До завтрака оставалось минут десять. Полулежа на кровати в своей комнате в общежитии на базе, я заполнял рабочую тетрадь, перенося из рабочего блокнота результаты вчерашних маршрутных учетов. Послышались торопливые приближающиеся шаги, в дверь постучали.
- Да! Заходите!
В дверном проеме появились две женщины - врач-бактериолог Тамара Павловна и медицинский энтомолог Людмила Николаевна. Обе были растеряны и напуганы. Мне объяснили - что случилось. Задав пару уточняющих вопросов, я поднялся:
− Быстро в лабораторию!
Сев за микроскоп, стал рассматривать агаровую поверхность на одной из двух поставленных передо мной чашек Петри, используемых для выращивания микроорганизмов. Легкий зернистый центр явственно начинал прорисовываться у всех колоний. По их периметру были отлично видны изящные кружевные "платочки". Колоний было много. Во всех секторах и на обеих чашках.
− Сколько времени прошло?
− Суслика очесали и вскрыли утром, перед завтраком, посев сделали сразу после − в девять утра.
− Значит, будем считать, - суточный. Хороший рост! Что термостат?
− Держит - утром двадцать пять градусов.
− Сливной рост из всех органов за неполные сутки! Какая сильная зараженность! Патология что?
− Небольшие изменения были - в печени и селезенка чуть увеличена. И легкие с геморрагиями.
− Почему вчера не сказали?
− Лаборантка мне доложила, а я не придала значения. Посчитала, что и от других причин такая картина могла проявиться, − виноватым голосом ответила Тамара Павловна. Она пришла на нашу станцию из инфекционной больницы недавно и в некоторые важные мелочи не сразу вникала.
− Ладно, понятно. Биопробы?
− Все, как положено. Две белых мыши. Заражены суспензией органов накожно и подкожно. Раз такой рост на чашках - завтра должны пасть.
− Где его нашли? - обратился я уже к Людмиле.
− На этикетке стоит "Суслик агонирующий, Эльды-Хем, верх". И дата. Больше ничего.
− Надо ехать, разбираться. Очень странно. В верховье Эльды-Хема никогда чумы не находили. Где сейчас Усольцев?
− Зоогруппа стоит на Кускаше, он всегда сначала там стоянку делает. Дмитрий Борисович, а можно с Вами съездить? Новый участок, тоже надо бы своими глазами увидеть!
−Хорошо, Люда. Скажи Виктору, чтобы машину готовил. Сейчас быстро завтракаем, собираемся и в девять выезжаем.
Интересно начинался денечек! Наш противоэпидемический отряд заехал на свою летнюю базу четыре дня назад. Первый день ушел на разворачивание лаборатории, второй - на другие хозяйственные дела, необходимые для следующих двух месяцев ударной работы. В этот хоздень, прямо с утра, начальник зоогруппы, отправился к своим знакомым в горы покупать сарлыка (яка) на мясо, которое потом делилось поровну между лабораторией и зоогруппой. Сарлыка брали в начале каждого сезона, мясо обходилось намного дешевле, чем его покупать в местных магазинах или на рынке. К тому же, чабаны сами забивали бычка, сами разделывали, и надо было только привезти его на базу. Зоолог Усольцев уже расплачивался с хозяином, когда сын чабана принес и отдал ему полудохлого суслика.
У всякого медицинского зоолога на шее висит бинокль, на поясе - нож, а в карманах обязательно имеются блокнот с карандашом, пробирка и пара мешочков, на случай, если где-то на маршруте попадется дохлая мышь или еще какой подходящий для исследования на чуму или другие инфекции материал. В такой мешочек Усольцев и поместил суслика и отдал его в лабораторию, когда привез на базу разделанного сарлыка. Толком он ничего не рассказал.
Зверька положили в специальную яму для доставленного материала и оставили до утра. Как сегодня выяснилось, суслик оказался зараженным чумой, и теперь предстояло выяснить все обстоятельства этой находки. Особенно беспокоил чабанский сын, который обнаружил и принес больного зверька - очень сомнительно, чтобы он при этом надевал медицинскую маску и резиновые перчатки. Учитывая сливной рост возбудителя в посеве из легких суслика - если мальчик вдохнул большую дозу чумного микроба, то у него вполне может сразу развиться легочная форма...
...
Вспышка легочной, Монголия, двадцать лет назад...
Фельдшер оказался маленьким, сухощавым и сильно стесняющимся от внимания стольких людей. Начальник противочумной станции что-то произнес по-монгольски и перевел для меня:
−Я сказал ему, чтобы он все рассказывал, как можно подробнее. Что нам надо, все-таки, разобраться - почему он заболел!
Мы находились в медицинском пункте сомона (района) одного из южных аймаков Монголии, расположенного на границе пустыни Гоби и высоких горных хребтов Монгольского Алтая. Кроме фельдшера, меня (прикомандированного советского специалиста) и начальника станции, в помещении находился еще один монгольский врач - эпидемиолог из аймачного центра и глава местной администрации, желающий выяснить - все ли правильно делается с работой по чуме в его сомоне. Фельдшер все подробно изложил и показал - как поминутно развивались события.
Здание было сделано из самана (глины пополам с соломой с добавлением навоза), почти квадратной формы, примерно пять на пять метров. Посередине находилась такая же саманная стена, делящее медпункт на две части. Стол фельдшера располагался прямо напротив входной двери в дальнем конце комнаты. Справа от входа присутствовала еще одна дверь, ведущая в соседнюю комнату с двумя застеленными койками - изолятор для больных.
Сбоку от стола фельдшера стоял шкаф с медикаментами, укладками для экстренных выездов, противочумными халатами и всем остальным, необходимым для работы. На тумбочке в самом углу видна была электроплитка, алюминиевый чайник и открытая коробка с мелким печеньем. С другой стороны стола имелось единственное в комнате, но большое окно.
Со слов фельдшера, в тот день он, сидя за столом, занимался заполнением журналов. В дверь зашел человек, по виду - скотовод. Выглядел пьяным, с красным лицом. Он, сильно кашлял, с трудом держался на ногах и разговаривал сбивчиво, не всегда сразу понимая - о чем его спрашивают. Фельдшер сразу заподозрил чуму и спросил - не охотился ли тот недавно на тарбагана?
Последовал ответ, что да, четыре дня назад в горах он подстрелил тарбагана, приготовил и съел. Позавчера он вернулся в свою юрту, а вчера вечером заболел. Сегодня едва смог доехать до сомона, очень плохо себя чувствовал. Дома осталась жена с тремя детьми. Рядом стоит юрта его брата, там двое взрослых и двое детей. Этот разговор у них длился не более двух-трех минут.
Фельдшер приказал чабану зайти в изолятор, закрыть за собой дверь и лечь на кровать. Сам же, не мешкая, открыл шкаф, достал бутылку со спиртом и тщательно обработал открытые части тела. Прополоскал рот и промыл нос. Затем закапал в глаза по пять капель глазных капель с антибиотиком. Проглотив положенные по инструкции таблетки тетрациклина, он на плитке вскипятил шприц, иглы и поставил себе внутримышечно укол стрептомицина.
После этого переоделся в полный противочумный костюм с маской и очками и только тогда вышел из-за стола. Подойдя к двери, он закрылся на крючок, затем открыл окно и окликнув прохожего, попросил передать главе поселения, что в сомоне чума, что он с одним больным на изоляции и в каком месте находятся юрты с контактными. И что надо срочно сообщить эту информацию на противочумную станцию. Только закончив все первоочередные дела, он направился к больному.
На станции о случившемся узнали через полчаса, когда глава администрации сомона сам позвонил по телефону. Еще через десять минут во всем аймаке ввели карантин, для перекрытия дорог вокруг аймака и сомона выехали вооруженные отряды из сотрудников органов правопорядка и добровольцев. Спустя еще через полчаса специально укомплектованная группа врачей со станции выехала на место происшествия. Через три часа они прибыли в центр сомона. К этому времени больной чабан уже умер, тело забрали на вскрытие в аймак.
Фельдшера не трогали, оставив на изоляции, и сразу направились к юртам. Они находились далеко в горах, и врачи добрались до места только к вечеру. Там все оказалось печально. Четверо уже болели, на следующее утро свалились с температурой и остальные. Ударные дозы антибиотиков позволили спасти две жизни, остальные шесть умерли.
Фельдшер, несмотря на все меры предосторожности, тоже заболел, почти неделю отчаянно бился в одиночестве с болезнью, сам себя колол антибиотиками, стал хуже видеть и слышать, но выжил. На этом вспышка чумы закончилась - через шесть дней после выздоровления фельдшера карантин в сомоне и аймаке сняли - он выполнил свою задачу.
Я встал и прошелся по комнате, замеряя шагами расстояние от двери до стола, за которым тогда сидел фельдшер.
−Здесь же полные четыре метра! Ну, не мог, не мог он при обычном кашле с такого расстояния заразиться! Есть же данные со многих сотен вспышек! Через них не перепрыгнешь!
Мы снова принялись обсуждать проблему. Действительно, считается, что при воздушно-капельном пути заражения дальше двух метров инфекция при кашле не передается. Опять начали пытать фельдшера - где и на чем он мог проколоться, как сумел подцепить заразу? Тот твердо держался на своем.
Начальник станции тоже несколько раз прошелся по кабинету вперед-назад, изучая обстановку. Потом спросил у фельдшера, точно ли он уверен, что больной чабан плотно закрыл за собой дверь? Тот повспоминал и сказал, что да, уверен. Хотя зашедший чабан плохо себя контролировал и замешкался в дверях, но все закрыл плотно.
− А ветер, ветер в этот день откуда был?
−Вчера только ветер на северо-запад перешел, до этого дней десять с юга дул! - прокомментировал глава администрации.
− Точно, тогда был южный ветер! - подтвердил фельдшер.
− Так, а дверь на юг выходит! И ведь окно было приоткрыто?
− Нет, только форточка!
− Форточка? Этого достаточно! Ну, вот, наконец, все и выяснили! - удовлетворенно подытожил начальник станции.
Действительно, теперь все встало на свои места. Больной чумой с колоссальным количеством бактерий выделяемых при кашле, зашел в помещение медпункта. Сеней или тамбура перед входом не было, только небольшой навес. Через открытую дверь порывом ветра бактерии с каплями мокроты пронеслись через комнату и попали на фельдшера. Пока тот прояснял ситуацию и уточнял детали, микробам хватило времени внедриться в его организм так, что проведенная сразу за этим дезинфекция не помогла. Здесь мы сами убедились, что все расчеты, сделанные при одних условиях, в других могут оказаться ошибочными!
...
Итак, мы выехали с базы. Заскочив на стоянку зоогруппы, забрали с собой Усольцева. Тот рассказал, что юрта старого Мергена (чабана у которого покупали сарлыка) находится на верхней террасе ущелья Эльды-Хема. Заехать туда можно только через морену, от подножия Суур-Тайги, до нее отсюда час езды, и там ползти по камням морены на нашей санитарке - еще час не меньше. Но что делать?
Солнце стояло в зените, когда, преодолев вброд неглубокий здесь Эльды-Хем, мы, наконец, выехали к нужной юрте. Мергена я знал, но среди вышедших навстречу нам людей, не было его младшего сына. Поздоровавшись со всеми, я, с замиранием сердца, спросил:
− Мерген, а где Хеймер-оол?
−Там, Дима, - он махнул рукой в сторону гор. - Сейчас должен молодых сарлыков пригнать!
Через минуту на склоне, в полукилометре отсюда, появилось стадо сарлычат, за ними бодро двигалась фигурка мальчика. У меня отлегло от души. "А, может, все обойдется?" Пока дожидались виновника торжества, мы пили чай в юрте, степенно побеседовали о погоде, здоровье скота и людей, о расплодившихся волках... Парень перешагнул через порог и поздоровался. Я встал:
− Времени у нас совсем мало. Пойдем, Хеймер-оол, покажешь, где суслика нашел!
Мы вышли. Мальчик провел нас к склону горы на небольшую полянку, густо изрытую суслиными норами, показал место, где он заметил медленно идущего и шатающегося "как пьяный", зверька. Я прикинул расстояние - до юрты метров сто, не меньше.
−Хорошо, и что ты сделал? Позвал "чумников"? - в глубине души я все еще надеялся на хорошее.
− Не, я его взял и принес к машине. Там отдал.
− Хорошо, а нес ты его в чем? В тряпке какой-нибудь? - я уже непроизвольно как будто подсказывал пареньку - что надо отвечать.
− Не, я его кепкой поймал, в ней и принес.
− Какой кепкой?
− Да вот этой! - мальчик снял с головы свою кепку-бейсболку и протянул нам. Мы все попятились.
"Ой-ей! Да уж, парень, тут, кажется, ты влип!", подумал я и, с уже последней надеждой, поинтересовался:
− Хеймер-оол, ну, ты же завернул суслика в бейсболку, нес его на вытянутых руках, отдал дяде-зоологу, потом вымыл руки и лицо с мылом и выстирал бейсболку?
− Нет, а зачем? Нес я его, вот так, - он показал, как прижимал зверька к груди. - Смотрел на него, ему совсем плохо было... А потом отдал дяденьке и кепку одел. Не, руки не мыл. Да и вообще, у нас здесь в горах грязи нет. Я по радио слышал!
− Тебя от чумы в этом году прививали? Ну, плечо врачи в интернате царапали?
− Нет, мне не делали! Мы с другом тогда к тетке в гости ходили, когда прививки всем ставили.
Все перевели взгляды на меня - и Усольцев, и Людмила, и шофер Виктор. Я судорожно прикидывал варианты. Мальчик нашел суслика и тесно контактировал с ним позавчера днем. У суслика из посева легких тоже сливной рост микроба. Очень велика вероятность развития самой опасной - первично-легочной чумы. Сейчас пошли третьи сутки. Парень не привит. Скорее всего, он заболеет сегодня. Связи здесь никакой нет. До поселка ехать часа четыре. То есть, мы доберемся не раньше шести вечера. Все начальство уже разбежится по домам. Пока их разыщешь, пока объяснишь, пока они начнут выбирать машину и искать на нее бензин. Пока найдут укладки...
Однозначно, сегодня они не выедут, только утром. Когда доберутся, пойдут четвертые сутки. Мальчик, возможно, уже умрет. Оставшиеся трое взрослых и трое детей в юрте к этому времени заразятся, если сразу легочная чума, вряд ли кого-то получится спасти...
Я бросился к машине, схватил и перебрал аптечку. "Эх, ну как я не догадался взять с собой противочумную укладку? Там же все есть, и антибиотики тоже! Понадеялся на авось..." В автоаптечке не было почти ничего полезного в данной ситуации, кроме градусника. Я встряхнул градусник и дал его Хеймер-оолу:
− На, поставь!
Вид у мальчика был бодрый, температура нормальная, даже не верилось, что страшная инфекция уже находится в этом юном организме. "Так, температуры нет. Значит, микроб еще не начал размножаться в крови. Значит, для нас вероятность заразиться пока небольшая. Надо везти в поселок, там сразу изолировать и начать курс антибиотиков. Только в этом случае все может обойтись. Молодой, крепкий парень, может быть, если дозу получил не очень большую, организм и справится. Главное - успеть как можно раньше лечение начать. Но, если оставить здесь, то он точно умрет. Погибнут и остальные люди в юрте! Может, конечно, кого-то и успеют откачать..."
Коротко объяснив ситуацию Мергену, я посоветовал ему ни с кем из соседей не общаться до приезда бригады врачей из поселка. Забрав мальчика, мы пошли к машине. Усольцев прытко рванул вперед и занял место в кабине с водителем, тут же задвинув стекла в салон. Мы с Людмилой и Хеймер-оолом расселись по боковым лавкам. Переваливаясь через валуны, подпрыгивая на камнях, санитарка долго преодолевала морену и, наконец, достигла нормальной грунтовки. И тут мальчик внезапно и сильно закашлялся...
Людмила мгновенно надела на голову капюшон энцефалитки и, затянув шнурок вокруг лица, закрыла сгибом локтя нос и рот. Мне, от нервов, наверное, стало весело. Я хлопнул ее по коленке и громко расхохотался:
−Людк, а, Людк! Так нам же по медали за эту поездку дадут! - и жизнерадостно добавил: − Посмертно!
Людмила одарила меня полным отчаяния взглядом и отвернулась к окну. Водитель и Усольцев, видимо, все услышали и тоже натянули капюшоны своих энцефалиток. Мальчик перестал кашлять. Возможно, это была просто реакция на пыль, проникшую через щели в салон.
Высадив по пути на стоянке зоогруппы Усольцева, мы прибыли в поселок. Первым делом я бросился в больницу, быстро объяснил ситуацию дежурному врачу. Сразу взяли пробы на анализы и начали антибиотикотерапию.
Вызванное по телефону, приехало начальство. Пока оно собиралось, измерили температуру мальчику - пока норма. Крайне недовольный тем, что его оторвали от ужина, упитанный главный врач ЦРБ откровенно тянул время, говоря, что свободных помещений у него нигде нет и пытаясь, в нарушение всех инструкций, отправить пациента к нам на базу. Он в районе появился недавно, ничего про чуму не знал и не желал знать. И вообще не желал ничего слушать про необходимость организации срочного выезда медицинской группы с укладками для наблюдения в Эльды-Хем.
Взбешенный, через полчаса я колотил берцами в ворота главы администрации района. Пришлось яркими мазками нарисовать ему жуткую картину, с заваленным трупами павших от чумы людей поселком и кружащими сверху стервятниками, которая неминуемо наступит в ближайшую неделю, если немедленно не предпринять нужные меры. Уже через двадцать минут мальчика поместили в освобожденный и подготовленный отдельный бокс инфекционного отделения. Через полчаса в здании администрации собрался СПЭК - специальная противоэпидемическая комиссия, с участием врачебного начальства, руководителей всех силовых структур и основных департаментов администрации, на ней были приняты все нужные решения.
Напоследок мы заехали еще раз в инфекционку. Мальчишка держался мужественно, хотя его забыли покормить и продолжали лечить ударными дозами антибиотиков. Убедившись, что температуры у парня по-прежнему нет, я попросил принести ему поужинать и собрался уходить. Возле машины меня догнала Оюна - озабоченная свалившимися проблемами миловидная заведующая инфекционным блоком:
−Дмитрий Борисович, посмотрите, пожалуйста, еще раз - все ли там в порядке?
Осмотрев отделение, я не нашел особых косяков и, уже подойдя к выходу, обратил внимание на дежурную смену из двух женщин - врача и медсестры, которые должны были обеспечивать все действия по изоляции и лечению больного. Одетые в полные противочумные костюмы, с ватно-марлевыми масками и очками-консервами, с клеенчатыми фартуками и полотенцами на поясе, они стояли... в туфлях! У врачихи туфли оказались на высоких каблуках!! "Блин, ну как же так? С медперсоналом же здесь каждый год проводят тренировочные занятия!"
Минут через двадцать в кладовке нашли резиновые сапоги нужного размера и облик хранителей эпидемиологического благополучия в районе приобрел законченный вид. Получив от заведующей твердые уверения - если у мальчика поднимется температура - сразу сообщить нам, я, наконец, сел в машину, и мы отбыли на базу. Забегая вперед, скажу, что тогда все обошлось. Анализы оказались отрицательными и через шесть дней напичканного антибиотиками парня освободили из больнички. В юрте тоже никто не заболел, но их тоже, на всякий случай, всех пролечили.
Отпарившись с березовым веничком и отмывшись от пыли и впечатлений в баньке, я зашел к себе в комнату, достал из рюкзака приготовленную для особого случая бутылку коньяку, налил полкружки и сразу выпил. Закусив конфетой, посмотрел на часы - без десяти восемь. Прошло ровно двенадцать часов, но сколько же всего они вместили!