Вербовая Ольга Леонидовна : другие произведения.

Ящерица

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Ящерица
  
  Тула. Сентябрь 2003 г.
  
  - Представляешь, наглость какая! - возмущалась Татьяна Владимировна. - Подходит к полке - берёт вещи, а номерок себе забирает. Я её за руку - а ну отдавай. А она мне по морде. Сопливая студентка!
  - Да, и вправду какая-то ненормальная, - согласилась Ярославна. - А что это за девушка?
  - Блондинка крашеная, - скривилась вахтёрша, у которой, кстати, у самой успели отрасти естественные тёмно-русые волосы, ещё не отравленные светлой химией. - Взяла и мне дала по морде. Наркоманка, наверное. С вашего факультета?
  - Нет, вряд ли, - ответила Ярославна. Конечно, крашеных блондинок на факультете экологии было достаточно, но почти все они были спокойными и улыбчивыми. Во всяком случае таких буйных точно не было. Разве только кому-то определённо сорвало крышу. - Наверное, кто-то с других.
  - Наверное. Но я этого так не оставлю. Я буду жаловаться.
  С этим Ярославна, пожалуй, была согласна на все сто. Должна же быть какая-то управа на обнаглевших студентов. Это уже не просто воровство - это грабёж среди белого дня. Да ещё и в таком престижном Институте Экологии, который, можно сказать, был лицом Тулы.
  Татьяна Владимировна работала в камере хранения ещё с прошлого года, когда Ярославна училась на первом курсе. Пенсионерка и студентка почти сразу подружились. Рассказывали друг другу о последних событиях в институте, о политике и даже о личной жизни. Им было что рассказать друг другу. Но в последнее время Татьяна Владимировна то и дело говорила об участившихся случаях воровства номерков. Зачем они так понадобились студентам, не понимала Ярославна. Ладно, были бы они сделаны из золота. Наверное, просто из вредности - позлить старушку.
  
  На часах было ровно четыре, а дверь камеры хранения была закрыта. Столпившиеся у двери студенты переминались с ноги на ногу, то и дело посматривая на мобильники. Что такое? Перерыв уже давно кончился, а вахтёрши всё нет. А ведь через минуту начинается пара. Правда, не у всех, у Ярославны, например, всё уже закончилось. Но домой-то хочется. Да ещё надо зайти к Егору, принести книги. Хотя вероятность, что он всё-таки напишет по ним реферат, была ничтожно мала. Ему сейчас явно не до этого...
  Неожиданно громкий ор огласил весь этаж. Это был голос Татьяны Владимировны. Интересно, на кого она? Может, студент силой отбирает у неё ключи или того хуже? Если уж дошло до того, что студентка подняла руку на пожилую вахтёршу...
  Наконец, показалась и она сама. И не одна - рядом с ней шла Аня - однокурсница Ярославны. Тихая, скромная и даже несколько стеснительная девочка. Кто-то, а уж она вряд ли осмелилась бы даже повысить голос. Впрочем, Аня и не осмеливалась.
  - Но уже четыре, - говорила она тихим голосом. - Сейчас пара начнётся.
  - Ну и что! - заорала вахтёрша. - Что мне уже в туалет сходить нельзя! Да мало ли какие у меня дела! Совсем охамели! Дебилы!
  При этом она метнула в собравшихся студентов такой ненавидящий взгляд, что Ярославна испугалась, что она сейчас ударит кого-то. К счастью, этого не произошло - она открыла дверь, взяла номерок и отдала Ане сумку, продолжая выкрикивать разные неприятные вещи в её адрес. Даже когда Аня, покраснев как рак, ушла, Татьяна Владимировна не остановилась - каждому студенту рассказала, какая Аня плохая.
  Ярославна подождала, пока все студенты заберут свои вещи, и вошла в камеру последней. Она сделала это намеренно, чтобы поговорить со старшей подругой без свидетелей.
  - Татьяна Владимировна, ну зачем Вы так на Аню? Да ещё и на людях?
  - А что? - закричала вахтёрша, махая руками, как мельница. - Подумаешь, недотрога! Уже и голос на неё не повысь!
  - Но Вы же сами ушли не вовремя, а она пришла за Вами... Зачем было так на неё орать?
  - Мне нет до неё дела! В конце концов, мне что: выйти нельзя?
  - Вот, видите, Вам нет до неё дела, а почему ей до Вас должно быть? Ей тоже нужно забрать вещи. А вообще она совсем неплохая. Я с ней учусь, знаю...
  - Ты, видимо, тоже такая, раз её защищаешь! Все вы одинаковые! - был ответ.
  Ярославна поняла, что разговора не получится. По крайней мере, сегодня. Может быть, в понедельник, когда Татьяна Владимировна успокоится, осознает, что была неправа. А сгоряча наговорить лишнего - это любой может. Сегодня вахтёрше, что называется, сорвало крышу. Завтра такое может произойти с Ярославной. Но это же не значит, что дружбе конец.
  Положив номерок и забрав сумку, девушка спустилась вниз в гардероб. Неожиданно там же показалась и Татьяна Владимировна. "Может, уже успокоилась", - подумала Ярославна. Но нет - судя по спешной походке и ненавидящему взгляду, настроена она была агрессивно.
  - Где номерок? - спросила она. - Я здорово ругаюсь! Я ой-ой-ой как ругаюсь! - произнесла она с некоторой гордостью за себя, так, словно умение ругаться было её главным достоинством.
  - Да у Вас же, - ответила Ярославна. - Мой был шестьдесят шесть.
  - Нет его там! Давай вытряхивай всё из сумки!
  Ярославна послушно вывалила из сумки всё содержимое. Номерка, как и следовало ожидать, там не было. Увидев это, Татьяна Владимировна ушла, повторяя, как заклинание, что здорово ругается, когда номерки пропадают.
  У Ярославны мелькнуло подозрение: а не объявила ли вахтёрша ей войну? Может, специально и обвинила её в воровстве, чтобы отомстить за Аню? Нет, ну почему сразу: война, месть? Может, номерок и вправду утащил кто-то другой, а Татьяна Владимировна, помня, куда положила его Ярославна, и подумала на неё. Всякое бывает.
  
  Суббота. Как хорошо, что сегодня не надо в институт! Но очень плохо, что нельзя погулять с Егором. Вчера, когда она пришла, едва волоча пакет с книгами, он даже не открыл. И даже наверняка не подошёл к двери. В том, что он дома, Ярославна была уверена - мать Егора сказала, что он уже две недели никуда не выходит. Даже в институт. И если бы не она, Ярославна никогда не узнала бы, что с Егором и жив ли он.
  Это началось с конца августа. Егор уже много дней не звонил и не приходил к ней. Тогда Ярославна решила позвонить ему сама. Трубку никто не взял. Пробовала прийти к нему - никто не открыл. На следующий день, когда она снова позвонила ему, трубку взяла мать. Егор так и не подошёл, несмотря на то, что мать кричала в соседнюю комнату: "Егор, подойди! Это твоя Славка!". Она слышала, как Егор что-то отнекивался. Значит он, по крайней мере, живой. А на следующий день мать сама позвонила ей и сказала, что Егор в депрессии. И всё из-за того, что родители разводятся. Теперь он не хочет никого видеть, целыми днями сидит дома и вздыхает. Чем больше Ярославна её слушала, тем меньше понимала Егора. Ладно бы, его родители жили нормально, но нет - что ни день, то у них ссора. И, занятые семейными разборками, они порой забывали уделить ему хотя бы минуту внимания. Будь такое в семье Ярославны, она бы, напротив, радовалась, что наконец-то мама и папа прекратят ругаться и заметят собственного ребёнка. "Может, мне стоит вернуться к Павлу, унизиться перед ним? - спрашивала Лидия Николаевна. - Не могу смотреть, как Егор страдает". "Нет, даже не думайте! - возразила Ярославна. - Это будут опять ссоры, и Егору опять будет плохо". И тогда после разговора она впервые в жизни рассердилась на Егора. "Да что же он не понимает, что своим нытьём жизнь матери портит!"
  Вот и теперь она звонила Егору, чтобы сказать о книгах, но никто не брал трубку. Как-никак, у парня семейные проблемы - надо ему помочь, надо выводить из депрессии. Сейчас ему так нужна доброта и тепло.
  - Ах, так, не берёшь! - Ярославна с силой швырнула трубку. - Ну и пошёл ты! Без тебя проживу!
  - И правильно! - поддержала её мама. Она готовила обед, и из кухни всё слышала. - Он что, думает, что ты игрушка? Хочет - играет, хочет - забрасывает! Недостоин он тебя!
  - Ну что ты говоришь, мама? Просто Егор очень страдает. Погоди - пройдёт время, всё будет как раньше.
  Мать с сомнением покачала головой. Отец из соседней комнаты ничего не сказал - только цокнул языком. Ярославна уже знала, что это означает: "Пропадёшь ты с ним, Славка. Тоже мне мужик - сопли размазывает".
  Но у Ярославны уже всю злость на Егора как рукой сняло. Она уже жалела о том, что только что сказала сгоряча, и теперь защищала жениха. Нет, не слюнтяй он, не трус. Просто у него сейчас в жизни трудный период - с кем не бывает.
  Родители чуть поспорили и успокоились. Должна же, в конце концов, у дочери быть голова на плечах. Сама видит, с кем встречается. Поэтому во время обеда никто не сказал ни слова о Егоре. Отец рассказывал весёлую историю о том, как его сослуживца вчера залил верхний сосед. Но он спросонья (и спьяну) не совсем понял и побежал жаловаться... к нижним соседям.
  После обеда Ярославна с матерью вымыли посуду и пошли в зал. Отец увлечённо рассматривал программу.
  - Сейчас будет документальный фильм, - сообщил он женщинам. - По первому.
  Ярославна вздохнула. Видимо, не светит ей сегодня посмотреть какой-нибудь сериальчик. Жаль! Вот так всегда: что папа захочет, то и смотрим.
  Фильм оказался про военный переворот в Чили, в 1973 году. Как же ненавидела Ярославна эти документальные фильмы! Не то что художественные: показывают кадры, и есть ощущение, будто всё это происходит в реальности. А в документальных - одна говорильня.
  От скуки девушку спасла Юлька, запрыгнувшая к ней на колени. Она подмигнула хозяйке зелёными глазищами и вытянула рыжие, с белыми гольфиками, лапки. Это означало: "Чеши меня", чему Ярославна с радостью подчинилась. Юлька одобряюще замурлыкала.
  А уж родителям и подавно скучать не пришлось. Отец слушал речи Корвалана, словно лекции по любимому предмету. Что-то, а от документальных фильмов его и за уши не оттащишь. Мать сидела в уголочке и вязала скатерть. А когда она вяжет, ей всё равно, что смотреть: хоть Фреди Крюгера.
  Когда фильм закончился, мать оторвалась от работы и пошла на кухню - выключить чайник. Через минуту она позвала остальных:
  - Идёмте пить чай.
  
  
  Чили. Сантьяго. 1970 г.
  
  - Идём пить чай, - позвала Гваделупе.
  - Сейчас, мама, - ответил Родриго, не отрываясь от бумаг.
  Он как раз дописывал доказательство теоремы, и очень боялся отвлечься. Если ошибиться, придётся начинать всё сначала. Де, нелёгкая дело - физика! Но зато какое интересное! Недаром её прозвали "царицей наук".
  Закончив писать, Родриго аккуратно разложил страницы будущей диссертации и посмотрел на портрет Ньютона. Ему показалось, что сэр Исаак одобрительно улыбается. Повернувшись к Эйнштейну, Родриго увидел усмешку: ну давай, старайся, всё равно со мной не сравняешься. Естественно, Альберт, кто ж с этим спорит! Хоть он, Родриго, и недолюбливал Эйнштейна за то, что бросил родную дочь, но гениальности у него не отнимешь. Как, впрочем, и у Ньютона, который со школьной скамьи был предметом его восхищения.
  Мать уже налила чай и себе, и сыну. Родриго сел напротив матери и молча пригубил чай. Гваделупе тоже не говорила ни слова. Ей казалось, что с ним вообще не о чем говорить. То ли дело, когда он был маленьким. Тогда он не замолкал ни на минуту, пока не расскажет, как прошёл день в школе, как дела у друзей. Особенно весело было, когда друзья приходили к нему. Тогда тишине не было места в доме, и не было место тоске, поселившейся в сердце Гваделупе после гибели Фернандо. Если бы он сейчас был жив, как бы он гордился успехами сына! Шутка ли: собирается защищать диссертацию по физике! Может, станет кандидатом наук.
  И всё же Гваделупе ревновала. С каждым днём сын всё больше отдалялся от неё. Казалось, Ньютон стал ему ближе родной матери, а физика - воздухом, которым он дышит.
  Но больше всего мать беспокоило другое: почти все его друзья были женаты, а сын девушками вообще не интересовался. Похоже, физика была единственной его возлюбленной. "Так и умрёт холостяком, - с тревогой думала Гваделупе. - Не оставив мне внуков".
  - Жениться тебе надо, Родриго, - в этот раз Гваделупе снова не удержалась.
  - Успею, мама, - махнул рукой тот. - Зачем спешить? Я ещё молодой - всё впереди.
  Это он говорил, наверное, раз сто.
  - Но, Родриго, сынок! Все твои друзья уже с детьми. Ты же у меня мальчик красивый, умный. Посмотрел бы вокруг, познакомился бы с девушкой. Да что знакомиться - взять хотя бы Эмилию. Неужели она тебя не достойна?
  - Мама, Эмилия достойна самого лучшего. Но я её не люблю. Так что пусть её осчастливит кто-то другой.
  - А кто же тебя осчастливит?
  - Подожди, мама, не торопись. Ещё всё впереди...
  Он не договорил. Внезапно со двора послышался истошный крик: "Помогите!".
  Родриго быстро встал из-за стола и подошёл к окну - посмотреть, что случилось. "Она меня съест!" - снова закричали, и, наконец, показался силуэт доньи Фелисы. Соседка! Беременная!
  Он хотел было выбежать во двор и вызвать врача. Но вдруг... из-за угла показалась огромная ящерица. Издали она напоминала большую змею: с покрытой зелёной чешуёй телом, злыми красными глазами. Её широкая пасть была раскрыта настежь, как дверь на тот свет. Два ряда кривых белых зубов торчало оттуда. А красный раздвоенный язык игриво метался между ними, готовый не то схватить, не то ужалить. Но самыми ужасающими были лапы. Шесть больших, когтистых лап, на которых кое-как удерживалось тело с широкими крыльями.
  Родриго видел, как муж доньи Фелисы - дон Педро - бросился ей наперерез. Абсолютно безоружный. Сейчас она его в два счёта... Нет, нельзя этого допустить.
  Гваделупе тоже подошла к окну, но сын загородил ей дорогу:
  - Не надо. Я сейчас...
  Не успела она и глазом моргнуть, как Родриго побежал в кладовку и взял оттуда молот, которым покойный отец зарабатывал на хлеб. У двери его остановила мать:
  - Родриго, не надо! Она страшная!
  - Я знаю, - коротко бросил Родриго. - Пусти, я должен спасти донью Фелису.
  Он прошёл мимо неё, и сбегая во двор, уже не слышал слов матери:
  - Вернись, сынок! Прошу тебя!
  Во дворе собралась кучка соседей. Женщины визжала, мужчины либо сторонились, либо старались прикрыть своими телами жён и детей. А у стеночки, прижавшись и дрожа всем телом, стояла донья Фелиса. Защитить её теперь было некому: скелет несчастного Педро лежал у садовой скамейки. Родриго вытянул руку с молотом и бросился вперёд.
  Враг, показалось, отвратительно ухмыльнулся уголками пасти, и двинулся к смельчаку.
  Что было дальше, Родриго почти не осознавал. Слово в беспамятстве, он наносил удары молотом, почти не чувствуя боли, когда острые, как бритва, когти, царапали его руки, ноги, шею. Не видел крови, окрасившей всю его рубашку. Пару раз ящерица норовила сжать страшные зубы на его шее. И если бы Родриго вовремя не опустил молот на её голову, ему пришлось бы распрощаться со своей. Наконец, враг стал слабеть. Когти всё реже стали касаться тела Родриго...
  Неожиданно ящерица завыла и, метнув на юношу полный ненависти взгляд, расправила крылья и поднялась в воздух. Она ещё вернётся, чтобы убивать.
  Гваделупе бросилась к сыну:
  - Как ты, Родриго, сынок? Она тебя поцарапала!
  - Есть немного, - ответил тот.
  Он дышал прерывисто, с трудом, но старался, чтобы его голос звучал бодро. Всё нормально, мама, не волнуйся! Да, поцарапала, но это не смертельно. К свадьбе заживёт. Только шрамы, конечно, останутся.
  - Всё нормально! Победа на нашей стороне! - ответил Родриго с торжествующей улыбкой.
  Вдруг он зашатался. Земля стала медленно уходить из-под ног. Сознание покидало его...
  Стоявшие в оцепенении соседи, наконец, осознав, что произошло, сначала бурно выражали радость. Но когда Родриго, выронив молот, внезапно упал на руки Гваделупе, их радость сменилась тревогой. Они бегом бросились к нему.
  - Он ранен! Зовите доктора! - послышалось в толпе.
  Кто-то спешно побежал за доктором, кто-то остался около него и его матери.
  - Когти! - вдруг воскликнул Родриго. - Они ядовитые!
  - Ну что копаетесь! - стали кричать в толпе. - Доктора скорее!
  Но было слишком поздно...
  
  
  Тула. Сентябрь 2003 г.
  
  "Фу ты! Пригрезится ж такое!" - Ярославна помотала головой, словно старалась отогнать этот морок.
  Это было в высшей степени странно. Никогда прежде Ярославне не приходилось видеть сны наяву. Какие-то Чили, какой-то Родриго с Гваделупе, какая-то жуткая ящерица. С чего вдруг? Ужастиков девушка не смотрит, сериалы предпочитает наши, российские. Смотрела, правда, в детстве несколько латиноамериканских, но там действия происходили, как правило, в Мексике или в Аргентине. Чилийцы, похоже, не очень-то преуспели в кино. Да и вообще, об этой длинной гористой стране Ярославна знала немного - чуть-чуть истории и географии. Видела на карте, слышала о военном перевороте, на который в её видении и намёка не было. Тогда почему ей всё показалось таким знакомым, словно она сама там была?
  И откуда эти мать и сын? Ну да, были в сериалах и Родриго, и Гваделупе, но если бы тот юноша и его мать были хоть немного похожи на тех героев! Но он не были ничьими копиями. Ярославна готова была чем угодно поклясться, что видит их впервые в жизни. Тогда почему так ясно представляет себе их жизнь? Нет, мало сказать - представляла. Она сама чувствовала, чувствовала и тревогу Гваделупе за сына, и то негодование, что толкнуло Родриго на борьбу с ящерицей, и скорбь матери, потерявшей ребёнка. И более того, она вдруг поняла, что Гваделупе не сможет жить с этой болью. Она или умрёт, или сойдёт с ума, или что-нибудь над собой сделает. Скорее, третье.
  - Слава, почему чай не пьёшь? - услышала она мамин голос. - Остынет ведь.
  - Да, сейчас, - рассеянно ответила Ярославна.
  - Ты всё из-за этого Егора? - спросил отец. - Нашла тоже из-за чего переживать!
  Егор! Ах да, совсем про него Ярославна забыла!.. Интересно, а что бы сделал Егор, окажись он на месте Родриго? Стал бы он, рискуя жизнью, рваться в бой с ящерицей? Или трусливо спрятался бы за стенами дома?
  "Ну, конечно, стал бы спасать беременную женщину", - подумала Ярославна и... сама себе не поверила.
  
  Ярославна с трудом дотащила тяжёлый пакет до камеры хранения и, сгибаясь под тяжестью книг, поставила его на столик. И зачем я их брала, злилась на себя девушка. Егор к ним не только не притронулся, даже в глаза не увидел. Каждый день она приходила к нему с парой-тройкой книг в надежде, что он одумается, впустит её и начнёт, наконец, писать этот злосчастный реферат. Но каждый раз одно и то же: звонок, разрывающий мёртвую тишину, ни звука из квартиры, томительное ожидание, и, наконец, уход с разочарованием под сердцем. Деревянная дверь, которая раньше готова была распахнуться настежь при появлении Ярославны, теперь стояла мёртвой стеной, навеки разлучающей её с Егором.
  Но ведь не сама дверь - это Егор сделал её разлучницей. Иногда из-за неё слышались тяжёлые шаги. Их звук то приближался, то удалялся. Но ни разу не глянул в дверной глазок несравненный глаз любимого, ни разу его шаги не подошли к двери вплотную. Он просто проходил мимо....
  Наконец, из камеры хранения один за другим стал выходить студенты. Подошла очередь Ярославны. Оставив кипу книг на столике, девушка вошла, чтобы отдать сумку. Но Татьяна Владимировна, не обращая на неё внимания, занялась каким-то парнем с другого факультета, затем - другим. Ярославна хотела было привлечь её внимание, но передумала - ещё крик поднимет, мол, ты тут не одна. В конце концов, она никуда не спешит - ничего страшного, если подождёт минутку.
  Но Татьяна Владимировна, видя, что Ярославна не обижена таким игнорированием, сама взяла у неё сумку, бросив при этом:
  - Чего ждёшь? Характер она показывает! Никому он не нужен - твой характер!
  - У Вас учусь, - скромно ответила Ярославна.
  - Замолчи! - почти заорала вахтёрша. - Молода ещё - так со мной разговаривать!
  - А Вы думаете, если Вы старшая, то Вам всё можно?
  - Смотри-ка ты - обиделась! Неженка! - начала было Татьяна Владимировна.
  Ярославна не ошиблась - видимо, вахтёрша и вправду объявила ей войну. Когда в понедельник она пришла в камеру хранения, Татьяна Владимировна начала с того, что сказала Ярославне, что у неё опять украли номерок, и что все студенты - ворьё. "Ну не все, - возразила Ярославна. - Я, допустим, не воровка". "А чем ты лучше других? - бросила вахтёрша. - Все вы одинаковые". Дальше - хуже. Во вторник опять пришла не в настроении и обозвала столпившихся у камеры студентов дебилами. При этом с нескрываемой ненавистью глядела на Ярославну.
  "Это она специально, чтобы забрать у тебя энергию, - объяснила ей тётя Соня, которой девушка рассказала о ссоре с гардеробщицей. - Хочет забрать её, а всё плохое оставить тебе. Ты возьми зеркало и, когда она опять начнёт, направь на неё. Тогда всё злое к ней же и вернётся".
  Сначала Ярославна отмахивалась, мол, глупости всё это. Но после того, как в среду Татьяна Владимировна пожелала ей и всем её однокурсникам, чтобы у них руки отсохли, решила попробовать. Специально для этого она сегодня и принесла зеркальце в институт.
  Вахтёрша хотела было сказать ещё что-то колкое в адрес Ярославны, но та вдруг достала зеркальце и, прежде чем она успела закрыть лицо, направила прямиком на эти полные ненависти глаза. Однако через минуту с криком: "Мама!" выронила зеркальце и, забыв о сумке, сбивая с ног столпившихся студентов, бросилась наутёк. В круглой рамочке отразилась морда чилийской ящерицы.
  
  "Егор, ответь! Пожалуйста, возьми трубку! - мысленно умоляла Ярославна, сотый раз набирая знакомый номер. - Егор, мне страшно одной!"
  И снова вместо ответа - длинные гудки. Если бы хотя бы его родители были дома. Но они уехали на дачу, так же как родителя Ярославны. Она, пожалуй, отдала бы всё, лишь бы поехать с ними. Но нельзя - у неё ещё не готов реферат. И всё из-за Егора. Вернее, из-за его депрессии. Сколько же она, окаянная, будет длиться? Давно бы пора прекратить жевать сопли! Нет, всё-таки бездушие это - упрекать его. Тем более, когда сама ничего не понимаешь. Да и где ей, Ярославне, понимать, когда она, дитя счастливой семьи, знает о крупных скандалах только понаслышке. А уж развод и вовсе что-то далёкое, словно из другой галактики.
  Так и не дозвонившись, девушка заперла дверь на все замки и, несмотря на изнуряющую духоту, плотно закрыла окна. Только потом, помывшись, легла спать. Чего теперь ожидать от Татьяны Владимировны, она толком не знала. Но почему-то ей казалось, что залететь в открытое окно и вспороть горло сонной жертве для неё пара пустяков.
  Разбудило девушку истошное мяуканье. Сонно продрав глаза, Ярославна увидела несущуюся, как угорелую, Юльку. Янтарно-жёлтые глаза, круглые, как плошки, со страхом смотрели в сторону окна. Это она!
  Не помня себя от ужаса, Ярославна стремглав подбежала к Юльке, схватила её в охапку... Чудовище тем временем чуть отлетело назад... Отсрочка! Только бы успеть до ванной!...
  Как только она задвинула щеколду, из комнаты раздался звон бьющегося стекла.
  "Надо было свет что ли включить", - подумала было Ярославна, прижимая к груди насмерть перепуганную Юльку.
  А впрочем, может, оно и к лучшему, что не успела... Шут с ним!
  За дверью вдруг послышался шелест крыльев. Видимо, ящерица отлетала, чтобы так же со всей силы налететь на дверь и разнести в прах старую деревяшку.
  Дверь дрогнула, но не поддалась. Тогда ящерица снова отлетела, на этот раз, видимо, дальше прежнего. Снова бросок огромной туши, треск дерева, шум осыпающейся штукатурки. И этот жуткий, леденящий душу вой. Господи! Хоть бы до утра дожить!
  
  
  Чили. Сантьяго. Сентябрь 1973 год.
  
  - Дорогой, это ты? - послышалось из-за двери.
  Значит, Кармен одна. Этот придурок Луис, видимо, пошёл на работу. Патриот недоделанный! Это, безусловно, обрадовало Энрико.
  - Я, пташечка!
  Щёлкнул ключ в замке, дверь со скрипом открылась - и вот перед ним полуобнажённая Кармен. Как же она была восхитительна в этом коротком халатике! А эти сверкающие чёрные глаза, а эти волосы, ниспадающие на плечи крупными локонами, эта стройная фигурка из одних изгибов!
  При виде неё у Энрико закипала вся кровь. Всё в облике Кармен возбуждало нестерпимое желание.
  Впрочем, сдерживаться было ни к чему. Женщина с радостным визгом бросилась ему на шею и тут же стала покрывать её поцелуями. Энрико подхватил её и, страстно впившись губами в это идеальное тело, закружил её по всей прихожей.
  - Ты пришёл, Энрико? - страстно шептала Кармен. - Я думала, ты на работе?
  - Я что, ненормальный что ли? В такой день! Это у Луиса мозги набекрень. Как, впрочем, у всех коммунистов.
  Действительно, чтобы пойти на работу сегодня, в такой неспокойный день, когда решается судьба целой страны, нужно быть сумасшедшим. По радио поступали самые противоречивые советы. "Жители Сантьяго должны оставаться дома", - гласили радиостанции, захваченные военной хунтой. А законный президент Чили, главный сумасшедший, говорил: занимайте рабочие места, мы победим. Весьма опрометчиво так думать, когда танки уже подошли к Ла Монеде!
  Но жене Энрико, разумеется, не сказал этого. Напротив, изобразил искреннее возмущение происходящим и якобы в приступе патриотизма отправился на фабрику "выполнять свой долг". Марианна сразу поверила. Что с неё возьмёшь - дура она и есть дура! В молодости хоть красивой была. Сейчас же, лет в сорок, подурнела, потолстела. И вид как у загнанной лошади. Что и говорить - не первой свежести. Кармен - совсем другое дело. Молоденькая пташечка, только что вылетевшая из гнезда. Ей ещё и двадцати пяти нет. Марианна в сравнении с ней жаба вылитая.
  Он вдруг вспомнил взгляд супруги, полный беспокойства, который она подарила ему на прощание. И эти слова: "Будь осторожен, Энрико. Я боюсь за тебя!"
  "Бойся, бойся", - думал он, лаская нежное тело любовницы и едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
  Наконец, утомлённые страстными ласками, оба откинулись на подушки, тяжело дыша.
  Чуть погодя Кармен предложила:
  - Давай выпьем винца.
  Энрико с удовольствием согласился.
  Мелькая совершенным телом, "пташечка" встала с кровати и пошла на кухню. Энрико провожал взглядом её танцующие бёдра до тех пор, пока она не скрылась из виду.
  "Я женюсь на ней, - думал он, блаженно потягиваясь. - Обязательно женюсь. Если только она бросит Луиса. А может, и бросать не понадобится - на работе пристрелят... Правда, дуру мою жалко - она ж больше замуж не выйдет. Ну ничего - так ей..."
  Он не закончил мысль. У открытого окна послышалось странное шуршание. Словно кто-то махал крыльями. Нет, не птичка - слишком уж мощным был взмах. Конечно, это Кармен - кто ж ещё! Незаметно подкралась и теперь хочет его напугать.
  - Пташечка моя! - потянул Энрико, оборачиваясь. - Иди ко мне, пта...
  Тут он, наконец, увидел, кого только что так ласково окрестил... Раньше Энрико никогда не думал, что может так визжать. Громко, истошно, совсем как женщина. Перед ним была та, которая три года назад съела четверых. Потом после боя с одним безумцем исчезла. Думали, навсегда. И вот она вернулась, воспользовавшись суматохой. И стоит перед ним лицом к лицу, жаждет новых жертв.
  Раздумывать было некогда. Как ошпаренный, Энрико спрыгнул с кровати и с криком: "Мама! Не хочу умирать!" - кинулся в ванную. Было слышно, как ящерица, махая крыльями, летит за ним и стучится когтями в запертую дверь.
  - Энрико, что...? - обеспокоенный голос Кармен внезапно прервался истошным визгом.
  Энрико, прижавшись к стенке, дрожал всем телом. Ему уже не было дело ни до любовницы, судя по звуку, упавшей в обморок, ни до плотских утех. В голова как на дрожжах распухала одна-единственная мысль: жить! только бы жить!
  Удар, ещё удар - и дверца слетела с петель. Последнее, что Энрико видел, была оскалившаяся морда ящерицы. И мысль, яркая мысль озарила его мозг: "Глупец! Она не тебя хотела!"
  Впрочем, мысль была не его, а некой Гваделупе, отравившейся крысиным ядом после смерти сына.
  
  
  Тула. Сентябрь 2003 год
  
  Ярославна открыла глаза. Что это было? Страшный сон? Тогда почему она сидит на коврике возле стиральной машинки, в тёмной ванной?
  Юлька лежала на коленях, прижавшись к хозяйке всем телом и, обхватив её лапками, таращила испуганные глаза. Но ничего, что могло бы её напугать, рядом не было, а снаружи - ни звука.
  "Так было это или не было?"
  Девушка аккуратно поднялась, перекладывая Юльку на плечо и, нащупав дверь, открыла задвижку.
  В прихожей было тихо. Только полка для обуви была опрокинута, а большое зеркало, висевшее над комодом, разбито вдребезги.
  Ярославна побежала в спальню. Казалось, там прогулялся ураган. На полу вперемежку с разбитым оконным стеклом валялись черепки цветочных горшков с рассыпавшееся землёй и тем, что ещё вчера было цветами.
  Значит, правда. Ящерица пришла, чтобы убить её. И непременно убила бы, окажись дверь не такой крепкой. Именно благодаря этому она, Ярославна, сейчас живая. Ящерица об этом наверняка знает. А значит, она опять прилетит.
  - Что же делать, Юлечка? - впервые за всю ночь Ярославна позволила себе разрыдаться. - Съедят твою хозяйку!
  Кошка по-прежнему смотрела на неё круглыми глазами. А за окном по нежно-розовым облакам поднималось к небу неяркое утреннее солнце.
  
  Ну и начинается денёк! Просто ужасно! Ну почему именно сейчас маме вдруг понадобились новые сапоги? Неужели нельзя пойти за ними завтра? И это было бы ещё ничего - можно позвонить Петру Ивановичу и сообщить, что план под названием "Автобус" терпит фиаско. И тут же утешить огорчённого другим, наспех придуманным, которому Антон уже дал название "Покупка обуви". Но беда была в том, что на сотовом не было ни копейки. А домашний Петра Ивановича наотрез отказывался отвечать.
  - Антош, ты скоро? - позвала из прихожей мать. Она уже оделась и ждала, когда сын последует её примеру.
  - Иду, мам, - отозвался Антон.
  "Ну что же это на невезуха! - с досады он бросил мобильник на диван. - Познакомить мать с нормальным мужиком - и то не получается!"
  Однако оказавшись на улице рядом с матерью, Антон малость приободрился. Ничего - ещё посмотрим, кто кого! Антон Никольский не спасует перед неприятностями. Не сегодня - завтра, но он добьётся своего! А после займётся своей личной жизнью. После - сейчас он чувствовал, что не имеет права быть счастливым. Да и возможно ли счастье на чужих слезах? Даже не на чужих - на слезах собственной матери.
  Умом-то парень понимал, что ни в чём не виноват. Не его вина, что отец не любил мать, обижал её и гулял на сторону. Не его вина, что мать всё это терпела. И уж тем более нет его вины в том, что четыре года назад отец ушёл к другой, моложе него лет на двадцать.
  Но сердце понимать отказывалось. Оно знало, что мать терпела весь супружеский ад не от большой любви - она не хотела, чтобы Антоша рос без отца. Ведь развод родителей для ребёнка - страшная травма. Напрасно Антон говорил матери: "Если вы разведётесь, я всё пойму", напрасно уговаривал отца не обижать маму. Кто ж будет слушать ребёнка?
  Отец ушёл некрасиво. Всю свою ненависть, что питал к жене долгие годы, он выплеснул наружу, сказав, что она старая кляча и толстая корова, и в качестве компенсации за "моральный ущерб" забрал всё совместно нажитое. О сыне он напрочь забыл.
  Для Антона, как и для матери, отец умер. Осталась только боль, которую он так долго причинял, отнимая веру в жизнь. Последнее как раз и было самым страшным. Пережив предательство, мать ничего не хотела слышать о повторном браке. А для Антона это было не просто мечтой - навязчивой идеей. Он должен сделать её счастливой. Только так он может искупить свою вину за то, что невольно сделал её несчастной. То, что мать его ни в чём не упрекала, делало это стремление просто неодолимым.
  И вот, наконец, нашёлся достойный кандидат. С ним Антон познакомился на работе. Давно разведён: жена предпочла ему дипломата и уехала с ним в Америку. Детей не нажили. По возрасту на пять лет старше матери. Но главное, Пётр Иванович - порядочный человек. И хочет покончить с холостяцкой жизнью.
  Неоднократно пытался Антон намекнуть матери о знакомстве, но каждый раз она отвечала, что никаких мужчин, кроме Антона, ей не нужно.
  "Тогда так, - предлагал он сотруднику. - Мы с мамой завтра едем на рынок. Вы едете в том же автобусе, мы как будто случайно встречаемся, вы знакомитесь. Дальше... Впрочем, дальше я скромно отхожу в сторонку".
  Увы, придумать, как лучше всего познакомиться, Антоновой фантазии не хватило. Не умел он знакомиться с девушками - хоть убейся. У Петра Ивановича какой-никакой опыт есть. Кто знает, может, он понравится матери. По крайней мере, Антону хотелось на это надеяться.
  - Как тебе сапоги, Антон?
  - Нормально, - машинально ответил парень, не особо разглядывая, что у матери на ногах.
  Надо зайти в "Евросеть", положить деньги на телефон и отправить СМСку Петру Ивановичу...
  От дальнейших мыслей его отвлекла песенка, заигравшая по магазинному радио. Антон так и не понял, чем она его так привлекла. Обычная старая песенка про любовь. Но было в ней что-то судобоносное. Как будто бы сегодня должно произойти что-то важное, что перевернёт его жизнь на сто восемьдесят градусов.
  "Ты проходишь походкой плавной,
  Манишь встречного красотой.
  Как зовут тебя? Ярославна.
  Ярославна моя, постой!
  Разве сердце отдать не вправе я
  Той, что с солнцем обручена?..."
  
  Что ж это такое? Почему не открывают? Антон ещё раз нажал на кнопку. Снова раздался протяжный звонок, но к двери опять никто не подошёл. Похоже, Петра Ивановича в самом деле нет дома. СМСка и звонок по сотовому остались без ответа. Крепко, видать, обиделся Пётр Иванович - не стал даже брать трубку. Потому Антон и пришёл к нему - мириться.
  Чтобы обиженный хотя бы не передумал открывать, он закрыл глазок ладонью. Но это, посему видать, было напрасно.
  - Вы к Петру Ивановичу? - спросила поднимавшаяся по лестнице женщина. - Его нет, он в больнице.
  - Как в больнице? - удивился Антон.
  - Вчера поскользнулся - упал с лестницы. Сейчас в реанимации с травмой черепа...
  - В какой он больнице? Что говорят врачи? - засыпал он вопросами соседку.
  "Шестьдесят на сорок, что выживет", - вспоминал он, уже выходя из подъезда, единственное утешительное, что услышал за этот день.
  И тут же получил удар дверью в лоб.
  - Извините ради Бога! - услышал он нежный девичий голосок. - Я не хотела.
  - Ничего страшного.
  Потирая ушибленное место, Антон улыбнулся, чтобы хоть как-то ободрить невольную обидчицу. Ведь девушка была крайне смущена.
  Впрочем, долго разглядывать её Антон не собирался. Не было в её внешности ничего необычного. Заурядная девушка, в Туле таких миллионы. Но что-то не давало парню уйти просто так. Неведомая сила держала его на месте, не позволяя сдвинуться хотя бы на миллиметр. Не отпустила она его и тогда, когда незнакомка, поднявшись на третий этаж, позвонила к соседям Петра Ивановича.
  Дверь, по-видимому, открыла та же соседка, с которой Антон только что разговаривал.
  - Здрасте, Лидия Николаевна, а Егор дома? - услышал он.
  Слышал он и то, как хозяйка квартиры измученно ответила:
  - Ой, Слав, как обычно, в депрессии. Заперся у себя, ни с кем не разговаривает. А ты-то как, Слава?
  - Да так себе, - был ответ.
  И это "так себе" прозвучало настолько безрадостно, что Антон тут же перевёл "хоть в петлю лезь".
  "Слабый мужчина, - подумал он с огорчением. - Как, должно быть, трудно девушке любить такого!"
  Ему вдруг пришло в голову, что его отец, по-видимому, тоже слабый мужчина. Слабый и трусливый. Не такие ли в конце концов становятся жестокими деспотами? Не имея мужества, они пытаются заменить его грубой силой, не обладая волей, они, вместо того, чтобы бороться с жизненными трудностями, предпочитают одерживать победу над теми, кто слабее. Ведь это так легко - самоутверждаться, обижая слабую женщину...
  Антон содрогнулся при мысли о том, что эту девушку, может, ожидает судьба его матери. Ему вдруг страстно захотелось уберечь, защитить её, но как? Она любит того Егора. А его, Антона, по-видимому, и знать не хочет. Станет ли она его слушать?
  Сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев, парень вышел из подъезда.
  
  - Ты думаешь, я совсем того? - взгляд Петра Ивановича был таким испытующим, что Антону показалось, будто глаза сотрудника превратились в рентген и теперь ни мигая смотрят прямо ему в душу, готовые уловить каждую мысль, каждую едва зародившуюся эмоцию. Но вряд ли даже самый сильный рентген мог уловить что-либо кроме полной растерянности. Антон определённо не знал, что думать.
  - Так Вы говорите, летала? - спросил он, чтобы хоть что-то сказать, не молчать, как рыба.
  - Летала, ей Богу, летала! Я ж говорю - она на меня как налетит, так и с лестницы сбросила.
  Пётр Иванович говорил так взволнованно, так усиленно жестикулировал, что Антон стал всерьёз беспокоиться, как бы больной не потерял сознание прямо на койке. Травма головы - это всё ж не шутка. Не шутка...
  - Ты это, - заговорил Пётр Иванович уже спокойнее, - извини, что вот так подвёл вас с мамой. Я, правда, не хотел.
  - Подвели?! - удивлённо воскликнул Антон. - Так говорят, когда перепутали время и место, в конце концов, забыли. Но когда попадают в реанимацию...
  - Постараюсь как можно скорее выбраться, - улыбнулся больной, подняв руку, чтобы дружески похлопать молодого коллегу по плечу. - Потерпи, Антошка, вот выпишусь, обязательно познакомлюсь с твоей мамой... Ну ладно, ты беги, а то на работу опоздаешь. А дел сейчас много. Привет передавай своим.
  - Обязательно передам. Ну, до завтра, Иваныч. Отдыхайте и, главное, ни о чём не волнуйтесь.
  Покидал палату Антон в полном недоумении. То, что рассказал ему Пётр Иванович, не поддавалось никакому логическому объяснению. В собственном подъезде его сталкивает с лестницы гигантская ящерица, похожая на динозавра. Да ещё с невероятно злыми глазами. "Они прямо-таки светятся в темноте, - клялся Иваныч, - красные-красные". Она налетела на него, когда он только успел закрыть дверь своей квартиры. Чего она хотела? А Бог её знает.
  Это можно было бы счесть плодом бурной фантазии, но Антон хорошо знал своего сотрудника. Ну, не будет Пётр Иванович рассказывать такие байки ради красного словца. Он лучше скажет некрасивую правду, мол, поскользнулся, упал. Он вообще человек честный, и даже неприятности, которых он повидал в большом количестве, не отучили его от "дурной" привычки говорить правду. А уж если он и вынужден соврать, из вежливости, например, то его руки остаются неподвижны. Он же, говоря о ящерице, был просто похож на мельницу.
  Конечно, ящерица могла ему померещиться в темноте. Но случись такое, Пётр Иванович и сам бы удивился. Да и в конце концов, понял бы, что это лишь показалось. Он же так уверенно говорил об этом, что Антон, не будь это такой небылицей, поверил бы безо всяких. Но такое слишком нелепо, чтобы поверить. Ну, откуда в двадцатом веке возьмётся динозавр? Ладно бы, было это в Австралии или в джунглях Амазонии. Но чтобы в центре Тулы...
  Остаётся одно - бред. А это значит, Пётр Иванович всей душой верит в том, что говорит, и очень хорошо "помнит", что именно так всё и было. Ничего он на самом деле не помнит. Но подсознание, стремясь заполнить пробел в памяти, вытолкнуло не то киношные образы, не то тайные страхи, и сложило в цельную картину. Оттого Пётр Иванович и уверен, что ящерица действительно была.
  О том, чтоб он сошёл с ума, не хотелось и думать. Поэтому Антон твёрдо решил не оставлять надежду. В конце концов, Пётр Иванович действительно вспомнит, что с ним было, и забудет свой бред о динозаврах.
  
  - Да говорю же - ящерица разбила, - сотый раз уже, наверное, повторила Ярославна, стоя у деревянного трюмо, которое ещё позавчера украшало овальное зеркало. Теперь от оного даже осколков не было - Ярославна их сразу же подмела и мусор вынесла. Говорят, примета плохая - держать дома битое стекло, можно неприятности навлечь. А их в последнее время и так было предостаточно.
  - Ярославна, не обманывай, - не без строгости проговорил отец. - Если ты разбила, так и скажи.
  Он стоял на табуретке под люстрой. Старенькой, только что прикрученной. Когда-то он сам её снял для того, чтобы прикрепить новую, осколки которой теперь валялись на помойке.
  - Хотя не понимаю, как ты умудрилась достать люстру. Ну, окно, ну, зеркало, но чтобы люстру...
  Наконец-то, подумала девушка, может, хоть теперь ей поверят. Но трезвый ум родителей быстро нашёл всему этому объяснение.
  - Или это твои друзья. Признайся - устроила вечеринку, повеселилась...
  - Да уж, веселуха была, - не без иронии ответила Ярославна. - Особенно когда она в ванную ломилась. Вы что, не понимаете - меня убить хотели! Она нас всех убьёт.
  Это она тоже говорила уже сотый раз. Первый раз она упомянула ящерицу, когда родители, только что вернувшись с дачи, ничего не подозревающие, переступили порог квартиры. Как тогда вытянулись их лица, когда они увидели то, что осталось от люстры. "Бредням" про вахтёршу-обороня они не поверили и сейчас, по-видимому, не собирались. Сначала было забеспокоились: не грабитель ли у них побывал. Но заначка, хранившаяся в серванте, была на месте - незваный гость, судя по всему, не соизволил сделать движения рукой, чтобы убрать мешавшую ему хрустальную вазу. А уж Ярославнины золотые украшения и вовсе были на виду. И ничего не тронуто. Нет, любой уважающий себя грабитель непременно бы сцапал.
  Насильник? Помилуй Бог! Давно минули те времена, когда доны Хуаны лазали в окна, дабы обесчестить дон Анн. Современные предпочитают делать это на улице, в машине, в квартире... В своей, куда заманивают доверчивую девушку.
  И всё-таки, думала Ярославна, как узко порой мыслят люди. Всему-то они находят самые примитивные объяснения, порой даже настолько примитивные, что становится смешно.
  "Нет, не они, - тут же поправила себя девушка. - Мы. Все".
  Она вдруг представила, что было бы, если бы на её месте оказался кто другой. Тот же Егор. Вот приходит она к нему - а в квартире всё кувырком. Это, мол, ящерица прилетала, хотела убить. Поверила бы она любимому? Впрочем, она сама знала, что нет. Подумала бы... Даже интересно, а что бы она подумала в самом деле? Да всё что угодно, если только оно просто, как дважды два. Всё, что сложнее, не постигается умом, она бы тут же отвергла. Как все.
  "А может, я схожу с ума? Мне кажется, что всё так и было, а на самом деле это мой бред. Ну, не может человек превратиться в ящера, при всём желании не может...".
  
  
  Чили. Сантьяго. 1980 год.
  
  Раз ступенька, два ступенька - и да здравствует долгожданная свобода! Вот так! Пусть мама знает, как обижать ребёнка!
  "Убегу, - думал Матео, обиженно надув пухленькие губки. - Далеко-далеко. И домой не вернусь. Мама ещё просить будет, уговаривать. Прощения попросит. Да только я никогда не прощу".
  Вечернее солнце пряталось в алые тучи, провожая взглядом утомлённую от жары улицу на окраине Сантьяго и одиноко бредущего по ней пятилетнего мальчика, обиженного и несчастного.
  А ведь что он сделал, если разобраться? Да ничего особенного. Ну, поиграл в мячик. Разве его вина, что непутёвая игрушка полетела в зеркало и расколупала его на мелкие части? Да, мама не раз говорила, что в мячик можно играть только на улице. Но он-то не думал, что так получится. Он же не специально. Что ж теперь - сразу бить по попе?
  С этими мыслями Матео прошёл пару кварталов. Узкие улочки и переулки то заворачивали, как змеи, манящие неосторожного путника в свои норы, то расступались, открывая взору величественные Анды. Вот туда бы залезть повыше. И пусть мама кричит "Слезай!" и грозит ремнём сколь угодно. Матео ни за что не слезет. Пусть его сначала побалуют чем-нибудь вкусненьким, тогда посмотрим.
  Решив так, мальчик направился к красным от закатного солнца горам. На асфальте неожиданно пролетела чья-то крылатая тень.
  "Ух ты, большая птица!" - с восторгом подумал Матео, поднимая голову.
  Высоко в небе он увидел тёмный силуэт. Странная птица пролетела над головой мальчика и, скрывшись за деревьями, начала стремительно снижаться. Шум крыльев с каждой минутой делался всё громче. А свернув за угол дома, мальчик, наконец, увидел ЕЁ...
  - Мама! Мамочка!!!
  
  
  Тула. Сентябрь. 2003 год.
  
  "...на трассе Москва-Минск за превышение скорости был задержан подозрительный мужчина. Его поведение сразу насторожило оперативников: при разговоре постоянно сбивался, тёр лицо рукой и вздрагивал при попытке оперативников приблизиться к капоту машины. Был немедленно проведён обыск, в результате которого в багажнике был найден труп женщины с многочисленными ножевыми ранениями. Как показала экспертиза, смерть потерпевшей наступила приблизительно в четыре часа по московскому времени. Также на теле жертвы были найдены следы изнасилования. В ней оперативники опознали пропавшую Сенькину.
  Задержанным оказался 30-летний житель Москвы Андрей Красавин, бывший сожитель Сенькиной.
  После недолгих отпирательств он признался, что в полчетвёртого ночи проник в квартиру Сенькиной через окно, надругался над ней, а затем несколько раз ударил потерпевшую ножом. По словам Красавина, мотивом преступления послужила месть..."
  Юлька перевернулась на спину и, открыв наполовину глаза, сладко потянулась. Это, по всей видимости, и привело Ярославну в чувство.
  Мама с папой, сидя на диване, переглядывались друг с другом полуудивлённо-полуиспуганно. Слов не потребовалось - и без них было понятно, о чём они думали. Маньяк. Это был маньяк. Возможно, в маске. Оттого-то Ярославна и приняла его за ящера. Что может быть проще? Надел маску, обвязался верёвками, на которых и "влетел" в квартиру, расколов с размаху оконное стекло. Где уж тут полусонной напуганной девушке не подумать про монстра? Поневоле и не такое вообразится.
  - Но кто бы это ни был, я выведу его на чистую воду, - зловеще пообещал отец. - Навек забудет, как вламываться и насиловать.
  - Но почему Славку? - недоумевала мать. - Кто может ей мстить? И главное - за что? У этого хоть понятно - бывшая любовница. Но у Славки-то, кроме Егора, никого не было.
  - А как же Костя?
  - Ну, что они там с Костей? Когда это было! Он уже, наверное, и забыл.
  - Вообще да. Тем более, сам же бросил.
  - Да и не будет он мстить - не из таких.
  Это уж точно. Насколько Ярославна знала своего бывшего, до лазания в окно с изнасилованием он точно не опустится. Это скорей толпа брошенных девчонок залезет к нему да что-нибудь сделает. А если даже какая-то и бросила его сама, Костино мщение будет куда проще - приударит за другой, той, что покрасивее. И путь эта, видя их вдвоём, умирает от зависти. Так что Ярославне, за то, что надоела ему, он уже давно отомстил. Буквально сразу после того, как сказал: "Подумаешь, красавица! Да я только свистну...".
  Ну, а больше вроде бы некому. Кроме, пожалуй, Татьяны Владимировны. Или же - случайного извращенца. Мало ли таких на улицах Тулы?
  - Вот что, Славка, - сказал отец. - Сегодня ложишься с матерью, а я - в твоей комнате. И пусть только он покажется.
  - Но..., - попыталась было возразить Ярославна, вспомнив про героическую смерть Родриго, но отец тотчас же оборвал её:
  - Никаких но! Слушайся отца, Славка!
  По телевизору тем временем автобус столкнулся с поездом на железнодорожном переезде, разоблачили очередного "ясновидящего", президент Путин встретился с... Впрочем, с кем он встретился, Ярославна не расслышала, ибо была уже далеко...
  
  
  Чили. Сантьяго. 1980 год.
  
  Солнце ещё только начало прятаться, когда профессор Риккардо Эмилио Фуэнтес вышел на улицу. Ему крайне редко приходилось уходить с работы так рано.ж Обычно когда он, переделав все свои дела, покидал свой кабинет, луна уже серебрила вершины Анд. Но сегодня дел было немного, поэтому Фуэнтес позволил себе уйти раньше.
  "Радуйся, Хосе - сегодня я приду к тебе. Если бы ты только мог со мной поговорить!... Прости меня, сынок, я очень виноват перед тобой. Если бы я знал!"
  Печально оглядываясь вокруг, он неспешно брёл по городу. По грязному и удушливому городу, где каждый камешек дышал несвободой, и каждая пылинка была пропитана страхом. Этот страх витал в воздухе уже семь лет, отражаясь на лицах прохожих. Ровно столько же прошло после гибели Хосе на злосчастном стадионе.
  Фуэнтес хорошо помнил тот осенний день. А вернее, то утро, когда его сын, взволнованный, за завтраком то и дело ронял ложку и чему-то улыбался, погружённый в свои мысли. Очевидно, перебирал в уме те слова, что скажет Ортенсии, когда вручит ей кольцо. И если она скажет "да", то он, вне всяких сомнений, будет счастливейшим из смертных.
  Помнил Фуэнтес и сияющую улыбку на лице юноши, когда тот, выйдя из дома, тут же понёсся к своей невесте, полетел на крыльях любви. А потом, выглянув из окна, профессор увидел танки, идущие по улицам города. Военный переворот! Такое привычное для Латинской Америки явление здесь, в Чили, было редкостью. Но всякое событие, даже если случается раз в сто лет, обязательно выпадает на какой-то день. И оно выпало.
  В тот вечер Хосе домой так и не вернулся. Только на следующий день на улице Фуэнтес нашёл его. Молодой человек лежал на асфальте, избитый в кровь и изуродованный настолько, что родной отец с трудом узнал, чей это труп.
  За что арестовали и забили до смерти молодого Фуэнтеса? Никто не знал. Может, заподозрили в связях с коммунистами? Может, красавица Ортенсия кому-то сильно приглянулась? А может, это была случайность? Но Фуэнтес ни минуты не переставал винить себя. "Бог меня наказал. За то, что я плохой отец".
  Ортенсию же никто больше не видел. Только какая-то полусумасшедшая девушка клялась, что за день до переворота видела скелет несчастной. Она говорила что-то про подругу Ортенсии, что-то про ящериц-оборотней, про сатанинские ритуалы. Умоляла остановить какое-то чудовище. Фуэнтес, впрочем, не особо вслушивался в этот бред и даже не помнил, как её звали. Кажется,...
  - Мама! Мамочка! - Фуэнтес вздрогнул от неожиданности, услышав детский голос, страшно испуганный, молящих о помощи. Он сразу понял - что-то случилось.
  - Мамочка! - позвал ребёнок ещё жалобнее. Так, наверное, звал Хосе, когда его пытали на стадионе.
  Фуэнтес со всех ног кинулся в переулок, откуда доносилась мольба. Он не представлял, что будет делать, но остаться равнодушным он просто не мог.
  Когда профессор, запыхавшийся, вспотевший, наконец, добежал, перед его глазами предстала страшная картина. Фуэнтес даже не представлял, что она будет настолько страшной. На краю двора, вжавшись в стену дома, стоял, плача и дрожа, пятилетний мальчик. Над ним, оскалив пасть и сверкая красными глазами, нависала огромная шестилапая ящерица. Одно движение - и бедный ребёнок окажется у неё в зубах. Этого Фуэнтес допустить не мог.
  - Бежим! Скорее! - закричал он, хватая ребёнка за руку и оттягивая в сторону.
  Но мальчик был настолько напуган, что не сдвинулся с места, безвольно повисая на руке профессора. Тогда Фуэнтес в отчаянии схватил ребёнка и, запустив чемодан в пасть монстру, бросился бежать. Ящерица, зарычав, полетела вдогонку.
  Он работал ногами изо всех сил, но ящерица была всё ближе. Пару раз она была уже готова схватить своих жертв. В первый раз Фуэнтесу каким-то чудом удалось увернуться, и зубы чудовища промелькнули мимо его головы. Во второй он, собрав последние силы, рванулся вперёд, и зловещие когти, вместо того, чтобы вынуть из него все внутренности, только царапнули по спине. Наконец, свернув за угол, Фуэнтесу с ребёнком удалось спрятаться за дверью подъезда.
  Ящерица, потеряв след, с минуту летала поблизости, вынюхивая и высматривая, не видно ли где беглецов. При этом угрожающе выла, так, будто хотела сказать: выходите, а то хуже будет. Мальчик, у которого глаза от ужасы были совсем круглыми, готов был закричать, но Фуэнтес, прижав палец к губам, для верности закрыл ему рот.
  - Тише, тише, - шептал он. - Сейчас она улетит, а мы выберемся и пойдём к маме.
  Наконец, вой стих, и послышался шум удаляющихся крыльев. Когда стало совсем тихо, Фуэнтес осторожно открыл дверь и велел мальчику следовать за ним.
  - Где твоя мама? Где ты живёшь? - стал он спрашивать ребёнка, но тот только всхлипывал.
   "Придётся идти в полицейский участок, - думал Фуэнтес, у которого внезапно закружилась голова. - Придётся идти..."
  Он не успел закончить мысли, как женский голос тревожно позвал:
  - Матео! Матео!
  - Мамочка! - закричал вдруг мальчик и бросился вперёд. - Мамочка, я здесь!
  Фуэнтес, как в тумане, увидел, как ребёнок, кинулся в объятия светловолосой женщине, бежавшей ему навстречу, и, обняв её обеими руками, уткнулся ей в бок и зарыдал, приговаривая: "Мамочка!". Она же, гладя сына по головке, ласково увещевала:
  - Успокойся, миленький, я здесь. Твоя мамочка здесь. Ну что ты?
  Фуэнтес узнал в этой женщине свою бывшую студентку Инес. С того времени, как получила диплом, она почти не изменилась. Только в глазах уже не было юношеской беззаботности. В них сейчас читался и страх за сына, с которым только что могло случиться всё, что угодно, и радость, оттого, что видит его живым. Наконец, она заметила своего бывшего учителя, скромно стоящего в сторонке и наблюдавшего со слезами на глазах за этой трогательной сценой.
  - Что случилось? Что с моим ребёнком, сеньор Фуэнтес?
  - Ящерица... На него напала ящерица...
  Он вдруг почувствовал, что земля уходит из под-ног, и попытался ухватиться за стенку. Но тщетно.
  - Сеньор Фуэнтес, что с Вами? Вам плохо?
  Неожиданно профессор понял, что это конец. Яд, попавший в кровь, уже растёкся по всему организму. Перед глазами вдруг всплыло улыбающееся лицо сына, совсем как в тот день, ставший для него последним.
   - Здравствуй, папа, - сказал Хосе, протягивая ему руку. - Я пришёл за тобой.
  - Иду, Хосе, - прошептал Фуэнтес одними губами, а затем, повернувшись к расплывающемуся лицу склонившейся над ним Инес, улыбнулся из последних сил со словами: - Не ругай ребёнка - он и так напуган.
  "Вот и умер бедняга, - с горечью подумала Гваделупе. - А может, оно и к лучшему - теперь он вместе с сыном. А ты, Инес, радуйся, радуйся, твой сын жив-здоров. Разве не это для матери самое главное?".
  А внизу, на улице, ещё тёплое, лежало тело Фуэнтеса, а над ним в растерянности стояла Инес, и Матео, крепко обнявший мать, не отходил от неё ни на шаг.
  
  
  Тула. Сентябрь. 2003 год.
  
  "Ну, за что мне такое наказание - каждый день проходить мимо вас?" - сетовала героиня "Полосатого рейса", кидая "кошечкам" сосиски. Сейчас Ярославна понимала её, как никто другой. Она бы, пожалуй, всё отдала за то, чтобы сегодня не идти в библиотеку. Но нельзя - сегодня крайний срок, и если она не вернёт учебники, придётся платить штраф. И самое обидное, что зазря - Егор к ним даже не прикоснулся.
  "Ну сколько ж можно? - девушку вдруг охватила злость на бойфренда. - Сколько ж можно хныкать? Да и что за горе - родители разводятся? Вон у Родриго отец вообще умер. Фуэнтес потерял сына да и то... Стоп! - вдруг остановила она себя. - Никакого Родриго, никакого Фуэнтеса нет. И не было. Всё это бред! Пустой сон! И ящерицы тоже нет! Прекрати, Славка, а то окончательно свихнёшься!"
  Ну, а если ящерицы нет, вдруг пришла в голову спасительная мысль, то чего бояться? Ну, поругается Татьяна Владимировна, ну, порет, но не съест же, в самом деле. Тем более, не в камере хранения. Всё-таки при свидетелях.
  Подумав так, Ярославна положила учебники на столик и распахнула дверь.
  За столом, чуть прикрывшись газетой, сидела сменщица "злого гения".
  - Здрасте, Ольга Георгиевна, - несколько ошарашено поздоровалась девушка. - А где Татьяна Владимировна?
  - А, Таня? Так она на днях в Чили уехала.
  - В Чили???
  - Да, у неё там сестра двоюродная живёт. Поехала в гости на недельку. Ты в библиотеку?
  Растерянная Ярославна не сразу ответила:
  - Да, вроде того.
  - Ну, так давай вещи.
  Девушка молча передала сумку с пакетом. Ольга Георгиевна, поднявшись с места, приняла их, пошарила на верхней полке с нарисованной красной краской шестёрке и, не найдя там номерка, положила вещи на соседнюю.
  - Вот, пожалуйста.
  - Спасибо, - ответила Ярославна машинально и вышла из камеры.
  Уехала в Чили? Но почему именно туда? Неужели на всём земном шаре нет больше страны, куда могла бы поехать вредная вахтёрша? Так нет же - выбрала Чили, как раз ту, которая Ярославне в бреду является.
  "А что если это не бред? - навязчивая мысль, которая девушка с таким трудом отогнала, вновь настойчиво всплыла со всей чёткостью. - Что если это правда?"
  А ведь она совсем было уж поверила, что это дурной сон. Стоило только проснуться поутру в родительской спальне и увидеть, что всё дома в целости и сохранности. Стоило только, оставив отца ещё на одну ночь в своей комнате, услышать утром, что никто не лазал и, по всей видимости, больше не залезет. И она расслабилась, подумала - глупости всё это. Легче было поверить ещё и оттого, что уже несколько дней "чилийские видения" не посещали её. После чудесного спасения Матео и героической смерти Фуэнтеса они, казалось, навсегда оставили девушку в покое.
  Поудобнее взяв кипу учебников, Ярославна спустилась в библиотеку и подошла к стойке. Библиотекарша подмигнула ей как постоянному читателю.
  - Вы сдавать?
  - Да, ответила та, опуская перед ней ношу.
  Библиотекарша засуетилась, принимая книги, а Ярославна вдруг почувствовала, как несуществующие воспоминания снова лезут ей в голову.
  - Ну вот, опять, - подумала она вслух.
  - Что опять? - не поняла библиотекарша.
  
  
  Чили. Сантьяго. Сентябрь 1973 год.
  
  - Сдавать? - уточнила донна Хуана, пристально глядя на кипу книг.
  Ортенсия молча кивнула, и старая библиотекарша, улыбаясь, приняла книги.
  "До учебников ли ей? - думала она с некоторой завистью. - Вон как у девчонки глаза блестят! Сразу видно - влюблена. Сама когда-то была молодой".
  Если бы Ортенсия могла прочитать её мысли, она бы зарделась от смущения - настолько донна Хуана была права. Но не знала старушка о том, как долгими бессонными ночами девушка плакала в подушку оттого, что молодой красавец не обращал на неё внимания, как мучилась от мысли, что она его недостойна, потому что некрасивая и глупая - не под стать Хосе. И как её сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда он в первый раз пригласил её на танец. И не отпускал до самого утра.
  Потом был первый поцелуй и ночь, самая счастливая в жизни Ортенсии, когда они принадлежали только друг другу. Впрочем, сейчас девушка не могла бы точно сказать, какая была счастливее. Ибо каждый миг рядом с Хосе был для неё бесконечным счастьем.
  - Ортенсия! Подожди! Постой! - чей-то незнакомый голос вернул её к реальности. - Мне надо тебе кое-что сказать.
  Девушка обернулась - сзади к ней бежала незнакомка в голубом платье примерно того же возраста, что и она сама.
  - Ты только не удивляйся, - начала неожиданная собеседница, не дав ей и слова вставить, - но тебя хотят убить.
  Эти слова поразили Ортенсию, как гром среди ясного неба.
  - Убить? - только и смогла она произнести.
  - Понимаешь, ты потомок Ивона. Ей нужна ваша кровь, чтобы владеть миром. Ради этого она на всё пойдёт. На всё.
  Девушка говорила быстро, возбуждённо и вместе с тем довольно тихо. Кроме того, она поминутно оглядывалась, словно боялась, что таинственная "она" услышит. Но убедившись, что поблизости, никого нет, снова продолжала взволнованную речь:
  - Она может принимать человеческий облик, но это не человек. Это чудовище. Я с ней в одном классе училась, знаю, видела, с каким жестоким удовольствием она изводила бедную одноклассницу. Но самое страшное не это. Она попала в больницу, была без сознания и в бреду наговорила лишнего. Моя тётя слышала, и за это она убила тётю. Но она успела рассказать всё мне. Ей надо съесть шестерых потомков Ивона и провести дьявольский ритуал. Сейчас её цель - ты, Ортенсия.
  "По-поему, она сумасшедшая", - подумала Ортенсия, несколько испугавшись. И её мысли усиленно заработали в одном направлении - как бы поскорей отделаться от невольной собеседницы. Кто знает, чего в следующую минуту ожидать от сумасшедшей?
  Но делать этого не пришлось. Та, видимо, заметила в глазах девушки испуг и сама поспешила закончить разговор:
  - Ладно, я пойду. Будь осторожна с Алехандрой. Это она.
  - Алехандра? - удивилась Ортенсия, услышав имя своей подруги.
  - Она, Алехандра Гарсиа Лопес. Если ты посмотришь на неё в зеркало, ты увидишь, кто она. Прощай. И будь осторожна.
  Она удалилась быстрыми шагами, оставив Ортенсию переваривать услышанное. Что за бред? Алеханда, такая милая и добродетельная - и вдруг чудовище! Можно ли где-нибудь найти подругу верней, чем она? Да ни за что на свете! Такая преданная и понимающая с полуслова... Кому же пришло в голову выдумывать про неё такую глупость? Тот, кто это говорит, либо совсем спятил, либо нарочно злословит, клевещет.
  "Ладно, Ортенсия, не бери в голову, - приказала девушка самой себе. - Надо ещё купить чулки".
  Это оказалось не так просто. Ещё труднее оказалось пройти мимо двух беснующихся толп, щедро метавших камни друг в друга. Одни выкрикивали "Смерть марксистам!", другие, напротив, горой стояли за левое правительство, обзывая соперников империалистами и ЦРУшниками. Несколько человек сцепились в рукопашной схватке.
  Кое-как преодолев путь между Харибдой и Сциллой, Ортенсия, наконец, вышла на широкую центральную улицу. Там тоже оказалось неспокойно. Молодчики из "Патриа и либертад" били витрины и окна окрестных домов, громко призывая к свержению правительства Альенде, сторонники коего в ответ "приветствовали" их всем, что под руку подвернётся.
  Наконец, когда девушка, решив не рисковать понапрасну, выбралась из более-менее спокойного переулка (где в нескольких метрах от неё сработала взрывчатка), попала-таки в магазин. Чулки там оказались последними, и Ортенсия не задумываясь расплатилась с продавцом и вышла на улицу.
  Неожиданно тревожный голос окликнул её по имени.
  Алехандра, чем-то явно взволнованная, летела к ней, спотыкаясь. Волосы её были растрёпаны.
  - Что случилось, Сандра? - спросила девушка. Волнение подруги с каждой секундой передавалось и ей.
  - Хосе! Он ранен! Он зовёт тебя! Бежим скорей!...
  У Ортенсии от таких слов упало сердце. Но ноги оказались быстрее, чем сознание. Не прошло и полминуты, как обе девушки стремглав бежали по улицам Сантьяго, расталкивая и правых, и левых, и случайных прохожих, попадавшихся на пути.
  - Что с ним? Где он? - спрашивала Ортенсия на бегу.
  - Стекло вылетело и попало прямо в него. Он истекает кровью, - кричала Алехандра, ускоряя бег, чтобы успеть за подругой.
  Наконец, обе влетели в какой-то глухой переулок.
  - Вот он, - Алехандра указала куда-то в сторону.
  Ортенсия молниеносно перевела взгляд туда, куда она показывала. Никого.
  - Где он? - она обернулась к подруге и тут же в ужасе воскликнула. - О, Боже!
  То, что до этого было Алехандрой, оскалило пасть и бросилось на Ортенсию...
  "Нет! Я не хочу видеть, как она её будет есть! Не хочу!" - думала с отчаянием Гваделупе. Но она всё видела...
  
  
  Тула. Сентябрь. 2003 год.
  
  - Девушка, Вы в порядке?
  - Да, всё нормально, - ответила Ярославна, с трудом возвращаясь к реальности.
  На этот раз впервые за долгое время она выходила из библиотеки с пустыми руками. Надоело, ох, как надоело таскать кипу учебников, питая слабую надежду, что Егор смилуется - откроет дверь! Сколько же он будет, как говорит папа, сопли размазывать?
  "А может, зря не взяла? - в следующую минуту девушка усомнилась. - Егору сейчас очень тяжело. Развод родителей - травма нешуточная. Всё-таки ему нужно время".
  Только сколько же ему нужно этого времени, чтобы оправиться? Не слишком ли долго для взрослого парня? И если сейчас оставить его в покое, не начнёт ли он топить своё горе в вине? Эдак ведь и спиться недолго.
  Но ведь Родриго, потеряв отца, не спился. Не стал алкоголиком и Фуэнтес, потерявший сына.
  Ярославна вдруг поймала себя на том, что снова подумала о них как о реальных людях. О людях, которые были.
  "Ну вот! - вздохнула девушка. - Уже начинаю мириться с новой реальностью!".
  
  - Тошка, ты это - забудь, что я тебе тут плёл. Видимо, я и впрямь сильно головой треснулся. Как начинаю что-то вспоминать, именно это и вижу.
  Антон, услышав это, вздохнул с облегчением. Значит, рассудок Петра Ивановича в целости и сохранности. По крайней мере, они не потерял способности мыслить логически. А значит, скоро пойдёт на поправку.
  - Бывает, Иваныч, - поспешил он утешить сотрудника. - Вы, главное, не берите в голову. Скоро пройдёт.
  - Значит, ты не думаешь: совсем дядька шизанулся? - спросил больной с улыбкой. - А то несу такой бред. Да ещё пытаюсь доказать, что на самом деле видел... Ну, а ты-то как, Антошка? Рассказывай.
  - Да так, всё по-старому. Ирина Дмитриевна вон уволилась - на пенсию ушла. Ищем новую уборщицу.
  Эта новость была единственной из всего, что случилось в последнее время. И оба мужчины: молодой и пожилой, принялись сочувствовать старушке, уставшей от работы, и вместе с тем радоваться, что она больше времени теперь будет проводить с внуками. А вот коллегам будет так не хватать доброй Ирины Дмитриевны, к которой они за столько лет так привыкли. Кто им теперь будет приносить вкусные пирожки? Кто их по-матерински поддержит, утешит, погладит по головке? Да и кто, в конце концов, беззлобно поворчит на то, что на место ничего не кладут?
  Зато за Петра Ивановича коллеги могут только порадоваться. Его уже перевели из реанимации в общую палату. Они бы наверняка были рады узнать, что у него почти прекратился бред про динозавров, но о том, что таковой был, Антон не обмолвился ни словом.
  
  
  Тула. Октябрь. 2003 год.
  
  Чайник протяжно засвистел, выпуская пар. Вздохнув, Ярославна отложила учебник в сторону и помчалась на кухню. Юлька тотчас же открыла оба глаза и, спрыгнув с кресла, устремилась за хозяйкой.
  Один поворот конфорки - и чайник затих. Ярославна насыпала в кружку зелёного чая с жасмином и привычным движением залила кипятком. Оставив чай спокойно завариваться, она подняла Юльку с пола и взяла на плечо. Роль "живого воротника", как всегда, пришлась кошечке по вкусу - она довольно замурчала.
  - Вот так, Юлька - забыли меня совсем, - пожаловалась Ярославна. - Не спорю - так оно, может, и спокойнее, но... чего-то не хватает.
  Юлька понимающе мурлыкнула. Она будто знала, о чём думает её хозяйка. Как всё-таки трудно бывает понять, что любимый человек от тебя отказался. Понять и принять, перестать тешить себя иллюзиями. Смириться с тем, что ты ему не нужен. Ярославна уже свыклась с тем, что не нужна Егору. И оттого её в последнее время не покидало чувство одиночества.
  Ящерица тоже оставила её в покое. Уволилась с работы и исчезла. Слава Богу, конечно, но... Как-то не по-человечески это. Похоже на оборвавшийся на середине триллер. Куда делся монстр? И на кого он теперь начнёт охоту? И не подумает ли он, в конце концов, убрать случайную свидетельницу - Ярославну? Может, чилийские видения могли бы пролить побольше света, но и они внезапно оставили её. Сначала упорно добивались, чтобы девушка поверила в их правдивость, а когда, наконец, добились, то бесследно исчезли. Зачем тогда появлялись, спрашивается?
  Неожиданно в дверь позвонили. Юлька соскочила с плеч хозяйки и побежала к двери. Ярославне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.
  - Кто там?
  - Это я, - ответил ей голос, которого она не слышала, казалось, уже лет сто.
  Боясь поверить собственным ушам, девушка спросила:
  - Егор, это ты?
  - Он самый, - донеслось из-за двери.
  Рука сама потянулась к замку. Через секунду глазам Ярославны предстало лицо, такое знакомо-непривычное. Любимое лицо. Как долго она его не видела!
  - Привет, Слава. Как дела?
  Так просто! Как будто бы не было ни многонедельной разлуки, ни затяжной депрессии, ни томительного ожидания. Словно они с Егором виделись не далее как вчера.
  Сколько раз Ярославна представляла себе встречу с, ним, но такого никак не ожидала. Сначала, таская ему учебники, она представляла, что Егор в один прекрасный день откроет дверь и бросится к ней в объятия. Иногда надеялась, что он сам, в конце концов, придёт в институт и, подойдя к Ярославне, скажет: "Я понял, что ты мне нужна, Слава! Я люблю тебя!". И Ярославна тогда мысленно высказывала все чувства, накопившиеся за долгое время: и любовь, и тревогу за него, и радость встречи, и обиду за долгое молчание.
  Смирившись с разлукой, она, напротив, представляла холодный взгляд Егора и банальное: "Прости, нам лучше расстаться". И Ярославна мысленно говорила, что, наверное, он прав, и она не держит на него зла.
  Теперь же она стояла перед Егором, не зная, что сказать. Тот истолковал молчание девушки по-своему:
  - Ты на меня сердишься?
  Ярославна сейчас и сама не знала, сердится она или нет.
  - Даже не знаю, - призналась она.
  - Ну, не сердись, Слава. У меня реально большие проблемы. Ты же понимаешь, семья...
  Конечно же, она его понимала. Бедный парень! Как ему всё-таки досталось от жизни!..
  - Я люблю тебя, Слава!
  После этих слов от гнева Ярославны не осталось и следа. Не думая больше ни о чём, она бросилась к нему в объятия:
  - И я тебя, Егорка!
  
  - Ты должна понять, у меня горе. Мне сейчас не до учёбы.
  Снова этот трагический тон, снова глубокий безнадёжный вздох.
  - Вот у тебя, Слава, счастливая семья, полноценная, а у меня...
  Что у Егора, Ярославна знала уже давно. И сейчас, наверное, уже сотый раз выслушивала, как счастливы были в молодости его родители, и как их счастье сглазила какая-то злая тётя. В то, что их сглазили, Егор верил, как верят дети в существование Деда Мороза. Сколько Ярославна ни пыталась убедить его, что родители, по-видимому, просто оказались слишком разными, - всё бесполезно.
  Также бесполезно было уговаривать его вернуться в институт - Егор упрямо твердил, что не может думать об этом сейчас. Притом, глядел на Ярославну как безногий инвалид, которого заставляют бегать.
  Сначала Ярославна жалела его, пыталась лаской унять душевную боль. Но от сочувствия Егор раскисал ещё больше. Тогда она старалась приободрить парня - тот безнадёжно вздыхал. Это с каждым днём начинало раздражать Ярославну всё больше и больше.
  - Но ведь надо жить дальше! - чуть ли не с отчаянием воскликнула девушка. - Нельзя же так зацикливаться на проблемах.
  Ответом ей был ещё один вздох:
  - Не знаешь ты, что такое развод родителей...
  И снова Ярославне пришлось услышать то, что за полторы недели она успела выучить наизусть: это тяжелейшая душевная травма, страшнее которой может быть только смерть родственника.
  Закончив тираду о разводах, Егор принялся, как всегда, рассказывать о своём искалеченном детстве. Это стало для Ярославны последней каплей.
  - Ты меня достал! - закричала она, вскакивая с места. - Взрослый мужик, а ноешь, как маленький!
  С этими словами она кинулась в прихожую, спешно обулась, надевая куртку и, застёгиваясь на ходу, хлопнула дверью, оставив ошеломлённого Егора на диване.
  На лестничной клетке девушка внезапно столкнулась с крупным мужчиной, по-видимому, соседом Егора.
  - Ой, простите, - пробормотала она.
  - Ничего страшного, - произнёс незнакомец с добродушной улыбкой.
  Ярославна подняла глаза на мужчину и вдруг застыла на месте. Ей вдруг почудилось, будто перед ней стоит... Фуэнтес, тот самый, что героически погиб, спасая ребёнка. А она...
  
  
  Чили. Сантьяго. Октябрь 1973 год
  
  "Но почему мне никто не верит?" - с отчаянием думала Клотильда, бесцельно бредя по улице.
  Как в далёком детстве, когда ей было шесть лет. Тогда маленькая Клоти, как обычно, взахлёб рассказывала подружке интересную историю, которая якобы случилась дома. И в первый раз услышала: "Всё ты врёшь!". Подружка была права - Клоти действительно всё это сочинила. Но всё же её недоверие обидело девочку. Потом эту же историю она рассказала другой подруге, прибавив ещё парочку интересных вещей. Ещё хотела рассказать о том, как её "несправедливо" обидела эта злючка Наталия. Но подруга вдруг резко оборвала её, спросив: "Тебе самой не надоело врать?". В тот вечер, глубоко задетая, Клоти глотала слёзы и жаловалась маме, что ей никто не верит. Мама в ответ погладила малышку по головке и сказала: "А ты говори правду. И тебе поверят".
  Сейчас же она сказала чистую правду. И никто, никто ей не верит. Ортенсия, которую она искренне хотела спасти, смотрела на неё как на чудачку. А ведь Клотильда ей не врала. Как жаль, что несчастная убедилась в этом слишком поздно! Лишь по остаткам одежды Клотильда узнала, чей обглоданный скелет она нашла следующим утром.
  Узнав, что у Ортенсии есть жених, и что зовут его Хосе Фуэнтес, девушка хотела разыскать его, чтобы сообщить печальную новость, но тут как раз начался переворот. На улицу в те дни выходить было опасно, и Клотильда осталась дома. Позже она узнала, что несчастный Хосе тоже погиб - на стадионе.
  Отец жениха - сеньор Фуэнтес, похоже, не поверил ни единому слову, а ведь ему девушка тоже сказала правду. Почему?
  Чем больше она задавала себе этот вопрос, тем назойливее стучалась в голову мысль, что в случае с Ортенсией она сама виновата. Зачем было ходить вокруг да около? Надо было сразу рассказать ей всё как есть. Рассказать о том, как на окраине Сантьяго у одной гулящей женщины родился необычный ребёнок: с хвостом, с перепонками между пальцами. Мать, только увидев своё дитя, тут же от него отказалась - выбросила на пустыре, где его подобрал один сумасшедший - магистр чёрной магии. Он жаждал власти над миром и быстро сообразил, что брошенный, отвергнутый людьми ребёнок может стать неплохим орудием.
  Взяв девочку к себе, он воспитывал её, всячески культивируя в детской душе ненависть к людям. Он научил её время от времени принимать человеческий облик, хотя с годами она всё больше превращалась в ящерицу. Клотильда была уверена, что приёмный отец специально для этого поил девочку снадобьями.
  Очевидно, он рассчитывал, что воспитанница станет его покорной рабой, но недооценил того коварства, которое сам же прививал ей с младых ногтей. Ящерица сама его использовала. После того, когда все тайны "благодетеля" стали ей известны, она хладнокровно убила его. Зачем он ей нужен теперь, когда она сама хочет владеть миром. Оставалось только съесть шестерых потомков Ивона Клири и провести кровавый ритуал. И после этого весь мир будет в её руках, а точнее, в лапах.
  Вот о чём проговорилась тогда Алехандра, будучи без сознания. Медики, в том числе и тётя Клотильды, приняли это за бред: вот, мол, до чего доводит увлечение оккультизмом. Но Клотильда прекрасно знала, что этим её одноклассница не увлекалась. Она также знала и то, что Алехандра отчего-то избегает зеркал. И поверила. Когда же тётю нашли растерзанной, вера Клотильды укрепилась ещё больше.
  Тогда же в бреду чудовище назвало несколько имён. Из них тётя запомнила только три: Ортенсия и Луис, а также фамилию Гомесов. А вскоре, после окончания школы Клотильда частенько видела Алехандру с одной девушкой, которую называли Тенчей. Вот она и Ортенсия! В том, что именно её хочет убить ящерица, Клотильда не сомневалась - Алехандра всегда дружила только с теми, кто мог бы принести ей выгоду.
  Но кое-что так и осталось неразгаданным. Девушка не знала, кто такой этот Ивон Клири, и почему именно его потомки понадобились ящерице? Не знала она также Луиса и Гомесов, и о том, что с ними стало. Суть сатанинского ритуала тоже оставалась для неё загадкой.
  Всё это она, как на духу, сегодня и выложила Фуэнтесу. А он... он оценил на отлично её литературный талант.
  "Может, написать в редакцию газеты? - думала девушка. - Если напечатают, может, в это дело вмешаются военные. Да и кто-нибудь из читателей всё равно поверит и будет осторожнее".
  Но тут же ей в голову пришла мысль: а что если генерал Пиночет заодно с этой ящерицей? Если так, то военные точно вмешаются - прибьют, а труп выбросят куда подальше. У хунты с населением разговор короткий.
  Тут же Клотильда огляделась по сторонам, словно высматривая, нет ли поблизости военного, который способен прочесть её мысли. Но нет - в форме никого не было. Только школьники бегали поблизости - в нескольких метрах возвышалось школьное здание.
  Клотильда хотела было пойти дальше, но вдруг её внимание привлекала группка детей примерно лет десяти. Они били и толкали одну девочку, выкрикивая при этом обидные слова и дико хохоча. Девушка тотчас же вспомнила свои школьные годы, когда она сама была жертвой издевательств. Особенно доставалось ей от Алехандры, классной заводилы. Ну ладно, она злобный оборотень. А дети-то?
  - Немедленно прекратите! - потребовала Клотильда, подходя к этой группке. - Что это вы делаете? Как вам не стыдно!
  Дети тотчас же отпустили свою жертву, застигнутые врасплох. Одни, устыдившись, опустили головы и покраснели, другие попытались что-то промямлить в своё оправдание, третьи же с недоумением глядели на "чудную сеньориту", не понимая, за что им, собственно, должно быть стыдно.
  Собственно, им Клотильда и хотела сейчас же всё объяснить и уже открыла рот для этого, как вдруг над её ухом раздался властный женский голос:
  - В чём дело, сеньорита? Кто Вам позволил приставать к детям?
  - Я ж к ним не просто пристаю, - растерялась девушка, - а пытаюсь объяснить, что они не правы.
  - А вот это, милочка, не Ваше дело, - не без строгости осадила её немолодая женщина. - Уж позвольте мне решать, правы мои ученики или нет. Уходите! Чтоб я Вас больше здесь не видела!
  Обиженная и возмущённая, Клотильда хотела было сказать ей в ответ что-то резкое, но всё же промолчала и отошла в сторону, наблюдая за тем, что будет делать учительница. Девушка отчего-то надеялась, что та обругает их не с меньшей строгостью, чем гнала её. Но учительница, не сказав ни слова, прошла мимо по своим делам. Тогда Клотильда устремилась за ней.
  - Послушайте, сеньора! Вы знаете, что Ваши дети издеваются над той девочкой - в зелёном? Неужели Вы, учитель, считаете, что это правильно?
  Сеньора обернулась к ней, глядя сверху вниз и, наконец, снизошла до ответа:
  - Знаете, дорогуша! Дыма без огня не бывает. Издеваются - значит, есть за что.
  - И что же такого ребёнок должен сделать, чтобы его вот так травили?
  - Ребёнок, может, и ничего. А вот взрослые...
  - А взрослые что должны сделать?
  Учительница глубоко вздохнула, по-видимому, перестав надеяться на скорое освобождение от назойливой девицы.
  - Ладно. Её старший брат был коммунистом, а мать писала письма Луису Корвалану. Всё, успокоились?
  Но Клотильду это не успокоило нисколько. Более того, к товарищу Корвалану она сама питала некоторую симпатию, которую сейчас благоразумно предпочла скрыть. Только сказала:
  - Но ведь ребёнок не виноват.
  И такая ли уж разница, с кем там связались её родные? Да хотя бы вся семья девочки состояла из убийц и кровосмесителей, всё равно издевательства над ней не могут быть оправданы. Ребёнок не должен отвечать за родителей. Никогда.
  Но учительница, посему видно, думала иначе:
  - Вообще-то мамашка и братец должны были подумать, как их действия могут отразиться на ребёнке. Так что вполне справедливо...
  - Вы считаете это справедливостью - наказывать ребёнка за то, в чём он не виноват???
  Учительница, последовав её примеру, хотела было в свою очередь также перебить Клотильду, как вдруг окрестности огласил детский визг.
  Ящерица спикировала вниз. Дети, вне себя от ужаса, кинулись врассыпную. Но чудовище успело ухватить когтистыми лапами одного щупленького мальчика. Клотильда не успела и глазом моргнуть, как острые зубы перекусили детское тельце надвое. Учительница вскрикнула и упала без чувств. А девочка в зелёном, которую этот ребёнок ещё недавно с таким ожесточением обижал, бросилась к своей невольной заступнице, словно та могла её спасти. Но разве Клотильда могла?
  - Беги, девочка! - закричала она, прикрывая несчастную от красных горящих глаз.
  Той не пришлось повторять дважды. Клотильда и сама хотела последовать её примеру, но как оставить бесчувственную учительницу на произвол судьбы? И девушка изо всех сил принялась трясти её:
  - Очнитесь, сеньора!
  Та не ответила. Зато над головой послышался взмах огромных крыльев. Последнее, что девушка почувствовала, были острые зубы, впившиеся в её тело.
  И ни Гваделупе, ни ученица в зелёном, которая спряталась и наблюдала за тем, как ящерица доедает несчастную, ничем не могли ей помочь. Не могли они помочь и учительнице, которую постигла та же участь.
  
  
  Тула. Октябрь 2003 год.
  
  Мужчина легонько потряс Ярославну, возвращая обратно в Тулу.
  - Девушка, что с Вами?
  - Ничего, - на этот раз она сориентировалась довольно быстро. Привычка. - Кстати, Вы не были в Чили? - спросила она неожиданно для себя самой. Зачем, и сама не знала. Должно быть, проскользнула мысль о том, что это, возможно, призрак Фуэнтеса.
  - В Чили? - улыбнулся незнакомец. - Нет, не был. А Вы были?
  - Да, несколько раз.
  Ярославна, впрочем, сказала правду. Умолчала только о том, в каких годах это было. Ещё не хватало, чтобы совершенно незнакомый человек подумал: совсем девушка того.
  
  - Записывайте, Пётр Иваныч: второй вагон, место четырнадцатое, номер поезда...
  Пётр Иванович послушно записывал всё, что говорил Антон, не упустив и время отправления, и время прибытия. Именно на этом поезде поедет послезавтра в Нижний Новгород та, с которой Антон упорно хочет его познакомить.
  - Спасибо, Тошка, - сказал он, когда ручку можно было положить на стол. - Я сегодня же беру отпуск за свой счёт и бегу за билетами. Значит, твоя мама будет в командировке всю неделю?
  - Да, - кивнул Антон. - Есть, кстати, и обратный билет. Тот же вагон, то же место. Только вот время не помню.
  - Ну, ничего, это недолго узнать. Умница, Тошка, - похвалил его Иваныч.
  - Стараюсь, - скромно ответил тот, подумав при этом, что всё складывается не так уж и плохо. Только бы Иваныч успел купить билет. Тогда вообще всё будет просто прекрасно.
  А ведь ещё недавно парню казалось, что злая судьба просто насмехается над ним. Сначала - несчастный случай с Иванычем, потом, когда его, наконец, выписали из больницы, аккурат в выходные заболела мать. Разумеется, ни о каком "случайном" знакомстве не могло быть и речи. Встала она с постели только вчера. Антон тогда обрадовался было, начал вовсю строить планы, как свести "два одиночества". Но вечером мама пришла домой с билетами. Как же Антон тогда ругал её шефа-самодура! Приспичило же ему послать в командировку именно её! Как будто бы, кроме Никольской, у него больше и работников-то нет. И, как назло, именно сейчас, в самый неподходящий момент, когда свободной женщине надо устраивать личную жизнь. Но, успокоившись, Антон подумал, что, пожалуй, купе поезда - далеко не самое худшее место для знакомства. Пётр Иванович тоже был с ним согласен.
  - Ладно, Антошка, сейчас иду писать заявление - и за билетом.
  Тем временем уже подошло время обеда, и Антон пошёл мыть руки. Занятый своими мыслями, он едва не сбил по дороге новую уборщицу, которая не замедлила его обругать на все лады. Впрочем, она ругалась со всеми, кроме шефа. Перед ним-то она, напротив, рабски заискивала. Всякий раз, слыша её униженное лизоблюдство перед начальником, Антон не мог удержаться оттого, чтобы презрительно сморщиться. Тогда он сравнивал её с прежней. Вот Ирина Дмитриевна никогда до такого не опускалась. Она была со всеми ровной, вежливой - истинный потомок репрессированных дворян. Да, ворчала порой, но всегда по-доброму, так, что на неё просто невозможно было обидеться. Новенькая же, когда ворчит, прямо-таки излучает злобу и неприязнь. Притом, чем больнее ей удастся задеть кого-то, тем довольнее делается она сама. Где только шеф откопал такую злюку?
  Ну да ладно, пёс с ней! Главное, чтобы у Петра Ивановича всё получилось.
  "Об одном прошу Тебя, Господи! Если у мамы с Иванычем всё сложится, обещаю, что больше ничего у Тебя не попрошу".
  
  Следующий день после ссоры с Егором начался для Ярославны очень неудачно. Сначала по дороге в институт ей повстречалась чёрная кошка. Мало того, что эта хвостатая вредина перебежала дорогу прямо перед ней, так она ещё и посмотрела с вызовом, можно даже сказать, с издёвкой.
  И вот примета сбылась - преподаватель по всемирной экологии дал такое задание, от которого у половины курса мурашки побежали по коже. Надо было написать реферат про загрязнение окружающей среды в разных странах, обязательно при этом указав статистические данные об уровне загрязнения. Каждому студенту - по стране.
  Делили Землю-матушку по жребию. Как на экзамене, когда студент тянет билет, не подозревая, какие вопросы скрываются на оборотной стороне. Здесь же бедолагу ожидал сюрприз в виде названия страны. И счастлив был тот, кому досталась Россия, США или какая-нибудь из европейских. Ярославна же не верила, что окажется в числе таких везунчиков, и тянула свой "приговор", уверенная, что ей попадётся именно Чили. Обречённо вздохнув, посмотрела на бумажку. Ура, Украина!
  Можно было бы говорить, что ей несказанно повезло, если бы не одно но...Егора в институте по-прежнему не было, и Ярославне как его невесте разрешили вытянуть бумажку за него...
  - Тебе досталась Никарагуа, - тут же обрадовала она Егора, позвонив ему на сотовый. И сразу же убедилась, что ему до экологической ситуации в Никарагуа сейчас нет никакого дела. Как, впрочем, и до того, что над его головой нависла угроза отчисления.
  Придя домой, девушка тут же включила компьютер и набрала в поисковике "Украина. Загрязнение окружающей среды". Тут же сайт выдал ей более двухсот тысяч ссылок. Для реферата - немало.
  Когда же она заменила "Украину" на "Никарагуа", тут её и постигло жестокое разочарование. Было понятно, что написать по этим данным более-менее сносный реферат надо ухитриться. Даже ей. А уж у Егора руки опустятся и подавно.
  Тогда Ярославна вновь позвонила своему другу:
  - Хочешь, поменяемся? Ты пиши про Украину, а я возьму Никарагуа.
  - Ой, Слава, я не могу сейчас думать об этом! - произнёс он голосом полным вселенской скорби. - Ты же знаешь, я живу как в аду.
  - Ну, как знаешь! - рассердилась Ярославна. - Я за тебя писать не буду! Отчислят нафиг - тогда не жалуйся!
  И бросила трубку.
  "Ну тебя к чёрту, дорогуша!" - с досадой подумала она, принимаясь за работу.
  
  
  Украина. Кривой-Рог. Январь 1986 год.
  
  Зимний парк был весь покрыт сверкающим снегом. Белые хлопья всё падали и падали, садясь на ветви деревьев, на заснеженные дорожки и на Машину шубу. Девушка, смеясь, подставляла пушистую варежку, ловила на неё снежинки. Тарас с улыбкой наблюдал за любимой, вспоминая, как в новогоднюю ночь сам так же ловил снежинки голыми руками, считая удары часов. И одно-единственное желание было у молодого человека. Но снежинка, увы, растаяла после пятого удара. "Неужели Маша мне откажет?" - испугался тогда Тарас.
  Но на следующей неделе он всё же решился. Встав перед ней на одно колено, вручил кольцо. И Маша сказала "да". Она согласилась! Согласилась, несмотря на растаявшую снежинку. Вот и верь после этого дурацким приметам!
  - Как думаешь, Марусь? - спрашивал он любимую. - Куда лучше поехать на медовый месяц: в Гурзуф или в Анапу?
  - В Гурзуф, - ответила она, недолго думая. - С детства мечтала подняться на вершину Аю-Дага. С высоты посмотреть на море. Наверное, это такая красотища!
  - Да, красота неописуемая. Скоро ты увидишь собственными глазами.
  - А ты видел?
  - Видел. Мне тогда было три года. Папа держал меня на руках, а я кричал: "Пусти! Хочу туда!".
  - И тебе не было страшно? - удивилась Маша. - Ни капельки?
  - Ни вот столечко, - показал Тарас руками.
  - А я была на Аю-Даге, когда мне было шесть. Мама с папой хотели подняться повыше, а я испугалась - начала плакать. Пришлось вернуться. Я тогда была трусиха жуткая.
  Так и брели они, обнявшись, по парковым дорожкам, то беззаботно болтая, а то вдруг замолкая, смотрели друг на друга и слушали, как под ногами хрустит снежок.
  А вот и самый укромный уголок парка. Именно здесь Тарас впервые поцеловал Машу. Какими же сладкими были её губы! И каждый раз, касаясь их, молодой человек хотел одного - чтобы это счастье никогда не кончалось. Вот и сейчас, слившись с любимой в упоительном поцелуе, Тарас не мог насытиться ею. Лишь изредка он, тяжело дыша, отрывался на мгновенье, чтобы нежно прошептать:
  - Я люблю тебя, Маруся!
  - А я тебя, Тарасик! - так же нежно отвечала Маша, прижимаясь к нему поплотнее.
  Внезапно наслаждение сменилось болью в спине, словно в неё вонзили острые ножи. А глаза Маши вдруг округлились от ужаса и закатились, и девушка стала медленно сползать в снежный сугроб.
  Тарас обернулся. От того, что он увидел перед собой, волосы встали дыбом, а по коже пробежали противные ледяные мурашки. А через миг огромные зубы схватили его за горло.
  "Вот она и примета! - скользнула в умирающем мозгу мысль некой Гваделупе. - Я знаю, ты хотел, чтобы Маруся стала твоей женой. Если бы я только могла помочь! Прости меня, Тарас! Прости и ты, Маша!"
  Ящерица же, занятая поеданием потомка Ивона, не заметила, как на дорожке появился немолодой дворник. Испугавшись, он хотел было убежать подобру-поздорову, но, увидев бесчувственное тело девушки, просто не смог оставить её здесь. Схватив Машу в охапку, он быстро засеменил прочь. Прочь от того места, где обгладывали последнюю кость её жениха.
  Гваделупе тихо застонала. За что ей это наказание - снова и снова видеть смерть и ничего, абсолютно ничего не мочь сделать, чтобы спасти несчастных? Так же, как не сумела спасти своего мальчика. Но Родриго погиб внезапно - никто не ожидал, что такое случится. Те же люди, которых душа Гваделупе провожала в последний путь, были обречены. Каково это - знать, что человек погибнет и не мочь ни предупредить его, ни остановить монстра! Ведь тебя самого уже нет.
  "Мне нужно тело".
  
  
  Тула. Октябрь 2003 год.
  
  "Жуть-то какая! Теперь уже и до Украины добралась".
  От этих мыслей Ярославне стало не по себе. Жалко было несчастного Тараса. Да и Машу тоже - ведь она его любила. Как она пережила утрату? И пережила ли вообще? Вдруг она поехала в Гурзуф, где они с Тарасиком хотели провести медовый месяц, забралась на Аю-Даг и бросилась вниз? Что-то Ярославне подсказывало, что именно так Маша и сделала.
  Впрочем, чилийских жертв ей тоже было жалко. Того же Родриго с его матерью, ту же Ортенсию - Тенчу - так её, кажется, называли... Но одно дело - видеть монстра где-то на другой стороне Земли, с которой тебя разделяют моря и океаны, и совсем другое - знать, что он у тебя под боком, а тогда ещё не в соседней, а в твоей стране. Ведь в восемьдесят шестом ещё был Советский Союз. Жутко всё это!
  Ярославна попыталась снова взяться за прерванный реферат, но её мысли витали далеко отсюда. Ящерица, по всей вероятности, охотится за кем-то из тульских. Иначе зачем бы она, покинув банановые Чили, потащилась на другой конец земного шара? Ведь на родине её вроде бы никто не преследовал. Одна пыталась остановить - да и ту съели. Единственное, что утешало Ярославну, так это то, что ящерица прилетела не по её душу. Кабы чудовище задумало её съесть - давно бы уж съело. И совсем необязательно было ждать, когда Ярославна увидит её через зеркало.
  Да, ящерица прилетела не за ней, а что же Гваделупе? Почему она решила поделиться своими наблюдениями именно с Ярославной Козочкиной? За какие такие заслуги? И что она имела в виду, когда говорила: "Мне нужно тело"? Уж не думает ли она взять Ярославнино? Напрокат.
  "Я должна родиться заново. Только так я смогу остановить монстра".
  Девушка даже чуть не подпрыгнула - настолько явственно ей пришла в голову эта мысль. Чужая? Нет, своя. Ярославна словно вспоминала то, что сама когда-то думала. Ещё до того как...
  - Так это же я! Я и есть Гваделупе!
  Лежащая на подоконнике Юлька встрепенулась, разбуженная громким возгласом, и недоумённо уставилась на вскочившую с места хозяйку.
  - Видишь, Юлька, - заговорила Ярославна с кошечкой. - Оказывается, я охочусь за этой ящерицей аж с семидесятого года. Прикинь!
  - Мяу, - недоверчиво потянула та, словно говоря: "Да ладно! Врёшь!"
  - Не вру, а вспоминаю, - горячо заспорила Ярославна. - Понимаешь, когда я видела Чили, мне всё там казалось таким знакомым, словно я жила там сто лет. А я там отродясь не была.
  - Мяу.
  - Говоришь: сказываются впечатления от фильма? Да его-то я вполглаза смотрела. В основном тебя гладила.
  "Ну, тогда не знаю, - мяукнула Юлька и в задумчивости почесалась задней лапкой. - Разве что как-нибудь проверить".
  - Хорошо бы. Только как?
  - Мяу, - последовал растерянный ответ.
  Тут уж Ярославна была с ней полностью согласна. Как проверить: было ли в действительности это воплощение в виде Гваделупе? Или всё-таки это плод её больного воображения? Можно, конечно, вспомнить всю жизнь в подробностях, вспомнить название улицы, на которой она жила, какое первое слово сказал маленький Родриго, где и когда она впервые встретила его отца. Но кто из ныне живущих может это подтвердить? Друзья и родственники Гваделупе далеко, аж в Сантьяго. В Интернете про это вряд ли что сыщешь. Вот если бы вспомнить какое-то историческое событие. Такое, о котором Ярославна знать не может.
  Вот, кажется, что-то вспоминается...
  
  
  Чили. Сантьяго. 11 сентября 1973 год
  
  "Трудящиеся моей родины, я верю в Чили, верю в судьбу моей страны. Другие люди переживут этот мрачный и горький час, когда к власти рвётся предательство. Знайте же, что недалёк тот день, когда снова откроется широкая дорога, по которой пройдёт свободный человек, чтобы строить лучшую жизнь".
  Гваделупе вполуха слушала слова, которые говорил по радио "Магальянес" законный президент Чили. В другое время она бы от души пожелала ему удачи. Но сейчас её душу волновало одно.
  "Луис! Его же съедят! Как бы мне предупредить его, чтобы был осторожнее?"
  Она пробовала кричать, но ни звука не раздавалось в маленькой квартире. Сбросить что-нибудь на пол тоже не получалось. Для этого надо, как минимум, иметь тело. А его у Гваделупе уже три года как не было. Оставалось только не отводя глаз (а их как таковых тоже больше не существовало) смотреть на высокого мужчину с чёрными кудрями. Если б только можно было передать ему мысли! Только послушал бы он?
  Хозяин квартиры решительно направился к двери. Гваделупе горестно вздохнула. Как же этот молодой человек похож на Родриго! Похож своим безрассудством, своей готовностью презреть опасность. Разве это не безумие - идти на работу, когда по улицам ездят танки?
  Но Луис даже не подозревает о другой грозящей ему опасности. Ящерица уже вычислила, где он живёт, один из потоков Ивона. И теперь за ним охотятся.
  - Ну ладно, Кармен, я пошёл, - сказал он, надев ботинки и выпрямившись во весь рост.
  - Будь осторожней, Лучо, - ответила безумно красивая стройная женщина. - Я волнуюсь за тебя.
  "Так уж и волнуешься! - подумала Гваделупе, но увидев, как тот, сказав жене слова ободрения, открыл дверь, с отчаянием "закричала". - Луис! Не уходи! Стой!"
  Дверь за ним захлопнулась, и выражение тревоги напрочь исчезло с кукольного личика хозяйки. Если о ком она и волновалась, то отнюдь не о собственном муже. Былая страсть к нему давно угасла. С того самого дня, когда она впервые оказалась в постели Энрико. Тогда-то она и поняла, как сильно Луис ему проигрывает.
  "Испорченная, испорченная женщина!" - думала Гваделупе, читая мысли Кармен.
  На лестнице тем временем послышались шаги, затем в дверь постучали. Хозяйка, виляя гибким телом, подошла к двери:
  - Дорогой, это ты?
  - Я, пташечка, - был ответ.
  
  
  Тула. Октябрь 2003 год
  
  - Вот тебе и пташечка, - вслух подумала Ярославна, уже знавшая, чем всё закончится.
  Юлька согласно мяукнула и, спрыгнув с подоконника прямо на стол, встала на задние лапки. Девушка без возражений помогла ей забраться на плечи. Юлька же, замурчав от удовольствия, поудобнее устроилась вокруг хозяйкиной шеи, свесив пушистые лапки.
  - Ну что, Юлька, - говорила Ярославна. - Попробуем, что ли, проверить. Я, допустим, не знаю, был ли этот переворот именно одиннадцатого сентября. Да и года точно не помню. У меня вообще с запоминанием цифр напряжёнка. А ещё не могу знать, что там говорил ихний президент и по какому радио. Я и фамилии его не помню - что-то связанное с инопланетянами. Вот сейчас и глянем, так ли это? Как там было: "трудящиеся моей родины... к власти рвётся предательство..."
  Включив Интернет, девушка набрала эти запомнившиеся ей слова, указав притом и страну, и точную дату, и радио "Магальянес". Тотчас же перед ней открылись различные ссылки с чётко выделенными словами. Открывать их уже не было необходимости - всё и так было ясно.
  - Офигеть! - только и смогла вымолвить Ярославна.
  Юлька же не обратила на эту фразу никакого внимания. Лёжа на её плечах в позе "живого воротника", она продолжала урчать, как моторчик. Уж ей-то не было дело ни до каких переворотов и ни до каких-то там ящериц. Лишь бы хозяйка была рядом, кормила, поила, гладила по пушистой шёрстке. А раз всё это есть - значит, кошачья жизнь удалась.
  "Ну ладно, верю, что я Гваделупе, - Ярославна даже удивилась, с каким спокойствием она это подумала. - Но теперь я Ярославна, и не могу остановить ящерицу, как бы я этого ни хотела. Ну, расскажу я кому-нибудь, и что? В лучшем случае пошлют куда подальше. А в худшем - и вовсе в дурку положат. Так что, Славка, выбрось всё это из головы. Надо ещё реферат писать".
  Но неожиданно другая мысль пришла ей в голову:
  "Нет! Сейчас надо спасать Антона".
  - Антона? - девушка подумала вслух уже который раз на дню. - Какого ещё Антона?
  
  Окна поезда гостеприимно улыбались, прогоняя темноту вечернего вокзала. Они словно приглашали стоящих на платформе людей войти вовнутрь, обещая им тепло, чашку сладкого чая и приятный сон под стук колёс. Антон зашёл туда вместе с матерью, внёс её чемодан в купе и засунул под полку. До отправления поезда осталось ещё несколько минут. Некоторое время Антон последний раз слушал наставления матери, а потом, когда провожающих настойчиво попросили покинуть поезд, поцеловал мать её в щёчку и вышел.
  Пётр Иванович только того и ждал. Завидев Антона, он быстренько вытащил билет из сумки и протянул проводнице.
  - Ну, пока, Тошка! - улыбнулся он, поднявшись по железным ступенькам в тамбур. - Не скучай.
  - Удачи, Пётр Иваныч! Счастливо! - помахал ему рукой Антон.
  Проводив взглядом коллегу, скрывшегося в стенах поезда, парень подошёл к окну. Поезд нехотя тронулся с места, и Антон последний раз помахал рукой на прощание. Обоим.
  Наконец, последний вагон проехал мимо перрона. Грохоча по рельсам железными колёсиками, состав увозил прочь от вокзала два встретившихся одиночества. Сколько дней и ночей Антон мечтал об этой встрече! И вот эти двое вместе, едут в одном купе. Не в силах более сдерживать своих чувств, он упал на колени и закрыл лицо руками. Ибо ему казалось, что он вот-вот задохнётся от нахлынувшего вдруг радостного волнения, а сердце, учащённо забившееся, выскочит из груди. И Антон умрёт на месте.
  - Что, девушка уехала? - послышался вдруг над самым ухом старческий голос, полный сочувствия. - Ну, не раскивай, сынок. Пройдёт, отболит...
  Антон убрал руки от лица и немедленно поднялся на ноги. Он весь светился таким счастьем, что старик понял без слов, что ошибся адресом. Понял и молча удалился. А Антону вдруг самому захотелось кого-то утешить. Вселить в чьё-то разбитое сердце хоть капельку надежды. Но люди ходили по перрону с каменными лицами. Кто-то уезжал, кто-то прощался с теми, кого провожал, а кто-то, уже проводив, собирался домой. Знать бы, чьё сердце разбито?
  Так ничего и не надумав, Антон, как на крыльях, полетел домой. Над Тулой уже опускалась ночь.
  
  Ночь во все глаза смотрела на девушку. Фонари, окна домов, неоновая реклама - всё, казалось, излучало насмешку. Впрочем, Ярославна и сама понимала, насколько нелепо её поведение. Также она понимала, что когда она сделает то, за чем, собственно, и потащилась под вечер глядя, её, скорей всего, поднимут на смех. А может, и вовсе сочтут ненормальной.
  Хорошо, мама с папой не волнуются - им Ярославна сказала, что идёт к Егору. Поэтому они спят спокойно, уверенные, что она осталась с ним на ночь. Сказать правду у неё просто язык не повернулся. Да и что ей было сказать? Что к Егору она даже не зайдёт, а вместо этого направится по совершенно незнакомому адресу, к человеку, которого совсем не знает? И всё это затем, чтобы сказать, что за ним охотятся монстры? Нет уж, пусть лучше думают, что их дочь нормальная.
  "Но что же я скажу Антону этому?" - задавала себе девушка один и тот же вопрос.
  По идее - надо с порога сказать правду. Что, мол, увидела его во сне, который только сегодня вспомнила. Да и то вспомнила не она, а её душа. Сама Ярославна сны запоминала очень редко.
  "Но если я нашла по приснившемуся адресу того человека - значит, что-то в этом есть. Что-то похожее на правду. Для этого мало сойти с ума".
  Однако эта мысль не грела душу. Без сомнения, Антон найдёт объяснение даже этому, только бы не поверить главному.
  Наконец, показался приснившийся дом. Тот самый, который девушка искала до ночи. А ведь он оказался не так далеко. Стоило только сесть на нужный автобус, а не ехать через весь город в противоположном направлении.
  Чтобы убедиться, Ярославна достала из сумочки листок бумаги. Номер дома на улице Гоголевской в точности совпадал.
  Однако радоваться было рано. Позвонив по домофону в сорок восьмую квартиру, девушка разочарованно вздохнула, ибо никто ей не отвечал.
  "Вот так облом! - подумала она. - Что же мне теперь - стоять здесь и ждать, пока этот Антон появится? Или..."
  Но нет, развернуться, чтобы пойти обратно, она не успела. Железная дверь открылась изнутри со свистящими звуками, выпуская вдрызг "хорошего" мужика. Сама не зная, зачем, Ярославна быстренько юркнула в проход, как мышка - в свою норку. Вопрос в её голове возник позже.
  Обидно уходить домой ни с чем после того, как долго искал это место и вдруг обнаружил. Но ещё обиднее делать это тогда, когда перед тобой гостеприимно распахивается дверь. После этого ничего иного не остаётся, кроме как подняться вверх на восьмой этаж и позвонить в желанную квартиру. Но ответа по-прежнему не было.
  - Ну вот! - с досадой произнесла Ярославна. - Я тут, как последняя дура, тащусь не пойми куда, а дома - никого! Безобразие!
  Однако умом девушка понимала, что винить в этом некого. Ну, с какой стати этот Антон должен безвылазно сидеть в своей квартире, ожидая, что к нему вдруг заявится какая-то девушка? Да и откуда он может знать, что некой Ярославне Козочкиной взбредёт в голову наведаться именно сейчас и именно к нему? Вот Егор знал, слышал и был дома. Но он был в депрессии, потому и не открывал.
  "Может, Антон также", - подумала было девушка, но тут же отвергла эту мысль - слишком уж много депрессивных получается. Скорей всего, куда-то ушёл. Или уехал. А может, решил заночевать у друга. Или у невесты. В таком случае, есть ли смысл ждать его?
  "Оставить, что ли, записку? Или передать через соседей?"
  В итоге, немного подумав, девушка остановилась на первом. Ещё не хватало позориться перед чужими соседями! Да и станут ли они передавать этот "бред"? У них, небось, своих дел по горло.
  Решив так, девушка вырвала листок из записной книжки, раздумывая, как уместить на маленьком клочке то, чего нельзя было рассказать за пять минут. Но, несмотря на это, она была теперь даже рада, что хозяина нет дома. По крайней мере, смеяться будут потом над листочком бумаги, а не ей в лицо. И вот когда шариковая ручка опустилась, чтобы написать первое слов, на лестнице неожиданно послышались шаги.
  Через минуту на площадке показался молодой парень возраста примерно такого же, что и Ярославна. На нём были джинсы и тёмно-серый плащ.
  - Простите, - обратилась к нему девушка. - Вы случайно не знаете: здесь живёт Антон Никольский?
  На это молодой человек ответил:
  - По идее - да. А что?
  - А Вы не знаете: он будет сегодня? Мне нужно кое-что ему сказать.
  - Тогда слушаю.
  - Так это Вы, Антон? - переспросила девушка.
  Она хотела ещё что-нибудь спросить, только бы оттянуть тот позорный момент, когда этот парень мысленно покрутит пальцем у виска. Но, неожиданно собравшись с духом, быстро проговорила, отрезая себе путь к отступлению:
  - Меня зовут Ярославна. Я пришла по делу, - заметив, что Антон внимательно слушает, девушка продолжала. - Вы только не удивляйтесь, но за Вами охотится монстр.
  На мгновение в подъезде повисла тишина. Зловещая, пугающая, похожая на затишье перед бурей. Такая же, наверное, бывает перед тем, как судья зачитывает приговор. Когда всё уже решено и ничего изменить невозможно - остаётся только ждать развязки. Таковой стала улыбка, появившаяся на лице Антона.
  - В таком случае, пожелайте ему удачи.
  Шутит! Нашёл время, тоже ещё! Впрочем, можно ли к таким речам относиться серьёзно?
  - Нет, Вы не поняли. За Вами в самом деле охотятся. Она уже многих поела. А кого не съела - так зацарапала. Насмерть.
  - Значит, она, - парень по-прежнему улыбался. - Тогда действительно страшно. Буду иметь в виду.
  Однако в этот раз его улыбка была несколько смущённой, как и взгляд, которым он смотрел на Ярославну. Неужели думает, будто...
  - Антон, это ящерица. Большая и злая. Она в самом деле хочет Вас съесть. Потому что Вы потомок Ивона. Сама не знаю, кто это такой, но она охотится именно на его правнуков. Вроде как они ей нужны, чтобы править миром.
  - О-па! Это круто! Вам бы писать фантастические рассказы!
  И опять он несерьёзен! Ну, что ты будешь с ним делать? Первой мыслью Ярославны было развернуться и уйти, послав Антона с его шутками куда подальше. Для того ли она тащилась через весь город? Но рассудительная половинка души советовала "не пороть горячку", а попробовать-таки достучаться.
  - Понимаю, Вы мне не верите. Но я сама её видела. Своими глазами. Она ещё в Чили...
  На мгновение Ярославна замолкла и посмотрела наверх. Ей показалось, будто за окном площадки мелькнула чья-то тень.
  - Хорошо, - согласился Антон, не переставая улыбаться. - Обещаю, что в Чили ни ногой.
  Ярославна повернулась к нему, чтобы сказать, что ехать никуда и не надо, но вдруг увидела, как изменился в лице этот парень. Он внезапно побледнел, глаза округлились, а улыбка спозла как не бывало. Он уже всё понял, увидев, что именно было за окном.
  - Офигеть! - произнёс он без особого энтузиазма.
  Прежде чем ящерица успела разбить окно и влететь вовнутрь, Антон молниеносным движением вытащил из кармана ключ и, повернув его два раза в замке, открыл железную дверь. Ярославна не успела толком ничего сообразить, как парень с криком: "Сюда! Быстрей!" втолкнул её в квартиру. Через секунду он был в той же прихожей и спешно закрывал дверь. Было слышно, как снаружи когти хищника скребут по железу. Тогда-то до Ярославны и начала доходить вся нелепость ситуации, в которую она попала. Среди ночи в чужой квартире с незнакомым человеком. Могла ли она представить себе, что такое возможно? Но случившееся говорило само за себя.
  - Проходи, раздевайся, - тоном гостеприимного хозяина произнёс Антон, помогая девушке снять пальто. Как будто знал, что из квартиры они выйдут нескоро.
  Повесив пальто на вешалку, он быстро скинул своё, повесил рядом и проводил гостью в зал.
  - Чай поставить? - спросил он Ярославну.
  - Да, если можно, - ответила та, только сейчас почувствовав, как у неё в горле всё пересохло.
  Антон отправился на кухню, предложив девушке располагаться. Недолго думая, она села на стоявший у стенки красный диван.
  "А вдруг он маньяк? - промелькнула тревожная мысль. - Подсыплет мне что-нибудь в чай и изнасилует".
  Но тут же девушка подумала, что даже если и так, сейчас ему явно не до этого. Как бы человек ни был зациклен на сексе, а жизнь-то дороже. Нет, не Антона сейчас надо бояться...
  Внезапно из другой комнаты послышался звон стекла и голос хозяина: "Что за чёрт!". Ярославна без слов поняла, что случилось.
  - Бегом в ванную! - скомандовал вбежавший Антон.
  Девушка тут же вскочила с места и доверчиво позволила парню взять себя за руку.
  Вскоре оба, тяжело дыша, сидели на коврике маленькой ванной. Запертая дверка дрожала, как при землетрясении. И снова вой, рычание, шелест крыльев - совсем как в ту ночь, когда она сидела с Юлькой в своей ванной. Но сейчас Ярославна поймала себя на том, что боится не так сильно. Интересно, почему?
  Антон же, к её удивлению, выглядел так, словно не очень-то и напуган. Хотя ему-то сам Бог велел. Именно его хотят съесть в первую очередь.
  Дверь угрожающе затрещала. Антон побледнел и вскочил на ноги. Быстро оглядевшись, схватил дощечку, лежавшую поперёк ванной.
  - Ничего, - ободряюще проговорил он, поднимая "оружие". - Мы ещё посмотрим, кто кого!
  - Антон, не открывай! - взмолилась Ярославна, боясь, как бы он не надумал кинуться в атаку с этим бесполезным куском дерева.
  - Я что, дурак, что ли?... Подожди-ка. Где-то тут была дрель. Вчера полку прикручивал, а убрать забыл. Ну, где она тут? Кажется, под раковину сунул.
  Заглянув туда, Антон не был разочарован. Под раковиной оказалась не только дрель. Шурупы и отвёртку он, к счастью, тоже забыл убрать.
  Ярославна не сразу поняла, зачем ему сейчас всё это. Неужели он собирается сражаться дрелью с ящерицей? Но в таком случае, зачем он сверлит дырки в доске? Только когда Антон начал сверлить саму стенку, она поняла, зачем.
  - Подержи, Слав, - попросил он, приставляя доску к дребезжащей двери.
  Ярославна поднялась и охотно стала помогать Антону. Давай, дощечка, давай, миленькая, спаси нас!
  Ящерица, должно быть, была в полной растерянности и никак не могла взять в толк, отчего хилая дверца вдруг перестала поддаваться. Ведь оставалось последнее маленькое усилие, чтобы её вышибить. От разочарования оставалось лишь злобно шипеть.
  - Антон, ты гений! - проговорила Ярославна, рассматривая новую перегородку. - Я бы никогда не додумалась.
  - Что делать? Приходится, - скромно ответил Антон. - Надеюсь, теперь она нас не достанет.
  - Надеюсь, - вымученно улыбнулась девушка, снова садясь на коврик.
  От того, что случилось за день, она так устала, что, прислонившись головой к стиральной машинке, тотчас же заснула.
  
  Антону казалось, что прошла целая вечность, прежде чем монстр, наконец, затих. Однако парень не спешил радоваться. Ведь ящерица вполне могла всего лишь навсего затаиться в ожидании, когда неосторожная жертва выйдет из ванной. Поэтому выходить Антон также не торопился.
  Лишь через несколько часов он робко приоткрыл дверь и тихонько прошёл по квартире. Жилище выглядело так, словно по нему только что прошёл Мамай со всей ордой. Но виновника разгрома нигде не было. Только убедившись в этом, он решился вернуться в ванную и, подхватив на руки спящую девушку, аккуратно положил её на диван. На тот самый, где она вчера сидела.
  "Однако храбрая девушка! - думал он, глядя на Ярославну. - Взять и заснуть, когда ломится такое вот чудище. Я как увидел, у меня просто душа в пятки ушла. Думал: ну всё, прощай, жизнь молодая! А она, я смотрю, не слишком-то и испугалась. Странно!"
  Оставив гостью на диване, Антон вышел из комнаты и запер дверь. После прилёта ящерицы неплохо было бы навести в квартире хоть какое-то подобие порядка. Тем более, что заснуть сейчас всё равно не удастся.ж
  Собирая с пола осколки стёкол, он не переставал думать о той девушке, что пришла к нему неожиданно. Как только она вычислила, где он живёт? И откуда узнала, за кем охотится гигантский ящер? Но самым странным было её поведение. Пусть ей не впервой видеть ящерицу, но зная о том, что это людоедка, вряд ли кто может остаться спокойным, когда она ломится в дверь. Будь на месте Ярославны любая другая девушка, Антон не сомневался, что она, если бы тут же не упала в обморок, то подняла бы такой визг, что рептилия бы, наверное, оглохла. А вместе с ней - и весь подъезд. Тут уж вряд ли вспомнится, за кем охотятся в первую очередь, а за кем - в последнюю.
  Или, может быть, к Ярославне чуть ли не каждый день ломятся монстры, и она уже настолько привыкла к этому, что особо и не боится?
  "Но мне кажется, где-то я её видел. Только где?"
  Увлечённый этими мыслями, а также ликвидацией последствий погрома, Антон даже не заметил, как на небосклоне появилось алое солнце.
  
  Солнце уже было высоко, когда Ярославна открыла глаза. Девушка не сразу поняла, где находится и почему лежит на диване одетая. Пока она продирала сонные глаза, память услужливо предоставляла вчерашний вечер. Значит, Антон принёс её сюда спящей. Весьма любезно с его стороны!
  Потянувшись, девушка встала с дивана и тихонько направилась к двери. Осторожно раздвинула она створки, боясь, как бы ни заскрипели и не разбудили хозяина, который, должно быть, спит в соседней комнате.
  Он же появился перед ней внезапно, словно вырос из-под земли.
  - Доброе утро, Слав.
  - Привет, Антон. Ты не спишь?
  - Да вот что-то не спится, - ответил он, покосившись в сторону спальни.
  Ярославна понимающе кивнула. Сама знала не понаслышке про бессонницу такого рода.
  - А сколько времени? - спросила она.
  - Где-то полпервого. Есть хочешь?
  - Спасибо, не откажусь.
  А уж если быть до конца искренней, следовало бы сказать: проголодалась, как волк. Впрочем, по тому, как оживилось её лицо, Антон, видимо, всё понял правильно.
  - Яичница подойдёт?
  - Вполне.
  Вскоре парень и девушка сидели на маленькой, но уютной кухоньке. Вернее, сидела одна Ярославна. Антон как законный хозяин хлопотал у плиты. Обстановка всем своим видом говорила, что в доме есть женская рука. Об этом также говорили и миленькие кружева, прибитые к полкам, и изящные гардины на окнах. Нет, молодой мужчина не стал бы по своему усмотрению так украшать кухню.
  - Ты не один живёшь? - не удержавшись, спросила-таки Ярославна.
  - С мамой, - был ответ. - Но она сейчас в командировке. Спасибо начальнику.
  Последние слова и вправду прозвучали с искренней теплотой. Что в этой ситуации было неудивительно.
  - Тебе как: глазунью или...
  - Давай глазунью, - ухватилась Ярославна за первый же вариант.
  Антон тут же разбил на сковородку четыре яйца.
  - Слушай, Слав, - по его тону и пристальному взгляду девушка сразу поняла, какими будут его следующие слова. - Может, расскажешь в подробностях? Откуда эта ящерка вообще взялась? И чего ей вдруг понадобилась кровь этого... Ивана, или как его там?
  - Да, конечно, - спохватилась Ярославна. - Собственно, за этим я и пришла.
  - Да, вчера нам и поговорить толком не дали. Ну, так что?
  - Понимаешь, всё началось с документального фильма...
  Она только успела рассказать про Родриго и Гваделупе, как яичница поджарилась, и пришлось сделать перерыв на обед (или на поздний завтрак, кому как больше нравится). Продолжить Антон разрешил только тогда, когда Ярославна, поставив допитую кружку чая, поблагодарила за обед.
  Антон слушал с видимым хладнокровием, почти не перебивая рассказчицу. Ярославну сначала удивляло: как это он не боится? Но вскоре по его лицу девушка поняла, что он изо всех сил пытается скрыть волнение. Руки его были плотно сжаты в замок, а губы стиснуты. Оно и понятно - смертный приговор мало кому прибавляет оптимизма.
  Однако голос его, когда он что-то спрашивал, был небрежно-беззаботным, как будто не его монстр присматривал в качестве еды. "Да, попал мужик! - восклицал Антон, слушая страшную историю про "любителя пташек". "Решительная дамочка!" - издевательски замечал он, когда ящерица ломилась в ванную к Ярославне. И всё это, таким тоном, словно хотел добавить: уж со мной такого произойти никак не может. Хотя сам понимал, что может, да ещё и как. Когда же Ярославна, наконец, закончила свой длинный рассказ, он таким же зрительским тоном проговорил:
  - Весёленькая история! Интересно, как она меня вычислила?
  - Она гадала на номерках - призывала дьявола. И каждый раз он указывал ей на жертву. Помнишь, я говорила про воровство номерков.
  - Ну да. И почему-то оказывалось с шестёрками. Да, с норовом бабёнка!
  - То-то я и увидела во сне. Разложила две штуки: одну - с шестёркой, а другую - где шестьдесят шесть. И главное - на обеих наш институт. Потом зажгла три чёрные свечки и давай что-то бормотать.
  - А потом появился чёрт и сказал мою фамилию, адрес и паспортные данные?
  - Нет, это она сама записывала. Видимо, контакт был мысленный. А я же, как просыпалась - сразу всё забывала. А душа помнила...
  - Постой, Слав! - неожиданно перебил её Антон. - Как, ты говоришь, звали вашу гардеробщицу?
  - Татьяна Владимировна. А что?
  - Слушай, а ведь нашу новую уборщицу зовут также. И она тоже любит покричать, поорать...
  С минуту Антон и Ярославна молча смотрели друг на друга, удивлённые столь неожиданным оборотом. Наконец, Антон глубокомысленно изрёк:
  - Так-так. Кажется, врага уже знаем в лицо, а это уже кое-что. Видимо, придётся всерьёз взяться за отношения с коллегами. Кстати, ты не знаешь, кто у неё ещё там в списке? А то ещё как покушает весь коллектив.
  - Больше вроде бы никого, - пожала плечами Ярославна. - Ты один.
  - Это утешает, - произнёс парень с некоторой иронией. Ладно, попробую сам выяснить, кто такой этот Ивон (так его, кажется).
  - Да, Ивон Клири... Ну ладно, мне пора. Спасибо за тёплый приём, - сказала она, вставая с места.
  - Не за что. Это тебе спасибо. И прости, что поначалу выпендривался. Если б знал, что всё так серьёзно.
  - Да ничего. Если честно, я вообще не ожидала, что поверишь.
  - Но ведь пришла. Значит, всё-таки надеялась.
  - Наверное.
  Антон встал со стула и вслед за ней пошёл в прихожую проводить гостью. Когда он помогал Ярославне надеть пальто, та вдруг спохватилась:
  - Слушай, Антон, дай мне свой телефон. А то вдруг ещё что-то узнаю. Чтоб могла тебе быстренько сообщить, если что.
  - Да, конечно, - быстро ответил тот. - Есть где записать?
  Когда продиктованные цифры оказались в её книжке, Ярославна с чистой совестью удалилась, провожаемая пристальным взглядом парня. Она хорошо представляла себе, какую бурю вызвала в его душе эта жуткая повесть. Да и то, что случилось вчера, не могло остаться без следа. Но было ещё кое-что, о чём она даже не догадывалась.
  
  Когда случайная гостья скрылась из виду, Антон захлопнул дверь и, припав к дверному косяку, схватился за голову. Только тот, кому когда-нибудь грозила смертельная опасность, может понять, что чувствовал парень в тот момент. Гордость, не позволявшая показать перед девушкой свой страх, теперь отошла на задний план. А врать самому себе, что не боится, Антон не считал нужным. Он боялся, ещё как боялся. Тем более сейчас, когда ему особенно хотелось жить. Когда личная жизнь матери, быть может, уже наладилась, и можно уже подумать о своей. И в ней могло бы быть место для Ярославны. Если бы только...
  Внезапно мысль пронзила его, как удар током. Никакого "если бы" быть не может. Потому что в жизни Ярославны нет места для него. Ибо её сердце принадлежит Егору. Тому самому, про которого она говорила с соседкой Петра Ивановича в тот день, когда заехала ему дверью по лбу.
  "Как же я её сразу-то не узнал?" - думал Антон.
  Вместе с этой мыслью ему пришла на ум и другая. Ему вдруг вспомнилось, как Пётр Иванович "бредил" про каких-то динозавров. Потом он и сам списывал это видение на травму головы. А он-то, получается, был прав. "Но ведь за ним она вроде бы не охотится. Что ей тогда понадобилось в его доме?"
  В конце концов, парень остановился на том, что ящерица, по всей видимости, прилетала к Егору. После неудачного нападения на Ярославну она, по-видимому, думала, что девушка, испугавшись, пойдёт ночевать к нему. Тогда, подкараулив её в подъезде, можно было бы съесть несчастную "без шума и пыли". Но даже поняв, что Ярославна осталась дома, ящерица не решалась навестить её ещё раз, так как прекрасно понимала, что ей могут устроить засаду. А уж рисковать ради свидетеля, которому вряд ли кто поверит, никак не входило в её плане. Вот Антон - другое дело. От него зависит, будет ли она править миром или нет. А Ярославну и слушать никто не станет.
  - Ладно, старушка, мы ещё повоюем! - угрожающе произнёс Антон.
  
  Ярославна шла по улице почти радостная. Несмотря на весь ужас положения, в которое попал Антон, ей отчего-то верилось, что он выйдет победителем. О том, что он, возможно, погибнет в этой борьбе, девушка старалась не думать. Что-то в его голосе и даже во взгляде выдавало победителя. Нет, не супермена из голливудских боевиков, которого всякая пуля минует, и не патологического везунчика, родившегося в рубашке. Скорее он напоминал солдата, который отвоюет победу своим трудом и смелостью. А для этого ему придётся немало попотеть. Снова и снова девушка вспоминала эпизод в ванной. Вспоминала, как мужественно держался Антон, слушая свой смертный приговор. А ведь это очень и очень страшно. Теперь Ярославна, наконец, начала понимать, почему она сама почти не боялась. Потому что во всём полагалась на этого парня. Верила, что он не спасует перед опасностью. Не то что...
  "Забегу-ка я к Егору, - осенило девушку. - А то вчера думала, да так и не зашла".
  Совсем скоро она уже поднималась по лестнице знакомого подъезда и звонила в знакомую квартиру. Егор стоял на пороге, пошатываясь.
  - П-п-привет, С-с-слав! - проговорил он, заикаясь, и в нос девушке тут же ударил запах спиртного.
  - Егор, ты что? Напился, что ли? - Ярославна удивилась и испугалась одновременно.
  - Н-ну, т-типа. А чт-то? П-п-проход-ди, что л-ли.
  С этими словами он повернулся к ней спиной и, оставив дверь открытой, пошёл на кухню, шаркая ватными ногами.
  Ярославна закрыла за собой дверь и последовала за ним.
  - Егор, послушай...
  - Да что слушать? - перебил он заплетающимся языком. - У меня семья рушится. Ты знаешь, какую папашка бабу нашёл. Сиськи - во! А лет столько же, сколько и мне. Прикинь!
  Пока Ярославна пыталась разобрать слова, Егор, хватаясь руками за холодильник, успел не только добраться до стола, но и дрожащими руками наполнить стакан. Когда же до девушки, наконец, дошёл смысл сказанного, Егор уже опрокинул в себя содержимое и снова потянулся к бутылке. Но Ярославна его опрередила.
  - Отдай! - завопил парень.
  - Послушай, Егор, - сказала Ярославна, убирая злосчастную бутыль на верх холодильника. - Я понимаю, что это неприятно, но не пить же из-за этого, в самом деле. Надо жить дальше. Понимаешь, жить надо!
  - Отдай, сука! - потребовал Егор более настойчиво.
  Ярославна аж обалдела. Никогда прежде ей не приходилось слышать от него грубых слов. От него, интеллигентного парня. Неужели водка настолько меняет человека?
  - Нет, - твёрдо сказала девушка. - И вообще, иди проспись - потом поговорим.
  Но Егор явно не был настроен на разговоры. Видя, что утопить своё горе в стакане ему просто так не удастся, он схватил Ярославну за грудки и принялся отчаянно трясти, вымещая свою злобу. Отчасти - на ту женщину, что сбила последний гвоздь в гроб его семейной жизни, а отчасти - на саму Ярославну. Девушка почувствовала, что в этот момент Егор её просто ненавидел. За то, что у неё в семье всё в порядке.
  - Грязная шлюха! - орал он на всю квартиру. - Все вы, девки, шлюхи! Только и думаете, как бы под мужика подлезть! Ну, пойдём, пойдём! Что я, не мужик, что ли?
  - Прекрати, Егор! - закричала Ярославна, отстраняясь от него. - Не в этом мужество.
  Парень в ответ криво усмехнулся:
  - Да? И в чём же?
  От удивления он даже ослабил хватку, отчего Ярославна наконец-то смогла вырваться и отойти от него подальше.
  - В том, чтобы достойно сносить удары судьбы. А не прятаться за рюмку, как последний трус!.. Ну, будь же ты мужчиной, Егор!
  Последнюю фразу она произнесла просительно, почти умоляюще. Как может умолять слабая женщина, чтобы мужчина её пожалел. Ну, хоть раз в жизни! Не всё же ей одной жалеть его, несчастного!
  Что-то промелькнуло в глазах Егора. Что-то вроде сочувствия к той, что до сих пор сносила его бесконечные нюню, и стыд за себя. Но это продлилось лишь секунду. Затем всё это превратилось в бесконечную жалость к себе.
  - Умная, да? Умная? - бормотал он, а потом заорал. - Да катись ты ко всем чертям! Слышь, проваливай!
  - И свалю! -прокричала Ярославна. - Достал ты меня уже!
  Уже второй раз она уходила от Егора хлопнул дверью. Но если тогда девушка умом понимала, что завтра они помирятся, и всё будет по-прежнему, то сейчас такого ощущения не было. Напротив, Ярославна всем своим существом чувствовала, что на этот раз всё кончено. Нет, Егор, конечно, протрезвеет, может быть, пожалеет о том, что в пьяном угаре выгнал её, захочет возобновить с ней отношения. Но Ярославна вдруг поняла, что сама этого не хочет. Эта ночь, проведённая с Антоном, словно разделила её жизнь на "до" и "после". И Егор со всей своей слабостью и малодушием попал в прошлое - в то, что было "до"... А что же тогда "после"? Одиночество? Пустота? Или, напротив, свобода? Этого девушка ещё не знала. Знала одно - теперь для неё начинается новая жизнь.
  
  На работу Антон пришёл с небольшим опозданием. Зеркальце, которое мама держала в косметичке, куда-то затерялось. Антон сперва даже думал, что вообще выбросил его вместе с осколками большого зеркала. Или сунул за полку, превратившуюся после погрома в груду деревяшек. С большим трудом он нашёл зеркальце в мамином сапоге. Ничего, что оно маленькое - для таких дел сойдёт.
  Притаившись за дверью кабинета, Антон тщательно прислушивался к каждому шороху, от волнения всё сильнее сжимая зеркальце в кулаке. И каждый раз, когда слышались шаги, он чуть-чуть приоткрывал дверь, чтобы посмотреть, кто идёт.
  Наконец, в коридоре послышалось знакомое шарканье. Ошибки быть не могло - это она! Но Антон на всякий случай приоткрыл дверь. Татьяна Владимировна в недовольной миной шла в сторону туалета.
  - Ну, с Богом! - прошептал Антон и, распахнув дверь настежь, пошёл за ней. Не быстро, но вполне достаточно для того, чтобы догнать её у самой двери. Там он окликнул уборщицу по имени-отчеству.
  - Чего тебе? - сердито поинтересовалась та, не поворачивая головы.
  - Скажите, Татьяна Владимировна, - начал парень нарочито заинтересованным тоном. - Вы никогда не мечтали стать ящерицей?
  Глаза уборщицы от этих слов сделались абсолютно круглыми. Но всё же в следующий момент она взяла себя в руки и пробурчала:
   - Ты что, совсем с дуба рухнул?
  - Ну, почему же? - примирительно проговорил Антон. - Это же классно - летать, разбивать окна, ломиться в ванную...
  Тут уже остатки самообладания покинули уборщицу, заставив её аж позеленеть от злости. Антон тем временем продолжал:
  - ... есть людей, а кого не съешь - зацарапать. Причём, до смерти.
  - Знаешь что, парень! Вали отсюда, пока я милицию не вызвала!
  Именно этого Антон и ждал.
  - А что же Вы так нервничаете? Уж не поэтому?
  Не успела Татьяна Владимировна ничего ответить, как маленькое зеркальце оказалось аккурат напротив её лица. А когда, оправившись от изумления, обрела, наконец, способность двигаться, Антон уже запирал дверь туалета снаружи. Того, что он увидел в зеркале, было достаточно.
  - Выпусти немедленно! Хулиган! - орала уборщица благим матом.
  Но Антон уже не слушал её - он со всех ног мчался к себе. Телефон вовсю разрывался от звонков.
  - Привет, Антоша, - услышал он голос матери, как только снял трубку. - Ты чего не отвечаешь? Я звоню, звоню... У тебя тут всё нормально?
  - Да, мама, всё окей, - спешно ответил Антон. - Прости, мам, я сейчас не могу с тобой говорить.
  - Что-то случилось?
  - Нет, просто работы много.
  - Я тогда вечерком позвоню. Хорошо?
  - Хорошо, мам. Ну, целую, пока.
  Окончив этот короткий разговор, парень нажал на рычаг, чтобы набрать, наконец, "02", но в эту минуту на пороге возникли двое.
  - Это безобразие! - Татьяна Владимировна, возмущённая до предела, размахивала руками. - Меня, старую женщину...
  - Успокойтесь, Татьяна Владимировна, - ласково проговорил начальник. - Сейчас разберёмся... Ну, Никольский, что у вас тут происходит? - спросил он не без строгости.
  - Сейчас я всё объясню, - ответил Антон. - И даже покажу.
  Он хотел было взять зеркальце и направить на уборщицу, но рука шефа остановила его.
  - Так, немеделенно прекратите! Вы что себе позволяете?.. Идите работайте, - обратился он к "обиженной". - А Вас, Никольский, я попрошу пройти в мой кабинет...
  
  Ярославна в этот день так и не пошла в институт и, вернувшись домой раньше обычного, сразу же села за реферат. Юлька, воспользовавшись столь редкой возможностью, напросилась ей на шею в качестве воротника, где тотчас же и задремала.
  До самого вечера девушка работала над загрязнением Украины, удивляясь, как легко у неё сегодня идёт работа. Да и настроение было такое, словно на спине выросло два крыла. Один лёгкий взмах - и она полетит по воздуху. Горечи от разрыва с Егором Ярославна, к своему удивлению, почти не чувствовала. Напротив, с души как будто свалился огромный булыжник.
  Порой в голову приходили странные мысли, которые раньше напугали бы девушку до полусмерти. Раньше, но не сейчас. Свыкнувшись окончательно с существованием Гваделупе, Ярославна думала о том, приходило ли ей, чилийке, в голову, что когда-нибудь она увидит Россию своими глазами? Что будет зваться русским именем и пить чай с тульскими пряниками, напрочь забыв о том, что когда-то жила на родине Пиночета? Или о том, что здесь, в городе самоваров, найдёт своего погибшего сына...
  "Стоп! Я же его не нашла... Или всё-таки нашла, только не узнала?"
  Действительно, почему бы не предположить, что Родриго после смерти так же не попал в другую страну, хотя бы в ту же Россию? Может, он тоже живёт в Туле, не думая о своих прошлых воплощениях? Вдруг он вообще учится с ней в одном институте или живёт по соседству?
  Вечером вернулись с работы мама и папа. После расспросов о рабочих буднях она поведала им о своей размолвке с Егором, умолчав, правда, о том, что ночь провела вовсе не с ним. Отец сокрушённо покачал головой:
  - Ну, докатился парень! Уже и бутылка... И правильно, Славка - нечего с таким встречаться.
  - И то правда, - согласилась мать. - А то всю жизнь так и будет: ох да ах. Не мужчина, а маленький мальчик, честное слово.
  - Хуже. Мальчики хоть не пьют.
  - Да кто ж им даст?
  - И то верно... Ну, ты не переживай, Славка. Найдёшь ещё себе путёвого жениха.
  - Да я и не переживаю, - ответила Ярославна.
  После этого мама с папой пошли на кухню чистить картошку и готовить ужин, а Ярославна вернулась к реферату, а заодно и к своим мыслям.
  А за стенкой играло кухонное радио:
  "О тебе узнал я во вчерашнем странном сне
  Всё, что я увидел, будет вечно жить во мне.
  Если ты захочешь обо всём мне рассказать,
  Ветер знает, где меня искать"...
  Ярославне даже показалось, будто песенка про неё. Про неё и про Антона...
  "Кажется, я не всё ему сказала, - подумала вдруг девушка. - Что-то хотела ещё сказать, но тут же забыла. Я же видела"...
  Видела. Когда спала на его диване. Что-то про дачу... Точно!
  Ударив себя по лбу, она стремглав помчалась к телефону и на одном дыхании набрала записанный номер.
  - Алло, - ответили на другом конце провода.
  - Привет, Антон.
  - Это ты, Ярославна? Привет. Что-то случилось?
  - Почти. Слушай, она знает, где твоя дача. И сегодня, как я поняла, заявится. Так что ты там поосторожнее.
  - Ага, - послышалось после некоторого раздумья. - Значит, думает пикничок устроить? С шашлыками, на свежем воздухе. Ну что ж, пусть развеется. А я пока посижу в душном городе. Спасибо, Слав. А ты-то как? Не думает ли она заодно и тебя навестить?
  - Не, обо мне даже не вспоминает. Думает сперва с тобой..., ну, в общем, пообщаться. А потом, наверное, возьмётся.
  - Ну, это мы ещё посмотрим. А на дачу, видимо, придётся смотаться.
  - Зачем?
  - За осиной... Ну, кол вытесать.
  - Думаешь, это на неё подействует?
  - Не знаю. Вроде бы от нечисти помогает. Правда, я в деревьях ни черта не смыслю. Ну да ладно... Слушай, а ты не знаешь, чего она боится?
  - Это мне и самой интересно.
  - А она тебе о своих страхах ничего не говорила? Ну, когда вы дружили?
  - Да нет, вроде. Хотя, если подумать, может, что-то и вспомню. Тогда я тебе позвоню.
  - Идёт.
  - Ну ладно тогда, пока.
  - Пока, Слав. Спокойной ночи.
  - Болтушка, иди есть, - послышался из кухни мамин голос, как только девушка положила трубку. - Сейчас всё остынет.
  Ярославну не пришлось просить дважды. Через две минуты она уже сидела за столом рядом с родителями, которые уже почти расправились с жареной картошкой, в то время как сама Ярославна ещё только принималась за еду.
  - С кем это ты болтала? - спросил папа.
  - Да так - приятель один.
  - Из института?
  - Нет, случайно познакомились.
  - Где? - насторожилась мама.
  - У Егора в подъезде. Я его нечаянно дверью стукнула.
  Неожиданно Ярославне пришла в голову мысль взять да и рассказать маме с папой всё как есть. Сколько же можно врать, в конце концов? Ведь прежде она всегда говорила им только правду, ничего не скрывала. Да и нечего ей было утаивать от собственных родителей. Однако что-то не давало ей так просто взять и сказать, как она познакомилась с Антоном. Поверят ли мать с отцом, что, проведя ночь с малознакомым парнем, она осталась верна Егору? Во всяком случае, Ярославна бы не поверила, услышав подобное от своей дочери. Та самая Ярославна, какой она была раньше. Нет уж, лучше всё-таки промолчать.
  
  Положив трубку, Антон ещё долго не мог справиться с волнением. Впрочем, оно и понятно - трудно оставаться спокойным, когда за тобой охотится нечто дьявольское. А ещё труднее, когда это нечто знает твой адрес, и даже на даче от него не спасёшься.
  Удивительным было другое. А именно то, что взволновала Антона не отведённая ему роль жертвы. Ярославна позвонила. Ему. Если бы она знала, как он был рад ей! А ведь он, услышав её голос, напрочь забыл про сегодняшний выговор, который ему таки объявили. Забыл бы и про ящерицу, но ведь Ярославна звонила для того, чтобы сказать о ней. Не для того, чтобы договориться о походе в кино.
  "Какой же я дурак! - подумал вдруг Антон. - Не догадался спросить у неё телефон. Сразу решил, что этот таинственный Егор - её парень. А вдруг это просто хороший друг? Взял бы у неё телефон, сам бы позвонил и пригласил в кино... Нет, нельзя, - парень горестно вздохнул. - Я не могу подвергать её риску. Сейчас не могу".
  А часы между тем неумолимо двигали стрелками, суля приближение ночи. Благодаря фанерным дощечкам, которые Антон уже успел вставить заместо разбитых окон, она не обещала быть холодной. Но всё же ночевать в комнате он не решился. Вместо этого он вынес в прихожую раскладушку и закрыл все двери. Также нашёл бутылку со святой водой и поставил у изголовья. Для пущей надёжности, вспомнив, что оборотни боятся серебра, Антон захватил из кухни серебряную ложку, что мать подарила на его четырнадцатый день рождения. Конечно, жалко кидать мамин подарок в пасть чудовищу, но ещё жальче было бы потерять жизнь.
  "Допустим, сегодня я так переночую, - думал Антон уже после того, как помылся и лёг спать. - Но не буду же я весь век спать на раскладушке в прихожей. Тем более, когда приедет мама. Видимо, придётся мне с этой ящеркой встретиться".
  Он ещё успел подумать, что, может статься, в человеческом обличьи он её больше не увидит. Вряд ли Татьяна Владимировна настолько глупа, чтобы идти на работу, где её вот-вот разоблачат. Скорей всего, возьмёт больничный или отпуск без содержания до тех пор, пока с ним не покончит. А потом, в случае удачи, и работа будет ей уже не нужна. Зачем, спрашивается, драить полы, когда весь мир у твоих ног?
  "Ну уж дудки! Просто так я тебе не дамся!" - было последней мыслью Антона, прежде чем он провалился в сон.
  
  - Ну, здравствуй, Антошка! Сколько лет, сколько зим! Ну, рассказывай, как живёшь? Что новенького?.. Эх, время, время! - Николай Гаврилович вздохнул, развёл руками. - Как же оно быстро летит! Кажется, ещё вчера детишки за партой сидят, а сегодня глядишь - уже взрослые. У кого-то уже свои дети. Ты-то как? Ещё не женился?
  - Нет, пока. А так всё по-старому - учусь, работаю. Не всё же у мамы на шее сидеть.
  - А папа?.. Ой, прости, Антошка - совсем забыл.
  - Ничего страшного. Я вот недавно Лену Орлову видел. Помните, за первой партой сидела, с косой?
  - Как не помнить? Отличница была круглая. Как она поживает?
  - Замуж вышла - за Сашу Мазнева.
  - За Сашу?! Боже ж ты мой! Остепенился-таки парень! Молодец!
  - А Серёжа Карпухин в Москву уехал - учится в МГУ.
  - Ух ты! Я всегда знал, что он много добьётся. Если, конечно, лениться не будет. А у нас вот несчастье. Помнишь Елену Васильевну - по русскому? В марте умерла.
  - Умерла? Как же это случилось?
  - Опухоль мозга. Теперь вместо неё преподаёт Тамара - дочь Натальи Павловны.
  - Да, вот жизнь-то! А как сама Наталья Павловна?
  - Работает. Кстати, у неё сейчас урок. Закончится - можешь зайти.
  - Да, пожалуй, зайду... Николай Гаврилович, а Вы знаете, кто такой Ивон Клири?
  Именно за этим Антон, собственно, и пришёл в школу, сбежав с третьей пары. Конечно, он был рад повидать учителей, которые пытались привить ему разумное, доброе, вечное, вспомнить о тех, с кем сидел за одной партой, шептался на уроках и играл на переменах. Но больше всего Антона сейчас интересовал именно Николай Гаврилович, учитель истории. Все, кто у него учился, прекрасно знали про его тягу ко всему загадочному, необъяснимому. Казалось, в природе не существует ни одной легенды, ни одного предания, которого бы не знал Николай Гаврилович. Поэтому парень был чрезвычайно обрадован, что застал его, и с трепетом ожидал, что скажет учитель.
  - Ивон Клири?.. Да, слышал про такого. Жил такой целитель в Испании в XV веке.
  - А можно рассказать подробнее?
  - Пожалуйста...
  Как-то много лет назад, в 1493 году под Барселоной появился один отшельник лет тридцати. Откуда он пришёл, никто не знал. Поговаривали, что детство и юность его прошли во Франции, откуда он впоследствии бежал, спасаясь от гнева самого короля. Звали отшельника Ивон Клири, хотя местные часто называли его Хуаном, по-испански. Он был со всеми добр, отзывчив, никто не слышал от него грубого слова, а если кто нуждался в помощи - никому не отказывал. Ещё он умел лечить самые страшные болезни, которые в те века опустошали целые города. Одни его за это любили, другие относились с подозрением, считали колдуном.
  Беда постучалась в его одинокий дом совершенно неожиданно, в виде слуги одного знатного сеньора. "Мой господин смертельно болен, - сказал слуга отшельнику. - Ради всех святых, спаси его! Он тебе даст за это любую награду". Но Ивон пошёл спасать его, конечно, не ради награды - просто из добрых побуждений. Он буквально вернул больного с того света, а то серебро, что получил, тут же раздал нищим.
  Но этим история не закончилась. Была у того сеньора дочь - красавица Беатрис. Считая, что её отец слишком скупо поблагодарил целителя, она тайком взяла золото и отправилась к Ивону. Они увидели друг друга и...
  Любовь связала их в ту же минуту. Теперь жизнь до этой встречи казалась им не той, ненастоящей, если это вообще можно было назвать жизнью. Мир друг без друга потерял для них всякий смысл. Они любили, отдавая себя полностью, и каждая минута была наполнена этой любовью. Милая и добродетельная Беатрис стала для Ивона всем, и он для неё - целой Вселенной.
  Они встречались тайно, пока однажды Беатрис не пришла к нему вся в слезах. "Отец хочет выдать меня замуж. Нашёл жениха богатого, знатного. Но я его не люблю. Что мне делать?" Ивон обнимал и как мог утешал свою возлюбленную. "Хочешь замуж за меня?" - спросил он её. "Да, - ответила Беатрис. - Но отец..." "Тогда я попрошу у него твоей руки. Ты только скажи, действительно ли ты этого хочешь?" "Да, тысячу раз да. Клянусь, я хочу этого больше жизни".
  Своё обещание Ивон выполнил - на следующий же день отправился к отцу Беатрис. Тот, уже полностью оправившийся от болезни, хотел сперва прогнать его, но, памятуя о чудесном исцелении, всё же принял и выслушал, хотя и довольно холодно. Когда же Ивон сказал, что хочет жениться на его дочери, почтенный сеньор пришёл в ярость: "Убирайся вон, жалкий оборванец! Чтоб духу твоего здесь не было!" Потом, опасаясь, что Беатрис сбежит с Ивоном, он сообщил Святой Инквизиции о колдуне, который держит в страхе всю округу. Рассказал, будто Ивон Клири наслал на него тяжёлую болезнь, а его дочь околдовал, приворожил с помощью чёрной магии. Местные крестьяне, боясь прогневить своего господина, подтвердили, что он ходит по ночам на кладбище, где разговаривает с Сатаной, и что с помощью колдовских зелий столько людей на тот свет спровадил.
  В те времена с колдунами разговор был короткий - Ивона сожгли на костре. Красавицу Беатрис отец насильно выдал замуж, а через несколько месяцев она родила ребёнка. Некоторые шептались, что ребёнок был от Ивона, а вовсе не от законного супруга, что, в принципе, могло быть правдой.
  - Вот такая грустная история!
  - Да, трагическая, - согласился Антон, а сам подумал: "Как же спросить про потомков, чтобы он не догадался?"
  Наконец, решив, что лучше всего спросить прямо, задал вопрос:
  - А зачем дьявольским силам нужна его кровь? Он же, судя по всему, не был таким уж праведником.
  Николай Гаврилович на мгновение задумался:
  - Честно говоря, не помню, чтобы за его кровью кто-то охотился. Но была одна весьма любопытная деталь...
  Когда несчастного Ивона поставили к столбу, он вдруг принялся отчаянно кричать, что дьявольские слуги хотят власти над миром, но у них ничего не выйдет, потому что он успел наложить заклятие. "Для этого им надо шесть раз испить моей крови!" - крикнул он и, к ужасу всей толпы, принялся дико хохотать. Он прекрасно знал, что его сожгут, и крови не останется. Не зная о беременности своей возлюбленной (а она, по всей видимости, тогда и сама не знала), он был уверен, что умирает, не оставив потомства. Но всё же, дабы нечисть уже точно не завладела миром, он прокричал напоследок, что того, кто выпьет хоть каплю его крови, погубит "огненная вода".
  - Но, по всей вероятности, у него от сырого подземелья и зверских пыток просто рассудок помутился. Потому и нёс всякий бред.
  Но Антон уже точно знал, что это не бред.
  - Спасибо Вам, Николай Гаврилович! - взволнованно проговорил он. - Считайте, что Вы спасли мне жизнь.
  - Батюшки светы! - удивился учитель.
  Ещё бы! Чтобы ученик, никогда прежде не интересовавшийся историей, вдруг чуть ли не открытым текстом заявлял, что не может без неё жить... Такое бывает не каждый день.
  От учителя Антон ушёл почти довольный. По крайней мере, теперь он знал, что его бабушка, вывезенная из Испании ещё девочкой, точно была правнучкой Ивона и Беатрис. Но главное, он узнал, чего боится ящерица. А уж такого "добра" в любом магазине навалом.
  Поговорив несколько минут с освободившейся как раз Натальей Павловной, Антон пошёл на работу. Уборщица, как и следовало ожидать, не пришла.
  - Старушку до предынфарктного состояния довели! Стыдно, Никольский! Я был о Вас лучшего мнения.
  О том, что ещё одна хулиганская выходка - и Антона уволят по статье, шеф не стал говорить, ибо сказал это ещё вчера. Впрочем, парень и без того понял, что вливать ей в рот водку на рабочем месте - не самый лучший выход. Тем более, что водку сперва надо купить.
  
  Вернувшись из института, Ярославна первым делом взялась за недописанный реферат. Этот, про Украину, она, пожалуй, отдаст Егору. Допишет, поставит его фамилию, заявится к нему в последний раз и отдаст. И если парень найдёт в себе силы пойти в институт и сдать - считай, первый шаг он уже сделал. Сам. Если же нет... Впрочем, это уже его проблемы. Тащить на себе слабого нытика Ярославна больше не собирается.
  "А сама тогда буду писать про Никарагуа. Благо, ещё время есть".
  Ровно в пять позвонила Лиля:
  - Приходи, Славка, поболтаем.
  Жила подруга недалеко, и через десять минут Ярославна была уже на месте. Родителей она предупредила заранее.
  Узнав о том, что Ярославна рассталась с Егором, Лиля была просто ошарашена:
  - Да ты что?! Он же спьяну ляпнул, а ты уже: всё кончено.
  - Он, может быть, и спьяну, а мне уже осточертело его бесконечное ох-ах. В конце концов, он уже не маленький мальчик.
  - Дура ты, Славка! Если будешь так привередничать - вообще одна останешься. Так и проживёшь всю жизнь старой девой.
  - Кто знает, - задумчиво произнесла Ярославна. - Может, это не самое страшное.
  - Ну ты даёшь! Ну что может быть страшней одиночества?
  - Пьющий муж... Слабый и пьющий.
  - Да брось ты! Сейчас почти все пьют - жизнь такая. А то что слабый - так они все такие. Мужчины - они в принципе слабее нас.
  - Не все - Антон другой.
  Тут Ярославна поняла, что сболтнула лишнее, упомянув имя Антона. Теперь Лилька с неё не слезет, пока не разузнает все подробности их отношений. Как ей теперь всё объяснить?
  Как и следовало ожидать, Лиля истолковала всё по-своему:
  - А, так вот оно что! А я думаю: чего это ты вдруг Егора бросила? А у тебя, оказывается, другой. Ну, рассказывай, где ты его подцепила? Как давно?
  На этот вопрос у Ярославны уже был готов ответ - нечаянно ударила дверью в подъезде. Как давно? Ещё в прошлом месяце. Так, мол, и познакомились.
  Подруга в ответ засыпала Ярославну вопросами о первом поцелуе и более близких отношениях, на что та просто сказала:
  - А ничего не было.
  - Как? До сих пор? Ну, подруга, ты даёшь! Сколько времени встречаетесь - и даже не целовались. Слушай, а ты его любишь?
  - Он мне нравится, - честно призналась Ярославна.
  Следующие несколько часов Лиля рассказывала о своей пассии - Вовике. После ссоры, когда Вовик ушёл, хлопнув дверью, Лиля долго не могла прийти в себя. А позавчера он пришёл с букетом цветов - мириться. Сейчас он буквально носит Лилю на руках, отчего она безумно счастлива.
  Подруги болтали до самого позднего вечера. Наконец, когда Ярославна собиралась домой, ей позвонила мама и сказала, что в доме нет ни куска хлеба, а соль уже почти вся закончилась. Это был явный намёк - не забудь по дороге забежать в супермаркет и всё это купить.
  Перечить матери девушка не стала. Совсем скоро она уже шла по ночной улице с пакетом в руке.
  Неожиданно до неё донёсся детский плач, сначала слабый, но по мере того, как она приближалась к строящейся пятиэтажке, он становился всё громче. Должно быть, неосторожный и не в меру любопытный ребёнок пролез на стройку и теперь... А что теперь? Или он куда-то залез и теперь не знает, как слезть, то ли его чем-то завалило, то ли куда-то упал? Да мало ли что может случиться на стройке? А может, его обижают злые дяденьки? Хотя последних Ярославна, если честно, и сама боялась. Но она, конечно, может и не лезть на рожон - пойти спокойненько домой, помыться и лечь спать. Только как же оставить ребёнка на стройке среди ночи?
  - А ладно, будь что будет!
  С этими словами Ярославна тихонько пролезла через дырявый забор и решительными шагами направилась в дом.
  С каждым шагом плач и стоны становились всё громче. Иногда они на мгновение затихали, чтобы потом раздаться с новой силой. Девушка зашагала быстрее.
  Наконец, в одной из "комнат" первого этажа она увидела девятилетнего мальчика. Одного. Несчастный лежал на богу, и обе ноги его были придавлены тяжёлой бетонной плитой. Одного взгляда на неё хватило, чтобы Ярославна поняла - она не сможет сдвинуть с места эту громадину.
  "Батюшки! Что же делать?"
  Тем временем вдалеке послышались чьи-то быстрые шаги, которые неумолимо приближались.
  
  "Вот так! - думал Антон, выходя из магазина. - Теперь посмотрим, как ящерица будет меня кушать. Ради этого стоило полчаса проторчать в очереди".
  Хотя умом парень понимал, что стояние в очереди, по всей вероятности, заняло меньше времени, но минуты, проведённые в компании полупьяных молодчиков, показались ему вечностью. Но что об этом говорить сейчас, когда бутылка дешёвой водки булькает в пакете, заставляя чувствовать себя увереннее. Нет, так просто сдаваться он не собирается! Ещё повоюем!
  В таком боевом настроении он шёл по пустынной улице, когда отчаянный женский голос неожиданно окликнул его по имени.
  - Антоша! - истерично закричав, женщина бросилась к нему. - Прошу тебя, помоги! Моего мальчика придавило! Я не могу её сдвинуть! Пожалуйста!...
  Поглядев на неё, Антон так и застыл на месте. Он узнал эту женщину. Ради неё отец бросил мать, выкинул её, как старую, ненужную вещь. Ради неё забыл, что Антон его сын. Её он имел в виду, когда говорил брошенной жене, что нашёл другую, моложе и красивее. И вот та самая разлучница стоит перед ним, называет Антошей и о чём-то умоляет. Кажется, что-то с ребёнком.
  - Что случилось? - спросил он.
  - Сашеньку придавило плитой. Я пробовала её сдвинуть - не могу. Ему очень больно.
  - Где он?
  - Там, на стройке...
  - Идёмте.
  - Ой, спасибо, Антоша! Спасибо! Не знаю, как тебя благодарить!
  - Не стоит, - холодно отозвался Антон. - Я не ради Вас... А впрочем, какая разница?
  Откровенно говоря, он и сам не знал, ради кого это делает. Разумеется, ради ребёнка в первую очередь. Но отчасти - он сам это понимал - и ради этой женщины тоже. Нет, конечно, не ради папашкиной любовницы, но ради несчастной матери, чьё дитя попало в беду. А возможно, а ради своей собственной мамы, которая переживала бы не меньше, случись что-нибудь с ним, с Антоном. Но одно он знал точно: если он сейчас не пойдёт на стройку, то никогда себе этого не простит.
  Услышанный вблизи плач заставил обоих чуть ли не стремглав броситься к ребёнку. Антон едва успевал смотреть себе под ноги, чтобы не упасть, а заодно и подхватывать часто спотыкающуюся женщину.
  - А где Сергей Александрович? - спросил Антон про отца, удивлённый, отчего тот не примчался спасать своё дитя. Или, может, он здесь, но одному ему не под силу сдвинуть плиту?
  - Он дома, - вздохнула женщина. - Как всегда, пьяный в зюзю. Ему уже ничего не надо.
  - Пьяный?!
  Это удивило Антона ещё больше. Он во многом мог упрекнуть отца, но пить его папаша отродясь не пил. Во всяком случае, до такой степени.
  - Как с работы уволили, так и пошло-поехало. Каждый день водку жрёт... - потом она прокричала, обращаясь к своему сыну. - Я здесь, Сашуля! Сейчас, родной, потерпи немного!
  Наконец, они вбежали в помещение, где крики стали особенно слышны. Второпях Антон едва не сбил с ног ту, которую меньше всего ожидал здесь увидеть.
  - Ярославна?
  - Антон, это ты? Помоги, пожалуйста...
  - Сейчас, минуточку.
  Не дослушав её, он кинулся к придавленному ребёнку. Не без труда, но всё же поднял тяжёлую плиту.
  - Убирай ноги, - сказал он, чувствуя, как мышцы вздулись от напряжения.
  Мать была уже тут. Вместе с Ярославной она принялась вытаскивать наружу детские ножки, неестественно вывернутые, разбитые в кровь, с торчащими кусочками кости.
  - Быстрее, - поторапливал их Антон, изо всех сил удерживая плиту.
  Вскоре, однако, его силы кончились, и бетонная громадина, просвистев в двух миллиметрах от рук Ярославны, упала обратно. Ничто больше не мешало ей коснуться пола.
  Освободившегося ребёнка его мать тотчас же взяла на руки и принялась гладить по головке, успокаивать.
  - Спасибо тебе, Антоша! - обратилась она к спасителю. - Кабы не ты, не знаю, что бы я делала. И тебе, Ярославочка, спасибо.
  - Да ладно, чего уж там, - скромно ответил Антон.
  - Ты прости меня, если смо... Мамочка! Что это?
  - Б...белочка! - послышался откуда-то сверху пьяный голос.
  Что это за "белочка", Антон с Ярославной уже поняли по знакомому шелесту. Глупо было бы ожидать, что Алехандра, она же Татьяна Владимировна, так легко откажется от своей цели.
  - Бегите! - приказал Антон обеим дамам. - Только смотрите под ноги.
  Сашиной матери, не привыкшей встречаться с такими большими рептилиями, не было нужды повторять второй раз. Думала ли она сама, что способна бежать с такой скоростью? Да ещё и с дитём на руках. Впрочем, без него она, возможно, и не неслась бы так.
  Ярославна же отчего-то медлила. Несмотря на то, что бегать от ящерицы стало для неё в последнее время привычным, именно сейчас ей страшно хотелось остаться на месте. С Антоном, который, к её удивлению, никуда не спешил.
  - Что стоишь? Убегай!
  Парень ещё не знал, какое действие окажет на ящерицу водка, и окажет ли вообще. Вдруг "огненная вода" и вправду лишь бред несчастного Ивона? В случае чего он не хотел бы подвергать риску Ярославну.
  Девушка не поняла, что задумал Антон, но расспрашивать было некогда. Чтобы не мешать ему, она предпочла спрятаться в соседнем помещении, откуда через узкий проход ей было всё видно.
  Ярославна зажмурилась, когда огромная туша ящерицы приземлилась в нескольких шагах от Антона. Тот попятился назад, прикрываясь пакетом от её когтей. Он не рассчитывал, что это поможет, однако даст ему немного времени для того, чтобы, засунув руку в пакет, вытащить бутылку. Как хорошо, что успел её распечатать ещё в магазине!
  Монстр, издав торжествующий рык, медленно приближался. Словно понимал, что жертве уже никуда не деться.
  Никогда прежде Антону не случалось видеть смерть так близко. Скалясь, она смотрела на него из зубастой пасти, внушая дикий ужас.
  "Давай, Антоха, не дрейфь!" - уговаривал он себя, дрожащими пальцами откупоривая бутылку.
  На мгновение парню показалось, что где-то он уже видел эти зубы, эти когти. Когда-то давно. Впрочем, сейчас не время предаваться воспоминаниям. Сейчас, когда ящерица подошла вплотную к своей жертве, прощёлкав зубами над самым ухом. Этого Антон и ждал. Быстрым движением он снял крышку и опрокинул нехитрую жидкость прямо в пасть чудовищу.
  Неожиданно рептилия остановилась и вдруг истошно завыла. Так, словно в бутылке была концентрированная серная кислота. Как ошпаренная, металась она, срывая со стен непрочную штукатурку, сбрасывая неплотно приделанные кирпичи и швыряясь во все стороны строительным мусором. Это длилось пару минут, после чего ящерица, собрав последние силы, набросилась на Антона. Тот среагировал мгновенно, отрезвив налётчицу бутылкой по голове. Помедли он чуток, и его собственная отлетела бы прочь. А так, вместо этого, ящерица лишь задела когтем его плечо. Больше она ничего не успела сделать, так как упала на пол. Тотчас же из пасти мёртвой рептилии вырвалось пламя, а через считанные секунды от неё остался лишь обугленный скелет.
  Ярославне, видевшей всё это из укрытия, подумалось вдруг: что же делают с собой те несчастные, которые пьют запоем! Точно так же они медленно сжигают себя изнутри, так же кричит от боли их несчастная печень и так же верно бутылка отнимает у них жизнь, хотя на первый взгляд это не так заметно.
  Антон был не менее ошарашен тем, как подействовало на монстра это пойло. Именно в тот момент он дал самому себе клятву, что никогда в жизни он не будет пить. Какая бы ни стряслась беда, какой бы отвратительной не казалась жизнь. Ни за что, ни за какие коврижки! Ибо того, что он видел, он не забудет до конца своих дней. До конца...
  - Чёрт! Чёрт! - закричал вдруг Антон, в отчаянии ударив кулаком по стенке. - Убила, подлая! Но почему? Почему?
  - Антон, ты о чём?
  Ярославна проворно выскочила из укрытия и бросилась к нему. Но застыла на полпути, осенённая внезапной догадкой.
  - Антон! - только и могла она вымолвить.
  Она всё поняла. Понял это и Антон. Никто ещё не выживал, испытав на себе ядовитые когти монстра. И он тоже скоро будет мёртв.
  "Но я не хочу умирать!" - мысленно кричал он на всю Вселенную.
  Он хотел жить. Особенно сейчас. Когда личная жизнь его матери и сотрудника, вроде бы, тьфу-тьфу-тьфу, налаживается. Когда он сам впервые встретил ту, которая, может быть, стала бы его девушкой. Когда смертельная угроза, наконец, миновала, и жизнь снова стала казаться бесконечной далью со множеством неизведанных дорог. И в этот момент она должна покинуть его. Покинуть из-за какой-то царапины.
  Ярославна не отрываясь смотрела на Антона, так, словно надеялась, что её взгляд сумеет прогнать смерть, уже нависшую над ним чёрной тенью. Неужели этот парень умрёт? Так же, как Родриго. Как Фуэнтес.
  - Почему ты не убежала?
  - Я... я спряталась.
  - Ну ладно, всё, иди домой, - произнёс Антон несколько нетерпеливо, так, словно просто хотел отдохнуть от всех. - Проехали.
  Он и сам понимал, насколько нелепо звучит эта фраза в такой момент. Но меньше всего он сейчас хотел трогательно-красивых прощаний, какими изобилуют героические драмы. Не хотел он и потоков женских слёз над его остывающим телом. А ещё меньше хотелось ненароком показать девушке, как ему на самом деле страшно умирать.
  Но Ярославна не сдвинулась с места. Не могла она просто так взять и уйти домой, оставив Антона здесь в полном одиночестве. Это было бы жестоко.
  "Что стоишь, дура? - девушка вздрогнула от неожиданности, когда из глубин мозга раздался знакомый голос. - Сыпь соль!"
  - Куда? - спросила она вслух.
  - "На рану", - ответила Гваледупе.
  - К себе домой, - повторил Антон, приняв этот вопрос на свой счёт.
  Но Ярославна его не слушала - она дрожащими руками принялась спешно распаковывать пачку соли.
  "Давай, Лупе, это единственный шанс спасти Родриго".
  - Слав, ты чего? - удивился Антон, когда девушка приблизилась к нему с пакетом соли, а сам подумал: может, она от испуга умом тронулась?
  - Посыпь, где поцарапала. Это мне Гваделупе сказала. Пожалуйста, Антон.
  Сперва парень хотел недоверчиво усмехнуться, но тут же одумался. Кто знает? Ведь права была Ярославна, когда говорила про ящерицу.
  - Хорошо. Давай, я сам.
  Девушка тактично отвернулась, когда он снял куртку и свитер и, собравшись с духом, высыпал немного соли на свои царапины. Для верности он даже растёр её. Конечно же, это не сошло ему с рук. Соль пекла так, что Антону казалось, будто на его рану вылили крутой кипяток, который, к тому же, растекается по венам, заставляя кровь закипать. Но несмотря на это, он был почти счастлив. Ведь в его сердце поселилась надежда. А уж ради этого можно вытерпеть любую боль.
  Но что за чёрт? В глаза у Антона резко потемнело, ноги подкосились. Чтобы не упасть, он вынужден был сесть на пол, прислонившись к холодной кирпичной стенке. Неужели слишком поздно?
  - Антон, ты как? - Ярославна, уверенная, что он уже всё сделал, осмелилась, наконец, повернуться.
  - Вроде бы живой, - ответил он нечто неопределённое, а мысленно закончил. - "Не знаю, правда, надолго ли"... А за соль большое спасибо...
  "Только бы её на пару минут пораньше", - успел подумать парень, прежде чем сознание покинуло его окончательно.
  Напрасно Ярославна звала его, напрасно тормошила, пытаясь привести в чувство. Антон был безответен.
  - Неужели всё? - думала она вслух.
  Неужели опоздала? Или же...
  
  
  Чили. Вальпараисо. 1982 год
  
  "Ну как? Как она могла?" - сокрушённо думала Эмма, понуро отмеряя шагами океанский берег.
  Солнце уже давно укатилось за бесконечную водную гладь, уступив место бледной луне. Хозяйка ночи безраздельно царила в небесах, прокладывая блестящую дорожку от дикого пляжа до самого горизонта.
  В другое время Эмма никогда бы не осмелилась прийти сюда поздно вечером. Мама ей этого не разрешала, и за свои пятнадцать лет дочь ни разу её не ослушалась. Но сегодня она ушла - назло ушла. Пусть мать побеспокоится и мысленно попросит прощения у могилы отца, которого сейчас так бесстыдно предаёт.
  Девочка помнила, как плакала мать, когда папы не стало. Она словно умирала вместе с ним. Тогда-то она, единственная дочь, спасла маму от самоубийства, от безумия. Та стала жить ради Эммы, отдавая ей всю свою любовь.
  И вот на горизонте появился какой-то карлик в очках, какой-то квазимодо, за которого мама собирается замуж. Как она могла!? Вот так просто променять папу на этого урода!...
  Внезапный шорох над головой заставил девочку вздрогнуть... В ту же минуту по пляжу разнёсся крик, полный смертельного ужаса.
  - Она здесь! - крикнул Диего Ласерда своему брату Серхио.
  Мужчины тотчас же кинулись на дикий пляж. У Диего не оставалось сомнений, что кричала его будущая падчерица. Значит, с ней что-то случилось. Как хорошо, что Серхио догадался захватить топор! Только бы успеть!...
  Эмма ещё издали заметила две фигуры и побежала к ним, крича:
  - Сеньор Ласерда!
  Ещё минута - и она, смертельно напуганная, кинулась к тому, кого ещё совсем недавно не выносила на дух. Диего обнял девочку, успокаивающе гладя по головке.
  - Что с тобой случилось, Эми? - проговорил он ласково.
  - Она, она... - только и могла сказать бедняжка.
  - Ящерица, - закончил за неё Серхио, заметив летающую тень.
  Долго не раздумывая, он бросился монстру наперерез.
  - Беги, Эми, - приказал девочке сеньор Диего и кинулся вслед за братом.
  Эмма, дрожа от ужаса всем телом, побежала прочь быстрее горной серны. Она не видела того, что происходило на пляже. Того, что прекрасно видела Гваделупе. Мятущаяся душа провожала взглядом храброго Серхио; ящерицу, которая, изловчившись, схватила несчастного и отбросила, раненого и исцарапанного, в сторону, в набежавшую на берег волну; Диего, который поднял выроненный братом топор и бросился на ящерицу с такой яростью, которой, наверное, сам от себя не ожидал. Затем, не желая далее смотреть, что будет, полетела за девочкой.
  
  "Почему их так долго нет? - с беспокойством думала Эмма, поймав себя на том, что впервые в жизни волнуется за будущего отчима. - Что с ними? Живы ли они? Вдруг чудовище их убило".
  Возвращаться назад было страшно. Ведь ящерица могла убить обоих и теперь ждать в засаде, когда глупая девочка вернётся на пляж. Но стоять здесь и мучиться неизвестностью было невыносимо. Позвать их? А вдруг чудовище услышит и прилетит на крик.
  В конце концов, Эмма, крадучись, побрела в сторону пляжа, стараясь ступать как можно тише, оглядываясь на каждый шорох, готовая в случае чего сорваться с места и бежать. Множество шагов, долгих, как вечность - и вот она уже на пляже.
  Её будущий отчим стоял на коленях подле своего брата, неподвижно лежавшего на сыром песке.
  - Серхио! - горестно восклицал он. - Серхио, не умирай! Нет, пожалуйста!
  Но ответом ему было молчание. Оно испугало и Эмму - не меньше, чем сеньора Диего. Страшно вот так вдруг осознать, что человека, который только что был жив, не стало. Но ещё страшнее понимать, что он умер из-за тебя, заплатив за твои детские глупости и капризы. Собственной жизнью.
  Да, это был каприз. Только сейчас Эмма поняла, как права была старая соседка, говорившая: "Это тебя гложет ревность. Просто ты привыкла, что ты у мамы любимая и единственная - вот и не хочешь её ни с кем делить". Тысячу раз права! Если бы Эмма тогда прислушалась к её словам! Если бы вняла предупреждению! А ведь соседка предостерегала, говоря: "Ревность - это тёмное чувство, до добра не доведёт". Так оно и случилось.
  Сеньор Диего сидел возле трупа, закрыв лицо обеими руками. Больше всего на свете Эмме сейчас хотелось подойти к нему поближе, сказать что-нибудь доброе, обнять, положить руку ему на плечо, утешить, посочувствовать. Но она не смела даже приблизиться. Наверное, после того, что случилось, он и видеть Эмму не захочет. Так же, как она всё это время не хотела видеть его. И самое грустное - она это заслужила. А он? Что он сделал ей плохого? Дон Диего ведь относился к ней очень хорошо, он искренне пытался подружиться с ребёнком. А что в ответ? "Ненавижу! Вы мне никто! Мама, ну скажи, чтобы он ушёл!"
  От этих воспоминаний становилось стыдно и противно. Никогда ещё девочка так не презирала себя, как сейчас.
  Превозмогая жгучий стыд, она подошла к нему и положила руку ему на плечо. Он отнял от лица влажные ладони и, не оборачиваясь, положил её руку между ними.
  - Иди домой, Эми, - мягко сказал он девочке. - Мама за тебя волнуется.
  А потом вдруг спохватился:
  - Я пойду с тобой... Прости, Серхио, я ещё вернусь. Только отведу домой ребёнка... Пошли, Эми.
  Он поднялся, вытянувшись во весь свой небольшой рост. Странно, но теперь он не казался девочке таким уж карликом. Да и насчёт урода она поняла, что погорячилась. Как всё-таки застилает глаза чёрная ревность!
  Она шла рядом с ним, послушно, безропотно, на что раньше сеньор Ласерда не смел даже надеяться. Раньше, но не сейчас...
  
  Очнувшись, Серхио не сразу понял, что происходит. Океан шумел над ним, омывая волнами израненное тело. И делал это с таким старанием, словно хотел вернуть его к жизни, тогда как по всем законам природы он уже должен быть мёртв. Когти этого чудовища ядовитые, как жало египетской кобры. Видно, не сказки тогда рассказывал Хуан - его бывший институтский товарищ. Два года назад, когда Серхио приехал к нему в гости в Сантьяго, он говорил, как на его маленького сына напала какая-то зверюга, похожая на огромную ящерицу. Ребёнок, к счастью, не пострадал, но его случайный спаситель, испробовавший её страшные когти, скончался за несколько минут. Тогда Серхио не принял это всерьёз, зная, что Хуан большой любитель травить байки.
  "Но ведь я жив!" - с удивлением думал он. - Да, я живой!"
  - Я живой! - вскричал Серхио с радостью.
  Он спешно встал с холодного песка, не смея до конца поверить в своё чудесное спасение, и побежал вдогонку за братом.
  Вскоре он увидел издалека два силуэта: один - невысокого мужчины, другой - девочки-подростка.
  - Диего! Эмма! - позвал Серхио.
  Оба силуэта обернулись...
  
  
  Тула. Октябрь. 2003 год
  
  - Слава, ты спишь? - голос Антона неожиданно вернул девушку в наше время.
  Он стоял перед ней, живой, только разве что немного бледный. Словно это не он только что умирал у неё на глазах.
  - Антон, ты жив?! - Ярославна даже не пыталась скрыть своей радости.
  - Похоже на то, - отозвался парень. - Пойдём, а то тебе, наверное, холодно.
  Ярославна поёжилась, кожей чувствуя, что Антон абсолютно прав. Это вам всё-таки не Чили.
  Он подал ей руку, помогая встать, и оба, не глядя на обгоревший скелет, монстра, ещё недавно такого грозного и опасного, спешно покинули жуткое место.
  А на востоке тем временем розовела полоска рассвета, словно обещая новую жизнь.
  - А знаешь, Слав, - таинственно проговорил Антон, так, словно планировал какой-то заговор. - Я вот что думаю: а не отпраздновать ли своё чудесное воскрешение?
  - Думаю, что стоит, - ответила Ярославна. - Только...
  - Не, напиваться как-то не хочется, - парень сразу догадался, к чему она клонит. - Да и для здоровья плохо.
  - Это точно, - уж с этим девушка не могла не согласиться. Особенно после вчерашнего.
  А Антон тем временем продолжал:
  - Я думаю отдохнуть культурно. Скажем, сходить в кино. Как тебе такая идея?
  - Здорово!
  - Только... понимаешь, одному идти как-то скучно. Может, нам вместе отпраздновать? Ты как?
  - Не против, - Ярославна кокетливо улыбнулась в ответ.
  
  
  Тула. Август. 2005 год
  
  Страница из дневника Никольского А.С.:
  "Никогда не думал, что снова возьмусь за дневник. Да и никогда у меня не было такой привычки - записывать всё, что со мной происходит. Но если уж один раз сделал исключение...
  Все мои друзья и знакомые, и даже родная мама - думают, что я познакомился со Славой тогда, когда нечаянно получил дверью в лоб. Но только мы, да ещё и Пётр Иваныч, знаем, как это было на самом деле. И, конечно же, мой дневник. Я, наверное, поступил как-то по-дурацки, окончив своё повествование стройкой. Я не написал, как злился и ругался мой шеф, когда Татьяна Владимировна исчезла с концами. И дозвониться пробовал, и письма писал с угрозами уволить за прогул - всё зря.
  О том, что было дальше с Саньком, я тоже не написал, а между прочим, он чуть не остался инвалидом на всю жизнь. Благо, попал к толковым врачам. Его мама после этого случая разошлась с папашей. Он запустил лапу в деньги, которые она отложила на лечение ребёнка. К счастью, пропить он успел совсем немного, но она ему этого не простила.
  Не написал я и того, с каким радостным волнением я бежал встречать поезд с мамой и с Иванычем. Я уже знал, ждал, что они приедут вместе, держась за руки. Это Иваныч сказал мне ещё загодя. Мама пока молчала, видимо, желая сделать сюрприз, но голос в трубке был такой счастливый, какого я не слышал, наверное, за всю жизнь. Как я и ожидал, они сошли с поезда вместе. Тогда-то мама и познакомила нас, выяснив попутно, что мы, оказывается, вместе работаем. Я пытался сделать вид, что это для меня неожиданность, но, наверное, получилось плохо. Думаю, мама обо всё догадалась. Но какая разница теперь, когда в семейном альбоме хранятся их свадебные фотографии? И теперь, встречаясь с Иванычем на работе, не он спрашивает меня, как дела у мамы, а я его. Ведь живёт она теперь с ним. Единственное, что я думаю - могли бы устроить настоящую свадьбу, с кортежем, с белым платьем. А то расписались по-тихому да посидели немного в кафешке. Впрочем, это уже их дело.
  Но самое главное... я не могу написать про Славу, ибо про неё можно говорить бесконечно - и то вдруг заметишь, что упустил добрую половину, не сказав многого. А пытаться сказать о ней в двух словах - это всё равно что пытаться написать поэму в две строки. Может, великим гениям это под силу, но увы, я к их числу не отношусь. Поэтому скажу просто и непонятно: моя Слава - настоящее сокровище.
  Как-то она призналась мне, что на стройке она мысленно назвала меня Родриго. А однажды случайно назвала меня так наяву. Самое интересное - я почему-то откликнулся. Наверное, потому, что в прошлой жизни действительно был её сыном. По Славкиным рассказам я помню, как Гваделупе хотела, чтобы Родриго женился. Радуйся, Гваделупе, ты победила! Тебе осталось ждать совсем немного. Завтра мы со Славой идём в ЗАГС..."
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"