Человек лежит на стульях 
   с подпиленными ножками, 
   привинченными к полу, 
   и с гвоздём 
   в голову. 
   
   Эхо устало передразнивать дурака 
   и, 
   последний раз, 
   наверняка, 
   так, 
   что вылетело оконное стекло, 
   и скрылось в облаках переоценки
   своей прозрачности. 
   
   Неравномерное изъятие чувств повлекло 
   землетрясение 
   не там, 
   где нужно. 
   И выплеснулось омерзение 
   на улицы Стольного города,
   расплескав удовольствие всех и каждого
   попинать покойника,
   уже не страшного. 
   
   Человек перевернулся на другой бок 
   и сдох,
   в какой уж раз.
   Никто не верит больше 
   в лихость громких фраз.
   Уже ничем не может он помочь
   своим родным
   подопытным 
   рабам.