Слава учился в какой-то элитной школе, в центре города. Хотя он одновременно с Костей поступил на биофак, как-то близко они не общались, у каждого была своя компания. Тем более что на занятия Славик почти не появлялся. В конце сентября весь курс отправили на неделю помогать колхозникам турнепс и капусту убирать. Тем, кто попытается отлынить, грозили страшными карами, вплоть до отчисления. Славик в колхоз не поехал, но для него все обошлось без последствий. Поговаривали, что приезжал его папаша, поговорил с деканом, отмазал. А через пару месяцев Слава и вовсе исчез, как потом узнали, перевелся в один очень известный столичный ВУЗ.
...
Второй курс близился к завершению, но до сессии еще оставалось далеко. В ту майскую субботу вечером в общаге педагогического института все обстояло как обычно - компания парней и девчонок в угловой комнате на третьем этаже, сетка портвейна, в миске на столе - соленая мойва, на газете - хлеб и несколько плавленых сырков. Шум, галдеж, радость от общения, песни под гитару и единение душ.
Какими путями сюда попали Славик с приятелем - трудно сказать. Появились они на пороге в хороших туфлях, новеньких джинсах, ярких рубашках, приодеты, в общем, в такое, чего тогда ни купить, ни достать было нереально. На стол выставили полусладкое шампанское, молдавский коньяк и коробку дорогущих конфет. Веселье как-то сразу угасло. Девчонки - хозяйки комнаты - тоже заскучали. Несколько раз выпивали, но того, нормального, общения уже не получалось. Славик попытался заинтересовать всех описанием Италии, где он три недели был нынче летом, но вышло сбивчиво и неинтересно.
Воспользовавшись паузой, Костя перехватил инициативу и рассказал про прошлую субботу, про то, как замечательно после танцев на "Юности" подрались с Ново-Ленинскими. "Нас было трое, а их человек семь. Но дело не в этом. Лежу я, значит, в кусте сиреневом... Ну, в смысле - туда меня запинали, а тут мусора подваливают: "Вылазь, мол!" Ага, думаю, щас! Я - в другую сторону через куст ужом! Только подниматься, а тут меня сапогом по башке! Несильно правда, так, чтобы не дергался. Обложили менты, прикиньте!".
Дальше в Костином повествовании в сочных красках описывалось, как привезли всех в отдел. Посадили в "тигрятник". Сначала, конечно, ошмонали, у одного пацана с Ново-Ленино заточку в кармане нашли. Да тут еще парни сознались, что перед танцами выпивали. Костя же с приятелями в отказ пошли, да сообщили, что всем только по семнадцать. В общем, его компанию переписали, но выпустили, а их противников оставили.
Славику с приятелем рассказ явно не понравился. Сколько-то они еще посидели, потом, втихую, не прощаясь, свалили.
...
Следующий раз Костя встретил Славу через пару лет в аэропорту. Кажется, провожал кого-то, а тут рейс из Москвы, толпа валит, багаж получает. Глядь - Славик! Видимо с мамой-папой, солидные все такие, одеты в новое, заграничное. Костя подошел поближе, но Слава посмотрел пустым взглядом и отвернулся, сделав вид, что не узнал своего бывшего однокурсника. По два чемодана на колесиках, огромных таких, у них на каждого оказалось, в наклейках ярких, по-французски что-то написано, и башня эта, Эйфелева, которая в Париже, везде изображена. Служебная черная "Волга" уже поджидала, кое-как они вместились в нее со всем скарбом своим и уехали.
...
Прошло еще лет пять. Работал Костя уже в одной маленькой по населению, но большой по площади республике, из тех, что рассыпаны по всей Сибири. Трудился он на противоэпидемической станции, куда попал по распределению после института. Станция следила за всякой разной заразой, скрывающейся в местных горах, самой страшной из которых была чума. В тех горах большую часть года и проводил Костя вместе с другими специалистами стационара и бичами - сезонными рабочими в поисках - где нынче прячется инфекция и определения - насколько активен чумной очаг в этом году и опасен ли для людей. Работа была не самой легкой, но разнообразной и интересной, да и оплачивалась в то время вполне достойно.
Очередной экспедиционный сезон шел своим чередом, месяц за месяцем. План выполнялся, каких-либо серьезных ЧП не случалось. В середине июля из прилетевшего самолета на аэродромное поле возле райцентра выгрузилась целая группа сотрудников противоэпидемического института, во главе с заведующей отделом, профессором, заслуженным деятелем науки и т.д., Ненилой Панкратовной N-овой. Среди прилетевших оказался и Славик. Он первым бросился навстречу Косте и с радостью поздоровался, демонстрируя всем, что они давно и хорошо знакомы. Оказалось, что Славика недавно приняли в институт аспирантом, определили тему диссертации, а сейчас ему надо набирать для этого нужный материал.
С полмесяца вся эта группа ученых из института жила на центральной базе отряда, они ловили сусликов, пищух и полевок, ставили какие-то опыты, проводили учеты. Погода выдалась на удивление хорошая, быт на базе организован образцово. Питание в тот сезон оказалось на удивление хорошее (готовил бывший шеф-повар городского ресторана). К приезду профессора начальник отряда прикупил у местных двухлетнего бычка на мясо. Взяв пару литров спирта и ведро картошки, съездил на дальние озера к рыбакам и привез бочку хариуза. В столовой вечерами работал телевизор, принимая целых две программы. Рядом, на берегу реки, стояла небольшая банька, напарившись в которой любители, сделав лишь несколько шагов, ныряли в глубокий омуток с бодрящей водой. Работа у институтских тоже сильно не напрягала - в общем, курорт, да и только!
Потом Ненила Панкратовна со своими сотрудниками улетела, ей надо было провести серию опытов в другом месте. Славика она оставила в отряде. Костя подвез их в местный аэропорт. Стоя возле покосившегося заборчика у взлетной полосы, руководительница давала своему подопечному заключительные наставления, подчеркивая, что материалов для диссертации на этот год аспирантуры они собрали уже достаточно, но хорошо бы ему набраться полевого опыта. Для этого желательно хотя бы месяц провести непосредственно в зоологической группе, лучше на стационаре, познакомиться со всеми тонкостями работы. Славик отвечал, что, конечно, останется здесь так долго, как будет нужно.
Проводив гостей, они вернулись на базу, загрузили Славины вещи в машину и поехали на стоянку стационара, лагерь которого располагался высоко в горах на большой поляне среди леса. По пути Славик разоткровенничался, рассказал и о своих планах. Упомянул мельком о том, что зоологическая работа его, собственно, совсем не привлекает, нафиг ему сдались все эти мышки-птички, но диссертацию сделать, наверное, надо, а потом уже можно и по партийной линии куда-нибудь двинуть. При этом парнишка оказался с гонором, отзывался обо всех знакомых и незнакомых людях с откровенным презрением, в том числе и о своем научном руководителе. Но чаще всего и охотнее он вспоминал, как замечательно жить и отдыхать в Париже и Мадриде, проводить время в ночных барах Ниццы. У Кости, по мере выслушивания откровений Славика, постепенно возникла и окрепла классовая злость на этого "фраера", и начал вызревать план мести...
...
По прибытии в лагерь, Славика разместили в палатке-десятиместке, где обитали специалисты и техники. Поставили дополнительную кровать-раскладушку, выдали все необходимое. Он сам соорудил в изголовье из старых ящиков некое подобие этажерки, разложив туда часть содержимого из своего импортного, с кучей застежек и карманов, рюкзака. Всех поразили две упаковки с рулонами туалетной бумаги: дело было в начале восьмидесятых, про такое благо цивилизации большинство отрядного народа еще даже и не слышало.
Еще одной фишкой из его рюкзака оказалась большая красивая банка с обжаренными кофейными зернами. Естественно, имелись и ручная кофемолка и бронзовая турка. Каждый вечер, после ужина, Слава отсыпал в специальную мерку зерна, молол кофе, на газовой плите в турке готовил напиток и приносил в палатку. Сцедив жидкость в маленькую кружку, он закуривал и с видимым наслаждением, не торопясь, пил кофе мелкими глотками. Запах от этого свежеприготовленного напитка был, действительно, нереально хорош. Такой ритуал исполнялся почти каждый вечер. Дать другим попробовать кофе или предложить сигаретку ему, видимо, даже в голову не приходило. Славик почти не курил, две-три сигареты в день, не больше, но это было настоящее "Marlboro", блок которого он тоже привез с собой. Народ на стационаре довольствовался "Беломором" и "Примой", любители смолили махорку.
В том году Костя был вторым зоологом стационара, которым руководил его же друг Гоша, на несколько лет постарше. Техников тоже было два - Гена и Мерген. В этот же день, вечером, после ужина, они вчетвером собрались в стороне от лагеря на берегу речки. Костя кратко обрисовал ситуацию и предложил высказаться - что будем делать? Из всех вариантов единогласно остановились на "Страшных Соломоновых островах".
...
Прошло три дня, в которые Костя усиленно гонял Славика по горам, обучая азам зоологической работы. Каждый день, к вечеру, стажер уматывался в хлам, но выполнял все, что поручено и не возникал. Объявили выходной. Водитель со вчерашним московским школьником Сашей, по кличке Чилим, и поваром Очуром попросились съездить по своим делам в поселок, обещая вечером вернуться. Саша обнаружил в себе талант художника и хотел попасть в магазин, купить карандашей, кисточек и красок. У повара, отслужившего недавно в морской пехоте, разболелся зуб, и его тоже отпустили в больничку.
Услышав про выходной, Славик заметно обрадовался и, позавтракав, разлегся с книжкой детективов на своей постели. Костя с Гошей занялись заполнением журналов, но расслабиться подопечному не дали, поручив выкопать новую глубокую яму. Славику пояснили, что это - производственная необходимость, на стационаре для специалистов установлен ненормированный рабочий день и никаких выходных здесь не бывает. Для чего предназначена яма, он узнал через три часа, когда ее вырыл. Они впятером, вместе с техниками, раскачав, вытащили, перенесли и установили на новом месте деревянный нужник.
- Ну, вот. Хоть какая-то, Славик, от тебя польза для общества! - заключил Гоша, принимая работу.
Показалось или нет, но, вроде, Славик тогда первый раз как-то недобро на них посмотрел.
День прошел. Машина из поселка долго не возвращалась. Уже в сумерках послышался приближающийся звук мотора. Грузовик, подозрительно медленно проехав по узкому извилистому проходу между деревьями, выполз на поляну лагеря и остановился. Двигатель напоследок взревел, и наступила тишина.
Подойдя к кабине, Костя повернул ручку и открыл водительскую дверь. Михалыч бесформенным кулем вывалился из кабины на землю, пошевелился, устраиваясь поудобнее, и мгновенно захрапел. От него просто разило спиртным. Гоша уже развязал веревки, открыл задний борт и, откинув тент, присвистнул. Костя заглянул внутрь. На куске толстого войлока в полной отключке лежали Очур и Саша. В воздухе парили ароматы еще не полностью усвоенного алкоголя. По всему кузову валялись разбросанные краски, альбомы и цветные карандаши.
- Хорошо они, однако, скатались, с душой! - заключил Гоша и распорядился перенести прибывших по палаткам.
...
Утром повар, как и ожидалось, не появился на кухне. Кашу и чай на завтрак сварил Гоша, встав пораньше. Перекусив, все начали собираться на работу. От Михалыча Гоша выяснил, что вчера, по пути в поселок, Очур узнал, что у Саши есть деньги. Раскрутил пацана на выпивку "под расчет", и у него еще оставалась спрятанная бутылка водки. Бросать лагерь с одним пьяным поваром было нельзя. Гоша решил оставить на охрану лагеря Мергена, а повара забрать с собой.
Костя заглянул в палатку и сказал Очуру, чтобы тот тоже собирался, но получил ответ, что он никуда не поедет, "ему и здесь хорошо".
Стали обсуждать, что делать. Подошел Чилим, еще не сильно отошедший от вчерашнего, сказал, что сейчас все уладит, "Да вообще без проблем, мужики!". Он сунулся в палатку к Очуру, сдавленно мявкнул, и вышел. Лицо его было разбито. Недоуменно вытирая кровь рукавом энцефалитки, Саша сообщил:
- А Очур, это... Ну... Не хочет он ехать...
Тут из-под тента выскочил сам Очур, встал в странную позу с полуприседом и пронзительно завизжал, быстро размахивая во все стороны ногами и руками. Зрители отступили, наблюдая столь необычную картину. Славик с удивительной скоростью метнулся в палатку и задернул за собой брезентовые полотнища на входе.
Окружив дебошира, Гоша, Костя, а также подоспевшие техники Гена и Мерген попытались его свалить и связать, но это оказалось не так просто. Даже вчетвером они не смогли сразу ничего с ним поделать, неплохо подготовили парня в учебке. Их самих от травм спасало только то, что Очур еще не протрезвел и координация то и дело его подводила. Стараясь близко не подходить, чтобы снова не попасть под раздачу, и промокая разбитый нос белым платком, за ними ходил Саша Чилим, тонким, ломающимся голосом пытавшийся всех помирить. Славик наблюдал за происходящим, опасливо выглядывая из палатки.
Дело осложнялось. Гена первым сообразил, что делать. Добежал до палатки, в которой находился склад, выбрал деревянный кол покрепче и вернулся. Он подкрался сзади и приложился колом по голове. Очур сразу рухнул на утоптанную траву и на короткое время вырубился. Когда он начал приходить в себя, его руки и ноги были прочно связаны сыромятным ремнем и, на всякий случай, стянуты между собой.
Со всех сторон к месту недолгой битвы начал стекаться народ.
- Ну что, Михалыч, заводи, сначала в поселок придется съездить, в милицию этого хулигана сдадим, потом с обеда на работу, - распорядился Гоша.
Из палатки бочком приблизился Славик, с опаской поглядывая на связанного, с окровавленной головой, Очура.
- Так, Слава, нам здесь собираться надо, а этого буяна нужно отвезти и сдать в милицию. Тебе поручается. Поедешь с ним в кузове. Только хорошо смотри, чтобы не развязался, - серьезно сказал Гоша.
- Да я... Да мне... Не, ребята, что угодно, но не это! Не буду я с ним в кузове ехать! Он же буйный!! И вообще, вы же его связали, вы и везите! У меня вон, своей работы хватает! Ненила Панкратовна, если план не выполню, ругаться будет! - он говорил возбужденно и совершенно искренне.
- Ладно, Славик, мы пошутили... Конечно, отвезем. А ты сходи, сусликов посчитай пока, птичек пофотографируй, Нениле Панкратовне потом покажешь, а то не поверит, что работал-то!
...
Еще через пару дней за завтраком Костя сказал, что пора учеты сурков и пищух по южным участкам провести и, наверное, они сегодня со Славиком завтра этим и займутся.
- На хрена? - недипломатично поинтересовался Гоша, но, получив пинок под столом, спохватился. - Да, точно же, совсем забыл, у нас за август учеты не закрыты! Давайте, только картируйте все тщательно!
На Агадырском перевале Костя отпустил шофера и объяснил Славику - что и как делать. Славик с сомнением посмотрел вслед удаляющейся машине, но промолчал. От того места, где они находились, до лагеря по прямой было сорок километров. И два довольно приличных горных хребта. Сначала они параллельными маршрутами по разным склонам обследовали нижнюю часть долины Агадыра. Несколько раз Костя проходил отрезок маршрута, который делал перед этим Славик, сверял с его данными и, обнаружив несоответствие, заставлял его повторить. Когда результаты учетов, наконец, стали близкими, они прошли всю долину вверх до самого перевала. Данные Костя заносил в полевой блокнот, делая схематичные зарисовки.
На перевале сделали перекур, укрывшись от холодного ветра за небольшой скалой. Внимательно осмотрев ближние и дальние участки небосклона, Костя убедился, что утром не ошибся - ближе к вечеру погода точно испортится. Что, собственно, и входило в его планы.
Славик, узнав про маршрут, снарядился соответственно. На ногах имелись крепкие австрийские горные ботинки, под бежевым анораком был надет модный свитер с оленями. Оранжевая бейсболка и темные очки дополняли наряд. На шее у него висел огромный морской бинокль с мощным увеличением, но и весом килограмма в полтора. На одном боку справа болтался большой кофр с фотоаппаратом "Зенит" - мечтой всех полевиков, кучей к нему прибамбасов и телеобъективом, имеющим вес больше, чем у бинокля. Слева в чехле находился его охотничий нож, никуда не годный по своим потребительским свойствам, но имевший устрашающие размеры. В небольшой рюкзачок за спиной вместились топор, литровая фляжка с водой, спички, моток веревки, два альпинистских карабина, упаковка сухого горючего, компас, определители птиц и зверей, теплые носки. В общем, Славик подготовился к работе в поле серьезно, но ничего из еды не взял.
Перевалив в долину Бугалыка, они продолжили маршруты. Прошло еще часа два. На очередном привале Славик поинтересовался - долго ли еще им всем этим заниматься? Костя сообщил наивному юноше, что примерно четвертую часть они уже сделали. Некоторое время Слава сидел, не решаясь поверить в услышанное.
- Так, а машина-то когда за нами придет?
- А с чего ты взял, что за нами должна прийти машина? Никаких делов. Идем до лагеря пешком, заодно делаем все зоологические учеты. Не переживай Славик, здесь осталось километров тридцать, не больше. Правда, перевал через Даглары еще надо взять, там круто и высоко лезть придется. Но ничего, только бы погода не подвела. А так, если все нормально будет, часам к девяти-десяти вечера должны вернуться.
- Не понял, а мы что - сегодня вообще без обеда?
- А ты ничего с собой не взял? Ай-яй-яй! И я не брал, - Костя сокрушенно покрутил головой. - Ну, надо же - продукты забыли! Да ладно, Славик, есть вредно! Как говорил один мыслитель: "Науку делают с пустым желудком!" Не будем, Слава, уподобляться буржуйским излишествам, наша задача - преодолеть все трудности с гордо поднятой головой! - мрачнеющий на глазах Славик доставлял Косте огромное эстетическое удовольствие.
Не станем подробно рассказывать про завершающую часть дня. Дождь накрыл, когда они подходили к подножию перевала. Ливень был сильный, и они промокли за считанные минуты. Славик успел спрятать все свои приборы в специальный прорезиненный мешок, тоже имевшийся у него в рюкзачке. Ближе к перевалу все стало гораздо тяжелее. В затяжные крутые подъемы идти по мокрым камням оказалось совсем нелегко, особенно Славику с его грузом. На самом верху пошли снежные заряды, пару раз пришлось отсиживаться за попавшими по пути скальниками - ничего вообще не было видно.
Под порывистым ледяным ветром, по узкой тропинке с сыпучим отвесным краем, они серпантином кое-как спускались с перевала, почти не чувствуя себя от холода. В лагерь, едва передвигая ноги, пришли в час ночи. Славик смог снять ботинки и, не переодеваясь, сразу рухнул на постель. Костя, хотя он был в отличной ходовой форме, тоже немного устал к завершению этого маршрута...
...
Прошла неделя. Ноги у Славика зажили, и он снова начал участвовать в работах. В один из таких дней их "шишига", пару раз закипев по пути, все же выбралась на водораздел Ак-Адыра и Кара-Бельдыра. В машине их было трое - водитель Михалыч, Костя и Славик. Кругом, насколько можно было охватить взглядом, тянулись бесконечные бутаны сурков. По плану здесь надо было отловить десяток тарбаганов. Показав Славику, как насторожить капкан и пальцами в него не попасться, как маскировать, чтобы осторожный зверек ничего не заподозрил, и определив фронт работ, Костя пошел на свой участок. Выставив свои два десятка капканов, он спрятал рюкзак под камень и начал спускаться по распадку к его выходу в долину, где в это время должен был стоять один знакомый тувинец.
- Алдын-Оол, - прихлебывая зеленый чай с молоком, обратился Костя к хозяину юрты. - А правду говорят, что ты из своей "тозовки" за сто метров в пуговицу попадаешь?
Сморщенное лицо чабана даже разгладилось и помолодело от улыбки. Видно было, что такая оценка ему очень приятна.
- Врут, наверное, - лаконично ответил он и снова улыбнулся.
Костя достал из кармана начатую пачку мелкокалиберных, "тозовочных" патронов. Не торопясь, отсчитал десяток, пододвинул к старику. Отдельно поставил еще один патрончик. Ткнув в него пальцем, сказал:
- Алдын-Оол, мы тут через час, примерно, в Суглуг-Ое обедать будем. Как по кружкам чай разольем, по паре глотков сделаем, надо чайник прострелить. И постараться, чтобы рикошетом от камней никому не прилетело. Ну, и чтобы тебя не видно было. Сделаешь?
- Надо - так надо. А что случилось?
Объяснив обстановку, через десять минут Костя уже поднимался по глубокому распадку к машине.
...
Пулька хлестко ударила и прошила алюминиевый чайник насквозь, отрикошетила-таки от валуна за ними и с коротким свистом ушла куда-то вверх. Чайник сполз с камня, на котором стоял, коричневая струйка с вкраплениями чаинок полилась в костер. Клубы пара с шипением рванули в стороны, прихватывая с собой пепел.
Славик вскочил, опрокинув свою кружку, и опрометью бросился за ближайший валун. Оттуда, прижимаясь к земле и судорожно оглядываясь, завопил:
- Что? Что это?! - голос его срывался.
Костя с водителем Михалычем (он был в курсе), продолжали, сидя на корточках у костра, совершенно не торопясь, пить чай, вприкуску с кусочками сахара-рафинада.
- Что случилось, Славик? - поинтересовался Костя, и, подняв бинокль, стал разглядывать что-то на монгольской стороне. - Глянь, Михалыч, лисица, что ли, вон там бежит?
Водитель взял свой бинокль и тоже начал смотреть вглубь чужой территории. Погранполоса тянулась в двух километрах южнее и на километр ниже.
- Да, похоже на лисицу. Для корсака крупновата, - присмотревшись, высказался Михалыч.
Замолчав на пару секунд и растерянно уставившись на них, Славик вылез из-за камня и перебежав поближе, присел на колено и снова визгливо закричал:
- Чайник! Чайник только что у нас прострелили!!
Костя с Михалычем несуетно повернулись к костру.
- Нда... Продырявили. И гляди, молодцы, как точно попали - прямо по центру, - закончив осмотр, уважительно кивнул шофер.
- Жалко, хороший был чайник. Старый, сейчас таких уже не найти, - отозвался Костя.
- Да скажите же, наконец, - кто, зачем, почему?! Это же в нас стреляли! - аспирант опять нервно заоглядывался.
- А... Так ты, Слава, про это? Да не, хотели бы в нас попасть, попали бы. Обычай здесь такой, знать надо, - назидательно стал рассказывать пожилой шофер. Надо признать, это у него получалось очень артистично. - Тут, Слава, особое место, святое для местных. У тувинцев здесь на каждой горке, в каждом распадке свой дух живет. Их обижать нельзя и приближаться к ним плохим людям тоже не рекомендуется. Едет местный чабан, в бинокль смотрит. Видит - хороший человек с добрыми намерениями, все, значит, нормально. А если плохой человек, кто только о себе и думает - стреляет. Сначала в посуду, а коли тот не уедет, то - в лоб. Здесь же камнями и присыпает. Видел - вон там кучи камней насыпаны, у дороги? Вот это - оно и есть.
- А откуда он знает - хороший человек или плохой?
- Ну, бывает, что и ошибаются...
- Так уезжать же быстрее надо!!
- Слава, не суетись. Не пришелся ты этому месту, что сделаешь. Часа два они, обычно, дают, чтобы убраться. Ну, иногда, час. Чай допьем, соберем капканы и поедем.
...
В этот день с утра было солнечно, Славик приободрился, за завтраком рассказал даже пару анекдотов. Напротив него, чуть наискосок, сидела Саяна, довольно симпатичная молодая местная девчонка, только в прошлом году окончившая школу и работавшая в лаборатории стационара со своей подружкой. Славик попросил ее достать сахар, до которого ему далеко дотянуться. Когда Саяна протянула ему банку с сахаром, Славик, будто невзначай, игриво схватил ее сначала за руку, придержал, и потом только забрал сахар. Все, включая Саяну, засмеялись. Костя с Гошей перемигнулись. После завтрака Гоша отозвал в сторону Славика.
- Тут ты, Слава, это зря сделал, с Саяной-то.
- А что такое? - насторожился тот.
- Да так-то ничего, только теперь придется с ней "чики-пики" делать.
- Что-что делать?! - не понял Славик.
- Ну, чики-пики, по-тувински, - это детей делать.
- Зачем? Почему? А если я не хочу? Да и вообще - что за фигня? - задергался Славик, глядя с явным недоверием.
- Как зачем? Детишки зачем? Что значит - не хочешь? Тут обычай такой - девушку за руку взял, значит все - предложил любовью заняться. Но, может, и пронесет, если она не захочет. Хотя ты - парень видный, вряд ли Саянка откажется.
- Блин, бред какой-то! А как это узнать? Ну, то что она захочет?
- Тут все просто. Если согласна, сама подойдет, в глаза посмотрит и скажет: "Чики-пики!". Если нет, то - нет. Но ты смотри, отказывать нельзя. Для местных - оскорбление ужасное! Сулдэм-то - ее брат самый старший! Если что не так - убъет, глазом не моргнет. Двоих он уже в поселке в прошлом году зарезал из-за сестры. По первому - дело просто на тормозах спустили, за второго условно дали, местный колорит, надо понимать, - спокойно объяснил ситуацию Гоша.
Улучив момент, Гоша провел беседу с Саяной, кратко рассказав суть, расписав - что и как делать, что говорить. Девчонке идея понравилась. Она игриво сверкала глазами и смеялась, сразу согласившись участвовать в представлении и даже прямо сказав, что ей хотелось бы и большего. За обедом она несколько раз артистично бросала томные взгляды на Славика и вздыхала. Тот ежился и поглядывал на Сулдэма.
Даже на фоне бичей зоогруппы, сильно далеких по внешнему виду от известных греческих эталонов красоты и гармонии, Сулдэм выглядел отъявленным бандитом. Чрезвычайно коренастое, но короткое тело было еще и непропорционально скроено, одно плечо несколько выпирало над другим, неестественно длинные руки свисали почти до колен, а крупную голову со скошенным лбом и огромной челюстью украшал широкий шрам, пересекающим все лицо. Он был немногословен, любил смотреть на людей немигающим взглядом карих глаз из узких щелей между тяжелых набрякших век. При внешности, как будто списанной из пособий по криминалистике, Сулдэм при более тесном знакомстве оказывался добрейшим и замечательным человеком, все делавшим медленно, но обстоятельно. В зоогруппе стационара он работал уже пятый сезон. И Саяне никакой родней, даже дальней, конечно, не приходился.
После ужина, когда Славик выходил из столовой, перед ним возникла девушка, так неожиданно ставшая основным предметом его забот и тревог в этот день. Прямо посмотрев в глаза ухажера, Саяна улыбнулась и со значением произнесла:
- Чики-пики! - и, быстро повернувшись своей точеной фигуркой, ушла.
Погруженный в сложные переживания, Славик зашел в палатку и сел на свою раскладную кровать. Лицо его от неожиданных перипетий судьбы покрылось красными пятнами.
- Ну, что, Славик, похоже, Саяна согласилась? - оторвавшись от заполнения журнала, спросил Гоша.
- Ну да. Подошла, сказала: "Чики-пики!" Блин...
- Что же, Слава, придется любить ее. Куда же денешься? Да ты не переживай, девчонка хорошая, понравится, - Гоша опять взялся за записи.
Вечер шел обычным чередом. Костя с Гошей занимались бесконечной документацией, Гена выстругивал новое топорище, Мерген читал толстую потрепанную книгу, а Славик обдумывал, как поступить в такой сложной передряге. Внезапно дверь палатки распахнулась, и в нее боком вошел Сулдэм. Остановившись у входа и оглядевшись вокруг взглядом, не обещающим ничего хорошего, он попросил брусок, мол, "ножик подточить надо, затупился что-то...". В руках его был огромный изогнутый тесак. Взяв брусок, Сулдэм удалился, успев, напоследок, еще раз мрачно глянуть на Славика, от чего настроение аспиранта совсем упало.
На следующий день объявили выходной. Натопили баньку, попарились. После ужина, за которым щедрый начальник выдал всем по сто граммов разведенного спирта, Славик, подбадриваемый коллективом, взял телогрейку и, постучав в двери щитового домика, где жили девчонки, позвал Саяну.
Через несколько минут, столпившись у окошек палатки, все, стараясь не смеяться, наблюдали, как церемонно, под ручку, уводил Славик свою избранницу под покров лесного полога.
...
Славик появился только под утро. Его пошатывало, на лице блуждала радостная улыбка. Все было ясно. Народ стал поздравлять осчастливленного парня, объясняя, что теперь он не зря прожил свою жизнь. Славик отмахивался и не желал рассказывать подробностей. Судя по всему, первое свидание вышло удачным. Саяна за завтраком тоже выглядела вполне довольной жизнью. Дождей не было, и несколько дней подряд,каждый вечер, они уходили в лес. Жестоко, но это тоже следовало обыграть. Коллективный мозговой штурм, предпринятый через неделю, дал нужный результат.
...
За лабораторной палаткой, где между кустов были натянуты несколько веревок, сушились постиранные вещи. Среди них висели иноземные трусы Славика с ширинкой на блестящих пуговицах, рисунками по бокам с изображениями черных пантер. На них с внутренней стороны насыпали немного кристалликов почти бесцветного, слегка желтоватого, порошка. Это был родамин - краситель, которым метят купюры для взяток, когда требуется поимка жадных на деньги чиновников и других людей с поличным.
На стационаре родамином красили отловленных сусликов и сурков, чтобы потом понаблюдать за их поведением. При контакте с водой или при потении он давал ярко красный цвет, только усиливавшийся при попытках отмыть его с мылом. Впрочем, через пару-тройку дней краска исчезала.
...
На следующий день Гоша ездил на базу, и, заодно увез девчонок из лаборатории в поселок, дав им давно обещанный краткосрочный отпуск. Вернувшись, за ужином выглядел озабоченным. Костя, как они и договорились, поинтересовался новостями. Начальник, прожевывая макароны, сообщил, что в поселке вспышка чиркопадии, и всем надо быть осторожнее.
Видя интерес к теме со стороны Славика, он рассказал, что инфекция эта называется по-научному лихорадкой Котловины Больших Озер. Водится только здесь, недавно немцы открыли. Возбудитель - Трепонема ауратум, родственник сифилиса, но более неприятный, потому что слишком быстро развивается. Тоже половым путем передается. Первый признак - в паху все краснеет сильно, через день в острую фазу переходит, лихорадка начинается, через неделю все причиндалы чернеют и отваливаются. У дам не проявляется вообще. Антибиотики еще не подобрали, из тех, что испытывали - ни один не помогает. Тут, правда, обнаружили случайно, что микроб этот к алкоголю совсем неустойчив. Надо только при первых симптомах граммов триста-четыреста водки выпить, не меньше. Не успеешь - хана, прощайся с половой жизнью!
Видно было, что хотя Славик и воспринял рассказ скептически, но, в связи с недавними переменами в его личной жизни, какие-то опасения на этот счет появились. На следующий день вечером в лагере устроили баню. После предыдущей копки сурчиных гнезд все парились-мылись с огромным удовольствием.
Утром из дощатого сооружения на краю лагеря раздался душераздирающий вопль. Дверь распахнулась и Славик, одной рукой придерживая энцефалитные штаны и размахивая другой, буквально пронесся в сторону еще теплой бани. Оттуда какое-то время раздавался плеск воды, перемежаемый нечленораздельными, горестными завываниями. Через десять минут Славик ввалился в палатку, лицо его резко осунулось и посерело. Он с надеждой вглядывался каждому в глаза.
- Ребята, это... А спирт или водка у кого-нибудь есть?
- Славик, ты что - серьезно? Словил что ли?!
Вместо ответа тот спустил штаны вместе с трусами на колени. Через секунду палатка затрясалась, все присутствующие, кроме нашего героя, валялись кто где, корчась от приступов хохота. Вид гордого аспиранта Ненилы Панкратовны со спущенными штанами, ярко-красным хозяйством и отчаявшимся лицом не мог оставить никого равнодушным. Славик заплакал...
Через полчаса он едва выговаривал что-то благодарное с трудом пытаясь попасть вилкой в открытую банку с килькой. В кружке плескался разбавленный спирт, это была уже третья порция. Сдерживая переполнявшие эмоции, все стояли вокруг и сочувственно выслушивали Славика, в свою очередь, рассказывая истории, одну страшнее другой, про эту нехорошую болезнь, объясняя - как ему повезло, что симптомы так быстро проявились. Еще через час пациент лежал за палаткой, обняв пень, его отчаянно рвало. Костя стоял в нескольких метрах рядом, ему определенно было не по себе. "Хрень какая-то. Может быть, все-таки, мы где-то увлеклись и перегнули палку?" Эта крамольная мысль преследовала его весь вечер.
Прошло три дня. Убедившись, что его естество приняло натуральный цвет, утром за завтраком Славик решительно заявил, что все задачи его командировки решены, материалы собраны, цели достигнуты, и он просит сегодня же доставить его в аэропорт. Первым же самолетом он улетел в город.
В начале октября, уже вернувшись с полевых работ, Костя зашел по какой-то надобности к начальнику станции. И тут, случайно, услышал его телефонный разговор с Ненилой Панкратовной. Профессор только вышла на работу из своего длительного законного отпуска. Она пыталась выяснить причину молниеносного завершения командировки ее аспирантом и немедленного его увольнения по собственному желанию сразу после возвращения в институт.
Завершив трудный разговор заверениями, что для аспиранта такого большого ученого было сделано все и даже более того, начальник повернулся к Косте:
- Так, и что вы ему там устроили? Рассказывай! Что опять произошло?
- Виктор Максимыч, да мы же понимаем... Ведь ей-ей, все неправда! Да хоть кого спросите! Мы же никогда! - с честными глазами и откровенно лживым голосом оправдывался Костя.
- А кто в прошлом году телеграмму фиктивную на почте от меня для Чугунова сделал!? Приказ, чтобы он немедленно занялся озеленением территории базы? Не вы?!
- Максимыч, так зелени совсем там не осталось, козы же все подчистую обглодали. А Чугунов уже план весь выполнил и на рыбалку собирался перед выездом на станцию. А так он и кусты, и деревья вокруг насадил, заборчики крепкие от скота сделал - все по уму. Все прижилось, нормально - вид на базе совсем другой стал!
- А слабительного кто в харчо проверяющим из Москвы подсыпал, что они три дня животами маялись?
- Так ведь, надоели своими придирками. Ну и что - что у нас от кухни до лаборатории двадцать два метра, а не двадцать пять, как по инструкции? Дальше скала стоит, мешает, а они намеряли, расшумелись!
- А кто на воротах базы к приезду эпидотряда транспарант повесил: "Не всякий врач - скотина!"? Это что еще за наглость?!
- Максимыч, но ведь правду же написали! Вот Вы же - врач, и при этом замечательный, душевный человек, понимающий и заботливый начальник!
- Так, иди, иди отсюда! И прекратите эти штучки!! Знаю я вас - чуть что - обязательно какую-нибудь пакость придумают!
- Максимыч, так ведь только ради пользы дела!
- Иди, кому сказал! И - скорее отчет сдавайте и в отпуск! И чтобы на станции не появлялись! Постоянный головняк только от вас!
Выйдя на крыльцо станции, Костя закурил и подумал, что, все же, как ни крути, а жизнь определенно хороша! Сезон прошел на отлично, впереди - два месяца отпуска! Но внутри, в душе, что-то царапнуло. Несильно так. Почти не заметно. Что это было - кто знает...