Аннотация: Рассказ о моей учёбе в Нахимовском Военно-морском училище.
"ЖИЗНЬ - РОДИНЕ,
СЕРДЦЕ - ДАМЕ,
ЧЕСТЬ - НИКОМУ!"
В заголовок этого рассказа я поставил известное изречение воспитанников российских кадетских корпусов, история и традиции которых насчитывает почти трёхсотлетний срок патриотического воспитания юношества любви к Родине, самопожертвования при защите Отечества, дружбы и товарищеской поддержки в боевой и повседневной жизни.
Но тогда, являясь нахимовцем, откровенно признаюсь, я с большим недоверием относился ко всему старорежимному и не мог с должным пониманием взять себе в пример образ мыслей молодых людей, оболваненных, как мне представлялось, верноподданнической монархической государственной верхушкой такое твёрдое убеждение во мне уже было заложено. Я не мог себе вообразить, что можно было взять поучительного у кадетского, как нам тогда усиленно втолковывали, этого самого наиболее предательского движения, оказавшегося ярым и активным противником Великой Октябрьской социалистической революции и ставшего в один ряд с врагами революционной России под знамёна белогвардейщины в период Гражданской войны, а затем подло сбежавшего за границу, спасаясь от полного уничтожения победоносной Красной Армией.
Русские кадеты. В средине XIX-го века
Понимание существа и смысла величайшей трагедии российского общества, случившейся в начале ХХ века и принёсшей неисчислимые жертвы многострадальной России, приходило ко мне весьма долго, мучительно и не всегда однозначно.
Однако вернёмся в август 1947 года, когда я стал воспитанником Рижского Нахимовского Военно-Морского училища. Нашу группу из 50 человек, только что поступивших для обучения в пятый класс, присоединили к двум классам воспитанников, проучившихся в течение года по программе четвёртого класса. После построения нашей группы в соответствии с ростом, по ранжиру нас разделили пополам, на два взвода, которые получили нумерацию третий и четвёртый. Я, естественно, как один из самых маленьких, оказался в четвёртом взводе. И сразу, как-то непроизвольно, всех правофланговых, как правило, рослых ребят, стоящих в первой шеренге строя, стали называть "дылдами", а за левофланговыми, замыкающими строй, закрепилось название "животы". Причём такая градация не относилась конкретно к какому-либо человеку. "Животом" мог называться любой и даже достаточно высокий воспитанник, но оказавшийся в конкретных перестроениях на левом фланге. Однако, скажу о себе, что почти всегда при любых строях я числился в славном племени "животов".
В итоге из нас было создано единое учебное подразделение из четырёх параллельных классов. Организационно мы, пятиклассники, составили учебную роту номер 6 из четырёх взводов. Номера классов присваивались по номерам роты и взвода соответственно. Мой класс на весь 1947/1948 учебный год получил обозначение 64.
Капитан 3 ранга Виктор Степанович Штепа в мундире парадной формы.
Командир роты - старший офицер-воспитатель в училище. 1946 год.
Каждой ротой командовал кадровый офицер - командир роты. Первым моим командиром 6-й роты был капита 3 ранга Виктор Степанович Штепа, запомнившийся мне особой морской выправкой, чёткостью, пунктуальностью, педантичностью. Большой любитель и популяризатор шахматной игры Виктор Степанович самолично составлял для нашего обозрения графики и таблицы мирового первенства по шахматам, когда Михаил Ботвинник стал чемпионом мира, разгромив Эйве, Решевского, Кереса и других претендентов на чемпионский лавровый венок. Вскоре Виктор Степанович Штепа оставил наше училище, поступив в Военно-Морскую Академию, которую успешно окончил, и стал крупным в нашем Военно-Морском флоте специалистом-противолодочником. Служил на Тихоокеанском флоте и в Главном штабе ВМФ. Недавно я узнал, что он проживает в Москве, и мне удалось с ним поговорить по телефону и представиться. Разговор был весьма интересный. Я, в свою очередь, также рассказал о своей службе. Мы по-прежнему продолжаем поддерживать связь.
Капитан 1-го ранга Виктор Степанович Штепа. 1975 год.
Новым командиром роты стал капитан 3 ранга Григорий Игнатьевич Ерёменко, слишком спокойный, даже флегматичный и важный, который и довёл нас до выпуска.
Во главе каждого взвода стоял офицер-воспитатель, имеющий заместителя из числа прошедших специальную подготовку старшинского состава срочной или сверхсрочной службы. Первым моим офицером-воспитателем в течение нескольких лет был старший лейтенант Павел Степанович Века. К сожалению, он был какой-то безликий, мало контактный с нами, воспитанниками, возможно, поэтому почти ничем и не запомнившийся. Офицерами-воспитателями в нашей шестой роте тогда были: в первом взводе капитан Леонид Александрович Круглов - офицер с хорошими качествами воспитателя, заслуженно пользующийся авторитетом "питонов", и в последствии ставший командиром роты в младших классах; во втором взводе капитан-лейтенант Жозеф Львович Побережный, который не особенно утруждал себя воспитательной работой, а больше просиживал в ротной кают-компании за игрой на пианино и вскоре оформивший перевод на Северный флот, где по своей специальности дослужился до флагманского химика флота; в третьем взводе майор Дмитрий Петрович Яценко, который, как мне кажется, тоже не имел особого желания заниматься хлопотной воспитательной работой с бойкими пацанами.
К тому же он запутался в своих жёнах, когда с первой, весьма полной и от этого казавшейся не такой привлекательной, хотя и моложавой, ещё не оформил развод, а на другой, юной, стройной, красивой, на которую засматривались наши "питоны" из старшей роты, уже стал сожительствовать. В итоге из воспитателей перевёлся в учебный отдел, где как раз и работала его молодая жена.
Большинство офицерского состава являлись участниками войны, видимо, не всем удавалось перестроиться на новый для себя режим воспитательного характера работы с детьми, значительная часть которых, испытав трудности военного времени, не всегда были послушны и исполнительны. Не всем офицерам и старшинам хватало выдержки, такта, терпения, а то и просто желания заниматься воспитанием, поэтому иногда возникали конфликтные ситуации и, как следствие, наблюдалась значительная текучесть кадров среди постоянного состава.
О других ротных командирах, офицерах-воспитателях, педагогах, старшинах, с которыми мне приходилось общаться, буду рассказывать по ходу последующего изложения.
Каждая учебная рота имела свой номер, соответствующий уровню обучения: 10-й класс - рота номер 1, 9-й класс - рота номер 2, 8-й класс - рота номер 3, 7-й класс - рота номер 4, 6-й класс - рота номер 5. Каждая рота могла иметь не более четырёх взводов в количестве 25 человек.
Таким образом, максимальное число воспитанников в училище предусматривалось иметь до 600 человек. Исходя из этого, рассчитывались наши условия проживания, обучения, потребности жизнедеятельности, материального и хозяйственного обеспечения.
Однако в год моего поступления старшие классы ещё не были полностью укомплектованы: первая рота (10-й класс) вообще отсутствовала, вторая рота (9-й класс) имела в составе всего два взвода, а третья рота (8-й класс), как мне помнится, состояла только из трёх взводов. Зато младшие классы: с седьмого по пятый уже были заполнены полностью. Такое положение объяснялось тем, что наше училище было самым молодым из существовавших тогда в Советском Союзе трёх родственных Нахимовских училищ и только-только создавалось, формировалось, укреплялось.
В связи с этим считаю необходимым сделать небольшое отступление, касающееся вопроса о создании в нашей стране Нахимовских и Суворовских военных училищ.
Созданию Нахимовских и Суворовских военных училищ в СССР предшествовали значительные организационные мероприятия, направленные на подготовку из числа молодого поколения хорошо обученных современным методам войны военных кадров и, прежде всего, на формирование офицерского корпуса.
Ещё в 1937-1938 гг. в СССР начали создаваться специальные школы - средние общеобразовательные учебные заведения Наркомата просвещения с трёхлетним сроком обучения по программе 8-10 классов для последующего комплектования различных военных училищ. Первыми были созданы 17 специальных артиллерийских школ, затем по их типу в 1940 году были организованы 20 специальных авиационных школ и 7 специальных военно-морских средних подготовительных училищ.
Спецшкольники или "спецы" и учащиеся военно-морских подготовительных училищ или "подготы", как они себя называли, носили военную форму, соответствующую своему виду и роду Вооруженных Сил, и помимо общеобразовательных дисциплин имели профильную начальную военную подготовку.
Опыт такого обучения и подготовки к военной службе юношей допризывного возраста, как показала реальная жизнь, в том числе и первые годы войны, оказался правильным. Спецшколы и подготовительные училища с целью повышения их статуса стали преобразовывать в закрытые учебные заведения с полным подчинением Наркомату обороны, значительно повысив требования к качеству обучения и воспитания.
Наряду с этим было уделено внимание обучению детей-сирот среднего школьного возраста, оставшихся без родителей. Постановлением Совнаркома СССР и ЦК РКП(б) от 21 августа 1943 года за номером 901 для "детей погибших воинов Красной Армии, партизан Отечественной войны, а также детей советских и партийных работников, рабочих и колхозников, погибших от рук немецких оккупантов" предусматривалось создание Суворовских военных училищ "по типу российских кадетских корпусов".
Подготовка, обучение и воспитание учащихся должно было осуществляться на полном государственном обеспечении в течение шести лет по программе средней общеобразовательной школы с пятого по десятый класс с выдачей Аттестата зрелости о среднем образовании. В такие училища принимались дети 11-12 лет после успешной сдачи экзаменов за четвёртый класс начальной школы, предоставления необходимых документов и прохождения медицинской комиссии. После окончания обучения все воспитанники без экзаменов зачислялись в командные или инженерные военные училища для получения военного образования с выдачей по выпуску диплома общесоюзного образца о высшем образовании и присвоении первого офицерского звания "лейтенант".
Николай Герасимович КУЗНЕЦОВ
На основании этого Постановления Нарком Военно-Морского Флота Адмирал Флота Советского Союза Николай Герасимович Кузнецов (1904-1974) по личной инициативе своими приказами определил создание трёх Нахимовских Военно-Морских училищ:
16 октября 1943 года - в Тбилиси; Расформировано в 1954 году.
21 июня 1944 года - в Ленинграде и
24 июля 1945 года - в Риге.Расформировано в 1953 году.
Таким образом, 21 августа 1943 года считается общим Днём рождения Суворовских Военных и Нахимовских Военно-Морских училищ, а для каждого училища существует и отмечается своя дата его образования.
Реальное формирование Рижского Нахимовского Военно-Морского училища началось уже 30 августа, когда создавалась организационная структура, подбирался офицерский, старшинский и преподавательский состав, благоустраивались учебные и жилые помещения, интенсивно и целенаправленно осуществлялся набор учащихся - все эти мероприятия позволили своевременно начать учебный процесс, о чём свидетельствовал первый звонок, торжественно прозвучавший 3 декабря 1945 года.
Приказом начальника училища установлено: 1 января 1946 года считать официальной датой рождения Рижского Нахимовского Военно-Морского училища.
Первые воспитанники нахимовцы всех трёх училищ стали называть себя "питонами". Определение это прижилось и закрепилось последующими поколениями. Даже сейчас, по прошествии шестидесяти лет, оно по-прежнему на слуху у ветеранов-нахимовцев, что подтверждает приверженность добрым традициям и олицетворяет дружбу и братство, возникшую в далёкие годы совместной учёбы и закрепившиеся в последующий период долгой военно-морской службы.
Для меня представлялось, что осенью 1947 года в училище было всё так отлажено, отработано, отрегулировано, как будто бы такая организация на всех уровнях существовала давным-давно и функционировала сама по себе по заранее заведённым правилам.
Теперь-то мне понятно, с какими невероятными трудностями нашим первым командирам и начальникам пришлось встретиться, преодолеть их, наладить жизнь огромной совершенно новой структуры учебного заведения в такие короткие сроки.
К.А.Безпальчев и другие.
Капитан 1-го ранга БЕЗПАЛЬЧЕВ Константин Александрович.
Начальник Рижского Нахимовского Военно-морского училища с 1945 по 1952 гг
Главная и неоценимая заслуга в этом деле принадлежит первому Начальнику нашего училища капитану 1 ранга, а с 1952 года контр-адмиралу Безпальчеву Константину Александровичу, о котором мне хотелось бы рассказать подробней.
Я не знаю его полного послужного списка, поэтому расскажу то, что известно мне по воспоминаниям сослуживцев и товарищей, а также рассказам самого Константина Александровича, который для нас, "питонов", был, что отец родной строгий, но доступный для общения: то ли в перерывах между строевыми занятиями при подготовке к очередному параду; то ли в столовой, куда он частенько приходил и запросто садился за стол вместе с ребятами, чтобы лично проверить, чем всех кормят, хотя для него и дежурного по училищу всегда был накрыт отдельный столик с целью снятия пробы; то ли в период каких-либо массовых мероприятий, например, при посещении театров, куда по его инициативе организовывались экскурсии, или на спортивных соревнованиях он всегда был в окружении нахимовцев и без чрезмерного назидания находил правильные слова воспитательного характера. В таких разговорах он, как правило, говорил что-нибудь о своей жизни.
Вспоминая о своём детстве и юношестве, он часто упоминал, что с 1913 года тоже учился морскому делу и, будучи воспитанником прославленного Морского кадетского корпуса, участвовал в морских походах, в том числе и зарубежных.
Однажды, оказавшись в шведском или финском порту, как в шутливой форме вспоминал Константин Александрович, находясь в увольнении на берегу, мы, молодые и малоопытные гардемарины, были очень удивлены тем, что в городе почти на каждой улице встречали людей, как им показалось, одетых в адмиральскую форму, которым они, юные гардемарины, в соответствии с существующим артикулом, молодцевато приветствуя, отдавали честь. Недоразумение вскоре вскрылось. Оказалось, что эти люди, разодетые "под адмиралов", с аксельбантами и золотыми нашивками всего-навсего лишь швейцары ресторанов. Вот уж посмеялись они, гардемарины, тогда над своей неопытностью.
Помнится, удивил меня его очередной рассказ о том, как важно быть грамотным и образованным человеком на любом участке своей деятельности. В качестве доказательства своего тезиса Константин Александрович неожиданно привёл пример со своей фамилией и спросил окруживших его нахимовцев о том, какое существует в русском языке правило написания звонких и глухих согласных. Многие поначалу даже растерялись такому повороту событий. Но, освоившись с первым возникшим волнением, ребята стали наперебой сыпать заученные правила. В заключение он подвёл итог, сказав, что важно в любом деле не только знать правила, но и правильно их соблюдать.
Наверное, человек, который записывал мою фамилию, предположил Константин Александрович, знал правила правописания звонких и глухих согласных, однако на практике сделал грамматическую ошибку, с которой мне теперь приходится смириться навсегда.
Или вот был случай, когда Константин Александрович, не стесняясь своего высокого начальственного положения, самолично стал показывать нам, пятиклассникам, как можно быстро научиться плавать.
Обучение плаванию не умеющих плавать воспитанников
В те годы в училище не было плавательного бассейна для круглогодичного занятия плаванием. В летнее время после окончания учебного года все роты выезжали на два месяца в лагеря на так называемую летнюю практику. Нахимовцы жили по-походному в палатках, но в соответствии со строгим соблюдением распорядка дня, в течение которого занимались не только плаванием, но и различными видами лёгкой атлетики, флажным семафором, световой и звуковой сигнализацией, изучали флаги расцвечивания, вязали морские узлы, но главным в наших занятиях была почти ежедневная четырёхчасовая шлюпочная подготовка. В первый же летний лагерный сбор для тех, кто не умел плавать, проводились специальные занятия. На правом берегу Даугавы, почти у самого её устья, на острове Мангальсала, где тогда располагался наш лагерь, был обустроен временный плавательный бассейн.
Хотя я мог слегка держаться на воде - всё-таки приехал с Волги, но, тем не менее, был определён в группу начинающих, которых набралось из нашей роты человек восемьдесять. На одном из первых занятий, когда преподаватель физкультуры проводил с нами разминку, потом долго инструктировал, как надо вести себя в воде, в этот момент к нашей группе подошел сам начальник училища. Узнав от инструктора, кто мы такие, и увидев наши испуганные глаза, Константин Александрович сказал, что перво-наперво не надо бояться воды: она сама будет держать на поверхности. Он тут же разделся до трусов и прыгнул в воду, а затем перевернулся на спину и, широко расставив руки и ноги, слегка ими пошевеливая, оставался так лежать довольно длительное время. Затем преодолел несколько раз бассейн разным стилями плавания и, выйдя из воды, убедительно сказал, что моряки должны хорошо плавать.
От такого показательного мастер-класса нашему восхищению не было предела, да и страху поубавилось. Во всяком случае, мы все к концу пребывания в летних лагерях научились не только плавать, но и участвовали в межротных соревнованиях по плаванию вместе со всеми. Для меня плавание стало одним из любимых видов спортивных занятий.
Хочу вспомнить ещё одну историю, которую рассказывал Константин Александрович Безпальчев, о том, как получил от Наркома по военным и морским делам К.Е.Ворошилова благодарность. Для придания убедительности этой истории я привёл некоторые подлинные исторические факты.
То, что он будучи мичманом служил на крейсере "Россiя" и принимал участие в боевых походах в Первую империалистическую войну на Балтике, а затем в годы революции был среди тех морских офицеров, которые, спасая корабли Балтийского флота от гибели, осуществили беспримерный ледовый переход из Гельсингфорса в Кронштадт, мы знали из устных неоднократных пересказов друг другу. После Гражданской войны и непродолжительной службы командиром канонерской лодки в составе Онежской флотилии Константин Александрович Безпальчев был переведён на Черноморский флот, где в 1925 году получил под своё командование эскадренный миноносец типа "Новик".
К 1930 году в составе Морских сил Чёрного моря
(МСЧМ) было всего восемь надводных кораблей основных классов, в том числе линейный корабль "Парижская коммуна", два лёгких крейсера "Червона Украiна", на котором с 1926г. по 1929г. в должности старшего вахтенного начальника, а с 1933г. по 1936г. командира корабля служил Н.Г.Кузнецов, и "Профинтерн", а также пять "новиков", одним из их числа командовал опытный морской офицер К.А.Безпальчев.
Так вот, рассказ Константина Александровича относился к событиям того времени. Хорошо известно, что в те годы Севастополь часто посещал не только Нарком по военным и морским делам К.Е.Ворошилов, который с большим интересом и гордостью относился к морякам, но и партийное и государственное руководство страны. Командиры эсминцев заметили, что лихому кавалеристу Климу Ворошилову было по душе наблюдать красивую, смелую, эффектную, но крайне опасную швартовку кораблей кормой к причальной стенке чуть ли не на полном заднем ходу. Некоторые командиры эсминцев стали отрабатывать такие действия при швартовке, дабы порадовать весёлого и бравого Наркомвоенмора.
Следует сказать, что швартовка корабля кормой к причалу требует тщательной подготовки, большого опыта и слаженных действий боцманской команды и всего экипажа. Инструкциями такая швартовая операция предусматривала маневрирование корабля с особой осторожностью на самом малом ходу с отдачей двух или, в крайнем случае, одного якоря.
Как рассказывал сам Константин Александрович, ему неожиданно представился случай проявить своё морское лихачество.
Однажды, возвращаясь в базу после очередного морского похода, при подходе к причальной стенке для швартовки командир эскадренного миноносца "Петровский" К.А.Безпальчев увидел на пирсе группу военных, среди которых находился сам К.Е.Ворошилов.
Ну, смотри, Нарком, как швартуются настоящие моряки! возможно, так подумал уверенный в себе командир корабля.
Морской выучкой Константин Александрович обладал отменной, швартовая команда знала свои действия "на зубок", боцман опытнейший. На виду высокого начальства эсминец на полном заднем ходу мчался на причальную стенку и вдруг, когда до берега оставалось несколько десятков метров, загрохотала якорь-цепь, ушедшего на дно якоря, и корабль, содрогаясь от изменения режима работы машин, почти остановился, а из под кормы от работающих винтов поднялся метровой высоты кипящий и бурлящий водяной вал, который в следующий момент ударился о бетонную стенку и, частично выбросившись на берег, омыл территорию прилегающего причала. Послушный умелым и решительным действиям командира боевой корабль под действием ослабевающей инерции замедлил своё движение и, мягко прижав кранцы к стенке, остановился. Пока наблюдавшие в восторге приходили в себя от увиденного, швартовные концы с эсминца были поданы и закреплены на берегу, незамедлительно был спущен трап, по которому бодро вышагивал командир эсминца "Петровский" Константин Александрович Безпальчев для доклада о выполнении своего задания. Наркомвоенмор К.Е.Ворошилов не удержался от похвалы за смелые и чёткие действия всего экипажа, а командиру корабля объявил благодарность.
Возьму на себя ответственность утверждать, что назначение в 1945 году на должность Начальника Рижского Нахимовского Военно-Морского училища капитана 1 ранга К.А.Безпальчева, который к тому времени несколько лет командовал Горьковским подготовительным Военно-Морским училищем, не обошлось без личного решения Наркома ВМФ Адмирала Флота Советского Союза Н.Г.Кузнецова.
На мой взгляд, интересен такой факт, когда после упразднения Наркомата ВМФ в 1946 году, Н.Г.Кузнецов, переживая один из самых сложных периодов своей службы, около года исполнял обязанности начальника Управления ВМУЗов. В этой должности в 1947 году он посетил РНВМУ. Начальник нашего училища капитан 1 ранга К.А.Безпальчев, подчёркивая выдающиеся заслуги и глубокое уважение Адмиралу Флота Советского Союза, Герою Советского Союза Н.Г.Кузнецову, организовал торжественный приём на самом высоком уровне с построением всего личного состава училища и выносом Знамени.
По всей вероятности, в приватной беседе два заслуженных морских офицера вспоминали свою флотскую службу двадцатилетней давности на Черноморском флоте. Совсем не случайно, думаю, в своей книге "Накануне", опубликованной уже через двадцать лет после этой встречи, Н.Г.Кузнецов написал о командире эскадренного миноносца "Петровский" К.А.Безпальчеве как о "человеке строгом и любящем порядок во всём" и одновременно тут же шутливо напомнил произошедший на рейде Севастопольской бухты со шлюпкой этого эсминца забавный случай, который любил с юмором часто пересказывать в кают-компании штурман крейсера "Червона Украiна" Ю.А.Пантелеев (впоследствии адмирал).
Полагаю, что о К.А.Безпальчеве Н.Г.Кузнецов вспомнил значительно раньше (разве уважительное отношение и товарищеская поддержка в трудные минуты забывается), когда он был восстановлен в прежнем воинском звании и в 1951 году назначен Военно-Морским министром СССР.
В связи с появлением новых тенденций в развитии подводного флота и строительством атомных подводных лодок, инициатором которых являлся Н.Г.Кузнецов, возникла необходимость в дополнительной подготовке офицерских кадров. Во второй половине 1951 года в Риге стало создаваться Второе Балтийское Высшее Военно-Морское училище подводного плавания, командиром которого в декабре 1951 года был назначен К.А.Безпальчев, вскоре получивший звание "контр-адмирал".
Парадокс истории заключался в том, что Константин Александрович, являясь родоначальником и создателем нашего Нахимовского училища, стал как бы невольным "губителем и разрушителем" своего же дорогого детища.
Рижское Нахимовское Военно-Морское училище просуществовало всего восемь лет с 1945 года по 1953 год, произведя пять официальных выпусков. Я, проучившись в его стенах шесть лет, являюсь выпускником последнего, юбилейного, пятого выпуска, состоявшегося в июне 1953 года. А буквально через пару месяцев директивным указанием от 26 августа 1953 года наше училище было расформировано и прекратило существование. Считается, что РНВМУ за все годы своей деятельности подготовило и выпустило 398 "питонов"нахимовцев, списки которых, как мне известно, занесены на "Доску выпускников Рижского Нахимовского училища", которая находится в ныне единственном на всю нашу морскую державу Нахимовском Военно-Морском училище в Санкт-Петербурге, хранящем традиции нахимовцев прежних поколений.
Оставшиеся младшие классы "питонов" поначалу были распределены по другим училищам: частично в Тбилиси и некоторое количество поехало в Ленинград. Как оказалось на практике, эти училища не смогли всех принять и разместить у себя. Две роты, захватив с собой и тбилисских нахимовцев, возвратились в Ригу доучиваться в своих родных стенах, в которых уже уютно разместилось вновь созданное контр-адмиралом К.А.Безпальчевым Второе Балтийское Высшее Военно-Морское училище подводного плавания.
Мне бы всё-таки хотелось сказать ещё несколько слов о семье Константина Александровича. Нам было хорошо известно, что у него было два сына. Старший сын добровольцем ушёл на фронт и погиб смертью храбрых, а второй - по возрасту подходил для обучения в нашем училище. Но поскольку тогда в подавляющем большинстве среди воспитанников были дети-сироты, чьи родители погибли в войне, то порядочность и принципиальность К.А.Безпальчева не позволяла ему воспользоваться своей властью и зачислить своего сына в число нахимовцев. Но были и другие прецеденты. Так, например, среди суворовцев Калининского и Тульского училищ, с которыми мы общались в период тренировок к парадам в Москве, находились внуки, племянники, дети (родные, приёмные, внебрачные, дальние и близкие) самого Сталина, Ворошилова, Будённого и других здравствующих тогда крупных военачальников и партийных деятелей. Да и в Ленинградском нахимовском обучались дети тогда весьма благополучных и успешных военачальников и партийных руководителей.
У К.А.Безпальчева был другой подход: его младший сын, Константин, минуя обучение в числе нахимовцев, самостоятельно поступил в Высшие Военно-морское училище, и стал морским офицером, продолжив семейную традицию морской службы.
Я помню, что однажды у нас в училище была организована встреча с первыми выпускниками 1949 года, которые стали курсантами Первого Высшего Военно-Морского училища подводного плавания, они делились с нами своими успехами и давали нам добрые напутствия. Так вот, среди этих курсантов также был сын Константина Александровича Константин Безпальчев курсант артиллерийского факультета Высшего Военно-Морского училища имени М.В.Фрунзе, который в ходе своей флотской службы получил высокое адмиральское звание.
По рассказам некоторых нахимовцев, которым, можно сказать, повезло лично общаться с супругой Константина Александровича, Еленой Тимофеевной, сохранили о ней необычные, весьма очень добрые воспоминания, как о культурной, вежливой, деликатной и душевной женщине.
Дело в том, что одним из видов суточного наряда являлось выполнение обязанностей рассыльного, который всегда находился в распоряжении дежурного офицера по училищу и выполнял отдельные текущие поручения. Были крайне редкие случаи, когда рассыльному поручалось доставить корреспонденцию начальника училища к нему на квартиру, размещавшуюся в доме на одной из ближайших от училища улиц, где также проживали многие офицеры, преподаватели и другие сотрудники.
Такое незначительное поручение для каждого нахимовца, оказавшегося в роли рассыльного, становилось маленьким, но неожиданно тёплым, душевным, семейным праздником. Елена Тимофеевна непременно усаживала прибывшего порученца за стол, поила чаем с печеньем, конфетами, а то и пирожками собственного изготовления. При этом как бы непроизвольно завязывалась беседа. Она очень вежливо и не навязчиво вела нить разговора, интересуясь, например, откуда приехал, кто родители, нравится ли здесь учиться, не скучает ли по дому и другими обстоятельствами. Известны случаи, когда во время больших праздников Константин Александрович, по всей вероятности, следуя обычаям общения с воспитанниками, существовавших с кадетских времён, некоторых нахимовцев приглашал к себе домой. Все ребята, кто побывал в семье Безпальчева, высказывали свои впечатления только в превосходной степени, а некоторым такое общение напоминало их далёкую довоенную семейную жизнь с родителями. Мне, к сожалению, ни разу не приходилось быть в этой замечательной и интересной семье, хотя обязанности рассыльного выполнял бессчётное количество раз.
Мне хотелось бы назвать ближайших заместителей и помощников К.А.Безпальчева, которые вместе с ним создавали, организовывали, налаживали и совершенствовали жизнь нашего училища. Прежде всего, это капитан 1 ранга Лев Яковлевич Плискин первый заместитель начальника училища, капитан 1 ранга Григорий Васильевич Розанов заместитель начальника училища по политической части.
Особо хотел бы отметить начальника медицинской службы училища полковника медицинской службы С.М.Марменштейна, который так организовал работу своего большого коллектива санитарной части, что в училище не происходило никаких эпидемий, массовых кишечных, простудных и других заболеваний. Постоянные профилактические мероприятия, сезонные прививки, систематические медицинские осмотры регулярно проводились под его непосредственным контролем не только в период учебного года, но особенно тщательное медицинское обеспечение осуществлялось в летний лагерный период.
Вспоминаю один случай, произошедший со мной. Однажды во время одной из репетиций к параду я почувствовал некоторый дискомфорт: вероятней всего оттого, что туго перетянулся поясным ремнём. Я вышел из общего строя с намерением передохнуть и просто-напросто не участвовать в этой муторной тренировке, к тому же погода в тот день была дождливая и ветреная. Но тут ко мне подошел сам начальник медслужбы Марменштейн и стал детально интересоваться моим состоянием. Я что-то невнятно объяснял, что почувствовал болевые покалывания в правом боку и, дескать, хочу отдышаться, поэтому не могу активно маршировать. Однако, к моему удивлению, он вызвал санитарную машину, которая всегда находилась поблизости, обеспечивая любые наши массовые мероприятия, в том числе репетиции к параду, и самолично повёз меня в госпиталь, где сдал в хирургическое отделение с подозрением на "острый аппендицит". В госпитале, где наслушался всяких интересных хирургических историй, я пробыл недели две, и каждый день врачи мне мяли живот в ожидании очередного обострения аппендицита, которое так и не наступило. В первомайском параде я всё-таки участвовал, хотя и пропустил несколько тренировок.
Этот незначительный случай я привёл для того, чтобы ещё раз вспомнить наших воспитателей, которые сами о себе заботились и беспокоились меньше, чем о нас. Как мне стало известно значительно позже, через несколько лет после окончания училища, опытнейший врач полковник Марменштейн умер в результате заражения организма от обострения перитонита, причиной которого стал воспалившийся аппендицит.
Сейчас, к сожалению, фамилии многих офицеров, мичманов, старшин и вольнонаёмных, работавших в училище уже забылись, поэтому тем более хочется сказать всем большое спасибо за их труд и заботу о нас, первых рижских "питонах".
На замену Константину Александровичу Безпальчеву прибыл из Севастополя заместитель начальника Черноморского Высшего Военно-Морского училища имени П.С.Нахимова капитан 1 ранга Анатолий Иванович Цветков, который только-только накануне 1952 года вступил в командование нашим училищем. С новым начальником училища как раз в те дни я вынужденно познакомился лично. Причиной для этого послужили последствия моих необдуманных, несерьёзных мальчишеских действий, в результате которых пришлось пережить чрезвычайно неприятный и тревожный период, оставшийся тяжёлым, чёрным пятном в моей памяти. Но об этом будет сказано позже.
Здесь мы учились и жили.
Комплекс зданий с прилегающей небольшой территорией для нашего училища был выбран на границе старой и новой Риги на пересечении бульвара Padomju и улицы Smilshu.
Главным ориентиром являлась мощная, монументальная Пороховая башня Торню, построенная более трёхсот лет тому назад, в период царствования Петра I, и олицетворяющая неприступность границ государства Российского от нападения агрессивных шведов, воинственных тевтонских, ливонских и прочих завоевателей, на стенах которой сохранились замурованные ядра от яростного вражеского обстрела. Ныне эта башня, вероятно, по мнению нынешних латышских правителей, как свидетельство ещё тогдашней многосотлетней "русской оккупации" лифляндских земель, никогда не попадает в кадр телевизионной хроники, рассказывающей о Риге, хотя весьма часто мелькают прилегающие узенькие улочки старой Риги, которые мне памятны по прошлой жизни.
Вплотную к Пороховой башне примыкало большое четырёхэтажное из красного кирпича здание.
Учебный корпус Нахимовского училища в Риге
В нём размещались учебные кабинеты и классы, кабинеты начальника училища и его заместителей, другие административные помещения. На первом этаже - большой холл, у центральной стены которого находился почётный часовой пост у знамени училища, где несли службу часовыми нахимовцы старших классов; читальный зал и библиотека; клуб со зрительным залом для проведения торжественных мероприятий в масштабах всего училища.
Холл первого этажа учебного корпуса.
В училище выступали знатные люди, проводились концерты приглашенных артистов и своей художественной самодеятельности "питонов", а иногда даже преподавателей и офицеров-воспитателей. В клубе демонстрировались кинофильмы, проводились новогодние праздники, балы с танцами и ротные вечера отдыха с приглашением учениц из соседних женских школ. В зрительном зале частично или полностью достаточно быстро убирались стулья, и помещение могло использоваться для занятий спортом. На самом верхнем этаже размещалась столовая. В высоком цокольном этаже находились вспомогательные и хозяйственные службы.
Помещения в самой Пороховой башне, стены которой имели более чем метровую толщину, использовались для хранения различного имущества, например, второй этаж был отведён под склад учебных пособий, а в глубочайших и многочисленных подвальных шхерах, куда надо было спускаться по крутым круговым лестницам - хозяйственные, вещевые и оружейные склады и только на самом верхнем этаже был оборудован кабинет военно-морской подготовки.
Справа от Пороховой башни, у входа в учебный корпус была сравнительно небольшая асфальтированная территория - главный плац, где проводился развод суточного наряда и построения всего личного состава училища по большим праздникам и другим торжественным случаям.
Справа от учебного корпуса в глубину территории училища уходило двухэтажное здание казармы, служившее нам жилым помещением. Для каждой роты выделялась соответствующая площадь на этаже, где находились спальные помещения с печным отоплением кубрики для каждого взвода, умывальная комната, кабинет для командира роты и офицеров-воспитателей, комната отдыха кают-компания, баталерка для хранения нашей одежды и бытовых вещей. Гальюн с бессчётным количеством посадочных мест располагался в холодном, не отапливаемом, слабо освещаемом подвальном помещении, являвшемся мало комфортным для его посещения в ночное время и особенно в зимний период.
С противоположной части казармы имелась сравнительно большая территория, где был плац, также асфальтированный, как бы повседневного использования: для проведения утренней физической зарядки, для занятий по строевой подготовке и некоторых других мероприятий, связанных с построением личного состава.
Кроме того, на этой территории находились спортивные площадки для волейбола и баскетбола, для гимнастических упражнений, полоса препятствий и даже небольших размеров с грунтовым покрытием футбольное поле. Всё это спортивное разнообразие никогда не пустовало не только в период уроков по физкультуре, но и в свободное от занятий время. Здесь же, в правой части этой территории, размещался наш топливный (угольный и дровяной) склад.
Вся эта спортивно-хозяйственная территория была обнесена деревянным весьма легко доступным для преодоления забором, и не являвшимся каким-то неприступным заградительным сооружением.
Иногда "питоны" старших классов, как правило, зимой в личное времени, когда труднее всего было проконтролировать нахождение каждого, отлучались из училища на часок-другой покататься с подружками на коньках, где в ближайших парках заливались катки, играла бодрая музыка, была весёлая обстановка, а снаряжение можно было взять на прокат за весьма умеренную плату. Возможно, кто-то бегал в "самоволку" и с другими целями, но мне такие факты не известны, да и необходимости, пожалуй, в этом не было.
Система увольнения в город была очень демократичная. Практически все желающие, кто не был занят служебными делами, могли беспрепятственно получить разрешение на увольнение. По правде сказать, ограничения всё-таки существовали для воспитанников младшего класса, которых, тем не менее, отпускали на праздничные дни, в субботу и воскресенье к родственникам, проживающим в Риге, а других в сопровождении старшеклассников до установленного распорядком дня времени. Меня частенько брала к себе моя сестра Женя, но иногда я ходил в увольнение и со старшеклассниками.
В связи с этим хочу сказать о добром и даже заботливом отношении "питонов" старших классов к нам, младшим. Вот только маленький пример. Однажды, на одной из перемен между занятиями, когда мы, как обычно, бегали по коридору, шумели, резвились, ко мне подошёл девятиклассник и вместо того, чтобы дать затрещину, хорошего щелбана или открутить ухо, как подобает в таких случаях, он наставительно отвёл в сторонку и, спросив моё имя, стал что-то спокойно объяснять, а в последующем, увидев меня на каких-нибудь построениях или в клубе, всегда подходил и находил возможность о чём-либо поговорить. Постепенно, думаю, мы подружились, и я считал его своим старшим наставником. Это был Аркаша Сакулин из роты первого 1949 года выпуска. Иногда он заходил к нам в класс, находил меня, интересовался моей учёбой, спрашивал, пишу ли я письма домой, не обижает ли кто-нибудь, да и вообще мы говорили о всяком разном. Вот он-то и брал меня иногда в увольнение. У других моих одноклассников тоже были приятели из старших классов. Честно признаюсь, что я ни разу, никогда, ни от кого-либо не слышал, не видел и не знал о насилии, издевательстве, избиении и вообще грубости со стороны старших над младшими воспитанниками. Со своей стороны, когда мы стали старшими классами, никогда не допускали недостойного отношения к младшим. Сейчас мне дико слышать о существующей повсеместной жестокости среди военнослужащих в российской армии и на флоте, включая, в том числе и негативные моменты, встречающиеся в жизни нахимовцев в Санкт-Петербурге.
Моим семейным непосредственным наставником, руководителем, контролёром, конечно же, была моя сестра Женя, особенно в те годы, когда она с семьёй проживала в Риге.
В феврале 1948 года в семье Захаровых родился первенец, которого назвали Юрием. Незадолго до рождения сына они переселились в соседний современной постройки дом, где получили маленькую, узенькую, но вполне приличную комнатку, где, правда, едва помещалась вся их нехитрая домашняя обстановка. В другой комнате проживал хозяин этой двухкомнатной квартиры Иван Васильевич, уже достаточно пожилой мужчина, русский, покинувший Россию после Гражданской войны, что поначалу весьма беспокоило Женю: как бы от бывшего белоэмигранта не было чего-нибудь плохого. Но тревоги оказались напрасны. Сосед оказался милейшим, спокойным и добропорядочным человеком. Со временем он даже изредка оказывал помощь Жене, присматривая за ребёнком, когда она по необходимым срочным делам уходила из дома.
Конечно же, я думаю, Иван Васильевич не был в восторге от подселения к нему молодой семьи с маленьким ребёнком, но это всё-таки было лучше, чем оказаться репрессированным и вообще быть выселенным неизвестно куда, а такого исхода он, наверное, не исключал. Такие или подобные случаи в Риге в те послевоенные годы происходили повально.
Теперь, когда Женя брала меня из училища на субботу и воскресенье, я всегда оставался в качестве "кормящей" няни для своего племянника. Молодые родители ходили в театр, на концерты или в кино. Марат, помнится, очень любил музыкальные представления, и они часто ходили на оперетту. После таких культурных мероприятий они возвращались в хорошем, приподнятом настроении, а Марат непременно напевал понравившиеся мелодии.
Мне же во время их отсутствия поручалось своевременно, как только маленький Юрик заплачет, предложить ему бутылочку с детским питанием, которое заблаговременно для этой цели было заготовлено. Хорошо, что Юрок рос очень спокойным ребёнком. У меня не отложилось в памяти, чтобы он беспричинно капризничал или требовал себе дополнительного внимания и, самое главное, моё присутствие воспринимал нормально, без испуга и плача. Так что такие даваемые поручения, которые приобретали систематический характер, в принципе, были не в тягость, но подсознательно угнетали мою мужскую сущность и мне, откровенно скажу, не хотелось тогда увлекаться девчачьими делами.
Помню такой случай, как однажды, оставшись один на привычном "дежурстве", когда Женя с Маратом ушли на какую-то очередную "Летучую мышь" или "Периколу", племянник лежал в свой кроватке и спокойно посапывал. Прошло уже много времени. Стемнело. Я зажёг настольную лампу и за чтением книги незаметно для себя задремал. Вдруг неожиданно и, как мне показалось, звонко и резко раздался звонок входной двери. Я стремительно вскочил из-за стола, чтобы открыть дверь моим припозднившимся театралам, но неловко задел за провод настольной лампы, которая с немыслимым грохотом от разбитого стекла полетела вниз, увлекая за собой книги, журналы и ещё какие-то предметы, лежащие на столе. В наступившей темноте я никак не мог сообразить, что мне в первую очередь делать, куда бежать. К счастью, невероятный шум от всего упавшего на пол не разбудил малыша. Затем я подумал:
Ну вот, доняньчился. Теперь достанется мне за нанесённый материальный ущерб.
А звонок входной двери настойчиво оповещал, что хозяева вернулись домой. Я в кромешной темноте, потихоньку, чтобы ещё чего-нибудь не уронить, пробрался к двери, открыл её и тут же извиняющимся голосом покаялся перед Женей, что разбил настольную лампу. У меня ещё были живы в памяти сцены экзекуций, которые применялись ко мне в недалёком прошлом за любую даже мало значащую провинность. Но в данном случае произошло невероятное. У моих гуляк было превосходное настроение. Марат мурлыкал очередную арию, посвященную неизвестной Мэри, которая была подобна прекрасному цветку из прерий, и совсем не придал никакого значения моему чрезвычайному волнению. Женя тоже не стала возникать. Мою оплошность, к счастью, посчитали рядовым случаем, ограничившись только устным назиданием быть более аккуратным.
И всё же, если честно вспомнить, меня не вдохновляло, когда, находясь в увольнении, вместо того, чтобы отвлечься от строгой повседневной училищной жизни и приобрести новые полезные и интересные впечатления, приходилось сидеть всё время в качестве няньки с бутылочкой молочной смеси у кроватки пусть даже своего первого и дорогого племянника. Я тогда часто думал, почему Женя старшая сестра, к моему воспитанию никакого отношения не имела и даже всячески избегала и уклонялась от этого, а сейчас принуждает меня заниматься не мальчишеским, а сугубо девчачьим делом.
Осенью 1950 года Марата перевели в Ленинград, и семья Захаровых переехала к новому месту жительства. Но и с берегов Невы сестра продолжала со своих руководящих позиций давать рекомендации, указания, инструкции, а мне хотелось душевного понимания и братского отношения. Мои робкие попытки добиться равного положения, которые я пытался установить по мере своего взросления, так и не были реализованы. Я всегда оставался в обязательном подчинении, испытывая груз силы непререкаемого авторитета.
Прошли многие десятилетия, но Женя по-прежнему психологически и морально не могла осознать и допустить, чтобы кто-либо обладал собственным жизненным пространством, имел своё личное мнение, которое не совпадало с её взглядами (в первую очередь это относилось сначала ко мне, а затем к своим детям, внукам и правнукам), а значит, в чём она была глубоко убеждена, это являлось подрывом её безусловного лидерства, наставнического влияния, безоговорочного подчинения и от этого сильно нервничала, переживала и расстраивалась, что, к глубокому сожалению, приводило, порой, к конфликтным семейным ситуациям, в которых Женя, однако, всегда считала себя правой.
"Береги честь смолоду".
Наша внутренняя жизнь в училище была строго регламентирована распорядком дня, который соответствовал требованиям воинского устава Внутренней службы. Взаимоотношения между воспитанниками и офицерами-воспитателями, старшинским и преподавательским составом строились только по уставному принципу "подчинённый начальник".
Кстати говоря, тогда почти все преподаватели имели воинские звания: многие были фронтовиками и носили звания с военных лет, но тем, кто не имел военной подготовки, присваивались воинские звания "административной службы" с правом ношения узеньких погон. Может быть из-за того, что уставные требования обязывали нас обращаться к старшим только по воинскому званию, поэтому забылись не только имена, но и фамилии многих преподавателей и офицеров?-командиров.
И, тем не менее, вспоминаются некоторые факты, события, курьёзные случаи, а иногда, к сожалению, не всегда уважительные наши мальчишеские поступки к нашим уважаемым преподавателям.
Некоторые преподаватели, по сути, гражданские люди, не всегда себя удобно чувствовали, когда к ним обращались по-военному, и, в ряде случаев, разрешали называть по имени и отчеству. Например, вспоминаю, учительницу математики Зинаиду Андреевну Никитину, как мне тогда казалось, немолодую женщину, а попросту говоря, наверное, много пережившую в военные годы, но всегда внимательную, по-матерински ласковую, добрую и о6ходительную в обращении с нами на уроках, в часы консультаций и дополнительных занятий. Она, как мне помнится, хотя и имела звание капитана а/с, но в форме с погонами ходила редко. Мы все ей очень сочувствовали, когда однажды она пришла на занятия в жутко горестном состоянии: тогда мы узнали от неё, что в Ашхабаде произошло сильнейшее землетрясение, где погиб её сын. Плохо учиться у неё было просто стыдно, и мы всегда старались освоить премудрости алгебраических уравнений, сложности построения и решения плоских геометрических и пространственных фигур, чтобы не подводить ни её, ни себя.
Другой пример. Учительница географии Бурмистрова Ирина Константиновна, такая вся строгая, подтянутая, аккуратная, с военной выправкой всегда на занятия приходила только в форме капитана а/с. У неё на занятиях не расслабишься: всё чётко, конкретно, вопрос ответ. Выучил урок и хорошо ответил пятёрка. Мямлишь невнятное у карты и мучительно напрягаешь память, пытаясь найти Баб-эль-Мандебский пролив, но указка предательски кружит в другом полушарии. Даже спасительное встречное предложение показать море Лаптевых или рассказать что-нибудь про Сахалин не находит понимания у принципиального капитана а/с Бурмистровой. В итоге, в классном журнале напротив нужной фамилии появляется красивая двойка. Каждый из нас, однако, хорошо знал, что педантичный капитан а/с не оставит никого в покое, и на следующем уроке географии обязательно даст целый лист безымянной карты-бланковки с массой аккуратненьких вопросительных значков, на которые надо ответить правильно, чтобы исправить предыдущую свою случайную недоработку. Нет, что ни говори, а на занятиях у капитана а/с Бурмистровой надо всегда быть в полной боевой!
Среди большого числа педагогов английского языка была семейная, весьма колоритная пара: он капитан береговой службы (погоны стандартной ширины, но с красным просветом и окантовкой) Зотов Владимир Иванович, высокий, крупного телосложения, голубоглазый, светловолосый настоящий былинный русский богатырь; она старший лейтенант а/с, стройная, изящная, черноволосая красавица, которую звали Роза Владимировна Курская.
На занятия английского языка класс из 25 человек обычно делился на две учебные подгруппы. Среди преподавателей иностранного языка по каким-то причинам в учебных классах ежегодно происходили замены. Был однажды такой период, когда я оказался в подгруппе, которую вела Роза Владимировна. На мой взгляд, ничего особенного в ней не было (а что я тогда понимал в женской красоте?), но некоторые ребята, в первую очередь старшеклассники, восхищались изящной красотой этой молодой женщины. На уроках английского языка обстановка, как правило, существовала более раскованная, поскольку предусматривала обмен мнениями и разговор на свободные темы. Однажды, когда мы только-только возвратились из Москвы после участия в очередном военном параде, на занятиях по английскому языку Роза Владимировна задала вопрос:
Какая станция московского метро самая красивая?
Нашёлся в группе один смельчак, который ответил с нескрываемым и явным намёком:
Курская самая красивая!
Роза Владимировна, безусловно, заметила стремление юноши сделать комплимент, но не придала никакого значения и даже сделала замечание за ошибку в использовании артикля этому малоопытному льстецу с наклонностями молодого ловеласа.
Среди многочисленного состава учителей английского языка был один автомобилист-любитель владелец собственной трофейной легковушки "Опель-капитан", что было большой редкостью того времени. Ему разрешили машину держать на территории училища, и мы частенько его видели, то с головой ушедшего под крышку радиатора, то с торчащими ногами из-под колёс своего автомобиля. Мотор его машины чаще всего ревел, рычал, оглушал выстрелами выхлопов и нарушал мирную тишину всей близлежащей округи. Но хуже всего оказалось то, что он не нашел доброго контакта с нами: часто был язвителен, какой-то неадекватный в общении и оценках знаний. Для него в поведении было обычным, когда в вечерние часы консультаций во время самоподготовки он приходил в изрядном подпитии, и были случаи, когда мы обнаруживали его в гальюне спящим на толчке со спущенными брюками в позе "орла, сидящего на горной вершине". Среди "питонов" созрело мнение, что такому монстру надо "насолить". Вернее сказать, "насахарить": решили насыпать сахару в бензобак его любимого "Опеля". Вскоре его машина вообще перестала заводиться, затем исчезла с территории училища. Да и сам он не долго задержался в учительском коллективе.
Уроки бальных танцев у нас вела профессиональная балерина-хореограф Рижского театра оперы и балета. Она была сугубо гражданский человек, военную форму и воинских званий не имела. Мне кажется, что её всегда немного шокировало то, когда дежурный по классу, командуя нами, докладывал о готовности к занятиям, которые проводились в зале училищного клуба. Помещение для одного класса было велико и нашей балерине крайне трудно было удержать наше внимание в процессе обучения. Мы со своей стороны не всегда были внимательны, отвлекались, разговаривали, смеялись и комментировали необходимые для повторения и закрепления позиции и движения. Для нас уроки танцев, на мой взгляд, была благодатная расслабуха, вольница, разрядка. Для педагога-балерины занятия с нами при всём старании с её стороны превращались в кромешный ад: её тихий голос с объяснениями, как держать ногу или руку, куда повернуть голову в том или ином движении, тонул в нашем общем шуме. Бедненькая, она не могла с нами справиться, держать под своим строгим контролем ход занятий, хотя мы абсолютно не желали ей ничего плохого и никоим образом не хотели срыва уроков, нам просто было забавно, весело, славно и удобно. И, тем не менее, сравнительно за короткий срок она добилась того, что мы, неловкие, угловатые и мало старательные, научились-таки выделывать сложные движения вычурного полонеза, подпрыгивать на весёлой мазурке, медленно и важно перемещаться, непременно снисходительно раскланиваясь, на непонятных "па-дэ-катре" или "па-дэ-па-тэнэре". На самом же деле, даже такие наши победы в освоении танцевального искусства не приносили радости нашей кроткой и терпеливой учительнице. Вскоре на смену балерине пришел бывший солист ансамбля песни и пляски Прибалтийского Военного округа Бурлаченко Федор Иванович, который не только приучил нас к порядку на уроках танцев, но также заинтересовал заниматься в свободное время в танцевальном кружке и художественной самодеятельности.
Приведу другой пример, который, как мне кажется, оставил чувство стыда за наш мальчишеский чрезмерный эгоцентризм. Обучаясь уже в старших классах, мне помнится, что у нас появилась молоденькая учительница по истории, недавняя выпускница университета Бакланова Лариса Алексеевна. Для наших некоторых возрастных "питонов" она казалась ровесницей, поэтому многие на неё смотрели как на подругу. Однако своим поведением она зарекомендовала себя как строгий, твёрдый и знающий педагог, на уроках поддерживала дисциплину, со всеми была корректна и уважительна, не допуская каких-либо шуточек, намёков и прочих вольностей.
По мнению некоторых "питонов", это как-то не вязалось с юной, стройной, изящной внешностью нашей "исторички" и такое положение, видимо, не на шутку волновало и беспокоило юношеские души. Дополнительно ко всему этому наше внимание всегда привлекали необыкновенно высокие каблучки её туфелек, безукоризненно дополняющих всегда модный, но строгий туалет. Надо заметить, что в класс она входила не со звонком, как было положено, а через две-три минуты после него, когда коридоры были пусты, и наступала полная тишина. Находясь в приятном ожидании появления в классе нашей очаровательной Дюймовочки, когда в момент полнейшей тишины в коридоре был слышен размеренный перестук, издаваемый её каблучками. Все с замиранием прислушивались, а звук от каблучков, приближаясь, усиливался. И как всегда, неожиданно дверь в класс открывалась. Мы видели её радостное, счастливое и улыбающееся лицо, стройную фигурку, точёные ножки с туфельками на высоких каблучках и урок начинался. Успеваемость по истории, надо отметить, заметно улучшилась.
Но вскоре эта идиллия исчезла, пропала, растворилась по нашей дурацкой вине. Появился шутник, злодей, разрушитель. Но, мне кажется, даже не в единственном лице. Я уверен, что никто не хотел обидеть, оскорбить, унизить нашу учительницу истории. Но случившаяся дурацкая, идиотская шутка, а я только так думаю, имела печальные последствия "историчка" не захотела у нас больше работать. Так мы потеряли хорошего человека.
А случилось следующее. Однажды кто-то из "питонов", посчитавший себя "великим" химиком, после проведения лабораторной работы захватил с собой несколько кристалликов хлорноватокислого калия (KClO3), которые тут же разбросал в коридоре. От неожиданного эффекта все были рады, поскольку под ногами бегающих ребят стали возникать небольшие огненные вспышки, сопровождаемые не сильным взрывным звуковым эффектом. Шалость понравилась. Если в коридоре забавлялась большая шумная толпа, то можно даже не заметить или не придать особого значения, однако в пустом и тихом месте возникал не опасный, но неожиданный эффект.
Вот так наша "историчка" стала случайной "жертвой" любителей экспериментов с бертолетовой солью. Обидней всего, наверное, было тогда, когда она, ничего не подозревая, радостная и весёлая на высоких каблучках шла по коридору и вдруг оказалась, как на минном поле, а из класса с каждым "взрывом" раздавался гомерический смех её дорогих и любимых учеников.
Обескураженная, оскорблённая с глазами полными слез, она вошла в класс и увидела наши нахальные, наглые, усмехающиеся лица. Где же мужское благородство? Уважение? Какая низость и подлость! За что? Почему нет извинения или хотя бы объяснения? Наступившая неловкая, унизительная для нас минута позора тянулась, как вечность. Не вымолвив ни слова, она неожиданно развернулась и выбежала из класса. Больше мы её никогда не видели.
У меня до сегодняшнего дня противно на душе от этой бездумной, гадкой, мальчишеской проделки.
А что касается преподавания истории, то всё "возвратилось на круги своя". Историю снова стал вести капитан В.И.Ицкевич, придирчивый, недоверчивый, въедливый, занудливый и дотошный, со своими дурацкими шуточками и грубыми замечаниями двойного смысла, например, такого типа: "Воспитанник N, выньте руки из карманов, что вы там так усиленно муссируете?..". Иногда в свои монотонные, утомительные и продолжительные объяснения нового материала, наверное, чтобы оживить наш интерес, например, к жестокому тирану Оливеру Кромвелю или национальному герою Яну Жижке и повысить внимание на уроке, он неожиданно вкрапливал какой-нибудь застарелый, но обязательно скабрёзный анектодик, который, как правило, заранее записывал в конспект.
Но вот другой случай, не вызвавший у меня эмоций разочарования, который наши "питоны" подстроили поучительный "образцово-показательный урок" с учительницей, преподававшей психологию и логику.
Эта "дама приятная во всех отношениях" была не первой свежести, держалась, как могло показаться даже непредвзятому человеку, несколько развязно и даже вульгарно. От наблюдательных глаз "питонов" не ускользнуло её странное поведение, когда она, теряя контроль над собой, как бы непроизвольно упиралась, тёрлась и елозила нижней частью живота об угол классного стола. Для того, чтобы отучить её от неприличных движений во время урока, мы заблаговременно обильно намазали мелом все углы и кромку классного стола. Буквально через несколько минут, как только начался урок, её чёрная юбка тут же оказалась вся в мелу на самом не походящем месте. К нашему удивлению, внешняя реакция с её стороны была более, чем спокойная. Могло показаться, что явного подвоха она не заметила, однако в последующем стала более осмотрительна в своих намерениях приближаться к выступающим частям мебели.
Помимо общеобразовательных дисциплин в школьной программе были предусмотрены общевойсковая и военно-морская подготовка, проводившиеся в период всего обучения, и по отдельным программам: уже указанное изучение бальных танцев, а также обучение столярному, слесарному и токарному делу.
Основные положения военных уставов Внутренней службы и Строевого устава мы изучали на занятиях по общевойсковой подготовке, но их требования выполняли не в полном объёме, а в части касающейся особенностей нашей жизни, которая определялась отдельными инструкциями. Дисциплинарный устав мы также изучали, но только основные его положения и формулировки. Однако система взыскания и поощрения на нас не распространялась, поскольку мы не были военнослужащими, и период учёбы в нахимовском училище в срок воинской службы не засчитывался.
Индивидуальная строевая подготовка каждого воспитанника, строевые занятия в составе отделения, взвода и роты, которым уделялось большое внимание, проводились в соответствии с требованиями Строевого устава. Все построения по любому поводу, всевозможные переходы из казармы в учебный корпус, на приём пищи и обратно, перемещения во время перемен к месту занятий осуществлялись только строем по строевым командам. Однако при движении в казарме из-за её ветхости разрешалось идти "не в ногу".
Общая хорошая строевая выправка и высокий уровень индивидуальной подготовленности каждого нахимовца оценивалась положительно во время почти ежегодных участий нашего училища на военных парадах на Красной площади в Москве 7-го ноября и 1 мая, которые чередовались главным образом с Ленинградским Нахимовским Военно-Морским училищем и крайне редко с Тбилисским Нахимовским Военно-Морским училищем. Если мы не ехали в Москву, то мы обязательно принимали участие в параде войск Прибалтийского военного округа в Риге.
Шестилетнее моё пребывание в нахимовском училище приучило меня к строгому соблюдению сложившегося повседневного порядка и к непременному следованию существующим правилам, что воспитывало во мне ответственность, исполнительность, аккуратность, называемые, в принципе дисциплинированностью, а также другие человеческие качества, как честность, правдивость, товарищеская дружба и поддержка. Не всё сразу давалось. Незначительных нарушений и отклонений, естественно, можно насчитать несчётное количество, но не было грубости, хамства, сексотства, предательства и угодническва, за что в отдельных случаях и крайне редко некоторым делали "тёмную".
Постепенно, изо дня в день я приучился ежедневно просыпаться каждое утро в шесть часов по сигналу горниста и отходить ко сну в десять часов вечера. Иногда, особенно в первые годы, преодолевая лень, заставлял себя выбегать на физическую зарядку, которую в последующем выполнял усиленно и с желанием. И так далее, по всем этапам распорядка дня с подъёма до вечерней прогулки, поверки и отбоя. Научился содержать свою форменную одежду в требуемом порядке: гладить брюки и форменку с гюйсом, драить зубным порошком или чистолью бляху поясного ремня и пуговицы на мундире, бушлате и шинели, подшивать белый подворотничёк к форменному галстуку и чистить ботинки с вечера, чтобы с утра, как говорил старшина роты мичман Иванцов, "одеть их на свежую голову". Самое главное, перестал систематически опаздывать на все построения, за что частенько получал замечания.
Без особого напряжения приучился нести службу суточного наряда дневального и дежурного по роте, когда надо было просыпаться среди ночи, чтобы в течение двух часов своей вахты, превозмогая дремоту и желание уснуть хоть стоя, хоть сидя, бдительно следить за порядком в ночное время в ротном помещении. Например, чтобы ребята не бегали в холодное зимнее время раздетыми в гальюн, а одевали шинели или бушлаты, чтобы в кубриках ночью всегда горели лампочки синего цвета, дающие возможность в помещении ориентироваться, чтобы были открыты форточки, а не хлопающие от сильного ветра окна, чтобы ночью в коридоре не горел лишний свет, чтобы в кубриках в дневное время поддерживалась чистота и порядок, чтобы не возникало никаких случайных и преднамеренных чрезвычайных событий. Ну и, конечно же, чтобы в ночное время встретить бодрым докладом об отсутствии каких-либо происшествий дежурного офицера по училищу, осуществляющего проверку несения службы суточным нарядом, а в рабочее время громким голосом подать команду "Смирно" и чётко рапортовать первому прибывшему в расположение роты офицеру-воспитателю, командиру роты и, если повезёт, начальнику училища или его заместителям.
Лицам суточного наряда перед заступлением на дежурство предоставлялось время на подготовку для изучения инструкций, приведения в надлежащий порядок и переодевания в форму одежды первого срока, соответствующую сезону года и объявленную по военному гарнизону.
Выполняя обязанности рассыльного по училищу, научился согласно морскому порядку чётко отбивать на рынде, расположенной у главного входа в учебный корпус, одинарные и двойные "склянки" строго с получасовым и часовым промежутком в соответствии четырёхчасового временного периода.
Одним из характерных атрибутов дежурного и дневальных по роте являлось ношение на груди морской дудки, традиционно называемой боцманской, а на плечевом суставе левой руки нарукавной повязки, идентичной по цвету корабельному флагу расцвечивания "рцы", который поднимался на рее корабля, заступившего на дежурство. На морской дудке дневальный должен был подавать соответствующие сигналы и объявлять в роте громким голосом, дублируя для исполнения те команды, которые давались дежурным горнистом согласно распорядку дня, а также все команды, получаемые от командования роты.
Надо сказать, что иногда для общего контроля в расположении роты находились и ночью отдыхали в старшинской комнате чаще всего помощники офицеров-воспитателей, но иногда и офицеры.
Так, однажды весной на моём очередном дневальстве, время было уже полуночное, когда вдруг зазвонил телефон и дежурный офицер по училищу предупредил, что в роту придёт офицер из особого отдела (дежурный назвал звание и фамилию), которого надо встретить. Действительно, через некоторое время в помещение роты пришел моложавый, высокий старший лейтенант, представился, показал своё удостоверение и спросил, был ли звонок от дежурного по училищу. Я подтвердил, что всё совпадает. В ответ он заявил, чтобы я не волновался, не беспокоился, и попросил разбудить его за час до общего подъёма. Я хотел, было сопроводить его в комнату отдыха, но он сказал, что всё знает, и привычно зашагал по коридору. Под утро, в назначенный час, что также совпало с моей вахтой (мы тогда дежурили по два часа), я пошёл будить своего ночного гостя. Войдя в комнату, я увидел, что вплотную к его кровати стоял стул, на спинке которого висел его офицерский китель, а на аккуратно сложенных брюках лежал пистолет. Я ещё не успел подойти к спящему вплотную, чтобы потрясти и разбудить, как он открыл глаза и, тут же убрав пистолет под подушку, поблагодарил, что я не забыл о его просьбе. Эта ночная встреча навела меня на мысль, что этот офицер был не редкий гость в нашей роте, но тогда я его видел первый раз. Значит, подумал я, командование училища заботится о нашей безопасности.
Бывали, однако, и другие более прозаические, но не менее интересные и забавные происшествия в расположении роты. Вот, например, помню, был случай, когда ночью раздался истерический вопль Саши Розова, который проснулся от неожиданной нестерпимой боли и появившейся крови на щеке. Он прибежал к дневальному, держась рукой за окровавленное лицо, не понимая, что с ним произошло, и что ему делать. Пришлось будить старшину, кажется, в эту ночь обеспечивающим был старшина 1 статьи Гучко. Спокойный и рассудительный Гучко, учившийся тогда юриспруденции на заочном отделении университета, произведённым внешним осмотром потерпевшего нахимовца Саши Розова установил, что появившиеся на его лице бурые пятна, похожие на кровь, могут быть следствием неосторожных действий во сне самого пострадавшего. Не выявив ничего криминального, старшина 1 статьи Гучко успокоил испуганного Сашу Розова, отвёл его в кубрик и проконтролировал, чтобы он лёг и заснул. Но стоило Саше только укрыться одеялом, как из его постели выпрыгнула огромная крысища, которая стремглав бросилась в коридор, где и исчезла в темноте. То ли от неожиданности, то ли от испуга, только наш будущий юрист тут же с грохотом рухнул в обморок. Теперь уже Саше Розову вместе с дневальным пришлось приводить в чувство самого старшину 1 статьи Гучко.
Стало вполне очевидно, что Саша Розов подвергся агрессивному нападению хищного грызуна в виде крысы, являющейся потенциальным разносчиком заразы, с прокусыванием ею мягких лицевых тканей в области верхней губы, о чём будущим юристом старшиной 1 статьи Гучко официально и обстоятельно было доложено командиру роты на утреннем докладе. Сашу Розова, пострадавшего от внезапного ночного крысиного нападения, сразу с утра направили в санитарную часть училища, где обязали пройти комплексные профилактические прививки с назначением сорока и, как оказалось, весьма болезненных уколов от бешенства, холеры, чумы, туляремии, гепатита и прочих болезней. К счастью, неблагоприятных последствий не было, и Саша Розов продолжил успешно учиться и также успешно окончил наше училище.
Поскольку казарменное помещение, как я уже отмечал, имело печное отопление, и было весьма старой постройки, где расплодилось невообразимое, наверное, превышающее всё население Риги, количество крыс, которые там были настоящими хозяевами. Вероятно, по санитарным и другим причинам казарму поставили на капитальный ремонт, который проводился поэтапно, отдельными секциями в течение нескольких лет. По мере проведения ремонта и готовности к проживанию в эту часть казармы переселялась очередная рота, но обживали также новые территории и прежние полновластные хозяева: можно было часто наблюдать даже в дневное время, как по отдельности или вереницей друг за другом крысы быстро переползали по кирпичным остовам стен на свои старые, но уже отремонтированные места.
А пока приходилось довольствоваться теми условиями, чем располагали. Так вот, в зимний период для обогрева ротного помещения и четырёх кубриков из числа "питонов" ежесуточно выделялся дежурный истопник, в обязанность которого входило до общего подъёма личного состава растопить и раскочегарить пять или шесть печей. Каждому, в том числе и мне, приходилось четыре или пять раз за зиму оказываться в такой роли. Казалось бы, дело не хитрое, но физически трудоёмкое, а для меня тогда двенадцатилетнего слабака и вообще было почти непосильное.
Хорошо, когда я знал заблаговременно о таком дежурстве, тогда я, не выходя на вечернюю прогулку и немного задержавшись с отбоем, успевал с вечера очистить все печки от прогоревшего шлака, принести новый уголь для каждой печи, заготовить сухую растопку и наутро, поднявшись в пять часов, без дополнительных хлопот и беспокойства достаточно быстро разжечь и поддерживать огонь в печках. Но были случаи, когда неожиданно, на вечерней поверке объявляли о моём дежурстве. Вот тогда была настоящая мука. Приходилось подниматься не в пять, а в четыре или даже ранее, чтобы всю подготовительную процедуру выполнить. Если принять во внимание, что "обрезы" или вёдра как со шлаком, так и с углём были для меня слишком тяжелы, а ночью в морозных потёмках невообразимо трудно было разбить огромные куски кокса и найти нужного размера уголь; выбрать из под снега подходящие дрова на растопку, чтобы не были слишком сырые; несколько раз сбегать туда-сюда на топливный склад и возвратиться в казарму на второй этаж, чтобы принестиотнести уголь, дрова, шлак; наконец, растопить это сырое и мокрое так называемое топливо, ставшее уже ненавистным и враждебным; то в моей душе, естественно, не всегда оставалось радостное чувство от такого дежурства. При растопке печей я всегда вспоминал, как во время войны мама пыталась дома в нашей печке разжечь сырые дрова, и даже у неё не всегда сразу это получалось. Поэтому теперь я всячески старался не поддаваться временным неудачам и пытался достойно без нытья и скулёжа переносить все трудности.
Возвращаясь в свои воспоминания о том периоде, скажу честно, что строгий распорядок и дисциплина, без всякого сомнения, не давали возможности проявлению самовольной стихии, безудержной вольности "нехочуделания", но, как раз наоборот, способствовал развитию всесторонне организованной личности каждого воспитанника. Конечно же, ничего общего с гоголевской бурсой в нашей "питонской" жизни не было, что я настойчиво и неоднократно разъяснял маме и в письмах, и устно при встречах в период своих отпусков.
При любом удобном случае я старался рассказать маме, что вся наша система обучения и воспитания направлена на то, чтобы мы были подготовлены и морально, и физически, и интеллектуально к обучению в Высшем Военно-Морском училище подводного плавания с тем, чтобы стать в будущем высококультурными, интеллигентными, хорошо воспитанными, дисциплинированными, а самое главное честными и беспредельно преданными флоту и Родине морскими офицерами-подводниками.
По мере возможности, я посвящал маму в свои дела и чувствовал, что буквально на всё она реагирует весьма заинтересовано. Я с удовольствием рассказывал: кто мои друзья, с кем общаюсь, что читаю, как учусь, как питаюсь. Однажды я написал письмо, в котором сообщил, что с наступлением прохладной осенней погоды нам выдали бушлаты, в которых тепло и комфортно. Мама была несказанно обрадована, что я не буду охлаждаться, а значит, не буду болеть. Но моя мама, сугубо гражданский человек, не знающая ни военно-морской терминологии, ни элементов морской формы и правил её ношения, мягко, с присущим ей тактом, спросила, где носят этот ваш "бушлат". Тогда я, представляя себя этаким знатоком морской жизни, с удовольствием расписал всю нашу экипировку, которая оказалась не такой уж заурядной, как могло показаться на первый взгляд.
Действительно, наша форма одежды имела шесть номеров.
Форма номер 1 мною была указана ранее по тексту, когда в этой форме я впервые увидел нахимовцев, своих будущих одноклассников, возвратившихся из Москвы после участия в физкультурном параде, поэтому повторяться не стану.
Форма номер 2 - чёрные суконные брюки специального покроя, чёрный кожаный поясной ремень с бляхой светло-жёлтого металла с изображением якоря и чёрные хромовые ботинки, остальное, как в форме номер 1.
Форма номер 3 - чёрные суконные брюки, специального покроя, чёрный кожаный поясной ремень с бляхой светло-жёлтого металла с изображением якоря, синяя суконная форменная рубаха или "суконка", тельняшка, хромовые ботинки. Это была парадно-выходная форма, которая относилась к первому сроку и выдавалась на один год.
Тут надо добавить, что особым морским шиком среди "питонов" старших классов являлось заиметь расклешённые брюки. С этой целью в штанины брюк вшивали клинья, которые при проверке формы одежды, как правило, легко обнаруживались, и обладателю такого богатства приходилось на виду у всех с позором их выпарывать и оставаться без увольнения. Другой способ увеличить ширину брюк был более доступный и безопасный, но требующий определённой подготовительной работы, называемый "поставить торпеды". Обычно за день или два до увольнения проводилось "торпедирование", когда в слегка увлажнённые штанины брюк вставлялись "торпеды" - заранее подготовленные в виде трапеции фанерные доски. После чего такие брюки, начинённые "торпедами", укладывались под матрас до утра с тем, чтобы, по возможности, как можно больше растянулись. Затем нужно было успеть прогладить брюки до возможного их обнаружения кем-либо из старшин или офицеров. Если операция по "торпедированию" удавалась, то "торпеды" передавались другому заинтересованному лицу.
Второй срок этой формы номер 3 отличался качеством суконных брюк, которые после годового срока из первого становились - вторым сроком. Форменная байковая рубаха синего цвета или "форменка", тельняшка, рабочие яловые ботинки, которые мы сокращённо называли "гады".
Форма номер 4 - это легендарный бушлат - очень удобная суконная с ватной и байковой подкладкой двубортная куртка, застёгивающаяся на шесть светло-желтого цвета пуговиц с изображением якоря.
Форма номер 5 - шинель из чёрного сукна, застёгивающаяся на крючки и имеющая на лицевой стороне пять светло-желтого цвета пуговиц с изображением якоря. Шинель предусматривалось носить с поясным ремнём, заправляемым со спины над хлястиком, а с передней стороны между четвёртой и пятой пуговицами.
Форма номер 6 - это та же форма номер 5, но с шапкой-ушанкой, выдаваемой на три зимних месяца. Если температура воздуха зимой резко понижалась, тогда клапаны шапки-ушанки опускались и завязывались под подбородком, что соответствовало форме номер 7.
На всей верхней одежде предусматривалось ношение погон и погончиков с нанесённой краской тёмно-вишнёвого цвета буквы "Н". Для нахимовцев, начиная с восьмого класса, на левом рукаве чуть выше локтевого сустава на форменках предусматривалось ношение курсовок красного цвета, количество которых соответствовало классу обучения.
Особой гордостью для нас, на мой взгляд, являлась бескозырка, которую, как пелось в песне, "носили герои чуть-чуть набекрень": на расстоянии двух пальцев над правой бровью и трёх пальцев - над левой бровью. Бескозырки нам выдавали двух видов: для летнего времени с 1 мая по 1 октября года с белым чехлом, а для весны и осени предназначалась чёрная бескозырка. К бескозыркам придавалась красной эмали пятиконечная звёздочка и ленточка с надписью золотыми буквами "нахимовское училище". Поначалу ленточки имели позорный бантик на левой стороне околыша, но со временем, видимо, поняли, что иметь "бантик с боку" - не солидно и это не соответствует морскому имиджу, поэтому вскоре нам стали выдавать нормальные ленточки с длинными косицами с изображением якорей на их концах. Но мы для форса умудрялись удлинять эти косицы чуть ли не до пояса.
Помимо расклешённых брюк с использованием более доступного метода "торпедирования" и наращивания длины ленточек на бескозырке для подтверждения своей морской опытности также считалось необходимым иметь вытравленный хлоркой форменный воротничок, чтобы три белые полоски на нём еле просматривались, а также носить вставочку с наименьшим количеством сине-белых полосок вместо плотной тельняшки до самого подбородка. Вот на какие ухищрения додумывались "питоны" старших классов.
Для ежедневного использования нам выдавали рабочую одежду, состоящую из хлопчатобумажных брюк и рубахи, называемой "голландкой". Нательное нижнее бельё и постельные принадлежности вместе с длинной почти до колен ночной рубашкой, а также лицевое и ножное полотенца, нам меняли еженедельно в банный день с выдачей туалетного и хозяйственного мыла. Ремонт обуви и подгонка верхней одежды по росту и размерам производились централизованно и своевременно по мере необходимости. Нам оставалось только поддерживать свой внешний вид в ежедневной чистоте и аккуратности, что тщательно контролировалось старшинским составом на утренних осмотрах.
Капитан Д.П.Яценко в парадном мундире. Офицер-воспитатель в нахимовском училище. 1948г.
На завершающем этапе Великой Отечественной войны в Вооружённых Силах СССР была введена парадная форма в виде мундиров, просуществовавшая нескольких лет. Для нас парадная форма состояла также из двубортного мундира тонкого высокого качества чёрного сукна со стоячим воротником и двумя рядами пуговиц светло-желтого цвета с изображением якоря и брюками также тонкого чёрного сукна. Погоны на мундире с вышитыми жёлтыми нитками буквой "Н" были большие по всему плечу и пришиты фабричным способом. Поясной ремень предусматривалось носить поверх мундира. Парадная форма выглядела, на мой взгляд, очень красиво.
Парадная форма нахимовцев, существовавшая до конца 1940-х годов.
Одевать её нам приходилось крайне редко только по торжественным дням и традиционным праздникам. Но когда парадную форму отменили, то мундиры мы стали носить повседневно как рабочую одежду обычно зимой в течение нескольких лет, но так, кажется, полностью и не износили.
![[]](/img/w/werjuzhskij_n_a/zhiznx/xix.jpg)
![[]](/img/w/werjuzhskij_n_a/zhiznx/w.s.shtepa.1945g.jpg)
![Командир роты Штепа Виктор Степанович. Снимок относится к периоду службы в Главном Штабе ВМФ.Москва.1972 год. [Верюжский.]](/img/w/werjuzhskij_n_a/zhiznx/hye-1.jpg)
![Нарком Военно-Морского Флота Адмирал Флота Советского Союза Николай Герасимович Кузнецов (1904-1974) по личной инициативе своими приказами определил создание трёх Нахимовских Военно-Морских училищ. [Верюжский]](/img/w/werjuzhskij_n_a/zhiznx/hye-3.jpg)
![Начальник Рижского Нахимовского Военно-Морского училища с 1945 по 1951 год капитан 1-го ранга Константин Александрович Безпальчев. [Верюжский]](/img/w/werjuzhskij_n_a/zhiznx/hye-4.jpg)
![[]](/img/w/werjuzhskij_n_a/zhiznx/plavanie.jpg)
![[]](/img/w/werjuzhskij_n_a/zhiznx/uchebnyjkorpus.jpg)
![Холл первого этажа Учебного корпуса училища. В глубине холла - часовой-нахимовец у Знмени училища. [Верюжский]](/img/w/werjuzhskij_n_a/zhiznx/hye-6.jpg)
![[]](/img/w/werjuzhskij_n_a/zhiznx/kapitanjacenko.jpg)
![Парадная форма нахимовцев, существовавшая до конца 1940-х годов. [Верюжский]](/img/w/werjuzhskij_n_a/zhiznx/hydve-22.jpg)