Баррикады Парижа и Праги. Прыжок леопарда. Я - в Организации. ЛФЭИ
Конец 10-го класса, конец школы...
Рубежный 1968-ой год!.. Революционный год!.. Сколько было в этом году знаменательных событий!..
27.3.1968 - очень загадочно погиб Юрий Гагарин. Но я не почувствовал, чтобы наше общество восприняло это как очень большую трагедию. Мать рассказывала, что у них на "Красной Заре" говорили, что он просто напился, и себя угробил, и ещё человека заодно...
А среди своих одноклассников я разговоров об этом событии вообще не помню...
Все готовились к выпускным экзаменам...
...
В этом году я закончил школу. От сдачи выпускных экзаменов я избавился благодаря справке "по состоянию здоровья". Справку школьные врачи выдали мне по своему добросердечию, ни о чём меня не расспрашивая; хотя я, дурак, перед этим пил уксус и жрал ложками горчицу, чтобы расстроить себе и так больную печень...
В аттестате мне выставили средние баллы по успеваемости за последний учебный год , и успеваемость эта была самой низкой за все 10 лет моей учёбы в школе. Из "круглых отличников", каким я был в 5-6-ом классах, я скатился - почти что до "неуспевающих"...
Выпускной вечер запомнился как что-то, действительно, светлое и радостное...
Праздничные столы были накрыты в нашем спортзале. Все были, конечно, приодетые, возбуждённые... Мне пришлось, по настоянию матери, 1-й раз в жизни (и чуть ли не единственный) надеть себе на шею небольшой галстук, на резинке (как я ненавижу все галстуки, "бабочки" и тесные воротнички, даже когда просто вижу это на мужиках в фильмах или сериалах!)... Пили шампанское, ели мороженое...
Девушки были очень нарядные, в белых платьях, и очень красивые... На них мне было очень интересно взглянуть как-то по-новому. И все, конечно, были взволнованы событием...
Рядом со мной, слева, оказалась рыженькая Лариса Лисовская (она потом рано умерла), с которой мы за все 10 лет совместной учёбы в одном классе так и не стали близко знакомы, тоже красивая, с подведёнными ресницами (и я отметил, что это ей очень шло), и мы, взволнованные оба всем происходящим, пытались ухаживать друг за другом: я наливал ей шампанское и лимонад, а она подставляла мне различные сладкие закуски...
Потом всем раздали памятные школьные фотоальбомы, на которые все скидывались заранее, кажется, по десятке... По-моему, их раздавал Дима Кривцов...
Юра Андреев был, кажется, единственным из нашего класса (а, наверное, и из всего школьного выпуска), кто не заказал себе этого альбома, а соответственно - и не получил его. Он и здесь отличился своей независимостью и отчуждённостью от класса, "от коллектива", за что его недолюбливали (тот же Дима Кривцов). И я помню, как косо на него все посмотрели, когда при этой раздаче - когда ему тоже протянули альбом - он публично заявил, что альбома себе не заказывал и денег за него не вносил... Да, не хотел он себе никакой памяти об этой советской школе, и об этом "коллективе". И во многом я его здесь понимал...
Я тоже был не особо близок с классом, да и класс в целом у нас был не особенно дружным... Но хоть несколько фамилий останутся от него у меня здесь, на память для потомков, что были такие люди...
Уже который раз я редактирую этот текст, и в живых сейчас из моего класса остались, наверное, лишь единицы...
А к тому времени, когда эти мои тексты будут всерьёз прочитаны, в живых, наверное, уже не останется никого...
...
Контактов с ребятами из параллельных классов за все 10 лет учёбы у меня не было вообще никаких; да и чтобы другие из нашего класса имели такие явные контакты - я не помню...
Вот и на этом выпускном: где и как его праздновали ребята из параллельных классов?.. Совершенно не помню... Возможно, общие контакты были в тот вечер лишь на танцах...
Танцы были в зале на 2-ом этаже, но я в них непосредственно не участвовал. Юра Андреев и Игорь Загрядский тоже не танцевали. Зато активно танцевал Игорь Пасечник, подлинно любимец девушек, очень приглашал и меня принять в этом участие, но я отказался...
Поднялся туда, посмотрел на это веселье; но я тогда абсолютно не танцевал, и не стал пробовать, как ни уговаривал меня Игорёха, указывая то на одну, то на другую симпатичную девушку из параллельных классов, кого я мог бы пригласить, и с кем он мог бы меня познакомить...
Девушек у него было действительно много (в том числе и красивая Наташа Шустина из нашего класса - единственный "контакт" с параллельным классом, о котором я точно знаю), и для многих из этих девушек он стал "роковым красавцем"...
С одной из них мне довелось тогда, очень скоро, этим памятным летом, познакомиться...
Белоостров
Она называла себя Яна (так она представилась Игорю, и потом мне), и что-то рассказывала, кажется, про своё польское происхождение. Хотя, на самом деле, как потом выяснилось, она была Татьяна Антохина; и её мать, как потом оказалось, работала вместе с моей матерью на "Красной Заре", и они знали друг друга. И её мать, кстати, очень недолюбливала Игорёху (да и было за что)...
Потом, когда мы с ней гуляли в лесу под Белоостровом, она рассказала мне, что хотела поступать в лётное училище и стать лётчицей, но у неё был якобы, старший брат, лётчик-испытатель, который героически погиб, и её мать, естественно, стала категорически против, чтобы её дочь повторила судьбу её старшего сына...
Игорёхе, который и сам был фантазёр и врун ещё тот, она рассказывала подобных историй ещё больше, и это его в итоге возмутило и дало ему повод вести себя с ней потом не очень красиво. Для меня же она была всегда именно фантазёрка, а не врушка...
Я познакомился с ней на Марсовом поле... Игорёха попросил встретить её, так как он где-то задерживался и опаздывал на условленную встречу с ней. Он меня довольно часто просил о подобных услугах. И я, как дурак, с полчаса проходил где-то южнее гранитного мемориала и Вечного Огня, высматривая симпатичную девушку своих лет, и так и не определив её - хотя мы оба, как выяснилось, видели друг друга - пока не пришёл Игорёха...
Потом был Белоостров, где были дачи у Яны и у Сергея Майстренко, старого друга Игорёхи, который очень увлекался историей и поступил потом на истфак в ЛГУ, и мы с ним и там, в Белоострове, и позже, очень хорошо сошлись...
У Яны была лучшая подруга Лена, еврейка, невысокого роста, но стройная, умница и, как я понял, такая же фантазёрка, как Яна-Татьяна, с которой они, по рассказам Игорёхи, придумывали целые фантастические миры, вроде нас с ним... Я влюбился в неё ещё заочно, ещё по совершенно скупым сведениям, которые случайно получал от Игоря...
И мы встретились с ней в Белоострове... И даже дрались друг с другом на рапирах...
Но про Белоостров - надо писать особо...
Петровское 2
Недели две-три, или около этого, опять пришлось провести, тем летом, в Петровском... Я опять не хотел туда ехать, у меня были совсем другие планы (уже не помню, какие конкретно, но, быть может, связанные с Белоостровом), но мать, как всегда, очень резко настояла...
Как особо знаменательное событие - там произошла потеря мною в лесу отцовского перочинного красного ножика, который он мне, наконец, подарил, когда приехал ненадолго в Петровское. Эта потеря расстроила меня чрезвычайно, до слёз, даже до какой-то истерики: я ходил по лесу - и бил себя, горько плача, кулаками по лицу. Я искал этот ножик в лесу - почти до полной темноты, но напрасно...
Не раз спрашивал себя: почему же меня это так расстроило?.. И разгадка здесь, видимо, в том, что этот отцовский ножик для меня, который я помнил у него с самого раннего детства - был как бы символом отцовского благословения, даже символом воинской инициации. У меня с отцом были далеко не близкие отношения, и для меня были чрезвычайно важны все подобные знаки внимания его ко мне, которых было очень немного, и они были тем более ценны для меня...
И тем более, надо отметить, это был рубежный для меня год: окончание школы...
И в этом рубежном году у меня ещё было много важного...
...
Я продолжал ходить от посёлка - далеко вверх по заросшей, пустынной электортрассе... Нашёл там укромное удобное местечко в кустах для стоянки. Сделал себе не только копьё и дротики - но и большой рессорный лук со стрелами. Тетива была хорошая, сплетённая мною из трёх капроновых нитей. Лук я обмазал растопленной в консервной банке сосновой смолой, чтобы он не высыхал; но обмазка эта трескалась при натягивании лука. Стрелы получились прямые, ровные, я их сделал с натуральным оперением; а наконечники, ради эксперимента, из стекла (как это практиковали иногда индейцы). Успел немного и пострелять, и наконечники мои не ломались при попадании в какое-нибудь умирающее дерево (здоровые деревья я не трогал), а издавали только радостный звук-щелчок...
В тех местах был только очень небольшой лесной ручей. Но в жаркий день - если, как мне удавалось, в одном подходящем месте, изловчиться и лечь в него полностью - искупаться в нём было можно...
1968, май-июнь. Революция в Париже
Газетные и журнальные статьи и репортажи о революционных событиях во Франции, в Париже, я читал с величайшей жадностью, и завистью, и жалостью, что меня там нет, и что у нас такого нет, и просто - с упоением!.. Как мне хотелось с головой броситься, окунуться, во всю эту мятежную, бунтующую студенческую среду, во всю эту революционную стихию!..
Слово "студент" для меня стало окончательно означать "бунтарь", и почти готовый революционер. Именно поэтому, в значительной степени, я и захотел стать студентом, надеясь найти и в нашей студенческой среде оппозиционные настроения и своих единомышленников...
Идеологией революции 1968 года была, в основном, очень пёстрая смесь из троцкизма, маоизма и анархизма. Имели место и более интеллектуальные течения, такие как фрейдо-марксизм (Вильгельм Райх), идеи Герберта Маркузе, идеи Сартра, который пытался соединить марксизм с экзистенциализмом, философские построения неомарксистской Франкфуртской школы (Хоркхаймер, Адорно, Хабермас), с их "негативной диалектикой"...
Как попытка синтеза разных идейных течений - появились "новые левые"...
Доходили какие-то обрывки сведений и о "сексуальной революции"...
Одним из самых броских и скандальных лозунгов мятежных студентов Парижа был:
"Запрещать - запрещается!"
Более серьёзным высказыванием было:
"Освобождение человечества будет либо всеобщим - либо его не будет вовсе!"
Революционное движение - в основном, молодёжное - стало распространяться по всей Франции, затем - и в Германии (ФРГ и Западный Берлин), затем - и в США, и в Латинской Америке...
Появились, в общем, в это же время: "зелёные", хиппи, феминистки, "теология освобождения" и "теология революции" в Латинской Америке...
Я всё это ловил - и пытался хоть что-то найти почитать из мельком упоминавшихся авторов. Но как мало было этой литературы!..
И постоянно билась мысль:
"А когда же, когда же - у нас?.."
Советские танки на улицах Праги
Параллельно, в это же время, когда во Франции гремел "Красный май", в братской социалистической Чехословакии набирала силу "Пражская весна", которая происходила под лозунгом:
"Мы - за социализм с человеческим лицом!"
И если события во Франции освещались советскими СМИ, в общем, сочувственно, хотя и с некоторой критикой "левацкого уклона", то происходящее в Чехословакии всё чаще называлось как "правый уклон", "буржуазный, капиталистический реванш" и "прямая угроза контрреволюции"...
Ни на какие уговоры из Москвы, и призывы "одуматься", чехи тогда не поддались; и кончилось это - решением оказать "братскую помощь" и знаменитой операцией "Дунай" (21.8 - 11.9.1968). Границы суверенной Чехословакии были прорваны в 18-и местах - и через эти бреши в мятежную республику ринулись, бронированными кулаками, войска стран Варшавского договора, в основном, конечно, советские...
Одновременно - и в самой Праге, и в других стратегических точках, активно высаживался многочисленный воздушный десант, захватывая или блокируя все возможные очаги сопротивления...
В операции участвовало советских войск свыше 500 тысяч человек и около 5 000 танков и БТР, с отличительными белыми полосами, не считая сил других стран Варшавского договора...
23 августа Евгений Евтушенко написал своё знаменитое стихотворение "Танки идут по Праге":
"Танки идут по Праге
в закатной крови рассвета.
Танки идут по правде,
которая не газета..."
<...>
"Танки идут по солдатам,
сидящим внутри этих танков...."
<...>
"Чётки чиновничьих скрепок
в гусеницы превратились..."
<...>
"Пусть надо мной - без рыданий
просто напишут, по правде:
"Русский писатель. Раздавлен
русскими танками в Праге"..."
Распространялось оно, естественно, только в "самиздате"...
Потом Евтушенко писал про эти "русские танки":
"Они как будто шли по моему позвоночнику, дробя его гусеницами... Для меня это было крушением всей моей революционной романтики, надежд на социализм с человеческим лицом. Советская власть сама уничтожила все мои иллюзии по отношению к ней. Жизнь мне казалась конченной, бессмысленной, а я сам себе - навеки опозоренным..."
Иосиф Бродский, немногим позже, написал стихотворение "Генералу Z"...
25 августа на Красной площади в Москве, у Лобного места, состоялась историческая демонстрация восьми диссидентов, с плакатами: "Позор оккупантам!", "Руки прочь от ЧССР!" и другими подобными... Меньше, чем через 15 минут она была очень жёстко подавлена. Все её участники были тут же избиты, одному выбили почти все зубы, и затем, почти все (кроме одной, самой молодой, девушки, которую друзьям удалось "отмазать"), были наказаны очень сурово: это были тюрьмы, ссылки и психушки...
Распространялись и протестные листовки, осуждающие операцию "Дунай" как агрессию, одна из которых была подписана: "Союз коммунаров"...
По современным данным, в ходе вторжения было убито 108 и ранено 500 с лишним граждан ЧССР, почти все - мирные люди. Только в 1-й день вторжения было убито, или смертельно ранено, 58 человек. У здания Чешского радио в Праге 21 августа погибло 16 человек...
Боевые потери советских войск были: 12 погибших и 25 пострадавших... Были и небоевые потери...
...
К своему стыду, я тогда знал о событиях в Чехословакии почти исключительно из официальных источников, и я плохо в них разбирался, и в основном здесь верил нашим СМИ; и лишь тётушка Юры Андреева, добрейшая Нина Фёдоровна, интеллигентнейшая и культурнейшая женщина, работавшая в Публичке, которая воспитала его, заменив ему мать, первая высказала мне "диссидентскую" точку зрения и осуждение ввода войск...
Как многого я ещё тогда не знал и не понимал!..
"Леопард с вершины Килиманджаро"
Много, много замечательных книг я прочёл в тот год, и в ближайшие годы. И среди них - советской фантастики. И одним из замечательнейших памятников Советского Космизма, что попался мне тогда в руки, ещё в своём самом первом издании, был фантастический роман Ольги Ларионовой "Леопард с вершины Килиманджаро"...
Скорее всего, я взял этот прекрасный малоформатный сборник "НФ" 1965-го года - в районной библиотеке, которая примерно в это время - как раз располагалась у нас в доме, со входом в 1-ом дворе. И возможно, что это произошло чуть раньше 1968-го года (хотя сборничек этот был уже изрядно зачитанный, затрёпанный и помятый). Но произведение это - тоже стало для меня, в своём роде, рубежным, и поэтому я пишу о нём, об этом чудесном романе, в этой главе о 1968-ом годе...
Эта вещь - меня потрясла и перевернула. Всего. Без преувеличения. И сделала это посильнее - чем иная революционная книга...
Ольга Ларионова написала этот роман в 30 лет. По моему нынешнему восприятию - ещё почти совсем молодая девчонка. Она написала потом ещё очень много фантастики. Но эта вещь - многими считается подлинной вершиной её творчества...
Я должен написать об этой вещи. И должен начать издалека...
...
Гора Килиманджаро - это уникальнейший памятник Природы, спящий слоистый вулкан, высотой в 5895 м, высочайшая вершина Африки и высочайшая изолированная гора в мире, покрытая ледниками и снегом, которые в 21-ом веке находятся в состоянии близком к полному и катастрофическому уничтожению...
Само созерцание этой необыкновенной горы, с разных точек и с разных расстояний, в разное время года и в разное время суток, производит совершенно фантастическое впечатление...
У масаев, и у других племён Африки, это - "Дом Бога" и объект религиозного поклонения...
Хемингуэй пишет в эпиграфе к своему знаменитому рассказу "Снега Килиманджаро" (1936), что у самой снежно-ледяной вершины был найден замёрзший труп леопарда, который абсолютно непонятно как туда добрался и что там мог делать. Как истинный художник, Хемингуэй не мог не почувствовать, насколько важен этот символ...
Я прочёл этот рассказ Хемингуэя уже очень поздно, едва ли не в нынешнем веке. Рассказ кончается очень неожиданно, резко, трагически и мистически...
В 1952 году был поставлен замечательный американский фильм по этому рассказу, но с оптимистическим концом...
Я не знал тогда, в свои 15-16 лет, что Ольга Ларионова, когда взялась писать этот свой роман, отталкивалась именно от рассказа Хемингуэя и от эпиграфа к нему, где и рассказывается про загадочного леопарда. Я понял только, что когда-то этого леопарда там нашли; и это было действительно очень загадочным...
И Ольга Ларионова пишет в своём романе, что грядущее объединённое и освобождённое коммунистическое человечество поставило на вершине Килиманджаро памятник этому леопарду - как символ всех человеческих дерзаний...
...
Роман этот - глубоко философский (даже там - где чисто "про любовь"). В нём - совершенно "ребром" поставлен вопрос о проблеме жизни и смерти и о Смысле Жизни как таковом...
По сюжету, главный герой, кибер-инженер, 11 лет проводит в полном одиночестве на какой-то потерпевшей аварию космической станции, и все считают его погибшим, пока случайно не находят (я потом не раз в своих фантастических вещах использовал этот мотив космического одиночества)...
Он возвращается на Землю - и узнаёт про удивительную вещь, которая произошла за время его отсутствия на планете. Какой-то экспериментальный автоматический космический корабль неожиданно побывал - не то в будущем, не то в каком-то ином измерении - и привёз оттуда полный список жителей абсолютно идентичной планеты. И в этом списке были для каждого "параллельного землянина" указаны только его имя, фамилия, и: год рождения - и год смерти...
Так для каждого ныне живущего землянина - стал известен год его смерти...
И оказалось, по прошествии уже одного года, что данные эти совершенно верны... Данные эти засекретили, но любой желающий, достигший совершеннолетия, мог свободно эти сведения о себе получить...
Героя встречает жена; и он замечает, что какая-то она стала "не та": она супер-серьёзна, она вся, с головой, в какой-то работе... Потом она признаётся ему, что нынешний год - это "её год". Наш герой понимает драматизм ситуации, но при этом не может принять такого к ней отношения, когда полностью исчезает всякая надежда, всякая радость жизни и любви...
Почти случайно, он, заблудившись ночью в горах, знакомится с совсем юной девушкой, спасательницей-экстремалкой, с какой-то горно-спасательной станции высоко в горах. Эта девушка полна веры в жизнь, полна жажды жизни и любви к жизни; и наш герой влюбляется в неё, и долгое время не знает, что это взаимно. И даже при самом близком знакомстве она так и не говорит ему, что это тоже - "её год"...
Роман заканчивается и трагически, и в высшей степени оптимистически. Финал - просто ударил меня в самое сердце... И при всей замечательнейшей романтической линии - мне особо запал в душу образ небольшой команды - настоящей коммуны! - спасателей. И сколько раз я представлял себе эту базу спасателей, не то - где-то высоко-высоко в горах, не то - в самом Космосе... Представлял себе - этих людей...
Мне казалось, что вот именно в этом - и заключается Смысл Жизни: чтобы быть - таким спасателем! Даже жертвуя собой!.. Чтобы быть органической частью - вот такой замечательной, сплочённой человеческой команды бескорыстных романтиков и идеалистов!..
Сколько раз я - удивительно ярко! - представлял себе, как где-то в далёком коммунистическом и космическом будущем, на какой-то космической базе, дежурит вот такая замечательная команда спасателей, которая может - преодолевая время - следить за тем, что происходит в моём настоящем...
Эти люди - видят и знают, что со мной происходит, знают и понимают абсолютно всё, что я чувствую и переживаю. И они полностью - переживают всё это со мной, и всецело за меня болеют, беспокоятся и переживают - как за близкого им человека, и думают о том, как мне можно помочь...
В самые трудные для себя минуты я представлял себе этих людей, и как они болеют за меня - и мне уже становилось легче...
Я когда-то и в более раннем детстве грезил о чём-то подобном, и думал о том, что когда-нибудь, люди будущего, научатся преодолевать время и влиять на прошлое, и помогать кому-то в прошлом, хоть бы и мне, и тем более, если это будут мои потомки...
Прежний образ "лесной коммуны" - в какой-то мере трансформировался у меня теперь в образ вот такой команды "космических спасателей". А затем этот образ стал постепенно трансформироваться у меня - в образ некой идеальной революционной организации...
Но все реальные революционные организации, которыми я восхищался, были или - в прошлом (как та же "Народная Воля"), или - где-то далеко в других странах (как, скажем, партизанская команда Че Гевары). А никакой реальной социальной базы для создания революционной организации в современном мне брежневском СССР - я не видел...