− Джентльмены, у меня есть для вас две новости - хорошая и плохая! - помешивая в котелке жидкий раствор брусничного листа, сообщил я собратьям по авантюре.
Гоша, изучавший в бинокль склон соседней сопки, оторвался от своего занятия и вопросительно глянул в мою сторону. Алекс, лежа на спине на телогрейке и загорая свое тщедушное тельце на вышедшем из-за скалистого гребня солнце, тоже приоткрыл глаз.
− Ладно, начну традиционно с плохой. Так вот, господа, из провианта у нас не осталось ничего, кроме медвежьих какашек!
− Ну, а что дальше? - не проявляя удивления, поинтересовался Гоша.
− Хорошая же новость заключается в том, что такого провианта, в силу исключительного обилия этих чудесных животных вокруг нас, здесь сколько угодно! - старый анекдот, надо признаться, очень точно описывал наше положение.
Мои напарники, хмыкнули что-то в ответ и этим ограничились, вернувшись к прежним занятиям. Новостью мое сообщение ни для кого не стало. Еды, в обычном понимании слова, у нас не было уже две недели. Тогда Гоша сумел подстрелить сразу двух куропаток! Высыпав в котелок последнюю горсть риса, накрошили туда лука и получился очень даже вкусный и сытный ужин! Нормальное полноценное питание присутствовало в наших желудках только в первую неделю похода, затем полмесяца мы шли по горам полуголодные, с каждым днем сокращая порции взятой с собой еды. После всего этого, похлебка казалась роскошью! Но и она порадовала нас уже очень давно.
Сделав необходимую паузу, я продолжил мысль:
− Мы здесь уже шесть дней. Каждый день наш Командор ходит на охоту и вообще нифига не приносит. Мы с Алексом обшарили все окрестности, больше ни лука, ни чесноку, ни саранки поблизости нигде не осталось. Нет смысла торчать здесь дальше. Тем более, что все ручьи по соседству уже проверены, максимум - это четыре-пять "знаков" на ведро грунта, это - вообще ни о чем. Но прежде чем идти через перевал, сначала надо хоть как-то подкормиться.
По Байкалу, километрах в сорока отсюда и на полтора километра ниже нашего лагеря, шел корабль. Его самого видно не было, но расходящийся след на почти зеркальной глади озера выделялся очень четко. На валун совсем рядом села желтоголовая трясогузка. Попискивая в такт покачиваний своего длинного хвоста, она осмотрела нашу компанию и, не найдя ничего интересного, перепорхнула поближе к берегу ручья.
− Предлагаю - сегодня охотиться пойду я, вдруг мне повезет больше. Гоша идет в то зимовье, про которое рассказывал. Может, там хоть какая-то еда найдется. До него, ты говорил, километров десять? Тогда к вечеру обернешься. Все равно, тропы к нему, кроме тебя, никто не знает. Алекс охраняет лагерь. Как считаете? Или есть другие варианты?
В лагере все время кому-то приходилось оставаться. Медведей, реально, вокруг ходило не просто много, а очень много. Они навестили бы табор без людей обязательно. Съестного у нас не было, но порвать палатку, одежду и спанье, измять и привести в негодность посуду - любимая медвежья забава. Если в лагере кто-то находился, звери все же опасались и близко не подходили.
За распитием брусничного чая, мои предложения приняли единогласно. Гоша, закинув за плечи пустой рюкзак, начал спуск с террасы по правому распадку. Места были ему знакомы. Лет двадцать назад он начинал свою трудовую деятельность именно в этих краях, проработав пару лет егерем. Взяв "белку", я отправился левее, обходя куртины кедрового стланика и перепрыгивая веселые ручейки, сбегавшие с недалекого снежника.
Главной целью своего похода я выбрал небольшое поселение черношапочного сурка, находившееся на травянистом склоне у подножия морены километрах в трех отсюда. Туда уже ходил Гоша, но сурки вели себя крайне осторожно и при малейшей опасности надолго скрывались в норы. Прикинув направление ветра, я устроился сбоку у крупного покатого валуна недалеко от жилой сурчины.
Затем прошло семь томительных часов в безрезультатном ожидании. Надежда, что кто-то из сурков вылезет под выстрел, оказалась напрасной. Ни один из таких жирных и вкусных зверюшек, к моему крайнему сожалению, так и не появился из норы. На пути к лагерю лежал "курумник" − участок из гладких валунов, покрытых мхом. Солнце уже совсем приблизилось к неровной полосе гор на той стороне Байкала, и идти по такой каменной россыпи в темноте, рискуя переломать ноги, мне совсем не хотелось.
Спустившись на террасу метров на двести ниже, погруженный в печальные раздумья, я побрел обратно в сторону лагеря. Тут мне и повезло. Возле края стланиковой чащобы, из прогалины на полянку прямо передо мной выскочил крупный заяц. Расстояние до него было всего метров пятнадцать.
Ружье я держал наизготовку, и голодная реакция оказалась мгновенной - последовал выстрел из нижнего ствола дробью, и добыча, пару раз трепыхнувшись, скатилась в куст таволги. Степень моего ликования трудно представить! Исполнив в несколько кругов что-то среднее между "лезгинкой" и "танцем орла" вокруг зайца, я закинул его в мешок и продолжая пританцовывать, преисполненный гордостью за отлично выполненную задачу, снова направился к лагерю.
Гоша уже вернулся. Сидел с усталым и несколько заторможенным видом. Увидев меня, он встрепенулся и стал рассказывать о его сегодняшних приключениях. Начал Гоша с конца, радостно сообщив, что зимовье оказалось совсем заброшенным, по крайней мере несколько лет в нем явно никого не было. В находившемся рядом с ним лабазе он нашел литровую жестяную баклажку подсолнечного масла, пачку соли и целых три пакета с гороховым концентратом!
Один из пакетов уже аппетитно булькал в котелке, источая немыслимый аромат настоящей еды. Вокруг, радостно сверкая глазами, суетился Алекс, ожидая предстоящей трапезы. Общий восторг оказался еще более фееричен, когда я достал из мешка зайца. Разделав добычу, я разделил полтушки на три части и закинул в котел. Следом туда отправились заячьи потрошка и мелко нарезанный пучок черемши, набранной возле зимовья Гошей. Остаток мяса я тоже разрезал на несколько кусков, нанизал на колышки и воткнул их возле костра. В вяленом виде такой продукт мог храниться довольно долго.
Не дождавшись полной готовности, мы не выдержали, и, посчитав, что горячее сырым не бывает, принялись за долгожданный ужин. Трудно описать чувства людей, поедающих восхитительно вкусную похлебку после двухнедельного поста!
Датированные незадолго перед теми днями записи из дневника Алекса:
"25 июня. Завтрак - пучок горного лука. Обед - не было. Ужин - пучок горного лука, сваренный в котелке. Хочется кушать.
28 июня. Завтрак - пучок горного лука. Обед - не было. Ужин - не было. Командор опять ничего не добыл. Очень хочется кушать!
30 июня. Мой день рождения. Тридцать пять лет... Почему я согласился с ними идти? Что я здесь забыл?! Зачем этот мазохизм?? Про мою днюху они даже не вспомнили! Сегодня на завтрак - пучок горного лука. Обед - не было. Ужин... Ужин!! Они где-то нашли и выкопали саранку! Целую луковицу!! И три дня про нее молчали!! Запекли в костре и отдали мне, как имениннику! Спасибо, друзья! Вот это подарок!!! Вку-уу-сно!!!
2 июля. Завтрак - несколько стебельков дикого чеснока. Обед - не было. Ужин - не было. Восьмой день нет стула!!!"
Но, правда, зачем это все было? Почему мы туда пошли?
Сложный вопрос. Гоша - по природе бродяга и почти каждый год, уволившись с очередной работы, отправлялся в тайгу, в надежде найти золотую россыпь или что-либо подобное. Искал он и изумруды на Урале, алмазы в Якутии, какие-то самоцветы в Саянах. Всю зиму изучал карты, строил маршруты и к концу весны не выдерживал. Он все бросал и пропадал на несколько месяцев, чтобы появиться осенью, изможденным, в заштопанной истертой одежде и голодным. Хотя ничего и не нашедшим, но снова выжившим. В тот год он где-то случайно узнал о нереально богатом содержании золота на одном из ручьев в высокогорье Баргузинского хребта и был твердо уверен, что, на этот раз, "синяя птица удачи" от него никуда не денется.
Страна распалась, зарплату перестали платить, и получив предложение поучаствовать в этой его очередной авантюре, мы с Алексом, не особо долго думая, согласились. Тем более, что Гоша обещал подстрелить оленя и кормить нас мясом от пуза. Обычно он брал с собой в тайгу пачку соли и булку хлеба, а дальше обходился подножным кормом.
Подозревая, что охота - дело не слишком надежное, я взял контроль за питанием в свои руки. Удалось насушить сухарей, набрать круп и других продуктов. Все это несколько утяжелило рюкзаки, но мы смогли растянуть запас почти на три недели.
Мы перебирались из одного распадка в другой, промывая песок в самодельном лотке. Единичные "знаки" − крохотные золотые крупинки − попадались, но не более того. Хорошего шлиха нигде не было. Потом взятые с собой продукты совсем закончилась.
В глубине рюкзака у меня лежали три шоколадных конфеты и полтора сухаря, но это был НЗ, неприкосновенный запас на самый критический случай, про него я своим напарникам не говорил и пока не трогал, справедливо полагая, что крайний случай еще не наступил...
Насытившись до полного, мы разлеглись вокруг костра. Гоша продолжил свой рассказ про сегодняшние приключения, начав, на этот раз, с самого начала. Утром он довольно быстро наткнулся на замечательную, утоптанную звериную тропку, идущую в попутном направлении. Благодаря такой удачной находке, ему удавалось двигаться довольно быстро. Уже через полчаса он прошел от лагеря километра на два.
Размашисто шагая по выположенному, заросшему разнотравьем, склону, он неожиданно увидел перед собой на тропе большой, почти черный валун. Гоша был сильно близорук, очки у него болтались на шее, привязанные к бельевой резинке. Он надевал их только в крайних случаях. Еще через пару шагов стала видна трава на гладкой поверхности камня, переливающаяся на ветерке со стороны Байкала.
Недоумевая - почему тропа идет не вокруг валуна, а прямо через него, Гоша нацепил очки и остановился. В нескольких шагах от него лежал, греясь на солнышке, медведь. Очень крупный медведь. Который тоже заметил человека и поднялся. Даже в сидячем положении мишка был просто огромен. Так они стояли и смотрели друг на друга.
Шли секунда за секундой. Лихорадочно перебирая варианты действий, Гоша, наконец решился:
− Эй, ты, чудило лесное, чего встал-то на дороге? Уходи давай! Видишь - человек перед тобой! Освобождай тропу! - говорить он старался спокойно, но с нажимом и убежденностью в своей правоте. - Ты что - не понимаешь, что ли? Давай, отвали, совесть-то имей, я же не просто так, а по делам иду!
Медведь продолжал сидеть, следя черными блестящими глазами за неожиданным нарушителем его спокойного сна. Время от времени он водил из стороны в сторону массивной головой, втягивая воздух, пытаясь поймать запах незнакомца. Чувствуя, как холодная струйка пота стекает между лопаток по спине, Гоша продолжал уговоры, стараясь быть убедительным и красноречивым.
Он сообщил слушателю, что, конечно, медведей лично он очень уважает, но ему сейчас край как надо двигаться на зимовье, а тот ему мешает, не давая пройти. Медведь слушал, не предпринимая никаких действий.
Наконец, все это, по-видимому, хозяина тайги притомило. Что он думал об этом нахальном человеке и о его речи, осталось за кадром, но гигантский зверюга отступил. Отходил он постепенно, каждые несколько метров останавливаясь, снова садясь и смотря на Гошу, который продолжал свою речь. Вскоре медведь завернул за куртину стланика и скрылся из виду.
Гоша, где стоял, там и сел. Достал кисет с остатками махорки, из клочка газеты соорудил самокрутку и жадно закурил. Сердце отчаянно билось, дыхание сбивалось и даже свитер был насквозь мокрым от пота.
Придя в себя от пережитого стресса, Гоша двинулся дальше. И едва не вляпался сапогом в огромную дымящуюся кучу, находившуюся на том же месте, где был медведь. Чуть дальше, где зверь первый раз остановился, лежала еще одна парящая куча и они так и шли во всех местах, где притормаживался мишка. У него просто было сильнейшее расстройство желудка!
Можно представить - сытое, довольное жизнью, животное расположилось спокойно отдохнуть на солнцепеке. И тут в нескольких метрах от него совершенно неожиданно, сверкая очками, появляется некто! У крупного медведя врагов в высокогорье Баргузинского хребта нет. И в любом другом случае такая встреча, скорее всего, привела бы к самым печальным для человека последствиям. Но этот медведь, видимо, был или молодым или с какими-то особенностями психики.
Столкнувшись с чем-то незнакомым, а оттого показавшимся опасным, он пережил не меньший стресс, чем сам Гоша! И, в отличии от Гоши, психическая травма привела к взрывной диарее, он и стоял, не в силах даже двинуться, пока человек объяснял ему необходимость освободить дорогу!
...
Через два с небольшим месяца скитаний по горам, так и не найдя "золотого" ручья, мы спустились по ущелью одной из рек в Баргузинскую долину. Силы были на исходе, и все шли, едва передвигая ноги. С огромным трудом дотащились до небольшой полянки уже недалеко от выхода в долину, где и решили переночевать. Последняя ночь была бессонной и какой-то особенно голодной. Встали на рассвете под моросящим дождем. До ближайшего поселка и магазина в нем оставалось километров двадцать, но мы все уже были совсем на пределе.
Вскипятив котелок, я достал со дна рюкзака заветный пакет с НЗ и выдал каждому по полсухаря и конфете. Настроение сразу изменилось, посыпались шутки, и появилась уверенность в том, что мы, все-таки, дойдем. Этого перекуса нам как раз и хватило для последнего броска. Мы дошли до поселка, нашли магазин и, схоронившись в кустах у реки, устроили настоящий пир. Следующим утром рейсовый автобус увез нас в Усть-Баргузин. Еще через пару дней добрались до дома. Больше с Гошей мы уже никуда не ходили. А он так и продолжает бродить по тайге. В одиночку. Месяцами. Может быть, все-таки, когда-нибудь, синяя птица сжалится, и подарит ему удачу...