В ту ночь маленький бес так и вился около большого своего наставника. Старший обещал ему первому показать новейшее своё изобретение. Вдвоём они приблизились к некоему художнику, что заснул прямо за столом перед россыпью небольших картинок, двадцати двух штук. Бесёнок почесал в затылке:

- Что же это? Всего лишь разукрашенный картон. А ты обещал такое, что низведёт тысячи смертных!

- Вот и видно, что ничего ты пока ещё не понимаешь в людях, - самодовольно ответил крупный бес. - Это - гадательные карты.

- Гадательные! - в восторге заверещал малыш. Но тут же снова засомневался: - А разве гадания порочны не потому, что заставляют человека браться за всякие противоестественные вещи и хранить их? Внутренности, там, или черепа... Эти же картинки по людским меркам довольно-таки обычны, даже красивы.

- О нет, нет. Гадания нужны для того, чтоб люди побольше доверяли нам и поменьше - Вышним. Чем удобнее дорожка, тем охотнее её предпочтут всем прочим, а что может быть удобнее хорошеньких маленьких картинок? Знаешь, страшно подумать, кем стали бы некоторые из магов, если бы не опирались на нашу хитрую мудрость, а продолжили искать сложного и узкого пути, подобного горной тропке в Андах. Пророками, праведниками, что обличали бы нас? Если падёт один из таких, это стоит десятка простаков, малец. А что карты красивы - в том-то и вся шутка. Люди до самой серёдки проникнуты верой в красоту. Помнят, смертные твари, совершенство Эдема! - мохнатый потемнел и забурлил от гнева, на момент потеряв обычный облик. - Так и осталось у них заведено: чем искуснее сделана вещица, тем ближе к добру, кажется им. Потому запомни, что искусников любого рода следует хватать в первый черёд. И, знаешь, ты не так уж и ошибся: без добра тут тоже не обошлось. Послушай-ка историю одной из этих карт, или Арканов, что зовётся "Мир"...

Младший бес навострил ушки.

- Жила в иной земле простая и набожная крестьянская девица, именем Ника. Не то, чтобы соблюдала учение Вышних, но свои простецкие молитвы читала исправно. Одному из нас это надоело, и он решил извести девчонку. Может, то был и я... Мы, старые Нижние, так часто менялись памятью, что уже не разберёшь, где чья... Так вот, этот хитрец однажды вечером сотворил Нике видение.

Стояла ясная и звёздная ночь, пахучий летний воздух будоражил сердце молившейся у раскрытого окошка девушки. Самое время было рискнуть! И он рискнул: протянул серебристый канат от самых её ножек до небесной дали. Ника в восхищении тут же сделала первый шажок. У того народа одни лишь монахи знают, что не всякому прекрасному видению можно доверять; здешнему же это вовсе не известно. Простому человеку не подняться на большую высоту: если он кое-как взберётся и не потеряет равновесие среди вязкого околоземного воздуха, то уж в нежнейшем поднебесном ничто его не удержит. Но вот сделала Ника шаг, другой - и вдруг заметила на себе какую-то ниточку, сбросила её. Верно, то подсказал ей незримый для нас ангел, разве могла простая крестьянка догадаться? Ниточка та была её девичьей хвастливостью.

Шаг, другой - и она смахнула колючую шерстяную непокорность, затем цепкую любовь к лакомствам. Бес, увидев, что не ладится его дело, начал было от низов сматывать свой канатик в клубок. Но где там! Ника вдруг помчалась вверх, словно лань, что во время засухи почуяла живой ручей. Она вилась веретеном, она танцевала на серебряном луче и с каждым взмахом руки избавлялась от всего, что её отягощало. Мало-помалу, нитка за ниткой она стала распускать даже свою одежду.

Видишь ли, малец, редкий человек осмелится избавиться от того, что ближе всего к его дрожащему мягкому сердечку. Смертные убеждены, что их наряд - и есть они сами. Все эти тонкости, все эти мненьица и мимолётные мысли, в которые они кутаются, кажутся им последней рубашкой. Сорви - и тут же погибнешь! Но Ника не пожалела ничего. Её пальцы наощупь узнавали то, что не каждый и подметит в себе: каждое "вот бы мне такие серьги" и "сойдёт и так", каждое осуждающее покачивание головой или манящее подмигивание, легкомысленность, небрежность - прочь, всё прочь! И когда Ника лишилась всего и замерла у края каната под самой небесной твердью, явилось четверо ангельских вестников - вот они на карте, по углам - и подхватили её, не дав упасть. Затем же вознесли девицу в свои верхние запределья...

- Ты рассказываешь такие ужасные вещи, - дрожа, сообщил бесёнок. - Я никак не соображу кое-чего. Если история этой карты столь омерзительно чиста и угодна Вышним, то как же мы наносим ею падение и зло гадателям?

Старший бес мелко захихикал и смеялся долго-долго.

-Вся хитрость в том, что рисовали эту картинку не ради блага, а из гордыни. Из-за этого она едва способна отобразить ту, как ты выразился, чистоту, которая могла бы нарушить наши планы. И уж тем более в ней нет ни единого указания, ни единой опоры для того, чтобы заблудший гадатель научился у Ники, уподобился ей. Нет! Вытянув её из колоды, он вберёт в свою душонку разве что сладкое чувство величия, не подозревая о большем. Такая липкая шелковистая ниточка! Он вообразит о себе, что карта возвещает ему нечто значительное. Стояние над миром или прославление ангелами... Тут мы с тобой его... За ниточку-то... Хвать!

И оба беса покатились со смеху.