Распределительный пункт
Приехали на ПАЗике. Когда нас привезли, то тут же обыскали - отобрали всё колюще-режущее, даже ножницы для ногтей. Естественно, всё спиртное. Но по карманам не шарили. Долго сидели на вещах. Туалет в пункте - отличный. Нормальные унитазы, туалетная бумага, мыло в каждой мыльнице. Потом проходили медкомиссию - голые по пояс сначала стояли полчаса в очереди, потом нас поспрашивали насчёт жалоб. Как я понял - чистая формальность, потому что, когда я сказал, что у меня аллергия на рыбу, доктора забеспокоились, но написали "жалоб нет" - действительно, не отправлять же меня сейчас на обследование. Потом стали распределять по командам, в небольшой душной комнате - чуть не задохся. В итоге распределили в команду Љ 6. Нас отвели в комнатку еще меньших размеров, но не такую душную - народу меньше. С каждым из нас вдумчиво побеседовали майор и старший прапорщик. Оба - серьёзного вида, на разгильдяев не похожи. Сходили на дактилоскопию. Теперь сидим в той же комнатке с майором, чего-то ждём. Наконец, нам выдали личные номера. Я теперь рядовой Ю-436... номер счастливый. Сумма первых трёх цифр равна сумме трёх последних. Жаль только съесть его нельзя. Нас отвели в столовую и покормили какой-то гадостью. Ну, это я сначала так думал. После вдумчивого изучения, оказалось, что это слипшиеся в громадный ком пельменей, разделенные на большие куски, которые и распределили по тарелкам. Для меня до сих пор остаётся загадкой, как смогли провариться пельмени в центре комка. Дали какой-то жиденький чаёк. Потом отвели в большой зал, похожий на зал ожидания на вокзале, с пластиковыми стульями, как на стадионе. Одели в военную форму. Свою одежду мы запихнули в чёрный пакет, написали обратный адрес. Их получат наши родители. Одевали нас там же, где мы проходили медкомиссию. Дали какую-то хлопковую пижаму, состоящую из рубахи и штанов. Даже две пижамы. Одна из хлопка, другая байковая. Как я узнал впоследствии, это называется "белуга летняя и белуга зимняя". Дали штаны армейские, китель, шапку зимнюю, берцы, бушлат, ватные штаны. Дали вдобавок вещмешок с какими-то армейскими мелочами. Кажется, там была кружка, ложка. В дневник я не записал, а сейчас не помню. Майор и старший прапорщик выдали каждому по золотистой кокарде (такая звёздочка на лбу), создав вокруг них нездоровый ажиотаж - мол, жутко священная вещь, не дай бог, потеряете. Один из наших ходил без кокарды на шапке, и по этому поводу его чуть не побили солдаты, служащие в распределительном пункте. По крайней мере, он так говорил. После переодевания мы долго сидели и ждали. Много гадали, куда нас отправят - в какие войска, в какую область. Майор и старший прапорщик - наши покупатели - загадочно молчали. Один из призывников нашей группы сострил, что в Магадан поедем. Майор услышал и подхватил шутку, сказав, что да, в Магадан. Никто не поверил, но внутри у всех наверняка сжалось. Нас бросали в полную неизвестность. Более того, нас бросали в страну страшных сказок, где дедовщина, грязные сортиры, издевательства, недоедание и болезни.
Потом мы поднялись и нас построили. Нас - примерно 26 человек с вещмешками, в больших бушлатах, погрузили в автобус, один из тех рейсовых автобусов, что ездят сейчас по Москве. Вместе с нами туда залезли ещё две или три группы. Всего больше сотни человек. Многие тащили ещё коробки с сухими пайками. Мы, кстати, тоже. У меня была сумка и вещмешок.
Водитель долго вёз наз через пробку, пока не признался, что заблудился. Вперёд пробрался парень, хорошо знавший Москву, мы развернулись и приехали на площадь Трёх Вокзалов. Мы прошли через Казанский вокзал и разместились на Ярославском. Кстати, именно в автобусе мы узнали, куда нас везут - нас везли в танковую бригаду под Нижним Новгородом. Забавно, в военкомате мне обещали ВВС, всё-таки я учился на техника МиГ-29, и неплохо знаю его основные узлы. Нет. Танки. О Боже!
На вокзале на меня нахлынуло чувство беспросветной тоски, знакомое мне по санаторию, в котором я пробыл несколько месяцев, когда мне было три года. Мне было страшно и тревожно. Привычная жизнь рухнула. Голова, наконец, осознала, что я не там, где обычно, задала вопрос "а что ты тут делаешь?", и, получив ответ, ужаснулась.
Я закрыл глаза и попытался собраться с духом. Я уже не маленький мальчик. И мне не может быть страшно от того, что рядом нет мамы. Я взрослый мужчина.
Стало легче.
Поезд был назначен почти на полночь. Ребята долго прощались с девушками. Те плакали. Меня никто не провожал. Я был один. Наконец, поезд тронулся. Мы с новообретенным товарищем разместились на боковых полках, поболтали с сердобольными тетеньками, и отправились спать.

День 2-й (17 ноября, среда)

Сегодняшний день можно назвать словом "выматывающее ожидание". Утро прошло неплохо - нас разбудили часов в пять, я был на взводе, так что поднялся легко и быстро. Наскоро перекусили бутербродами из дома, выпили воды, оделись и стали ждать выгрузки. Непривычное ощущение от формы - болят пальцы после многочисленного застегивания пуговиц. Неподшитый синтетический воротничок формы от Юдашкина раздражает шею. Мы выпрыгнули из вагона, построились на перроне, нас пересчитали и мы пошли. Вышли с вокзала, и буквально через пять минут к нам подъехал шестиколёсный грузовик "Урал" с какой-то железной коробкой с окошками вместо тентованного кузова. В этой коробке открылась дверь, высунулась подножка (весьма высокая, в неразношенной форме и берцах - ногу так сразу хрен задерёшь), мы туда залезли с трудом и покатились. Сидений на всех не хватило, конечно же, поэтому разместились друг на друге. Я сидел у окна и наблюдал проплывающие мимо пейзажи. Зима ещё не началась, хоть и вторая половина ноября на дворе. Сыро, слякоть, холодно. Урал ехал не меньше получаса, пока не остановился возле длинного забора с воротами. Возле ворот стоял памятник - танк "ИС-3" на постаменте. Мы выпрыгнули, нас опять построили и пересчитали и повели внутрь.
Мы прошли через ворота, и оказались среди многочисленных турников и брусьев. Тут и там монотонно подметали асфальт флегматичные солдаты.
Нас завели в какое-то здание, мы поднялись на третий этаж и принялись ждать. Следующие часы мы ждали, ждали и ещё раз ждали. Стоя. Сперва нас по очереди заводили в какой-то большой кабинет, где записывали наши данные. Потом пришёл весёлый матершинник-лейтенант, который заново устроил нам медосмотр. Померили температуру. Градусник показал, что у меня температура повышенная. Поэтому мне не стали делать прививку. Как оказалось впоследствии - очень правильно. Не знаю, что за дрянь нам кололи, но после этой прививки слегли практически все. Ноги от берцев болят.
Нас вывели на плац - и провели занятие по строевой подготовки. Просто так, чтобы не скучали. После этого ноги совсем охренели.
Деды и дембеля, вроде, незлые, хоть и матерятся. Получили кучу советов и обещаний, что КМБ пролетит, как один миг. Неплохо бы. А вообще было бы прикольно, чтобы и вся служба так пролетела. Желания служить нет никакого. Вообще. Поскольку в армии ты не человек, ты обуза. Ты совершенно бесполезен 99% времени и лишь заставляешь своих офицеров вкалывать. Одни только проблемы от тебя, значит.
В армии сутки, порою, за год
Эй пацаны, хотите к маме?
Будет веселье, вот что, народ,
Бегом ебошить плац ломами.

В чём заключается воспитательное значение армии для каждого индивида, как я считаю? - В том, что каждый человек, фактически, проходит путь от "ты никто и звать тебя никак" до некоего убермена, который всем нужен, которому доверяет, и который имеет право смотреть на всех как на говно. Офицеры не смогут достичь таких высот - офицеры гораздо уязвимее дембелей.
Нас распределили по кубрикам. Кубрик - это спальное помещение, в котором размещается 12 кроватей, 6 с одной стороны и 6 с другой. Перед этим, как и предсказывали "деды" - отобрали всё "лишнее". То бишь, осталось только то, что положено по уставу. Одна зубная щётка, три бритвы, одно мыло в мыльнице. Мыло непременно солдатское. Тетрадь, ручка.
У меня было две зубные щётки, несколько кусков мыла, несколько упаковок бритв - всё отобрали. А ведь я себе обеспечил запас на случай, если что-нибудь украдут. И, как оказалось, я был прав. Воровство в армии достигает неимоверных пределов - крадут абсолютно всё, особенно форму. Один парень уронил в столовой шапку - её тут же украли. В столовой, в раздевалке - идёт жестокая битва за бушлаты. Подразделение приходит, вешает бушлаты, рядом становится несколько охранников, которые не дают их украсть. Но, несмотря на все предосторожности, кто-то один не досчитывается своего бушлата. На ужин была рыба и тушёная капуста ("бигус"). На рыбу у меня аллергия, а тушёную капусту я ненавижу просто так. Но всё равно немножко и того и другого съел - надо ведь привыкать.
Самое хреновое - это отсутствие воды. Воду из-под крана нам пить запретили, в столовой выдают одну кружку чая, и то неполную. Где воду брать? - Вообще непонятно.

День 3-й (18 ноября, четверг)

Разбудили рано. Не знаю точно, во сколько именно. У меня не было наручных часов. Оказалось, что спёрли два телефона. По этому поводу был устроен шмон, но вора не нашли. Мы едва-едва успели почистить зубы и побриться. Мне пришлось взять бритву у соседа, поскольку мои бритвы были изъяты. Также, как и запасная зубная щётка. По-моему, законы армии буквально поддерживают воровство. После завтрака были долгие 4 часа строевой подготовки. Сперва бодрые, уже через два часа мы сбили ноги до мозолей. Всё-таки, носки не портянки, в правильно повязанных портянках, говорят, хрен натрёшь себе чего. Некоторые стёрли ноги до крови и открытых ран. Это издевательство, хотя, возможно, это единственный способ компенсировать наш короткий курс КМБ - полторы недели вместо месяца. Говорят, самая хрень начнётся после распределения, но я стараюсь надеяться на лучшее. Больше мне ничего не остаётся.
После обеда мы отдыхали. Писали тест по психологии. В основном - просто сидели на стульях, ну и чиркали циферки на бланках. Периодически психолог жаловалась на шум, и нас заставляли вставать и стоять, пока шум не прекратится.
Потом ушли на ужин, после ужина - подшивались, отдыхали. Полтора часа. Некоторые даже успели сходить в душ - завидую. У нас на этаже есть три душевые кабинки на роту. Впрочем, с водой напряг. В сортире работает только половина умывальников. Хорошо хоть туалеты работают более-менее. Я написал письмо маме. Надо не забыть, что мне надо - подшива, иголки, бритва. Лейкопластыри, чтобы ноги заклеить. Одним словом этот день можно охарактеризовать как "тяжело в лечении - легко в гробу".
Потом вечерняя поверка на холоде и, после непродолжительного шевеления - отбой. Самое неприятное, что каждый раз приходится надевать эти ужасные берцы, прямо на свежие мозоли.
Ах да. Ещё у меня порвалась белуга - непосредственно на жопе. Прямо как в американских комедиях. Пришлось зашивать. Жалко, ноги помыть не успел. Плохо быть толстым, а в армии - ещё хуже. Индивидуального подхода тут нет. Ты шагаешь со всеми и бежишь со всеми, и спрашивают с тебя как со всех.

День 4-й (19 ноября, пятница)

С утра нас обрадовали - будет баня. А вот воды не купили, поэтому мы мучались от жажды. Ступни по-прежнему болят, на правой ноге по-прежнему мозоль. У меня рвутся штаны - белуга. К счастью, сегодня вроде бы можно будет поменять эти штаны. После завтрака нас увели на 3-й этаж, где мы просто стояли по стойке "смирно". Нет, уверен, что через неделю такое времяпрепровождение будет для нас счастьем, но сейчас, когда стоять на ногах тупо больно - это ад. Я вызвался читать вслух Устав, чтобы люди не заскучали и, кажется, действительно произвёл впечатление. Всем действительно понравилось моё громкое и выразительное чтение. Люди даже носом клевать перестали. Наконец, нам разрешили сесть на куртки. По слухам (сержант один поделился инфой) это из-за проверок - нас попросту прячут, чтобы мы не попадались на глаза высшим чинам. На завтраке и обеде я ел с большим аппетитом. Надо, наверное, отдать ужин врагу, а то слишком медленно худею.

Перед обедом мы опять занимались шагистикой. Недолго, но для охреневших после вчерашнего ног это было достаточно. Ах да, чуть не забыл - к нам приходили фельдшеры из медицинской роты, которые интересовались нашим самочувствием и раздавали какие-то таблетки. Мне они дали какие-то жёлтые таблетки, которые надо было раздавить в кашицу, смешать с водой, и полоскать этой смесью горло. Ну, уже что-то.

После обеда нас отправили в баню. Я еле успел захватить штаны своей белуги и вызвал ругань офицера, который считал, что уж чего-чего, а личных вещей под матрасом быть не должно. Ну а где же мне её было хранить: - Поход в баню сопровождался ещё одним мучением - мы маршировали на месте, ожидая, пока помоются первый и второй учебные взвода. Сами понимаете, это было больно. А вот баня оказалась приятной. Конечно, бани там не было, был общественный душ с большим количеством открытых душевых кабинок и сильным напором горячей воды. Он приятно омыл измученное тело. Мне выдали новую белуга - на сей раз они были впору, или, может, я просто уже настолько похудел. Итак, одну армейскую радость я уже нашёл - душ. Ну, ещё пожрать, но я по-прежнему не ощущаю зверского голода.

После бани мы вышагивали особенно старательно. Вернулись в казарму, где нас вывели в коридор и посадили на стулья. Судя по всему, инструктаж.

На инструктаже мы писали нашим сержантам список продуктов, которые надо купить в "чипке". Сержант притащил 6 бутылок по полтора литра какой-то ядер-колы. Они были выпиты меньше, чем за полчаса. Потом снова шагистика. Удостоились эпитета "очень плохо" от нашего старлея. Но я и сам это чувствую. Посмотрел я на ноги и ужаснулся - ступня представляет из себя синяк, покрывшийся белой коркой омертвевшей кожи. Когда синяк пройдёт, я по углям смогу ходить, наверное. Простуда потихоньку проходит. Полоскал фурацилином, а вечером принял парацетамол. По-прежнему жутко хочется пить.

День 5-й (20 ноября, суббота)

Сегодня у нас ПХД - парково-хозяйственный день. Это значит, что сегодня все берут в руки тряпки, крошат мыло, взбивая его в обильную пену, и чистят-чистят-чистят, чтобы блестело.

Утро началось как обычно. Но через несколько минут нас построили в коридоре. Оказалось, украли телефон. Опять. Кажется, даже у сержанта. Бросились обыскивать постели, и тут я с ужасом понял, что оставил свои ценные вещи под подушкой. Во время обыска у меня из подушки забрали деньги (200 рублей) и корочки, в которых тоже было немного денег (160 рублей). Телефон - не тронули, за что я глубоко благодарен Богу (ибо больше, собственно, благодарить некого). Надо зарубить себе на носу - нельзя удаляться от телефона на расстояние больше двух метров. А ещё лучше иметь сумку на животе, как у кенгуру.

Мечты-мечты.

Во время одевания, я обнаружил пропажу бушлата - вместо него был абсолютно такой же, но неподписанный. Примерно полтора часа я пребывал в потерянном состоянии - не люблю, когда воруют вещи. Не то чтобы я привязываюсь к вещам, но я привыкаю считать их своими, и мне неприятно, когда они меняются. Разумеется, к деньгам, нижнему белью и прочим расходным материалам это не относится.

Потом паренёк из 3-го отделения - сказал, что мой бушлат случайно оказался у него и мы поменялись. К слову, мой бушлат так и прослужил вместе со мной весь срок. Хоть и не отправился домой, оставшись служить следующим поколениям солдат.

Но я не понимаю, как так можно:

а) Не подписать бушлат.

б) Положить свой бушлат в чужую раздевалку.

в) Взять из чужой раздевалки другой бушлат, подписанный.

Потом были 3,5 часа строевой подготовки, где я хромал по стойке смирно на больных ногах. Надеюсь, что, когда синяки пройдут, стану шагать лучше всех. После обеда - сытного и вкусного, начался ПХД. Меня и ещё двух человек послали драить душевую комнату в казарме. В конце коридора, в соседнем с туалетом помещении, есть закуток со стиральной машиной и тремя душевыми кабинками. Мы их тёрли и мыли, хотя, конечно, зря старались. Всё равно ведь нам не разрешали ими пользоваться. Справились быстро и сели отдыхать.

На ногах появились новые мозоли - мать их. Причём не на самой ноге, а на подушечке большого пальца. Интересно, это как так могло получиться?

Сидим в кубрике и разговариваем "за жизнь". Завтра, вроде, выходной, нам дадут отдохнуть. Хотелось бы, чтобы было действительно так. А то дальнейшая строевая обернётся ещё большими мозолями, и я паду смертью храбрых прямо на плацу.

Я стремительно худею. Хотя, наверное, не так стремительно, как хочется. Но через месяц потеряю килограммов 5-10. Кормят тут слишком хорошо.

Попытаюсь в ближайшее время сходить в санчасть за пластырями. А то просто невозможно же!

Узнал, что в части рыбу дают ежевечерне. Думаю, что с голодухи коньки не отброшу.

Оказалось, не так. Сегодня вечером на выбор было два вида блюд, и одно из них было мясным.

После ужина было личное время. Мы подшились, вымыли ноги. Пятеро парней из другого взвода получили втык за "драку" (вроде как шуточную, ничего серьёзного) - стояли на полусогнутых ногах, вытянув руки вперёд. Это называется "полтора" и является одной из любимых забав сержантов. Представьте, что вы делаете приседания. На "раз" приседаете, на "два" - встаёте. А между этими двумя положениями есть "полтора" - когда вы стоите на полусогнутых. И стоять так порой надо очень долго.

Но приседания - это ещё ерунда. Гораздо хуже стоять "в полтора" на руках. В смысле, во время отжиманий от пола. Очень неприятно.

Потом проштрафившиеся - ходили гусиным шагом. Одному даже стало хреново. Или он прикидывался, что тоже неплохой ход. Но это не дедовщина, это просто армейское дисциплинарное взыскание в неофициальном порядке.

Вечером, прихромав с вечерней поверки, я обнаружил на своём месте книжечку с деньгами, которую я потерял утром. Удивительно. День начался с потери бушлата и денег, закончился - их возвращением. Если бы не боль в ногах, которую никто за целый день не спёр - я был бы счастлив.

День 6-й (21 ноября, воскресенье)

Побудка в 5:30. Ощущаешь себя как в плохом фильме или компьютерной игре "Макс Пэйн" - яркий свет, размытые фигуры, туман в голове и отсутствует управление. Заправка постелей, умывание, построение, завтра. Сержант постоянно недоволен нашими постелями и тумбочками.

Продолжается катавасия с бушлатами: каждый день кто-то не находит свой бушлат там, где его оставил, и начинает паниковать. Шутка ли - почти 3 тысячи рублей, в то время как в кармане рублей пятьсот, не больше. На самом деле, чаще всего бушлаты никто специально не ворует - обычно либо перевешивают, либо путают.

Сегодня строевой подготовки не будет. И завтра, скорее всего, тоже. Можно будет надеяться, что всё подживёт.

Вообще, наверное, армию можно сравнить с болезнью, длиною в год - ты испытываешь неприятные ощущения, потеешь, мучаешься, переживаешь, страдаешь. Потихоньку, полегоньку привыкаешь к своему недомоганию, учишься противостоять болезни, мастеришь себе костыли. В конце-концов выздоравливаешь и приобретаешь иммунитет. А иммунитете - это очень полезная вещь.

После завтрака нам показывали фильмы. Мы вытащили всё те же стулья всё в тот же центральный проход, нам поставили на возвышение телевизор с ДВД-плеером, и зарядили кино. Смотрели "Неоспоримый" и "Неоспоримый-2". Фильмы, конечно, дерьмовые, но посидеть так, чтобы никто не трогал - само по себе ценно. Время от времени солдаты начинали беседовать друг с другом, сержанты останавливали фильм и приказывали встать. Мы вставали, они ждали, пока не наступит полная тишина, и снова сажали нас на места.

Вообще, хочу попросить прощения у читателя, что так много пишу о состоянии своих ног. К сожалению, это необходимо, поскольку именно состояние ног определяет мою жизнь на данный момент. Ноги определяют, как я шагаю, как я отдыхаю, как я стою. Они определяют, что я буду стараться делать в течение дня. Как только ноги подживут, моя жизнь в армии серьёзно изменится. После обеда мы вернулись в казарму и нас поставили перед выбором - устроить себе тихий час или ещё посмотреть кино. Я выбрал тихий час, чтобы побольше побыть без берцев. Хотя, наверное, в любом случае выбрал бы сон - фильмы неинтересные. А вот раздеваться и разбирать кровать, если бы ноги были здоровы - не стал бы.

Дальше всё стандартно - ужин, личное время. А вот вечерняя проверка оказалась сюрпризом: завтра должен приехать президент Медведев - не прямо к нам, а в наши места, но этого оказалось достаточно, чтобы наскипидарить замполита - поэтому пели гимн три раза вместо одного. А ещё было очень холодно. Всего минус 5 градусов, но берцы пробивало.

День 7-й (22 ноября, понедельник)

Рота подъём, рота отбой

А между ними - пространственный сбой.

Мы вроде здесь, и вроде мы там,

Вечно открыты разным ветрам.

Нас занесло - из-за кулис.

Скинуло вверх, подбросило вниз.

Мы по театру не в ногу идём

Даже под снегом и под дождём.

Наш режиссёр на нас матом орёт

Минуту на отдых и снова в поход

Мы разминаем чёрную твердь,

Изображая верную смерть.

Сегодня герои, завтра рабы,

Полуоглохли от громкой стрельбы

Необходимы и не нужны

Смазка машины вечной войны

Рота отбой, рота подъём,

Как умираем, так и живём.

Мы вроде там, и вроде мы здесь.

Мы - это месть, и нам - это месть.

Сегодня приехал Косолапый (не зови медведя, а то придёт). Нас подняли в 5:00, а может и раньше. После этого отправили на 3-й этаж, где мы провели весьма трудные часы нашей жизни. Стояли. Садиться не разрешалось. А ноги тем временем - болели. После обеда - снова стояли. Я читал Устав Внутренней службы - 3 часа. После этого разболелось горло. Пообщался с дембелями танковых войск. Они заявили, что наверняка такой умный парень попадёт в комендантскую роту, будет дежурить в штабе и быть мальчиком на побегушках у двупросветных дяденек. Мечта, а не служба. Чацкий дурак - служить гораздо более тошно, чем прислуживаться. Ребята с удовольствием послушали мои стихи и песни. Люблю благодарных слушателей. После ужина в личное время - постирал свои носки. Надел вместо них новые, купленные нашим сержантом на сданные деньги. Носки ужасно жмут, так как оказались на размер меньше, и тонкими, как марля. Заодно узнали, что Косолапый приедет завтра. А сегодня была так - репетиция. На вечерней поверке прошлись парадным строем перед командиром бригады. Ужас. Завтра подъём в 4:30.

День 8-й (23 ноября, вторник)

Сегодня идиотский день. Точнее, более идиотский, чем обычно. Подъём в 4:30. Не успели мы одеться - сразу заорали строиться. А мне ещё впервые за неделю приснился сон про эту сволочь - Ирку. Она мне показывала фотки своего возлюбленного - какого-то урода с глазами по бокам лица, а Дарт Вейдер комментировал по Фрейду нюансы её поведения и сексуальных предпочтений. Дескать, у неё не было старшего брата, и она неосознанно ищет его образ в мужчинах. Я ехал в армию для чего угодно, но только не для того, чтобы её вспоминать.

После завтрака нас завели на 3-й этаж, где мы стояли несколько часов, изредка садясь.

Сержанты - садисты.

Именно в этот момент я многое понял. Когда в холле наступила абсолютная тишина, а сержант всё равно не разрешил садиться (причина была "не сядете, пока не перестанете шуметь") - я понял, что это бесполезно. Бесполезно быть старательным и добросовестным. В армии служат не за совесть, а за страх.

Два ярких примера: здоровье бойцов и моя строевая подготовка.

Про здоровье - больше половины нашей роты простужены. Все ужасно кашляют. Но никто даже не почешется. Ну а что? - Пока боец не помер, командира не накажут. Моя строевая подготовка: поначалу я очень старался, отбил себе ступни, и... на следующий день снова была строевая, и мне никто не сделал никаких скидок, и я вынужден был терпеть.

Так вот - если бы я нагло халтурил в начале, я бы нормально перенёс последующие нагрузки. Нельзя стараться на службе - надо по возможности исполнять её с наименьшим для себя ущербом. Мудрость такова: всем похрен, и тебе должно быть похрен.

Ну так вот, нас держали на ногах перед обедом и после обеда. Боль в ногах превратилась в боль в пятках. А потом нас выгнали из казармы. Оказывается, Косолапый приезжает 25-го, и нашу казарму освобождают для каких-то репортёров, которые должны освещать события. В атмосфере страшного бардака мы заселились в мотострелковую казарму. Блочного типа, как в некоторых студенческих общежитиях. Есть общежития коридорного типа - коридор, к которому примыкают комнаты, в конце коридора сортир, душ и прочие радости жизни. А есть общежития (или казармы) блочного типа, где к коридору примыкают не комнаты, а блоки - это несколько комнат, плюс туалет, душ и умывальник. В каждом блоке две ячейки, в каждой ячейке - 4 кровати, 3 тумбочки, 4 стула. По сравнению с коридорной казармой - буквально апартаменты.

Ах да, стоит упомянуть отличного человека - Бека Кулиева, с которым я немного сдружился, который бескорыстно помогал мне с лекарствами, пожертвовал стакан для того, чтобы я мог прополоскать горло и вообще старался облегчить мою участь. Не знаю, откуда он. Вроде бы, из Средней Азии. Святой человек.

Сразу выяснилось, что, несмотря на свои неоспоримые достоинства, комната имеет и свои недостатки: отсутствие света, окно, из которого сильно дует, да и к тому же, у нас почти сразу стащили один стул из четырёх.

Я мужественно борюсь с ангиной. Судя по отходу мокроты - побеждаю.

День 9-й (24 ноября, среда)

Ночь была холодна, как объятья моей возлюбленной. Несмотря на вполне современные по виду стеклопакеты, из окон дуло. Многие замёрзли. На завтраке мы очень долго стояли перед столовой. Фактически, мы пришли самыми последними и ушли самыми последними. Такое ощущение, что, кроме КМБ-шников сегодня никто не завтракал. Впрочем, наверное, все поели раньше нас и ускакали готовиться к устранению недостатков перед лицом Косолапого.

После завтрака началась обычная еруйня. Нас поставили в коридоре и обязали учить текст присяги (10 строчек). Впрочем, на этот раз мы были со стульями, так что больше сидели, чем стояли, а не наоборот.

Ещё пару слов о пофигизме или о коллективной ответственности. В армии предусмотрена так называемая коллективная ответственность. Это значит, что за проступок одного человека наказывают весь взвод, всю роту, весь батальон или всю бригаду - в зависимости от того, кто наказывает. Основная идея коллективной ответственности - это наказание невиновных. То есть, человек ничего не делал, но его наказывают, потому что кто-то из его взвода накосячил. Таким образом, армейское общество делится на три группы

1) Надсмотрщики или очконавты - люди, настолько переживающие из-за наказания, что стараются первыми выявить и наказать "преступника", чтобы не пострадать самим (чурбаны относятся к этой группе)

2) Аутсайдеры - это люди, которые каким-либо образом нарушают дисциплину, и из-за них всех наказывают.

3) Середняки - это люди, которые не относятся к первой и второй категории.

И эти три группировки враждуют между собой. Вообще, единственный приемлемый вид коллективной ответственности - это добровольная ответственность. Она сплачивает людей. А вот такая - разъединяет.

После обеда нам устроили час личного времени - я успел пришить пуговицу на бушлат, снять носки, отдохнуть, зарядить телефон. После этого нас снова рассадили в казарме, правда на сей раз мне приказали читать всем вслух Устав. Горло все ещё болело, но голос уже восстановился. Читал, пока не решил, что дальше уже больно. Потом сочинил по заказу для девушки нашего сержанта любовный стих. Небольшой. Четверостишие. Он долго благодарил.

Кстати, на матрасе в кубрике мотострелков обнаружились потёки мочи. Старые. Сначала я не обращал на это внимания, ну грязное и грязное, но друзья сказали, что такие потёки - практически на каждом матрасе в роте. Это, оказывается, потому, что мотострелков с их дикими кроссами и марш-бросками - за любую провинность били по почкам. В результате - недержание мочи и обоссанные матрасы. Призрак дедовщины показал нам свой звериный оскал. Я серьёзно опасаюсь, что меня могут засунуть в подразделение, где я тупо не выдержу физических нагрузок и меня будут из-за этого бить. Впрочем, не знаю, у нас в роте есть парни, глядя на которых понимаешь - их бить будут просто потому, что они дико раздражают одним своим присутствием. Так что, надеюсь, я от побоев застрахован. Главное - стараться и не подводить товарищей.

Второй день идёт сильный снег. Десятки солдат с лопатами чистят плац, в преддверии приезда Косолапого. Пара тракторов справилась бы за несколько минут, однако тракторам нужно топливо, а солдаты и так каждый день жрут зря. Отчего бы их не загрузить? - Так, похоже, думает командование.

Сержанты - стращают трудностями дальнейшей службы. Рассказывают про то, что в подразделениях будут бить за малейшую провинность. То есть, опять же, неуставняк и дедовщина. Страшно. Но я уповаю на Господа, репутацию и автомобильные права.

День 10-й (25 ноября, четверг)

Мы снова сидим в коридоре. Молча. В кубриках нет туалетной бумаги. У меня попросили выдрать листок из тетради для низменных целей. Я выдрал, но решил, что больше никому не дам. Тем более, что наверняка эта бумажка отправится в унитаз. Окурки в унитазе тоже плавают - вчера задолбался их выгребать при помощи ёршика и совка. А наши курильщики, узнав, что унитазы проверяют на наличие окурков, решили действовать двумя способами - курить в чужих туалетах и смывать окурки водой. Всё-таки человек - такое быдло. Иногда просто поражаешься.

Поговорил с дневальным, дежурившим на нашем этаже, насчёт побоев. Тот ответил, что, разумеется, побои есть, но за действительно серьёзные дисциплинарные проступки - самоволку и иже с ними. В принципе, нормально. В самоволку я, вроде, не собираюсь, нажираться до состояния нестояния - не имею ни малейшего желания, да и остальные способы заработать себе на дисбат - мне несвойственны. Вчера вечером, говорят, привезли пятерых чурбанов. Их долго и упорно размещали. Один, по слухам, обгадился прямо посреди кубрика - не добежал до сортира.

Следует сказать пару слов о санчасти. Сам я туда не ходил, но врачей видел - они приезжали к нам в роту дважды. В первый раз с ними был охреневший прапор медслужбы, который обожал выставлять солдат идиотами. Или, может, он был настолько глубоко убеждён в идиотизме солдат, что сам ему способствовал. Он отдавал приказы, забывал их, ругался на тех, кто их выполнил, отдавал новые приказы и так далее. Так вот, в санчасти он принимал больных и каждую жалобу представлял, как результат идиотизма солдата:

- Что с тобой, солдат?

- Я себя плохо чувствую

- Я себя 8 лет плохо чувствую, но я же не жалуюсь.

Короче, хамил, обзывал, издевался, но нихрена не лечил. Иногда заранее говорил - "мест в госпитале нет, подыхайте молча". Короче, санчасть в части - это серьёзный такой гадюшничек.

У одного парня безобразно распухла нога. Аж в берцы не помещалась. Сержанты и офицеры проявили несвойственную им чуткость, и оставили его в покое. Когда он пошёл в санчасть - ему мазнули ногу зелёнкой, залепили пластырем и сказали "иди, солдат, служи дальше". Мы могли это и в казарме сделать, благо сержанты уже купили нам и пластыри, и зелёнку.

Короче, санчасть существует явно не для того, чтобы лечить солдат. Солдат должен сам бороться со своими хворями в свободное от службы время, то есть, ночью.

Во время обеда нам дали разбавленный сок и куски курицы. Замечательно. Но в этот момент я обнаружил, что в кармане кителя нет зарядки от мобильника, и сильно испугался. Впрочем, потом она нашлась. После обеда нас построили в коридоре и сказали - за три минуты раздеться до исподнего, уложить форму, и лечь в постели. Вроде как успели.

Кстати, следует упомянуть формы одежды. Их пять. Самые популярные - это форма ?1 (исподнее, или трусы и майка, на ногах тапки), форма ? 3 (солдат обут в берцы, в кителе и штанах), форма ?5 (солдат одет ещё и в бушлат с головным убором). Форма одежды ?2 и форма одежды ? 4 у нас как-то не практиковалась. Вроде бы, форма одежды ?2 - это штаны и майка (для физзарядки летом).

Дальше, до самого отбоя ничего не происходило, разве что шагали, шагали и ещё раз шагали. Всё как обычно. Но шагаем мы уже лучше. Глупых ошибок не допускаем, хотя, конечно, всё ещё сгибаем ноги в коленях. Я почему-то шатаюсь. Когда иду строевым шагом, меня мотает из стороны в сторону, и очень трудно держать равновесие. Вообще, умение ходить строевым шагом пришло ко мне где-то месяца через три-четыре. Через полгода офицеры с усмешкой называли меня "кремлёвским курсантом", видя, как высоко я поднимаю ноги при подходе к начальству.

День 11-й (26-е ноября, пятница)

Сегодня подъём в 5:30. Какая-то сила заставила меня открыть глаза уже в 5:20. Наверное, сказывается нервное напряжение. Через несколько минут начали подниматься. Бодрствующая половина кубрика разбудила спящую половину, и уже в 5:50 мы были готовы. Но строить нас никто не собирался, хотя обещали, что завтрак будет в 6:00, и мы должны туда поспеть. Сержанты проснулись, но, всё равно, уже 6:12, а мы всё сидим по кубрикам. Кстати, я заметил недостаток казармы "блочного" типа - дневальному гораздо труднее будить людей. Потому что между жилыми ячейками и центральным проходом есть комната, где стоят шкафы с бушлатами, и она приглушает звуки.

Завтрак занял кучу времени. Мы вышли в 6:45, а вернулись в 8 с копейками.

После завтрака был переезд назад. Я каким-то образом потерял зубную пасту. Хорошо хоть телефон у меня есть - позвонил родителям, попросил их привезти мне на присягу пасту. А пока, думаю, друзья не оставят в беде, тем более, что паста - это не сигареты, пасту всю не расстреляют.

У моего друга - Толика - украли бушлат. Так вышло, что мы обедали почти последними поэтому взять чужой бушлат ему не удалось. Пришлось идти по морозу в кителе. Я снова в ужасе, и посвящаю время молитвам. Меня усиленно агитировали идти в сапёрную роту. Говорили, что там тяжело и весело. Вообще, как я вижу, все здесь пропитаны каким-то чёрным юмором.

После обеда мы пошли в баню. Почему-то взвода мылись очень долго - примерно по часу. А так как мы третий взвод, то хочешь-не хочешь, а два часа простоишь. Но мы простояли все четыре часа на холоде (около нуля). Не самый зверский мороз, но за четыре часа ужасно продрогли. Ноги по-прежнему болят.

Заметили, что в соседней роте 5 наглых чурбанов плевать хотели на сержантов - внаглую курили, вышли из строя, встали в кружок, из телефонов доносились звуки национальных танцев. Хорошо хоть, сами танцевать не начали. У одного из наших бойцов отобрали хорошую сержантскую шапку. Причём даже наш старшина не смог его принудить отдать взятое. Думаю, Кладун это оценит.

После сверхскоростной помывки нам вручили белуги сверхмалых размеров. Штаны узкие, достают, максимум, до колен. Рубахи узкие в плечах. Ругались абсолютно все. Сразу после бани - пошли на ужин. Всё равно простуда взяла своё. Ощутил резкое усиление хрипа и боли в горле. Во время вечерней поверки, нас заставили пройти маршем. Замполит толкнул речь, что солдаты не чтут традиции, что солдаты не слишком стараются, идя строем, что солдаты должны гулять. Ужас. Оказывается прохождение уставших, полусонных солдат перед сидевшим весь день на попе ровно замполитом - называется прогулкой, и должно быть бодрым, весёлым и молодцеватым. Ещё, наверное, песни надо петь с радостью и улыбаться от счастья. Видели картину "Бурлаки на Волге"? - Вот представьте, что к ним пришёл щекастый румяный дебил и начал орать, что они должны быть весёлыми, жизнерадостными и бодрыми, а иначе он их накажет. Видимо, это такое традиционное армейское издевательство.

Ах да, пока мы стояли 4 часа возле бани, у нас у всех замёрзли ноги. Все заболели, однако, когда холод уже был невыносимым, ноги внезапно перестали мёрзнуть. Я решил, что они закоченели, и что под горячей водой меня ожидает море ощущений, однако нет. Всё с ними было в порядке, просто перестал чувствоваться холод.

День 12-й (27 ноября, суббота)

Сегодня у нас снова ПХД. Пятки понемногу проходят. После завтрака нас собрал сержант и отчитал нас, заявив, что мы очень долго собираемся к завтраку. Ну а чего? - На всю роту - 100 человек - у нас 6 умывальников, и одна раковина для ног. А каждое утро надо побриться и почистить зубы. Вот и выстраиваются очереди. А ещё у нас через 8 дней присяга. И сержанты переживают из-за того, хорошо мы пройдём парадом или плохо. Их беспокойство при помощи целебных пендалей и долгих лекций передаётся нам. Пораженческие настроения сержантов основываются на том, что предыдущий КМБ прошёл плохо, хотя их дрючили строевой по 6 часов в день каждодневно. Ну ещё бы. Если бы нас так дрючили, то мы бы бодро хромали на все ноги, и скрипели несмазанными суставами.

На ПХД основной проблемой было найти щётку и тряпку с ведром, чтобы вымыть кубрик. Их катастрофически не хватало на всех. А сержанты, увидев, что кто-то вынужденно бездельничает, начинали выносить мозги, мол, какого хрена! - Нет щётки, так пойдите и украдите. И, что самое интересное, мы пугались и пытались действительно у кого-то стащить ведро и тряпку.

После ПХД, нас посадили на стулья в коридоре. Я пытался читать Строевой Устав так, чтобы не сильно напрягать больное горло. В этот момент прибежал боец и произнёс мою фамилию, а также фамилии ещё двух московских ребят из соседнего отделения. Нам сказали, что мы записаны в 1-ю мотострелковую роту. Эта рота пользуется самой дурной репутацией, как самая ненормальная. Там настолько серьёзно гоняют бойцов, что до самого дембеля все пашут, как проклятые, и, соответственно, злые, как черти. Правда, меня поспешили успокоить, что наверняка меня загребут писарем, но надеяться на это глупо. Скорее всего, буду вкалывать наравне со всеми. Главное - дожить до весны.

После обеда наступил тихий час. Офигенно, можно поспать.

Даже не знаю, спал я или нет. Сразу же после подъёма нас заставили одеваться на время. В 3 минуты уложились со 2-го раза. Больше всего времени занимает затягивание шнурков на берцах. После этой побудки слушали военно-патриотические рассказы. Заодно я выяснял подробности о будущем месте службы. Получилось, что в 1 мср - жесткая уставщина, дрючат всех без исключения. Солдаты "умирают" от нагрузок. Много стреляют, много бегают, в казарму приходят после полуночи. Строжайшая дисциплина и диктат. С бушлатами продолжается форменный ужас. На сей раз их действительно крадут. День, когда можно будет не оставлять бушлаты в раздевалке, я назову самым счастливым днём в армии. Поэтому, повторюсь, главное - дожить до весны. Ноги всё ещё болят, и мозоли пока не зажили, хотя я их и заклеиваю пластырем. Вечерняя поверка прошла как обычно. Мы построились на плацу, командир выкрикивал фамилии, мы отзывались, и так пока не проверили каждого. Потом командиры доложили о наличии состава другим командирам, те - своим, а те - самому главному. Обычно это дежурный по части, но если присутствует комбриг, то комбригу.

Потом мы спели гимн - вразнобой и не попадая в мелодию. Я хрипел одни слова, и слышал, как другой взвод отстаёт на целую строчку.

После поверки, два построения - сразу по приходу и прямо перед отбоем.

День 13-й (28 ноября, воскресенье)

Сегодня воскресенье, выходной день. С утра у меня свело ногу, и долго не отпускало. Я её разминал, не решаясь напрягать, и поэтому встал не сразу. Впрочем, никто не обратил внимания. В туалете - две новые красивые щётки, которые нам запретили трогать, так как они предназначены для показухи. Однако, как ни странно, щёток и швабр хватило на всех. На завтраке я вспомнил, что мышцы сводит из-за недостатка кальция в организме, и решил его восполнить. Съел несколько кусочков яичной скорлупы. Противно, конечно. Но, как ни странно, помогло.

Вообще, мне не нравятся макароны, которые здесь дают - размазня. Но есть можно, хотя я предпочёл бы гречку или рис. После завтрак мы сидели в кубрике и рассказывали анекдоты. Расслаблялись потихоньку. В 9:30 нас построили на плацу, и замполит долго-долго рассказывал нам о неуставных отношениях и их последствиях. Приводил последние сводки происшествий. Почти в каждом случае фигурируют фамилии чурбанов. Странно, почему я не удивлён? За неуставными отношениями довольно строго следят, и сурово наказывают. То есть, если солдат и бьют, то стараются не доводить их до отчаяния. И я постараюсь ни в коем случае не применять силу. Хотя, наверное, придётся. Но, всё-таки, перспектива задержаться в этом заповеднике ужаса на лишний год или два - серьёзно заставляет задуматься.

Нас рассадили на Центральном проходе, и поставили кино "Край". Я ничего не видел со своего места, поэтому просто погрузился в себя. Сидел и мечтал о гражданке, думал о девушках. Нас периодически поднимали на ноги за плохое поведение. Ноги по-прежнему болят в пятках, и после различных дум - в реальности чувствуешь лёгкую тоску. Мой приятель Толик - у которого украли бушлат - уже третий день носит одолженные у заболевших бушлаты и не может раздобыть себе новый. Жалко парня. Но неизвестно, как бы я сам вёл себя на его месте.

Насчёт курения. Из 25 человек, приехавших из Москвы, курят 20. Я не курю, и очень этому рад. Потому что курить в армии - просто смертоубийственно. Жестокий дефицит сигарет, курить разрешается только в строго отведённых местах, для чего необходимо одеваться и выходить на улицу, спросив предварительно разрешения. На КМБ солдаты вообще курят только тогда, когда сержант согласится их выгулять. Соответственно, сержант берёт за это мзду теми же сигаретами. Сигареты - стреляют, причём стреляют по чёрному. Простой проход мимо столовой может стоить щедрому человеку от 5 до 20 сигарет, в зависимости от того, сколько у него их вообще. Но солдаты всё равно не бросают. Они курят тайком, изворачиваются, курят на корточках, чтобы не было видно дыма, ежесекундно ожидают наказания (общего), но всё равно не бросают. Моя мама говорит, что все курильщики - эгоисты, поскольку им плевать на те неудобства, которые они причиняют окружающим. В армии курильщики приносят порой не просто неудобства, а целые бедствия. Но их это мало волнует.

После обеда нас рассадили по кубрикам, и сказали сидеть на стульях, но не сметь спать. Это вдвойне забавно, если учесть, что по плану у нас как раз сон. Но ничего. Сидим болтаем.

Внезапно! Нам проорали строиться. Мы вышли на плац, где нас продержали больше получаса, после чего приказали разойтись. Снова рассадили на ЦП, после чего произошло ЧП - родительское вмешательство. Чья-то мама пробилась сквозь все препоны, и кому-то устроила скандал по поводу того, что её ребёнок заболел, и его никто не лечит. Офицеры сразу же собрали сержантов и вставили им пистон. Все тут же побежали в санчасть. Вот это я называю - наскипидарили.

Парень, потерявший бушлат - взял бушлат старого образца. Это который с таким меховым воротником, ватный. Говорит, что старый бушлат - гораздо теплее. Грёбаный Юдашкин.

На вечерней поверке перед нами снова распинался замполит. Сказал, что все болезни - от недисциплинированности, чем немало доставил. Уровень патриотизма при таком отношении - держат кашляющих солдат часами на морозе и втирают им, что все их болячки от недостатка боевого духа - неуклонно падает.

День 14-й (29 ноября, понедельник)

Температура на улице порадовала. На термометре минус 15. Нас долго держали возле столовой на завтраке, и, похоже, кашлять начали даже самые стойкие. Заболели даже те, кто уже успел выздороветь. Берцы совершенно не держат тепло. Нас было послали на третий этаж - постоять строем часика четыре, но всех вызвал замполит и обязал провести занятия по технике безопасности. В тот момент я с ликованием понял, что перестал мёрзнуть. Но на морозе - минус двадцать градусов - мы провели несколько часов. В течение дня нас ещё несколько раз вызывали на плац, где мы стояли не меньше получаса. Все либо замёрзли, либо охренели. Отняли час личного времени - устроили нам строевую подготовку, во время которой мы опять же мёрзли. К тому же, я не успел заклеить мозоли и они снова кровоточат.

День 15-й (30 ноября, вторник)

Сегодня ходили в валенках. В валенках тепло. Разбудили нас в 6:00, кажется. Я обнаружил, что мозоли немного поджили, и не стал их заклеивать. Всё равно ведь в валенках хожу. Авось подсохнут немножко. Утром было минус 19 и ветер. Бушлаты не спасают. Они продуваются насквозь. Все стучат зубами. После завтрака нас отправили на 3-й этаж - сидеть тихо. Мы некоторое время сидели, пока нас не отправили на плац - повторно проходить обучение технике безопасности.

Да, кстати, следует рассказать, что из себя представляло это обучение. По всей территории части были разбросаны "учебные точки". На каждой учебной точке сидел офицер, который показывал, что происходит с нерадивым солдатом, когда он, допустим, стреляет в товарища холостыми патронами. Или стоит под краном. Или неправильно разряжает автомат в карауле. И мы должны были на это смотреть и внимать. Впрочем, офицерам приходилось ещё тяжелее. Вот только одеты они были гораздо теплее. Но повторно учиться нам не пришлось. Спасибо нашему капитану, который убедил замполита нас пожалеть - вся рота больная. На 3-м этаже сержанты решили с нами поиграть и устроили нам физзарядку. Ещё нам дали АК и научили его собирать и разбирать. Я, конечно, это умею делать, как и всякий русский человек, но медленно. Секунд за сорок. Нет у меня автоматизма. Впрочем, нахрена он нужен - этот автоматизм? - Я понимаю - магазин снаряжать на время. Это да, когда закончились патроны, крайне важно уметь очень быстро их зарядить в горячке боя. Но ведь никто не разбирает/собирает автомат во время боя. Так нахрена?

Ещё, разумеется, нам читали Устав. Все уже привыкли, и воспринимали статьи Устава как белый шум. Все занятия мы стояли. Когда пришли на обед, я сел за стол и прямо-таки застонал от наслаждения. Настолько ноги были рады отдыху. А вот когда мы вернулись на 3-й этаж, с нами был уже другой сержант, добрый. Он позволил нам сесть, и нас долго никто не беспокоил. Поэтому я даже успел задремать. При этом я нагрелся, и, такое ощущение, что наполовину выздоровел. Вернулись на 1-й этаж, и я обнаружил пропажу тетрадки, в которой записываю свои наблюдения. Тетрадка обнаружилась в соседнем кубрике. Хрен знает, кто её взял и зачем. Валенки у нас уже отобрали. На улице минус 20, а мы опять будем мёрзнуть в берцах. Печально.

Впрочем, в берцах не так уж и холодно. Если не стоять на месте, то часок-другой можно противостоять холоду. Расскажу-ка я о людях, которые меня окружают.

Пашка - высокий худой парень с неподвижным выражением лица, холодными глазами и тонкой улыбкой. Истинный ариец. Парень, в принципе, незлой, хотя и склонен к розыгрышу и черному юмору. Спокойный, флегматичный. Мне кажется, он отслужит без проблем - он всегда на своём месте.

Серёга - среднего роста худой парень с выбитыми передними зубами, и лицом, на котором запечатлена тяжкая доля русского народа. Если ему дать ушанку и несколько дней не брить, получится вылитый Кузьмич из Особенностей национальной охоты, только ещё более самобытный. Неразговорчивый, но добросовестный, честный и трудолюбивый парень.

Женька - практически лицо нашей бригады. Был выбран для того, чтобы сняться с Косолапым, мужественно жал ему руку, курил с полковниками и генералами. Здоровый лоб с большими испуганными глазами, в которых застыл вечный вопрос, и гладким растерянным лицом. Постоянно служит объектом шуток и приколов, тем более, что он часто ошибается, теряется и делает глупости. Довольно ранимый, но добрый и отзывчивый. После армии станет наглым и крутым. Надеюсь.

Рома - в первую минуту производит впечатление ботаника. Но для ботаника он слишком мрачный. Худой парень среднего роста с большой головой. Молчаливый и неразговорчивый. При необходимости - резкий, злой и агрессивный.

Единственное, что в нём плохо - слишком закрытый. Люди могут ошибиться, приняв его за слабака. Замороченный, с мировоззрением тибетского монаха. Например - разбивал себе кулаки, чтобы закалить удар. Хотя, как оказалось, и его можно пронять.

Денис - пузатый и добродушный весельчак. Любит поговорить, поесть и поворчать. Иногда его ворчание кажется кому-то обидным, но это его личные трудности. Поскольку Денис ворчит не для того, чтобы кого-то обидеть. Интересно будет на него посмотреть через несколько месяцев. Уж больно удачно его телосложение дополняет образ.

Максим - единственный человек, который действительно подходит для армейской службы. Спортсмен, боксёр. Выбитых зубов меньше, чем у Серёги, но один всё-таки зияет провалом, придавая его улыбке некий зловещий оттенок. А улыбается он часто. Среднего роста. Весёлый, добрый. Любит в шутку с кем-то побоксировать. Иногда даже со мной. Храбрый и самоотверженный - когда парень из соседнего отделения лишился в раздевалке бушлата, тот сам пошёл и спёр ему другой.

Саша - среднего роста, коренастый парень. То есть, толстым его никак не назовёшь, но и худобы не наблюдается. Великий знаток различных тусовок, закурок и расслабонов. Очень общительный в плане чего-нибудь рассказать. Но, при этом, довольно замкнутый, и я мало чего могу сказать о его характере.

Костя (он же Кент) - высокий тощий парень. Живчик и приколист. Обладает способностью очень много есть и не толстеть (завидую). Предприимчивый и весёлый.

Саня Разведчик - бывший (или не бывший) игроман, раздолбай высшей пробы. Пошёл в армию, чтобы она его дисциплинировала и научила самоконтролю. Добрый парень, но большой прожектёр. Мечтает служить и защищать, стремится попасть в разведку, чтобы стать, по его словам, "настоящим солдатом".

Лёха - невысокий худенький парень с внешностью испуганного котёнка. Это у него отжали сержантскую шапку чурбаны. Очкарик, при этом очень слаб здоровьем. Не знаю, как его в армию пустили. Я бы на месте военного комиссара заплакал и отпустил его с миром. Не создан человек для армии. Не создан.

Во время вечерней поверки мы опять мерзли. На улице - минус 23 градуса холода, а замполит полчаса нам втирал о случае с каким-то чурбаном, который издевался над двумя военнослужащими, и загремел в дисбат на 2 года. Впрочем, чурбаны - это отдельная тема. В соседней роте КМБ, как я уже упоминал, их пятеро. Они грызут семечки в строю, стоят кружком (в строю) и всем на это наплевать. Зато помощь друг-другу оказывают - дай Бог каждому. Если кто-нибудь из них заболел, то сразу же примчатся земляки, на руках принесут в санчасть, распинают всю очередь и засыплют врача угрозами. Любой земляк, в каком бы звании он не был, для них чуть ли не родственник. И это, что характерно, взаимно.

Короче, нас поморозили на плацу, прогнали бегом в казармы (а то вдруг мы в казарме замёрзнем) и сказали, что завтра подъём в 4:40 утра, уж не знаю, в честь чего.

День 16-й (1 декабря, среда)

Сегодня ужасно ранний подъём. Никто не выспался. Не успели мы прибраться в кубрике, как нас повели на завтрак. После завтрака нас переодели в валенки и ватные штаны, из-за чего мы стали напоминать друг-другу космонавтов. К слову, ватные штаны в новой форме - очень тёплые, уж не знаю, почему такой контраст с бушлатом. После этого, позаботившись, чтобы мы не замёрзли, вы думаете, нас отправили на мороз? - Нет, нас отправили на третий этаж. В ватниках и валенках в тёплой казарме - мда, не видно конца и края военному психозу. Круглое - носить, квадратное - катить. В тапочках - на мороз (я вам потом расскажу, как нас выгоняли на 30-градусный мороз в тапках), в валенках - в тепло.

Ну, терпимо, в принципе, хоть и жарко.

Внезапно нас вывели на плац, нас поприветствовал командующий, мы ему тоже проорали "зра жла тащ герал йор", потом он произнёс короткую речь, за ним - ещё человека три нам чего-то втирали, и нас отпустили. Ах да, за это время мы дважды спели гимн. Очень даже ничего. Если бы нас не выгнали на плац задолго до выхода этого командующего, то получилось бы даже короче, чем вчерашняя вечерняя поверка. Причём на вечерней поверке мы были без валенок и ватников.

После этого, нас снова загнали на третий этаж, где мы простояли ещё два часа, не разоблачаясь. Садиться нам не разрешали. А то вдруг командующий зайдёт, а мы сидим. Страшно же!

Чтобы разрешили сесть хотя бы тем, у кого высокая температура, пришлось обращаться к ротному. Впрочем, поблизости показывали фильм про ужасы, творимые в США, так что я даже немного развлекся. Температура за бортом - минус 27. Но мы уже малость попривыкли. Перед обедом сидели на стульях в Центральном проходе. Глаза закрывались сами собой. После обеда, нам дали часок поспать, посадили на ЦП, и стали читать военно-патриотические книги. Дальше - всё как обычно.

День 17-й (2 декабря, четверг)

Утренний распорядок - штатный. Подъём в 6:30. Заправка постелей, надевание формы, заклеивание мозолей, умывание, уборка кубриков, построение, завтрак. После завтрака нас вызвали на плац - в валенках и ватниках. Только, вот в чём штука - 25 пар валенок наши доблестные сержанты и старшины уже кому-то отдали. Поэтому, моих валенок на месте не было. Я долго не переживал, взял первые попавшиеся. Эти валенки были пошире в стопах, зато гораздо уже в голенище. Нога в ватнике туда просто не пролезала. С трудом запихнул её, но она там застряла, и мне пришлось ходить "на цыпочках". Тем временем, от ангины и её производных свалилось пять человек из одиннадцати. Так сказать, небоевые потери. Перед обедом мы тренировали выход на присягу с оружием. Оружие было воображаемым. Порядок действий был простой, но, тем не менее, многие путались, делали не то, вызывая смех. Потом мы слушали лекцию о личной гигиене. Оказывается, носки и портянки надо стирать каждый день, или, хотя бы, раз в два дня. Неплохо, учитывая то, что даже на батарее носки у меня сохли два дня. А так, за эти 17 дней, я стирал носки три раза. И, что интересно, с ними всё в порядке. Воняют берцами, кожзамом, или что там у него. Липкими не становятся. Странно даже как-то.

На обеде снова отличились чурбаны. Теперь они вообще не заморачиваются, чтобы стоять в очереди - просто встают в начало всей группой. Подносы с грязной посудой после себя не убирают - не царское это дело. Отвратительные ребята.

Из санчасти вернулся Лёха. Принёс обнадёживающие сведения - в санчасти всё-таки лечат, а не калечат. Нормально кормят, постоянно следят за температурой, дают таблетки и делают уколы. Причём, в санчасти очень жарко, по сравнению с казармой, люди сами по себе потеют, и могут выздороветь даже просто так. Единственный недостаток - скучно. Так что, если разобраться, ещё одна проблема исчезла. Впрочем, при более детальном разбирательстве, оказалось, что порции - урезаны ровно вдвое. То есть, если в столовой дают сосиску, то в санчасти дают полсосиски.

На вечернюю поверку нас не повели - сказали, что холодно. Странно, кому это раньше мешало? - Ощущается влияние командующего. Видимо, наверху кто-то всё-таки думает о солдатах.

Кстати, сержант поделился с нами знанием солдатского фольклора. Рассказал о выражении "глушить тигра". Глушить тигра - это значит локализовать громкого храпуна ("тигра") и заткнуть его подушкой (глушить). Забавно.

День 18-й (3 декабря, пятница)

Подъем, уборка. На этот раз, я самостоятельно решил помочь дежурному. Выгреб огромное количество пыли из-под кровати. Просто целые комки. Странно, ведь совсем недавно был серьёзный ПХД. Наверное, плохо почистили под кроватями (на самом деле, комки пыли образовывались там за считанные дни). Завтрак. После завтрака мы ещё полчаса убирались в кубриках. Потом нас погнали на плац, где мы поприветствовали полковника, спели гимн и разошлись. Замёрзнуть, кстати, не успели. Потом нас рассадили на ЦП и стали читать лекцию по структуре и назначению Вооружённых сил.

Правда, минут через двадцать нас подняли и отправили на 3-й этаж, где построили (ясное дело, без стульев) и заставили читать лекцию уже меня. Я послушно хрипел больным горлом текст, но продолжалось это недолго. Нас отправили уже на 2-й этаж, где мы похватали стулья из чужих кубриков, уселись, и лекцию продолжил уже наш ротный, капитан Сычёв. Честно скажу, он оставил о себе очень хорошее мнение.

После обеда был тихий час, но меня разбудил дневальный и отправил к врачам, которые как раз в это время пришли к нам в казарму. Я померил температуру, после чего лейтенант заявил, что меня надо класть в госпиталь. Странно, температура вроде только 37,1. Зачем госпиталь? (когда поблизости командующий, это иногда бывает небесполезно.)

Я написал отказ от госпитализации - у меня присяга на носу, а если меня положат в госпиталь, то меня не отпустят в увольнение с родителями. Если подумать, то теперь я официально больной. Раз меня даже госпитализировать хотят. И имею право на послабления.

Впрочем, шагать могу, и, уверен, смогу вылечиться, если прысну в горло Пропосолом.

А вообще, у нас сегодня должна быть баня. Если меня заставят мыться, то я совсем разболеюсь. А совсем не ходить - нельзя, потому что это единственная возможность поменять белугу, которая, как помните, была сшита для очень маленького и худого человека. А носил её, почему-то, я.

В баню мы, похоже, не пойдём. Ну и ладно. Выпью парацетамол перед сном - авось, завтра полегче станет. Ещё попробую не ходить на вечернюю поверку. А чего? - Я больной, мне можно.

День 19-й. (4 декабря, суббота)

Мы по-прежнему не успеваем убраться утром. Сержант утверждает, что мы 15 минут только поднимаемся, за что и страдаем. После завтрака и утреннего построения на плацу (температура минус 10) мы пошли-таки в баню. Всей ротой. К счастью, перед баней других рот не было, и мы ждали только первые взвода. Но, тем не менее, это заняло час. А за час подошва обуви промерзает. Точнее, промерзает и становится холодной она минут за 20, если не быстрее. Поэтому все снова замерзают. Поскорее бы весна. Собачий холод - это и на гражданке хреново, а уж в армии - это просто жуткое испытание для нервов и здоровья. После бани нам устроили ПХД, дав на него полчаса. Уверен, что, если бы мы не купили себе новые щётки, то не управились даже за два часа. А так - успели вымыть с мылом больше половины кубрика. [здесь запись обрывается. Не знаю, возможно, листок с окончанием потерялся]

День 20-й (5 декабря, воскресенье)

Присяга. В это утро я проснулся почти здоровым. Но впереди меня ожидало долгое стояние на слабом морозе. Да, если 1 декабря температура воздуха опускалась до минус тридцати, и нам обещали, что присягу мы будем принимать в валенках и в ватниках (печатать строевой шаг в валенках не сможет даже супермен), то сейчас температура колеблется от нуля до минус 10 градусов. Это значит, что, чтобы основательно замёрзнуть, надо стоять никак не меньше часа. Нас ожидало не меньше двух. Я сразу приготовился мёрзнуть. Перед присягой мы ещё немножко потренировали выход из строя и пошли к мотострелкам - получать оружие.

Потом мы встали на плацу, который с одной стороны понемногу заполнялся родителями, друзьями, родственниками и просто сочувствующими, и начали присягать на верность своей Родине - Российской Федерации. Я постарался проглотить свою фамилию, на всякий случай. Мне не хотелось ни "стойко преодолевать тяготы и лишения воинской службы", ни "беспрекословно подчиняться командирам и начальникам". Хотя бы потому, что тяготы и лишения возникают в армии на ровном месте, а командиры и начальники - полные дебилы, за редким исключением. Пока мы один за другим выходили к столу, накрытому красной скатертью, брали в руки красную же папку с присягой, я высматривал в толпе своих родителей. Ноги, разумеется, окоченели, но, через некоторое время, холод перестал чувствоваться. Присягу я рассказал хорошо, но, после поворота к строю, сбился с шага, пытаясь одновременно идти и надевать перчатки.

О, кстати! - Я не рассказал вам о наших армейских трёхпалых перчатках. Это такие страшилища - помесь варежек с перчатками. Большой палец отдельно, указательный палец отдельно, а средний, безымянный и мизинец - вместе. Главное - это материал, из которого они сделаны. Он очень похож на материал валенок - какая-то серая жёсткая шерсть. В первый раз я исколол ими руки так, что они несколько часов горели. Потом ничего - привык. Но главная особенность этих перчаток - они не греют. Вообще. Выстуживаются моментально, и руки в них замерзают очень быстро. Специально для армии придумано.

Потом, продав душу нашей Родине, сроком на один год, мы пошли торжественным маршем мимо трибуны с командиром бригады, и линией счастливых и несчастных родителей.

Ужасно прошли - гораздо хуже, чем на тренировке предыдущим вечером. Потом пошли сдавать оружие. Сдавали гораздо дольше, чем получали. Уж не знаю, почему. После сдачи оружия, нам разрешили идти к родителям. Мои мать и отец, оказывается, видели меня с самого начала, а я их не заметил. Мне выдали увольнительную, в обмен на паспорт отца, после чего я отвёл родителей в казарму и положил в тумбочку привезённые ими гостинцы, медикаменты и всякие мелочи. Примерил новые стельки (толстые войлочные оказались великоваты) и пошёл за территорию части, чтобы поесть по-человечески. Свободный столик оказался во второй кафешке. Мы заказали салат, шашлык и картошку. Долго разговаривали, родители даже обрадовались, что меня отправили в самую жестокую роту. После шашлыка у меня поднялась температура, и мы побрели обратно в часть. Получили назад паспорт и расстались. Я тут же свалился с температурой в постель, и лечился до самого вечера. К вечеру мне стало легче.

День 21-й (6 декабря, понедельник)

Сегодня нас распределили по подразделениям. Мы знали заранее, куда нас распределят - когда нам вернули военные билеты, которые мы сдали, чтобы в них вписали номер воинской части, дату приведения к присяге и прочее, то в уголке карандашом была написана аббревиатура. Это был батальон, где нам предстояло служить. Или отдельная рота. Или отдельный взвод.

Пашка - МСБ (мотострелки)

Серёга - РХБЗ (рота химической и биологической защиты)

Женька - БС (батальон связи)

Рома - РХБЗ

Денис - ВУНА (взвод управления начальника артиллерии)

Максим - РР (разведрота)

Саша - МСБ

Костя - не помню, но, кажется, РВБ (ремонтно-восстановительный батальон)

Саня Разведчик - РР

Лёха - ВУНА.

И, разумеется.

Вин Клос - МСБ!!! Мне назначена должность "старший стрелок". Это значит, что я стою на ефрейторской должности и в ближайший праздник могу обзавестись одинокой "соплёй" на погонах. Нафиг она мне нужна? Что я вообще тут делаю?

Наша часть базировалась в двух расположениях, между которыми было около километра. И три человека - Денис, Лёха и Костя - нас покидали. Костю я, по-моему, ни разу с тех пор не видел. Если и видел, то не узнавал. Со мной такое часто бывает - подходят люди, здороваются, а я не помню, откуда я их знаю.

Процесс распределения до боли напоминал такое же распределение в Москве, только с поправкой. Мы теперь военные и делать всё должны по-военному. То есть, в строю, по стойке смирно. И мы стояли в строю. К нам подходили "покупатели", и, подобно Гермесу-душеводителю, уводили нас в своё логово. Меня, ещё нескольких ребят из нашего учебного взвода, и кучу людей из других рот, привели в казарму мотострелков. Уже немного знакомую. Кстати, тот самый чурбан, который отнял шапку у Лёхи, тоже оказался среди "счастливчиков"-пехотинцев. Он был мне крайне неприятен, и я надеялся, что не окажусь с ним в одном подразделении. Зря надеялся. Не сейчас, конечно, но позже, почти через полгода, он оказался сержантом в моём взводе, заместителем командира взвода. И, к слову был отличным командиром, жестоким, авторитетным и умным. А потом я встречу его в Москве, на станции метро "Чеховская" и, кинув пару слов, убегу по своим делам. Но это будет нескоро, а пока что я облегчённо вздохнул, увидев, как он уходит во взвод обеспечения вместе с Пашкой.

А нас забрал улыбчивый щекастый крепыш с погонами старшины. И я, вместе с Сашкой и Петей (ребята-москвичи из соседнего отделения), пошёл в мотострелки.

Нас отвели в каптёрку, и сказали переодеваться в старую форму. На мою всё ещё широкую талию, подходящая форма не нашлась. Форма не просто старого образца, с пятнами, а какая-то даже желтоватая. Кое-где разошлась по шву, но одно преимущество не вызывает сомнений - она тёплая. Ещё мы отдали свои берцы, получив взамен сапоги. Мне достались здоровенные сапоги 46-го размера (при том, что у меня - 43-й), штаны, которые на мне не застёгивались, и одна пара портянок вместо двух, к тому же, летних, а не зимних. Впрочем, мне ещё повезло - на выбор были сапоги 41-го и 48-го размеров.

После нескольких часов ожидания возле каптёрки, нас развели по кубрикам, предварительно обыскав наши вещмешки, и забрав всё ценное. Но я попросил старшину о помощи, и мне удалось вернуть свои лекарства. А больше, в принципе, ничего и не было. Нас заранее предупредили сержанты, что в подразделении у нас всё отберут. И устроят себе небольшой праздник.

В кубрике меня встретили хорошо. Познакомился с новыми соседями, они мне объяснили, что я попал в самое-самое очко, самую уставную роту, и что участь моя незавидна. Но сверх этого меня никто мучать не будет. Да, конечно, на меня постараются сваливать самую малопочтенную работу, типа уборки и мытья котлов, но не слишком часто. Если не буду "залупаться" (то бишь, вставать в позу "не буду мыть, и всё. Сами мойте"), то никто меня не обидит, наоборот, будут в меру сил помогать. Ну и покрикивать на тебя будут, мол, давай живее, чего встал. Ну, так оно и оказалось.

Чурбан в роте был всего один, и тот сравнительно безобидный. Низкорослый, где-то полтора метра, качок. Мускулы прямо бугрятся. Но, чурбан есть чурбан, и понятия своей стаи он соблюдал скрупулёзно. То есть, всегда шёл без очереди в столовой, мог зайти в любой кубрик без спроса и взять всё, что захочет (впрочем, не насовсем), покупал и продавал мобильные телефоны, любой, даже случайный ущерб, не прощал. То есть, хороший человек, но чурбан. Увы.

Правда, топят в кубриках отвратительно. Очень холодно. После обеда нас отправили таскать патроны. Причём сначала мы ждали на морозе, когда нам их выдадут, потом мы голыми руками вставляли патроны в "плашки" (это такие деревянные формочки, куда нужно втыкать патроны, головкой вниз. Сделано для удобства счёта). Потом мы ссыпали патроны в большой железный ящик. Ящики тяжеленные, килограммов восемьдесят, как минимум. Пришёл в казарму и сел прямо там, где остановился. Нет, наверное, это была бы полезная физическая зарядка, но вот только завтра было то же самое. И послезавтра. И потом.

День 22-й (7 декабря, вторник)

Сегодня у нас стрельбы. Это значит, что нас подняли в 5 утра, выдали броню, каску, заставили надеть ватные штаны (старого образца), валенки (один валенок был нормальный, другой - на пару размеров меньше), выдали противогаз, автомат, подсумок и магазины. Всего вышло килограммов 15, если не двадцать. После чего нас построили на плацу и мы потопали 7 километров до стрельбища. Даже сейчас, почти через два года после этих событий, я помню маршрут. Мне впечатался в память каждый пройденный метр. Через второе КПП, потом через гражданский посёлок до гаражей, потом по тропе мимо танковой дороги, потом по асфальтовой дороге, потом с неё свернуть и ещё километр-полтора до цели. Они казались мне вечностью. В валенках, с 20-кг нагрузкой, уже через половину пути я не шёл, а тащился. Почему-то ужасно болели мышцы бёдра. Было жарко и холодно одновременно, холодный воздух врывался под пропитанный потом воротник, но я этого не замечал. Ноги тупо не шли. Казалось, что мне отрезали ноги и поставили тяжёлые стальные болванки, которые нужно поднимать и переставлять, поднимать и переставлять. Ужасно хотелось пить. А пить было нечего и негде. Конечно, вокруг было полно снега, но с моим больным горлом это гарантированная тяжёлая ангина. Тем более, что командиры строго следят за тем, чтобы солдаты не ели снег. Где-то уже после пяти километров, графин с водой стал моей навязчивой идеей. Это был путь туда. И мы его, в конце-концов, прошли.

На стрельбах, когда мы стояли строем перед смотровой башенкой, на меня наехал наш командир роты - капитан. Ему не понравилось, что я немного расставил ноги, а не держу их "пятки вместе, носки врозь". Наорал, сыпанул угрозами, в общем, вёл себя по-офицерски.

После того, как я отстрелял по мишеням два магазина, меня пожалели и отправили в класс. В смотровой башенке на первом этаже есть два класса, где тепло и можно присесть, не боясь простудить почки. Но идиллия была нарушена тем же самым капитаном. Он пришёл и просто осатанел - как смеют солдаты сидеть? - Вывел нас в поле и приказал "к бою! Дистанция 50 метров!". Это означало, что надо лечь, положить автомат на сгиб руки и ползти по-пластунски. Напомню - на мне ватные штаны, толстый (хоть и холодный) бушлат, валенки, бронежилет, каска, подсумок с магазинами. Когда ползёшь по-пластунски, толкаться можно носками, коленями и локтями. На ногах у меня были валенки с тупыми и гладкими носками. Колени были покрыты толстым слоем ваты. Оставался только левый локоть, так как на сгибе правого лежал автомат, и им было особо не потолкаться. Я полз и полз. Сначала я смотрел перед собой, но, когда увидел, что все меня обогнали, бросил это дело. Я смотрел вниз и хватал губами проплывающий подо мной снег. В висках стучала кровь, глаза уже почти ничего не видели. Я почувствовал, что начал уже буксовать и стал халтурить - ползти опираясь на колени. В конце-концов дополз. Никогда бы не подумал, что это настолько трудно - ползти по-пластунски. Потом были долгие 7 километров обратного пути. Сам не знаю, как я дошёл. Ноги не держали совершенно. Подламывались и я падал. На лямке бронежилета у меня была привязана каска, которая при каждом падении (падал я на спину) била меня острым краем по лицу, разбивая губы в кровь. Но падать всё равно было приятно. Можно было хоть пару секунд отдохнуть. Меня поднимали - сам я встать уже почти не мог. Меня толкали, чтобы я шёл. Я отставал. Но дошёл. Припал к крану и выпил не меньше литра воды. Размотав портянки понял, что вот он - кирдык. Мозолей было три - одна просто устрашающих размеров, на левой пятке, где-то 5 на 10 сантиметров. Две другие - на правой ноги, более вменяемых размеров, где-то с двухрублёвую монетку каждая. После обеда мы чистили оружие. Хорошо хоть в тапочках. Чистить оружие довольно приятно, если перед этим ты чуть не сдох.

День 23-й (8 декабря, среда)

С утра мы пошли на физзарядку. На ней я сдох. Расскажу про зарядку по порядку. Сначала на плац выходят заспанные солдаты, потихоньку кучкуясь возле своих мест. Потом выходят спортивные инструкторы из спортивной роты, они одеты в спортивную форму "Reebok". Встают перед каждым подразделением, пересчитывают количество пришедших и начинают проводить занятия. То есть, они показывают упражнения, мы за ними повторяем. Минут десять-пятнадцать, мы машем руками и ногами. Отжимаемся раз двадцать, приседаем, вращаем головой и руками, прыгаем. Потом роты бегут. Они бегут через открытые ворота первого КПП. И бегут они либо километр, либо три километра. Первая рота бежит три километра. Всегда. Остальные - по желанию, поскольку офицеры предпочитают поспать, а не следить за тем, кто сколько бежит. После того, как они пробегут и вернутся, если осталось время, они занимаются в спортгородке. Спортгородок - это очень громкое название для нескольких рядов турников и брусьев. Ещё там есть лавочки для отклонов.

У меня было несколько очень веских причин не бежать вместе со всеми.

Во-первых, громадные мозоли. Во-вторых, большие тяжёлые сапоги. В-третьих, мышцы бедра болели не переставая, и я был способен только к небольшому спринту. Такое ощущение, что мои ноги первый раз слышат про понятие "выносливость". И я решил пойти направо, спрятаться возле памятника (танк на постаменте) и немножко покачаться в спортгородке. Но тут меня обнаружил мой взводник. Я ему объяснил, что бежать не могу, да и хожу, если разобраться, с трудом. Он заставил меня подтягиваться. Было смешно, так как я

попросту не допрыгивал до перекладины. Подтянуться я не смог ни разу, хотя до армии подтягиваться мог.

Кстати, это нормальное явление, об этом все говорят - физические кондиции солдат уменьшаются по сравнению с гражданским уровнем. Солдат ослабевает, и сильно ослабевает.

Ну, здесь свою роль, похоже, сыграли и мои сапоги, которые весили по 6 (!) килограммов каждый. Это были удивительные сапоги. Из них даже зимой постоянно сыпалась земля. Мне порой казалось, что в них можно пробурить скважину и заняться добычей полезных ископаемых.

Потом нас завербовал старшина - надо было писать объяснительные. Что вот я, такой-то солдат Иванов, отстрелял сто пятьдесят патронов, а гильзы, мать их, не нашёл из-за глубокого снега. Дата, подпись. Я написал штук пять таких объяснительных: за Иванова, за Петрова, за Сидорова и остальных. Правда, подписи было трудно придумывать. В процессе написания объяснительных, мы пропустили занятия по тактике (ещё одна беготня в полной боевой) и ещё одну физзарядку. После обеда нас отрядили чистить снег. Мы взяли лопаты и похреначили на плац.

Наша зона ответственности - это четверть плаца, ближайшая к штабу. Точно я её не мерил, но, если считать в лопатах, то это просто громадная зона. Сам плац - размером с футбольное поле, может даже чуть шире. Мы сгребали снег в огромные, в рост человека, кучи, перекладывали эти кучи в ящики, и эти ящики на ремнях (на своих собственных ремнях, не думайте, что там были какие-то специальные приспособления) тащили далеко за пределы плаца, где опять же лопатами кидали снег через забор. Насколько я помню, уже в январе гора за этим забором достигала третьего этажа.

Мы начали в 15:00, а закончили в 22:00. Семь часов мы почти без продыху махали лопатами.

День 29-й (14 декабря, понедельник)

Неделя буквально выпала из жизни. У меня не было ни минуты свободной, чтобы взять в руки ручку и тетрадку. Да и времени поспать тоже не было. За эту неделю произошло много тяжких и неинтересных вещей. Проблемы, проблемы, сплошные проблемы.

Проблема первая - обувь. Называется, стёр себе сапогами ноги до задницы. Я специально взял себе сапоги побольше, чтобы можно было на ноги два слоя портянок навертеть. Но вторые портянки мне никто не дал, поэтому при ходьбе сапоги очень заметно болтаются на ногах. В сушилке комнатная температура, если даже не холоднее (хотя должно быть 60 градусов), поэтому сапоги не сохнут, в том смысле, что не сохнут вообще. Портянки сушим своим телом - кладём под простыню и спим на них. Причём сапоги замечательно впитывают влагу. Если на сапоге растает снег, то он тут же впитается в кирзу.

Вторая проблема - валенки. Подобрать себе валенки по размеру - неимоверно трудно, тем более, что валенок мало, среди них есть прохудившиеся. Я удивляюсь, что подошвы валенок ничем не защищены - это просто валяная шерсть. Так что, в процессе носки валенки быстро приходят в негодность. У меня валенки разных размеров и ужасно трут, наминая кровавые мозоли. Ходить в них - просто невозможно.

Третье - стрельбище. Туда мы ходим сравнительно регулярно, но необязательно стрелять. За эту неделю я там был четыре раза. Из них - два раза на стрельбах. Остальные разы - с лопатами.

Четвёртое - директриса БМП. Такое же стрельбище, только для БМП. Я думал, что и так идти далеко, но я ошибался - директриса расположена ещё дальше, чем стрельбище. На полтора километра. И как раз эти полтора километра мои ноги отказываются идти. Начинаю отставать, падать, просто не могу идти. В результате, меня пришлось вести под руки, чтобы я наконец дошёл. Хорошо хоть обратно меня довёз командир взвода на своей личной машине. А в другой раз за нами прислали грузовик.

Пятое - утренняя зарядка. Обычно, она нас радует сразу после того, как мы очнулись от мёртвого сна, повалившись на кровати чуть ли не в валенках. Ноги отваливаются, и пробежать 3 километра я не в силах. Нет, наверное, я бы пробежал, будь на мне нормальная обувь, а не эти страшилища. И несколько дней на восстановление.

Шестое: я страшно устал от всего этого. Устал подводить товарищей, устал ничего не уметь. Сейчас вот сижу в санчасти, надеюсь, что меня положат, а там посмотрим. Может, лучше попытаться написать рапорт о переводе хотя бы в другую роту. Авось пройдёт.

День 30-й (15 декабря, вторник)

Уже не помню, чем мы занимались до обеда. Может, по кубрикам прятались, а может - снег чистили. Хотя нет. Вроде как в этот день мы пошли на танкодром (танковое стрельбище) - дорожки почистить от снега. Ну, это, разумеется, в порядке вещей - вызвать роту мотострелков, если дорожки снегом засыпало. Засорился кран? - Тем более. Короче, я уже в самом начале заявил, что до танкодрома дойдёт в лучшем случае мой труп, в худшем случае - уже разложившийся. На что мне втихаря пообещали грузовик, а вслух - послали в самое популярное в армии место. Втихаря потому, что боялись, вдруг ротный услышит. У нашего ротного серьёзные убеждения на тему, чем должна заниматься пехота. Она не должна сидеть в казарме. Она должна ходить. Обязательно пешком. Желательно с нагрузкой. И заниматься полезными для кого угодно, кроме них самих, делами.

В итоге мы двинулись пешком, вышли за КПП и уже через несколько минут ноги сказали, что с них хватит. Ну вот просто не могу их поднять и всё. Волочу. Но продолжалась данная пытка недолго - от силы километр. К нам подъехал грузовик, и мы всё-таки поехали. Вообще, с грузовиками у солдат непростые отношения. У каждого батальона, в том числе и у нашего, есть грузовик "Урал", который можно привлекать к перевозке личного состава. Нет, на самом деле, уралов у нас гораздо больше, но все остальные - на случай настоящей войны, учебной войны и игровой войны (учений). Урал должен быть оборудован специальными лавочками, и в его кузов могут поместиться человек десять. Ну, может, двадцать. На практике, туда залезает вся рота. Не совсем укомплектованная, конечно, но зато с пулемётами, гранатомётами, бронежилетами и автоматами. Человек 50, как сардины в банку.

Конечно, грузовик не рассчитан на такой вес, ну а что делать? - На то, чтобы возить людей в несколько заходов, у него банально не хватит топлива. Его наливают очень мало.

В процессе езды, я высчитывал по часам километры. То есть, прикидывал примерную скорость, и засекал время. Получалось, что до танкодрома не ближе, чем до стрельбища, а может даже дальше. Чистить там было - всего ничего, несколько узеньких асфальтовых дорожек возле наблюдательного пункта. А на самом танкодроме грязь от снега очищать смысла не было. Это даже военные понимать должны. Хотяяя...

Короче, через час мы уже двинулись обратно. После обеда, я ушёл в санчасть и сидел, дожидаясь приёма, до самого ужина.

День 31-й (16 декабря, среда)

В этот день я твёрдо понял, что попросту обязан попасть в санчасть. Потому что ноги болят просто адски, да и мозоли выглядят очень нехорошо - будто гнить вознамерились. Только сейчас, через два года после описываемых событий, я сообразил, что у меня вполне могла начаться гангрена из-за этих мозолей. К счастью, до обеда нас ничем таким не загружали.

В 16 часов я пришёл в санчасть, померил температуру и стал дожидаться приёма терапевта. Наглые парни из комендантской роты пытались меня обойти. Пришли после меня и начали "ну ты понимаешь, что мы всё равно первыми пройдём", "ты должен нам уступить" и тому подобное. Я соглашался, кивал головой, а когда подошла очередь, просто пошёл в кабинет. Они потом долго возмущались моему коварству. Но, кроме угроз, никаких неприятностей у меня не было.

Так вот, все свои жалобы я тщательно записал - получился очень внушительный список - и зачитал терапевту. Давление высокое, головная боль и головокружение до потемнения в глазах с последующей рвотой, жуткая боль в бедренных мышцах и многое другое. Лейтенант-терапевт покивал и записал меня на приём в поликлинику - пусть меня настоящие доктора посмотрят.

Вдруг, перед самой вечерней поверкой, часть всколыхнулась. За мной прислали целого старлея, помощника дежурного по части. Оказалось, что вопрос с моим самочувствием на карандаше у командира бригады, погнали в санчасть, откуда я только-только вышел. Там меня встретил мой бывший ротный, который сегодня был дежурным по части. Выяснил, что меры уже приняты, записал, что я все свои болячки выдумал, и вообще всё со мной хорошо, отбой тревоги, после чего побежал докладывать комбригу. Я ничего не понимал. Потом меня встретил мой взводный, который объяснил, что комбригу всё-таки дозвонилась моя мама, и он от этого звонка пришёл в неконтролируемую ярость. Собрал всех моих командиров, забрызгал их с головы до ног слюнями, напугал до икоты и отпустил исправлять ситуацию. Короче, на меня теперь все злые. А командира мне жалко, он не такой плохой. Потом меня отправили к замполиту батальона, который сделал мне внушение насчёт здоровья, сказал, что все болезни от нервов, но, раз я такой нестойкий, то меня надо перевести из первой роты.

Я слушал его затаив дыхание. Он пообещал меня перевести либо во взвод обеспечения, либо в медицинский взвод. Там, в принципе, тоже мотострелки, но там не такие нагрузки.

После этого разозлённый взводник приказал привязать меня к постели, чтобы я там лежал и не смел никуда показываться. Разумеется, никто меня привязывать не стал, и я просто лежал в своей постели. Плохо, что на меня все злятся, но, если подумать, всё складывается так, как я и хотел. Правда, в атмосфере всеобщего напряжения, было нелегко получать от этого удовольствие, но я постарался. Однако, сержанты удивлялись так, будто я лично настрочил комбригу кляузу, в которой обвинил своего взводника во всех грехах.

День 32-й (17 декабря, четверг)

Сегодня я ходил в поликлинику. С этого дня у меня началось регулярное недоедание. Напомню - ужин я пропустил, завтрак и обед - я был в поликлинике (мы выходим из санчасти в 7:00, а возвращаемся в 15:00, когда обед уже закончен). А на ужин у нас рыба, на которую у меня аллергия. В поликлинике меня отправили к хирургу. Тот меня посмотрел и повёл оперировать. Меня посадили на кушетку, возможно, помазали мозоли лидокаином, а может и нет. Но, короче, хирург ножницами срезал мозоли, выковырял мой вросший ноготь (у меня просто распух большой палец на ноге). Было очень больно, но, сжав зубы, я терпел.

Вместо обеда на оставшиеся у меня гроши (я однажды оставил на ночь деньги в кармане формы, а не под подушкой, и их украли. Но поскольку я не кладу все яйца в одну корзину, то пятисот рублей я лишился, зато, вроде бы, рублей триста у меня оставалось), я купил себе бутылку газировки "Пшик" и торжественно её выпил вместе с приятелем. Мне сказали явиться с вещами после обеда, чтобы лечь в санчасть. Я взял полотенца, умывальные принадлежности, ручки и тетрадку, и пошёл в медроту. Большую часть своих лекарств и многие полезные мелочи я оставил в тумбочке.

В медроте у меня взяли мою форму, помогли сложить её в "комок", запихали незнамо куда, выдали халат и отправили на второй этаж, где размещались больные. Там я самостоятельно нашёл себе свободную койку, лёг на неё и расслабился.

Оказалось, что медрота - это немножко не то, что я себе представлял. В первую очередь, это бесконечные построения. Каждые полчаса, иногда чаще, иногда реже, звучит команда "строиться". Мы строимся, ждём, когда все соберутся, иногда прослушиваем какую-то малополезную информацию, потом расходимся назад. Ну что вы хотите, если больные ложатся спать в 12 ночи, через час после отбоя, а встают в 6 утра. Спим, можно сказать, урывками. Таблетки дают одинаковые - половинка от горла, половинка от головы.

Хорошо хоть, кормят нормально, но это достижение недавнее. После того, как какой-то начальник решил проверить, как кормят больных. Просто, кухни своей в санчасти нет, еду носят из столовой. Носят еду в один заход, сколько вместится в ёмкости. А больных-то много. Даже слишком много. Вот и получается, что больных вдвое больше, чем рассчитывалось, а еды носят столько же. Но теперь ситуация исправилась.

День 33-й (18 декабря, пятница)

Сегодняшний день - просто жесть. С утра был ПХД, мы всё отмывали. Потом, после обеда, кто-то покурил в туалете, и начальник медицинской службы это учуял. После непродолжительного дознания (признавайтесь, а то хуже будет) начался пожар. Пожар в армии происходит следующим образом: в помещение входит командир и говорит "рота! Пожар!"

После чего необходимо вынести на улицу и поставить ровными рядами - все кровати, все тумбочки и все шкафы. Начальник это всё осматривает, улыбается и разрешает поставить всё на место. В связи с этим, если можно так выразиться, обычаем, становится гораздо понятнее армейское выражение "сами себя в жопу трахаете".

На улице был мороз 15 градусов. На больных - шлёпанцы, белуги (нательное бельё) и больничные халаты. На многих - не было носков. Лестница в санчасти только одна и довольно узкая. Зато много дверей. Короче, я сначала подумал, что это шутка - больных (больных!) заставлять таскать тяжести на морозе. Но, горькая правда заключается в том, что шутка в армии - это приказ. И поэтому тот, кто служил в армии - не смеётся в цирке.

Короче, и в этот день мы не поспали. Единственное, чего было положительного, это что на ужин дали творог со сметаной. Хоть немножко кальция моим измученным ногам. А так - когда удаётся, мы всё-таки стараемся спать. И едим. Но едим мало, потому что спать хочется сильнее, чем есть.

День 34-й (19 декабря, воскресенье)

Сегодня нас подняли в 6:20. Померили температуру, покормили завтраком (я предпочёл его проспать), подержали в строю на первом этаже. В общем, обычные маразмы.

День 35-й (20 декабря, понедельник)

С утра нас подняли в поликлинику. В каптёрке некто очень одарённый разобрал поименованные "комки" (с полным комплектом обмундирования) на составные части. Обувь - отдельно, шапки - отдельно, китель - отдельно, всё - отдельно. Пришлось долго искать свои вещи. В этот день я не завтракал. И не обедал. В поликлинике успел забежать в магазинчик и потратить 100 рублей на воду и еду. Потом потратил 50 рублей на медикаменты - перекись, йод, пластырь. По возвращении, голодный Сашка одолжил у меня 100 рублей под предлогом того, что есть хочет неимоверно. Обещал в этот же день отдать - дескать, ему должны сегодня долг вернуть. Не вернул, конечно. Только в мае я дождался возвращения своей сотни.

Итого, я остался практически на полной мели. После возвращения из поликлиники, я решил выписываться. Врач на этом не настаивал, даже наоборот, говорил, что мне лучше пару деньков ещё полежать, но я был охвачен нездоровым энтузиазмом. Мне хотелось побыстрее перейти из жуткой первой роты в другое место, мне хотелось побыстрее получить посылки, извещения о которых я получил несколько дней назад, мне надоела нездоровая атмосфера медроты и напугал пожар, мне показалось, что в первой роте было не так уж и страшно, и что я, при случае, могу горы свернуть.

Удивительно, сколь коротка и ненадёжна порой бывает человеческая память. Ещё три дня назад, я был готов сваливать из роты "хоть тушкой, хоть чучелом", а сейчас возвращался с некоторым даже подъёмом сил. По приходу меня неприятно (и одновременно - приятно) поразило то, что моя кровать занята, в тумбочке нет почти ничего из имущество, а ещё одна кровать - вообще без белья. С одной стороны, я расстроился, что лишился почти всего, что привезли мне родители. С другой стороны, я решил, что прямо сейчас меня переведут, и я забуду первую роту, как страшный сон. Тем более, что самые необходимые вещи всегда находились при мне. "Всё моё ношу с собой" - этот девиз я прочувствовал в армии всей кожей. На самом деле, ты не нуждаешься ни в чём, кроме того, что ты можешь постоянно носить на себе.

Но реальность меня сурово поправила - никто меня никуда не собирался переводить. За последние сутки на плац выпало буквально море снега, и нас отправили его расчищать.

Так вот, возвращаясь к размышлениям о человеческой памяти, я скажу - ничего она не сохраняет плохого, эта человеческая память. Я трижды выматерил своё решение выписаться, пока, утопая в собственном поту, сгребал снежное одеяло в снежные пирамиды. Каким же я был идиотом, - говорил я себе. - Лежал бы сейчас в санчасти, не сказать, конечно, что в тепле и покое, но зато не в этом белом дерьме.

А ведь потом будет также, - подумал я в тот момент. Когда я вернусь из армии, и пройдёт немного времени - может, год, может, два - я тоже начну думать, что там было не так уж и плохо, что, в принципе, наверное, можно было бы даже ещё послужить Родине. Тем более, что в армии было весело, были друзья, были дурни-офицеры, над которыми так забавно потешаться. Люди! - Я не знаю, что говорю! - Люди, бойтесь своих желаний, особенно вот таких вот дурацких. Я практически уверен, что любой, кто говорит о своём одобрении армейского прошлого, имеет в виду какое-то неконкретное, армейское прошлое. Если спросить его конкретно - хочешь постоять сутки на морозе на плацу или пробежать кросс в сапогах не твоего размера или до часа ночи грести лопатой снег, то память мигом восстановит те чувства, которые охватывали человека в тот момент. Просто у большинства людей, в силу противоречивости эмоций, которые вызывала армия день ото дня, нет какого-то определённого чувства при слове "армия". И не потому, что армия какая-то хорошая. Просто человека не может целый год тошнить, рано или поздно, он привыкает и начинает находить свои мелкие радости. Хотя бы от того, что всё не так плохо, как могло бы быть.

Вернёмся к нашим баранам. А точнее, вернёмся на плац, где шесть доблестных пехотинцев героически воевали со снеговыми заносами. У нас была священная задача - мы должны были очистить плац до вечерней поверки, чтобы брезгливый ДЧ не запачкал туфельки в снегу. Ради этого стоило умирать. И, да, я не ошибся. Нас было шестеро. Остальная рота ускакала на стрельбы, а мы - шесть больных человек, которые либо ходили с утра в поликлинику, либо, как я, выписались из санчасти, остались наедине со стихией. Три человека были вооружены лопатами, ещё три - скребками. Скребок - это такая большая деревянная доска, по краям которой прибито две палки. Берёшься за эти палки, лучше браться вдвоём (что требует неплохой слаженности), упираешь свободный конец скребка в наст, и идёшь вперёд. Через десяток-другой шагов перед скребком вырастает огромный вал, и дальше идёшь на одном упрямстве.

Отцы-командиры приняли милосердное решение, что им было несвойственно. До начала вечерней поверки надо было хотя бы сгрести снег в большие кучи, чтобы можно было пройти парадом перед трибуной. Сегодня же понедельник, командирский день, а значит, что на вечерней поверке дежурный (или комбриг) командует "к торжественному маршу!!!", и все подразделения проходят строевым шагом перед трибуной, преданно поедая глазами начальство. И мы сгребали снег. У меня снова разболелись руки, ноги, но я старался. Замечу, что это была странная боль. Не такая, как если болят мышцы. Другая. Такое ощущение, что болели кости и сухожилия. Солдаты в армии - не тренируются. Они, как правило, работают на износ. Однако я старался. Вдруг это ненадолго, в последний раз. А в последний раз можно и постараться. Но, как гласит выстраданная армейская мудрость, в армии нельзя стараться. Ты должен работать одинаково до самого конца. И, если ты сначала возьмёшь высокий темп, этого никто не заметит. А если ты не сможешь его поддерживать - это заметят все и сразу. И никто не вспомнит, что сначала ты носился, как электровеник.

К вечерней поверке пришло подкрепление. Работало уже человек 20, остальные 15 стояли и курили - им не хватило лопат. После вечерухи мы стали разносить набранную нами кучу (скорее, гору). Где-то через час-полтора меня забрал мой командир взвода - отныне я становлюсь его личным писарем, и пишу для него конспекты. Писал я эти конспекты часа два, не меньше. К тому времени все уже всё почистили, и легли спать. А я всё писал и писал. В комнате было ужасно холодно, я жутко замёрз, пока писал конспект. Наконец, я его закончил, прямо в одежде лёг на свободную койку (которая без белья была), накрылся полушерстяным одеялом и дрожал, пока не согрелся. Сон меня настиг, как выстрел снайпера.

День 36-й (21 декабря, вторник)

Вчера командир взвода дал мне два извещения на получение посылок. Надо их как-то выцарапывать, а то вдруг не получу. Тут дело, собственно, в чём? - Письма забирает машина, и привозит прямо нам в часть. А посылки остаются в посёлке городского типа, расположенном рядом с частью. Идти, конечно, недалеко, не больше двух километров, но я же теперь солдат. А это значит, в определённой степени заключённый. И выйти просто так, сам, без конвоя, я могу только в воскресенье, и то, с оправдательной бумагой. А где достать тот конвой, что согласится поднять свою задницу, чтобы меня туда отвести, и не заберёт при этом себе половину всего.

Сегодня нас подняли в 5 часов, даже чуть раньше, и тут же отправили чистить плац. Потом ранний завтрак, и снова чистить плац. В общем, я еле дождался, когда пойдём в поликлинику. Дело в том, что во время посещения сортира, струя жидкости, которой я орошал белый бесплодный фаянс, внезапно приобрела радикально красный цвет. И были другие проблемы столь же интимного характера. Короче, я сдал анализы оной жидкости в поликлинику и сейчас должен был прийти результат. Рота уходит на стрельбы, опять, на дневные и ночные сразу, и я так рад, что не с ними. Дневные и ночные стрельбы - это когда рота приходит на стрельбище в 8 утра, а уходит в 8 вечера, если не позже. Всё это время она торчит на морозе, без еды и воды - ну, разве только обед привозят. А могут и не привезти.

В поликлинике мне сообщили, что анализы - нехорошие. В жидкости много белка, следовательно, воспалились почки. Надо это всё лечить. Может, меня положат в госпиталь? - Как знать? - Думаю, сначала надо взять посылку - пропадёт же. Впрочем, даже не знаю. Перипетии моей судьбы приучили меня к тому, что проявление инициативы только всё портит. Думаю, самым мудрым решением будет просто использовать имеющиеся возможности, и сидеть на попе ровно, если возможностей не предвидится. Ну, или бешено дёргаться, если ты в полной заднице.

Снегопад - просто жуткий. Замело всё буквально по щиколотку. Рота, как я уже говорил, ушла на стрельбы и вернётся только ночью. На борьбу со снегом были выделены ажно семь человек, "освобождённых от физических нагрузок". Мы вышли с лопатами примерно в 16 часов. Около часа мы работали, что называется, "в охотку". Усердно и без устали. Потом начали уставать. Ко всему прочему, начался новый снегопад, тоже очень обильный, и мы поняли, что плац придётся чистить дважды. Нас всего семеро, а рядом трудится человек сорок из второй мотострелковой роты. Они нас обгоняют, но, что интересно, не сильно. Во время хождения по глубокому снегу, обнаруживаю, что в мои сапоги просочилась вода. Много воды. Настолько много, что в сапогах аж хлюпает, холодно, сыро. На ужине я остался охранять лопаты (а то сопрут, в армии обязательно сопрут. Да чего далеко ходить? - Половина лопат в нашей роте - спёрты у других рот), замёрз окончательно. Чтобы вода в сапогах не превратилась в лёд, я ходил по кругу и напевал про себя нехитрый мотивчик. Тогда-то мне и пришли в голову первые куплеты "гимна мср". После ужина мы продолжили чистить плац, и где-то к половине одиннадцатого ночи, мы его дочистили. В том смысле, что сгребли в кучи. Вторая рота закончила сгребать свой участок где-то минут на сорок раньше, то есть, потратили на тринадцать процентов меньше времени. Учитывая, что их вшестеро больше, мы прямо-таки герои. Жалко только, что единственная реакция начальства на это будет "а почему не всё убрали?"

Теперь к солдатам из второй роты приехал самосвал, и они лопатами закидывали снег в его кузов. Впрочем, к 23:30 КамАЗ уехал, а у них оставалось ещё 2-3 кучи. Кстати, они поинтересовались, сколько человек у нас работало, и когда услышали, что семеро - просто очешуели от удивления. Потом мы ещё полтора часа ждали возвращения роты. Один из наших поднялся наверх и спросил, можно ли нам вернуться в казарму и лечь в постели. Нам ответили, что нельзя - ждите на улице, пока не приедет рота. Я попросил, чтобы меня пустили на пять минут - потому что с мокрыми ногами ждать было невыносимо. Снял промокшие носки и положил их сушиться на батарею. Намотал зимние портянки (которые к тому времени раздобыл) и просто сжал зубы - портянка давила непосредственно на самую крупную мою незажившую мозоль. Несколько раз перематывал, но всё равно было очень больно. Короче, мы страшно замёрзли, страшно устали и страшно задолбались поднимать эти лопаты. Нам сказали, что мы не просто должны ждать роту, а убирать снег к их приходу. Поскольку, для того, чтобы вывезти кучи, самосвалу пришлось сделать немало ходок, и то ещё осталось, то сами понимаете, какой это объём. Я как-то пробовал высчитать, и получалось, что каждый из нас сгрёб по 5-7 кубометров снега. У нас всё валилось из рук, мы сидели, грелись в тамбуре и тревожно вслушивались, чтобы не пропустить, когда приедет машина. В момент, когда нас увидят, мы должны с энтузиазмом изображать работу.

Когда наконец-таки приехала рота, а это было примерно в час ночи, мы уже падали - то ли от счастья, то ли просто так. Нас заставили таскать боеприпасы на этаж (по вечной армейской тупости, армия всегда откусывает больше, чем может проглотить. То бишь, допустим, рота берёт на стрельбы 30 тысяч патронов. А отстреливает только 5 тысяч. И этот излишек солдаты сначала тащат со склада в оружейную комнату, потом из оружейной комнаты в грузовик, потом из грузовика в пункт выдачи патронов, потом обратно в грузовик, потом обратно в оружейную комнату, потом обратно на склад), потом я мыл ТВН-ы и котелки, потом мыл кубрики. Вернувшиеся со стрельб стрелки рассказывали жуткие вещи - как их ногами бил капитан за то, что те неправильно выполняли его приказы, как одного капитан просто забивал сапогом в люк - тот жаловался, что застрял.

Наконец я лёг, и мгновенно уснул.

Маленькое дополнение. Зарплата.

В первой мотострелковой роте любимый командир катается на белом мерседесе Е500. Один из краешков такого шика я вам сейчас покажу. Нам выдавали зарплату. Точнее, жалованье, поскольку при виде этой зарплаты ничего, кроме жалости, не возникает.

Рядовым давали 400 рублей, ефрейторам - 450. Сержантам - аж целых 500-600 рублей.

Меня сразу предупредили, что зарплату отберут. Причём отберут не деды, не дембеля и даже не чурбаны - отберёт любимое командование. И действительно - в комнате досуга сидела тётенька-бухгалтер с пачкой бумаг и сумкой денег, которая выдавала деньги. А на выходе из комнаты, тебя направляли в кубрик, где сидел наш добрый старшина, который отбирал всю зарплату целиком, иногда оставляя 50-100 рублей "на сигареты". Казалось бы, причём тут капитан, но те же ребята объяснили, что старшина - всего лишь стрелочник, этакий зицпредседатель Фунт для капитана. Тем более, что меня старшина отпустил. Сказал - всё равно переводишься, тебя не достанут. И отпустил при деньгах.

Я пишу эти строки только сейчас. Потому что содержимое моей тетради очень часто становилось достоянием того же капитана, который держал в роте целую сеть стукачей, исправно докладывающих ему обо всём, и при встречах буквально цитировал моменты, показавшиеся ему подозрительными. Поэтому, возможность записать многие его выкрутасы, появилась только после армии. А желание - только сейчас.

Лично мне он ничего плохого не делал. Точнее, не больше, чем всем остальным, поэтому, выкладываю непроверенные мной сведения.

Однажды, когда первая рота была в полях, капитан всех поднял и приказал найти 50 гвоздей. В поле. Ночью. Я поинтересовался, неужели он их сам перед этим рассыпал? - Мне ответили, что нет, не рассыпал. Просто они нашли 50 гвоздей, а при желании, могли найти и сотню.

Уволиться вовремя из первой роты было почти невозможно. Только за деньги, или за заслуги перед "отечеством". Тех же, кто не платил, и не собирался лизать задницу, держали по несколько недель.

Больше ничего не помню. Да и не расспрашивал особенно. Люди редко вдавались в детали.

День 37-й (22 декабря, среда)

Сегодня у меня сработал будильник. Я поставил его на 6:40 и потом долго не мог понять, что это там такое разговаривает. Чутьё меня не подвело. Роту подняли где-то в 7:10, и то, потому что по казарме прошёлся какой-то полкан - то ли комбриг, то ли подполковник помельче. Мой взводник, который был на тот момент поблизости, пришёл в настоящую ярость. Я понял, что тогда, со мной, это были цветочки. Он приказал дневальному принять упор лёжа, потом хлестал его перчатками по голове, и несколько раз пнул под рёбра, мол, такой он гад, что полковники ходят, а у него рота спит. На самом деле, бил он не больно - всё-таки, за синяки и кровоподтёки можно даже сесть. И дневальный возмущался больше тем, что получил именно он, хотя по правде, должен был получить дежурный по роте, который отдаёт распоряжение, во сколько будить взвод. Я вовремя смылся в санчасть. Уверен, что, когда пришёл капитан, прокачали всю роту. Допустим, кругов двадцать по плацу в бронежилетах, чтоб не спали пред светлыми очами полковников. Ноги болели, будто их резали всю ночь.

Впереди был поход в поликлинику, а потом - в госпиталь. Как ни странно, но я дошёл. В госпитале меня долго осматривали, под предлогом того, что "я знаю, что вы - симулянт, но пока что не могу этого доказать". Заставили ещё раз сдавать анализы, отвели на УЗИ. Заявили, что с почками у меня всё зашибись, а вот мочевой пузырь действительно воспалился. Я услышал в их голосах возмущение - как же так, мы же знаем, что ты симулянт, как смеет наша аппаратура показывать иное? - Она вообще за кого - за тебя или за нас?

Им ничего не оставалось, как выдать мне больничную робу, положить мои вещи в кладовую, сделать тест на аллергию и положить на койку. Когда меня переодевали, вместе со мной переодевался парень из ЖДВ (железнодорожных войск). Он рассказал, как они всё лето строили какой-то мост. И что ЖДВ - это самый отстой. Туда направляют всякий антисоциальный элемент - сидевших, судимых и им подобных. Странно. Неужели, бывает хуже, чем в первой роте? - Как я потом понял - нет, не может. Армия - она, вообще, сама по себе отстой. И вероятность сдохнуть в первой роте примерно такая же, как и во второй роте, как и в железнодорожных войсках. Всё зависит только от того, какой у тебя командир, и что из себя представляешь ты сам?

Обед мне понравился, да и вообще, в госпитале гораздо лучше, чем в санчасти. Построений мало, всего 5 штук в день, очередей почти нет, температуру меряют в палатах, уборкой занимаются гражданские. Единственное, что - больные занимаются расчисткой территории от снега, и перетаскиванием тяжестей, но здесь (представьте себе!) не выпускают на холод тех, у кого этот холод может вызвать рецидив. То есть, смотрят, кто чем болен. Удивительно.

Правда, кашу дают довольно часто, но я, честное слово, могу уже и кашей питаться. А так - лежи себе, баюкай больные ноги, да подставляй задницу под уколы. Правда, выходить на улицу проблематично - валенки, которые имеются, очень маленькие и в дырках. А так всё отлично.

Ещё у нас в палате был чурбан из торговой породы. Он сразу начал интересоваться, сколько у меня денег, и как мне их лучше, с его помощью, потратить. Что, если у меня есть карточка, то добрые "братья" помогут снять мне деньги всего за треть снятых средств. То есть, если снимаешь триста рублей, то двести дают тебе, а сто забирают себе. Неплохой навар, ой неплохой. К тому же, он заявил, что может достать наркотики, и долго расписывал, как это круто - гашиш. Был очень настойчив, но, когда я сказал, что карточки у меня нет, денег мало, телефон я продавать и покупать не собираюсь, и вообще, беден, как незнамо кто - отстал.

День 38-й (четверг, 23 декабря)

Ходил на ЭКГ, на флюорографию, получил кучу уколов. Но, в основном, спал. У нас в палате нормальные ребята, тем более, что торговец чаще всего где-то пропадает. К тому же, его быстро выписали. В нашей палате - 6 коек, 4 тумбочки, один умывальник. Дизайн - старый добрый советский. Зато тепло, хоть окна довольно старые, без стеклопакетов. Туалет - общий, в конце коридора. В нём, кстати, холодно, потому что в нём каждая сволочь старается покурить. А это запрещено. Но они всё равно курят, а чтобы не спалили, открывают форточку. Система питания тоже старая - столы сервируются, после чего за них садятся солдаты. Она достаточно большая, чтобы за одни раз могли поесть все. В санчасти нам приходилось питаться тремя волнами, если не больше. Я терзаю свой мобильник - старенькую Нокию. На ней удачно оказались почти бесконечные Судоку, которые я разгадываю, когда не сплю. Ну, в общем, тихо, мирно, благодать. У меня поднималась температура, градусов до 39, но мне сделали укол. Вообще, лечение в госпитале довольно простое и незамысловатое - каждому больному колют сколько-то уколов, а потом выписывают. Лекарство - амоксициллин. Ещё некоторым делают "горячие" уколы - это которые в вену. Но я таких уколов избежал. К счастью.

День 40-й (суббота, 25 декабря)

Дни в госпитале довольно однообразны, поэтому я буду пропускать описания серых будней. Сегодня суббота, выходной. Это значит, что нас поведут в кино, точнее, в небольшой зал с проектором. Но, по сравнению с телевизором на стульях в учебной роте - огромный прогресс. Показали фильм "Хищники" - продолжение известного боевика со Шварцнеггером, только, сами понимаете, без Шварцнеггера. Возможно, отходняк после фильма, возможно, ещё что-то, но я вернулся в палату и мне стало тоскливо. Я подумал, что армия - это, если разобраться, земля без радости. Военнослужащему не положены никакие удовольствия. Вот какие у меня были удовольствия на гражданке? - Поиграть на компьютере, послушать хорошую музыку, встретиться с красивой девушкой, погулять по красивым местам, встретиться с друзьями, пообщаться в инете, сходить в кино/цирк/ещё какое-нибудь увеселительное заведение. Короче, целая индустрия развлечений. Всего этого я в армии лишён. Удовольствий здесь: поспать (уже величайшее из благ), обожраться в столовой, поесть в чипке (туда ещё хрен попадёшь), послушать музыку (только тайком в свободное время), посмотреть кино (иногда по воскресеньям в нашем клубе показывают кино. Я ни разу не был на киносеансе), покурить. Вот, в принципе, и всё. Я, кстати, не курю, и правильно делаю - ради курева солдаты порой дерутся злее, чем нарики из-за дозы.

Нет у солдата практически никаких радостей и развлечений, одна лишь работа и рутина, да и то - в лучшем случае. В худшем сегодня ты здесь, завтра ты там. Сегодня чистишь снег на плацу, завтра разгружаешь вагоны на станции, послезавтра устанавливаешь мишени на стрельбище, потом моешь танки, потом убираешь кучи мусора на свалке, потом ещё что-нибудь. Так что рутина - это тоже, в определённом смысле радость. Но одно их объединяет - они одинаково отвратительны. И остаётся только терпеть и существовать. Возникает интересная ситуация - со временем солдат привыкает к отрицательным раздражителям (изнурительные физические нагрузки, недосыпание, недоедание, переохлаждение, травмы), а положительных раздражителей в его жизни просто нет. Таким образом, солдат постепенно превращается в сомнамбулу, в зомби, который тупо выполняет изо дня в день поставленные задачи, погрузив мозг в полусон, чтобы не сдохнуть от тоски. Неохота мне становиться таким же. Эхх, духанка-духанка, скорее бы прошла уже.

Залейте мне глаза пчелиным воском

Чтоб я больше не видел ваших лиц.

День 41-й (26 декабря, воскресенье)

Сегодня, в отличие от субботы, нас в кино не водили. Жалко. По телевизору, который установлен в холле, идёт одна фигня. Насколько я помню, он показывал то ли СТС, то ли ТНТ, то ли Рен-ТВ, то ли ещё какое-то кабельное телевидение. Слухи насчёт того, что в новогодние праздники из части никого не выпустят - подтверждаются. Глупость несусветная, на мой взгляд. То есть, в праздники, когда нет никакой боевой подготовки, когда не проводятся никакие занятия, когда солдатам, теоретически, можно хоть отпуск давать, солдатам, наоборот, запретят покидать пределы части. Никаких увольнительных, ничего. И родителям моим лучше всего в праздники приехать. За окном стеной метель. Люди ходят чистить снег даже здесь, впрочем, меня не берут - с моим диагнозом типа нельзя снег чистить (так и слышу гомерический хохот первой роты). Хотя, на самом деле, я бы здесь запросто справился - территория небольшая, людей много, снег не надо никуда тащить за тридевять земель, а можно тупо выбрасывать на обочину. Лафа, одним словом.

А вот моим сослуживцам из 1-й роты сейчас несладко приходится - всё воскресенье у них наверняка пройдёт под созвездием лопаты.

День 42-й (27 декабря, понедельник)

Сегодня у нас ЧП. В связи с обильными снегопадами (прямо как новости читаю, блин), всё поломалось. Сдохли линии электропередач, сидим без электричества. Электрические насосы не работают, так что воды у нас тоже нет. Авария произошла где-то в час ночи. Где-то в 6 утра нам наощупь вкололи в задницу очередную дозу амоксициллина, после чего приказали сдавать анализы. Анализы я сдал, после чего передо мной вплотную встала проблема справления естественных надобностей иного характера. А если быть точным - перед сортиром стоял блокпост, и меня завернули. Воды-то нет. Смывать, соответственно, нечем. Поэтому, пока не возобновится подача электроснабжения, в сортир ходить запрещено. На вопрос "а как?" военные в таких случаях всегда начинают беситься и выдавать идиотские варианты, типа "в шапку, в уголок, в форточку". У него, понимаете ли, приказ - никого не пускать. И больше его ничего не волнует. Пришлось идти к другому сортиру, где было менее людно, и сталкивать результаты сортирной щёточкой. Помнится, у Покровского, в военно-морских рассказах, была похожая ситуация. Как он сказал в своём рассказе "тема дерьма на флоте неисчерпаема".

В палатах температура опустилась где-то до 10-15 градусов, все греются под одеялами. На завтрак дали гречневую кашу безо всего, хлеб с маслом и сыром, компот. Военные достали откуда-то из подвала полевую кухню, и наварили всего. Это они умеют, да. Внимание уделяется в первую очередь кормёжке солдата. А то, что без кормёжки он, в принципе, недельку протянет, а вот потерпеть до сортира эту же недельку - очень вряд ли, это военным непонятно. Ну да, действительно. Военные - люди возвышенные. Им не до дерьма.

Уколы делают по-прежнему. Полдник, похоже, отменили. В 12 часов включили электричество. Ждём теперь, когда дадут воду.

Да, кстати, в госпитале пятиразовое питание. Причём если пятичасовой чай состоит из какого-то дрянного молока и булочки, то полуденный приём пищи, то бишь, полдник - он включает в себя апельсин и сок. Очень замечательно.

День 43-й (28 декабря, вторник)

Сегодня странный день. Сегодня я всерьёз обеспокоился болью в бедренных мышцах. Ну а чего? - По идее, если это просто перегрузка на мышц и избыток молочной кислоты, то за столько-то дней всё должно давно пройти. Но мышцы просто онемели, с трудом ощущается касание, но при этом болят. Пошёл я с этой проблемой к хирургу. Хирург пощупал меня, не нашёл ни колотых, ни резаных ран, и развёл руками. Дальше его знания не простираются. Направил к невропатологу. А мне есть, на что ещё пожаловаться невропатологу. После небольшой физической нагрузки у меня разболелась голова. Мой друг-врач утверждает, что это от плохих сосудов. Как с такими сосудами в армии служить? - Прошу меня уволить по состоянию здоровья.

Ну, в общем, ни невропатолог, ни хирург, ничего не придумали. А если они не знают, чем ты болен, значит ты здоров. Таковы правила военной медицины.

День 44-й (29 декабря, среда)

Новый год уже совсем близки, а нас покидают люди. Первыми перевели Лёху и Петра. Лёха - отличный парень из Рыбинска. У него довольно жестокая история призыва. Сначала он попал - угадайте, куда? - в Москву, в мой родной город. Я думал, что в Москве служить - это просто класс, оказалось, не всё так просто. Он попал в жуткую часть, где солдат просто с самого начала били смертным боем. Просто так - на построении идёт сержант и со всей дури каждого хреначит в грудь. И не только в грудь. Лёху ударили в самое уязвимое место - в пах. Теперь у него там водянка. Сперва его положили в какой-то охрененный госпиталь, который под Звенигородом расположен. Какой-то центральный-прецентральный. Там он лежал где-то неделю или больше. Уже не помню. Рассказывал, как общался с генералами и полковниками, которые там лежали. Вне работы это совершенно нормальные люди. Вот, например, случай, заходит он в комнату, там расселись несколько полковников и генералов. Он им говорит: "здравствуйте, товарищи!", а они ему хором "здравия желаем товарищ рядовой". Это подтверждает моё предположение, что офицеры такие уроды не сами по себе - это их работа, их этому учили долгих пять лет, а потом они ещё и на практике постигали это умение. Ну, короче, Лёху там подержали-подержали и выкинули. Подальше, с глаз долой. У Лёхи несколько образований, высшее и среднее-специальное (крановщик), и вообще, он мог бы быть крайне полезен армии в своей основной профессии. Но нет. Нихрена. Будет он таскать, грузить и копать. У меня, кстати, друг. Техник аэродромный, причём с опытом обслуживания и ремонта пассажирских самолётов. Практически бортинженер. Тоже его призывали-призывали. Он сказал - я пойду служить, если в армии меня поставят работать на самолётах. Ему сказали, что максимум, что ему могут доверить - это мести посадочную полосу. Вот также и с Лёхой. Да и со мной, к слову о птичках.

Пётр - какой-то мутный деревенский парень из-под Курска, фантазёр и балабол. Он то изображает из себя бывалого вора, который "всех порежет", то всезнайку (из серии очевидное-невероятное небылицы вещает), то какого-то певца, мол, у него весь батальон плакал после исполненной им "жалесной" песни. Включая, разумеется, комбата. Короче, психованный какой-то парень. Мы вздохнули с облегчением, когда его перевели.

Лёху, я надеюсь, можно будет вернуть. Его перевели в другую палату. А Петра - в соседнее отделение. Какая-то у него новая болезнь обнаружилась.

После них забрали в часть Пашу из Липецка. Паша - уже дембель, демобилизоваться должен был четыре дня назад, но, увы - лежит со сломанной ключицей, и, пока не снимут гипс, оставаться ему солдатом. Он ходил на свалку, выносить мусор, поскользнулся на льду, упал и сломал ключицу. При этом, испугавшиеся ответственности командиры постарались выставить его падение как несоблюдение техники безопасности, чтобы ему ещё и взыскание впаять. Но Паша отстоял свою правоту. Здесь ему наложили гипс, он полежал несколько дней, а теперь его увозят в его санчасть, чтобы он долежал до полного сращивания костей. Только после этого его уволят. Паша в ужасном состоянии - думаю, он бы скорее сломал себе ещё раз руку, чем лишний месяц оставаться в этой [цензура] армии. Но у нас всё делается не для солдата, а как положено. Поэтому он останется под заботливым вниманием ласковых военных врачей. Интересно, кстати, как ему будет лежаться в санчасти. У нас ведь угроза больному одна: не хочешь ходить на построения/ПХД/измерения температуры/прочее - мы тебя выписываем. А Пашка им в ответ - если вы меня выпишете, я вас расцелую.

Ещё мне интересно - если он просто возьмёт и сбежит сейчас домой, то его засудят за "самовольное оставление части" (полгода-год в дисбате), или учтут, что он уже отслужил?

Возможно, что и осудят. У нас в армии и не такое могут.

Что особенно печально - вместе с ним ушло радио, встроенное в мобильный телефон. Ну да ладно, переживём, главное, чтобы он побыстрее домой вернулся. Ибо нехрен тут делать.

Раньше я не понимал смысла этой фразы. Всякий, кого не спросишь, идти в армию или не идти, отвечает "да нехрен там делать". И непонятно, хорошо там, плохо или просто скучно.

Надо развернуть этот ответ. Нормальному человеку в армии делать нечего. Потому что это сумасшедший дом, цирк и колизей одновременно.

Ещё с нами лежал парень - не помню, как его зовут. Он был из одной части со мной, из Ремонтно-Восстановительного Батальона. Из первой роты - роты ремонта бронетехники. Рассказывал, как ему там служилось. Показывают тебе БМП. У него, значит, снаряд в башне заклинило. И он этот снаряд ломом из башни выбивал. И каждую секунду думал - рванёт или не рванёт? - А если рванёт, то он останется только без руки или ещё без головы?

Лёха из Рязани ушёл сразу за Пашей. Лёху просто выписали. У него начал гноиться порезанный палец, когда он находился на полевом выходе. А теперь всё в порядке, поэтому он возвращается служить. Родине. [Цензура].

Я остался в палате один, как перст. Наверное, в этом и заключается главный недостаток госпиталя - друзья уходят быстро и почти навсегда. Вряд ли я когда-нибудь ещё с ними увижусь. Да, собственно, в армии везде так - те люди, кого я привыкну видеть после возвращения - точно также уйдут, либо через десять месяцев, либо через три-четыре. Но в этом случае, расставание будет не таким грустным, поскольку его горечь будет перебита радостью за человека, который наконец-то возвращается домой и может забыть про эту задницу мира, где человеческая жизнь не стоит практически ничего.

Вообще, в первой роте я успел сдружиться с соседями по кубрику: Макс - здоровый глупый парень. Я с ним общался два дня, и он всё время просил у меня 600 рублей взаймы, чтобы он мог отдать долг одному контрактнику из этой же роты. А однажды он пришёл вообще никакой - взгляд дикий, как у загнанной лошади, сержант даже забеспокоился, как бы он не подох. Померили температуру - градусник показал сорок. Это было поздно ночью. Его стали толкать, мол, пошли в санчасть. Он в полубреду отбивался - мол, отстаньте от меня, отлежусь, всё нормально будет. Прибежал старшина, старшину тут уважают, вытолкал его в санчасть. У парня оказалось воспаление лёгких. Но он выжил, я его встретил в госпитале.

Лёха - хитрый парень с лёгким характером. Я с ним мало общался. Когда Макс выпрашивал у меня 600 рублей, я был готов ему их дать, но прочёл по Лёхиным губам "не давай". И действительно. Максу нужны были деньги, потому что на него давил контрактник. А я бы на него так давить не смог. Так что вряд ли он мне их отдал бы. Тем более, что 500 рублей у меня скоро украли. Лёха - из миномётной батареи. Кстати, его туда потом обратно перевели. Миномётная батарея - одно из самых спокойных подразделений в мсб. Потому что они не ходят на стрельбы. Потому что патронов для пулемётов и автоматов у нас - завались, а вот мин - хватает только на два полевых выхода в год. Ну, может, немножко чаще.

Виктор - мой практически отец и наставник в 1 мср. Человек, добровольно взявшийся меня наставлять и опекать. За ту неделю, что ему осталась до дембеля, он учил, как правильно себя вести, как правильно вязать портянки, делился всем, что у него было полезного, рассказывал случаи из своего богатого жизненного опыта (ему 26, и он какой-то бизнесмен был на гражданке). Мне его здорово не хватает, хотя подружиться по-настоящему мы всё-таки не успели.

Из новых могу вспомнить только Женьку - парня с красным лицом и каким-то странным взглядом. Его перевели к нам из разведвзвода, ещё он мне посоветовал встретиться с неврологом, и поведать о моём с ним знакомстве - мол, невролог может мне помочь остаться в госпитале на весь срок службы.

Что интересно, этот самый Женька через несколько месяцев сбежал из части. Причём в первой роте тогда уже сменился ротный (наш штатный негодяй пошёл на повышение), и рота стала самой халявной. Все удивлялись - человеку осталось всего пару месяцев до дембеля, зачем ему убегать?

День 45-й (30 декабря, четверг)

Сегодня меня выписывают из госпиталя. Странно, они что - решили выписать вообще всех, кого только могут? - Никто меня не предупреждал. Я сидел с Лёхой в палате, собирался сходить в местный чипок, купить немного сладостей, чтобы отпраздновать Новый год, как вдруг приходит дневальный и говорит, что меня выписывают, и чтобы я собирался. Сразу всё летит в тартарары, сразу стресс, беготня, сборы, туда-сюда, успеть, бежать, найти. Короче, отвратительно. Я иду вниз, в подвал, беру там свой "комок", отдаю его сестре-хозяйке, возвращаюсь в палату и сижу в совершенно подавленном состоянии. Я ещё не выздоровел ни разу. Вместе со мной выписали парня, у которого проблемы с почками. Причём почки у него ещё болят. И эти почки у него потом совершенно отказали, и его комиссовали на 10-м месяце службы. Потому что он не дослужил бы. Загнулся. (der gedanke, речь идёт о брате безмена)

Похоже, что врачи решили к Новому году устроить праздник себе самим, и выписать всех больных, которые могут самостоятельно двигаться. И под это дело отчитаться перед командованием - мол, всех вылечили. Урроды. Правда, интересно, кто будет чистить дорожки от снега, но врачам это, похоже, неинтересно. Лёха рассказал, как его осматривал совершенно, по-скотски пьяный врач, который орал, что он здоров, и что его надо выписать, ибо нехрен тут про.бываться.

Настроение - отвратительное.

После того, как я переоделся в форму и поменял постельное бельё, мне сказали идти на улицу и искать своих. На улице я обнаружил солдата-санитара Ашота, который отправил меня в чипок - ждать. В чипке мы просидели довольно долго - часа три, как минимум. Я купил себе соевых пельменей с майонезом, и с удовольствием съел первые за полтора месяца пельмени. Ещё купил иголок, белых ниток (чтобы подшиться), хотел купить кокарду, но мелочи не хватило. Ах да, про кокарду (вот переписываю сейчас дневник и в памяти сами собой всплывают эпизоды, о которых я умолчал). На распределительном пункте нам выдали золотистые кокарды. А в батальоне сказали, что это кокарды - парадные. А у нас должны быть - полевые. В 1-й роте старшина собирал по 50 рублей на кокарды и петлицы (стоимость кокарды - 10 рублей, стоимость петлицы - 1,5-3 рубля), и вроде даже чего-то раздал, но кокарда у меня была прежняя, золотистая.

Потом мы погрузились в медицинскую "буханку" и отправились в часть. В части мы долго ждали, когда за нами придут дневальные. Нас самих не отпускали - а то мало ли, вдруг разбежимся, как тараканы. Пока не пришёл дневальный и не поставил закорючку, ответственность за нас несёт санчасть. А в армии слова "ответственность" очень боятся, и считают, что объект ответственности надо запереть за семью замками, и никуда не пущать. Наконец, я не выдержал и пошёл за книгой записи больных самостоятельно. Пришёл в казарму, поднялся на 5-й этаж (ура! Я больше не в первой роте), познакомился с лейтенантом, вернулся, снова ждал в очереди, наконец, все бумаги подписаны, я свободен. Осталось только забрать свою старую (новую) форму, в смысле, ту новую форму, в которой я ходил раньше, до первой роты, и идти в новый дом. С этим я справился, и мне даже повезло. Разумеется, моя форма, в которой я призвался, куда-то подевалась, и я взял ту что была. Учитывая, что я похудел на несколько размеров, старая форма на мне бы болталась. А эта ничего. Как влитая сидит. Замечательно.

В новом доме нет воды. Даже холодной. Даже тоненькая струйка не капает из крана. Соответственно, не наполняется туалетный бачок, что порождает крайне деликатную надобность сходить за этим делом на какой-нибудь нижний этаж, где вряд ли будут рады таким гостям, и могут прогнать взашей. Ещё можно взять несколько бутылок с водой и смыть ими. Вот только пустые бутылки просто так не валяются. Их надо купить (за двадцать рублей, а двадцать рублей - это в армии немалые деньги) или украсть.

Ребята во взводе вроде неплохие, хотя много чурбанов. Но они не особо злые, кроме одного.

Оказалось, что Пашу тем временем перевели из обоза в гранатомётный взвод. Жалко, я надеялся, он будет здесь моим проводником.

После отбоя пили чай в соседнем кубрике из наших жестяных кружек. Вообще, чай из них пить неимоверно трудно - металл мгновенно нагревается, и ручку держать можно только через ткань. Или толстой перчаткой. Надо попросить родителей, чтобы они привезли мне кружку. Та кружка, с которой я приехал сюда, в армию, уже успела кануть в Лету имени первой роты. Пришёл Паша, принёс овсяного печенья и конфет. Обсуждали наших чурбанов - оказывается, у них тут всё очень сложно. У них здесь как на зоне - есть группировки, кланы, и есть "смотрящие", которые следят за тем, чтобы все вели себя "по понятиям". То есть, если чурбан вымоет пол или постоит на охране бушлатов, то это будет "косяк", за который смотрящий его накажет - поставит на большие (для армии) деньги. Это порядка 3-5 тысяч рублей, а может и больше. Потом, кстати, узнал, что решили порядок изменить - штрафы были признаны малоэффективными, поэтому на какой-то их сходке заключили избивать. До полусмерти или до смерти - не знаю. Знаю, что за какой-нибудь проступок - например, за стукачество, чурбан может лишиться покровительства "общины", и опускается на самое дно армейской иерархии - его ненавидят все, а вступиться некому. Да и не за что.

Взамен чурбаны не ходят в наряды, не моют, не чистят, и не занимаются ничем, что было бы им "не в кайф". Короче, живут своей жизнью. Не знаю, может, им нравится так жить, но по мне - находиться под постоянным контролем "полиции нравов" как-то хреново. Постоянно жить в страхе сделать что-то не так, или что тебя принудят сделать что-то не так. А принудить могут запросто - стоит лишь тебе проявить слабину. Тебя ведь все презирают, и вполне заслуженно. Такова их доля.

День 46-й (31 декабря, пятница)

Пишу я эти строки 4 января. Вот уж не думал, что у меня не будет времени писать дневник в обозе.

В-общем, с утра меня отправили чистить территорию. Территория не такая уж и маленькая, но, к счастью, большая часть стоянки (наша территория - это половина стоянки) укатана автомобилями, нам остаётся только почистить между машинами и на свободном пространстве. Однако, времени это заняло немало . Особенно неприятно меня поразили кучи по краям стоянки. Я еле-еле мог докинуть на эту кучу снег. То есть, метра 4 в ней было точно. После обеда я уже не помню, что делал. Наверное, отдыхал. Нашёл себе новых друзей - Стаса и Славика. Оба - куряне, в смысле, родом из города Курск. Призывались вместе с упомянутым ранее Петром. Славик - адъютант комбрига, то есть, его личный "мальчик на побегушках", или же "секретутка", как дразнит его Стас. Он сидит в небольшой "приёмной" перед кабинетом комбрига, прибегает по первому зову, и носится по личным поручениям: привести того-то или передать что-то. Я не уточнял. Ещё он прибирается в кабинете. Моет полы и личный сортир комбрига. Ну, короче, служит Родине.

Стас - стоит на должности командира отделения и страшно этим гордится. Скоро ему дадут младшего сержанта, и у него стремительно портится характер в ожидании этого светлого события. Я над этим только посмеивался - смысл в этих погонах? - Одни проблемы от них. И остался верен себе. Даже встав на должность старшего сержанта, так и не испоганил свои погоны.

А, вспомнил - после обеда нас построил на плацу замполит и читал длинную лекцию о вреде пьянства в целом и о феноменальном вреде пьянства в армии в частности. Кратко - если кто напьётся, он устроит ему Адъ и Израиль. Пойдёт на гауптвахту, и прослужит на 20 дней дольше. Ноги у меня замёрзли, пока мы стояли на плацу. А потом, к вечеру, меня отправили в наряд по парку. А я, вообще-то, освобождён. В течение трёх дней с момента выписки из больницы, солдата нельзя привлекать к работам, к строевой подготовке и к нарядам. Но у лейтенанта совсем нет людей, которых можно заставить делать хоть что-нибудь - одни чурбаны и старослужащие. И если вторых ещё можно заставить что-то делать, хоть и со скрипом, то приказать что-нибудь чурбанам летёха даже не рискует - знает, что пошлют прямым текстом. И это хорошо, я потом объясню, почему.

Итак, после новогоднего ужина (картофельное пюре с котлетой, половинка апельсина и конфета - нам почти никогда не давали котлеты в армии, что интересно. И пюре не давали) я схватил служебные валенки и попёрся в парк номер один. Нам кратко обрисовали наши обязанности. Нас четверо. Ночью двое спят в казарме, двое сидят в парке, через полночи меняются. Из этих двоих один - стоит на улице, впускает/выпускает машины и чистит снег. Как замёрзнет, они меняются. Командиром над нами был капитан - начальник автомобильной службы. Неплохой мужик. Никого не строил, карами не пугал, мудаками не обзывал. Спокойный, нормальный военный. В общем, мы с товарищем дежурили первую половину ночи - с 10 вечера до 3 ночи. Машин практически не было - то ли одна, то ли две. Правда, зачем-то выехала санитарная машина, в которой сидел начальник медицинской службы, попросивший не говорить дежурному (капитану) о том, что они уехали. Но я с удовольствием его заложил. Вернулись они не меньше, чем через два часа, капитан ещё удивился, куда же они так долго за проститутками ездили. Правда снег валил серьёзно. Короче, мы мёрзли, чистили снег и грелись. И так, минута за минутой, мы стояли наши 5 часов и встретили Новый год. Год, когда мы отслужили.

Кстати, летёха, когда я сказал ему, что освобождён по состоянию здоровья, и отсчёт трёх дней начался только вчера, помялся и сказал, чтобы я просто сидел внутри помещения дежурного. Но разве я мог бросить своего товарища на морозе стоять все пять часов? - Там полчаса постоишь - уже дубеть начинаешь. Вот я и хреначил наравне с ним. Впрочем, уверен, он бы не стал стоять на морозе 5 часов. Он тоже себя любит.

Ах да, вспомнил. После обеда меня "попросил" помочь ему подшиться младший сержант - чурбан. Дескать, сам он - не умеет. Я согласился - неохота было сразу идти на конфликт, не зная ещё ничего о распределении сил и местных порядках. Правда, подшил его очень плохо. Меня опять "попросили" сделать получше. Я перешил - чуть получше, но всё равно плохо. Тот плюнул, и больше меня никто никогда не просил "помочь" подшиться. Ну, разве что, кроме нашего зампотеха, но это было один раз, да и зампотеху трудно отказать.

Нет, конечно, можно было сказать, что это был хитрый план с моей стороны, но я действительно не умел подшивать воротничок нормально. И до конца службы так и не научился. И правильно сделал, что называется. Умение подшивать воротничок красиво - одно из самых бесполезных умений в этой жизни. Потом еле-еле успел подшиться сам - до построения.

День 47-й (1 января, суббота)

Потихоньку, со слипающимися глазами и замёрзшими туловищами, мы дождались своей смены и пошли в казарму. Казарма была заперта. Вроде как приезжали высокие чины, и поэтому всё было по Уставу. Мы долго стучались, пока не проснулся дневальный из миномётной батареи, и не впустил нас, ворча, что больше он фиг, кому откроет. Мы пришли и завалились спать. Спали часа четыре, потом поднялись и пошли обратно в парк, где продолжили бдения у ворот, но уже вчетвером.

На обеде к нам подошёл один чурбан (тот, который особо злобный), и сказал, что нам повезло, что его с нами не было. Потому что он бы тогда спал, а мы бы вместо него всё это время торчали на морозе. Я подумал, и решил, что так бы оно наверняка и было. А значит, нам повезло, что лейтенант никого не определил нам "в помощь".

Хотя теперь я понимаю, что, наверное, капитан просто снял бы такого с наряда. И пришлось бы ему заступать в следующий наряд.

Капитан внезапно сделал мне предложение, от которого невозможно отказаться. Он предложил мне перевестись к нему - работать за компьютером. Вот это да, вот это классно! - Правда, лёгкой жизни не обещал - за компьютером мне придётся в основном работать, а не развлекаться, но и на том спасибо. В конце-концов, наступило семь часов вечера, и пришёл новый наряд. Новый наряд крайне жестко принимал вахту. Он вскрыл многолетние залежи грязи, и нам пришлось её чистить. Он заставил нас разбивать ломами укатанный снег перед порожком и чистить от снега прихожую. Потом чистить снег на улице - его снова намело, хоть и совсем не много. В общем, мы охреневали.

А ещё мне удалось в этот день забрать посылку. Дедушка прислал изюм, большой пакет грецких орехов и ещё кое-что по мелочи. Мама прислала лекарства, чай, сахар. Особенно радостно было получить письма - даже не знаю, почему. Я отнёс посылку, поужинал, вернулся. Как мне и предсказывали, посылкой тут же заинтересовались чурбаны - как же так, русский обязан отдать что-нибудь вкусное другу-брату, даже если ему самому ничего не останется. Но у меня на тот момент оставались только орехи и изюм, остальное я предусмотрительно попрятал. Они согласились и на орехи, причём кололи их прямо руками. Я так не умею. Я их только дверью расколоть могу, так что мне не жалко - пусть хоть подавятся этими орехами. К изюму так и не притронулись. Ещё эпизод - дал я своему приятелю конфету. Тот положил её на кровать. Зашёл чурбан, увидел конфету, тут же её схватил и сожрал, после чего потребовал показать, что там у меня в посылке. У меня сохраняется стойкое ощущение, что чурбаны не признают права русских на частную собственность. А как вы помните из уроков истории, кто не имел права на собственность? - Прааавильно. Рабы.

На вечерней поверке нас долго держали на морозе. Опять разорялся бригадный замполит. В одной из соседних частей повесился солдат-контрактник на почве несчастной любви. Любимая ждала его год, а он взял и подписал контракт ещё на три. После чего она послала его в задницу. Он нажрался и повесился. Вот дебил.

Хотели попить чаю, теперь у меня есть кипятильник, но оказалось, что вилка не лезет в евророзетку - заземлитель мешает. Надо будет сделать прорезь.

Часам к 12 нас всех построили по форме раз, то бишь, в исподнем, и прапорщик стал читать нам какое-то наставление по личной гигиене, уходу за собой и заботе о своём здоровье. Спросил, кто плохо себя чувствует. Я себя чувствовал плохо, но я выпил к тому времени шипучий аспирин и решил пока не жаловаться. После небольшого разграбления моей посылки, мы легли спать.

Парень из чурбанов показал мне видеоклип про свой чурбанлэнд. Оказывается, все чурбаны мнят себя этакими воинами-самураями, которые не боятся умирать и, более того, стремятся к смерти, считают русских слабаками, годными только для того, чтобы убивать их женщин и детей, считают доблестью только драки и войну. Мирный труд - он, дескать, не уважаем. А ещё они гордятся террористами.

День 48-й (2 января, воскресенье)

Проснулся я в совершенно отвратительном состоянии. Слабость, кашель, головная боль. Померили температуру после завтрака - оказалось 38,9. Сказал сержанту - тот велел сидеть в кубрике, а в 4 часа идти в санчасть. Я послушно лежал всё это время в кубрике, удачно пропустив спортивно-массовое мероприятие, потом погрузил свои вещи в два пакета и пошёл в санчасть. В санчасти меня посмотрели, померили температуру (39,6) и сразу сказали ложиться к ним. Но, поскольку, мест в санчасти нет - приходить со своими постельными принадлежностями. Со своим матрасом, подушкой и бельём, если быть точным. Я взял бельё, с большим скрипом уговорил дневального помочь мне отнести матрас - сам я падал с ним через пять шагов, ну а чего - с такой-то температурой. Я принёс всё требуемое в санчасть, переоделся в больничную одежду, поднялся на второй этаж, и там меня обрадовали, что кроватей тоже нет. Сказали - звони в подразделение, чтобы тебе оттуда принесли кровать. Я позвонил - мне сказали возвращаться, мол, тут разберёмся. Фельдшер, которая сидела рядом, вскипела - догадалась, что зовут меня затем, чтобы я сам нёс свою кровать с 5-го этажа, потом через плац, потом на второй этаж санчасти. И всё это на морозе и с температурой под сорок. Она категорически запретила мне куда-то идти. Санинструктор орал по телефону на дневального, короче, я кровать с 5-го этажа не потащил. Но и мои сослуживцы послали фельдшера нахрен, и напрягаться не стали. А что вы хотите? - Это же взвод обеспечения. В первой роте как было с письмами? - Отдаёшь письмо дневальному, тот в определённое время приносит сразу все письма в клуб. А в обозе говорит - сам неси, чего я за тебя бегать должен?

Короче, кровать мне принесли из изолятора - спасибо Женьке с моего КМБ и Витьке. Я лёг на койку, размещённую в коридоре, и уснул.

День 49-й (понедельник, 3 января)

Лежу на кровати в коридоре. Завтрак пропустил - не было сил и желания вставать. Сны мне ночью снились жутковатые. Не кошмары, конечно, но про то, как меня почти задавило внутренним валовым продуктом.

А вот обед прошёл нормально. Зато после ужина нас отправили в специальный изолятор, организованный на Гайке. В связи с тем, что больных стало слишком много - под них, то есть, под нас, выделили целый этаж в одной из казарм на Гайке. Гайка - это наша соседняя "база". Называется она так, потому что располагается возле одноимённого озера. Согласно информации, полученной от тех, кто уже лежал в этом изоляторе - кормят там отвратительно, в смысле - мало. Зато воровства просто дохрена.

Перевозить нас должны вместе с бельём и с кроватями. Нас выгнали на улицу, мы вынесли кровати, и стали ждать машину. Через некоторое время она приехала, в ней сидел капитан. Не начальник медицинской службы, а другой, рангом пониже, который начал организовывать погрузку. Один чурбан стоял в стороне от строя, обычный рядовой последнего призыва. Капитан крикнул, мол, чего он там стоит - пусть в строй встаёт - ему как раз нужно было нас сосчитать. Далее состоялся такой диалог.

Чур: - Не ори на меня?

Капитан: - Ты чего, охренел?

Чур: - Голос на меня не повышай!

Капитан: - Да ты совсем охренел!

Чур: - Да ты сам охренел!

Дальше не помню. Надо было этот диалог на диктофон записать. Был бы диктофон. Короче, этого чурбана оставили в медроте, но капитан пообещал ему устроить что-нибудь весёлое.

Нас привезли на Гайку. Изолятор оказался на третьем этаже одной из казарм. Сначала мы вынесли одну кровать, дотащили на третий этаж, потом ещё одну. Потом нас гоняли из кубрика в кубрик. Наконец, всё успокоилось, все разместились.

Тем временем, я обнаружил здесь своих старых знакомых с КМБ. Они мне рассказали, что в части творится чурбанский беспредел. Если у нас их сравнительно немного, то здесь чурбанов гораздо больше и они чувствуют себя хозяевами. А нас, соответственно, рабами. Крадутся и отбираются абсолютно все ценные вещи. Могут просто взять, подойти стаей к человеку, охраняющему бушлаты в столовой, зажать его в угол, немножко побить, в то время, как "нуждающиеся" будут выбирать себе понравившийся бушлат.

Словно в подтверждение его слов припёрся чурбан, и потребовал показать, у кого какой мобильный телефон. Это капец.

Ребята рассказали, что чурбаны как-то раз устроили грабительский рейд - ходили ночью с фонариками и шмонали кубрики на предмет заряжающихся телефонов.

Наконец, мы улеглись спать.

Ещё немного о курении. Масштабы феномена поражают. Процент людей, выпрашивающих сигареты - более девяноста. Сигареты едва ли не вымогают. Если говоришь, что у тебя нет сигарет - тебе не верят, угрожают расправой за ложь. Один парень рассказал, как его сослуживцы затеяли драку, из-за того, что один не поделился с другим сигаретой. Вообще жесть. Глобальное оскотинивание человеческой личности.

День 50-й (4 января, вторник)

Подняли нас где-то в 6 часов, погнали мерить температуру. У меня - 38,0. Потом накормили макаронами. Просто макаронами. Дали таблетки и оставили в покое. А, ещё один эпизод с чурбаном. Вчера к дневальному, стоящему на тумбочке (он не имеет права с неё уходить) подошёл чурбан и потребовал, чтобы дневальный сходил для него за сигаретами в самоволку. Времени было где-то одиннадцать часов ночи. А круглосуточных магазинов поблизости нет. Тот ему отказал, попытавшись объяснить, что его предложение просто лишено смысла. Тот отстал, но долго угрожал разорвать ему задницу.

День 51-й (5 января, среда)

Температура потихоньку приходит в норму. Весь день лежим. Того самого чурбана, который приставал к дневальному - выписали. Но их ещё дохрена осталось. А пока в непосредственной близости есть хотя бы трое чурбанов, то покоя вам не видать.

Кстати, выписать нас - приехавших с соседней базы - очень проблематично. Нужна машина - кровати перевезти. А машины в армии, в отличие от людей - дефицит.

День 52-й (6 января, четверг)

Одолжил у товарища телефон с интернетом - немного посидел. Утром чуть в обморок не упал. Стоял-стоял в очереди - закружилась голова, потемнело в глазах, зашатался.

День 53-й (7 января, пятница)

Лечат нас тут не очень. Парень на соседней койке три дня лежал с температурой 39,6, пока я не дал ему шипучий аспирин. После этого он пошёл на поправку.

День 54-й (8 января, суббота)

Вчера приезжал начмед и половину людей - выписали. По крайней мере, из моей ячейки выписались 3 человека, остался я один. Они ждут, когда приедет Урал, чтобы забрать их кровати, а я лихорадочно размышляю, где бы спрятать бушлат. Потому что когда я действительно останусь один в кубрике, то любая моя отлучка - на обед, на температуру, на таблетки - поставит его существование под угрозу. Надо как-то решать эту проблему, да надеяться на высшие силы. В армии отчётливо понимаешь, что один в поле не воин.

Итак, вчера был шанс выписаться. Выписываться я не хотел, потому как чувствовал себя - отвратительно.

Впрочем, у меня есть три пути.

1) Комиссоваться отсюда нахрен. Самый привлекательный, но и самый маловероятный. Хочется вернуться домой, очень хочется, да вот только сделать это трудно. Надо убедить врачей, что ты жутко болен, дождаться комиссии, убедить комиссию, и дождаться отправки домой. А её иногда ждут по полгода.

2) Автослужба. Более вероятный и весьма привлекательный вариант. Если капитан исполнит своё намерение и переведёт меня в автослужбу - работать за компьютером - то это будет шоколадно. Ну, сами подумайте - за работой время летит незаметно, работа за компом для меня привычная и нетяжелая. Значит, до самого дембеля я буду при деле, да ещё и командиров надо мной будет не вагон и маленькая тележка, а всего несколько офицеров. И, может, спортивно-массовые меня немного обойдут стороной.

3) Обоз. Ну, взвод обеспечения - это, всё-таки, неплохое место. Просто я попал в него малость неудачно - ненадолго, сразу же попал в наряд и сразу же заболел. А так - уверен, что там весьма неплохо. Мне грех жаловаться после первой мотострелковой.

День 55-й (9 января, воскресенье)

Вчера Урал так и не приехал. Зато сегодня вся наша палата вытащила свои кровати, дружно погрузились в машину и укатили. А я, соответственно. Остался. Понял. Что так жить нельзя - обязательно кто-нибудь зайдёт, пока меня нет, и украдёт что-нибудь ценное.

Поэтому я переселился в другую палату. Третьим. В это время у меня и украли кипятильник. Дело было так: два парня в разное время брали у меня кипятильник. Сперва его взял один. Потом передал в моём присутствии второму. На следующий день второй сказал, что отдал его обратно первому. Первый ответил, что не брал. Оказалось, что это соседи второго по палате - "видели", как первый брал кипятильник. Соседи уже уехали. Кипятильник канул в небытие. Ну что ж, я не стал требовать от второго рожать мне кипятильник или как-то иначе возмещать мне ущерб. Кипятильник в изоляторе мне скорее мешал, нежели помогал. Чай я заваривал редко, а когда закончился сахар - вовсе перестал. Зато вечные попрошайки, на которых, собственно, ушёл почти весь сахар - сильно достали. В армии, среди поголовной нищеты, выгоднее быть неимущим. Потому что если у тебя что-то есть, то тебе почти всё придётся раздать. Этакий военный коммунизм с одновременной экспроприацией. И чурбаны как вершина пищевой цепочки.

Так что обойдусь без чая. Пока что.

Однако, второй - наглый парень. Не прошло и часа, как он явился ко мне клянчить зарядку от телефона, после того, как упустил кипятильник. Забавно, он что - всерьёз решил, что, раз я с него не требую пеню за кипятильник, то ничего как бы и не было?

Сегодня ко мне собирались приехать родители, обеспокоенные моим здоровьем, но не сумели откопать машину из-под снега. Точнее, не саму машину, а дверь гаража - её засыпало, снег смёрзся, короче, работы не на пять минут. Судя по всему, теперь они намерены приехать завтра. Это было бы славно. Мой МТС жрёт по 10 рублей за минуту разговора, это явно не комильфо. Переход на Мегафон с его "Везде Москва" снизит мои затраты на порядок.

Заодно я придумал, как можно встретиться с родителями почти в любой день. Надо попросту взять лопату и пойти убирать территорию, когда они приедут. Территория у нас находится за КПП, на стоянке машин. Так что родители туда спокойно приедут, и я их встречу. Если не было обильного снегопада, то можно свободно сидеть в машине хоть до самого ужина, особенно если прапорщика нет.

Перед ужином меня хотели выписать. Ну, в принципе, они правы - ОРЗ у меня прошло (правда, кашель остался), однако остальное на месте - и отвратительное самочувствие, и головокружение, и головная боль, и боль в ногах. Все это я им объяснил, они согласились меня пока оставить, ну а мне больше не надо. Меня чего пугает - перспектива снова выстаивать эту дикую очередь в санчасти на своих больных ногах. А так - ждать дольше, зато лёжа.

"Пусть сотрёт мою память

Холодный северный ветер"(с)

День 56-й (10 января, понедельник)

Сегодняшней ночью творился полнейший чурбанский беспредел. Чурбаны стаей вламывались в кубрики, включали свет, орали "Подъём!" и "Встать!", после чего давали какой-нибудь приказ - типа пройти из пункта А в пункт Б строевым шагом или что-то наподобие. В первый раз они особенно не настаивали на выполнении своих требований. Типа повёлся - сам дурак, а во второй раз всех, кто отказывался - начинали избивать. И избивали до тех пор, пока те не соглашались. Судя по их безбашенному настрою - могли и до смерти забить. Я получил два раза кулаком по больным ногам, когда отказался вставать. После этого другой чурбан повёл меня в свой кубрик, заставил 30 раз отжаться и строевым шагом отправил обратно. Удивительно, но я сумел отжаться 30 раз, хотя несколькими днями ранее отжимался едва ли 15. Возможно, стресс придал мне сил. Но потом начался вообще маразм. Чурбаны начали объяснять, почему они так сделали. Дескать, у них украли телефон ("просто так украли", - подчеркнули они) и теперь они то ли мстят, то ли ищут. Впоследствии выяснилось, что дети одного пророка попросту нажрались водки и решили показать друг другу, какие они крутые.

Чурбан сказал, что знает, что я не брал телефон (скажу для читателя - мне противно брать что-нибудь у чурбанов, даже безвозмездно), и извиняется за этот инцидент. Тут я охренел окончательно. Извиняются когда на ногу в автобусе наступили, или даже по ошибке задержали. Но когда разбудили, побили, прокачали и потом извиняются - это за гранью добра и зла. Я не простил.

На следующий день, то бишь, утром после этой ночи, я пошёл к капитану и заявил о происшедшем. Короче, капитан всех построил и сказал, чтобы я прошёл перед строем и опознал тех, кто меня бил. Я прошёлся и глядя каждому в глаза, показывал на них пальцем. Иногда было трудно - лица вспоминались довольно размыто. Но любое сомнение трактуется в пользу обвиняемого, поэтому я не сомневался. Посмотрим, какие будут последствия моих действий. Их всех выписали.

Хотя, конечно, программа защиты свидетелей здесь не работает. Будь на моём месте несколько более осторожный парень, он побоялся бы открыто ткнуть в тех, кто это устроил.

Теперь пару слов о Гайке в целом и об изоляторе в частности. На Гайке неплохо живётся. Если бы не чурбаны, я бы вообще решил, что это солдатский рай. Дело в том, что Гайка - это одна из баз нашей бригады. Но штаб располагается на другой базе - там, где мой батальон. А здесь, на базе расположенной неподалёку, никакого штаба нет. И здесь правят бал летёхи. А летёхи - это гораздо менее требовательные офицеры, чем майоры и полковники. Поэтому здесь гораздо меньше построений, меньше уборки территории, меньше порядка и больше свободы. Батареи здесь - очень-очень горячие, и это буквально бальзам после наших мёрзлых кубриков. В каждом кубрике много розеток, и ещё, помимо тумбочек, в ячейках есть шкафы, куда можно складывать свои вещи. Представляете себе? - Обычному солдату, у которого есть только койка и половинка тумбочки - не положено иметь вообще ничего лишнего. Даже кружку приходится где-то прятать. Не говоря уже о различных излишествах и роскошествах, типа шарфа, тёплых носок, аптечки первой помощи, пакета с сахаром и пачки чая. Короче, просто замечательно.

Правда, туалеты работают не везде, равно как и краны с душевыми, но это и у нас также. Воинским частям нужны срочники-сантехники, желательно не меньше взвода. Чтобы прочищали вечно засоряющиеся трубы. Вода из-под крана (да-да, в изоляторе всё как обычно - вода только из-под крана) на вкус немного железистая и сама по себе мутноватая, но мы солдаты, нам не привыкать.

В кубриках нет тараканов, зато есть сверчки. Сверчок - это такой жирный, страшный, мохнатый таракан, который умеет прыгать и целыми днями трещит, как кузнечик. Это его трещание сильно портит нервы.

Кормят тут заметно хуже, чем у нас. Кашу дают гораздо чаще, причём и перловая каша постоянно попадается, но я проедаю запасы подкожного сала (которые, хоть и сократились, но всё же ещё имеются), плюс ем хлеб. Ну и саму кашу немного употребить могу.

Лейтенант, с которым я общался в середине дня - прокомментировал мой ночной эпизод с чурбанами. Сказал, что я - лох, что я уронил свою честь, короче - опозорился. Так-то.

Я ни при каких обстоятельствах не должен был подчиняться этим чурбанам - должен был наброситься на них, грызть зубами, лупить руками, терпеть многочисленные побои, пока они не отстанут.

Я едва не расхохотался ему в лицо, но сдержался. О какой чести говорит этот смешной человек? - В армии нет честных людей. Любой чмошник в погонах может распоряжаться твоей жизнью, и сделать с тобой всё, что ему захочется. Любой чмошник в погонах может вести себя точно также, как эти чурбаны, и это будет хорошо и правильно. В армии нет чести, в армии есть палачи и их жертвы. Любой офицер - это палач, он постоянно наказывает, унижает и пинает своих жертв - солдат. И чурбаны - они ничем не лучше и не хуже офицеров. Они такие же. Им тоже это нравится. Это у них в крови.

А я не люблю унижать людей. Нет. Смешно всё-таки Офицер, рассуждающий о чести - это как проститутка, рассуждающая о любви.

Я сидел, и эти мысли проносились у меня в глазах. Но я молчал. В тот миг я осознал, что молчание - это действительно золото.

День 57-й (11 января, вторник)

Кстати, лейтенант заявил, что теперь мне не будет житья от чурбанов. Что они обязательно запомнят, как я "сдал" их капитану, и будут постоянно устраивать мне подобные "развлечения". Я подумал, что мне похрен. Если они ещё раз что-то сделают - я ещё раз пожалуюсь. Не поможет - пожалуюсь выше. Мне терять нечего. Тем более, что никто из наших не считает, будто заложить чурбана - это осуждаемое деяние. Опасное, конечно, но они - враги. И они это знают. И ведут себя так, чтобы у нас не возникло в этом сомнения.

Но лейтенант ошибался. Впрочем, что лейтенант может знать о солдатах? - Ничего мне не было. И даже когда я несколькими днями позже встретил одного из них - он просто меня пожурил, мол, плохо я поступил, зачем я так.

Сегодня утром я постоянно просыпался, с замиранием сердца ожидая, когда же я пойду в поликлинику. Мне сказали, что надо с утра подходить к санинструктору, а после - одеваться и идти. Нас разбудили где-то часов в 8, а выходить надо было в 7-7:30. В 7:15 я подошёл к старшине и спросил, идём ли мы сегодня в поликлинику. Тот ответил, что не идём. А я с 6 утра смотрел на часы, ждал, когда меня поднимут идти в поликлинику. Может, меня снова отправят в госпиталь? - Там хороший чипок и просторные палаты, мало чурбанов и не надо трястись из-за того, что тебя обворуют. Впрочем, никакой госпиталь не сравнится с домом, где можно оставлять без присмотра ценные вещи, документы и даже деньги. Где можно спать, не опасаясь внезапной побудки в 2 часа ночи, где можно отдыхать, не опасаясь, что кто-то крикнет "Строиться!". Как я хочу домой. Безумно.

День 58-й (12 января, среда)

Проснулся рано, в 6 часов. Оделся, измерил температуру, стал ждать санинструктора. Ждали его долго. А потом долго ждали машину. В поликлинике я сразу побежал сдавать анализы (общий крови), но врач сказала мне, будто необходимо, чтобы анализы назначил врач их поликлиники, и, хотя именно врач их поликлиники мне их назначил, это происходило не в поликлинике, а в санчасти, а значит - не считается. Впрочем, вчера, в санчасти на Гайке вообще был смех. Я пришёл к врачу (в этот день терапевтом была невропатолог из поликлиники) и пожаловался на непроходящую боль в ногах, головную боль и головокружение с обмороками. Она все мои жалобы - разнесла в пух и прах, типа она ничего не видит, ничего не слышит, и вообще такого не может быть. Потом она внезапно решила меня послушать. И услышала хрипы в лёгких. Отправила в поликлинику, проверить - бронхит это или пневмония. Вот так вот - пришёл с одной болезнью, нашли другую, которая меня не беспокоила. Зато она хорошо знакома местным эскулапам. Лотерея, блин.

Короче, в поликлинике я пошёл к терапевту, который отправил меня на флюорографию (причём, прошлый раз я делал флюорографию 20 дней назад) и - правильно! - дал направление на анализ крови. С ногами - отправил к хирургу. Хирург пару секунд их щупал, пытался собрать на лбу складки, сказал, что не знает, что со мной и написал "здоров".

Я охреневаю с нашей медицины.

Короче, мы вернулись часа в три. После этого меня "переложили". Сказали идти ложиться в местную, "Гаечную" санчасть. Похоже, ещё парочка таких перестановок, и Урал меня уже никогда не найдёт. Пришлось перетаскивать кровать. Сначала тащить её с третьего этажа. Потом через всю часть, метров семьсот, потом на второй этаж санчасти, куда я вскоре лёг с диагнозом "острый бронхит".

Здешняя санчасть своей планировкой напоминает о том, что вначале пациентов предполагалось всё-таки лечить. Здесь и кабинет физиотерапии, и лаборатория, и порядка двадцати кабинетов, предназначенных исключительно для разных врачей-специалистов. Но реальность нашей армейской жизни всё расставила по своим местам - все помещения 2-го этажа (кроме подсобных) отданы под палаты. Вот я, например, лежу в бывшей процедурной. Здесь есть даже кран с раковиной, но у раковины отсоединён слив, поэтому всякий, кто захочет умыться, должен будет убирать громадную лужу. Наконец-то можно перестать трястись за имущество. Здесь, может, и воруют, но не так. Воруют, в основном, еду. На ужин нам дали по пол кусочка масла. Хлеб расхватали последний (мне досталась всего половинка куска), зато каши и рыбы - полно. Мне колют 4 укола в день, кормят бромгексином и витаминами. Витаминов - нету, бромгексин есть, но не всегда. Короче, лечусь только внутримышечно. Нашёл книгу Густава Флобера "Воспитание чувств", буду читать. Ребята кругом неплохие, правда, рядом со мной лежит один чурбан, и это серьёзно напрягает. Когда он заходит в палату, все разговоры стихают, наступает враждебное молчание. Поэтому он у нас особо не зависает. Приходит только спать. Отбой в 12 ночи. Это санчасть.

День 59-й (13 января, четверг)

Сегодня разбудили в 6 утра, я быстро сделал укол, быстро померил температуру (который день уже нормальная) и вернулся в палату - досыпать. Проснулся оттого, что кто-то громко выкрикивал мою фамилию. Оказывается, мне надо сегодня в поликлинику, а я и забыл. Быстро оделся, выбежал на улицу... и стал ждать машину. Машина приехала, в поликлинике мы оказались в 8:45 (я выбежал в 8:10, до поликлиники 5 минут на машине). Я первым сдал кровь, сел на стул и стал ждать. Думал, опять вернёмся к 15 часам. То есть, 6 часов я буду сидеть. Но уже в 10 часов пришла старший сержант (фельдшер) и отвела нас обратно. Перед обедом меня мобилизовали в поход за едой. На нашей базе этим занимались специальные баландёры. А здесь - обычные больные, молодые. Я взял ТВН и пошёл вместе со всеми. Мне налили туда12 литров сока (разбавленного наполовину) и дали 12 буханок хлеба. Н1 дали полный ТВН курицы, два ТВН с макаронами, 2 - с супом. Короче, мы всё это принесли. А когда пришли на обед, оказалось, что буханок дали только 4. Остальное разобрали офицеры и солдаты медицинской роты. Ну что я говорил? - В изоляторе первыми прибегали на обед чурбаны, нажираясь до икоты. Здесь - тем же самым занимаются офицеры.

Сока было по полстакана, и он был разбавлен, похоже, ещё наполовину. Вместо курицы (стандартная солдатская порция - куриное крылышко) нам дали какие-то огрызки, тянущие по количеству мяса не больше, чем на центральный сустав крылышка. Правда, супом и макаронами не обидели. Суп был с перловкой. Дальше всё как обычно - Флобер, уборка, лёжка.

На ужин не дали масла вовсе. Хорошо хоть, удалось взять два кусочка чёрного хлеба. Звонили родители - они приедут в субботу. Оказывается, в медроте можно встретиться с родителями. Надо просто позвонить на КПП, чтобы их пустили, и их пропустят в медроту, и выделят комнату для посетителей. Отлично, а то моя сим-карта сжирает целое состояние.

День 60-й (14 января, пятница)

Сегодня я опоздал в поликлинику. Все уехали без меня. Однако, вроде бы, мне не надо было туда ехать. Мне только анализы забрать, получается. Сказали - сами заберут. Неплохо бы.

Завтрак получился хорошим. Полная чашка кофе, кусок курицы с довольно заметным количеством мяса, макароны (противные), яйцо, два куска хлеба, целый кусок масла, кусок сала, творог, яйцо, молоко. Я всё это съел, и даже не доел макароны. Сделал себе молоко с йодом и выпил. Феноменальная гадость. Наелся. Ура. Наконец-то. Видимо, офицеры ещё не проснулись.

В санчасти есть маленькая библиотека. Точнее, даже не столько библиотека, сколько полка с книгами, ещё советских времён. В основном это классические писатели, чьи имена мне совершенно неизвестны. Нехватка туалетной бумаги даёт о себе знать - книги варварски раздираются на листы и употребляются не совсем по назначению. Забавно, но я видел в мусорке даже не испачканные, чистые листы. Мне удалось найти книгу Густава Флобера - "Воспитание Чувств". Там, вообще-то, два экземпляра этой книги, но один из них уже в сортире. Есть ещё и "Госпожа Бовари", но с ней аналогичная ситуация. Вообще, это возмутительно, что санитарные части и изолятор не снабжаются туалетной бумагой. Я спросил у офицеров, они ответили, что солдаты обязаны приносить туалетную бумагу с собой. Я-то принёс, спасибо друзьям, они дали мне рулон, который я до сих пор не истратил. Вначале я отматывал, если попросят, потом стал скрывать, что у меня есть бумага, потому что заметил, что сам пользуюсь ей едва ли не на восьмую часть. Причём многие отматывают полтора-два метра и тратят за один присест. Остался огрызочек, маленький, но до приезда родителей продержусь. Но это я - а остальных-то не предупреждают. И меня не предупреждали, просто я запасливый.

На ужин была перловка с рыбой, почти не было хлеба, масло - по полкусочка, чая - по трети стакана. Опять нас обожрали.

День 61-й (15 января, суббота)

Сегодня я стоял дневальным, с 4 до 6 утр. Ещё сегодня я стою дневальным с 12 до 14 и с 18 до 20, кажется. Факт тот, что первые два часа - я просто сидел на стуле и скучал. Читал Флобера. Потом разбудил всех и ушёл к себе.

Кстати, насчёт Флобера - я стал немного больше понимать классиков. Их книги не слишком интересны, сюжет не захватывающий, события не трогают воображение, поскольку сравнительно обыкновенны и незначительны. Но классики - мудры, и, читая их книги, можно многое для себя уяснить. А неинтересность - это уже второстепенное. На самом деле, классики пишут про нас - обычных людей, будто под микроскопом рассматривая наши чувства, переживания и стремления. Читая классиков, можно взглянуть на себя со стороны. Я вот взглянул, оценил критическим взглядом свои последние отношения, и решил, что это так - баловство.

Ах да. Сегодня 61-й день, сегодня два месяца, как я состою на службе в Вооружённых Силах Российской Федерации. Предлагаю отметить это дело торжественным исполнением гимна России. Хе-хе, ну уж нет. Лучший праздник для солдата - это спрятаться от обязанностей. Сегодня приедут родители. Привезут туалетную бумагу, новую сим-карту и кредитную карточку. Плюс ещё всякой всячины. Надо побриться и ждать их.

Сегодня я передам летопись последних полутора месяцев родителям и начну всё как бы заново.

День 63 (17 января, понедельник)

Сегодня день выписки. Причём, буквально, массовой. Из нашей палаты, где лежали 7 человек, выписали троих. Изолятор выписали почти в полном составе. Ну и действительно - сколько можно лежать с ветрянкой и действовать всем на нервы. Короче, почти все чурбаны выздоровели, включая и нашего соседа по комнате. Это замечательно. Правда, неизвестно ещё, кого заселят вместо них. Вдруг ещё кого похуже. Ещё сегодняшний день был днём воровства. Из каптёрки санчасти украли три "комка". Объясняю. Когда ты приходишь в санчасть, ты сдаёшь свою форму в каптёрку. Вытаскиваешь всё ценное, снимаешь бушлат, сапоги, ремень, китель, штаны, шапку. Складываешь всё в бушлат и перевязываешь его ремнём, чтобы получился этакий пузырь. Вкладываешь за ремень листочек с фамилией. Взамен получаешь больничную робу - безразмерные штаны цвета детской неожиданности и жилетку с коротким, или длинным рукавом. Нижнее бельё остаётся на тебе своё собственное. Кстати, со стиркой в санчасти туго. Каждый "комок" лежит в своём отделении запертого шкафчика, который, в свою очередь, лежит в запертой каптёрке. Выдаётся это всё дело под надзором определённого солдата, приставленного этим всем командовать.

Пропажа "комка" - это катастрофа, если разобраться. Солдат оказался голый и босой на улице. А командирам, как водится, на всё наплевать.

У чурбана из нашей палаты украли телефон, причём довольно крутой. Сенсорник, с возможностью выходить в интернет. И если, по случаю с "комками", я могу только пожалеть бедолаг, то второй случай заставляет подумать, что справедливость в этом мире, какая-никакая, но есть. Впрочем, вряд ли новый владелец телефона окажется орудием справедливости. Скорее, обычным вором. Да и чурбан- погорюет-погорюет, да и отберёт у кого-нибудь новый телефон.

Перед обедом один из поварят рассказывал мне, как добился почитания у чурбанов - это нетрудно. Надо просто делиться с ними чем-то тогда, когда они этого не ждут, и подчёркивать - что ты это делаешь от души. Тогда они проникаются к тебе глубокой симпатией. В связи с этим, мне вспоминаются рассказы женщин о том, как они относятся к тем, кого они "доят", и к тем, кто их одаривает, но "доить" себя не даёт. Впрочем, прикармливание действует на всех.

Сегодня я обратил внимание, что 56-й день, 8-я неделя, был буквально вчера. Неужели у меня начинают лететь дни? - Забавно, если неделя будет пролетать за день, то мне осталось, от силы, ещё два месяца. Да, в этом сила привычки. И, как обратное, если хочешь жить один год, как десять, то живи каждый месяц в новом месте, с новыми людьми, в новой обстановке. Не зря ведь говорят, что у путешественников насыщенная жизнь. У них просто нет тех дней, на которых люди пишут "сегодня ничего не произошло". Когда я вернусь домой, то тоже буду писать дневник. Чтобы замечать отличия одного дня от другого.

Сейчас я запишу здесь песню про мср. Хочется её дописать. 3-й куплет и, возможно, четвёртый.

{ТЕКСТ ПЕСНИ}

День 64-й (18-е января, вторник)

Сегодня на завтрак дали гороховую кашу с половиной кружочка колбасы. Множество раз я слышал дома от отца про то, как он ел в армии гороховую кашу. Думал, гадость неимоверная. Ну, попробовал. Довольно вкусно. Гораздо лучше, чем пшёнка, сечка и болты. Хотя немного хуже, чем картофельное пюре. Но картофельного пюре нам не дают. Странно, вроде бы, согласно нормам питания, солдату положено 600 граммов картошки в сутки. Это получается по 200 граммов утром, в обед и вечером. Нас должны кормить одной картошкой. Но не кормят.

Вообще, опишу, чем нас тут кормят:

макароны - разной степени гадости. Не серые, обычные, но всегда какие-то противные. То холодные и скользкие, то слипшиеся, то ещё какие-то. Но, в целом, неплохая вещь.

рис рассыпчатый - самый лучший из гарниров в армии. Испортить его довольно трудно.

Гречневая каша рассыпчатая - ну, это, я думаю, всем знакомо. Абсолютно такая же, как у каждого дома.

Капуста тушёная, рагу овощное - обычно даётся на ужин. Величайшее средство для образования кишечных газов. Рагу овощное - это капуста тушёная, только там ещё может быть варёная картошка и ещё какая-нибудь хрень.

Дальше идут каши.

Каша перловая, она же "болты". Это здоровые разваренные зёрна перловки. Практически безвкусные.

Каша рисовая - в детском саду наверняка все ели. Здесь то же самое.

Каша гороховая - ну., это я уже описал.

Каша ячневая, она же "сечка", она же "пластиковая каша", она же иногда почему-то называется "каша пшеничная". Я долго не мог понять, что же это такое. Такое ощущение, что гречневый продел разварили, и получилась серая студенистая масса, которая не выпадает из тарелки, если тарелку перевернуть.

Причём, в моей части бывает только "сечка", остальные каши я попробовал уже здесь. (Впрочем, впоследствии в моей части нам неоднократно давали пшёнку.) Ну, и в госпитале ими кормили.

Супы - различные. Борщ, гороховый, рассольник, щи, суп полевой, суп, хрен знает, какой. Есть отличные супы (в особенности, если сделают бульон покрепче), есть супы в которых насыпана разваренная крупа для "сытности" - то есть, полукаши.

Мясное - сосиски, сардельки, курица (стандартная солдатская порция - это крылышко. Даже не замахивайтесь на окорочок.), кусок мяса (говядина варёная), котлеты (крайне редко), печёнка и сердце, в виде гуляша с подливкой. Сосиски и сардельки - просто отвратительные. Солёные-солёные. Без оболочки. Ну, в обычных сосисках есть, скажем так, наполнитель, а есть оболочка - другого цвета, но тоже съедобная. Не путать с обёрткой. Так вот, эти сосиски были только из наполнителя, скленного между собой.

Рыба - пикша, камбала, рыбные котлеты и другие рыбы, в которых я не разбираюсь, так как не ем.

На завтрак и ужин дают масло. Это большой шаг, по сравнению со старой армией. В ней масло давали только на завтрак. На завтрак дают яйцо варёное. Иногда - то же самое яйцо, но в виде омлета.

На ужин дают сыр и что-нибудь сладкое - пряник, вафлю, печенье, ватрушку, булочку. Под конец службы у нас стали печь замечательные булочки.

Ещё солдату дают на обед либо компот, либо сок, разбавленный водой (нектар, ха-ха!)

На завтрак и ужин дают чай. На завтраке могут подать кофе, настолько дрянной, что я иногда путаю его с чаем. Но, горький привкус кофе, появляющийся через несколько секунд, показывает мне, что я был неправ.

Короче, кормят нас замечательно, особенно для армии. Я ожидал гораздо более худшего. Так, например, мне вовсе не кажется катастрофической мысль обходиться вовсе без ужина (на который дают рыбу. На рыбу у меня аллергия.). Не во всяком доме отдыха так кормят. Хлеба дают сколько угодно. И его можно унести в кармане, и никто тебя не будет бить, если заметит. Нет, конечно, внушение могут сделать, но нестрогое.

А после завтрака был ПХД. В санчасти любят устраивать ПХД по поводу и без повода, в любой удобный момент. В самом деле, чем же ещё заняться больным солдатам, если не драить постоянно полы, лестницы, стены и всё, что найдут? - Не бездельничать же, в самом деле. Впрочем, это я могу бездельничать безвредно. Дайте мне интересную книжку, а лучше даже много интересных книжек, и ещё очень долго вы меня не увидите и не услышите. Если нет книжек, я ещё какое-нибудь себе развлечение найду. Но тут другие люди. Тут встречается множество, так называемого, отборного, эталонного быдла, которое через десяток-другой минут скажет "скучно, блять, без водки". И начнёт искать, как бы этот недостаток устранить. И армия рассчитана, в основном, именно на таких молодчиков.

Мы мыли палаты, мыли сортиры, собирали мусор, мыли ЦП. После обеда мыли ЦП на 1-м этаже, а потом и вовсе драили стены на 1-м этаже. Мыльной водой. Ужас. Занимаясь этим философским делом, я уяснил для себя ещё один армейский принцип. Принцип прямой пропорции. Звучит этот принцип так: чем больше солдат пашет, тем больше его напрягают. И так до бесконечности. Мой принцип получил блестящее подтверждение, когда мимо нас прошёл прапор и позлорадствовал над нами (мы в этот момент мыли стены), заявив, что надо меньше косячить. То есть, прапор решил, что мы моем стены в наказание за какой-то проступок. И, соответственно, нас можно наказать ещё сильнее. Чтобы впредь неповадно было. И вообще, так нам и надо.

Выписался ещё один парень, тот самый, за кем я ходил в изолятор. На их место прислали двоих - одного из соседней палаты. Вроде нормальные ребята.

Ах да. Обед у нас сегодня был хреновый. То ли в столовой пожадничали, то ли ещё чего (теперь то я знаю - офицеры пришли покушать перед обедом), но принесли только 1 ТВН с соком и совсем на донышке - курятины. Поэтому мы ели какие-то водянистые щи (вспоминается кино "Хроника пикирующего бомбардировщика", и сакраментальное "вода с капустой") и пустую гречневую кашу. Хорошо хоть, хлеб дают по два кусочка.

Ужин вообще огорчил - сечка с рыбой. Если хлеб с маслом. Сегодняшняя фельдшерица - довольно необычная товарищ прапорщик. Уж больно ей нравится строить больных на 1-м этаже и держать нас там по полчаса. Проверила внешний вид - отметила отсутствие подшитых воротничков. Сказала - подшивайтесь. А как? - Никого не волнует.

Это в госпитале каждому выдавали подшивы, а здесь их можно разве что из белуг надёргать. Вечером строились, долго стояли, только лишь чтобы прослушать, что же мы будем делать перед сном. Короче, совершенно нормальная армейская катавасия.

День 65-й (19-е января, среда)

Сегодня меня опять назначили дневальным. Забавно, я всего неделю лежу в медроте, а в наряде уже 3-й раз. А нас тут около 60 человек. Простая арифметика показывает. Что, при 4-х дневальных в день, очередь наступает не чаще, чем раз в 12 дней. Ну ладно, арифметика, увы, имеет мало общего с реальностью. Два плюс два не всегда четыре, особенно, если речь идёт о солдатах. Короче, я отстоял самую поганую смену - с 2-х до 4-х ночи - и вернулся. Два раза по 2 часа поспать - это мало, очень мало. Но перед завтраком я ещё немножко поспал - час или, может, два. А часов в 10 утра меня позвал в медкабинет старлей и приказал вызвать к нему где-то 20 человек. Среди них была и моя фамилия. Старлей меня послушал, заявил, что бронхит прошёл и выписал нафиг. Сказал - переодеваться, спускать вниз кровать и вещи, и ждать машину. Я переоделся в военную форму, спустил вниз кровать при помощи нескольких добровольцев. Правда, фельдшер сказала мне, что машина придёт ещё не скоро. В общем, кровать я спустил, а постель (матрас, бельё, подушку, одеяло) и личные вещи оставил в палате, где и сидел, беседуя с ребятами. Успел пообедать, попить чай, доесть сладости. Потом старлей велел мне и ещё одному выписывающемуся парню из моей части - спускать вниз всё и сидеть там, на кровати, чтобы потом не пришлось нас искать. Вообще, офицеры очень боятся, что солдат придётся искать. Наверное, они мечтают, чтобы солдат можно было держать в карманах. Понадобился солдат - хоп! - вынул его из кармана. Поставил - работает. А так офицеры просто предпочитают делать всё заранее, особенно если это делают не они. Надо пойти в баню - пусть солдаты за два часа построятся и стоят на плацу, ждут, когда им скомандуют пойти. А то потом их искать придётся.

За полминуты мы похватали вещи и переместились на кровать у выхода. Куда, интересно, быстрее?

На кровати я провёл ещё часа полтора. В-общем, переодеваться мне сказали где-то в 11 утра, а машина за нами приехала ближе к 6 вечера. Уазик-буханка. Мы с трудом запихнули туда через заднюю дверь кровать, залезли сами и вернулись к себе в часть. Всё обошлось почти без волокиты. Я скатал матрас с постелью, положил его себе на плечо и побрёл в подразделение. В подразделении мне сообщили, что:

а) Заступаю в наряд прямо сейчас (забавно, из дневальных - в дневальные)

б) Еду на парад на Красной площади по случаю празднования Дня Победы где-то в конце марта - начале апреля.

в) В части объявлена неделя боевых тревог.

Сообщение "б" меня обрадовало, а сообщение "а" было бы грустным, если бы не сообщение "в", которое полностью меняло дело. Ведь если я буду стоять в наряде по взводу (наш взвод оккупирует весь этаж, поэтому у нас наряд по взводу, а не по роте), то не пойду на боевую тревогу и не буду мёрзнуть на 20-ти градусном морозе. А если я поеду на парад, то окажусь совсем близко от дома. И это - радует. Потому что, как минимум, после парада нам обязательно дадут отдых [ой, вряд ли!], и, может быть, я смогу заехать домой. Ну, в общем, я согласился и заступил в наряд, подменив одного товарища. Стоял на тумбочке (тумбочка - это такая деревянная подставка, высотой сантиметров десять. На ней должен стоять дневальный.), учил обязанности дневального. Потом лёг спать. В 12 часов ночи нас разбудили - припёрлась какая-то внезапная проверка. Незнакомый офицер ходил, проверял. Все ли военнослужащие последнего призыва обеспечены полным комплектом формы нового образца. Оказалось - не все. У многих украли форму. Офицер вызвал пред ясны очи нашего лейтенанта, приказал возместить (как хочешь, так и возмещай, понял!) и умотал куда-то по своим офицерским делам.

День 66-й (20 января, четверг)

Сегодня я весь день стоял дневальным. И всю ночь. Я стоял ночью с 1:40 до 3:40. Но, на самом деле - стоял (точнее, сидел. После отбоя и ухода офицеров из штаба батальона, мы вытаскиваем из комнаты отдыха, в девичестве - ленинской комнаты - стол и стулья. На них и сидим, хотя по уставу, вроде бы, надо и ночью стоять, как памятник.) Короче, сидел я дневальным на 20 минут больше - следующий дневальный никак не хотел просыпаться. Отделывался "да иду я, иду" и продолжал валяться. Два часа пролетели быстро - я раскрашивал строки журнала учёта чего-то там в различные цвета.

Медитативное занятие.

В 6 утра была боевая тревога. Я быстро поднялся, оделся, заправил кровать и побежал получать оружие. Оружие получать долго - каждый должен разыскать свой автомат, взять его, взять штык-нож (повесить его на пояс, для чего снять с пояса пряжку, протянуть пояс в петлю, надеть пряжку), подсумок (те же действия, что и со штык-ножом), каску, бронежилет, подойти со всем этим добром к дежурному по роте (мы получаем своё оружие в чужой оружейной комнате, а наша собственная - пустует. Оно и к лучшему.), продиктовать ему свою фамилию и номер автомата, после чего ждать, когда он это всё запишет. Учитывая, что дежурного осаждают, как минимум, человека три, задачка не из лёгких. Короче, перед оружейной комнатой всегда большая очередь, и получение оружия затягивается от двадцати минут до получаса. А должны - по уставу - за пять минут. Ну, пять минут - это если никто не будет переписывать. Всей толпой зашли и взяли.

Я брал оружие на весь наряд. 4 автомата, 4 бронежилета, 4 каски. Штык-ножи у нас уже были, а от подсумков мы гордо отказались. Зачем нам магазины к автомату? - Мы что - воевать собрались? В несколько приёмов я допёр это всё на 5-й этаж (с третьего на пятый). Стоял где-то часа полтора в боевом облачении. Потом тревогу отменили, и мы потянулись сдавать оружие. Тут свои нюансы. Дело в том, что для большинства армейских функционеров не существует понятия "один солдат". Если ты один, то ты для многих не существуешь. Ты не можешь сходить в общественный душ, поесть в столовой, сдать или получить оружие, выйти за территорию и так далее. Потому что "ради тебя одного никто не будет напрягаться". И даже ради двух, и ради четырёх. Ну, оружие принимают, как минимум, у взвода. И, если тревогу отменили, а взвод всё ещё не пришёл, то оружие ты сдать не сможешь. Это утомляет. В бронежилете неудобно сидеть на стуле. Каска сильно треплется на голове. О каких-либо плотно сидящих шлемах даже речи не идёт. Такое ощущение, что нам раздали тарелки с лямками и велели надевать их на голову.

После завтрака, в 9 часов утра, всё началось заново. Только теперь тревога длилась дольше. Наш взвод дошёл до РФК (район формирования колонн), это где-то километров семь. Ужас, я бы не дошёл. [Впоследствии, я узнал, что меня нагло обманули. До РФК было не так далеко. Километра три, или около того. Впрочем, я так там ни разу и не побывал. Оно и к лучшему]

Стоять в бронике было тяжело. Вскоре заболела спина. Где-то в половине первого наш взвод всё же вернулся. Пока я стоял в наряде, в бронежилете, я успел спеть уже оконченный гимн мотострелков для нашего бывшего начальника штаба. Майор был в восторге. Я решил, что это успех.

Перед обедом мы сдали оружие, и, таким образом, на сегодня отмучились.

После обеда я спокойно стоял в наряде, как вдруг скомандовали строиться на плацу. Оказалось - мне тоже надо. Я спрятал штык-нож в карман и вышел на улицу. Холод. Когда все построились, вышел наш зампотех - смешной такой дядька, забавно трясущий головой после контузии. Совершенно незлой офицер, зато любил раздавать всем клички. Но на него никто не обижался. Даже чурбаны, одного из которых он за повышенную волосатость называл "Ковриком". Он назвал фамилии тех, кто поедет на парад. Моя фамилия была в числе прочих. Мы вышли и построились по росту. Основная сложность построения по росту - это то, что ты можешь увидеть лишь ближайшего человека выше тебя, и ближайшего человека ниже тебя. Времени это занимает много. Нас долго мурыжили, выстраивая правильно. Потом построили в колонны по 20 человек и начали переписывать, согласно нашим позициям в колонне. Кто в какой колонне стоит, на каком месте, рядом с кем. Когда все задубели на морозе окончательно, нас отправили в тепло, в клуб, где и переписали окончательно. Всё. Теперь я утверждён в списках. Я вернулся на этаж, достоял наряд до конца и отправился ужинать. Потом вечером поверка, проверка в подразделении и сон.

День 67-й (21-е января, пятница)

Да, чуть не забыл, именно вчера, перед вечерней поверкой, я показал нашему комбату свой гимн мотострелков. Комбат отнёсся к песне очень критически. Раскритиковал первые два куплета и полностью забраковал припев. Пришлось переделывать. Короче, в этот день я неплохо поспал, по сравнению с предыдущими, как вдруг - боевая тревога. На этот раз я не был в наряде, поэтому получал снаряжение, оружие и пошёл вместе со всеми в парк. Армейский парк - это такое место, где стоит военная техника. Вроде как гаражи, только здоровые. Наши машины стоят на открытом пространстве, и их, само собой, завалило снегом. Только, до начала боевых тревог, это, видимо, никого не волновало. И их можно понять. У каждого подразделения, помимо территории в парке, есть территория в части, которую тоже надо чистить. А чистить и то, и то - при таких осадках, как в эту зиму, и при таком количестве наотрез отказывающихся работать чурбанов - просто не хватает сил.

Короче, снега навалило не меньше метра, и мы стали откапывать наше боевое имущество. Теоретически, мы могли бы послать всех нахрен, так как враг не будет наступать по таким сугробам и предпочтёт отсидеться где-нибудь в тепле, как минимум, до весны. Но начальство решило, что всё должно быть чисто и красиво. Ну, разумеется. Не им же работать.

Пришёл комбат, наорал на нас за отсутствие касок, за присутствие снега и за неудовлетворительные действия личного состава. Все вернулись злые. В этот обед я охранял бушлаты в столовой. И один бушлат у меня украли. Пришлось возмещать. Хорошо ещё, украли не новый бушлат, стоящий где-то 2,5 тысячи на местном базаре, а старого образца, цена которого около 800 рублей.

После обеда мы снова пошли в парк, где мне показали моё "хозяйство" - две гусеничных машины-тягача. Одна из них - БТС, что расшифровывается как "бронированное транспортное средство". Такая хреновина на шасси, кажись, Т-55, с широкой трубой наверху и множеством непонятных мне надстроек. И другая - просто гусеничный трактор. Кабина, кузов и гусеницы. Ничего лишнего. Мы сняли с трактора два танковых аккумулятора. Каждый по 50 кг, и понесли их в аккумуляторную. С другой - БТС - возились целых два часа, но лишь только отсоединили клеммы от аккумуляторов. Их (аккумуляторов) в ней четыре. И их надо сперва вытащить через очень узкий люк (50 килограммов, если не больше), потом спустить на землю, потом дотащить до помещения. Короче, мы отложили всё это на "потом", потому как устали и замёрзли. Рядом с нами, солдаты из роты сожгли для согрева старый-престарый бушлат, пропитанный соляркой. Я узнал, как в армии греют ноги - кирзовый сапог ставится прямо в огонь. Он не горит и не плавится.

А потом я просто-напросто сбежал - пошёл искать начальника автослужбы, обещавшего мне хорошую, теплую и спокойную работу. Нашёл. Объяснил ситуацию - для моего перевода надо было переговорить с комбатом - капитан позвонил зампотеху и попросил его поговорить насчёт моей переквалификации в "управдомы". Сказал, что на парад я всё-таки поеду, мол, никакая сила не способна меня оттуда вытащить. Отлично, главное, чтобы комбат не связал мою фамилию и слово "стихоплёт", которым он меня изящно окрестил.

Кстати, это забавно, но все офицеры, которые знали, что я пишу стихи, называли меня стихоплётом. Возможно, слово "поэт" было антагонистично их военной натуре, а может, по какой другой причине, но ни разу слова "поэт" я от офицеров не слышал.

Потом был ужин, немного личного времени, поверка, на которой я громко-громко орал гимн. Смотр на 5-м этаже и сон.

День 68-й (22 января, суббота)

Утром нас разбудили и вывели "на вытряску одеял". Оказывается, каждую субботу солдаты, вместо зарядки, дружно выходят и трясут своими одеялами. Нет, может быть, задумка-то и хорошая. Но у нас на одеялах не так много пыли, чтобы вытряхивать их каждую неделю. А вот матрасы не мешало бы изредка чистить. Хотя бы раз в год. Короче, выходят на вытряску одеял только те, кого удалось поднять. Старослужащие и чурбаны ценят свой здоровый сон гораздо сильнее, чем какие-то одеяла. Теоретически, если бы они боялись за свою задницу (как они обычно делают), они могли бы заставить кого-нибудь вытряхивать одеяло вместо них, но, к счастью, определить, вытряхивалось одеяло или нет - почти невозможно.

Потом нас собрал наш прапорщик, который раньше был командиром взвода. Приказал навести порядок в кубриках, а также убрать все "левые" одеяла.. Я огорчился. У меня как раз было "левое одеяло" - я его из санчасти притащил. Под двумя одеялами и бушлатом - тепло спать даже в нашей казарме. А то обычно я замерзал. Короче, мы убрались, я унёс одеяло (совершенно зря. Пока не получил персонального приказа, нельзя самостоятельно ухудшать свои жилищно-бытовые условия), навёл порядок в тумбочке, спрятал все медикаменты и еду под кровать. Через некоторое время пришёл зампотех и навёл глобальный шмон по всем кубрикам. На ЦП летело всё. Найденные тёплые носки безжалостно разрывались. Короче, солдат должен быть нищ, гол и обижен. Согласно этому плану и действовал зампотех.

Впрочем, у меня пострадал только кипятильник, у которого отрезали провод. Медикаменты и чашку мне удалось отстоять. Кстати, я, наконец, понял, откуда появляются чёрные пятна на жестяных кружках. Это следы ударов и деформаций. В месте удара эмаль выкрашивается и получается чёрное пятно.

После глобального шмона, все бросились наводить порядок в пустых кубриках, а когда зампотех пришёл снова - он даже краем взгляда не удостоил те места, которые смотрел в прошлый раз - всякие тумбочки, пространство под матрасом и под кроватью. Так что, всё можно было просто убрать обратно. Зампотех полез в туалеты, и, разумеется, нашёл там уйму грязи и приказал всё вычистить. Ну, на него, всё-таки не обижаются. Он беззлобно это всё делает, обидеть не норовит. Но теперь мои лекарства лежат в каптёрке. Увы.

День 69-й (23 января, воскресенье)

Теоретически, сегодня у нас должен быть выходной. Подъем на час позже, дневной сон, просмотр кино. На самом деле - хрен. Весь день, точнее, почти весь день, мы чистили снег на стоянке. Подняли рано утром, зарядки, вроде, не было. Позавтракали и пошли на стоянку. В принципе, по сравнению с плацем, стоянку чистить - плёвое дело. Однако, за то время, что её чистил наш взвод, вокруг стоянки выросли огромные кучи, закрывшие низкий заборчик-ограду. И, соответственно, этот заборчик приказали откопать. Зачем - не знаю. Вероятно, для того, чтобы никому не пришлось отвечать на вопрос "куда делся заборчик".

Потом, после обеда, комбат приказал убрать сугроб, который вырос вдоль проезжей части. А там вот какое дело - дневальные по КПП, когда чистят дорогу от снега - кидают снег на обочину. В сторону стоянки. Вот и получается, что мы убираем - а они снова накидывают. К тому же, сугроб за время своей жизни слежался, смерзся, и, сняв мягкую вершину, мы обнаруживаем лёд, который не поддаётся пластиковым и деревянным снеговым лопатам. Такой лёд только стальной штыковой лопатой долбить. Что мы и делали с переменным успехом. А виной всему - простая блажь нашего командира батальона. Короче, сугроб мы убрали не более, чем на четверть. Потом ушли на ужин. Моя песня становится популярной. Меня постоянно просят её исполнить.

На ужин давали пельмени. На раздаче было убийство - все старались хапнуть вторую порцию.

День 70-й (24 января, понедельник)

Сегодня "командирский день" - день, когда все офицеры находятся в части. Похмельные и очень злые. С утра проходит особо жестокая физическая зарядка - её проводит лично его величество командир бригады, который проснулся ещё раньше, чем мы, и приехал на своём уазике в часть. Разумеется, явка на такое серьёзное мероприятие должна быть 146%. Поэтому, чтобы не бежать 3км кросс по уважительной причине, мы рано утром ушли на уборку территории. Проснулись в 5:00, в 5:30 начали чистить снег, чистили его до 7:00. После завтрака собрались на плацу, построились и в 9:00 по радио объявили боевую тревогу. Мы побежали в казармы, взяли экипировку, оделись (я не успел надеть ватник, валенок у меня нету, поэтому пошёл так) и пошли в парк. В парке схватили лопаты и начали хреначить снег. Снега, кстати, за прошедшую ночь выпало предостаточно. Вдобавок к тому, который там уже был. В общем, машины снова утопали в снегу, и это не внушало позитива. Чистили снег мы аж до самого обеда, причём на меня постоянно покрикивал сержант чурбан, дескать, "быстрээ работай, чо ты как нэживой". Я его указаниям не внимал, и работал без энтузиазма, экономя силы. Всё равно ведь за сегодня не очистим, так какая разница?

Ну, в общем, что-то мы, несомненно, очистили. Откопали пару машин и пошли на обед. С обеда я, стоявший на охране бушлатов, вернулся аккурат к построению, не успел занести письма на почту в клубе. Вообще, приём пищи у нас происходит тупо, как и многое другое, что организует наш комбат. У других подразделений как - рота построилась и пошла. У нас же строится сразу весь батальон - а это, считайте, 5 рот полного состава. Потом идёт доклад дежурному по батальону о наличии личного состава. Вдруг кого нет. Потом раздаётся команда и первая рота идёт в столовую, все остальные стоят. Как только уходит первая рота, за ней на некотором расстоянии идёт вторая. Потом третья. Потом миномётная батарея. Потом разведчики, связисты, гранатомётчики... кого у нас только нет. Шествие гордо замыкает наш взвод обеспечения с совсем крохотным - меньше отделения - медицинским взводом.

Пока мы страдаем всей этой фигнёй, и радуем сердце нашего молодого майора, танкисты успевают залезть в столовую первыми. И перед нами уже стоят три батальона в полном составе. Охрененно!

Итого, если мы едим час, то из этого часа 30 минут мы стоим по стойке "вольно" перед столовой. Впрочем, мы можем отрабатывать строевые упражнения или шагать на месте. Или даже бежать на месте. Мы много чего умеем делать на месте. 20 минут мы стоим в очереди перед раздачей. И 10 минут, собственно, едим.

После обеда мы - те, кто едет на парад 9-го мая - занимались строевой подготовкой. Вышагивали по воображаемому прямоугольнику, пытаясь как можно выше поднимать ноги, прямо держать спину, не терять равновесия, и так далее.

На ужин давали сало. Это класс. Мой друг утверждает, что сало в условиях собачьего холода - вещь незаменимая.

После вечерней поверки на нас наехал лейтенант. За грязный туалет в кубрике. Тут дело в чём - в нашем кубрике туалет не работает, в том смысле, что не работает вообще. А внутри унитаза находится то, благодаря чему он, собственно, не работает. Если туалет смыть, то это всё поднимается вместе с уровнем воды, и начинает благоухать, тем самым наглядно подтверждая правильность поговорки "не тронь говно - не завоняет". Лейтенант трижды поднимал взвод, заставляя его строиться на ЦП, пока мы не почистили толчок. Засоренный. Который нельзя смыть. Было трудно.

Короче, часов в 12 ночи мы легли.

День 71 (25 января, вторник)

Сегодня утром было почти то же, что и вчера, только без территории и физо. А так - проснулись, погуляли, на территорию смотались на полчаса всем взводом, позавтракали и пошли строиться, а в 9:00 - опять тревога. Я попросил, чтобы меня отправили в первый парк, на усиление. Согласно плану тревоги, наш взвод отправляет одного или нескольких вооружённых солдат, чтобы те прикрывали дневальных в парке, которые оружия, соответственно, получить не могут. Потом за этими солдатами присылают транспорт или офицера, или просто контрактника. Потому что сам по себе солдат передвигаться из пункта А в пункт Б не имеет права, даже если это дорога от столовой до казармы. А уж тем более за пределами части.

В течение двух часов я бродил по территории парка. Любовался танками, месил сапогами снег. Сапоги держат холод где-то в течение часа. Потом ноги начинают мёрзнуть. Солдат стучит ногами, топает, ищет, где согреться и обычно не находит. Так и со мной.

Главное было - не проворонить момент отмены тревоги, потому что громкая связь (матюгальники на столбах) до парка ?1 не добивает. Не слышно их там. И в этом, если разобраться - великое счастье. Но в данном случае это неудобно. Возле ворот парка (ворот там двое, в разных концах) стояли ребята-связисты с планшетами, листочками бумаги и карандашами. Они должны были переписывать номера выезжающей техники. А после того, как техника выезжала - они просто стояли и замерзали. Я ходил туда-сюда, разговаривал то с одним, то с другим. Они меня слёзно просили сказать, когда тревога закончится, иначе они тут превратятся в ледяные столбики.

Наконец, дежурный по парку объявил, чтобы я валил в казарму, поскольку нахрен ему тут не нужен, я отправился в подразделение, забился, как мышка, в кубрике, и стал ждать остальных. После обеда я опять ничего не успел. Я пришёл с обеда в 15:30, и нас почти сразу же начали звать на построение. Я за пару минут подшил воротничок на свежий и побежал на строевую. А после строевой заступил в наряд (для того, собственно, и подшивал). На этот раз ночь пришлось делить не на три части, а на две - старослужащий заявил, что будет спать, а мы будем вместо него дежурить, поскольку он в своё время дежурил за всех. Сделать мы с ним ничего не могли. И, с высоты моего сегодняшнего опыта, могу сказать, что действительно не могли. За тем, чтобы дневальные были на посту, следит младший сержант. А он тоже того же призыва, и предпочтёт посильнее напрячь новеньких. Поскольку сержанту "старый" скажет то же, что и нам - что в течение 5 месяцев стоял на этой тумбочке каждый второй день, ночью не спал, а теперь наша очередь. В принципе, понятно. Дедовщина в армии исчезнет только тогда, когда исчезнет последний человек, дедами задолбанный. Хотя, наверное, нет. Стремление перекинуть тяжёлую работу на чужие плечи у большинства людей в крови. А выдумать повод - не такое уж хитрое дело.

К слову, чурбаньё дневальными не стоит вообще. Никогда. Только разве что дежурными. Это из-за того, что дневальные днём моют полы и выносят мусор. А чурбанам "вера не позволяет". Точнее, национальность, поскольку православные чурбаны ведут себя точно также. За исключением армян. Не знаю, почему, но они держатся вместе с русскими, а не с нерусскими.

Весь вечер длилось совещание, на меня рычали грозные офицеры, приказывали, командовали, придирались. Вообще, офицеры у нас неплохие, только слегка оторванные от народа. Отдавая приказ, полностью соответствующий Уставу, командир зачастую не знает, как боец его выполнит. Вот, допустим, отдаёт мне комбат приказ - вызови лейтенанта, а я на тумбочке стою, и не имею права её покинуть. И свободных дневальных у меня нет. Приходится кричать. Или, например, ком. взвода приказывает мне вызвать дежурного по взводу. Узнаю, что тот на совещании в штабе. Внимательно слушает бред комбата. Захожу в штаб и извещаю комбата о том, что дежурного зовёт к себе командир. Как оказалось, совещание прерывать категорически запрещено. Снова я крайний.

[примечание. Впоследствие, я узнал, что всё немножко не так. Офицеры не то чтобы не знают, что боец не может выполнить приказ - им на это просто-напросто наплевать. Или боец выполнит приказ через "не могу", или будет наказан.]

Кстати, именно тогда я осознал, что больше не боюсь офицеров - один из лейтенантов, сделав страшные глаза, приказал мне покинуть помещение, прежде, чем я успел объяснить ситуацию. Я даже ухом не моргнул. Короче, и этот сумасшедший день скоро закончился. В 11 часов я пошёл спать.

О наших званиях:

Солдатский состав имеет, фактически, три звания. Это рядовой, ефрейтор и младший сержант. Звание зависит только от должности, которую ты занимаешь. Если ты механик, стрелок, пулемётчик, гранатомётчик, водитель и прочая мелкая сошка, значит ты - рядовой. Потому что в бумаге написано, что такая должность соответствует званию рядового. Погоны пустые, как лысина Ильича.

Если у тебя есть приставка "старший" - старший стрелок, старший механик или ещё кто-нибудь старший, значит ты ефрейтор, как я. Это ничего не значит, просто дополнительные 50 рублей к жалованью. Не знаю, может у танкистов "наводчик-оператор" - это тоже ефрейтор, хоть он и без приставки "старший", но у нас только так. На погонах красуется одна тоненькая полоска, согнутая в уголок. Но ефрейторов в армии почти нет. После половины моей службы они начали только-только появляться. Просто, носить погоны ефрейтора в армии считается позором. Возможно, это связано с одним известным художником, возможно - не связано. Вот, что мне удалось узнать по этому поводу: "лучше иметь дочь - проститутку, чем сына - ефрейтора" - гласит солдатская мудрость. Как мне объяснили, звание ефрейтора - даётся в наказание за какой-либо проступок. Ещё ефрейтор считается "жополизом", поскольку командир не заинтересован в том, чтобы приставлять его к званию, а значит, тот его выпросил. Однажды я повесил себе на погоны уголки (по настоятельной просьбе друга) и целый день с ними проходил. Все мне удивлялись и интересовались, что со мной случилось такого, чтобы мне повесили эти лычки. Я понял, что корней традиции уже никто почти не знает. А значит, скоро она прекратит своё существование. И действительно, через несколько месяцев я встречал в столовой уже с десяток ефрейторов. И никого это не удивляло. Впрочем, если какой-нибудь офицер или просто паренёк, которому папа про армию рассказывал - озаботится объяснить, почему ефрейтор - плохо, то ефрейторы снова пропадут.

А младший сержант - это командир. Командир отделения, командир танка, командир БМП, короче, человек, который командует несколькими такими же, как он, горемыками. На погонах - две полоски уголком.

Есть ещё и просто сержант. Сержант - это эволюционировавший младший сержант. Такой же командир взвода, но круче. Но это очень редкая птица. Для того, чтобы сделать человека сержантом с тремя полосками уголком, начальство (командир взвода/роты и командир батальона) должно поднапрячься. Написать энное количество бумажек. А оно им надо? - Оно им не надо.

Конечно, любая медаль имеет свою оборотную сторону. Человек с уголками на погонах немножко выделяется из толпы. Плюс ко всему, у сержантов особая экипировка. У них шапки на синем рыбьем меху (а не как у нас, какой-то жёсткий ворс, как у ковролина), они могут носить портупеи, вместо ремней с бляхами. И ещё какие-то у них особые детали одежды, что в армии ценится чрезвычайно.

Но, если офицер идёт в плохом настроении и встречает группу солдат, и у него возникает желание заняться с ними грубым сексом, то его взгляд мгновенно выцепляет из этой толпы любого человека с уголками на погонах, и именно этот человек становится крайним. Именно его фамилию запоминают. Порой мне кажется, что погоны вешают на солдат, чтобы потом можно было угрожать им эти погоны снять. Поэтому, хоть я и пробился к концу службы в "заоблачные выси", став по должности аж целым старшим сержантом, мои погоны оставались пусты.

День 72-й (26 января, четверг)

Разбудил меня дневальный в 2:00 или даже чуть раньше - видимо, хотелось подольше поспать, целых 4 часа. Мне, соответственно, выпало спать всего три, и на мой счёт пришлась, который раз, "собачья вахта" - время с 3 до 4 часов, когда в сон клонит особенно сильно. Хотя мой организм этого не замечал. В армии я всегда находился в стрессовом, взведённом состоянии, поэтому на "собачьи вахты" внимания не обращал. Вышел в коридор и получил задание - отмыть спортивную комнату от "чиркашей" (чёрные следы, появляющиеся если чиркнуть подошвой по линолеуму). Для повышения производительности мне дали стиральный порошок, но я всё равно оттёр не больше половины - остальные не оттирались даже жесткой щёткой. Потом я взял у сержанта книжку по богословию - он у нас семинарист - и читал, чтобы не скучать. В 6:10 я начал будить взвод. Разбудил только к 6:30. Естественно, хуже всех просыпались чурбаны. Позавтракал, и сразу же грянула боевая тревога. Взял в комнате хранения оружия два броника, 4 автомата, надел их на себя и потащил через два этажа наверх. Отдал наряду лишнее - на себя надел броник, каску, автомат, подсумок и встал на тумбочку, где стоял весь день, изредка уходя на вторую дверь (там можно было изредка посидеть на стуле). Короче, устал, особенно, когда сдавал оружие - там пришлось постоять минут 20 в двух брониках, с двумя автоматами и двумя касками. После обеда удалось отдохнуть минут 15. Потом снова строевая. На сей раз строевую проводил только один офицер (в прошлый раз их было, как минимум, четверо). Половина бойцов не пришла вообще, а когда офицер притомился и поставил проводить занятие - сержанта, то сбежала ещё половина оставшихся. Во время шагистики мимо меня прогарцевал начальник автомобильной службы, я поинтересовался, переводят меня или нет. Тот ответил, что нет, не переводят. Я огорчился. В то время мне представлялось, что автомобильная служба - это некое особое подразделение, наподобие взвода тренажёров, или медицинского взвода. Оказалось - ничего подобного. И перевели меня только через полгода, когда я уже успел этому капитану все глаза намозолить, а моё имя он произносил чаще, чем любое другое. После строевой я даже сбегал к нему в техчасть, выяснить детали, как и что - но его не было.

На ужине меня снова назначили на бушлаты, но на этот раз всё было спокойно. Нам постоянно дают сало на ужин. Это хорошо, но, чувствую, от масла придётся отказаться, а то снова начну толстеть.

День 73-й (27 января, четверг)

Сегодня, по слухам, боевой тревоги нет и больше не будет аж до лета. Это хорошо. Сегодня никого не поднимали на территорию - чистить снег - поскольку лопаты все в парке, и чистить банально нечем. Впрочем, комбат наверняка бы сказал, что ему наплевать, чем мы будем чистить. Хоть шапками, хоть руками, хоть сапогами. Главное, чтобы всё было чисто, иначе все будут наказаны. Хотя как нас наказать, если мы уже мотострелки? - В мотострелковый батальон, как мне рассказали, направляют всякий сброд. Тех, кто проштрафился, чурбанов, суицидников. Осталось выяснить, к какой категории отношусь я сам. Даже не знаю, чего бы выбрать.

Я как в воду глядел - на зарядке комбат сильно ругался. Мы вернулись, оделись, пошли в парк за лопатами, потом на территорию. Чистить нашу территорию скребком - очень удобно. Она не такая большая, чтобы скребок застревал, но достаточно большая, чтобы было, где разойтись. Быстро убрались, позавтракав в две смены (одни убираются, в то время как другие завтракают) и построились на плацу. Дальше - снова боевая тревога. Увы, мать их. Но я опять ускакал в первый парк и бодро там патрулировал.

Не знаю, написал ли я это или нет, но однажды, когда я прибежал в первый парк с автоматом, меня выцепил старлей из второй роты, приказал залезть на лесенку, встать на одно колено и высматривать противника через прицел автомата. Я так и делал. Особенно его восхитило, как я побежал к этой лесенке, уходя от огня предполагаемого противника. Он это ещё на телефон снимал. С тех пор он сам и те, кто был в тот день дневальными, называли меня "Рэмбо". Но кличка, сами понимаете, не закрепилась.

Простоял я до половины двенадцатого, и меня отпустили "домой". Удалось сдать оружие, не дожидаясь прихода остальных, и я пошёл в чипок (магазинчик на территории части, совмещённый с офицерской столовой), где поел вкусного. Замечательно. Теперь можно даже на обед не идти. Впрочем, на обед я, всё же, пошёл. После обеда шагал по плацу, как всегда. На ужине пытался снять вторую порцию для товарища. Два раза пытался, и оба раза не получалось.

Потом объявили о том, что будет строевой смотр - нужно собрать вещмешок и нашить на всё, что в этом мешке (и на сам мешок) бирки. Как говорит военная мудрость, "солдат без бирки, что баба без дырки". Я - гол как сокол, о чём своевременно сообщил. Мои слова записали, покивали с умным видом, мол, всё решим, и... ничего не произошло. Мне выдали часть необходимых вещей, но ни бирок, ни линолеума, ни скотча я не увидел. Вообще.

Кстати, замечу, что бирка делается следующим образом: солдату распечатывают несколько прямоугольничков с его ФИО, либо с его номером, либо с ещё какими-нибудь буквами/цифрами. Под этот прямоугольничек он вырезает основу. У нас вырезают кусок линолеума из-под кровати, но я наивно надеялся найти где-нибудь чьи-то старые бирки. Должны же остаться, в конце-концов. Потом прямоугольничек с буквами/цифрами скотчем приклеивается к основе. После этого солдат нитками пришивает получившуюся бирку к вещмешку/плащ-палатке/сумке противогаза и т. д. Последнее - самая сложная часть операции, поскольку линолеум и скотч очень трудно проколоть иголкой. А шила у нас нет.

Ещё до часу ночи я убирал нашу бездействующую КХО (комнату хранения оружия). Как я уже говорил, оружия у нас там нет, зато есть куча барахла - сломанные стулья, шкафы, короче, мусор, который жалко выбросить. Ну и надо было "навести порядок" - то есть равномерно распределить этот мусор по углам, разделив на тот, который очень жалко выбрасывать и не очень жалко выбрасывать, и второй всё-таки выбросить.

День 74-й (28 января, пятница)

После позднего отбоя, встал я сонный-сонный. Нас отправили на территорию вместо зарядки. Сами понимаете, зарядка - это фигня, а территория - святое. Главное, чтобы снег был убран. Впрочем, я эту позицию полностью разделял. Мои больные ноги крайне отрицательно относятся к физическим нагрузкам, типа кросс/бег/марш-бросок.

После завтрака мы пошли в парк, где занимались чем? - Праааавильно. Чистили снег.

Как только вернулись - нас сразу отправили на спорт-массовое мероприятие. Мы немножко побегали, благо никто нас не гонял, немножко поупражнялись и вернулись назад. После обеда - снова строевая. Бирки по-прежнему не дают.

День 75-й (29 января, суббота)

Сегодня меня разбудили рано утром на территорию. Чистили снег. Почистили. После завтрака я носился с попытками раздобыть себе бирки. Не раздобыл. Потом все ушли на территорию, а я остался, как бы, "на сдаче белья".

Следует пояснить, что такое сдача белья. Дело в том, что по субботам мы сдаём свои постельные принадлежности и полотенца. Их увязывают в большой узел, и специальные люди идут это всё бельё сдавать в баню, она же прачечная, она же душ. Там бельё пересчитывают и выдают чистое. Нам хорошо, у нас взвод, и можно унести бельё в нескольких узлах. В ротах бельё кладут на плащ-палатку, сворачивают, как ковёр, и несут силами нескольких человек.

Ну, казалось бы, чего такого - принёс белье, сдал бельё, получил бельё, унёс бельё. Но поскольку в армии не существует понятия организованно, то это превращается в жуткую пытку. Люди приходят сдавать бельё и натыкаются на громадную очередь. В этой очереди они ждут часами, пока она пройдёт. И только тогда они могут сменить бельё. Ещё бельё могут дать рваное, грязное или ещё какое-нибудь не такое. Ещё не все солдаты умеют хорошо считать, и каждая сдача белья - это фактически битва. Ну и ждать на двадцатиградусном морозе в очереди - не самое великое удовольствие. Особенно часами. Люди коченеют. А вот летом солдаты любят сдавать бельё.

Кстати, возможно вас удивило, почему я сказал, будто в армии не существует понятия организованно. Объясняю. Для меня "организованно" значит, если запланировано, что в 9:05 к какому-нибудь столу подходит первая рота, берёт по апельсину и уходит, в 9:10 подходит вторая рота, берёт, уходит, значит, так и должно быть. А в армии это произойдёт следующим образом: в 8:00 на месте будет стоять первая рота, вторая рота и третья рота. Перед ними, по праву пришедших первыми, будут стоять три танковых батальона, и все они будут маршировать на месте, чтобы не замёрзнуть. Потом придёт комбат, и скажет, чтобы танковые батальоны шли назад, а здесь остались первые три роты, и когда уйдёт первая рота, только тогда батальон может приходить. Батальоны уйдут, но солдат никто не распустит, чтобы потом не пришлось их собирать - солдаты будут по-прежнему стоять строем, только не возле места, а где-нибудь возле казармы. Ну и вот так, правым флангом, левым флангом - в общем, кучей - будет организована раздача апельсинов. И, самое главное, что самым последним апельсинов не хватит, и в следующий раз они поклянутся, что хрен их какой-нибудь комбат отправит назад. Первыми пришли, первыми и получат.

Итак, я сдавал бельё. Точнее, не сдавал. Я там просто присутствовал. Сдавали другие, и через полчаса они, наконец, сообразили, что я им не нужен, и приказали идти в парк. Впрочем, я пробыл там недолго, и вскоре снова оказался в кубрике. У меня опять начал врастать ноготь. Боль жуткая, хромаю. Надо идти к фельдшеру, или самому удалять острый краешек ногтя. Но сегодня я стою дневальным, так что не выйдет. Впервые за службу сходил на инструктаж и развод. Инструктаж и развод - это когда все дневальные и дежурные строятся перед частью, представляются дежурному по части, их осматривают, проверяют внешний вид и знание Устава, для чего устраивают устный экзамен произвольно выбранным солдатам, и расходятся. Через полчаса снова собираются, под барабан все выполняют строевые упражнения и маршируют. Нам повезло, а предыдущему наряду - нет. Комбат заставил их мыть с мылом центральный проход и лестницы. Они все вчетвером занимались этим больше часа. Боятся у нас комбата, злой он. После этого комбат не появлялся, и мы спокойно отстояли субботу. Мне приказали убраться в штабе батальона (это такой кабинет, где сидит комбат и его писаря) - заодно поставили мне музыку. Потом пришёл писарь и стал смотреть кино "Люди Х Начало. Росомаха". Я посмотрел только самую завязку, когда мне напомнили, что у меня и обязанности есть. Надо было стоять возле двери, вдруг кто из начальства зайдёт. Будет стучать-стучать, а ему никто не откроет. В конце-концов он разозлится, и выломает дверь, а отвечать будет - кто? - Дневальный. Но никто не зашёл.

Читал книжку по богословию и слушал, как писарь смотрит первые серии "Интернов". Каждую я пересматривал несколько раз, и, восстанавливая картинку по памяти, можно сказать, смотрел их вместе с ним. Потом, в 3 часа, сменился и лёг спать. Палец на ноге дико болел. Перед сном я долго держал ногу в горячей воде с марганцовкой, чтобы убить заразу.

День 76-й (30 января, воскресенье)

Вросший ноготь болит ужасно. Хотел сделать себе операцию во время завтрака, но дежурный меня отговорил - сказал, что после такого я вообще не смогу стоять. На тумбочке дневального обнаружилась газета из 4-х листов, газета нашей части. Оказывается, у нас есть собственный корреспондент. На первой полосе, наряду с комбригом, был запечатлён наш взвод - уж не знаю, чем он так приглянулся. Я показал газету комвзвода, а потом и комбату (которому почему-то не сидится дома в выходной). Все были довольны. К обеду, что интересно, боль в ноге начала спадать. В комнате досуга я нашёл военно-патриотические журналы, где были напечатаны довольно сносные истории о солдатах и офицерах. Не самое увлекательное чтиво, но под наряд пойдёт. Получил массу удовольствия от чтения.

После вечерней поверки заходил комбат, очень хвалил мотострелковый гимн, исправленный и дополненный. Сказал, что "такой гимн есть только у нас и у Майкла Джексона, но Майкл Джексон умер". Ну что ж, лестно получить похвалу, пусть даже с таким странным юмором.

День 77-й (31 января, понедельник)

Сегодня нас поднимал на зарядку командир миномётной батареи. Странно это всё. Миномёты на первом этаже, а мы - на пятом. У меня свело ногу, и я изо всех сил пытался избежать зарядки. Удалось. Правда, когда я поднялся на этаж, меня резко послали на территорию. Странно, но ноготь почти не болит. Кидали лопатами снег, а после завтрака пошли в парк, где выгружали двухсотлитровые жестяные бочки с ГСМ. Мы их с трудом могли перевернуть. Выгрузив бочки, я взялся за лопату, сломал её и пошёл чинить - ковырять ножом новое отверстие для болта. В процессе починки порезал палец, перевязал его платком, и тут меня по телефону вызвали к лейтенанту. Лейтенант привёл меня к начальнику автослужбы, который объявил, что теперь я работаю на него, и разъяснил мои обязанности. Я буду заниматься разбраковкой - а именно, учётом металлолома со списанных машин, чёрного и цветного, а также теми капельками драг. металлов, что содержатся в приборах. На работе оказался полнейший завал - для примера, за предыдущий год было разбраковано (разобрано на металл) около 100 машин. У меня же на столе лежали документы для 500 машин, если не больше. И на всё это мне давался не год, а до завтрашнего вечера. Я поплевал на руки и взялся за работу. В подразделении появлялся только на обед, ужин и вечеруху. Вернулся в 23:20, когда все уже лежали в постелях.

День 78-й (1 февраля, вторник)

На зарядку не пошёл - сразу метнулся в техчасть. Работы невпроворот, отстаньте от меня, я полезен обществу! - Ускорил темп в несколько раз, начав заниматься только срочными отчётами. Остальное доделаю в тишине и покое. Хреначил, не поднимая головы, до самого вечера и после вечерней поверки тоже. Более-менее закончил примерно в половине первого ночи, и вернулся в подразделение. Спать. (самое смешное, сейчас пишу и опять-таки хочу спать)

День 79-й (2 февраля, среда)

Сегодня я заполняю те акты, которые брезгливо отбросил вчера. Сегодня хорошо и спокойно, я купил полкило пряников, правда ушли они чересчур быстро - едоков многовато, даже если чурбаньё не налетит. Вместе со мной работают две женщины, одна из которых беременна, на 6-7 месяце, один постоянный писарь и двое писарей временных, которые пришли заполнить какие-то документы для своих подразделений. Писарь постоянный, который мне вроде как старший, в силу опытности - он парень странный. То нормальный, то ведёт себя как чурбан - начинает всем хамить, угрожать, капризничать, запрещать. Странный он, да. Но ему осталось служить совсем чуть-чуть. Он то ли майского призыва, то ли апрельского. Но, в принципе, по сравнению с батальоном, тут просто замечательно.

День 80-й (3 февраля, четверг)

Снова не ходил на зарядку - думаю, что пока рана на ноге не зажила, мне лучше ходить шагом. Весь день подшивал в архив результаты своих трудов. Потом пил чай с печеньем. Чего-то у меня начали деньги слишком быстро уходить. Конечно, у меня в дебете ещё почти тысяча - зарплата за январь и долг Славика - но, тем не менее, надо экономить.

День 85-й (8 февраля, вторник)

Собственно, перескочил 4 денька. Думаю, не стоит пересказывать одно и то же несколько раз. Я закончил задание капитана, нашёл на компьютере книжки, повздорил с одним чурбаном, которого считают отморозком даже другие чурбаны (он хотел злобно подшутить над упомянутым раньше Славиком, спрятав у себя его спортивную форму. Ему вообще нравится, когда люди пугаются и паникуют. Я не позволил - он пришёл в бешенство и начал меня учить), но сегодня произошло сразу несколько событий, достойных упоминания. Во-первых, вернулся из московской командировки мой командир - начальник автослужбы, и у меня сразу появилось много работы. Впрочем, думаю, за неделю я с ней управлюсь. Во-вторых, произошла какая-то реформа в нашей системе питания, вследствие чего нам стали выдавать масло в обёртках (Смоленское, кусочки по 15 гр) и пакетики с молоком "Агуша". В-третьих, в столовой начался настоящий кошмар. Не знаю, по какой причине, но повара и баландёры (те, кто раздаёт пищу, хотя они себя зовут официантами, но какие они, нафиг, официанты?) стали задерживать подачу еды солдатам. То есть, время уже пробило, солдаты уже зашли, взяли подносы, выстроились в очередь, а еду не дают и не дают. Первой ест пехота, как самая многочисленная, но, как я уже упоминал, из-за построения на плацу, нас постоянно обгоняют танкисты, и пехота лезет вперёд танкистов на раздачу. Потому что спрашивают с нас так, будто мы вошли первыми. И прямо перед раздачей образуется пробка, как на МКАДе, из хитрожопых людей, которые хотят встать вперёд очереди. Это неприятно, впрочем, как и на МКАДе. На обеде, ко всему прочему, одна раздача не работает. Так-то у нас их две. Две команды женщин-баландёров, две очереди, два "окна". А сейчас - вдвое меньше. Плюс ко всему мне не досталось продовольственного талона. Лейтенант наш потерял талоны аж для пяти человек (впрочем, вероятнее всего, их у него отняли чурбаны). Короче, мне было велено встать в начало очереди, где столпился весь наш взвод, чтобы лейтенант мог нас провести. Мы стояли минут десять, ожидая, пока раздача начнёт свою работу. В очереди скопилось человек сто, и в несколько раз больше людей стояли в раздевалке и небольшом тамбуре с умывальниками перед столовой, живой массой перегородив выход. И в этот момент в игру вступил дежурный по части. Дежурный по части обычно наблюдает за порядком в столовой, теоретически он разнимает драки, но на самом деле он следит, чтобы солдаты оставляли свои бушлаты и шапки в раздевалке, где их так удобно красть. Ещё он очень не любит подобные толпы на раздаче. Каждый дежурный справляется с ними по-разному. Этот просто взял, подошёл к толпе, схватил за плечо первого попавшегося солдата за плечо, и молча отшвырнул его назад. Солдат упал и ударился головой. Только после этого дежурный капитан соизволил крикнуть "всем встать в одну колонну". Я и рад бы был встать, но меня не пускали танкисты, и куда-то запропастился лейтенант. Я пошёл в другой зал столовой (с неработающей раздачей), но его там не было. В первом зале его тоже не было. Спросил у своих - те заявили, что видели его возле выхода. Я подошёл к выходу, но упёрся в толпу солдат в тамбуре. Я попрыгал, стараясь углядеть лейтенанта, и, поняв тщетность своих усилий, повернулся назад, намереваясь встать обратно в очередь. Но дежурный по части не дремал. Решив, что я пришёл с улицы, он перешёл к боевым действиям. Подошёл ко мне вплотную и с рожей, искажённой презрительной усмешкой, схватил меня за лицо своей рукой и толкнул назад. Возмущаться я не стал. Оделся и ушёл в штаб, чтобы узнать, какова фамилия этого героя, который так легко и непринуждённо управляется с солдатами. Мне сказали, что фамилия этого замечательного человека - Гатауллин. Все, кто его встретит - пожмите ему от меня руку.

Когда я, узнав фамилию, повернулся назад, то увидел в штабе стенд с объявлениями. На одной красивой бумаге было написано, что с 1-го февраля по 28-е февраля - месячник борьбы с неуставными отношениями в армии. Я улыбнулся. Февраль длится уже неделю, а бороться с неуставными отношениями начали только сегодня.

День 90-й (13 февраля, воскресенье)

Много думал. За прошедшее время случилось всякое. Дед, с которым я работаю в автослужбе, втихаря удалил с моего компьютера все книги и игры. И целый день не признавался. Мол, сами куда-то пропали. Странное поведение - зачем он это сделал, и, собственно, почему не признавался? Я почти закончил 2010 год по актам разбраковки. Скоро закончу совсем и стану вписывать учтённый металлолом в книги. Пришла посылка. Хоть её отправляли 1 февраля, но извещение пришло только вчера, 12 числа, вечером. А 13 и 14-го почта не работает. Чурбаньё сразу же очнулось от спячки и начало интересоваться, что же там, в посылке и намекать, что у тех, кто не делится с ближними - бывают проблемы. Я ответил, что лекарства. В задницу таких ближних.

Похоже, не надо высылать посылки на адрес части. Надо отправлять их на местную почту до востребования. Чурбаны очень внимательно отслеживают, кому пришло извещение. И всегда готовы обеспечить помощь в добыче посылки. Правда, посылку они присвоят себе, "за боевые заслуги", но это ведь чурбаны.

День 100-й (23 февраля, среда)

Начинаю повторяться, конечно, однако нельзя не сказать, что за предыдущие 10 дней произошло много событий, только вот я успел описать лишь часть. Во-первых, ударили страшные морозы. У нас в кубрике не работает отопление - я сильно мёрз по ночам, и, в конце-концов, заболел. Температура не поднималась, однако насморк, кашель и головная боль - те ещё удовольствия. Мы спросили. Что нам делать, нам сказали - сливайте воду из батарей. Сливать воду из батарей - значит отвинтить чем-то заглушку на конце чугунной батареи, и ждать, пока стечёт холодная вода, и пойдёт горячая. Нужно постоянно держать вёдра, вовремя их менять и не бояться промокнуть. Мы сливали воду часа полтора, но, когда вернулись после вечерней поверки, обнаружили, что батареи снова холодные. Правда, 15 февраля, я получил посылку, в которой были тёплые носки. Теперь, накрывшись одеялом, бушлатом и надев носки, я смог не замёрзнуть ночью. Здоровье потихоньку пошло на поправку, и сейчас я уже почти здоров.

Ещё я попал с бушлатами. Пошёл с подразделением на обед, и меня попросили встать на охрану бушлатов. Я согласился, и стоял охранял. К нам повесили бушлаты трое из соседней роты. Из них - двое чурбанов. Попросили посторожить вместе со всеми. Я на них поглядел, и, вроде, запомнил. Они с преувеличенной бодростью меня напутствовали, обещали дать дополнительный талон на обед, обещали быстро вернуться. Надо было уже тогда забеспокоиться. На самом деле, не сделали ни того, ни другого. Минут через 15 подошёл парень, сказал, что он из второй роты, и что он повесил к нам бушлат. Я посмотрел на него - вроде бы вешал. Отдал бушлат. Потом вернулся наш взвод, забрал свои бушлаты, осталось от силы несколько штук. Меня сменили, я пошёл на обед. Внезапно явился мой сменщик и объявил, что у него отжали пиксельный (нового образца) бушлат, принадлежащий моему другу Славику. Короче, пришли трое чурбанов и сказали, что они из второй роты, и они повесили здесь бушлаты. И взяли три бушлата, не обратив ни малейшего внимания, что один из них - чужой. Причём я до сих пор не уверен, кто из них соврал - наш, который взял в начале или чурбан. Но, судя по поведению - преувеличенная доброжелательность перед началом аферы, бесцеремонное поведение в конце - позволяют заподозрить именно чурбана.

Мне пришлось покупать бушлат. Новый бушлат стоит почти три тысячи, а таких денег у меня не было, да и жаба душила - отдавать чурбанам такие деньги. Но чурбаны решили пойти другим путём. Чурбан-сержант из нашего взвода сказал, что у него есть друг, практически родственник, который может помочь. Им оказался другой чурбан из миномётной батареи, который занимал прибыльную должность каптёра, и сторговал мне бушлат за 700 рублей. Краденый.

Более того, я даже лично знаю человека, у которого этот бушлат был украден - благо он был помечен. Каптёр делал свой бизнес, продавая бушлаты тех, кто находился в госпитале или в санчасти, и, чтобы не украли бушлат, оставлял его в подразделении. Передо мной вставала дилемма, что делать. С одной стороны - фактически я совершил "заказную кражу" (да простят меня юристы), с другой стороны - я его честно купил. В конце-концов, жадность победила совесть, объяснив той, что за 2700 рублей, я, скорее всего, куплю точно такой же краденый бушлат. И вообще, выбора у меня особого нет.

Потом мы поговорили с тем парнем - он не сильно огорчился и великодушно меня простил. Набил ли он лицо тому каптёру - история умалчивает.

С тех пор я стараюсь всегда приходить на завтрак, обед - самым последним, чтобы не было возможности меня поставить на бушлаты. А ужин вовсе пропускаю. Получается с переменным успехом, но больше у меня бушлаты не воровали.

Из-за холодов у нас отменили утреннюю зарядку и вечернюю поверку на плацу. По утрам мы просто ходим строем по плацу, полностью одетые, а по вечерам мы поверяемся в подразделении и поём гимн под радио. Это хорошо.

Сегодня, 23 февраля, я поставил будильник на 6:30. Правда, встал только в 6:50, но всё равно раньше подъёма. Сегодня же праздник, поэтому командование, скрепя сердце, разрешает провести подъём по плану выходного дня. Но моя задача была - прорваться в автослужбу как можно раньше, чтобы не идти на завтрак вместе со всеми, и не стоять в обнимку с бушлатами. Это у меня получилось, правда дед из автослужбы, издеваясь, долго держал меня перед закрытой дверью. Но я о нём скажу пару слов позднее. Короче, завтрак я посетил, а перед обедом меня вызвал прапорщик и велел явиться в подразделение. Мол, в выходной день я должен находиться вместе с подразделением - отдыхать. Аргумент, что я лучше поработаю, чем отдохну с подразделением, был отметён. Нефиг тебе работать, иди отдыхать, иначе накажут, - таков был ответ. У меня возникло ощущение, что вскоре я стану ненавидеть выходные дни. Дни, когда меня будут гонять и на физо, и ломом долбить лёд, морозить и не давать присесть, ежеминутно орать с акцентом и всячески давить на психику.

Впрочем, вопреки опасениям, на бушлаты меня не поставили. Я так обрадовался, что даже дал охраннику 5 рублей "на чай".

После обеда, в 16 часов, у нас должен быть концерт в клубе или показ фильма - я так и не понял, что именно.

Позавчера в автослужбе сломался кран и прекратилась подача воды. За ночь вся вода замёрзла в трубах.А вчера вечером всё починили. Взяли паяльную лампу и прошлись открытым огнём по пластиковым трубам. Результатом починки явились примерно 2 ведра воды, плещущихся на кафельном полу сортира при температуре воздуха где-то 5-10 градусов ниже нуля. Вода стремительно превращалась в лёд, пока я оттирал её тряпкой. Ледяная тряпка, встающая колом, ледяная вода, ледяные руки. Короче, я вспомнил, что одна моя знакомая жаловалась, что её дочь ленится ходить в институт - мол, после каникул тяжело привыкнуть к каждодневным занятиям - и засмеялся про себя. Если есть вещь, настолько же хуже каждодневных занятий, насколько занятия хуже каникул, то эта вещь - армия. Армия - это антиканикулы.

День 110-й (5 марта, суббота)

С погодой творится нечто странное. По ночам - мороз, градусов 15, днём солнце прогревает воздух чуть ли не до плюсовой температуры. Дует тёплый ветер и пахнет дерьмом. В довершение ко всему, сегодня ещё и снег повалил. Я серьёзно надеялся, что широкая пластмассовая лопата не осквернит мои руки уже никогда. Командир миномётной батареи припёрся к нам во взвод в половине шестого утра и начал орать, чтобы весь взвод, в полном составе отправлялся на территорию. Взвод весь прошлый день разбивал наст на стоянке, а комбатр решил, что надо ещё, а то, понимаете ли, солдатам вредно много спать. Мы пошли, взяли железные лопаты и лома, двинулись на стоянку. Постояли там, помёрзли немного, подолбили чуть-чуть, разошлись. Думали, что это опять комбат зверствует. Оказалось - ничего подобного. Старлей сделал это по собственной инициативе. То бишь, по собственной инициативе он поднял чужой взвод и заставил его "наводить весну", чтобы выслужиться перед начальством. Сам-то он нифига не сделал, даже не просыпался раньше времени. Он и так стоял ответственным по батальону и обязан был обходить все посты в казарме. И вот взбрела ему в голову идейка, чтобы пять минут поорать, заставить солдат несколько часов, не разгибаясь, поработать, и получить похвалу за наведение порядка на стоянке.

Короче, наш взвод смог очистить только небольшой пятачок при въезде на стоянку, и всё заглохло. Теперь, машины, заезжая, вынуждены преодолевать довольно высокую, сантиметров двадцать, ступеньку, царапая днище. А претензии предъявляют нам. Потому что это наша территория, а не миномётной батареи. Итого, в армии поощрение получает тот, кто командует, а тумаки - тот, кто работает.

На работе в автослужбе внезапно начался аврал - срочно понадобилось сдать отчёт по разбракованному лому черных и цветных металлов. У меня была сделана только треть. И за сутки, даже быстрее, я добил остальные две трети. Всё пересчитал (это больше 4 тыс. слагаемых) и выдал окончательные данные. Теперь вот сижу, ищу ошибки. На каждые 500 слагаемых у меня 2-3 ошибки, как правило, есть. Вот и смотрю, насколько будет отличаться уточнённая цифра от первоначальной. Ещё вчера был "в плюсе" (было около 4 тонн "лишних"), сегодня обнаружил, что "потерял" 68 кг алюминия. Теперь вот думаю, как об этом начальнику сказать, и что мне за это будет. Ну, хорошо, что я сейчас это заметил, а не комиссия по приёму через некоторое время. Дед-писарь продолжает вымещать на мне свой дурной нрав. Зато я достал аж 50 конвертов для писем, которые намерен постепенно извести, и нашёл ремень, когда ходил выносить мусор. В контейнере лежала коробка, обвязанная новым, хорошим ремнём. Я его взял себе, вместо старого, потрескавшегося, и писарь по этому поводу сильно язвил. Называл бомжом, роющимся по помойкам. Нет, в принципе, на это можно было бы не обращать внимания, но ведь он будет это повторять в течение нескольких часов. В ответ я решил его подколоть. Нашёл сигарету на полу, грязноватую и слегка помятую, и положил в место, где он обычно курит - халявная сигарета пошла на ура, не побрезговал. Он ещё и ханжа.

Скоро должна прийти посылка, я её очень жду. На меня напал жор - постоянно хочется есть. Странно, я ещё не настолько худой. Ещё пока вполне щекастый. Но посылку жду, тем более, что там будет библиотека электронных книг и множество других полезных вещей.

Офицеры сегодня празднуют 8-е марта. Дальше ведь выходные. А сегодня у них застолье и пьянка. Немного обидно, когда из помощника и в какой-то степени коллеги, тебя низводят до прислуги. "Подай, принеси, отдай сюда свой нож и пошёл отсюда". И это ведь хорошие офицеры, по сравнению с остальными. И всё равно, солдат для них, в первую очередь раб. Впрочем, здесь везде такое отношение. Говорил же мне мой товарищ разведчик, что к солдатам здесь относятся, как к собакам, и даже хуже. У командира миномётной батареи есть собака, немецкая овчарка. Он её холит и лелеет. Такие дела.

День 112-й (7 марта, понедельник)

Воскресенье и понедельник прошли под эгидой отдыха. Точнее, не совсем отдыха, потому как работать, всё же, приходилось, однако удалось и на компе поиграть, и поспать. Чистил снег, ходил сегодня на территорию с утра, наводил ПХД, мыл пол в кабинете зампотеха и в кабинете капитана. Дед-писарь много спал и не особенно мне досаждал. Правда, обнаружилась новая проблема - трое старослужащих (два дежурных тягачиста и водитель зампотеха) - позвали меня поговорить. Оказалось, они делают дембельский костюм и им страшно понадобился погон с моего левого плеча. Они предложили его отрезать, мотивируя это тем, что он им нужен, а я без него запросто обойдусь. Это была классическая гоп-схема, когда тебя держат в помещении и повторяют требования до тех пор, пока ты не согласишься. Я раз-за-разом говорил им нет, и они снова повторяли своё требование. Уйти было нельзя - они держали дверь. Отвечать резко и грубо - они только этого и ждали. Всё-таки, наша гопота придерживается определённых понятий. И, для того, чтобы они на тебя набросились, ты их должен к этому как-то подтолкнуть, дать повод. А тут ты им нахамил, вот они тебя и наказывают - с их точки зрения они вообще красавцы.

Я начал их пугать - заявил, что пожалуюсь комбату, и, при необходимости, дойду до комбрига. Это слегка добавило им осторожности - моего комбата они побаивались. Но тут пришло спасение в виде капитана (не моего начальника, а другого, очень славного пухлощёкого раздолбая, который вместе с нами работал), и гопота разбежалась. Больше они к этому вопросу не возвращались.

День 120-й (15 марта, вторник)

Некрасивая история получилась с вышеупомянутым капитаном. Кто-то съел печенье из его ящика, когда внутри находились только я и писарь-дед. Замечу, что я печенье не брал - я скорее буду голодать, чем обкрадывать человека, который меня много раз выручал. Эпизод с тремя старослужащими - всего лишь один из многих. Получается, что печенье взял дед, больше некому. Тем более, что мои продукты, которые я оставляю - он крадёт без зазрения совести.

Надо будет попросить у женщины, которая здесь работает, чтобы она купила точно такое же печенье, и незаметно положить ему в стол. Хоть как-нибудь отмоюсь от несправедливых обвинений. А то как-то неприятно, когда тебя подозревает в подобном человек, чьим мнением ты дорожишь.

В понедельник у меня закончилась ручка "пиши-стирайка". Заполнил книги карандашом - один хрен придётся обводить. Отношения со старослужащими - хреновые. Дед-писарь опять меня подставил - показал путевой лист, заполненный мной, где стояли две печати, одна на другой, и обе неправильные. Заявил, что это я сделал, но это, разумеется, неправда. Я вообще первый раз слышу, что в то место надо ставить печати. Так что, скорее, он свалил на меня свою собственную ошибку. Ещё дед заявил, что я отныне буду бегать под его руководством 3 километра, и за каждую ошибку в заполнении путевых листов, он будет меня заставлять переписывать все листы по-новой.

Замечательно, жизнь становится всё веселее и веселее - можно подумать, что до этого он вёл себя тихо и корректно. Нет. Любой мой просчёт становился предметом получасовой лекции на тему "почему ты такой тупой". А стремление распоряжаться моей жизнью, как будто он мой командир, "первый после Бога", вообще ни в какие ворота не лезет. Вот, например, я бреюсь раз в два дня, и на второй день у меня появляется едва заметная щетина. Никто этого не замечает, кроме одного сержанта-чурбаноида и деда-писаря. Кстати, я до сих пор не постирал форму, хотя охреневший дедушка дал мне на это неделю, где-то дней десять тому назад. Обещал отрывать подшиву каждое утро, если я форму не постираю. Кстати, сам он этой подшивой буквально одержим. Складывает в много слоёв, долго её полирует, любуется, потом пришивает. Ну, короче, не постирал я форму, и ничего - тишина. Такое ощущение, что каждую минуту он по-разному шизанутый. И то, что волновало его ещё вчера, сегодня уже забыто.

С погодой всё хреново. Я с нетерпением жду оттепели, а она всё не приходит. По ночам настоящая зима. Днём светит солнце, но воздух едва прогревается. Хотя сегодня был положительный сдвиг - ночью и ранним утром шёл дождь. Надеюсь, что вот-вот начнется оттепель.

Мне пришла посылка - в посылке новая карточка, флешка (USB-flash) на 4 Гб, сушилка для обуви, чистящее средство, тряпки для пола. Ну и, разумеется, конфеты. Хотя конфет удручающе мало, я бы их даже в одиночку мог за день съесть. А, учитывая прожорливость дедушки, конфет хватило совсем не надолго. Но хоть что-то.

Получил зарплату, и долг мне вернули. Да я богат! - Бешеные деньги (около полутора тысяч рублей). Храню их в сейфе, а автослужбе, надеюсь, что всё сохранится в целости, и не получится, как с печеньем капитана. Второй раз пообедал в офицерской столовой, и вот, что скажу - никогда в жизни я не ел настолько вкусный суп. Ну, разве что крем-суп собственного приготовления, но это понятно. Короче, обед из супа, картофельного пюре с курицей, компота и хлеба - обошёлся мне всего лишь в 80 рублей. Офигенно.

Начал тренироваться - хожу на турники, подтягиваюсь, качаю пресс, отжимаюсь. Чувствую - ослаб, но ничего. Наверстаю. Уже наверстываю.

День 144-й (9 апреля, суббота)

Сегодня у нас не просто день, сегодня у нас строевой смотр. Весь предыдущий вечер суетились, пришивали бирки на вещмешки, получали дополнительное снаряжение. Я на смотр выбежал полуготовый - у меня не было котелка и плащ-палатки, да и бирки были "неправильные". Неправильные - это значит не как у всех. Все делали бирки на основе из линолеума, безжалостно раздирая казарменные полы, а я взял на службе два листа тонкого картона, склеил их, чтобы потолще получилось, и вышла офигенная основа. Но и к этому могли придраться. Перед смотром я был по телефону вызван нашим прапором из техчасти. Кстати, я вряд ли это упоминал - но у нас успела смениться власть. Лейтенантика услали служить в батальон уничтожения боеприпасов, а во главе взвода вновь встал прапор, бывший при лейтенанте на вторых ролях. Получил в каптёрке летнюю кепку, взял вещмешок и побежал на третий этаж за оружием. На плацу мы стояли три часа. Мы мокли под дождём и мёрзли. Я с ужасом вспомнил, что вчера не подшивался, и молился каждые десять минут. Вообще, в армии очень легко быть набожным, потому что опасностей со всех сторон подстерегает уйма, самостоятельно ты с ними справиться не можешь, остаётся рассчитывать только на удачу и на высшие силы.

Как ни странно, но наш взвод почти не затронули. У меня остались незамеченными и отсутствие плащ-палатки с котелком, и многие другие, как, например, несовпадение номера автомата, написанного в военном билете, и фактического номера автомата. Почему-то в первую очередь проверяющие сверяют именно номера автоматов. Будто от того, совпадает ли номер автомата с номером на бумажке, напрямую зависит боеспособность соединения. Вообще, мне теперь понятно, по какому принципу ищут недостатки проверяющие. Они ищут не какие-то реальные недостатки. Они ищут несовпадения! - Написано в бумаге, что за подразделением закреплено два автомата - два автомата и должно быть. Написано на одной бирке "Иванов", значит и на другой бирке тоже должно быть написано "Иванов". А какие там реальные недостатки - никого не волнует. А с автоматом такая история: когда я пришёл в первую роту, то ротный оперативно метнулся в штаб и записал за мной автомат, прицел ночного видения и пистолет макарова. Ну, и штык-нож до кучи. А потом я перешёл во взвод обеспечения, но там к этому вопросу относились наплевательски, и я сперва вообще не знал, какой автомат - мой. Потом, правда, объяснили. Но в военном билете ничего не изменилось.

Ещё у меня были носки вместо портянок, не было расчёски и платка.

Про расчёску с платком - тоже забавно. У каждого солдата должны находиться, кажется, в правом кармане, а то и вовсе в нарукавном - расчёска и платок. При этом пользоваться платком нельзя - он должен быть всегда чистым и поглаженным. А пользоваться расчёской просто незачем - солдатская причёска длиной 3-5 мм не располагает к длительному её расчёсыванию.

Ещё наши командиры на этот раз придумали, что всё надо клеймить. Чтобы не украли. Надо специальной краской ставить на каждой детали одежды (штаны, китель, сапоги, бушлат, шапка, ремень) - номер своего военного билета. Считалось, что в этом случае пропажа будет оперативно обнаружена. Правда, способ обнаружения до сих пор остаётся неизвестным. Не будешь же ты ходить по всей части и выворачивать каждому наружу штаны, чтобы посмотреть - чей там номер билета, его или не его? - А если несовпадение номеров обнаружит сослуживец этого человека или даже командир - то ему нет никакого интереса никуда докладывать. И вообще, это дело очень муторное. Тут разве что микрочипы вставлять в одежду, чтобы их потом с помощью каких-нибудь приборов пеленговать. Но до микрочипов нам, как до лопат с моторчиком.

Короче, постояли мы, помёрзли. Проверяющие обнаружили несоответствие документов у нашего прапора, отымели его в течение получаса, и к нам уже шли удовлетворённые и невозбуждённые. Поэтому никто ничего не заметил, тем более, что про выдумки нашего начальства, такие как клеймение, им никто не рассказывал.

А после смотра я обнаружил, что непостижимым образом потерял кепку. Такое случается только со мной - если я что-то теряю, то самым долбанутым способом. Я положил кепку за пазуху, и, за то время, пока я шёл по лестнице, она как-то ухитрилась выпасть.

Решил действовать нестандартно - написал рапорт на имя командира батальона, что нуждаюсь в кратковременном увольнении для того, чтобы восполнить пробел в обмундировании. Я собирался себе купить новую кепку - на сей раз по размеру, портянки, чего-нибудь вкусного и раздобуду деньги на новые штаны. Вообще, в моей жизни, похоже, началась полоса мелких неудач - у меня ещё и штаны украли. Дело было так - я стирал свою форму, и взял у друга его подмену-пиксельку. Сам-то он ходил во флоре. Постирал свою форму, повесил сушиться, два дня она сохла, висела спокойно в казарме, никто её не трогал. Потом надел на себя чистую форму, а подмену оставил висеть в сушилке. Просто друг ненадолго уехал в поля, и не мог её забрать. А потом, когда он вернулся и решил её таки забрать - обнаружилось, что китель висит на месте, а штанов нет. Пропали штаны.

Проблема с этой новой формой в том, что, несмотря на поганую ткань, она чересчур дорого стоит. И китель со штанами стоит примерно как бушлат - то есть, 2,5-3 тысячи рублей. Честно скажу, за отвратительную синтетику столько денег брать - это просто грабёж. Не знаю, сколько денег наварили производители, но прибыли никак не меньше 300%. Короче, штаны - это никак не меньше 1300-1400 рублей. Это много. Это три моих зарплаты. Беда в том, что у меня сейчас нет денег - банкомат, знаете ли, не работает. И у родителей нет денег - они приобрели машину, и сейчас здорово экономят, чтобы не влезать в долги. Конечно, для них это мелочь, но всё равно я сейчас пока что на голодном пайке. Не знаю, даже что делать. Конечно, они мне выделят деньги, но сами себе в чём-то откажут. Впрочем, чего я решаю за них? - Они взрослые люди, могут сами принимать решения. Но, честное слово, быть нищим - очень больно и обидно. Со всех сторон ты открыт, любая мелочь заставляет тебя нервничать: а что, если завтра украдут бушлат? А что, если завтра прохудятся сапоги? Где взять подшиву? - и многое другое. Крайне неприятное состояние.

Ах да - весна окончательно вступила в свои права ещё десять дней назад - уже 1 апреля, который, как известно, День Дурака и день начала весеннего призыва, что, как бы, символизирует. Короче, солнышко светит вовсю. Жалко, не успел отметить, когда именно началась весенняя погода. Это и есть громадный минус эпизодического ведения дневника. Многое успеваешь забыть ко времени написания следующего фрагмента.

За это время мне успела прийти ещё одна посылка, где было аж 15 шоколадок, диск с программами и различные ништяки - фумигатор, подшива, ловушки для тараканов, мешки для мусора, ромашка в пакетиках, бритвы, конфеты, зефир. Было очень приятно её получить. Ещё я сочинил новую песню:

Текст песни.

Думаю, надо будет показаться замполиту с этой песней в ближайшее время. Вообще, я подружился с писарями из клуба, это очень приятно. Через них же и пытаюсь достать штаны от формы - мы с другом договорились, что купим их напополам. Что ещё? - Ну, даже не знаю. В гороскопе мне предсказано улучшение финансового состояния, так что, может, дадут целых 455 рублей зарплаты.

И, кстати, у меня уже прошла 20-я неделя службы. Осталась 31 неделя с копейками. Время службы неуклонно пытается сравняться с временем до дембеля. Ещё месяц и можно будет перестать считать, какую часть срока я уже отслужил. В числителе будет больше единицы.

День 149-й (14 апреля, четверг)

Сегодня я первый раз сходил на зарядку в новой спортивной форме. Очень боялся по поводу обуви, но она оказалась впору. Даже удивительно. Ощущения от формы - класс! Тёплая, теплее, чем пикселька и, похоже, теплее, чем бушлат; лёгкая и удобная. Не форма, а сказка.

Теперь о плохом - у нас нагрянула проверка. Причём не абы какая, а сам заместитель начальника генштаба. Генерал-майор со свитой. Он же "большой хрен", в самом цензурном из народных вариантов. В-общем, везде дикий шмон. В автослужбе последние дни - страшный аврал. Дело в том, что к приезду любого генерала, когда бы он не приехал, работа должна быть закончена, и всё должно лежать на своих местах. Поэтому срочно приводим всё в порядок. Нужно готовить какие-то отчёты, заполнять пробелы. Начальник кричал, чтобы никакого карандаша не было в книгах - только ручка. Ставили печати и подписи. Короче, я задержался на работе аж до трёх ночи. Если бы у меня была жена, она бы меня убила за такое позднее возвращение. Потому что после работы, я должен был ещё и мусор отнести на свалку, и сделал порядочный крюк, по пути нарвавшись на караульных из 2-й мотострелковой, которые устроили мне допрос с пристрастием, по какому, мол, праву я тут нахожусь, не пьян ли и что я вообще тут делаю. Во время допроса вовсю пользовались дедовским НЛП, как например "я тебе разрешал уходить?" и другими фразочками, ставящими объекта перед выбором между эскалацией конфликта с субъектом и повиновением. Собственно, такое НЛП - один из инструментов дедовщины. Но я уже был довольно нагл и умел отвечать на такие наезды, наехав на них в ответ. Резкая проповедь о человеке, который целую ночь работает, отказывая себе в покое и сне, пока другие спят, чтобы спасти бригаду от разорения генералами, заставила караульных отступить. Отсутствие винных паров поставило их в тупик, и я вернулся к себе в казарму. На часах было 3:30. Дневальный обрадовал меня известием, что я назначен с утра на территорию. То есть, спать мне осталось полтора часа. Все призывы о милосердии были проигнорированы, поскольку все остальные тоже устали. Вообще, с взаимопомощью в армии как в советской очереди - "но у меня дети! - у всех дети". Кроме чурбанья, ибо им "по национальности не положено" ходить в наряды, на территорию и вообще заниматься чем-либо, кроме грабежей и убийств. Соответственно, они спали в день по 8-10 часов, просто угрозами заставляя дневальных замолчать. Придут в казарму и лягут в кровать. А если придёт офицер, то он их не трогает - нет. Он орёт на дневальных, на дежурного и на командира. Но с чурбанами связываться не рискует. Короче, в 5 часов меня начали будить. Окончательно поднялся я только в 6 и, как зомби, попёрся к выходу. И меня радостно огорошили известием, что на территорию мы пойдём только после завтрака. А нахрена будили??? - хотелось мне возопить тогда, но сил не было совершенно. Проснулся я только в 6:50, обнаружив себя на зарядке. После завтрака прошёлся по территории, вернулся в расположение. Там меня тут же отправили во 2-й парк. Мы со Славиком побежали в парк, но на выходе из казармы нас перехватил комбат и начал задавать командирские вопросы. Куда идёшь? Зачем? Кто разрешил? И какого, собственно, хрена? - Я снова успешно отбился от его нападок. Пересыпая свою речь словечками "немедленно", "устранение", "наличие", "отсутствие" и др., я подгрузил комбата секунд на десять. Потом он моргнул, понял, что продраться сквозь логику ему не по силам, и всецело одобрил мои действия. Славик потом полчаса восхищался моим ответом. Мы дошли до парка, сели в первый попавшийся камаз (чтобы нас не было видно) и задремали. Потом пережидали метания комбата по парку в поисках жертвы. Вопли у него громкие, и позволяют примерно пеленговать его местонахождение. Снова залезли в машину и снова задремали. Что интересно, сон не шёл. Видать, перенервничал.

На обеде нас определили в наряд. Мы подшились и заступили. Ночью Славик дал мне свой телефон с безлимитным интернетом, что позволило мне немного напомнить миру о себе. Ночь пролетела незаметно.

День 150-й (15 апреля, пятница)

Сегодня я в наряде, и сегодня у нас проверка. Опять. Все беспокоятся, меня отправили проверять территорию. Типа, вдруг там из-под снега чего неучтённое вылезло. Мусора оказывается много. Впрочем, его всегда много, порой он кажется бесконечным. Я набиваю два полных пакета, убиваю на это полтора часа и возвращаюсь. Хорошо погулял, честное слово. Тишь, гладь, никто не бегает, никто не ругается, никто не нервничает. Солнышко светит, птички поют, тепло, ветерок. Мусор, правда, надо собирать, но это не так уж трудно.

Перед обедом - суматоха. Командование решило, что лучший способ пройти проверку - это паническое бегство. Наш батальон (который назначили крайним) почти в полном составе сбежал в поля и сейчас прячется где-то в кустах, мокрый и сопливый. Решили не травмировать нежную психику генерала зрелищем нескольких сотен солдат, которые - "о ужас!" - не стоят на плацу по стойке смирно, а сидят в казарме, а могут даже и лежать. Нет, он такого не выдержит. А вдруг он зайдёт в сортир, а там солдат, извиняюсь, справляет естественную нужду. Ни в одном Уставе не написано, как солдат должен справлять естественную нужду. Нет стендов, где солдат изображён в таком виде. Поэтому, подобное зрелище может его шокировать. Оставили только самых малонуждающихся солдат.

Короче, наш взвод прячется. Но взвод этот хочет есть. А кормить его, всё-таки, положено. Об этом в Уставе написано. Поэтому дневальные берут специальные контейнеры-термосы (ТВН-ы), на 30 литров каждый, и идут с ними в столовую. Туда им наливают суп, кладут второе и компот. В разные ТВН-ы, разумеется. Все суетятся, документы же нужны. С подписями. У дежурного по части, у санитарного врача и ещё какие-то подписи с печатями. Убегают в столовую - дежурный, дневальный и один солдат, приданный в усиление, потому что ТВНов три. Впоследствии оказалось, что солдат - забил на это всё, и отправился есть. Дежурному пришлось тащить ТВНы в обеих руках. Кстати, это был тот же солдат, который бросил мой бушлат.

Про бушлат. Охранял я как-то бушлаты. И сменщик мой долго не приходил. У нас как - первым отправляется есть сменщик, чтобы быстро сменить оставшегося на бушлатах. Так вот - сменщик мой пришёл вместе со взводом. Я оставил ему свой бушлат и встал в очередь на раздаче. И тут приходит этот парень. И говорит "я пошёл, твой бушлат оставил в раздевалке, не собираюсь один бушлат охранять". И ушёл. Мне пришлось выбирать - оставить бушлат висеть в раздевалке или остаться без обеда. Бушлат был ценнее обеда. Пришлось остаться голодным.

За ним ещё много таких косяков.

После сдачи наряда, я не стал идти на ужин. Лёг спать в 19:00 и дрых до полуночи. В полночь меня разбудили - пить чай. Я достал пряники, мы неплохо посидели, и разошлись. Спать дальше.

Ах да. В обед к нам прибыло пополнение - 4 человека из ВШП - военной школы поваров. Неплохие, вроде, ребята. Главное, что чурбанов среди них нет.

День 151-й (16 апреля, суббота)

С утра нас погнали на зарядку, хотя по субботам зарядки и нет. Мы там постояли-постояли и вернулись. После завтрака, не заходя в казарму, отправились на БрАСы (Бригадные Артиллерийские Склады). Шли пару километров по весенней дороге, местами покрытой водянистым льдом, местами - лужами и грязью. Возле ворот склада были лавочки, мы на них повалились и пытались дремать до обеда. Будь погода потеплее - было бы совсем хорошо. А так всё-таки прохладно, да и ветерок холодный дует. По утрам градусов пять тепла. Вернулись, после чего меня, в числе четверых прочих человек подрядили таскать ящики с патронами. Тяжёлые они, сволочи. После обеда пошли в чипок, угощались там вафлями с газировкой. Потом нас отправили в парк - драить машины. Хотел повторить вчерашний подвиг - по возвращении в казарму лечь спать, но, увы, прапорщик отправил меня на вечернюю уборку территории. Жалко. Ну ничего, завтра воскресенье, значит, будем спать 8 часов, до 7 утра.

День 152-й (17 апреля, воскресенье)

Да! Сегодня подъём в 7 часов, и это круто. Пошли на завтрак, на завтраке пришлось зачем-то встать на бушлаты. Обычно мы проходим в них - наш взвод освоил тактику просачивания малыми группами мимо бдительного Дежурного по части с бушлатами под мышкой. После чего мы складируем их в укромном месте. И никто ни разу не позарился - все воры скопились в раздевалке. Там много бушлатов и мало людей. А в столовой ты у всех на виду.

Ну, короче, чурбаноиды подняли крик, мол, куда вы пошли, ну-ка быстро назад. Начали хватать за одежду и выть, как пароходные сирены, чтобы дежурный нас заметил и не пустил.

Это потому, что им страшно проходить вот также с бушлатами. Очень страшно. Если вы думаете, что они такие храбрые, и никого не боятся, вы глубоко ошибаетесь. Они не храбрые. Они дерзкие и наглые. Потому что обычаи у них такие. И чем им страшнее, тем они более дерзкие и наглые. Но, если конфликт ещё не начался, они предпочтут избежать его любой ценой, даже ценой низости и подлости. Может, конечно, не все, но многие. А то, что они очень боятся офицерского гнева - это я от них самих слышал. Но ещё больше они боятся своей чурбанской мафии, которая за "недостойное поведение" может смешать их с грязью. Ну, и, соответственно, кого они боятся - тем стараются подражать. И получается, что они ведут себя как "шакалы".

В 10 часов обещают спортивный праздник.

Но никакого праздника не получилось, что само по себе уже праздник. В связи с проверкой все тупо прятались, убежали в дальние кубрики, заперлись там и ждали прихода проверяющих. До обеда проверяющие не приходили. Зато пришли после обеда, где-то перед ужином. Пришли и всё разнесли. Весь взвод объявили загаженным, про каждый кубрик сказали, что там "очко", то бишь, грязно и воняет, перевернули энное количество кроватей, с целью найти под матрасами НЗ, и ушли. Мы сидели в дальнем кубрике и тряслись, потому что:

а) У всей бригады был строевой смотр, а нас там не было.

б) К нам кто-то ломился в дверь, а мы не могли сидеть абсолютно тихо - кровати скрипучие, плюс один из новеньких постоянно кашлял. Мы уже думали, что всё - засекли нас, и ждёт нас головомойка на ковре у комбрига, но нет - пронесло. Проверяющие, к тому же, ещё и телефоны сотовые отбирали. Правда, по карманам, вроде, не лазили, забирая только те телефоны, которые неосмотрительно остались на зарядке.

в) Как я уже говорил, официально взвод находился в полях - на РТУ (ротных тактических учениях). В казарме мы находились нелегально. Как таджики на стройке.

г) Невозможно не бояться, если прячешься.

Наконец, проверка отгремела, правда, с обещанием вернуться и заняться сексом уже по-настоящему, без смазки. Мы занялись уборкой после этого мамаева нашествия. Убирали везде, в том числе и в кубриках чурбаноидов. Вот у них действительно "очко" было. Потому что так-то никого не заставишь туда даже зайти по доброй воле, а самим убираться им "не положено". Но сейчас расклад был другой - все понимали, что комиссия накажет всех оптом.

Впрочем, и у нас в кубриках нет идеальной чистоты: с сапог сыплется куча песка, так что один раз прошёл - считай, что можно заново всё мыть и подметать. Выгребли из логовищ чурбанов мешков 7 мусора, и я, как вновь заступавший дневальным, должен был их уносить. Тот ещё был поход на свалку. Наконец, все улеглись спать, и я в том числе. Моя смена - с 2:30 до 6:00.

День 153-й (18 апреля, понедельник)

Сегодня дневалить оказалось не хуже, чем просто быть во взводе. И то и лучше. В 2 часа ночи к нам пришёл майор, начальник вещевой службы, и устроил внеочередную проверку. Построил всех, выговаривал, хамил, оскорблял, унижал человеческое достоинство, короче. Делал всё то, что делает армейский начальник с бесполезным и нерадивым подчинённым, когда он доставляет ему проблемы. Мы с удивлением узнали, что "подматрасники" - такие плащ-палатки, лежащие между металлической сеткой кровати и матрасом - должны быть на каждой кровати, и, мало того, они должны быть пришиты к кровати тесёмочками в 6 местах. Не больше, не меньше. Матрасы должны быть проклеймены и лежать клеймом вверх (а переворачивать матрас нельзя), и что на тумбочках, тапках, стульях и кроватях должны быть номера. И номера должны быть одинаковы. Вот, допустим, первый кубрик. В нём живут солдаты из первого отделения. Второй (первый - это комвзвода, он с нами не живёт), третий, четвёртый, пятый. На кроватях должны быть цифры 2, 3, 4, 5. На тумбочках и стульях - те же цифры. А на тапочках, которые аккуратно лежат возле кроватей, должны быть бирки с теми же номерами. Короче, сладостный сон перфекциониста.

Мы начали устранять недостатки - пришивать подматрасники к кроватям. Кое-что устранили. Майор ушёл в 3 часа, пообещав, что через час вернётся и проверит. Соврал, конечно.

Взвод поднялся в 6 часов и сразу же побежал на завтрак. Позавтракали и куда-то смотались. Мы клеили номера на тапки и стулья, ждали проверяющих. Проверяющие, узнав, что взвода нет, как-то сразу поскучнели и ушли. Сейчас 11:00 ровно. Проверяющие заходили уже два раза - в 9 и 10 часов. Ждём новую волну.

Дождались. Пришёл сначала подполковник, ломился в запертые кубрики (офицеры не признают закрытых дверей и всё время норовят их сломать), вопрошал грозно "почему закрыто?" , потом пошёл по открытым кубрикам. Посмотрел, сказал, в каких кубриках "отвратительный срач", и ушёл. Ну, прогресс есть. Срач теперь только в отдельных кубриках, а не во всех.

Потом пришли трое офицеров - майор, капитан и старлей, которые начали более тщательный осмотр. Сначала они искали писаря замполита, который прятался у нас на этаже в кабинете этого самого замполита. Его сдал собственный дежурный по батарее. Его спросили - партизаны есть? ("кроме наряда, в казарме люди есть?"), и он сразу сдал своего товарища. Даже утюг прикладывать не пришлось. Зато в нашем наряде таких слабаков не оказалось. Все делали непонимающие лица и уверяли, что человека, умеющего писать, на этаже не наблюдалось уже лет десять, но это не помогло. Короче, они ломились в дверь, орали "Открывай, сволочь, мы знаем, что ты здесь!". У писаря не выдержали нервы, и он открыл дверь. Офицеры на него налетели стаей коршунов, куда-то повели ("на расстрел", - подумалось мне), двое офицеров осталась читать документы, а я всё думал - где Славик? - Он же был здесь, спрятался вместе с писарем. Кабинет казался абсолютно пустым, спрятаться можно было только в двух высоких одностворчатых шкафах. У меня аж дыхание перехватило, когда офицер открыл один из них. Но, в конце-концов они ушли. Объявили, что в грязи мы живём ("свинья везде грязь найдёт, клоуны", - ответил я мысленно), записали что-то в книжечку и ушли. Когда затихло эхо шагов на лестнице я позвал Славика. Тот с оханьем вылез из-под стола, бледный, как полотно, и будто бы ещё более тощий, чем обычно. Я глазам своим не поверил. Я думал - он в другом шкафу, а он всё это время скрывался под столом, почти перед самым носом у офицеров. Если бы офицер, перебиравший бумаги, неловко двинул ногой, сел в кресло или просто опустил бы взгляд - он бы его тут же увидел.

Мы хлопали Славика по плечу и радовались его чудесному спасению.

Надо снимать еду для взвода. "Снимать еду" - это вся та операция с ТВНами, которую я описывал раньше. Меня припахали мыть котелки - ну и вонючие же они. А моющих средств нет. Да и мойки нормальной нет. Одно мыло, да тряпочки. Я особо стараться не стал - сполоснул, пошмурыгал мыльной тряпкой, снова сполоснул. Сойдёт.

После обеда дежурный и второй дневальный спали. Я стоял на тумбочке. Потом они пошли на развод и инструктаж - мы заступаем в наряд на вторые сутки. На инструктажеих заставили пробежать 6 кругов вокруг плаца, а на разводе придирались абсолютно ко всем мелочам. Короче, разводились они вплоть до ужина. Пришли злые, как черти.

После ужина пришёл комбат, пришёл замполит. Пришёл взвод. Началась суматоха, все пошли есть снятую заранее еду, замполит и комбат гоняли по поручениям, потом опять ждали проверяющих, но те так и не явились.

После отбоя я честно отнимал время у своего сна, ждал почти полчаса. Потом махнул рукой и пошёл пить чай с вафлями, в компании с Никитой и Славиком.

День 154-й (19 апреля, вторник)

Подняли меня в 2:25, я мигом собрался, кровать заправлять не стал, сел за стол. Рядовой вин Клос пост принял. Страна может спать спокойно. Шли вторые сутки моего наряда. Получается, что это... 7-й наряд, который я стою. Хорошее число. Вот бы оно таким оставалось. Короче, в половине третьего, комбат наш только-только ушёл. При всех своих недостатках, комбат наиболее рьяно относится к службе. И вкалывает больше, чем любой другой солдат. На войне это был бы идеальный командир. В мирной же жизни другие законы и другие правила. А он не щадит себя так, будто позади - Москва.

Мне дали задачу - подшить китель нашего весельчака-зампотеха и вымыть заново ТВНы. Учитывая, что у меня на руках телефон с выходом в интернет - задачка не из лёгких. Пока телефон заряжался, я шил и мыл. Сам небритый, воротничок грязный, потратил на майора свою почти последнюю чистую подшиву. Но у меня в руках был интернет. А точнее - книги. Их-то я и читал взахлёб, до самого подъёма. Потом начал ходить и орать (а голос у меня такой, что батальон переору) "Взвод, подъём!". Никто не реагировал. Я прошёл по кубрикам и проорал это каждому лично. В ответ получил лишь оскорбления. А через полчаса пришёл наш комбат, наш ужас, летящий на крыльях ночи. И все буквально побежали на улицу в одном исподнем - на зарядку. Всё-таки я был прав насчёт комбата. Да.

День 159-й (24 апреля, вторник)

Христос Воскресе! Сегодня у меня была ну очень бурная ночь. Я залил два этажа, а может даже и три. Поставил набираться воду в душевой, а тут меня вызвали на тумбочку. Пока то, да сё - вода начала переливаться через край. И через двадцать минут прибежали люди с нижних этажей и сказали, что я - урод и подонок. И мне нечем было им возразить. Однако, бушлат свой я всё же постирал. С утра размышлял над чужим поведением - над поведением чурбанья и офицеров. Чурбаньё - полностью и абсолютно не уважают русских, ну, как минимум, русских. Сегодня один чурбан требовал мелочь у русских солдат. Ну, вы, наверное, знаете, как это происходит - он подходит и говорит "мелочь есть?" или "деньги есть?". Если вы окажетесь кредитоспособны и неосмотрительно скажете им правду, то всё - считайте, что денег у вас нет. Потому что чурбаны не понимают, как это так - ты не хочешь дать им деньги. Если у тебя есть деньги, и у тебя их просят, ты обязан их дать. Поэтому, тут три варианта развития событий:

1) Врать.

2) Лезть в драку

3) Лишиться денег.

Такие дела. Возможно, это верно и в обратную сторону, и если у них самих попросить денег, то они их запросто дадут, вот только денег у них стабильно нет. Тратят сразу же. На сигареты и телефоны, как правило. Ни разу не видел, чтобы чурбаньё покупало себе сладости в чипке.

Теперь об офицерах, да и о сержантах, наверное, тоже. Как я уже говорил, все офицеры страшно боятся, что им устроят выволочку. Этого же боятся и сержанты. Да и солдаты боятся, честно говоря. Это приводит к тому, что любой, даже самый маленький начальник, во-первых, требует от подчинённых больше, чем требуют от него. Во-вторых, наказывает подчинённых сильнее, чем наказывают его. И никто не понимает, что виноватых, на самом деле, нет. Есть только крайние. Нет, в реальных преступлениях есть и виноватые, вот только виноватых никто и никогда не ищет.

Да! - Как вы, несомненно, угадали, я снова в наряде, заступил вчера, в понедельник. Мой командир, начальник автомобильной службы, ставший к этому времени майором, довольно безразлично отнёсся к тому, что меня ставят в наряд. Похоже, я ему пока что не нужен, и если меня хотят ставить в наряд, то пусть ставят. Ну ничего. Сегодня добрый день, и злиться на майора не будем. Жалко, конечно. Теперь меня попытаются ставить в наряд регулярно. Впрочем, сегодня я пойду к замполиту бригады, тоже майору - буду обговаривать с ним моё вступление в ансамбль. Если повезёт, то, может, буду писать тексты для нашего оркестра или даже участвовать в качестве вокалиста. Играть-то я ни на чём не умею, а глотка - лужёная. Глядишь, и по командировкам покатаюсь. Просто это заступление в наряд, плюс заступление в три наряда на время проверки - показали мне, насколько хрупко моё положение, и что, по сути, заступников с большими звёздами на погонах у меня нет. По идее, меня могли бы направлять и на стрельбы и на разгрузку боеприпасов, если бы не одно "но". Блеф. Фактически, я был раньше уверен, что страшно нужен у себя на работе. Что, если я не появлюсь на рабочем месте, то там не то чтобы всё развалится, но, как минимум, разница будет очевидна. Какие-то задания будет некому поручить, сроки поджимают и всё такое. И, вооружённый этой уверенностью, я твёрдо стоял на своём - нельзя меня отвлекать от работы. Я занят важным делом. Архиважным.

Вот добью 2010-й год по документам, и без меня уже вообще можно будет обойтись. Тем более, что майор уже собирается новое место службы, а его заместитель так и вовсе уже почти переведён. Что будет дальше - неизвестно, поэтому надо заботиться о себе самому. Помнить - за тебя только Господь. Все остальные - за себя. Ну ничего. Прорвёмся. Сегодня Пасха, и сегодня на завтрак дали крашеные яйца и куличи. Надо было видеть лицо нашего сержанта-священника, когда я ему их притащил. Он даже не пошёл на завтрак, чтобы избежать самого крупного разочарования в своей жизни. Но я заставил его снова поверить, что Бог - есть.

Всё будет хорошо.

День 166-й (1 мая, воскресенье)

Вчера нам заменили опостылевшие за зиму белуги на военные майки с военными трусами. Отвратительная ткань, отвратительный зелёный цвет. Если кто не знает, поясню, что такое белуга - это солдатское тёплое бельё, состоящее из штанов и рубахи (надевается через голову, с рукавами и тремя пуговицами у горла). Белуга бывает "летняя" - из хлопчатобумажной ткани, типа простыни, и "зимняя" - байковая. И "зимнюю" и "летнюю" белугу носят исключительно зимой. Поэтому неясно, почему такие названия.

"Летнюю" белугу меняют каждую неделю, поскольку она носится непосредственно на теле. "Зимнюю" - раз в две недели. Беда в том, что размеры у белуг довольно разные, на разный рост и разную комплекцию, и очень часто белуга попадается не по размеру. Часто попадаются белуги без пуговиц. Короче, мучений с ними предостаточно, и многие солдаты, найдя подходящую по размеру белугу, предпочитают стирать её самостоятельно.

С трусами и майками такого не бывает - их гораздо легче, в случае чего, постирать, они быстро высохнут. Можно купить запасные трусы. Короче, твоя гигиена всё меньше и меньше зависит от нюансов управления армией. И это хорошо. Потому что армией управляют двоечники.

Сегодня мне осталось 190 дней до дома, а 7-го числа, то есть, через 6 дней, должны приехать родители. Я рад. Но сегодня меня решил достать наш прапорщик - сразу после завтрака он вызвал меня из техчасти, и приказал стоять в строю. Упирал на то, что мне в техчасти в выходной день всё равно делать нечего, что я там только на компьютере играю, а он не может позволить мне отдыхать во время отдыха.

Самое интересное, что так он докапывается только до меня. Другие писари и служащие, которые не появляются в казарме - адьютант комбрига, повар комбрига, писарь комбата - ничего подобного не слышат. Но подразделение его поддержало. Чего это они одни должны мучаться? - Пусть и вин Клос тоже с ними отдохнёт в строю. Интересно, им-то какое дело? - Зависть? - Страх получить из-за моего отсутствия выволочку? - Короче, сегодня я заступаю в наряд. Ах да, стоит рассказать про затею с ансамблем - пока всё глухо. Замполит сказал, что репетиции начнутся на следующей неделе (то бишь, уже прошедшей), но после этого ничего не произошло. Впрочем, это ещё ничего не значит - при том уровне расхлябанности, который царит у нас в армии, погрешность в несколько дней или даже недель - нормальное явление. Если у нас даже тревоги откладываются на неделю-другу., то что брать с репетиций?Впрочем, как говорится, нас и здесь неплохо кормят. Даже если затея с ансамблем не выгорит, я всё равно останусь писарем автослужбы. Дед-писарь через две недели уйдёт на дембель, и тогда я вообще смогу плевать на все наряды и территории.

У нас в казарме появились КМБ-шники. Я их видел, но как-то мельком. Зато эффект от их появления - заметный. К нам поднялась 1-я рота, взвод связи, инженерно-сапёрный взвод, 3-я рота. Короче, население трёх этажей теперь ютится у нас, на верхотуре. Стало очень тесно. Мы с адьютантом переселились в самые корневые кубрики, теперь мы живём по 4 человека в ячейке, но это ерунда. Гости живут по 5-6 человек в ячейке, а кое-где стоят даже двухэтажные кровати. Командир батальона - зверствует. Пару дней назад поднял нас в 12 часов ночи и решил пересчитать. Один человек отсутствовал. Чурбаньё опять отличилось.

Мы час стояли на центральном проходе, пока комбат читал нам лекцию о воинском долге и дисциплине. Потом он сообразил, что отсутствие солдата - это надолго, и отпустил нас спать. Я, правда, стоял минут 15 от силы - неизвестно почему, но я начал задыхаться в строю. Просто не мог вздохнуть так, чтобы надышаться. Я побледнел, тяжело дышал, комбат это заметил и приказал мне сидеть в кубрике, а то вдруг да подохну. Что самое интересное, тот парень, которого все ждали ночью (к слову, он вернулся только утром), оказался первейшим обвинителем, ругающим меня за то, что я не хожу на построения, и что их из-за меня ругают. Такая вот ирония.

Сегодня я заступаю в наряд. Прошлый наряд говорит, что поднявшиеся к нам роты и взвода - пытаются их развести на деньги. Один парень заявил, будто у него из кубрика пропали ажно 3,5 тысячи рублей, которые он оставил в кармане формы, и требовал, чтобы наряд возместил потерю имущества.

Забавно, оказывается, наряд должен следить за содержимым карманов формы.

Очень забавно.