Вербовая Ольга Леонидовна : другие произведения.

Дуэль на вернисаже

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Написано для внеконкурса "Битвы на салфетках" Љ 180. Тема конкурса - предательство. Рассказ основан на реальных событиях, но каждое слово в нём - ложь.

  Я влюбилась в её картины сразу, с первого взгляда. Зал вернисажа казался бескрайним космосом, в котором уместилась вся Солнечная система: затянутая кислотными облаками Венера, покрытый каньонами и красными песками Марс, мечущий раскалённую лаву вспыльчивый Ио с гигантом Юпитером в полнеба, заснеженные кольца Сатурна, мрачный обледеневший Плутон с далёкой звездой - Солнцем. Но больше всего было, конечно же, Земли: зелёные леса, горы, степи, полноводные реки, водопады, северные снега. И вся эта красота - творение рук Галины Марьинской. Должно быть, думала я, это очень добрый и душевный человек. Может ли злой и бессердечный так тонко чувствовать природу?
  Я подошла к сидевшей за столиком даме, чтобы сказать, какие у неё замечательные картины. Сама-то я с десятого класса дружу с кистью, но это так, скорее баловство. Основная же работа с художеством никак не связана.
  Очень скоро мы стали подругами. Кроме талантливой художницы, Галка оказалась весьма интересным человеком. Забегая друг к дружке на чай, мы могли проболтать до глубокой ночи. Притом, не только об искусстве, но и о жизни...
  "На взлёт! Но что поделать - остаёшься ты!
  До звёзд! До самых звёзд нам наводить мосты.
  До синих звёзд. Не оглянуться мне назад!
  До этих звёзд, что у тебя сейчас в глазах".
  И зачем только в вагоне зазвучала эта песня? Она вконец испортила мне настроение, напомнила о том, что этих дней больше не будет. Никогда. Всё закончилось.
  Может, всё вышло бы по-другому, если бы 7 июня толпы людей не вышли на Озёрную площадь требовать честных выборов и десятки из них не были бы арестованы за то, что защищались от омоновских дубинок? Или если бы мне самой не пришло в голову зарисовать сцену из булгаковского "Мастера и Маргариты" - разговор Понтия Пилата и первосвященника Каифы? Поразительное сходство последнего с Патриархом я заметила лишь когда картина была готова. И заметила его не только я.
  - Мразь! Безбожница! - визжала Галка так, словно её резали.
  Я пыталась успокоить подругу, но та распалялась ещё больше. В запале вспомнились и другие "враги государства Российского" - те же "узники 7 июня".
  - Они все фашисты! - брызгала слюной Галка. - Они ветеранам в лицо плюют! А ты, если за них заступаешься, тоже фашистка! Я тебя презираю!
  Пулей выскочив из моей квартиры, она хлопнула дверью так, что косяк чудом не отвалился.
  Тогда я и решила погуглить. Не то чтобы я поверила, что "озёрные" вот так все разом стали оскорблять ветеранов. Но может, кто-то из них сказал что-то такое, что могло бы обидеть воевавших за Родину. А у Галке дедушка на фронте погиб. Вот она и взъелась. Всё-таки творческие личности - натуры эмоциональные.
  Но сколько я не гуглила, не нашла у "семииюньцев" никаких таких высказываний. Зато в биографии одного из них - лётчика гражданской авиации, антифашиста Павла Алексеева - я прочла эпизод годичной давности, где он вступился за ветерана-армянина, которого пьяный полицейский обзывал чуркой, требуя прописку. И на такого человека Галка вылила грязь!
  Естественно, я тут же позвонила подруге.
  - Слушай, Галка, Алексеев, ну, которого ты фашистом назвала, оказывается...
  Закончить мне не дали. В ответ - три буквы, на которые мне следовало бы идти, и продолжительные гудки.
  Конечно, это была не первая ссора. Галка вообще не терпела, когда кто-то ей возражал. Частенько она кричала на посетителей прямо на выставках, осуждала всех и вся. Но за картины я готова была простить ей всё - даже излишнюю категоричность. И чаще всего первая бежала мириться. Но в этот раз решила - не побегу.
  За это она, видимо, и сочла, что я должна быть наказана. Всем знакомым художникам, среди которых было немало и моих приятелей, она стала рассказывать обо мне всякие небылицы. И подчас - в моём же присутствии. Валере Чистякову Галка в красках описала, как я её якобы преследую и унижаю. Прежде он относился ко мне неплохо, а тут и слушать не стал - сказал, чтобы я исчезла прочь с его глаз. О том же он попросил и собрата по кисти Дмитрия Аргентинского, заметившего, что вдвоём на одну - это некрасиво.
  Я-то думала: а вот вышла бы я в тот день на Озёрную, попала бы в кутузку - Галка была бы первой, кто написал бы мне письмо. Ага, жди, Любка, написала бы, как же, как же!
  Думать об этом было невыносимо, и я, чтобы отвлечься, включила планшет. Посмотрю-ка, что там по "озёрному делу" - есть ли новости?
  На самом деле я искала повод написать Алексееву письмо. Стыдно мне было перед ним за Галкино поведение. И хотя он не слышал тех бесстыдных слов, меня не покидало ощущение, будто он всё знает и осуждает меня за то, что их слышала я. Кстати, отчего-то это имя и фамилия кажутся мне знакомыми. Где-то что-то слышала, а подробностей не помню.
  Почти сразу мне на глаза попалось интервью его жены - тоже Галины. Госпожа Алексеева говорила, что Паша и его подельники весьма достойно выдержали клевету в свой адрес.
  Закрыв планшет, я взяла бумагу, ручку. Никогда прежде я не писала писем незнакомым людям, но сейчас слова приходили сами собой. Держитесь, Павел! Знаю, что такое клевета, меня саму подруга помоями облила за "булгаковскую картину". Про фашистов и оскорбление ветеранов я ему, понятное дело, писать не стала. Вместо этого стала рассказывать про живопись, про художников.
  Когда я закончила письмо, было уже почти одиннадцать.
  Ночью мне снился Тенерифе: "марсианский" пейзаж вулкана Тейде, головокружительные водяные горки Сиам-парка, Лоро-парк с разноцветными попугаями, крупными касатками и скользкими морскими котиками, бодряще-прохладный океан, серый вулканический песок пляжей.
  Тенерифе... В прошлом году я отдыхала там вместе с мамой. Когда самолёт снижался, я жутко нервничала. Не то чтобы я была таким уж аэрофобом, но посадка меня пугала. Ощущение, будто самолёт падает. А тут ещё так некстати приходит на ум стишок-страшилка:
  "Вижу ужас из Огромного Высока -
  Кости чёрные на взлётной полосе.
  Самолёт садился с Дальнего Востока,
  Но разбился, и сгорели люди все".
  Чтобы не помереть со страху задолго до возможного ЧП, я попросила у соседке какое-нибудь чтиво. Как на грех, у неё под рукой оказался только отчёт Московской Хельсинской Группы. Цифры - оно, конечно, скучновато, но хотя бы не "кости чёрные". Была там ещё парочка слов про председательшу - Людмилу Алексееву. Поэтому, когда после посадки (кстати, довольно мягкой) я услышала по рации: "Говорит командир корабля Павел Алексеев", мне подумалось: может, они родственники? Нет, вряд ли. Всё-таки фамилия нередкая.
  Зато тот Алексеев, которому я пишу в СИЗО - лётчик гражданской авиации. Ну, здравствуйте, товарищ командир! Вот и встретились, называется!
  
  Честно сказать, я не ожидала, что Павел ответит какой-то Любе Иванцовой. Пока в один прекрасный день мне не пришло письмо. Вернее, пришло оно даже не мне.
  Возвращаюсь вечером домой, захожу в подъезд. Следом заходит какой-то парень - незнакомый, нездешний. Да ещё и странный какой-то. Вместо того, чтобы направиться к лифту или подняться по лестнице, встал у почтовых ящиков и уставился, попутно разглядывая что-то в руках.
  - Простите, Любовь Иванцова - это случайно не Вы? - обратился он ко мне, когда я выгребала из своего ящика очередную рекламу.
  - А что Вам от неё нужно? - меня насторожило, что он откуда-то знает моё имя.
  - Да тут письмо. У Вас дом двадцать три, а у меня тридцать три. Видимо, почтальон перепутал. Да и двойка тут неразборчивая. Алексеев Павел Петрович Вам знаком?
  - Да, да, - спешно ответила я. - Это мой приятель. Спасибо Вам большое!
  - Не за что! Счастливо!
  Поднявшись к себе в квартиру, я в нетерпении распечатала конверт и прочитала письмо. Павел благодарил меня за письмо и поддержку.
  "Признаюсь, для меня было полной неожиданностью встретиться с кем-нибудь из пассажиров моего самолёта, - писал он. - Особенно приятно, что через год после полёта обо мне ещё вспоминают. А что за картину Вы нарисовали по роману Булгакова? Любопытно было бы посмотреть".
  Оказалось, Павел в школьные годы увлекался живописью. Хотя и несерьёзно - до профессионального художника далеко. Один раз написал картину, которая выставлялась на вернисаже, но продать её так и не удалось, до сих пор дома хранится. А когда пошёл в лётное училище - стало не до художества.
  "Сейчас делаю зарисовки к книгам, которые читаю, но это так - скорее для себя, чтобы лучше представить прочитанное. Я считаю, надо побольше общаться с хорошими людьми и ориентироваться в первую очередь на собственную совесть. Она - наш лучший судья. Не печальтесь! Паша Алексеев".
  
  Паша сказал: "Не печальтесь!". И не буду печалиться! Вместо этого я разозлилась. Разозлилась и решила - отомщу! Нет, я не стану оговаривать Галку или делать ей ещё какие-нибудь пакости. Но теперь вы, господа художники, узнаете, кто такая Любовь Иванцова! И плевать, что ты, Галка, член Союза художников! Презираешь, говоришь? Теперь будешь от души ненавидеть!
  Если раньше я только баловалась живописью, то теперь взялась за кисть с фанатизмом. Всё свободное время я проводила у мольберта. Мои картины, сначала немного, но затем всё чаще стали выставляться в галереях, иные даже продавались. И хотя я в первую очередь желала покуситься на Галкину епархию, инопланетных пейзажей у меня получилось совсем немного. Куда чаще я писала картины по романам Булгакова: кот Бегемот с примусом, Маргарита с жёлтыми цветами, ждущая своего Мастера, "очеловеченный" пёс Шариков. Другой моей любимицей была Жорж Санд - её героиню Консуэло я тоже рисовала с большой охотой. Вспомнила и греческую мифологию: прикованный к скале Прометей, прямо и бесстрашно смотрящий на орла, что прилетел его мучить; битва Персея с медузой Горгоной, а в стороне - ни жива ни мертва, царевна Андромеда, жертва тщеславия матери. Тут я, признаться, немного похулиганила: у медузы Горгоны, обрамляемое волосами-змеями, красовалось Галкино лицо. Бесстрашным Персеем был Паша, а Андромеду я тщательно срисовывала с фотографии его жены.
  Конечно, я не упускала случая похвалиться перед Пашей своими успехами: присылала ему фотографии своих картин. Он также дарил мне свои зарисовки: остров Лансаротта с высоты, где среди чёрной, как сажа, земли, мелькают белоснежные крыши домов; бело-голубой Санторини из окна заходящего на посадку самолёта; крепостная стена Ираклиона. Я как-то предложила сделать настольный календарь с моими и его рисунками, а выручку от продажи разделить по справедливости. Но Паша не согласился, стесняясь своего непрофессионализма. Так что столы поклонников украшали только мои картины.
  Сначала я думала, что это я поддерживаю Пашу в несчастьи. Но вскоре поняла, что это не совсем так - скорее он меня поддерживал. Как личность более сильная, он быстро перехватил инициативу и разговаривал со мной как старший брат, что ли.
  С некоторыми его подельниками я тоже успела познакомиться. Видела их на заседаниях суда. Не преступников - благородных людей, которым власть мстила за любовь к свободе и к правде. Их лица очень быстро перекочевали на мои полотна - в качестве сказочных и мифических персонажей. Да простят меня невольные натурщики, что без спросу!
  - Привет, Люба! - голос Влада вывел меня из задумчивости.
  - Привет!
  - Как дела? Ты сегодня такая нарядная!
  - А, это я на вернисаж. У Лены Синицыной сегодня юбилей.
  - У той самой, что пишет пейзажи Венеции?
  Я кивнула.
  - Что ж, передай ей от меня самые искренние поздравления.
  - Спасибо! Обязательно передам.
  Мы всегда ездили в одном вагоне, но с разных концов друг друга не замечали. Да, наверное, так и проездили бы, не познакомившись, если бы не ошибка почтальона. Еду с утра на работу, слышу, кто-то со мной здоровается. Оборачиваюсь - а этот тот парень, что вчера мне письмо принёс. Вечером опять же в одном вагоне. Постепенно мы стали занимать места посередине. Вместе коротать путь как-то веселее. Так незаметно я привыкла к нему настолько, что когда Влада по каким-то причинам не было, становилось скучно...
  Народу собралось достаточно много. Весь зал был полон нарядных людей. Художники, музыканты, поэты, да и просто горячие поклонники - творческая интеллигенция, одним словом. Галка с Чистяковым тоже были приглашены. Конечно, я была не особенно рада видеть этих людей, но обидеть Лену отказом прийти не хотела тем более. Праздновали юбилей с музыкой, с песнями. Тосты, поздравления, пожелания имениннице счастья, долгих лет жизни и творческих успехов, которых, понятное дело, не бывает без вдохновения. Так что побольше тебе, дорогая Леночка, вдохновения.
  Галка и Чистяков, смеясь, о чём-то болтали друг с другом. Иногда нам приходилось встречались на общих выставках. Галка меня демонстративно не замечала. Чистяков делал то же самое. Да и я, откровенно говоря, тоже не жаждала с ними общения, поэтому проходила мимо. Вот и сейчас оба делали вид, будто и вовсе со мной не знакомы - и в мою сторону даже не смотрели. Когда Галка, выпив несколько рюмок вина, поднялась на сцену, я подумала, что она собирается, как и другие гости, сказать тост за здоровье юбилярши. Чистяков ей ободряюще подмигивал: давай, мол, не робей, подруга!
  - Господа, - начала она заплетающимся языком. - Я не понимаю, как вы терпите эту мразь - Иванцову? Эту лживую подлую мразь! Да она же... Ей не место среди приличных людей. Она потеряла честь ещё в тринадцать лет.
  Я больше никому об этом не рассказывала - только ей. Тогда она меня утешала, говорила: "Ты не виновата. Такое могло произойти с любой". Могло. Хотя всё-таки мне следовало тогда послушаться родителей и не гулять по парку одной. Мне тогда повезло - Словарёв из одиннадцатого "А" не успел снасильничать. Папа увидел - врезал ему как следует. Заявляли куда надо, но, как известно, наши правоохранительные органы... Вот был бы "семииюнец" - другое дело. А так - чего обижать парня? Не успел - ну и радуйтесь!
  После этого в школе начали надо мной смеяться, показывать пальцем. Соседки шушукались: сама, небось, бедного парня провоцировала, известно, что поведение мужчин зависит от женщины. А мне и самой было стыдно.
  Гости таращились на сцену в недоумении. Быстрее всех сориентировался Аргентинский. Поднялся, начал что-то ей говорить. Видимо, советовал успокоиться, выйти проветриться, потому что Галка вдруг как заорёт на весь зал:
  - Это я перебрала? Да я трезвее вас всех, уроды!
  Именинница, наконец, пришедшая в себя, тоже попыталась её усовестить:
  - Галь, прекрати! Сядь на место - не позорься!
  - Это ты позоришься! Ты! Пригласила эту бесстыжую девку, а теперь почему-то не хватает духу сказать ей, чтобы убиралась! Вот чего стоит твоя принципиальность!
  Другие гости, оправившись от изумления, поддержали именинницу, за что и получили по полной. Каждому Галка дала понять, какая он сволочь безнравственная, и какое суровое наказание Господне ждёт его за попрание норм морали. Ей вторил подбежавший на подмогу Чистяков.
  - Ноги моей здесь больше не будет! - крикнула Галка на прощание и, пьяно покачиваясь, сошла со сцены.
  Чистяков заботливо поддерживал подругу:
  - Пойдём, Галюш, эти психи тебя недостойны!
  Сколько лет я боялась, что люди узнают о моём позоре. А тут вдруг с удивлением поймала себя на том, что мне не стыдно. Уже не стыдно. Развратная, значит? Бесстыжая? Ну хорошо, держитесь все!
  Я быстренько забралась на сцену.
  - Ну что, господа? - спросила как можно более вызывающе. Что ж, эпатаж так эпатаж! - Кто за то, чтобы я ушла?
  Ни одной поднятой руки.
  - В таком случае, поздравляю тебя, Леночка! С юбилеем! Желаю всего-всего самого наилучшего. Здоровья, счастья, успехов и всего того, чего ты сама себе пожелаешь!
  - Спасибо, Любик!
  - Надеюсь, что тот факт, что в тринадцать лет меня чуть не изнасиловали, не затруднит исполнения добрых пожеланий.
  - Не бери в голову. С кем не бывает?
  Когда я спустилась со сцены, другие гости тоже стали уверять меня, что я ни в чём не виновата.
  - А на Галку не обращай внимания. Совсем девчонка того. Одну старушку чуть до инфаркта не довела - пожелала, чтобы её внук стал наркоманом и умер от передозировки.
  - А этот друг её - Валерка Чистяков - хочет себе место в Союзе художников, вот и вертится около неё.
  Я не знаю, насколько неискренен её друг, и в самом ли деле Галка пожелала смерти внуку той бабульки, или просто та неправильно поняла, но честно сказать, мне было это безразлично. Того, что я увидела, оказалось достаточно. Я вдруг поняла, что ни о чём не жалею. Всё, что произошло, всё к лучшему.
  
  Говорят, если ты что-то теряешь, непременно что-то и обретёшь. А что я, если разобраться, потеряла? Подругу, готовую оговаривать и предавать бывших друзей? Конечно, будь она трезвой, она бы, может, так не поступила. Но как известно, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Нет, Галка, художница, ты может, и от Бога, но от таких друзей избави Бог! А Он вроде бы уже меня избавил. Так о чём сожалеть?
  Можно было бы, конечно, жалеть о том, что когда-то имела глупость, польстившись на её картины, назвать такого человека подругой. Но если бы мы никогда не дружили, то и не поругались бы. Добилась бы я тогда успехов в творчестве? Обрела бы хорошего приятеля - такого, как Алексеев? И главное, встретила бы Влада?
  Влад... Какой же он всё-таки классный! Вроде бы с виду не красавец - обычный парень. Но отчего же, когда он рядом, кажется, что и солнце светит ярче, и травка становится зеленее, и птички поют звонче? И похоже, я ему тоже не безразлична...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"