В военных делах наибольшую силу имеет случайность.
Тацит
Канси медленно ходил по комнате, погруженный в раздумья. Ситуация сложная, ясного понимания - что же делать? - не было. На юге вновь активизировались сепаратисты. На западе усилились ойраты во главе со своим вождем, талантливым полководцем Галданом, стремившимся подчинить себе всю Монголию. Пока в горных теснинах Монгольского Алтая их сдерживало бурятское племя хонгодоров. Князья-халхи, перессорившиеся между собой, не желали оказывать им помощь. Совсем скоро, судя по всему, ситуация на западе станет прямо угрожать и самой Поднебесной империи.
Если выпустить из своего влияния монголов, то белые люди, уже фактически захватившие все земли севернее Байкала, и стремительно осваивавшие территории на восток, включая бассейн Амура, могут укрепиться на самых границах Китая. Сначала надо разобраться с этим, потом решать вопросы с ойратами. Но наступает год Желтого Дракона. Значит, нужны осмотрительность и последовательность в действиях.
"Все очень сложно и запутано, значит, пора обратиться к И-Цзинь!", - заключил император. Кости шесть раз упали на шелковую скатерть стола....
"Итак, в начале шестерка..."
Сомнений не было - величайшая и древнейшая из книг на Земле, в которой сосредоточена вся мудрость Востока, ясно советовала на данном этапе не ввязываться в войну, но направить туда своих вассалов...
"Что же, так и поступим, - окончательно решился Канси. - Сами подкопим пока силы, подтянем войска. А Тушету-Хан пусть проявит свои способности и свою преданность. Надо выслать ему несколько пушек и припасы. Вот и проверим - чего стоят подданные этих Белых царей!"
...
Головин сделал еще глоток вина, запивая кусок жареной гусятины. Внезапно лицо Федора Алексеевича побледнело, недоумевающий взгляд остановился на сидящем напротив за столом глуховском бургомистре. Звуки отдалились, и картины прошлого чередой понеслись яркими всплесками в угасающем сознании. Далекие страны и города, от солнечной Италии до морозного Туруханска, от чопорного Лондона до пыльного Нерчинска, где ему пришлось побывать, промчались и ушли в прошлое. Завершающим видением оказалась широкая река, рубленая стена острога на ее берегу. С земли у крепостного рва поднялась навстречу белая фигура с очень знакомым лицом. Человек улыбнулся и сказал:
- Вот ты где, боярин! В моем родном Глухове! А я тебя, признаться, уже заждался!
- Демьян, ты? Как же так? Что, уже и все?, - мелькнула последняя мысль, и душа первого в России генерал-фельдмаршала, еще немного помедлив, покинула сползающее с кресла, уставшее от жизни тело и отправилась в долгий неземной путь...
...
Несмотря на усилившийся январский мороз, конные колонны все прибывали и прибывали. Им, казалось, не будет конца. Подтягивались двухколесные высокие повозки, располагаясь правильными квадратами. Зажигались все новые костры, во многих котлах уже варилось мясо, устанавливались шатры, по периметру занимали места патрули, все проходило четко и организовано, острог с суши уже везде оказался блокированным.
Полномочный царский посол, Федор Алексеевич Головин, спустился со стены и направился в приказную избу. Три человека, осуществлявших местную административную, военную и церковную власть, сидевших за столом, замолчали и с надеждой посмотрели на вошедшего боярина, следом за которым в теплую избу ворвался белый клуб морозного январского воздуха.
- Еще больше монголов прибыло! Тысяч пять уже точно есть, - сообщил присутствующим боярин. - Ну, что делать будем? Есть у кого какие мысли? Охранные полки, приданные для сопровождения посольства, растянулись. Как мне донесли на днях, только сотни две стрельцов во главе со Шмаленбергом добрались до Удинска, еще три сотни казаков с полковником Скрипицыным - в Ильинке, тоже окружены монголами. Сколько-то людей есть в Иркутске, но большая часть находится в Енисейске, Рыбинске и Братске, сюда нескоро доберутся. Пушек в остроге, как я знаю, вообще нет? А с порохом как?
Выяснилось, что пороха и свинца достаточно, но пищалей всего пять. И два мушкета. Еще самострелов десяток в наличии. Казаков, приписанных к острогу, всего полторы сотни. Плюс два десятка стрельцов из личной охраны, сопровождавшей Головина. Еще сколько-то из крестьян, собравшихся за стены острога из палисада, да разного острожного люда, что тоже в крепости укрылся, можно на защиту поднять. Все равно, даже трех сотен вместе не наберется. На одного защитника - двадцать отлично обученных и опытных в боевых делах монголов приходится. Расклад явно не в нашу пользу.
Острог, в принципе, неплохо укреплен - башни по углам рубленые, в восемь сажен высотой. Стены в пять сажен из двойного ряда вертикальных бревен, в середине камнями и землей забиты. Под стенами - ров глубокий, дальше несколько рядов рогаток. Но для монголов все это не могло быть серьезным препятствием, тем более что на стороне неприятеля дозорные заметили и несколько пушек.
Но и это было не главное. Основная проблема заключалась в том, что на нашей стороне не нашлось ни одного подготовленного военачальника, имевшего опыт руководства в серьезных военных действиях, включая самого царского посла. В общем, положение выглядело безнадежным. Гонцы за помощью в Иркутск высланы, но до подхода дополнительных сил, если их не разобьют по дороге, в любом случае, пройдет не меньше месяца.
- Прямо скажу. Острог, судя по всему, нам не удержать. С горсткой людей против такой силы не выстоять. И... В общем, это не просто плохо. Лукавить не буду. Из Посольского приказа мне донесли, что из рассказов разных служилых и вольных людей следует одно - китайский император Канси готовится к большой войне с нами. Хотят они все земли, которые им в старые времена, при династии Мин, дань платили, снова под свою руку прибрать. Нынешний набег Тушету-Хана - проба сил, если смогут они остроги Селенгинский да Удинский взять, вся армия Поднебесной придет сюда, Иркутску и Братску тогда тоже не устоять. Все братские и лесные люди к Китаю перейдут, силу они уважают. Но, если сможем остановить монголов, император китайский серьезно подумает - стоит ли ему на север поход делать. Придется, похоже, здесь нам всем костьми лечь. Пару недель бы нам здесь продержаться, тогда, может, хоть Удинск устоит. Конечно, если подмога успеет к нему подойти...
Морозное солнце стояло невысоко и прямо на полудне. Два ворона медленно пролетели вдоль реки, видимо оценивая - когда же, наконец, люди начнут убивать друг друга, и появится добыча. Шел пятый день осады. Монгольское войско неспешно, но размеренно и со знанием дела, готовилось к штурму. Повсюду, насколько было видно, шевелился необозримый людской муравейник. Сверху хорошо различалось - как готовят лестницы, строят и обшивают боевые повозки с бойницами для луков, сооружают катапульты. Сплетенные из тальника толстые щиты, с толстым слоем намороженного льда, установленные на салазках, становились гуще, и понемногу смыкаясь, все ближе придвигались к крепостным стенам.
Головин, еще больше помрачнев после осмотра диспозиции, спустился во двор и размашисто зашагал к избе, где его разместили. Двое стрельцов едва поспевали следом. Заворачивая за угол, боярин лоб в лоб столкнулся с плохо одетым, худым, но рослым стариком.
- Куда прешь, скотина! Не видишь, - кто идет?! - раздраженно рявкнул Головин.
- Виноват, боярин! Нечаянно вышло! - сняв шапку, склонил голову незнакомец. Голос его, тем не менее, звучал без излишнего подобострастия.
- Кто таков? Как звать?
- Ссыльный я. Дёмкой кличут, - с опущенной головой, ответил провинившийся.
- Откуда будешь? За что сослали? - думая о своем, машинально продолжил расспрос Головин, потирая ушибленную скулу.
- С Украины, с Глухова я. Государственный преступник.
- Ладно, иди! И не попадайся на пути, смерд, коли батогов не хочешь! - Головин уже сделал было пару шагов в сторону, но тут до него начало доходить. - А ну, стой!! Ты кто будешь? Отвечай! Дёмка... С Глухова!? Демьян, что ли? Ты что - гетман?!
- Да, боярин. Демьян я, Игнатов сын, по прозвищу Многогрешный. Было дело, когда-то выбрали меня люди гетманом Украины. Сослан на вечное поселение, - старик выпрямился и спокойно, с достоинством, посмотрел прямо в лицо Головину.
Оторопевший боярин глядел во все глаза на легендарного казачьего полковника, а впоследствии и гетмана, слава про боевые подвиги которого, еще в молодости Федора Алексеевича, гремела от Дуная до Волги.
- Так! Что ж, пошли со мной, Демьян Игнатьевич, разговор серьезный есть!
Собранные Головиным представители острожной администрации находились в недоумении и перешептывались - что такое срочное могло случиться? Боярин, меряя большими шагами тесноватое помещение приказной избы, молчал, заложив руки за спину. Наконец, кликнув в дверь и повернувшись к остальным, сказал:
- Не знаю как у Вас, милостивые государи, но у меня появилась надежда на благополучный исход нашей предстоящей компании. Позвольте представить: командующий обороной Селенгинского острога, бывший гетман, а ныне воевода, Демьян Игнатьевич Многогрешный, прошу любить и жаловать! Именем государей наших, Иоанна и Петра Алексеевичей, данной мне властью назначаю его главным по всем воинским вопросам в остроге. С этого момента всем, без исключения, беспрекословно выполнять все его указания! За любое неповиновение прикажу немедленно сечь головы!
За несколько последующих дней оборонительные позиции Селенгинского острога преобразились и окрепли. Внутри, напротив главных ворот, поднялись новые рубленые стены с двумя башнями с бойницами. Несколько изб раскатали по бревнам, укрепляя дополнительным частоколом и рогатками самые опасные направления. В кузнецких мастерских кипела работа - ковались наконечники стрел и копий, гнулись и затачивались "чесноки" - шипастые рогульки, насквозь протыкающие ногу человека или копыто лошади. Чесноком густо засыпали все подходы к крепости. Изготовили и с десяток камнеметных машин. На стенах складировались горы битого льда и камней.
Во дворе группы стрельцов, казаков, посадских и союзных бурят, также решительно привлеченных Многогрешным к защите Селенгинска, сменяя друг друга, целыми днями отрабатывали приемы боя с саблями и копьями, стреляли из луков и самострелов в соломенные чучела. Демьян постоянно находился в разных местах острога, отслеживая и контролируя - как продвигается подготовка к обороне. В ночь перед ожидаемым штурмом приморозило, и по его приказу стены крепости с вечера по периметру дополнительно облили водой, превратив в ледяные твердыни.
На рассвете 10 января 1688 года монгольские боевые порядки двинулись на крепость. Полетели камни и куски льда из катапульт, взвились тучи стрел с горящими, пропитанными смолой, тряпицами. Катапультами же за стены закидывали горшки с подожженной смолой. Оборонявшиеся организованно гасили все возгорания, к этому делу были привлечены все - и женщины и подростки. Дождавшись, когда противник подойдет ближе ко рву, Демьян скомандовал начинать. Со стороны крепости также посыпались стрелы, камни и куски льда. Волны атакующих следовали одна за другой, устилая снег во рву и поле перед ним телами мертвых и раненных.
Рев тысяч глоток нападавших, крики раненных, выкрики начальников, грохот падающих камней, проламывающих кровлю домов, свист летящих стрел, чадящий дым от горящей смолы - весь этот хаос отчаянной битвы наполнял воздух осязаемым напряжением. Три небольших пушки методично начали расстреливать главные ворота острога. Стрельба велась издалека, и не очень точно, но при попаданиях ущерб наносился заметный.
Два ворона, сидя на вершине высокой лиственницы растущей в километре отсюда на горе, спокойно наблюдали за сражением, терпеливо дожидаясь его завершения. Одинокое кудрявое облачко в синем небе медленно плыло с северо-запада в сторону Китая, и не было ему никакого дела - кто и что снова не поделил на этой земле, зачем опять льется кровь и почему люди не могут жить в мире между собой.
Какое-то время монголы ничего добиться не могли, теряя множество людей еще на подступах. Только через пару часов наступления, сначала в одном месте, а потом и в другом, нападавшие сумели подойти совсем близко к стенам. Прокинув трапы из досок поверх чесночных россыпей на дне рва, монголы кинулись на штурм. Приставить по несколько лестниц, закинуть веревки с крючьями и оказаться на стенах - у опытных воинов все эти слаженные действия заняли лишь несколько минут. Хотя небольшие группы монголов то тут, то там начали появляться на крепостных стенах, успеха им развить нигде не удалось. На места прорывов сразу бросились специально подготовленные резервные отряды из отобранных Многогрешным наиболее опытных стрельцов и казаков и сбивали со стен атакующих.
К полудню монголы, несмотря на большие потери, сумели завалить и мешками с песком и землей и плетеными из тальника циновками ров перед главными воротами. К ним выдвинули собранный на громадной станине стенобойный таран из заостренного лиственничного бревна, подвешенного на кожаных ремнях. Сверху это сооружение было защищено крышей из плотно связанных жердей. Ближе передвинули и пушки, их стрельба сразу стала точнее. Ворота продержались недолго, после очередного удара тарана одна их створка упала вовнутрь. В пролом с ликованием ринулась воющая толпа.
Ворвавшиеся внутрь острога никак не ожидали, что окажутся в ловушке: за воротами высился частокол еще одной стены с двумя башнями наверху. Из бойниц метнулось пламя, раздался грохот, и все затянуло пороховым дымом. С полсотни нападавших были просто сметены залпом пищалей и мушкетов. Из открывшихся ворот в контратаку, добивая раненых монголов, с яростным криком бросились защитники острога. Поддерживаемые стрельбой из луков и самострелов со стен, казаки кучно навалились на таран и свалили его в ров. Сверху полетели горящие факелы, сооружение запылало.
Вылетевшая конная полусотня казаков совершила еще более дерзкую и стремительную вылазку за ров, успела отбить у монголов две пушки и успешно вернулась с трофеями. Защитники быстро подняли поврежденную створку ворот и принялись ее укреплять. По опомнившимся и бросившимся в яростную атаку монголам со стен острога ударил новый залп, изрядно проредивший их ряды и вынудивший снова отступить от ворот.
До вечера противник еще несколько раз пытался опять и опять захватить острог, но уже с меньшим пылом. К темноте штурм совсем прекратился. Заиграли рожки и монголы отступили, унося за собой многочисленных раненных и убитых. Потери защитников также оказались велики, но крепость, все-таки, удалось удержать. И, что очень важно, у них появились пушки!
Тринадцать недель длилась осада Селенгинска. Несколько раз после этого монголы пытались взять внезапным приступом острог, но всегда натыкались на слаженную, продуманную оборону. В середине марта по льду Байкала со стороны Иркутска подошло подкрепление - несколько сотен стрельцов и столько же казаков. Нанеся поражение во встречном бою небольшому монгольскому отряду, им удалось снять осаду с Ильинки. Блокаду Удинска, после нескольких стычек, противник прекратил сам.
Тушету-хан со всеми своими войсками отошел к Гусиному озеру, где к нему подошли свежие силы из Монголии. Здесь он рассчитывал дать генеральное сражение, если русские рискнут выйти за стены острогов. Хан был уверен, что в открытом бою его конница легко одолеет любого неприятеля. Монгольский предводитель не учел одного - объединенным войском из отрядов казаков, стрельцов и вставших на сторону Белых царей местных бурятов командовал бывший гетман Украины Демьян Игнатьевич Многогрешный.
- Значит так, бояре, - командующий объединенным войском расстелил на столе план местности на куске пергамента и оглядел присутствующих. - Монголов, судя по всем донесениям, почти десять тысяч набирается, у нас со всеми резервами только три тысячи. Но место мы успели занять удачно - как раз в самом узком месте прохода, справа - озеро, слева сопки крутые с лесом. Ни там, ни там близко монголы не обойдут. А главное направление мы укрепили и еще укрепим. Будут пытаться выманить, нельзя поддаваться, надо на месте стоять. Тут, с пушками и пищалями за частоколом, да за рогулями с чесноком не смогут монголы нас взять. Но они, что крымчаки, что ордынцы, что халхи без обходов не воюют. Всегда в разгар битвы конной колонной бьют в спину, тем и побеждают. Надо точно знать - где они пойдут.
- И как, думаешь, они пойдут, Демьян Игнатьевич? - не вытерпел Головин.
- Вокруг озера вряд ли решат - далеко, да и видно хорошо, не скроешься. Есть два прохода здесь недалече через сопки, боярин. Но узковаты они и местами круто там. На всякий случай засеки надо на них устроить и десятка по два казаков с самострелами посадить в засаде.
А вот Маргентуйский проход - для них самое то. Скорее всего им и пойдут. С полсотни конных бурят у входа поставим, чтобы там дожидались. Как монголы поближе подойдут, так пусть удирают. А в узком месте - вот здесь - засаду и устроим.
Пушек штук шесть придется выделить, да пищалей три десятка. Сколько у нас всего конных? Шестьсот? Вот четыреста туда и направим - там все решаться будет, на Маргентуе!
...
Майское солнце уже приподнялось из-за высокой вершины, покрытой лиственничным и сосновым лесом. Небольшие разъезды монголов то и дело накатывались на передовое охранение из полусотни казаков и, обстреляв стрелами, уходили. Наконец, из-за сопки показалась сомкнутая большая колонна конницы, по прикидкам Многогрешного, около тысячи всадников или даже поболее. Дико визжа и размахивая копьями, они стали накатываться на укрепления. Вглядевшись, Демьян Игнатьевич определил, что это - легкая конница, и скомандовал:
- Приготовить фашины!
Повсюду в руках обороняющихся появились сплетенные из ивы широкие двойные маты.
Легко смяв передовой заслон казаков и приблизившись на две сотни метров до края основной обороны, монгольская лава внезапно остановилась, зазвенели спускаемые титевы луков, облако стрел взмыло в воздух.
- Фашины сомкнуть! - скомандовал Многогрешный.
Циновки из плетеных ивовых прутьев тут же были подняты на копьях и приставлены друг к другу. Все передние ряды русской армии оказались прикрыты защитным одеялом, в которое и воткнулись несколько тысяч стрел, выпущенных монголами, не причинив обороняющимся ни малейшего вреда.
Три коротких толстых пушки грохнули и окутались дымом. В рядах монголов образовались широкие проемы из снесенных картечью людей и лошадей. Легкая конница немедленно развернулась и понеслась назад, зазывно улюлюкая и напрашиваясь на преследование.
- Всем стоять на месте! - Демьян Игнатович посмотрел через плечо, в сторону Маргентуйского перевала, но пока там ничего не происходило.
Еще дважды и с тем же успехом накатывались монгольские лучники. Наконец, вдали за сопкой стало заметно движение, степь задрожала от топота тысяч копыт. Необозримая масса всадников, закованных в панцири и кольчуги, обогнув сопку, сплошной лавой вылились на широкую равнину, лежащую между уже освободившимся ото льда озером и горами. Мохнатые бунчуки сотен ровными рядами распределялись над конницей, доспехи сверкали, звуки сотен рожков сливались в один вой. Атака монголов казалась неудержимой.
- Ну, вот и началось! Приготовиться к бою!
Выждав, когда передняя линия монголов достигнет одинокой ветлы, Демьян Игнатьевич перекрестился и махнул рукой:
- Ну, с Богом! Пали!
Одиннадцать небольших пушек и три картечницы неровно прогрохотали, плеснув желтым, отпрыгнув назад и окутавшись черным дымом. Тут же им вторили несколько десятков пищалей. Картечь на коротком расстоянии против сомкнутого строя всегда результативна: несколько рядов всадников, сметенные свинцом, образовали вал, в который с размаху влетали и тут же падали вместе с увязнувшими в месиве конями следующие атакующие.
Отдельные прорвавшиеся всадники падали, натыкаясь на систему тщательно замаскированных сухой травой острых рогаток, из связанных между собой заостренных тальниковых прутьев и лиственничных кольев. Второй залп произвел не меньшее опустошение и вызвал уже полное смятение в рядах нападавших.
Две сотни всадников из второго эшелона, под своими бунчуками, резко взяли правее и прямо вдоль крутого склона ринулись по дуге вперед, обходя позиции стрельцов и казаков. Конная масса быстро достигла поля, где под сухой травой густым слоем также был рассыпан "чеснок" - железные рогульки с острыми концами. Передние ряды повалились на землю, конница смешалась в сплошную бесформенную кучу. Третий залп пушек и пищалей уничтожил почти всех и из этих нападавших, с десяток чудом уцелевших повернули назад. Не выдержав концентрированного убийственного огня, развернулась и начала беспорядочно откатываться вся огромная масса монголов.
Многогрешный снова повернулся и увидел над перевалом столб дыма. "Ну, вот, слава Богу, теперь все! Объездная колонна монголов разгромлена! За тыл можно не опасаться!"
- Конные - лавой, пешие - сомкнутыми колоннами - вперед! Пушки - в середину колонн!
Откатывающаяся и смешавшаяся масса монголов, уходящая от наседающих русских, на выходе была атакована во фланг с яростными криками и улюлюканьем внезапно вылетевшим засадным полком из казаков и союзных бурят, преследующим разбитую обходную группу противника.
Отдельные группы противостоящих им нукеров Тушету-хана еще пытались сопротивляться, но исход всей битвы уже не вызывал сомнений...
...
Полный разгром русскими и союзными бурятами втрое большей по численности монгольской армии в открытом сражении под Гусиным озером в начале мая 1688 года окончательно закрыл вопрос о принадлежности Западного Забайкалья, сняв все претензии на эту землю Поднебесной империи. Известие об этой удивительной победе быстрее ветра пронеслось по всей Великой степи. Бурятские племена по всему Забайкалью дружно стали принимать российское подданство.
Кочевавшее на западе Монголии в котловине Больших озер большое и сильное племя хонгодоров, под угрозой оказаться в жерновах войны между Китаем и ойратами, вернулось всеми двумя тысячами кибиток в родные места Прибайкалья. Сорок лет назад хонгодоры, после первых недолгих стычек с казаками, откочевали отсюда в Монголию, но сейчас, осенью 1688 года, они возвратились и приняли власть Белых царей.
Нерчинский договор, заключенный летом следующего года Федором Алексеевичем Головиным, закрепил за Российским государством и все Восточное Забайкалье. На востоке страны, наконец-то, установился мир.
Демьян Игнатьевич Многогрешный остаток жизни провел в Селенгинске и умер в 1703 году. Могила его со временем была заброшена, а плита с нее использована для фундамента построенного в 1789 году Спасского собора - одного из самых красивых храмов в Сибири.