Вербовая Ольга Леонидовна : другие произведения.

Курортный роман

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Возможно ли продолжение?

  Курортный роман
  
  За окном сгущались синие сумерки. Покрытые темнотой, проносились линии электропередач, заснеженные леса, ряды стройных длинных рельс. Яркие фонари вынимали фрагменты пейзажа, как ребёнок - кусочки мозаики. И в их свете под шум ветра танцевали пушистые снежинки.
  Поезд, громыхая железными колёсами, уносился всё дальше на север. Подальше от родной Москвы. Туда, где Россия впервые узнала, что такое демократия - в Великий Новгород.
  "Ну, пока, Яшка, счастливо тебе отдохнуть. Как приедешь, устроишься - звякни, хорошо?"
  "Ладно, пап, звякну обязательно. Пока".
  Сейчас отец, наверное, уже дома, слушает своё любимое "Эхо Москвы". А может, для разнообразия решил включить телевизор и посмотреть какой-нибудь фильм. На новогодние праздники можно развлекаться допоздна - завтра ведь не нужно идти на работу.
  Однако если завтра придётся вставать в шесть утра, а потом, разместившись в гостинице, ещё целый день бродить по городу с экскурсиями, лучше всё-таки лечь спать. Но сначала поужинать.
  Рассудив так, молодой человек принялся доставать из чемодана скромный тормозок - курицу с вермишелью, которую заботливо приготовил ему в дорогу отец.
  Сидевшая напротив девушка, по-видимому, рассудила так же, потому что тоже залезла в свой чемодан и вытащила свой ужин.
  "Селёдка! Ненавижу!" - подумал Яша, стараясь не смотреть на свою попутчицу, которая, кстати говоря, была ему так же неприятна.
  Голубоглазая блондинка с накрашенными губами, с подведёнными чёрным карандашом глазами, с точеной, как у Барби, фигуркой, длинноногая, с ногтями, покрытыми лаком с блёстками (спасибо, что ещё не тёмно-бордовым). Она была до тошноты хороша собой. К тому же, наверное, пустая, тупая истеричка и наверняка развратная до скотства.
  "И селёдку, наверное, лопает потому, что ничего больше приготовить не умеет. Ну, конечно, с мужиками спать легче!"
  Яше невольно вспомнилась собственная мать. Красивая, безумно красивая, с васильковыми глазами, с золотистой россыпью длинных волос. Это, по-видимому, и нравилось в ней тем мужчинам, которые её обнимали, целовали, делили с ней постель. А их было много, очень много. Нередко она возвращалась домой поздно, изрядно опьяневшая от дорогого ресторанного вина, и, бросив мужу и маленькому Яше: "Привет", - тут же заваливалась спать. Отец очень любил жену и всё ей прощал. Он безропотно готовил еду на всю семью (мать, кроме яичницы и картошки с селёдкой, ничего приготовить не умела), стирал, убирался в квартире, гулял с ребёнком по вечерам, когда возвращался с работы, водил в парк на выходные. Мать же от силы уделяла ему несколько минут.
  Когда Яша пошёл в первый класс, она и вовсе исчезла из его жизни. Внезапно, непредсказуемо. Просто однажды вечером заявила, что уходит к другому - у него есть и коттедж, и машина, и своя фирма, не то что у Яшиного отца, полного неудачника, неспособного заработать своей жене на достойную жизнь.
  Отец тогда отвёл мать в другую комнату, что-то ей говорил. Они не знали, что Яша тихонько подошёл к двери и слушал.
  "Пожалей ребёнка", - уговаривал отец.
  "Нафиг он мне нужен? - проговорила в ответ мать. - Не дал мне сделать аборт - теперь сам с ним и возись".
  Что такое аборт, Яша тогда не знал, но понял одно - он вдруг стал не нужен своей маме.
  Всю последующую неделю он сильно болел, в горячке звал маму. Но она его даже не слышала. Зато папа не отходил от него ни на шаг, сидел у его постели и днём, и ночью. Даже в ближайший магазин бегал так, словно за ним стая волков гонялась. И врал, будто мама сейчас просто не может придти, а так она Яшу очень любит.
  Постепенно Яша привык к мысли, что мама больше не придёт, и научился жить без неё. Любовь и тоска по ней постепенно переросла в пламенную ненависть, но вскоре и она утихла. Осталось только презрение. Даже воспоминания о матери превратились во что-то липкое, вонючее и одновременно скользкое, будто покрытое слизью. "Потаскуха грязная! - думал он про неё. - Подлая и неблагодарная!"
  Избегая взглядом девушку, так некстати оказавшуюся с ним рядом, Яша доел курицу и отправился к проводнику за чаем. Через минуту туда же пошла и его попутчица.
  Молча попили чай, Яша - с пирожком, его соседка - с каким-то клубничным пирожным. Отнесли пустые стаканы, а после девушка стала распаковывать свой постельный комплект и стелить его на верхней полке. Яша по-прежнему смотрел в окно.
  Блондинка, закончив стелить, села напротив а тоже устремила свой взгляд на окрестности. Тем временем поезд мчался по бескрайним просторам Подмосковья. Вот уже платформа "Химки".
  - Простите, а лес - он где-то здесь? - обратилась к Яше девушка.
  - Лес? - от удивления парень даже не подумал ответить что-то резкое. - Какой лес?
  - Ну, тот самый, за который Чирикова борется. И Бекетов... боролся.
  "Вау! Блондинка - и вдруг знает, кто такие Бекетов и Чирикова! Не иначе как рак на горе свистнул!"
  Вслух Яша, разумеется, не высказал своих размышлений, а просто ответил:
  - Отсюда его не видно.
  - Интересно, там ещё не всё вырубили?
  - Да вроде как нет. Судя по тому, что ещё пытаются что-то отстоять.
  - И хорошо, что пытаются, - сказала блондинка. - Было бы гораздо хуже, если бы все как один сказали: а, ничего мы всё равно не изменим.
  - А Вы думаете, Чирикова что-то изменит? - спросил Яша.
  - Я не знаю. Но если не пытаться, точно ничего не сделаешь.
  "Надо же! - подумал Яша. - По-моему, не такая уж она и дура".
  А вслух сказал:
  - Согласен. Чем больше мы будем молчать, тем больше верхи будут относиться к нам как к быдлу. А Вы где-то рядом живёте?
  - Нет, я на Первомайской. Но "Химкинскую правду" читала. Пару номеров. Кстати, есть версия, что адвоката Маркелова убили из-за Химок.
  - Да, слышал. Один раз даже был на митинге в его память.
  - Это случайно не на том, где Эстемирова выступала?
  - Нет. Может, она там была, но я не слышал. А Вы там были?
  - Да. Как раз в субботу. Я ещё тогда с ней после митинга несколько минут говорила. А потом в июле убили её.
  Да, в июле. Яша хорошо помнил тот день, когда на жаре и солнцепёке стоял с плакатом. За день до своего собственного дня рождения. Прочитав об убийстве чеченской правозащитницы в Интернете, он тогда решил: приду. Приду, чтобы сказать: вы, конечно, можете убить, покалечить, но не в вашей власти отнять то, чего вы отнять не можете - память о человеке, уважение к нему.
  И вот напротив сидит блондинка, которая, по всей видимости, разделяет Яшины чувства. И более того, говорила с самой Эстемировой. О чём? Уж наверное, не о тряпках и не косметике. Яше казалось, что для таких тем найдутся куда более интересные собеседники, чем правозащитница из Грозного. Да и обстановку можно было бы найти получше, нежели митинг в память убитого адвоката.
  - А о чём вы говорили, если не секрет?
  - О Стасе, то есть, о Маркелове.
  Да, похоже, им было о чём поговорить. Яша читал книгу с воспоминаниями о нём, и там было много интересных историй. И про "дружину имени Волошина", и про наручники, и про "криминального медика". Неужели ещё остались на свете блондинки, которых эти вещи интересуют?
  - Кстати, меня зовут Яков. Можно просто Яша.
  - Очень приятно. Соня.
  - Рад познакомиться. А Вы, Сонь, где-то учитесь, работаете?
  - Работаю.
  - А кем, если не секрет?
  - Врачом-травматологом. А Вы?
  - А я программист. А едете Вы в Новгород?
  - Да.
  - Я тоже.
  - А Вы в гости к кому-то или так?
  - Так, на три дня по туристической.
  - И я тоже на три дня... По-моему, сейчас нам лучше лечь спать. А то завтра вставать в полшестого.
  Пожалуй, Соня права. Пожелав ей спокойной ночи, Яша принялся стелить постель, а вскоре лёг и попытался заснуть.
  Но заснуть не получалось. Тряска, грохот колёс, храп в отдалённой стороне вагона - всё это прогоняло прочь всякие остатки сна. А ещё к соседям, занимающим четыре места напротив, пришёл какой-то мужчина с бородой и начал с восхищением говорить о том, какой великой была Россия до революции, и как её изгадили "проклятые коммуняки", о царе-мученике Николае Втором, о православной церкви, о Боге. Соседи, свесившись с полок и усевшись на краешке, слушали, затаив дыхание.
  "Всё это, безусловно, интересно, - думал Яша. - Но лучше б он дал нам поспать".
  Бородатый тем временем с горящими глазами стал рассказывать о белом движении. Какие же это были замечательные люди! Все, как один, набожные, православные, глубоко верующие - не чета этим красным бандюкам-атеистам. Уже за то, что они искренне старались спасти Россию, каждого из них впору причислить к лику святых.
   "Даже тех, кто стрелял мирных людей целыми деревнями и отбирал у крестьян последнее?" - хотел было спросить Яша, но передумал. Тогда рассказчик, по-видимому, замолчит нескоро.
  - А как Вы относитесь к либералам? - спросила какая-то девушка.
  - Будь моя воля, я бы их всех поубивал, - ответил бородатый с истинно христианским смирением. - Всех до единого. Особенно социал-демократов. Таких - в первую очередь.
  "Это Вы что, Соньку убивать собираетесь?" - подумал Яша.
  Больше всего он боялся, что Соня сейчас свесится с полке и начнёт с ним спорить. Тогда о сне можно будет забыть до самого утра. Но Соня, по счастью, спала крепко.
  Поговорив ещё минут пять, бородатый распрощался с благодарными слушателями и куда-то ушёл. А Яша, мысленно поблагодарив Бога за спасение, наконец, забылся неглубоким сном.
  
  Будильник разбудил его и Соню ровно в полшестого. За окном по-прежнему стояла ночная темень, но снежинки уже не кружились в воздухе, как вчера. Белое покрывало, словно сотканное из козьей шерсти, накрыло платформу, фасад вокзала и растянулось далеко за горизонт. Интересно, долго ли придётся стоять и ждать автобуса?
  Но ждать почти не пришлось. Прибывших тут же встретила девушка с табличкой "Волхва".
  - Кажется, наша группа, - сказала Яше Соня.
  После переклички всех погрузили в большой автобус, в багажное отделение положили чемоданы.
  Яша сел в переднем ряду вместе с Соней, которая зачарованно глядела в окно на неведомый доселе город.
  Новгород Великий едва ли можно было сравнить с Москвой. Свободные узкие дороги, большей частью пустынные, с редкими автобусами, малоэтажные домики, чёрно-белые деревья с обеих сторон. Где суета, маета - неизменная спутница больших городов?
  Автобус несколько раз останавливался - у гостиниц "Береста", "Интернациональная"...
  - Не Ваша? - спрашивал Яша свою спутницу.
  - Нет, моя "Садко".
  - Ой, и моя тоже. Значит, ещё увидимся.
  - И не раз. У нас же экскурсии общие.
  Да, общие экскурсии - это хорошо. Но Яша отчего-то поймал себя на том, что видеть Соню за завтраками в гостиничном ресторане он бы ничуть не возражал. Даже наоборот.
  Наконец, показался долгожданный "Садко". Наскоро выгрузив свой багаж, прибывшие устремились в здание.
  После регистрации, получив ключи от номера, Яша поднялся к себе в маленькую одноместную комнатушку, разделся, положил чемодан в нишу под небольшим шкафчиком без дверей. Впрочем, без дверей тут была вся мебель - и стол, и прикроватная тумбочка. Под потолком висел небольшой телевизор. Холодильника не было - вместо него в зимнюю пору можно было хранить продукты на широком подоконнике с внешней стороны окна. Справа от входа находилась ванная.
  Помывшись под душем, Яша позвонил отцу, чтобы сказать, что доехал, всё нормально, а затем расстелил постель и лёг спать, поставив будильник на восемь. Надо было успеть позавтракать до девяти, а после - первая экскурсия.
  Будильник поднял парня точно по времени. Быстро одевшись, Яша вытащил из сумки всё лишнее и, не забыв закрыть дверь на ключ, спустился вниз.
  Минут через пятнадцать туда же спустилась и Соня. Должно быть, она тоже помылась и немного поспала, потому как выглядела несколько посвежевшей.
  - Привет, Сонь!
  - Привет, Яш!
  - Ну, как Вам гостиница?
  - Да ничего. Только в номере дверей нет - ну, на шкафах, на тумбочках. А так - нормально. А куда сегодня едем?
  - Я так понял, что в эту "чудесную деревню". И в Юрьев монастырь.
  - А я думала, может, чего-то не поняла. В программе вроде бы сначала был Кремль.
  - Был. Видимо, поменяли.
  Тем временем ресторан открылся. Народ потихоньку стал стекаться на завтрак.
  - А кормят здесь ничего, - сказал Яша, усевшись за столиком на четверых как раз напротив Сони.
  - Ничего, - согласилась с ним девушка. - И сервировка приличная. Но мама готовит лучше.
  - А у меня дома папа готовит.
  Покончив с горячим, Яша и Соня взяли по чашечке чая и направились к столику, где лежали различные сладости: пирожные, булочки, печенья, джемы на любой вкус.
  - Это что, суфле? - спросил Яша, видя, как Соня берёт пирожное с толстым слоем желированного крема.
  - По-видимому, да.
  - Тогда возьму что-то другое.
  - Не любите суфле?
  - Ненавижу, - признался Яша. - Но мама его любила.
  - Мой папа тоже любил, пока был жив. Маму, когда она пекла ему тортики, просто на руках носил.
  "Повезло её папе с женой, - думал парень с некоторой завистью. - Тортики ему печёт. Мама печь вообще не умела".
  После завтрака вся группа собралась в холле гостиницы, рассматривая сувениры в витринах и изредка выглядывая на улицу - нет ли автобуса. Вскоре к ним присоединилась Елена, экскурсовод, а через несколько минут и автобус подали.
  Соня, как и прежде, села у окна, а Яша - рядом с ней. Девушка, прислонившись к стенке, дремала, когда автобус курсировал по городу, забирая людей из других гостиниц. Но когда автобус, наконец, выехал на заснеженное, ровное, как стол, бескрайнее поле, Соня открыла глаза и с любопытством разглядывала нехитрый пейзаж.
  Озеро Ильмень, которое проезжали туристы, укрылось от посторонних глаз толстым слоем белого покрывала и стало неразличимо с берегами. Лишь тонкие ветви кустарников иногда подсказывали, что здесь суша.
  Наконец, на голубом небесном фоне показалось белокаменное творение - Юрьев монастырь. На солнце ослепительно сверкали мозаичные купола - серебряные и золотые. Синие с золотыми звёздочками, покрывающие церковь чуть поодаль, ярко контрастировали с зимним белым пейзажем.
  Остановившись у деревянной мельницы слева от дороги, экскурсанты застегнули свои пальто и вышли из автобуса.
  По дороге Елена рассказывала, что этот монастырь был построен в честь победы над суздальцами, которые под руководством князя Андрея Боголюбского пытались захватить Новгород. Но потерпели поражение - свет от иконы Богоматери, которую новгородцы вынесли, ослепил суздальских воинов, и те вынуждены были повернуть назад. А назвали монастырь в честь сына князя Всеволода Новгородского - Георгия.
  Прогулявшись по территории монастыря, посмотрев снаружи монашеские кельи с маленькими оконцами и сделав несколько снимков на память, Яша и Соня потихоньку пошли прочь - туда, где их ждал автобус, чтобы ехать в Витославцы. По пути они встретили двух бабушек, торгующих пирожками. Купили по пирожку с черникой - себе на ужин.
  Деревня Витославцы, ограждённая невысоким забором из прутьев, и впрямь оказалась чудесной. Собственно, и деревней это не было. Здесь невозможно было встретить ни старушку, погоняющую хворостинкой гусей и коз, ни пастуха с коровой, ни огородов, засаженных в летнее время картошкой, а в зимнее - покрытых снегом до самых окон деревянных домиков. Это была некая выставка деревянных изб и церквей, распложенных по прямой лицом друг к другу. Собственно, от этого, как сказала Елена, и появилось название "улица" - от того, что проходит "у лица" домов.
  Не менее чудесными оказались и две маленькие церквушки. Одна - с трёхъярусной крышей, другая - с мозаично-серебристым куполом, встретила новоприбывших перезвоном нежных колокольчиков.
  После концерта отправились в "чёрную" избу - "чёрную" потому, что её топили по-чёрному. Доказательством этого была копоть, скопившаяся на потолке и на стенах. Может, благодаря этому в таких избах не водились тараканы.
  Поднявшись по крутой деревянной лестнице, группа очутилась в сенях, а оттуда прошла в большую светлую комнату с русской печью. Это была и кухня, и столовая, и спальня, и детская. На печи хозяйка готовила еду, на ней же и спали. А рядом с печью, наверху, находилась деревянная плоскость, также служившая кроватью.
  Внизу, недалеко от печи, стояла колыбель, а вокруг лежали игрушки. Стол находился в левом дальнем углу - "красном углу", где висела накрытая рушником икона. На нём красовалась вышитая скатерть. Это был священный на Руси предмет. Считалось, что сесть на стол - это повернуться задним местом к самому Богу. В иных местах, впрочем, стол считался лицом самого хозяина. Поэтому хозяин, который сам себя уважал, вряд ли позволил бы сидеть на столе.
  Справа от печи был "бабий куток" - что-то вроде личного уголка хозяйки. Мужчинам туда заходить было не принято. Если же мужчина сделает это, а тем более при посторонних, его могли запросто окрестить "подъюбником".
  - Так что если хозяин приходил пьяным и начинал бушевать, жена пряталась в этот "бабий куток", и он её не трогал.
  - А могла ли она, допустим, затащить туда мальчишек, чтобы муж их не бил? - спросил Яша.
  - Не знаю, - ответила экскурсовод. - Об этом история умалчивает.
  - А если, допустим, хозяйка сидела в этом кутке, и ей стало плохо с сердцем? - в свою очередь поинтересовалась Соня. - Мог ли муж зайти туда и вытащить её? Или пусть помирает?
  - Нет, ну, в таких случаях, конечно.
  Следующими были хозяйственные постройки в той же избе, а после - вышли на улицу, и туристам разрешили погулять полчаса, посмотреть всё самим, зайти в другие избы, купить сувениров.
  - Ну что, Яш, может, в "белую" зайдём, посмотрим? - предложила Соня.
  - Давай, - согласился Яша.
  "Белая" изба, однако же, мало чем отличалась от "чёрной". Разве что дымок шёл не в избу, а на улицу. А так планировка почти такая же.
  Выйдя из избы, Яша и Соня решили пройтись по сувенирным рядам - прикупить себе чего-нибудь на память.
  На лотках было много разных диковинок, от которых у Яши разбежались глаза: и магниты в виде берестяных грамот, и ларцы из той же бересты, и плетёные ручки, и блокноты с видом на Великий Новгород и Витославцы. Были также и деревянные ложки, подставки под горячее, расчёски, зеркала.
  "Ну, сейчас Сонька как накупит себе - пол-автобуса займёт", - подумал Яша.
  Ну, покажите кто-нибудь молодую девушку, а тем более блондинку, которая была бы равнодушна к таким милым штучкам как гребни, заколки или бусы! Да они, дамы, скорее голодными останутся, чем упустят шанс побаловать себя какой-нибудь безделушкой.
  Соня действительно разглядывала эти вещи с нескрываемым интересом. Но когда дело дошло до покупки, взяла один лишь магнит в виде грамоты с прикреплёнными к нему маленьким лаптями. Яша тоже решил особо не тратиться - купил парочку магнитов - для отца, для друга и... резную заколку для волос. Он и сам, наверное, не смог бы объяснить, зачем он это покупает, но ему вдруг захотелось сделать подарок своей любимой девушке. И пусть у него таковой пока ещё не было, но всё же...
  - Вам какую? - спросила продавщица.
  - Так, чтобы не слишком светлую, - ответил Яша. Вдруг у неё будут светлые волосы?
  - Для невесты берёте?
  - Нет, - ответил Яша с поспешностью. - Для кузины.
  Ему очень не хотелось, чтобы Соня ошибкой подумала, будто у него есть невеста. Хотя продавщица, говоря о таковой, именно на Соню и смотрела.
  Погуляв ещё немного по окрестностям, молодые люди прошли в автобус вместе с группой, и они поехали назад, в город.
  Остановились на широкой Сенной площади с избами, с сувенирными лавками. В очередной раз застегнулись, надели шапки и вышли на улицу.
  Недолго экскурсовод вела их по заснеженной дорожке. Впереди, наконец, показалась кремлёвская стена из красного камня, отделённая от наших туристов неглубоким рвом, превращённым многочисленной малышнёй в крутую горку, куда они, визжа и смеясь, скатывались на санках, на дощечках. Через ров, подпёртый снизу белыми колоннами, пролегал широкий мост.
  Пройдя через мост под арку, группа оказалась на территории "детинца" - так называли местный кремль. Внутри возвышались белокаменные соборы с куполами и колокольчиками, жёлтые, с большими полосками административные здания, припорошенный снегом памятник колокольной формы.
  - Сейчас мы идём в Золотую кладовую Великого Новгорода, - сообщила Елена.
  Золотая кладовая - аналог Исторического музея Московского Кремля - хранила разные диковинки, сделанные из золота и серебра с драгоценными камнями: посуду, оклады икон, книги, кресты. Гид рассказывал даже, по каким технологиям это всё было сделано.
  Вещи, безусловно, были красивые, интересные, но Яше они внушали некое чувство неловкости. Такое же, как яхты современных олигархов или золотые унитазы в элитных клубах. Ему казалось, что будь он князем, он бы никогда не осмелился надеть такой крест или пообедать из такого блюда. Постеснялся бы.
  - Сонь, а ты бы хотела быть княгиней и носить такие? - спросил он свою спутницу, когда они подошли к витрине с женскими украшениями.
  - А по-моему, я и без них хороша, - ответила она, улыбаясь кокетливо. - Или ты так не думаешь?
  - Хороша, - ответил Яша. - Даже очень.
  "Ну, что я, в самом деле? - подумал про себя. - Так и норовлю сделать из Соньки ветреницу и кокетку. Эдак я совсем напугаю девушку - подумает, что я какой-то мизантроп или жёноненавистник".
  А ведь мама за безделушку готова была душу отдать. Достаточно вспомнить, как папа на день рождения подарил ей пару серёжек. Конечно, не таких дорогих, какие дарили ей богатые поклонники, но ведь от души, с любовью. Спасибо он так и не услышал - мама капризно надула пухлые губки и с обидой произнесла: "И это всё?!" Папа тогда не сдержался - наговорил ей резкостей. Но потом, когда остыл, сама же перед ней и извинялся.
  "Опять я думаю о ней. Хватит, Яшка! Соня - это не моя мама. И совсем не обязана быть на неё похожей".
  Ему вдруг пришло в голову, что если он и дальше будет делать чудовище из всякой девушки, что любит суфле и селёдку, то вскоре и впрямь станет мизантропом.
  Вот уже туристы прошли золотую кладовую вдоль и поперёк и вышли наружу. Елена стала рассказывать, как добраться до своих гостиниц.
  - Выходите туда, переходите через Волхов - и идёте до автомобильного моста. Там сворачиваете направо - и до Фёдоровских ручьёв...
  Но так быстро идти домой, а тем более голодным, Яше не хотелось. И он предложил Соне погулять ещё, но прежде найти кафешку, чтоб пообедать. Искали они недолго, и вскоре они сидели за столиков кафе "На Сенной".
  - Интересно было бы увидеть ту скульптуру, о которой нам говорили в автобусе, - поделилась своими мыслями Соня.
  Яша сразу понял, о какой скульптуре идёт речь. Она находилась где-то на выезде и была построена в честь Великой Победы: русский воин на коне, в доспехах и каске поражает копьём фашиста со свастикой. Да, скульптура, наверное, весьма интересная. Но города Яша не знал, поэтому рисковать и идти куда-то вдаль не было желания. Хотя, если девушка хочет...
  - Да нет, - отмахнулась девушка. - Ещё, чего доброго, заблудимся. А завтра экскурсия.
  - Да, кажется, по Кремлю.
  - А потом в ткацкую мастерскую.
  В это время в кафе зашла немолодая женщина с девочкой. Официантка вежливо намекнула, что на данный момент свободных столиков нет, поэтому посадить их сейчас не могут.
  - Что, Яш, может, пустим? - предложила Соня.
  - Давай... Женщина, садитесь к нам. Тут ещё как раз два места.
  - Спасибо, - поблагодарила их дама, устраиваясь поудобнее.
  А Яше вдруг опять вспомнилась мама. Ему шесть лет, они едут куда-то на электричке. Мама сидит у окошка, вытянув свои идеально-красивые точеные ножки в лаковых туфельках. Напротив, спрятав под сидение свои, скрытые под длинной юбкой, сидит незнакомая бабушка. Просит: дочка, можешь немного убрать свои ноги, мне так тяжело. На что мама ей просто отвечает: нет, мне так удобнее.
  "Я же говорил - Соня - это не моя мама и не обязана быть на неё похожей. У тебя же, Яшка, просто "эдипов комплекс" какой-то".
  Однако вскоре, разговорившись с соседками, Яша уже не вспоминал про "эдипов комплекс". Бабушка и её одиннадцатилетняя внучка приехали из Твери. Оказывается, летом в их городе очень хорошо, красиво и есть много чего посмотреть. И озеро Селигер - лучшее во всей России. Поговорили и про местного великомученика - князя Михаила Тверского, который, дабы не подставлять своих сограждан, сам приехал в ханскую ставку, прекрасно зная, что ничего хорошего его там не ждёт. Обвинение в умышленном отравлении сестры самого хана Узбека - это вам не распитие спиртных напитков в общественных местах. Поговорили и про кашинское землячество (Кашин ведь находится в Тверской области), и про Геннадия Кузова, исследователя древних фамилий, сына ветерана Великой Отечественной.
  Когда они, распрощавшись, вышли из кафе, голубые сумерки покрыли собой небо. Солнце заходило за горизонт, прощаясь последним светом с заснеженным Новгородом.
  Вдвоём Яша и Соня вышли через арку на другой стороне Кремля - прямо к широкому горбатому мосту через замёрзший наполовину и припорошенный снегом Волхов. На другом берегу виднелись золотые головки храмов и ряд белых арок с колоннами. "Ярославово дворище" - так, кажется, назывался этот архитектурный комплекс.
  Пройдя по мостику, Яша оглянулся назад. За кремлёвской стеной виднелись купола Софийского собора и колокольня Ивана Великого.
  До Фёдоровских ручьёв расстояние и впрямь оказалось приличным. Пока парень и девушка дошли до автомобильного моста, пока брели вдоль улицы с пятиэтажными домами и магазинами, вечер уже завладел землёй Новгородской, как Мамай. По пути зашли в супермаркет, а после - в кондитерскую, что располагалась как раз рядом с гостиницей, купили себе к ужину всякой всячины. Погуляли немного по району, хотя дальше идти не решились. Сразу за гостиницей дорога вела по заснеженному мосту прямиком за город. В гостиницу вернулись уже затемно, усталые, но довольные.
  Поужинав, Яша ещё некоторое время читал распечатку с рассказами малоизвестных авторов, которые он ещё дома скачал из Интернета. Несмотря на то, что по своей профессиональной деятельности Яше приходилось иметь дело с компьютерами, читать он предпочитал с бумаги. Ему казалось, что экран как-то скрадывает слова, лишая их половины смысла. Поэтому ни карманного ноутбука с беспроводным доступом к Интернету, ни даже электронной книжки у Яши не было. Хотя друзья, имевшие такие новшества, частенько над ним подшучивали, называя "сапожником без сапог". Ну да ладно, зато в руках - живая книга с живым шрифтом.
  Интересно, что сейчас делает Соня? Может, уже легла спать? Или, может, тоже решила что-нибудь почитать?
  "Почему же я о ней думаю? Ну, что мне эта Соня? Пару дней всего знакомы".
  Но ответа на вопрос парень не нашёл - так и заснул с мыслью, что завтра опять увидит Соню, и снова они будут вместе бродить по городу дотемна.
  
  Утром следующего дня Яша поднялся позже - экскурсии начинались в двенадцать, так что можно было поспать. Соню он встретил в гостиничном холле.
  - Доброе утро.
  - Привет.
  - Как спала?
  - Хорошо. Правда, после общения с тверичами всякая жесть снилась.
  - Надеюсь, не слишком жуткая.
  - Да нет. Древний город снился - такой, деревянный.
  - Тверь, что ли?
  - Не знаю, я там не была, но во сне понимала, что она и есть. И самое интересное...
  Что было самым интересным, Яша не дослушал, потому что у Сони вдруг зазвонил телефон.
  Не сразу парень понял, с какой "лисонькой кареглазой" говорит его спутница.
  - Мама звонила, - объяснила ему потом Соня.
  - Прикольно ты её называешь - лисонькой!
  А прозвище ей, надо сказать, очень подходило. Во-первых, ещё когда Сонин отец за ней ухаживал, она, чтобы ему понравиться, красила свои бесцветные волосы хной. И с тех пор делала это всегда, зная, как она ему нравится рыженькая. После его смерти - Соне тогда было лет шесть - она продолжала краситься скорей по привычке. Да и имя её - Елизавета - наталкивало на это прозвище. Лисонькой звал её муж, так же звала и дочь.
  - А отчим зовёт так же? - спросил Яша.
  - А отчима нет. После папиной смерти мама больше не хочет замуж.
  Этого Яша никак не ожидал. Он уже почти свыкся с мыслью, что блондинка может быть примерной женой, но чтобы такая красотка (а судя по её дочери, женщина она вполне эффектная) столько лет хранила верность покойному мужу!
  "Да это, наверное, не она, а дочь не хочет. Небось, ревнует и всех женихов от матери отфутболила".
  Впрочем, Яша тут же поспешил проверить свои подозрения.
  - Сонь, а можно я задам тебе бестактный и нескромный вопрос?
  - Ну, попробуй, - разрешила девушка, немного смутившись.
  - А вот если у мамы кто-то появится, ты будешь недовольна?
  - Недовольна? - удивилась она. - С какой стати? Наоборот, если он и мама будут любить друг друга, радоваться надо.
  Яша снова почувствовал себя побеждённым. Он снова ошибся - в тысячу первый раз. И был доволен.
  "Почему же мне, чёрт побери, так нравится чувствовать себя дураком?" - думал парень.
  После завтрака туристы, как и вчера, сели в автобус. Вышли на Сенной и направилась к "красной избе" - маленькому одноэтажному домику из красных брёвен.
  Тотчас же из избы вышли двое - мужчина с бородой и молодая женщина. Оба одетые по-старинному. По древнерусскому обычаю, они поклонились дорогим гостям, поприветствовали их, представились. Он оказался новгородским посадником, она - целительницей Агафьей.
  Свой дар Агафья показала на наших туристах. Одного мужчину из группы лечила от "Утина" - к его пояснице прикладывала разделочную доску и била по ней ножом.
  - Что делаешь, Агафья? - кричали ей хором.
  - Утин секу, - отвечала целительница.
  - Ну, секи, секи, - отвечали ей.
  Одну женщину заговаривала от неудач на кухне - налила в миску с крупой воды, заставляла исцеляемую вращать миску, говорить слова волшебные, а потом эту воду выплеснуть.
  После этого группа, распрощавшись с нею, последовала за гостеприимным посадником. Тот повёл их к кремлю, по ходу рассказывая на древнерусском наречии, как он строился, как ров, через который они шли, заполнялся водой от случая к случаю.
  Потом повёл их вовнутрь и поведал про Софийский собор да про голубя на кресте. По преданию, когда царь Иван Грозный совершил набег на Новгород, стал разорять город и убивать людей, на крест Софийского собора сел голубь и с ужасом взирал на происходящее. С тех пор пошло поверье, что пока голубь сидит на куполе, а купол целый, Новгород никто не сможет разрушить.
  Но всё же во время Великой Отечественной это случилось, когда испанская "голубая дивизия" бомбили город с самолётов, и территория оказалась оккупирована фашистами. Тогда купол раскололся надвое. Крест с голубем вывезли в Испанию, и только недавно его удалось вернуть в Россию. За это время город и храм отстроили, и купол сделали новый. Так что теперь оригинал хранится в соборе.
  Показал им посадник и парадный вход, разрисованный библейскими сюжетами вперемежку с древнерусскими летописями. Водил их вовнутрь храма, показывал Анну Новгородскую - жену одного из князей, в девичестве принцессу Ингегерд, которая в православном крещении звалась Ириной. Анной она стала уже после того, как ушла в монастырь.
  Рассказывал посадник и про фреску с Иисусом Христом, где, вопреки всем канонам, Его ладонь не раскрыта, а сжата. По легенде, в ладони этой Он удерживает все бедствия и горести, которые, разожми Он ладонь, посыплются на Новгород.
  - Ну, Сонь, можешь загадывать желание, - шепнул девушке Яша.
  - Почему я?
  - Да мы ж в Софийском соборе. А тебя зовут София.
  - Точно, - согласилась с ним Соня и задумалась: о чём бы хорошем попросить Всевышнего?
  Следом за собором туристов повели к бронзовому колоколу - памятнику героям земли русской. Вернее, даже не героям, а известным личностям - царям, князьям. Хотя были среди них и героические - Дмитрий Донской, Минин с Пожарским. Но одного царя там всё-таки не было - это Ивана Грозного. Да и за что, спрашивается, увековечивать его память, если он ничего, кроме зла, Великому Новгороду не сделал?
  - А ваши, новгородские, разумнее наших, московских, будут, - сказала Соня.
  - Отчего ж так, красна девица?
  - А оттого, что злодеям окаянным памятников не ставят да извергов не чтут. А то давеча у нас, в Московии, в избе Курской, что по кольцу, с дорогами подземными, надпись высекли.юю
  Яша сразу догадался, о какой надписи говорит его спутница. Он сам её не раз видел. Судя по ней, вырастил его вовсе не отец родной - да и Соню, получается, вовсе не мать растила - а усатый дядечка, правивший страной более двадцати лет и потопивший оную в крови собственного народа. Впрочем, если бы внизу стояли подписи Якова Джугашвили, Василия Сталина и Светланы Аллилуевой, надпись была бы правдивой - им-то он и вправду отец родной.
  - Люду перебил не меряно, а его за батюшку народного почитают. Защитники убиенных да сосланных уже грамоту голове городскому слали, чтоб убрали кощунство сие, а проку - ничуть. Добро - хоть памятник ему не поставили.
  "Да, посадник, наверное, поймёт, о чём речь, а уж актёр - вряд ли. Современному всё-таки привычнее такие понятия как "метро", "правозащитники" и "жалоба", - думал Яша, слушая "сказ Софии о страстях московских".
  Впрочем, сей сказ уже последовал после того, как посадник привёл туристов к колокольне Ивана Великого. Из-за него, Ивана Третьего, Новгород перестал быть вечевой республикой - после его победы над Марфой-посадницей (которая, к слову сказать, была достаточно стервозной особой), вечевой колокол вывезли в Москву, и Новгородское княжество стало частью Руси. Но один из колоколов на этой звоннице очень рассердил Ивана, упав с колокольни под ноги его коню. Конь испугался и чуть не сбросил всадника с моста в Волхов. После этого Иван Третий снял "бунтаря" и повёз в Москву с целью устроить ему там публичную порку. Но тот сделал ему ещё одну гадость, затерявшись на Валдае, где местное население сделало из его частей маленькие колокольчики - символ свободы.
  - Поеду на Валдай - обязательно возьму колокольчик, - поделился Яша мыслями с Соней.
  После группа пошла к келье епископа Новгородского. По легенде, бесы, чтобы досадить епископу, подбрасывали ему разные женские штучки как доказательство его распутства. В конце концов, разгневанный народ, собравшись на вече, решил, что раз их епископ не может сдержать зова плоти и соблюсти обет целомудрия, пусть убирается на все четыре стороны. Сделали плот, посадили несчастного и оттолкнули от берега. И тут случилось чудо - Волхов изменил своё течение, и плот прибило обратно к берегу. После этого новгородцы поверили в его невиновность - раз сам Бог за него заступился - и оставили его.
  Распрощался с туристами посадник у Софийского собора, мотивировав тем, что у него в повестке дня вечевое собрание, на котором его присутствие крайне необходимо. Поблагодарив его за интересную экскурсию, группа отправилась обедать в ресторан. Притом, как оказалось, не вся. Трое где-то потерялись - видимо, решили заменить обед пищей духовной, самостоятельно изучая достопримечательности.
  - Классно посадник рассказывал, - поделилась впечатлениями Соня уже в ресторане. - Мне понравилось.
  - Мне тоже, - признался Яша. - Кстати, я слышал ваш разговор. Как ты умудрилась? Вроде говоришь про современность, а так, что только древний и поймёт.
  - А как же мне говорить с посадником? - улыбнулась девушка. - Он-то не современный.
  - И то правда.
  На обед гостей дорогих потчевали салатом с ветчиной и грибами на решётке из слоёного теста, щами и мясным рагу, которое Соня, впрочем, есть не стала. Зато пышный каравай с солью ей понравился. Яше же достался кусок сплошь обсыпанный солью - к счастью, как ему сказали.
  Параллельно потчевали новгородскими наливками и настойками: "клюковкой", вишнёвой с черносливом, называемой "спотыкач", "чародейкой" с четырьмя видами ягод. Яша пил немного - больше закусывал - и смотрел песни-пляски, которые устроили гостеприимные хозяева. Меньше всего на свете парню хотелось омрачать своё пребывание в Новгороде тяжёлым похмельем. Соня, судя по всему, тоже решила последовать его примеру.
  После обеда, покидая зал, Яша заметил стоявшую у входа плаху с топором.
  - Для буйных посетителей держите? - спросил он стоявшего у стойки официанта.
  - Да, - пошутил тот в ответ. - А то если кто выпьет лишнего - что делать? Выгонять-то невежливо.
  Внизу оделись, сели в поджидавший их автобус и поехали на другой берег Волхова - туда, где соборы и Ярославов дворище. А соборов в Новгороде в впрямь было много. И почти у каждого своя интересная история. Один был построен князем в честь своего исцеления от тяжёлой болезни, другой принадлежал жуликоватым купцам, третий, из красного камня, был построен по типично смоленскому проекту, четвёртый связан с интригой между Всеволодом Новгородским и его московским дядей, которого он на пару с кузеном вздумал ограбить. Пятый после революции был превращён в обсерваторию. Хорошо ещё, не в клуб или не разрушен вовсе.
  За соборами следовали торговые ряды. Вернее, таковыми они были в древности. Сейчас же на их месте простиралась широкая площадь с арками и колоннами, которую Яша видел вчера с того берега. Здесь же, на площади, стоял монумент в честь погибших в Великую Отечественную новгородцев.
  В мастерской народных промыслов, куда привезли туристов после Ярославова дворища, были выставлены в ряд стулья. В центре зала стояла музейная работница и рассказывала о моде древних времён. Жестока она была к женщинам, неоправданно жестока!
  Надевая сарафан поверх рубашки, девочка уже считалась помощницей по дому, а ещё должна была до пятнадцати лет готовить себе приданое. Тогда она ещё могла ходить с непокрытой головой, но после того, как её выдавали замуж, должна была скрывать свои волосы под "сорокой" или кокошником, поверх которого опять же надевала платок.
  - Давайте, я на ком-то из женщин покажу, - предложила рассказчица. - Есть среди вас доброволец?
  Соня тотчас же вышла вперёд. Музейная работница тут же убрала её светлые волосы под расшитый узорами кокошник. А на кокошник надела пёстрый шерстяной платок с цветочным рисунком.
  "А ведь ей идёт", - подумал Яша, доставая фотоаппарат. В головном уборе древнерусской женщины Соня была так неотразима, что парень тут же поспешил запечатлеть её на снимке.
  Нет, кокошник с платком были отнюдь не самым страшным, что могло ожидать древнюю женщину. Если замужняя жена по каким-то причинам становилась вдовой, она приговаривалась к вечному безбрачию. Не судом, как можно было подумать, а чёрным сарафаном и "вдовьей сорокой", которые она должна была носить до конца своих дней. Типа, чтобы мужчины видели - мол, я вдова, не подходите ко мне.
  - А если она в таком виде на свадьбе появится? - спросил Яша. - Она ведь настроение невесте может испортить.
  Но тогдашнее общество упорно шло по пути жестокости. Вместо того, чтобы разумно разрешить вдовам снимать траур по прошествии какого-то времени, им просто не давали появляться на праздниках.
  Но даже не им приходилось хуже всего, а тем девушкам, что до двадцати лет не успели выйти замуж. Таких общество объявляло старыми девами и ставило клеймо в виде неприметного серого сарафана, который несчастная тоже носила пожизненно.
  "Вот так выкидывали из жизни женщин, - думал Яша с тоской. - Выбрасывали, как ненужную вещь. Сколько жизней, сколько судеб было сломано этим "Домостроем"!"
  Другой бы, может, на его месте подумал: вот бы мою маму туда - там её бы быстро шляться отучили! Но Яша всё-таки не был садистом. Более того, он чувствовал себя чуть ли не тираном. Хотя умом и понимал, что не он придумал "Домострой", не он ему и следовал, да и вообще, он родился гораздо позже. Но слова о том, что мужчина, в отличие от женщины, мог, овдовев, жениться ещё, и клеймо "старого парня" ему не грозило, звучали как упрёк - и ему лично, и всей мужской половине человечества. Искупить бы свою вину перед теми, чьи жизни были покалечены. Только как? Разве что не тиранить будущую жену, чего, впрочем, Яша и так не собирался делать.
  - А если старая дева не будет носить серое? - спросил он. - Или вдова сбросит траур? Им что, голову за это отрубят?
  - Голову не отрубят, но обществом это осуждалось.
  Это было, хоть и слабое, но всё же утешение. По крайней мере, смертной казни за это не было - и то хорошо.
  Однако, когда группа перешла в ткацкую, где возле ряда скамеек стояли ткацкие станки, заправленные нитками, Яша понял, что не только с женщинами в то время обходились жестоко. На стене, что у входа, почти прямо над стоящим у двери деревянным сундуком висели пёстрые плетёные пояса - длинные и короткие, тёмные и светлые - все с кисточками. Они в древности имели большое, чуть ли не сакральное значение. Считалось, что пояс отпугивает нечистую силу. Недаром кисточки по форме напоминают колокол. Оттого и появилось слово "распоясался" - вышел из дому без пояса человек, вселилась в него нечисть - вот он и буянит и безобразничает. Девушки плели пояса своим избранникам со словами любовного признания.
  Вообще мужчины и женщины находили друг друга двумя способами. Частенько их судьбу устраивали родители. Бывало, что до свадьбы молодые не видели друг друга. А могли устроить смотрины. Тогда девушка, кстати, могла отказать. Жених становился в круг. Если невеста становилась рядом с ним, значит, она согласна. А если нет - жених уходил, опозоренный.
  Также молодые могли присмотреть друг друга на посиделках. Парень, присматриваясь к девушке, отмечал, во-первых, придёт ли она на следующий день (ведь если девушка не спрядёт там то, что мать велела, та могла её не пустить, а зачем жена-лентяйка нужна?), во-вторых, как она стихи и песни слагает (а то как она будет ребёнку колыбельную петь?), ну, и чтобы не слишком худая была, чтоб вообще детей могла рожать и кормить. Не менее придирчивыми были и девушки. Смотрели, во-первых, как парень с ней заговорит: ласково или не очень (зачем грубиян нужен?), с гостинцем он или без (жадный муж - это плохо), сделал ли он этот гостинец сам или купил (безрукий мужик кому нужен?).
  И вот, наконец, парень и девушка друг другу приглянулись, она сплела и подарила ему пояс, и они уже для всех считаются парой. Но тут опять же могли вмешаться родители. Скажут: поторопился ты, сынок, не пара она тебе - верни ей пояс - и парень должен был вернуть его девушке.
  - А если откажется? - спросила Соня. - Скажет: женюсь на ней - и точка.
  - А вот никаких если быть не может. Если сын отца не слушается, тот его выгоняет из дома. В одиночку пропадёшь.
  Из угнетающего сословия Яша резко переместился если не в угнетённые, то, как минимум, солидарное с оным. Считал ли он, что времена были жестокие? Нет, никоим образом. Разве не от нас, людей, зависит, каким будет наше время: добрым и справедливыми или жестоким и ужасным? Разве не мы сами, совершая поступки, делаем этот выбор каждую минуту? Кто-то когда-то сказал, что история принадлежит нам. И пусть та, давно прошедшая, ни Яше, ни Соне не принадлежала. Но неужто не в их власти сделать так, чтобы традиции, сделавшие несчастными многих, навсегда остались в прошлом? Интересно, думает ли Соня так же?
  Но Соня, судя по всему, сейчас думала вовсе не об этом. Она с интересом смотрела на дальнюю стенку, где висели тканые ковры, и слушала про то, как древние девушки ткали. Ох и непростое это было занятие! Уже позднее, при выходе из мастерской Соня признается, что не может вышить и цветка без схемы. А тогда схем не было - всё выдумывали из головы. Видимо, тогдашнее поколение, не привыкшее к телевизору, обладало фантазией получше нашего.
  - А про полотенца-обманки мне понравилось, - скажет она Яше тогда же. - Домой приеду - надо будет попробовать.
  Хотя древние девушки делали полотенца с разными краями не просто так, а чтобы произвести впечатление на будущую свекровь, когда та будет считать их количество по краям.
  - Я слышал, по обычаям, можно было только одно, - напомнит ей Яша. - Больше нельзя.
  - Сделаю одно. Пусть будущая свекровь порадуется.
  - А если за сироту выйдешь?
  - Всё равно будет приданое.
  Но ещё до этого, когда экскурсантам выложили всю информацию, Соня с любопытством осматривала станки, пытаясь выяснить, как они работают. Яша же, выйдя в коридор, рассматривал сувениры. Глядя на разноцветные ложки и чашки, покрытые чёрным лаковым фоном, он думал, что неплохо бы научиться строгать такие из дерева. Тоже типа приданое - в подарок будущей жене и тёще. Ну, и расписывать их - тоже.
  "Всё-таки избалованные мы, молодёжь, - думал парень. - Ничего своими руками сделать не можем".
  Когда же Соня ему сказала про "обманку", Яша готов был поклясться самому себе, что как только поедет с отцом на дачу и пойдёт в лес, обязательно найдёт подходящее полено и вырежет из него хотя бы ложечку. Пусть получится не так искусно, но всё же своими руками. Интересно, обрадуется ли будущая жена такому подарку? Или посмёётся, скажет, что он ненормальный? Ведь сейчас можно купить деревянных ложек сколько угодно.
  - Сонь, а прикинь, тебе жених ложку деревянную сделает. Своими руками, - спросил девушку Яша, когда они уже сели в автобус. - Что скажешь?
  - Чтобы сам выстрогал, что ли?.. Не знаю. Сейчас этим никто не занимается. А представь, тебе невеста пояс сплетёт. Сама. Что бы ты сказал?
  - Офигел бы, честно говоря.
  - Да, молодёжь уже не та, - вздохнула Соня. - Ничего не умеем.
  Автобус вёз их в гостиницу, но некоторые туристы попросили высадить их на Сенной, чтобы погулять по вечернему городу и в храм Софии зайти на службу.
  - Ну как, поедем или погуляем? - обратился Яша к своей спутнице.
  - Я бы погуляла, - ответила Соня.
  Сказано - сделано. Остановили на Сенной, прямо у сувенирных лотков. Ну, а раз так, то купить парочку безделушек - просто долг чести. Так же рассудила и Соня, тщательно выбиравшая берестяные коробки с надписями "чай", "сахар" и "соль".
  - У мамы в феврале день рождения будет - думаю ей подарок сделать.
  Яша, видя такое дело, решил последовать её примеру и приготовить на день рождения отцу тоже какой-нибудь подарок. Берестяная коробка с видом на Великий Новгород. Трудно будет спрятать её так, чтобы не показывать отцу до июля.
  - Теперь, может, к Кремлю, - предложил парень.
  - Пожалуй.
  И они пошли знакомой тропой, подсвеченной фонарями. В их свете Великий Новгород смотрелся торжественно и празднично. Это стоило увидеть. Кремль, колокольня, Софийский собор, памятник героям, Ярославов дворище - всё в огнях, всё сверкает.
  Держа друг друга за руки, шли Яша и Соня по хрустящему белому снегу и любовались всей этой красотой. Блестит в ночном свете серебристая поверхность Волхова, летают вокруг белые капельки снежинок. И рядом Соня. Нужно ли для счастья большего?
  Кто-то, может, прочитав Яшины мысли, усмехнулся бы снисходительно, покрутил бы пальцем у виска. Но сам он в этот момент чувствовал себя королём. Словно весь мир в этот вечер принадлежал ему и только ему. И этот мир бросить бы к ногам прекрасной Софии, и следом пасть в них самому. К ногам той, чья улыбка будто бы освещала площадь ярче всех фонарей. Можно ли забыть ворох белых снежинок на её шапке, чуть слышный хруст её шагов, её глаза, небесно-голубые с блестящими в них огоньками, тепло её руки, одетой в вязаную варежку?
  "Наверное, это сон", - думал Яша и боялся проснуться.
  - Яш, а ты слышал песенку:
  "Мне снился сон, короткий сон длиною в жизнь:
  Земля в снегах, Земля в огнях, Земля в тиши.
  Спасибо, жизнь, за праздник твой -
  Короткое свидание с тобой!"
  Кто поёт, не знаешь?
  - Асмолов, кажется, - ответил Яша. - Я в детстве что-то такое слышал. Но там, по-моему, было не "в снегах", а "в цветах". Мне кажется.
  - Может быть. Я её плохо помню.
  - Да и я, честно сказать, не очень. Хочешь, в собор зайдём?
  - Да там, наверное, служба уже закончилась.
  - Пожалуй. Тогда, может, в гостиницу? Или ещё погуляем?
  Решили погулять ещё, но потихоньку возвращаться. Неспешно проходили она вдоль блестящей ленты Волхова, потом так же неспешно брели по неширокой улице под мостиком. Ни на минуту не покидало Яшу сладостное волнение. Может ли человек, имея в кошельке всего три тысячи с лишним, ощущать себя богаче всех принцев и королей? Может, ещё и как!
  По дороге зашли в супермаркет, купили по паре бутылок наливки, чтобы дома родных угостить. На лестнице тепло распрощались до следующего утра. Если бы Соня только знала, с каким нетерпением Яша будет ждать оного!
  "Она же мне нравится, - думал парень, в одиночку поглощая в номере нехитрый ужин. - Она мне очень нравится! Сколько мы знакомы? Вечер и два дня. А я её словно всю жизнь знаю. Разве такое бывает?"
  Тогда он вспоминал каждое её слово, каждый жест и понимал, что именно этого он от неё и ожидал, и в то же время не ожидал. Она была для него одновременно и хорошо знакомой, и таинственной незнакомкой, и открытой, и загадочной.
  А он? Кем он был для Сони? Нравится ли ей Яша хоть немного? Она ведь девушка необычная и, судя по всему, весьма разборчивая. Она их тех девушек, что как звёзды - обычному парню до них не дотронуться. Наверняка ей нужен какой-то особенный: гений или супергерой. Но не том, что в голливудских боевиках побивает всех врагов одной левой, а после - дует текилу и волочится за первыми красавицами. У такого нет, похоже, никаких шансов. Но тот, который готов за свои убеждения пойти и на костёр, и на плаху, вытерпеть самые зверские пытки, не предав своих соратников, а за секунду до казни крикнуть: "Мы победим!". Лишь тому отдаст своё сердце София, кто, пройдя через все муки ада, сохранит в своём сердце всё доброе и хорошее, не озлобится, не притронется к бутылке. Только тот, кто, не побоясь быть осмеянным, скажет "нет" всем людским предрассудкам и стереотипам, смеет надеяться на её благосклонность.
  "Эх, Соня, Соня! - думал Яша, вздыхая. - Как же трудно тебе понравиться! А не понравиться - страшно".
  
  Завтрак - последний в этом городе, прошёл почти в молчании. Зачем так быстро летит время? Три дня... Много это или мало? Порой они тянутся, словно вечность, а порой пролетают, как один миг.
  - Жалко уезжать, - вздохнула Соня. - Здесь классно!
  Яша знал, что она сюда больше не вернётся. Он ещё будет здесь, ещё придёт в эту гостиницу на ужин. А Соня - нет. Сейчас за ними заедет автобус, чтобы увезти их в Старую Руссу. После половина группы вернётся в Новгород, а другая половина поедет в Псков, и оттуда - в Москву. А значит, у них есть ещё день - только день, без вечера. Жаль, как жаль!
  Яша помог девушке затащить вещи в автобус (свои же, как и вся "новгородская" половина, сдал в камеру хранения внизу). Сел, как всегда, рядом с ней. Автобус тронулся.
  Последний раз глядели молодые люди на провинциальные зимние улочки, на голые деревья в серебре и траву вдоль трассы. Кто-то из туристов взахлёб рассказывал, как вчера классно поужинал в ресторане, кто-то клеился к молодой девушке, кто-то молча смотрел в окно.
  Яше хотелось до безумия сказать Соне что-нибудь, но он не знал, что. Говорить о грядущем расставании, да и просто думать об этом было невыносимо. А "сыграть хорошую мину при плохой игре", делая вид, что впереди у них ещё целая вечность - тоже.
  Выручила Елена, рассказывая по дороге, что Рюриковичи пришли не совсем с земель варяжских - не чужие они нам, а потомки новгородского старейшины Гостомысла, чья любимая дочь Умила была замужем за варяжским князем - отцом Рюрика. Именно его, родного внука Гостомысла, пригласили на княжение в землю русскую. Порядку в наших землях после смерти мудрого старейшины действительно не стало - его приближенные рьяно боролись за власть. Наконец, устав от междоусобиц, решили выполнить волю покойного.
  Вскоре вдоль дороги стали чаще мелькать низенькие домики с резными ставнями, с треугольными крышами, с заборчиками и огородами - без которых не обходится ни одна деревня, ни один провинциальный городок.
  А через некоторое время автобус остановился, и группа отправилась по утоптанной дорожке к зелёному дощатому домику с цветным витражным стеклом на голубой веранде.
  - Наверное, дом-музей Достоевского, - догадался Яша.
  И точно - экскурсовод вела прямо к нему. Там, внутри дома, надев бахилы, туристы осматривали интерьеры комнат, слушали истории о нелёгкой жизни великого писателя, про его тягу к азартным играм, которую ему, по счастью, удалось преодолеть, про смерть его первой жены, про поездку в Баден-Баден, про любовь с Анной Григорьевной, бывшей его стенографисткой, ставшей потом женой, и многое-многое другое.
  После Достоевского группу повели к храму с иконой Троицкой Божьей матери. Сама церквушка была маленькой и почти неприметной, но зато в ней хранилась самая большая в России икона - метра в два. Заходили вовнутрь, чтобы поставить ей свечку.
  "Пожалуйста, Богородица, я не хочу терять Соню навсегда. Помоги мне! Обещаю, я сделаю всё, чтобы стать достойным её, только не отнимай её у меня. И провалиться мне на том самом месте, если я опять сравню её с матерью!"
  Соня же стояла у иконы и тоже о чём-то молилась. Интересно было бы заглянуть в её мысли и узнать, о чём она просит Царицу Небесную. О счастливой любви? О здравии! Или молится за упокой души своего отца?
  Следующим пунктом был монастырь, стены которого обрамляла изящная ленточка ажурной лепки. Такого чуда Яша не видел ни в Новгороде, ни где-нибудь ещё.
  После монастыря их ждал ещё один собор - Воскресенский. Красивое здание из красного камня с белыми полосками на входе, башенками и контурами оконных проёмов, с золотыми и чёрными куполами, рядом - высокая часовня, вся в красных и белых полосках, выполненная в том же стиле, что и собор. Они виднелись издалека - через широкую замёрзшую речку. Далеко слева два берега соединял мосток, казавшийся узким из-за своей длины.
  Одна из двух рек, протекающих через Старую Руссу и там же соединяющихся. Другая, судя по сказанию о двух братьях, устремляется прямо в Великий Новгород. Братьям этим принадлежало два города, которые были разрушены врагами. После этого один брат, согласно легенде, отстроил свой город на старом месте и назвал Старой Руссой, а другой пошёл на другое место и построил "новый город" - Новгород.
  В парке при санатории с минеральными водами экскурсантам дали возможность самим погулять, осмотреть достопримечательности, чему Яша был несказанно рад. Как вчера, взяв Соню за руку, он ходил с ней по аллеям парка, покрытого белым ковром, мимо деревьев, растущих из сугробов, скамеек в белую полоску, низеньких жёлтых зданий с узорами на окнах. Блестевшее с неба солнце отгоняло прочь мысли о скором расставании, заманчиво обещая, что Яша с Соней ещё встретятся. Обязательно встретятся.
  - Летом здесь, наверное, очень хорошо, - мечтательно произнесла Соня. - Тишь, гладь да Божья благодать.
  - Наверное, - согласился с ней Яша. - Я бы не прочь был приехать сюда летом. Да и зимой, если честно, тоже.
  - А я следующей зимой хотела бы в Нижний Новгород. В бывший Горький.
  - Это куда Сахарова ссылали?
  - Да. А заодно и в Городец.
  - Прикольно! Я бы тоже туда поехал. Там, наверное, много интересного.
  - Кстати, как насчёт минеральной воды попробовать?
  - Ну, мне бы не хотелось.
  - А я бы с удовольствием.
  - Тогда пошли к скважине.
  Домик со скважиной, густо застеклённый, располагался в дальнем конце парка - у замёрзшего фонтана. Льдинки, словно драгоценные алмазы, переливались на солнце всеми цветами радуги и, замершие в полёте, каскадом спускались в чашу, заполненную пушистой снежной кашицей.
  В самом здании, заставленном растениями и сувенирными лавками, стояли на стойках одноразовые стаканчики. Соня попробовала на вкус глоток целебной воды, Яша - не рискнул. Ещё в автобусе их предупредили о возможных проблемах. Вместо этого парень подошёл к ларьку и взял берестяную закладку с видом на Старую Руссу. Пусть память о ней останется.
  Они и сами не заметили, как время истекло - пришла пора возвращаться к автобусу. Неохотно прощались они с весёлым солнечным парком.
  В ресторане, куда группу повезли обедать, Соня с Яшей, как всегда, сели рядышком. Хоть на несколько минут, хоть на часок - а всё же вместе.
  Но миг неумолимо пролетал, унося в прошлое всё новые отрезки жизни. Не успел Яша оглянуться, уже и обед закончился, а вместе с ним - и экускурсия по Старой Руссе. Автобус равнодушно мчался вперёд - к развилке между Новгородом и Псковым.
  Ура! Задержка! Как всё-таки хорошо бывает, когда водитель твоего автобуса добрый человек. Будь он чуточку злее, он бы не остановился рядом с чужим сломавшимся автобусом, не вышел бы наружу и не ковырялся бы, помогая чинить автобус своему коллеге. А значит, не дал бы Яше побыть с любимой девушкой лишние полчаса.
  Менее счастливых развлекала Елена, сообщая, что остановились они недалеко от Грузина - имения графа Аракчеева. Жестокий он был человек, и жизнь в ответ обошлась с ним жестоко. Была у него любовница - экономка Настасья - ещё более жестокая, чем он. Хотя сама она была из крепостных, а своих крестьян частенько забивала до смерти. За это он её, в конце концов, и убили. Сам Аракчеев, кажется, умер своей смертью, но его могилу разорили мародёры, и прах его до сих пор не могут найти.
  - Читала я про эту Настасью, - сказала Соня. - Однофамилица, кстати, Александра Минкина.
  - Это который про "восставших из сортира" написал?
  - Он самый. На него ещё за это в суд подали.
  - Вот так и получается. Один Минкин пишет, что политика силы - это не выход, а другой её активно использовал - и ему же и аукнулось.
  - Ага. И притом, если учесть, что другой Минкин - это она.
  - А в чём разница? - не понял Яша.
  - Жестокий мужчина - это беда, - объяснила Соня. - А жестокая женщина - это катастрофа.
  - Почему же такая дискриминация?
  - Потому что детей обычно воспитывают мамы. Что может привить ребёнку жестокая мамаша?
  - А если ребёнка воспитывает отец-одиночка? И он зверюга ещё тот.
  - Тогда он становится катастрофой.
  - Логично, - улыбнулся Яша, а сам подумал:
  "Как хорошо, что у меня добрый папа!"
  Но всё когда-нибудь кончается. Будущее становится настоящим, настоящее - прошлым. Кончились и те полчаса, покуда ремонтировали чужой автобус - для кого-то долгие и томительные, а для кого-то - желанные. Водитель вернулся на своё место. Поехали.
  - Знаешь, Сонь, я всё-таки выстрогаю ложку.
  - Какую ложку?
  - Деревянную. Которую я обещал ещё в музее.
  - Хорошая мысль! А я, наверное, сплету пояс.
  - По-моему, мы с тобой очень современные, - пошутил Яша.
  - Похоже не то, - улыбнулась Соня.
  И вот автобус остановился, угрожая разделить "новгородцев" и "псковичей", как феодальная раздробленность разделила Русь-матушку. "Новгородцы" коварно выгоняли последних из автобуса, вместе с вещами, претендуя на его монопольное использование до самой отправки в Москву. Но сначала - недолгое прощание тех и других на пятачке с ларьками, перекуры, свежий воздух.
  Яша стоял напротив Сони у автобуса, который вот-вот должен был увезти её на землю Псковскую. Вещи были уже в багаже, минуты таяли, словно снежинки. Как же не хотелось сейчас отпускать её! Надо было что-то сказать, но для этого не хватило бы, пожалуй, и вечности.
  - Может, приедем в Москву - созвонимся? Дашь свой телефон?
  - Нет, Яша, - лицо Сони вдруг сделалось серьёзным. - Понимаешь, всё было так здорово! Как в сказке. Только жизнь сложнее, и у курортных романов продолжения не бывает.
  - Почему? - удивился Яша.
  - Не знаю, - пожала плечами девушка. - Но реальность и сказка очень уж отличаются. Оттого и жизнь такая непростая.
  - Но разве не в нашей власти сделать жизнь другой?
  - Не всё, Яша, не всё. Так что пусть лучше всё, что было, останется хорошим воспоминанием. Прощай!
  - Прощай, Соня!.. Есть ли шанс, что мы увидимся в Нижнем следующей зимой?
  - Шанс есть всегда. Счастливо, Яша.
  - И тебе, Соня, всех благ. Я тебя никогда не забуду. Слышишь, никогда! - эти слова он прокричал уже когда девушка взбиралась по лестнице в салон автобуса.
  Один лишь раз она обернулась, чтобы сказать:
  - Я тебя тоже буду помнить. Всегда.
  Как во сне возвращался Яша в свой автобус, как в тумане проплывала перед ним снежная пустыня, ставшая вдруг холодной и одинокой. Место у окна, где ещё недавно сидела Соня, теперь тоже было пустынным. Словно какой-то вакуум образовался вдруг рядом с Яшей. Хотелось выпрыгнуть из автобуса, бежать до злосчастного пятачка, а там повернуть на Псков и лететь по трассе вслед за автобусом-разлучником, пока не увидит Соню...
  Нет, мечты-мечтами, а жизнь всё-таки сложнее. Пусть лучше и впрямь те сказочные дни останутся хорошими воспоминаниями. Ведь прошлого не вернёшь... А жаль!
  А вот и Новгород. Родная гостиница. Но не тот это город, что был вчера. Совсем не тот. Хотя внешне всё вроде бы то же самое.
  Что делать? Ужинать ещё рано, да и не хочется. До отправления на вокзал ещё уйма времени. Прогуляться, что ли, до Кремля?
  Кремль, как и вчера, встретил его огнями, но и он был не тот, что прежде. Ещё тем вечером такой величественный, сегодня он казался одиноким и заброшенным, как и весь небольшой городок. Казалось, та, что дарила ему жизнь, исчезла, оставила его. А без неё всё вокруг пусто. Что в Новгороде, что в Москве на Красной площади, что в Париже у Эйфелевой башни. Настоящий праздник сейчас, наверное, только в Пскове.
  "Дурак! Какой же я дурак! - думал Яша, одиноко бредя между кремлёвской стеной и водами Волхова. - Почему я не бросил всё и не поехал вместе с ней? Почему не побежал за автобусом? Может, девушка хотела романтики, поэзии, чтобы парень для неё совершил какое-нибудь безумство. А я взял да и упустил. Как последний идиот, как мальчишка!"
  Может, она только и ждала, что он, Яша, преградит ей вход в автобус, встав на одно колено, и поклянётся, что пока не услышит цифры её телефона, не сдвинется с места? Или надеялась, что когда автобус будет уже далеко, с крыши свесится Яша и постучит к ней в окно, демонстрируя зажатый в руке мобильник? А может, втайне рассчитывала на сюрприз: приедет она в Псков, выйдет из автобуса и увидит... Яшу. И на вопрос: как ты здесь оказался? - услышит в ответ: спрятался. Может, дашь телефон?
  Но Яша не воспрепятствовал, Яша не спрятался, Яша не залез на крышу. Что за молодёжь пошла! Никакой тебе романтики!
  Или, может, Соня никаких безумств и не хотела? Может, Яша попросту оказался не в её вкусе. Парень-то, может, и неплохой, но не тот, совсем не тот, о котором она мечтала. А быть может, что-то в его поведении, взгляде, словах и вовсе разочаровало? И только вежливость помешала Соне сказать ему это в лицо. Поэтому она и решила расстаться красиво - без упрёков и претензий.
  "Наверное, я и впрямь не заслужил такой девушки, - думал парень с горечью - Слишком она хороша для такого, как я".
  Ему вдруг вспомнилось, как он её незаслуженно подозревал во всех смертных грехах, сравнивал с непутёвой матерью. Наверное, Соня понимала, что о ней думают плохо, и благоразумно сочла, что лучше им больше не встречаться, чем она будет потом всю жизнь оправдываться.
  "Вот и наказал меня Господь за эти дурацкие предрассудки. Дал мне жестокий урок, чтобы впредь не судил о людях сгоряча. Вот скажу друзьям, что по блондинке скучаю - не поверят. Давно ведь знают, что блондинок я не перевариваю. И папа удивится"
  Но с другой стороны, если Соня заметила Яшино плохое к ней отношение, она не могла не заметить, как оно изменилось с точностью до наоборот. Они ведь были так дружны эти три дня. Или, может, у неё тоже был предрассудок в отношении какой-то категории парней, который она так и не смогла преодолеть до конца? А может, напротив, и без предрассудков его раскусила, про все Яшины страсти и пороки проведала? И решила - нет, недостоин он меня, такой мне не нужен.
  Поужинал парень в гостиничном ресторане, в полном одиночестве, несмотря на то, что вокруг были люди. Потом - в пустынный, но наполненный туристами автобус - и на вокзал, а после - в поезд и, словно в насмешку, не на боковое место, а в почти что купе, где, кроме него, было ещё трое. Женщина, молодая, но несколько замученная, посему видно, мать-одиночка, её пятнадцатилетняя дочь, сидящая с видом ссыльной каторжницы, и старик-пенсионер, смотрящий на девушку с вожделением, как на лакомый кусочек. Видимо, снедаемый страхом своего возраста, хочет столь жалким способом доказать себе, что он ещё молод, и лишь строгий взгляд матери удерживает его от того, чтобы начать кадриться к девушке. Ну, и Уголовный Кодекс, разумеется. Несовершеннолетняя всё-таки.
  И на боковушке были люди. Вот счастливая пара - не то супруги, не то просто влюблённые - сидят и с нежностью смотрят друг другу в глаза, и о чём-то своём щебечут.
  Только Сони нет нигде. А с попутчиками особо не поговоришь. Для пары этой, кроме своей второй половины, больше никого в целом свете не существует. Молодой маме тоже не до разговоров - она только своей дочерью занята. Девушка хмурится, злится отчего-то на весь свет - так что тоже разговаривать не настроена. А старику с молодым парнем говорить и подавно неинтересно. Вот если бы с молодой девушкой...
  Так, не вступая в разговоры, Яша забрался на свою верхнюю полку и укрылся одеялом. Сверху он видел, как его попутчица загородила дочь простынёй, чтобы та смогла переодеться, и как старик, сидевший напротив, весь прямо-таки извертелся, пытаясь чего-то увидеть. Вот вроде бы краешек простыни женщина не укараулила, и он опускается вниз. Ну-ка...
  Но Яша, разгадав мысли попутчика, тут же поднял этот краешек и прижал к своей полке. Старик метнул у него такой ненавидящий взгляд, что, будь он сказочным Василиском, Яша тут же свалился бы с полки замертво. Женщина же, напротив, посмотрела на него с благодарностью.
  Заснуть Яша, как всегда, не мог, поэтому просто лежал, не шевелясь. Старик, разочарованный, тоже лёг и, растянувшись на нижней полке, захрапел. Мать и дочь тоже, по-видимому, собрались спать, но до Яши ещё долго доносился их шёпот.
  - Не поеду я в эту дурацкую Тверь!
  - Поедешь как миленькая!
  - Ты мне все каникулы испоганила! На хрен ты потащила меня в эту глухомань! Что здесь интересного? Какие-то соборы отстойные!
  - Здесь, по крайней мере, что-то путёвое есть - посмотреть можно. А в Москве ты бы что делала? Пиво пила и по дискотекам шлялась?
  - Хватит вмешиваться в мою жизнь! Я уже взрослая!
  - Взрослая? Взрослые вообще-то думают головой, а не тем, что ниже пояса. Тебе что, одного аборта мало?
  "Мама! Вылитая мама! - думал Яша. - Школу не успела закончить, а уже аборт. И ведь не блондинка, а вполне себе обычная шатенка. Что же их неё в будущем вырастет?"
  Впрочем, на этот вопрос у него был готовый ответ. Гулящая жена, мать-кукушка. И ничего святого. Хотя кто знает, может, жизнь даст по темечку как следует, вправит мозги, и вместо развратного создания получится приличная барышня.
  Она сказала "в эту глухомань", и мама её "потащила". А блондинка поехала сама, по доброй воле. И ни разу про глухомань не заикнулась. Более того, собирается посмотреть ещё один Новгород. Нижний.
  Зато про эту барышню Яша бы не подумал сразу ничего плохого. И не думал, пока она не заговорила. А вот Соне, напротив, стоило лишь заговорить, чтобы развеять Яшины предубеждения. Как много порой значат простые слова!
  Заснул парень неожиданно для себя самого. И снилась ему Соня, в русском сарафане, в цветном платке и в кокошнике, вся в золотых украшениях. Народ кланялся, приветствовал её, новгородскую княгиню Софию.
  "Княгиня? - восклицает во сне Яша, поражённый в самое сердце. - Так ты, то есть Вы, замужем?!"
  "Да. Я супруга князя Якова Новгородского", - отвечает она просто.
  Тут к ним откуда ни возьмись направился новгородский посадник.
  "Что же ты, князь, супружницу свою не обнимешь? Аль не любишь Софьюшку-то?"
  Он спрашивает, обращаясь к Яше, удивлённому, отчего его вдруг князем кличут. Первой его мыслью было объяснить, что посадник попросту перепутал, и никакой он не князь, а обычный программист. Но посмотрев Соне в глаза, он вдруг почувствовал, что всё его прошлое не имеет значения. То, что было в Москве, было когда-то. Может, даже в другой жизни. А настоящее здесь - он и Соня. Пусть он Яков Новгородский, пусть он... Да хоть кто! Главное, что София с ним, она его жена. Остальное неважно.
  "Люблю, - шепчет Яша. - Больше жизни люблю"
  С этими словами он берёт Софью за белы рученьки, обнимает её гибкий стан. Она в ответ улыбается. Ему, своему супругу.
  "Свет моя ясный!" - произносят её сахарные уста.
  К реальности Яшу вернул будильник на телефоне, так не вовремя прозвеневший. Впрочем, прозвенел он как раз вовремя, как заводил его Яша. Но лучше б, в самом деле, задержался.
  "Вот тебе и свет ясный!" - подумал парень невесело, прежде чем нажать на кнопку.
  
  - Соня? - уточнил отец, когда на экране компьютера показалась девушка в кокошнике.
  - Она самая, - ответил Яша.
  - Симпатичная девушка! Скажи, Яш, а у вас с ней что-то было?
  - Нет, не было... Впрочем, вру. Было, ещё как было... Нет, мы не спали. И даже не целовались. Было гораздо большее, чем секс. Понимаешь, папа, мы были вместе.
  - Понимаю, - отозвался отец со вздохом.
  Видимо, вспомнил, как в своё время хотел с Яшиной мамой тоже быть вместе. Жить в согласии, понимать друг друга, получать взаимное удовольствие просто держась за руки и глядя глаза в глаза. Радоваться встречам и скучать в разлуках. Быть едиными не только телами, но и душами. Только его второй половинке это оказалось совсем не нужно. Ей нужен был секс и бирюльки, бирюльки и секс. И больше ничего. Бедная, бедная мама!
  Яша вдруг поймал себя на том, что жалеет свою мать. Так жалеют безногих инвалидов, не знающих, что значит ходить, слепых, не знающих, что значит видеть, глухонемых, не знающих, что значит слышать и говорить. Но то, что случилось с Яшиной матерью, парню казалось гораздо страшнее и первого, и второго, и третьего. Не умевшая любить, она превратила свою жизнь в нечто скотское, непотребное, убила в себе всё лучшее, что в ней, может быть, когда-то теплилось. Обеднила, обокрала сама себя.
  "Что же это Вы над собой сделали?" - спрашивала Раскольникова Сонечка Мармеладова, узнав, что он убил старушку и душу свою вместе с ней.
  "Что же ты, мама, над собой сделала?" - мысленно вопрошал Яша ту, которую когда-то ненавидел.
  Никогда ей не понять, бедолажке, какое это счастье просто жить, просто гулять, просто любить. Пусть даже любовь безответна, недоступна, но просто знать, что она есть на свете - это много значит. Дай Бог Софьюшке счастья, доброго мужа, здоровых детей и всего-всего самого лучшего.
  - А заколку ты ей купил? - спросил отец.
  - Ей. Но тогда я ещё этого не понимал.
  "А ведь внутренне был готов именно к этому, - думал Яша, вспоминая, как подбирал вещь под светлые волосы. - Я уже тогда, видимо, шестым чувством понимал, что полюблю её".
  Тогда понимал. А в последний день не догадался отчего-то взять её с собой, чтобы вручить Соне. И главное, чего Яша никак не мог себе простить, он не сказал ей того, что мысленно повторял про себя. Не сказал ей того слова, что способно навек соединить два сердца. И пусть бы прозвучало ему в ответ убийственное "нет". По крайней мере, Соня бы знала, что есть на Земле человек, который любит её всей душой. И тогда, может, в горький час эта мысль придала бы ей сил и надежды. Она бы знала, что мысленно этот человек с ней рядом. Хотя бы душой, если по-другому невозможно.
  А в кухне, перемешиваясь со свистом закипевшего чайника, доносились звуки какой-то старой песни:
  "Представь себе, такое вдруг случается,
  Чему поверить можно лишь едва.
  Представь себе, снежинки превращаются
  В моей любви негромкие слова"
  Ах, если бы и впрямь снежинки могли передавать любовные признания!
  
  Метро "Курская", Земляной Вал. Ещё несколько метров - и вот узкая ступенчатая тропка ведёт вниз, мимо зелёных насаждений, мимо цветочной клумбы с фрагментом Берлинской стены, ведёт прямо к зданию с двумя колоннами и портретом Сахарова.
  "Ну, с днём рождения, Андрей Дмитриевич!" - мысленно проговорил Яша, махая рукой.
  Миновав здание выставки, парень оказался у другого, собственно, музея, с высоким крылечком, внутри которого не раз бывал - то на творческих вечерах опальных поэтов, то на презентациях новых книг, а то и на фотовыставках. Там же были выставлены и стенды с фотографиями Андрея Дмитриевича и краткими сведениями из его биографии. Но сейчас Яшу привлекала не сама выставка, а зелёный скверик недалеко от музея, где под сенью шелестящих сочной листвой деревьев стояли в ряд скамейки, а впереди, на почтительном расстоянии - трибуна. Праздник - "сахаровская маёвка" - обещал быть весёлым. Тем более, что июньское солнце щедро бросала на землю золото своих лучей, словно тоже поздравляло известного диссидента.
  Как хорошо, что сегодня воскресенье! Можно культурно посидеть, послушать концерт бардовской песни - Кима, Балтянской и многих других. Жаль только, отец не пошёл. "Иди сам, - говорит. - Не хочется мне никуда. Побуду лучше дома". Ну что ж, хозяин-барин, как говорится.
  Примостившись на краешке скамейки, парень с удовольствием смотрел на сцену, наслаждаясь звуками музыки и тёплым летним ветерком.
  Неожиданно девичий голос окликнул его по имени. Яша быстро обернулся в ту сторону. Ему вдруг показалось, что от солнца у него начались галлюцинации. Она стояла перед ним. Как чудесное сновидение, как сладкий морок - настолько её появление здесь было неожиданным и невероятным. Хотя, если вспомнить её увлечения, ничего удивительного, что она здесь.
  - Соня? Привет! Садись!
  Боясь, как бы девушка не пошла искать другое место, Яша немедленно подвинулся. Соня приняла приглашение не без удовольствия.
  - Ну, как твои дела? Как жизнь? Как тебе Псков, кстати? Понравился?
  - Да, город классный! А так-то у меня всё по-старому. Работа, дом. А у тебя как?
  - Да тоже вроде всё по-прежнему.
  Хотя одно невесёлое обстоятельство за это время всё же случилось. В марте умерла мать Яши. Замёрзла по пьяни чуть ли не в двух шагах от собственного дома. Видя её в гробу, Яша поражался, насколько она изменилась с тех пор, как он видел её в последний раз. Помятая, потасканная, пропитая, она ничуть не была похожа на ту эффектную блондинку, которая когда-то свела с ума его папу.
  Но об этом он расскажет Соне несколько позже. Пока же, сидя рядом с ней, парень с трудом верил в реальность происходящего. Он снова смотрит на неё, снова с ней говорит, и как будто не было разлуки, этой пропасти длиной в пять месяцев. Не об этом ли он втайне мечтал всё это время? Ждал и надеялся.
  Каждый раз, выходя из дома, он брал с собой заколку на случай, если где-то среди московских улиц с панельными громадинами домов столкнётся с той, которую так и не смог забыть. Но с каждый днём его надежда становилась всё слабее, и заколка, которую он так и не подарил Соне, превратилась скорее в счастливый талисман. Хотя в глубине души парень верил, что когда-нибудь встретит её. Тогда он её обнимет, как во сне, отдаст гостинчик и скажет то, что не было сказано в Новгороде.
  Почему же теперь, когда всё сбылось, им овладела какая-то непонятная робость? И испуг. А что если Соня уже другого любит? Или и вовсе замуж собирается? Пять месяцев всё-таки.
  - А как у тебя с личной жизнью? - спросил он девушку осторожно, словно боясь разбить, как хрустальную вазу, свои мечты.
  - Да всё так же. А у тебя-то как? Есть девушка?
  Внешне она выглядела спокойной и беспечной, но голос её слегка дрожал. По-видимому, она тщательно старалась скрыть волнение. Волнение... Значит, он ей небезразличен. Тогда можно и не пытаться скрыть своей радости, сказать ей это, здесь и сейчас.
  - Нет, Соня. Я ждал тебя.
  Удивление и радость отразились на прекрасном Сонином личике.
  - Ждал? - переспросила она. - Столько месяцев?
  Посему видно, не смела до конца поверить своему счастью.
  - А что? - ответил ей Яша. - Пенелопа Одиссея двадцать лет ждала.
  - Ну, так это ж...
  Яша понял, что она хочет сказать. Пенелопа женщина, жена, а он, Яша, мужчина, и поэтому...
  - Неужели ты думаешь, что только женщины способны ждать?
  - Не знаю, - засмущалась девушка и по тому, как залились краской её светлые щёки, Яша понял, что угадал.
  - Не веришь? Могу доказать.
  С этими словами он расстегнул сумку и молниеносным движением вытащил то, что хранил всё это время.
  - Смотри. Помнишь, я её там, в Витославцах купил? И знаешь, для кого? Для девушки, которую полюблю всей душой. (Про кузину я врал - нет её у меня.) С тех пор, как я приехал в Москву, всегда носил её с собой.
  Соня, поражённая до глубины души, на мгновение задумалась. А затем, глядя ему в глаза, произнесла:
  - А знаешь, Яша, я ведь тоже тебя ждала. Сколько корила себя, что телефон тогда не оставила! Потом не раз об этом пожалела. Сначала думала - забуду, а не смогла. Просто, понимаешь, я побоялась...
  - Чего побоялась? Меня?
  - Ну, не совсем. В школе, классе в десятом, я любила одного мальчика...
  Он красиво ухаживал, писал записки, дарил цветы. А когда Соня, поверившая в его любовь, отдалась ему, из шкафа выскочила хохочущая толпа его друзей. Оказалось, он поспорил с ними, что затащит в постель "неприступную Софию".
  Слушая эти речи, Яша думал, что задохнётся от ненависти. Какой-то грязный подонок посмел обидеть его Софьюшку! Убить его за это мало!
  - А его уже нет в живых, - ответила Соня, когда он сказал ей, что сделал бы с "этой мразью".
  Смерть настигла Сониного обидчика уже после окончания школы. С приятелями праздновал свой день рождения, выпили, пошли кататься на машине... Уцелели в той аварии только трое - два его приятеля и водитель грузовика. Самого же до больницы не довезли.
  - Да, грустная история! - отозвался Яша. - И себя раньше времени угробил, и других.
  Было бы неудивительно, что после такого подлого обмана девушка перестала бы доверять людям. Но спустя какое-то время (уже в институте) любовь снова пришла в её сердце. Он тоже красиво ухаживал, говорил о любви, и Соня ему поверила. Любовь его закончилась довольно быстро, когда Соня попала в больницу с воспалением лёгких. Две недели ожидания оказались ему в тягость, и когда девушку выписали, он уже вовсю любил другую.
  Так вот чего испугалась она, дважды преданная теми, кого любила! Разочарования, измены, нового позора, в конце концов... Что чувствует девушка, чью любовь и доверие выставляют на посмешище? Каково это - остаться один на один со своей бедой, когда человек, на чью помощь и поддержку ты надеялся, враз убирает своё плечо и соломку, без которой падать ещё больнее?
  Стало быть, не потому Соня отказалась дать Яше свой телефон, что нашла его недостойным, а потому, что до него таковых было много.
  "А я ещё думал: бабы-стервы! Непонятно ещё, кто кого переплюнет".
  А впрочем, какая разница? Пускай разного рода трусы и трусихи, развратники и развратницы, предатели и предательницы хоть до скончания веков между собой соревнуются, оставляя после себя грязь и слизь. Только изолировать бы их куда-нибудь, чтобы чистые души не трогали. Таких, как Соня, таких, как Яшин отец.
  Из задумчивости парня вывел голос любимой:
  - Яша, смотри!
  А он и не заметил, как Соня вытащила из дамской сумочки сложенный вчетверо поясок с кожаными вставками. Только вместо кисточек на нём была обычная современная застёжка.
  - Я сплела его для тебя. Потом всегда с собой носила, думала, что встретимся. И вот мы встретились.
  Улыбается. Как же она всё-таки очаровательна, когда улыбается! Московской солнце, устав бродить по небу, не спеша садилось за серые тучки, когда Яша, держа Соню за руку, провожал домой. Теперь он знал, что никогда больше не потеряет её.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"