Андрей заходил в тупик, размышляя о Ярославе и Вике, так же как и о своём браке. Ольга была для него загадкой. Уязвимая и бойкая, шипящая и хихикающая, чуждающаяся и отзывчивая - она менялась сто раз на дню. Надо отдать ей должное, она не стушевалась у Ольги Петровны, помогала с диетой, регулярно напоминала о яблоках, тренажерном зале или ещё какой-нибудь забытой ерунде. К большому удивлению Андрея, его это не раздражало. Может быть потому, что жена говорила назидательным тоном, от которого у него внутри горла рождалось бульканье, переходящее в смех? Он унимал его и старался держаться от неё подальше. Угрюмо отворачивался и уходил. Он не желал показывать ей свою влюбленность. Разве это не было и так ясно, коль он похудел ради неё больше, чем на десять килограмм?
Его жена, кажется, осталась единственной женщиной, которая не замечала перемен. Она воротила нос, не смотрела в его сторону, мало разговаривала. Андрея это бесило. Ангельское лицо и голова, наполненная кем угодно, только не им. Однажды он видел, как она болтала с парнем из подъезда. Как будто у него было мало поводов для ревности.
Он чуть не убил их обоих.
Как же ему хотелось всё бросить и уйти. Сдаться, как он делал сотни раз. Когда Мирослава, его первая любовь, оставила его и отдала себя другому, когда вместо факультета мировой политики он, по настоянию отца, поступил на юридический. Когда продолжал работать в ключе полученного образования, в то время как душа рвалась в сенаторство.
В тот день, когда Ольга впервые вслух выказала симпатию, сказав, что он, как муж - подарок для любой женщины, сердце его сжалось. Затем сделало нечто вроде сальто и, похоже, перестало биться. Но он не подал виду. Она говорила с паузами, выдерживая ровно столько времени, чтобы он потерял самообладание. Он не стал её слушать: дошедший до крайних пределов непонимания, уехал. Она его не любила, какой был смысл обманываться? Ещё глупее было верить, что это когда-нибудь произойдет.
Она смотрела так, словно испытывала голод по его ласкам, а потом требовала не трогать её. Хотя в последние дни, чем больше она отнекивалась, отвергала его, тем меньше он ей верил. Кажется, и ему и ей самой становилось понятно, насколько глупо и упрямо её вранье. Это поднимало выше облаков. С тех пор, как он решил не прикасаться к ней, с тех пор, как кривая его веса медленно, но верно ползла вниз, как женщины стали обращать на него внимание на улице, его жена, кажется, всё больше путалась в своих чувствах.
Ему порой стало казаться, что Ольга наблюдала за ним другими глазами. Жадными. Или это только казалось оттого, что он сам постоянно хотел её? Частенько мысли уносили его так далеко, что он ругал себя на чем свет стоял. Представлял её голой, но оставался кремнем. Проявлял силу воли и не трогал её. Это давалось сложнее, чем отказ от колбасы и булочек с корицей.
Ссора, когда Оля упомянула развод пролила свет на её противоречивость. Конечно, в первый момент, он содрогнулся и в сердцах готов был потащить её в соответствующие органы. Но уже в следующий миг осознал себя родителем малого ребенка, которого чадо регулярно проверяло на любовь. Он прочитал немало книг, когда его младший брат подрастал. Будучи школьником, тот замучил весь прайд истериками. Бунты, плохое поведение, воровство - все попытки ребенка испытать любовь родителей на прочность, отец с матерью воспринимали стойко, чему научили и его. Ощущение повторения ситуации он поведал теперь с женой. Она хотела быть уверенной, что он любил её и не собирался оставлять.
Ему Ольгины страхи казались смешными. Как она могла сомневаться в его чувствах? Разве существовал во всем мире ещё один болван, который зная о связях девушки, не усомнился в собственном отцовстве? Готовый ради жены сесть на диету? Исполнять все прихоти до единой? Воздерживаться?
Оле не о чем было беспокоиться. Когда он впервые предположил, в чём суть её боязней, никак не мог заставить себя поверить: пазл сходился, но уж очень неправдоподобная картинка виделась.
- Что ты делаешь? - Андрей остановился на пороге её комнаты рядом с кучей инструментов и обрывками обоев, когда уставший как асфальтоукладчик, пришел в понедельник домой.
- Обои снимаю, - Ольга не потрудилась обернуться. Она стояла посреди спальни. На ней был джинсовый комбинезон для беременных с коротенькими шортами, а под ним только атласный желтый лифчик. На ногах кеды и розовые носочки. Сегодня она была блондинкой.
- Ты сама вынесла мебель?
- Нет! Кое-кто помог, - кокетливо бросила она, и змей ревности в его груди поднял голову.
- Что ты хочешь сделать?
- Комнату ребенка.
- Не надо ли было сначала это со мной обсудить?
Она промолчала. Андрей оперся о косяк и наблюдал за женой. Она поддевала края шпалер ножом, а потом полосками отдирала.
Ему бы надо уйти, не смотреть на неё так долго, не скользить взглядом по стройным ногам, по округлившемуся животу. Странно, что ей двадцать. Он бы не дал больше шестнадцати, такая она была аккуратная. Ловкими неторопливыми движениями она отбрасывала куски бумаги, переставляла стремянку, взбиралась на неё и цепляла новые края. Воспоминания о том, как выглядит спящая Ольга, с рассыпанными по подушкам шёлковыми волосами, с обнаженной атласной кожей на фоне простыней, заставили его тело сжаться от мгновенно вспыхнувшего желания. Проигнорировав его, Андрей отвел глаза. Пыль кружилась в воздухе и садилась на его костюм, отчего из темно-синего он превращался в грязно-серый. Андрей почему-то подумал про Ярослава. В его жизни тоже была женщина, перевернувшая всё вверх ногами.
Не надо было ему этого говорить, но он спросил: "Тебе нужна помощь"? Ольга не ответила. Он представил, как прислоняет её к стене и заводит руки за голову. Андрей наклонился к шпателю, поднял его и принялся озлоблено сдирать голубые куски, не потрудившись переодеться. Только скинул пиджак. Они долго в тишине работали подле друг друга. Слышался лишь хруст бумаги и чирканье инструментов. Когда стены стали абсолютно голыми, Ольга обвела комнату взглядом. Она выглядела довольной. Глаза Андрея сверлили дыры в её черепе, пытаясь увидеть, что таится в этой заполненной неизвестно чем раковине.
- Я покрашу стены в сливочный цвет, а Вика создаст для мелкого волшебную страну. Показать эскизы?
- Она уже нарисовала? - равнодушно спросил он.
- Да. Давай только сначала с пола уберем.
Они смотали что было возможно в рулоны, сложили в огромные черные мешки, и он отнес их вниз. Когда вернулся, Ольга заканчивала подметать в комнате. Он переоделся в домашние брюки и белую футболку. Посмотрел на себя в зеркало. Он всё ещё не мог привыкнуть к новому образу. Конечно, до квадратиков на животе ещё работать и работать, но он уже превратился в нормального парня. Такого, каким помнил себя лет этак десять назад. Мать вздыхала, что Ольга его не кормит, и он стал весь жёлтым. Отец хлопал по плечу и уважительно поджимал губы. Только жена никак не реагировала.
Андрей вышел из гардеробной и нашел Ольгу в столовой. Она расположилась на диванчике, просматривая небольшие рисунки. Андрей сел рядом. Голые плечи соприкоснулись, и он немедленно почувствовал тепло. Отодвинулся. Почему бы ей не надеть что-нибудь пуританское вместо нижнего белья и шляпы? Недостаточно того, что у него постоянная эрекция?
Наброски оказались интересными. Детскую предполагалось разделить на две части: справа стены были расписаны белыми облаками и парящими в воздухе цветами. Стояла люлька и кресло-качалка. С картинок так и веяло младенцами, маминым теплом. На левой стене было изображено яркое дерево, на ветвях которого сидели добродушные зверьки - белочка, пантера, мишка, разноцветные птицы. Здесь были оборудованы качельки, маленькая горочка, кубики.
- Очень красиво. Только не пойму, вы собираетесь это сделать своими руками?
- Да, - она быстро посмотрела на него, потом уткнула взгляд в картинки, - ты мог бы дать мне денег на ремонт..., на материалы..., колер?
Она, что собиралась и клеить сама? Дышать краской, гвозди забивать? Ковролин стелить? Андрея покорежило: она думала, что он не мог заплатить мастерам? Он открыл рот, но вместо слов возмущения выдавил совсем другое.
- Да, - он опустил взгляд на лифчик, - как только ты снимешь всё это с себя.
- Есть ли предел твоей наглости? - Ольга изогнула шею.
- Нет, - отрезал он, - для меня вообще нет никаких пределов.
- Это будет стоить очень дорого, - голубые глаза сверкнули дерзко, но щёки зарумянились стыдливо.
- Милая, ты попала по адресу.
Она промолчала. Андрей про себя решил, что не станет ничего говорить, пока не увидит её всю. Ольга напряженно застыла.
- Я сниму, и ты дашь мне денег?
- Ты всё правильно поняла.
Она спустила одну бретельку: Андрей видел сеточку складок на её плече. Еще сильнее покраснели щеки, но она спустила вторую. У неё была небольшая грудь. Он прекрасно помнил: упругая и чувствительная. От желания поторопить события, наклонится, взять в рот сосок прямо через канареечный атлас, распух язык, но Андрей не двинулся. Поднял глаза на девушку. Она сглотнула. Опустила лямки комбинезона и освободила руки.
- Мне ведь теперь придется спать в твоей спальне, - Ольга затаила дыхание, вопросительно посмотрев на него.
- Продолжай.
- Ведь мне негде спать, пока... ремонт.
- Продолжай раздеваться...
Оля расстегнула пуговицы по бокам шорт и немного стянула их. Он мог видеть её полосатые хлопковые трусики. Её аккуратненький живот чуть приподнимался над ними. Она потянулась к его губам, но Андрей отстранился. Ещё немного и он готов был взорваться. Ольга посмотрела растерянно, но потом, кажется, взяла себя в руки, решительно стянула джинсу. Осталась перед ним в одном исподнем. Её кожа была тонкой и гладкой, юной. Оля снова посмотрела.
- Это всё, на что ты способна? - Андрей нахмурил лоб, - не уверен, что хватит на обои.
Она метнула рассерженный взгляд и освободила одну грудь, потом вторую. Его желудок произвел прыжок, но он промолчал. Лифчик спустился на талию. Андрей приказал себе не дышать слишком бурно.
- Мы могли бы пойти в спальню? - "Кажется, его жена нервничала"?
- В спальню?
- Ты собираешься только смотреть на меня? Или мы всё-таки будем что-то делать?
- Я решу это после того, как увижу тебя всю.
- Ты мог бы хотя бы не быть ледышкой?
- Продолжай.
Ольга взялась за резинку трусиков, приподнялась и стянула их одним движением. Она осталась абсолютно голой перед ним. Она ему нравилась. Она не смотрела на него, уставившись в пол. На кого же она похожа? На маленькую обиженную лесную нимфу. На беременную его ребенком лесную нимфу. Андрей провел кончиком пальца по голому бедру, описал линию живота, поднялся к груди, коснулся, не задев соска, повернул к себе её голову и поцеловал. Слишком долго, чтобы можно было казаться равнодушным. Ольга вся выгнулась ему на встречу, предлагая себя.
Надо же, как он вляпался! За какие-то пять минут умудрился испортить всё, чего пытался добиться, полностью игнорируя её! Андрей отстранился, встал, успев уловить Ольгин растерянный взгляд. Отвернулся к окну, потому что, хотя и пытался выглядеть бесстрастным, нервы его звенели.
Её дыхание сбилось, но она старалась не подать виду. Напряжение заволокло комнату. Молчание длилось бесконечно долго. Все это время Андрей пытался взять себя в руки.
- Как ты это делаешь? - наконец, спросила она.
- Делаю что? - не понял Андрей, пытаясь справиться с собой, придумать какую-нибудь шутку.
- Целуешь меня так..., а затем превращаешься в кусок льда.
Он пригладил рукой волосы в надежде успокоиться. Нечего ему с ней выяснять. Просто надо уйти. Не надо было целоваться. Просить её раздеться - тоже не надо было. Это было безумием. Шорох одежды заставил Андрея обернуться. Она со злобным видом натягивала шорты, не позаботившись о трусиках. Её руки дрожали - он это прекрасно разглядел.
- Оль, - позвал он, но она не обратив внимания, схватила боты и пошла прочь, - послушай, Оль, - она не остановилась, - думаю, ты заработала то, что просила, - Ольга не обернулась, - слушай, я стараюсь делать как лучше для нас обоих.
Он уже не был тем глупеньким юнцом, неуверенным и робким, отступавшим под давлением обстоятельств или упрямых людей. Он двинулся за ней, силясь объяснить, что для неё самой было бы предпочтительнее, чтобы они держались друг от друга подальше. Самое главное в их отношениях не секс, не постель, давно уразумел Андрей, для них было важно протянуть мостик от сердца к сердцу. Это он и пытался ей втолковать. Если сейчас они не добьются духовной близости, он сам себя не сможет уважать. Уж не говоря о том, что если они не найдут общего языка, ребёнку придется видеть отца или мать только по выходным. Она остановилась в проеме и равнодушно уставилась на него.
Он распинался, запутанно блуждая в развалинах фраз, Ольга безразлично слушала, переминаясь с ноги на ногу. "Не дай её молчанию победить", - велел себе Андрей, но жена продолжала смотреть на него с тем упорным спокойствием, которое он видел в зоопарке на мордах у верблюдов.
- Ну как тебе разговаривать со стенкой? - бросила она, в конце концов, и захлопнула дверь перед его носом.
Он опешил. Не слишком ли часто они хлопают дверьми? Ему страшно захотелось ворваться в комнату и грубо взять её там, где застанет. Он рванул ручку на себя и увидел её презрительные и одновременно испуганные глаза, схватил за плечи, прижал к себе и поцеловал. Чёрт возьми, как всё-таки сильно он её хотел! Его пальцы погрузились в её волосы, а твердые мужские бедра прижались к мягким девичьим. Если она не почувствовала ещё, что сделала с ним, то сейчас самое время. Он легко приподнял её, взяв под мышки, ступил к кровати и аккуратно опустил, не прекращая целовать. Стянул лифчик и комбинезон, попутно освобождаясь от одежды.
Внутри него все загорелось огнем, который подпалил и сердце. Он знал раньше и теперь убедился, что как только он прикоснется к ней, он потеряет способность контролировать свои поступки и уже не сможет остановиться. Так было в тот первый раз. Повторялось из раза в раз и сейчас в том числе. Словно ты идешь по дороге, не подозревая, что следующий шаг сделаешь в пропасть. Не успеваешь оглянуться, ты уже летишь к центру земли, и свободное падение не просто пугает, оно сковывает леденящим ужасом. Но полет не прекращается и самое страшное, что ты можешь представить: то, что ты разобьешься всмятку, не происходит. Крах превращается в нечто особенное. Разумные мысли выплывают, одерживают верх над испугом. Это не просто мысли, это упоение, и эйфория, и экстаз, и самозабвение одновременно.
Он сгорал от желания. Он ловил её губы своими и слышал звуки, которые так и не покидали её горла. Она забилась в его руках, пытаясь вырваться, яростно отталкивая его, но поняв, что попытки бесполезны, затихла, перестала бороться с ним. А может быть с собой. Через минуту он ощущал, как льнет к нему её хрупкое тело, чувствовал, как бьется её сердце, как она начинает задыхаться. Губы его жены были пьянящие и жгучие, как коньяк. Он целовал и целовал её, содрогаясь от волнения и вожделения, бушевавшего внутри. Он уже не пытался спасти собственный рассудок. Ольга дрожала. Под его пальцами её сердце билось ещё сильнее, ещё торопливее.
Они занимались любовью быстро в первый раз, потом медленно, заполнив паузу поцелуями и ласками. Андрею давно не было так хорошо. Пропади оно пропадом, всё благоразумие!
В сгустившихся сумерках, когда они лежали на горячих простынях, он провел пальцами по её руке, подул на хрупкое плечико, остужая. Оля прижалась теснее и спрятала лицо на его груди.
- Я люблю тебя, - сказала она тихо и коснулась губами кожи. Андрей застыл: он не хотел, чтобы она врала. Не сегодня.
- Ты не должна..., - начал он, но Ольга стремительно прижала пальцы к его губам. Они пахли её теплом.
- Да, не должна, - она опустила ресницы, словно прикрывая воспоминания о боли, - не должна, но..., это правда, - Ольга вздохнула и теснее приникла к нему. Он принял её в свои объятия, крепче стискивая плечи, - мне это нужно, понимаешь? Нужно всё сказать тебе. Моего первого парня, и правда, звали Вадимом, - он воочию представил, как рот Ольги скривился. Андрей тяжело вздохнул: он не хотел откровений в супружеской постели. Но если её что-то беспокоило, его долг, как мужа, - помочь преодолеть страхи. - Он был во всех отношениях первым, - медленно говорила Ольга, - первый, кого я отчаянно полюбила, первый, пригласивший меня на свиданье, первый в моей кровати. Так много всего, в чем он был первым, - Оля перевела дыхание, - сомневаюсь, что кто-то переплюнет его, - она зашуршала, покачав головой, - первый, кто бросил меня. Я не хочу называть ребёнка в честь него, поверь, - она подняла на него глаза, пытаясь увидеть реакцию, - он не тот, о ком я хочу вспоминать каждый день по сто раз. Я не хочу видеть его в ребёнке. Малыш всегда будет напоминать о тебе. Но да, я хочу, чтобы сын помог мне забыть это имя. Хочу, чтобы слыша "Вадим", я думала о своей семье - не о человеке, который вытер об меня ноги. Не то, чтобы это имя ничего не значит. Значит. Боль. Страх. Я скажу тебе, что не люблю его больше - ты не поверишь мне. Если я скажу, что люблю тебя - не поверишь тоже. Мне не важно, как мы назовем ребёнка. Можешь выбрать любое имя. Сережа, Петя. Я люблю его даже без имени, - Ольга погладила живот, и Андрей положил свою руку на её ладонь - его сын чуть заметно пошевелился. - Вадим был моим солнцем. Он был моей кожей. После его ухода ни один парень не бросал меня. Я всегда делала это до того, как отношения доходили до точки невозврата. Не позволяй мне сделать это с нами. Не отпускай меня. Не бросай. Люби меня, потому что я люблю тебя.
Он видел, как менялось её поднятое к нему лицо, её чувственные губы тронула молящая улыбка, брови сошлись над переносицей. Ольга вся потянулась к нему, каждой черточкой убеждая забыть прошлое, не зарывать тропинку, которая тянулась между ними, не оставлять рук друг друга.
- Не отпущу, - сказал Андрей и поцеловал её волосы. Он хотел добавить "что бы ты ни делала", но не стал. "Не буди лихо, пока спит тихо" - подумал про себя. - Не брошу, - он был счастлив, что не отступился месяц назад, не позволил собственной неуверенности и Ольгиному страху победить. Он не ошибся: правильно выбрал путь. - Никогда, - добавил шепотом и приник к губам. Он не дал бы развода, даже ни будь Ольга беременной. Он давно и бескомпромиссно решил, что лазоревые глаза будут принадлежать только ему, - я никогда не оставлю тебя.
- Обещаешь? - Ольга подняла ресницы, её голубые озера, словно ночной океан, блестели в темноте.
- Обещаю, - Андрей провел рукой по мягким волосам, благоговея, - только ответь на один вопрос.
- Какой?
Он потянул минуту, раздумывая, озвучивать ли свое колебание.
- Тебе и вправду думается, что ты любишь меня?
Она опять выдержала паузу, варварски захватив его в тиски сомнения.
- Да, - Ольга мечтательно пробежала пальчиками по его скулам, подбородку, шее, - понимаю, тебе сложно в это поверить, - печальный вздох тепло прокатился по его груди.
- Почему же: ничего сложного, - буркнул он, - нет ничего невозможного для влюбленного мужчины, - она взял её руку и задумчиво разглядывал её. На этот палец четыре месяца назад он надел обручальное кольцо. Он тогда уже любил её. И ещё раньше. Поцеловал ноготки и кожей ощутил Ольгину улыбку. Её ресницы щекотали его волоски. Она смирно лежала в его объятиях, прижимаясь щекой к груди, и его сердце изнывало от благодарности к этой удивительной девушке. Где-то играла музыка, слышался шум машин за окном. В коридоре кто-то хлопнул дверью. Он знал, что никогда не сможет разлюбить её. Ему не было страшно. Несмотря на сложности последних месяцев, на стычки, на прошлое, несмотря ни на что, они всегда будут вместе. - Хотя постой-ка, думаю, мне требуется кое-что, чтобы увериться в твоей любви, - Андрей потянул её верхом на себя, целуя шею.
Эту ночь они почти не смыкали глаз: перемежали объятия коротким сном, смехом, тихими разговорами и долгим молчанием. Они, словно вырвавшийся из плена бури корабль, плыли по легким волнам безбрежного океана. Они, наконец, верили, что и тишина в комнате, и спокойствие стихии, и любовь в семье будет длиться вечно. Огни города проникали в окна, оставляя на стенах и мебели бело-синие блики и малюсенькие волшебные искорки. Ольга шепотом корила его за расстояние, которое он держал между ними все последние дни, за грозный вид, от которого, как она сказала, у нее дрожали колени, он смеялся и сетовал на неё саму.
Она была прекрасна, как всегда, его жена, если даже не больше. Серебряный, золотой, кремовый, и розовый цвета. Её губы были красными, как алый бархат. Она била его кулачком в грудь и говорила, что никогда не простит его жестокости и пренебрежения. Он не старался увернуться от ударов, но хватал её и притягивал к себе.
- Пусти меня! - требовала она, но он только любовался ей, её грудью, голубоватыми жилками на ней и темными сосками.
- Не сейчас, - он зарывался в волосы и щекотал её за ухом. Ольга хихикала и покрывалась мурашками.
Хотя они не спали всю ночь, ни усталости, ни дрёмы оба не чувствовали. Лёгкое, пьянящее возбуждение, казалось, не оставляло обоих. Их переполняли фантастические чувства и ощущения, она желала его, он стремился к ней. Его руки мягко перебирали её волосы или скользили по круглой талии там, где качался в теплых водах их ребенок. Они решили, что назовут малыша Петром, а в крестных ему возьмут Ярослава и Вику.
- Вместо того чтобы работать, - рассказывал Андрей Ольге, - Ярослав теперь сидит за столом в кабинете и досконально изучает этот её сайт. Он, видите ли, не может поручить это другим людям, потому что от степени его знаний зависит его будущие. А также будущее ребёнка, которого он возомнил своим. Когда кто-нибудь подает ему простейшую бумагу на подпись, он морщит лоб и говорит, что сделает это позже, но не делает, - возмущался Андрей, - никогда. В понедельник, когда я явился к нему выяснить, почему задержаны счета транспортной компании, он выбирал цвет ковролина для спальни! Когда я вышел из себя и начал орать, он просто сказал, чтобы я заткнулся. И спокойно продолжил свое занятие.
Ольга затряслась от смеха.
- А почему ты решил, что в его жизни есть что-то важнее цвета спальни?
- Да он никогда не был таким!
Ольга развеселилась ещё пуще. Она долго безжалостно задавала ему вопросы о Выгорском, и с каждым ответом её настроение всё улучшалось и улучшалось. В конце концов, она спросила: - Я, надеюсь, ты помирился со мной не для того, чтобы иметь подступы к Вике?
- Нет, конечно! - вскричал он, - твое предположение возмутительно!
- Лучше спросить, чем мучиться сомнениями, - прошелестела сирена.
- Отлично замечание. Впредь прими его на вооружение, - Андрей поцеловал её макушку. Разве его жена могла любить кого-то еще, если у неё в глазах светилось счастье? Оля являла собой воплощение беременности. Спокойные плавные движения, мелодичный голос. Добродушная, мягко-таинственная улыбка. Боже, как он любил её!
Сердце его трепетало и страстно захотелось, чтобы он знал Ольгу много-много лет до того, как они встретились. Он хотел бы знать её пятилетней девочкой и выпускницей школы. Знать её, дуть на разбитые коленки, помогать решать задачи, учить плавать...
Под утро Ольга не позволила вылезти ему из кровати.
- Только не сегодня, - умоляюще прошелестела она, когда прозвенел будильник, - прошу тебя. Ещё не все ясно. Я не хочу, чтобы ты уходил, пока мы не поговорили обо всем на свете.
- Я не уйду, - успокоил он, выключая звук и прижимая тёплое тело к себе, - пока ты сама не попросишь, - он взял её ладонь в свою и поцеловал кончики пальцев, - нет, не так: не уйду, даже если будешь просить.