Но да Будет слово ваше: "да, да", "нет, нет"; а что сверх этоќго, то от лукавого. Матфея 5:37
Воронцовой Нине Васильевне
с любовью посвящает автор
I
Ну... помоги мне, Господи.
Гремела "Маленькая девочка"... Как там?.. "Дэ-вой-ко ма-ла..." "Как там"! Тут вспомнишь, если было это все в шестидесятых годах прошлого века, а от пласќтиночки той даже осколков не осталось /хотя осколки других пластинок зачем-то храню, - склеить, что ли, надеюсь?/, только зачеркнутая строчка, в тетрадке "Пластинки"; "Маленькая девочка", н.о. "Гэй, молодые парни". Через номерќ опять, и на этом список "Мои пластинки" обрывается. Так рыдал, когда первую кокнул... А куда подевалась вторая?.. "Гэи, молодые парни" сохранились на друќгом старом миньоне "Югославская эстрада", где еще три песни - "Крыши", "Раcc-каз о потерянной любви" и "Фатима". А что толку? Называется "Крыши", а слышитќся "фонари"... "В деревню, к тетке, в глушь..." Кто в этой глуши знает сербсќкий... Тогда там действительно была глушь... Да и сейчас... Вот только "тети" теперь нету.
Почему из всех других в память врезались именно эти песни и женщина?.. И как написать об этом так хорошо, чтоб вам стало как мне плохо?.. Все счастлиќвые люди все ставят с ног на голову и лишь в горе готовы сжать любую протянуќтую руку. Нужно решительно отринуть все второстепенное, сосредоточиться на главном, а главное заключается в том, что надо просто написать правду.
Я обожал кино! Даже переписывал репертуар нашего главного кинотеатра: 1965 год. Февраль. ...16 - 18 "Верьте мне, люди!" - 19 - 21 "Секретарша"... Кто сейчас помнит эти фильмы? А в датской цветной "Секретарше" впервые увидел обнаженную женщину...
...Ни одно убийство не потрясло больше так, как в "Пепле и алмазе", и не видел уже обнаженной женщины красивее, чем в "Тенях забытых предков". Тетя Нина была похожа на нее...попой!
2
Крюк на конце качнувшегося бревна вонзился мне выше колена - ногу словно узлом завязали вокруг шеи. Перелом был страшный - открытый, в нижней трети левого бедра, с нарушением кровообращения, - началась гангрена, которая, как известно, лечится только одним - ампутацией. В одиннадцать с половиной лет я остался без ноги. Несчастный случай произошел 23 апреля 1962 года, до 7 июля пролежал у профессора Захарова в Детской хирургической клинике Саратовского медицинского института, все лето проходил на костылях, в 6-й класс пришел с палочкой. Нет, вы не знаете, что это значит. Сколько раз клюшку прятали, ломаќли, а учительница математики, входя в класс, иногда прихрамывала, вздыхала и жаловалась: " Толкнули... теперь буду хромой... как Саша..." На всю жизнь остаќлась ненависть к любым арифметическим подсчетам, даже сдачу никогда не считаю.
И именно тогда появилась привычка смотреть на ноги, обостренно, болезненно реагировать на все, с ними связанное. Суть людскую определять по ногам! Потом понял: на свете нет ничего красивее красивых женских ножек и нет ничего некраќсивее некрасивых женских ног,
С отчаянием, с яростью по нескольку раз на день колол в сарае дрова... И вскоре так накачал мускулы, что руки мои стали, как ляжки соседской пятиклассќницы Люськи. Пацаны отвалили, а педсовет, имевший чисто большевистское предсќтавление о гуманности, поставил - вроде единственному в классе - четверку по поведению. Больше из-за интеллектуального "улиганства" а-ля "Республика Шкид": читал все подряд, но кумирами были Шолохов и Ремарк. Когда стихи мои появились сначала в школьной, а потом в районной газете, - отстали и учителя. "Поэт!" - скривился приятель, глянув брезгливо, как на сифилитика. Но гонорар пропивать пошел.
Ещё и зубы всю жизнь грызут. Передние красивые, а коренные ни к черту. А у нее в самой серединке верхнего ряда была стальная коронка... Пришла в гости, а как раз предстоял визит к зубному врачу, что для меня до сих пор страшнее всеќго. Даже говорить не мог, ничего не помогало, только поздника, мотался по сонќному и радужному от паутинки огороду и жрал ее целыми гроздьями. Потом ринулся в поликлинику, зуб запломбировали, но она уже ушла.
Топили дровами, вместо газа горел керо-газ, кукурузу называли "королевой полей", от родни не открещивались, соседями не брезговали, в моду у женщин вошли ботики с пушком и капроновые чулки со швом, секс - был!, весна наступала точно в срок, а не когда ей заблагорассудится, цветное широкоэкранное кино и телевизоры казались чудом, водка стоила 2 рубля 87 копеек, во всех газетах страны выражалась благая, но напрасная решимость раз и навсегда покончить "с тяжелыми и вредными последствиями культа личности", и супруг красавицы соседки тети Жени, упившись до крупных чертей, вопил на весь двор: "Хрущев - сука, наќрод ему Сталина не простит!" Однако я отклоняюсь от темы.
3
Вечно что-то сочинял, делясь лишь с бабкой. Она приучила слушать по радио передачу "Театр у микрофона", кино тоже обожала, но выбиралась редко. Вместе мы смотрели только, помню, "Пятнадцатилетнего капитана" в железнодорожном клубе, первую серию "Хождения за три моря" в "Энтузиасте", "Королеву бензоколонќки" и "День и час" в "Спутнике", да в саратовском "Пионере" "Военную тайну". Приходя из кино, я в лицах рассказывал бабке увиденное, сначала всё слово в слово, а потом и от себя стал добавлять, улучшая даже "Крестоносцев" и "Парижсќкие тайны", для наглядности рисовал акварельными красками афишки. Дед с рассвеќта до заката пропадал на рыбалке, отец 15 августа 1953 года утонул. Вскоре от фильмов в пересказах остались одни названия. За вечер экспромтом сочинялись целые романы, чуть позже начал записывать их. Жгучее, жадное любопытство к люќдям и жажда творчества были всегда, но лишь благодаря бабке они вошли в нужное русло. Более благодарной слушательницу я больше, увы, не встречал. После писал и о тете Нине. Стихи, прозу... Но перечитывать не буду и сюда не вставлю - больно уж все это наивно, беспомощно, несовершенно, а порою просќто вздорно.
Тогда я еще ходил на костылях. Войдя с улицы в дом, на полу за дверью увиќдел пыльные черные туфельки на модных гвоздиках. Одна туфелька лежала на боку. Кто-то уже примерил? Да наверняка Люська, прибежавшая к тети Жениной дочери Тайке, моей ровеснице. Нe утерпел и примерил сам. И сразу же с еще неизвестной женщиной возникла какая-то странная, сладко сосущая, щемящая близость. Я вошел в нашу крохотную комнатку... и стал стекать с костылей. - Вот, Саша, - сказала мама, - это тетя Нина, я тебе о ней рассказывала. Операция была простенькая - обычная аппендектомия. "Но потом мне стало ее так жалко, никто к ней не ходит, она здесь совсем одна, муж в командировке, ей понравилось, как я делаю уколы, ну я сварила ей кисельку, и она мне говорит: "Прасковья Михайловна, я, как только выпишусь, обязательно к вам приду"." Вот и пришла. Я стоял, молчал, утонув в ласковом взгляде сияющих глаз, они меня уже любиќли! Ко-ха-ли... Таких глаз, такого взгляда я больше не видел. Всю жизнь пытаќюсь поймать похожий... Пару раз ловил... Но все равно не то! Но это потом, а тогда больше всего поразило и обрадовало, что тетя Нина словно и не заметила моей пустой штанины.
Она сидела на сундуке, чуть постукивая босыми пятками в его стенку, замок старинного сундука был со звоном, и в тишине комнаты звучала приятная... нет, не мелодия, а лишь робкое зарождение ее.
...А на кого она была похожа лицом? Ведь все на кого-то похожи...
- На Жанну Прохоренко!.. - выпалил раз я, и она протянула к моему лицу раскрытые ладони.
Вот... фотография... Умный широкий лоб под темными короткими кудрями, гусќтые брови, о говорящих глазах уже все сказано, правильные черты лица, чисто русские, ее девичья фамилия Рязанова и родилась она, кажется, где-то под Ряќзанью, но о семье ее я не знаю ничего, и даже на черно-белом снимке жирно кровенеют помадой губы! Глухой свитерок с пуговкой у горла... Монашенка... Но коќму ни покажи - все в един голос: "Стерва!" А для вас для всех подходит другое словцо, на одну букву короче. Хотя фотка действительно не ахти. Надо было друќгую тиснуть, где она стоит в профиль, что-то кому-то говорит, и до колен видна вся смачность ее сногсшибательной фигуры, На обороте надпись ее рукой: "Я здесь похожа на строгую учительницу, не правда ли?" Да, жаль, что не слямзил!
Но писаной красавицей она не была, писаной красавицей была тетя Женя со своим иконным ликом и обликом кающейся Магдалины, святым и одновременно грешным, в бесстыдстве стыдливым, именно из-за тети жени не спал я ночей, ее мечтал снять в собственном римейке "Секретарши" /"Теней забытых предков" я тогда еще не видел/, о ней написал рассказ "Бабье лето"...
Не речь теперь не об этом.
5
В пикантной полноте тетя Нина смело соперничала с тетей Женей, хотя была ровно на десять лет моложе ее... И еще на столько же младше мамы.
Раз робко заикнулся:
- А сколько вам лет?..
- Ой, я уже старая, мне двадцать три...
От сердца отлегло. Я-то думал - больше...
Мучительно хотелось перейти с ней на "ты" и отбросить эту дурацкую "тетю"!
Играли в карты.
- Ходи... - смело начинал я и смачно заканчивал: - те!
Ей, видать, тоже осточертела, эта моя официальность. При прощании она тянула ко мне руки:
- Да брось ты!.. Скажи: "До свиданья, Ниночка!"
В ней было то, что даже дурнушку делает неотразимой: изюминка... шарм!
Открытая... - нет, настежь распахнутая! - простая /но не как карандаш!/, "боевая", по меткому определению ее соседки, добрая, она ни разу не приходила к нам без подарков, столько платьев своих отдала маме...
Однажды вхожу, а они примеряют... Радостно рассмеявшаяся тетя Нина небрежно запахнула халат - что-то темное мелькнуло... Не рассмотрел!
Вечером не выдержал и сам влез в ее узкое шершавое платьице, медовое с темќно-зеленым... Посмотрел в зеркало - вроде ничего, но чего-то явно не хватает.. Aга!.. Я достал из сундука синий лифчик от единственного на всю жизнь маминого купальника, напихал в него ваты, нацепил на себя, повязал голову прозрачной тети Нининой косыночкой, долго красил маминой помадой губы, надел капроновый
чулок, который мама попросила у тети Нины мне для дополнительного чехла на культю под основной шерстяной... днем, когда тетя Нина уходила, хлынул такой ливень, что она, спеша на работу, на автобусную остановку побежала в старых резиновых сапогах, чуть не лопнувших под напором ее полных икр, а свои новенькие модельные босоножки на шпильках оставила у нас, я обулся в правую босоножку - она оказалась мне как раз - и стал спрыгивать со стула, испытывая при этом все то же странное, сладко сосущее, щемящее чувство... На языке секќсопатологов это называется трансвестицизм, то есть переодевание. Шёл первый час ночи - а саратовское время тогда на час опережало московское, - вдруг дверь тихо открылась, и на пороге возник муж теш Жени!..
- Саша, я с работы, хочу отдохнуть, а тут у тебя какой-то стук... - лишь с обычной ленивой растяжкой все это мне выговорив, он поднял на меня глаза... а я свои опустил... Пауза длилась минуты полторы! - Да-а-а... - мой тезка озадаќченно чесал затылок... - Нy, играть можно и днем! - и закрыл дверь.
С этого момента моя ненависть к нему стала даже вызывающей!.. Хотя к мужьќям я обычно не ревновал, ибо уже тогда понял: супружество - хомут для обоих, но в те времена я был полностью на стороне жен.
А уж ревность к другим...
Пошли втроем в кино - смотреть в повторном "Энтузиасте", не помню уж в коќторый раз, "Человека-амфибию", а рядом в газетном ларьке /слово "киоск" в обиќход еще не вошло/ как раз продавали за 30 копеек набор из 8 кадров из этого кинофильма, и тетя Нина, поймав мой вспыхнувший взгляд, тотчас мне его купила, не обратив внимания на возражения мамы - баловать, мол!.. Всегда такая модная тетя Нина казалась мне похожей сразу на многих киноартисток, вот и сейчас поќказалась похожей на Анастасию Вертинскую на обложке - те же глаза, губы, овал лица...
Когда мы выходили из кинотеатра, к тети Нине прилип какой-то шибздик... да к ней вечно клеили открыто, подваливали по-наглому, она же всем мило улыбаќлась. Не забывая как бы вскользь упомянуть, что она замужем, - а я... Ну так и подмывало врезать клюшкой промеж глаз!..
Я очень любил петь, но страшно стеснялся своего резкого крикливого голоса. Потом впервые услышал Высоцкого, и весь стыд - как рукой! Вскоре мама купила гитару. И понеслось...
Сначала с пацанами переделывали популярные тогда песни:
Заправлены в карманы
Все финки и наганы,
И воры уточняют последний раз грабёж:
- Давайте-ка, ребята,
Обчистим дом проката,
У нас ещё в запасе один универмаг.
Я верю, друзья, что милиция спит,
И сторож ночной половинкой накрыт,
На пыльных витринах
Пустых магазинов
Своих не оставим следов.
Как хохотала бабка!..
Или:
...И вот с утра волнуясь,
Мы бродим вдоль забора,
И беспокойно сердце
Стучит у нас в груди:
- Быть может, вы забыли,
Как мы вам морды били?
Быть может, вы смеётесь -
Мы можем повторить... Потом стал писать свои...
- Где ты это берешь? - удивлялась тетя Нина.
- Сам сочиняю! - последовал высокомерный ответ.
Много позже /хронологии в этой повести не ищите/ она осторожно спросит:
- Сань, а ты свои песни кому-нибудь показываешь?..
- Я их ни от кого не скрываю!
- А зря!
- Мы не в Португалии!..
- Вот именно, Саня.
Как в воду глядела!
Но ведь "никакой пророк не принимается в своем отечестве".
Одна песня посвящалась ей - Нине В., - была написана в форме письма, заканќчивалась моим именем и фамилией, и именно эту запись радиохулиганы дали в эфир, а у "органов" в те времена в нашей глуши других дел не находилось, кроме как слушать приемнички. Застоя не было. Тот, кто не хотел стоять, - не стоял. Чеќрез полгода я сидел в кабинете УКГБ и в тепленькой компании двух доброжелательќно настроенных и ангельски предупредительных людей наслаждался своей славой, гордясь тем, что и я представляю опасность для Союза нерушимого республик свободных.
Прав товарищ Троцкий: нельзя уйти от политики. Но я все же попробую.
6
Я вел себя с нею как самый последний дурак! Да нет, просто как пацан. Молчал, дулся, злился, грубил, зеленел от ревности...
- Нинка, он тебя любит, - сказала мама.
- Ой, что вы, Прасковья Михайловна!..
Одну из двух сохранившихся поздравительных "с праздником Великого Октября" открыток она начала, так: "Дорогая Прасковья Михайловна и "вредный" Саша!" Кавычки в слове "вредный" совершенно излишни! Чтоб ладить со мной, ей воистину нужно было иметь терпение самого Иеговы, которое библейский Бог проявлял в обќщении со своим сволочным народом! Но лишь дважды она потеряла над собою контќроль.
Первый раз она закричала:
- Да не будь ты садистом!..
А второй... Сидела у только что купленной мамой радиолы, слушала танго Коќвача "Серебряная гитара" и, уронив голову на руки, навзрыд плакала. Мне-то тогда больше нравилось то, что н.о., то есть на обороте пластинки: румба Юманса "Чай вдвоем".
- Я плачу, только когда музыку слушаю, - смущенно призналась она мне, не умевшему тогда даже утешить!
А вот и моя фотография тех лет... Серьезный... солидный юноша. А уж губы-то, губы!.. Да и сейчас мало изменился, лишь усы отрастил и прическа стала гоголевќской, но иногда зачесываю волосы по-батькиному назад... Больше сорока никто не дает!..
- У него такие красивые руки, - сказала тетя Нина маме, глядя на меня, - я бы обязательно влюбилась, если б молодой была.
Именно тогда я и спросил об ее возрасте и жутко обрадовался, что она и старќше-то меня всего лишь на восемь лет!
- Руки у него, видите ли, красивые, - ворчала потом мама, ведь наши отношеќния были далеки от идиллических. Она так никогда и не смогла смириться с тем, что ее сын вырос... в душе оставшись пацаном! А уж если два самых близких чеќловека не понимают друг друга... что ж о других-то говорить!
- У тебя тут написано, - кивнула тетя Нина на мою афишку, - что на "Развод по-итальянски" дети до 16 лет не допускаются, а тебя пускают?..
- А меня пускают!
- Ах как кляла она этот фильм!..
Был еще какой-то "След в океане", мне там понравились подъягодичные складки дамы в купальнике, я решил насладиться их секундным созерцанием еще раз и утяќнул с собой тетю Нину.
- Дрянь! - резюмировала она после сеанса.
Страшно вспыльчивый, я мигом взбеленился:
- А вам вечно нравится одно говно!
От грубого слова, что ли, тетя Нина смутилась?..
А правда, какие фильмы ей нравились?.. "Три мушкетера" Бордери?.. Так они всем нравились, а ее муж даже сказал, что их можно смотреть бесконечно. Ещё помню, что кумиром тети Нины сначала был Тихонов, а после Козаков... Или наоборот?.. Потом мы выписали "Советский экран", и я перестал балдеть от арабских "Черных очков", а украдкой смахивал слезу на болгарском "Похитителе персиков".
Новый год родня встречала в бабкином доме, бывшем за базаром на другом конќце нашего небольшого районного городка; мы с пацанами всю ту тихую теплую снеќжную ночь до утра пробродили по улицам, горланя на весь город:
У моря, у синего моря
Стоит пидарас дядя Боря,
И солнце светит ему в правый глаз,
Дядя Боря - пи-да-рас!!!
Редкие прохожие боялись подходить к оголтелой кодле... Да ничего дурного и не было у нас на уме, мы просто... "дикарились"!
Утром в городе я случайно увидел ее у "Энтузиаста" в какой-то незнакомой компании... И опять при виде меня ах как засияли ласковые глаза тети Нины! А мне она в зимнем зеленом пальто показалась не просто полненькой, а толстой! Но "мужчины не собаки, на кости не бросаются", как любила говорить одна моя однокурсница.
Да и не помню я что-то в те времена худых... Только мама да Люська.
Тете Нине я лишь хмуро кивнул.
Но запомнились, конечно, не гнилые наши зимы... " Долетались, туды иху мать, испортили погоду, рыба не берет", - ворчал дед. В память запали замедќленные дни сладко томительного нижневолжского лета с его сытым, щемящим больќничным ароматом!
Сидели в нашем новом просторном прохладном сарае... Тетя Нина закинула ногу на ногу и покачивала туфельку кончиками пальцев... Наша кошка Пушка бодала тоќнюсенький высоченнейший каблучок-шпильку и вскоре добилась своего - туфелька с ноги свалилась...
Но я ее ног боялся! Пышные ступни были вечно сбиты, до красноты растерты узкими тесными туфельками...
Лишь раз... Она лежала на моей постели, вытянув ноги, я сидел около и глаќзел... Тетя Нина согнула ноги, короткая юбка соскользнула с колен, полностью оголив есенински осеннюю золотизну округлых бедер, и я инстинктивно потянулся к ним...
- Ты брось... это самое! - мелодично мурлыкнула она.
- Да я только поправить!..
Опять мама стала делать ей какие-то уколы...
- Прасковья Михайловна, вы посмотрите, там в окно никто не...
- Да кому надо! - отмахнулась мама.
И я поспешно, стыдливо отошел от окна.
С тетей Женей я так не церемонился, почти каждую ночь ждал, когда она босиќком прошлепает в коридор в ведро посикать, и выходил в нашу общую кухню якобы водички попить.
- Ах! - всякий раз ахала она, появляясь на пороге...
За эти считанные секунды я успевал съесть все ее смуглые пряные прелести под короткой сорочкой и ниже.
Сидели с другом и от скуки мастурбировали.
Чуть раньше я спросил:
- Ты б тетю Женю стал?
- Да это какой же для нее нужен?! - ужаснулся друг, живший со мной через стенку. Потом он сначала опешил: - Вот это да-а-а... - а после пришел в восќторг: - да у тебя даже больше, чем у Пима! Ты Люську насквозь проткнешь! Тебе и вправду тетя Женя нужна!
Пимом мы прозвали самого здорового пацана в нашем классе, а Люська - доска доской! Что касается тети Жениной Тайки, то та, к сожалению, и внешностью и характером была в отца. Но и к ней под подол я раз, высунувшись из окна, гляќнул, когда она полезла на крышу. С верхней ступени лестницы Тайка на меня кокетливо прищурилась:
- Видал? Больше не увидишь!
Да чего там "видал"!.. Товар там, конечно... Но ведь с материнским не сравќнить, а о виртуозной изощренности нечего и говорить. Все женщины при ходьбе двигают ягодицами вверх-вниз, вверх-вниз или вперед-назад, а тетя Женя со стыќдливым бесстыдством двигала ими не только вверх-вниз, но и вперед-назад, в право - влево, влево - вправо и даже как-то вкруговую!..
Но к тете Жене во дворе все привыкли, а вот когда там походкой манекенщицы появлялась тетя Нина... "Козлятники " у забора, забыв про карты, начинали пеќремигиваться, однако уже не так, как если к кому-то при сдаче приходила "шаха" или "крестячка"... Глядя на них, я всегда вспоминал один абзац из "Тихого Доќна"; "Сотня, разбитая на марширующие взводы, со вздохами и подмигиванием слеќдила за шелестом серой франиной юбки. Чувствуя на себе постоянные взгляды каќзаков и офицеров, Франя словно обмаслилась в потоках похоти, излучаемых тремя стами глаз, и, вызывающе подрагивая бедрами, рысила из дома в кухню, из кухни в дом, улыбаясь взводам поочередно, господам офицерам в отдельности. Её внимаќния добивались все, но, по слухам, преуспевал лишь сотник, курчавый и густо волосатый с ног до головы". И еще абзац - из "Убить пересмешника...": "Мисс Кэролайн была молодая - двадцать один, не больше. Волосы темно-рыжие, щеки роќзовые и темно-красный лак на ногтях. И лакированные туфельки на высоком каблуќке, и красное платье в белую полоску. Она была очень похожа на мятную конфетќку, и пахло от нее конфеткой. Она снимала верхнюю комнату у мисс Моди Эткинсон, напротив нас, и когда мисс Моди нас с ней познакомила, Джим потом несколько дней ходил, как в тумане". Такова же была реакция на тетю Нину у Люськиного старшего брата Вовки и у его друга Витьки, они еще учились в школе, большинстќво же "козлятников" - пенсионеры... Но вот вернулся из армии мой троюродный брат Валерий - тети Нинин одногодок... Из какого произведения процитировать мне абзац, точнее всего характеризующий Валеркино состояние при его первой встрече с тетей Ниной?.. В большом ходу сейчас выражение "я в шоке". О идиоќты! Шок /по Пирогову/ - это окоченение. "Окоченелый не потерял совершенно созќнания, он не то что вовсе не сознает своего страдания, он как будто бы весь в него погрузился, как будто затих и окоченел в нем. Иногда это состояние проќходит через несколько часов от употребления возбуждающих средств; иногда же оно продолжается без перемены до самой смерти..." Вот что такое шок. Шока у Валерки разумеется не было, но столбняк напал.
7
В те редкие дни, когда я становился с нею приветлив, тетя Нина так вся и сияла от счастья!
- Я-то уж думала, - с улыбкой говорила она, - что ты не хочешь, чтоб я к вам приходила - ходит, мол, тут какая-то шмакодявка!
Значения последнего слова я тогда не знал.
А правда, зачем она к нам приходила?..
Не могу вспомнить, ходила ли к ним мама, я же у тети Нины дома побывал лишь раз. Было так приятно мне, пацану с палочкой, идти со столь роскошной даќмой. А в голубом платье она была особенно!.. При каждом шаге беленькие на кабќлучках босоножки с закрытыми носиками словно бы разевали под дразняще красными пятками рты, полные, но стройные ноги стали изящными, сначала мы ехали на автоќбусе, потом очень долго шли пешком, тот розовый трехэтажный ДОС /дом офицерскоќго состава/ стоял тогда на пустыре, сплошь заросшим оголтелой от ливней полыќнью, тетя Нина смело ступала в эти густые зеленовато-серые, будто седые, заросќли, усыпанные лимонным бисером цвета, его пыльца оседала на ее голых ногах и они, как и все светлое летнее вечернее вокруг, насквозь пропитались горьким, единственно родным ароматом... я и сейчас ощущаю его.
Комнатка была чуть больше нашей, с тоже общей кухней...
Пока тетя Нина готовила кофе, я гонял пластинки. Запомнилась песня "Поезда". "К горизонту убегает дальний путь, и фонарики качаются вдали..." Так, кажется... И припев: "Почтовые и скорые, пассажирские поезда".
О муже надо сказать... А что говорить-то! Так... хлипкий офицерик... Зваќние?.. А черт его знает! В те тихие времена старлей, наверно... Написав десятќка три военных стихотворений, я так и не научился разбираться в погонах. А вот звали его... как и меня. Нет, черт возьми, можно такое нарочно придумать? Неќчего о нем писать! Единственный штришок: ноготь мизинца его левой руки был ярќко накрашен... Было в этом что-то... педерастическое! Другого слова не подбеќру. Ведь даже тетя Нина не красила, кажется, ногтей... Ни до ни после я этого у мужчин больше не видел.
Впервые она пришла к нам с ним 27 октября 1963 года. С ним, с шампанским и с водкой! И то и другое я пил в тот день впервые в жизни. Ночью мне стало плоќхо, меня рвало, мама принесла таз, я давился над ним, а оставшиеся у нас супќруги лежали в маминой постели, тактично затихнув.
А тетя Нина в тот вечер пила вино с удовольствием и, поднося к губам стаќкан, так на меня смотрела... И сейчас вижу этот взгляд! Он словно бы спрашиќвал: "А что-о-о?" А вот как она курит, я видел лишь раз...
Однажды мы пришли к нему на службу, в какую-то дежурку у "Спутника".
- Ну что, Саша, - спросил он, - пистолет хочешь подержать? - достал его из кобуры и, вынув обойму, протянул мне.
Я взял и мигом прицелился в тетю Нину. Прижав к груди руки, она стала сполќзать спиною по стене, подол ее платья полез вверх, обнажая крутые бедра...
Вообще-то дядя Саша мне нравился, ведь ничего плохого я от него не видел.
Ходили с ним на футбол...
А раз пошли в баню.
Тетя Нина явилась к нам с ним красная и злая, как черт.
- Даже говорить не хочу!..
- Поругались, наверно, - шепнула мне мама.
Ванны тогда у нас, понятно, не было, я мылся в корыте, - а какое в нем мыќтье? Смеx один! А в банном номере дядя Саша драил меня на совесть, аж шкура слазила, и, ни на минуту при этом не умолкая, так матерился... Уж на что мы с пацанами были насчет этого дела мастера, даже соревнования устраивали, но тут и меня завидки взяли. Было и еще чему позавидовать: у этого щуплого человечка между ног болталось такое... слов нет! Так чего ж, спрашивается, не хватало тете Нине?!.
В поте лица трудясь над моей спиной, дядя Саша рассказывал о своей встрече с Шолоховым:
- Я его видел - вот как тебя!
Если учесть, что в этот момент оба мы были с головы до ног в мыльной пене, то дяди Сашина встреча с Михаилом Александровичем была действительно уникальќной.
В те времена я Шолохова обожал, даже говорил на донском диалекте, а тетя Нина Шолохова не любила, может быть потому, что считала его другом Хрущева, которого вообще терпеть не могла, - грязнуля, мол, грубиян, - а про "Тихий Дон" мне как-то сказала:
- Я его читала еще тогда, когда там все такие слова полностью печатали.
А от нее я "таких" слов не слышал, она только чертыхалась то и дело, в отќличие от тети Жени, матерившейся при всех запросто, чем заразила уже и свою кобылу-дочь, Люська в этом отношении была скромней.
После бани дядя Саша пошел на службу, а тетя Нина - к нам ночевать.
Потом она расскажет;
- Соседка на кухне шепчет моему: "Вы, Саша, ей во всем доверяете, а она у вас боевая, вот ночевать не пришла..." А я вхожу и говорю: "Ой, Саша, ты тогќда ушел, а мы с Прасковьей Михайловной и Сашей чуть ли не всю ночь разговариќвали, так хорошо было..." И ей так стыдно стало...
Тетя Нина трудилась секретаршей в воинской части /а после датского "фильма я от одного этого слова "секретарша" трепетал!/, но явно не перетруждалась: стоило ее муженьку отправиться в командировку, она вообще не вылезала от нас, стянула с работы и принесла мне логарифмическую линейку, большую красивую тетќрадь, в которой я писал повесть "Кому улыбалась Джоконда?", да много чего она приносила...
- Ну что, Нинка, - смеялась мама, - провожала - не скучала, проводила - скучно стало?
- Да уж, Прасковья Михайловна, и не говорите!..
Если ее пару дней не было, я начинал ныть и изводить маму, а она ворчала:
- Ну чего мамкаешь? Придет, никуда не денется! Приставучий - весь в отца!
А батя /бабка рассказывала, сам-то я его почти не помню/ любил повторять:
"Если что хорошее - в отца, плохое - в мать". Батя был парикмахером.
Мама докладывала ей о моем нытье, я краснел, тетя Нина сияла.
А вот мама на работе в полном смысле слова горела и, когда возвращалась вечером домой, от неё оставался один дым. Она ужинала и сразу же ложилась спать.
А мы с тётей Ниной до первых петухов резались в дурачка, потом она тактично выходила в кухню, я раздевался, ставил в угол протез, залезал в постель, замиќрал ... Тетя Нина возвращалась, с улыбкой выключала свет, несколько секунд чуть слышного, волнующего шуршания, и она проскальзывала мимо меня к маме...
Раз я не выдержал и протянул руку: твердые бедра под тонкой тканью упруго ткнулись в нее, пышный стан гибко изогнулся, ловко вывернулся из моей цепкой ладони, все крупное полное тело тети Нины вильнуло в сторону...
Но как только она легла, тотчас просунула мне меж прутьев кровати руку... Я гладил ее... Кончики пальцев коснулись плеча... ключицы... горла... пышного кружева сорочки... лифчика...
А на следующую ночь лифчика на ней не было, не было у нее, как мне показаќлось, и грудей, только тончайшая прохладная кожа, на которой перекатывались...
- Сосок! - вопил я на нашего котенка, он подрос, но продолжал сосать Пушку.
- Сосок? А где титька? - смеялась мама, а тетя Нина лишь улыбалась...
Соски ее я и сейчас ощущаю...
Лишь на мгновение замерев на мягком завитке пупка, пальцы мои подобрались к её трусам и затеребили их резинку. Проникнуть ниже не хватило смелости.
Тогда я заиграл на ее ребрах, словно на клавишах, и она, как кошка, вся так и заизвивалась! Ревнивая, подумал я. Нет, это сейчас я так думаю, тогда мне было не до дум.
И все это в полнейшей темноте, в
кромешной тишине...
Кончалась зима 1965 года...
С жившим через стенку другом мы сидели у нас, гоняли пластинки, хлопнула дверь, послышался стук каблуков и ее веселый голос:
- Здравствуй, Женечка!
Тетя Нина, впервые увидя нашу соседку, завистливо вздохнула: "Какая красиќвая женщина!" "Красивая женщина - это несчастная женщина", - скажет мама; от себя добавлю: особенно, если она умная, о других я не пишу.
- Здравствуйте, мальчики! Саша, я у вас ночую! - заглянула к нам тетя Нина.
- Привет, - буркнул я.
- Ты сам привет! - засмеялась она и ее радостное лицо исчезло за закрывшейќся дверью.
Я давал ей почитать на всю жизнь потрясший меня роман Харпер Ли "Убить пеќресмешника ...", а там есть такой диалог:
"- Привет!
- Сам привет..."
- Я над этим "сам привет" так потом смеялась, - сказала тетя Нина, возвращая "Роман-газету".
А мне приносила книгу какого-то чилийца с двумя романами - "Сын вора" и "Слаще вина", все многочисленные эротические места там были аккуратно подчеркќнуты.
- Да оставь себе... если понравилось...
- А мне не понравилось!
Понравился мне роман Гранина "Иду на грозу", тоже принесенный тетей Ниной, но эту книгу моя троюродная сестра Катька Замоткина, с которой я писал героиќню повести "Кому улыбалась Джоконда?", у меня замотала.
Пока у нас на полную мощь гремела "Маленькая девочка", что-то стряпавшие на кухне женщины терпели...
Эта песня не давала мне покоя! Да еще друг в классе то и дело хвастался: "Встаю - врубаю, ложусь - врубаю..." А я, стоило ее услышать, мигом останавлиќвался и все на свете забывал, лишь губы машинально шевелились: "Ва-ва ва-ва- ва-ва-ва ва-ва-ва..."
- Так тебе хочется?.. - жалостливо вздыхала тетя Нина.
- Я судорожно кивал.
- Бедный мальчик! - округляла она глаза и задаривала меня фотографиями киќнозвезд, которые я продолжал коллекционировать.
Десятого декабря шестьдесят четвертого года югославский фильм "Любовь и моќда" мне в "Энтузиасте" все же удалось посмотреть, но "Маленькая девочка" там звучала совсем в другом исполнении и разочаровала, да и из всего фильма помню только то, что он цветной.
И вот - наконец-то! - настал этот долгожданный день, вернее, вечер, когда мама принесла сразу две пластинки нам и тёте Нине. Я так радовался... нет, я был счастлив!
Но тете Нине почему-то больше понравились "Геи, молодые парни"...
- Да это же чудо! воскликнула она.
- А дяде Саше не понравилось ничего.
- Ничего не понимает, да?.. - спросила у меня тетя Нина. Мне неудобно было отвечать...
А когда мама, проводив до автобусной остановки припозднившихся гостей, верќнулась, - пластиночка уже... Я решил проверить ее на прочность... Ну и провеќрил!
- Прихожу, а он так рыдает, прямо заходится, - говорила потом мама супругам.
- Конечно! - откликнулась она живо, но так почему-то и не отдала. Потом мама купила вторую...
Всласть наслушавшись П. Гойковича, вок. трио и /Ансамбля "Семь молодых", мы с другом решили показать нашим дамам за стеной, что и сами с ним не лыком шиќты. В комнате грянуло:
Вот опять небес темнеет высь,
Вот и окна школьные зажглись,
Здесь сидят мои друзья,
И, дыханье затая,
В окошки школы вглядываюсь я.
На гитаре играть я так толком и не научился и отбивал такт тяжелыми старинными вилками, а друг колошматил по коробке с шахматами. В общем, куда там до нас Рэю Конеффу с каким-то "Аккордом"!..
У одной дамы нервы сдали.
- Зачем же стучать? - четко выговорила тетя Женя.
И друг понял, что пришла пора прощаться.
Я вышел с ним на крыльцо, где он спросил шепотом:
- Тетя Паня дежурит?
- Ага! Так что... дело будет!
Друг понимающе покивал, завистливо повздыхал и поплёлся к себе.
Да, гораздо больше волновало меня не само это "дело", а то, что я расскажу другу утром!
Поеживаясь, я вернулся в кухню и поинтересовался, принюхиваясь к вкусному запаху:
- А что это вы жарите?
- Беляши! - бело блеснул стальной зуб тети Нины.
Это блюдо удавалось ей на славу!
...Начало было уже привычным: она протянула мне руку, я долго гладил ее, потом впервые поцеловал, вообще впервые поцеловал руку женщины.
- А почему ты мне грубил? - мурлыкнула тетя Нина, изо всех сил сжимая мою руку.
- Я не грубил, - глупо промямлил я, а после выдавил: - У вас руки такие хорошие.
- Странно, а я всегда считала, что у меня руки грубые...
- Нет, - и я тянул, тянул, тянул ее к себе на пышную мамину постель.
Наконец она не выдержала, сорвалась, именно сорвалась с моей кровати, тяжело упала на меня, вдавив в пуховую перину, и я почувствовал на своих губах ее мягкие теплые губы. Название для них пришло сразу и самое точное - зацелованќные. Но она меня не целовала, а лишь прижималась ими к моим губам, губы тети Нины оставались сомкнутыми, и долго потом сохранялась уверенность, что так и надо целовать, ведь до этого я целовался только с Люськой, - если это можно назвать поцелуями, - лишь через четыре года моя тогдашняя подруга просветила - надо, мол, в себя брать, а ты только давишь, и все же это был мои первый настоящий взрослый поцелуй, хотя и не я явился его инициатором, и не таким уж и долгим он оказался.