На просьбы о "самой распоследней балладе, и непременно о любви" великодушно улыбнуться и перехватить поудобнее гитару. О любви Дельвин никогда песен по-настоящему не писал, справедливо полагая, что нечего описывать то, в чём он не разбирается. Но раз уж юные девы просят, то почему бы и нет? Менестрель сосредоточился: "Ну, Дайреман, не подведи!" И божество воинов и музыкантов не подвёл. Полилась причудливая вязь музыки, и Дельвин запел. Строки, о которых он и не знал никогда, срывались с его губ так уверенно, словно он месяц бился над шлифовкой баллады:
Когда бы я знал свою милую,
То был бы действительно счастлив.
Но как она, где она, кто она,
Ведают только ломастер и мастер
Душ наших. Тонкие нити
Судеб свила Мудрая дева,
Распределив, кому жизнь, кому Небо,
Кому любовь. Но расплетите
Клубок дней, и ночей, и вина,
Что Сказочник выдумал для того,
Чтоб не встретил никто Своего!
Справитесь Вы? Вот-вот, старина...
И намудрил же! Но слушателям вроде нравится, хотя после двухчасового концерта они скушали бы даже произведение шестнадцатилетней девицы, не умеющей держать в руках гитару. Та-ак, смена темы...
Так и я не могу отыскать среди миллиона очей
И тысячи тихеньких шёпотов
Единственный голос и дивные карие омуты,
Отраду бессонных ночей.
И вот, коченея, бреду сквозь ненастья,
Заботы и ненависть стылую.
Ах, если б я знал свою милую,
То был бы действительно счастлив.
Извлекая из гитары заключительные аккорды, Дельвин про себя улыбался. Забавно, глаза юных девушек подёрнулись мечтательной дымкой: каждая воображала себя пресловутой "милой" прославленного менестреля. Их маменьки наслаждались божественной (ну да, всё от Дайремана!) музыкой. Папеньки, понимающие только боевые песни да баллады о крепкой дружбе, которые пелись с бОльшим знанием дела, с важным видом кивали головами. И никто не обратил внимание на ужасающую самого менестреля неискренность баллады. Ну да и Мудрая с ними!
Дельвин обворожительно улыбнулся и благосклонно смотрел на наполняющуюся серебром шляпу. Вечером можно было спокойно позволить себе отдых и не заботиться о том, что он, потратив все деньги, будет делать завтра. Ведь сегодня - девятнадцатое зийтара, день, когда нужно приобщаться к творчеству, вечер, когда никто не обижается ни на одну шутку, а веселье бьёт ключом, и можно и возможно всё. День рождения Мудрой и Сказочника, близнецов, создавших этот мир.
Пока Дельвин укладывал гитару в футляр, приобщённые к искусству горожане потихонечку разошлись, обсуждая, как же им повезло: услышали самого Дельвина Кай-Дайре, любимца Дайремана. Кто-то ведь и всё свое состояние положил бы на это! Счастье, что в День Вина оплата всем, кто веселит народ, шляпная: кто сколько может. И почему никому не приходит в голову, что на трактах и в маленьких городах всё точно так же, и серьёзные концерты менестрель даёт только в Карналли?
Дельвин вздохнул. Он поднялся с насиженного места и побрёл в гостиницу, отсыпаться перед ночными гуляниями.