямо там, в лаборатории? Это было бы уж совсем...
   - Всё равно, будем искать!- рявкнул Серж, рывком открывая кабину.
   - Мой отец был знаком с Вайелем. Они как-то встретились на симпозиуме на Плутоне, поговорили. Он мне рассказывал о нём.
   Серж выпрыгнул обратно.
   - Почему ты мне сразу не сказала? И что? Где он может прятать свою святыню?
   - Откуда мне знать? Вайель чувствовал уже тогда и говорил о возможности приближающейся войны, о том, что планета кипит страстями, что дочь свою он спрячет, а открытие, конечно же, тоже скроют от глаз захватчиков. Но такого масштаба бойни он тогда не представлял себе... Интересно, раскаивался ли он?- задумалась Ван, выпуская дым из сложенных трубочкой губ.
   - Не об этом бы думала!- прорычал Серж.- Где?! Где он мог спрятать?
   - Столицу почти что сровняли с землёй. Значит, предвидя это, он выбрал место попроще, не привлекающее внимание.
   - Так мы можем искать до второго пришествия!- огрызнулся командир.- Садись быстрее! Поехали!
  
   Вездеход на высоченных суставчатых "лапах", которые удлинились в связи с рельефом местности, являл собой прямое заимствование человеком от природы - это был форменный паук. Зато двигался он виртуозно ловко на восьми своих конечностях, так что туловище, то бишь кабина с людьми, даже не раскачивалась. А путь-таки через искромсанный войной город был местами просто непроходимым: то магистраль перекрывали горы наваленных друг на друга в каком-то сумасшедшем столкновении автомашин; то шла сплошная череда воронок от падавших бомб; за ними - перемешанные камни, бетон, панели рухнувшего небоскрёба; дальше - обгорелые остовы каких-то гаражей, запах бензина на пепелище; вдруг - пробившаяся откуда-то вода, целая речка, и везде трупы, трупы... порой уже с оскалом черепов, этакой ухмылкой смерти...
   В груде наваленных человеческих останков под чудом уцелевшим складским помещением Ванессе почудилось движение, смутные звуки - то ли стоны, то ли мяуканье. Воображение истерзанной за сегодняшний день всем этим вопящим зловонным натурализмом женщины не выдержало, ей, уже в обход здравого смысла, мерещились умирающие младенцы да матери в агонии, с выклеванными глазами.
   - Стой! Там кто-то кричит! Ребёнок!
   - Да нет же! Ты совсем с ума сошла! Зрелище и вправду не для тебя, слабонервной. Успокойся, Ван, дорогая моя, всё-всё, спокойно, ничего нет, никаких детей. Это одичалые кошки там завывают. А вон - стая собак. Совсем, как волки. Смотри: охотятся.
   И впрямь, стая, ничуть не боясь вездехода, пробегала под его "лапами", то ли огромные волки, то ли собаки-мутанты.
   - Нет, вернись на то место, там кричал ребёнок!- всхлипнула Ванесса.
   - Нет же, милая моя, нет здесь никого. Прими успокоительное, прошу тебя.
   Серж обнял её, взглянул в лицо. Под прозрачным шлемом видно было, что она плачет.
   - Не могу я уже больше.
   - Но ты же врач. Вспомни анатомичку. Возьми себя в руки, наконец. Мы - у цели.
   Он показал ей на мониторе карту. Они проезжали промзону, те места, над которыми 30 лет назад пролетала во флайере легкомысленная юная Лоан. Вот и колючая проволока с повисшими на ней мертвецами, впереди какие-то тюремно-лагерные пейзажи, только теперь тоже украшенные пробившейся травой и чудом взлелеянными в трещинах бетона деревьями. Грунт тоже был испещрён воронками. Их становилось всё больше. Здесь бомбили чуть ли не через каждый метр. Вездеход так и бултыхался и карабкался от одной к другой. Центральная воронка, гигантская, уходила в глубь земли метров на сто. Вездеход затормозил у её края, чуть не сорвался вниз. Серж в отчаянии ткнул пальцем в карту на мониторе.
   - Вот это место- здесь была лаборатория Вайеля!
   - Её больше нет,- спокойно подытожила Ванесса.
   - Но зачем эти уроды уничтожили изобретение?!- закричал Серж, уже не сдерживаясь, треснул кулаком по панели.
   Ванесса, напротив, в этих сплошных развалах вздыбленной взрывами земли вдруг обрела спокойствие.
   - Они его не уничтожили,- сказала она загадочно,- они его не нашли. Вот и бомбанули здесь всё, что попало под руку.
   - Но... э-э-э... Но так где же оно может быть?
   - Думаю, Вайель успел спрятать его. Укрыл, наверное, вместе со своей дочерью - с самым дорогим, что у него было.
   - Ты думаешь, девушка жива?!
   - Не знаю, спаслась ли она. Но документы, расчёты, компьютер, может быть, сейф - всё это должно было сохраниться где-нибудь в подземном убежище. Наверняка, Вайель укрыл всё самое важное для него где-нибудь, где оно уцелело бы от бомбёжек. Укрыл в самом начале войны.
   - Но где же? Где?!- взмолился Серж, глядя на неё с надеждой.- Ты лучше меня понимаешь этого Вайеля.
   - Ничего я толком не знаю. Он не секретничал с моим отцом. Но человек он был откровенный и открытый по натуре. У него были хорошие, доверчивые глаза. Отец показывал мне их снимки с симпозиума.
   - Зачем ты мне всё это рассказываешь?- Серж на нервном взводе легко переходил от нежности к раздражению.
   - А говорю я это к тому, что, будучи таким вот милым чудаком с теплотой в душе, он многое поведал о себе как бы совершенно невольно, по простодушию.
   - И что ты поняла? Ну не тяни же!
   - То, что дочь его, Лоан, тоже влюблённая в свою профессию, посвящала жизнь изучению дельфинов. Её дельфинарий находился на берегу океана у маленького курортного городка Яагалсу, недалеко от столицы. Оттуда она часто летала к отцу. Там, под городком, ближе к горам,сохранились, кстати, и древние средневековые подземные храмы, сделанные прямо в естественных катакомбах. Сам Вайель, когда просто и непринуждённо болтал с отцом за чашечкой кофе в перерыве между заседаниями, упоминал, как они с дочкой лазили по тем катакомбам ещё в её детстве.
   - И... Ты думаешь...
   - Думаю, да. Если он пытался спрятать свою дочь, то именно там, где же ещё?
   - Да плевать мне на ту дочь!- опять взорвался бешенством Серж.- Мне важно, там ли тайна, которую я ищу!
   - А меня волнует как раз судьба девушки!- кинула ему в лицо Ванесса.- А тайна твоя... Да будь она проклята, и пусть не найдётся никогда! Она уже сгубила одну планету со всеми её жителями. Теперь на очереди наша Земля. Благодаря таким рвачам, как ты, которые думают только о своём благополучии и не видят дальше собственного носа...
   Серж схватил женщину за глотку. Плохо владея собой, шипя проклятия, чуть не до роковой черты продолжал сжимать пальцы. Ванесса уже хрипела, глаза закатились вверх, тело дёрнулось в судороге. В этот миг кровь отхлынула от мозга командира, он в ужасе, с вытаращенными глазами раскрыл рот, хватая воздух, кинулся оживлять, как умел, сомлевшую было женщину с отпечатками пальцев на белой шейке. Хлопал по щекам, вдыхал воздух в её губы, разводил и сводил руки. Страх непоправимого охватил его, он бормотал:
   - Ван, очнись же! Ну! Очнись, любимая! Я не хотел, прости меня! Я сам не знаю, как это... Господи! Да очнись же! Я люблю тебя! Я женюсь на тебе! Ван! Только не умирай!
   Она внезапно ожила. Закашлялась. Долго, мучительно содрогалась, держась за горло, глядя в одну точку. Жизнь вернулась к ней, опасности больше не было. Только серо-синие глаза с какой-то смертной безнадёжностью прикрылись длинными накрашенными ресницами, а губы произнесли, словно она сознательно отрекалась от надежды на счастье, от любви своей, ради которой бросила карьеру и понеслась в черноту космоса:
   - Больше я - не твоя женщина. Всё кончено. Я - лишь член экипажа. Не смей больше протягивать ко мне руки!
   - Да успокойся ты, успокойся. Ну я же попросил прощенья. Ну, Ван, давай простим друг друга. Ты, кстати, тоже мне пакость сказала.
   - Правду сказала. Не видишь дальше собственного носа, это значит, что, когда на Земле начнётся то же, что и здесь, люди перестанут быть людьми в жажде овладеть вечной молодостью, в них вылезет наружу их животная сущность, до поры до времени спрятанная под цивилизованностью, тогда, в той войне погибнешь и ты... Не выпускай дьявола на свободу...
   - Истеричка!- прошипел он.- Ты просто - больная!- Но доводов, чтобы наголову разбить её предсказания, у него не было. В этот момент тягостного повисшего молчания их вездеход-паук, который направлялся обратно к кораблю, так тряхнуло, что оба астронавта внезапно чуть не вылетели из кресел вперёд головой, в выпуклое обзорное стекло, спасли только ремни безопасности. Прямо под "лапами" паука с бешеной скоростью мчалось стадо копытных - каких-то антилоп, сбивая всё на своём пути, грозя перевернуть вездеход. Серж тут же разразился просто небывалым фонтаном земного мата. Ванесса, придя в себя от такой встряски, вдруг сказала (с чувством превосходства человека грамотного над неучем):
   - А ты понял, почему здесь уцелели все животные, а погибли только люди? Тебя это не поразило?
   - Н-нет. Я думал... Бомбёжка же...
   - Это особая, избирательная бомбёжка. Воздух был отравлен. В состав бомб входили генетические элементы, уничтожающие только людей, поэтому ни один и не уцелел. Хоть мне и мерещились крики, но это действительно были животные.
   - Ничего не понимаю. А другая сторона, которая бомбила, отчего они погибли?
   - А Вайель сумел ещё до войны вооружить свою страну Райен наиболее сильным оружием аналогичного действия.
   - Но, чёрт побери, откуда такая трогательная забота о "братьях наших меньших"?- выпучил глаза Серж.
   - Вообще-то ты как командир корабля не должен был бы быть настолько необразованным. Если бы ты изучил форму общественного сознания планеты, то есть её религию, а она у них одна, то знал бы её главный постулат: животные ближе к Богу, чем мы. Он смотрит на нас из их глаз. Убивая друг друга, тайфарцы при этом защищают животных. Вот такой вот парадоксальный менталитет.
   - Мать их... за ногу!- и это всё, чем только и мог разразиться Серж.
   - Лоан, скорее всего, погибла,- задумчиво произнесла Ванесса,- но я всё-таки буду её искать в Яагалсу. Если она жива, то только там. Он должен был спрятать её в каком-нибудь подводном убежище, чтобы слой воды защитил её от смертельного отравления воздуха.
   - Как это? Откуда он взял бы запас кислорода на много лет?
   - Опять твоя неосведомленность! Тайфарцы дышут жабрами и прекрасно живут под водой. Кстати, Лоан и не нужно было там долго находиться. Яд, которым отравили воздух в Райене, довольно быстро и бесследно разложился. Во всяком случае, в пробах атмосферы я его не нашла. Догадалась только, глядя на последствия войны. Надо будет сделать ещё ряд углублённых анализов, чтобы подтвердить мою правоту.
   - Так, значит, Лоан могла уже и выйти на воздух?
   - Вполне. Представляю, каково ей было - увидеть всеобщий могильник вместо... вместо своей родной страны, городка... Ей не позавидуешь. Впрочем, это всё ведь только предположения. Вайель мог решить эту задачу и иначе.
   - Отправляемся туда. Сейчас же,- безапелляционно сказал Серж.
   - Завтра с утра. Я должна сделать ещё ряд анализов воздуха. Ты пойми: лет 25-26 назад эта атмосфера была ещё смертельно ядовита для человека.
   Серж яростно-сильно ударил пальцами по электронной панели управления. Нужно было возвращаться назад к кораблю, а мыслями он уже мчался на побережье к таинственной Лоан, которая знает, наверняка знает...
  
   Подпространственный галактический корабль-разведчик по-прежнему оставался на приколе в космопорту Твенфра. Громадный модульник стоял на выпущенных опорах, и опоры эти утопали в траве и жёлтых трогательных цветах весны, которые так и лезли к солнцу из растресканных плит базальтового покрытия. Сама жизнь во всех её формах блестела, зеленела, жужжала, разносилась пыльцой и пушистыми парашютиками, словом, красовалась во всём своём весеннем торжестве, сама жизнь... Вот только венца эволюции, наивысшей её формы - человека разумного не было. И некому было поприветствовать братьев по разуму, партнёров-землян, как когда-то, много лет назад, на этом космодроме, где курчавые смуглые тайфарцы махали своими четырёхпалыми ладонями из стороны в сторону над головой, при этом белозубо улыбаясь совсем нашей, земной улыбкой.
   Примерно так думала сейчас Ванесса, заканчивая свой макияж перед зеркалом. Ночевала она у себя в каюте, впервые за долгое время. Сколько Серж ни ломился в её дверь, она его не пустила. Глядя на себя в зеркало, трезво подмечая, как стареет лицо "королевы красоты" (пусть маленького конкурса, всего лишь одного графства Англии, но всё же...), она не устояла, в душу заползли те же человеческие, нутряные что ли, этакие "шкурные" мыслишки типа: "А может, Серж прав? А может, овладеть этой тайной вечной молодости? Ну хоть для себя, хоть самим остаться совершенными, такими вот пьяняще молодыми, как эта зелёная безрассудная весна вокруг, которая трепещет ветвями под солнцем, и всё ей нипочём!..."
   Под её дверью в коридоре раздались настырные, какие-то злые шаги. Это Серж, поняла она, уже идёт к разведывательному катеру, отдаёт последние распоряжения пилотам. Так и знала: стукнул кулаком в дверь, в голосе ни капли приветливости:
   - Давай скорей! Я через пять минут вылетаю!
   "Ну и пошёл ты к...- подумала она, даже без злобы, а просто с презрительной усталостью.- Всё правильно. Я больше не твоя женщина (в уме она заменила это слово другим - подстилка). Бывали у нас с тобой стычки, даже громкие скандалы. Мы всегда были разными. Но всё же уживались вместе. Ты приходил с повинной головой, и воцарялось согласие. А вот такое, как вчера... Пальцы на горле... Не то чтобы нельзя было это простить, тут что-то другое,- она задумалась, ища определение,- тут, пожалуй, та же болезнь, что и у сгубивших себя тайфарцев, тут - "крышу снесло", дьявол поймал тебя на свою удочку и тянет за собой, ты душу ему продал в погоне за вечной жизнью."
   Но пока что приходилось выполнять свои обязанности. И Ванесса с высоко поднятой золотистой головой спокойно вышла из своей каюты, поздоровалась как можно приветливее с Алёшкой и Сашкой, пожала руки, пообещала, что они с Сержем вернутся скоро и с ворохом новостей. Парни только печально улыбнулись. Им ужасно хотелось тоже выйти в какой-нибудь разведпоход, побродить по таинственно погибшей цивилизации. Но они, конечно, понимали, что кто-то должен был оставаться бдительно сторожить корабль от теоретически возможного нападения, и в улыбках их крылась какая-то сконфуженная зависть.
   Маленький мобильный катерок вылетел из чрева большого модульника и уже через десять минут лёту приземлился на ровной площадке в том месте, где горы спускались к берегу океана. Городок Яагалсу когда-то шумел здесь рекламой и незамолкающей музыкой вечного гулянья. Горы, серые, иссеченные ущельями, сходили уступами к океану, при этом образовывали природную чашу - сказочное место для городка. Грех было не построить здесь белые домики, виллы, базы отдыха, санатории, не заполнить бухту парусниками и катамаранами, не создать дельфинарий, отгородив кусочек океана, не снимать кино, не проводить фестивали и мировые соревнования...
   Теперь всё это лежало в руинах. Ковровые бомбардировки прошли и здесь. "Возможно, недруги с особым пристрастием бомбили городок, в котором, они знали, жила дочь Вайеля, бывал он сам. Возможно, за ними охотились",- думала Ванесса. Серж сосредоточенно молчал. Ванессу старался не замечать. Обращался к ней только по необходимости и то отрывисто. В его сознании ещё не укладывалось: как это так? Его - и вдруг отвергли. И кто? Его баба! Не дала. Даже дверь не открыла, стерва. Придерживается своего вчерашнего вердикта: я тебе, дескать, никто! Ну хорошо, никто - так никто. Серж Ирлингтон ещё не бегал ни за какими сучками. Приползёшь, повизгивая. Подумаешь, звезда Голливуда! Найду и помоложе. И без твоих принципов. Как только разбогатею, о-о-о! Девок будет - пруд пруди, хоть "шоколадок", хоть "белоснежек". И вспоминать-то тогда тебя не стану.
   День выдался перламутрово-серым, без солнца. Плыли рваные тучи, от них исходила смутная тревога ветреного неприветливого океанского простора. Прибой, довольно сильный, нёс на берег водоросли вместе с медузами. В мутно-зелёных водах, сколько хватал глаз, не угадывалось ни судёнышка, на берегу - пустота, ни следа курортного разгулья. Выше по склонам кое-где виднелись руины бывших дворцов да каких-нибудь богатых вилл. Пусто и тихо. Лишь ветер, свистя в ушах, тут же подхватил золотистую шевелюру Ванессы, растрепал, но она всё так же продолжала идти вперёд, хмуро наклонив голову. Чуть опережая её, шагал Серж. Его длинные тёмные волосы, связанные сзади, развеивались ветром, как хвост жеребца, правильное, прямоносое лицо своё он опустил вниз, защищаясь от порывов ветра с песком хотя бы козырьком кепки-бейсболки. Шагал он чётко и уверенно, всё время сверял маршрут с картой на планшете.
   - Вот здесь,- показал рукой влево от прибрежной полосы.
   Выше по склону, в тёмно-зелёных, разросшихся без хозяев молодых сосенках ещё угадывались остатки бывших стен, торчали, как изломанные рёбра, балясины крыш, скорбную картину завершали сломленные, как спички, столбы с тянущимися перепутанными проводами. Из молодой поросли, которая милосердно укрыла следы разрушений, из этих пушистых, прямо новогодних сосенок вырвалась вдруг и понеслась вперёд стая одичалых собак. Они приближались, тихо рыча. Серые, крупные, вроде волков, но Ванесса определила, это были собаки. Голодные и отнюдь не мирно настроенные.
   Оба, она и Серж, выхватили лазерные пистолеты. Сами предусмотрительно начали отступать к берегу, всё ближе к набегающим волнам прибоя. "Может, отстанут?"- думали в этот момент.- Неужели полезут за нами в мутные, пенящиеся волны?" Продолжали отступать, пятясь, лицом к собакам, вот уже прибой обдал волной их спины. Лётные комбинезоны не пропускали влаги, вода скатывалась с их чёрных обтягивающих костюмов. Но Серж не собирался лезть в волны из-за каких-то бешеных тварей. Он решительно поднял пистолет, прицеливаясь в вожака. Стая наступала на людей по какому-то своеобразному сценарию. Выстроились клином, впереди - мощная грудастая особь с оскаленной беспощадно мордой, псина как-то уныло подвывала, но в глазах её был приговор. За ней следом наступали остальные, не менее ретивые и яростные, однако субординацию соблюдали, хоть и кипели внутренне и подтягивали вой, всё же из строя клином не выбивались, не опережали вожака. Ещё миг - и вожак бы впился зубами спрыжка в глотку Сержа (Ванесса чуть пряталась за него, вся обдаваемая волнами). Он вскинул пистолет, метя в зверя, готового впиться в него, но вдруг и он, и Ванесса ясно услышали крик (это на вымершей-то планете!), человеческий голос взволнованно звал их. Может, они сошли с ума? Оба, на лицах было выражение, как у людей, которые не верят своим ушам (сгинь, нечистая!), мгновенно обернулись, в глаза ударило прибоем, но они ясно увидели, как в свистопляске волн вверх над серо-зелёной мутью с кружевом пены взвилась девушка, она обеими ногами обхватывала бока дельфина и взметнулась на волне вместе с ним.
   - Стойте! Не стреляйте! Я их сейчас уведу!
   Это был язык, общий для землян и тайфарцев, на нём говорили ещё в прежние времена. Спустя миг девчонка, оказавшись совсем близко, крикнула что-то непонятное собакам - и те тут же отшатнулись назад, хотя и со злобным ворчаньем, но подчинились хозяйке. Ванесса успела заметить, что вожак, этот самый умный, ведущий стаю пёс, был самкой, у неё даже соски отвисали, тяжёлые от молока.
   Девушка в мокром, прилипшем платье в мгновенье успела соскользнуть с дельфиньих боков, как наездница, дельфин исчез куда-то бесследно, и на глазах совершенно растерявшихся землян эта тайфарка в лохмотьях, с вьющимися волосами, вздыбленными волной, вся в нитях водорослей, выскочила, как богиня на гребне пены, прямо в объятья собаки, а та (от радости, что ли?) встала на задние лапы и передние положила девушке на плечи, облизывая её лицо языком.
   - Нэсси! Милая! Не тронь землян. Я тебя сейчас покормлю. И твоих деточек тоже. Идём, моя хорошая, идём домой.
   Обернувшись, она белозубо улыбнулась стоящим в столбняке Сержу и Ванессе, крикнула:
   - Подождите меня! Я - сейчас.- И повела за собой всю стаю, которая покорно затрусила за ней.
   Серж, ещё с дико выпученными глазами, кадык на его горле так и прыгал от нервных усилий, вдруг всё же первый выкрикнул ей вслед:
   - Ты - Лоан?
   Она согласно кивнула на ходу курчавой темноволосой головкой и скрылась вместе со стаей в развалинах бывшего особняка, который теперь прятали от глаз сосны.
   Он обернулся к Ванессе и, даже забыв свой злобно-обиженный тон с ней, спросил растерянно:
   - Но ей же лет 18. Так? Ты заметила? Как это может быть? Ведь Лоан же...
   - А ты спроси у неё самой,- огрызнулась Ванесса, отворачиваясь от него.
  
   Собачий лай стих. Тайфарка появилась снова, как и обещала, в своём оборванном платье, которое когда-то было белым. Но даже и такая замарашка со спутанными длинными тёмными кудрями, с опущенной в смущении головой (руками невольно обирала с себя водоросли), она, совершенно не подозревая того, была по-юному хороша той прелестью весенней девчоночьей поры, незрелой, неопытной, зелёной, какой-то нерасцветшей ещё красотой нераскрывшегося бутона, в котором дрожат пока не высохшие от знойного солнца любви капли росы. Чуть завистливо глядя на неё (хоть это была светлая, печальная зависть, лишённая зла), Ванесса думала: "Её пора - это утро. Она вся - как занимающаяся заря. Эти щёки, губы - всё розовое, не нуждающееся в красках, и такое молодое-молодое... А моя пора - знойный полдень. И надо успеть ещё заново выстроить свою жизнь вместо разрушенной старой. Успеть, пока полдень не перешёл в вечер. Успею ли? Хватит ли сил душевных начать всё с нуля?"
   Пока Ванесса впала в задумчивость, созерцая девчонку, Серж успел преодолеть некое изумлённое смущение и теперь разливался соловьём. Со стороны он напоминал говорливого ухажёра-курортника, который явно решил снять девочку под шум морского прибоя, запах водорослей и прочие прибамбасы, и объект как раз подвернулся.
   А Лоан, сразу же почувствовав его отношение к себе, вздрогнула от его взгляда серых уверенных глаз, в которых было ясное желание, от этого она ещё больше смутилась и про себя искренне недоумевала: "Рядом с ним такая женщина! А он поглядывает на меня-страшилище. Может, он смеётся надо мной? Издевается? Ведь она так прекрасна! Эти ресницы, эта золотая волна надо лбом, что выбивается из-под капюшона... Мне бы быть хоть чуть на неё похожей! Суметь бы так же одним взмахом ресниц говорить без слов о своей печали... На неё любуешься - не можешь оторваться. Только почему-то она грустна..."
   Опустив глаза от комплиментов Сержа, Лоан пробормотала, невольно оглаживая на себе лохмотья юбки:
   - Я бы вас пригласила к себе,- оглянулась на заросли сосен, за которыми скрывался бывший особняк,- но, видите ли... Тут было прямое попадание. Почти ничего не осталось от дома, лишь пристройки, оранжерея, сараи.
   - Мы всё понимаем, Лоан, милая,- затараторил Серж.
   - Бедная девочка!- воскликнула Ванесса,- а где же ты живёшь?
   - То в сарае, то на свежем воздухе. Не хочется жить на чужой вилле, да тут неразбомблённых и не осталось. А своя... Тут столько воспоминаний о детстве, об отце...
   - Мой отец был знаком с твоим, оба - биологи, встретились когда-то на Плутоне.
   - Помню. Папа летал туда на симпозиум.
   - У меня даже снимки сохранились, где они вместе на фоне модульника, стоят в скафандрах, улыбаются, обнялись.
   - И я помню у отца этот снимок!- вскрикнула Лоан, в каком-то нервическом порыве даже схватила Ванессу за руку.- Ванесса! Умоляю тебя! Пересними мне это фото! У меня ведь ничего не осталось от отца, даже каких-нибудь фотографий. Эти бомбёжки... Всё, всё уничтожено из прежней жизни.
   Руки Лоан бессильно упали, взгляд застыл.
   - Девочка, милая, ну конечно же я сделаю для тебя эти фотографии. Просто мне нужно для этого попасть на наш большой корабль, мы здесь на маленьком катере.- Потом спросила с любопытством,- а откуда ты знаешь, как меня зовут? Мы же не упоминали.
   -Знаю. Видишь ли, моя жизнь поделилась на две части. На до- и после-. Теперь я начала многое чувствовать в людях, читать в подсознанье.
   У землян возникла масса вопросов, Серж только раскрыл рот, но Лоан отвлеклась, отошла в сторону - к ней бежала от развалин дома та самая "собака Баскервилей" (как чертыхнулся на неё Серж), а вслед за ней шестеро малышей-карапузов с толстыми лапами и мордами, ещё забавных, нестрашных, бежали вперевалочку, лапы "нарастапашку", но уже что-то ворчали и пофыркивали - будущие ретивые охотники. Лоан раскрыла руки, со смехом поймала бегущих, они лавиной обрушились на неё, она повозилась с ними, её всю облизали и чуть с ног не свалили. Потом тоном приказа что-то сказала их матери, и та сразу же увела свой выводок под прикрытие сосен.
   - Не держите на неё зла, на мою Нэсси,- девочка с улыбкой обратилась к землянам,- она, конечно, дикое животное, А какой же ей ещё быть? Как ещё выжить? Кроме того, они все голодные, у меня тоже рыбы мало сейчас.
   - А мы как раз хотели спросить: чем ты тут питаешься?
   Лоан вздохнула.
   - Для себя - землю обрабатываю, овощи выращиваю, сколько удаётся. У нас тут тепло, можно несколько урожаев в год снять. Но главное всё-таки рыба.
   - Рыбачишь?
   - Нет. Дельфины мне приносят.
   - Что-о?
   - Это не простые дельфины. Отец когда-то поработал с ними. У них повышенный интеллект, на уровне людского ребёнка, кстати, передаваемый по наследству.
   - И они, что же, тащат тебе в пасти по рыбёшке?
   Лоан кивнула.
   - Просто, сейчас не тот период, рыбы мало. Но мы выживем. Грызунов много, собаки охотятся. А у вас,- вдруг осмелилась спросить она,- может быть, есть в корабле какие-нибудь ненужные отходы? Дайте мне для собак, я буду очень благодарна.
   - Ну конечно, Лоан, милая, обязательно дадим. Идём к нам. Вон там, через пару километров наш корабль.
   Серж немного злился оттого, что Ванесса сразу нашла с тайфаркой душевный тон, и, казалось они могут говорить до утра, а ему никак не удавалось завладеть разговором, хоть слово вставить.
   -Я как командир корабля приглашаю тебя к нам. И накормим, и питомцам твоим еды достанется. И, уверяю тебя, Лоан, ты будешь самой дорогой гостьей в нашем жилище.
   Они шли к кораблю. Лоан, босая, ноги утопали в песке, карие глаза не могли скрыть радостного сияния. Серж предложил ей держаться за свой локоть, ей стало легче идти, потом и вовсе надумал донести её на руках, отчего она покраснела и отрицательно замотала головой. Ванесса шла сзади и только посмеивалась, видя, как вчерашний любовник, свет в очах, уже распускает павлиний хвост при виде юной самочки. "А чего же я хотела? Сама ведь порвала с ним. Теперь нужно только суметь стойко перенести эту боль, не показать виду, не уронить достоинство... Вот и всё. Потом, на Земле уже будет легче".
   Так, через какое-то расстояние, мило воркуя меж собой, они, как показалось Сержу, дошли уже до вполне доверительных отношений, и он решил перейти к более животрепещущим темам. После некоторой преамбулы он вдруг заговорил проникновенно и серьёзно:
   - Лоан, вот объясни мне. Ты - такая юная, просто ребёнок. Но как это может быть? Как ты сохранилась? Ведь после трагедии с вашей планетой прошло уже 30 лет, так?
   Что-то случилось, чего он не понимал. Лоан резко остановилась. Посмотрела вдруг на него зло и дерзко, как на идиота или притворяющегося таковым, оглянулась с тем же злым взглядом на отставшую Ванессу.
   - Вы, что, так до сих пор и не поняли? Не поняли всего того, что здесь произошло? И какова роль моего отца во всём этом? И какова - моя?
   - Ну, э-э-э, почему же...? мы э-э-э знаем о судьбе планеты, делали обзоры из космоса. Немного знаем о твоём отце, о его гениальном открытии...- забормотал Серж.
   - "Гениальном открытии"?!- внезапно зло гаркнула, просто заорала на него Лоан.- Да он сгубил планету!!! Все миллиарды погибших, все эти трупы и руины - это всё его рук дело!- неожиданно её голос упал с крика на шёпот, и она выдохнула, вконец обессиленная своим резким выпадом,- хотя... хотя я всё равно люблю его и буду любить. И грех его перед людьми разделю с ним. Он же всё это сделал, чтобы спасти меня.
   Она помолчала, (земляне оторопели). Постояла, не в силах идти дальше, какая-то совершенно опустошённая своим откровением. Но вот силы снова вернулись к ней, вспыхнул даже тот же шизофренический блеск в карих глазах (это уже не были глазки смущённой девочки-школьницы). Ванесса, глядя на неё с тоской, пыталась определить, кого сейчас видит перед собой, мысленно проговаривая: "Мученица... Да она же - подопытная. Господи!" Землянка поняла, что хочет сказать Лоан, ещё до того, как та, картинно раскланявшись, продолжила свой шизоидный спектакль перед ними:
   - Дорогие друзья! Вы задались вопросом: кто я? И почему мне через несколько десятков лет всё ещё 18? А? Так вот - разрешите вам представить единственный экземпляр, единственную на данный момент жертву открытия Вайеля, единственную вечную... вечную и нестареющую тварь живую, обречённую на вечные муки. Это я! Прошу любить и жаловать,- она прижала руку к сердцу и поклонилась.
   В наступившей тишине, долгой и страшной, пока Серж ещё выходил из шока, ошарашенный, и кхекал, никак не находя слова, которые можно было бы тут употребить в утешение, Ванесса вдруг, не думая, не подбирая никаких тирад, просто со слёзным воплем кинулась, обняла девчонку, плача, заголосила:
   - Какая же ты несчастная, Господи! Ведь ты даже умереть, отмучившись, не можешь! Девочка ты моя родная!- прижимала она её к себе. Плакали обе.
   Серж покрутил головой, как от сущего безумия, разыгравшегося перед ним, отошёл в сторону, потёр переносицу, долго не мог нашарить сигареты по карманам и, только закуривши, пробормотал:
   - Сумасшедшие женщины! Чёрт бы их побрал! Их никогда не поймёшь! Я бы, например, радовался, если бы стал вечно молодым. Идиотки! На них не угодишь!
   Потом успокоился.
   - Но, по крайней мере, теперь я убедился воочую - открытие-таки имеет место. И результат превосходит все ожидания.
  
   В кают-компании маленького разведкатера горел приглушённый свет, лилась музыка, игривая, лёгкая. Её действие совершенно незаметно расковывало человеческую душу, будто баюкало в тёплых волнах. Так же согревало и вино. Совсем слабое, красное, оно казалось просто безобидным виноградным напитком, однако, после нескольких бокалов уже трудно было встать из-за стола, трезво рассуждая, ещё и помнить, что пора идти домой...
   Такие вот разомлевшие, разнеженно-томные, обе женщины, готовые то ли смеяться, то ли плакать от своих откровенных исповедей, всё больше нравились Сержу. Он подливал и подливал вина, подкладывал на тарелки устриц, нарезал торт, вместе с маленьким шустрым роботом обслуживал дам, старался, чтобы каждая почувствовала себя королевой, а это значит в пьяном женском мозгу - красивой, желанной, просто счастливой. Старался, чтобы из их сознания ушла, отодвинулась нервическая горечь жизни. Старался, из кожи лез, особенно для одной, той, что была старше, но не состарилась за последние десятилетия ни на иоту. Да и не состарится никогда.
   Две красавицы-девчонки успели уже и наплакаться, обнявшись, и посмеяться каким-то воспоминаниям прошлого, даже малость подтрунить над Сержем (что он, будучи идеалом в собственных глазах, пропустил мимо ушей). Успели даже привести в порядок одичавшую в своём беспросветном одиночестве Лоан. Удалились в душевую. Оттуда раздавались барабанящие струи воды, пар, запах шампуня, хихиканье, анекдоты, дружный хохот. Наконец, появились. Серж был ошарашен за сегодняшний день вторично. У Ванессы - какая-то невиданная высокая причёска, делавшая её лицо значительным и волнующе красивым. Это оценили бы в Голливуде. Но командир весь устремлён был сейчас к новой, только сегодня засиявшей звёздочке. Ему казалось, что это и есть сама судьба его во плоти перед ним (и плевать ему было, сколько ей лет!).
   Она стояла перед ним застенчивая, ещё сама не привыкшая к себе, такой новой, и только смущённо оглаживала ладонями свой блестящий комбинезон астронавигатора, в который её нарядила Ванесса. Чёрная, с блеском, ткань обтягивала юную фигурку, как на подиуме, вымытые каштановые кудри лились по плечам. Но сама девчонка не умела победно выставлять напоказ совершенство своего тела, прелесть своих широко распахнутых наивных глаз. Глаза опускала, в обтягивающем костюме чувствовала себя голой, особенно, в эпицентре жадного мужского взгляда. Даже не понимала, что именно эта её стеснительность и делала её пленительно юной в глазах зрителей, вопреки всем доводам рассудка.
   Вечеринка явно подходила к концу. Все уже еле держались на ногах. В атмосфере кают-компании родилось и витало то особое, жгуче-прекрасное "нечто", что называют влечением, влюблённостью, флиртом, желанием видеть только друг друга, слышать, ощущать, целовать, обожествлять... И это прекрасное "нечто", наполнявшее воздух, само собой исключало присутствие третьего человека - Ванессы. Она чувствовала это всё горше, всё болезненнее: как горят взгляды, как тянутся ладони хоть чуть соприкоснуться, как дышит грудь девчонки, явно не знающей ещё любви, когда мужик с чёрной бородкой и наглыми глазами чокается с ней бокалами, а взглядом своим говорит всё, не стыдясь, всё, чего бы он сейчас хотел...
   Ванесса, спокойно-философичная с виду, постоянно шутила, смотрела настенный экран, который, как нельзя кстати, показывал какие-то весёлые непристойности, наконец, вышла покурить в одиночестве на свежем воздухе. Когда она возвращалась, несколько просвежив пьяную голову, то, уже подходя к месту пиршества, из коридора услышала разговор.
   - Мне пора идти, Серж. Всё, не могу больше оставаться.
   - Ну что такое? Прелесть моя! Русалочка! Ну, самая нежная, самая прекрасная девочка! Не уходи! Я с ума схожу! Со мной такого ещё никогда не было, хоть я и не мальчишка. Я никогда ещё так не влюблялся. Если ты уйдёшь, я тут просто сдохну без тебя. Я, по-моему, уже разум потерял. Я влюбился в тебя!
   - У тебя же тут Ванесса. Вы ещё недавно были вместе (я прочла в твоём сознании).
   - Но ведь это было до тебя. А теперь - ты! Только ты! А она, кстати, никогда меня и не любила. Всё порвала со мной. Она сама мне это сказала. Так что будь спокойна.
   Дальше, как услышала Ванесса из коридора, судя по их возне, он пытался целовать девчонку, та сначала вырывалась, потом, зачарованная, так и замерла в долгом поцелуе. Однако всё же решительно встала.
   - Мне надо идти. Если хочешь, приходи завтра.
   - Но что за срочность? Мы такие пьяные... Переночуй здесь.
   - Не могу, Серж. Сегодня ночью моя дельфиниха Уна должна родить своего первенца. Я буду помогать ей. Срок наступает.
   - Мать её...! То есть, я хотел сказать, а она, что, без тебя не родит?
   - Это моя обязанность, я всем им помогаю. Всех лечу, обучаю. Они же - как дети. Мои подопечные дети. Они меня любят. А моя жизнь без них была бы невыносимо одинока.
   Серж, похоже, смутился.
   - Да, я понимаю. Это, конечно, важно и так прекрасно, когда кто-то рождается. Ты будешь моей женой, Лоан?- спросил он внезапно.
   Она, видно, совершенно растерялась от неожиданности, хлопая своими полудетскими глазами. Ответа не слышно было. Серж продолжал шёпотом, с напористой нежностью:
   - Когда ты станешь моей женой, ты тоже родишь мне ребёнка. Сына, непременно, сына!
   Вдруг - что-то произошло. Ванесса услышала какой-то рывок, звон упавшего бокала, всхлипы. Лоан, явно, вырывалась, он хватал её, останавливал. Когда Ванесса вошла, девчонка, еле сдерживая рыданья, заикаясь, дрожа всем телом, пыталась выговорить непослушными губами:
   - Ты ничего не знаешь обо мне, а уже сватаешься!
   - Что? Что я должен такое ужасное знать?
   - Природа не терпит перенаселения. Те, кто размножаются, не живут долго. А я - вечная. Поэтому я бесплодна. Такова цена за бессмертие, увы...
   Прошла тягостная минута, когда все молчали. Подавленность сковала даже Сержа. Лоан опять заговорила, сдержанно-трезво, с неё, видно, весь хмель слетел, когда снова всколыхнулась боль душевная, теперь у неё даже прибавилось решительности:
   - Спасибо за гостеприимство. Мне было очень хорошо с вами. А сейчас мне пора. Я ухожу.
   - Я провожу тебя,- сразу же поднялся с места Серж.
   - Это лишнее.
   - Как так?- моментально нашёлся он,- а собачки? Я же обещал накормить всю стаю. У нас тут полно мяса с костями. Ты столько не дотащишь. Я и то - с трудом. Возьмём робота.
   Ванесса только иронично ухмыльнулась, шепнула про себя: "Подонок. Уже собачек опекает! Ну - ну..."
   Серж отправился в кухонный отсек. Слышно было, как он там покрикивает на андроидов, чтобы нашли самые большие пластиковые пакеты, наполнили до отказа да побыстрее.
   Лоан, какая-то странно застывшая, присела напротив экрана, но и не думала на него смотреть, вся в своих внутренних противоречиях, от которых ей было моторошно. Её простая натура, не знавшая компромиссов, которой хорошо было на просторе морского берега да в обществе зверей, уж совершенно не умела ни обманывать, ни как-то лавировать в мире людских отношений, даже отстаивать свои собственные интересы. Ванесса в этот момент тоже не вглядывалась и не вслушивалась в трескотню с экрана, она невольно задумалась, ушла в свои мысли. Но девчонка вдруг подошла к её креслу, присела на ковре у её ног и, глядя в глаза просящим взглядом, взяла за руку.
   - Прости меня! Я виновата перед тобой! Скажи только - и я уйду. Сейчас же. И он меня больше никогда не увидит, не найдёт. Уйду под воду, поживу там. Скажи только. Мне надо знать. Ведь вы же...
   - Нет! Не надо тебе никуда прятаться! Что это тебе в голову пришло, Лоан?
   - Но ведь вы жили вместе, ты его любишь, а теперь он сватается ко мне. Как это так? У нас есть поговорка: на чужом несчастье...
   - Счастья не построишь. У нас тоже есть, такая же самая. Но это не о нашем случае, поверь. Твоя совесть может быть абсолютно чиста. Ты не делаешь мне никакого зла. Я действительно сама прогнала его. И жить с ним больше не стану. Мне всё равно, женится он на ком или нет.
   - А почему? За что ты так с ним?
   Ванесса недобро усмехнулась.
   - Он не так прост, как кажется. И отнюдь не искренен. Насчёт тебя я не знаю, не пойму: любит он тебя на самом деле или всего лишь преследует свою цель. Не знаю. Разберись в этом сама. Твоё сердце должно тебе подсказать.
   - Подожди!- распахнула испуганно-детские глаза Лоан,- какую цель? Я - нищая. Что может привлекать ко мне? Я даже не смогу родить детей.
   - Что может привлекать, ты спрашиваешь? Наверное, тайна твоего отца, Лоан.
   - Его научная разработка? Но у меня её нет. А, если бы была, я бы её уничтожила!
   - Мне лично она тоже не нужна как проклятье, которое не стоит откапывать из земли. Но Сержу - ох как нужна! В общем, скажу тебе, Лоан, честно, как самой дорогой подруге, без всякой ревности, без всяких обид: присмотрись к нему, не верь сразу, прислушайся, почувствуй. Ты же чувствуешь людей, даже читаешь в их сознании. Присмотрись, как он поведёт себя: будет ли выпытывать эту тайну, захочет ли повезти тебя на Землю, узаконить отношения.
   - Но зачем ему такая жена? Через несколько десятков лет я буду выглядеть, как его внучка.
   - Это дело вкуса. Некоторые старцы именно так и женятся.
   - Но моё бесплодие! Мужчина же хочет продлить свой род! А я...
   - Не трагедизируй! На Земле тоже полно бесплодных женщин. Одни не рожают просто по убеждениям, есть даже такое движение "Свободен от детей". Эгоисты. Не хотят их выращивать, жертвовать для них годами своей жизни. Другие - не могут (по разным причинам). Ничего страшного. Современная медицина помогает, рожают, кто хочет. Есть много вариантов, уж в крайнем случае - суррогатное материнство...
   - Нет, Ван, моя ДНК не соответствует ничему этому,- помотала головой Лоан.- А Серж хочет сына.
   - Не верю я в это. Не похоже на него. Но в конце концов: усыновите мальчика. На Земле полно сирот.
   Серж прошёл по коридору в рубку с раздражённым видом. Он уже собрался было идти с Лоан, даже благоухал какими-то гормональными парфюмами, когда пилоты вызвали его на связь с основным кораблём. Раздавался его раздражённый, чуть рычащий в таких случаях командный голос. Ванесса прислушалась. Из их маленького катера связь с Землёй не осуществлялась. Значит, из Центра подпространственной координации вызывали их корабль, который стоял в столице. Сашка что-то там передавал Сержу. Но тот вдруг захлопнул дверь в рубку, разговор перестал быть слышен. Мысли Ванессы снова вернулись к их с Лоан неловкой, чуть натянутой беседе, которая уже начала её тяготить.
   - Да, совсем забыла,- вдруг поднялась с места Ванесса,- наш пилот Саша прислал мне фотографии, так быстро сделал, я только сегодня его попросила.
   Она раскрыла планшет. На мониторе размещалось два снимка. Лоан судорожно схватила за края, приблизила к глазам, потом чуть отстранила и всё всматривалась, порой прикрывая веки, чтобы слёзы не лились по щекам, потом отложила планшет, схватила салфетку со стола, прижала к глазам и долго сидела так, закрыв лицо и только вздрагивая. Все силы она сейчас приложила к тому, чтобы не разрыдаться вголос. На лежащем перед ней планшете с двух снимков на неё смотрели, будто из той давней, такой счастливой жизни, из той жизни, что была до-, смотрели двое немолодых людей, одного она не знала, но второй был её отцом. И тёплая волна слёз хлынула сама собой, не хватило сил с ней справиться. Ванесса тактично отвернулась. Через какое-то время девчонка, еле выговаривая слова прыгающими губами, произнесла:
   - С-делай, пере-сними н-на бумагу. Пожалуйста!
   - Да, конечно, сейчас.
   Солёный поток слёз всё равно не давал разглядеть лицо отца. Но Лоан шептала ему что-то, потом втягивала воздух и замирала, судорожно прижимая к глазам салфетку. Даже через закрытые веки видела его улыбку на немолодом лице в очках. Глаза в складках морщин смотрели на неё с тем выражением всепонимающей любви, чего-то такого их, родного, только им знакомого, близкого, что не назовёшь словами, что может только всколыхнуться в груди горячей волной , и - с горечью хлынуть из глаз. "Не вернёшь. Ничего не вернёшь..."- думала Лоан. Слова вдруг полились сами:
   - Ты, конечно же, задаёшься вопросом, Ван, тебе кажется это безумием...
   - Что именно?
   - Неужели Тайг Вайель (а его считали гениальнейшим учёным всего обитаемого сектора галактики), неужели он "прозевал" такую маленькую деталь, такой "лёгкий недостаток" своего эпохального открытия, как...
   - Как бесплодие вечных особей?- перебила та.
   - Да. Думаешь, я не задавалась этим вопросом? Я думаю об этом денно и нощно. Не мог он не знать, упустить из внимания этот "побочный эффект". Конечно же, он знал. А ты как думаешь, Ван?
   Та кивнула: "Не мог не знать. Но тогда он сознательно обрёк тебя..."
   - Да что меня?!- вскрикнула Лоан.- Я - один человек, не так уж важно, что там со мной... Но представь, Ван, вот если бы не разразилась эта война, если бы всё обошлось мирно, и все страны Тайфара завладели технологией вечной жизни (а отец хотел отдать своё открытие всему человечеству), представь себе, напряги фантазию, чутьё, взгляни на это общество вечных людей! Никто не рождается, так? Поколения не сменяются, не несут ничего нового, не открывают, не дерзают, даже сама жизнь не требует от них ничего. Они не болеют и никуда не стремятся, у них нет проблем... Что это будет за общество? А? Как ты думаешь?
   - Полнейшего застоя. Ты права. Прогресс остановится. Начнётся вырождение. Возможно, попытки уничтожить самих себя, раз естественный конец не наступает.
   - Вот-вот, Ван, я тоже пришла к подобным выводам. Но по-прежнему не понимаю одного: почему же отец это сделал? Как ты считаешь? Я мучаюсь над этим. Годами, десятилетиями. Как говорится, уже "взгляд замылился". Твой взгляд будет свежим. Скажи.
   - А если моё мнение тебя оскорбит? Ведь ты свято любишь отца, сколько бы лет ни прошло,- строго скосила на неё глаза Ванесса.
   Лоан глубоко вздохнула, как бы готовясь к чему-то болезненному, даже выпрямилась и тихо произнесла:
   - Всё равно. Я хочу знать правду. Говори.
   - Гениальные люди чаще всего бывают психически ненормальны.
   - Он сам мне это говорил. Правда, не о себе - о своих сотрудниках, которых я называла психами.
   - О себе ни один человек этого не понимает. Не понимаешь даже ты, дочь его.
   - Так он...
   - Он помешался. Когда умерла молодая жена, а ты, единственный свет в очах, всё, что у него осталось, имела выраженную предрасположенность к онкологии и, скорее всего, была обречена... Он понимал это. И, как помешанный, как фанат, решил не обращать внимания ни на что побочное, ни на какие "но". Решил переть к цели. И, вдохновляемый безумием, победил. Потому что был гений. А не остановился вовремя потому...
   Лоан при этих словах вся напряглась, превратилась в слух.
   -... потому, что слишком сильно любил тебя. Слишком. А всё чрезмерное... Он только и жил тобою. Он говорил об этом даже малознакомому человеку - моему отцу. Ведь Тайг не женился, его психика исключила эту потребность - искать себе подругу жизни. Он весь сосредоточился на тебе, на своём отцовстве, на идее спасения тебя. Не представляю, как он пережил бы, если бы ты вышла замуж, к примеру.
   Ванесса помолчала. Лоан сидела, как громом поражённая, так и не отнимая ладоней от лица.
   - Скажи, Лоан, неужели он не терзался раскаяньем за всё содеянное? Ну хотя бы тогда, когда война уже шла, и он прятал тебя в саркофаг для анабиоза.
   - Конечно, терзался. Если бы он был безумен, как ты утверждаешь, то считал бы себя правым. И не было бы никаких сомнений, никаких угрызений совести. Но ведь тогда, когда он готовил меня к анабиозу, там, в гроте, перед тем, как погрузить саркофаг под воду, он сказал мне...
   Теперь напряглась Ванесса. Смотрела со жгучим интересом.
   - ...он сказал, что не имеет права больше жить. Я уговаривала его спрятаться, укрыться, переждать войну в убежище, подсказывала ему, где безопаснее всего - в подводных заброшенных дворцах. Но он был непреклонен. Положил со мною вместе в саркофаг все мои драгоценности, которые дарил...
   - А документацию по открытию?
   - Нет. Больше ничего. Уходя, целуя меня, глядя на меня в последний раз, он сказал, что летит в Твенфр, в свою лабораторию. Очевидно, там в компьютере и содержалась вся информация. Ты же видела, какая там воронка. Лаборатория, питомники и все окружающие вспомогательные службы стёрты с лица земли. Не осталось ничего, что можно было бы взять на память об отце.
   Лоан прижала фотографию к губам. Казалось, больше у неё ничего уже не будет памятного и дорогого. Ванесса помолчала, словно эта волна горя душевного накрыла и её. Потом всё же интерес учёного возобладал, она спросила:
   - Отец тоже был вечным? Только вы двое?
   - Да. Он был вечным. Он и я. Больше никто. Он не успел. Но, видишь ли, Ван, всё на свете относительно. Даже вечный, отец погиб. Прямое попадание мегабомбы. Так что - он счастливее меня.
   - Ну перестань, не плачь, не надо, девочка, милая, не надо.- Ванесса прижимала её к себе.- Не плачь больше. Мы с тобой - сильные. Мы всё можем перенести. Ведь мы же женщины. А женщины куда сильнее мужчин. Мы выдерживаем и не ломаемся от таких вещей... Ты ещё не понимаешь, как ты сильна. Ты ещё откроешь это в себе.
   - Послушай, Ван,- заговорила девчонка вроде бы без всякой связи с предыдущим,- а знаешь, чего бы я хотела в жизни больше всего? Сочтёшь меня сумасшедшей?...
   - Не сочту. Я готова. Говори.
   - Стареть. То есть - жить нормальной человеческой жизнью. Жизнью женщины. Любить, родить детей, замечать первые морщинки, первые седые волосы, потом слабость физическую, радоваться оставшимся дням, появлению внуков, наконец, умереть. Просто, естественно умереть, упокоиться с миром, как говорят. Впрочем, ты не поймёшь всего этого...
   - Представь себе, понимаю.
   В салон ворвался Серж. Девчонки сидели по-прежнему рядышком, Лоан положила висок на руку Ванессы, лежащую на подлокотнике. На её кисть стекали слезинки, но сама тайфарка чуть улыбалась.
  
   Недалеко от прибрежной полосы, где уже не было песка и начинался кустарник, стая серых четвероногих с урчаньем и даже каким-то удовлетворённым постанываньем заканчивала своё пиршество. За много лет они ни разу так не наедались. Щенята с круглыми, как бочки, животами тащили обглоданные косточки к норе, вырытой в земле. Наверное - играть на досуге. Взрослые лениво отрыгивали и разбредались спать на сытый желудок (в совершенно непривычном для них состоянии).
   А великий "спонсор", тоже в блаженном охватившем его вдохновении, сам себе казался будто нырнувшим в свою юность, когда вот так вот у моря при луне тискал неопытную девчонку. Он был тогда совсем пацаном, но впервые почувствовал, что не отпустит её просто так, и она это тоже осознаёт (не какие-нибудь там сложности, вроде литературной любви, а всего лишь зов природы, но зов всевластный, который покорял обоих). И, конечно же, Серж догнал её, убегающую по песку, и не выпустил из своих крепких рук, и юные губы слились, тела соединились, так велела им, наверное, сама богиня плодородия, пока они молоды, совершенны, способны сеять и вынашивать новую жизнь, населяя планету.
   Он, конечно, недолго помнил ту девчонку, как там её звали, какова её судьба. Больше помнил ощущения: тугая маленькая грудь с торчащими вверх сосками, как он мял её, как настойчивой силой и обалденными поцелуями всё больше подчинял себе эту девчоночью робкую душу, которая уже охмелела, словно кто-то свыше учил его незамысловатому действу...
   И сейчас, на Тайфаре, Сержу казалось в пьяном вдохновении, что и берег в зеленоватых сумерках такой же, и луна, и девчонка, у неё даже такая же тугая грудь, запах загорелой кожи, тот же испуг и шёпот: "Не надо", робкая попытка вырваться, но попытка несильная, обречённая. Она сама понимает, что "всё будет", сама вдруг безумеет той же жаждой и позволяет лётному комбинезону упасть на песок.
   Серж подхватывает её голое стыдливое тело и уносит в заросли. Она вся устремляется к нему, уже влажная и горячая внутри. Теперь, талантливая ученица самой природы, как-то неистово жадно берёт инициативу в свои руки. Она - ещё пламеннее, чем он, дрожит и стонет, бьётся под ним в нескончаемом ритме. Может, потому, что на подаренном ей тоскливом веку, возможно, и не будет больше такого взлёта, таких счастливых мгновений - мгновений настоящей человеческой близости. Она и вскрикивает на взлёте животной радости,и плачет счастливыми слезами, и целует, бесконечно ласкает, нежит своего любимого, и ни о чём не задумывается. Думать она сейчас просто не может. Думать обо всём начнёт потом, когда он уйдёт, ближе к утру, а зеленоватые ночные сумерки сменятся совсем иной игрой света на океанском горизонте, вспыхнут прозрачно-розовые полосы, всё сильнее, вот уже, как раскалённая печь, пунцово засияют, горизонт вспыхнет, и застенчивая краснота его выльется постепенно в крепнущий свет, свет нового дня над всем небосводом.
   Лёжа одна на своём убогом ложе из сухой травы, Лоан будет смотреть на победные краски разгорающегося горизонта, на то, как день властно вытесняет загадочную тайну ночи. Но даже утренний холодок и неизбежная трезвость мысли, что приходит в этот час, не умерят пыл воскресшей в ней веры. В груди у девчонки зажглось такое же чудо восхода, как и в широком красноватом зареве над океаном. Пылало, обещая солнечный день, пылало и не меркло. Она прикрывала глаза и слышала его слова: "Я увезу тебя на Землю. Мы будем вместе. Ты выйдешь за меня? Согласна?"
   Никакого сна не было и в помине. Такой гудящий, со звоном колоколов и пением струн, как гром оркестра на апогее симфонии, такой взлёт человеческой души в надежде на счастье несовместим был с покоем сна. Но вечное существо во сне и не нуждалось.
  
   Ванесса только что закончила работу с отчётом, перепроверяла свои записи на мониторе. Нужно было побыстрее связаться с кораблём, скинуть все данные Сашке с тем, чтобы он передал их на Землю.
   Неслышно подошёл Серж. Вдруг, напугав её, "материализовался" за спиной, как привидение.
   - Что за манера подкрадываться!- невольно вырвалось у Ванессы.
   - А ты, красотка кабарэ, всё отчёты строчишь? Молодец, давай-давай!
   - Слушай, ты, кобелина, это вообще-то твоя обязанность - отчитываться перед Землёй. Ты должен фиксировать в журнале каждый день, проведённый здесь, все поиски и исследования, а вместо тебя только я и сообщаю о результатах работы. А ты - шляешься беспробудно, пьёшь, дрыхнешь, тебя почти и не видно.
   - Но ты же меня не выдашь, а, любимая?- он по старой памяти сжал плечи сидящей Ванессы.
   - П-шёл вон, козёл!- она гневно передёрнула плечами, высвобождаясь.- Я и так за тебя все данные сообщаю да ещё вру, тебя покрываю, что ты, дескать, заболел, тут эпидемиологическая обстановочка не очень благополучная и тэ дэ, и тэ пэ. Вот хочу спросить : и сколько же ещё этот кобеляж будет продолжаться?
   Серж вдруг рявкнул, не сдерживаясь:
   - Столько, сколько нужно!!! Мне нужно!!! Поняла ты, коза?
   Она в ужасе крутанулась с креслом, уставилась на него ("что-то новенькое, таким хамлом он ещё не был!"), изумлённо пробормотала:
   - Ты, никак, горно-взрывными работами занялся? Случайно мозги не отшибло, болезный ты мой?
   Серж стоял перед ней в виде какого-то измученного трудяги, в руках портативная лазерная пушка, костюм весь в пыли и каменном крошеве, щека измазана, даже чёрные волосы с хвостом жеребца будто сединой присыпаны. Он вдруг миролюбиво-примирительно пояснил, отряхиваясь:
   - Знаешь, по катакомбам лазил. Так, рекогносцировка, предварительный осмотр. Он ведь мог спрятать компьютер именно там. А ты давай, отчитывайся, успокаивай наших работодателей и Службу безопасности с твоим бывшим супругом во главе, внушай им, что наша деятельность тут вся "чики-чики". Поняла? Я ведь и с тобой деньгами поделюсь, как только найду разработку Вайеля.
   - Это, выходит, я тоже в деле? Нет уж, уволь, дорогой. Спасибо за честь. Но я не при делах и денег мне твоих не нужно. Я тебе уже объяснила: это реальная угроза Земле. Не надо мне подобных заработков.
   - Но, Ван, дорогая моя, Ван!- он склонился к ней, жарко задышал, на неё повеяло чем-то прежним, безумством их любви, чем-то таким безрассудным, прекрасным, что было, чего не забыть... Этот запах дорогих сигарет и алкоголя от его губ, чего-то такого непередаваемо мужского, грубого, покоряющего, пьянящего, ради чего она бросила когда-то прежнюю жизнь, где были съёмки, творчество, надежды, наконец, муж... Муж, которого она предала...
   - Ван, пойми: я живу с этой девчонкой только ради дела. Только, чтобы выведать тайну. Но она пока не колется. Я не нажимаю на неё. Пока не нажимаю. Всё в своё время. А женюсь я, конечно же, на тебе. Только помоги мне. Ты поняла? Я не улечу отсюда, пока не завладею открытием. Хоть погибну, но без этого не улечу. А ты можешь воздействовать на Лоан, разговорить её, она тебе верит, ты для неё самая близкая подруга.
   - У-ф-ф!- Ванесса тяжело выдохнула.- У тебя одно на уме. Ты действительно заболел. Только я не знаю лекарств от этой "золотой лихорадки". С тобой уже тяжко иметь дело. Ты даже ничему не веришь. Я тебе объясняла, и не раз, что Лоан ничего не знает. Ни-че-го! Мы с ней уже так доверительно беседовали, уж так откровенничали (она, кстати, простая, как "сибирский веник", такая открытая, как дети, не умеет уберечь ничего от собеседника, ни одну свою тайну, даже что-то такое, что выставляет её не в лучшем свете), при этом она уж никак бы не утаила, если бы знала, где отец спрятал разработку. Если бы вообще он её спрятал где-то...
   - Так, по-твоему, всё погибло?
   - Конечно. Когда он укладывал дочь в саркофаг, то от раскаяния за содеянное уже сам не хотел жить. Подумай: он не стал спасаться, а полетел в столицу, чтобы наверняка погибнуть. Это - самоубийство!
   - Но почему бы ему не укрыть где-то свою разработку хотя бы с дальним прицелом: вдруг человечество будущего сумеет ею воспользоваться во благо?...
   - Ах-ах-ах! Как же! Тешь себя надеждой, весьма призрачной... Он осудил себя на смерть. Стал бы он беречь эту разработку, которая вместо жизни несла гибель человечеству (как оказалось на опыте)?
   - Был бы умнее, так стал бы!- гаркнул Серж, с трудом сдерживая очередную гневную вспышку.- Ладно, хватит, в общем, попытайся ещё её разговорить. Да, кстати, что ты там упомянула, вроде, она о себе выболтала нечто компромитирующее, а поконкретнее?
   - Да не важно.
   - Нет, важно!
   - А, впрочем,- ехидно улыбнулась Ванесса,- ты так пламенно к ней сватаешься, что тебе как будущему супружнику не мешало бы знать. Мы как-то с ней на берегу (когда я собирала образцы органики и неорганики), очень уж доверительно разговорились на этакие наши бабские темы, и она на лирической волне призналась, кто у неё был первым. Ты хоть заметил, что она - не девственница?
   - Э-э-э, да, но... Может, до войны... Ей же было 18 лет...
   - Нет, не до войны. После.
   - Как это? Уже ж никого не было из людей. Что за чушь!
   - Вот именно: из людей. Но были дельфины, живёхонькие.
   - Ты хочешь сказать...
   - Она сама мне призналась: это был молодой дельфин! Как-то его звали? Не помню. В общем, они жили довольно долго, были очень близки.
   - Вот извращенка! Убью!- завопил Серж.
   - Кого? Её?
   - Нет! Эту рыбу!
   - Дельфин - не рыба! Это во-первых. Во-вторых - его уже нет в живых. Однажды после сильной бури Лоан нашла выброшенный на песок его труп. С тех пор она была одинока.
   - Так я и поверил! Этих рыб там полно кишит.
   - Ох и глуп же ты! Эти дельфины умны, как люди. Они генетически видоизменены. Над ними когда-то поработал сам Вайель - просто от нечего делать, развлекался тут на отдыхе в отпуске (а развлекаться, лёжа под солнцем пузом кверху, он просто не умел, вот и позабавился, занявшись ДНК и мозговой деятельностью морских животных. Результатом был не совсем доволен, интеллект их, конечно, не довёл до человеческого, но заставил развиваться. Вот они и прогрессируют с годами, дельфины, которым посвятила жизнь молодой биолог Лоан). Так что любовь девушки и её дельфина - вещь естественная. Они хорошо понимали друг друга и были неразлучны.
   - На безрыбье...- зло фыркнул, аж слюной брызнул Серж.
   - Как ты не понимаешь: она не сошлась с кем попало! Там была любовь. Дальше - она вообще жила в одиночестве. Кстати, это не такая уж редкость и небывальщина, такой брак, даже на Земле. Известны случаи, когда дельфины насиловали купающихся женщин.
   - Что-о? Ничего себе!
   - Но то были простые дельфины, с неусложнённым мозгом.
   - Ох уж эта Лоан... Извращенка! В тихом омуте...
   - Дурак ты! Она тебя любит! Хоть поэты и утверждают, что любовь бывает в жизни одна, но это лишь словесная фиоритура.
   - Да, но сожительство с животным!... Это... Это же... Как это называется?
   - В данном случае это - то же самое, как если бы до тебя у неё был парень. Ведь ты воспринял бы такой факт как что-то естественное.
   - Да! Но... А, ладно, тебя не переубедишь. У вас же такая солидарность, у баб!
   - Тебя тоже не переубедишь. Хотя бы в том, что эта девочка, бесхитростная, как её дельфины, не может, просто не способна таиться и лгать. Она не знает, где отцовские разработки. Да, скорее всего, они погребены вместе с ним в той воронке на месте лаборатории. Оставь ты её в покое, Серж! Клянусь тебе чем угодно: она не знает. Ей нечего тебе отдать, кроме самой себя, нет у неё никаких тайн. Она и так отдала тебе самое ценное, что у неё было, - душу свою. Она была бы тебе прекрасной женой. Вот только я не уверена, достоин ли ты её...
   - Ну уж ты сказанула, Ван,- задумчиво пробормотал Серж.- Вот представь: вернусь я на Землю, не привезу никакой разработки Вайеля, останусь в той же должности, с той же зарплатой, в будущем - с жалкой пенсией. Тебе я нужен такой? Твой первый муж и то был богаче в десять раз.
   - Дурак ты! Ещё раз повторяю: я когда-то бросила этого мужа, генерала, потому что любила тебя. Ушла с тобой в космос... Помнишь наш первый совместный полёт? Как ты подрался с каким-то моим поклонником на корабле? Я уж забыла, как его звали,- Ванесса мечтательно отвела взгляд куда-то в те дали, где сейчас витала её душа.
   - Ван, прости,- Серж взял её руку, поднёс к губам,- я же с ней, ты же понимаешь, только ради этой тайны. Я уже помешался на этом, просто не знаю, где искать проклятое изобретение!
   - Действительно, помешался, это ты верно сказал. А любовь наша никогда не воскреснет. Ты убил её, удушил. Вот этими самыми пальцами. Я многое поняла в тот миг.
   Он хотел возражать, потянулся к ней, но она рванулась в сторону, отъехала вместе с вертящимся креслом, стала рыться в ящиках с кристаллами памяти, потом подъехала вновь, в её руках был небольшой свёрток. Серж смотрел с недоумением, что это она такое принесла. А женщина развернула невзрачную тряпку и из неё вдруг полилось, словно древнее благородное сияние каких-нибудь драгоценностей императрицы, приглушённое таинственное свечение глубоководных богатств - словом, это были жемчужины со дна океана, много жемчужин, несколько горстей, крупных, белых и розовых, среди них несколько чёрных. Все они переливались дорогой своей неброской красотой, Ванесса рассыпала их и перебирала в пальцах.
   - Видишь, какая она бескорыстная, эта девчонка. Смотри, вот это всё она мне подарила, когда мы в последний раз с ней виделись на берегу.
   У Сержа перехватило дыхание. Он раскрывал рот, но ничего ещё не мог произнести осипшим горлом. Ванесса сама ответила на его немой вопрос.
   - Это Лоан насобирала, гуляя по дну в отдалении от берега, у мыса. Дельфины ей помогали. Тоже умеют собирать.
   Потом добавила:
   - На, возьми половину, мне не надо столько,- и отсыпала ему, ещё обалдевшему, в грязную подставленную ладонь.
  
   Двое в водолазных костюмах с аквалангами осматривали подводный храм. Они погрузились дальше по берегу от жилища Лоан, там, где был далеко уходящий в океан мыс. На мелководных коралловых рифах стояло это древнее строение приземистой архитектуры. Прозрачная вода здесь была светло-зелёной, солнечные лучи высвечивали построенные из ракушняка стены, уже обросшие водорослями настолько, что, если бы не открытая арка прорубленного входа, храм мог бы показаться каким-то естественным нагромождением скал.
   - Давно заброшенный, видно,- сказал один из аквалангистов, крупный и плечистый.
   Другой, вернее, другая, чьё личико с красными губами виднелось под прозрачным забралом, услышав в шлемофоне его голос, тут же ответила:
   - Не так уж давно. Судя по росту моллюсков и подводной растительности, я могу определить - где-то три десятилетия, примерно, эти стены не очищались. Храм забросили как раз с приходом войны.
   Вокруг, куда ни глянь, всё воспринималось пёстрым от разного вида водорослей, которые колыхались в одном ритме с подводными течениями. Казалось, не хватает только звуков, чтобы картина стала весёлой, напоминающей мультик о жизни на коралловом рифе. Стайки разноцветных рыбок сменяли одна другую, следуя каким-то своим особым законам, то уходили серебряными косяками вдаль и вглубь, покидая риф, то возникали вновь, то сменялись красными, то синими, то, глядишь, на их месте мчались уже бесцветные и плоские, как монетки. Что-то вьющееся, с шипами, ползло по выступам камней на дне.
   - Мы сюда не любоваться пришли! Давай, Ванесса!- проворчал Серж, резко устремляясь с потоком течения вглубь храма. Там было полутемно. Фонарь на его шлеме выхватил сразу большой зал и что-то, что возвышалось в центре его.
   Ванесса вскрикнула:
   - Посмотри! Скульптура их Бога! Как похожа на наши земные изображения Будды. Наверное, и религия сродни буддизму.
   - Не отвлекайся! Давай искать, куда он предположительно мог запрятать какой-нибудь компьютер или сейф.
   Серж метался по тронному залу, освещал фонарём, углублялся в его ответвления, сворачивал каменные плиты, но, видно, результаты поисков его не удовлетворяли. Тогда, передумав, поплыл прямо к постаменту, на котором стоял изваянный Бог. Ванесса с любопытством успела уже рассмотреть статую со всех сторон. Из гущи каких-то остролистых символических растений словно бы вырастал каменный идол, похожий, как ни странно, на ребёнка. Лицо его было широким, открытым, поднятым кверху и, как показалось Ванессе, несмотря на прыгающие лучи фонарей, просветлённым некой высокой идеей, что с непонятной силой гипнотически захватило и её. Землянка не могла оторвать глаз от этой странной фигуры то ли скуластого дитя, то ли карлика. Он поднял лицо кверху, весь устремился к свету звезды, к свету добра и нравственного преображения, которые, очевидно, принёс с собой в людской мир. Малыш прижимал одну руку к груди жестом возвышенной клятвы, а вторую поднял ввысь.
   В ней что-то было зажато, в этой руке, что-то трепетно поднятое над обыденностью.. Ванесса всмотрелась и под наплывающими вуалью водорослями вдруг разглядела блеснувший камень, огромный, сантиметров двадцати, не меньше, в виде кристалла розового цвета.
   Серж в это время не смотрел вверх. Его интересовал только трапециевидный постамент из камня, на котором стояла статуя. Был ли он полым внутри? Можно ли было в него что-либо упрятать? Серж обсматривал и прощупывал каменное сооружение со всех сторон, как вдруг в его шлемофоне раздался отчаянный крик Ванессы:
   - Вот она! Вот, слева! Берегись!
   Лентообразное существо, похожее на мурену, внезапно появилось из-под камня, чёрное, вьющееся, потревоженное в многолетнем безмолвии храма, появилось, как месть богов, словно воплощённая кара за святотатство. Ванесса в нервном шоке нащупывала рукой оружие на боку и никак не могла его выхватить - пальцы не слушались. Серж уже вырывался из охватывающих его чёрных лент, бился отчаянно, но, видно, не мог высвободить руку и выстрелить.
   В этот момент, когда Ванесса вся изошла отчаянным криком, ей, вмиг ставшей суеверной, показалось, что светлый луч брызнул из бокового входа в храм. И в потоке воды, среди сверкнувших серебром нескольких дельфинов показалась плывущая Лоан. Её длинные кудри развевались за ней, руки, выставленные вперёд, явно что-то говорили, несли какую-то информацию лентообразному существу - самому воплощению подводного мрака в глазах Ванессы.
   Девчонка-тайфарка, очевидно, ничуть не опасалась подводного мстителя, напротив, вся устремилась быстрым рывком вперёд, сама ловкая, привычная к водному миру, в отличие от нелепых в воде землян. Она, казалось, разговаривала с животным, успокаивала, даже вроде бы ласкала его какими-то похожими вьющимися движениями рук. И - лентообразное вдруг притихло, сникло, обвив одно из плеч Лоан. Другой рукой та сделала движение, жест, понятный для Сержа с Ванессой: "Уходите, тихонько, плавно ретируйтесь, пока я её придерживаю".
   Ванесса тут же попятилась к выходу, а там уже рванулась, поплыла, яростно заработала ластами. Но Серж, как только мягкие и мощные кольца сплошных мышц выпустили его из своих объятий, только что облегчённо вздохнув, оттолкнулся ногами, проплыл пару метров, как вдруг увидел засиявший в поднятой руке вдохновенной статуи камень. "Должно быть, что-то безумно ценное",- мелькнуло в уме. И в одно мгновенье, обратно приблизившись, он воровским движением выхватил сияющий символ из каменной руки тайфарского божества. Не услышал он в подводном царстве отчаянный крик протеста, которым исходила душа Лоан в этот миг. Спокойно работая ластами, начал подниматься кверху. Вода светлела с каждым его движением, солнце всё больше пронизывало её толщу, в руке землянин крепко сжимал таинственный кристалл и вовсе не думал о том, что означает этот намоленный поколениями сгусток непонятных для него ценностей.
   Когда через какое-то время пара аквалангистов сидела на берегу, Серж держал на ладони странный камень и в солнечном свете вертел его и так и сяк, на берег медленно вышла Лоан. Её свита их дельфинов мгновенно уплыла, сверкнув гладкими спинами. Ванесса тут же кинулась к ней, по привычке обняла, затараторила нервозно-громко:
   - Ты же нас спасла, Лоан, дорогая, спасибо тебе! Что бы мы без тебя делали, Господи! Я так испугалась, аж не смогла сразу...
   Лоан перебила её:
   - Вы совершили святотатство! Вы хоть понимаете, что сделали? Этот камень... Ему поклонялись ещё наши предки. Он был в руке Бога Зайтара. Пусть мы, тайфарцы, погибли. Но жива ещё я, последняя жительница планеты. И для меня это свято: вера моих предков, а также атрибуты веры. Я их расхищать не позволю.
   Серж ещё обалдело молчал. В такой своей ипостаси Лоан никогда перед ним не представала. Ванесса опять затараторила:
   - Да, конечно! Ты права! Прости, ради Бога. Я бы никогда не взяла. Это Серж. Прости его, он не знал.
   Серж разжал ладонь. Все трое взглянули на камень. Взглянули по-разному. Лоан - с нескрываемой болью, даже отчаяньем. Ванесса - как трезвый оценщик. Серж - с тоской ("Неужели придётся отдать? А сколько он, кстати, стоит? Такой ли он драгоценный, как сгоряча показалось?").
   Ванесса уже хотела взять розовый кристалл , рассмотреть поближе, протянула руку, но Лоан дёрнула её:
   - Не касайся! Его нельзя трогать смертным! Предание гласит, что тот, кто взял его в руки, потеряет разум, и очень скоро. А ты , Серж, верни камень побыстрее на место! Может быть, проклятие ещё не успело сбыться.
   - И не подумаю!- огрызнулся тот, продолжая вертеть находку разными гранями и любуясь их игрой на солнце.
   Ванесса, не притрагиваясь, наклонилась, прищурилась, присмотрелась к игрушке на его ладони и спросила:
   - Лоан, а что это за минерал? По-моему, он не очень ценный. Стоило ли его воровать?
   - Он - не ценный по вашим земным меркам. Это - горный хрусталь. Так что его не продашь за огромные деньги. Он ценен только для нас. И несёт магический потенциал. Не стоило, Серж, оскорблять те силы, которые ты не можешь постичь, и с которыми тебе не справиться.
   Он лишь фыркнул в ответ. Но всё же с разочарованной грустью позволил Лоан забрать камень и уплыть с ним обратно в океан.
   - А если проклятье сбудется?- прошептала потрясённая Ванесса.
   - Значит, стану сумасшедшеньким,- сказал дурацким блеющим голосом Серж,- будешь меня жалеть, с ложечки кормить.
   Она раздражённо отмахнулась от него.
  
   Александр Конев, пилот и связист, вёл с главного корабля на разведкатер передачу с Земли, внеочередную, чрезвычайно важную, которая требовала огромных затрат энергии. В рубке сидели, вернее, застыли в ожидании Серж и Ванесса. У обоих от этого внезапного вмешательства высокого начальства холодело в груди, становилось тошнотворно тревожно.
   Ванесса только чуть приопускала веки с чёрными ресницами, вид у неё в тяжком напряжении был гордым и страдающим одновременно. Серж напоминал дикого зверя, который хотя и неподвижен (по субординации), и безмолвствует, слушая хлещущие слова высших чинов, но руки его с набрякшими венами впились в подлокотники, он весь изготовился, как барс, к прыжку, весь был как символ яростного протеста, и протест этот, казалось, вот-вот хлынет через край, ему нет удержу. Если земной чиновник подпространственного ведомства для него недоступен, то жертвой его ответной агрессии сейчас явится кто-то близкий и беззащитный - это с холодом в груди вдруг осознала Ванесса. У неё чуть постукивали зубы, она еле слышала обвинения чиновника, но уже догадалась об их смысле.
   С огромного стенного экрана лились слова, серые и бесцветные, как и вся бюрократическая риторика вообще, человечек в форме тоже был серым и бесцветным, но смысл этой безэмоциональной речи заставил обоих, командира и биолога, вздрогнуть и сжаться внутренне, как от удара судьбы, как от приговора.
   - ...Экипажу подпространственного крейсера МС-217 немедленно возвращаться в порт приписки (Земля, Невада,7) в связи с утратой доверия к командиру. В случае неподчинения...
   Ванесса не помнила, когда оборвался этот сеанс связи, как она, натыкаясь на мебель, дошла до своей лаборатории, зачем-то что-то начала передвигать на рабочем столе, пыталась привести мысли в порядок. Вместе с биением сердца в мозгу стучала только одна мысль и только один ответ, хотя и не исчерпывающий. "Что же делать? Взбесившийся Серж совсем слетел с катушек. Конечно же, теперь он решит, что это я передала на Землю всю правду о том, чем он тут занимается. Кроме меня здесь никого нет. Значит - я. Но я же не передавала, Господи! Ты же всё видишь, о Всесильный! Разъясни ты ему, этому сумасшедшему, я ничего, ни-че-го против него не делала! Ты же всё видишь, о Всевышний! Защити меня! Он и вправду сошёл с ума после того, как осквернил это тайфарское божество. Но я ведь ничего не оскверняла! Спаси меня, Господи!"
   Как всегда, сзади беззвучно подошёл Серж. Она скорее почувствовала его за спиной, чем услышала. Обернулась к нему, совершенно спокойная. Спокойствие это ей дорого стоило - сердце аж заходилось, но лицо не дрогнуло, когда она сказала ему:
   - Не дрейфь. И не впадай в панику. И не такое бывало. Земная бюрократия всегда страшнее инопланетных чудищ, это вещь известная. Главное - давай держаться вместе и не терять доверия друг к другу. Ты, наверное, подумал, что это я о тебе что-то сообщила через главный корабль, через Сашку на Землю. Так? Думаешь, выдала тебя?
   - А это разве не правда? Но больше ведь некому. Нас тут двое!
   - Да? А ты проверь канал связи с кораблём. Там всё зафиксировано.
   - Знаешь, при твоём владении техникой связи и очень уж доверительных отношениях с милейшим пилотом Сашенькой всё возможно. Вы могли и стереть кое-какие переговоры. Факт: кто-то заложил меня!
   Ванесса кинулась к нему.
   - Я никогда не делала ничего против тебя. Я любила тебя, слышишь! Несмотря ни на что!
   Серж внезапно схватился за голову. Как от страшной боли, сжимал ладонями виски, мотал головой из стороны в сторону, будто слепой, наощупь опустился на первый попавшийся лабораторный стол и, сидя на нём, всё продолжал стонать, закрыв глаза, опустив голову вниз и раскачиваясь всем телом.
   - Что с тобой? Господи! Да что это?!
   - Не знаю, Ван. Помоги! Дай хоть какую-то таблетку. Не могу уже. Эти боли...
   - Боли в голове, да?
   - Да. Не могу!...
   - Сейчас, подожди. Болеутоляющее...
   Она кинулась за таблетками, потом бросила их, схватила шприц, дрожащими руками начала наполнять его лекарством.
   - Когда это началось у тебя?
   - Вот уже два дня. Какими-то приступами. То схватит, аж на стену лезу, то отпустит. Только всё в глазах потом мутится, с трудом соображаю. Что это, Ван? Может, я здесь чем-то заразился?
   Она застыла в задумчивости со шприцем в руках.
   - Два дня... Это же...
   - Да коли ты скорее! Не могу уже!- он мотал головой, сжимая виски, словно хотел оторвать и бросить этот источник страданья. Мутными глазами взглянул на Ванессу, белки были в красных прожилках.
   После укола вдруг обмяк, успокоился, только продолжал сидеть, понурившись.
   - Прошло? Как ты? Серж, дорогой мой!
   - Приступ прошёл. Но они повторяются. Ван, спаси меня! Что это за болезнь?
   - Не знаю. Два дня, ты говоришь. Два дня прошло с тех пор, как ты осквернил это ихнее божество. Надо спросить у Лоан. Вдруг это... это...
   - Я схожу с ума? То самое, о чём она говорила? Но это же суеверие! Бред! Не может этого быть! Из-за какого-то камня! Да я его отдал!
   - Успокойся, Серж. Может быть, всё не так страшно, и мы преувеличиваем. Ну хочешь, я посоветуюсь с Лоан. Хоть сейчас пойду к ней. А ты пока приляг, отдохни. Может, заснёшь.
   Он не ушёл, просто развалился в кресле, по-прежнему держась за виски с каким-то отупевшим видом.
   - Не переживай так, Серж, прошу тебя. Бывают в жизни удары, которые валятся на тебя один за другим. Это просто полоса такая. Надо её пережить. А за ней пойдёт удача. Наверняка!
   - Муть... Муть какая-то... Плохо вижу...- бормотал Серж, мотая головой и моргая.
   - Давай я пойду сейчас же к Лоан.
   - Не надо, не уходи!
   - Ну тогда без всякой мистики - просто сделаем сейчас всесторонние обследования, выясним объективную причину твоей боли.
   - Подожди,- остановил он её.- Подожди,- повторял заплетающимся языком. Покачивал головой. Ванессе уже казалось, что он засыпает. Почти не видя ничего перед собой, Серж водил рукой в воздухе, водил вяло, ловил руку Ванессы. Наконец, поймал, притянул к себе. С неожиданной силой, вскочив, схватил за плечи обеими руками.
   И вдруг - его глаза открылись, как будто он проснулся. Разом вспыхнули. Уже совсем не те мутные, бессмысленные глаза, что были минуту назад. И Ванесса задрожала всем телом. Её охватил озноб, зубы постукивали, в сердце - унылая боль. Она прочла в этих загоревшихся огоньком глазах приговор. Но, ещё владея собой, пробормотала:
   - Как ты чувствуешь себя?
   - Прекрасно!
   Он выпрямился. От недомогания не осталось и следа. Грубо рванул женщину к себе, так, что она ойкнула.
   - Значит, дорогая, выдала-таки меня? Сумела настучать бывшему, да? Колись, что уж там!
   - Нет! Не-ет!!!
   - Он, глядишь, и поощрение Совета получит - разоблачил врага всей Земли.
   - Нет же! Нет! Ты с ума сошёл!
   - Значит, ты это сделала, сучка? Из-за той девчонки? Ну теперь вы обе получите по заслугам!
   В мозгу Ванессы лихорадочно вертелось: "Как? Как спастись от обезумевшего маньяка? Как? Господи! Помоги! Тут не докажешь, не убедишь. Перехитрить? Единственное, что осталось..."
   - Серж, подожди, успокойся. Мерещатся тебе всюду враги какие-то. Послушай, это очень опасно - такие боли в голове. Я помогу тебе. Сейчас сделаем обследование. Подожди меня здесь, я подготовлю аппаратуру для МРТ.
   Он чуть отпустил её с нехорошей ухмылочкой, но лишь на расстояние вытянутой руки, потом снова, как кот убегающую мышь, рванул к себе, уже не стесняясь сделать ей больно.
   - Иди сюда, заботливая ты моя! Стоять! Ты, значит, красотка, решила очень ловко избавиться от меня да ещё какую-нибудь "сопельку" в награду на грудь получить? Будет с чем к бывшему супругу вернуться, и ему награды перепадут. А обо мне ты подумала? Значит, я хорош был только в постели, только трахать, да? А о судьбе моей ты подумала? Я хотел, чтобы мы жили в богатстве на Земле. Мечтал уйти из флота, заняться бизнесом. Всё ради тебя, голливудской шлюшки! Искал здесь эту проклятую тайну Вайеля. Искал день и ночь. Всё ради тебя! Я ведь действительно связался с мафией. Привёз бы им документацию - мог бы сказочно разбогатеть. Но мафия - вещь обоюдоострая. Если я ничего не привезу, лишь так это смущённо разведу руками, сойдя на землю, знаешь, что они со мной сделают? Я тебе не говорил до сих пор всей правды...
   - Убьют?
   - А ты как думала? Ты хоть понимаешь, с какими силами я связался? Как я рисковал? И ради кого? Ради бабы, которая предала меня?
   - Это неправда!!!- заорала Ванесса ему в лицо, ей уже нечего было терять,- я тебя не предавала! Хочешь, перед иконой побожусь, хочешь - на детекторе лжи проверь мои слова. Серж, слушай, у меня возник в голове кое-какой план. У меня есть связи на Земле. Есть люди, которые помогут тебе выпутаться. Как только прилетим... Я сразу же...
   - Уж не бывший ли? Уж не к этому ли негру ты приползёшь с просьбой? Хватит блеять всякую чушь и хвататься за соломинку! Ты сгубила мою жизнь!
   Он чувствовал, как новый приступ боли рождается и крепнет в закипающем уже мозгу. Ему казалось, что и в этом виновата она, ненавистная женщина с глупой своей женской ревностью. Пока боль не скрутила его, надо скорей отомстить ей! Скорее! Хрупнуть разок этим стройным горлышком - вот чего она заслуживает. Его пальцы уже впиваются в нежную, шёлковую мякоть, под ней - такие трогательные позвоночки, такие ломкие, аж смешно. А вот - и резкий рывок вбок! Не такой уж и сильный, ха-ха! И нет больше сгубившей его "гарпии". Это надо отметить!
   Тело Ванессы, лёгкое, даже после смерти изысканно-грациозное, упало около его ног. Голова на сломленных шейных позвонках повёрнута была чуть вбок. Серо-синие, как морской туман в бурных далях, глаза устремились в одной ей ведомый путь, тот путь, по которому уходила её душа. Глаза эти по-прежнему смотрели, никто не закрыл их, Серж вдруг затрясся и побоялся их коснуться. Только со звериной злобой взглянул в них - и шарахнулся в сторону. Все его тирады о справедливой мести как-то вмиг вылиняли и перестали греть. Во взгляде усопшей ему померещилось спокойное превосходство над ним, жалким и мечущимся. Он упал на колени около неё. И корабль, полный роботов, но пустой теперь, огласился воплем, долгим и протяжным, устремлённым вверх: "Не-е-ет!!!"
   Серж опять держался за виски. Боль подступала в очередной раз.
  
   Дикие "собаки Баскервилей" больше не облаивали Сержа, наоборот, заискивали, кидались встречать благодетеля. Щенята катились, как пушистые шарики, и заливались приветственными звонкими голосами. Вот и сейчас землянин с лёгким сарказмом на физиономии достал из пакета целый свиной окорок и положил на траву, вернее, кинул, потому что, пока доставал, руку чуть не отхватили до локтя. Тихонько поматерившись, пошёл искать хозяйку.
   Она как раз шла от территории своего огородика, там кое-где ещё виднелась зелёная ботва картофеля. Девчонка тащила на спине мешок, очевидно, тяжёлый, сама согнулась, снова в привычных нищенских лохмотьях, безропотно молчаливая, тянула свою жизненную лямку. У Сержа вдруг что-то горячо, как прежде, до слёз, ворохнулось в душе, он кинулся к ней, обнял, выхватил мешок, сам понёс в сарай.
   - Что же ты мне не сказала? Я бы тебе и сам помог, и роботов бы кучу пригнал, они могли тебе тут хоть всю делянку перепахать! Привыкла ты в одиночестве. Теперь у тебя есть я!
   Она удивлённо вскинула глаза.
   - Привыкла,- сказала тихо, каким-то бесцветным голосом.
   Только тут Серж заметил, что она не выражает прежнего восторга при его появлении. Взял её за плечи, повернул к себе. Снова снизу вверх на него глянули, распахнулись её карие глаза, не умеющие ничего скрывать, в них взметнулась боль, страх, неприятие, какое-то разочарование, отторжение, идущее с самого дна души. Она тихо отстранилась, хотела уйти. Он схватил её за плечо.
   - Знаешь о Ванессе?
   - Она умерла.
   - А подробности...
   - Ты убил её.
   Серж начал вскипать:
   - Если бы ты любила меня, любила бы так, как говорила тут, на этом берегу, ещё совсем недавно,- он повёл рукой, словно приводя в свидетели набегающий прибой, песок в водорослях и раковинах, удаляющуюся в перспективе полосу кустарника, игривых щенков, то тут, то там разбросанных по этому пейзажу,- то ты бы первым делом спросила, а почему я такое сотворил.
   Но Лоан молчала и только отчуждённо отвела взгляд.
   - А получилось так потому, Лоан, что она предала меня! Сообщила на Землю о том, что я тут ищу, дескать, тайну Вайеля в целях личного обогащения, являю собой угрозу для Земли, что я такой и сякой... Представляю, как обрадовался её бывший муж, генерал Службы безопасности!
   - Это сделала не Ванесса. Она тут ни при чём,- по-прежнему глухим и подавленным голосом проговорила Лоан, глядя в даль горизонта опустошённо безразличным взглядом.
   - Так, может, подскажешь мне, кто же на меня стучит? Меня ведь выгнали из флота. Ко мне, видите ли, доверие утрачено. Я теперь безработный. Мне теперь, девочка моя, впору вместе с тобой здесь начать копать картошку да рыбку ловить удочкой.
   Лоан горько улыбнулась.
   - Как порой люди не догадываются о самых простых вещах! Я, когда только зашла на ваш корабль, сразу почувствовала слежку. Там где-то в проводах или элементах декора вмонтированы видеокамеры. Я ещё хотела шепнуть об этом Ванессе, чтобы она была поосмотрительнее, но потом забыла, просто забыла. Ты так старательно меня напаивал, что я очень скоро расслабилась.
   - Слежка? За нами?!
   - Камеры явно поставили ещё в большом модульнике, до вылета вашего катера. А то - и того раньше, на Земле.
   Серж схватился за голову, принялся качать ею, сжимать виски, со свистом втягивать через зубы воздух, не в силах побороть боль, сводящую его с ума. Потом с размаху плюхнулся на песок и всё тряс головой, всё качал, постанывая и шепча проклятия.
   - Не могу уже больше! О-о-о! Не могу! Убей ты меня, убей! О-о-о!
   Сколько продолжалась боль, он бы не смог определить, когда каждый мучительный миг кажется вечностью. Но внезапно это истязание оборвалось, исчезло бесследно, будто его и не было. Землянин раскрыл глаза и увидел, как узкие ладони Лоан, стоящей сзади него, накрывают его темя, будто спасительная крыша, от этих ладоней идут биотоки, которые (о, счастье!) льют покой в его истерзанный мозг.
   - Лоан! О Лоан! Ты - богиня! Спаси меня! Я так мучаюсь! Я ведь не был у тебя уже столько дней! Знаешь, почему? Пил. Жутко пил. Поминал Ванессу, раскаивался, старался забыть, отупеть, в общем, чтоб душа перестала болеть. Не помогло всё равно, нет...
   - Боли будут возвращаться. Это - проклятие, которое ты навлёк на себя. Тут даже я не смогу помочь, не вылечу тебя.
   - Лоан! Ты - моя последняя надежда! Спаси меня! Что же мне делать? Значит, камеры поставили пилоты? Кто-то из них работает на СБ? Сашка! Ну конечно же! Господи! Ванесса не была виновата! А я... О, Боже мой! Что я наделал!!!
   Он сокрушался, всё так же сидя и раскачиваясь, ладони держал у висков, будто по ним стучал безжалостный молот, а он своими усилиями старался защитить больную голову.
   - Подумай лучше, как тебе жить дальше.
   - Почему ты говоришь только обо мне, а не о нас? Разве ты не со мной? Не хочешь лететь со мной на Землю?
   - Нет, Серж.
   - Но ты же соглашалась. Мы мечтали с тобой, помнишь? Что изменилось? Ты разлюбила меня?
   - Не в этом дело. Я просто почувствовала, что мне будет плохо там. Я буду чужая на вашей перенаселённой планете. Я уже отвыкла от шума людского общения. К тому же я не выдержу массового убийства зверей, которое вы там делаете, массовой вырубки лесов. Здесь, вокруг меня,- это мой мир, хотя и трагически уничтоженный людьми. Думаю, их роковая ошибка кому-то послужит, кого-то предостережёт. Те, кто заселят когда-нибудь эти земельные угодья, завладеют океаном и небесами, я надеюсь, я верю - будут трезвее нашего обезумевшего народа, не попадутся снова в ту же ловушку. Хотя бы потому, что им предстоит убрать и сжечь все скелеты, которые лежат здесь и взывают к нам. Ведь великие открытия порождают и великую ответственность за судьбы человечества и ставят страшные, глобальные западни... И мы в такую угодили... Но, пойми, даже и вымерший, этот мир всё равно - мой. Здесь ещё живут те, кто меня любит, кто во мне нуждается. Вот посмотри: эта дельфиниха с малышом - Уна.- Лоан подошла к воде, протянула к обоим руки.- Пришли со мной поздороваться.
   - Ну а как же наша любовь? Неужели ты забыла наши мечты? Помнишь, как мы лежали с тобой тут, на берегу, ласкали друг друга, не могли насытиться, не могли расстаться, я предлагал тебе лететь со мной - и ты не возражала. Рисовал тебе картину нашей будущей жизни где-нибудь тоже на берегу океана, в собственном домике, в привычной для тебя обстановке - и ты только улыбалась в ответ.
   - Но разве я говорила "да"?
   - Н-ну-у, я так понимал.
   - Я сама ещё тогда ничего не решила. Необходимо было остаться наедине с собой, прислушаться к себе самой, а не заноет ли сердце... А тут - смерть Ванессы. Ты надолго пропал из виду. У меня было время, чтобы немного отрезветь от любовного угара и понять, куда мне плыть...
   - Но я же улечу один и ты меня больше никогда не увидишь! Ты об этом подумала?- Серж привлёк её к себе, нагло и уверенно, как свою собственность, общупывая, желая возбудить этими прикосновениями её и себя, чтобы, как прежде, животная суть юной самочки восторжествовала, отключила разум, сделала её покорной, подчинила навеки.
   Но Лоан, видно, изменилась за последние дни. Что-то в ней появилось новое, незнакомое ему, какой-то холодок равнодушия, который больше не давал ей растаять в гипнотической волне его ласки, поддаться его сильным и жадным рукам, позволить его губам с жёсткими усиками и пьянящим запахом табака слиться с её распахнувшимися, как лепестки цветка, губами. Теперь она сумела оттолкнуть его, хоть и не грубо, отодвинуться.
   - Не надо, Серж. Я ещё не могу придти в себя после убийства Ванессы. Не хочу ничего, не заставляй меня.
   - Но я люблю тебя,- истово выдохнул он, снова сжимая её.- Нам будет так хорошо вдвоём в нашем домике у океана!
   - Серж, послушай! Я и боюсь тебя после того, что ты совершил, и продолжаю любить, хоть это и парадоксально. Я не полечу с тобой на Землю. Это решено. Но я хочу помочь тебе всем, чем смогу. Пока что в моих силах - предупредить тебя об опасности.
   Серж напрягся.
   - Земная Служба безопасности охотится за мной?
   - Они летят сюда. Скоро будут здесь. Улетай скорее. Спасайся!
   Серж закусил зубами нижнюю губу и какое-то время смотрел на прибой, который чуть не доставал до его ног. Запустил рикошетом пару камешков и вдруг повернулся к Лоан с неожиданно хмурой решимостью:
   - Не могу я сейчас бросить всё и улететь.
   - Но что ты хочешь? Чем помочь тебе?
   На глазах Лоан этот нежный и страстный любовник вдруг начал меняться. Не внешне, нет. С виду он так же белозубо улыбался, растягивая чёрную линию усиков, ладони его, тёплые и сильные, так же ласково тянулись к тайфарке в попытке оглаживать её бёдра. Но в зеленоватых глазах она почувствовала новый огонёк - весёлый и недобрый. С таким же бесноватым юморочком повар смотрит на курицу, уже примериваясь топориком к её шее в редких пёрышках, где бы получше тяпнуть.
   Лоан рывком отодвинулась от него. Он наклонился к ней.
   - В последний раз объясняю тебе, девочка. Улететь без научной разработки твоего отца я не могу. Меня убьют на Земле, понимаешь? Там такие люди, которые не шутят. Они ждут, что я привезу им документацию. Не бойся, они сумеют умно ею распорядиться, такого апокалипсиса, как здесь, не допустят. Но я, к сожалению, у них в руках. Поняла, кто они такие? Я боюсь их куда больше, чем Службу безопасности, они меня живым не отпустят. Зато и благодарность их будет тоже очень щедрой. Мы разбогатеем с тобой, Лоан. Ясно тебе, дурочка? Тогда будет и домик у моря, и усыновлённый ребёнок, с которым ты будешь бегать по песку, да много ещё чего... Только помоги мне сейчас! Умоляю тебя, девочка! Умоляю! Ну вспомни же ты, где отец спрятал документы! Не мог он их обречь на гибель! Такую работу! Такого масштаба прорыв в науке! Вспомни! Ну хотя бы предположи. И мы с тобой оба будем счастливы! И сейчас же улетим отсюда.
   Он ожидал какой-то бурной эмоциональной реакции. Но не дождался. Удивился и начал медленно закипать. Лоан стояла, застыв, и отчуждённо молчала, глядя на набегающую волну, потом провожала её взглядом. При этом зябко охватила свои плечи, вот рванулась прочь, словно отвергая всё сказанное им. Он - за ней следом.
   - Я предложил тебе любовь, счастье, брак! Что ещё женщине нужно? Куда ты уходишь? Обрекаешь меня на смерть?
   - Мне тяжело. Понять друг друга мы никак не можем. У меня нет этой документации. Не-ет! И не было никогда! Готовя меня к анабиозу, отец уходил умирать. Он и простился со мной так, как прощаются навсегда. Без надежды увидеться ещё когда-нибудь.
   - И ты не спросила его...
   - Нет! Я думала только о нём. И проклинала это открытие. Послушай, Серж,- сказала она с надрывом,- я могу помочь тебе вот чем: в саркофаге, в котором я лежала под водой, остались драгоценности. Отец дарил мне их ещё до войны. Потом положил вместе со мной в саркофаг. Конечно, их не так уж много, миллионером ты не станешь, но на первое время выжить где-нибудь на Земле, купить жильё они тебе помогут. Пойдём, я отдам их тебе. Там изумруды...
   - Заткнись!- вдруг прорычал оскорблённый в лучших чувствах Серж, поворачивая к ней уже совсем другое лицо. Метаморфоза произошла, будто на сцене, в миг, когда сбывается злое волшебство.
   - Проклятие Зайтара!- вырвалось у потрясённой Лоан. Она тут же постигла, что именно в такой момент, ставши оборотнем, он и убил Ванессу. Только легче от этого прозрения не стало. "Теперь моя очередь",- заныла, запаниковала внутри исконная жалость к себе, присущая всем живым существам, Лоан не была исключением.
   На какое-то время клокотанье больного разума притихло. Кипящий ненавистью ко всему мирозданью, со своими обвинениями в предательстве, которые так и срывались с губ, Серж как-то сник на время, казалось, успокоился, даже начал обстругивать ножом выброшенную прибоем щепку. Но Лоан, а она присела рядом на песке, Лоан, чьи способности возросли от невиданного душевного напряжения, чувствовала всем своим существом: он созревает. Вот только дойдёт до точки кипения...
   - Так что, дорогая, жёнушка номер два, и ты меня предала? И ты помочь не хочешь? Значит, пропадай, Серж, туда тебе и дорога, не велика беда. Или мафия тебя укокошит или, в лучшем случае, Служба безопасности в тюрьму упечёт. Выбор, конечно же, богатейший.
   - Я могу спрятать тебя, Серж, на Тайфаре так, что никто никогда не найдёт. Беда только в том, что ты не веришь мне. Я для тебя тоже враг! Тогда я уже бессильна.
   - А чего тебе волноваться? Я погибну, а у тебя тут любовников - полон океан. Тут этих дельфинов...
   Лоан не сказала в ответ ни слова. Кинула лишь взгляд, полный презрительной жалости, встала и пошла прочь. Она уже знала - ей далеко не уйти. Спиной ощущала, что градус его кипения переваливает за грань критического, и оборотень сейчас с воем вскочит и устремится за ней. Знала и потому не спешила, ступала медленно - всё равно не убежишь. Бросила осторожный боковой взгляд на дельфинов. Те резвились, словно в чехарду играли недалеко от берега. Напряглась, схватилась за лоб - послала им мысленный сигнал, вроде тревожного взрыва биотоков: "Опасность! Уплывайте от берега! Прочь! Скорее!"
   Дружно, с шумом, всплеснув гору брызг, блестящие серебряные тела обтекаемой формы ринулись вдаль, в набегающую зелёную волну, ушли, словно в жидкое стекло, которое покрыло их, а к берегу подбежало весёлым кружевным раскатом.
   Человек вскочил на ноги и с криком: "Т-твари! Я вас с-сейчас..." начал беспорядочную пальбу из пистолета. Стрелял долго в бессмысленной ярости по воде. Потом кинулся догонять Лоан.
   - Стой! Твари уплыли, но ты от меня никуда не уйдёшь! Вспоминай, б...., извращенка ...... . Вспоминай, где документы. Может, так у тебя ум заработает?
   При этих словах он взмахнул ножом, которым только что стругал, и с размаху всадил лезвие ей под лопатку. Вскрик! Брызнула кровь, попала даже на его лётный комбинезон. По белому платью девчонки донизу, до самого песка, потекла красная струя. Лоан пошатнулась, неминуемо упала бы, но землянин подхватил её. Взял на руки, понёс, усадил на высоком пригорке, прижал к себе. Лицо его вдруг стало человеческим, на нём появился страх.
   - Лоан, девочка, прости! Я не сдержался! Я в отчаянии! Пойми же! Мне смерть грозит, идёт по пятам, уже в затылок дышит. Да пойми же ты меня! Прости! И спаси! Я люблю тебя! Я никогда никого так не любил. Ты одна можешь спасти меня. Но ты не хочешь. О, Боже! Что же мне делать?!
   Он обнимал её, выпачкался в крови, старался заткнуть ладонью рану, прижать к себе дрожащую девчонку, согреть, взглянуть в закрывающиеся потусторонние глаза.
   - Девочка моя! Я люблю тебя! Не умирай! Не бросай меня!
   Но вдруг, не прошло и нескольких минут, как по телу слабеющей уже Лоан, телу, которое он поддерживал, словно судорога прошла, оно дёрнулось и вдруг с силой выпрямилось. Глаза открылись, глянули на него - здоровые, живые глаза со взглядом презрения. Ладонью он тут же ощутил - кровь перестала течь. Вечная женщина, вечно юная, сильная, всегда побеждающая внезапно встала и без боязни, с жалостью, как ему показалось, взглянула на него, на незадачливого убийцу. Взглянула - и пошла спокойно прочь. И, если бы не красно-бурый поток крови, начиная от лопатки до самых её босых пяток, никто бы не поверил, что она несколько минут назад была смертельно ранена.
   - Ах, так!- завопил Серж и подскочил, будто его подкинули пружиной.- Ах, вот как! Победительница, значит! Бессмертная б...., значит! И чихать хотела на меня, смертного! Так не будет же по-твоему! Слышишь, ты?!
   Он догнал её в два прыжка, схватил за плечи, затряс. Казалось, в больном, кипящем кровью мозгу сейчас перемешалось что-то нормальное, человеческое, даже нежное с совершенно уж звериным. Зубы то оскаливались, готовые вцепиться в глотку, то рот просто приоткрывался, страдальчески хватая воздух, глаза в этот момент подёргивались пеленой ужаса от того, что он творил, словно он мчался к пропасти во весь опор, безумно боялся, но остановиться всё равно не мог.
   - Ну, Лоан, ну вспомни, где искать? Ну хоть намекни, хоть предположи! Я здесь всё перерою!
   Она вырывалась, старалась уйти. Прямо на глазах вдруг с ним произошла какая-то новая метаморфоза. Словно тумблер щёлкнул ещё раз. И после нового перевоплощения по сценарию развёртывающегося проклятья Серж со злобно-весёлой дьявольской мордой, словно от бывшего человека уже ничего не осталось, его подменили навсегда, глумливо ухмыляясь, заявил:
   - Всё. Лирика окончена. Ты не пожалела меня, не поняла, не прониклась. Так получай в ответ той же монетой. Никуда не убежишь от меня!
   Лоан еле тащила ноги. Ей трудно было идти после такой кровопотери. Но раны больше не было. Тело срослось бесследно, не оставив и шрама. Лишь платье на спине отвисало, разрезанное и набрякшее кровью.
   - Я сейчас буду резать тебя по кускам! Поняла? Пока не вспомнишь! Освежу твою память! Очень хороший способ! А ведь ты чувствуешь боль, как и все люди. Тебе точно так же больно. Ты точно так же страдаешь. Так я заставлю тебя страдать бесконечно! Твои муки будут длиться и длиться! Подумай, ты, убогая!
   Неподалёку разлаялись псы. Серж обернул свою оскаленную морду, не многим отличающуюся от звериной, зыркнул торжествующими глазами на Лоан и выпалил (ему пришла вдруг блестящая идея):
   - А вот и собачки родные! Сейчас мы их приманим и приуменьшим в числе. Вот потеха будет!
   И, не долго думая, выпалил из пистолета в бегущих к нему с радостным лаем щенков. Попал в первого, который был ближе. Страшный, нестерпимый для человеческой психики визг собачьей боли, этот высокий, зашкаливающий звук резанул, как нож, по нервам Лоан. Она внезапно, собрав силы, вцепилась ногтями в шею мужика, чуть не вырвала ему глаза, пока он не ударил её ножом вновь, уже в грудь.
   С дьявольской улыбкой взглянул на неё, лежащую, и сделал ещё одну заявочку:
   - Так. Сначала перебью всех псов, а то от них шуму много. Потом пущу электрический разряд - дельфинов прикончу. Представляю, как они все всплывут пузом кверху. И как ты будешь по ним стонать! Ну просто драма античная! А на тебя, раз нож слабо действует, то... А вот, идея! Тебя я оболью бензином, и будешь ты у меня гореть и мучиться. Даже, если восстановишься, то снова зажгу. Ничего, бензина много...
   Лоан молча смотрела на него, уже поднявшись и присев на песке. Молча и спокойно, чуть повернув голову набок. В сознании её в этот миг зазвучали слова Ванессы: "Женщины куда сильнее мужчин. Мы выдерживаем и не ломаемся от таких вещей..." И вдруг в детских её карих глазах блеснул, разгорелся ответный весёлый огонёк, не менее шизоидный, чем у Сержа. Её курносый, мягких очертаний носик вздёрнулся вверх, она казалась почти радостной от слов Сержа. Он даже подумал: "В уме повредилась от страха?"
   А девчонка оправилась от новой раны и, снова вся в крови, как адский демон, какая-то взволнованно-энергичная, словно силы и жизнелюбие возвращались к ней, приподнялась на песке, засмеялась, протянула к нему руку:
   - Помоги же мне! Я кое-что вспомнила. Раньше как-то в голову не приходило. А сейчас вдруг догадка родилась: "А вдруг он там и спрятал?..."
   - Ты вспомнила?!- кинулся к ней Серж.
   - Я, конечно, не уверена на все сто. Я сама там не бывала. Но отец считал этот храм, безумно древний, сакральным местом. И говорил, что если прятать святая святых, то только там. Туда уж никто не ворвётся, не похитит. Полная гарантия. Там - ловушки. Они поставлены незнамо в каких веках инопланетянами-зуравами, которые к нам прилетали. Это не наш храм, не тайфарский. Мы никогда не были так изощрённо жестоки. И что они там прячут за этими ловушками, я тоже не знаю. Сокровища? Или оружие массового уничтожения? А может, вообще ничего? Заманивают на гибель? Что соответствует их менталитету... Но, как бы то ни было, отключать ловушки я не умею. Отец, наверное, умел. Он лазил туда. Я - только гуляла в детстве рядом с храмом. Предупреждаю: лезть туда страшно опасно. Он меня ещё маленькую пугал этими ловушками инопланетными, изуверскими изобретениями.
   - И ты думаешь, дорогая, что я сам туда полезу, а тебя здесь оставлю?
   - Нет, что ты, любимый, я пойду с тобой!
   Серж с сомненьем глянул на неё. Сарказм в её возгласе он, конечно же, уловил. Вот только этот самый блеск сумасшедших, отчаявшихся глаз, которым и сама смерть не страшна, глаз помешанной, которая от боли душевной, перешедшей уже все границы, не начала рыдать, а весело воодушевилась, блеск этот он как-то недооценил, принял за нервные перепады ранимой девчонки.
  
   Маленький флайер камуфляжной расцветки поднимался высоко в горы. Серж вёл его маршрутом, который указывала Лоан. За спиной остался берег с набегающей от зелёной равнины океана волной да белой кромкой пены на песке. На жёлтой прибрежной полосе зоркие глаза Лоан ещё улавливали крохотные точечки - бегающих собак. А вот одна, неподвижная (она знала!) - Нэсси. Сидит и воет над трупиком своего щенка. И пусть остались ещё пятеро, но этого не забыть. И не простить. И Лоан, которая смотрит вниз, на вздымающиеся под ними всё выше и выше предгорья, шепчет: "Я ещё поборюсь за вас, малыши. Погибну или нет? Вернусь ли к вам? Обниму? Вы - моя семья. Буду ли я жива? Бог весть. Но он больше не придёт! В этом я вам клянусь!"
   - Правее! Видишь, вон там отвесная стена над ущельем, на ней площадка, там - вход в пещерный храм.
   - А сядет ли флайер?- прокричал Серж, превозмогая шум мотора.
   - Сядет, если умело посадить. Мы же садились.
   - А где, ты говорила, гуляла там перед входом?
   - Стена не такая уж отвесная, это кажется издали. Я неплохо лазала по скалам. Отец оставлял меня у входа, а я по скале спускалась вниз, в ущелье. Там речка Лаугда, чистейшая, в ней форель...
   - Хорошо, попробую посадить.
   После нескольких попыток Серж всё же сумел примостить небольшой военный самолётик на плоском каменном выступе. Лоан выпрыгнула первая, он - за ней.
   Ничто во внешнем виде тайфарки не напоминало то, как она ещё несколько часов назад ползла по песку, заливая его кровью, путаясь в своих длинных кудрях, тоже пропитанных буро-красной жижей. Вечный организм сумел восстановить свои силы за считанные часы, даже не дни. К тому же, заботливый "супруг" Серж сам усердно кормил её и поил, особенно, гранатовым соком для кроветворения, чтобы она как можно скорее окрепла.
   И вот вечно юная уже стоит на площадке, примеривается ко входу. Вымытые волосы, каштановые, пышные, золотятся на солнце, ловкий лётный комбинезон Ванессы сидит на ней, как влитой. Однако, проницательный наблюдатель не заметил бы в этой порхающей девочке, которая непередаваемо женственно откидывает на спину волны своих кудрей с тонкой шейки, какого-то вдохновения влюблённости, исконного для её возраста желания нравиться, возбуждать, царить в воображении того мужика, который рядом и глаз с неё не спускает. Она деловито мрачна, от спутника чаще всего отворачивается. Не до любви ей. Она на что-то уже решилась. И в душу свою, полную мрака, уж никого не пустит, заглянуть не позволит, это ясно. Зря Серж лезет со своими ласками и уверениями, строит надежды на совместную жизнь. Она не воспринимает больше ничего. У неё нет даже надежд. В ней закипает нечто прямо противоположное. И только это новое, грешное, чёрное, что-то страшное, что она впервые впустила в себя, то, чему она с детства никогда не поддавалась (ведь она молилась Богу добра Зайтару), эта копошащаяся, как мурена на дне океана, кровавая жажда мести сейчас овладела ею и вела её вперёд. И никто, и ничто не смогло бы уже её остановить.
   Она знала: придётся когда-нибудь держать ответ перед Великим Судиёй. Ответ за то, что стала орудием Зла. Но и это её не останавливало. "Пребывать лишь в сладких струях Добра и самосовершенствования? А кто же испачкает свои руки в борьбе с воплощённым проклятием? Кто заступится за слабых и беззащитных? Пусть моя душа погибнет, но я спасу всех, кого люблю. Отомщу и за тебя, Ванесса, подружка моя нежданная. Не допущу даже теоретической возможности проникновения Зла на вашу Землю".
   - Э, красотулька моя, да тут запаянная решётка!
   Они подошли к черневшему в каменной стене провалью, которое было перекрыто металлической решёткой.
   - Я же тебе говорила. Взял лазер с собой? Режь.
   - А как отец твой входил? Каждый раз решётку срезал?
   - Всё пытаешься меня поймать на лжи? Да не входил он тут. Он знал совсем другой вход. Чтобы к нему добраться, нужно по скале вон туда, влево и вниз, распластавшись, пройти за выступ, там есть незаметная щель в камнях. Но ты не боишься свалиться? Мы-то были тренированные.
   Серж глянул вниз, на серо-жёлтый, местами отвесный обрыв, прикинул расстояние до дна ущелья, где бежала сказочно-синяя речка, и его передёрнуло.
   - Нет, уж не надо. Пойдём здесь.
   - Видишь ли, вход запаяли, чтобы не пускать туда любопытных туристов. Их тут до войны было множество на курорте. Конечно же, власти не сразу хватились, а лишь тогда, когда люди начали здесь исчезать. Организовали научную экспедицию (мне отец рассказывал). Но и она пропала бесследно. В конце концов, от греха подальше, вход просто запаяли покрепче. А то ведь площадка удобна для флайеров, и много находилось охотников разузнать тайны зуравов. Только не вернулся никто.
   - А отец?
   - На то он и был гением. Ему под силу было то, что ни одному смертному не удавалось.
   - Думаешь, он отключал энергию, питающую ловушки? А почему же тебя не научил?
   - Тут без мистики ничего не объяснишь. Возможно, он был для них своим?... А меня он учил совсем другому - биологии. И сюда вообще не брал. Здесь опасно, а я была маленьким ребёнком. Не брал ни в коем случае, сколько я ни просилась. Но я быстро утешалась, когда он уходил, начинала карабкаться по горам, спускалась к речке. А места были труднодоступные, дикие, не исхоженные туристами, меня это захватывало.
   - Тоже ведь опасно,- пробурчал Серж, бросая быстрые взгляды с огромной высоты вниз, в ущелье, его явно "морозило" от подобного зрелища.
   - Ерунда. Я с детства тренировалась с отцом. Хоть сейчас спущусь в ущелье.
   Но Серж, хмурый и подавленный, уже тащил лазерный резак. Через несколько минут все металлические копья, перекрещенные между собой, были срезаны. Вход в таинственную пещеру инопланетян, древних покорителей Тайфара, людей высочайшей цивилизации, которые, наверняка, не замечали местных тайфарцев (они ведь ещё в шкурах бегали с каменными топорами!), вход этот распахнулся перед пришельцами. Повеяло мраком. Запахло гнилой сыростью веками не потревоженного подземелья.
   Оба, мужчина и женщина, невольно переглянулись. Несмотря ни на какую самую вескую мотивацию, в обеих душах живых существ всколыхнулось одно и то же: "Не надо! Пока не поздно, уйдём!" Но никто не признался. Оба, каждый гонимый своей жаждой, переступили роковую черту. Тьма и дух тления охватили их. Да ещё холод, до дрожи, объял почти с первых же шагов. Серж в это время говорил себе мысленно: "Я должен победить! И стану богачём на Земле. А все эти страхи... Преувеличены, не иначе. Местные легенды, суеверия... Да и она же сама идёт рядом со мной".
   - Ступай первая!- сказал он тоном приказа.
   Лоан, внешне невозмутимая, зажгла яркий фонарь, укреплённый на её лбу, и шагнула во тьму. В мыслях роилось: "Если сейчас - западня и смерть в муках... Что ж... По крайней мере, он тоже не уйдёт отсюда живым. А для меня смерть, как для отца, была бы только избавлением".
   Серж, в отличие от неё, не просто обшаривал стены и пол мощным фонарём, но и прощупывал дорогу палкой перед собой (а вдруг его шаг вызовет падение чего-то режущего, гильотины какой-то?). Лоан оглянулась на него и усмехнулась. Ведь она шла первая. Всё страшное обрушилось бы на неё. Но ничего не сказала. Её чутьё уже подсказывало ей опасность, но - совсем другого рода.
   Они шли всё по такому же тёмному коридору, который ничуть не менялся. Правда, чем дальше продвигались вглубь пещеры, тем она казалась им в большей мере творением рук человека, а отнюдь не природным тоннелем внутри горы. Серж тихо и злобно матерился, общупывал, высвечивал, обсматривал окружающее. Лоан просто шла, вручив себя высшим силам. Она молилась, мысленно говорила сейчас с ними, говорила и с отцом. Просила, как все живущие, избавить её от мук. Объясняла, почему решилась на такое. Чувствовала, что её слышат. Вот, прощают ли, не знала. Но всё равно не повернула бы назад.
   Глянула через плечо на Сержа. Еле удержала себя, чтобы не пожалеть его, так он трясся всем своим существом. Ничего не осталось от его бравого вида и манеры диктовать в роли великого мстителя.
   - Лоан, я слышу...- он растерянно указал рукой в сторону бокового ответвления, уходящего влево от основного тоннеля. Оттуда доносился всё усиливающийся звук бега, топот каких-то когтистых мощных лап. Лоан не удивилась. Она давно ощущала приближение зверя.
   - Ничего особенного, Серж. Ничего чуждого. Это обычный пещерный лев с Тайфара.
   Но землянину от этого не стало легче. Она заметила, как подрагивает у него нижняя челюсть. При этом он рванул с плеча бластер.
   -Не надо! Подожди! Я попробую...
   Лоан кинулась наперерез бегущему из левого коридора зверю. Успела как раз в тот момент, когда рычанье и зловонная волна звериного запаха сделались совсем реальными, в шаге от неё, фонарь выхватил, как кинокадр, увенчанного гривой, рычащего самца. Он возник на всём бегу из-за поворота, от резкого торможения лязгнули о камень когти. Пригнул книзу башку в тёмной гриве, одной лапой уже скрёб перед собой. Гнев его нарастал, как лавина. "Что значит, самец! До чего похож на Сержа!"
   Лоан расставила руки, подбегая ко льву. Безоружная, с одной лишь силой своего одухотворённого гипноза да какой-то родственной слитностью со всем живым на родной планете, она уверенно, нежно, даже покровительственно, без всякого страха подошла к зверю, будто собиралась обнять и этак по-дружески посудачить с ним. Серж, совершенно охреневший от всего происходящего, на нервном взводе, всё же остатками разума постиг, что начинать пальбу не стоит, Лоан сама лучше справится. Только попятился от греха подальше, стал невиден под чёрными сводами. Закурить боялся, а ужасно хотелось. Только бормотал: "Мать её... Чуть ли не обнимается с ним".
   Вот уже лев исчез из виду. Они молча шли всё дальше. "Спасибо тебе, ты спасла меня",- пробормотал из вежливости растерянный Серж. Лоан с удивлением взглянула на него: " Я спасала зверя. От тебя". Он заматерился ещё яростнее, но шёпотом. Его силовое превосходство здесь почему-то не давало ему преимуществ над девчонкой, он был подавлен, даже не замечал, что Лоан сейчас идёт не впереди, а вровень с ним.
   - А мы не заблудимся? Столько уже ответвлений прошли. Ты найдёшь дорогу обратно? Лоан, ты слышишь меня?
   Но она явно не слышала. Впала вдруг в какой-то странный, не понятный ему транс. Охватила голову руками, подняла лицо к потолку, как будто там что-то было видно, вдруг присела у стенки прямо на каменном полу и молча уставилась вверх. Серж тоже глянул - ничего. Потеребил её за плечо:
   - Э, Лоан, что с тобой? Тебе плохо? Ты там что-то видишь? Да отзовись же, девочка!
   Серж тоже уселся рядом на корточки и стал ждать. Через несколько минут Лоан зашевелилась, встряхнула головой, будто сон кончился, а может, другой мир отпустил её из своих туманных тенёт, вдруг встала. Но всё ещё задумчиво потирала лоб.
   - Что это было?- добивался он.
   - Видение. Инопланетяне.
   - Ты их видела?
   - Да. Тех, кто создавал вот этот тоннель и там, дальше - храм.
   - Но это же было...
   - Да, очень давно, тысячелетия назад. Но ОНИ не боятся Времени. Наоборот, оно служит ИМ.
   - ОНИ тоже вечные?- с ужасом пробормотал Серж.
   - Не знаю. Ничего о НИХ пока не знаю. Всё очень смутно...
   Она теперь еле шла, пошатывалась, даже ухватилась за локоть Сержа. Казалось, задыхается. Еле выговорила:
   - Знаешь, что я поняла?
   Он со страхом поддерживал её, прижимал к себе.
   - Я поняла, что это изобретение или открытие,- у неё заплетался язык, казалось, она сейчас упадёт,- это... это... - не отец сделал, нет. Это... это... ОНИ ему отдали. Своё. Из их высшей цивилизации.
   - Зачем?!- выдохнул Серж.
   - Не знаю. И ещё... По-моему, он - среди НИХ. Живой. ОНИ - такие, знаешь, как монахи в балахонах тёмных цветов. На бритых головах - обтягивающие шапочки в цвет балахонов, а на шапочках - что-то сверху... Не знаю, не нахожу подходящих слов, конструкция, что ли, какая-то из сверкающих нитей, датчиков?... А может, корона?
   - Вайель среди НИХ? Он жив?!
   - Не знаю. Я ни в чём не уверена. Может, я просто брежу.
   - А почему их видишь только ты?
   Вразумительный ответ вряд ли мог бы найтись. Землянин с тайфаркой снова побрели вперёд. Вот вышли в какой-то высокий пещерный зал со сталактитами и сталагмитами, устремлёнными навстречу друг другу, покрытыми словно блёстками дешёвой бижутерии. Зал был таинственно подсвечен странным синеватым светом. Похоже, свет исходил откуда-то сверху. Серж уставился туда. Как раз в этот момент (будто скрипучим смычком ударили по натянутым, как струны, нервам) сверху на людей, прямо на головы, полетели с высоты, разрушаясь и дробясь, несколько каменных колонн.
   Серж, застыв в ужасе, будто парализованный, лишь смотрел: с высоты потолка синеватого зала на них падали, ударялись, разламывались на лету каменные цилиндры! Целый дождь. Всё решали какие-то доли секунды! Но его защитная реакция явно не сработала. Ещё миг - и от него осталась бы горка раздавленного мяса с переломанными костями. Это Лоан (Бог, наверное, руководил ею) в обход разума, пойдя против собственной выгоды, вопреки своей цели, вдруг по какой-то человеческой солидарности, явно от Бога идущей, толкнула его изо всех сил. Оба свалились в стороне от рухнувших каменных исполинов. Живые, вернее, чуть живые, но всё же невредимые, все усыпанные каменным крошевом. Серж первым застонал, потёр ушибы, начал подниматься, поднял и Лоан.
   - Мать твою... Что это было?
   - Ловушка,- спокойно сказала тайфарка.- Ну как? Не пропало желание идти дальше?
   Серж вдруг взвился идеей:
   - А эти инопланетяне... Если они снова выйдут с тобой на связь, ты можешь попросить их?...
   - Это же ИХ изобретение! Вот что я поняла! Не отца. ИХ! Может, ОНИ просто ему его отдали? И, по-твоему, я должна обнаглеть и у НИХ его попросить? А не размажут ли нас по стенке после такого?
   - Если не попросишь,- Серж снова оскалился, как пёс, которому ненароком переехали хвост колесом,- если не попросишь...
   В этот момент из отверстий в потолке, откуда грохнули и разломались многотонные колонны, посыпалось, словно глыба снега, оставшееся каменное крошево. Серж в ужасе рванул в сторону, глаза заметались, он одурел в панике, готов был уже начать палить из бластера неизвестно по какой цели.
   - Вояка! Ты, видать, мастер только с безоружными бабами воевать! Идём!- и Лоан зашагала вперёд, даже не оглядываясь на него.
   - Смотри!- вдруг услышала она за спиной.- Смотри! Сколько их тут! О Боже!
   Ей пришлось вернуться. Серж в панике перебегал с места на место, невнятно матерился.
   - Это же...
   - Думаешь, я не видела? Просто не хотела тебя нервировать.
   У стен зала валялись раздробленные кости, порой почти целые человеческие скелеты, порой - явно разбитые каменными громадами.
   - Решай, Серж. Ещё не поздно вернуться. Все эти раздавленные люди, как и мы, лезли сюда за чужими тайнами. Скорее всего, такая же участь постигнет и нас. Неужели не понятно? Зуравы оградили ловушками от любопытных глаз подходы к каким-то своим святыням, а может, местам научных изысканий.
   - Но у меня нет другого выхода! Понимаешь?! Только идти вперёд, возможно, попросить ИХ помощи. Почему? Почему всё так безвыходно?!! О-о-о!!!- взвыл Серж, задрав голову кверху, хватаясь снова за виски.
   - Ты сам себя загнал в этот тупик.
   - Я? Да? Ради вас, баб, все грехи совершаются! Действительно, вы - от дьявола! Я же ради Ванессы хотел разбогатеть, связался с мафией. Только она не оценила моих усилий, морализировать стала. А ты... Наверняка, тащишь меня сюда, чтобы я погиб. Да? Так?!!- рявкнул он, приближаясь к ней.
   - Пока что я тебя спасла. Кстати, от таких ловушек, как здесь, мне тоже погибать, не убережёт меня моя сверхбыстрая регенерация. Но я иду вперёд, не ползу назад. Знаешь, почему?
   - Ну как же! Героиня такая!
   - Не поэтому. А потому, что там, где-то впереди, под этими сводами - мой отец. Я видела его. Может, это всего лишь дух его витает здесь, но всё равно я пойду вперёд. Теперь этот риск наполнился для меня высшим смыслом. И я не остановлюсь ни перед чем. А ты подумай о своей цели. Тебе нужна тайна вечной жизни. Так вот она, там, впереди, может быть, в километре пути!
   - Но эти скелеты, везде, сколько их... Посмотри! Такие же, как мы.
   - Так сворачивай назад. А я иду вперёд, к отцу.
   - Нет! Подожди! Ты права, Лоан! Пошли! Шагай первая.
   Не преодолели они и сотню метров, как Лоан (а она была на шаг впереди), вдруг словно поскользнулась, каменная плита под ней начала понижаться и стремительно уходить вниз. В доли секунды со страшным визгом девчонка уцепилась за Сержа, за его сильные руки, он втащил её обратно наверх. Теперь оба стояли прижавшись, тяжело дыша, и глядели вниз. Плита с грохотом разбивалась о стены пропасти, при этом крошилась, эхо разносило гром обвала. Сколько она летела? На какую глубину? Оба светили в провал фонарями, но чёрная бездна так и не показала своё дно. Постояли ещё, отдышались. Говорить уже не могли. Серж нашарил сигареты. Но Лоан остановила его.
   - Нельзя. Тут может быть метан.
   Всё, что ему оставалось, это "выпускать пар" и утихомиривать расхристанную душу сочным земным матом.
   И снова - шаг за шагом. Ещё более осторожно, чем прежде. Обоим кажется, что тягостнее ничего в их жизни не было. Ожидание смерти... Вот уж и вправду - сама смерть не так страшна, как это предчувствие. Но Лоан спокойно перепрыгнула образовавшуюся дыру и устремилась вперёд. Если бы она заплакала, не выдержала, побежала назад, Серж тоже не нашёл бы в себе больше сил для героизма. Но девчонка шла всё быстрее, он еле поспевал за ней, а в глазах, он заметил, быстро глянув сбоку, в глазах было лихорадочное бесстрашие. "Каждое живое существо спасает свою жизнь. Неужели, Лоан обезумела?- думал землянин,- и я иду на поводу у этой сумасшедшей? Я - весь дрожу, пот так и льёт, а она... Она же не боится! Она же - как демон ада, летит вперёд, в черноту, к расставленной здесь замаскированной смерти".
   Серж не мог слышать, что, ступая в черноту неизвестности, в чужие ловушки, спрятанные кем-то со злой ухмылкой, Лоан молится. Её душа вся исходит криком, и в этом крике любовь слилась со слезой. Молится она не Зайтару, как в детстве, и это даже не молитва по сути. Она взывает к отцу.
   Вдруг голос стал слышимым: "Стой! Растяжка!" Серж рванул назад. Его так и окатило холодом, словно ледяным душем. С лица стекал пот, ужасно щекотно сбегал по шее. Он сам бы никогда не заметил тоненькую проволочку на их пути, это лишь Лоан могла почувствовать.
   - Давай, обезвреживай,- сказала девчонка спокойно. Казалось, она уже не может больше нервничать и переживать. Эмоции иссякли. Это немного отрезвило Сержа. Он припомнил, как в армии справлялся с такими штуками, подавил дрожь, взялся за дело. С помощью ножа довольно быстро обезвредил сравнительно простое устройство, тяжело выдохнул, присел на корточки, снова машинально начал искать сигареты по карманам.
   - Рехнёмся мы так к концу пути. Сколько же ещё?!- взвыл он.
   - Думаю, уже немного.
   - Мне бы твоё спокойствие!- вырвалось у него.- Но почему ОНИ так злы, эти старцы в балахонах?!- как-то наивно возопил под тёмными сводами землянин, и эхо разнесло его стенания, придав им значение вечной философской драмы.
   - Не злы, нет,- парировала девушка,- ОНИ равнодушны к нам, мы для них слишком ничтожны. А проникновения в свой храм (или лабораторию, не знаю) ОНИ не терпят. Мы для них - те же назойливые комары.
   - И чем же ОНИ там архиважным занимаются? Переливанием из пустого в порожнее?
   - Боюсь, что нет. Вселенная когда-то возникла (по теории большого взрыва) и продолжает неустанно меняться. Скорее всего, ОНИ управляют этими процессами, стараются сделать их позитивными, сохранить жизнь в населённых галактиках, в звёздных системах... А вечная жизнь всех этих индивидов - для НИХ не главное, просто ИМ нужно по роду ИХ деятельности быть вечными. Знаешь, что я поняла вдруг об отце? Он всего лишь сумел адаптировать, ну приспособить что ли, их состояние вечной жизни к организмам тайфарцев.
   - И крупно прогадал, уничтожив человечество на планете,- злобно фыркнул Серж.
   - Да. Даже у этих полубогов далеко не всё бывает удачным. А отец ведь вообще был из простых людей. Зачем ОНИ его приняли? Зачем сделали исключение? Наверное, из-за возможностей его мозга. Но, я уверена, ему плохо там, в этих божественных высотах интеллектуализма, словно в небесах, где-то над живой жизнью. Он всегда хотел быть не над-, а в гуще жизни, в теплоте человеческих взаимоотношений. Хотел быть просто мужем и отцом. Не получилось, не суждено было...
   - Интересно, расскажи, уж раз ты такая вещая, прямо ясновидящая, как же "сотоварищи" восприняли неудачу Вайеля в отношении Тайфара? Типа: хотел, как лучше, а получилось... Почему не изгнали из своих рядов, а наоборот, приняли?
   - Ты меряешь нашими человеческими мерками: удача - неудача. Для НИХ это вообще мелочи. Ну погибла одна планета. Их - множество. ОНИ просто извлекли урок. Не дозрели мы, тайфарцы, значит, до благодати, не того были уровня. Или не из того теста сделаны.
   Пока шли и беседовали, Серж даже как-то успокоился, перестал потеть и бешено зыркать глазами по сторонам в поисках коварных подвохов. Лоан, напротив, после того, что поняла в принципе суть всего творящегося в пещерном храме, вдруг преисполнилась волненьем, как перед чем-то неизбежным, чего страшишься, как мук, как гибели, но идёшь ему навстречу, ибо свернуть назад нельзя.
   "Я в твоей власти, Зайтар! Прости все мои прегрешения!"- мысленно воззвала она и молитвенно сложила ладони. После чего закрыла глаза и сделала ещё один шаг. Последний. Ослепительно-белый луч лазера вырвался из стены, режущим мечом полоснул пространство тёмного коридора. Впереди при этом уже светился неясный туман, как свет в конце тоннеля. Туда устремлены были глаза тайфарки, когда сознание её меркло. Она даже с воплем безумной боли тянула руки вперёд, падая. Голоса слились . Мужской хриплый крик перешёл все границы, стал рёвом, потом рычаньем. Оба тела, молодых и совершенных, жаждущих любви, были перерезаны по горизонтали белым раскалённым лучом, перечёркнута безжалостно сама жизнь. Обрубки рассеченных посередине двух тел упали в густую и скользкую лужу крови. Жижа всё прибывала, целые фонтаны её хлестали из перерубленных артерий. В этом бурлящем море две головы упавших рядом продолжали ещё смотреть неживыми глазами. Взгляд мужчины был обезумевшим от ярости на чьё-то вероломство, глаза вытаращены. В лице девушки застыло сквозь боль её невысказанное стремление, руки всё равно тянулись куда-то вперёд, словно к недосягаемому солнцу.
  
   Лоан просыпалась от сна. Или от смерти. Сначала, как это бывает в утренней дремоте, мозг уже начал смутный монолог, она уже жила и мыслила, но истерзанное сознание не хотело возвращать её к реальности, ещё защищало, милосердно покрывая пеленой ухода.
   Но настал миг, когда кто-то дотронулся до её руки. Чьё-то тёплое, такое знакомое прикосновение из прошлого... Сон, это, конечно же, сон... Но импульсы тревоги заставили вернуться к жизни, открыть глаза. Это было тяжело - распахнуть веки, покинуть спасительное небытие, в котором хотелось оставаться вечно. Но вот она уже видит. И хоть мозг мучительно сопротивляется новому потоку льющейся в него жизни, от которой он уже было ушёл, не хочет снова начинать воспринимать, оценивать, осмысливать, а это значит - страдать, опять страдать..., но всё же успел включиться в работу, пелена рассеивается, образ перед глазами становится чётче, фокусируется...
   - Отец!- шепчет Лоан. Это ещё даже не звук голоса и не движение губ. Крик сознания и только. Но тот, кто склонился над ней, слышит её.
   Возвращение в реальность идёт скачками, будто кто-то поворачивает тумблер, включая последовательно свет, звук, задействуя всё новые и новые системы организма, вот они уже начинают слаженно работать, дают картину действительности вокруг.
   Лоан лежит неподвижная, ей жёстко на каменной площадке, хотя какая-то белая, с блеском ткань разостлана под ней и закутывает её до подбородка. Где-то вверху, совсем близко, над ней простираются крылья флайера, того, на котором они с Сержем прилетели. За крыльями - небо. Уже чуть тронутое зеленоватыми сумерками всходящей ночной звезды. Но ещё светло, а закат вдали, над океаном, - совсем лимонный. И на фоне заката - отец. Стоит на коленях, нагнулся к ней, чуть поднимает её голову, видит, как жизнь, капля за каплей, возвращается к ней.
   - Слава Зайтару! Ты будешь жить.
   За прошедшие минуты в душе Лоан вспыхнули и перемешались меж собой такие сильные, до крика, порывы, так много хотелось высказать, и о том, как она хочет видеть его, как соскучилась за 30 лет разлуки, как искала его поначалу, потом мысленно схоронила, как всё равно неустанно обращалась к нему, разговаривала, будто с живым, плакала, вспоминала... Всколыхнулась и ненависть, и упрёки, и непонимание. И вдруг эта волна горячей, как лава, боли за всю прожитую в страданьях жизнь совершила чудо: Лоан ожила и заговорила. Только речь её была гневным выбросом лихорадящего сознания:
   - Браво, Тайг Вайель! Ещё один опыт удался! Тогда, в лаборатории, крыса, перерезанная пополам, теперь - я. И неважно, что я не крыса, а человек. Важен успех научного открытия, как же! Открытия, кстати, и не твоего, а этих уродов - зуравов. Ты им продался с потрохами. И не поинтересовался за 30 лет, как я там выживаю в развалинах, принесли мне сегодня дельфины рыбку поесть или так и лягу спать голодная?
   Он смотрел на неё, закутанный в синюю монашескую рясу с клобуком, смотрел скорбно и кротко, словно каждое её слово, хлещущее его бичём, воспринимал, как должное, и не пытался увернуться.
   - А я ведь,- продолжала она,- тогда, в первый месяц после окончания войны, собралась с силами, насушила рыбы, картофеля, кореньев и пошла в столицу. Пешком пошла. Искать тебя. Хотя бы что-нибудь узнать о тебе. Долго шла. Не знаю, сколько. Календаря у меня нет. Как дотащилась назад, неделями без еды, уж и не знаю. Увидела в столице на месте лаборатории воронку. Мысленно похоронила тебя. А ты, оказывается, жив и здоров. Великий мистификатор!
   - Ты ошибаешься. Я - не жив. Я и мы все здесь - не живые существа. Наше состояние, вечное, не меняющееся, не имеет ничего общего с биологической жизнью. Но давай не будем вдаваться в подробности, тратить на это драгоценное время. Пусть даже ты меня сейчас ненавидишь, пусть упрекаешь в том, в чём я не виноват, но всё равно: я счастлив. Счастлив, что вижу тебя. Для меня благословенна каждая минута, проведённая рядом с тобой. И вот - ты тут, вне опасности. Я вынес тебя сюда и долго смотрел, как ты оживала, как задрожала венка у тебя на шее, как вздрогнули ресницы, задышала грудь...
   - Тебе, что, крыс для этого мало?!- выкрикнула она.
   Отец, стоящий на коленях, закрыл лицо сухими старческими ладонями. Лоан вдруг рывком попыталась подняться, но только вздёрнула голову и снова в бессилии уронила. Теперь слёзы заливали её, текли по вискам, смачивали склеенные кровью, ставшие чёрными кудри, лились на белую ткань. Голова её металась со стороны в сторону, привстать не было сил. Превозмогая икоту и растирая какую-то кровавую смесь по лицу, она всё же выговорила ещё:
   - Значит, если бы я не пришла сюда, то мы бы никогда и не увиделись. Ты бы и не искал меня. А ведь пришла я совершенно случайно. Пришла, чтобы убить. Убить того, кто сделал бы мою жизнь невыносимой. Хуже смерти.
   - Молодец, девочка. Ты победила. А теперь, как бы ты ни осуждала меня, я всё равно радуюсь: ты умеешь за себя побороться, ты жива и будешь жить.
   - А на фиг мне такая жизнь нужна? Об этом ты подумал? Я, если хочешь знать, не только Сержа хотела здесь уничтожить, но и себя. Хватит! Я не могу уже больше! С меня довольно одинокого полуголодного существования!
   Тайг, несмотря на злые слова, на страдальческий блеск её глаз, потянулся к ней, взял, как когда-то, её ладони, сложил лодочкой, прижал к губам.
   - Маленькая моя! Самая любимая, лопоухая ты моя малышка. Я хочу, чтобы ты поняла: сейчас твоё отчаяние, твоё нежелание жить диктуется только одним - твоей неудачей в любви. Твоим разочарованием, горечью, отрицанием всего, что люди воспевают, чем живут. Это - страшный момент для любой женщины. Некоторые даже прибегают к суициду. Но большинство всё же побарывает свою боль и остаётся жить. Ситуации бывают самыми тяжкими, бывает, женщина остаётся одна, без средств к существованию, беременная...
   - Если бы я была беременна, я была бы счастлива! Даже одна, без мужа. Но у меня и этого нет и быть не может. Мне нечем стало жить! Вот такая вот я бесплодная...
   - Дурочка ты моя, лопоухая! Ты даже не знаешь, что тогда, до войны, ты бы при всём желании не смогла бы родить ребёнка.
   - Это почему?
   - Потому что не успела бы его выносить. У тебя уже начинался рак. Анализы... В общем, я просто не говорил тебе... Всё это подтолкнуло меня... Тебя я спас. И это самое главное. А за страшную трагедию с нашей планетой, за то, что люди оказались не готовы воспринять дар более высокой цивилизации, за неудачу свою, ошибку, грех (назови, как хочешь) я буду нести свою вечную кару. Меня никто не заставлял. Я сам пришёл к Стражам Вселенной, сам вступил в их ряды. А ОНИ - отшельники. Таким же должен быть и я. Но ты, Лоан, лопоушка моя милая, ты - смысл моей жизни. Ты должна жить!
   - Ничего я никому не должна!- прошипела она.
   Он снова закрыл ладонью глаза. Потом взглянул на неё, и его лицо показалось ей страшно старым.
   - Послушай. Постарайся понять не разумом, а душой. Я не имею права разглашать будущее. Но - преступлю все законы ради тебя. Видишь ли, женщины, почти без исключения, переживают на жизненном пути предательство мужчин. Твоя судьба такая же. Но дальше... Новые встречи, новая любовь. Старое забывается, перестаёт болеть. Так вот: в твоей жизни будет новая любовь. Уже совсем скоро. Планета перестанет быть безлюдной. У тебя появится семья, ты обретёшь счастье, лопоушка моя, девочка милая. Сохрани только свою живую душу, не впускай в неё холод безнадёжности.
   - Любовь? Семья?- эхом повторила ошарашенная Лоан. - Не верю.
   Но Тайг не ответил ей. Он резко обернулся, выглядывая что-то в небе, хотя Лоан ничего ещё не видела и не слышала. Потом вдруг быстро встал, схватил крыло флайера, который стоял на краю узенькой площадки, и толкнул с неожиданной силой. Камуфляжный флайер потерял равновесие и, пошатнувшись, вместе с камнями полетел вниз, в пропасть. Послышались удары, хруст, начавшийся камнепад, потом горы сотряс взрыв.
   - Зачем?- недоумевая, спросила Лоан.
   - Они летят. Тут было мало места для их самолёта.
   - Кто?
   Но, не ответив, Тайг, как в детстве, снова сжал её ладошки лодочкой, припал к ним губами, прошептал:
   - Мне пора, роднулька моя. Прощай.
   Обернулся к зеленоватому уже небу и махнул кому-то рукой властным движением. Сам жест и необъяснимая сила, стоящая за ним, означали только одно: "Сюда!". Но кого он звал, оставалось непонятным.
  
   Лоан по-прежнему лежала на камнях, когда камуфляжный флайер, схожий с тем, который вёл Серж, сел на площадку. Посадили его бережно, явно стараясь не задеть лежащую, она находилась ближе к зияющей чёрной дыре - входу в пещеру.
   Вот над нею склонились двое. На фоне зеленоватого закатного неба (а оно уже теряло свой яркий свет), их силуэты казались чёрными, лиц было не разглядеть. Тот, что выглядел старше и шире в плечах, вглядываясь в неё, осторожно, как над кроватью тяжелобольной, шепнул:
   - Ты - Лоан?
   - Угу. Единственная и последняя из тайфарцев.
   - Да, ты права. Мы провели тщательную проверку планеты на наличие разумной жизни и... Ты действительно... Но как ты могла узнать, нет ли где-то ещё людей? У тебя ведь не имеется приборов регистрации разумной активности.
   - Мне их заменяет чутьё. В последнее время мои способности экстрасенса растут. Я быстро постигаю, к примеру, кто передо мной. Чувствую людей. Улавливаю и общепланетарный фон... Простите, генерал, мне ещё трудно встать, нет пока сил. Я поправлюсь, но на это надо несколько дней. Вы смогли бы доставить меня к моему жилищу на берегу?
   - Это ты позвала нас сюда какой-то особой гипнотической силой, заставила сесть на площадку?
   - Потом. Не всё сразу, Оливер. Разрешите вас так называть, генерал?
   - Да, да, конечно,- растерянно забормотал он.- Ты меня знаешь?
   - Получается, что да. Я прочла о вас ещё в сознании Ванессы. Даже образ представляла. Вы - её бывший муж, генерал Службы безопасности Земли. Оливер Роанд.
   Мужчина отшатнулся, невольно закрыв лицо ладонями. Единственное, что, кроме подавляемого стона, вырвалось у него, было неясное: "О, Боже... Ванесса... Боже мой..."
   Второй землянин рядом с ним, совсем мальчик по телосложению, в комбинезоне и кепке пилота, невольно приблизился, наклонился к Лоан, жадно вглядываясь в её бескровное лицо с лихорадочными громадными глазами на фоне слипшихся чёрных, мокрых от крови кудрей.
   - Лоан, послушай, что с тобой? Ты больна? Ты ранена? Тебе плохо? Это же кровь, да?
   - Я про тебя тоже знаю, ты - Сашка. Пилот. Так называла тебя Ванесса.- Лоан чуть улыбнулась.- У меня ещё сил нет идти. Много крови потеряла.
   - А где Серж? Мы искали его, но нигде не нашли. Он прячется где-то? На Земле его ждёт трибунал. Мы знаем, что он убил Ванессу.
   Лоан вздохнула и с философским спокойствием указала глазами на чёрное провалье в пещере.
   - Он - там. Жажда овладеть тайной Вайеля любой ценой гнала его вопреки здравому смыслу.
   - Прячется?- спросил генерал, профессионально цепко глядя на собеседницу. Он явно уже оправился от шока.
   - Остался навечно.
   Парнишка хмыкнул:
   - У русских говорят: "Жадность фраера сгубила".
   Генерал чуть приоткрыл белую ткань, в которую, как в саван, была закутана девушка, аж ахнул:
   - Сплошная кровь! Ты ранена? Что это с тобой?
   - Серж вынудил меня идти сюда за этой проклятой тайной. Я не скрыла от него, что в пещере ловушки. Но он был уже совершенно безумен. Не так боялся СБ, как земной мафии, с которой связался. Вернуться без рецепта вечной жизни он не мог.
   - Попал в ловушку?
   - Мы оба были перерублены лазером. Пополам.
   - О, Боже!- только и выдохнули земляне. Воцарилось долгое молчанье.
   Отойдя от шока, первым вскочил Сашка, хотел кинуться к флайеру, заметался в ратерянности и всё бормотал: "Бинты, носилки..."
   - Не надо ничего,- устало прикрыла глаза Лоан,- это Серж лежит там в виде двух обрубков. А я... Вы же знаете, кто я? Знаете или нет?!
   - Знаем,- хмуро кивнул Оливер,- ты - бессмертная. Мы видели записи видеокамер, слышали ваши разговоры.
   - Моё тело срослось. Ран больше нет. Только - слабость.
   Она сбросила с себя белую простыню, начала срывать куски разрезанного лазером комбинезона. Везде была кровь, где засохшая, где ещё лилась и хлюпала, когда она стаскивала штанины комбинезона. Мужики обалдели от такого обилия крови, в их представлении это никак не вязалось с жизнью, они даже не отвернулись из вежливости и, не стесняясь, смотрели, как она раздевается, только восклицали: "Боже! Как ты осталась жива? Да ты просто искупалась в крови!"
   Она оставалась лишь в трусиках, но и те трудно было разглядеть, настолько тело покрылось бурой корой, будто она и вправду вылезла из кровавой ванны. Сашка стоял с открытым ртом. Лоан пошатнулась, стоять было ещё трудно, голова шла кругом, девушка ухватилась за Сашку.
   - Дайте мне пить! Пить хочу!
   Через несколько минут Оливер уже обернул её в одеяло, Сашка притащил банку с пивом (больше ничего во флайере не оказалось), и она с жадностью выпила. Правда, потом пошатнулась, и они оба понесли её и положили в грузовом отсеке уже без сознания.
   Флайер взвился, летел прямо на закат, особый, лимонно-жёлтый закат Тайфара, а океан внизу, сколько хватал глаз, простирался сливочным покрывалом, казалось, вся рябь затихла, сгладилась, набегал лишь мерный, убаюкивающий прибой. И молоденькому пилоту Сашке, который был сейчас на каком-то особом эмоциональном взводе, эта эпически спокойная идиллия представлялась наваждением, будто на всей планете никогда и не было ни войн, ни крови, ни крика чьей-то боли.
   Флайер сел неподалеку от опустевшего теперь разведкатера. Впрочем, рядом с ним уже стоял новый, такой же небольшой корабль в форме диска. Несколько незнакомых пилотов гоняли мяч на травянистой площадке перед кораблём. Слышался лай собак, доносился с той стороны, где среди сосновой поросли осталось жилище Лоан.
   Внезапно, при торможении, она пришла в себя, рывком привстала. Сашка обнял её, чтобы уберечь от толчков.
   - Мне надо домой. У меня там щенок лежит мёртвый. Сержа работа. Надо скорее похоронить.
   - Успокойся, Лоан. Переночуй у нас. Сейчас наш врач тебя посмотрит, сделает уколы, всё, что нужно,- обернулся к ней Оливер, останавливая двигатель.
   - А я помогу похоронить щенка,- заверил Сашка.
   - Ах, да, совсем забыла,- вдруг снова тревожно встрепенулась Лоан, когда мужики осторожно вытаскивали её из флайера, а остальные члены команды сбежались и изумлённо выстроились полукругом.
   - Оливер! Вот это кольцо,- тайфарка сняла с пальца блеснувшую бриллиантом драгоценность,- принадлежало Ванессе. Я взяла его, чтобы сохранить и отдать родным.
   Пальцы мужчины заметно задрожали, когда он взял кольцо, оно даже выпало у него из руки, Сашка успел подхватить маленькую радужную звёздочку налету. Все заметили: лицо Оливера страшно побледнело. Его смуглое лицо мулата с выраженно негритянскими чертами и рано поседевшими курчавыми волосами застыло на миг, сделалось похожим на лицо покойника. Губы беззвучно приоткрывались, но он был сейчас словно не здесь, землисто-бледный, с блуждающими глазами. Силился и не мог спросить то, что хотел, голос отказывался служить, руки не подчинялись. Сашка шепнул ему:
   - Я сейчас принесу что-нибудь сердечное, вам же плохо, сэр.
   Но Оливер отрицательно мотнул головой. Потом вместе с ним подхватил Лоан и понёс в лазарет. Когда её уложили на койку, рядом уже находился врач. Генерал, к удивлению всех, вдруг попросил их ненадолго выйти, оставить его с Лоан. Облизывая пересохшие губы, хриплым, срывающимся голосом обратился к ней.
   - Девочка, прошу тебя, расскажи, как, при каких обстоятельствах к тебе попало это кольцо. Я ведь сам его подарил Ванессе давно, ещё в Калифорнии, когда сделал ей предложение.
   - Вы, наверное, знаете, что Ванесса рассталась с Сержем. Я чувствовала, что она начала думать о вас и даже о том, чтобы к вам вернуться. Он стал свататься ко мне. Позже я поняла - только ради тайны моего отца. Серж ходил ко мне регулярно. Чтобы очаровать меня, кормил всех моих собак, целую стаю. Они уже мчались ему навстречу. Но однажды ночью я услышала лай и брань Сержа. Он на этот раз не кормил псов, наоборот, гнал их, пинал ногами. Я всё это видела издали, из-за деревьев. Робот закончил рыть большую яму, Серж начал кидать в неё куски чего-то непонятного для меня, я только смутно ощутила, что творится нечто преступное.
   Псы кидались, хотели ухватить кусок того, что он кидал, он рычал на них, уже бил их по оскаленным мордам. Один ловкий щенок всё же умудрился ухватить кусочек и кинулся бежать. Я поймала его, когда он скрылся в соснах, рядом со мной. Выхватила...
   - Неужели?!- вдруг вскрикнул видавший виды боевой генерал и схватился за левую сторону груди. Поморщился от боли.
   - Доктор!- крикнула Лоан.- Скорее!
   Пока корабельный врач подошёл, Оливер тихо сказал ей:
   - Не вини себя ни в чём. Говори до конца, не мучай.
   - Да, это было расчленённое тело Ванессы. А кусок, который этот дурачок утащил, - отрубленная кисть. Я сняла кольцо. Руку - зарыла там же, когда Серж удалился.
   - Лоан,- всё так же морщась от боли, с трудом проговорил мулат, глядя на неё карими глазами, в которых стояли слёзы, он не стыдился их. -Лоан, прошу тебя. Завтра приведи меня на то место, где зарыта Ванесса. Я когда-нибудь поставлю там памятник. А за кольцо спасибо тебе, девочка. И ещё. Скажи, ты ведь умышленно убила Сержа?
   - И да и нет. Он сам рвался к тайне Вайеля. Когда я упиралась, грозил сжечь меня заживо и не один раз. Это, поймите, была моя самозащита. И защита всех моих животных. Впрочем, я и себя подставила под тот же удар. А останусь ил жива - не знала. Клянусь, не знала.
   - Так или иначе, девочка, ты всё правильно сделала. Гореть ему в вечном огне! Только никогда никому о происшедшем не рассказывай. Договорились?
  
   И потянулись дни... Наверное, это и было то самое время, волшебное время перемен, о котором говорил отец. В эти дни после тридцати лет отчаянной тоски, общения лишь с верными собаками да таинственно-хладными дельфинами, откровений с великим простором-океаном, после крушения, казалось, уже всех надежд, в эти солнечные дни Лоан начала оживать и снова восстанавливаться, как вечная природа, которая залечивает свои раны после очередного удара. Тело зажило и окрепло легко и быстро, за несколько дней. Только с искалеченной душой всё было не так просто.
   Пока Лоан, очень бледная, не в силах ходить, ещё лежала в лазарете под капельницей, Сашка навещал её постоянно, искал для этого любой предлог, если не находил, то шёл всё равно, хотя бы принести бутылочку сока или новые конфеты.
   - Сашка, хватит! Я так растолстею, что и встать не смогу.
   - Ешь, ешь, тебе надо.
   Однажды он заглянул вечером, уже после отбоя, вид у него был озадаченный.
   - Знаешь, там какая-то дикая собака, очень страшная, как волк, только в два раза больше размером, всё воет под входным люком. Чего-то хочет. Ребята думали её пристрелить...
   - Не смейте!- Лоан с криком рванулась, привстала. Игла капельницы впилась её в руку, она вырвала её, вскочила. Но не рассчитала сил - упала. Сашка подхватил её, уложил снова.
   - Все-всё! Я понял! Это же твоя, да? Лоан, милая, успокойся! Я для тебя всё сделаю. Даже инструкции нарушу. Пусть выговор получу. Хочешь, пущу её сюда к тебе? Ты же этого хочешь?
   Лоан уже плакала навзрыд.
   - Это Нэсси! Моя Нэсси! Понимаешь? Если вы её убьёте, я уйду отсюда и больше не захочу знать вас. Так же, как Ирлингтона!
   - Я сейчас приведу её к тебе.
   "Собака Баскервилей", от одного вида которой Сашку в дрожь бросало, оказалась на удивление дрессированной. Он даже подумал про себя: "Что значит, Лоан с ними возилась! Они - прямо, как люди, слова понимают. Недаром, она биолог да плюс к тому гипнотизёр".
   И, рискуя получить нахлобучку от начальства, впустил всю гурьбу: серую волчицу Нэсси и пятерых её очень бойких щенят. Разъяснил им, что лаять нельзя, палец к губам приложил. У самого от ужаса сердце замирало. Вдруг сейчас лай да счастливый визг начнётся? Прибежит дежурный... Но всё прошло на удивление тихо. Когда Сашка на цыпочках заглянул в дверь, то еле удержался от смеха, смешанного с восторгом. Никакого шума! Ближе всех к кровати Лоан уселась Нэсси, рядышком чинно разместились полукругом все пять отпрысков. Лоан пихала им в открытые пасти конфеты, которыми её тут закормили. И малыши, словно цирковые, брали тихонько, по очереди, из её пальцев сладости и даже не устраивали потасовку. Когда они так же чинно, цепочкой, удалились, Лоан с заговорщическим видом подманила Сашку и прошептала на ухо:
   - А ты можешь украсть на кухне каких-нибудь косточек, отходов и покормить мою компанию? Хотя бы вот этих. Остальные сами себя прокормят.
   - Сделаю, Лоан. Я для тебя всё сделаю.
   С тех пор их постоянно видели вместе. Чёрненький, с мелкими чертами лица, невысокий Сашка рядом с Лоан как-то приосанивался, расправлял плечи и чувствовал себя "надёжей и опорой". Она, в таком же синем, с блеском, лётном комбинезоне, как у него, ходила, распустив волны каштановых кудрей, спокойная, чуть насмешливая, словно подсознательно понимала, как много значит для этого парня, и оставляла за собой право подумать и ещё покрутить своим очаровательным носиком. Словно вернулась в пору своей довоенной смешливой юности, в пору, которую не успела прожить, как её оборвала война... А Сашка тоже не торопил события. Тоже чутьём осознавал, что каким-то быстрым натиском в стиле Сержа тут ничего не достигнешь. Слишком много у Лоан наболевшего, слишком уж искалечил её душу предыдущий соискатель "руки и сердца". Сашке хотелось, как в детстве, развлекать и успокаивать её, создавать такое безоблачное настроение, которое, он чувствовал, врачевало бы её от всех неизлечимых ран... Старался просто стать для неё необходимым.
   Да и на самом деле для расторопного парня, который не брезговал никакой работой, тут, в хозяйстве Лоан, вернее, в развалинах особняка и всяких там пристроечек, нашлась масса дел. У него просто руки чесались хоть что-нибудь наладить, сделать пригодным для жизни. Ведь девчонка почти без всяких инструментов "хозяювала" тут куда примитивнее, чем пресловутый Робинзон Крузо. Сашка даже подробно пересказал ей всю книгу. Это была любимая книга его детства.
   Лоан слушала с видимым волненьем, качала головой. Но со вздохом сказала: "Видишь, я тоже делаю, что могу. Картошка за эти годы стала хорошо вырастать. Однако инвентаря почти нет. Здесь никто ведь до войны не возделывал огороды. А потом всё вообще погибло от бомбёжки. Даже по соседним дачам ничего не наберёшь. На курорте ведь просто отдыхали состоятельные люди.
   - Ничего. Теперь мы возьмёмся за твой участок!- важно заявил Сашка, подкатал рукава и... вызвал через браслет связи группу роботов.
   - Командуй, Лоан. Эти ребята могут дорыть аж до центра планеты.
   Тайфарка отшатнулась, увидя приближающийся "железный строй" крабообразных "ребят" с шестью хваткими конечностями у каждого.
   - Нет, Сашенька, зайчик ты мой, управляйся с ними сам, а я пойду поищу на дне съедобных моллюсков нам на ужин.
   Он всегда с ужасом смотрел, как она уходила под воду океана. Его охватывала тревога, когда девчонка медленно погружалась в плавную зеленоватую стихию, и вода скрывала её голову. Сколько он ни убеждал себя, что она дышит жабрами, а с акулами прекрасно умеет разговаривать, даже, играючи, вместе плавает, шутит, увёртывается, дёргает их за хвосты, всё равно - каждый раз провожал её с недовольством или придумывал, как бы удержать.
   Однажды взялся по-хозяйски ретиво (прямо заправский жених) чинить лодку. Эта древняя посудина, ещё с довоенных времён, а притащил он её с соседней виллы, явно пострадала от взрыва да ещё порядком сгнила за 30 лет. Лоан только посмеивалась, но не мешала мужику проявлять инициативу. Он долго и упорно колотил молотком, прибивал досточки, "штопал" прохудившееся дно. Раздобыл где-то даже два весла. Наконец, с гордостью величавым жестом пригласил даму садиться.
   - А ты плавать умеешь?- в последний момент встревожилась Лоан.
   - Ну! Ещё бы! Да я на соревнованиях...- фыркнул он с чисто мужским достоинством.
   Поплыли. Через сотню метров лодка начала медленно крениться на один бок, зачерпнула воды и быстро погрузилась. Лоан только заливисто хохотала. Зато Сашке стало не до смеха. Он отчаянно бил руками и ногами по воде, отплёвывался, выпрыгивал вверх, хватал ртом воздух, но снова погружался в воду. Лоан, наконец, перестала беззаботно смеяться и поняла, в чём дело.
   - О, Зайтар! Да ты же...
   Она кинулась вглубь, подплыла снизу и повлекла Сашку к берегу. Тут же по её команде появились два дельфина, начали помогать, один сменил Лоан и потащил на своей спине захлебнувшегося "великого пловца", "победителя соревнований".
   Потом сидели на берегу. Сашка оправдывался, что-то там плёл. Лоан давно так не смеялась. Но её смех был настолько весёлым и добрым, что Сашка не принял его себе в обиду, а тоже стал хохотать. Подошли ребята с корабля. Пока генерал возился с документацией, работал на компьютере - писал отчёты, парни ухитрились спереть несколько бутылок коньяка и теперь всей компанией, вместе с "утопленником", здорово наклюкались на берегу по поводу счастливого спасения товарища. Общему прикалыванью и шуточкам не было конца. Хотели угостить из горлышка даже героического дельфина-спасателя, но Лоан отсоветовала. Один из парней сбегал - притащил кучу закуски на подносе, но другой в это время пел модные на Земле частушки, так что про закусь забыли, поставивши поднос рядом, на песке. А когда вспомнили, то поднос оказался пуст. Зато двое из щенят Нэсси, отбежав на безопасное расстояние, усердно облизывались.
   Пьяные ребята так дружно заржали, что аж генерал Оливер высунулся в люк корабля. Сначала хотел было наорать на них, потом, скрывая улыбку, с напускной суровостью прикрикнул:
   - Тихо, вы! Распустились тут! Скоро прибудет Межпланетная комиссия. Чтоб дисциплина была на уровне!
   Счастливые дни тянулись бездумно-легко, как-то неправдоподобно было, что они не исчезают навсегда, как сказка, хотя Лоан по привычке ожидала прихода чего-то горестного. В эти дни она невольно вспомнила довоенную юность свою, вспомнила, как когда-то умела заливисто, беззаботно хохотать в компаниях сверстников, даже кокетничать, хотя и не доводя дело до чего-то серьёзного. Вспомнила памятью чувств всё-всё, что было тогда, в её настоящей живой жизни, пока она не стала вечной мумией. Вспомнила... И ей стало ещё больнее. Ведь теперешние дни, как она понимала, были всего лишь миражём настоящей жизни или недолгим эхом. И скоро всё это должно было закончиться. И - снова пустота у океана под лай собак. Ей так казалось.
  
   Сашка возился с приборами связи. Прилёт Межпланетной комиссии приближался. Вдруг, обернувшись, он увидел, как по коридору в свою каюту идёт Оливер, суровый, чуть сгорбившись, голова стала совсем седой после того, как он провёл всю ночь на могиле Ванессы, сидел там один с бутылкой виски. К утру бутылка была пуста.
   Но сейчас встревоженно-ревнивым глазам Сашки предстала такая картина: Оливер шёл вместе с Лоан. Вежливо пропустил её вперёд, двери мягко закрылись сами.
   "Женщин ведь всегда чаруют генеральские погоны. Вот так вот. Наверное, и Лоан не устояла... Ну как же, генерал СБ! Космический герой! Защитник Земли! А я что? Так, мальчишка-пилот... Она надо мной всегда смеётся. Надо мной? Или вместе со мной?"- Сашка мучительно задумался. Ему надо было знать, во что бы то ни стало надо было понять, перешёл ли ему дорогу человек, которого он тоже очень любил, и от этого вся ситуация становилась просто невыносимой.
   "Если так... Если они... Значит, я уйду, уволюсь к чёртовой матери! Куда угодно уйду, но быть здесь рядом, смотреть на их любовь, когда я... Я только и живу теми моментами, что Лоан бывает рядом со мной".
   И вдруг он решился. Нарушил все законы корабельной этики. Включил ту камеру, которая показывала каюту генерала, эта каюта служила ему и рабочим кабинетом тоже. Сашке просто необходимо было всё знать, знать, о чём они говорят, как смотрят друг на друга. Знать всю правду. Пускай его хоть дисквалифицируют за это. Пусть так! Но он должен знать.
   И сразу же увидел на мониторе: Лоан сидит за рабочим столом, Оливер подаёт ей чашку кофе, но она, взволнованная, словно и не замечает.
   - Давайте сразу к делу. Комиссия будет со дня на день. Я уже здорова, могу принимать ответственные решения. Насколько мне известно из юрисдикции, по межпланетным законам Млечного Пути Земля не имеет права овладеть богатствами другой планеты и присылать переселенцев, пока на этой планете жив хотя бы один её исконный обитатель. Так?
   - Да, Лоан, совершенно верно.
   - Потому я и пришла к вам. Конечно, основополагающий документ будет составлен Комиссией, но я пришла заранее, чтобы вы не мучились в ожидании моего решения.
   - А ты обо всём подумала, девочка? Ты можешь сказочно разбогатеть. Тебе повезло: ты - единственная хозяйка. Ты можешь продать свою планету галактическим скупщикам, имеешь на это право...
   - Хватит, Оливер! Я пришла сказать вам просто, как человек человеку: я отдаю землянам Тайфар. Заселяйте, овладевайте недрами и океанами. Пусть ваша переполненная Земля разгрузится и вздохнёт. Здесь экологически чисто. Устраивайте зоны для обучения и оздоровления детей, лечения больных, занятий спортом и так далее. Даже для знакомства детей с дикой природой, для стажировки студентов-естественников - тут сущий рай. Вот только лишь одно меня беспокоит...
   Оливер напрягся, снова придвинул к ней кофе и нарезанный торт, но она, не замечая его тревожного взгляда, продолжила:
   - Меня беспокоит ваше безумно жестокое отношение к животным. Потребительское и безнравственное. Этого на Тайфаре быть не должно! Поймите меня правильно, Оливер,: я отдаю землянам Тайфар, но ставлю условие - сохранить религиозно-нравственные святыни бывших жителей, чтобы они могли упокоиться с миром.
   - Какие ещё святыни? Да они уничтожили сами себя, как изверги!
   - Молчать!- звонко крикнула девушка, в мгновенье вскочив, ударила ладонью по столу, так что чашка кофе перевернулась.- Вы уподобляетесь Сержу и ничуть не выше его, когда втаптываете в грязь мой народ с его святынями, с его моральными ценностями! Да, мы погибли, но погибли от того "подарочка", что поднесла нам сверхцивилизация (будь она проклята!), а мой папочка адаптировал для тайфарцев, чтобы спасти меня. Вот такой вот клубок противоречий... Кстати, ваш Серж заболел психически (по-моему, шизофренией), когда осквернил храм Зайтара. После этого и совершил убийство. Украл он святыню-кристалл, символ добра и развития. Тайфарцы знали, какая кара за этим следует. И говорю я всё это к тому, что планета в ваших руках должна отдавать дань уважения прежним жителям, чтить их культ. Во-первых: сохранить все храмы неразворованными, иначе это навлечёт на вас такие же беды, как на Сержа (с магией шутки плохи, у нас храмы не простые!), и второе: принять наш моральный кодекс в отношении тайфарских животных. К привезенному вами домашнему скоту это не относится. Устраивают вас, генерал, мои условия?
   Озадаченный Оливер какое-то время теребил своё ухо, жевал губами, наконец, у него вырвалось:
   - А ты - девка тоже непростая. С задатками политического мышления. Хорошо, мы примем в свои руки планету (хотя это решит Комиссия, а не я), но, допустим, так и будет. Но ты тогда должна будешь войти во вновьобразованный Совет Тайфара. И твой голос в Совете будет решающим, с правом вето на любые законопроекты. Таким образом ты сможешь участвовать в управлении и отстаивать всё необходимое. Согласна ты посвятить этому жизнь?
   - В принципе, да. Благодарю за честь. Но назначения ведь тоже делаете не вы?
   - Конечно. Но моё слово многое значит.
   Сашка быстро отключил камеру, потому что услышал, как распахнулись двери, и оба выходят из каюты. Генерал при этом целовал руку Лоан, но Сашку это уже не смущало. На его лице сияла блаженная улыбка. Слышно было, как Оливер говорит, заканчивая какую-то мысль,:
   - Ты нам планету подарила. Да неужели ж мы твой дом не восстановим? Сегодня же начнём работы.
  
   Все трое стояли около развалин дома. Оливер, явно смущённый и озадаченный, теребил в задумчивости то ухо, то подбородок, Лоан как раз легкомысленно пожимала плечами и не придавала особого значения тому, что не всё сразу получается, как хотелось бы. Сашка (без него, конечно же, обойтись не могло в таких вопросах) с видом знатока похлопывал молотком по ладони, рассматривал объект со всех сторон и кидал глубокомысленные реплики.
   Неприглядную картину разрушений как свидетельство человеческого безумия милосердно скрывала только природа: зелёные заросли кустарников затянули всю внутреннюю часть особняка, в котором почти отсутствовали крыша и стены. Да высокие травы мягко ласкали ноги, маскируя разбомблённые полы.
   Неподалеку раздавался шум работающих механизмов. Это роботы, несколько трансформировавшись, взялись за расчистку ближайших подходов к дому. Им же предстояло снести остатки стен.
   - Видишь ли, Лоан,- Оливер то теребил своё ухо, то не выдержал и закурил,- расчистить-то мы всё здесь сможем, первый этап, считай, завершим очень скоро. Но вот дальше... Нет пока стройматериалов. Придётся, значит, немного подождать. Но дальнейшие работы начнутся очень быстро, буквально через пару недель. Вот прибудет Комиссия, всё официально оформит, и тут же начнётся бурное строительство. Понавезут сюда техники, людей, роботов... Твой дом будет отстроен первым. Это я тебе обещаю.
   Лоан только улыбнулась в ответ. Она так привыкла за последние десятилетия жить в полуразвалившемся сарайчике на свежем сене, что не торопила события. Они с Сашкой играли, как дети, даже в этих заросших и весьма некомфортных хоромах. Она прошла, балансируя, по валяющейся на камнях доске, он держал её за руку. Вот пошатнулась, ойкнула, парень подхватил её в объятья, держал дольше, чем требовалось. Она только смущённо опустила ресницы, на её смуглых скулах чуть проступил румянец.
   Оливер резко вздёрнул кисть руки - браслет сигналил. Низшие чины из корабля сообщали ему о приближении межпланетного модульника - той самой Комиссии. Быстро кивнув ребятам, он помчался к кораблю.
   - Лоан, скажи, а почему ты не хочешь пока пожить с нами в корабле? Ну хоть недолго, пока не отстроим твой дом.
   Она отрицательно помотала головой.
   - Отвыкла я за столько лет. Мне свобода, воздух нужны.
   - Но твой сарайчик же совсем прохудился, крыша уже - никуда. Иди к нам, не стесняйся. Папа тебя очень любит, как родную.
   Лоан удивлённо вскинула глаза.
   - Папа? Ты сказал: папа?
   - Да. Оливер - мой отец. Только мы скрываем это. Знаешь... начнутся разговоры... семейственность, любимчик, дескать, сыночек, папа ему помогает... Я поэтому на флот пошёл под своей фамилией, Конев, чтобы никто не заподозрил...
   - Подожди, я что-то уже ничего не понимаю.- Лоан по привычке экстрасенса поводила ладонями в воздухе, ловя ауру вокруг его головы.- Но между вами нет никакого родства!
   - Да, конечно, я же сын приёмный. Я вообще русский, а он - американец, полунегр. Но он усыновил меня, когда мне было девять лет. Я же - детдомовский.
   - И не знаешь своих родителей?
   - Нет. Меня подкинули в специальный бокс для новорожденных. Вот и всё, что я знаю. А тогда, в тот судьбоносный день, (мне было уже девять, я был большой, таких не усыновляют), но вдруг появился Оливер. Вошёл в военно-космической форме, в погонах полковника. Десять лет назад...-задумался Сашка.- Он был тогда ещё полковником. Ещё не женился на Ванессе, но уже любил её. Он хотел, чтоб у него был сын. Всю жизнь хотел. Но у него не могло быть детей. Он это знал. И вот его взгляд упал на меня. А мне как раз мальчишки дали в нос кулаком, я размазывал кровь и слёзы и вообще хотел убежать. Оливер поймал меня, обнял, прижал к себе. И мне стало так хорошо, так надёжно!... С тех пор мы всегда вместе.
   Лоан задумалась и молчала. Густые травы на фундаменте дома зашевелились, любимый щенок проскользнул, прижался к ногам.
   - Так ты не пойдёшь к нам в корабль? Мы бы тебе каюту выделили.
   - Нет, Саша.
   - Но бывает же дождь, а крыша худая. Тебе ведь холодно?
   - Случается. Тогда приходят собаки, ложатся рядом, греют. Я уже сама стала, как дикая собака, за эти годы. А иногда, под настроение, ухожу спать в океан, на дно. У меня есть там пещерка с мягкими водорослями.
   Сашка только мотнул головой: "Кошмар!"
   - Не уходи,- сказал он, глядя на неё молящими глазами.- Давай я починю крышу сарая. Она хотя бы течь не будет.
   Лоан тихо улыбнулась в ответ.
  
   На следующий день, с самого утра, измученная и напряжённая, Лоан вынуждена была находиться на корабле как участница судьбоносного для планеты заседания, собственно, главная участница - единственная и последняя из тайфарцев.
   Сашка не присутствовал - терпеть не мог эти пустые торжественные церемонии. Отпросился у генерала и целый день возился с крышей сарая. Даже это ему было интереснее. Главное - согревала мысль: Лоан станет здесь хоть чуть-чуть получше, поуютнее.
   Но научиться управлять подпространственным крейсером оказалось намного более лёгкой задачей, чем с непривычки починить прогнившую крышу, которую крыли не поймёшь, чем полвека назад. За первые полдня худенький парнишка успел только облазить соседние дачи, которые были не в лучшем виде, чем у Лоан, найти мало-мальски подходящие доски или куски толи, надёргать не очень ржавых гвоздей. Когда взялся прибивать, понял, до чего паршивый он пока что кровельщик. Но работал упорно, даже отчаянно, прямо по ходу дела обретая навыки. Разбил себе несколько пальцев, содрал кожу на локте, но в конце концов кое-что начало получаться. Солнце уже клонилось к горизонту, когда он, весь потный в своём комбинезоне, вдруг почувствовал ужасную жажду, даже не голод. Взглянул на браслет: "Ну так и есть! Обед давно прошёл. Папу, видно, там разрывают на части, Лоан - тем более (такая сенсация ходячая - последняя "из могикан"!), им не до меня. Друзья тоже, видать, наклюкались там на банкете, забыли...
   Сашка печально вглядывался в сторону корабля. Воздух ещё полнился дневным зноем, парень утёр лоб рукой. Бросать недоделанную крышу не хотелось, в сумерках будет труднее. Он с любопытством вглядывался: торжественная церемония, видно, закончилась, теперь пришло время банкета, тостов и танцев. Площадка перед кораблём полна была народом. Перемешались все: и военные, и политики, и журналисты, и даже дамы в легкомысленных нарядах под русалок в стиле "а-ля-Тайфар".
   А вот и одна из них: как белокрылая бабочка, лёгким движением вспорхнула на развалины стены (даже крошево не посыпалось) и застыла, кокетливо глядя на него из-под широкополой кружевной шляпы. "Земной наряд. Вся в белых кружевах, как когда-то Ванесса". И вдруг до него дошло: "Да это же Лоан! В наряде Ванессы. Видно, Оливер отдал ей все оставшиеся женские шмотки. Ей нужнее... Лоан!"- крикнул Сашка беззвучно, одними губами прошептал, съехал с откоса крыши, плюхнулся в траву, где зажужжали, взлетели рои крылатых прозрачных бабочек, и всё смотрел, не отрываясь.
   - Какая ты... новая что ли.
   - Надо ж было приодеться. Как я устала от всех этих людей! Почувствовала: ты пить хочешь. Да и вообще, работаешь, как раб. Пойдём, отдохнём.
   Она движением волшебницы достала из лёгкого целлофана бутылку с газировкой, которую он ухватил и выпил почти всю. Затем появились бутерброды с икрой, сыром, ветчиной... Аппетит у Сашки разыгрался только с их появлением. Какие-то конфеты, пироги, куски торта. Оба перемазались в креме и начали, как обычно, без причины хохотать, глядя друг на друга. Под конец Лоан с таинственным видом извлекла бутылку французского вина. Оба пили из хрустящих стаканчиков, и вино казалось им самым прекрасным, самым возбуждающим за всю жизнь. И сидеть здесь, на кирпичных развалинах среди травы и жужжанья стало самым радостным из всего, что было с ними до сих пор. Только бы никогда не закончились эти минуты! Как мало человеку надо порой, чтобы пожелать остановить мгновенье...
   Но из-за сосен уже появился Оливер с группой журналистов, которые беспрерывно восклицали, выкрикивали что-то на разных языках, бесконечно щёлкали-снимали, строчили камерами.
   - Вот это и есть жилище Лоан?! О-о-о!!! Тридцать лет вот здесь!!!
   Лоан поморщилась и собралась убегать, но шепнула Сашке, коснувшись его щекой и ресницами:
   - Ты ещё будешь здесь?
   Он кивнул.
   - Я приду к тебе, как только свечереет.
   В зелёных тайфарских сумерках ей, хотя и не без труда, удалось удрать с банкета. Правда, перед этим пришлось станцевать для гостей (Оливер и гурьба журналистов с подвыпившими политиканами просто одолели). Танцевала она с напарником, каким-то сказочно красивым испанским мальчиком, похожим на тореадора (явно профессионалом-танцором). Но и Лоан, изрядно выпившая сегодня, в грязь лицом не ударила.
   Тайфарцы всегда напоминали земных испанцев, об этом поговаривали ещё во времена тесных контактов. То ли кареглазая южанка знала такой танец, то ли просто импровизировала, но выглядело это точь в точь как на конкурсе бальных танцев: оба, не знавшие до сих пор друг друга, изображали пылающую любовь, бесстыдную, пьяную, которой нет преград, которая побеждает всё... Движения стройных тел были слаженными, при этом резкими, даже жгучими, по-испански страстными, по-древнему откровенными, хотя выглядели пластично изящными в ритме охватившего всех танго. Этот пламенный ритм так зажёг атмосферу, что уже никто не мог усидеть на месте.
   Однако сразу же после отгремевших аплодисментов и всеобщего обалдения от танца Лоан исчезла. Может, гипнозом отвела глаза? Но, тем не менее - растаяла в воздухе.
   "Материализовалась" она только в развалинах, возле сарая. Задела на ходу лежащую бутылку из-под вина, кинулась дальше, уже всё почувствовав.
   - Сашка!
   Никто не отозвался. Он лежал тут же, у сарая. Видно, пьяный упал с крыши. Но теперь Лоан было не до смеха. Она припала к нему, стала водить ладонями над головой, шептать тайфарские заклинания. Наконец, поцеловала запёкшиеся губы. И - чудо совершилось. Он открыл глаза, ещё мутные, будто смотрел из мира сна, где всё желанное видимо и ощутимо. И, не стесняясь, всё ещё в том мире, прошептал:
   - Будь моей.
   И она, наклонясь над ним, лежащим, снова прильнула к его губам, уже не так невинно. Прильнула долгим, глубоким поцелуем. Он задохнулся от счастья. Ему казалось, что вот она, та самая ирреальная минута, когда всё сбывается, чем душа полнилась, и надо, пока собственная нерешительность не сковала тебя змеиными кольцами, вот так вот спьяну, обезумев смелостью, взять это горячее, трепещущее, бесконечно желанное тело женщины.
  
   Ранним утром, спугнув чаек над океаном, корабли прилетевших гостей отбывали обратно на Землю с ворохом документов, программ на будущее, согласованных планов, самых дерзких мечтаний, которые надо было теперь, закатав рукава, осуществлять.
   После торжественных проводов землян по прибрежной полосе шли двое. Шли медленно, раздумчиво, вглядывались в оранжевую рябь на застывшей водной глади и подсвеченные золотом крылья чаек в утренней тиши.
   Седой и смуглый, широкоплечий мужик в камуфляже, оставляя следы резных армейских подошв на песке, с трудом, хрипло прервал молчанье.
   - Я хотел сказать тебе, Лоан...
   Она с испугом вскинула свои детские глаза на него:
   - Вы - против?
   Теперь испугался он.
   - Против чего? Вашего брака? Нет, упаси Боже! Я - только за! Но именно, чтобы это был брак, а не так просто игра.
   - Вы боитесь, чтоб я его не обманула, не бросила? Вы этого опасаетесь?
   - Ты ведь намного взрослее его, а он ещё совсем ребёнок в свои девятнадцать.
   - А я-то боялась, наоборот, вы скажете, что вам не нужна такая невестка.
   - Какая такая?
   - Сами знаете.
   - Какая бы ты ни была, он любит тебя. И для меня это - главное. Единственное, чего я боюсь, чтобы моего мальчика не предали. Он этого не выдержит. Уж вот такой он по натуре. Сойдёт с ума, застрелится..., что-то в этом роде сотворит. Я боюсь за него, потому что очень люблю. У меня, кроме него, никого нет. Знаешь, Лоан, какой он человек, на что он способен? Я вначале считал его слабодушным. Однажды, это было во время военного столкновения Земли с Фенхеддой, (помнишь, та недолгая война? А, прости, ты же не знаешь...), в общем, наш корабль был взорван, начался пожар, а когда в космосе воздух убывает катастрофически, сама понимаешь... Я от взрыва потерял сознание. Потом мне рассказали, что Сашка успел притащить меня волоком и вытолкнуть в коридор, где ещё был воздух и не было огня, а сам... Меня подхватили прибывшие спасатели. Его - тоже, но чуть позже. Он получил сильнейшие ожоги. Я истратил все свои накопления, чтобы бесследно вылечить его кожу. Это почти удалось. А рассказываю я всё это к тому, чтобы ты поняла, как мы любим друг друга. И на что он способен, любя. А ты, девочка...- Оливер запнулся, не зная, как сформулировать свою мысль. Лоан пришла ему на помощь:
   - А я... Я - тоже решилась. И ради него сделаю то, что сделать очень трудно. Очень страшно...
   - О чём ты?- с испугом вскрикнул Оливер.
   Она вместо ответа указала глазами на вздымающиеся вдали горы, на ущелье, где притаилась та самая площадка...
   Он уже понял, но не хотел верить.
   - Уж не собираешься ли ты, девочка, снова лезть туда, в ту пещеру? Это надо сойти с ума!
   - А то вы не поняли, Оливер! Не притворяйтесь! Сашка (а я тоже люблю его) заслуживает, чтобы его жена была живой женщиной, а не мумией бессмертной, которая детей не рожает и не сможет прожить с ним жизнь в гармонии - вместе состариться, вместе уйти. Вот что я для него сделаю! Пойду снова в пещеру зуравов. Говоря языком сказки: пусть меня расколдуют. Если не вернусь, сами знаете, Оливер,: выполните мои заветы, иначе вам счастья на Тайфаре не будет.
   Вдруг незаметно подошедший Сашка схватил Лоан за плечи, рывком повернул к себе.
   - Куда ты уходишь? Это же - смерть! Я не пущу тебя!!!
   - Без этого нам жизни не будет. Я хочу стать нормальным человеком. Не перечь мне, глупенький. Ты же понимаешь, что я права.
   - Нет! Нет!!! Тогда - и я с тобой!
   - Смертным туда дорога закрыта.
   Оливер приобнял сына, останавливая его. В это время Лоан вскочила в военный флайер и уверенно направилась в сторону гор. Сашка вырывался и кричал. Потом, когда флайер уже скрылся из виду, припал к полуразрушенной стене рукой и зарыдал, уткнувшись лицом в сгиб локтя.
   - Сынок. Ну послушай, сынок...
   - Она не вернётся!
   - Она - вернётся!- с нажимом сказал отец.
  
   Умение управлять самолётами ещё с тех, юных времён никуда не делось. Руки сами посадили послушную машину на узенькой площадке, в то время как мысли витали далеко. Сначала Лоан невольно обдало воспоминанием о Серже, будто в жар бросило. Душа, хоть и вопреки запрету разума, содрогнулась от той жгучей ненависти, от жажды убийства, которые девчонка открыла тогда в себе самой. Её передёрнуло. Но случись что-то подобное снова, она знала, осознавала всем своим повзрослевшим недавно существом, что поступила бы так же.
   Вот и решётка, валяется, перерезанная им... Вот и вход - скруглённое отверстие в скале. За ним - чернота. Тот же запах затхлой холодной сырости. А может, так пахнет сама безнадёжность? Лоан прислушалась к себе, постояла, спросила себя: куда она идёт? О, Зайтар! Может, Сашка прав? И надо было оставить всё, как есть? Ведь говорил же он ей, что возьмёт её в жёны любую, пусть бездетную, пусть никогда не стареющую, и будет любить, пока сам будет дышать...
   Но она, не споря с ним, рассудила, вернее, просто осознала: радость мгновений жизни ощущает лишь тот, у кого жизнь коротка и не вечна. Да и ценит жизнь - тоже. Как она сможет, к примеру, решать вопросы в Совете, помогать переселенцам в адаптации на новом месте, как возглавит религиозный культ исконного тайфарского божества с его устоями, с его нетленными святынями, если она сама... увы... этого ощущения ценности недолговечной, яркой, единственной, никогда уже не повторимой и невозвратимой жизни лишена?... Лишена.
   "Нет. Я неполноценна. Не нужна даже на обитаемой планете. Лучше уж остаться здесь, во тьме, и любым путём - сгинуть". И с решимостью самоубийцы Лоан шагнула в чёрную пасть пещеры. По многолетней привычке, идущей ещё с детства, всегда, когда ей было холодно на душе, она шептала молитву к доброму и вездесущему божеству Зайтару. Шептала скорее машинально, от внутренней дрожи и неуверенности в себе: а преодолеет ли этот рубеж?... Молила дать ей сил, молила о спасенье, как всякое живое существо, которому плохо...
   Она шла и шла в темноту. Обречённая, но уже уверенная в правоте каждого своего шага, каждого слова, которым убеждала себя. И вдруг ей начало казаться, что это уже не она сама себя убеждает идти искать решения проблемы здесь, нет, это уже не её внутренний монолог. Незаметно в него вплёлся чей-то голос. Какой-то знакомый, он доходил сразу в душу, минуя слух, не вызывая никакого сопротивления.
   Голос... Чей же это голос? Она не знала. Но вдруг сказала ему, продолжая диалог, который они уже вели,:
   - Я иду погибнуть или стать живым человеком. Отец неправильно поступил со мной. Он ведь даже не спросил моего согласия - а хочу ли я этой вечной жизни? Всё решил за меня. Он всегда, с детства лечил меня. Поэтому я и не придала никакого значения, когда он ввёл мне в вену какое-то новое лекарство. Даже не спросила. Я доверяла ему. Жидкость в шприце странно сияла, прямо горела, хотя на неё не падало солнце. И вдруг я поняла по его многозначительной улыбке, что...
   - Я знаю,- вдруг ответил голос.
   Лоан резко затормозила, будто споткнулась или враз вышла из состояния сна. Сморгнула, отгоняя какой-то морок сознания, встряхнула головой, но, напротив, этот морок вдруг породил видение. Она увидела перед собой в уходящем вдаль тоннеле того, кого никак не могла бы видеть, по крайней мере, пока жива. "Значит, я уже умерла,- сказала она самой себе. Сказала спокойно, без страха, но вдруг с болью добавила,- бедный мой Сашка! Ты будешь ждать и верить. Господи!"
   - Ты не умерла,- тихо ответил ей маленький мальчик, вокруг которого не угасало слабое сиреневое сияние, вокруг всей его фигурки.
   - А почему же я вижу тебя, о Зайтар?! Ведь при жизни...
   - Но ты пока бессмертна.
   Она в приступе восхищённого волненья осознавала, что перед божеством надо падать на колени и молить, пока оно снисходит к тебе, молить о своём наболевшем. Но ноги приросли к каменным плитам, ни голоса, ни мыслей больше не было. Слёзы застлали глаза, она видела лишь расплывчатое сиреневое свечение и в нём фигурку ребёнка лет семи, такого, как его изображали на статуях в храмах, такого, как почему-то видели Бога Зайтара древние тайфарцы. Она не знала причины, не знала, что именно они вкладывали в эти изображения, какой смысл (доброту ли? Искреннюю чистоту ребёнка? А может, способность любить всё живое, даже неразумное?), но, застыв неподвижно, тянулась к нему, как к источнику тепла, как к самому спасению воплощённому.
   А милый, толстощёкий мальчик, одетый как-то по-старинному, в кафтанчик и штанишки до колен, улыбнулся ей и, словно пожелав вдруг сойти с пьедестала, совсем просто сказал:
   - Я всё знаю. Знаю, зачем ты пришла сюда. Хочешь стать, как люди, смертной? Не очень тебя понимаю, но уважаю за бескорыстие. Я просто обязан сотворить для тебя подобное перевоплощение, но при этом избавить от всех болезней. Обязан, потому что я - твой должник.
   И когда она, онемев, только вопросительно вскинула глаза, пояснил:
   - На прессконференции перед инопланетными ты совершенно правильно и чётко изложила все нравственные законы, по которым им предстоит здесь жить. Они должны принять, унаследовать духовные каноны прежнего населения планеты. Даже представители иной религии (не надо заставлять их перекрещиваться) должны просто уважать и соблюдать прежние нормы морали. И это ты как будущий государственный деятель чётко пропишешь в своде законов и будешь следить за их соблюдением.
   - Что-что? Государственный деятель? Я не ослышалась?
   - Нет. Ты им станешь. Сперва - просто членом Совета, управляющего планетой. Потом эта коллегиальность руководства перестанет устраивать всех. Власть, хоть и демократическая, сосредоточится в руках президента. Им станешь ты. Не говори, что ты не готова принять такой почёт и такую тяжесть одновременно. Я же несу свою ношу, а она ещё потяжелее. Впрочем, это уже наши проблемы...
   И вот, такое парадоксальное существо, с виду дитя, но со взрослым мышлением, вдруг, доверительно приблизившись к остолбеневшей Лоан, подало ей свою детскую пухлую руку, тёплую ручонку ребёнка, и она почувствовала, как от этого прикосновения по телу прошёл импульс. Что это было? Она бы с трудом могла сформулировать, и то лишь много позже. Но в подсознании странно запульсировали смутные, небывалые, ещё пока пугающие догадки: она теперь всё понимает и схватывает налету, она умна, как никогда, её чуткость равна человеколюбию, умению слышать и проникаться болью всех-всех... Она умеет убедить, больше того - повести за собой, мобилизовать и доказать свою правоту, при этом очаровать, увлечь, обаять... Но, если надо - быть жёсткой и взять за глотку. Словом, она - может всё!
   - Ты хочешь, чтобы я основала новое религиозное учение? Культ?
   - Культ Зайтара. Учение это не новое. И пусть существует не во вред другим религиям. Пускай они имеют место параллельно. Должна царить толерантность. Никаких религиозных войн! Ты поняла, чем я сейчас одарил тебя? Какими талантами?
   - Лидера, достойного президентства.
   - Твоя харизма теперь превосходит чью-либо ещё. Ты постепенно станешь такой, перед которой будут падать на колени, считая тебя проводником добра и защитницей. Будь готова к тому, что тебе будет очень трудно. Но ты должна устоять от соблазна приписать всенародную любовь себе, своим достоинствам. Не забыть, под чьим крылом ты возвысилась, кому и для чего ты служишь. Кстати, земные лидеры впадали именно в эту ошибку - создавали культ себя.
   - "Бронзовели"?- задумчиво произнесла Лоан. Думаю, этого со мной не произойдёт. Вся страдальческая предыдущая жизнь сформировала меня. Но я вот чего не понимаю: ты говоришь о законах, которые надо будет прописать раз и навсегда. Но законотворчество - это прерогатива Парламента. Иначе здесь уже будет просто власть тирана, не ограниченная ничем.
   - Дурочка, не делай вид, что ты меня не понимаешь. Парламент, разумеется, будет. Но ты сумеешь, как дирижёр оркестру, задать нужное звучание, вдохновить их, чтобы они искренне голосовали за законы, которые им подскажет собственное сознание, их живая душа, которая уже станет душой тайфарцев. Тут твоя роль будет неизмеримо важна.
   Но вдруг Лоан, в которой взбунтовался её дерзкий природный ум, сейчас вспыхнувший с новой силой, более того, освобождённый от какого-либо догматического раболепства, сказала прямо:
   - Ты всё равно читаешь мысли и настроения, так что не буду от тебя ничего скрывать. И не боюсь, если даже ты сейчас разразишь меня громом небесным. Так знай - я осуждаю тебя. Ты ведь (я раньше верила!) - патриот Тайфара, источник нашей духовности. Думаю, ни одно произведение искусства не создавалось без тебя - это ты вдыхал в человека вдохновение, и он создавал бессмертное... Я тоже любила Тайфар, мою родину. Его музыку, научные дерзанья, порывы и планы развития, всю его историю с гуманным прогрессом... Хоть сейчас разрази меня громом своего божественного гнева, убей за то, что я осуждаю тебя, смею осуждать ТЕБЯ(!), но я не могу тебе простить гибели тайфарской цивилизации. Сейчас ты стараешься заменить её земной и сделать земную похожей, а где ж ты был, когда мы гибли?! Это только Богу под силу было остановить нас, обезумевших, погнавшихся за вечной молодостью... Это мог только ты! Но ты отсиживался в своей пещере. У тебя были, наверное, более важные дела, Вселенского масштаба, конечно...
   Лоан, сама в ужасе от того, что вдруг выплеснул её мобилизованный к деятельности мозг, на Что она замахнулась, Кого сейчас оскорбила, Лоан просто всем существом своим приготовилась к гибели - беспомощно опустилась на холодные камни, на которых стояла, потупила голову, как перед гильотиной, закрыла лицо ладонями. Вот и конец, наверное...
   Но к её ладоням, закрывавшим глаза, прикоснулась детская пухлая рука, живая и тёплая. И Лоан ожила, встрепенулась в следующий же миг. Детское личико щекастого мальчика ласково склонилось к ней, в глазах была нежность и какие-то созвучные её слезам слёзы.
   - Как хорошо, что ты болеешь душой за Тайфар! И что ты честная, не станешь лгать в угоду. Даже дерзкая. Но я должен тебе кое-что объяснить. Ты, дурочка, ничего не понимаешь обо мне. Кто я такой, по-твоему?
   Лоан молчала минуту, сбитая с толку. Но вдруг раскрепощённый, подхлёстнутый справедливым гневом ум её снова выдал откровение:
   - Не такая уж я дурочка. Догадаться было несложно. Наверное, в любом человеческом обществе религия бывает "зачата" представителем сверхцивилизации, который "снизошёл с Олимпа, то бишь прибыл к людям низшего уровня и от щедрот своих "спустил им скрижали с законами", научил, как надо жить. Стал Богом. Так? И ты...
   - Молодец. Додумалась.
   - А зачем тогда нужна я тебе? Сам бы и...
   - Земляне не на том уровне, это не племена дикарей. Они пойдут как раз за тобой. Им нужен соответствующий государственный строй и лидер. А что касается твоего упрёка... Ты, конечно, здорово мне дала пощёчину. Но не могу не признать: в твоих словах есть истина. Хотя ты не понимаешь главного - у меня просто не всё удалось. И у нас тоже, у Стражей Вселенной, бывают неудачи. Поверь мне, Лоан. Я всеми силами внушал, внедрял в души тайфарцев милосердие и человеколюбие. Пытался их остановить. Но... Соблазн завладеть вечной жизнью, которой владела лишь страна Райен (усилиями твоего отца) и не хотела делиться с другими, стимул, увы, был слишком велик. Почему, ты думаешь, не уничтожили в ходе войны животных? Да это и были мои попытки внушить любовь и жалость. Вот только они не полностью сработали. Вообще, скажу тебе, зажигать звёзды среди Млечного Пути проще, чем руководить процессами социальными. Здесь не всё предсказуемо, и прогресс не всегда идёт поступательно.
   Они теперь снова шли вместе, рядышком. Лоан держала пухленькую детскую ручку в своей. Вид был такой, словно она ведёт за руку младшего братишку.
   - Значит, ты - вечный сын сверхцивилизации. Отшельник, как и все ОНИ. А где ваша родина?
   - Не надо тебе этого знать, Лоан. Не обижайся.
   - А вот этот вид милого ребёнка... Почему ты его принял? Ты ведь не такой?
   - Меня так изображали ваши древние предки. Пусть я таким и буду для тебя. Потому что ваша психика не готова принять внешний вид других форм жизни.
   Они шли по каменным плитам, уже гладким, отполированным. Неяркий свет из непонятного источника освещал им путь. Это была совсем иная дорога в горном массиве. Но как, почему, когда они на неё ступили, Лоан не заметила. Понимала только, что здесь нет ловушек, это дорога для своих. Понимала, что удостоилась, но не гордилась. Наоборот, ей казалось, что тяжкий груз лёг отныне на её хрупкие плечи. Она шла сюда, чтобы стать обычной женщиной, просто любить, рожать детей, когда-нибудь умереть. Выйдет же отсюда тем человеком, который будет в ответе за рождающуюся вновь цивилизацию. И как же это нелегко да и непредсказуемо - править людьми, она со вздохом осознала только теперь, уж если даже всесильный Зайтар где-то ошибся...
   Свет всё больше заливал золотисто-розовым сиянием коридор в скале. Девушка и мальчик подходили к Храму. Тут, догадалась Лоан, и будет произведен обряд. Она станет тем, кем хотела. Но мысли её, даже в сладостно-золотом сиянии, даже в звуках некоего торжественного несущегося хорала, способного заставить трепетать перед Вселенским могуществом хозяев таинства, даже теперь её мысли оставались непокорными:
   - Значит, это отец был виною всему? Он попросил у вас одну из тайн и...
   - Да. Но и мы, давшие ему эту тайну, тоже виноваты.
   - А скажи, Зайтар, не искупил ли он за эти годы свою вину? Отпустите его! Ему для счастья нужно всего лишь быть возле меня, может быть, нянчить внуков. Хорал грянул с новой силой. Свет теперь лился со всех сторон огромного зала. Девушка в синем лётном комбинезоне вступила под своды Храма Вселенной, держа за руку божественного мальчика. Его лицо, поднятое вверх, просветлело, обрело то же выражение вечного стремления к добру и совершенству, которое было и у статуи подводного храма. В поднятой руке горел, переливался тот же кристалл. Глядя на него, Лоан, даже умудрённая горестным опытом жизни, плакала, как в детстве, и очищалась.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"